Показать все теги
Глава 18
РЕШЕНИЕ
С приближением лета 1192 года Саладин снова начал собирать армии, готовя ислам к новому наступлению на христиан. В предшествующем году султан потерпел ряд серьезных неудач. Ему пришлось в бессилии наблюдать, как 12 июля 1191 года пала Акра, а 20 августа стать молчаливым свидетелем хладнокровной казни королем Ричардом мусульманского гарнизона города. Все попытки остановить продвижение воинов Третьего крестового похода на юг к Яффе оказались неудачными, и 7 сентября в Арсуфе мусульмане Саладина были изгнаны с поля боя. Вынужденный пересмотреть свою стратегию султан перешел к обороне, разрушил крепости Южной Палестины и тенью следовал за крестоносцами, которые тяжело двигались внутрь страны. В конце концов он около 12 декабря отошел к Иерусалиму, чтобы там ожидать атаки.
Памятуя о своих блестящих победах при Хаттине и в Иерусалиме в 1187 году, Саладин сохранил решимость остаться преданным джихаду — пожалуй, его преданность даже стала сильнее. Но при этом он в итоге уступил инициативу франкам. Измученный частыми приступами болезни, испытывая постоянные трудности из-за пошатнувшейся морали и физической усталости войск, вынужденный отвлекаться на многочисленные нужды обширной империи Айюбидов, султан медленно, но верно двигался к поражению. Но потом 12 января крестоносцы отступили от Бейт-Нубы, возродив надежды ислама и дав Саладину возможность восстановить свои силы.
СТРАТЕГИЯ АЙЮБИДОВ В НАЧАЛЕ 1192 ГОДА
Пережив продвижение христиан к Иерусалиму, Саладин подвел итог ситуации, сложившейся в первые месяцы 1192 года. Империя Айюбидов находилась в удручающем состоянии. Султан годами вплотную не занимался пополнением своей казны, и теперь его финансовые ресурсы были истощены: срочно требовались деньги, чтобы платить наемникам и за всевозможные необходимые для войны материалы. Жизненно важной была связь с процветающим Египтом, но взятие Ричардом Аскалона представляло нешуточную угрозу для поддержания постоянного сообщения между Сирией и Нильским регионом.
Экономические проблемы были напрямую связаны с еще одним тревожащим вопросом — уменьшающейся боеспособностью и лояльностью армий. Из-за практически непрерывных военных действий предшествующих четырех лет Саладин выдвинул непомерные требования к поставке людской силы из своих владений в Сирии, Египте и Джазире. Также он попросил о помощи большинство своих союзников из Месопотамии и Дийяр-Бакра. Доказательством удивительной харизмы Саладина как лидера, эффективности его политической и религиозной пропаганды и благочестивой привлекательности джихада явилось то, что даже такие потенциальные противники, как Зангид Изз ад-Дин Мосульский и Имад аль-Дин Занги Синджарский, продолжали соблюдать свои обязательства участвовать в священной войне и откликнулись на призыв султана к оружию. Но такие просьбы не могли удовлетворяться бесконечно. Если конфликт в Палестине продолжится, постепенный разрыв уз лояльности и общей цели, соединяющих мусульманский мир, — вопрос времени. Именно поэтому Саладин пошел на риск и в декабре 1192 года распустил свои армии.
К полному смятению султана, многочисленные проблемы усугубились проявлениями нелояльности в его собственной семье. Еще в марте 1191 года Саладин позволил своему доверенному и очень способному племяннику Таки аль-Дину завладеть частью территории в Джазире, к востоку от Евфрата, на которой находились города Эдесса и Харран. В ноябре того же года, во время латинского наступления на Святой город, султан получил печальную весть о смерти Таки аль-Дина от болезни. К началу 1192 года взрослый сын Таки аль-Дина аль-Мансур Мухаммад начал выказывать то, что помощники Саладина назвали «признаками противодействия». Опасаясь лишиться наследства, аль-Мансур попытался склонить своего двоюродного дедушку, султана, или подтвердить его права на земли Джазиры, или выделить ему другую территорию в Сирии. Эта просьба была подкреплена угрозой, что, получив отказ, аль-Мансур начнет восстание против власти Айюбидов на северо-востоке.
