Показать все теги
РАЗЛИЧНЫЕ АСПЕКТЫ ПОЛОЖЕНИЯ ЗИММИ
ЗАХВАТ И ПРИСОЕДИНЕНИЕ ТЕРРИТОРИИ
Основываясь на прецеденте в Хайбаре, где земли евреев стали собственностью всей исламской общины. Омар I запретил разделение покоренных земель среди мусульманских воинов. Исключая личные владений, завоеванные территории стали собственностью всей исламской общины.
Народы зимми стали ценным источником помощи захватчикам. Участвуя в создании оазисной экономической инфраструктуры расширяющейся империи, владея профессиями, не известными арабам, они поддерживали арабский военный режим путем выплат всякого рода.
Завоевание арабскими странами христианских провинций Византии положило конец беспорядкам в империи, а также преследованиям христианской церковью как еретических движений, отколовшихся от нее, так и приверженцев иудаизма. Однако репрессивная система провоцировала восстания и крестьянские волнения, жестко подавлявшиеся арабскими завоевателями. Восставшие были перебиты, многие народы (персы, армяне, копты и т.д.) обращены в рабство, а некоторые — изгнаны со своих земель.
Первые арабские колонии создавались в виде военных лагерей, контролирующих дороги и границы, и постепенно они превратились в города. Па волне победоносного арабского завоевания толпы мигрантов перемещались из одной страны в другую, на запад и восток. Это постоянное, столетие за столетием, смешение населения ускоряло процесс арабизации. Захватчики пользовались специфическими привилегиями, когда они селились на новых территориях. Экспроприация и фискальный гнет, наступившие в результате арабских завоеваний, уменьшали количество крестьян, принадлежавших к категории зимми. Они эмигрировали в новые города или области, находившиеся вне доминирования ислама.
Между прочим, в многочисленных исламских поучениях, упоминаются предостережения пророка против слишком жестокого обращения с подвластным населением и возложения на него слишком тяжелого бремени. Баладхури рассказывает, что когда некоторые народы в Ливане восстали во время сбора подати (поземельный налог) в Баальбеке, Салин ибн Али ибн Абдалла ибн Аббас послал войска, чтобы подавить восстание. Некоторые из восставших вернулись в свои селения, где им было разрешено придерживаться прежней, христианской, веры, но остальные были изгнаны. Когда ал‑Авзай услышал это, он стал обвинять Сачина, говоря:
«Ты уже слышал об изгнании зимми из Ливана, хотя они и не были на стороне бунтовщиков, и многие были тобой убиты, а остальные вернулись в свои селения. Кик же ты можешь наказывать всех за грехи немногих и заставлять покидать дома и имущество, несмотря на установление Аллаха: „Грехи одного да не будут возложены на другого“ (Коран 6:614), а это ведь сущая правда, и ей необходимо следовать. То же самое говорит и пророк: „Если кто‑либо угнетает человека, скрепившего с нами договор, и возлагает на него бремя большее, чем он может выдержать, я буду первый, кто выступит против него“.
Разрушительные последствия войн и постоянных иностранных завоеваний были усилены законами, установленными завоевателями. Оставляя за собой право отменять зимма когда вздумается, победители ставили зимми в ситуацию постоянной неуверенности. Терпимый статус, гарантировавшийся им на их собственной земле в обмен на согласие подчиниться, установил не изменявшуюся в течение тысячелетия форму протекционизма, бывшую со стороны правителей условной и временной. Изгнание евреев и христиан из пределов Аравийского полуострова создало прецедент для повторения подобных акций и в более поздние времена. Правда, эти изгнания были редки и часто признавались незаконными.
ДИСКРИМИНАЦИОННЫЕ НАЛОГИ
А) ХАРАДЖ
Право завоевателя, впервые провозглашенное во время завоевания Хайбара, вело к экспроприации имущества завоеванных народов через передачу их земель мусульманской общине. Зимми, лишенные таким образом собственности, восстанавливали свое право обрабатывать землю в обмен на уплату налога исламским правителям. Харадж превращал бывшего обладателя земли в данника, обрабатывающего собственную землю в качестве арендатора. Его наследники получали те же самые права, тогда как полное владение землей было присвоено арабским правителем.
