Показать все теги
Глава 8
Разногласия между Абвером и СД вплоть до смерти Гейдриха
В 1933 г. положение абвера в министерстве рейхсвера еще не было неблагоприятным. Сразу по приходе к власти Гитлер по совету министра предоставил ему полную свободу действий во всех мероприятиях, какие могли потребоваться для защиты страны от шпионажа и диверсий в вооруженных силах, государственном аппарате и экономике. С такими полномочиями можно было осуществить многое. Они охватывали все сферы и направления тайной службы, но прежде всего сосредоточивались на потребностях обороны страны. Тем самым военная разведка действительно получала приоритет в области тайной агентурной службы за рубежом и контрразведки. Учитывая его дальнейшую судьбу, встает вопрос, почему абвер не смог сохранить свои позиции.
В те годы абвер был всего лишь небольшим отделом в министерстве рейхсвера, а поскольку министр генерал фон Бломберг положительно воспринял идеи национал-социализма, тогдашнему шефу абвера капитану I ранга Патцигу было очень трудно сразу же поймать Гитлера на слове, когда последний стал постепенно отказываться от своих первоначальных обещаний и указаний, поднимая при этом престиж шефа СД Гейдриха. Вскоре разделились взгляды и на внешнеполитический аспект деятельности абвера, причем не только с СД, но и с другими инстанциями. Это объяснялось тем, что права на собирание внешнеполитической информации, помимо министерства иностранных дел и абвера, добивались также СД, подвластное Герингу «Управление исследований», внешнеполитическое ведомство Розенберга и зарубежная организация НСДАП. Уже тогда довольно точно сложившуюся обстановку определяла фраза, сказанная несколько позже британским послом в Берлине сэром Самюэлем Хором: «Когда тайные агенты из многих самостоятельных органов разведки наваливаются друг на друга, то результатом большей частью оказывается путаница в порядке передачи информации, возникает бессмысленная борьба между отдельными службами»[1].
Первый предупредительный сигнал был дан 30 июня 1934 г. В этот день Гиммлер, Гейдрих и СД отобрали у СА право политического первенства и стали единственным внутриполитическим фактором силы в нацистском государстве. Тем самым Гейдрих получил все средства для осуществления своих далеко идущих тайных планов. А он поставил себе целью включить абвер в состав СД или развалить его и с неумолимой логикой продумал весь путь к этой цели. Однако и захват абвера был лишь частью его программы, ибо этот бесцеремонный и тщеславный человек задался идеей сосредоточить у себя всю тайную силу спецслужб, чтобы однажды с помощью своей СД, элиты СС и разведки официально прийти к власти.
Гейдрих был, безусловно, опаснейшим человеком, с которым шефу абвера когда-либо приходилось иметь дело в деловых и личных взаимоотношениях, самым странным образом увязанных между собой. Рейнхард Гейдрих пришел на службу в ВМФ в 1921 г., а в 1931 г. уже в чине обер-лейтенанта был отчислен с флота по решению офицерского суда чести из-за предосудительного поведения в отношении юной девушки. Он тут же вступил в нацистскую партию, пришел в СС и после захвата Гитлером власти организовал под руководством Гиммлера политическую полицию в Мюнхене. Одновременно он сформировал в рамках СС элитный корпус, на основе которого была создана служба безопасности СС, получившая распространенное сокращенное название СД. В апреле 1934 г. Гиммлер заменил тогдашнего шефа тайной государственной полиции Пруссии Рудольфа Дильса Рейнхардом Гейдрихом. Тем самым Гиммлер и Гейдрих взяли в свои руки государственные и полицейские рычаги власти в Пруссии. Их дальнейшей целью было встроить в свою структуру политическую полицию непрусских земель и таким образом обрести статус общегосударственной власти.
Когда это было достигнуто, Гейдрих пронизал своими людьми из СД все ключевые органы в рейхе и организовал постоянное наблюдение за партийными функционерами всех рангов, а также за всей общественной и даже частной жизнью в Германии. В июне 1936 г. Гиммлер объединил прусскую тайную государственную полицию (гестапо) с полицией отдельных земель в единую тайную полицию (гестапо), а криминальную полицию земель собрал в единую имперскую криминальную полицию (крипо) в рамках государственной полиции безопасности (СС). Распоряжением рейхсфюрера СС от 26 июня 1936 г. она была объединена с СД и подчинена шефу полиции безопасности и СД Гейдриху.[2] Главное управление СД имело сначала 5, а затем 7 отделов, из которых два занимались тайной разведкой — «внутренняя СД» (сыск) и пока еще только зарождавшаяся «внешняя СД».
27 сентября 1939 г. произошло официальное слияние гестапо, крипо и СД, уже фактически сведенных вместе Гиммлером в 1936 г. в некое новое образование во главе с единым управлением — Главное управление имперской безопасности (РСХА) в Берлине с резиденцией на Принц-Альбрехтштрассе. Гестапо стало IV управлением РСХА, крипо — V управлением, служба внутренней разведки — VI управлением. Высшим руководителем РСХА, именуемым «начальник полиции безопасности и СД», стал обергруппенфюрер СС и генерал полиции Рейнхард Гейдрих. Второй компонентой полицейской власти Третьего рейха была государственная полиция порядка во главе с обергруппенфюрером СС и генералом полиции Куртом Делюге.
Однако на биографии Гейдриха было «неизгладимое пятно»: одна из его бабушек была еврейкой, и его «арийское происхождение» было сфальсифицировано. Он, правда, пытался уничтожить все доказательства и даже заменил надгробие на могиле этой бабушки Сары Гейдрих на лейпцигском кладбище другим камнем с ничего не говорящей надписью «С. Гейдрих». Но Гиммлер и Борман знали об этом и использовали это к своей выгоде.[3] В свою очередь, это, конечно, не укрылось от Гейдриха, и в грызущей его жажде отмщения он, со своей стороны, исследовал происхождение всех нацистских вождей, начиная с самого Гитлера. С дотошностью бухгалтера копил он в своем досье компромат на каждую важную персону в Третьем рейхе. Когда Вальтер Хаген называет в своей книге «Тайный фронт» Гейдриха «демоническим нигилистом», он несколько ошибается в определении[4]. Гейдрих был скорее «нигилистом, начиненным динамитом», так как преступления, творимые этим человеком, проистекали не из неконтролируемого порыва, а от неусыпного интеллекта. Его отличала беспощадная жестокость и полнейшее безразличие к судьбам и страданиям людей.
