Показать все теги
Глава II
Собака в системе верований и культов нанайцев
1. Образ собаки в мифологии, космологии и ритуалах жизненного цикла
Роль собаки в традиционном хозяйстве нанайцев тесно связана с её функционированием в области духовной культуры, где она выступает в качестве посредника между миром людей и сверхъестественными силами. В комплексе традиционных культов и ритуалов, в шаманстве и праздниках собака играла большую роль не только как жертвенное животное, но и как проводник душ умерших, помощник шамана практически во всех видах обрядов.
До настоящего времени у нанайцев бытуют древние антропоморфные верования, отражающие представления, в которых собака выступает в образе человека в шкуре. Такое наказание человеку предстоит в том случае, если в настоящей жизни он ведёт неправедный образ жизни, за что в будущем своём проявлении он будет оплачивать грехи в зверином образе. Согласно традиционному мировоззрению нанайцев в обществе осуждалось насилие над собакой. Обычно собака пользовалась любовью всех домочадцев, начиная от младших и заканчивая самыми старшими в семье. Отражение этих представлений, связанных с образом собаки, мы находим в многочисленных фольклорных произведениях. В сказке «Пёс-Мэргэн» собака является главным персонажем произведения. Такой мэргэн в человеческом образе является могучим богатырём, удачливым охотником и рыбаком, он захватывает в плен множество людей, женится на прекрасных женщинах и т.п. [39, с. 174-183]. Антропо- морфизация образа собаки в фольклоре нанайцев является отражением её высокого статуса, особого отношения к ней в традиционной культуре. Многие примеры в мифологии находят отражение и в реальной жизни, где взаимоотношения человека и собаки больше дружеские, партнёрские, при этом исключая взаимоотношения хозяина и рабочего животного.
В духовной культуре нанайцев с образом собаки связан обширный пласт мифологических воззрений, верований, промысловых и лечебных ритуалов. Сходные представления прослеживаются у многих народов, исторически связанных с мировыми центрами доместикации этого животного. Посредством сказок и преданий, в том числе и о собаках, старшее поколение нанайцев передавало молодежи нравственные эталоны, мудрость экологического симбиоза с окружающим миром.
В космологических представлениях народов мира образ собаки занимает одно из значимых мест. Известны мифологические сюжеты, в которых присутствует образ собаки, спасающей своих хозяев от всевозможных бедствий, а также космологические сюжеты о собаке, связанной с небесными телами и с космосом. Фантазией людей она с незапамятных времён помещена на небо, в созвездие Большого и Малого Пса [37, с. 210]. Наблюдения за небесными светилами нашли отражение в мифологии нанайцев. Созвездие Большой Медведицы ассоциировалось с охотником, собакой и небесными вешалами. Перемещение Луны по небосклону, её фазы, загадочные и пугающие затмения побуждали людей к собственному осмыслению этих явлений. У многих народов затмение Луны ассоциировалось с пожиранием светила мифической собакой [42, с. 80]. В космологических воззрениях нанайцев, равно как и у других народов Амура, есть представления, имеющие один исходный базис. Например, у тунгусо-маньчжуров и нивхов широко распространён сюжет о Небесной собаке, поглощающей Солнце и Луну. В фольклоре нанайцев особое место занимает образ мифической железной суки Сэлэмэ Вэчэ, предназначение которой заключается в пожирании двух светил. Из боязни, что мифическая собака поглотит Солнце, нанайцы пугали её громким стуком в металлическую посуду. Болонские нанайцы, чтобы ублажить небесную собаку, в качестве жертвы приносили ей головы щенков, считая, что это её любимое лакомство [Устное сообщение Н.Б. Киле]. Подобные представления прослеживаются у нанайцев всех территориальных групп, в частности у представителей рода Киле, в 1920-х гг. был зафиксирован миф, в котором отражены общеамурские представления о затмении Луны. «... У бога есть собака - сучка. Он её отпустил, и она укусила Луну» [84. Д. 27. Л. 27]. Этот сюжет распространён не только в мифологии тунгусо-маньчжуров, подобные представления прослеживаются и у нивхов, а также в верованиях китайцев и других этносов. В фольклоре нанайцев р. Тунгуски железная сука Сэлэ Вэча способствует рождению главного героя от человека и мифического существа Калгама [21, с. 4].