Поскольку зимми запрещалось иметь оружие, они становились полностью зависимыми от захватчиков. В некоторых сельских местностях с течением времени положение зимми ухудшалось. В 1884 году Чарльз де Фуко описывал районы южного Марокко, где евреи всецело принадлежали своим мусульманским владыкам и не имели нрава покидать их. Крепостная зависимость евреев определялась их принадлежностью к иудаизму и переходила от поколения к поколению: эти люди были частью имущества хозяина, точно так же, как его земля и скот. Еще в 1913 году евреи Дадеса (Марокко) были крепостными своих мусульманских господ.
Харадж значительно варьировался в разные времена и в разных странах. В Османской империи он иногда объединялся с джизьей. Следует заметить, что подобный поземельный налог уже существовал накануне мусульманского завоевания в Византии и у персов. Коли принятие его арабами не изменило самой сути налога, но, тем не менее, приобрел дополнительную сакральную окраску. Он символизировал отныне неизменное право арабов на завоеванную территорию, ведь передал ее победителям Аллах.
Плата хараджа гарантировала протекцию зимми. Однако так бывало не всегда: сказывалось различие и культуре и обычаях двух сторон — земледельческой культуре, основанной на каждодневном труде, противостояла воинственная бедуинская традиция. Если в начале периода завоеваний халифы могли защищать немусульманское сельское население, то в дальнейшем, в периоды нестабильности, оно все больше страдало от неискоренимой арабской воинственности, которая наряду с другими факторами препятствовала нормальному сельскохозяйственному труду.
Б) ДЖИЗЬЯ
В дополнение к хараджу зимми должны были платить подушный налог — Джизью (Коран 9:29). Причем джизья была трех видов — в соответствии с экономическими условиями жизни каждого индивидуума мужского пола, доспи того возраста зрелости.
Согласно предписаниям некоторых юристов, этот подушный налог должен был выплачиваться каждым человеком лично во время унизительной публичной церемонии: зимми, платя налог, получал удар по голове или по затылку. Однако Абу Юсуф Якуб (ум. 798) рекомендовал милосердие и справедливость при сборе джизья. Женщины, нищие, хронические больные и калеки теоретически освобождались от уплаты этого налога.
Когда репрессивное налогообложение провоцировало массовое обращения в ислам, администрация устанавливала общую сумму платежа для каждой общины зимми, а представители общины распределяли ее между членами. Причем сумма эта устанавливалась вне зависимости от числа членов общины.
Обладание свидетельством уплаты джизья — первоначально это был кусок пергамента, обернутый вокруг шеи, или особая печать на запястье или на груди — давало зимми возможность передвижения с места на место. Зимми, путешествовавший без этого знака, мог быть подвергнут суду. Печать об уплате джизья, отличавшая зимми, стала восприниматься вскоре как знак бесчестия. Позднее, в Османской империи, этот знак должен был предъявляться по первому же требованию сборщика налогов с угрозой немедленного лишения свободы. Зимми легко распознавались по отличным от остальных групп населения костюмам, и запросто могли быть остановлены на улице. Документы архивов французского консульства в Османской империи убеждают, что одним из главных резонов против принятия евреев или христиан в консульство в качестве драгоманов (переводчиков) был тот факт, что они платят джизья со всеми унизительными условиями, которыми эта плата сопровождалась. Престиж, которым пользовалась профессия драгомана, как оказалось, был совершенно несопоставим с подчиненным статусом зимми.
Зимми было разрешено заниматься ростовщичеством, в теории запрещенным для мусульман, но эта коммерция приводила иногда к убийству кредиторов. Более того, давая капитал взаймы своим банкирам ‑зимми, власти настаивали на получении очень высоких процентов, а это усиливало непопулярность ростовщичества.
В) ПРОЧИЕ НАЛОГИ (АВАНИЯ: НЕЗАКОННЫЕ НАЛОГИ, ВЗИМАЕМЫЕ ПОД УГРОЗОЙ)
Зимми платили также более высокие коммерческие налоги и дорожные сборы, нежели мусульмане. Помимо налогов, большие суммы взимались с общин зимми просто по прихоти правителей. В средние века, если эти требования не выполнялись, женщины и дети‑зимми низводились до рабского состояния. Позднее, в Османской империи, в XVIII столетии христианские церковные деятели и представители знати заключались в тюрьму и подвергались пыткам, пока за них не давали выкуп. К началу 19‑го столетия в результате этого еврейская община Феса фактически прекратила свое существование. В Триполи, около 1790 года, Али Бургхул потребовал выкуп у целой еврейской общины, угрожая массовыми репрессиями. В Йемене, Персии и других местах евреи бывали жертвами непомерных фискальных поборов.