Примером почти «гениального» таланта Гейдриха в преступных делах может служить «дело Тухачевского». Одному из агентов Гейдриха удалось в конце 1936 г. внедриться в парижский центр русской белоэмиграции. Главным его поручителем был бывший царский генерал Скоблин. Гейдриху было известно, что этот человек работал на двух хозяев и одновременно следил по поручению Советов за эмигрантами, но шефа СД это не тревожило. Так или иначе, этот агент узнал через Скоблина о неких намерениях неких кругов свергнуть Сталина. Это якобы было в планах маршала Михаила Николаевича Тухачевского и нескольких высших офицеров Красной Армии, которые в прошлом сотрудничали с рейхсвером и получили опыт работы в германском генеральном штабе[5]. Однако Скоблин ничем не мог подтвердить свои показания. И тогда у Гейдриха возник план ликвидировать всю военную верхушку России с помощью искусной фальсификации улик и тем самым лишить Красную Армию ее военной элиты. Для этой акции Гейдриху требовались подлинные подписи генералов фон Секта и Хаммерштейна-Экворда, маршала Тухачевского и других советских генералов, а также письменные документы о совместной работе рейхсвера и Красной Армии до 1933 г. Шеф СД связался с адмиралом Канарисом и попросил у него достать такие документы. У Канариса сразу же возникло подозрение, что Гейдрих затевает какую-то чертовщину, и наотрез отказался. Возможно, он сделал это, посоветовавшись с Пикенброком и Остером. Как пишет историк Абсхаген, адмирал, вероятно, должен был иметь действительно надежные сведения о путчистских намерениях советского маршала и не был склонен отказываться от возможности во взаимодействии вермахта с готовой к перевороту верхушкой Красной Армии «добиться усиления тех националистических факторов в обеих странах, которые позволили бы пресечь политические амбиции как коричневой, так и красной диктатуры»[6].
Как подчеркивает Шелленберг, Канарис отказался выполнить желание Гейдриха, и тогда «по приказу Гитлера был совершен взлом в помещении архива вермахта, а также в одном из служебных помещений абвера»[7]. Там действительно нашли подлинные материалы о сотрудничестве рейхсвера с Красной Армией. Команда взломщиков инсценировала пожар и даже вызвала пожарных. Добытые материалы были приведены в состояние, сообразное с поставленной Гейдрихом целью, дополнены вымыслом и отосланы с доверенным лицом Гейдриха группенфюрером СС Германном Беренсом в Прагу. Там предполагалось войти в контакт с тогдашним президентом ЧСР Бенешем. Расчет был на то, что тот уведомит Сталина, что и произошло. Сталин, как утверждают, попросил Прагу связаться с одним из сотрудников русского посольства в Берлине. Тот выехал в Москву и вскоре вернулся в Берлин в сопровождении наркома НКВД Ежова. К всеобщему удивлению, последний предложил за гейдриховские материалы три миллиона рублей и, получив согласие Гейдриха, заплатил эту сумму.
Этот вариант событий, согласно которому гестапо «продало» кремлевскому властелину через Бенеша высших офицеров Красной Армии, был, как считает бывший референт по России в отделе «Иностранные армии» генштаба генерал в отставке Шпальке, «чистым бахвальством» Гейдриха. Конечно, свою руку к этому делу Гейдрих приложил, однако, как утверждает тогдашний германский военный атташе в Москве генерал Кёстринг, чистка среди военных в России началась задолго до того, как Бенеш уведомил Сталина об этих сфабрикованных документах[8]. Как действительно развивались дальше эти события, сказать трудно, только в начале 1937 г. агентство ТАСС опубликовало сообщение, что заместитель наркома обороны маршал Тухачевский предстал перед военным судом и по заключению генерального прокурора Вышинского был приговорен вместе с восемью другими обвиняемыми к смертной казни. Они обвинялись в государственной измене, выразившейся в сотрудничестве с военными кругами одного из государств, враждебных Советскому Союзу. Приговор был приведен в исполнение сразу после вынесения приговора по особому распоряжению Сталина, а расстрельным взводом командовал маршал Блюхер.[9]
В своих отношениях с Гейдрихом Канарис всегда чувствовал, что этот человек не остановится ни перед чем, и тем не менее он все больше и больше поддавался чарам, смешанным с ощущением страха перед этим хладнокровно рассчитывающим свои шаги типом, который всегда стремился показать адмиралу свое превосходство. Между тем семьи Канарисов и Гейдрихов были соседями. Вскоре после переезда в Берлин адмирал поселился на южной окраине Берлина, на Дёлленштрассе. Гейдрих тоже приобрел дом на этой улице. Но уже в августе 1936 г. Канарис купил себе домик на Дианаштрассе в Шлахтензее. И было ли то случайностью, но полгода спустя Гейдрих приобрел недостроенный дом на соседней Аугустенштрассе, буквально в пяти минутах ходьбы от Канариса. Канарис знал, что шеф СД за ним следит и собирает на него «материал» с целью поставить абвер под свой контроль. И однажды Канарис пригласил Гейдриха к себе и «по-дружески» открыл ему, что получил подлинные документы, изобличающие происхождение Гейдриха. Тот улыбнулся, принимая это к сведению, и с тех пор изменил к нему отношение. Действительно добыв эти документы, Канарис сумел таким образом защититься от наскоков шефа службы безопасности.
Однако фактом оставалось то, что Канарис продолжал бояться шефа СД, ибо чувствовал в нем поистине самого опасного противника. Ведь какое бы ни затевалось темное дело, какое-то нечистое предприятие, какой-то гангстерский трюк, везде обнаруживалась рука Гейдриха. Было ли это дело Рёма или афера с доносом на Тухачевского, клевета и кризис высшего военного руководства в связи с событиями вокруг Бломберга и Фрича, «нападение» на радиостанцию в Гляйвице или так называемое покушение на Гитлера в пивной «Бюргербраукемир» в 1939 г., Гейдрих повсюду был их инициатором. К тому же он прославился и как организатор самой крупной в истории акции с изготовлением фальшивых денег — операции «Бернхард», с помощью которой он хотел обесценить британскую валюту.
