Показать все теги
Глава 7
Абвер во время политических кризисов
Вряд ли мы найдем какие-либо волнующие критические моменты в рутинной работе абвера до начала Второй мировой войны, хотя в период с 1935 по 1939 г. в сфере внешней политики происходили друг за другом такие события, которые имели огромное влияние на развитие межгосударственных отношений в Европе. Разумеется, абвер не оказывал на эти события никакого влияния и тем более не определял их. В то же время они отражались на характере и методах проводимых им специальных операций и на его особых связях.
Конференция по разоружению Лиги Наций в октябре 1933 г. и последовавший за ней выход Германии из Лиги Наций, провозглашение Гитлером равноправия Германии и превращение 100 тысячного рейхсвера с коротким сроком службы в регулярную армию численностью до 300 000 человек, о чем было сообщено 18 декабря 1933 г., вызвали волну активизации деятельности враждебных разведок. Лондон и Париж навострили уши. Интеллидженс Сервис и Второе бюро бросились использовать все имеющиеся средства, чтобы выяснить, что же происходит в Германии Адольфа Гитлера.
Германский абвер никогда не принимал всерьез постоянно возникавшие слухи, будто Франция и «Малая Антанта» имели намерение предпринять вооруженное вмешательство. У него было достаточно сведений о примирительном отношении британского генштаба к происходящему в рейхе. Там понимали, что конфликт между Англией и Германией фактически означал бы победу Москвы. Поэтому английское правительство дало понять французам и чехам, что не рассматривает превентивные действия против Германии как свое союзническое обязательство и не станет в них участвовать. В феврале 1935 г. германский военный атташе в Лондоне генерал-майор фон Швеппенбург доложил начальнику отдела «Иностранные армии» генштаба полковнику фон Штюльпнагелю, что «теперь все уверены в том, что если Европа хочет мира и спокойствия, то для этого нужно дать добрый шанс Германии»[1].
Бесспорно, у Гитлера была своя генеральная линия, которой он следовал с железной последовательностью. Она состояла в разрыве Версальского договора и расширении территории германского рейха. А вот чего у него никогда не было, так это какой-либо концепции нормального решения этих проблем, как и соответствующей политики создания союзов. Когда в октябре 1935 г. началась агрессия Италии против Абиссинии, он официально выразил Муссолини свою солидарность. Шеф абвера предупредил тогда Гитлера, что нельзя слишком переоценивать силы итальянцев и их союзническую верность и что в то же время не стоит недооценивать англичан. К всеобщему удивлению, англичане не решились вмешиваться в абиссинский конфликт. Объявленные Лигой Наций санкции оказались неэффективными. Эта слабость западных демократий была должным образом учтена Гитлером.
Случилось то, чего и опасался Канарис. Гитлер обрел решимость осуществить собственные планы. Уже 7 марта 1936 г. он оккупировал демилитаризованную Рейнскую область. Согласно положениям Локарнских договоров это вторжение должно было расцениваться как провокационное нападение: Германия фактически разорвала подписанный ею международный договор без всякого предупреждения. Шансы на войну и мир, казалось, сравнялись.
Военная разведка тем не менее была готова к оккупации демилитаризованной зоны. Как и всякая тайная разведслужба, абвер своевременно провел необходимые мероприятия, чтобы исключить перебои в передаче разведдонесений в период усиления напряженности и мобилизации. Для этого уже имелись хорошо обученные связники и агенты. С каждым из них были детально обговорены основные задачи и пароли (сигналы), при приеме или получении которых они должны были немедленно направиться в указанные места и обследовать намеченные объекты. Донесения о замеченных военных приготовлениях или событиях передавались по заранее проложенным путям доставки и по преимуществу в зашифрованном виде.
В дни, предшествовавшие оккупации Рейнской области, несколько офицеров абвера в гражданском платье были направлены в Ахен, Трир и Саарбрюккен с задачей привлечь усиленные подразделения пограничной службы, сосредоточенные на западной границе рейха для учений, к решению задач разведки. Эти наблюдения, дополненные усиленной проверкой лиц, въезжающих в рейх из Франции, позволили уже в первые дни оккупации прийти к выводу, что Франция не предпримет никаких военных контрмер. Отделение абвера при штабе XI армейского корпуса в Касселе получило из Трира много донесений, подтверждавших бездействие французов. Короче говоря, Лондон и Париж удовлетворились одними бумажными протестами.