Саладин пришел в ужас от столь вопиющего проявления неверности в своей же семье, и его настроение отнюдь не улучшилось, когда аль-Мансур попытался использовать в качестве посредника аль-Адиля — на самом деле столь вероломная тактика привела султана в ярость. Данная досадная ситуация, продлившаяся до начала лета 1192 года, отвлекла на себя внимание султана. Первоначально Саладин отреагировал, отправив в апреле своего старшего сына аль-Афдаля, чтобы подчинить Джазиру, наделив его полномочиями требовать помощи от своего брата аль-Захира из Алеппо, если, конечно, в ней возникнет необходимость. Однако к концу мая султан смягчился. Вероятно, аль-Адиль все же оказал некоторое давление, как третейский судья, да и эмир Абул Хайджа на созванном для обсуждения ситуации совете высказался за снисходительность и терпимость. Он справедливо заметил, что нельзя воевать одновременно со своими собратьями по вере и «неверными». Поэтому Саладин дал аль-Мансуру земли в Северной Сирии, а аль-Адилю — права на Харран и Эдессу. Однако это довольно-таки резкое и внезапное примирение вызвало некоторое отчуждение с аль-Афдалем. Обозленный непостоянством отца и решением вознаградить аль-Адиля, аль-Афдаль проявил нежелание возвращаться в Палестину, остановившись сначала в Алеппо, потом в Дамаске, тем самым лишив Саладина ценной людской силы.[1]
В начале 1192 года Саладин столкнулся с финансовыми трудностями, нехваткой людской силы и подстрекательством к мятежу. Неудивительно, что он усовершенствовал свой подход к священной войне. Предшествующей осенью он выбрал оборонительную стратегию, избегая решительных столкновений с франками, но пока еще поддерживая относительно тесный контакт с противником. С весны 1192 года и далее султан вывел почти всех своих солдат с поля. Если не считать случайных нападений из засады и набегов, армии Айюбидов перешли к обороне на всей территории Палестины, ожидая нападения христиан. Впоследствии Саладин начал широко распространенную рабочую программу укрепления основных крепостей и фортификационных сооружений Иерусалима.
Эти приготовления отражали фундаментальные изменения его политики. В 1192 году Саладин, очевидно, сделал вывод, что больше не может ожидать полной победы над Третьим крестовым походом. Это понимание подсказало ему вернуться к дипломатическим методам и восстановить диалог с Ричардом I и Конрадом Монферратским. Оно также заставило султана произвести переоценку своих позиций. Сделка, основанная на разделе Иерусалима, согласно которой латиняне сохранят прибрежный участок территории, теперь показалась ему приемлемой. Однако пока суд да дело, Саладин сохранял два твердых требования: ислам должен господствовать в Иерусалиме, и Аскалон — египетские ворота — должен быть оставлен франками.
Всеобъемлющая стратегия Саладина, использовавшая оборонительную стратегию и дипломатические приемы, теперь подчинялась одной цели — пережить Третий крестовый поход. Он знал, что латинские христиане, которые тысячами шли на Восток, чтобы вести священную войну, когда-нибудь вернутся домой. В первую очередь король Ричард не мог позволить себе оставаться в Леванте долго. Целью Саладина было пережить шторм, по возможности ограничив потери и любой ценой избегая открытых столкновений. Но он должен был обеспечить быстрое завершение войны в Палестине — раньше, чем военная машина Айюбидов рухнет. Когда же крестоносцы уберутся восвояси, он успеет подумать о восстановлении своих позиций.
ВТОРОЕ НАСТУПЛЕНИЕ КРЕСТОНОСЦЕВ НА ИЕРУСАЛИМ
Саладин сделал все, что мог, для подготовки к нападению на Иерусалим или Египет. В конце мая и начале июня 1192 года в Святом городе началась перегруппировка войск со всего Ближнего Востока. Султан также развернул ряд разведывательных подразделений, одним из которых командовал Абул Хайджа, чтобы отслеживать передвижения франков, которые теперь базировались вокруг Аскалона.
Нерешительность
6 июня Саладин получил срочное уведомление о том, что крупные силы крестоносцев двигаются в северо-восточном направлении из Аскалона, — не приходилось сомневаться, что за этим маршем последует наступление на Иерусалим. Судя по всему, Ричард и латиняне решили сделать вторую попытку осадить и захватить Святой город. На самом деле Ричард провел начало июня, мучаясь нерешительностью. Потрясенный перспективой союза между его братом Джоном и Филиппом-Августом, Ричард Львиное Сердце разрывался между желаниями вернуться на Запад и выполнить свою клятву крестоносца, оставшись в Леванте. Стоящая перед английским королем дилемма усложнялась щекотливым вопросом стратегии. Главная цель Третьего крестового похода — захватить Иерусалим, но Ричард все еще считал город нереальной целью. В некоторых отношениях франки находились в лучшем положении для начала кампании внутрь страны, чем шестью месяцами раньше. Теперь они объединились, могли полагаться на устойчивую летнюю погоду и использование сети восстановленных фортификационных сооружений, созданной в конце 1191 года. Но во всех прочих отношениях ничего не изменилось, задача перед ними стояла почти невыполнимая, риск был огромен. Даже если бы каким-то чудом атака увенчалась успехом, Иерусалим было бы практически невозможно удержать. Поэтому Ричард отдавал предпочтение нападению на Египет: этот удар мог потрясти саму основу империи Айюбидов, и, вероятно, заставить Саладина согласиться на условия, предпочтительные для английского короля. В военном отношении план Ричарда имел смысл, однако он игнорировал религиозную составляющую войны, которую вели крестоносцы. Если король собирался настаивать на этой стратегии, завоевать умы и сердца христиан, убедить франков, что путь к полной и окончательной победе лежит именно через Нил, тогда он не мог позволить себе неопределенностей, которых было так много осенью и зимой 1191 года. Он должен был предложить ясную и точную стратегию, убедительное лидерство, уверенное и волевое командование.
