Показать все теги
НА ТАИНСТВЕННОМ МОСТУ ЧИНВАТ
Здесь праотцы села, в гробах уединенных
навеки затворясь, сном непробудным спят.
...Ах, может быть под сей могилою таится
Прах сердца нежного, умевшего любить,
И гробожитель — червь в сухой главе гнездится,
Рождении быть в венце иль мыслями парить.
А. Жуковский.
Лекция в университетском городе Чандигархе прошла успешно, и теперь по приглашению знаменитого индийского археолога профессора Б. Б. Лала я еду работать в Шимлу. Там, в Гималаях, в бывшем дворце Британского вице-короля Индии находится гуманитарный центр страны — Институт Высших научных исследований. На шоссе указатель — Курукшетра.
...Я стою среди поля. Так это и есть великое поле Куру?
Три тысячелетия назад здесь гремела великая битва. Грохот колесниц, ржанье коней, воинственные кличи оглашали небо и землю.
На поле Курукшетры пришли братья Пандавы, чтобы сразиться с другим великим родом индоариев — Кауравами, жестокий и коварный царь которых Дурьодхана оскорбил их жену Драупади и похитил царство. Много дней длилось страшное сражение.
В 100000 стпхов-шлок описаны эти события в Махабхарате - одном из самых выдающихся произведении мировой литературы и фолософской мысли.
Добродетель восторжествовала, и в долгой схватке Пандавы одержали победу. Но поле Куру пропиталось кровью тысяч героев, явившихся со всей Индии, чтобы принять участие в битве, и вот все они пали и оба рода — Пандавы и Кауравы — истреблены. Перед матерями и женами, пришедшими, чтобы оплакать своих близких, предстала страшная картина:
Небывалое, приводящее трепет
поле превосходной богатырской битвы костями и волосами устланное, залитое потоками крови:
Много тысяч тел там лежало повсюду...
Махао.трати, XI, XV/, 4—7.
И тогда царь Пандавов Юдхиштхира воскликнул: «Увы, победив врага, вы оказались побежденными. Не радует меня победа, добытая такой ценой... Добро — в освобождении от страстей, в терпении, самоотвержении и непричинении зла живому». Слова царя, как и все содержание пятой книги, посвященной попытке мудрецов мирными переговорами отвратить Зитву это морально-этическое содержание поэмы, призывающей каждого стремиться к миру и честно выполнять свой долг, борясь за правду, ибо «где праведность там победа!» (Так вот, оказывается, к каким отдаленным истокам восходит миролюбивая политика, провозглашенная Махатмой Ганди и Джавахарлалом Неру!).
...Оставшиеся в живых воины собрали тела своих и чужих убитых:
Великочтимые, они сухие дрова собрали,
Разное оружие, разбитые колесницы.
На костры уложив усердно главных,
Их сожгли согласно посмертным обрядам
Махабхарата, XI, 28, 29
Почтили их «жертвами, сжигаемыми на пылающих огнях, приношением топленого масла», совершили тризну предкам, а певцы воспели подвиги великих героев, и всю ночь на поле Куру под звуки гимнов и рыдания женщин сияли блистающие очистительные огни (XI, XXVI, 37—40). А сожженные герои, «то, что радостно покидали тело в последней схватке, поистине отважные, отошли в миры подобные мирам Ин фы» (XI, XXVI, 11) и вознеслись на небо, ибо честная смерть в сражении «открывает настежь великолепные врата» небес (VII, XVII, 8, XXII, 2).
Описание погребальных обрядов индоариев и в другой великой эпической поэме Рамаяне, в шестой книге «Битва»: тело царя Раваны покрыли тканью, поместили на ложе воспев ему хвалу, понесли на место сожжения. Впереди шли знатоки Яджурведы — брахманы с горящими факелами в руках, они воздвигли алтарь, соорудили костер и поместили на него тело Раваны, окропив его маслом. Потом, совершив возлияние предкам и в жертву животных, под плач и стоны женщин зажгли костер.
Подробные предписания погребальных обрядов содержатся в Яджурведе и Атхарваведе, а в самой древней веде — Ригведе — собраны гимны, которые пели нндоарии на похоронах,
Судя по этим текстам и современным этнографическим данным, в Индии умирающий, глядя на юг, в сторону страны мертвых, просил Землю принять его. Над ним читали молитвы, «оплакивая в сумерках здешний свет, мы идем к богам, к верхнему свету», а его родственники повторяли: «Иди к солнцу!» Умершего клали к западу от домашнего очага, а затем тело везли из поселка на запряженной двумя быками погребальной повозке, в сопровождении плачущих сородичей, шедших с распущенными волосами, не глядя ни назад — к жилищам людей, ни на восток — к обители богов.
Место для погребения избиралось к западу или юго-западу от поселка и должно было омываться водой с запада — со стороны заходящего солнца. На погребальной площадке на связке тростника — символа бессмертия и влаги—раскладывали культовые предметы и совершали жертвоприношение царю мертвых — Яме. Усопшего омывали, облачали в новые одежды из льна; на глаза, нос и рот клали маленькие кусочки золота — символ бессмертия.
Дальше, по Шатапатха Брахмане (13, 8, 1) обращались к богу — покровителю домашнего скота и дорог Пушану и, говоря «Пушан переносит тебя к предкам», убивали жертвенное животное: покойному жрецу-брахману — черную корову, пастухам-общинникам вайшьям — козу или барана, а воину-кшатрию — его коня и колесницу. Они должны были помочь переправиться через поток в царство мертвых. В Ригведе, в погребальном гимне коню (X, 56), везущему на погост тело человека, говорится: «при соединении с телом будь прекрасным... Ты — скакун по силе побеждать на скачках, в прекрасном движении мчись к небу,... в (своем) полете». Поскольку упомянуто воссоединение с телом, ша конь сожжен вместе со своим хозяином (этот ритуал известен и у греков: в Илиаде Ахилл возводит коней на погребальный костер своео друга Патрокла). А в гимне Ригведы (X, 135) умерший отец мальчика отправляется в царство Ямы «на колеснице без колес, у которой дышло одно, а перед повсюду».
Затем совершали приношения и возлияния Яме и отцам- предкам.
Яму-царя почти жертвой.
Яма первым нашел наш путь.