Вплоть до конца 1935 г. и начала 1936 г. все инстанции тайной государственной полиции и СД еще старались следовать указаниям Гитлера, согласно которым все мероприятия по охране от шпионажа строительства сухопутных войск, ВМФ и ВВС должны были проводиться исключительно вермахтом. Поэтому абвер мог осуществлять свои планы на всей территории рейха, направлять своих уполномоченных во властные органы на местах, на промышленные предприятия военного значения, организовывать свои внешние инстанции и многое другое. Органы государственной полиции поначалу охотно оказывали поддержку офицерам абвера, создававшим свои передовые пункты на границах рейха. Благодаря этому сотрудничеству удавалось налаживать многие важные связи с агентами за рубежом и вылавливать большое количество шпионов.
СД и гестапо признавали приоритет абвера в сфере военной разведки и контрразведки. Но там, где речь заходила о каких то политических моментах, а они зачастую были неотделимы от военных, они брали все на себя. При этом они ссылались на тот факт, что военные органы уже в чисто служебном порядке зависели от государственной полиции как исполнительного органа. Именно в этом Гейдрих и видел возможность создавать абверу разные трудности. Но вначале он держался в стороне от задач тайного сбора сведений и осуществления диверсий (это были задачи абвера-I и абвера-II), поскольку для этого у него не хватало опыта, тогда как в абвере обе эти службы были представлены достаточным числом высококвалифицированных специалистов. Но уже в 1934 г. Гейдрих начал медленно, но настойчиво налаживать контрразведку в рамках гестапо и создавать тайную разведслужбу СД в сфере политики. Полиция стала по собственному разумению вербовать агентов, засылать их с секретными заданиями в другие страны и вести шпионские «контригры». Эта деятельность протекала, по существу, в тайне от абвера. В то же время «Особое бюро Штейна», замаскированное сыскное бюро для ведения дел по подозрению в измене, работавшее под руководством бывшего майора рейхсвера Штейна в интересах как вермахта, так и гестапо, было в один прекрасный день официально переведено в здание главного управления берлинской полиции. По понятным соображениям, абвер стал относиться к этому «институту» весьма сдержанно. Ведь это «Особое бюро» представляло собой в действительности первую попытку СД в организационном и профессиональном планах захватить место в сфере военной разведки. Это были первые признаки того, чту впоследствии стало главной чертой противоречий между абвером и СД/гестапо[10].
Канарис, конечно, знал об амбициозных намерениях СД развернуть за рубежом сеть политической агентуры, а затем постепенно вторгнуться и в сферу военной разведки. И безусловно, в тот момент, когда это будет достигнуто, т. е. когда Гейдрих создаст тайную службу в рамках единственной правящей партии, ее функции обязательно пересекутся с функциями абвера. Поэтому, ведя переговоры с СД, Канарис придерживался тактики затягивания, уступая по мелочам и проявляя упорство в важных вопросах. Это объяснялось ясным пониманием тех основных принципов и предпосылок, необходимых для проведения тайной агентурной деятельности в интересах государства и народа. Он хотел добиться для абвера идеальных условий работы, и, если бы все зависело от него, он сам поставил бы вопрос об объединенном руководстве всей разведслужбой. Но в нацистском государстве о таком решении проблемы нечего было и думать, так как там действовало огромное количество организаций, руководимых соперничающими между собой партийными бонзами. К этому добавлялись серьезные этические сомнения в возможности участия в этом деле непрофессионалов из СД с их партийной идеологией. Поэтому руководству абвера ничего не оставалось, как выторговывать у своих противников договоренности, которые разграничивали бы компетенции сторон и направляли бы неизбежное при этом сотрудничество в нормальное русло.
Основное содержание достигнутых договоренностей, названных впоследствии «десятью заповедями»[11], сводилось к следующему: военная разведка — это исключительно задача абвера, и государственная полиция обязана немедленно без обработки передавать попадающие к ней военные сведения региональным органам и местным пунктам абвера; одновременно следует информировать абвер об источниках; уголовное преследование по делам о государственной измене и процессуальные действия (арест, следствие, полицейское обеспечение и т. п.) остаются в исключительном ведении гестапо, и все сведения, связанные с этим, должны передаваться гестапо; абвер не должен заниматься политической разведкой и т. д.
В каждом из этих пунктов, однако, на практике не обходилось без серьезных противоречий. Так, абвер-II имел задачей готовить неограниченно и по своему усмотрению скрытые военные акции на случай войны. И когда, например, встал вопрос об использовании представителей украинского меньшинства в Польше с целью заставить их агитировать своих соплеменников, служивших в польской армии, переходить на сторону немцев, то понадобилось предварительно собрать точнейшую информацию о политической обстановке в соответствующих районах страны.
Что касается контрразведки, т. е. внедрения в разведывательные службы противника, «игры» с ним путем подбрасывания то верных, то ложных сведений и введения в заблуждение, то эти задачи оставались целиком функцией абвера, и сведения об этом, попавшие в гестапо, должны были передаваться абверу. На практике же постоянно возникали коллизии, ибо выявление деятельности иностранных агентов почти всегда сопряжено с раскрытием предательства в своих рядах, и наоборот, разработка гестапо многочисленных отдельных случаев измены указывает на деятельность иностранной агентуры. Связники и контрразведчики, действовавшие за границей, нередко получали такие сведения, которые требовали их использования внутри своей страны, и наоборот, контрразведчикам внутри страны однажды приходилось специально выезжать за рубеж, чтобы там, пользуясь каким-то прикрытием, вступать в контакт с представителями вражеских тайных служб. Чтобы действовать успешно, контрразведка не должна перегораживать себя национальной границей. Канарис упорно защищал эту точку зрения, но почти ничего не добился. Остальные пункты договора касались правил доверительного сотрудничества обоих партнеров, но они не создали удовлетворительной базы для дальнейшей практики.