Вместо этого после 29 мая Ричард долго колебался, предавался в уединении бесконечным размышлениям относительно возможностей развития событий и их последствий. И пока он этим занимался, события развивались своим чередом. В армии крестоносцев сформировалось и укрепилось общественное мнение. Группа латинских баронов, которую предположительно возглавил Гуго Бургундский, 31 мая устроила (в отсутствие Ричарда) совет. Было принято решение идти на Иерусалим — с анжуйским монархом или без него. Благодаря утечке информации, вероятно намеренной, новость распространилась по армии и была встречена с большим и неподдельным энтузиазмом.
Даже самый преданный сторонник Ричарда Амбруаз признавал, что в тот момент король странно бездействовал, пребывал в плохом расположении духа, переживал и постоянно размышлял о новостях, доставленных ему из Англии. Пока английский король колебался, время шло, и, наконец, армию захлестнул небывалый энтузиазм, причиной которого стал призыв идти на Иерусалим. Если верить Амбруазу, 4 июня Ричард испытал нечто вроде прозрения. Он объявил, что «останется на Святой земле до Пасхи 1193 года и что все должны быть готовы осадить Иерусалим». Возможно, Ричард действительно испытал нечто подобное и передумал, но представляется намного более вероятным, что он решил подчиниться общественному мнению. Он продолжал вынашивать идею относительно египетской кампании и глубоко сомневался в возможности достижения хотя бы какого-нибудь успеха в Святом городе. Тем не менее он согласился идти в Иудею. Эта капитуляция означала, что, во всяком случае на какое-то время, Ричард утратил контроль над Третьим крестовым походом. Таким образом, хотя Саладин воспринял мобилизацию франков как признак вновь обретенной решительности, в рамках христианской командной структуры стали появляться трещины и разногласия.[2]
Угроза
Поход крестоносцев на Иерусалим шел очень быстро. 9 июня франки прибыли в Латрун, на следующий день подошли к Бейт-Нубе. Осенью 1191 года на преодоление такого же расстояния франкам потребовались месяцы. Теперь же спустя всего лишь пять дней они снова заняли позицию на расстоянии удара от Святого города. Саладин приказал своим налетчикам вести непрерывные нападения на снабженческие караваны, постоянным потоком идущие из Яффы, но серьезных попыток напасть на передовой лагерь крестоносцев в Бейт-Нубе не было. Вместо этого султан начал расставлять свои войска на позиции внутри Иерусалима в ожидании атаки.
Но после начального энергичного наступления энтузиазм франков, судя по всему, пошел на спад. На самом деле задержка была вызвана сначала решением латинян дождаться Генриха Шампанского, который должен был привести подкрепление из Акры. С течением времени глубоко укоренившиеся внутренние противоречия в среде крестоносцев, которые оставались незаметными в Аскалоне, постепенно начали проявляться, и франки довольно скоро оказались ввергнутыми в ожесточенные споры о стратегии и лидерстве.
20 июня лазутчики Саладина доложили султану, что из Бейт-Нубы вышел крупный отряд крестоносцев. Это показалось султану подозрительным, поскольку как раз в этот момент он ожидал прибытия большого снабженческого каравана из Египта. Опасаясь, что франки попробуют его перехватить, и понимая, что мусульманам без него не обойтись, так как в нем много жизненно важных грузов, Саладин немедленно отправил войска, чтобы предупредить караван. Две стороны успешно встретились и вместе осторожно двинулись дальше к Хеврону. Перед рассветом 24 июня Ричард Львиное Сердце произвел стремительную атаку на караван. Как справедливо и опасался Саладин, английский король был предупрежден о подходе каравана и, оживленный перспективой богатой добычи, сразу направился на юг. Три дня лазутчики выслеживали караван, после чего была организована внезапная атака. После ожесточенного сражения латиняне одержали верх. Основной части мусульман удалось скрыться, но они бросили много ценностей: специи, золото, серебро, шелка, оружие и доспехи, палатки, продовольствие, в том числе лепешки, пшеницу, муку, перец, сахар, корицу, а также «большое количество спиртных напитков и лекарств». Что еще важнее — христиане захватили тысячи верблюдов, лошадей, мулов и ослов.
Новости о катастрофе вызвали острую тревогу в Иерусалиме. Саладин не просто лишился большого количества крайне необходимых запасов — которые теперь оказались у врага, — но также «обеспечил» латинян вьючными животными, которые могли доставить эти запасы из Яффы в глубь страны. Когда экспедиционные силы крестоносцев 29 июня вернулись в Бейт-Нубу, султан начал готовиться к осаде. Баха ад-Дин, находившийся тогда в Святом городе, записал, что его хозяин начал «травить источники воды за пределами Иерусалима, уничтожать колодцы и пруды, так чтобы вокруг Иерусалима вообще не осталось питьевой воды». Кроме того, султан отправил гонцов, чтобы собрать войска даже из самых отдаленных уголков своей земли.[3]
Выбор
К началу июля казалось, что Саладин не сомневается в намерении франков осадить Иерусалим. Момент решающего противостояния, которого он так надеялся избежать, наступил. В четверг 2 июля султан собрал доверенных эмиров, чтобы обсудить план действий. Встреча получилась мрачной: султан сидел в окружении командиров и советников, которые преданно служили ему долгие годы. Там был и Абул Хайджа Жирный, хотя его легендарная тучность достигла уже такой стадии, что он с трудом ходил и в присутствии султана был вынужден сидеть.