Безусловно, этнокультурные особенности нанайцев нашли отражение и в фольклорных произведениях. У джуенских нанайцев, как и в целом фольклоре нанайцев, образ Железной Собаки имеет сложный, неоднозначный характер. Он многообразен в своих проявлениях: наделён всевидением, способностью выявлять отрицательные свойства духов и человеческих персонажей, пожирание лишних людей в селении символизирует её охранную, очистительную функцию. В финале Собака после обряда очищения превращается в девушку - невесту богатыря. Обращение животного в человека встречается во многих мифологических традициях, у нанайцев эти сюжеты занимают особое место в фольклоре. Одна из важных черт в нанайской мифологии - это антропоморфизация образа собаки. Образ Железной Собаки наделён могущественными возможностями, и все же её охранной функции отводится первое место [39, с. 290-301].
Мифы и верования, связанные с образом собаки, функционируют на протяжении длительного времени. У нанайцев существуют представления о сверхъестественных качествах собаки, её непосредственной связи с вредоносными водяными и таёжными духами мя ингдани, имеющими собачий облик. Термин мя соотносится с названием миава, так нанайцы называли сердце, значит этот вредоносный в образе собаки дух имеет прямое отношение к заболеваниям сердца.
В представлениях нанайцев собака обладала антропоморфными свойствами, в связи с этим использование в пищу собачьего мяса было табуировано. В традиционной культуре нанайцев собака наделялась сверхъестественным чутьём, с помощью которого она опознавала злых духов, их приближение и злые намерения останавливал её лай и рычание [32, с. 66]. В мифологических традициях у многих народов мира встречается образ четырёхглазой собаки, обладающей магическими возможностями видеть обитателей потустороннего мира благодаря наличию «удвоенного зрения» [37, с. 202- 203]. Нанайцы чёрную собаку с жёлтыми бровями наделяли особыми свойствами, считая мушки над глазами второй парой глаз, следовательно обладающей удвоенным зрением.
В верованиях нанайцев, негидальцев и ульчей зафиксировано функционирование аналогичных представлений, в которых фигурирует образ «четырёхглазой» собаки. По рассказам найхинского нанайца Н.П. Бельды, его собака по кличке Букет обладала такими свойствами. Однажды в тайге Букет неожиданно ощетинился, стал рычать на лежащее впереди дерево, при этом долго не хотел успокаиваться. Н.П. Бельды, вспоминая рассказы матери-шаманки о действиях в подобных ситуациях, поглядел между ушей собаки в том направлении и увидел смеющегося старика, тыкающего в него пальцем. Н.П. Бель- ды опознал в старике злого духа и быстро выстрелил в него из ружья. Посмотрев вновь между ушей собаки, он ничего более не увидел. Похожие верования были распространены и у неги- дальцев, в подобной ситуации у них помогает выявить нечистую силу собака Етан (чтобы увидеть злого духа, нужно было также глянуть между ушей собаки) [85. Д. 446. Л. 91]. В славянской культуре существовали подобные представления о собаках, имеющих над глазами два белых пятна (считалось, что они обладают способностью видеть нечистую силу) [37, с. 210].
В ритуалах жизненного цикла нанайцев (рождение ребёнка, его становление, свадьба, погребальный обряд) непременным участником таких отправлений являлась собака. К числу запретов, связанных с родами, относится завязывание, забивание, закупоривание чего либо, в большей степени это относится к мужу рожающей женщины. В мифологии кур- урмийских нанайцев распространён сюжет об отце будущего ребёнка, которому традиция запрещала забивать клинья в собачьей нарте [75, с.19]. Нивхи считали, что во время родов будущий отец не должен запрягать собак [12, с. 54]. Эти и другие запреты в традиционном обществе неукоснительно соблюдались, чтобы не воспрепятствовать рождению ребёнка.
После появления на свет новорождённого совершали обряд его безопасного внедрения в дом. Для этого люльку с новорождённым передавали через окно или через дымовой раструб со словами, имеющими охранительную функцию. После чего послед немедленно прятали, чтобы собаки его не съели, так как считалось, что женщина могла больше не забеременеть.