В некоторых районах Сирии, Палестины и Ирака возникавшая временами особая опасность и нестабильность в положении зимми побуждала их предохранять себя от вымогательств и погромов платежами денег эмирам, шейхам и главарям банд мародеров. Практика вручения откупных, с помощью которых зимми обеспечивали себе безопасность, получала распространение в тех случаях, когда ослабевало центральное руководство, и власть попадала в руки местных кланов кочевников, ищущих добычи. Это нарушало нормальную жизнь безоружного оседлого населения (включая и самих мусульман), которому все время угрожали враждующие воинственные племена.
Необходимость платить за свое благополучие и безопасность стала нормой существования общин зимми. Этот обычай легализовал финансовые злоупотребления и вымогательства и в конце концов приводил к уничтожению коренного неарабского населения.
В конце 18‑го столетия шейх Дахир ал‑Омар, распространявший власть на Галилею и Самарию, установил необычный взнос в казну. Вот как рассказывает в письме французский консул в Сидоне:
— Особенность этого девяностолетнего старика состоит в том, что он женится каждый год на юной девушке в возрасте 13‑14 лет. Христиане Святой Земли, орден Св. Франциска, должны оплачивать стоимость этой церемонии. Уже установилась традиция уплаты шейху 1000 экю за первую брачную ночь. Только, чтобы получать эту сумму, он будет жениться каждый год до последнего своего дыхания.
Франсуа Чарлз‑Рокс так определил налог аваниа: «Если пользоваться современным выражением, можно сказать, что аваниа — это шантаж, то есть сумма денег, взимаемая с общины под угрозой гонений». Методы, применявшиеся при изъятии, иногда включали конфискацию и пытки. В 1849 году евреи города Тиберии (Тверии) рассматривали вопрос об уходе в изгнание из‑за жестокости, чрезмерных поборов и несправедливости властей. В дополнение к обычным поборам, их единоверцы в Хевроне платили ежегодно 5000 пиастров арабскому шейху за охрану их жизней и имущества. Однако тот же самый шейх добавил еще один побор в 1852 году, угрожая напасть и изгнать их из города, если они откажутся платить. Во второй половине XIX столетия, благодаря усилиям европейских стран, этим поборам, разрушающим целые общины, был положен конец.
СИСТЕМА ОБЩЕСТВЕННОГО ПРАВЛЕНИЯ
Отстранение зимми от исполнения общественных обязанностей основывалось на нескольких стихах Корана (3:27,113,5:56), и в соответствии с которыми неверный никогда не может властвовать над мусульманами. Несмотря на это ограничение, зимми постоянно занимали официальные посты; презираемые и зачастую отстраняемые от дел, они, тем не менее, были незаменимы. Хотя Омар I (634‑644) запретил допуск зимми к официальным должностям, Омар II (714‑720) обнаружил, что многие зимми служили в гражданской администрации, и распорядился об их увольнении. В средние века нахождение зимми на высоких административных постах могло вести к мятежам местного мусульманского населения: так было, например, в Гранаде в 1066, Фесе в 1275 и 1465 годах, Ираке в 1291 и в Египте под властью мамелюков (с 1250 по 1517 год). Население, подогреваемое улама, требовало их смещения; эмиры иногда пытались защитить их, предлагая им выбор между уходом в отставку или обращением в ислам. И некоторые переходили в мусульманство для того, чтобы остаться на своем посту.
ЮРИДИЧЕСКОЕ НЕРАВНОПРАВИЕ: ПРИСЯГА ЗИММИ НЕ ПРИЗНАЕТСЯ ЗАКОНОМ
Каждый судебный случай, в который были повлечены зимми и мусульмане, рассматривался исходя из законов Корана. Хотя сама идея справедливости подразумевает равенство сторон перед законом, зимми не разрешалось свидетельствовать против мусульман. Поскольку их показания были недействительны в исламском суде, то мусульманский оппонент мог быть осужден только с очень большим трудом. Для того чтобы защитить себя, зимми приходилось покупать мусульман‑свидетелей за очень большую плату. Британский консул Боснии отмечал в своем рапорте:
Нынешний кади [мусульманский судья] Травника настойчиво отвергает все свидетельства христиан перед трибуналами, и хотя всегда находятся свидетели‑мусульмане, покупаемые, разумеется, за деньги, никакая справедливость, но может быть достигнута в результате такой практики.
