Показать все теги
Глава 17
ИЕРУСАЛИМ
В конце лета 1191 года король Ричард I Английский великолепно организовал и провел эффектный и результативный марш из Акры на юг, по пути нанеся Саладину унизительное, пусть и не решающее поражение. Прибыв на Святую землю, Ричард Львиное Сердце оживил Третий крестовый поход, до этого увязший на севере Палестины. Теперь создавалось впечатление, что экспедиция находится на пороге победы. Успех зависел от импульса. Только немедленные и решительные действия могли сохранить хрупкую коалицию франков и поддержать натиск на слабеющие силы противника. Но теперь, когда была, как никогда, необходима решительность и целеустремленность, Ричард заколебался.
РЕШЕНИЯ И ХИТРОСТИ
Приблизительно 12 сентября 1191 года, через несколько дней после прибытия в Яффу, в лагерь крестоносцев начали поступать тревожные вести с юга. Говорилось, что Саладин пошел на Аскалон и в данный момент занят тем, что уничтожает занятый мусульманами порт. Слухи вызвали недоверие, ужас и подозрения, и король отправил Жоффруа де Лузиньяна, который теперь был назначен номинальным графом региона, и своего доверенного рыцаря Гийома де л’Этана для выяснения обстоятельств. Они отплыли в южном направлении и вскоре увидели город. Подойдя ближе, они смогли наблюдать сцену ужасной разрухи. Аскалон был в огне и дыму, перепуганное население бежало из города, а люди султана сновали по укреплениям порта, круша все на своем пути.
Все это явилось следствием нового подхода Саладина к войне. Еще не оправившись после унизительного поражения при Арсуфе, султан 10 сентября собрал своих советников в Рамле, чтобы пересмотреть стратегию Айюбидов. Сделав неудачную попытку остановить крестоносцев на пути из Акры, Саладин решил взять на вооружение оборонительную стратегию. Если Ричарда не разбить в открытом сражении, тогда придется сделать другие решительные шаги, чтобы остановить его, — тактика выжженной земли, включающая разрушение ключевых крепостей, определенно остановит франков. Критической мишенью стал Аскалон, главный порт юга Палестины и трамплин для пути в Египет. Если франки захватят город, у Львиного Сердца будет отличный плацдарм, откуда он сможет угрожать и Иерусалиму, и Нильскому региону. Саладин понимал, что у него нет ресурсов для войны на два фронта, и, определив для себя приоритетной защиту Святого города, приказал сровнять стены Аскалона с землей. Это, должно быть, явилось нелегким решением — утверждают, султан при этом сказал: «Видит Бог, я предпочел бы потерять всех своих сыновей, чем уничтожить хотя бы один камень», но это было необходимо. Время работало против мусульман. Если Ричард выступит на марш, он вполне может захватить порт. Поэтому Саладин отправил аль-Адиля, чтобы тот наблюдал за крестоносцами в Яффе, а сам с аль-Афдалем устремился на юг, чтобы выполнить ужасную работу. Он заставлял солдат работать без отдыха, днями и ночами, опасаясь подхода Ричарда Львиное Сердце.[1]
Когда Жоффруа и Гийом доставили новости о том, что увидели в Яффе, у короля Ричарда все еще оставался шанс действовать. Весь конец лета он был намеренно уклончив относительно своих целей, но теперь надо было принять определенное решение. Оно представлялось очевидным: захват Аскалона был логичным следующим шагом Крестового похода. Как грамотный полководец, король понимал, что до сих пор успехи экспедиции были напрямую связаны с превосходством на море. Пока Крестовый поход оставался у побережья, латинское господство на море могло предотвратить окружение и уничтожение, обеспечивая подвоз снабжения и подкрепления. До этого времени крестоносцам не приходилось вступать в генеральное сражение с противником на его территории. А вот когда они повернут в глубь страны, начнутся настоящие проблемы. Захват Аскалона и повторное возведение укреплений обещали дестабилизировать положение Саладина в Палестине, создав безопасный прибрежный анклав, оставляя открытой возможность со временем пойти на Иерусалим или Египет.
Ричард прибыл в Яффу, вероятно ожидая, что ему, королю и полководцу, будут повиноваться и марш на юг можно будет продолжить почти без паузы. Но он сильно просчитался. Крестовый поход, как разновидность военных действий, управляется не только соображениями военной науки, но и политическими, дипломатическими и экономическими идеями. Этот конфликт также поддерживается религиозной идеологией, и лишь такая первостепенно важная и притягательная цель, как Иерусалим, могла создать единство стремлений внутри неоднородной армии. Для большинства крестоносцев Ричарда идти из Яффы на юг — это все равно что пройти мимо ворот Святого города. На совете, состоявшемся в Яффе в середине сентября, Ричард столкнулся лицом к лицу с этой реальностью. Несмотря на все его старания убедить собравшихся в целесообразности продвижения к Аскалону, большинство представителей латинской знати воспротивились этому, в том числе Гуго Бургундский и французы. Несогласные считали, что необходимо вместо этого восстановить фортификационные сооружения Яффы, после чего идти на Иерусалим. В конце концов, как написал один из крестоносцев, «громкий глас народа одержал верх» и было принято решение остаться на месте. Ричард, судя по всему, с ним не согласился, но ничего сделать не мог. События в Яффе выявили его недостатки как лидера. Английский король был опытен в искусстве войны — этому его учили с детства; с 1189 года его авторитет в роли короля был несомненным. Но он все еще недостаточно понимал реалии Крестового похода.