Канарис считал оккупацию Рейнской области ошибочным шагом, так как он был убежден, что те немногочисленные условия Версальского договора, которые не допускали равноправного статуса Германии, вполне могли быть устранены в ближайшее время путем переговоров. Его беспокоило то, что Гитлер с каждым новым успехом своей внешней политики, основанной на силе, будет настраиваться на все новые нарушения договоров. А из поступавших к нему со всего мира донесений было видно, сколь быстро и сильно вновь растет ненависть к немцам в странах, переживших Первую мировую войну, и как была воспринята за рубежом оккупация Рейнской области. Советы едва ли не первыми начали укреплять свою военную промышленность и создавать резервную армию. Чехословакия увеличила количество дивизий и укрепляла их кадровый состав. Польша предприняла частичное перевооружение сухопутных войск. Франция увеличила ассигнования на «линию Мажино», но проигнорировала свои танки и авиацию. И только в Англии все еще тянули время, бездумно надеясь на благоприятное развитие ситуации. Лишь весной 1938 г., после отставки умеренного руководства вермахта, англичане начали усиливать свою авиацию, а в апреле 1939 г. ввели всеобщую воинскую повинность. Как и следовало ожидать, в годы после оккупации Рейнской области значительно активизировалась деятельность иностранных разведок.
Год 1936 й был весьма оживленным в политическом плане, причем не только в том, что касалось Германии. В Испании к власти пришло правительство Народного фронта. Но уже вскоре традиционные группы левых радикалов, анархистов и синдикалистов начали с очевидностью уступать место коммунистической партии, направляемой из Москвы и ею же финансируемой. Если бы это развитие пошло дальше, то возникла бы угроза становления на юго-западе Европы зависимого от Кремля нового коммунистического государства. Чтобы предотвратить эту угрозу, в июле 1936 г. в Марокко поднялся мятеж, который возглавил командующий войсками на Канарских островах генерал Франко. Поскольку испанский флот остался верным правительству и блокировал Гибралтарский пролив, Франко не мог переправить свои отборные части из Марокко на материк. И тогда он протянул свои щупальца в Берлин.
Вскоре к Канарису явились два испанца. Они искали у него поддержки, поскольку он был хорошо знаком с Франко, когда тот еще был начальником штаба при военном министре Хиле Роблесе, лидере католической партии. Германское правительство не участвовало в подготовке мятежа и почти не видело шансов у этого восстания. И только Канарис не остался равнодушным. Поскольку же Муссолини был готов оказать мятежникам помощь, Канарис поехал в Рим и там обсудил ситуацию с Роаттой. Они договорились о совместной поддержке мятежников Франко. По возвращении в Берлин Канарис официально включился в переговоры. В его глазах военный мятеж был в известной мере столкновением националистской Испании и большевистской России, хотя он весьма скептически относился ко всяким идеологиям, не исключая и нацистской. Тем не менее решающим моментом для Канариса тогда были не столько политические или разведывательные мотивы, сколько озабоченность судьбой этой полюбившейся ему южной страны и многих его друзей, стоявших под знаменами Франко. И кто знает, как решился бы сегодня вопрос о свободе народов в Западной Европе и в Северной Африке, если бы тогда Канарис не принял сторону испанских националистов.
На совещании у Гитлера, состоявшемся 25 июля 1936 г., был принят основополагающий план оказания помощи франкистской Испании. Канарис предложил послать в Испанию представителя от вермахта. При этом с немецкой стороны не было предпринято никаких попыток вмешаться во внутренние дела националистов или заполучить в качестве компенсации какие то опорные пункты. Было обговорено лишь одно условие — нейтралитет Испании в случае войны в Европе.
Эмиссаром вермахта был выбран майор генштаба Варлимонт, получивший статус уполномоченного всех трех видов вооруженных сил при штабе Франко. В последующие недели и месяцы Канарис и Варлимонт наладили между собой тесное взаимодействие. В результате их переговоров с Франко был сформирован добровольческий легион «Кондор», представлявший собой смешанную учебно-боевую часть в составе сухопутных, авиационных, зенитно-артиллерийских и военно-морских подразделений. Первым его командиром стал генерал авиации Шперрле. Чтобы наладить доставку самолетов, необходимых для транспортировки в Испанию марроканских войск Франко, один из особо доверенных людей Канариса основал «Испано-марокканскую авиатранспортную компанию» (Хисма), имевшую сначала 10, а позднее 20 машин «Ю-52». Именно она, а затем и еще несколько организованных отчасти Герингом фирм, таких, как «Роваг» (Общество по закупке сырья и товаров) и др., осуществляли все военные поставки в Испанию. А финансировал все это через Лондонский банк испанский мультимиллионер Хуан Марш[2].