Баха ад-Дин тоже был среди присутствующих, и, согласно его рассказу, Саладин старался внушить своим командирам твердую решимость, неоднократно напоминая об их обязанностях и ответственности. «Знайте, что сегодня вы — армия ислама и его оплот. <…> Нет мусульман, которые могли бы дать отпор врагу, кроме вас, все мусульмане полагаются на вас». В ответ эмиры заверили его, что будут сражаться насмерть за Саладина, их властелина и покровителя, и сердце султана «возрадовалось».
Однако в тот же день, после окончания встречи, Саладин получил личную записку от Абул Хайджи, который предупреждал, что под внешним налетом лояльности и единства зреет восстание. Оказывается, многие люди против «подготовки к осаде», опасаются повторения катастрофы Акры. Также существовала опасность, что давнее противостояние между турками и курдами в армии Саладина может перерасти в открытый конфликт. Абул Хайджа посоветовал султану вывести основные силы своих армий за пределы Святого города, пока у него еще есть время, оставив только символический гарнизон.
Тем вечером султан призвал Баха ад-Дина и открыл ему содержание полученной им записки. Баха ад-Дин записал, что «Саладин чувствовал тревогу за Иерусалим, которая могла бы сдвинуть горы, и был очень расстроен. Я оставался рядом с ним всю ночь, которую мы проговорили о священной войне». На рассвете Саладин с тяжелым сердцем решил оставить Иерусалим — «он испытывал большое искушение остаться самому, но здравый смысл отверг такое решение, поскольку в нем заключалась опасность для ислама». Итак, выбор был сделан. Утром в пятницу 3 июля начались приготовления к исходу. Саладин воспользовался шансом и посетил Харам ас-Шариф (Храмовую гору) и там провел последнюю пятничную молитву в священной мечети Аль-Акса, где четырьмя годами ранее под его надзором была установлена изумительная кафедра Нур ад-Дина. Баха ад-Дин записал: «Я увидел, как султан пал ниц и что-то сказал, а слезы лились на его коврик для молитвы».
Однако тем же вечером пришли неожиданные ошеломляющие новости, в корне изменившие планы Саладина и придавшие новую форму всей войне за Святую землю. Юрдик, сирийский эмир, командовавший передовым отрядом Айюбидов, доложил, что франки пребывают в явном смятении. В своем сообщении он описывал, как в тот день «враги — все верхом — постояли на поле, а потом вернулись в лагерь», и добавил: «Посланы лазутчики для выяснения, что они намерены делать». На следующее утро — 4 июля — через пять лет после битвы при Хаттине — армии Третьего крестового похода свернули лагерь, повернулись к Иерусалиму спиной и начали отступать к Рамле. Среди «восторга и ликования» стало очевидно, что Святой город спасен.[4]
Неудача франков
Уход крестоносцев оставил мусульман в состоянии радостного недоверия. Что стало причиной столь неожиданного решения? Лазутчики Юрдика смогли предложить только путаную и искаженную версию событий, доложив о споре, разгоревшемся между Ричардом и французами. На самом деле семена франкского отступления были посеяны еще в Аскалоне, когда Ричард утратил жесткий контроль над войсками и согласился на требование народа идти на Иерусалим. Когда экспедиция 10 июня добралась до Бейт-Нубы, стало очевидно, что Ричард в действительности не имеет намерения осаждать Иерусалим, несмотря на то что французы настаивали на атаке. 17 июня лидеры крестоносцев встретились, чтобы обсудить проблему. Даже два христианских источника, ранее всемерно поддерживавшие Ричарда, признали, что английский король яростно возражал против дальнейшего наступления.
Вероятно, Ричард Львиное Сердце привел три убедительных аргумента безнадежности осады: уязвимость линий связи латинян с побережьем, исключительный масштаб укреплений Святого города и наличие у Саладина подробных разведывательных сведений относительно сил и передвижений христиан. Король также прямо указал, что не имеет абсолютно никакого желания возглавить столь неразумное предприятие, поскольку его итогом станет «ужасный позор», из-за которого он будет навсегда обвинен, опозорен и лишится любви. Это признание предполагает, что Ричард в первую очередь думал не об интересах Крестового похода, а о своей репутации. Очевидно, король сформулировал свою позицию еще в Аскалоне, поскольку теперь сразу заговорил об изменении стратегии и немедленном переключении на египетскую кампанию. Весьма кстати оказалось и то, что у него уже был готов флот, ожидавший в Акре, чтобы перевезти запасы на Нил. Он намеревался лично заплатить своим 700 рыцарям и 2 тысячам пехотинцам и предложил финансовую поддержку любому другому участнику. На этом плане Ричард настоял бы еще в Аскалоне, если бы не был охвачен нерешительностью и сомнениями.