Советские авторы Д. Мельников и Л. Черная в своей книге «Двуликий адмирал. Главари фашистского шпионажа и их хозяева» называют Канариса «творцом концепции тотального шпионажа», имея в виду под шпионажем всю работу службы донесений, связи, разведки и контрразведки[12]. Уже одной только ссылки на разграничение компетенции абвера и СД в «десяти заповедях» от 21 декабря 1936 г. достаточно, чтобы убедиться в отсутствии у Канариса «принципов тотального шпионажа». В 1936 г. Канарис пробыл на своем посту всего два года и должен был делать большие уступки во всем своему оппоненту Гейдриху, который как раз и стремился к «тотальному шпионажу». Делать Канариса приверженцем и творцом «тотального шпионажа» — значит совершенно не знать историю абвера, которая была непрерывной цепью «сражений» против тотальных притязаний Гейдриха и СД, а затем Шелленберга с Кальтенбруннером в РСХА. Кстати, искать создателей «тотального шпионажа» следовало бы в царской России с ее недоброй памяти «охранкой», от которой Советы переняли очень многое. И на это прямо указывает бьющее в глаза подобие структуры РСХА и ОГПУ (затем — НКВД) в Советском Союзе, а также общая схожесть обеих террористических систем, ставших «союзниками» в 1939–1941 гг. и в конце концов начавших кромсать друг друга.
Сделка с «десятью заповедями» не могла надолго примирить стороны. Политические интересы, методы работы и кадровый состав обеих организаций были настолько несовместимы, что успешное сотрудничество практически исключалось. Донесения СД, не подверженные контролю МИДа или абвера, во многом не соответствовали истине и всегда были тенденциозны. Гейдрих же гордился тем, что внедрил своих не слишком компетентных людей в заграничную организацию НСДАП, в разные межгосударственные общества, в немецкие землячества и «развернул всемирную сеть шпиков», которую во внешнем мире по праву называли «пятой колонной»[13].
Поскольку абвер был «отлучен» от выявления и анализа политических сведений, в ходе войны постоянно складывались чреватые неприятностями, а иногда и просто гротескные ситуации. Бывало, что важные донесения летели в мусорную корзину, отстранялись от дел наиболее информированные агенты, ненужным образом усложнялись сбор и передача данных. Да и абвер порой не спешил с передачей гестапо добытых им сведений, а придерживал их для выяснения новых фактов и связей или для «игры» с целью получения какой-то новой информации. Все это вело к тому, что обе стороны сначала осторожно переступали «десять заповедей», а потом и вовсе перестали их признавать.
Канарис хорошо понимал, что помешать расширению компетенции СД и гестапо при Гиммлере и Гейдрихе не удастся. Тем чаще призывал он своих офицеров сохранять с ними добрые отношения, быть предельно дипломатичными. Но, как ни старались СД и гестапо положить абвер на лопатки, наводнить его своими креатурами или превратить абверовцев в шпиков, ничего из этого не вышло. Офицерский корпус абвера оказался неуязвимым.
Все сказанное способствовало тому, что СД и гестапо во многих случаях отказывались называть источник, от которого получали военные сведения из-за рубежа. Иногда и сами эти данные шли не в абвер или в генштаб, а непосредственно к Гитлеру, чтобы доказать, каких больших успехов добивается СД в сравнении с абвером. Ничего не изменило в этом плане и превращение службы внешней разведки СД в VI отдел СД в 1938 г. Этот новый орган в аппарате Гейдриха как раз и стал главным оппонентом абвера, получив при этом мощную материальную, организационную и партийную поддержку. Но первое время этот СД-VI был в сравнении с внутренней разведкой и гестапо далеко не на высоте. Молодые и ретивые внешние разведчики СД вели себя за рубежом подчас, как слон в посудной лавке, отсюда нередко бывали провалы. Один из них произошел в 1938 г. в США, где почти каждый этнический немец, видя бурные успехи Третьего рейха, считал, что должен как-то послужить своему отечеству, если будет слать «донесения» из-за океана. Эти «любители» были по преимуществу связаны с «Союзом друзей новой Германии», с заграничной организацией НСДАП или с Германским трудовым фронтом (ГТФ), имевшим в США свои представительства.
Разумеется, их действия должны были рано или поздно стать известны Федеральному бюро расследований (ФБР). И вот один судетский немец, ощущавший себя исполнителем высокой разведывательной задачи, случайно познакомился с опытным курьером-связником абвера Румрихом, жившим в США. И этот надежный сотрудник, к несчастью, позволил своему новому знакомцу уговорить себя совершить «смелое мероприятие». Речь шла о том, чтобы заманить коменданта какого-то американского форта в пивную и выведать у него мобилизационные планы его части. Румрих достал ради этого фирменные конверты военного министерства и в пивной вручил их офицеру, сказав, чтобы тот вложил документы в один из конвертов и принес его в условленное место. Офицер явился туда в сопровождении сотрудника ФБР, и Румриха арестовали. На допросе он сразу назвал ряд имен и в том числе имя парикмахерши с парохода «Европа», которую его связник завербовал во время отпуска и обучил своему делу, о чем ведущий его офицер абвера даже не знал. Выяснилось, однако, что обучение было неважное. Парикмахершу арестовал сотрудник безопасности по прибытии в Нью-Йорк. Дело принимало широкую огласку. Газеты пестрели заголовками «Нацистские шпионы в Америке!» Перед судом предстали 18 человек.
Все это говорило о том, что во внешней разведке СД не существовало никакого контроля и системы; и это даже одобрялось различными представительствами НСДАП, действовавшими за рубежом. Агенты внешней разведки СД легко поддавались искушению навязываться с предложениями о шпионаже ко всем этническим немцам и даже к тем американцам, которые проявляли симпатии к Германии. Вербовка агентов и доверенных лиц шла без всякого разбора. К тому же в VI управлении РСХА не было достаточного количества опытных специалистов, которые могли бы успешно и правильно их вести. Отсюда они часто сталкивались за рубежом с профессионалами из абвера и мешали им. Такая неконтролируемая параллельность в действиях СД приводила к противостоянию и даже борьбе двух разведслужб.