Это пастбище назад не отобрать,
Где некогда прошли наши отцы,
Там живые найдут свой путь
Ригведа, X, 14, 1
корову, которая будет давать «молоко двум мирам» (небесному и земному) просили: «Спутница человека, идти с ним к отцам, дай нам на Земле детей!»
После этих обрядов начиналось погребение. Древние индийцы в эпоху Ригведы знали два способа: трупоположение и групосожжсние. Отшельников и маленьких детей и позже закапывали в землю, трупоположение упоминается в законах Ману (IV, 241; X, 67) и применяется до сих пор. Но господствующим ритуалом стала кремация. На поленницу из дров, застланную тростником, кладут усопшего. Рядом с кшатрием раскладывают его личную жертвенную утварь, сосуды, золотые украшения и лук, «чтобы он нас защищал», а вдове повелевают: «Исполни древний обычай», и она восходит на будущий костер и ложится справа от умершего. Затем сыну отдают золото, берут «лук из руки мертвого ради нашего господства, ради почета, ради силы» (Ригведа, X, 18, 9), а вдову младший брат умершего поднимает, говоря: «Иди в мир живых», и трижды обходят будущий костер справа палево с водой, «чтобы вода текла для тебя в трех мирах: в этом мире, в воздухе и на небе».
После этого богу огня Агни, который должен своим пламенем переправить умершего на небо, приносят в жертву животное: «Козел твоя доля, Агни, жаром испепели его! Отвези снова к отцам того, кто пожертвован тебе» (Ригведа, X, 4.5). Частями тела убитого животного покрывают тело умершего: «Накройся коровьими членами, как панцирем, от Агни, закутайся в жир и топленое масло» (Ригведа, X, 16, 7) и молят играющего пламенем бога не нанести ему вреда.
От огня принесенного с домашнего очага гархапатья, возжигают три жертвенных огня, поджигая ими с трех сторон костер и восклицая:
На благо, о Агни, сожги его сзади, на благо — спереди!..
Да насладятся огни им, пожертвованным целиком!
Принесший жертву поднялся па сложенный костер,
Готовый лететь в небо.
Атхарваведа, XVIII, 4, 8—14
И обращаются с молитвой к Яме. Погребальный костер горит часа три. Поело этого его заливают водой и возжигают новый очистительный костер, со в ерш а жертвоприношения богам и отца Л'. Наконец, траурная церемония окончена. Ее участники, омьвшись, призывают Солнце: «Мы вернулись из тьмы», «Эти живые отделились от мертвых... мы ушли навстречу пляске и смеху» (Атхарваведа, XII, 2, 22).
В современной !:;; uni пепел разбрасывают или, лучше, кидают в л особенно в священный Ганг или Джамну В древности пепел собирали в плоское блюдо, в котором не может удержаться вода: «Собери свое тело по суставам! Молитвой я составляю части тела твоего» (Атхарваведа, XVIII, 4, 52). Прах помещали в могилу, оставляя в сосуде или рассыпая по дну. В могилу ставили и горшки с жертвенным растопленным маслом: в Ригведе, в гимне погребальному
костру (X, >, 8) Ап просят: «не опрокинь этот горшок[1],
этот горшок служит для питья богов», а в похоронном гимне в Атхарваведе (XVIII, 4, 25) упоминаются горшки, накрытые лепешками или камнями, «полные меда и сочащегося жира».
Другой обряд погребения — ингумация — описан в похоронном гимне Ригведы (X, 18, 10, 11, 14):
Сползай в эту мать — землю,
Необъятную, дружелюбную землю ...Да защитит она тебя от небытия!
Рргступ'юь земля не дави его,
Дай ему легко и быстро погрузиться,
Укрой его краем (своей) одежды, как мать
(укрывает) своего сына
В (какой-нибудь) грядущий день (и) меня Положат (в землю).
При трупоположении, как и при трупосожжпит, жена ложилась рядом с мужем и потом ей говорили:
Встань, о женщина, к миру живых,
Ты лежишь рядом с этим бездыханным, иди сюда!
Ригееда, X, 18, 8
Усопшего сопровождали частями тела принесенных в жертву животных, его личными вещами, оружием и сосудами, вероятно, ставя их в изголовье, как перед кремацией.
Могила, сооружавшаяся при обоих обрядах, рассматривалась индоариями как дом мертвых.
Растворяясь, будь твердой, о земля,
Ведь тысяча столбов должна быть воздвигнута...
Да будет ему здесь убежище во веки веков,
Пусть отцы держат тебе этот столб 1,
Пусть Яма построит тебе здесь этот дом.
Ригееда, X, 18, 12—1/
Очень интересен похоронный гимн Атхарваведы (XVIII, 4, 37):
Этот сруб сложен складыванием
Сородичи, идите, взгляните на аего!
Это! смертный идет в бессмертие.
Сделайте ему дом по родству.
Что следует из этих текстов? Могила сооружалась сородичами как модель дома живых, се копали в земле и укрепляли стены деревом, возводя опорные столбы и складывая из бревен сруб, причем все термины те же, что при домосроитель- стве, как и представление об опорном столбе — символе земной оси.
И при кремации, и при ингумации спустя некоторое время (обычно через десять дней) могилу перекрывали земляной насыпью:
Я укрепляю землю над тобой,
Кладу сверху этот пласт.
Ригведа, X, 14
Тебя — землю я погружаю в землю..., укрой его. о земля
Атхарвавсда, XVIII, 4, 8, 67
и сооружали каменную ограду, чтобы отгородить мир мертвых:
Эту преграду устанавливаю для живых...
Да закроют смерть этой горой.
Ригведа, X, 18, 4; Атхарваведа, XII, 2, 22.
Английский ученый X. Бейли установил, что слово это обще- индоевропсйское и в других языках значит «курган», «могильный холм», слово же «пепел» — тоже общеиндоевропейское.
Окруженный каменной оградой могильный холм имел или "руглую, или четырехугольную форму, по Шатапатха Брахмане последняя предпочтительнее, в других случаях лучшей считается круглое сооружение.
На третий и тридцатый день после похорон устраивали поминки — шраддха, принося усопшему и предкам лепешки, молоко, жир, мед, воду:
Те горшки, накрытые лепешками,.,
да будут они тебе полными... меда, сочащимися жиром, те зерна, что я рассыпаю для гебя,... да одобрит их тебе царь Яма
Атхарваведа, XVIII, 4, /." 2'»,
Жертвоприношения предкам сопровождали все важнейшие семейные, календарные и родовые праздники.