В 1905 году агент британского консула в Яффо записывал: «Всегда готово фальшивое свидетельство для обвинения мусульманами евреев или христиан».
Отказ религиозных мусульманских судов принимать свидетельства зимми базировался на хадисах, утверждавших, что неверные — испорченные и вредоносные люди, так как они обдуманно отрицают верховенство ислама. По той же самой причине мусульманин никогда не приговаривался к смертной казни на основании свидетельства немусульманина. В соответствии с хадисом, приписываемому Мухаммаду (в комментарии Муслима, ум. 874): «Ни один мусульманин не умрет, но Аллах поместит вместо него еврея или христианина в геенну огненную».
Вот что наблюдал Лейн в Египте в 1830 году: «Евреями часто жертвовали для того, чтобы спасти мусульман». Отказ принять свидетельство зимми носил особенно серьезный характер в силу постоянных обвинений евреев и христиан в поношении пророка, ислама или ангелов, так как эти грехи карались смертной казнью. В этом случае зимми никогда не могли отвергнуть свидетельство истинно верующих, и единственным способом спасения жизни было обращение в ислам.
Однако существовали исключения из правил, и сохранились записи отдельных судебных процессов в мусульманских религиозных судах (шариат), из которых следует, что иногда принимались свидетельства зимми. В 19‑м столетии в Османской империи ввели новую судебную систему — меджеле (1840), которая рассматривала гражданские и уголовные дела в соответствии с модифицированным кодексом законов, заимствованным из Европы, в основном из французской юриспруденции. Это изменение создавало базис для новой юридической системы, признававшей свидетельство зимми. Многие судьи‑мусульмане продолжали дискриминационную практику в отношении христиан и евреев, но таковая уже не считалась законной на территории Османской империи, что было значительным шагом вперед.
Исламский закон (Коран 2:174,175) применяет lex talionis (закон о возмездии) только к конфликтам между равными сторонами, т.е. мусульманами. Наказание, получаемое виновным мусульманином, уменьшалось в значительной мере, если жертвой бывал зимми и наоборот, зимми зачастую приговаривался к смертной казни, если он поднимал руку на мусульманина, даже при законной самозащите. О таких случаях сообщали путешественники из Персии и Йемена вплоть до конца XIX столетия. «Евреями жертвовали для того, чтобы спасти мусульман». Отказ принять свидетельство зимми носил особенно серьезный характер в силу постоянных обвинений евреев и христиан в поношении пророка, ислама или ангелов, так как эти грехи карались смертной казнью. В этом случае зимми никогда не могли отвергнуть свидетельство истинно верующих, и единственным способом спасения жизни было обращение в ислам.
Унижение других религий, не в меньшей пенсии, чем привилегии, даруемые победителям, служили целям усиления чувства превосходства арабов‑мусульман над другими пародами. Незаконные запреты, первоначально, вероятно, объяснявшиеся колонизаторской политикой, вошли в обычай. Хотя эти запреты постоянно нарушались зимми, однако, всегда требовала их восстановления, даже после того, как арабская колонизация преуспела в уничтожении коренных культур.
Места богослужений зимми не рассматривались как неприкосновенные. Они могли быть ограблены, сожжены или разрушены в результате репрессивных мер против общины зимми, например, под тем предлогом, что некоторые из ее членов превысили свои права. Внешне нередко богослужебные здания выглядели пришедшими в упадок, крайняя запущенность внутренних помещений была временами результатом обдуманной политики зимми, стремившихся предотвратить, грабительские атаки. Это состояние упадка часто описывалось в хрониках зимми европейскими консулами, а позднее — иностранными путешественниками. В 1852 году солдаты‑мусульмане устроили конюшню в синагоге города Тверия. В 1855 году при обновлении синагоги в Иерусалиме было запрещено ее расширить и украсить. По фотографиям, датируемым серединой XIX столетия, можно видеть, в какой упадок пришла церковь Гроба Господня в Иерусалиме. Они подтверждают, что только через несколько лет после указа об эмансипации было разрешено воздвигнуть крест на куполе этой церкви. Путешественник, посетивший Сулейманию в северном Ираке, записывал, что войска заняли одну из комнат синагоги и, превратив ее в бойню, перепачкали отбросами. Дошедшие до нас описания положения дел в Марокко, Ливни и Палестине во второй половине XIX столетия свидетельствуют, что выполнение этой обязанности сопровождалось зачастую унижением, грабежами, а иногда и убийствами зимми.