Обычно нанайская женщина рожала в шалаше хаморан. Младенца вносили в дом через окно, а не через дверь, мистически веря в то, что запутали след новорождённого и обманули злых духов. При этом старушка, которая помогала женщине во время родов, отдавала ребёнка в окно со словами: «Ма, гирмаксамба индах до дёлолам! На, косточку собаке бросаю!» Злой дух, услышав это, должен поверить и обойти дом стороной. Чтобы сохранить ребёнка, во время родов совершали этот обряд. Дом, где рожала женщина, находился на краю села. На другом краю села, в доме алдан най (не родственников) приго- х товились к встрече новорожденного. Для этого патрубок нары курзи вскрыли в двух местах - с улицы и в доме. Как только мать родила мальчика, чужая женщина алдан эктэ взяла младенца и побежала к другому концу села, к дому, X где их уже ждали. Ребёнка в дом протиснули через отверстие в патрубке, положили посреди дома на пол, и каждый, кто был в этом доме, перешагивал через него и приговаривал: «Илиоро! Илиоро!» Затем ему дали имя Курэ. Здесь был совершен двойной обряд илиочиори [90. Гаер. 1973. Л. 13].
Имя, по существу собачья кличка Курэ (Серый), говорит о древней обрядности, связанной с охранной функцией собаки, в данном случае предохранением жизни ребёнка от злых духов.
У нанайцев отмечено бережное отношение к детям, особенно от воздействия злых духов амбан в раннем возрасте (как правило, такая обрядовая практика отличается многими вариациями). В ритуале закрепления ребёнка в мире живых людей образ собаки имел значение жизнеутверждающей силы, которую могла символизировать нитка из собачьей шерсти, ею родители обвязывали кисти и щиколотки ребёнка. Для сохранения жизни ребёнка родственники приобретали у чужеродцев клык кабана, отдавая взамен собаку чёрной масти [12, с. 59]. Часто в подобных магических обменных обрядах именно чёрная собака выступала как объект обмена. В результате обмена такой оберег становился непреодолимым препятствием для возможного недоброго воздействия амбан и отличался особой нетерпимостью.
К магическим действиям прибегали в случае падения ребёнка. Считалось, что злых духов привлекает детский плач. Поэтому, когда падал ребёнок, старались тут же схватить и бросить оземь собаку или кошку, чтобы их криками отвлечь внимание злых духов, которые, ошибившись, должны были схватить душу животного, а не ребёнка [87. Д. 33. Л. 85].
Для сохранения жизни и здоровья детей нанайцы использовали комплекс соединенных между собой мелких деревянных изображений духов в форме собаки, солнца, луны, паука, филина и т.п. Когда ребёнок заболевал, доставали эту связку, окуривали её дымом багульника и обращались к духам с просьбами о помощи [69, с. 45]. Подобная обрядовая практика существовала и у северо-восточных этносов, в частности, подобные связки амулетов использовались у чукчей, эскимосов и коряков. Ульчи для защиты ребёнка от злых духов подвешивали к верхней части колыбели фигурку вороны из бересты, деревянную фигурку Колъдями, зубы и когти медведя и собаки [85. Д. 416. Л. 681].
В шаманской практике существовал статус родового шамана, в обязанности которого входили функции охранять души сородичей. Как правило, сохраняемые им души размещались на больших шаманских деревьях. У ульчских шаманов священные родовые хранилища душ взрослых и детей охранялись собакой енггули [69, с. 118]. Возможно, представители этой традиции ульчей вели свою родословную от первопредка, что и нанайцы рода Пассар, происходившие от красного волка енгура.
У нанайцев, ульчей, нивхов и орочей зафиксированы магические ритуалы, направленные на сохранение жизни новорождённого ребёнка. Если в ульчской семье один за другим умирали новорождённые дети, после смерти очередного ребёнка, перед рождением следующего, ломали старый дом и на его месте (либо на соседнем участке) строили новый. Под несущие столбы каркаса дома подкладывали головы собак. Ульчи верили, что собака своим присутствием отгоняет чёрта. В этой же традиции оберегами служили клыки собак и медведей, подвешенные на люльку младенца [67, с. 227].
У нивхов такой обряд отправлялся после завершения строительства жилого дома. Е.А. Крейнович описал ритуал, где жертвенной роли собаки придаётся главное значение. «...С целью обезопасить домочадцев от влияния нечистой силы на одной из балок душат собаку. Кровью взятой из сердца собаки мажут пупок мужскому и женскому духу хам кок, живущему в двух последних столбах зимника. В летнике этой кровью мажут углы и места соединения матицы с подпирающими её столбами. Голову собаки вместе с подложенными под нее лапками помещают снаружи над дверью, а иногда на задней стене дома и говорят: «...лежи, злой дух, если придет, лай злого духа сторожи» [22, с. 49].