Эта картина общей военной и политической путаницы в Третьем рейхе открывалась абверу как никому другому. Здесь не было ни единого для всех вооруженных сил генерального штаба, ни общего ведомства по вооружениям. ВВС существовали сами по себе вне четкой связи с другими видами вооруженных сил. Здесь был военный флот, но у него не имелось своей авиации. Более того, во время войны образовались несколько театров военных действий, руководимых ОКВ, и один театр военных действий, руководимый ОКХ. На них действовали независимые друг от друга командующие общевойсковые и командующие войск СС. В оккупированных областях были военные командующие и гражданские (партийные) рейхскомиссары и уполномоченные, а также командующие полицией безопасности и начальники местных отделов СД. И каждый из этих «шефов» вел, по сути дела, собственную войну. Введенный Гитлером принцип создания условий свободной конкуренции для своих вассалов вел к карьерной борьбе и к хаосу. И посреди этого хаоса компетенции находился абвер, в котором на местах, внизу, работали вполне порядочные люди, благодаря чему их общие и индивидуальные усилия не растворились в хаосе интриг и полномочий.
Наиболее убедительным примером рокового параллелизма и противостояния военной и политической тайных служб была обстановка, сложившаяся в оккупированной Франции в 1941–1944 гг. В марте 1943 г. тогдашний командующий оккупационными войсками генерал Карл-Генрих фон Штюльпнагель вызвал к себе начальника военной разведки во Франции подполковника Райле и заявил ему следующее: «Я читаю ваши сводки о деятельности противника на Западе неизменно с большим интересом. Но в последнее время я заметил, что начальник полиции безопасности здесь, приводя те же факты, дает совсем иную оценку обстановки, нежели абвер. Он исходит из того, что никакой серьезной угрозы нет, и полагает, что сможет удерживать движение Сопротивления в безопасных для нас рамках. А вы предсказываете такое развитие событий, что обстановка здесь будет становиться все более неблагоприятной для Германии»[14]. Райле обосновал свою оценку, и Штюльпнагель согласился, поручив ему согласовывать свои выводы с заключениями начальника местной службы СД Кнохена. Но тот отказался что-либо обсуждать с Райле и продолжал давать ложные сведения об «актах мщения» со стороны французов и превращать отдельные уличные драки в политические выступления. А поскольку Кнохен направлял свои доклады прямо в РСХА, они быстрее попадали к Гитлеру, чем доклады командующего войсками и абвера. Следствием этого было то, что Гитлер требовал «беспощадных мер» и все новых расстрелов заложников, а это только усиливало ненависть французов и рост сопротивления. Так возникала беспрерывная цепь массовых расстрелов, репрессий и депортаций. А это как раз было на руку коммунистам.
Непрофессионализм «партийных разведчиков» и их тенденция подгонять свои оценки под желания фюрера вели к тому, что часто и бездумно приносились в жертву люди, нацеленные на второстепенные или уже разведанные объекты. Такой подход хорошо иллюстрирует «дело Пасториуса».
В январе 1942 г. Гитлер распорядился развернуть широкую агентурную деятельность в США и активизировать диверсии на американских авиационных предприятиях. При этом он подчеркивал, что в США живут очень много этнических немцев, которые якобы «только и ждут, чтобы начать бросать бомбы, которые мы им доставим». Шефу абвера ничего не оставалось, как согласиться. Но он прежде всего решил выяснить узкие места в этой промышленности Америки, чтобы именно там провести диверсии. Для этого абвер-II запросил у германского Института западных исследований картографические материалы и фотографии таких предприятий и других объектов. Были проверены картотеки американских немцев для выявления лиц, пригодных и готовых после обучения к таким действиям. И тут неожиданно объявился некий американский немец, член заграничной секции НСДАП обер-лейтенант резерва Каппе. Он заявил, что хорошо знает многих таких американо-немцев. В разговоре с начальником абвера-II Лахузеном Каппе назвал 11 человек, готовых совершать диверсии. Каппе предложил переправить его на подводной лодке в США, где он возглавит подготовленную группу.
Когда Канарис узнал об этом плане, он назвал все это чистым безумием. Никогда еще в истории тайных служб подобные задания не выполнялись успешно группами в составе более двух человек. Но оспорить приказ фюрера он не смог и только распорядился, чтобы людей подготовили как можно тщательнее. Акция получила кодовое наименование «Пасториус». Обучение отобранных участников состоялось в диверсионной школе в Квенцзее близ Бранденбурга и в специальном заведении на Ранкенштрассе в Берлине, скрытом под видом редакции журнала «Кавказ». Штаб ОКМ согласился перебросить группу на подводных лодках на Североамериканское побережье.
В «Журнале боевых действий» абвера-II в записи от 29 мая 1942 г. значится: «Две группы участников операции «Пасториус» вышли на подводных лодках 26 и 28 мая соответственно из Франции. Группа насчитывает 8 человек»[15]. Одна часть группы в составе четырех человек была высажена близ Ист-Гемптон на Лонг-Айленде в штате Нью-Йорк. Другая — также из четырех участников — сошла на берег во Флориде. Через 14 дней все участники были арестованы в Нью-Йорке и частично в Чикаго. Они стали жертвами предательства одного из них, некоего Джорджа Дэша, который сразу после высадки оповестил ФБР о немецких диверсантах. Шестеро из них были приговорены судом к смертной казни, а двое, в том числе и Дэш, — к пожизненному заключению. После войны Дэша помиловали. В Берлине эта развязка вызвала шок и переполох, и 29 июня Канарису приказали немедленно прибыть в ставку фюрера в Восточной Пруссии для личного доклада Гитлеру.