Приняв решение остановиться в Яффе, Крестовый поход лишился импульса. Началась работа по восстановлению порта и его оборонительных сооружений — она велась в то же самое время, когда Саладин разрушал Аскалон. Крестоносцы, уставшие после тяжелого перехода из Акры, теперь наслаждались неожиданным перерывом в военных действиях. Среди постоянного потока доставлявших все необходимое судов стали появляться корабли с проститутками. После этого, жаловался один из христианских очевидцев, армия оказалась загрязненной «грехом и развратом, мерзкими деяниями и похотью». Шли дни, и даже желание идти к Святому городу постепенно исчезло. Экспедиция стала разваливаться. Некоторые франки отплыли в Акру, где можно было устроиться с большим комфортом, и со временем Ричарду пришлось лично отправиться на север, чтобы заставить разбежавшихся крестоносцев действовать.[2]
По пути в Иерусалим
Третий крестовый поход оставался в Яффе и ее окрестностях немногим меньше семи недель. Это дало Саладину возможность расширить применение тактики выжженной земли, уничтожив сеть фортификационных сооружений, от побережья в глубь территории к Иерусалиму. Ричард провел большую часть октября 1191 года, собирая армию, и только в последние дни месяца, когда «военный сезон» уже завершался, экспедиция начала наступление на Иерусалим. Перед ней стояли трудности более серьезные, чем перед Крестовыми походами прошлых лет. В 1099 году первые крестоносцы шагали к Святому городу, почти не встречая сопротивления, и в последующей осаде, хотя она, безусловно, была тяжелой, франкам противостояли относительно небольшие изолированные силы противника. А теперь, почти веком позже, латинянам предстояло столкнуться со значительно более серьезным сопротивлением.
Власть Саладина после 1187 года несколько ослабла, но он все еще обладал огромными военными ресурсами и мог препятствовать каждому шагу франков к Святому городу. И если крестоносцы подойдут к Иерусалиму, завоевание города также обещало стать нелегкой проблемой. Его защищал большой гарнизон, городские укрепления были практически неприступными, а осаждающей армии, несомненно, предстояло подвергнуться яростным контратакам дополнительных мусульманских сил в поле. Еще более тревожным грозил стать вопрос подвоза снабжения и подкрепления после того, как Третий крестовый поход удалится от побережья. Ему придется полагаться на коммуникационную линию из Яффы, и, если она будет перерезана, Ричард и его люди окажутся перед лицом поражения.
Основная цель Ричарда Львиное Сердце осенью 1191 года заключалась в создании надежной цепи логистической поддержки, которая тянулась бы в глубь материка. Главная дорога в Иерусалим пересекала прибрежную долину к востоку от Яффы, шла через Рамлу в Латрун, после чего изгибалась на северо-восток в Бейт-Нубу, что у подножия Иудейских холмов, а потом поворачивала на восток к Святому городу (хотя были альтернативные маршруты, например более северный путь через Лидду). В XII веке франки построили цепочку крепостей, чтобы защитить подходы к Иерусалиму. Многие из них контролировались военными орденами, но после Хаттина все перешли к исламу.
Новая стратегия Саладина оставила дорогу перед крестоносцами опустошенной. Все крепости — в том числе Лидда, Рамла и Латрун — были разрушены. 29 октября Ричард вышел на равнину к востоку от Яффы и приступил к мучительно трудоемкой работе по восстановлению укрепленных пунктов в глубине территории. Он начал с двух фортов возле Ясура. В военном отношении война теперь стала серией стычек. Собрав свои силы в Рамле, Саладин намеревался преследовать франков, мешая их строительным работам, но одновременно избегая полномасштабных сражений. Когда началось наступление на Иерусалим, английский король нередко бросался в гущу возникавших то здесь, то там боев. В начале ноября 1192 года обычная экспедиция за продовольствием перешла в открытое столкновение — была атакована, причем превосходящими силами, группа тамплиеров. Узнав об этом, король немедленно бросился на помощь в сопровождении Шовиньи и Лестера. Ричард был настолько взбешен, что начал разить врагов, «словно молния», и вскоре мусульмане отступили.
Латинские очевидцы предполагают, что некоторые приближенные короля подвергли сомнению целесообразность его действий в тот день. Упрекая его за то, что он слишком часто подвергает риску свою жизнь, они говорили, что «если с королем что-то случится, христиане погибнут». Говорят, Ричард пришел в ярость. Он сказал, что сам послал [тех воинов], поручил им дело, и если они умрут без него, то он не сможет больше называться королем. Этот эпизод подчеркивает стремление Ричарда оставаться королем-воином на передовой линии конфликта. Но кроме того, судя по всему, Ричард имел обыкновение рисковать так часто, что это тревожило даже его сторонников. Безусловно, в постоянных мелких сражениях таилось множество опасностей. Спустя несколько недель Андре де Шовиньи сломал руку, пронзая мечом мусульманского оппонента в стычке возле Лидды.[3]
Разговоры с врагом
Ричард Львиное Сердце вел себя очень храбро в стычках с противником, но его военные подвиги были лишь одной гранью общей комбинированной стратегии. Всю осень и начало зимы 1191 года король старался использовать, наряду с военной угрозой, дипломатию, надеясь, что эти два оружия совместными усилиями смогут заставить Саладина подчиниться, а значит, не надо будет штурмовать Иерусалим.
