Показать все теги
Глава 4
Абвер при капитане I ранга Конраде Патциге
Полковник фон Бредов, произведенный в генерал-майоры, занял 2 июня 1932 г. место генерала Шлейхера, назначенного министром рейхсвера. В качестве его преемника абвер принял капитан I ранга Конрад Патциг. Это был прямой, открытый, прозорливый и высококвалифицированный морской офицер. Он уже служил в отделе с октября 1929 г. в должности начальника группы V (военно-морской флот) и за эти три года приобрел богатый опыт в тайной службе.
Надо сказать, что назначение морского офицера начальником абвера вызвало сенсацию, так как до тех пор тайная разведка (отдел «III-b» кайзеровского генерального штаба) считалась исключительным делом сухопутной армии. Поэтому капитану Патцигу поначалу приходилось нелегко. Его встретили с известной сдержанностью, и лишь после того, как он в докладе шефу Войскового управления генералу Адаму описал трудности, с которыми он столкнулся, у него наладились с начальством вполне доверительные и даже тесные отношения.
Как и во времена фон Бредова, при Патциге у абвера был довольно скромный бюджет. Так что пока приходилось игнорировать давно назревшую, но непомерно дорогостоящую задачу тщательной детализации разведывательной деятельности за рубежом и ограничиваться разработкой определенных узловых моментов. Использование имеющихся небольших средств оправдывало себя прежде всего там, где были наибольшие шансы на успех, а это, как и прежде, был Восток с Польшей в качестве основного объекта разведки. Для дальней оперативно-стратегической разведки вряд ли можно было найти что-то большее, чем продолжать уже начатый путь с удвоенной энергией и последовательностью. В условиях сильной децентрализации системы абвера выходило само собой, что начальник должен был наделять внешние инстанции большей ответственностью и в то же время оказывать им большее доверие.
Однако эра Патцига была с самого начала отмечена новым переводом стрелок. Если при фон Бредове и его предшественниках Швантесе и Гемпе абвер был преимущественно внутриполитическим органом министерства рейхсвера, то теперь он становился тайной военной службой, а значит — получал внешнеполитическую ориентацию. Это совершилось не в одну ночь, а постепенно в ходе все более и более неблагополучного политического развития. Провозглашение Гитлера рейхсканцлером 30 января 1933 г. поначалу затронуло абвер лишь незначительно как в служебных, так и в кадровых вопросах, хотя генерал фон Шлейхер, непосредственный начальник абвера, был отправлен в отставку и заменен генералом фон Бломбергом. Был снят со своего поста и бывший шеф абвера, а тогда начальник «министериального ведомства» генерал-майор фон Бредов. Новым шефом там стал полковник Вальтер фон Райхенау, вскоре произведенный в генерал-майоры. Это был, бесспорно, один из самых политизированных высших офицеров, которых, если не считать Шлейхера, когда либо имел в своих рядах рейхсвер, и к тому же единственный, кто относительно рано принял национал-социалистическую идеологию[1]. Что же касается абвера, то для него, несмотря на жестокости штурмовиков СА, вызвавшие в его рядах серьезные антипатии к режиму, мерилом всего по-прежнему оставались рейхспрезидент и верховный главнокомандующий рейхсвера. Разведчики затаились в ожидании того, что революционные бесчинства быстро пройдут. Решающим для них было то, что рейхсканцлер Гитлер давал гарантию давно ожидаемого восстановления национальной военной мощи и устранения версальских оков.
