Показать все теги
Глава 10
Абвер во Второй мировой войне 1939–1942 гг
Значение и роль германского абвера во Второй мировой войне нельзя представить себе даже из пусть и подробного перечня удачных и неудачных его действий уже хотя бы потому, что деятельность тайных служб всегда происходит «во тьме», и потому громадное большинство акций остаются неизвестными. Однако из всего того, что стало известно на сегодняшний день, никаких ошибок планирования или просчетов, которые оказали бы решающее влияние на ход войны, в германской военной разведке не возникало. И все же, если бы мы пошли по пути перечисления всех зафиксированных шпионских дел, контрразведывательных операций, диверсионных актов спецсоединения «Бранденбург» или отдельных успешных акций офицеров и агентов абвера, мы вряд ли получили бы полное представление о военной разведке, так же как рассказы о всех героических подвигах на фронтах не дадут нам общей картины войны.
Преимущественно успешная и добросовестная работа абвера в ходе войны была не чем иным, как рутинной деятельностью высококвалифицированных специалистов. Между тем она почти не влияла на руководство войной и в еще меньшей степени — на политику Гитлера, однако многие частные успехи разведки приносили немалую пользу непосредственно войскам. Что касается политической инициативы, если о ней вообще можно говорить в рамках абвера, то она в годы войны все больше перекладывалась на группу во главе с полковником Остером, настроенным оппозиционно к режиму.
Абвер был ненужным образом скован в своих действиях и на фронте внешней разведки, где нужно было вести трудную борьбу с превосходящими силами вражеских служб разведки и контрразведки. Поскольку со временем и генеральный штаб сухопутных войск и высшее командование видов вооруженных сил все более превращались в ничего не значащих получателей и исполнителей приказов Гитлера, абвер также терял влияние на планирование и подготовку операций. А ведь каждая из них требовала точной оценки обстановки и, следовательно, зависела от добросовестной обработки предварительно собранных донесений. Дело затруднялось еще и тем, что почти с началом войны был введен запрет на любой обмен опытом и информацией в части разведывательной деятельности. Об этом позаботился сам фюрер, отдав 11 января 1940 г. следующий приказ: «Никто, ни одна инстанция, ни один офицер не имеют права получать сведения о секретных вещах, если им это не требуется непременно по сугубо служебным соображениям. 2. Ни одна инстанция и ни один офицер не должны знать о каком-то секретном деле больше, чем это нужно для выполнения их собственной задачи». Следствием этого стало то, что документы с грифом «Совершенно секретно. Только для командования!» не всегда оказывались доступны абверу. Ни одна тайная служба в мире не подвергалась столь унизительным требованиям и придиркам, как германский абвер. И именно здесь пролегла для него граница между легальной ведомственной критикой и нелегальным сопротивлением.
Война стала для абвера суровым испытанием не только на профессиональность, но и на выносливость. Организация, созданная за столь короткое время, прекрасно функционировала, несмотря на растущие трудности, вплоть до самой последней минуты ее трагического конца. Но увеличивающиеся силы противников, увеличение их числа и расширение враждебных территорий вместе с усилением вражеской пропаганды, а также не в последнюю очередь глупое упрямство собственного руководства работали против абвера. Тайный фронт постепенно ослабевал. Абвер истощал свои силы в неравной борьбе с противником, постоянно развертывавшим свою мощь. Разумеется, не каждая страна — противник Германии обладала эффективной тайной военной службой, какую представлял собой абвер. Но почти все они имели все же свою контрразведку или политическую полицию.
Дополнительные трудности для абвера возникали и тогда, когда те или иные страны разрывали дипломатические отношения с Германией, потому что тогда там переставали действовать и германские дипломатические (и военные) представительства, а их личный состав интернировался. Абвер в этих случаях терял здесь большую часть опорных пунктов и постов связи, а также лишался части агентурной сети. В то же время в оккупированных нами областях вражеские тайные службы получали для вербовки агентов обширнейшие резервы среди недовольного населения, а на территории рейха — из многочисленных иностранных рабочих, вывезенных сюда из всех стран Европы.
В историческом и профессиональном планах деятельность абвера во время войны вплоть до его расформирования весной 1944 г. можно разделить на следующие пять фаз, которые хронологически начинались и завершались как бы друг в друге.
Первую фазу можно назвать «Общей фазой блицкрига» (т. е. периода «молниеносных войн»). Превосходные результаты разведки, проведенной абвером против враждебных стран, тогда еще достаточно оперативно оценивались военным руководством и принимались к сведению. Эти данные основывались на тщательной подготовительной работе разведки еще в мирное время, особенно в отношении Польши и Франции. Абвер поработал основательно и в других районах, где предусматривались военные действия, в частности в Скандинавии и на Балканах, с которыми он столкнулся впервые. В то время военная верхушка страны еще со вниманием относилась к докладам абвера, и сам Гитлер, как говорили, испытывал симпатию к адмиралу с его тихим, нередко весьма проникновенным голосом, когда тот излагал свою точку зрения. Этому помогало и то, что в области тайной разведки Гитлер был полным невеждой, а его детище — СД — еще не научилось давать полноценные и обоснованные сведения. Таким образом, время до середины 1941 г., точнее, до захвата острова Крит, было единственным отрезком войны, на котором ведомство «Абвер/Аусланд» могло использовать свой аппарат планомерно, без особых помех и по своему усмотрению.
Вторая фаза охватывает время с середины 1941 г. до битвы под Сталинградом (1942 — 1943). Ее можно назвать «наступательной импровизацией». После оккупации разведывавшихся нами областей Европы созданная в них абвером агентурная сеть оказалась бесполезной. Что же касается деятельности немецких агентов в Англии, то с началом войны она была в значительной мере парализована введением на Британских островах чрезвычайно жестких мер контроля. В связи с этим абвер начал создавать совершенно новую, поначалу импровизированную сеть информаторов и агентов, нацеливая их на более широкий охват объектов. Поскольку же гитлеровские планы «дальнейших» завоеваний не имели четкой ориентации и к тому же были довольно запутанными, постольку абвер получал здесь некоторую свободу рук. Однако в этой фазе быстро получили приоритет Соединенные Штаты Америки, которые до тех пор игнорировались как объект разведки, затем Советский Союз, а также страны Средиземноморья, Ближнего и Среднего Востока. Известных успехов в это время добился абвер-I, несколько акций удалось провести абверу-III и в особенности его отделению абвер-III F (контрразведка). Однако все эти «наступательные» проекты (диверсии в Москве, захват Мальты, вывод из строя Суэцкого канала, мятежи на Кавказе и др.) либо отменялись руководством вермахта, либо не доводились до исполнения, либо, наконец, разбивались о контрнаступления противника. По приказу свыше абвер за очень короткое время собрал обширные и ценные сведения о военно-промышленном потенциале России, ее источниках сырья, о перебазировании ее промышленности в глубь страны и за Урал. Однако планирующие органы генерального штаба сочли эти данные чрезмерно завышенными. Руководство ОКВ и ОКХ не поверило и обоснованным докладам абвера о громадном оборонном и человеческом потенциале России в случае ее полной мобилизации, а также о растущей готовности Соединенных Штатов к вмешательству в европейский конфликт.
Третью фазу — с 1943 г. до вторжения западных союзников в Северную Францию в июне 1944 г. — можно было бы назвать «усилением оборонительной разведки и наступательного контршпионажа». К этому времени вышло так, что подвластная Германии территория на Европейском континенте в известном смысле разрушила организационные основы абвера и принудила его к всевозрастающим импровизациям на тайном фронте. Тогда же обострился и конфликт с РСХА из-за предстоящего разделения компетенции. Даже блестящие успехи абвера-III и абвера-III F были в этой фазе более чем нейтрализованы постоянно растущим превосходством и активностью вражеских спецслужб. К этому добавлялась и усиливающаяся жестокость движения Сопротивления в оккупированных областях. Благодаря совершенствованию агентурных коротковолновых радиопередатчиков управление подпольными группами Сопротивления, нацеливание их на те или иные объекты и сбор и передача ими разведывательных данных не представляли теперь для разведцентров в Лондоне или Москве, как и их опорных пунктов повсюду за рубежом, никаких трудностей.
Четвертую фазу ознаменовали высадка союзников в Нормандии, свертывание агентурной сети абвера из-за продвижения союзных войск и ожидание вторжения противника на территорию Германии. Основная задача абвера на севере Франции, откуда ожидалось вторжение, состояла не только в разведке и по мере сил в нейтрализации подготовительных мер противника, но и в дезорганизации вспомогательных и тыловых служб противника, когда они окажутся уже на французской территории. После вторжения в Германию основное внимание было сосредоточено на деятельности наскоро созданных фронтовых разведкоманд и диверсионных групп. Показательно, что при этом такие отряды не отводились перед наступающим противником заблаговременно, поскольку начальники местных органов абвера боялись быть обвиненными в «пораженчестве», что сурово каралось. Однако к этому времени абвер как таковой уже практически перестал существовать. В силу этого говорить о пятой фазе, по-видимому, не приходится. Но ее все же можно обозначить как «ликвидацию».
При описании деятельности абвера в войне представляется целесообразным излагать ее применительно к отдельным военным кампаниям — польской, норвежской, французской, балканской и русской, а также — операциям в Северной Африке и Италии. И здесь речь должна идти не столько о «шпионских историях», сколько об истории всей германской военной разведки со всеми ее успехами и неудачами на внешнем и внутреннем фронте.
В первой фазе с началом войны продвигающимся вперед немецким войскам придавались так называемые «команды» абвера в составе нескольких групп (отделений). В их функции входили разведка сил противника (абвер-I), разложение войск противника и диверсии (абвер-II) и борьба со шпионажем — контрразведка (абвер-III F). Частично велась также разведка этапных районов и путей подвоза снабжения, но дальняя (глубокая) разведка не проводилась. Команды абвера имели задачу прежде всего собирать вражеские секретные материалы, выявлять агентов противника на основе заранее подготовленных розыскных (арестных) списков и обеспечивать прикрытие своих войск от вражеской разведки. Здесь достигались значительные успехи. Особое значение имели подготавливавшиеся абвером-II меры по сохранению промышленных объектов в Верхней Силезии в самые первые дни войны. Команды абвера сумели обеспечить полную безопасность и сохранность действующих там промышленных предприятий, предотвратив их вывод из строя поляками.
Сразу после капитуляции Варшавы некто капитан Буланг со своей разведгруппой предпринял поиски секретных материалов и списков агентуры. Однако сейфы в центральном отделе польского Бюро связи на площади Пилсудского оказались пусты. Лишь в трех из них обнаружились немецкие военные уставы и наставления, телефонные и адресные справочники, а также небольшая картотека. Все это были несекретные материалы. Но куда же девались подлинно секретные? И вот спустя два дня, гуляя по крепостным укреплениям форта Легионов, все тот же капитан Буланг обнаружил в одном из больших казематов ящики и стеллажи, заполненные папками. На них были надписи: «Военный атташе в Токио», «Военный атташе в Риме», «Военный атташе в Париже» и т. д. Для вывоза этих документов из форта понадобилось шесть грузовиков. Их анализ позволил арестовать более 100 человек, работавших в рейхе на польскую тайную службу.
Такова настоящая правда об акции, проведенной капитаном Булангом. Однако Вальтер Шелленберг, ставший позднее шефом VI управления РСХА, присвоил эти лавры незаслуженно себе. В своих мемуарах он нагло заявил, что сам «вопреки всем ожиданиям» обнаружил в Варшаве обширные материалы о польской агентуре, в результате чего было установлено, что в рейхе действовали около 430 немецких граждан, состоявших на службе у польской тайной разведки.
В Варшаве было создано новое отделение абвера, руководить которым стал майор Горачек, специалист по «восточным вопросам», ранее работавший в Кёнигсберге. Уже в ноябре из подготовленного им персонала в составе нескольких офицеров и 4 переводчиков-зондерфюреров он укомплектовал пункты сбора донесений в Бяла-Подляска, Влодаве, Тересполе — напротив Бреста на Буге. Все шло, на удивление, хорошо, несмотря на пока еще неизвестные нам действия советской разведки. Однако проникнуть в глубь советской территории, которую нам предстояло разведать, нам тогда не удалось. Во всяком случае, польская кампания доказала, что военная разведка верно и своевременно информировала германские высшие штабы о состоянии польских вооруженных сил и их мобилизационных возможностях.
При оккупации Судетской области, а позже — Богемии и Моравии были задействованы по указанию Гейдриха «айнзатцгруппы» из состава гестапо и СД «для политико-мировоззренческого обеспечения этих новых областей». Зная о готовящихся насилиях в Польше, главнокомандующий сухопутными войсками генерал-полковник фон Браухич обратился к Гитлеру с просьбой передать исполнительную власть здесь исключительно сухопутным войскам. Это было сделано, но в полицейском отношении они выполняли задания РСХА, а эти задания сводились к уничтожению польской интеллигенции, аристократии, духовенства и еврейства, в целях «реорганизации польской территории сообразно этнической политике». Когда Канарису стало известно о зверствах, начатых гестапо и СД в захваченных областях Польши, он на одном совещании в поезде фюрера (12 сентября) в присутствии Риббентропа, Кейтеля, Йодля и Лахузена заметил, что «в конечном счете мир возложит ответственность за подобные методы на вермахт, на глазах которого творятся подобные вещи»[1]. Вскоре и главнокомандующий войсками на Востоке генерал-полковник Бласковитц направил в ОКХ две памятные записки против действий СС и гестапо. В одной из них говорилось, что «отношение войск к СС и гестапо колеблется между отвращением и ненавистью. Каждого солдата тошнит от этих преступлений. Нельзя понять, как можно совершать подобные вещи, тем более под фактической опекой регулярных войск»[2]. Когда фюрер узнал о записке, он заявил: «Армиями спасения войну не ведут».
Канарис был глубоко озабочен тем, что происходило в Польше, оккупированной немецкими войсками. Однажды он сказал своему сотруднику вице-адмиралу Бюркнеру: «Война, ведущаяся противу всякой морали, не может быть выиграна. На земле существует еще и божественная справедливость». В октябре 1939 г., будучи в ставке генерала фон Рейхенау в Дюссельдорфе, Канарис рассказал генералу Паулюсу о жуткой обстановке в Польше. На что тот возразил, что, мол, все мероприятия фюрера оправданны. После этого Паулюс для Канариса перестал существовать, а когда тот потерпел поражение под Сталинградом, он в узком кругу сказал, что «не питает к нему никакого сочувствия». А когда в ноябре 1939 г. он узнал о похищении айнзатцгруппой СД из нейтральной Голландии двух офицеров-англичан из Сикрет Сервис, он категорически, под страхом серьезного наказания, запретил своим сотрудникам подобные деяния, противоречащие международному праву.
Зверства эсэсовских частей в Польше отрицательно влияли на войска. Молодые офицеры с растущим отвращением наблюдали за тем, что творила эта «организованная банда убийц, грабителей и преступников при попустительстве верхов»[3]. Бесчинства в Польше вызвали широкий отклик возмущения во всем мире, и то, что это эхо было крайне неблагоприятно для Германии, нельзя было пропускать мимо ушей. Канарис постоянно докладывал о реакции мировой общественности Кейтелю и Гальдеру. Но это была борьба с ветряными мельницами. Стрелки путей для Германии были уже переведены.