На самом деле король снова открыл каналы связи с противником уже через несколько дней после сражения при Арсуфе. Около 12 сентября он отправил Онфруа Торонского, лишенного прав бывшего супруга Изабеллы, чтобы возобновить переговоры с аль-Адилем. Саладин согласился и дал брату разрешение вести переговоры и решать вопросы по собственной инициативе. Если верить одному из доверенных лиц султана, он считал, что такие встречи в интересах мусульман, потому что видел: в глубине души люди устали воевать, лишились иллюзий и не желают больше сражаться с трудностями и нести тяжкую ношу долгов. Вероятнее всего, Саладин также старался выиграть время и собрать как можно больше информации о противнике.[4]
В последующие месяцы стало очевидно, что надежные разведывательные сведения являются весьма ценным товаром и оба лагеря наводнили шпионы. В конце сентября 1191 года Саладин едва сумел предотвратить потенциально катастрофически опасную утечку информации, когда группа восточных христиан, путешествуя через Иудейские холмы, была схвачена и обыскана. Оказалось, что у них при себе весьма важные документы — письма от айюбидского правителя Иерусалима султану, в которых излагается озабоченность нехваткой зерна, вооружения и людей в Святом городе. Они намеревались передать эти письма королю Ричарду. Тем временем, чтобы обеспечить регулярную поставку «языков» из числа франков для допроса, Саладин нанял триста имеющих дурную славу бедуинов, чтобы те ночами похищали пленных. Однако и для латинян, и для мусульман знания о противнике зачастую были ошибочными. Саладин, к примеру, был уверен, что Филипп-Август умер в октябре 1191 года. Что еще важнее, Ричард Львиное Сердце систематически переоценивал военную мощь противника, и так было до самого конца Крестового похода.
Всю осень и начало зимы 1191 года Ричард поддерживал регулярный диалог с аль-Адилем, и, по крайней мере вначале, этот контакт был скрыт от франкских армий. Отчасти короля подтолкнули к переговорам слухи о том, что Конрад Монферратский создал свой собственный независимый канал дипломатической связи с Саладином. Как всегда, готовность английского короля обсуждать пути к миру с врагом не означала его пацифистских наклонностей и желания избежать военного конфликта. Переговоры для него были военным оружием, которое могло привести к миру в сочетании с армейским наступлением, которое определенно могло дать жизненно важные разведывательные сведения и, что особенно важно на этой стадии Крестового похода, могло внести разлад в ряды ислама.
Еще до ухода из Яффы, в период между 18 и 23 октября, Ричард вел активные беседы с аль-Адилем. Первоначально король постарался оценить отношение противника к Иерусалиму. Он желал выяснить возможность оставления Саладином города, который, по словам Ричарда, был «центром нашей веры, от которого мы никогда не откажемся, даже если из всех останется лишь один человек». Но аль-Адиль передал недвусмысленный ответ султана, подчеркивающий, что Иерусалим является святыней и для ислама и Ричард мог «не надеяться, что мусульмане от него откажутся».
Тогда Ричард резко сменил линию поведения, удивив своих противников и озадачив историков — в том числе и сегодняшних. Король счел важным установить дружелюбные отношения с аль-Адилем, неизменно называя его в беседе «мой брат и друг». Теперь он предпринял более решительный шаг, предложил необычный брачный союз между латинским христианством и исламом. Иными словами, он предложил аль-Адилю жениться на своей сестре Джоанне. Этот союз обеспечил бы мирное урегулирование, при котором султан отдаст аль-Адилю «все прибрежные земли, какие сможет, и сделает королем Палестины», а Иерусалим станет резиденцией королевской четы. Новое государство останется частью империи Саладина, но христиане получат доступ в Святой город. Аль-Адиль и Джоанна станут властвовать во всех крепостях региона, а христианские военные ордены возьмут под контроль прилегающие деревни. Пакт будет подтвержден обменом пленными и возвращением Истинного креста. С показным великодушием Львиное Сердце объявил, что принятие его предложения будет означать немедленное окончание Крестового похода и быстрое возвращение на Запад самого короля.
Поскольку это возмутительное предложение не было записано в уцелевших христианских источниках (оно упомянуто только в арабских текстах), трудно себе представить, как на него отреагировали его современники-франки. Похоже, Львиное Сердце хранил это дело в строгом секрете, первоначально даже от своей сестры, но относился он к этой идее со всей серьезностью или это была хитрая уловка, остается неясным. Очевидно лишь одно: аль-Адиль посчитал предложение серьезным. С точки зрения дипломатии предложение Ричарда было мастерской хитростью. Зная о потенциальных напряжениях между Саладином и аль-Адилем — положение последнего — доверенного лица и брата — колебалось из-за угрозы, которой он являлся для сына и наследника султана, — английский король сделал предложение, которое аль-Адиль не смог проигнорировать, но, когда все выплывет наружу, станет очевидно, что аль-Адиль вынашивает собственные честолюбивые планы. Понимая это, аль-Адиль отказался передать информацию о предложении Ричарда Саладину, отправив вместо себя Баха ад-Дина и предупредив, что говорить надо очень осторожно.