Охранной функции собаки в свадебной обрядности у нанайцев придавали большое значение. Совершая ритуал обручения, отец ребёнка-жениха перевязывал руку невесты ниткой из собачьей шерсти. Кроме того, отец или мать жениха обвязывали нитками из крапивы и собачьей шерсти руки и ноги сосватанным детям. После отправления этого ритуала родителям невесты дарили рабочего кобеля [83, с. 28, 132]. Подаренная собака и нитка из шерсти предохраняли детей и их родственников от присутствия недоброжелательных духов. Подобная практика в традиционном обществе наделялась особым смыслом. Обручённые дети часто воспитывались и вырастали вместе, такие пары отличались привязанностью друг к другу до самой старости.
Для формирования свадебного поезда нанайцы отбирали лучшие собачьи нарты. Нередко изготавливали специальные нарты, которые обладали большим размером, чем обычные, с широким сиденьем, в такой упряжке бежали самые сильные и быстрые собаки [34, с. 9]. Во время праздничных поездок на собак надевали красивые ошейники, украшенные цветными ремешками, бубенчиками, особенно нарядными выглядели собаки с надетыми на голову султанчиками гараха, изготовленными из кожи и пучков конского волоса (рис. 129, 130). Кроме того, в составе калыма и приданого наличие собаки было обязательным [82, с. 141.] В свадебном обряде нивхов мать невесты, провожая дочь, давала ей особую собаку, не считая собак, вошедших в калым [12, с. 99]. В проведении нанайской свадьбы одним из зрелищных эпизодов считался ритуал преследования невесты на лодках, летом и зимой - на собачьих упряжках. Когда невесту везут в дом жениха, участники свадьбы совершают мнимое похищение невесты и отвозят её в дом жениха [35, с. 159]. В традиционной свадебной обрядности нанайцев не допускалось пересечение, перерезание дороги свадебному кортежу, так как такие действия могли навлечь несчастье на молодых [12, с. 92]. На свадьбу приезжало много гостей, и хозяева торжества должны были позаботиться о размещении и еде не только гостей, но и их собачьих упряжек. Нарушение обычая гостеприимства осуждалось традиционным правом .
Функция охраны хозяина, выполнявшаяся собакой с особым рвением, была перенесена первобытным сознанием в разнообразные сферы культуры. Нанайцы использовали в обрядовых отправлениях как реальную собаку, так и её абстрактные проявления. Известно, что традиционный погребальнопоминальный комплекс отличается особой консервативностью, благодаря этому сохранение древних представлений было предельным. Поэтому анализ погребальных ритуалов нанайцев и использование собаки в их контексте является важным предметом для исследования культуры и её трансформации.
В традиционной культуре нанайцев вдова приводила на кладбище собаку, которую убивали и подвешивали на палке рядом с погребением. На нее набрасывали шкуру лося или изюбря, а рядом втыкали небольшой флаг [35, с. 288]. Можно предположить, что обычай набрасывать на собаку шкуру лося или изюбря связан с оленеводческим прошлым этой группы нанайцев. Орочи во время отправления последних поминок убивали на могиле собаку: хунгарийские - палкой, самар- гинские - душили в петле. Такие представления были зафиксированы у многих этносов, веривших, что душа убитой собаки помогала хозяину добраться до загробного мира, где и продолжала служить ему. У орочей в начале прошлого века был зафиксирован ритуал, во время отправления которого шкуру собаки подстилали под умершего [84. Д. 10. Л. 114]. Очевидно, отправление этого ритуала связано с представлениями о потусторонней жизни, где умерщвлённая собака обретёт живую плоть и вновь станет служить своему хозяину.
