Показать все теги
II
Шестнадцатилетний Юрий Хмельницкий вовсе не был такой гетман, какого требовало тогдашнее положение Украины. Юный и неопытный, он не отличался ни блестящими способностями, ни характером. Одни из желания услужить Богдану при его смерти, другие из боязни, чтоб не навлечь на себя гонения от его родственников и друзей, признали Юрия гетманом на Чигиринской раде. После смерти старика возник ропот между старшинами и заслуженными козаками. Иные вспоминали свои раны и многолетние труды и стыдились повиноваться мальчику, не нюхавшему nopoxa; других волновало явное нарушение казацких обычаев, по которым у козакав в начальники выбирали людей достойных и опытных. Многие из старшин досадовали потому, что, без выбора Юрия, вольная рада могла бы предоставить начальство им; более всех был внутренне недоволен Выговский. Столько лет он был первый человек после гетмана; и в Украине, и у соседей прославился он умом; сам Хмельницкий, для вида, отклоняя казаков от выбора Юрия, предлагал в гетманы Выговского. Выговский смотрел на избрание Юрия, как на похищение булавы у себя. Но старик Хмельницкий препоручил Выгов- ско.му руководить сына. Хмельницкий столько лет почитал Выговского другом, и потому Выговскому меньше, чем кому-нибудь другому, можно было действовать к изменению последней рады. Выговский должен был притворяться и уверять в совершенном равнодушии к почестям и нежелании принимать начальство. 14 августа он писал к воеводе путивльскому Зюзину, что «гетманом все старшины оставили пока Юрия Хмельницкого; а впредь как будет, не ведаю; но скоро по погребении тела будет рада всей старшины и некоторой части черни: а что на ней усовету- ют, не ведаю». Таким образом, в письме к пограничному московскому воеводе он дал понять, что назначение тогдашнего гетмана может измениться. Но что касается до себя, то он уклонялся от всякой надежды. «После воинских трудов, — выражался. он, — я рад опочить, и никакого урядничества и начальства не желаю.» Чрез несколько дней после того, 21 августа, он говорил не так уже присланному от того же воеводы гонцу: Гетман Богдан Хмельницкий, умирая, приказывал мне быть над сыном его опекуном, и я, помня приказ его, не покину сына его; и полковники, и сотники, и все Войско Запорожское говорят, чтобы мне гетманом быть, покамест Юрий Хмельницкий вырастет и будет в совершенном уме.
Иезуитская изворотливость нашла себе лазейку, — говорит украинский летописец.
Как друг семьи Хмельницкого, Выговский начал представлять молодому Хмельницкому его опасное положение, — с сожалением извещал его, что козаки ропщут и не хотят повиноваться такому молодому гетману. Молодой Юрий просил совета: что делать? Выговский советовал отказаться перед радою от гетманского звания, чтоб этим поступком снискать любовь и расположение народа. Между козаками издавна велось обыкновение, что избираемый в начальники несколько раз отказывался от предлагаемого достоинства и принимал его тогда только, когда рада как бы насильно принуждала его к этому.
Чтоб отклонить от себя всякое подозрение, Выговский говорил, что и он оставит свою должность и ни за что не будет писарем, если Юрия не оставят гетманом.
Так же точно обозный Тимофей Носач, воспитатели Юрия — Ковалевский и Лесницкий, и судья Зарудный подтверждали Юрию вести о всеобщем ропоте козаков, советовали ему отказаться от гетманства и уверяли, что и они, из приверженности к Юрию, не захотят оставаться при своих должностях, а предоставят вольной раде распоряжение Украиною и выбор гетмана и старшин. Молодой Юрий согласился отказаться, в надежде, быть может, что эта покорность раде утишит ропот и он останется гетманом.
Оповестили раду. Выговский писал к тем из полковников, которые не были при смерти Хмельницкого, чтоб они явились с козаками из своего полка для избрания гетмана, а между тем дарил и угощал старшин и значных козаков, собрал к себе толпу простых козаков из разных полков, выкатил им горилки, устроил несколько обедов и ласковым обращением расположил их к себе.
В воскресенье, 24 августа, довбиши ударили на раду. Выговский и преданные ему старшины назначали ее во дворе Хмельницкого, для того, чтобы поместить там только таких козаков, которые будут расположены к ним: это были задобренные обедами и горилкою; впрочем и расположенные к Выговскому не все знали, что он ищет гетманства. Когда во двор набралось довольно козаков, ворота заперли наглухо, и огромная толпа козакав и поспо- литых стояла за двором.
Из дома вышел 'Юрий с булавой в руке, за ним несли бунчук, осеняя его.
«Панове рада! — сказал Юрий: — благодарю нижайше за гетманский уряд, который вы мне дали, памятуя родителя моего; но по молодости лет и по своей неопытности я не могу нести столь важного достоинства. Вот булава и бунчук. Выбирайте в гетманы другого, старше меня и заслуженнее».
Он положил знаки гетманского достоинства на столе, поклонился и ушел в дом.
Выступил Выговский, проговорил благодарность за писарский уряд, отказался от него, поставил свою чернильницу — знак писарского звания, и ушел.
Обозный положил свой пернач, судьи — свою печать, отказались от урядов и удалились.
Собрание молчало. Козаки поглядывали друг на друга с вопросительным выражением лица; иные хотели провозгласить Выговского, но боялись. Булава лежала среди двора, и «много было таких, — говорит летописец, — которые хотели ее взять, но не смели без воли народа».