В военное и политико-экономическое вмешательство в гражданскую войну в Испании Канарис включил и свой абвер. Под псевдонимом полковника Ленца в состав легиона «Кондор» был включен в качестве референта по разведке капитан II ранга Лейснер, долгие годы работавший в Южной Америке и восстановленный на службе с переводом в абвер. Позже, с началом Второй мировой войны, он возглавил ВО абвера в Мадриде. Другой офицер из отдела абвер-III F был прикомандирован как инструктор к франкистской разведке, которой руководил тогда майор Чаморра. Канарис особо заботился о том, чтобы все нити, связывавшие Германию с Испанией, сходились в его руках. Однако после того, как все было организовано и начало работать, его участие практически закончилось. Руководство взяло на себя министерство гражданской авиации.
Испанская «инициатива» начальника абвера, оказавшаяся, по существу, его единственным серьезным участием во внешней политике, была вызвана преимущественно личными мотивами. Абвер как военное ведомство был включен в это предприятие исключительно на правах организации, дающей чисто профессиональные методические советы и обеспечивающей безопасность проводимых мероприятий. Тем не менее он оказал националистической Испании и всей Западной Европе огромную услугу тем, что в известной мере помешал большевизации Иберийского полуострова. Однако результаты этой «инициативы» самым трагическим образом способствовали тому, что Гитлер переоценил свой военно-политический талант, а его тяга к экспансии серьезно возросла.
В начале 1938 г. в руководящей верхушке вермахта разразился кризис, инициированный самим Гитлером. Военный министр фон Бломберг женился вторым браком на женщине с сомнительным прошлым и должен был подать в отставку. Это весьма неприятное дело могло бы остаться частным скандалом, если бы Гитлер вдруг не начал настаивать еще и на удалении тогдашнего главнокомандующего сухопутными войсками генерал-полковника барона фон Фрича, якобы уличенного в нарушении статьи 175 Уголовного кодекса[3].
Следовало благодарить «нелегальную службу информации» полковника Остера за то, что Канарис сумел вовремя разъяснить наиболее влиятельным военным руководителям все обстоятельства дела и закулисные акции против Фрича, а также истинные намерения Гитлера. Дело в том, что еще до того, как началось следствие по этому «делу», Гитлер осуществил «сосредоточение власти»: он единолично принял на себя верховное командование вермахтом. Место военного министра, на которое рассчитывал Геринг, осталось вакантным. В качестве исполнительного органа для фюрера было создано Верховное главнокомандование (ОКВ), начальником которого был назначен генерал Вильгельм Кейтель. Главнокомандующим сухопутными войсками вместо Фрича стал генерал фон Браухич. Целому ряду генералов пришлось уйти в отставку. За всем этим стояло желание Гитлера устранить всех военных и политических противников, не поддерживавших его военные планы, и взять на себя полностью верховное руководство вермахтом, а генералитет усмирить ссылкой на якобы морально недостойное поведение двух высших офицеров. Тогда же заменили и министра иностранных дел барона фон Нейрата дипломатом-любителем фон Риббентропом.
В ходе следствия по делу фон Фрича генералы, заранее проинформированные Канарисом об этой афере Гитлера, вели себя сдержанно. Лишь немногие из них, и в первую очередь генерал Бек, склонялись к мысли о вмешательстве. Однако преднамеренно ускоренное вступление немецких войск в Австрию 13 марта 1938 г. привело не только к отсрочке решающего заседания военного суда по делу Фрича, но и предотвратило вероятный коллективный протест генералов. После того как невиновность генерал-полковника была полностью и безупречно доказана, его непременно должны были реабилитировать, однако фюрер удовольствовался лишь тем, что сделал уволенного в отставку Фрича «почетным шефом» того артиллерийского полка, которым тот некогда командовал.