О другой группе индоиранских народов — иранцах — мы, к сожалению, не располагаем столь достоверными и древними свидетельствами. Строгая регламентация погребальных обрядов сохранилась лишь в поздних частях Авесты — Бун- дахишне и Вндевдате, подвергшихся значительной переработке жрецов-магов и явно не соответствовавших древней практике.
На основании некоторых отрывков и свидетельств языка можно лишь утверждать, что иранцы, как и индийцы, первоначально погребали своих умерших в земле (Видевдат, III, 41; V, 7, 47, 48; VI, 8; Яшт, 13) или сжигали их: значение слова «дахма» связано с понятием погребального огня; ортодоксальные же маги зороастрийцы называли «гнусными» обычаи жителей Арахозии и Чахры погребать или сжигать тела (Видевдат, I) и предписывали выставлять трупы на открытом воздухе на съедение хищным птицам (Видевдат, I, 45, 46).
...В самом центре современного Бомбея есть большой прекрасный сад, в нем журчат фонтаны, благоухают цветы, порхают бабочки, смеются дети. Но видишь черную башню, над которой кружатся черные вороны, и невольно вздрагиваешь: это дахма — башня молчания, здесь потомки зоро-астрийцев парсы, бежавшие в Индию от насаждавших мусульманство арабов, выставляют на верхней площадке башни трупы умерших и мрачные птицы расклевывают тела.
В античную эпоху этот обычай знали народы южной Средней Азии и сопредельных областей: бактрийцы, согдийцы, парфяне, касшш дербики, гирканцы (Страбон XI, II,
Но этого обряда никогда не придерживались ни саки, ни скифы, ни их потомки — современные осетины, ни ираноязычные народы горного Таджикистана и Гиндукуша и кочевники Ирана — все они хоронят своих умерших под курганом, часто сохраняют пережитки древних индоиранских обычаев, иногда во многих деталях соответствующих ведическим. Все иранцы в древности поклонялись Йиме (Яме), но у них он стал богом мертвых, а был светлым солнечным божеством и культурным героем, в стр; которого царило всеобщее процветание. Культ Иимы был необычайно популярен в Средней Азии и сохранился вплоть до средневековья, а сказания о том, как Иима научил людей совершать жертвоприношения животных, подобные ведическим, заучат и сегодня.
Как и индийцы, иранцы почитали своих предков — фравашей, принося им обильные жертвы и на похоронах, и в праздничные дни.
В Махабхарате, в Бхагаватгите, бог — творец Брахма «людей вместе с жертвой повелел:
Размножайтесь!
И жертвуя, жертвой своей насыщайтесь, себя ублажая, богов ублажая, и будет от жертвы вам польза большая.
Приняв эти жертвы в небесном чертоге,
За них наградят вас довольные боги.
Множество раз прославляется жертва в Ригведе:
Для Ямы жертвенный жирный напиток Возлейте и выступите вперед!
Да заступится он за нас перед богами,
Чтобы мы прожили долгую жизнь,
Придите отцы, достойные сомы,
Тайными путями, исхоженными отцами,
Давая нам срок жизни и потомство!
Обратитесь к нам с изобилием богатства!
Атхарваведа, XViil, 4, 62.
А в Атхарваведе содержатся детальнейшие предписания того, как следует приносить жертву. В гимнах, поющихся при заклании козла (IX, 5) и коровы (X, 9) говорится, что их надо разрезать ножом по суставам, «с песнопением поставить на огонь котел» и перечисляются отделяемые части тела: голова, передние и задние ноги, шкура, ребра, каждая из которых заменяет целое животное и позволит жертвователю «надоить творогу, молока, топленого масла, меду». И точно те же части тела по завету Иимы приносят богам и предкам- фравашам древние иранцы, чтобы получить от них вознаграждение. Фраваши тем, «кто поклонится им с мясом в руке, с одеждами в руке, с молитвой, достойной награды от Аши» даровали «стадо скота и полчища сынов, быстрого коня и крепкую колесницу». В позднеавестийском тексте Бундахиш- не призывают вспомнить мертвых хорошими словами, т. к. они могут отвратить бедствия от потомков, а в Ригведе (X, 56,6) поясняется: «Свою смену, отчую силу, протянутую нить, отцы вложили в последующие (поколения)».
Пережитки этих древних представлений дожили до сего дня в различных концах индоиранского мира: в Индии, где домохозяин, даже с университетским дипломом, сидя у электроплиты вместо очага, все же во время еды отольет несколько капель отцам-предкам, в Осетии и Таджикистане, где на похороны съезжаются все однофамильцы и устраивают пышные поминки, в окраинных районах Ирана и Пакистане, где вольнолюбивые пастухи чтут обычаи отцов. В чем смысл этих древних обрядов? Каковы были идеологические представления древних индоиранцев?
В их космогонической системе основу миропорядка составляло жертвоприношение: Вселенная родилась из первородной жертвы, это был первый человек Пуруша, первозданные конь индийцев или бык иранцев. Из частей их тела произошли стихии, растения, животные и человек. Созданный из жертвы мир поддерживается жертвоприношением. Дарами питаются боги на небе, следящие за сохранением мирового порядка, и отцы-предки, живущие на вечных лугах и пастбищах мертвых на верхнем небе в царстве Ямы — родоначальника людей, проложившего туда путь, по которому проследовали все поколения отцов-предков. Помогают оставшимся в живых сородичам (ведь от их щедрости зависит благополучие богов и отцов), но если потомки забывают о своих обязанностях, они жестоко наказывают их.
Проводник жертвы на — бог огня Л гни. А сам умерший в ритуале трупосожжения рассматривается как жертва, которую боги возродят на небе к новой жизни. Возрождение гарантирует и жертвенный пир — тризна.
Два страшных пса — потомки первородной собаки Сара- мы — сторожат вход в царство мертвых, где правит Яма. Дорога туда трудна и опасна. Она идет по тонкому мосту, у иранцев называемому Чинват («избранный путь»). Человеку, избравшему праведность, добрые дела помогут переправиться, неправедного же дурные дела столкнут в бездну подземного океана, где, по представлениям индийцев, обитает «подводный огонь» — чудовище, у которого вместо головы — конский череп с открытой пастью, и змей глубин Ахи Бун- дхья.