В конце сентября 1939 г. Канарис, опираясь на собранные абвером данные, проинформировал главкома ВМФ о том, что в британской прессе появились намеки на то, что Англия собирается ввести свои войска в Норвегию. Это сообщение совпало с письменным донесением командующего группой ВМФ «Восток» адмирала Карльса, весьма обеспокоенного той «угрозой», которая может возникнуть для нас в результате выдвижения англичан в Норвегию»[4]. Ситуация была тщательно исследована оперативным руководством войны на море (ОКМ). До тех пор пока Норвегия оставалась нейтральной и союзники ее нейтралитет не нарушали, Германия имела неограниченный доступ к запасам шведской железной руды, несмотря на близость английского флота, наше невоенное судоходство можно было поддерживать. «Нейтралитет Скандинавских стран охраняет нас с севера, — сказал по этому поводу адмирал Редер, — и у нас есть все основания его поддержать». Канарис был согласен с Редером, но встретил план оккупации Норвегии с большим сомнением. Он полагал, что мощный британский флот перекроет норвежские воды с целью разгрома германских ВМС и экспедиционного корпуса. Но тем основательнее абвер стал вести разведку побережья Норвегии, особенно после того, как Гитлер приказал 27 января 1940 г. создать особый штаб при ОКВ, который должен был подготовить оккупацию Дании и Норвегии. Затем ОКВ сформировало 21 ю оперативную группу особого назначения, а Канарис дал своим инстанциям, ответственным за разведку района Скандинавии, т. е. отделению в Гамбурге и ВО в Дании и Норвегии, указание войти в контакт с отделом разведки штаба этой группы (начальник — майор фон Хайдебрек) и выполнять те разведывательные задачи, которые поставит эта группа. Почти тогда же (27 января) майор абвера (впоследствии подполковник) Прук был придан германскому посольству в Осло в качестве руководителя ВО. Его задачей было наблюдение за действиями противника в отношении и на территории Норвегии и отыскать в кратчайший срок необходимые ориентировки для высадки немецких войск[5]. В распоряжение начальника ВО в Осло был направлен в качестве помощника опытный абверовец майор Беннеке, хорошо знавший язык и страну. Был также задействован в роли «уполномоченного по фрахту судов» обер-лейтенант запаса Кирст. С германскими военными атташе Прук прямой связи не поддерживал из боязни выдать себя и скомпрометировать их, а также в немалой степени из-за отрицательного отношения к немецкой оккупации Норвегии со стороны германского посланника доктора Бройера.
Деятельность ВО в Норвегии (ее также наименовали ВОАН — внешнее отделение абвера, Норвегия) позволила собрать много полезных сведений, а также вести постоянную слежку за небольшими отрядами английских и французских солдат, интернированных в Бергене после заключения мира между СССР и Финляндией[6], и оказавшимися здесь по разным причинам гражданами враждебных стран. Удалось также получить точные сведения о географических условиях, особенностях местности, характере портовых сооружений и береговых укреплений. Все эти сведения были переданы созданному 24 февраля 1940 г. «рабочему штабу» 21 й группы генерала Фалькенхорста.
Отвыкшие от войн норвежцы относились к обеспечению безопасности своих военных объектов до удивления беспечно. Во всех телефонных справочниках, «морских» календарях, в библиотеках, в проспектах гостиниц и в прессе можно было найти адреса и телефоны абверштелле. Свободно продавались планы городов, карты районов, фотоснимки портов с воздуха. Единственное, что затрудняло оценку обстановки для 21 й группы, были различные мнения групп абвера и военно-морского атташе. Последний считал норвежские береговые укрепления устаревшими, тогда как обер-лейтенант Кирст установил наличие секретной торпедной батареи в проливе Дрёбак на подходе к Осло. По его мнению, эта батарея могла воспретить проход кораблей. И действительно, 9 апреля, в самом начале операции, эта батарея потопила немецкий крейсер «Блюхер».
Информируя начальника оперативного отдела штаба 21 й группы о состоянии норвежской армии, Прук привел слова одного норвежского штабного офицера о том, что норвежцы постараются упорно оборонять побережье малыми силами с тем, чтобы дать время для мобилизации сил в стране и, сосредоточив их в горном массиве, организовать долговременную оборону. Военная организация абвера в Норвегии еще в марте отметила также некоторую передислокацию норвежских частей, в частности гарнизона Стейнхьера, а также броненосцев береговой охраны «Эйдсволь» и «Норге», о чем и было доложено командованию 21 й группы. Управление «Абвер/Аусланд» на основе собранных им сведений также сообщало о решимости норвежцев оборонять страну. Однако немецкое командование явно недооценивало боеготовность норвежцев, что в значительной мере объяснялось наличием прямой связи (в обход военной) между Берлином и вездесущим представителем министерства Розенберга бригаденфюрером СС Шайдтом, пользовавшимся нереалистичными сведениями Видкуна Квислинга[7]. К этому добавлялось еще и то, что донесения, поступавшие от разных источников, попадали только «в одни руки», т. е. в штаб 21 й группы, но не в назначенные к операции части и соединения других видов вооруженных сил. Следствием этого стало то, что ни один штаб, готовивший высадку десантов, не имел общего представления об операции.
Впоследствии говорили, что это было следствием «слабой работы» абвера. Но верно как раз обратное: немецкие разведчики в Норвегии заблаговременно дали командованию группы точные сведения о состоянии гаваней в Осло, Кристиансанне, Ставангере, Бергене, Тронхейме и Нарвике. Было доложено и об особом значении гавани Ондальснеса, которую абвер советовал занять ввиду того, что здесь начинается Ромдальское шоссе, ведущее в сердце страны. Это не было учтено, и потому именно там позже смогли высадиться англичане. Командование ВВС не учло сообщений абвера о наличии запасных аэродромов, в результате чего налет английской авиации на забитый битком немецкими самолетами аэропорт Форнебю вызвал большие потери.
Поскольку до начала 1940 г. абвер не вел разведку в Дании, Канарис с началом подготовки к вторжению принял меры к скорейшему выявлению дислокации датской армии. Для этого во Фленсбурге силами нескольких офицеров из отделения в Гамбурге была развернута вспомогательная база абвера, быстро наладившая в Дании агентурную сеть. В результате уже к началу марта были выявлены места, где датчане планировали блокировать идущие через границу с Германией дороги, перекрестки шоссе, взорвать мосты, путепроводы и т. п. В ходе операции вместе с передовыми частями войск в Данию вступили и две заранее сформированные и обученные разведкоманды, направившиеся сразу к западному и восточному побережью Ютландии.
Осенью 1939 г. в Гамбурге располагался штаб X авиакорпуса. Его задача состояла в ведении разведки района Северного моря и в создании помех судоходству противника. Это осуществлялось в тесном взаимодействии с отделением абвера в Гамбурге. А последний уже к началу войны за счет откомандирования своих офицеров на рыболовный флот наладил надежную разведывательную сеть, протянувшуюся от Скагена через Готенбург, Осло, Кристиансанн и Ставангер до Бергена[8]. С помощью особого кода абверовцы в Гамбурге каждую ночь получали от этой сети свежие данные о передвижении судов и военных кораблей противника. Используя их, X авиакорпус добивался серьезных успехов в борьбе с судоходством: с октября 1939 г. по апрель 1940 г. в Северном море были потоплены авиацией несколько десятков судов общим тоннажем около 160 000 брт.
По инициативе умельцев отделения абвера в Гамбурге немецкий пароход «Видар», стоявший на якоре в гавани Осло, был оборудован мощной радиостанцией; обер-лейтенант Кирст сумел пробраться на пароход и уже в полночь 8 апреля установил связь с Гамбургом. В 8.30 утра 9 апреля он сообщил, что аэродром Форнебю в немецких руках[9].
Абвер-II при вторжении в Данию провел две тайные операции. В первой из них (операция «Сан-Суси») предполагалось выполнить ряд предупредительных мероприятий и к тому же нарушить важные линии связи датчан. Никаких трудностей при этом абверовцы не встретили. Труднее было обеспечить охранение железнодорожного вокзала в Тринглеф, также входившее в задачи операции. Вторая операция имела кодовое наименование «CV». Ее провели четверо агентов под командой опытного абверовца майора Клюга. Им следовало прямо перед началом немецкого вторжения вывести из строя все линии связи между Гессером и Нюкёбингом. Эта «зондеркоманда» отправилась на рыбачьей шхуне из Варнемюнде к датскому берегу. Ей удалось незаметно высадиться, выполнить задачу и на той же шхуне возвратиться назад[10].
Между прочим, отовсюду слышатся утверждения, будто бы Канарис передал предупреждение правительствам Скандинавских стран[11]. Эти заявления можно опровергнуть уже хотя бы тем, что адмирал до самого конца полагал, что Гитлер одумается проводить столь рискованные кампании. Гитлер, как известно, сам был зачинщиком этих акций и очень боялся их провала. Что же касается англичан, то они, бесспорно, еще по опыту той войны понимали все значение и всю опасность захвата немцами Норвегии. Да и размах приготовлений в германских портах не мог остаться не замеченным англичанами. Гитлер же боялся, что британский флот может своевременно сосредоточить крупные силы перед Скагерраком и у норвежского западного побережья.
Во время польской кампании немецкие и французские войска, а позже и британские соединения сидели на своих укрепленных линиях — на «Западном валу» и на «линии Мажино» — напротив друг друга. В этой удивительно странной войне дело ограничивалось незначительными стычками мелких боевых групп и иногда воздушными боями. Пока германский вермахт был на этом фронте не столь сильным, как в первые недели войны, исключительно важной задачей абвера становилось выявление того, намечается ли серьезная подготовка западных союзников к крупному наступлению на рейх и как скоро его можно ожидать. Только в этом случае можно было бы своевременно подготовить наши незначительные находившиеся в резерве соединения и достаточно быстро перевести сюда с востока те войска, без которых там возможно было бы обойтись.
Все время, раз за разом, приходилось заново проверять, насколько плотной является оборона «линии Мажино», какие новые английские соединения дополнительно прибыли на материк, где их используют, какова обстановка в Бельгии и — что самое главное — ведутся ли за вражеским фронтом, к западу от бельгийско-французской границы, какие-либо приготовления к крупному наступлению. Перед абвером ставилась масса разведывательных задач, и все они решались достаточно успешно. Германская тайная служба замечала любое изменение в расположении вражеских войск, каждое передвижение частей и сосредоточение соединений по ту сторону фронта, о чем немедленно информировались соответствующие штабы.
Во время этого неопределенного «стояния» сторон на германско-голландской границе произошел неприятный случай. Сотрудники СД, перейдя границу у Венло, заманили 9 ноября 1939 г. двух офицеров британской Сикрет Сервис Пейна Беста и Ричарда Стивенса на территорию Германии, где их и арестовало гестапо. При этом возникла перестрелка с голландскими таможенниками. Акцию эту организовал Шелленберг. К счастью, на месте оказался офицер отделения абвера из Штутгарта, который установил связь с обоими англичанами и с СД. Оба задержанных предположили, что разговаривали с представителями германской военной оппозиции. Этот случай вызвал серьезный шум за границей.
После многократных оттяжек, которые явно пошли на пользу и войскам и абверу, 10 мая 1940 г. на Западном фронте наконец началось наступление немецких войск. Его ход хорошо известен. Но следует добавить, что и здесь полностью оправдало себя своевременное введение в действие команд и групп абвера, как это было, например, в Люксембурге, где вперед были высланы команды для освобождения арестованных агентов и отыскания ключей от минных камер, на участках дороги Трир — Люксембург, а также в районах Аббевилля, Дюнкерка, Кале, Булони, Арраса, Лилля. В ходе этих дальних рейдов предполагался захват тайной переписки французских военных и гражданских инстанций и служб. Группы, действовавшие в районах Вердена и Метца, имели задачу найти и изъять любые письменные приказы, переданные войскам в последние дни перед наступлением, чтобы уяснить из них дальнейшие намерения командования противника, а также выявить агентов французских тайных служб, работавших до войны против рейха. В ходе этих разведывательных акций абвера было найдено огромное количество материалов, особенно в парижских военных и гражданских ведомствах. Даже поверхностное их изучение потребовало нескольких месяцев. В последующем для облегчения этой работы при каждой группе армий было создано свое, «фронтовое» отделение абвера. Оно имело ту же организацию, что и центральное управление, и так же состояло из групп-референтур абвер-I, абвер-II и абвер-III. В полевых армиях также сложились подразделения, которые называли соответственно А-пунктами или головными А-постами сбора донесений.
После заключения перемирия в Компьене оккупированную часть Франции удалось сохранить под управлением военной администрации, а не гражданской, как в Польше[12]. Для этого по настоянию ОКХ была создана тайная войсковая полевая полиция, сформированная преимущественно из служащих криминальной полиции и внутренней (охранной) полиции, где влияние СС было наименьшим. Эта полиция возглавлялась начальником, подчинявшимся только военному командованию. Она имела задачей борьбу с диверсиями и шпионажем, а также раскрытие преступлений в войсках[13]. О результатах своей работы она докладывала управлению «Абвер/Аусланд» и соответствующим штабам войсковых соединений. Понадобилось почти два года, пока Гиммлер, наконец, не распустил тайную войсковую полицию и не передал полицейские функции в оккупированных областях в руки гестапо и СД.
Между тем Канарис развернул в оккупированной части Франции несколько дополнительных отделений абвера — в Париже, Сен-Жермене, Анжере, Бордо и Дижоне. Отделение абвера в Париже стало главным в этом регионе. Такие же структуры возникли в Бельгии, Нидерландах и Люксембурге. Наиболее крупными успехами абвера во Франции можно считать усиленную вербовку доверенных лиц и агентов. Среди достижений стоит назвать также поимку вражеского агента-радиста, арест голлистского капитан-лейтенанта Этьена д’Орва, имевшего задание создать в Северной Франции тайный опорный пункт и работать против германских оккупационных войск.
В течение первого года оккупации шеф абвера редко посещал свои филиалы во Франции. Этот год был относительно спокойным. Но ситуация резко изменилась с началом нападения на Россию. Коммунисты, которые после заключения германо-советского пакта 1939 г. сидели здесь тихо, начали активно действовать. Но прежде чем детально рассказать о работе абвера во Франции на следующем этапе войны, остановимся на тех задачах, которые поставило перед германской военной разведкой вступление в войну Италии.
Руководство абвера было с самого начала против военного союза Германии и Италии. Военный потенциал Италии оценивался довольно низко, а Канарис как морской офицер хорошо знал слабости итальянского ВМФ и представлял себе доступность десантных операций противника на весьма протяженном побережье полуострова. К тому же Канарис предвидел, что оба диктатора будут в дальнейшем пускаться на опаснейшие авантюры друг перед другом. Поэтому после того как фашистская Италия под самый конец германской кампании во Франции начала войну на стороне нацистской Германии, абверу пришлось распространить свою деятельность на новые регионы и решать новые для себя задачи.
После поражения Франции на ее территории и во французских колониях в Северной Африке были созданы комиссии по перемирию, наблюдавшие за выполнением условий перемирия. Управление «Абвер/Аусланд» прикомандировало к ним своих офицеров-контрразведчиков, понимая, что вражеские тайные службы попытаются повлиять на отношение французских войск в Алжире и Тунисе к правительству маршала Петэна в неоккупированной части Франции, чтобы сохранить ему их верность. Абвер интересовало и состояние итальянских войск в Триполи с тем, чтобы выявить необходимость и время появления там немецких войск. Следовало по крайней мере рассчитывать, что британская Интеллидженс Сервис при поддержке пока еще, правда, слабой тайной службы «Сражающейся Франции» генерала де Голля сделает все, чтобы создать на севере Африки свою агентурную сеть и повлиять на колониальные войска французов в плане перехода их на сторону западных союзников.
Нужно было действовать незамедлительно. Для этого в Танжере был создан вспомогательный пункт абвера. Кроме того, удалось сформировать небольшие оперативные группы, которые начали действовать в Бизерте и других городах. Так, абвером была развернута собственная агентурная сеть, начавшая действовать активно и целенаправленно, собирая важные разведывательные сведения.