С приходом к власти Гитлера выделяемые абверу бюджетные средства существенно увеличились; вместе с тем усилились и его позиции после того, как Гитлер решил начать перевооружение и когда вермахт в конце концов встал на ноги и начал принимать все меры для своей защиты и прежде всего для борьбы со шпионажем и диверсиями. С тех пор абвер начал предусмотрительно принимать разнообразные меры по обеспечению безопасности на всей территории рейха, в связи с чем начал расти и его штатный состав. С созданием теперь уже не корпусных, а армейских округов быстро и планомерно расширялся и абвер. При каждом таком военном округе формировался отдел абвера, подчинявшийся начальнику разведки армейского округа. Кроме того, при абверштелле[2] на Балтике и в Северном море, в Киле и Вильгельмсхафене, были созданы аналогичные подразделения тайной разведслужбы. Строительство абвера как таковое осуществлялось в Третьем рейхе в преобладающей мере силами офицеров-запасников, которые по преимуществу внесли с собой в работу тайных служб новую кровь, инициативу и хорошие внешние связи. Они стали разведчиками-профессионалами и уже не стремились в другие ведомства. Это вело к известному отчуждению их от остального корпуса кадровых офицеров, и то, что офицеры-разведчики номинально являлись строевыми офицерами, в этом ничего не меняло. Теперь начальниками секторов, а позже — отделов были в основном кадровые генштабисты — сухопутчики и моряки, а также прикомандированные войсковые офицеры. Благодаря Патцигу центральное управление абвера и его отделы и группы на местах превратились в одну большую семью и оставались такой до самого конца. Это, в свою очередь, способствовало единению людей и выработке определенного иммунитета против доносительства, слежки друг за другом, попыток развала аппарата и внедрения нацистских элементов.
Захват власти Гитлером давал военной разведке немалый шанс. В своем восхищении перед английской военной традицией и институтами британской мировой державы Гитлер тоже думал о создании всеохватывающей тайной службы по образцу британской Сикрет Сервис. Подобный замысел должен был рано или поздно активизировать СД — службу безопасности СС, но в то время, в 1933–1934 гг., там практически не было еще никого, кто мог бы всерьез оспаривать приоритет абвера. Человек, который в первую очередь подходил для этого, а именно — шеф СД Рейнхард Гейдрих, пока еще должен был осторожничать, прежде чем осуществлять свои честолюбивые амбиции.
Капитан I ранга Патциг очень скоро понял, какая опасность грозит ему с этой стороны, и постарался создать в вопросах тайной внешней разведки единый фронт абвера с министерством иностранных дел против различных партийных организаций. Однако его деловое предложение на этот счет встретило недоверчиво ревнивое отношение статс-секретаря фон Бюлова. Этот чиновник упорно отстаивал «непререкаемую компетенцию» своего министерства в сфере сбора внешнеполитической информации и рассматривал стремление абвера составлять внешнеполитические донесения как вмешательство в священные права своего ведомства. Но когда монополии на тайную политическую разведку, которая, кстати, велась шефами германских дипломатических миссий, потребовала служба СД, влиятельным лицам в министерстве иностранных дел пришлось уступить. Тем самым СД официально получила возможность контролировать дипломатические доклады министерства и фальсифицировать их по своему усмотрению, дозировать их огласку или вовсе замалчивать.
Новый министр рейхсвера генерал-лейтенант фон Бломберг не только имел приятную внешность, но и был весьма находчивым человеком, обладавшим некоторыми дипломатическими способностями, которые он успешно продемонстрировал на Женевской конференции по разоружению. Однако он совершенно не умел защищать интересы вермахта, а тем самым и отечества, перед Гитлером с той решительностью, которая была необходима в изменившихся условиях. У него было прозвище «Резиновый лев», которое ему дал Патциг. Оно очень точно определяло неустойчивый характер этого человека, с течением времени все больше склонявшегося к полному повиновению Гитлеру. Это можно проиллюстрировать целым рядом случаев, имевших место в эпоху Патцига. Однажды шефу СД Гейдриху пришло в голову потребовать от абвера список всех объектов в Германии, производивших запрещенное Версалем вооружение. Как и следовало ожидать, Бломберг согласился и приказал Патцигу дать ему такой список. Тот недвусмысленно ответил: «Такого списка не существует, и его не будут составлять, так как это слишком опасно. Кроме того, охрана этих объектов является исключительно задачей вермахта»[3].