Представления, во многом сходные с индоиранскими, существовали и у других индоевропейских народов. Это — небесная Вальгалла и подземный Хель скандинавов, небесные Елисейские поля и подземный Тартар греков, и трехглавый пес Цербер у входа в Аид, и переправа через реку Стикс в царстве Плутона, и повелитель морских глубин Посейдон в облике черного коня.
Эти верования дошли до нас в мифологических текстах: Младшей Эдде, Илиаде, сочинениях Гесиода, трагедиях и в памятниках искусства. На скандинавских надгробных стеллах и греческих сосудах в верхней сфере изображены солярные знаки: крест в круге или свастика и птицы, в середине — погребальная колесница или корабль мертвых, внизу же — символы земли или чудовище. Общим было и представление о том, что сонмища предков возвращаются временами в дом, герои же, победы которых прославлены певцами, вечно живут в памяти потомков, вдохновляя их на новые подвиги.
Где же возникли эти ритуалы и породившее их мировоззрение? В какой или каких из археологических культур Старого Света можно найти соответствия жертвоприношениям и культу предков, столь подробно описанным в ведической литературе?
Тщетно искать их во всем среднеазпатском регионе. Заклания животных здесь были хорошо известны и совершались на различных церемониях в храмах, но никогда не играли такой роли, как в культуре пндоирапцев Не был столь развит культ огня. Погребальные же обряды были совершенно отличны. Они менялись у разных народов Древнего Востока в разные эпохи, но неизменно господствующим оставался обычай погребения умершего под полом жилища или на бескурганном могильнике на заброшенной части поселения. Что же касается подкурганного обряда, он был известен только в Малой Азии, и его появление там исследователи связывают с первой волной миграции индоевропейских народов из Европы.
А обряд 'трудосожжения и жертвенные заклания коня типичны только для индоевропейского народа хеттов, судя по раскопкам могильника Османкаясы I вв. до н. э. В Иране же жертвоприношения коня появляются еще позже — лишь около рубежа II — в начале I тыс. до н. э. и связаны с приходом первых иранцев, сообщивших этой стране ее нынешнее наименование (Иран от древнего индоиранского — название, сохранившееся также в имени одного из осетинских родов — ирон).
Не знали подкурганного обряда и заклания коня и земледельцы южных областей Средней Азии, хоронившие своих умерших в —II тыс. до н. э. на поселениях в семейных усыпальницах — башнях-толосах, под полами домов или в заброшенных кварталах. Позже у них появились вынесенные за площадь города (телля) грунтовые могильники с неглубокими земляными ямами или подбоями.
Где же истоки ведических обрядов? Родина их — широкая евразийская степь. В уже известной читателям ямной культуре, развивавшейся в конце тыс. до н. э. в степях от Дуная до Урала, население впервые стало хоронить своих умерших в могилах, перекрытых большими курганными насыпями. А культ коня и быка возник еще у предков ямников в культурах мариупольской общности. Изображения почитаемых животных они вырезали на костяных пластинках, помещали на каменных скипетрах своих вождей, а самих животных приносили в жертву на праздниках и похоронах, расчленяя их тела, отделяя голову, ноги и шкуру, как делали это через полтора тысячелетия и ведические арии, как делают это до сих пор кочевники Ирана и жители Памира и Гиндукуша.
Фиксируется в ямную эпоху и первое зарождение культа огня. В это время появился также культ повозки, и влекомые быками похоронные дроги стали класть в могилу с особо почитаемым человеком, иногда захороненным вместе со скипетром и в сопровождении принесенных в жертву быков или коней. Чтобы из памяти потомков не исчезали деяния героизированных предков, их стали воспевать в гимнах, а их образы помещать на каменных стелах, устанавливавшихся на вершине кургана. Герой-родоначальник представлен на них опоясанным поясом и с остроконечным посохом в руках.
Как не вспомнить тут, что обвязывание поясом было важнейшим обрядом у индоиранцев и подобало только дважды рожденным лишь после того, как они заканчивали обучение. Ведь невежда подобен зверю, а потому овладение знанием есть второе рождение уже в качестве собственно Что же касается посоха с острием — стрекалом на конце, служившего, чтобы погонять быков в повозке и собирать скот, то его подарил Ииме верховный бог иранцев Ахура Мазда и с тех пор им владеют цари-пастухи, а само слово «пастух», «пастырь» — общеиндоевропейское и впоследствии в разных языках стало означать господина, царя и даже бога.
Итак, уже в ямной культуре мы видим многие прообразы будущей культуры индоиранцев. И это дало основание ведущему советскому иранисту Э. А. Грантовскому сделать вывод, что в племенах ямной культуры можно видеть отдаленных предков индоиранцев.
К такому же заключению пришел крупнейший археолог Н. Я. Мерперт, прослеживая генетическую преемственность культуры ираноязычных скифов с предшествующей культурой II тыс. до н. э., восходящей, в свою очередь, через посредство полтавкинской, к ямной. Этот ретроспективный метод, как мы уже говорили вначале, наиболее надежен при этнических реконструкциях.
С ямной культурой в той или иной мере связано происхождение и других восточноевропейских культур — абашев ской и многоваликовой керамики, сложившейся на основе не ясной для нас катакомбной культуры, но впитавшей многие элементы ямной. А, как уже знает читатель, В. Ф. Генинг, Ф. Смирнов и автор этих строк предполагают активное воздействие этих культур на формирование андроновской общности в степях за Уралом.
Все эти пастушеские культуры разные исследователи в разное время пытались непосредственно отождествить с индо- иранцами. А. Д. Пряхин считает индоиранцами создателей абашевской культуры, JI. С. Клейн и JI. А. Лелеков — катакомбной. В. Ф. Генинг, К. Ф. Смирнов и автор — андроновцев. На нашей позиции стоит и Н. Л. Членова, изучавшая индоиранскую топонимику на андроновской территории.
Какую же из этих гипотез предпочесть, которая из них лучше обоснована?
Как мы уже говорили, наиболее достоверны два пути воссоздания языка древних бесписьменных народов: ретроспективный метод — выяснение преемственности от культуры современных народов к древним, и путь сопоставления культуры, описанной в древних источниках, с археологическими реалиями и выявление каких-то особых черт сходства.