Чтобы правильно оценить успехи военной разведки, следует вспомнить, что ОКВ никогда не давало абверу никаких ориентиров на будущее. Поэтому всякий раз абверовцам приходилось действовать по собственной инициативе и на свой страх и риск. Еще задолго до начала войны Канарис вел переговоры со своим итальянским коллегой генералом Роаттой о взаимодействии и распределении задач и районов разведки. Однако ОКВ не захотело поддержать эти договоренности. Высшее руководство рейха придерживалось мнения, что в Средиземноморье итальянцы были как «у себя дома» и потому следовало полагаться на итальянскую разведслужбу[14]. Такое разграничение компетенции ввел в приказном порядке сам Гитлер, ибо не хотел обидеть своего друга Муссолини вторжением немцев в его сферу власти.
К счастью, Канарис не позволил себя обмануть подобными реверансами. Еще во время вторжения во Францию отделение абвера в Мюнстере получило задание собрать и обработать все картографические материалы по Северной Африке из трофейного имущества. Для этого в одном из дворцов в Рейнской области были собраны картографы, географы и высшие офицеры французской колониальной армии. Это мероприятие, получившее кодовое наименование «Теодора», имело немалое значение для предполагавшейся операции в Северной Африке.
Несколько недель спустя управлению «Абвер/Аусланд» было поручено выяснить, чту в действительности скрывается за сообщениями вражеской прессы о том, что в районе озера Чад в Центральной Африке формируется большая армия, которую будто бы направят на Египет и к Средиземному морю. Такая разведка была необходима, принимая во внимание планы посылки в Африку немецкой танковой армии, которая должна была продвинуться от Триполи вдоль побережья к дельте Нила. Только после проведения такой широкой разведывательной акции ОКВ могло решить вопрос о том, понадобится ли фланговое прикрытие танковой армии, идущей в направлении Каира.
Германский абвер имел в Северной Африке, по существу, один-единственный опорный пункт. Это была зондеркоманда «Видо», располагавшаяся близ Триполи. В тесном взаимодействии с итальянской военной разведкой («Сервицио итальяно милитаре» — СИМ) она вела поиск в направлении Туниса и Алжира. Но привлечь ее к разведывательному рейду к озеру Чад было попросту невозможно: у нее не было ни нужных технических средств, ни достаточного личного состава. Обычная разведка с помощью доверенных лиц и агентов также представлялась невыполнимой. В конце концов майор Зойберт (впоследствии — подполковник), которому было поручено это задание, пришел к выводу, что будет вполне достаточно определить, сумеют ли вообще вражеские силы, принимая во внимание характер местности и почвы, а также крайне малое количество довольно скудных источников воды, дойти в таком количестве до Средиземного моря. Но выполнить задачу было нужно, и тогда с одобрения и с помощью ОКХ была сформирована зондеркоманда в составе нескольких ученых-географов, геодезистов, геологов, метеорологов и др., а также квалифицированных дорожных строителей из «Организации Тодта»[15]. Эта команда имела в своем распоряжении три самых современных самолета, несколько бронемашин, вездеходов и соответствующее вооружение. Командиром группы был назначен подполковник Хеккель. Несколько офицеров и солдат было взято из состава «Теодоры», а вся акция получила кодовое наименование «Дора». Местом постоянной дислокации группы был выбран по согласованию с итальянским Верховным командованием населенный пункт Хон в Центральной Ливии.
В этой связи стоит вспомнить, что итальянские карты Ливии и побережья Средиземного моря вплоть до Феццана и нагорья Тибести были недостаточно надежны. Таким образом, операцию «Дора» надо было вести по самостоятельно выбранным ориентирам, на основе чего составлялись и новые карты. Картографирование велось как на земле, так и с воздуха. При этом группа имела строгий приказ избегать полетов над территорией, предположительно занятой противником.
Результатом этой глубокой разведки стал следующий вывод, зафиксированный в донесении: «Пробиться из района озера Чад к Средиземному морю не сможет никакая, даже самая небольшая воинская часть, оснащенная современной техникой и превосходно вооруженная. Единственно только верблюжья конница в составе не более одной роты или эскадрона способна преодолеть эту местность»[16]. На основе этих разведданных немецкие войска в ходе африканской кампании смогли отказаться от флангового прикрытия со стороны озера Чад. Несколько иначе обстояло дело с возможной угрозой из района оазиса Куфра при условии, что англичанам или войскам «Сражающейся Франции» удалось бы отнять у итальянцев этот важный опорный пункт.
Когда референтуру по Северной Африке и Ближнему Востоку (фронтовой разведцентр III «Ост») в абвере-I при ОКХ возглавил майор Зойберт, в его подчинении оказались очень хорошие советники, прекрасно знавшие здешние страны. Среди них были такие, как известный ориенталист Претцуль Мюньхен, врач из Каира Шрумпф, великий муфтий Иерусалима Амин эль-Хуссейни, с которым абвер работал уже давно, и некий венгерский граф Ласло Алмаси, который после неудачной попытки вернуть на трон австро-венгерского императора Карла в 1918 г. сбежал в Каир и «насмерть» влюбился в пустыню. Он вошел в круг британских офицеров, посвящавших свободное время изучению ливийских пустынь. Со временем он стал менеджером, организовывавшим туристские поездки по пустыне, в ходе которых вел топографические съемки местности и нередко делал серьезные археологические открытия. Перед войной он был завербован абвером, а с ее началом стал его кадровым сотрудником, получив чин капитана. Вскоре его привлекли к подготовке и оснащению африканского корпуса в качестве советника ОКХ.
Весной 1941 г. майор Зойберт получил задание сформировать зондеркоманду, которой предстояло перебросить несколько немецких радистов в тыл британских войск в Египте и обеспечить их безопасность. Для подготовки и проведения этой акции был выбран капитан Алмаси. Акция получила кодовое наименование «Салам», получившееся из перестановки букв фамилии графа. Для зондеркоманды из состава полка «Бранденбург» были выделены казавшиеся пригодными радисты и солдаты. Почти все они были египетские и палестинские немцы, свободно говорившие и по-английски, и по-арабски. Среди них выделялся некто вахмистр фон Штеффенс, назначенный инструктором, поскольку отличался большими организаторскими и военными способностями. Что бы он ни делал, он всегда и везде умел добиться своего. Именно этого пройдоху-пустынника и придал майор Зойберт зондеркоманде для проведения операции «Салам». По идее, он должен был помочь Алмаси сделать из этих «бранденбуржцев» нечто вроде вполне боеспособного экспедиционного корпуса.
В качестве радиста для заброски за линию фронта был предназначен некто Ганс Эпплер. Хотя он и родился в Кайзерслаутерне, однако его мать вышла замуж вторично за египтянина, и Ганс превратился в египетского подданного Хуссейна Гаафара. В начале 1942 г. после долгих тренировок зондеркоманда для операции «Салам» была наконец подготовлена и оснащена для того, чтобы начать движение через Зеллу, Куфру и Гильф Кебир к Нилу. Эпплер и второй радист Санстеде были оставлены у Асьюта, после чего Алмаси возвратился в Триполи со своим отрядом без потерь.
Эпплер и Санстеде имели задачей установить связь с египетским принцем Аббасом Халимом, который симпатизировал немцам, а также с бывшим египетским начальником генерального штаба Эль-Масри-пашой и с группой Сопротивления в египетской армии. Все вроде бы прошло успешно, операция «Салам» удалась, но с радистами все получилось неудачно. Дело в том, что выделенные абвером радисты Абеле и Вебер, предназначавшиеся для связи с Эпплером и Санстеде, были по приказу Роммеля переведены в штаб связи его корпуса, а спустя несколько дней весь этот штаб оказался в руках англичан. Майору Зойберту ничего не оставалось, как отдать приказ всем остальным радиопостам не принимать никаких сообщений от Эпплера и Санстеде и не вступать с ними в радиопереговоры. «Мне было ясно, — говорил мне Зойберт, — что Абеле и Вебер рано или поздно выболтают то немногое, что они знали об операции «Салам». Равным образом и информация от Эпплера и Санстеде, по-видимому, тоже становилась бесполезной». Как потом оказалось, Эпплера англичане «перевернули». Однако, по одной из версий, Эпплер в плен не попал и, по его рассказам, поддерживал связь с одной из радиостанций в Афинах. Но это оказалось неверным[17]. Начальник отделения абвера в Афинах капитан Шенк утверждал, что никогда не поддерживал радиосвязь с группой «Салам». Как раз в то время, когда осуществлялась операция «Салам», Шенк обустраивал своих агентов-радистов в Бейруте, Дамаске и Александрии. Эта самая радиостанция имела тогда связь с «Максом», связистами в главном штабе советских ВВС.
После поражения Франции Англия оставалась единственным противником Германии и ее союзницы Италии. Наша военная разведка оказалась перед британцами в весьма незавидном положении. Как уже говорилось, абвер начиная с 1939 г. не сумел отчасти по политическим причинам, а отчасти из-за благоприятного, островного положения этой державы организовать и провести никаких существенных мероприятий разведывательного характера против Англии. Даже тогда, когда Франция с ее весьма протяженным Атлантическим побережьем уже находилась под контролем германской тайной службы, последней приходилось сосредоточивать свои усилия прежде всего на борьбе с нашествием вражеской агентуры, все активнее поддерживаемой французскими патриотами. А этот наплыв шпионов и диверсантов шел как с Британских островов через Ла-Манш, так и из Испании и Португалии. И борьбу с ними приходилось вести прежде всего абверу-III и абверу-III F.
В области тайного сбора информации на Западе, проводимого абвером-I, наилучших результатов добивались передовые опорные пункты ВМФ, развернутые на территории Испании и в Африке. Здесь абвер еще до начала войны завербовал немало доверенных людей, которые плавали на торговых судах различных стран. Эта сеть была развернута в значительной мере из Испании и Португалии, и именно от нее абвер непрерывно получал важные политические и военные сведения, необходимые для оценки общей обстановки на Западе. Отсюда поступали весьма полезные сведения о передвижении вражеских военных кораблей и конвоев, а также о ситуации в крупных портах стран противника. Иногда удавалось переправлять в Англию доверенных лиц и агентов, которые потом начинали передавать оттуда по радио очень ценные военные сведения. Некоторым из агентов-радистов удавалось работать на протяжении целого года. Но этого явно не хватало для того, чтобы иметь четкое представление о концентрации войск на Британских островах и о намерениях вражеского руководства. Английские органы безопасности и контрразведка работали превосходно. К тому же у абвера было слишком мало хорошо подготовленных кадров для выполнения этой решительно важной задачи. В свою очередь, это во многом объяснялось тем, что в ходе войны Германия своими жестокими методами обращения с народами оккупированных стран с помощью СС и гестапо, да еще в результате весьма действенной вражеской пропаганды теряла очень многих своих приверженцев и друзей, а вместе с тем и последние остатки уважения со стороны нейтральных стран.
Тем важнее и ценнее становилась деятельность так называемых ВО (военных организаций абвера). Наиболее удачливыми из них были ВО в Лиссабоне и Мадриде. Это объяснялось тем, что именно через эти страны в первые годы войны хлынул и не ослабевал поток беженцев из оккупируемой Европы. Они уезжали морем и по воздуху в США, Южную Америку или в Англию. В этой огромной массе людей абверу-I и приходилось выискивать и вербовать тех, кого можно было сделать доверенными лицами и полноценными агентами. Значительным источником для вербовки служили бесчисленные служащие посольств и консульств нейтральных стран. Они представляли интерес для разведки тем, что имели личные и служебные контакты и даже тесные связи со своими английскими и американскими коллегами. С таким же успехом этим занимались и разведслужбы стран противника, поэтому в Мадриде и Лиссабоне процветала настоящая «конспиративная толкучка».
Не менее активно действовал на Пиренейском полуострове и абвер-II, опираясь все на те же ВО. Одним из важнейших его объектов был, конечно, Гибралтар, который, между прочим, в течение некоторого времени считался одной из целей германских оперативных планов. На этой скале-крепости и в порту Гибралтара было проведено несколько диверсионных акций. Но это были лишь незначительные булавочные уколы. Разумеется, без работы абверовцы здесь не оставались. В конце ноября 1939 г. Канарис решил выяснить у руководства ОКМ возможность действий на другом направлении, имея в виду высадку немецких агентов с подводных лодок в Ирландии. Ответ руководства был положительный, но оно предупреждало о соблюдении крайней осторожности и советовало не доверять ирландцам, даже настроенным против англичан. Как известно, там давно существовало ирландское антианглийское подполье в лице ИРА (Ирландской революционной армии). Однако в те годы оно, как вскоре выяснилось, было абсолютно бездеятельным.
Мероприятие под кодовым наименованием «Зееадлер» («Морской орел») предусматривало поначалу создание промежуточного «коммутатора» связи между ИРА и Германией. Его предполагали разместить где-то на юге Ирландии, но дело постоянно затягивалось. А 7 июля 1941 г., как записано в «Журнале боевых действий» абвера-II, оно было перепоручено министерству иностранных дел. Вместе с тем абвер-II должен был оказывать МИДу чисто техническую помощь и выделять для него своих доверенных людей и агентов-радистов. По всей видимости, это был Шелленберг, в чьей голове возникла идея новой формы операций, а именно — военной помощи оружием в случае народного восстания, если страна будет оккупирована американцами. Офицером связи к ИРА был назначен капитан доктор Гёртц, уже обосновавшийся в Ирландии. Вождь ИРА Шин Рассел был срочно переправлен из Соединенных Штатов через Геную в Берлин, но по дороге он умер прямо на борту везшей его немецкой подводной лодки, а оставшийся без поддержки и денег Гёртц вскоре попал в руки ирландской полиции. Короче, все предприятие потерпело полнейшее фиаско.
После провала немецкой стратегии вывода Англии из строя с помощью воздушных бомбардировок Гитлер стал склоняться к тому, чтобы всеми силами и средствами форсировать строительство подводных лодок. Предполагалось начать с их помощью такую решительную войну на море, чтобы США серьезно задумались, стоит ли им ввязываться в эту войну. Вместе с тем он рассчитывал, что даже в случае вступления Америки в войну она при таком положении на море воздержится от прямого вторжения на европейский материк. При этом Гитлер в своих расчетах опирался прежде всего на доклады тогдашнего военного атташе при германском посольстве в Вашингтоне генерала фон Бёттихера. А оценки генералом политического, военного и экономического положения США были совершенно неверными: Бёттихер недооценивал ни огромные производственные возможности, ни общий настрой американцев. Что же касается истинного положения дел, которое смог выявить своими средствами абвер-I в отношении военного потенциала США, то оно выглядело совсем по-иному. Когда эти данные стали известны начальнику генерального штаба сухопутных войск Гальдеру, он попытался было убедить высшее руководство в том, что США теперь в гораздо меньшей степени, чем в 1917 г., будут наблюдать, как немцы и дальше будут громить Англию. Если бы это было учтено, политику Германии надо было бы решительно изменить, а поскольку это оставалось без внимания, увеличивался риск того, что рано или поздно нас ждет военное поражение.
Успехи абвера в разведке военных и иных важных объектов США были весьма значительны, хотя при этом не обходилось и без серьезных неудач. Так, летом и осенью 1941 г. ФБР накрыло в Нью-Йорке целую сеть агентов германской тайной службы — около 30 человек. Среди них оказался и Германн Ланг, наш доверенный человек, добывший для германских ВВС новейшую установку прицеливания Нордена. В этом провале был повинен один американский немец, прошедший подготовку в абвере как радист. Но он оказался агентом-двойником, так как работал и на ФБР. В офисе Ланга, служившем явкой, имелось подсобное помещение, откуда агенты ФБР могли все видеть через специальное устройство, фиксировать всех приходящих посетителей, наблюдать за передачей сведений и слушать все разговоры.