Саладин согласился на условия, хотя, возможно, верил, что Ричард никогда не осуществит этот план. Он оказался прав. Уже через несколько дней Ричард сообщил, что его сестра не сможет выйти замуж за мусульманина, и предложил аль-Адилю принять христианство, то есть оставил «открытой дверь для переговоров».[5]
Через несколько недель, когда Третий крестовый поход медленно двигался в Иудею, Ричард снова попросил о встрече. Он встретился с аль-Адилем в Рамле 8 ноября 1191 года. Атмосфера была почти праздничной. Пара обменялась «едой, роскошными вещами и подарками», оба отведали деликатесов соответствующих культур. Ричард изъявил желание послушать арабскую музыку, и немедленно была приведена женщина, которая развлекала высокого гостя пением и игрой на арфе. Проговорив весь день, они разошлись, по словам мусульманского очевидца, «в дружеских отношениях и хорошем настроении, как добрые друзья», хотя очередное требование Ричарда о переговорах непосредственно с Саладином было отвергнуто.
Теперь впервые о переговорах короля с противником стало известно крестоносцам в лагере. Они не получили одобрения общественности. Один христианин отметил, что «Ричард и аль-Адиль, похоже, испытывают друг к другу дружеские чувства», раз обмениваются подарками, в числе которых семь верблюдов и великолепный шатер. По общему мнению франков, такая дипломатия являлась неблагоразумной. Говорили, что Ричард был обманут внешним проявлением щедрости и доброй воли и потому задержал поход на Иерусалим. За эту ошибку его многие винили и критиковали. Брат Саладина перехитрил доверчивого короля. Представление о Ричарде как об одураченном простофиле, которым манипулирует непорядочный политический противник аль-Адиль, не согласуется с изображением английского короля как проницательного дипломата, присутствующим в разных мусульманских источниках. А хронист из Мосула Ибн аль-Асир открыто похвалил Ричарда, отметив, что «король встретился с аль-Адилем, как искусный стратег».
На самом деле английский король был, судя по всему, хитрым переговорщиком. Другой человек почувствовал бы себя обескураженным постоянными отказами султана начать прямой диалог, но Ричард стремился обратить этот фактор в свою пользу. 9 ноября он отправил султану весьма искусное послание, акцентируя уступки, сделанные немного раньше. «Ты сказал, что даруешь эти прибрежные земли своему брату. Я хочу, чтобы ты стал арбитром между ним и мной и разделил эти земли между нами». Христианам необходимо «некоторое влияние в Иерусалиме». Но он хотел, чтобы мусульмане не винили аль-Адиля, а франки — его. Иными словами, Ричард хотел изменить весь фундамент переговоров, побудить Саладина считать себя великодушным третейским судьей, а вовсе не заклятым врагом. По меньшей мере, некоторые советники султана оказались под большим впечатлением от нового подхода.[6]
Однако в области дипломатических интриг Саладин не уступал Ричарду. Всю осень султан поддерживал контакт с Конрадом Монферратским — этот факт он даже не пытался скрыть от Ричарда. Наоборот, посла Конрада нередко видели скачущим верхом рядом с аль-Адилем, наблюдая, как франки дерутся с мусульманами. Говорят, что именно это зрелище заставило английского короля удвоить усилия в переговорах. Желая использовать трещину в отношениях между Ричардом и маркизом, Саладин решил устроить «шоу открытой враждебности к заморским франкам». Он обещал, что если Конрад нападет на занятую крестоносцами Акру, то будет вознагражден независимым княжеством, включающим Бейрут и Сидон. Султан ловко жонглировал послами Ричарда и Конрада, помещал их, прибывших в один день, в разные части своего лагеря. По словам его советников, он всячески старался вызвать ссору между ними.
К 11 ноября, когда крестоносцы стали угрожать Рамле, Саладин решил взяться за дело серьезно. Он собрал своих советников, чтобы обсудить достоинства мирных договоров с Конрадом и Ричардом. Сила маркиза определенно росла — теперь его поддерживала большая часть знати бывшего латинского королевства, но в конечном счете его посчитали менее надежным, чем Львиное Сердце. Совет одобрил соглашение с английским королем, основанное на справедливом разделе Палестины, свадьбе аль-Адиля и Джоанны и допуске христианских священнослужителей в святыни и церкви Иерусалима. Вероятно, решив, что он загнал Саладина в угол, Ричард ответил на это важное предложение весьма уклончиво. Чтобы такой союз был допустим, свое благословение должен дать папа, а на это уйдет три месяца. Но пока шло послание, Львиное Сердце готовил свои войска к наступлению на Рамлу и далее.[7]
ВЗЯТЬ СВЯТОЙ ГОРОД
Ричард сделал следующий шаг к Иерусалиму 15 ноября, выдвинув армию крестоносцев на позиции между Лиддой и Рамлой. Саладин отступил, оставив эти два поселения с разрушенными укреплениями франкам. После этого он перебрался в Латрун, а потом, около 12 декабря, в Иерусалим. Хотя мусульманские силы весь этот период продолжали совершать набеги на латинян, в некотором смысле путь к воротам Иерусалима теперь был открыт.
Но пока его люди поспешно старались восстановить укрепления Рамлы, Львиному Сердцу пришлось столкнуться с другим беспощадным врагом — зимой. На открытой равнине ее наступление принесло безжалостную смену погоды. Страдая от дождя и холода, крестоносцы провели шесть недель, накапливая в Рамле продовольствие и оружие и обеспечивая связь с Яффой, и только потом медленно двинулись сначала в Латрун, потом в маленькую разрушенную крепость возле Бейт-Нубы у подножия Иудейских холмов. Теперь они находились в двенадцати милях (19 км) от Иерусалима.