Между тем, за воротами раздался ропот. Посполитые ломились в ворота. Тогда есаулы, расхаживая между козаками, кричали: «кого желаете наставить Гетманом?»
Все молчали. Есаулы несколько раз повторили вопрос.
«Хмельницкого! — раздалось в толпе: Хмельниченко, нехай буде гетьманом!»
«Панове рада! — сказал Юрий: — я младолетев и неопытен, я не в силах управлять народом, а к тому еще я, от ведавней смерти родителя, в большой тоске и печали».
Некоторые сотники говорили так:
«Пусть будет Хмельниченко гетманом; хотя он и молод, да слава наша пусть будет такова, что у нас гетманом Хмельницкий. Пока он молод, — будут научать его добрые люди, а возмужает — сам будет управлять. Пусть и Выговский, и Носач, и все будут на своих урядах; как при покойном батьку Хмельницком було, так и теперь пусть будет».
Юрий, наученный Выговским, отрекался. Козаки кричали: -
«Не позволим, не увольним Хмельниченка от уряда гетманского!»
Хмельницкий представлял, что ему, по летам его, надобно учиться, а гетману надобно быть при Войске и предводительствовать казаками.
Тут какой-то сотник, расположенный к Выговскому, сказал:
«Пусть булава и бунчук остаются при Хмельницком; нашим гетманом будет Хмельницкий, а пока он возмужает — Войском командовать будет Выговский, и булаву и. бунчук будет принимать, когда нужно, из рук у Хмельницкого, а воротившись, опять будет отдавать ему в руки.»
Выговский с видом покорности и смирения представлял свое недостоинство. Козаки усильно требовали.
«Дайте время одуматься, панове рада! — сказал Выговский: — не могу теперь решиться принять на себя такое важное звание. Отложите до другого времени».
Рада дала ему три дня срока.
В среду, 27 августа, рада опять собралась в тот же двор. На этот раз, прежде чем успели затворить ворота, набралось во двор множество простых козаков.
«Хмельницкого! Хмельницкого!» — кричали они, и ломились в дом.
Юрий вышел и опять отказывался. Козаки требовали, чтоб он остался гетманом и чтоб до его совершеннолетия управлял Выговский.
Выговский опять разыгрывал роль нежелающего. С потупленным взором, с видом смирения, со слезами в глазах, он благодарил раду за честь, просил выбрать людей более его способных. Но чем более кланялся и отказывался Выговский, тем упорнее козаки избирали его предводителем. По козацкому обычаю, толпа начала сопровождать бранью свой выбор, тогда Выговский, как бы нехотя и единственно уступая голосу народа, согласился. Толпа была в восторге!
«Теперь я спрошу вот о чем, — сказал Выговский: — молодому гетману надобно учиться; по воле блаженной памяти родителя, ему надобно дать воспитание; ему надобно быть в училище, а потому ему трудно будет подписываться на листах и универсалах. Когда клейноды будут у меня, то и подписываться придется мне. Как же рада прикажет мне подписываться?»
Сперва это озадачило козаков. Но тут какой-то доброжелатель Выговского выскочил из толпы с разрешением вопроса.
«Пусть паи Выговский, — сказал он, — подписывается так: «Иван Выговский, гетман на тот час Войска Запорожского», потому что в то время, когда у него будут клейноды, настоящим гетманом будет он».
Простые козаки были просты, — говорит летописец, — они не провидели ничего особенного и согласились, сказавши: «добре, нехай так! Служи, пане гетьмане, верно его царскому пресветлому величеству и будь гетманом над Войском Запорожским и чини нам добрую справу».
Выговский, взяв булаву, сказал: «Сия булава доброму на ласку, а злому на карность; а манить я в Войску никому не буду, коли вы меня гетманом избрали; а Войско Запорожское без страха быть не может!»
«Вычитай же нам, — сказали полковники, — новооб- ранней пане гетмане, великого государя жалованную грамоту, чтобы мы знали, на яких волях пожалованы мы от его царского величества».
Тогда гетман прочитал всем вслух грамоту.
По окончании чтения старшины сказали:
«На милости государской бьем челом и служить всем Войском Запорожским рады вечно, и он, великий государь, пусть нас не выдает своим неприятелям».
По другому известию, переданному Выговским в Москву, когда избрали Выговского, противником его явился Григорий Лесницкий, которого покойный гетман отправлял против татар с сыном своим и дал ему булаву и бунчук в качестве наказного гетмана. Опираясь на это, Лесницкий не хотел отдать булавы. Выговский посылал к нему Юрия Хмельницкого, — Лесницкий упорствовал, и отдал булаву. тогда только, когда его принудили казаки, через неделю.
Так кончилась эта знаменитая рада. Выговский послал к запорожцам и льстил им, уверяя, что он не почитает себя настоящим гетманом, пока сечевое товарищество не признает его; послал, с согласия рады, посольство в Крым, отпустил с уверениями приязни к королю польского посла Беневского, которого казаки, из старой ненависти к панам, чуть-было не убили. В то же время Выговский, в письме своем к московскому воеводе, доносил, что Беневский прислан для -того, чтоб учинить ссору и говорил, что они его задерживают; бранил поляков, доносил, что польский король соединяется с императором и вовсе не думает мириться с Москвою и хранить данные в беде условия; что распространился слух, будто казаки поссорились с Москвою и поляки собираются, вместе с ханом крымским, на Украину. Он изъявлял готовность пролить кровь за государя. Он чернил даже своих сообщников, доносил на брацлавского полковника Зеленского, что он хотел отступить к Польше, но он, гетман, его удержал и убедил.