Как рассказывает шеф абвера-II Лахузен, «Канарис взял меня с собой как ответственного за диверсионную деятельность абвера. Мы были предельно напряжены в ожидании того, как воспримет фюрер наши оправдания, что, мол, предприятие затеяла ставка, а велось оно партийными органами. Мы прибыли в «Вольфшанце» («Волчье логово») утром 30 июня, но прождали несколько часов, так как Гитлер был занят на разборе обстановки, который продолжался до 16.00. Мы ходили перед бункером взад и вперед, когда вдруг фюрер вышел в сопровождении Йодля и Риббентропа. Канарис сразу подошел к нему. Лицо у Гитлера стало белым от гнева. «Я требую от вас объяснений, — сказал он. — Для чего, собственно, у меня есть тайная служба, если происходят такие беспримерные катастрофы? Год назад у нас уже было подобное свинство! Можете вы мне объяснить, как это становится возможным?» Голос Гитлера звучал все громче. Наконец он, задыхаясь, выкрикнул: «Вы за все это в ответе! Должны были все тщательно продумать! И узнать людей! Тогда бы не было предательства!» Тут он остановился передохнуть, и Канарис воспользовался моментом и решительно ему возразил. «Мой фюрер, — сказал он тихо, но твердо, — все участники операции были подобраны партией и представлены мне как убежденные национал-социалисты. А организатор акции — кавалер «Ордена крови».[16] Гитлер несколько мгновений молчал. Было видно, что в нем идет внутренняя борьба. Он понял, что выдвинут контраргумент, который он не сможет опровергнуть. «Ах так, — промолвил он. — И что же станется с бедными парнями, которые полностью поверили нам и пошли на это дело? Их, конечно, повесят или расстреляют. Да… Если ваша работа выглядит так…» Тут его голос задрожал и снова раздраженно возвысился: «Если у вас такая работа, то к ней надо привлекать преступников или жидов…» И, повернувшись к Канарису спиной, он, не попрощавшись, ушел в бункер в сопровождении Кейтеля, Риббентропа и Йодля»[17].
Это всего лишь один пример из очень многих. Точно так же несладкой делала жизнь абверу служба безопасности и в оккупированных областях на Востоке. Так, представителей прибалтийских народов, добровольно являвшихся в органы абвера и вербуемых ими, следовало немедленно передавать в СД. Абвер был, конечно, заинтересован в протоколах их допросов. Но очень часто на запрос о них он получал ответ, что, к сожалению, «агент по ошибке был расстрелян», а материалы «уничтожены за ненадобностью» или «отправлены в Берлин». Одним из самых наглядных примеров того, к каким гротескным результатам приводила такая партийно-политическая «установка», был случай на вспомогательном пункте абвера в Минске. Его задачей было обнаружение источников и путей снабжения партизан населением Белоруссии. Благодаря великолепной работе одного разведчика, внедрившегося к партизанам, абверу удалось арестовать руководительницу партизанского опорного пункта в Минске. Это была дочь университетского профессора, который был настроен пронемецки и антикоммунистически. Гаулейтер[18] Кубе представил его однажды даже самому министру Розенбергу. После ареста дочери отец, разумеется, поднял шум. Кубе, не желая осрамиться, приказал арестовать агента. Когда же референт абвера в Минске поднял вопрос о нем перед Кубе, тот заявил, что абвер «подрывает работу по укреплению взаимопонимания с населением» и пообещал отдать абверовца под суд. Минские абверовцы доложили обо всем основной инстанции в Риге. И лишь с большим трудом начальнику последней капитану I ранга Либеншицу удалось вызволить своего агента из рук СД[19].
К началу 1942 г. Гейдрих окончательно пришел к мысли отделаться от Канариса и абвера как можно скорее. Ради этого следовало пересмотреть компетенции абвера и СД, т. е. изменить «десять заповедей». По проекту Шелленберга задачи абвера существенно ограничивались в пользу СД.
Сначала посмотрим, что пишет в своих мемуарах сам Шелленберг об этих «заповедях», подлинный текст которых пока еще не найден. В качестве ближайшей цели Шелленберг предлагал: 1) провести кадровые и организационные изменения; 2) начать обучение людей из всех слоев общества и из всех областей рейха; 3) перестроить «секторы охвата» и вывести функцию оценки данных в генеральный штаб; 4) систематически развивать специальную подготовку; 5) разработать общие и особые принципы работы по сбору и оценке разведданных по секторам; учредить пункты (отделы связи) во всех министерствах; 6) создать внутренний (узкий) «рабочий круг» из им лично подобранных и преданных сотрудников; 7) составить новую картотеку; 8) внедрять новейшие образцы разведывательной техники; 9) сформировать группу инспекторов и контролеров с правом прямого доклада шефу; 10) создать «единую германскую тайную службу как интегрирующую составную часть нашего высшего руководства»[20].
В ходе долгих и трудных переговоров, на которых Канариса сопровождал шеф абвера-III полковник Бентивеньи, а Гейдриха — начальник IV отдела РСХА (гестапо) обергруппенфюрер СС Мюллер[21] и два высших офицера СД, Канарис по многим пунктам охотно уступал Гейдриху, а затем ответил своим контрпроектом, в котором свои уступки по ряду важных вопросов свел почти на нет. Гейдрих прореагировал на это очень резко. А шеф абвера позвонил Кейтелю, и только после его вмешательства переговоры возобновились. В результате тут же появилось письменно зафиксированное «единение» взглядов на спорные пункты.
Это соглашение было подписано в мае 1942 г. во время совместного пребывания всех начальников отделов как военной разведки, так и гестапо, СД и криминальной полиции в Градшине в Праге. Соглашение легализировало ведение тайной разведки СД за рубежом также и в военном секторе, что объективно означало ослабление позиций абвера. Последствия пражского соглашения сказались не только в сфере военной разведки, но также — и притом очень скоро — в другой области. До лета 1942 г. гестапо ничего не ведало ни о каких группах сопротивления или кругах заговорщиков в вооруженных силах, прежде всего потому, что «10 заповедей» от 1936 г. устанавливали четкое разграничение полномочий, в результате чего расследование дел государственно-политического характера в рамках вермахта было в исключительной компетенции абвера, но не гестапо. Теперь же, согласно пражской договоренности, не только СД, но и гестапо получало право вести дела и розыск также в отношении офицеров вермахта.
Однако 29 мая, спустя несколько недель после совещания в Праге, Рейнхард Гейдрих пал жертвой покушения.[22] Вряд ли можно сомневаться в том, чем закончилась бы эта борьба между ним и Канарисом, если бы шеф СД не погиб при взрыве бомбы, устроенном двумя чешскими вольными стрелками. И как бы то ни было, начальник абвера защищал дело, проигранное с самого начала.