Условия были ужасными. Один крестоносец записал: «Было холодно и пасмурно… Дождь и град хлестали изо всех сил, снося палатки. На Рождество, до и после него, мы потеряли много лошадей и от сырости лишились большого количества продуктов. Одежда не высыхала, люди страдали от недоедания».
И все же, несмотря ни на что, дух обычных солдат был высоким. После долгих месяцев, а то и лет войны они находились в непосредственной близости от своей цели. Люди жаждали увидеть город Иерусалим и завершить свое паломничество. Один крестоносец заметил, что «не было людей злых и грустных, все радовались и повторяли: „Господи, теперь мы идем правильным путем, направляемые Твоей милостью“». Преданность священной войне вдохновила их даже среди невзгод зимней кампании. Как их предки-крестоносцы в 1099 году, они были готовы, даже рвались осадить Святой город, невзирая на связанные с этим лишения и риск.[8]
Вопрос был лишь в том, разделяет ли король Ричард их рвение. Когда начался новый, 1192 год, ему пришлось принять важное решение. Крестовому походу потребовалось два месяца, чтобы пройти тридцать миль (48 км) по направлению к Иерусалиму. Линия связи с побережьем пока держалась, но подвергалась почти ежедневным набегам мусульман. В таких условиях в разгар зимы начать осаду значит пойти на большой риск. Но большая часть латинской армии явно ожидала штурма.
Примерно 10 января Ричард Львиное Сердце созвал совет, чтобы обсудить дальнейшие действия. Его шокирующим решением было следующее: Третий крестовый поход должен отступить от Бейт-Нубы, повернувшись спиной к Иерусалиму. Официально было сказано, что сильные лоббисты тамплиеров, госпитальеров и латинских баронов, уроженцев Леванта, убедили Ричарда. Опасности организации осады, пока Саладин обладает полевой армией, были слишком велики, утверждали они, да и франкам все равно не хватало живой силы для обеспечения гарнизоном Святого города, даже если он каким-то чудом падет. «Мудрые люди не считали, что они должны уступить необдуманному желанию простых людей [осадить Иерусалим]», — вспоминал один из современников, — и вместо этого они посоветовали, чтобы экспедиция «вернулась и укрепила Аскалон», перерезав линии снабжения Саладина, которые протянулись между Палестиной и Египтом. На практике представляется вероятным, что король подобрал совет так, чтобы в него входили люди, симпатизирующие его собственным взглядам, и прекрасно понимал, каким будет его решение. Пока, во всяком случае, Ричард не желал ставить судьбу всей священной войны в зависимость от такой опасной кампании. И 13 января он огласил приказ отойти от Бейт-Нубы.
Это было шокирующее заявление, но в недавних исторических исследованиях решение Ричарда рассматривается в положительном свете. Такие ученые, как Джон Гиллингем, представили Львиное Сердце проницательным полководцем, который принимал решения, исходя из реальной обстановки, а не набожного рвения, и превозносили его за осторожную стратегию. Ганс Майер, к примеру, сделал вывод, что «принимая во внимание тактику Саладина, [решение Ричарда] было правильным».[9]
Конечно, как дело было на самом деле, мы уже никогда не узнаем. Один очевидец из числа крестоносцев позже записал, что франки упустили великолепную возможность захватить Иерусалим, потому что недооценили «затруднительное положение, страдание и слабость» мусульманских сил, составлявших гарнизон города, и в какой-то степени он был прав. Стараясь держать свои измученные войска в поле, Саладин был вынужден после 12 декабря распустить большую часть армии, оставив в Святом городе лишь слабый гарнизон. Прошло десять дней, прежде чем Абул Хайджа Жирный прибыл с египетским подкреплением. А до этого решительная и уверенная атака на Иерусалим вполне могла сломить волю Саладина, разрушив и без того непрочный союз мусульман и погрузив ближневосточный ислам в хаос. Хотя по зрелом размышлении Ричард, возможно, был прав, уклонившись от такого риска.
Но даже если так, Ричарда нельзя не упрекнуть за его ведение этой стадии Крестового похода. До сих пор историки игнорировали фундаментальную черту принятия им решений. Если в январе 1192 года для военных советников Ричарда да и для самого короля, возможно, тоже было очевидно, что Святой город несокрушим и непригоден для последующей обороны, почему об этом не было речи несколькими месяцами раньше, до того, как экспедиция покинула Яффу? Король, которого положение обязывало быть сведущим в военной науке, определенно должен был понять еще в октябре 1191 года, что Иерусалим — почти недостижимая военная цель, которую невозможно удержать. В начале XIII века Ибн аль-Асир пытался реконструировать ход мыслей Львиного Сердца в Бейт-Нубе. Он вообразил сцену, в которой Ричард просит показать ему карту Святого города. Изучив его топографию, король предположительно сделал вывод, что Иерусалим не может быть взят, пока у Саладина все еще имеется полевая армия. Но все это не более чем воображаемая реконструкция. Характер и опыт Ричарда предполагают, что, прежде чем выйти из Яффы, он собрал самые полные разведывательные данные.