События, вызванные «делами» Бломберга и Фрича, никак не отразились на управлении «Абвер/Аусланд». Разве что его шеф вместе с начальником отдела полковником Остером увидели в резкой реакции генералитета на гитлеровские махинации последнюю легальную возможность прояснить напряженные отношения между вермахтом и фюрером и откорректировать роковое усиление властных позиций гестапо и СД. Однако вермахту недоставало руководителей крупного военно-политического масштаба, которые, пользуясь признанием общественности, сумели бы противопоставить себя диктатору, которого тогда обожал, казалось, весь народ.
В напряженные месяцы зимы 1937/38 г. военная разведка была предельно занята выполнением различных почти ежедневно ставившихся перед ней задач. Чтобы осуществить нажим на австрийское правительство, Гитлер приказал в феврале 1938 г. провести несколько демонстративных маневров, которые создавали бы видимость сосредоточения немецких войск на германско-австрийской границе. Канарис получил тогда от Кейтеля соответствующие задания. В частности, предлагалось активно распространять слухи об усилении пограничной охраны. Увеличение интенсивности радиопереговоров в пограничных районах Баварии должно было убедить австрийцев в передвижении крупных войсковых соединений, но в Вене быстро обнаружили обман, как позднее стало известно абверовцам из разговоров с офицерами отдела разведки федерального министерства обороны страны. Тем не менее, когда 13 марта действительно началось вторжение, австрийское верховное командование не поверило первым донесениям об этом[4].
За два дня до вступления немецких войск в Австрию, 11 марта 1938 г., адмирал Канарис собрал у себя в кабинете всех руководителей отделов и внешних отделений и известил их о том, что фюрер «решил покончить с австрийским вопросом» при необходимости даже силой. Всем присутствовавшим была очевидна серьезность обстановки, тем более что они видели, как серьезно был озабочен адмирал. Все оставшиеся дни и ночи в подразделениях и службах абвера ждали сообщений. И они приходили во множестве и полностью подтверждали, что ни в Австрии, ни в соседних странах не предпринимают никаких существенных военных мер. В ходе оккупации Австрии отдел контрразведки абвера приобрел известный опыт, из которого были сделаны ценные организационные и практические выводы. Впрочем, Вена, считающаяся воротами на Балканы, уже давно была разведана абвером и выявлена как едва ли не главный опорный пункт всех европейских разведок. Теперь же стало известно, что здесь функционирует весьма оживленная «биржа разведданных», где наряду с важными и вполне достоверными сведениями ходит и огромное количество бесполезной и ложной информации. Поэтому успехи отдела абвер-III F при оккупации Австрии состояли не столько в добывании секретных материалов, сколько в разгроме агентурных сетей, которыми иностранные тайные службы покрыли из Вены всю Германию.
Сразу после вступления войск в Австрию адмирал Канарис встретился в разведотделе министерства обороны Австрии с подполковником (впоследствии — генерал-майором) Лахузеном, с которым абвер уже давно сотрудничал в вопросах разведки военных объектов в Польше и Чехословакии. Канарис сразу взял к себе в абвер этого хорошо знавшего проблемы Юго-Восточной Европы офицера и симпатичного ему человека, а когда речь зашла о том, кого еще из австрийских офицеров можно использовать в интересах и в кадрах абвера, Канарис в присутствии майора Гроскурта сказал: «Не присылайте мне, особенно в берлинский центр, никаких нацистов. Выбирайте австрийцев, но не подданных Остмарки»[5]. Пару недель спустя Лахузен прибыл к начальнику отдела «Зет» полковнику Остеру для представления по службе и был немало удивлен, когда тот, видя человека впервые, без обиняков заявил ему: «Вы должны сразу уяснить себе, что во главе рейха стоит преступник».