В конце мая 1942 г. адмирал Канарис проинспектировал центр абвера в Копенгагене. В узком кругу надежных офицеров он поделился своими серьезными тревогами за будущее абвера. Он был крайне удручен, так как боялся, что Кальтенбруннер или Шелленберг, став преемниками Гейдриха, наделают еще больше бед. Между тем странно выглядит заявление одного свидетеля, присутствовавшего на «государственных похоронах» Гейдриха, утверждавшего, что, «когда гроб опускали в могилу, Канарис плакал и глуховатым голосом якобы произнес: «Это был большой человек, и мне кажется, я потерял друга»[23]. Правда, стоявший рядом с ним адмирал Патциг решительно оспаривает это, заявляя, что ничего подобного он не видел и не слышал[24]. Зато вполне правдоподобно звучит заявление одного ближайшего сотрудника Гиммлера, стоявшего с детьми Гейдриха. Гиммлер будто бы сказал: «Вероятно, я выгляжу комично, держа за руки этих двух полукровок»[25].
В январе 1942 г.[26] Гиммлер вызвал высшего руководителя СС и полиции (ХССПФ) в Вене Кальтенбруннера в Берлин и поручил ему возглавить РСХА. С тех пор оба начальника отделов РСХА — Мюллер и Шелленберг — открыто двинулись к своей цели — уничтожению абвера.
[1] Sir Samuel Hoare. Gesandter in besonderer Mission, Hamburg 1949, S. 261.
[2] Неточно. В 1936 г. гестапо и крипо были собраны в т. н. «полицию безопасности» — Зипо. Зипо не было объединено с СД, но лишь подчинено Гейдриху, теперь уже шефу не только службы безопасности (СД), но и шефу Зипо. (Прим. ред.)
[3] Еврейское происхождение Гейдриха — легенда. (Прим. ред.)
[4] Fest J. Das Gesicht des Dritten Reiches. Profile einer totalitaeren Herrschaft, Muenchen 1963, S. 142. По данным Хагена, отец Гейдриха, преподаватель музыки, был сыном полной еврейки. См: Hagen а. а. О. S. 20221; Abshagen a. a. O. S. 158; Kersten, а. а. О. S. 128.
[5] Так, например, учителями Тухачевского были генерал-фельдмаршал фон Бломберг и другие генштабисты.
[6] Это мнение высказал Канарис во время разбора конфиденциального сообщения доктора Вилли Гросса из Лондона. См. также: Abshagen, а. а. O. S. 168f.: «Канарис имел вполне надежные сведения о том, что Тухачевский во время пребывания в Лондоне в качестве представителя советского правительства в связи с похоронами короля Георга V имел негласные переговоры с бывшим царским посланником, стоявшим во главе русской эмиграции в Париже, генералом Миллером, который бесследно исчез из Парижа примерно в одно время с казнью Тухачевского».
[7] Sсhellenberg, а. а. О. S. 49.
[8] Koestring E.: Der militaerische Mittler zwischen Deutschland und der Sowietunion 1921 bis 1941. Hrag. vom Bundesarchiv/Militaerarchiv, bearb. v. Hermann Neske, Frankfurt 1966, S. 94ff.
[9] Никаких доказательств причастности германских спецслужб к «делу Тухачевского» не существует. Это «утка», пущенная Гейдрихом после суда над советскими военачальниками для повышения своего авторитета. Не было и «трех миллионов рублей»… Маршал Советского Союза В. Блюхер был членом этого судилища, но расстреливали осужденных профессиональные исполнители НКВД. (Прим. ред.)
[10] Целый ряд моментов позволяет сделать вывод, что работа Пфайфера «Inside the Gestapo» («Гестапо изнутри») была предварительной «заготовкой» для последующей книги «13 Janre Machtrauch» («Тринадцать лет всевластия») и что Пфайфер, он же Штейн, одно и то же лицо с Хайнрихом Орбом. См.: Orb H. Die deutsche Spionage, in: 13 Jahre Machtrauch, Olten 1945, S. 357ff.
[11] Текст этого соглашения звучит согласно «Служебному наставлению гестапо о борьбе с государственной изменой» так: «Основы взаимодействия между Государственной тайной полицией и инстанциями абвера Вооруженных сил от 21.12.1936: Функции службы тайной связи, т. е. разведка военных объектов и фактов, являются прерогативой инстанций Военной разведки (абвера) вермахта. — Государственная тайная полиция передает сообщения подобного рода, поступившие к ней, незамедлительно соответствующим инстанциям военной разведки вермахта. — Инстанции гестапо оказывают органам абвера в рамках своих служебных возможностей любую желательную помощь. — Задачи сыска, т. е. расследование действий, наказуемых согласно § 163 УПК, и проведение требуемых для этого мероприятий являются прерогативой гестапо. — Органы военной разведки вермахта обязаны передавать свои находки, связанные с уголовно наказуемыми действиями, незамедлительно органам гестапо. — Органы военной разведки вермахта должны извещать гестапо о всех случаях, требующих уголовного расследования. — Органы гестапо обязаны извещать соответствующие инстанции военной разведки вермахта постоянно при обнаружении фактов и действий, относящихся к сфере тайной службы связи и к задачам контршпионажа. — Органы военной разведки вермахта оповещают соответствующие инстанции гестапо постоянно при обнаружении фактов, касающихся необходимости расследования уголовно наказуемых деяний. — При обработке отдельных случаев интересы тайной службы связи и контрразведки превалируют над интересами полиции. Если полное расследование уголовного преступления и при передаче дела прокурору согласно § 163 УПК эти действия гестапо в чем-то мешают получению сведений тайной службе связи и ведению контрразведки, то инстанция гестапо, ведущая это дело, обязана по просьбе соответствующего органа военной разведки приостановить ведение дела до тех пор, пока по оценке органов военной разведки и контрразведки дело не потеряет для них интерес. — Органы гестапо при производстве дознания разрешают по желанию соответствующих инстанций военной разведки их представителям допрашивать обвиняемых и других причастных лиц, находящихся под арестом или под наблюдением, на предмет выявления фактов, важных для военной разведки и контрразведки вермахта. Однако допросы как полицейское мероприятие являются согласно § 163 УПК единственно задачей и функцией гестапо. — Если арестованный органами юстиции обвиняемый допрашивается уполномоченным военной разведки, то в принципе в этом должен участвовать и уполномоченный гестапо, чтобы выявить важные сведения для обвинения и расследования уголовно наказуемых деяний. — Органы гестапо и абвера постоянно информируют друг друга о доверенных лицах, действующих в интересах как полицейского расследования, так и контрразведки. — Недопустимо, чтобы один и тот же агент был занят полицейской слежкой и выполнением задач контрразведки. Он должен действовать исключительно в интересах той инстанции, от которой он получил свое первое задание. В случае, если он проявляет большую склонность решать задачи других органов, его следует окончательно передать им. — Чиновники и служащие гестапо могут быть использованы для работы в узлах связи военной разведки и контрразведки только с разрешения соответствующей инстанции гестапо. В этом качестве они действуют вне рамок их полицейской службы, если при этом не возникает необходимости оказания помощи со стороны органов гестапо. — В духе указанных принципов органами военной разведки вермахта являются управление военной разведки (абвер) имперского военного министерства (ныне — отдел «Абвер/Аусланд» ОКВ) и разведцентры корпусных штабов и командования военно-морских станций. — Органами гестапо в этом смысле являются управление тайной полиции (ныне — центральное имперское управление безопасности), окружные и районные отделы гестапо». Текст воспроизведен по манускрипту доктора Вернера Беста. Из перечисленных «10 заповедей» только часть была включена в «Служебное наставление гестапо по борьбе с государственной изменой», и поэтому они не рассматривались как аутентичные формулировки договора между абвером и гестапо.