Ричард Львиное Сердце, вероятно, ступил на дорогу к Иерусалиму в конце октября 1191 года, или колеблясь, или не имея намерения действительно атаковать город. Это означает, что его наступление было, по сути, уловкой, военной составляющей комбинированного наступления, в котором демонстрация военной агрессии дополняла и усиливала интенсивные дипломатические контакты. Той осенью и зимой Ричард стремился испытать решимость и возможности Саладина, но был готов отойти от опасной грани, если не появится реальной возможности добиться победы. При этом король действовал согласно лучшим принципам средневекового командования, однако не учел отличительных особенностей священной войны.
Влияние отступления на дух христиан и общие перспективы Крестового похода были катастрофическими. Даже Амбруаз, ярый сторонник Ричарда, признал: «[Когда] стало ясно, что армия должна повернуть обратно (не будем называть этот маневр отступлением), люди, которые еще недавно рвались в бой, были настолько обескуражены, что со времени Сотворения мира еще никто не видел такой подавленной, такой удрученной армии. <…> Ничего не осталось от радости, которая ею владела, когда люди считали, что идут к Гробу Господню… Каждый проклинал тот день, когда родился».
Разом превратившись в ошеломленную толпу сброда, армия потянулась к Рамле. А там унылая, лишившаяся иллюзий экспедиция распалась на части. Гуго Бургундский и многие французы снялись с места. Одни вернулись в Яффу, другие отправились в Акру, где было много еды и земных удовольствий. Ричард остался во главе существенно ослабленного войска, которое он повел к Аскалону.[10]
ПЕРЕГРУППИРОВКА СИЛ
Ричард Львиное Сердце добрался до разрушенного порта 20 января 1192 года в условиях страшной непогоды, которая еще больше расхолодила людей. Пока крестоносцы старались примириться с отступлением от Иерусалима, Ричард делал все возможное, чтобы оправиться от первой серьезной неудачи своей кампании. Он занял войско восстановлением Аскалона, решив во что бы то ни стало сделать этой несчастливой зимой хотя бы что-нибудь полезное и, главное, видимое. Генрих Шампанский сохранил верность своему дяде и оказал помощь в работе, но восстановление разоренного города оказалось гигантским предприятием, которое потребовало пяти полных месяцев тяжелого труда и стоило Ричарду целого состояния.
В конце февраля в Северной Палестине начался кризис, который выявил раскол между франками. Хотя война за Святую землю была далека от завершения, латиняне в Акре перегрызлись друг с другом. Генуэзские моряки хотели захватить контроль над городом, возможно с молчаливого согласия Конрада Монферратского и Гуго Бургундского, и только яростное сопротивление пизанских союзников Ричарда предотвратило союз порта с Тиром. Обозленный тем, что он посчитал актом предательства, Ричард отправился на север, чтобы вступить в переговоры с Конрадом, и пара встретилась на полпути между Акрой и Тиром. Вероятно, последовали длительные дискуссии, но прочного соглашения так и не было достигнуто, и маркиз вернулся в Тир.[11]
Создавалось впечатление, что военное счастье Ричарда изменило ему в холмах Иудеи, а теперь на северном побережье его покинуло и умение уверенно вести дипломатические переговоры. Разочарованный и раздраженный тем, что не сумел подчинить себе Конрада, Ричард официально лишил Конрада доли доходов Иерусалимского королевства, выделенной ему летом 1191 года. Хотя, по правде говоря, это был пустой жест. Конрад обладал двумя явными преимуществами: неоспоримой властью в Тире и растущей поддержкой франкских баронов Утремера — Балиана Ибелина и ему подобных. Возможно, маркиз действительно был лживым своекорыстным оппортунистом, готовым вступить в переговоры с Саладином, вопреки интересам Крестового похода, но его женитьба на Изабелле Иерусалимской дала ему право на трон. Он также доказал, что является более сильным лидером, чем Ги де Лузиньян, и, в отличие от Ричарда, выказывал все признаки того, что останется в Леванте. В феврале Ричард Львиное Сердце предпочел проигнорировать очевидное, но со временем ему пришлось признать неудобную реальность. Конрада невозможно ни сломить, ни согнуть, значит, его придется учитывать в любом более или менее продолжительном политическом и экономическом соглашении на Ближнем Востоке.
Примерно в это время были вновь открыты каналы для переговоров между Ричардом и Саладином. Султана опять представлял его брат аль-Адиль, а от имени Ричарда выступал Онфруа Торонский. Встречи прошли в конце марта в районе Акры, и в какой-то момент создалось впечатление, что приемлемые условия договора, включая раздел Иерусалима, действительно могут быть согласованы. Однако в начале апреля Ричард прервал диалог и отплыл на юг, чтобы провести Пасху в Аскалоне. Причина столь неожиданного изменения политики неясна, но представляется вероятным, что до короля дошли слухи о том, что в измученных армиях Саладина зреет недовольство, и султан столкнулся с мятежом мусульман в Месопотамии. Вероятно, Ричард решил, что возможная слабость и уязвимость султана позволяет ему не соглашаться ни на что, кроме самых выгодных условий. Вернувшись в Аскалон, он начал готовиться к новому наступлению.
КРИЗИС И ПРЕОБРАЗОВАНИЕ
15 апреля 1192 года в Аскалон прибыл Роберт, настоятель монастыря в Херефорде. Он привез новости, перевернувшие все планы Ричарда. Помощник и представитель короля Уильям Лонгчамп был выслан из Англии принцем Джоном, и теперь амбициозный брат Ричарда всячески старается расширить свое влияние в королевстве. Так после восьми месяцев участия в войне на Святой земле Ричард получил недвусмысленное напоминание о необходимости выполнения своих обязанностей монарха. Львиное Сердце немедленно понял, что, учитывая кризис на Западе, он не может позволить себе задерживаться в Леванте. Но не хотел он и возвращаться в Европу неудачником. Поразмыслив, Ричард, судя по всему, решил, что еще располагает временем и может посвятить еще один сезон Крестовому походу. Но чтобы привести войну в Палестине к быстрому и успешному завершению, ему необходимо объединить раздробленные силы латинян на Святой земле.