У шефа абвера была достаточно веская причина для такой реакции, поскольку в условиях напряженности, с самого начала существовавшей в отношениях между абвером и СД, он со всей очевидностью был настроен решительно отразить любую попытку Гейдриха вторгнуться в специфическую сферу тайной военной службы. Ему очень важно было избежать непосредственных контактов с Гиммлером и Гейдрихом как шефами СС и СД и ограничиться связями со своим непосредственным начальством — министром рейхсвера. Однако и Бломберг и Рейхенау соглашались напрямую сотрудничать с Гиммлером и Гейдрихом, потому что они в принципе пытались добиться равновесия в сфере секретной службы, т. е. в самой чувствительной точке соприкосновения вермахта и СС/СД. Вероятно, Патциг раньше многих других и даже раньше Канариса понял абсолютную необходимость бороться с тоталитарными претензиями СД. Чем закончится эта борьба, никто не мог знать. Можно было действительно стать пессимистом, однако не следовало сдавать позиции военной разведки без всякого сопротивления. До прихода Гитлера к власти все соображения и намерения абвера, переданные руководству непосредственно или по инстанции, неизменно встречали понимание. Они тщательно проверялись, однако мнение шефа абвера уважалось. В 1933 г. это положение резко изменилось, однако в первые годы Гитлер еще не мог согнуть рейхсвер, поскольку он оставался основным силовым фактором в государстве.
Событиями 30 июня 1934 г. капитан I ранга Патциг отнюдь не был удивлен[4]. Еще примерно 25 июня абверу стало известно о встрече высших офицеров СА на частной квартире Рёма в Берлине. На ней, по видимому, должны были обсуждаться детали, конечно, еще неблизкой силовой разборки между СА и рейхсвером. Копию плана путча, подготавливаемого Рёмом, абвер получил через одного из «фюреров» СА некоего Герта. Это был герой-летчик Первой мировой войны, кавалер высокого ордена, который уже готовился возглавить новые военно-воздушные силы. Эта лояльность Герта не спасла его (а, возможно, послужила причиной) от «ошибочного» внесения его в расстрельные списки Гейдриха, и 30 июня он был казнен. Гейдрих знал о замыслах Рёма и действовал решительно. Как шеф СД он нередко отмечал у Гитлера тогда еще сохранявшееся уважение к военным. Знал он и то, с каким раздражением воспринимал фюрер закулисные планы и амбиции своего начальника штаба Рёма, и шеф СД верно угадал три крупных и уникальных шанса для себя и одновременно для Гиммлера. Во-первых, он мог разом упразднить собственную зависимость по службе от начальника штаба СА и прекратить подчинение СС командованию СА. Во-вторых, он мог бы заменить самого Рёма рейхсфюрером СС, а его «пролетарскую» армию как противовес рейхсверу и преторианскую гвардию Гитлера заменить эсэсовской элитой и, в-третьих, сделать себя абсолютно необходимым для фюрера. Тем самым расчищался путь для реализации его собственных далеко идущих замыслов.
Тактика, которую применил Гейдрих, была очень проста. Он сконструировал из предполагаемого рёмовского путча «угрожающее восстание» против фюрера и дополнил это разговорами о предательских связях заговорщиков с иностранными державами. Это всегда было хорошей наживкой для Гитлера, и он тут же свалил своего начальника штаба, а заодно и всю организацию штурмовиков СА. В результате Гейдрих получал почти неограниченные полномочия. Он составил расстрельные списки и поручил провести одобренные Гитлером мероприятия группе своих эсдэковцев, срочно сформированной в ночь на 30 июня. С этого и начался кровавый день расправы с СА.
1 июля 1934 г. был убит генерал-майор фон Бредов, предшественник Патцига на посту шефа абвера. Это событие глубоко потрясло всех офицеров разведки, хорошо знавших этого всегда веселого и жизнерадостного офицера. И как следствие эта противозаконная акция Гитлера/Гейдриха стала первой серьезной трещиной в отношениях между абвером и СД. Однако для майора Ганса Остера (впоследствии генерал-майор), лишь незадолго до этого пришедшего на службу в абвер, день 30 июня стал решающим поводом для того, чтобы начать активную борьбу с нацистским режимом. Этот человек (и мы о нем вспомним еще не раз) яснее, чем кто-либо другой из круга генштабистов, видел фатальность новой системы. Бломберг, Рейхенау и их приближенные, как и многие другие высшие военные, чувствовали даже удовлетворение от того, что наконец-то ликвидирован обременительный партнер, и не распознали волка в овечьей шкуре — Рейнхарда Гейдриха.