Приобретенный при аншлюсе Австрии опыт позволил абверу еще больше усовершенствовать немецкую агентурную сеть. Это оправдало себя уже в ходе судетского кризиса. На каждом этапе этого опасного политического инцидента абвер был полностью информирован о предпринимавшихся чехословацким правительством военных приготовлениях. Германской и мировой общественности этот кризис был представлен как якобы забота о трех миллионах судетских немцев. На самом же деле Гитлера интересовала в этом отнюдь не национальная сторона дела. Это был сугубо второстепенный вопрос. А интересовали и восхищали его в первую очередь экономический потенциал Богемии и Моравии, а также стратегическое положение этого региона, в котором он видел «угрожающий авианосец» Антанты. Диктатор полагал, что ему необходимо и то и другое. Правительствам в Лондоне и Париже уже в 1936–1937 гг. стало ясно, что в процессе ожидаемой ревизии территориальных и политических условий в Центральной Европе и Австрия и Чехословакия будут в какой-то форме включены в сферу власти Германии. Решающим вопросом этой политики «умиротворения», проводившейся с мая 1937 г. кабинетом Чемберлена, было лишь то, каким образом это будет сделано. В беседе Гитлера с лордом Галифаксом 19 ноября 1937 г. последний дал понять, что Великобритания согласится с «эволюционным решением» вопроса об Австрии и Чехословакии, но будет возражать «исключительно против насильственного решения»[6]. Это объясняет и отношение Англии к «вхождению» Австрии в рейх. Хотя Гитлер, поддерживаемый Риббентропом, и не осознал сущности британской политики, он поначалу хотел отказаться от своих планов в отношении Чехословакии. И только 28 мая 1938 г. он склонился к силовому решению проблемы Чехословакии, не позднее осени того же года.
Именно в дни судетского кризиса Канарис окончательно понял, что уже нет никаких легальных способов отвратить Гитлера от его захватнических устремлений и применения силы. К тому же он весьма скептически оценивал шансы на успешный государственный переворот, который втайне готовил сменивший фон Бека начальник генштаба сухопутных войск генерал Гальдер на тот случай, если Гитлер развяжет мировую войну. В то же время вряд ли он не понимал, что никакого иного способа устранить Гитлера нет.
Канарис предпринял несколько попыток вызвать отрицательную реакцию на планы Гитлера в отношении Чехословакии у венгров и итальянцев, а также у статс-секретаря МИДа фон Вайцзеккера, настаивая на мирном решении кризиса. Все это он делал на свой страх и риск, поскольку как начальник абвера он не имел на это ни внутриполитических, ни внешнеполитических официальных полномочий.
Между тем подготовка к государственному перевороту продолжалась. Подробности планируемой акции были в свое время хорошо освещены в протоколах Международного военного трибунала и многочисленных публикациях об этих процессах. При участии полковника Остера и командующего III армейским корпусом в Берлине генерала фон Вицлебена был разработан подробный план переворота, главной целью которого было любым способом не допустить новой мировой войны. Гитлера же предполагалось не убивать, а только арестовать и предать германскому суду, который должен был осудить его за совершенные преступления. Следовало разоблачить его как настоящего поджигателя войны и представить в глазах людей переворот как единственную возможность избежать фатальной угрозы, ибо только тогда можно было рассчитывать на то, что к ослепленному немецкому народу вернется зрение.
Где-то в середине сентября на квартире у полковника Остера состоялось совещание, на котором присутствовали генерал Вицлебен, капитан II ранга Лидиг, подполковник Гроскурт, являвшийся одним из активнейших и самых изобретательных участников заговора, а также майор Хайнц и старший правительственный советник Донаньи[7]. Генерал Вицлебен, руководивший заговором, изложил план, по которому ударный отряд офицеров должен был ворваться в рейхсканцелярию и либо заставить Гитлера отказаться от власти, либо арестовать его, а затем ввести в Берлин части 23 й пехотной дивизии. Гитлера нужно было посадить в машину и укрыть в надежном месте. Акция должна была начаться в Берлине, как только Гитлер отдаст приказ о вторжении в Чехословакию[8].
В конце совещания Остер спросил своих товарищей, что они думают об этом плане. И майор Хайнц сказал, что в этом проекте государственного переворота он не видит ничего, кроме «гарантированного способа самоубийства». Он подчеркнул, что если уж проводить такой переворот, то первым шагом должна быть физическая ликвидация Гитлера. «Живой Гитлер сильнее всех ваших дивизий». Это мнение в точности соответствовало сложившейся обстановке. Несмотря на это, майор Хайнц собрал такой ударный отряд из 30 офицеров, студентов и рабочих. В него вошли, в частности, граф Конрад Финкенштайн, Альбрехт Гюнтер из журнала «Дойчес фолькстум», казненный после 20 июля 1944 г. граф Ханс-Юрген Блюменталь, граф Хаубольд Айнзидель, капитан барон Тройш фон Буттлар-Бранденфельс, ставший впоследствии командиром батальона «Нахтигаль» Альбрехт Херцнер, командир роты полка «Бранденбург» обер-лейтенант Кнаак, офицер полка «Бранденбург» лейтенант Бистрик, а также студенческие вожаки Юнкер и Хоффманн[9].