Примирившись с необходимостью компромисса, Ричард 16 апреля созвал совет баронов. Он объявил, что в свете событий в Англии ему придется скоро уехать, и предложил собравшимся решить вопрос об иерусалимской короне. Было принято единодушное решение, почти наверняка с молчаливого одобрения Ричарда, предложить королевство Конраду Монферратскому. Тем временем Ги де Лузиньян должен был получить богатую компенсацию за утраченный статус. Ричард условился с тамплиерами, чтобы они продали Ги остров Кипр за 40 тысяч безантов. Это позволяло династии Лузиньянов создать сильное и крепкое государство в восточной части Средиземноморья. Генрих Шампанский был отправлен на север в Тир, чтобы сообщить маркизу о его неожиданном «повышении» и, что было еще более важным, убедить его объединить свои силы и армию Гуго Бургундского с войском крестоносцев, собравшимся в Аскалоне, так чтобы можно было продолжить священную войну.
Через несколько дней Конрад узнал новости и, по общим отзывам, был в восторге. После долгих месяцев ожидания в полной готовности, когда он действовал с хитростью и осторожностью, его мечты о королевской власти стали реальностью. Оставив прежние бескомпромиссность и колебания, маркиз немедленно приступил к подготовке военной кампании. Не поставив в известность Ричарда и франков, он также отправил срочное послание Саладину, объяснив, что латиняне пришли между собой к неожиданному соглашению, и пригрозив, если Саладин в течение ближайших нескольких дней не урегулирует отношения с Конрадом, полномасштабной конфронтацией. По информации мусульманского очевидца при дворе султана, Саладин отнесся к сообщению со всей серьезностью. Опасаясь крупных беспорядков в Месопотамии, «султан считал, что лучше всего заключить мир с маркизом», и 24 апреля отправил посла в Тир, чтобы окончательно договориться об условиях. Таким образом, в последние дни апреля 1192 года и король Ричард, и Саладин верили, что нашли пути к завершению войны на Святой земле: один — при посредстве возобновления военных действий, другой — заключив мир. В центре обоих планов находился один и тот же человек — Конрад Монферратский.[12]
Вечером 28 апреля Конрад отправился на ужин в резиденцию французского крестоносца Филиппа, епископа Бовэ. Они давно дружили, и Конрад находился в расслабленном приподнятом настроении. Позже он в сопровождении двух стражников поехал обратно и свернул на узкую улочку.
Там по обе стороны улицы сидели два человека. Когда Конрад поравнялся с ними, оба встали. Один из них приблизился к Конраду и показал письмо. Маркиз протянул руку, чтобы его взять. Человек вытащил нож и вонзил в его тело. Тогда второй человек, находившийся по другую сторону улицы, вскочил на круп лошади и ударил маркиза ножом в бок; тот упал мертвым.
Позднее стало ясно, что на Конрада напали члены ордена ассасинов, которых послал Синан, Старец Горы. Один из двух убийц был немедленно обезглавлен, другой схвачен и допрошен, после чего его волочили по городским улицам, пока он не умер. Но хотя их связь с ассасинами была установлена, относительно «заказчика» уверенности не было. Гуго Бургундский и франки Тира распустили слух, что им был король Ричард, а в некоторых частях мусульманского мира эта «честь» приписывалась Саладину. Но если учесть последующее развитие событий, ни один правитель почти ничего не выиграл от смерти Конрада. Установить правду теперь уже невозможно — Синан мог действовать и самостоятельно, посчитав маркиза опасной и долгосрочной угрозой балансу сил в Леванте.[13]
Политическая ситуация в латинских государствах была нестабильной. Гуго Бургундский попытался захватить власть в Тире, но ему, судя по всему, помешала вдова Конрада Изабелла, наследница Иерусалимского королевства. Поскольку угроза новых беспорядков оказалась вполне реальной, довольно быстро была достигнута новая договоренность. Граф Генрих Шампанский был избран «компромиссным» кандидатом — будучи племянником и Ричарда, и Филиппа-Августа, он представлял интересы и Анжуйской династии, и Капетингов, — и уже через неделю он женился на Изабелле и стал номинальным главой франкской Палестины.
Точная степень участия Ричарда Львиное Сердце в этом урегулировании неясна. В общем и целом, однако, новый порядок соответствовал его интересам, равно как и интересам Третьего крестового похода. Назначение Генриха Шампанского в конце концов объединило армии Палестины — от местных франков Утремера до французских войск Гуго Бургундского и анжуйских сил Ричарда. Учитывая недавнюю историю союза Ричарда и Генриха, существовал неплохой шанс эффективного сотрудничества и в будущем.
В мае 1192 года Ричард усилил свой плацдарм в Южной Палестине, завоевав удерживаемую мусульманами крепость Дарум, а работа по восстановлению укреплений Аскалона близилась к завершению. Граф Генрих и герцог Гуго собирали армии на севере. Моральный дух христиан получил новый импульс — в общем, на этой стадии шла подготовка к решающей кампании, хотя, учитывая планируемую Ричардом экспансию вдоль побережья в направлении Египта, цель предприятия остается спорной.