Патциг же, напротив, не строил себе на этот счет никаких иллюзий. Он не обманулся заявлениями Гитлера и Бломберга, хотя и он видел в СА некую революционную стихию и угрозу, смысл которой и значение для судьбы рейхсвера было трудно разгадать. При тогдашней слабости абвера Патциг не видел способа как-то отреагировать на постыдные акции 30 июня. Он сумел лишь добиться от министра рейхсвера расследования дела об убийстве фон Бредова, хотя бы ради того, чтобы доказать, что никакие сведения, собираемые абвером, никому не передавались и не похищались. Фон Бредов, такой же противник национал-социализма, как и Шлейхер, поддерживал вместе с Арнольдом фон Рехбергом[5], решительным сторонником политики взаимопонимания с французами, тесные связи с французскими союзами фронтовиков с целью сближения двух народов. Но в этом же направлении действовали также и видные нацисты и среди них — ставший позже посланником в Париже Абец, но вышестоящие инстанции не предъявляли им никаких претензий. Выдвинутые Гитлером обвинения с целью как-то оправдать убийство двух генералов и доказать, что Шлейхер и Бредов затевали предательский сговор с зарубежными странами, можно было легко опровергнуть на основании данных расследования, проведенного Обществом Шлиффена под председательством генерал-фельдмаршала фон Маккензена, как совершенно необоснованные. Вот, собственно, и все, что было тогда сделано, чтобы указать на тех, кто нес прямую ответственность за июньское побоище.
Об успехах секретных служб общественность узнаёт редко. И напротив, их неудачи обычно выставляются их внутренними и внешними врагами в неприглядном виде. Так, например, очень много было написано о деле польского шпиона ротмистра запаса Юрика Сосновского; при этом писавшими были те, кто якобы принял «решающее участие» в его раскрытии, — Вальтер Шелленберг, впоследствии начальник VI управления РСХА (Главного управления имперской безопасности), журналист граф Солтыков и даже многолетний сотрудник британской Сикрет Сервис Бернард Ньюмен. Во всех этих писаниях правда мешается с гротескными искажениями, а нередко и вообще взятыми с потолка выдумками, хотя не представляет никаких трудностей изобразить дело Сосновского правильно. Разоблачить польского шпиона удалось отнюдь не СД, как утверждает Шелленберг, а исключительно военной разведке. Бесспорно, здесь впервые скрестились профессионально абвер и гестапо в лице его отдела контрразведки во главе с его тогдашним руководителем доктором Патчовски. Но инициатива и тактика раскрытия дела принадлежали абверу.
В 1928 г. бывший австрийский ротмистр в отставке фон Сосновски, ставший после 1918 г. (т. е. после распада Австро-Венгрии) гражданином Польши, был направлен Варшавой в Берлин с заданием разведать состояние вооружений Германии и достать возможно более аутентичные материалы о планах германского генерального штаба. Сосновский имел очень приятную внешность и прекрасные манеры, свободно говорил по-немецки, а поскольку в придачу к своей неотразимости у женщин располагал еще и значительными деньгами, он быстро вошел в лучшие избранные круги немецкого общества. Здесь он познакомился с Бенитой фон Фалькенхайн (фрау фон Берг во втором браке), которая работала секретаршей в главном командовании сухопутных войск (ОКХ). Она влюбилась в поляка и познакомила его однажды со своей подругой Ренатой фон Нацмер, занимавшей ответственный пост в министерстве рейхсвера. В этот круг была вовлечена и школьная подруга Бениты некая фрейлейн фон Йена, которая, собственно, и познакомила ее с поляком. Рената фон Нацмер, внешне совсем не привлекательная, представляла для Сосновского не меньший интерес, чем Фалькенхайн. Умно все рассчитав, он приучил обеих женщин к очень высоким жизненным стандартам, делал им дорогие подарки, появлялся вместе с ними на ипподромах и в фешенебельных берлинских отелях и ресторанах. Он сумел так их обворожить, что они стали совершенно ему послушными. На самом же деле, как выяснилось, ротмистр по-настоящему любил только одну женщину — танцовщицу, уроженку одной из стран Ближнего Востока.