Сразу после устранения тирана участники заговора вместе с младшими офицерами 9-го пехотного полка в Потсдаме и 1 го полка в Кёнигсберге должны были провозгласить принца Вильгельма Прусского наследником и «регентом рейха». Принц Вильгельм, старший сын кронпринца, был очень храбрым и честным офицером; он обладал всеми качествами, чтобы стать сначала ответственным регентом, а затем и конституционным монархом. Все это было обсуждено с принцем в начале августа 1938 г. в его резиденции в Кляйн-Обише[10]. Эта идея тлела до тех пор, пока принц Вильгельм не скончался в мае 1940 г. от полученных ран на Западном фронте.
В этой подготовке переворота сам Канарис участия не принимал, однако получал от Остера всю информацию. Правда, к этой идее он относился весьма скептически, понимая, что для переворота совершенно недостаточно сил и средств и что в результате Мюнхенского соглашения от 30 сентября 1938 г. у заговорщиков был отнят единственный весомый аргумент, а именно — обвинение Гитлера в том, что он затевает большую войну. Договоренность в Мюнхене о судьбе судетских немцев была в глазах Гитлера лишь компромиссом с Западом, за которым должно было последовать окончательное решение вопроса о Чехословакии. Уже 21 октября Гитлер отдал приказ, в котором говорилось о возможности «в любую минуту быть готовым разгромить остальную часть Чехии, если она начнет проводить враждебную Германии политику».
Год 1939-й был поначалу свидетелем дальнейших успехов Гитлера, которые почти с математической точностью выводились из того, что было достигнуто предыдущей осенью. Убедив словаков посулами особых преимуществ, а где и нажимом открыто порвать с Прагой, он добился провозглашения независимости Словакии и Закарпатской Украины, что случилось 14 марта 1939 г. В тот же день немецкие войска заняли Моравскую Остраву и Фридек. Страдавший тяжелым сердечным недугом чешский президент Гаха отправился в Берлин, чтобы спасти то, что еще можно было спасти. Там в ночь на 15 марта Гитлер и Геринг так его обработали, что он в конце концов согласился на включение Чехии в состав рейха в виде «Протектората Богемии и Моравии». А 15 марта немецкие войска вступили в Прагу. Таким образом, впервые оккупированной оказалась область, которую при всей фантазии никак нельзя было определить как «немецкую».
Аншлюс Австрии, Судетской области и оккупация остатков Чехии имели следствием различные организационные изменения, в том числе и в абвере. В Праге было создано местное отделение абвера, основными направлениями работы которого стали Восточная и Юго-Восточная Европа и Средиземноморье. Благодаря позиции Канариса, требовавшего от своих сотрудников проявлять сочувствие к оставшимся не у дел офицерам министерства национальной обороны ЧСР, к работе в абвере были привлечены несколько чешских офицеров. Однако после разгрома Германии выяснилось, что некоторые из принятых в абвер, а также часть вольнонаемного чешского персонала работали на противника[11].
Чешская тайная служба заблаговременно и тщательно уничтожила все собранные ею материалы еще до оккупации страны. Но и то, что сохранилось, не было обработано, поскольку для этого у референтуры отдела абвер-III F не было нужных специалистов. Тем не менее приобретенный в ходе оккупации опыт показал, что деятельность этой референтуры приносит успех лишь при наличии достаточного персонала, и прежде всего переводчиков. Дело идет еще лучше, когда этот «вольнонаемный» персонал принудительно переводится на положение военнослужащих. Поэтому в польской и французской военных кампаниях создавались так называемые «летучие группы абвера-III» для усиления борьбы со шпионажем.
В январе 1939 г. министр иностранных дел фон Риббентроп, будучи в Варшаве, предложил по поручению Гитлера польскому правительству в случае планируемой им экспансии на Украину прикрытие со стороны Германии, а взамен потребовал возвращения Данцига в состав рейха, а также признания экстерриториальности путей сообщения между Германией и Восточной Пруссией. Польский министр внешних сношений Бек решительно отклонил эти претензии. В ответ Гитлер, выступив 28 апреля с речью в рейхстаге, объявил германско-польский договор о ненападении от 1934 г. устаревшим. Три недели спустя Германия и Италия заключили военный союз о взаимопомощи на случай войны. Тем временем и британское правительство приняло меры, заключив в апреле с Польшей гарантийный договор оборонительного характера. При таких обстоятельствах Гитлер должен был усомниться в надежности своего военного союзника. И действительно, 3 июня в Берлин прибыл генерал Кабальеро с письмом от Муссолини, в котором говорилось, что Италии понадобится мирный период в течение не менее трех лет, до 1942 г. включительно, чтобы нормализовать обстановку в Ливии, Албании и Абиссинии (Эфиопии), а также отмобилизовать полумиллионную армию. В любом случае Италия была не способна вести большую войну.