Между тем Львиное Сердце позволил Крестовому походу второй раз выйти в путь и оказаться вблизи Иерусалима. В такой ситуации любая попытка поставить военный реализм выше религиозного рвения заведомо сопряжена с гигантскими трудностями, если вообще не обречена на провал. Однако, несмотря ни на что, английский король попытался навязать свой план, создав некий орган — жюри, которое, и это неудивительно, сразу пришло к выводу, что «наивысшее благо для земли — покорить Египет». Когда Гуго Бургундский и французы отказались в этом участвовать, заявив, что они не двинутся никуда — только к Иерусалиму, ситуация зашла в тупик.[5]
Позволив Третьему крестовому походу оказаться в столь ужасном, безвыходном положении, Ричард Львиное Сердце отреагировал на это заявление крайне неудачно и неэффективно. Пребывая во власти раздражения, он просто отказался от поста главнокомандующего, заявив, что останется с экспедицией, но больше не будет ее возглавлять. Возможно, это было своеобразное балансирование на грани, призванное утихомирить несогласных, но, если так, позиция оказалась неудачной. Во многих отношениях, отрекшись от своей ответственности в критический момент, Ричард всего лишь признал неприятную реальность: великий анжуйский король теперь не имел ни власти, ни проницательности, чтобы вести за собой крестоносцев.
20 июня разведывательная информация о караване Айюбидов из Египта послужила толчком к действию, и на время споры стихли, но, когда 29 июня экспедиционные силы вернулись в Бейт-Нубу, противостояние возобновилось. Латинские очевидцы описывали, как «люди стенали и жаловались», «горевали» из-за того, что никак не могут попасть в Святой город. Французы сделали последнюю попытку инициировать начало наступления 3 июля, но без поддержки Ричарда она окончилась неудачей. К концу июля постоянные беспорядки практически обездвижили Крестовый поход. Поскольку пути вперед не было, христиане в конце концов смирились с неизбежным и неохотно начали отступать. Согласно Амбруазу, когда армия узнала, что люди «не смогут помолиться в церкви Гроба Господня, до которой оставалось всего четыре лиги, их сердца наполнились скорбью, и они повернули назад, такие разочарованные и сломленные, что никто и никогда не видел избранный народ в такой печали и унынии».[6]
Этот провал стал низшей точкой крестоносной карьеры Ричарда. Тем летом его вина заключалась в пагубном крахе командования. Его ошибка заключалась не в решении отказаться от осады Иерусалима — как и в январе 1192 года, он твердо держался требований военной науки и считал риск, связанный с атакой на Святой город, неприемлемым. Его вина заключалась в том, что он не обнародовал свою позицию еще в Аскалоне, не взял на себя строгий контроль над экспедицией и потом позволил латинским армиям снова приблизиться к Святому городу. Надежды на успех Третьего крестового похода и без того были небольшими после плохого управления Ричардом первым неудавшимся походом на Иерусалим в конце 1191 года. Теперь в июле 1192 года вторая неудача оказала катастрофическое влияние на мораль франков и нанесла смертельный удар удаче христиан в войне за Святую землю.
КОНЕЦ ИГРЫ
Летом 1192 года ситуация на Ближнем Востоке снова оказалась тупиковой. Султан пережил второе наступление крестоносцев в глубь страны и сохранил Иерусалим, но мусульманские армии были полностью изнурены, а империя Айюбидов находилась на грани краха. Третий крестовый поход, с другой стороны, не потерпел крупных поражений, но его боевая энергия оказалась безрассудно растраченной нерешительным лидерством. Франкское единство, недавно поддержанное избранием Генриха Шампанского номинальным королем латинской Палестины, теперь безвозвратно рухнуло. Латинские коалиционные силы распались (Гуго Бургундский и французы собрались в Кесарии). Лишенный необходимой людской силы и ресурсов, английский монарх был вынужден отказаться от своих планов открыть новый фронт в Египте. Одновременно он не переставал думать и тревожиться о событиях в Европе. В общем, поскольку ни у христиан, ни у мусульман не было сил, чтобы одержать решающую победу в палестинской войне, оставалось только одно — искать путь к миру.
Значительная часть лета была посвящена долгим переговорам — ведь каждая сторона хотела выторговать для себя наиболее приемлемые условия, стараясь использовать любые возможности для достижения дипломатических целей. Одна такая возможность появилась в конце июля 1192 года, когда Саладин попытался воспользоваться временным отсутствием Ричарда в Акре, поведя ударную силу на Яффу. Султану оставалось совсем немного до захвата порта — счет шел на часы, но тут на корабле подоспел Ричард Львиное Сердце (предупрежденный о нападении) и освободил франкский гарнизон. Сойдя на берег, король возглавил бесстрашную атаку и отбил нападение мусульман. Затем Ричард разбил лагерь за пределами Яффы и в последующие дни планомерно отбивал все попытки атаковать его позиции, несмотря на то что христиане находились в меньшинстве. Имея при себе лишь небольшой отряд преданных сторонников, среди которых были Генрих Шампанский, Роберт Лестер, Андре де Шовиньи и Гийом де л’Этан, король, как утверждают, «размахивал мечом, нанося быстрые удары, разя наступающих врагов, — он разрубал мусульман надвое сначала с одной стороны от себя, потом с другой». Какими бы ни были его недавние неудачи в роли лидера Крестового похода, он, безусловно, оставался великолепным воином, обладающим несомненным мастерством и грозной репутацией. Согласно мусульманским свидетельствам, около 4 августа Ричард даже выезжал в одиночестве с копьем в руках перед позициями Айюбидов, бросая явный вызов противнику, но никто из мусульман не выехал ему навстречу. Вскоре после этого Саладин приказал отступить, приведенный в ярость очевидным нежеланием войск вступать в бой, несмотря на все его призывы и увещевания.