Как сказано, и подкурганный обряд, и жертвоприношения животных, включая столь чтимого нндоариямп коня, были известны v различных племен евразийской степи. Но только в одной культуре — андроновской — мы находим сочетание всех специфических элементов комплекса ведического погребального обряда. Как хоронили своих умерших .шдроновцы?
Подобно они совершали погребение вдали от поселка, в красивом месте на берегу реки и ориентировали могилы на запад или юго-запад — в сторону заходящего солнца. Могилы заглубляли в землю и сооружали из дерева сруб, в безлесных районах заменяя его ящиком, сложенным из камней (рис. 21). На центральный опорный столб или на столбы, вкопанные по краям могилы, они водружали перекрытие, а сверху засыпали могилу землей и вокруг нее из камней строили ограду круглой или квадратной формы. Как и ведические арии и древнейшие иранцы, они знали два обряда погребения: кремацию и ингумацию. В первом случае мы находим в могиле груду рассыпанного и часто плоское глиняное блюдо, в котором его перенесли, да так иногда и оставили, а кроме того — ребра коня и несколько сосудов у стенки (рис. 22).
Ни оружия, ни украшений, ни костей других жертвенных животных здесь нет. Но в свете индоарийских данных это и не удивительно: ведь таково было предписание ритуала, вещи были сняты, а жертвенные животные сожжены на погребальном костре. Совпадение деталей литературных описаний и археологических данных служит решающим доказательством индоиранской принадлежности аидроновцев: ведь из всех племен евразийского степного пояса обряд кремации совершали только они!
Существенно и указание комментаторов санскритских текстов, что индоарии собирали прах в плоский сосуд, ведь блюда для пепла из всех евразийских культур известны только в андроновской.
Памятники, где господствует обряд трупосожжения, выделяются в федоровский тип.
У другой группы андроновских племен, памятники которых объединяются в петровский и следующий за ним алакульский типы, применяли только обряд трупоположения (рис. 23).
Смысл и многие детали совершавшихся андроновцамп ритуалов удается объяснить только в свете индоиранских литературных данных. Андроновские могилы ориентированы головой на запад или юго-запад. Но именно это направление указано в ведических текстах. В представлении индоиранцев земля мыслилась квадратом или кругом, или этими фигурами, вписанными друг в друга. И круглый курган с прямоугольной могилой в центре был своеобразной моделью вселенной.
Каждая сторона света имела своего бога — покровителя — Локопала. У индийцев Индра — хранитель Востока, Варуна — Запада, Сома — Севера, Яма Юга. Ориентации по странам света придавалось большое значение, причем она различалась у разных родственных народов: у индийцев «плохой», опасной стороной считался юг, у иранцев север. Вероятно, именно этот круг представлений обусловил строгую ориентировку могил в одном направлении, что стало и традиционной чертой культуры конкретных этнических групп.
В петровских и алакульских могилах умерший захоронен скорченп на боку. Долгое время это объясняли или тем, что люди представляли смерть подобной сну (а чаще всего спят в этой позе), или тем, что древние боялись усопшего и сильно связывали его веревками, чтобы обезвредить. Но в ведических текстах, по времени синхронных захоронениям, прямо говорится, что земля покоит умершего как мать сына и что он возродится к новой жизни — значит, скорченная за — это поза в утробе матери. А чтобы придать умершему необходимую скорченную позу, его действительно связывали. Бога смерти Яму называли «связывающим мертвецов» и изображали с его атрибутом — веревкой.
В петровских погребениях зафиксированы следы огненных ритуалов: пепел в могилах с трупоположением, угли и пепел в насыпи, сожжение площадки над перекрытием. Совершенно аналогичная картина наблюдается в раннесрубных погребениях. Хотя как и кремация в федоровских могильниках, все это — проявление единого культа огня, но это остатки совершенно различных обрядовых действий, совершавшихся в разное время и по разным причинам. Зола в федоровских могилах — это кремация умершего человека, зола в петровских и срубных могилах с трупоположением — это, вероятно, останки сожженного животного, в жертву богу, сожженное деревянное перекрытие или обгоревшая глиняная площадка над ним — это след очистительных костров, возжигавшихся индоариями после завершения похорон.
В алакульских могилах обычно помещено два-три сосуда. Они стоят в изголовье точно так, как описано в санскритских текстах. Положены также части тел жертвенных животных: череп и ноги коня, быка или барана. Иногда сосуды и кости помещены и поверх могильной ямы, и у края ограды. Долгие годы ученые полагали, что это пища, которую дали умершему для загробной жизни. Обращение же к подлинным текстам говорит, что древние индоарии думали совсем иначе. В действительности находимые под насыпью кургана останки — это следы не одного ритуала, а нескольких обрядов, совершавшихся в разное время и с совершенно разными целями. Во-первых, жертва приносится не только и даже не столько самому усопшему, сколько всем ранее ушедшим предкам во главе с царем царства мертвых Ямой, и их многочисленными призываниями приглашают слететь на землю, усесться на расстеленную солому и вкусить приготовленные для них кушанья, напоминая, чтобы те не забыли поблагодарить ортвоватслей, послав им в награду скот и здоровое потомство. Во-вторых, некоторые жертвы в определенном порядке подносятся отдельным богам — Яме, Агни, причем им объясняют, кому какое животное и за что даруют. В-третьих, одно главное жертвенное животное служит вовсе не для услаждения умершего, предков или богов, а как транспортное средство. В текстах прямо говорится, что баран или доля покровителя путей Путана, и они помогут усопшему переправиться в царство мертвых. Специальный гимн Ригведы поется в честь коня, который повезет на небо своего хозяина — кшатрия. Несомненно, именно эти колесничные кони сопровождают алакульские и петровские захоронения, причем обычно они лежат парами, как в упряжке, а иногда положены не в погребении, а уже на перекрытии. В могильниках петровского и ранпеалакульского типа Синташта, Берлик Улюбай, Сатан на Урале, в Северном и Центральном Казахстане есть и захоронения колесниц. В одних случаях можно полагать, что колесницу помещали в могиле со снятыми колесами и без дышла, — точно как описывается в гимне Ригведы. В других случаях в погребениях XVII - XVI вв. до н. э. колесницы, судя по отпечаткам колес со спицами, установлены в специальных углу" он и я х — канавках па глубину примерно трети диаметра колеса. В похоронных гимнах эта деталь отсутствует, но зато в строительных текстах предписывается рядом с жилищем соорудить специальные сараи для колесниц, а чтобы уменьшить высоту заглубленной в землю постройки, — сделать канавки для колес.