Однако к этому времени руководство абвера уже было достаточно осведомлено о намерениях США. Это явствует хотя бы из рассказа начальника управления «Абвер/Аусланд» вице-адмирала Бюркнера: «Когда летом 1938 г. меня вновь откомандировали в Берлин, там тогда проживала одна американская семья, с которой я был дружен более 10 лет. Глава семьи был представителем одного крупного американского банка в столице рейха. В 1940 г. его жена уехала с пятью своими детьми из Берлина в Цюрих, а сам он остался в Берлине. Он, конечно, часто выезжал к семье уже после начала войны. Но вот однажды он позвонил мне из Цюриха — это было в начале 1941 г. — и извинился за то, что его жена со мной даже не попрощалась. Но так как в действительности я даже сам провожал ее на вокзале, я понял, что эта фраза имела совсем другой смысл. Американец хотел срочно поговорить со мной по какой-то очень важной причине. После некоторого раздумья Канарис согласился на мою поездку в Швейцарию. Мы встретились с американцем в Цюрихе, и он очень убедительно доказал мне, что США, без сомнения, вскоре вступят в войну и что в Германии совершенно неверно оценивают военный и промышленный потенциал Америки. На мой вопрос, каким образом этого можно было бы избежать, американец ответил: «Это германское правительство должно уйти!» Я ответил: «Увы, германский народ поднял это правительство на слишком высокую волну доверия». Вернувшись в Берлин, я доложил шефу об этом разговоре, а он спокойно сказал, что давно знает об этом и что мой знакомый совершенно прав, только вот сделать уже ничего нельзя. Но я никак не мог успокоиться и просто потребовал, чтобы адмирал проинформировал Гитлера, Риббентропа или Геринга. Гитлера, по понятным причинам, можно было не беспокоить. Риббентроп мог снова заныть, что, мол, вермахт опять вмешивается в большую политику. Оставался рейхсмаршал. Я попросил об аудиенции и, спросив, могу ли я говорить откровенно, рассказал ему все. В присутствии Канариса Геринг внимательно выслушал, а под конец спросил, что же теперь может случиться. Я ответил, что давать этому оценку не входит в задачу военной разведслужбы. Следует лишь уяснить себе, насколько близко США подошли к вступлению в войну. Герингу было передано и наше письменное резюме. Что он сделал с этой информацией, неизвестно»[18].
В общем здесь мы встретили такую же беспомощность и безысходность, как и в верхушке с ее «фюрерами» и «кейтелями». Когда абвер докладывал о чем то, что не лежало в концепции штаб-квартиры Гитлера, фельдмаршал называл это «сказками Канариса». Просмотрев однажды очень бегло доклад абвера о росте военных настроений в Соединенных Штатах, Кейтель написал на шапке его первой страницы: «Фантазии абвера. Для представления фюреру не годится!» Генерал-полковник Йодль задал себе немалый труд отыскать и мирно подчеркнуть вызывавшие у него болезненное недовольство общераспространенные аббревиатуры и написать везде на полях доклада: «Повсюду куцые слова!» А закончил ознакомление с этим серьезным материалом полуцитатой из Библии: «Блаженны нищие духом!» Короче говоря, плод многомесячной разведывательно-аналитической работы абвера к Гитлеру не попал.
В качестве руководителя ВО в США был подготовлен майор фон дер Остен из референтуры «Запад» отдела абвер-I. Ему удалось в начале 1941 г. проникнуть в Северную Америку через Советский Союз и Японию. Но нам не повезло: через несколько недель он погиб в автокатастрофе на Бродвее в Нью-Йорке. Американская полиция обнаружила у него записную книжку, которой сразу же заинтересовалось ФБР. В этой книжке оказалось много фамилий американских немцев, которые уже были на подозрении. Результатом этого стали многочисленные аресты, завершившиеся шумными показательными судебными процессами. Судебному преследованию подверглись также и те немцы, которые не имели к абверу ровно никакого отношения: их имена оказались в записной книжке фон дер Остена. Среди них фигурировал и известный ученый-археолог Пауль Борхардт из Мюнхена. Его история необычна. Во время «хрустальной ночи» он был схвачен гестапо и брошен в концентрационный лагерь Дахау, поскольку он был еврей. Узнав об этом, Канарис дал указание отделению абвера в Мюнхене принять меры к его освобождению. Снабженный проездными документами, он перебрался сначала в Англию, потом в Штаты. Американцы посчитали его немецким шпионом и даже «боссом» германской агентурной сети. Ему присудили 20 лет каторги. И только уже после войны один бывший офицер абвера при поддержке МИД ФРГ сумел добиться его освобождения и выхлопотать ему пенсию[19].
В отличие от сотрудников абвера-I подразделениям абвера-II запрещалось вплоть до объявления Германией войны Соединенным Штатам вести какие-либо даже подготовительные акции против США. Это определялось двумя соображениями. Во-первых, надеждой МИД Германии на то, что дипломатам как-то все же удастся удержать американцев от вступления в войну, а во-вторых, воспоминаниями, оставшимися от Первой мировой войны: немцы сознавали, какие чудовищные пропагандистские бури вызовут в американской прессе и по радио первые же акции немецких диверсантов.
Поэтому подготовка абвера-II к диверсиям в США в случае войны ложилась практически на один опорный пункт абвера в Мехико. Предполагалось, что оттуда можно будет установить связь с неким ирландским подпольным движением, якобы действовавшим в США, и с его помощью подготовить и осуществить взрывы на военных и торговых кораблях, а также в центрах производства основных вооружений. Это «мероприятие» строилось на совершенно ложной предпосылке, т. к. никакого «ирландского подполья» в США не существовало. Абвер просто попался на фальшивую удочку СД и МИДа, которые пытались как-то связаться с подпольщиками «зеленого острова», но действовали нерешительно. Поэтому и абвер впоследствии вел там свои мероприятия достаточно осторожно и с большим недоверием.
Когда в декабре 1941 г. США вступили в войну, очень многие связи германской разведки с Америкой разом оборвались. Доверенные лица, ранее хорошо работавшие в Штатах, больше не хотели вредить своей стране, а другие вообще не считали шансы Германии благоприятными в условиях сложившегося неравенства сил. Поэтому были предприняты попытки усилить разведку против США с баз в тех странах, которые остались нейтральными. Для этого во французском порту Брест была оборудована специальная яхта для переброски группы агентов через океан. Под командованием опытного моряка Кристиана Ниссена, известного больше по кличке Хайн Мюк, эта группа пересекла Атлантику и высадилась в Бразилии, после чего Ниссен благополучно вернулся в один из французских портов. Другому агенту, сотруднику отделения абвера в Гамбурге, удалось добраться до северного побережья Южной Америки. Благодаря своим связям с крупными чиновниками одной из здешних стран он сумел получить доступ к секретным материалам министерства внешних сношений этой страны, сфотографировать текст договора, заключенного этой страной с США, и другие материалы. Все эти документы он сумел передать в руки абвера весьма своеобразным образом. Один католический священник, его хороший знакомый, как раз собирался ехать в Мадрид. Наш агент незаметно для того вклеил внутрь корешка «подарочного» молитвенника все отснятые микрофотографическим способом материалы в виде «почтовых марок». В Мадриде сотрудники головного поста ВО абвера, получив тем временем по радио шифровку о «посылке», сумели на несколько минут отвлечь внимание священника-«курьера» и изъять микрофотографии. Материалы достигли германского МИДа, но были оценены там как неправдоподобные. Все усилия абвера оказались напрасными. А через некоторое, довольно продолжительное время все материалы, к вящему удивлению дипломатов, оказались подлинными[20].
Поначалу в намерения Гитлера не входило втягивать Балканы в войну. Однако в условиях, сложившихся собственно на Балканах, и понимая, что именно здесь скрещивались интересы Германии и России, Гитлер оказался перед исключительно сложной дилеммой. С одной стороны, он должен был как-то противостоять притязаниям Советов на преобладающее влияние на Болгарию и в то же время соглашаться с их планами аннексий, вытекавших из соглашения от 1939 года. С другой стороны, он зависел от румынской нефти и соответственно вынужден был обеспечить безопасность главного пути ее вывоза, т. е. дунайского судоходства. Он вполне обоснованно боялся здесь британских диверсионных акций, подобно тем, что планировались на нефтепромыслах и нефтеперегонных заводах во второй половине Первой мировой войны. Поэтому уже 10 октября 1939 г. ОКВ издало директиву о создании в Румынии некой организации по охране нефтепромыслов и путей транспортировки нефтепродуктов[21]. Это было поручено абверу-II, который посадил на все дунайские суда и в порты своих секретных агентов в качестве шкиперов и портовых служащих, чтобы не допустить никаких актов саботажа и диверсий.
После французской кампании между представителем абвера полковником Бентивеньи и начальником румынской тайной полиции Морузоу состоялись официальные переговоры. В результате обе тайные службы договорились о взаимодействии в охране нефтепромыслов. Это в свою очередь дало повод для отправки в Румынию контингента немецких войск. Со своей стороны, и германский авиационный атташе в Бухаресте Герстенберг выдвинул идею направить в Румынию германскую «военную миссию» для реорганизации и переобучения румынской армии и ВВС. Первые части вермахта под командованием генерала Эрика Хансена прибыли в Румынию уже в начале октября 1940 г., и постепенно их численность была доведена до двух дивизий.
В то время центральной фигурой в Румынии уже был генерал, впоследствии маршал Антонеску, позиции которого были еще не слишком прочны, и у него было немало противников. И было очевидно, что этот неустойчивый фактор мощи будет на руку Антонеску и что рано или поздно это приведет к активизации румынской внутренней политики. Антонеску упорно стремился к власти, к верховной власти «кондукторула» (правителя); он хотел стать «дуче» в Румынии. Характерно, что Гитлер даже не уведомил своего союзника Муссолини заранее об отправке так называемой «учебной команды» в Румынию. Следствием этого явилось то, что и Муссолини держал в секрете свои планы вторжения в Грецию и проинформировал союзника лишь 28 октября, когда итальянские войска уже перешли албанско-греческую границу. Эта самостоятельность итальянцев еще больше обострила и без того напряженную ситуацию на Балканах, приведя к дроблению сил держав «оси». Положение осложнялось еще и тем, что итальянцы почти сразу начали терпеть неудачи на этом новом фронте.
При таких обстоятельствах англичане теперь могли свободно оказывать помощь грекам, что они и сделали, оккупировав Крит. Война расширялась, и было ясно, что скоро все Балканы будут вовлечены в конфликт. Не изменило положения и присоединение Югославии к Тройственному пакту[22] под нажимом Берлина в большой спешке в марте 1941 г. Это привело к свержению правительства принца-регента Югославии Павла. Реакция Гитлера на это была быстрой, но непродуманной: Германия начала вторжение в эту страну. Известно, что Гитлер при этом воспользовался не данными абвера, а сведениями, собранными СД Гейдриха и оказавшимися неверными.
Продолжавшееся к этому времени уже около трех месяцев развертывание германских армий против России фактически даже облегчило Гитлеру к тому же быстро осуществить заранее не планировавшуюся кампанию на Балканах против Югославии и Греции. Надо признаться, что абвер при этом не оказал никакого влияния на ход и исход этих операций. Собственно, это не была его вина: ему просто было запрещено на том основании, что он вообще не должен был вмешиваться в политические вопросы в самом широком смысле, в том числе и в выяснение настроений народа в чужих странах. Этим ведала СД. Тем не менее шеф абвера все же попытался в эти критические недели вмешаться в политику. Дело в том, что премьер-министр Греции генерал Метаксас предпринял весной 1941 г. последнюю попытку избежать конфликта с рейхом, для чего он через своего посла в Берлине передал Риббентропу меморандум. Однако тот даже отказался его принять. Тогда греческий посол обратился к адмиралу Канарису, и тот сумел донести через шефа ОКВ Кейтеля этот злополучный документ до Гитлера. Вскоре Риббентроп возвратил его Канарису с такой припиской: «Г-н адмирал, впредь советую Вам держать руки подальше от дел, которые Вас не касаются»[23].
Уже в феврале 1941 г. отделение абвера в Вене получило от отдела абвер-III приказ сформировать команду с целью поддержки действий референтуры абвер-III F. Эта собранная в большой спешке команда включала оперативный штаб во главе с заместителем командира команды, у которого были два переводчика и 15 штабных сотрудников; пункт сбора и анализа материалов с четырьмя переводчиками и пятью сотрудниками; группу исполнения в составе четырех сотрудников тайной полевой полиции; группу радистов из пяти человек. Начальнику этой команды были приданы из состава управления «Абвер/Аусланд» эксперт-переводчик и сотрудник для особых задач. Команда подчинялась непосредственно начальнику абвера-III, а в общевойсковом плане — начальнику разведотдела армии. Когда армия генерал-фельдмаршала Листа вошла в Болгарию, команда абвера вначале располагалась в Софии рядом со штаб-квартирой армии, но потом ее отделения были разосланы в корпуса, где, в свою очередь, были развернуты корпусные головные посты сбора донесений, и они располагались уже на болгарско-греческой границе. Несколько таких же подразделений абвера были переброшены также и на болгарско-югославскую границу. Эта команда абвера, позже названная «фронтовой разведкомандой», продвигалась вместе с войсками до окончательной оккупации Греции и Югославии.
После того как передовые части вермахта начали на рассвете 10 мая 1941 г. штурм оборонительной «линии Метаксаса» у северной границы Греции, подразделения абвера смогли уже через несколько часов доставить командованию первые донесения с описанием укреплений, сведения о прочности бункеров и численности их гарнизонов. Среди захваченных ими материалов было очень много дорожных карт обеих стран с указанием состояния дорог, грузоподъемности мостов, противотанковых заграждений, минных полей и т. п. Абверовским водолазам удалось даже обследовать подтопленные немецкой авиацией в гаванях военные корабли противника и извлечь из них важные документы — например планы всех минных полей в Эгейском море[24]. В захвате Крита с воздуха абвер также принял активное участие, направив в ударную группировку своих лучших радистов, сумевших вовремя оповестить наши войска о подходе британских крейсеров. В результате немецкая авиация предприняла необходимые оборонительные меры[25].
Что касается разведывательных служб в Балканских странах, то абвер не стал заниматься их выявлением и уничтожением. Уже первые захваченные материалы в обеих странах показали, что их службы были ориентированы только на ближние, соседние страны. В ходе оценки этих материалов, однако, удалось установить те агентурные линии, с помощью которых внешняя разведка Греции и Югославии проникала в другие страны. Балканская кампания позволила приобрести практический опыт в разработке системы оценки данных, которая в основных моментах оказалась верной и в последующем. Обнаруженные каким-либо пунктом сбора по заблаговременным наводкам документы, которые могли оказаться важными для сражающихся войск, немедленно передавались наверх. Остальные нужные материалы быстро оценивались, тогда как все остальное направлялось в Берлин в центральное бюро оценки. В целом попытка решать разведывательные задачи в полном объеме непосредственно на фронте силами специализированных разведподразделений удалась как нельзя лучше.
Руководство абвера с самого начала считало, что СССР будет использовать германско-советский договор о границах и Соглашение (Пакт) о дружбе от 28 сентября 1939 г. для того, чтобы получить максимум выгоды для себя от войны Германии с западными державами. Зимой 1939 г. русские напали на финских соседей и ввязались, к удивлению всех, в затяжные ожесточенные бои. А затем, уже 12 марта 1940 г., Финляндия вдруг начала переговоры о перемирии, в результате которых русские получили Выборг, Ханко и ряд участков Карелии. Несколько месяцев спустя Россия оккупировала Прибалтийские государства, а 28 мая 1940 г. Румыния вынуждена была отдать ей Северную Буковину и Бессарабию. Так откликнулся Гитлеру заключенный со Сталиным Пакт 1939 г. Он принес ему лишь временного партнера, и, хотя Сталин согласно торговым соглашениям аккуратно поставлял в Германию сырье и зерно до самого последнего часа, он вел себя как вымогатель, стремившийся выжать из сложившейся ситуации все полезное для России. Гитлер сам сломал барьер между Россией и Германией — буферное государство Польшу. И тут возникли последствия, на которые он совсем не рассчитывал. Ведь он уже был целиком занят подготовкой планов нападения на Советский Союз, которое он задумал еще задолго до этого и только с этим расчетом решился заключить в августе 1939 г. договор с Москвой.