У удэгейцев стойбища Нахтохоу в начале XX в. был отмечен погребальный обряд, в ходе которого убитую собаку поместили рядом с могилой в рассошину между двумя деревьями [84. Д. 10. Л. 38]. В погребальной обрядности тунгусо-маньчжуров были распространены в отдельных случаях воздушные человеческие захоронения, возможно, погребение собаки подобным образом относится к одним хронологическим рамкам. Название ритуальных стружек коктеля куаса, которыми помечали место погребения удэгейцы, можно соотнести с термином гуаса (удэг.) - «сучка» [84. Д. 10. Л. 38]. В этом ритуальном атрибуте также прослеживается связь с охранной и сигнальной функцией образа собаки. Как известно, в культовой скульптуре изображение собаки несет важную охранную функцию.
Одним из вспомогательных сооружений для покойного у нанайцев служила специальная деревянная конструкция дэ- сю, основная функция которой - хранение снаряжённых нарт, находившихся там до ухода охотников на промысел. «...Если умирал кто-нибудь зимой, гроб ставили на вешала дэсиу и оставляли там до весны, пока не вернутся охотники с охоты, так как часто в это время в деревне оставались одни женщины и старики. Да и нужно было дождаться всех родственников, чтобы они могли проститься с умершим. Затем строили наземные погребальные домики кэрэн, туда перевозили покойника» [90. Гаер. 1973. Л.43]. Отчётливо прослеживается связь погребальной обрядности с промысловой деятельностью нанайцев. Лабаз дэсю для снаряжённых нарт становился временным пристанищем для гроба с покойником как символ ухода на вечный промысел. Возможно, такое использование лабаза - трансформация древнего погребального обряда, который в большей степени сохранился у нивхов, использовавших нарты покойного для его перемещения к месту погребения.
Погребальная обрядность нивхов связана с широким привлечением собаки: лучшая и любимая собака покойного становилась на некоторое время вместилищем души умершего. Нивхи Сахалина называли такую собаку прыски, а Татарского побережья - найбик. Как считает Е.А. Крейнович, в результате вселения души человека в тело собаки душа человека ограждается от козней злых духов. Собаку, получившую статус вместилища души умершего, нивхи держали привязанной к среднему кану, угощали лучшими блюдами и кормили из тарелки, т.е. относились к ней как человеку, которого она представляла. Вынос покойника из жилища осуществлялся на нарте, впереди вели на привязи несколько собак, которые отправлялись вместе с хозяином в загробный мир. Отдельно привязанная к нарте собака шла с ней рядом вокруг сложенного костра, после этого она получала статус прыски. У Штернберга зафиксирован обычай, в контексте которого собаку кладут на грудь покойника при выносе его на нарте из дому. Собак, которых ведут впереди нарты покойника, убивают ударом толстой палки или тормоза по голове. В случае смерти взрослого мужчины убивают упряжку собак: считается, что в загробной жизни он, как и прежде, занимается промыслами и собаки помогают ему. Если же умирает ребёнок, для него убивают 3-4 собаки, потому как большое количество собак он не сможет удержать тормозом. Души убитых во время похорон собак везут душу покойного в Млых-во - селение мертвых [22, с.51-52]. Многочисленные материалы свидетельствуют о присутствии собаки практически во всех жертвенных обрядах нивхов, а в погребальной обрядности её статус сопоставляется с человеком.
Возможно, погребальный комплекс нивхов является одним из проявлений обрядовой практики древнего автохтонного населения Приамурья, со временем частично утраченного тунгусоязычными этносами региона, и такая трансформация погребального комплекса у нанайцев произошла под воздействием многих внешних и внутренних факторов, одним из главных можно назвать мощное трансформирующее влияние китайской и славянской культур (государственные мероприятия, христианизация и др.).
Погребальная обрядность нивхов, ульчей и негидальцев, у которых собака становится вместилищем души умершего, имеет один исходный базис, уходящий корнями к древним амурским племенам. Например, ульчи верили в возможность связи души человека с собакой, как и нивхи, считали, что душа умершего может вселяться в собаку и находиться в ней некоторое время. Из числа наиболее любимых выбирали собаку паняу и привязывали её поводок к косе умершего. Считалось, что в результате этого отправления душа покойного переходит в собаку [67, с. 228].
Таким образом, собака как реальное животное, так и её мифологический образ широко представлены в ряде верований и ритуалов традиционного жизненного цикла нанайцев: охранительных предродовых и родовых, обрядах сохранения жизненной силы и души ребёнка, в свадебных, погребальных и поминальных ритуалах. Анализ использованных материалов показывает, что многие формы этих мировоззрений и культовой практики сохраняются до настоящего времени.