Наконец, в андроновских курганах сосуды и кости животных лежат не только в могилах и поверх перекрытия, но часто находятся также на краю насыпи, возле камней ограды. Этот комплекс, в свете ведических данных, вообще не связан непосредственно с погребением — это тризна, совершенная в какой-то срок после окончания похорон. Здесь никогда не встречаются целые скелеты животных, а только черепа и ноги, отделенные по в строгом соответствии с предписаниями заклания жертвы в Атхарваведе. Значит, родственники пришли на поминки, забили животное, сварили его в большом котле (в андроновской культуре известны и очень большие глиняные сосуды, и медные котлы), съели мясо, а специальные части туши — череп и ноги со шкурок, символизирующие целое животное, закопали, не переступая через ограду — границу мира живых, в дар усопшему и другим отцам-дедам. Ведь по представлениям всех индоевропейцев и многих других народов, в том числе - киргизов и казахов, коллективный пир — тризна — гарантирует грядущее возрождение. Тризна и трапеза - важнейшие ритуалы и на календарных и на свадебных и похоронных церемониях, именно поэтому в русском языке слово высокого стиля «жрец» и слово низкого стиля «жратва» — одного корня, а на росписях греческих гробниц и саркофагов представлены поминальные трапезы.
Ведические данные позволяют объяснить и еще одну черту андроновского погребального обряда: парные разнополые погребения. Примерно 2% андроновских могил содержат не одиночные, а парные захоронения: мужчины и женщины. Они лежат лицом друг к другу, мужчина — на левом, жещина на правом боку, соединившись в вечном объятии, так что невольно воспоминаются слова: «сильна, как смерть, любовь».
Эти погребения давно интересуют ученых. Известный советский археолог М. И. Артамонов высказал предположение, что женщина в могиле была насильно захороненной рабыней или наложницей мужчины. Этот вывод получил всеобщее признание, но есть основание серьезно усомниться в его правильности.
В первой книге Махабхараты (91 —100) говорится, что когда родоначальник рода Пандавов Панду скончался, его молодая жена Мадри — мать близнецов Накулы и Сахадевы — добровольно взошла за мужем на погребальный костер. А в третьей книге (277—283) рассказана трогательная история, на три тысячелетия предвосхищающая поэтическую притчу М. Горького «Девушка и смерть»: Сатьяван был обречен богами на смерть и всеправящий Яма пришел с веревкой, чтобы связать его. Но жена Сатьявана, Савитри, никогда не разлучавшаяся с мужем, готова отправиться с ним за Ямой:
За мужем жена да последует всюду.
Он с ним была я, и с мертвым пребуду.
Верность и красота юной красавицы тронули сердце неумолимого бога и он оставил их обоих в живых.
В законах Many говорится, что женщина после смерти мужа вольна сама выбрать, идти ли ей за ним на тот свет. А в индийских газетах еще и сегодня нет-нет, да и появится заметка о совершении где-нибудь в глухих уголках страны обычая сати — добровольного самосожжения женщины, взошедшей на погребальный костер мужа. В современной Индии обычай сати осуждается обществом, но ведь верующая женщина думает, что она возродится к жизни вместе с любимым.
Судя по текстам Махабхараты, Атхарваведы и Ригведы, этот обычай никогда не соблюдался строго и самоубийство заменялось символическим актом — вдова только ложилась рядом с умершим супругом справа — точно, как в андроновских парных погребениях.
У ираноязычных народов этот .обряд трансформировался иначе — там вдова клала свою отрезанную косу. Так до сих пор поступают, например, женщины скотоводов — курдов, а еще недавно этот обряд был распространен и в Осетии. Обряд добровольной смерти вдовы для совместного погребения с мужем был известен и другим индоевропейским народам: Геродщ (V, 4) говорит, что так поступали жены знатных фракийцев, соседей иранцев — скифов. Значит, за мужем следовала вовсе не рабыня, а полноправная любящая жена. А этот вывод очень важен для правильного понимания семейных отношений в андроновском обществе, т. к. он позволяет утверждать, что в большой семье, проживавшей в одном доме, уже выделились малые парные супружеские семьи.
Подтверждение лому - немногочисленные семейные захоронения. В могильнике Байту, например, нами была открыта могила, где лежала супружеская пара, а в ногах у них был захоронен ребенок.
Гораздо более многочисленны в андроновской культуре погребения матери с одним, а иногда и с двумя маленькими детьми, положенными возле нее в одной могиле, или похороненными рядом в особой яме. Их объяснение вызывает большие трудности. Общеизвестно, что большинство древних народов мира строго соблюдали обычай экзогамии, при котором жену обязательно берут из другого рода. При этом мужа и детей хоронят на его родовом кладбище, жену же отвозят на кладбище ее рода. Но если женщины захоронены вместе с детьми, значит, андроновцы не соблюдали обряда экзогамии, у них была эндогамия, при которой браки заклю-
чаются внутри рода. Предположение подтверждается и другой категорией андроновских материалов: керамикон. Мы уже говорили, что в каждом микрорайоне и даже в кажом поселке керамика имеет некоторые специфические отличия, а это возможно только в том случае, если обученная матерью дочь оставалась в родном поселении. Значит, брак у андроновцев был матрилокальным т. е. муж приходил в поселок жены или сам был отсюда же родом.
Эти демографические данные служат подтвержденном индоиранской андроновцев, потому что и индийцы, и иранцы в древности не знали обычая экзогамии. У современных иранских народов — курдов, луров, горных таджиков и других в брак вступают сородичи. Этот древний обычай мог способствовать утверждению в Индии кастового строя, при котором брак заключается внутри касты.
В андроновской культуре, кроме захоронения детей на родовом кладбище, известны особо выделенные могильники, где погребены младенцы. А в индийских законах Ману (V, 68, 69) говорится: «Дитя, которое умерло раньше двух лет от роду, должно быть вынесено родными из селения, покрыто цветами и погребено в чистой земле, без собирания потом его костей. Такое дитя не должно быть сжигаемо на огне, и возлияние воды над ним не должно совершать».
Итак, самые различные стороны андроновских похоронных обрядов находят соответствие в древнеиндийских текстах. Пережитки же этих обрядов до сих пор бытуют у современных народов Индии, Ирана, Гиндукуша, Памира, Осетии.