Дорогостоящие жизненные привычки ротмистра вызвали подозрения у отдела «III F» абвера. Что-то здесь было не так. По приказу Патцига капитан II ранга Протце начал слежку за поляком, и через некоторое время было установлено, что Сосновский в конце каждого месяца регулярно заходит в здание польского посольства, не подвергаясь проверке, и так же свободно выходит из него. Протце дознался также, что ротмистр финансировал одному кадровому немецкому офицеру поездку с женой на отдых в Италию, и в конце концов абверовец сумел связаться с упомянутой танцовщицей, которую поляк часто посещал. Тем временем обе женщины, Нацмер и Фалькенхайн, попали в полную зависимость от ротмистра. Вероятно, он рассказал им, что его грозят отозвать в Варшаву из-за его неудач как сотрудника польской секретной службы, а поскольку обе подруги не хотели терять своего возлюбленного (а Сосновский каждой из них в тайне от другой обещал жениться), они начали на него работать. Передаваемые ему планы и материалы он перефотографировал. Среди них был и вариант плана развертывания германских войск против Польши. Однажды он выехал с этими документами в Варшаву, но там эту «доставку» сочли вражеской игрой. Зная обычаи секретных служб и принимая во внимание связи между Польшей и Францией, следует считать спорным предположение, будто Второе бюро польского генерального штаба предложило Сосновскому продать свою добычу какой-нибудь иностранной разведке. Тем не менее ротмистр возвратился в Берлин, чтобы продолжить свою работу. Здесь его и настиг злой рок. Танцовщица однажды обнаружила случайно в ящике письменного стола ротмистра письма и бланки денежных переводов и в припадке ревности донесла об этом капитану II ранга Протце. Теперь настала очередь действовать исполнительной группе захвата. На одной вечеринке, которую устроила у себя на квартире эта танцовщица, абверовцы сумели арестовать весь этот круг лиц общим числом до 30 человек. В их числе был и Сосновский. Были задержаны и обе дамы, поставлявшие ротмистру секретные материалы. В итоге на последовавшем за этим процессе в имперском суде ротмистр Сосновский был приговорен к пожизненному заключению, но спустя некоторое время его обменяли на нескольких германских агентов, попавших в руки поляков. Бениту фон Фалькенхайн и Ренату фон Нацмер приговорили к смертной казни.
Гитлер решил использовать этот случай, чтобы задним числом оправдать ужесточение закона о государственной измене от 1929 г. своим указом от 24 января 1934 г. До этого люди, разглашавшие военные секреты из пацифистских или каких то идеалистических соображений, приговаривались к заключению в крепости или к небольшим денежным штрафам, а совершившие измену за деньги, да еще в интересах или по поручению вражеской разведки, — к каторжным работам. В 1934 г. все это изменилось: всем виновным в государственной измене грозила смертная казнь. Министр рейхсвера фон Бломберг выдвинул юридически обоснованные возражения, а шеф абвера поддержал его точку зрения, исходя из экспертных заключений отдела «III F» абвера. Гитлер отклонил их возражения, и в конце концов министр юстиции вынужден был завизировать новый закон[6].
Приговор по делу шпиона Сосновского, с которым пресса и уличные плакаты познакомили общественность, вызвал большую сенсацию не только в Германии, но и за рубежом. Еще и теперь этот случай привлекает внимание писателей-очеркистов и журналистов, и, как всегда, когда речь заходит о германской военной разведке, конечно, нет недостатка в необычных трактовках событий. Так, в своей книге «Шпионаж — мифы и реальность» англичанин Бернард Ньюмен утверждает, что обе дамы — фон Нацмер и фон Фалькенхайн «были немецкими агентами, и их специально поставили на пути Сосновского. А их казнь имела место лишь потому, что Гитлер желал тем самым унизить и устрашить класс аристократов. Кроме того, их казнь должна была убедить поляков в том, что Сосновский был для своей страны крайне ценным шпионом, так как его сотрудницы заплатили за это жизнью. Казнь же обеих женщин была ценой за то, чтобы поднять Сосновского на высокий пьедестал в Польше. В этом качестве он, разумеется, оказывал немцам неоценимую помощь»[7]. Иными словами, если верить Ньюмену, то выходит, что германская военная разведка использовала обеих женщин как агентов, затем хладнокровно позволила обвинить их в измене и, не сделав даже попытки помешать исполнению приговора, махнула на них рукой. Невольно встает вопрос, почему же тогда абвер потратил столько времени, чтобы разоблачить Сосновского.