По правде говоря, гнев султана — и нехарактерное упорство его солдат у стен Яффы — может быть, по крайней мере частично, объяснен тем фактом, что Ричард прибег к более нечестной (по мнению султана) тактике в дипломатической войне. К большому раздражению Саладина, его анжуйский противник стал предпринимать неустанные и все более успешные попытки установить дружественные отношения с ведущими эмирами Айюбидов. Уже в 1191 году Ричард проявил интерес к использованию потенциала соперничества и подозрительности между султаном и его братом аль-Адилем. Теперь, во второй половине 1192 года, когда переговоры ускорились, он снова прибег к этому ухищрению — восстановил связи с аль-Адилем, а также с другими мусульманскими правителями из ближнего круга Саладина. Люди, которых он избрал своей целью, вовсе не обязательно выказывали открытое неповиновение султану, но, как и все остальные, они видели, что Крестовый поход близится к завершению. И естественно, они понимали, что их роль в будущем устройстве может существенно измениться, если они выступят посредниками в мирном урегулировании.
Ричард намеренно не делал тайны из этих контактов, вероятно желая продемонстрировать Саладину, что его эмиры вовсе не стремятся к войне. Находясь у стен Яффы, 1 августа Ричард пригласил группу высокопоставленных командиров армии Айюбидов в свой лагерь. Целый вечер он развлекал их, говорил о вещах «и серьезных, и легкомысленных». К несчастью для Ричарда, преимущества, достигнутые таким образом, быстро сошли на нет, когда он в середине августа тяжело заболел. До этого момента английский король упорно требовал, чтобы Аскалон, с трудом восстановленный его собственными усилиями, остался в руках христиан, постоянно добавляя, что он лично будет в Леванте до Пасхи 1193 года. Однако к концу августа ослабленный лихорадкой Ричард прекратил споры.[7]
Путем долгих и сложных дипломатических переговоров были в конце концов согласованы условия трехлетнего перемирия. Это произошло в среду 2 сентября 1192 года. Саладин сохранил контроль над Иерусалимом, но согласился обеспечить доступ к Гробу Господню христианским паломникам. У франков осталась узкая береговая полоса между Яффой и Тиром, завоеванная во время Крестового похода, но фортификационные сооружения Аскалона снова предстояло уничтожить. Странно, но, судя по всему, не было никаких переговоров относительно судьбы Истинного креста — в любом случае почитаемая христианская святыня осталась у Айюбидов.
Даже в последний момент, когда все условия были согласованы, Саладин и Ричард не встретились. Аль-Адиль привез соглашение в письменном виде — арабский текст был написан писарем султана Имад аль-Дином — Ричарду в Яффу. Больной король был слишком слаб, чтобы даже прочитать текст. Генрих Шампанский и Балиан Ибелин поклялись соблюдать условия, Великие магистры тамплиеров и госпитальеров также выразили свое одобрение. На следующий день в Рамле латинская делегация, в которую вошли Онфруа Торонский и Балиан, была допущена к Саладину. Там они «пожали его благородную руку и выслушали клятву соблюдать мир на согласованных условиях». Главные члены семьи Саладина — аль-Адиль, аль-Афдаль и аль-Захир, а также ведущие эмиры тоже дали клятвы. После проведения всех этих сложных ритуалов был наконец достигнут мир.[8]
В последующие месяцы три делегации крестоносцев совершили путешествия в Иерусалим, добившись, благодаря перемирию, того, чего не смогли достичь военными действиями. Среди тех, кто выполнил, таким образом, свои клятвы, были Андре де Шовиньи и Хуберт Уолтер, епископ Солсбери. Но Ричард I даже не сделал попытки отправиться в Святой город. Возможно, ему помешало плохое здоровье, или он считал, что не вынесет позора, вынужденный поклониться Гробу Господню «под надзором» мусульман. 9 октября 1192 года, проведя в Леванте шестнадцать месяцев, Ричард Львиное Сердце тронулся в обратный путь. Говорят, что, когда королевский флот поднял паруса, он вознес молитву Господу о возвращении.
ИТОГИ ТРЕТЬЕГО КРЕСТОВОГО ПОХОДА
Ни Саладин, ни Ричард Львиное Сердце не могли утверждать, что одержали победу в войне за Святую землю. Анжуйский король не сумел взять Иерусалим и вернуть христианам Истинный крест. Но благодаря героическим усилиям Ричарда и его сторонников латинское христианство сохранило оплот в Палестине, а подчинение франками Кипра дало надежду на выживание Утремера.
После победы ислама в 1187 году Саладин потерпел ряд унизительных поражений — в Акре, Арсуфе, Яффе. Несмотря на свою безусловную преданность джихаду, он так и не смог предотвратить захвата франками побережья. В осаде и открытом сражении Ричард доминировал, а в искусстве дипломатии был по крайней мере равным султану. И все же, пусть и изрядно потрепанный, Саладин остался непобежденным. Иерусалим был сохранен для ислама, империя Айюбидов выстояла. А теперь конец Третьего крестового похода и отъезд короля Ричарда предлагал отличные возможности для новых побед — шанс завершить работу, начатую в Хаттине.