Если вспомнить, что погребальный обряд важнейшая этнографическая черта культуры живого народа, которая сохраняется и при длительном развитии культуры на одном месте, и при дальней миграции в другую хозяйственно-географичесуцю зону, то ;то совпадение служит самым надежным основанием для того, чтобы признать андроновцев индо- иранцами.
Этот вывод позволяет нам использовать свидетельства индоиранских источников для реконструкции социальной структуры андроновского общества.
До недавнего времени археологи пытались воссоздать картину общественной жизни древнего бесписьменного на основании этнографических параллелей, привлекая данные о любых племенах и народах и особенно, используя материалы о народах, находящихся примерно на тон же стадии развития, что и носители рассматриваемой археологической культуры. В настоящее время мы знаем, что метод этот неверен. Такие стороны жизни народа, как внутрисемейные отношения и сословное деление определяются не только стадией развития и культурно-хозяйственным типом, но и этнопсихологией, сложившейся на основании опыта исторического развития данного народа и в значительной мере определяющей современные общественные отношения.
Значит, надежные социальные реконструкции возможны только в том случае, если известна этническая принадлежность носителей археологической культуры.
Раз мы считаем доказанной индоиранскую принадлежность андроновцев, можно приступить к анализу социальной структуры андроновского общества.
Каким же был общественный строй андроновцев?
Мы уже говорили, что они вели пастушеский образ жизни, не знали выделенного специализированного ремесла, жили в больших домах большесемейным и общинами, причем в материалах поселений никаких существенных следов социального и имущественного расслоения как будто не наблюдается.
Обращение же к андроновским родовым кладбищам говорит о другом. Начиная с памятников петровского типа X 11 XVI вв. до н. э., можно выделить существенные различия в размерах сооружений и характере инвентаря в разных курганах. В археологической литературе существует понятие «стандартный набор погребения» — это комплекс признаков, наиболее характерных для данной культуры, включающий величину кургана и могильной ямы, сложность сооружения, количество сосудов, жертвенных животных, набор инвентаря.
В могильниках петровского типа при средних размерах могил 2,5—3X2 м, глубиной 1,5 1 м выделяются могилы величиной 4X3 м, глубиной до 3,7 м (табл. 5). Именно в них устроены самые сложные деревянные конструкции, положено самое большое количество принесенных в жертву животных, стоят сосуды самой лучшей выделки и с наиболее богатым орнаментом. При этих же погребениях найдены колесницы и захоронения запряжных коней, (рис. 24), а при — набор вооружения, включающий нож, каменные и бронзовые стрелы, каменную булаву. Та же картина выявлена в алакульских могильниках \ XI\ вв. до н. э.: преобладают в них курганы диаметром от 7 до 20 м, высотой 0,15—0,6 м с могилами размером 2—3 мХ1,4—1,75 м, глубиной 0,5—1,4 м, содержащими по паре сосудов. Но в каждом могильнике выделяется несколько грандиозных курганов диаметром до 40 м, высотой до 1,5 м или сооружений, обнесенных двойным и даже тройным кольцом ограды из монументальных плит. В таких курганах сооружены могилы величиной 3,2 X 2,5 м, глубиной до 2,3 м, стены которых обложены срубом из больших бревен, перекрыты накатом, иногда двойным. Эти могилы, к сожалению, разграблены в древности, но именно в них мы находим многочисленные кости животных, оброненные грабителями золотые украшения, бронзовые ножи, булавы, конские псалии, наборы стрел (рис. 25), что свидетельствует о былом богатстве захоронений
Вывод напрашивается сам собой: андроновское общество не было однородным, в нем выделилась группа людей, занимавших привилегированное положение и пользовавшихся особым уважением сородичей. Им воздвигали грандиозный курган, сооружение которого требовало огромных трудовых затрат большого коллектива.
Кто же были эти мужи? В Махабхарате есть множество красочных описаний колесниц. Колесницу своими руками сотворил бог-творец Тваштар, и на ней разъезжают боги, цари и кшатрии. У индоариев есть волшебная колесница Пушпака, спицы которой «переливали жарким блеском». Герою Рамаяны Раме подарил колесницу бог неба и войны — громовержец Индра. На поле Куру возничий непобедимого героя Пандавов Арджуны — сам бог Кришна.
Особое заклинание произносилось, когда царь вступал на колесницу. К ней взывали: «О божественная колесница, прими жертвенные возлияния!», «Да завоюет стоящий на тебе, что надо завоевать!» (Атхарваведа, VI, 125). В Шатапатха Брахмане говорится, что колесница — атрибут касты воинов — кшатриев. Главное оружие индоариев — лук и стрелы. Бог Индра «от зла все живое избавил, он Вритру стрелой громовой обезглавил». Свою стрелу, изготовленную богом — Творцом Брахмой, он вручил Раме. Знаменитый лук Арджу-Гавдива — подарен ему богом Агни, а его стрела
П охожа была на гвпрс'ньо ТОГО, ОТ КОГО происходит ш
что своею сверкающей сутью
смерть наполняла смятеньем и жутью.
У Ивдры были каменный топор и быкоглавая булава, герой [2] ; сражался каменной булавой с четырьмя выступами.
Аналогичные представления о волшебном оружии существовали и у иранцев. Подобно Индре, сразившему змея Врнтру, Йима поражает быкоглавой булавой змея Ажи Да] к; и с тех пор она становится инсигнией (символом власти) древних царей Ирана. Божественному Ииме золотую стрелу подарил Мазда, чтобы он расширил землю. В осетинском эпосе «Нарты» описана волшебная колесница «самслегка» и волшебное колесо Барсага, а героям с неба в огненном сиянии падаег золотое оружие. Эта осетинская легенда прямо перекликается с рассказом Геродота (История, IV, о скифских царях, которые хранят упавшие с неба золотые дары: плуг, ярмо, секиру и чашу. Вторит Геродоту Квинт Курций Руф (История Александра, VII, 8, 17—18) передавая лстепд\ о небесных дарах, ниспосланных сакам: «для земледельцев плуг и ярмо быка, для воинов копье и стрела, для жрецов — чаша».