29 мая из Европы прибыл еще один анжуйский гонец с депешей, подтвердившей худшие опасения Ричарда. После того как его соперник — французский король Филипп-Август — покинул Крестовый поход, Ричард постоянно тревожился, что Капетинги в его отсутствие станут угрожать анжуйским владениям. Теперь он узнал, что Филипп установил контакт с принцем Джоном и они вместе активно плетут интриги. Посланник предостерегал, что, если немедленно не будут приняты меры, чтобы «[обуздать] это отвратительное предательство, существует опасность, что король Ричард вообще лишится власти в Англии». Утверждают, что король «встревожился, услышав эти новости, и впоследствии… долгое время сидел в молчании, обдумывая услышанное и взвешивая, что надо делать». В апреле он принял решение остаться на Святой земле, но последние новости с Запада заставили его вновь вернуться к вопросу о возвращении. Согласно сведениям Амбруаза, Ричард пребывал «в меланхолии, унынии и грусти… он не мог мыслить ясно».[14] Величайшему воину христианского мира пришло время принять судьбоносное решение: останется он крестоносцем или откликнется на зов Анжуйского королевства и вернется домой королем?
[1] Al-Din B. P. 178; Lyons M.C., Jackson D.E.P. Saladin. P. 338–342.
[2] Itinerarium Peregrinorum. P. 284; Ambroise. P. 114. Вряд ли могут быть сомнения в том, что Ричард обдумывал египетскую кампанию, поскольку в письмах в Геную, датированных октябрем 1191 года, говорится о планах «поспешить со всеми нашими силами в Египет» следующим летом «ради Святой земли» (Codice Diplomatico della repubblica di Genova. Vol. 3. P. 19–21). Ричард продемонстрировал хитрый дипломатический подход, поддержав генуэзцев и одновременно своих давних союзников пизанцев. Favreau-Lilie. Die Italiener im Heiligen Land. P. 288–293.
[3] Itinerarium Peregrinorum. P. 293; Ambroise. P. 118–119; Gillingham J. Richard I and the Science of War. P. 89–90; Pringle D. Templar castles between Jaffa and Jerusalem / The Military Orders. Vol. 2. Ed. H. Nicholson. Aldershot, 1998. P. 89—109.
[4] Al-Din B. P. 179.
[5] Al-Din B. P. 185–188; Al-Din I. P. 349–351. Gillingham J. Richard I. P. 183–185; Lyons M.C., Jackson D.E.P. Saladin. P. 342–343. Старофранцузское продолжение трудов Вильгельма Тирского (La Continuation de Guillaume de Tyr. P. 151) упоминало о предполагаемом браке между аль-Адилем и Джоанной, но этот текст (также известный как Lyon Eracles) появился в середине XIII века. Причина отказа Джоанны неясна. Баха ад-Дин отметил, что она пришла в ярость, когда он изложил ей свой план. Имад аль-Дин, однако, верил, что она хотела этого брака, но была вынуждена отказаться под давлением латинских церковников.
[6] Al-Din В. Р. 193–195; Al-Din I. Р. 353–354; Ibn al-Athir. Vol. 2. P. 392; Itinerarium Peregrinorum. P. 296; Ambroise. P. 120. Имад аль-Дин рассматривает походы Ричарда как двуличие. Тем временем Баха ад-Дин утверждал, что реальной целью Саладина было сорвать мирные переговоры. Он воспроизводит личную беседу, в которой султан подчеркивал, что мир не устранит угрозу для ислама. Предсказывая падение мусульманского единства после его смерти и возрождение во Франкской власти, Саладин, очевидно, заявил: «Сейчас нам лучше всего держаться вместе с джихадом до тех пор, пока мы не изгоним их с наших берегов или не погибнем сами». Баха ад-Дин заключил, что «это было его собственное видение и оно шло вразрез с его волей о том, что заключение мира необходимо». Однако это, скорее всего, была пропаганда, направленная на поддержание имиджа Саладина как непобедимого моджахеда.
[7] Al-Din В. Р. 194–196.
[8] Ambroise. Р. 123–124; Itinerarium Peregrinorum. P. 304.
[9] Itinerarium Peregrinorum. P. 305; Ambroise. P. 126; Mayer H.E. The Crusades. P. 148; Gillingham J. Richard I. P. 191; Phillips J.P. The Crusades. P. 151.
[10] Ambroise. P. 126; Ibn al-Athir. Vol. 2. P. 394.
[11] Itinerarium Peregrinorum. P. 323; Pringle D. King Richard I and the walls of Ascalon / Palestine Exploration Quarterly. Vol. 116. 1984. P. 133–147.
[12] Al-Din B. P. 200.
[13] La Continuation de Guillaume de Tyr. P. 141. Ричард определенно старался очиститься от подозрений и обвинений, о его вине говорили во многих дворах Европы. В конце концов его сторонники нашли решение, которое оправдало английского короля. В 1195 году появилось письмо, якобы написанное самим Старцем Горы Синаном (но почти наверняка являвшееся подделкой), в котором было сказано, что ассасины действовали по собственной инициативе, потому что давно испытывали недовольство маркизом. Gillingham J. Richard I. P. 199–201.
[14] Itinerarium Peregrinorum. P. 359; Ambroise. P. 153.