Долгая дорога кончается
Когда новость об отъезде короля Ричарда подтвердилась, Саладин смог распустить свои армии. Он собирался совершить паломничество в Мекку, но в империи оказалось слишком много неотложных дел. Объехав свои палестинские территории, Саладин вернулся в Сирию, чтобы во время дождливой зимы отдохнуть в Дамаске. Говорят, что при прощании с аль-Захиром он наказал сыну не злоупотреблять насилием, предупредил, что «кровь никогда не спит».
В начале 1193 года здоровье Саладина начало стремительно ухудшаться. Налицо были все признаки изнеможения. Баха ад-Дин записал, что тело султана оставалось тучным, но им владела безмерная усталость. 20 февраля Саладин заболел — у него началась лихорадка, мучила тошнота. Шли дни, и его состояние ухудшалось. Баха ад-Дин и аль-Фадиль каждое утро и каждый вечер приходили в комнату хозяина, да и аль-Афдаль всегда находился рядом. В начале марта состояние султана ухудшилось, он потел так, что пот сквозь матрас протекал на пол; Саладин то терял сознание, то снова приходил в себя. Баха ад-Дин записал, что 3 марта 1193 года «султану стало хуже, силы покинули его… позвали [имама], чтобы он провел ночь в цитадели, так чтобы, если начнется агония, султан смог бы покаяться. Это было сделано, и мы покинули цитадель. Каждый из нас был готов отдать свою жизнь, чтобы спасти султана».
После рассвета, когда имам прочитал над ним Коран, Саладин испустил дух. Ему было пятьдесят пять лет. Его тело было положено в мавзолей на территории мечети Омейядов в Дамаске, где оно покоится до сегодняшнего дня.[9]
В начале своей карьеры Саладин руководствовался собственными амбициями и жаждой славы, захватив власть у Зангидов и создав обширную империю Айюбидов. На протяжении всей своей карьеры он демонстрировал готовность клеветать на своих врагов — и мусульман, и христиан, — используя для этой цели разные пропагандистские средства. Приверженность султана джихаду — заметная черта его карьеры, проявившаяся особенно явно после его болезни в 1186 году, — сопровождалась решимостью возглавить ислам в священной войне, а не служить одним из командиров.
Тем не менее, вероятнее всего, Саладин действительно был вдохновлен религиозным рвением и истинной верой в святость Иерусалима. Недавно было выдвинуто предположение, что после 1187 года, когда главная цель — взятие Святого города — была достигнута, приверженность Саладина джихаду стала меньше. В действительности же представляется очевидным, что преданность султана своему делу во время Третьего крестового похода усилилась, даже перед лицом неудачи и поражения. Также верно то, что возбужденное им чувство мусульманского единства стало если не абсолютным, то уж точно не имевшим себе равных в XII веке. В мире Крестовых походов и соперники, и союзники признавали, что султан был великолепным лидером. Даже иногда критиковавший его великий иракский историк, симпатизировавший Зангидам, Ибн аль-Насир писал, что «Саладин (да помилует его Бог) был благородным, терпеливым и сдержанным человеком, имел хороший характер, был скромным, готовым мириться с тем, что ему не нравится, и не заметить ошибки своих сторонников. <…> Короче говоря, он был редким человеком, имеющим много хороших качеств, прославившимся добрыми делами, активным борцом джихада против неверных, чему свидетельство — его завоевания».[10]
При любой попытке вынести суждение относительно жизни и карьеры Саладина всегда возникает один вопрос: он был поборником джихада, покорил и защитил Иерусалим в интересах ислама или ради собственной славы и выгоды? В конце своей жизни даже сам султан вряд ли мог ответить на этот вопрос с полной уверенностью.
Судьба Ричарда Львиное Сердце после Третьего крестового похода
После смерти султана Айюбидов трудностей у английского короля меньше не стало. Едва избежав гибели, когда его корабль потерпел крушение в непогоду в районе Венеции, король продолжил путешествие в родную страну по суше. Даже соблюдая инкогнито, чтобы избежать столкновения со своими европейскими врагами, он был схвачен в Вене своим старым недругом еще со времен осады Акры герцогом Леопольдом Австрийским — очевидно, попытка Ричарда выдать себя за скромного простолюдина провалилась, поскольку он забыл снять с пальца сказочно красивое кольцо с драгоценными камнями. В крошечном замке на Дунае английский король провел больше года, что стало причиной грандиозного политического скандала на Западе. Он был освобожден в феврале 1194 года после длительных переговоров и выплаты крупного выкупа. Но в конце XIII века появилась более романтическая история, согласно которой королевский трубадур Блондель упорно разыскивал своего друга и хозяина по всей Европе. Он останавливался у подножия бесчисленных замков и пел песню, которую когда-то в молодости сочинил вместе с Ричардом. Король действительно сочинил по крайней мере две печальные элегии (обе уцелели до наших дней), но история Блонделя — художественный вымысел, еще один штрих к легенде о Ричарде Львиное Сердце.