Европейские путешественники XIX столетия описывают случаи, когда евреи и христиане, входившие в мечеть в Северной Африке, рассматривались как преступники и карались смертной казнью. Считалось, что им нечистая природа оскверняет места богослужений мусульман. В 1869 году еврей, проходивший мимо великой мечети Зейтина в Тунисе, был убит из‑за ложного обвинения в намерении войти в нее. В 1888 году, когда еврей из Исфахана был ложно обвинен в оскорблении мусульман и осквернении мечети своим присутствием, вся еврейская община была признана ответственной за это и почти полностью перебита. Представитель организации «Альянс Исраэлит Универсаль» в Йемене Семах записывал в 1910 году, что еврей, переступивший порог мечети, не покидал ее живым. С другой стороны, во второй половине XIX столетия власти Османской империи пытались приучить население к большей терпимости в отношении евреев.
Исключительно благодаря специфическим отношениям между Турцией и Великобританией принц Уэльский стал в 1862 году первым христианином (с 1266 года), которому было позволено посетить пещеру Махпела в Хевроне. Начиная с этого времени, христианам разрешили свободно посещать гробницы еврейских патриархов Авраама, Исаака и Иакова, но евреи смогли совершать богослужения гам и вступать внутрь пещеры только после Шестидневной войны 1967 года. Ликвидация государством Израиль этой религиозной дискриминации, существовавшей в течение семи столетий, привела в ярость арабо‑мусульманское население и спровоцировала беспорядки, основанные на эмоциях, ничем не отличавшихся от тех, что бывали в аналогичных случаях еще в средние века. Хеврон — классический пример избирательного подхода мусульман к многочисленным святым местам евреев и христиан.
Звон колоколов, звук шофара, выставление на всеобщее обозрение крестов, икон, хоругвей и других предметов культа строжайшим образом запрещалось. Хотя в соответствии с правилами, определенными Мухаммадом, иудаизм и христианство считались допустимыми религиями, на практике свобода богослужения не соблюдалась. Поскольку арабские воины в начале исламского завоевания составляли среди завоеванных народов лишь маленькую группу чужеземцев, они были не в состоянии запретить на всей покоренной территории отправление культов других религий. Нетерпимость возрастала по мере усиления арабо‑мусульманского элемента. Некоторые теологи допускали религиозные процессии зимми, только в городах, где те составляли большинство. В 14‑м столетии арабский путешественник Ибн Капута, услышан впервые в городе Кафа (на берегу Черного моря) звон колоколов, был так встревожен, что обратился к мулле с просьбой прочитать что‑либо из Корана с вершины одной из мечетей.
Если зимми иногда и удавалось отвоевать немыслимой ценой некоторые права, местное население зачастую противилось этому и пресекало все подобные попытки. Зимми оказались на перекрестке между продажностью властей и фанатизмом народа, который, ведомый улими, требовал строгого соблюдения предписаний закона. Эта ситуация поощряла вымогательства и служила источником обогащения правителей. Чем больше возрастали репрессии, тем большая плата требовалась для их прекращения. Мусульманские захоронения должны были отличаться от захоронений зимми — чтобы мусульманин не стал молиться на гробнице неверного. Последние должны были хоронить своих покойников без оплакивания. Их кладбища — как находящиеся в пределах ада — не уважались. Их часто полностью разрушали, а захоронения оскверняли. Это продолжается и по сей день.
Преступнику, обращенному в ислам, прощались все его грехи. Вероотступничество, а также оскорбление ислама, пророка или ангелов каралось смертной казнью. Обвинение в богохульстве, будь оно истинным или ложным, зачастую вело к массовым репрессиям против зимми. Эти законы вновь вступили в силу во время правления имама Йахьи в 1922 году и были подтверждены в 1925 году. В 1896 году группу армян в районе Бирджика у реки Евфрат силой пытались обратить в ислам, и они вынуждены были отправиться в изгнание, лишь бы сохранить веру отцов. В период великой резни 1915‑19 16 годов лишь незначительная часть армян, приняв ислам, избегла смерти.