Несмотря на это, Гитлер продолжал военные приготовления против Польши в убеждении, что западные демократии в конечном счете не пойдут на риск мировой войны. Однако уже 6 июля 1939 г. кардинал Мальоне по поручению папы Пия XII заявил послу Италии, что представители Франции и Англии нисколько не сомневаются в решимости своих народов вступить в войну в том случае, если Германия предпримет попытку разрешить территориальный спор с Польшей путем применения силы.
Между тем и абвер также получал донесения, из которых явствовало, что за вторжением немцев в Польшу незамедлительно последует объявление войны Англией и Францией[12]. Опираясь на эти материалы, Канарис попытался высказать свою точку зрения генералу Кейтелю. Но его доводы не произвели на того никакого впечатления. Он даже не счел нужным довести доклад шефа абвера до сведения Гитлера. Посему Канарис отказался от дальнейших попыток остановить безрассудство. Через итальянского военного атташе генерала Марраса адмирал добился получения недвусмысленного заявления Муссолини о том, что Италия не присоединится к Германии. Несколько дней спустя, 25 августа, в обостренной обстановке ожидания — быть или не быть войне — это заявление дуче было передано Гитлеру. Следует хотя бы кратко упомянуть о том, как это произошло и что это означало для военной разведки.
22 августа Гитлер вызвал к себе в Берхтесгаден верхушку руководства вермахта, чтобы в ходе многочасового доклада изложить свои взгляды на международное положение. Канарис, слушая речь фюрера, держался преднамеренно в тени, за спинами других и, несмотря на строжайший запрет делать какие-либо заметки, многое записал. Позже в кругу своих надежных сотрудников он зачитал важнейшие отрывки из этой речи и дал волю своему возмущению безумными планами фюрера. В «Журнале боевых действий» абвера-II есть запись от 23 августа 1939 г.: «Фюрер придерживается того мнения, что сейчас сложилась очень благоприятная возможность для Германии решить восточный вопрос. Фюрер полагает, что западные державы не вмешаются. Германско-русский договор — это не только пакт о ненападении, а нечто гораздо большее. Пришло время начать военные действия. Вероятно, 26 или 27 августа. Начальник управления приказывает начать действовать по расписанию военного времени»[13].
В ночь на 25 августа офицеры абвера, находившиеся в резерве, получили приказ немедленно явиться в свои подразделения. Абвер приводился в состояние полной боевой готовности. «Летучим группам» абвера-III F и спецформированиям капитана фон Хиппеля и капитана Зелигера, которые были в подчинении абвера-II, было приказано начать свои операции с первых часов войны. В ту же ночь начал осуществляться и план мобилизации. По сигналу боевой готовности № 1 в Польше начала действовать превосходно подготовленная и оснащенная 30 радиопередатчиками немецкая агентурная сеть. На 28 августа по абверу была объявлена боевая готовность № 2. С этого момента абвер стал получать донесения обо всех передвижениях польских войск. В решающий день 25 августа Канарис оповестил свою «колонну» (т. е. своих начальников отделов и руководителей групп) следующими словами: «Англия: флот в боевой готовности; сухопутные войска — началась мобилизация. Франция: достигнута боевая готовность № 3; пограничные гарнизоны — частично боевая готовность № 4. Италия: ничего не известно, никаких заметных мероприятий»[14]. Эти сведения были безошибочны. Но как раз в эти часы и дни мировая общественность была огорошена еще одним событием огромного политического значения: в ночь на 24 августа Великогерманский рейх заключил Пакт о ненападении с Советским Союзом.