В связи с этими планами Гитлера от военной разведки непрестанно требовали все новые сведения о состоянии советских вооружений, о предпринимаемых Советами мерах военного характера — передвижениях и дислокации их войск, их укомплектованности и т. п. Трудности, связанные с ведением любой разведывательной деятельности против России, возросли еще больше зимой 1939/40 г., отличавшейся невероятно сильными холодами. Поэтому поначалу было просто невозможно получить ясное представление о силе, численности и дислокации русских войск, особенно в занятых ими восточных районах Польши. Столь же мало удалось сделать в этом отношении и передовому пункту абвера (он был развернут отделением абвера в Кёнигсберге) в Цехануве. Наибольшие трудности возникали с засылкой агентов в глубь советской территории. Это продолжалось вплоть до начала Восточной кампании[26].
Отдел «Иностранные армии — Восток» генерального штаба тем не менее весьма высоко оценивал проведенные тогда абвером разведывательные акции. Однако, чтобы добиться больших результатов, следовало увеличить масштабы уже привычных методов, а это было связано с большими потерями людей при преодолении советских пограничных заграждений; не легче было вести поиск разведданных и через другие страны. Последнее было тем более необходимо, что, как пошутил однажды германский военный атташе в Москве в разговоре с Канарисом, «скорее араб в развевающемся белом бурнусе пройдет неприметно по улицам Берлина, чем иностранный агент по России»[27]. Второй, не менее трудной задачей для абвера было обеспечить максимальную скрытность развертывания немецких войск на востоке и по возможности вводить в заблуждение другие страны. Для этого были распространены слухи, что сосредоточение немецких войск в оккупированной Польше рассчитано на то, чтобы отвлечь внимание англичан от якобы предстоящей высадки в Англии крупного немецкого десанта (запланированная, но не осуществленная операция «Зеелёве», или «Морской лев»). А русские знали, что германское руководство планирует нападение на острова, хотя советская тайная служба не верила в достоверность этой затеи немцев.
О том, как Советам были подкинуты ложные данные о передвижении немецких войск с целью маскировки их развертывания на востоке, свидетельствуют воспоминания начальника команды абвера-III F в Тильзите майора Нотцни-Гажински. Он имел задачу вести разведку вдоль литовской границы. Один из его доверенных людей должен был перед началом Восточной кампании донести своему русскому поручителю документально подтвержденные сведения о том, что в ближайшие дни предвидится переброска нескольких немецких соединений из Восточной Пруссии обратно во Францию и Бельгию. Это сообщение было доведено до сведения штаба Прибалтийского военного округа (ПрибВО) в Риге. Как потом выяснилось, русские восприняли его с большим облегчением[28].
Часто слышимое утверждение, будто абвер «планомерно снабжал Гитлера ложными сведениями о Советском Союзе», абсолютно не соответствует фактам. Уже к маю 1941 г. абвер выявил в бывших польских, а теперь занятых русскими районах дислокацию 77 советских стрелковых дивизий. Правда, это сообщение вызвало в отделе «Иностранные армии — Восток» генштаба недоверие, но в ходе кампании оно полностью подтвердилось[29]. И даже в «Военном дневнике» Гальдера было отмечено наличие 171 советской дивизии перед фронтом немецких войск. Предполагалось наличие в их числе 36 кавалерийских дивизий и до 40 моторизованных бригад. Со своей стороны, абвер делал все мыслимое, чтобы в труднейших условиях, используя свои ограниченные силы и возможности, давать командованию полноценные сведения. Тогдашний начальник отдела «Иностранные армии — Восток» генерал Матцки заверял Канариса, что немецкая армия еще никогда не была так хорошо информирована о противнике, как перед началом Восточной кампании[30]. И даже сам Йодль на допросе у русских в лагере Мондорф отметил: «В целом я был очень доволен действиями нашей военной разведки. Наибольшим ее успехом было точное выявление русских войск весной 1941 г. в Западной Белоруссии и на Украине. А вот недооценка русских сил была следствием политической линии фюрера»[31]. В этой связи нужно вспомнить, что абвер никогда не утверждал, что у русских шло полным ходом развертывание войск для нападения на Германию. Для этого вообще не было никаких оснований. У абвера сложилась тогда четкая картина положения противника: группировка советских войск носила сугубо оборонительный характер. Гитлер и Риббентроп точно знали, что Россия не нападет на Германию. Они неоднократно упоминали об этом в разговорах между собой и в беседах с японским министром Мацуокой в начале ноября 1940 г. Гитлер при этом выразил убеждение, что Сталин будет соблюдать договоры, «пока он жив»[32]. Также и в своем письме к Муссолини от 31 декабря 1940 г. он писал: «Пока жив Сталин и пока у нас не будет особых кризисов, я не поверю, что Россия предпримет какие-либо шаги нам во вред»[33].
И еще в апреле 1940 г. он сказал послу в России Шуленбургу, что «не следует думать о каких-либо опасностях со стороны русских»[34]. Однако Гитлеру требовался какой-то довод, чтобы представить свою захватническую войну немецкому народу и мировой общественности как превентивно-оборонительную. Поэтому он и приказал хранить гробовое молчание в ответ на составленное лично Сталиным «Заявление ТАСС» от 13 июня 1941 г., ибо в нем Сталин назвал слухи о сосредоточении немецких войск на германско-советской границе «неуклюжей пропагандой» сил, враждебных Германии и Советскому Союзу и заинтересованных в расширении войны.
Канарис относился к наступательным планам Гитлера скептически, весьма сомневаясь в том, что в результате военных успехов вермахта Советский Союз развалится изнутри сам по себе. В разговоре с Кейтелем он однажды поставил под сомнение оптимизм верховного командования вермахта. На это Кейтель ответил ему так: «Дорогой мой Канарис, вы, вероятно, что-то понимаете в разведке. Но не вам как моряку читать нам здесь лекции о стратегическом планировании»[35]. Тем не менее 21 июня на обеде у Хорхера Канарис в присутствии Гейдриха и Шелленберга снова поднял вопрос о чрезмерном оптимизме в ставке Гитлера, на что Гейдрих резко возразил и сослался на беседу Гитлера с Борманом, о которой ему накануне рассказал Гиммлер. По его словам, Гитлер настроен совсем не так оптимистично, как его ближайшее военное окружение.
На рассвете следующего дня германские вооруженные силы перешли в наступление на Россию на всех участках огромного фронта от Финляндии до Черного моря. Сталин был застигнут врасплох. Правда, следует признать, что советская тайная служба получала достаточно сведений о том, что германское руководство готовит планы нападения на Россию, но вряд ли какой-нибудь влиятельный советский политик или военный предвидел близкую войну. Что же касается развернутой Гитлером накануне войны пропаганды, будто СССР намеревался вскоре сам напасть на Германию, то она не имела под собой никакого реального основания.
За несколько дней до начала Восточной кампании, 16 июня, состоялось важное совещание, на котором была определена будущая политика в отношении оккупированных областей России. В совещании участвовали Гитлер, Розенберг, Геринг, Кейтель и Борман. Решение Гитлера свелось к тому, что Россия будет поделена на несколько частей и станет управляться как колония. Никакие устремления народов СССР к автономии учитываться не будут. Но эта конференция лишь предваряла еще более тяжелые по своим последствиям дальнейшие решения Гитлера. Еще раньше, 26 марта 1941 г., между Кейтелем и Йодлем, представлявшим ОКВ, и рейхсфюрером СС Гиммлером была достигнута договоренность о том, что «айнзатцкоманды» охранной полиции и «зондерайнзатцкоманды» СД проведут подготовительные работы по «политической реорганизации» покоренных областей России. Эти «айнзатцкоманды» должны были при вступлении войск вермахта в какую-то область входить туда вместе с ними и обеспечивать там «порядок и безопасность». Однако с самого начала кампании на Востоке эти «айнзатцкоманды» СД и СС становились инструментами массового уничтожения людей. Эти «айнзатцкоманды» сводились в 4 группы — А, В, С, Д, по четыре в каждой группе. Все эти группы и команды теоретически подчинялись командованию групп армий, но «профессионально» — только РСХА. Их задачей было частичное истребление целых этнических групп и общественных слоев населения. С вступлением немецких войск на территорию России именно они начинали осуществлять разработанный Гиммлером «Генеральный план Ост» и выполнять изданный 6 июня 1941 г. «Приказ о комиссарах»[36]. В течение двух месяцев они уничтожили в России 1 млн человек[37]. Под Киевом в Бабьем Яре было убито 29–30 сентября 1941 г. 33 770 евреев. По отчету командира «айнзатцгруппы А» бригаденфюрера СС Шталекера, за первые четыре месяца войны с СССР в странах Прибалтики и на севере России пали жертвами диких зверств 135 560 евреев, 4000 коммунистов и 748 душевнобольных.
Как же вели себя в этой обстановке абвер и его шеф? Канарис изучил одну из разработок известного правоведа графа Гельмута фон Мольтке, где он высказывался за соблюдение основных положений международного права. На ее основе Канарис подписал 15 сентября 1941 г. циркуляр по своему ведомству в интересах воспитания личного состава абвера. В нем категорически запрещалось произвольное обращение с советскими военнопленными, в том числе расстрелы людей без суда. Осуждая действия «айнзатцкоманд», он утверждал, что эти бесчинства будут иметь отрицательные последствия. Кейтель просмотрел этот циркуляр и написал на нем: «Эти сомнения годятся для солдат, ведущих рыцарскую войну! А здесь речь идет об уничтожении целого мировоззрения. Поэтому я одобряю мероприятия «айнзатцкоманд» и покрываю их. Подписано — К. 23.09.41»[38].
Уже весной 1941 г. управление «Абвер/Аусланд» приступило к формированию фронтовых разведывательных центров I, II и III под кодовыми наименованиями соответственно — «Штаб Валли-I», «Штаб Валли-II» и «Штаб Валли-III». Эти центры, в свою очередь, создавали свои фронтовые разведывательные команды и подразделения I и III в рамках операции «Барбаросса». Эти центры являлись, по сути, передовыми отделами абвера, подчинялись Центру в кадровом и профессиональном отношении, а точнее — непосредственно отделам I, II и III. Фронтовые разведкоманды и «айнзатцгруппы» предназначались для использования на фронтах групп армий. Разведывательные задачи и цели этим командам и группам ставились I и III отделами «Иностранные армии — Восток» генштаба ОКХ, а также управлением «Абвер/Аусланд» ОКВ. В задачу команд входило среди всего прочего использование доверенных лиц и агентов во фронтовых районах (ближняя разведка), в то время как агенты, завербованные в лагерях для военнопленных и прошедшие более серьезную и продолжительную подготовку в лагере «Валли-I», предусматривались для заброски (обычно с парашютом) в глубокий тыл.
Разведка на фронтах велась через переднюю линию на глубину более 200 км. Район разведки для подразделений абвера, созданных для борьбы с бандами или с партизанами (А-IВо), охватывал после продвижения наших войск вперед и гораздо большее пространство, иногда даже весь тыловой район армии или группы армий на оккупированных восточных территориях. Для того чтобы ускорить прохождение разведдонесений к штабам армий и групп армий, были созданы особые фронтовые разведывательные центры абвера-I и абвера-III (Восток). Они слали полученные от команд и групп донесения каждый — собственным способом — непосредственно в отдел «Иностранные армии — Восток» генштаба ОКХ и одновременно соответствующим отделам управления «Абвер/Аусланд». Фронтовые разведкоманды докладывали о результатах своей работы также своим фронтовым разведцентрам и отделам разведки штаба той группы армий, к которой они придавались. Разумеется, важные сведения, добытые управлением «Абвер/Аусланд» из каких то «третьих» источников и имевшие значение для генерального штаба, а также уточнявшие или дополнявшие доклады фронтовых центров «Восток», также передавались отделу «Иностранные армии — Восток» генштаба ОКХ.
Штаб «Валли-I» фронтового центра I «Ост» располагался в местечке Сулеювек близ Варшавы. Начальником его был майор (впоследствии — полковник) Баун. Выросший в Одессе в семье давно осевших там немцев, Баун прекрасно владел русским языком. Начальником «Валли-II» был майор Зелигер, но летом 1943 г. его поймали и расстреляли партизаны. На этом посту его сменил майор Маркс. Руководителем «Валли-III» (фронтовой разведцентр III «Ост») был подполковник (впоследствии — полковник) Шмальшлегер.
В начале лета 1942 г. после удачного продвижения немецких войск вперед штаб «Валли-I» был переведен в Винницу. Подчиненный же ему тренировочный лагерь для подготовки агентов, как и объединенный штаб «Валли-II» и «Валли-III», остался в Сулеювеке, и материальное обеспечение фронтовых команд шло теперь отсюда. Для этого в Сулеювеке была создана среди прочего тайная лаборатория для изготовления новых или переделки захваченных удостоверений личности и паспортов. Небольшие группы из «Валли-I» постоянно находились в разъезде, добывая подлинные документы, образцы нового оружия и вражеского обмундирования для последующего их использования агентами. Тренировочный лагерь «Валли-I» и лаборатория были переведены в конце лета 1943 г. в Нойхоф (Замланд). По причине отката фронта назад штаб «Валли-I» занял позицию в Николяйкене (Восточная Пруссия). Осенью 1944 г. этот штаб перебрался в Гарнекопф близ Бранденбурга, а разведцентр III «Ост» — в район Вжесня (Стралково) к востоку от Познани.
Разумеется, начиная с осени 1941 г. в захваченных областях начали развертываться и функционировать постоянные пункты абвера. Но это делалось только в Прибалтике, Польше и отчасти в Белоруссии, но не на территории собственно России. Так, в Риге, например, появилась группа абвера с вспомогательными отделениями в Таллине, Каунасе, Вильнюсе и Минске. Во Львове действовало отделение станции, располагавшейся в Кракове. Однако под нажимом СД оно было расформировано уже в декабре 1941 года.
Когда немецкие и союзные с ними армии начали наступление на Советский Союз, вместе с ними пересекли границу по всему Восточному фронту также и подразделения и части абвера. Двигаясь в боевых порядках передовых танковых частей и штурмовых отрядов, они проникали в приграничные города, а иногда и в крупные войсковые гарнизоны Красной Армии и в советские государственные учреждения. Они захватывали много важных документов. Дальнейшее продвижение немецких войск показало, что первоначальные оценки противника, сделанные абвером-III, недостаточно верны. Если полоса между приграничной зоной и линией Ленинград, Москва, Киев, Одесса считалась не заполненной какими-либо разведывательными службами, то теперь оказалось, что здесь располагалось бесчисленное множество разведывательных и контрразведывательных органов НКВД и Красной Армии.
Однако в те дни на Центральном фронте шли ожесточенные бои с окруженными группировками советских войск под Вязьмой, Уманью и Брянском. И поэтому у абверовских команд не хватало сил и средств для того, чтобы вовремя собрать даже часть тех материалов, которые русские оставляли на командных пунктах, в штабах и государственных учреждениях. Поэтому фронтовой центр III «Ост» спешно сформировал из собственного персонала «зондергруппы», которые высылались вперед на помощь передовым группам и командам. На северном участке фронта фронтовые разведчики сумели захватить очень много ценных документов в немалой степени благодаря содействию бывших эстонских и латышских офицеров разведки их бывших армий.