По хроникам Марокко, Алжира и Йемена можно установить, что во времена изменений режима или в иные периоды нестабильности еврейские кварталы регулярно подвергались грабежам, а еврейские женщины — насилию. Свидетели описали разрушение еврейского квартала в Фесе в 1912 году и начале французского протектората и в столице Йемена Сане не позднее 1948 года, после покушения на имама Йахью. Подобные преступления, совершавшиеся в течение столетий, приводили к массовым обращениям зимми в ислам. Так, несколько иудео‑берберских племен в горах Атласа, а также мусульманских фамилий в Фесе являются, как известно, потомками евреев, принявших ислам, чтобы спасти свои жизни (в 1165, 1275, 1465 и 1790‑92 годах). И в Триполитании имеются мусульмане — потомки евреев, насильно обращенных в ислам в различные периоды истории. Евреи Тебриза были вынуждены перейти в мусульманство в 1291 и 1318 годах, а евреи Багдада — в 1333 и 1344 годах. На территории Персии насильственные обращения привели с XVI и вплоть до начала XX столетия к почти полному истреблению христиан и целых еврейских общин. В правление шаха Аббаса II (1642‑1666) закон 1656 года давал обращенным в ислам, будь то христиане или иудеи, исключительные права на фамильное наследство. В качестве уступки папе Александру VII в отношении христиан этот закон был отменен, но оставался в силе для евреев вплоть до конца XIX столетия. Газе упоминает о существовании в Тунисе сходных законов наследования, поощрявших обращение в ислам.
СЕГРЕГАЦИЯ И УНИЖЕНИЯ
Зимма по самой сути своей предполагала унижение зимми, обвинявшихся в непрестанном распространении фальшивых версий Старого и Нового Заветов, в которых, как полагали мусульмане, Божественное откровение, предсказывавшее приход Мухаммада, извращалось и искажалось. Приверженность зимми своим заблуждениям явно была знаком их дьявольской природы, а, значит, их следует отделять от общества правоверных и подвергать унижениям. К концу средних веков за малым исключением были созданы специальные кварталы для расселения неверных, и за пределами этих кварталов они не могли приобретать ни земли, ни строений. Как по размерам, так и по внешнему виду их дома должны были быть хуже домов мусульман. Дома зимми разрушались, если они превышали установленные традицией размеры. Однако бывали исключения. Так, существование этих законов не отмечено в мусульманской Испании. В Тунисе под властью Хафсидов, случалось, евреи владели обширными полями и красивыми домами. С приходом турок началась гораздо более терпимая эпоха, и положение зимми значительно улучшилось к регионах, вошедших в Османскую империю.
Зимми не было позволено иметь рабов, обращенных в ислам; им запрещалось также иметь оружие. Но бывали и исключения из этого правила, например, среди еврейских общин Марокко (в горах Атласа) и Центральной Азии. В 1785 году Нольней, посетивший Ливан, где марониты не были угнетаемы и, следовательно, не рассматривались как зимми, так описал этих жителей гор:
«По обычаям, распространенным в этой области, и из‑за политического состояния страны каждый — будь то шейх или крестьянин — всегда ходит, вооруженный мушкетом и коротким кинжалом. Это, пожалуй, не совсем удобно, но есть и преимущество: так, им не нужно привлекать новобранцев, когда, например, необходимо защитить страну от турок».
Арабские почетные обращения и использование арабского алфавита были запрещены для зимми. А пользование услугами зимми — врачей и фармацевтов не поощрялось, так как они всегда подозревались в отравлении мусульман; и все же, благодаря своим талантам, образованные зимми часто занимали высокое положение при дворах халифов. Брак или любовная связь между зимми и мусульманкой каралась смертной казнью, но мусульманин мог жениться на женщине зимми.
Евреи, несториане [4] и армяне Курдистана по прихоти своих господ облагались оброком. В Тунисе евреи могли быть привлечены к общественным работам, таким, как промывка цистерн для сбора питьевой воды, строительство мостов и т.д., и должны были снабжать армию всем, что могло ей понадобиться.
На долю зимми выпадали самые унизительные работы. В Йемене эдикт 1806 года, остававшийся к силе вплоть до 1950 года, когда йеменские евреи переселились в Израиль, обязывал евреев убирать мертвых животных и очищать общественные уборные даже но субботам. В Йемене и Марокко зимми обязаны были изымать мозги и солить головы казненных врагов султана, выставлявшиеся затем на городских стенах. Льюис Франк, придворный врач тунисского бея в начале 19‑го столетия, записывал:
Когда мусульманин приговаривается к смерти через удушение, нескольким христианам или грекам, живущим в городе, власти приказывают исполнить приговор. Двое из них затягивают хорошо намыленную веревку вокруг шеи жертвы; двое других держат концы веревки, и все четверо трудятся до тех пор, пока не наступает смерть. Обычно бей дает распоряжение отсечь руку вора. После оглашения приговора осужденных ведут в госпиталь для совершения операции, которая исполняется евреем. Он приводит приговор в исполнение хотя и тупым ножом, но наилучшим образом — ампутируя руку.