Нет никакой необходимости терять время и слова на оценку описываемого Ньюменом. Дело Сосновского — это обычное шпионское дело, как и многие другие. Да и Бенита фон Фалькенхайн с Ренатой фон Нацмер не первые женщины, наказанные смертью за совершенную измену отечеству и выдачу его секретов. И все же можно извлечь из этого дела хороший урок, который заключается в том, что ни один шпион или агент ни в коем случае не должен использовать в своих целях женщин, разыгрывая любовь. Как капитан I ранга Патциг, так и адмирал Канарис постоянно напоминали своим офицерам, что в военной разведке подобные отвратительные методы нежелательны.
В первые годы нацистского режима абверу удалось сфотографировать с большой высоты знаменитую «линию Мажино», используя для этого благоприятные погодные и иные условия. Министру рейхсвера об этом не докладывали, не желая обременять его политическими моментами: ведь если бы акция не удалась, шефу абвера пришлось бы туго. Однако Бломберг, находившийся в это время в Киле, случайно узнал об этом. Он вознегодовал, заявив, что тем самым якобы были торпедированы какие-то намерения фюрера, и захотел выяснить, кто и зачем поставил эту задачу. Патциг, призванный к ответу, явился к министру, и тот встретил его такими словами: «Начальник разведки, который предпринимает подобные эскапады, мне не нужен». Бломберг не проявил ни малейшего понимания важности добытых абвером аэрофотоснимков на случай войны. После этого Патциг изложил дело перед главнокомандующим сухопутными войсками и добился того, что генерал фон Фрич заявил министру, что он сам дал поручение провести эту воздушную разведку. Его, со своей стороны, поддержал и генерал фон Рейхенау. Но министр настаивал на замене Патцига, поскольку, мол, «этот человек неблагонадежен для партии»[8].
Это было в октябре 1934 г. Беседа с министром высветила обстановку, которая уже тогда, через 20 месяцев после начала правления Гитлера, царила в высшем руководстве германских вооруженных сил. Министр рейхсвера уже давно переметнулся в лагерь Гитлера и его паладинов. Не имея никакого представления о складывавшихся политических взаимосвязях, он совершенно не понимал и того, чту могло означать для дела занятие Гейдрихом поста руководителя «тайной государственной полиции» (гестапо) Пруссии, на котором до него сидел Рудольф Дильс. Вероятно, он не замечал или не хотел замечать, с какой настойчивостью Гейдрих при каждом удобном случае пытался вмешиваться в компетенцию военной разведки. Это облегчалось Гейдриху тем, что абверу приходилось во всех своих мероприятиях полагаться на сотрудничество с органами гестапо, а также с охранной и наружной полицией. Причиной этого было то, что в Германии в мирное время никогда не существовало военной полиции, как это имело место во многих других странах. До 1933 г. военная разведка ориентировалась на сотрудничество с группами IA (оперативные группы) полицейских управлений (полицайпрезидиумов земель), и оно осуществлялось без каких-либо трений. Но после того как гестапо монополизировало охранные функции в государстве, а при Гиммлере его тенденция к исключительности стала еще более подчеркнутой, между абвером, с одной стороны, и гестапо и СД, с другой, неизбежно должны были возникнуть разногласия.