Несмотря на все свои дурные предчувствия и длительное отсутствие, Ричард по возвращении обнаружил, что анжуйские владения остались под его правлением, а преданные королю люди не пошли за подстрекавшим к мятежу Джоном. Филипп-Август, однако, смог воспользоваться своими преимуществами и захватил ряд замков вдоль границы с Нормандией. Большую часть последующих пяти лет Ричард провел в кампаниях против Капетингов. Занявшись европейскими делами, он больше не возвращался на Святую землю. В конце XII века Ричарда все-таки подвела склонность в любом сражении стремиться на передовую. Во время осады небольшого замка в Южной Франции он был ранен в плечо стрелой из арбалета. Через несколько дней у него началась гангрена, и 6 апреля 1199 года английский король умер в возрасте сорока одного года. Его тело было похоронено в Фонтевро рядом с его отцом Генрихом II, а сердце предано земле в Руане.[11]
Современники вспоминают Ричарда Львиное Сердце как несравненного воина и превосходного крестоносца. Он считается королем, который поставил на колени самого могущественного Саладина. Ему в заслугу часто ставят спасение Утремера. Смелый и коварный, опытный в сражении, он стал равным противником султана Айюбидов. Но, несмотря на его несомненные достижения в священной войне, анжуйскому королю всегда с трудом удавалось согласовать свои многочисленные обязанности, он разрывался между необходимостью защищать свое западное королевство и желанием окружить себя легендой в Палестине. И что самое главное, он так и не сумел понять истинную природу священной войны и потому не привел Третий крестовый поход к победе.
[1] Al-Din B. P. 199–202; Lyons M.C., Jackson D.E.P. Saladin. P. 346–348.
[2] Ambroise. P. 153.
[3] Itinerarium Peregrinorum. P. 390; Al-Din B. P. 208–209.
[4] Al-Din B. P. 209–212.
[5] Ambroise. P. 163–165; Itinerarium Peregrinorum. P. 379–382.
[6] Itinerarium Peregrinorum. P. 393; Ambroise. P. 172. Многие латинские христианские современники были взволнованы этим вторым отступлением. Очевидцы, такие как Амбруаз, ясно дали понять, что именно король Ричард помешал попытке осадить Иерусалим. На Западе, однако, другие хронисты изложили другие версии событий, реабилитировав Ричарда. Roger of Howden (Chronica. Vol. 3. P. 183) написал, что Ричард был решительно настроен осадить Святой город, но ему помешали французы, которые не желали в этом участвовать, потому что французский король приказал им возвращаться в Европу. Ralph of Coggeshall (с. 38–40) тем временем утверждал, что Ричард уже совсем было собрался вести армию на Иерусалим, когда Гуго Бургундский, тамплиеры и французы отказались сражаться. Они якобы опасались, что Филипп-Август будет гневаться, если они помогут анжуйскому королю захватить Святой город. Ральф даже добавил, что позднее стало известно о позорном тайном альянсе Гуго с Саладином. Забавно, но факт: именно идея о том, что французы помешали Ричарду Львиное Сердце захватить Иерусалим, осталась в памяти народа. Gillingham J. Richard I. P. 208–210; Lyons M.C., Jackson D.E.P. Saladin. P. 353–354. M. Markowski (Richard the Lionheart: Bad king, bad crusader / Journal of Medieval History. Vol. 23. 1997. P. 351–365) критиковал поведение Ричарда во время Третьего крестового похода, утверждая, что он потерпел неудачу как лидер крестоносцев, но по другой причине. Он считал, что «любой хороший лидер крестоносцев сделал бы то, чего от него ждала армия», и организовал бы атаку на Иерусалим, независимо от того, была она разумной с военной точки зрения или нет.
[7] Itinerarium Peregrinorum. P. 422; Al-Din В. P. 223, 225–226. Самым влиятельным из новых союзников Львиного Сердца был аль-Маштуб — курдский эмир, служивший Саладину с 1169 года. В 1191 году он командовал гарнизоном Акры и недавно (возможно, намеренно) был освобожден Ричардом. Еще можно вести речь о другом командире армии Саладина по имени Бадр ад-Дин Дилдирим аль-Яруки. Летом 1192 года оба служили посредниками и переговорщиками.
[8] Al-Din В. Р. 231; Al-Din I. Р. 388–391. О последствиях этого соглашения см.: Niermann J.H. Levantine peace following the Third Crusade: a new dimension in Frankish-Muslim relations / Muslim World. Vol. 65. 1975. P. 107–718.
[9] Al-Din B. P. 235, 239, 243.
[10] Hillenbrand C. The Crusades: Islamic Perspectives. P. 195; Ibn al-Athir. Vol. 2. P. 408–409. См. также: Lyons M.C., Jackson D.E.P. Saladin. P. 361–374; Möhring. Saladin: The Sultan and his Times. P. 88—104.
[11] О последующей жизни Ричарда I см.: Gillingham J. Richard I. P. 222–348. О легендах, связанных с Ричардом I, см.: Broughton В.В. The Legends of King Richard I. The Hague, 1966.