Коль скоро у разных индоиранских народов сохранились сходные представления о волшебном оружии, значит,— они восходят к эпохе индоиранских контактов. Где же искать этот комплекс? Он полностью присутствует уже в петровских и алакульских погребениях, где археологами найдены богатые наборы вооружения: многочисленные разнообразные каменные и бронзовые стрелы, каменные булавы, круглые или с четырьмя выступами, каменные и бронзовые боевые топоры.
В иранских и в индийских текстах подчеркивается, что это оружие достояние воинов. В Гатах говорится: это
сила знатных», по Шатапатха Брахмане (V, III, 5) — оружие касты кшатриев», а по Айтарея Брахмане (VII, 19) символы кшатриев — «колесница, доспех, лук и стрелы».
Значит, в андроповских могилах, содержащих богатые наборы вооружения, захоронены воины, выделившиеся в особую социальную группу в обществе. Название этого сословия, а позже касты в Индии — кшатрии происходит от индо иранского слова «хшайя» - царь, которое сохранилось и в скифском языке в именах легендарных царей. Другое общее индоиранское название этой касты — «ратайштар» дословно означает «стоящий на колеснице». Следовательно, время социального членения индоиранского общества — эпоха первого появления колесниц, а древнейшие из них найдены именно в андроновских могилах петровского типа XVII XVI вв. до н. э.
Рядовые же захоронения со стандартным набором вещей принадлежат рядовым общинникам — пастухам. Название этого сословия в индоиранских языках — пастух, дословно — «доставляющий корм скоту».
Итак, сопоставление лингвистических и археологических данных об оружии и колесницах, с одной стороны, подкрепляет высказанное предположение об индоиранской принадлежности андроновцев, а с другой, позволяет сделать важное историческое заключение: у андроновцев уже произошло
социальное расслоение общества и выделилась военная элита.
В индоиранских источниках постоянно говорится и о третьем сословии - жрецах. Название одной их группы («за- отар» — «хотар») общеиндоиранское. Но археологически выделить их очень трудно, поскольку атрибутами жрецов были только деревянная чаша и головной убор. В своих путешествиях по Индии, особенно в религиозных центрах Бенаресе, Матхуре, Карли я не раз встречала старцев с чреслами, препоясанными повязкой, со свисающей с пояса деревянной чашей, которую теперь успешно заменяет консервная банка, — в нее кладут подаяния. По представлениям индийцев, жрецы — брахманы не в праве иметь собственность и работать за деньги. В древности и средневековье брахманы играли большую роль в обществе. Исполняя обряды и давая мудрые советы, они получали богатейшие дары. Но их социальное положение было особым. И даже сейчас, хотя кастовый строй в стране отменен, по традиции многие представители брахманских родов служат учителями, врачами, юристами, научными сотрудниками, получая за свой труд не зарплату, а вознаграждение.
Некоторые указания на социальное расслоение андроновцев дают и женские захоронения. Встречаются могилы, в которых умершие похоронены с очень богатым нестандартным набором золотых украшений (Алакуль, Алексеевка, Байту, Алыпкаш и др.). Но интерпретация их не так очевидна, как воинских: дело в том, что по представлению многих народов, в том числе индоариев, невеста была земным воплощением жены бога солнца Сурьи. Поэтому ее облачали в красное и украшали золотом, как божество. Не эти ли светлые девы, которые должны были принести в семью потомство и процветание, захоронены в пышных уборах?
Как бы то ни было, на основании этих захоронений удается реконструировать костюм. Андроновские женщины носили длинные платья с длинными довольно широкими рукавами и неглубоким вырезом, обшитые по вороту и обшлагам бронзовыми и настовыми белыми бусами (рис. 26). На ногах у них были кожаные сапожки, завязанные на щиколотках ниткой с бронзовыми бусинами, на голове - остроконечные шапки с наушниками, сшитые из сплетенных из шерсти полосок или сделанные кожи (остатки сапожек и шапок найдены в сибирских погребениях, а детали фасона колпаков восстанавливаются благодаря нашитым иногда украшениям). Их прическу составляли две косы, спускавшиеся ниже пояса и связанные тесьмой с бронзовыми украшениями — накосниками. На руках у них были браслеты и перстни, в ушах серьги в виде колечка, у федоровских племен с раструбом (рис. 27).
Все детали этого костюма сохранялись в Средней Азии и у пастушеских племен — саков, и у земледельцев — бактрийцев, согдийцев и других. А две косы — отличительная особенность прически персиянок Ахеменидского царства. Женщины других древневосточных народов такой прически не имели. Зато она до пор известна у всех индоевропейских народов.
Мужчины-андроновцы носили кожаные или войлочные башлыки с высоким верхом, кожаные сапоги и, по-видимому, брюки, а сверху распашные куртки. Как показал английский ученый X. Бейли, все названия этих частей одежды — общие и и то иранские. В Передней Азии этот костюм не имеет ни истоков, ни аналогий, в евразийской же степи такая одежда идеально приспособлена к климату и быту пастухов, поэтому многие элементы этого комплекса были заимствованы у андроновцев финноугорскими и тюркскими народами, воспринявшими индоиранские названия и покрой некоторых предметов одежды. Придя в жаркую Индию, индоарии утратили древний костюм, сохранив только некоторые названия, иранцы же в ахеменидскую эпоху продолжали носить совсем не соответствовавшие климату колпаки, брюки и сапоги, отличавшиеся лишь некоторыми деталями, особенно фасоном колпаков. В таком облачении они представлены на рельефах Персеполя, Накш-и Рустема, на пластинах Аму-Дарьинского клада.
Итак, и костюм не позволяет локализовать индоиранскую прародину в Передней Азии, а заставляет помещать ее в степях.
Значит, можно сделать заключительный вывод: и этнически определяющие признаки - погребальный обряд, традиции гончарства, орнамент, круг почитаемых животных, и обусловленные культурно-хозяйственным типом конструкции монументальных домов и временных хижин, и костюм, и даже тип скотоводческого хозяйства со специфичным набором видов животных (конь, бык, баран, двугорбый верблюд) индо- иранцев не имеют ни прототипов, ни аналогий в культурах индопереднеазиатской зоны III—II тыс. до н. э., но находят аналогии и соответствия в культурах евразийского степного пояса, где отдельные элементы комплекса восходят к III и даже IV тыс. до н. э., а весь комплекс целиком представлен в андроновской культуре азиатских степей и гор XVII—IX вв. до н. э. и отчасти в родственной ей срубной культуре.