Однако шеф абвера вовсе не собирался терпеть какую-либо опеку Гейдриха. Напряженность между абвером и гестапо, как, впрочем, и между ним и органами партии и СД, все больше усиливалась, и в конечном счете это явилось причиной, по которой Патциг покинул абвер и возвратился в корпус морских офицеров. Правда, фон Фрич и фон Рейхенау возражали против снятия Патцига со своего поста, но договориться с Бломбергом уже не было никакой возможности. Когда 31 декабря 1934 г. капитан I ранга хотел доложить министру об убытии, последний объявил через адъютанта, что в этом нет необходимости. Патциг же настаивал на этом, и, когда его наконец пропустили к министру, он без обиняков высказал ему свое отношение к внутриполитическому развитию, которое, по его мнению, снижало уважение к немцам. Немецкий народ, так он говорил, с надеждой смотрел после смерти генерал-фельдмаршала фон Гинденбурга на министра рейхсвера, ожидая от него «защиты от злоупотреблений, чинимых партийными организациями». Сегодня он, Бломберг, еще может вмешаться и защитить рейхсвер; через полгода будет слишком поздно. Министр находится в контакте с высшим руководством и не знает, что творится за стенами его кабинета. Как бывший начальник абвера, продолжал Патциг, он может на основе собственного опыта сказать лишь одно: «СС — это мусорная корзина с сомнительного рода личностями и преступниками, которые не останавливаются ни перед чем, даже перед убийством, когда встает вопрос о расширении их власти». Ему, Патцигу, было бы легко вступить в союз с СС или гестапо. «Но если бы я это сделал, — подчеркнул Патциг, — я стал бы предателем рейхсвера». Бломберг перебил Патцига словами: «Господин капитан I ранга, СС — это организация фюрера». На это Патциг ответил: «Тогда мне очень жаль, что фюрер не знает, какая куча мусора собралась под ним». Министр рейхсвера счел этот момент подходящим, чтобы прекратить аудиенцию. Он сделал это в подчеркнутом тоне: «Политическую ответственность здесь несу я, а не вы! Я вижу обстановку совсем по-другому и с большим оптимизмом. Впрочем, будущее покажет, кто из нас прав».
Очень горько вспоминать обо всем этом. В те времена было еще крайне мало высших офицеров, имевших гражданское мужество открыто выражать свое мнение и делать практические выводы из своих убеждений, когда для этого представлялась возможность.
Итак, 31 декабря 1934 г. бывший шеф абвера Конрад Патциг стал командиром броненосца «Граф Шпее», а два года спустя, произведенный тем временем в адмиралы, занял пост начальника отдела кадров главного командования ВМФ и сохранял его до самой войны. Новым начальником абвера с 1 января 1935 г. был назначен капитан I ранга Вильгельм Канарис. При выборе его на должность шефа тайной военной службы принимались во внимание не только его дипломатические способности, но и то, что как морской офицер он быстрее и легче найдет нужное равновесие между абвером и СД, чем сухопутчик, так как у ВМФ как в профессиональном, так и в политическом плане было меньше точек соприкосновения с партийными инстанциями и с органами СД.
[1] Vgl. Foertsch Н. Sсhuld und Verhaengnis, Stuttgart 1951, S. 31f; und 40.
[2] Абверштелле — территориальные органы абвера при военных округах и военно-морских базах, а также на оккупированных территориях. (Прим. ред.)
[3] Сообщение адмирала Патцига, сделанное автору 10 апреля 1965 г.
[4] Имеются в виду события 30 июня 1934 г., когда по приказу Гитлера были разгромлены так называемые штурмовые отряды (СА), а их начальник штаба Эрнст Рём был убит. — Прим. перев.
[5] Следует особо сослаться на работу: Mau H. Die «zweite Revolution» — Der 30. Juni 1934, in: Vierteljahreshefte fьr Zeitgeschichte, I, 1935, S. 121ff; Buchheit G. Soldatentum und Revolution, Rastat 1961, S. 19ff. Там указана и другая литература.
[6] Здесь в основу положены сообщения адмирала Патцига и секретарши отдела Абвер-III F г-жи фон Юхтритц (10 апреля 1965 г. и 7 июля 1965 г.) непосредственно автору книги; кроме того: Наблюдатель (= Dr. Will Grosse): Geheimdienst, Fahneneid und Hakenkreuz. Ein kritischer Tatsachenbericht aus der militaerischer Abwehr, in: Eсho der Woche, 3. Maerz 1950, S. 5.
[7] Newmann В.: Spionage, Mythos und Wirklichkeit, Muenchen 1964, S. 36f.
[8] Сообщение адмирала Патцига автору.