Считалось большим оскорблением, если зимми использовал для своего передвижения таких благородных животных, как лошадь или верблюд. Вне города ему было разрешено ездить на осле, но в определенные периоды даже это допускалось лишь в особых случаях. В 1697 году француз, посетивший Каир, обратил внимание па то, что христиане могли ездить только на ослах и должны были слезать с них, поравнявшись со знатными мусульманами, «так как христианину следует появляться перед мусульманином только в униженном положении». Испанец Доминго Бадия из Леблиха, путешествовавший и писавший под именем Али Бей в начале XIX столетия, отмечал, что ни одному христианину или еврею в Дамаске не было разрешено ездить даже на муле. Когда в 1833 году во времена считавшейся терпимой египетской оккупации вновь назначенному французскому консулу власти разрешили ездить по улицам Дамаска, начались беспорядки. Для египетских евреев запрет на езду на лошади или верблюде был в силе еще и в 1948 году, причем при езде на ослах они обязаны были сидеть боком.
В Йемене и в отдаленных районах Марокко, Ливии, Ирака и Персии вплоть до начала XX века еврей должен был слезать со своего мула, проезжая мимо мусульманина. Если он не делал, то мусульманин был вправе повалить его на землю.
Зимми не разрешалось собираться группами на улице и разговаривать. Они должны были ходить с потупленными глазами и только позади мусульман, имевших право отталкивать их. В Йемене считалось проявлением враждебности со стороны зимми глядеть на обнаженного мусульманина. Стоя перед мусульманином, зимми должен был говорить тихо и только тогда, когда ему это разрешалось. Вплоть до середины 1У‑го столетия с евреями плохо обращались и их постоянно унижали на улицах Иерусалима, Хеврона, Тверии и Цфата. Путешественники по Магрибу и Йемену рассказывали о существовании подобных обычаев даже еще в XX столетии. Слауч в начале XX века сообщает, что в Бу Зайне (Ливия) у арабских детей было в обычае забрасывать камнями проходивших мимо евреев. Эти трогательные проявления жалости и терпимости в столь нежном возрасте не ограничивались распространением в отдаленных регионах и небыли направлены исключительно против евреев. Британские миссионеры, посетившие Иерусалим в 1834 году, записывали:
«Когда, облокотясь о парапет пруда Бетесда, мы предавались мыслям о прошлом, мальчишки‑мусульмане стали собирать камни и кидать ими в нас с криком: „Назарани!“ („Христиане“!). Оказывается, мы подошли к дверям мечети ближе, чем это позволено христианам».
Путешественники по Персии и Йемену в начале XX столетия отмечали низкие притолоки дверей, заставлявшие зимми нагибаться при входе в свои дома. Еврейский квартал Саны, население которого составляло несколько тысяч человек, по контрасту с остальными районами города ночами оставался без света, и гам никогда не убирался мусор. В Бухаре на еврейском доме должен был висеть клочок одежды, чтобы отличить его от дома мусульманина; к тому же ему полагалось быть ниже.
Вынужденные в определенные исторические периоды ходить только в черной одежде, евреи Бухары должны были сгибаться в своих магазинах, чтобы их клиенты‑мусульмане видели только их головы, а не фигуры целиком. Эта практика напоминает обязанность евреев и христиан Дамаска делать пороги своих магазинов ниже уровня улицы.
Закрытые ворота квартала зимми не всегда служили целям охраны их обитателей от нападения или грабежа. В Йемене еврейские кварталы напоминали лабиринты, где можно было скрываться и неожиданно нападать на преследователей. Местные еврейские хроники Магриба дают нам возможность почувствовать всю нищету еврейских кварталов, а также ужас и отчаянье их обитателей, часто становившихся жертвами грабежей или погромов.
Запреты на передвижение зимми и свободное расселение варьировались в зависимости от времени и места. Практиковались также депортации и изгнания зимми из некоторых городов и территорий.
В Персии, Йемене и Северной Африке вплоть до XIX столетия евреям не разрешалось ходить по определенным улицам города. Они жили в особых кварталах, откуда не имели права выйти после захода солнца. Этот обычай практиковался в Йемене вплоть до эмиграции йеменских евреев в Израиль в 1949‑50 годах. Некоторые города были полностью закрыты для евреев, так как их присутствие могло нарушить святость данного места. По тем же самым причинам уже в наши дни немусульманам не разрешается вступать в пределы Мекки или Медины.