На юге украинские национал-патриоты с самого начала предоставили себя в распоряжение германской разведки. По некоторым данным, это состоялось даже еще до вторжения германских войск. В борьбе за независимую Украину многие из них проявили себя как честные сотрудники, готовые на любые жертвы. Первое время, когда немецкие войска продвигались в глубь Украины, значительная часть населения приветствовала их как освободителей от большевистского гнета. Однако уже очень скоро действия новых властей, партийных инстанций НСДАП и карательных органов СД полностью омрачили перспективу сотрудничества. СД натравливала одно украинское движение на другое с целью истребить интеллигенцию страны. И сорокамиллионный украинский народ вскоре понял, что лозунг «Украина — украинцам» реализован не будет и что Германии «нужна только плодородная украинская земля, но не украинский народ»[39].
Разведкоманда IV, действовавшая в качестве передовой инстанции абвера-III и имевшая свой командный пункт в Сулеювеке, должна была по окончании Восточной кампании обосноваться в Москве. Но, как известно, до этого дело не дошло. Когда в ноябре 1941 г. возникли первые неудачи и немецкий фронт был отодвинут на рубеж озеро Ильмень — Вязьма — Харьков, команда «Валли-III» стала постоянным оперативным штабом, руководившим тактическим и профессиональным использованием остальных разведывательных команд и групп. Это могло состояться при условии, что этот штаб будет находиться постоянно на одном месте, с которого можно будет устанавливать связь с самыми северными и самыми южными подразделениями и инстанциями с помощью радио, телеграфа и телефона, а в то же время обеспечивать связь с ОКХ и ОКВ. И потому центр фронтовой разведки оставался как бы «полюсом» ее частей и подразделений, где бы они ни находились — под Ленинградом, Сталинградом или на Кавказе. Начальник и фактический организатор фронтового разведцентра III «Ост» полковник Шмальшлегер и его офицеры были всегда в пути, контролируя деятельность групп и обеспечивая необходимое взаимодействие с армиями.
Вместе с неудачами на фронте обозначились и новые задачи для абвера. Командующие в прифронтовых районах постоянно требовали принятия экстренных мер против диверсий, которые все время усиливались. В болотистых и лесистых районах полосы группы армий «Центр», в частности, не проходило и дня, чтобы вооруженные гражданские лица не нападали на отдельные автомашины и мотоциклы офицеров связи. Чтобы своевременно выявлять эти группы диверсантов и успешно бороться с ними, начальники разведки соединений направляли в наиболее угрожаемые районы подчиненные им фронтовые разведгруппы. Они прочесывали местность, находили много документов. За счет тщательной обработки разведматериалов путем их сопоставления и дополнения показаниями агентов штабу «Валли-III» удалось уже через несколько месяцев после начала войны составить довольно ясное и полное представление о советской разведывательной службе. Ее действия во время вторжения немцев поначалу сводились к оборонительной борьбе с немецкой агентурой, а затем, особенно в оккупированных областях, превратились в подготовку к наступлению на тайном фронте. С этой целью советская контрразведка постепенно внедряла в местные немецкие органы местного управления своих агентов, а также стремилась расширять и активизировать уже начавшееся партизанское движение[40]. Поскольку советская политика изначально пресекала всякие попытки внешнего влияния на своих людей, немецкой агентуре сразу стало ясно, что Советы очень хорошо подготовились к борьбе со шпионами и диверсантами. С началом же военных действий бдительность советских людей еще более возросла благодаря усиленной пропаганде о немецких шпионах и диверсантах. В прифронтовых районах под надзором НКВД и при содействии пограничных войск резко усилились достаточно действенные паспортно-контрольные мероприятия для дополнительного обеспечения контршпионажа. Вскоре началась активизация советской агентуры, оставляемой по планам НКВД в тылу немецких войск. В первое время ввиду общей неясности обстановки на фронте задачи этих агентов представлялись весьма неопределенными. Было ясно только, что им вменялось вести разведку всего, что только возможно. Но потом стало очевидным и стремление входить в доверие к немецким органам управления в качестве «лояльных» сотрудников. Это было нетрудно, и прошло совсем немного времени, как в германских органах гражданского управления и в различных службах военных ведомств уже работало множество советских тайных агентов. А спустя три-четыре месяца с начала войны созданные в лесах «опорные пункты» НКВД сумели подготовить и «устроить» на место не только своих агентов, но еще и руководителей и организаторов партизанских отрядов.
К весне 1942 г. все силы были максимально нацелены на сохранение исключительной бдительности в отношении любых проявлений тайных действий против Советского Союза. Это все более затрудняло засылку немецких агентов глубоко в советский тыл: из 100 заброшенных туда наших тайных агентов назад возвращались в среднем не более 15, а зимой 1942/43 г. вернулись вообще лишь 10 человек. Но и тут вопрос зачастую оставался открытым — не были ли эти люди перевербованы. Каждый из успехов немецкой разведки оплачивался очень дорого. Что же касается проникновения в советскую тайную службу, то из-за принятых ею охранных мер это стало почти невозможно. Результаты действий немецкой контрразведки уже не компенсировали усилий на их подготовку. Отсюда гораздо большие возможности для выявления объектов противника предоставляла искусная оценка сведений, полученных от пойманных советских агентов, и их последующая перевербовка, нежели собственные усилия абвера, которые к тому же были сопряжены с большими потерями[41]. И вот уже осенью 1942 г. по эту сторону фронта разгорелась ожесточенная борьба, для которой совсем не потребовался прорыв нашего фронта Красной Армией. Советы начали тихое сражение тайных служб, целью которого была подготовка путей для последующих кровавых наступлений, связанных с освобождением своих занятых немцами областей.
Если на долю фронтового оперативного штаба III «Ост» выпали исключительно важные и вместе с тем очень трудные задачи, то фронтовой разведцентр I («Валли-I») ограничился решением только тех разведывательных задач, которые определялись его структурой. Он имел референтуры: I Сухопутные войска (I Heep), I ВВС (I люфтваффе), I Экономика (I виртшафт), I партизаны (I Во) и I тайные средства (I гехайммиттель), а также подгруппу «Анализ разведданных». Глубина разведки не превышала 200 км, а у референтуры I Во район разведки охватывал весь прифронтовой район и оккупированные восточные области.
Задачей оперативного штаба II («Валли-II) был прежде всего подрыв боевого духа вражеских войск. Кроме того, ему поручалось ослаблять экономический потенциал противника, особенно в области транспорта, а также не допускать разрушения противником своих промышленных объектов. При выполнении этих задач «Валли-II» опирался преимущественно на поддержку тех слоев населения, которые были недовольны своей местной властью. Подготовка и проведение подобных мероприятий предполагали наличие у наших разведчиков обширных знаний характера народа, общественных структур, истории, а также устремлений тех или иных этнических групп. Поэтому неудивительно, что в круг сотрудников абвера-II «Ост» входило много историков, этнографов, социологов, экономистов и офицеров, в совершенстве владевших методами руководства людьми. Вряд ли стоит упоминать о том, что вся работа в этом плане велась абвером под знаком терпимости и благожелательности по отношению к различным народностям восточных областей. Многие военные успехи сражающихся войск можно было отнести не в последнюю очередь как к подготовительной, так и императивной работе абвера-II, в особенности это касалось Прибалтики, Украины и позднее — Кавказа.
Деятельность абвера-II на Востоке, связанная с подготовкой и проведением диверсий и специальных операций, сводилась поначалу главным образом к использованию подразделении 800 го учебно-строительного полка особого назначения. Позднее был сформирован батальон «Бергманн» («Горец») в составе трех грузинских рот, одной азербайджанской роты и взвода армян, командовали которыми немецкие офицеры. Командиром батальона был назначен капитан Оберлендер. В сентябре-октябре 1942 г. эта часть численностью около 1100 человек занимала позиции на терекском плацдарме южнее и юго-восточнее Моздока. Там между немецкими и советскими позициями образовалась «ничейная земля» шириной до 2 км. На этом поле урожай был снят, но не убран, и там лежали скирды сжатого хлеба, кукурузы и подсолнуха.
Через некоторое время появились первые перебежчики. Из их сообщений стало ясно, что напротив батальона занимала позиции советская дивизия, укомплектованная чуть не полностью из грузин. Тогда грузины из батальона «Бергманн» решили переманивать к себе своих соплеменников. Каждый вечер они пели хором грузинские песни, и прошло совсем немного времени, как один офицер-грузин пришел оттуда выяснить, что будет с ним и его людьми, если они перебегут на нашу сторону. Ему все точно рассказали, он ушел, а через несколько дней привел с собой целую артиллерийскую батарею. Еще через некоторое время перед батальоном встала непростая задача — принять около 1600 перебежчиков, идейно переубедить их, переобмундировать и обучить. В результате эта советская дивизия потеряла до 50 % личного состава. Вскоре она была заменена другим соединением по причине неблагонадежности. Как потом рассказывали, политическим комиссаром в советских войсках на этом участке фронта был Михаил Суслов, будущий «главный теоретик» коммунизма[42].
Батальон «Бергманн» хорошо зарекомендовал себя и во многих боях, в частности при опережающем захвате Крестового перевала, одного из важнейших участков Военно-Грузинской дороги между Владикавказом (тогда — Орджоникидзе) и Тбилиси. Эту задачу Оберлендеру поставил начальник штаба группы армий «Юг» полковник Винтер. Выполнить эту задачу без использования частей, сформированных из местных жителей, вряд ли оказалось бы возможным. Успех «Бергманна» во многом объяснялся хорошим обращением немецкого командования с кавказскими добровольцами из разных национальных групп. Немалую роль в этом сыграла и присяга, составленная самим шефом абвера. Она призывала и обязывала кавказцев «вести борьбу за освобождение своей родины от большевизма», но не ради каких-либо интересов германского рейха. Большое значение этой присяге придавало и то, что Канарис сам присутствовал на этой церемонии приведения батальона «Бергманн» к присяге в Люттензее[43]. Некоторые мероприятия, планировавшиеся абвером-II, можно было осуществить только силами специальных частей и подразделений. Одной из таких акций была операция «Шамиль», проведенная в августе 1942 г. на южном участие Восточного фронта. Одна спецгруппа под командой обер-лейтенанта Ланге выбросилась с парашютом в районе Грозный — Майкоп. Ей удалось захватить нефтеперерабатывающий завод к юго-востоку от Майкопа. «Вопреки первоначальному плану, по которому Майкоп был в полосе наступления 1 й танковой армии, сюда была передвинута 17 я армия. В отличие от командования 1 й танковой армией командование 17 й об операции «Шамиль» ничего не знало. Командир группы фельдфебель Моритц и его люди были взяты в плен немецкой частью. Их продержали под арестом пять дней как русских шпионов. А за это время советские партизаны взорвали этот завод»[44]. Остальные группы, участвовавшие в операции «Шамиль», ушли в горы и долгое время получали оружие и боеприпасы с воздуха. Действуя по тылам советских войск, они также добились немалых успехов.
Одна из частей абвера-II численностью до 350 человек провела 23 мая 1942 г. операцию «Граукопф» на участке группы армий «Центр». В ходе нее удалось разоружить около 500 русских и вызвать большой переполох в тылу противника. Участники операции были переодеты в русскую форму. Группа завязала упорные бои, в результате которых обе стороны понесли тяжелые потери. Лишь примерно 100 человек сумели вернуться на свои позиции[45].
16 апреля 1942 г. начальник абвера-II полковник Лахузен имел встречу с начальником штаба оперативного руководства ОКВ генералом Йодлем, на которой было договорено, что «операции абвера-II на фронте будут проводиться только по требованию и под общим руководством войскового командования, т. е. штабов групп армий и армий. Для решения этих задач абвер-II должен был выделить офицеров, унтер-офицеров и рядовых, обеспечить потребные материалы и снаряжение, организовать специальную подготовку агентов. Однако решающего голоса он не получал. Правда, он оставлял за собой право решать и свои специфические задачи далеко за линией фронта»[46]. В разряд таких акций «дальнего прицела» попадали (если брать лишь некоторые из них) такие, целью которых было, например, стимулировать восстания племен в Афганистане и на северо-западе Индии путем использования «специалистов» из 800 го полка особого назначения или в Палестине и Трансиордании поставками вооружения. Для действий в Афганистане была сформирована и тщательно подготовлена спецгруппа под командованием известного врача-лепролога и к тому же офицера разведки Обердорфера. Она должна была играть роль комиссии по борьбе с проказой, а на самом деле — установить контакт с повстанцами на северо-западе Индии, во главе которых стоял некто факир из Иппи. Далее по обстоятельствам ей следовало организовать диверсии на важных военных объектах.
О ценности подобных акций бытуют разные мнения. Фактически это почти всегда всего лишь булавочные уколы. В нашем случае они не оказали никакого влияния на оперативные решения штабов ни на Восточном фронте, ни в Северной Африке, ни — позже — на севере Франции или в Италии. Однако поскольку любая тайная служба совершает диверсии, то и германский абвер, в свою очередь, не мог отказать себе в этой деятельности.
Почти с самого начала Восточной кампании перед германским вермахтом возник новый, как бы дополнительный враг, развернувший свою деятельность в пределах его сферы власти. Это были, в частности, подпольное движение Сопротивления во Франции, партизанская борьба в оккупированных советских областях и на Балканах. После выхода Италии из «оси» итальянские «партиджиани» усилили борьбу против республиканско-фашистского правительства Муссолини и также включились в борьбу против немецких угнетателей, чьи войска фактически оккупировали их страну. Тем самым для всех служб и подразделений абвера сложилась совершенно новая военно-политическая обстановка. Теперь ему приходилось распределять внимание и усилия между решением своих задач — разведки, контрразведки и диверсий — и борьбой с подпольными и партизанскими движениями. А они, в свою очередь, тоже вели разведку дислокации и передвижения немецких войск и совершали против них диверсионные акции.
Начиная с 22 июня 1941 г. положение абверовского центра во Франции и подчиненных ему отделений и пунктов уже через несколько недель резко осложнилось и продолжало ухудшаться. Участились нападения на офицеров, взрывы на транспорте, в воинских казармах и солдатских клубах. Командующий оккупационными войсками генерал Отто фон Штюльпнагель сразу же дал парижскому центру абвера, а также тайной полевой полиции и французской полиции указания принять широкие и строгие меры к поиску и задержанию диверсантов и террористов. Но результаты оказались весьма незначительными. Это во многом объяснялось тем, что активные и решительно настроенные силы французских коммунистов все очевиднее брали верх над умеренными голлистами в общем руководстве Сопротивлением.
Вскоре дело дошло до расстрелов заложников, поводом к чему послужил изданный командующим 21 августа 1941 г. приказ, в котором понятие «заложник» было распространено «на всех французов, задерживаемых немецкими инстанциями или в интересах немецких инстанций». С сентября 1941 г. по май 1942 г. по обвинению в террористических акциях было расстреляно 260 заложников. Это бессмысленное кровопролитие сеяло ненависть к немцам и вызывало возмущение во многих странах. Командующий немецкими войсками в Бельгии и Северной Франции генерал фон Фалькенхаузен написал протест фельдмаршалу Кейтелю против таких действий, поскольку они не устрашают террористов, а наполняют все население ненавистью. Аналогичный протест последовал и от генерала Штюльпнагеля. Он даже направил своего начальника штаба полковника Шпейделя в Берхтесгаден, чтобы лично доложить обстановку фюреру. Гитлер даже не дал ему говорить и в нескончаемом монологе излил все свои обиды на Францию, начиная чуть ли не с времен Карла Великого[47]. А в феврале 1942 г. Гитлер заменил командующего во Франции, дав ему гораздо меньшие властные полномочия, а всю исполнительную власть по совету Гиммлера возложил на СС во главе с бригаденфюрером Обергом. К этому добавилось и расширение полномочий СД в области контршпионажа.