Последние дни августа 1939 г. стали для Канариса и всех высших офицеров, обеспокоенных судьбой своего отечества, поистине мучительными днями нервотрепки. Против надвигавшейся и осознаваемой ими беды не было никаких доступных средств. Им оставалось лишь покорно повиноваться. Особенно возмутительными были для шефа германской разведки те преступные методы, которые применил Гитлер, чтобы создать в глазах мировой общественности «неопровержимый», как ему казалось, повод для начала войны. Польшу нужно было представить как агрессора, и для этого Гитлер приказал организовать «нападение польских военнослужащих» на германскую радиостанцию в Гляйвице (Гливице).
Вальтер Шелленберг в своих «Мемуарах» утверждает, что Гитлер поручил проведение этой акции Гейдриху и Канарису[15]. Это не совсем так. Как следует из «Журнала боевых действий» абвера-II, Канарис всего лишь «подготовил 150 комплектов польского военного обмундирования для мероприятия, проводимого рейхсфюрером СС Гиммлером»[16]. В тот же день, 17 августа, в «Журнале боевых действий» отмечено: «Предприятие рейхсфюрера СС ведется по желанию фюрера, который хочет при всех обстоятельствах отстраниться от мероприятий, носящих явно нелегальный характер»[17]. Ход этой акции хорошо известен. Арестованные бродяги и профессиональные уголовники из концентрационных лагерей и тюрем были переодеты в польскую военную форму, вооружены польским оружием и направлены на Гляйвиц. Гитлер добился желаемого и 1 сентября 1939 г. в речи в рейхстаге объявил с наигранным разочарованием о «совершенном польскими регулярными войсками нападении на радиостанцию Гляйвиц».
Как и предсказывал Канарис, за вторжением немецких войск в Польшу последовало объявление войны Англией и Францией, и у него не осталось никаких сомнений, что война, в которой противником Германии стала Британская империя, закончится поражением Германии.
Во всех перечисленных политических кризисах абвер не играл сколько-нибудь значительной роли. Он был фактически исключен не только из политики, но и из процесса выработки и внесения профессиональных военных рекомендаций и оставался только исполнительным органом. Тем не менее к началу Второй мировой войны он достиг в своей сфере очень больших высот.
[1] Geyr von Sсhveppenburg. Erinnerungen eines Militaerattachйs, London 1933–1937, Stuttgart 1949, S. 69.
[2] По сведениям бывших офицеров абвера, упоминавших об этом в своих устных и письменных донесениях. Литература: Dahms H. G. Der spanische Buergerkrieg 1936–1939, Tuebingen 1962; Merkes H. Die deutsche Politik gegenueber dem spanischen Buergerkrieg 1936–1939, in: Bonner historische Forschungen, Bonn 1961.
[3] Статья 175 Уголовного кодекса содержит квалификацию преступлений на почве гомосексуализма. — Прим. ред.
[4] Сообщение некоего бывшего офицера абвера автору.
[5] Abshagen, а. а. О. S. 182.
[6] Roennefarth H. Die Sudetenkriese in der internationalen Politik. Entstehung — Verlauf — Auswirkung. Публикации Института европейской истории в Майнце. Т. 21, Висбаден 1961. Ср.: Обсуждение этого вопроса Андреасом Хильгрубером, в: Wehrvissenschaftliche Rundschau Jhrg. 1961, S. 410.
[7] Сообщение подполковника в отставке Хайнца автору. «Участвовал ли в этом бывший брауншвейгский главарь «Стального шлема» капитан (впоследствии подполковник) Шрадер, сказать с уверенностью я не могу, тем не менее он все-таки по меньшей мере принадлежал к числу посвященных». Ср.: Zeller Е. Geist der Freiheit, Muenchen 1954, 3. Aufl. 1956, S. 36.
[8] См. прим. 7.
[9] Сообщил автору бывший обер-лейтенант Хайнц.
[10] См. прим. 9, далее: Ritter G. Carl Goerdeier und die deutsche Widerstandsbewegung, Stuttgart 1954 (подтверждено также принцессой Прусской).
[11] Сообщил автору полковник в отставке Отто Вагнер.
[12] Со слов капитана I ранга в отставке Вихманна автору.
[13] Kriegstagebuch von Abwehr II, Institut fuer Zeitgeschichte, S. 4.
[14] Kriegstagebuch von Abwehr II, S. 67.
[15] Sсhellenberg W. Memoiren, Koeln 1959, S. 69f.
[16] Kriegstagebuch von Abwehr II, S. 2.
[17] Там же, с. 48.