[12] Мельников Д., Черная Л. Двуликий адмирал. Организаторы фашистского шпионажа Канарис и его хозяева. Москва, 1965, с. 2.
[13] De Jong L. Die deutsche fuenfte Kolonne im zweiten Weltkrieg. Quellen und Darstellungen zur Zeitgeschichte, Stuttgart 1959 (книга содержит обширную библиографию).
[14] Reile, a. a. O. S. 389…
[15] Kriegstagebuch von Abwehr II, S. 201. Копия и фотокопия находятся в Институте современной истории в Мюнхене. Речь здесь идет о том, как генерал Лахузен примерно 12 ноября 1953 г. заявил институту, что в его распоряжении имеются некоторые «выдержки, скопированные по моему поручению из оригинала «Журнала боевых действий» абвера-II моим адъютантом майором Вольфгангом Абсхагеном. Цель этих выписок из «Журнала…», ведшихся вплоть до моего ухода из ОКВ (август 1943), заключалась в том, чтобы иметь законченный обзор чисто разведывательно-диверсионной деятельности моего ведомства, ибо в оригинале было много нарушавших целостность административных и личных записей. Находящиеся в вашем институте частичные материалы содержат многие, но не все мероприятия, которые планировались или проводились отделом абвер-II с 12.8.1939 по 12.4.1941 г. Выборочные выписки, продолженные до августа 1943 г., в этих бумагах отсутствуют».
О том, как эти выписки оказались в 1945 г. в Нюрнберге, Лахузен рассказал в своем упомянутом выше письме: «Перед отправкой моей полковой команды на Восточный фронт я, как помнится, передал где-то осенью 1943 г. эти выписки из «Журнала…» вместе с так называемой «раритетной папкой» (с выдержками из документов, собранных Остером и Донаньи, а также с выписками из дневников Канариса) своему другу полковнику графу Маронья-Редвицу, в то время начальнику разведцентра абвера в Вене с просьбой надежно сохранять их». Далее Лахузен описывает свои отношения с Маронья-Редвицем и продолжает: «После того как в 1945 г. я попал в плен, я узнал через Си-ай-си (Объединенный разведывательный центр), что офицеры разведцентра в Вене навели американцев на то место, где были спрятаны эти бумаги (предположительно это случилось в русском секторе Вены, где они хранились в сейфе человека, связанного с австрийским движением Сопротивления, но не полного арийца, по профессии адвоката). Как мне позднее рассказали американские офицеры, изъятие этих документов произошло без ведома Советов. В ходе бесконечных допросов в Нюрнберге и позже (1946) в следственном отделе американской тайной службы в Бад-Ненндорфе мне все же показывали фотокопии этих выписок из «Журнала…» и из «раритетной папки» (Institut f. Zeitg. Muenchen, Archiv Nr. 154/51). - B своей книге «Тайное задание — Ирландия» Энно Штефан утверждает, что в «Журнале боевых действий» абвера-II просматривается тенденция «докладывать высшему военному руководству то, что создавало бы благоприятное впечатление о деятельности и успехах абвера-II». См.: Enno Stephen Geheimauftrag Irland, Oldenburg 1961. Он основывает свое заявление на высказывании некоего зондерфюрера Халлера, который был временно прикомандирован к абверу-II. При внимательном чтении убеждаешься, что наряду с многими успехами приводятся и неудачи планированных или уже начатых операций абвера-II.
[16] «Орден крови» — высшая партийная награда НСДАП в виде крупной серебряной медали на изумрудной ленте. Учреждена в честь т. н. «Пивного путча» нацистов 9 ноября 1923 г. (Прим. ред.)
[17] Kriegstagebuch Abvehr II, а. а. O. S. 202.
[18] Вильгельм Кубе к этому времени уже давно не был гаулейтером. В данный момент он являлся генеральным комиссаром Белоруссии рейхскомиссариата «Остланд», в который также входили Латвия, Литва и Эстония. Убит партизанами в Минске. (Прим. ред.)
[19] Об этом рассказал автору капитан I ранга в отставке Либеншютц.
[20] Sсhellenberg, а. а. О. S. 138ff.
[21] Мюллер был не обергруппенфюрером, а группенфюрером СС и генерал-лейтенантом полиции. (Прим. ред.)
[22] Гейдрих был смертельно ранен в Праге чешским боевиком 27 мая 1942 г. Скончался он 4 июня. (Прим. ред.)
[23] Boveri M.: Der Verrat im XX Jahrhundert, II Teil, S. 46; Abshagen, a. a. O. S. 149.
[24] Заявление адмирала Патцига автору.
[25] Из сообщения полковника в отставке Лутце автору.
[26] Серьезная ошибка: Кальтенбруннер был назначен не в январе 1942 г., а в январе 1943 г. (Прим. ред.)