Еще большие трудности для абвера создало введенное Гитлером новое распределение обязанностей, в результате чего абвер оказался подотчетен СС и СД. При этом надо сказать, что абвер, как и протестовавшие генералы, был с самого начала против расстрелов заложников и тем более против введенного впоследствии правила ареста семей подозреваемых в терроризме. Нам, абверовцам, было совершенно ясно, что эти террористы фактически служат инструментом Москвы.
И все же немецкая контрразведка не сидела сложа руки. В 1942 г. она сумела провести в Западной оперативной зоне значительное число успешных акций, таких, как, например, операция «Марди», когда были ликвидированы две группы шпионов на севере Франции; как операция «Принц», позволившая раскрыть группу агентов, членом которой был бельгийский принц. Было схвачено немало бойцов Сопротивления, в частности — в группе «Комба», одной из самых крупных, имевшей основные опорные пункты в Лионе, Марселе, Тулузе и Монпелье[48]. Отдел III F пользовался в этих акциях в основном приемами и методами шпионской «контригры». Это достигалось путем обнаружения вражеских радиопереговоров и подключения к ним. При достаточно искусном поддержании контакта со службой связи противника можно было выведать с помощью «игры» планы, направленные против вермахта. Здесь приходилось работать с «игровым материалом». Такой материал, верный или ложный, а часто — перемешанный, следовало передавать вражеской тайной службе, разумеется, после проверки его в отделе III B абвера и согласования с начальником разведки соответствующей группы армий или армии. Следует упомянуть здесь о тех радиоиграх контрразведки, которые велись абвером против британской Интеллидженс Сервис и голлистской разведслужбы. Среди них выделяется операция «Порто». В ходе этой радиоконтригры было выявлено свыше 1000 лиц, проживавших во Франции и Бельгии, которые объединились в организацию для шпионажа и диверсий. По завершении операции были молниеносно арестованы 962 человека. Главным «игроком» у абвера был в этом случае некто Андреас Фольмер под кличкой Пэт. Это был люксембуржец немецкого происхождения, много лет прослуживший в бельгийской колониальной армии. Метод «контригры» был применен также в операции «Бэр» («Медведь»). Одному немецкому агенту по имени Роберт Кёниг (по-французски Роберт звучит как Робэр: отсюда и наименование операции) удалось осенью 1941 г. выявить группу вражеских агентов с опорным пунктом в Бретани. С помощью одного своего друга-лотарингца он сумел войти в эту группу, выдав себя за офицера английской разведки. Пять дней, проведенных в этой группе, стали для него настоящей мукой, ибо он не должен был позволить себе уснуть: он имел обыкновение разговаривать во сне. Но он делал бы это не по-английски. Тем не менее он узнал все тайные явки группы и места хранения оружия и взрывчатки. После его возвращения опорный пункт абвера в Танжере легко арестовал 50 вражеских агентов и захватил немало средств английского производства для проведения своих диверсий.
Апогеем успеха немецкой контрразведки во время войны была «игра» под кодовым наименованием «Северный полюс», которую французы назвали сами. Началось все так. В августе 1941 г. начальником отделения абвера-III F в Нидерландах был назначен майор Германн Гискес, работавший до этого в парижском центре абвера. Перед ним была поставлена задача — выявить по возможности те связи с Лондоном, которые использовались вражескими агентами в Голландии. Уже вскоре в голландское подполье были внедрены доверенные лица, и в конце ноября Гискес получил данные о деятельности группы английских агентов в Гааге. Они держали связь с английским разведцентром в Лондоне. С помощью службы радионаблюдения удалось установить не только позывные ее радиопередатчика, но и точно определить технические параметры радиопередач — время сеансов, основные частоты и порядок их изменения, продолжительность сеансов связи и т. д. Гискес намеревался захватить эту группу и ее передатчик RLS, а затем начать «радиоконтригру». Этой задаче было подчинено все, потому что план Гискеса обещал успех. Уверенность в этом усиливалась еще и потому, что абверу удалось внедрить в группу своего агента. Наконец 6 марта 1942 г. был предпринят захват группы. Удалось арестовать сразу четырех человек. Захваченный при этом радист, работавший на RLS, оказался голландцем, имевшим чин английского первого лейтенанта. Он был сброшен в Голландию с парашютом. Находившиеся при нем коды и шифры позволили расшифровать радиограммы, которые были перехвачены абвером раньше. Стала ясна вся картина деятельности группы, ее планы и задачи. Группа должна была подыскивать и готовить в Голландии места для сброса оружия с воздуха, а также снаряжения для диверсионных актов и для работы агентов. Ставилась также задача вербовки лиц, пригодных для дальнейшего использования в качестве агентов и сотрудников.
Чтобы лишить Лондон всяких подозрений, следовало прежде всего сохранить непрерывность радиопереговоров, для чего нужно было добиться согласия захваченного агента-радиста. Его «почерк» при передаче радиограмм был в Лондоне, конечно, хорошо известен, и, если бы его кем-то подменили, это сразу стало бы известно. Гискес в своей книге сам подробно описал, как ему удалось перевербовать Луверса — так звали радиста. Цель операции «Северный полюс» состояла в том, чтобы выявить намерения вражеских тайных служб и нейтрализовать их планы в отношении голландского подполья.
С середины марта отдел абвер-III F в Голландии начал радиопереговоры с Лондоном, используя передатчик RLS и радиста Луверса. Эта радиоигра быстро дала желаемые результаты: англичане продолжили выброску материалов и агентов. Однако уже в апреле стало ясно, что британский центр (SOE — Special operations executive) проводит другие такие же мероприятия в Голландии, но уже избегает группу RLS (в Лондоне она именовалась под кодом «Эбенэзер»). Для Гискеса это означало скорый крах операции. Но ему повезло. Благодаря своей находчивости и удачному стечению обстоятельств он получил в свои руки все нити, с помощью которых Лондон руководил своими агентами в Голландии. Англичане сбросили еще три пары агентов (группа «Трампет»), которые приземлились неудачно. Лондон поручил группе RLS связаться с этой группой. В результате Гискес получил много дополнительных материалов, а к концу мая 1942 г. имел уже три самостоятельно действовавших канала связи с Лондоном и несколько условленных мест выброски. Вскоре был пойман агент Джемброуз, имевший при себе детальные планы диверсий совместно с голландской секретной организацией «Орднунгдинст» («Служба порядка»). До ноября было перехвачено еще 17 агентов, из них 5 радистов с рациями и рабочими частотами. К концу года немецкая контрразведка «доложила» Лондону, что «Орднунгдинст» уже насчитывает 1700 активистов, которые якобы проходят подготовку, и потому им срочно требуется одежда, белье, обувь, чай, табак, велосипедные шины и т. п. Груз общим весом до 5 тонн не заставил себя долго ждать. С января по апрель 1943 г. в места, подсказанные Лондону, спрыгнуло еще 17 агентов — прямо в руки «приемной комиссии» абвера. Они имели еще 7 независимых каналов связи. Перед Гискесом встала проблема передавать Лондону по 14 каналам связи информацию о деятельности целых 50 агентов. Обеспечить такой объем работы его 6 радистов-перевертышей не могли. Тогда он предложил Лондону «ради безопасности» законсервировать несколько раций, и с ним согласились.
В период наиболее активной фазы этой радиоигры (с марта 1942 г. до ноября 1943 г.) противнику внушали присутствие в Голландии исключительно боеспособной организации террористов. И это побудило Лондон и его тайные службы усилить эту организацию. Было произведено около 200 выбросок, в ходе которых немецкие ночные истребители сбили к тому же и 12 английских тяжелых бомбардировщиков после сброса ими материалов и агентов. В плен попали 54 хорошо обученных агента. Было захвачено 15 тонн взрывчатки и различных средств для диверсий, около 3000 автоматов, 5000 пистолетов, 300 легких пулеметов, 2000 гранат, 75 раций и до 500 тыс. патронов. Кроме того, через Испанию и Швейцарию были получены огромные денежные средства в валюте этих стран для «организации курьерской связи» в Брюссель и Париж. Были также переданы адреса явок и опорных пунктов в районах Парижа и Брюсселя. Эти адреса абвер взял под наблюдение исходя из того, что поступающая из Лондона обширная информация окажется еще более ценной, если эти пункты не будут уничтожены. Чтобы избежать подозрений у Лондона, Гискес сфабриковал убедительные доказательства действенности «голландского Сопротивления». Он сумел переправить обходными, кружными путями нескольких летчиков со сбитых английских самолетов в Испанию, а перед этим сообщил в Лондон по радио имена и звания этих летчиков. Это должно было убедить Лондон, что в Голландии «все в порядке». Показания этих летчиков по возвращении на родину были настолько «правдивы», что никаких подозрений возникнуть не могло. К тому же абвер организовал и провел на судах и железных дорогах в Голландии «настоящие» взрывы и диверсии, которые, конечно, тяжелого ущерба не причинили. Сообщения об этих «акциях» фабриковались абвером и подбрасывались Лондону через иностранную прессу, главным образом — швейцарскую и шведскую.
После войны государственные комиссии Англии и Голландии глубочайшим образом анализировали операцию «Северный полюс», пытаясь понять, как могла случиться подобная неудача у такой опытной тайной службы. В результате был сделан вывод, что всему виной была определенная беспечность со стороны Управления специальных операций. Никто не додумался хотя бы однажды направить в Голландию своих людей для контроля, не уведомляя об этом никого.
В проведении полицейских мероприятий — арестов, обысков, допросов и т. д. контрразведка абвера полностью полагалась на местные органы полиции безопасности. А ей не было никакого дела до выявления целей и задач пойманных агентов, лишь бы побольше схватить агентов и участников Сопротивления. Взаимная недоверчивость обеих служб часто приводила к недоразумениям, что не могло не вредить всему делу.
В конце августа 1943 г. двое агентов «Северного полюса» сбежали из плохо охранявшейся полицией тюрьмы. Был развернут широкий поиск, но успеха он не дал. Стало ясно, что радиоигра немецкой контрразведки может быстро закончиться, как только лондонский центр получит сообщение беглецов. На всякий случай Гискес отправил в Лондон радиограмму, предупреждавшую, что агенты Дурлейн и Аббинк являются предателями, перешедшими на сторону немцев. Но он понимал, что это только оттянет конец. И действительно, уже в начале декабря радиограммы из Лондона стали краткими и почти бессодержательными. Тогда Гискес запросил у Берлина разрешение прекратить эту вначале столь успешную игру, превратившуюся теперь в фарс. Он послал голландскому отделу Управления спецопераций прощальную радиограмму такого содержания: «Господа Блант, Бингхэм и Ко, Лондон. Как нам стало известно, Вы с некоторого времени пытаетесь вести свои дела в Голландии без нашего участия. Мы сожалеем об этом тем более, что мы здесь, в Нидерландах, столь долго работали в качестве Ваших единственных представителей и, кажется, к обоюдному удовлетворению. Однако можете быть уверены в том, что, если Вы замыслите нанести нам здесь, на материке, еще более масштабный визит, мы уделим Вашим представителям такое же внимание и окажем столь же радушный прием, как и прежним». Этот текст был передан открытым текстом десятью радиостанциями 1 апреля 1944 г., когда Гискес еще распоряжался ими. На том и завершилась операция «Северный полюс».
О радиоигре «Северный полюс» и всех ее обстоятельствах еще и сегодня выдвигаются самые разные версии, но они лишены всякого основания. Так, в одной из изданных в Англии книг утверждалось, ни много ни мало, будто германский абвер пал жертвой «гениально спланированного и тщательно проведенного маневра английских спецслужб»[49]. Благодаря этому якобы удалось укрепить Гитлера во мнении, что вторжение западных союзников произойдет на бельгийско-голландском побережье. Это сущая ерунда. Поскольку активная фаза радиоигры продолжалась с марта 1942 г. по ноябрь 1943 г., а в ту пору штаб-квартиры союзников еще не имели никаких даже приблизительных планов крупного вторжения на европейский континент. Много лучше, чем сенсационные фантазии англичан, действительное течение событий проясняет следующий послевоенный инцидент. Когда в 1953 г. в Англии вышла в переводе на английский книга подполковника в отставке Гискеса «Шпионы переигрывают шпионов» под английским заголовком «London Calling North-Pole», лейбористская фракция в парламенте потребовала от правительства свидетельство о соответствии описываемого в книге реальным фактам. Ответ правительства гласил, что описываемые в книге Гискеса события, «к сожалению, истинны»[50].
Подобные достижения были, конечно, редкостью. Тем не менее свою немалую лепту в работу военной разведки внесли все отделы и службы абвера и не в последнюю очередь созданные им ВО (военные организации). Нескольких примеров будет достаточно, чтобы осветить деятельность ВО, возникших только с началом войны.
В июне 1941 г. начальник ВО в Гааге майор (впоследствии — подполковник) Шульце-Бернетт был назначен начальником ВО на Ближнем Востоке с резиденцией в Анкаре. В Стамбуле тогда же была создана вспомогательная ВО во главе с капитаном (позже майором) Леверкюном, и к ней был прикомандирован ориенталист профессор Вальтер Хинц. К концу 1942 г. удалось создать временный передовой пункт, на котором также работал опытный востоковед. В связи с продвижением войск Роммеля в Северной Африке и с новым наступлением на Востоке разведка на Ближнем Востоке и в Персии приобретала особую важность. Поэтому управление «Абвер/Аусланд» организовало при германском посольстве в Тегеране еще одну ВО во главе с майором Шульце-Хольтусом, который до этого работал секретарем консульства в Табризе (Трабзоне) в исключительно трудных условиях. Когда же русские и англичане вступили в Иран в августе 1941 г., майора, его жену и остальных немцев интернировали в Ширване. К тому времени начальнику ВО уже удалось наладить связи с персидским освободительным движением «Милли мудафей». С его помощью Шульце-Хольтус и его жена вырвались из-под надзора и добрались с приключениями до области на юге Ирана. Там в то время правил всесильный Наср-хан Кашгай. Там майор стал шефом «германской миссии», а его жена в замаскированном виде сумела перейти через горы Курдистана в Турцию и тем самым восстановила связь с Германией. Сам Шульце-Хольтус оставался советником хана кашгайцев и благодаря своим дипломатическим способностям серьезно повлиял на кашгайцев и союзные с ними племена, подняв их дух сопротивления. Но Персия под нажимом англичан объявила войну Германии, и в 1944 г. майора выдали англичанам. Пока он был у кашгайцев, он связывал значительные силы британцев в Иране, но в начале 1945 г. был обменян на английского разведчика и возвратился в Берлин[51].
В июне 1941 г., незадолго до начала Восточной кампании, в Шанхае была создана ВО «Дальний Восток». Там уже активно работал представитель абвера, которого теперь сменил майор (позднее — подполковник) Айзентрегер. Главной задачей этой новой ВО было создание запасов такого важного для ведения войны сырья, как вольфрам, цинк, каучук, которые потом вывозились из восточноазиатских портов немецкими «прерывателями блокады» в Германию. Помимо этого, Айзентрегер, хорошо знавший Дальний Восток и аккредитованный при германском посольстве в Китае, должен был обследовать и весь Тихоокеанский регион, чтобы оказывать помощь оперировавшим там немецким вспомогательным крейсерам, сообщая им маршруты вражеских торговых судов и время их рейсов. Позднее к этому добавилась разведка американских и британских ВМС, действовавших против Японии, а также наблюдение за отношениями между Японией и Советским Союзом. Шанхай с его международным сеттльментом был для этого самым идеальным местом. Деятельность этой ВО была весьма успешной. В Пекине и Кантоне были развернуты немецкие пункты радиоподслушивания, которые в течение нескольких недель выявили русские, американские и британские тайные радиостанции. К сожалению, наибольшие успехи ВО «Дальний Восток» пришлись в основном на 1943–1944 гг., когда уже не могло быть и речи о каком-то влиянии абвера на стратегические решения Гитлера. Что же касается пресловутого «дела» о советском шпионе Зорге, то абвер не имел к этому никакого отношения. В Токио в качестве полицейского атташе в то время выступал представитель РСХА, известный по делу Фрича советник юстиции Мейзингер. Неправда, что Мейзингер был связан с ВО «Дальний Восток», хотя он и пытался выдавать себя за представителя абвера. Мейзингер информировал исключительно РСХА, да и то на свой, «особый» лад.
Несколько иные обстоятельства сложились тогда в довольно непрозрачном районе Балкан. В апреле 1941 г. абвер создал свою ВО в Софии. До этого вопросами разведки здесь занимался офицер связи абвера во 2 м бюро болгарского генерального штаба (управление военной разведки). Начальник ВО майор (впоследствии — полковник) Вагнер поддерживал с болгарскими властями вполне доверительные отношения, что было необходимо по причине активизации советского шпионажа в конце 1942 года. Вспомогательные пункты этой ВО располагались в Варне и Бургасе на Черном море, в Харманли и Свиленграде у южной границы, а после балканской кампании — в Кавале и Скопье. Все эти точки поддерживали связь с ВО по внутриболгарской радиосети. Их деятельность была направлена не только против русофильских групп в стране и активистов Сопротивления, которым не нравился союз Болгарии с рейхом. Не менее важной их задачей была охрана линий военной связи немецких частей, расквартированных в Болгарии. Условия работы в этой дружественной нам стране осложнялись тем, что Болгария и Советский Союз не были в состоянии войны, и поэтому русское посольство могло вести шпионаж, нанося этим вред Германии. Бороться с этим какими-то легальными методами и средствами было нельзя. Тем не менее ВО абвера с ее вспомогательными пунктами всегда находила способы серьезно затруднять радиопереговоры Советов, создавая периодически радиопомехи и другие трудности[52].
Мы не намерены описывать здесь историю всех ВО абвера, однако позволительно хотя бы кратко остановиться на деятельности ВО в Мадриде и Лиссабоне. В Испании ВО возглавлял капитан II ранга (позже — капитан I ранга) Ляйснер. Уже в первые месяцы после заключения перемирия с Францией группа диверсантов из ВО в Мадриде совершила при поддержке своих доверенных лиц среди испанцев несколько диверсионных актов в Гибралтаре. Применяя заряды взрывчатки с часовым механизмом, нашим агентам удавалось причинять значительный ущерб торговым судам союзников. Правда, стоит отметить, что точно контролировать результаты своих действий диверсантам было затруднительно. Они лишь случайно узнавали о тех или иных авариях или кораблекрушениях, причиной которых, однако, могло быть и торпедирование судна, на котором было установлено взрывное устройство, немецкой подводной лодкой или просто поломка механизмов. Поэтому абвер-II с трудом фиксировал позитивные результаты диверсий. Приходилось полагаться на донесения агентов о проведенных ими акциях. К осени 1941 г. ВО в Мадриде добилась успеха на судах общим тоннажем около 45 000 брутто-рег. тонн, и, если даже 10 % диверсий завершались потоплением судов, это можно было считать удовлетворительным. Позднее для диверсий против судов стали применяться магнитные и ввинчиваемые мины. Но и тогда получить достоверные сведения о результатах диверсий было трудно.
В Португалии ВО абвера руководил подполковник авиации Кенер фон Ауэнроде. Основным местом его работы был не кабинет атташе в здании германского посольства, а арендуемые для каждого вида деятельности виллы в Эсториле, т. к. совещания со своими агентами он проводил большей частью по ночам. В Португалии было много разных североамериканских консульств и представительств. Здесь также было немало симпатизировавших союзникам иностранцев. Поэтому в отличие от дружественной нам Испании здесь требовалась более изощренная конспирация. Нужно было и гораздо больше денег для вербовки достаточно надежных доверенных лиц из местного населения. Отсюда и успехи были небольшими, а неудачи — частыми. Вражеская контрразведка не раз раскрывала с трудом созданную сеть агентов-радистов, которые вели радионаблюдение за судоходством между США и Иберийским полуостровом[53]. В той же мере лишь слабыми уколами были и действия абвера-II в этом регионе. Однажды штаб оперативного руководства ВВС потребовал от абвера начать диверсии на гражданских самолетах авиалиний между США и Португалией. Получив соответствующий приказ, ВО начала готовить первый такой акт. Один агент-португалец, работавший с багажом в аэропорту, сумел заложить в самолет, готовившийся к вылету, взрывное устройство с часовым механизмом, он упаковал его в чемодан какого-то пассажира. И надо же было случиться, что в тот же день в Лиссабон приехал Канарис. Начальник местного опорного пункта абвер-II доложил ему о только что выполненном задании, выразив при этом сомнение в его целесообразности. Канарис приказал немедленно изъять взрывное устройство из самолета. До его отлета оставались считаные часы. На ноги был поднят весь личный состав ВО. Багажник-португалец снова пробрался на самолет незаметно для всех, вытащил устройство и выкинул его в море.
В деятельности тайной разведки успехи и провалы постоянно сменяют друг друга. У одного офицера португальской ВО были хорошие друзья в Англии, и он как-то умудрился сохранить связь с ними даже во время войны. Начиная с 1941 г. и до начала 1944 г. он получал от них через тайных курьеров регулярные сообщения о военных делах и о доверительных политических беседах влиятельных в Англии лиц. Затем содержание этих сообщений передавалось в зашифрованном виде по радио офицеру абвера, работавшему в ВО в Стокгольме. Он расшифровывал их и передавал открытым текстом радисту посольства. Тот вновь их зашифровывал и передавал в Берлин. У немцев никто не догадывался, что радист работает на Англию и открытый текст донесений передает Интеллидженс Сервис. Но этот радист отнюдь не думал сообщать английской разведке, каким путем сообщения, идущие из Англии, попадают к германскому посольству в Стокгольме. Таким образом, английская разведка могла постоянно читать эти тайные послания из Англии, поступавшие в Стокгольм, но выйти на лиц, участвовавших в их составлении, она так и не сумела. При всем этом Ай-си была абсолютно уверена, что сообщения в Швецию передавались непосредственно из Англии.
В особо сложных условиях ВО абвера работала в Швейцарии. Здесь действовало огромное количество вражеских агентур и шпионских центров; территория была, как известно, нейтральной, и для выявления вражеских агентов и их источников группе абвера-III F приходилось заниматься очень кропотливой работой, да и то больше полагаясь на случай. После оккупации Франции штаты германской разведслужбы как при посольстве в Берне, так и в других швейцарских городах — Женеве, Лозанне, Базеле и Сен-Галлене были увеличены. Начальником ВО здесь в конце марта 1942 г. стал капитан II ранга Майснер, работавший до этого в абверовском центре в Париже. Самым серьезным противником здесь была швейцарская контрразведка. Своими действиями она очень часто полностью разрушала с трудом созданные сети германской агентуры. К тому же, естественно, отсутствовало какое-либо взаимодействие между разведслужбой вермахта, т. е. абвером, и органами СД[54]. Так, абвер, по-видимому, ничего не знал о существовании в Люцерне шпионского центра немецкого эмигранта Рёсслера и, конечно, о деятельности англичанина Алекса Фута и венгра Александра Радо, которые после разгрома «Красной капеллы» образовали вместе с Рёсслером «Красную тройку»[55].
Таков общий баланс разведывательной, диверсионной и контрразведывательной деятельности ВО абвера. Офицерам абвера, работавшим за рубежом, было нелегко соответствовать тем ожиданиям и требованиям, которые возлагались на них; ведь им приходилось сталкиваться с политическими и иными проблемами тех стран, где они делали свое дело, и даже — с проблемами соседних стран и народов. А из этого следует, что абвер должен был заниматься политической разведкой вопреки всем «заповедям» и договоренностям.
[1] Запись, сделанная в поезде фюрера. Документы Международного военного трибунала № 3047. Фотокопия в архиве Мюнхенского института современной истории.
[2] Hitler und die Morde in Polen. Dokumentation a. a. O. S. 204.
[3] Избранные письма генерал-майора Штиффа, в: Vierteljahreshefte fьr Zeitgeschichte 3, 1954, S. 291ff.
[4] Raeder E. Mein Leben, Tuebingen 1957, Bd. 2, S. 200ff.
[5] Pruck E.: Abvehraussenstelle Norwegen in: Marine-Rundschau, Zeitschrift fuer Seewesen, 53. Jhrg. Heft 4, S. 197ff; Sverre Hartmann. Kappell#pp on Norge, Oslo, und in: Dagbladet vom 12.14.16.19.22. Dezember; Die deutsche Besetzubg von Daenemark und Norwegen in 1940, а также сообщение обер-лейтенанта Германна Кемпфа автору. О случае с пароходом «Альтмарк» есть документ в архиве Военно-исторического исследовательского заведения во Фрайбурге: WO 1–7/224.
[6] Речь идет об оставшихся там подразделениях союзных войск, направленных в Финляндию в качестве «советников» зимой 1939/40 г. — Прим. ред.
[7] Видкун Квислинг (1887 — 1945) — лидер фашистской партии Норвегии. Сотрудничал с немецкими оккупантами, являясь премьер-министром профашистского правительства. Казнен как военный преступник. — Прим. ред.
[8] Pruck, a. a. O. S. 113ff; кроме того, сообщение капитана I ранга Вихманна автору.
[9] Pruck, а. а. O. S. 113ff. Далее, капитан I ранга Вихманн рассказал автору, что «вплоть до 15.00 разведцентр Гамбурга передал наверх свыше 120 донесений, а в утренние часы продолжительность одной радиопередачи из Осло в Берлин составляла в среднем более семи минут».
[10] КТВ A-II, первая часть — машиноп. копия, вторая часть — фотокопия; обе в архиве Института современной истории, стр. 54.
[11] «Манчестер Гардиан» от 2.12.1949 г. Эти данные привел журналист Хелге Кнудсен, который при этом сослался на высказывания бывшего абверовца капитана II ранга Франца Лидига. Последний опроверг в свое время выкладки Кнудсена. Текст этого опровержения находится у автора книги.
[12] Генерал-полковнику фон Браухичу удалось добиться того, чтобы в Западной кампании не вводились в действие полицейские «айнзатцкоманды». См.: Документы Нюрнбергского военного трибунала, т. 40, с. 376 и далее.
[13] Начальником военно-полевой полиции был с 1.5.1940 г. полковник Кирхбаум. См. также: Leverkuehn, а. а. О. S. 15; Hitler und die Morde in Polen, a. a. O. S. 199 u. Anm. 21.
[14] Сообщил автору капитан I ранга Вихманн.
[15] «Организация Тодта» — полувоенная инженерно-строительная организация, которую возглавлял уполномоченный по строительству военных объектов и позже ставший министром вооружений Фриц Тодт. — Прим. ред.
[16] Об этом сообщил автору подполковник в отставке Зойберт.
[17] Данные об Эпплере, изложенные в работе: Carell. Wuestenfuechse, 1957 (Карелл. Лисы пустыни, 1957), не вполне соответствуют истине. Благодаря вмешательству подполковника Зойберта эти фантастические «отчеты» Эпплера перестали приниматься во внимание.
[18] Рассказано автору вице-адмиралом Л. Бюркнером.
[19] Сообщение подполковника Зойберта автору.
[20] Это сообщил автору капитан I ранга Вихманн.
[21] КТВ А-II, a. а. O. S. 23.
[22] «Тройственный пакт» — военно-политическое соглашение между Германией, Италией и Японией; было подписано 27 сентября 1940 г. Позднее к нему присоединились Венгрия, Румыния и Болгария. Сейчас он больше известен как Берлинский пакт 1940 г. — Прим. ред.
[23] Abshagen, а. а. О. S. 270f.
[24] Рукопись полковника в отставке Шмальшлегера о деятельности фронтовой разведгруппы III «Ост», с. 12.
[25] См. прим. 20.
[26] Сообщил автору подполковник в отставке Горачек.
[27] Koestring Е., а. а. O. S. 937.
[28] Письмо полковника в отставке фон Нотцни-Гащински подполковнику Райле от 25.1.1965 г.
[29] Leverkuehn, а. а. O. S. 129. Он подтверждает это на основе более точных данных полковника Горачека.
[30] Доводы генерала Матцки подтвердил автору присутствовавший при этом разговоре полковник в отставке Кип.
[31] Die Vernehmung der Generalobersten Jodl durch die Sowjets, in: Wehrwissenschaftliche Rundschau II, 1961, S. 534. Допрос Йодля проводился 18.6.1945 г. в лагере Бад-Мондорф.
[32] Nazi Conspiracy and Aggression, Ed. by Barrett and Jackson, Washington 1946, S. 320, 327, 335, 340, 347.
[33] Cit. nach Rossi A.: Zwei Jahre deutsch-sowjetisches Buendnis, Koeln 1954, S. 82.
[34] The national-socialist Germany and the Sowjetunion 1939–1941, Department of State 1048, p. 370ff.
[35] Sсhellenberg, a. a. O. S. 177.
[36] Vollmacht des Gevissens, Der militaerische Widerstand gegen Hitler im Kriege, Bd. II, Frankfurt 1965; Uhlig H. Der versrecherische Befehl, S. 287ff; Dokument Nr. 2, S. 351ff.
[37] Документы МВТ в Нюрнберге, т. IV, Показания Олендорфа, док. № 3716; далее: Crankshaw E. Die Gestapo, Berlin 1959, S. 147, 161.
[38] Vollmacht des Gevissens, a. a. O. S. 400.
[39] Рукопись полковника Шмальшлегера, стр. 28.
[40] Там же, стр. 36.
[41] Там же, стр. 70.
[42] Blaetter der deutschen Gildenschaft, Folge 4, Okt. 1965, S. 34. Безусловно, главный политик СССР Суслов не забыл тогдашнюю потерю 1600 перебежчиков и связанные с этим для него неприятности как для политического комиссара. Это объясняет его резкие выпады против профессора Оберлендера в журнале «Новое время» № 35 август 1959 г.
[43] Об этом рассказал автору сам профессор Оберлендер.
[44] КТВ A-II, S. 227.
[45] Там же, стр. 203.
[46] Там же, стр. 196f.
[47] Из личных наблюдений и переживаний автора в штабе главнокомандующего немецких войск во Франции в 1940–1942 гг.
[48] Сообщение подполковника Райле автору. Более подробно об этом см.: Reile О., а. а. О. S. 175.
[49] Perrault G. The Secrets of D-Day, London 1965.
[50] Сообщил автору подполковник в отставке Гискес.
[51] Sсhulze-Holthus. Fruehrot in Iran, Esslingen 1952.
[52] Сообщил автору полковник в отставке Вагнер.
[53] Рассказал автору капитан I ранга в отставке Вихманн.
[54] Автор опирается здесь на официальные швейцарские документы.
[55] См, также: Aссoce P. und Quet P. La Guerre a ete gagne en Suisse, Paris 1966. Достаточно обстоятельное опровержение утверждений обоих французских авторов дано в моей работе: Buchheit G. Freiheit und Recht. Juli 1966. Из этого однозначно следует, что названные «поставщиками сведений» для Рёсслера пятеро немецких генералов (Хельмут Штиф, Германн Фёртч, Фриц Тиле, Георг Томас и Рудольф Герке) не имели никакой связи с этим делом о шпионаже. Бесспорно, имевшуюся утечку секретной информации следовало искать в штаб-квартире Гитлера и его ближайшем окружении.