Запреты, распространявшиеся на иностранцев христиан, могли быть даже более строгими, нежели те, которым обязаны были подчиняться местные зимми. В Северной Африке им было разрешено селиться только в нескольких прибрежных городах, где они объединялись в фундук (постоялый двор), патронируемый консулом. Если они изъявляли желание посетить места в глубине страны, они должны были приобрести специальное разрешение или выдавать себя за евреев. Если они приходили и мусульманский город, они считались слишком нечистыми, чтобы оставаться в исламской части города, и поэтому они должны были селиться в еврейском квартале. Европейцы, на протяжении всего XIX столетия но соображениям безопасности или из‑за дискриминационных мер мусульман находившие убежище среди евреев, оставили полное и детальное описание жалкого существования последних. Несмотря на предубеждения, свойственные этой эпохе, преследования евреев возбуждали жалость и сострадание путешественников, в особенности миссионеров, полагавших, что несчастья могут подвигнуть евреев принять христианство, ибо, находясь под защитой иностранных государств, христиане обладали все же значительными привилегиями.
И некоторых районах (во внутренней Триполитании, в горах Атласа и в Йемене) евреи зачастую становились собственностью своих мусульманских хозяев и не обладали правом покидать их. Они могли выжить, только подчинившись условиям, при которых хозяин эксплуатировал их, но все же защищал, так же как он защищал свое имущество, шатры и домашних животных.
Хотя многие положения, касающиеся зимми, были заимствованы арабами из статей кодекса Юстиниана, относящихся к евреям и еретикам, проживавшим в Византийской империи, отличие в костюме было, по‑видимому, изобретением арабов. С самого начала своих завоеваний арабы были вдохновлены идеей принадлежности к высшей расе пророка Мухаммада; они держались отдельно от других народов и отказывались делить свои привилегии с новообращенными. Однако по мере того, как в правление Аббасидов все больше усиливалась исламизация, расовая дискриминация не арабов уменьшалась, тогда как религиозная дискриминация увеличивалась.
Так, существовало множество законов, регулирующих ношение зимми верхнего платья (цвет, фасон, размеры), определяющих вид тюрбанов, обуви и седел, а также платьев их жен, детей и слуг. Зимми часто нарушали эти унизительные предписания и, соответственно, несли за это наказание.
Войны между исламом и христианским миром в средние века создали подходящие условия для гонений на зимми, а также для усиления дискриминационных законов. Поскольку христиане составляли значительную часть населения дар ал‑ислам, они становились — по тем или иным причинам — главными жертвами религиозных преследований. Часто обвинявшиеся в сотрудничестве с соседней Византией и с врагами ислама, они страдали от последствий крестовых походов и испанской Реконкисты; на их положении сказывались также преследования мусульман, живших под христианским владычеством.
Многие источники отмечают, что зимми были субъектом унизительных предписаний еще и в 19‑м веке. Вплоть до 1875 года евреи Туниса могли носить только голубой и черный бурнус; их обувь и головной убор тоже должны были быть черными. В Триполи (Ливия) евреям было предписано носить отличительный голубой знак. В тот же самый период во всем Марокко, за исключением небольших приморских городков, евреи вне своего квартала должны были ходить босиком. Слауч в рапорте 1912 года писал, что в городе Зенга, расположенном в алжирской Сахаре, арабы не разрешали евреям ни носить обувь, ни ездить на животных. В Мзабе (южный Алжир) еще накануне французской колонизации евреи платили джизью и жили в особом квартале, выходя одетыми только в черное. Им запрещалось эмигрировать. В тех же самых условиях жили евреи Тафилалета и Атласских гор. Али Бей упоминает темные цвета, которые были принуждены носить евреи и христиане Иерусалима в начале XIX столетия. Доктор Лорте обращал внимание на черные тюрбаны евреев Цфата в 1850 году. Возможно, эти головные уборы были просто традицией, унаследованной от прошлых времен, так как в 1856 году власти Османской империи ликвидировали религиозную дискриминацию и провозгласили свободу вероисповедания. Англиканский миссионер Вольф, посетивший Бухару в 1831‑34 годах, упоминает, что евреи, в дополнение к необходимости подчиняться ограничениям, относящимся к проведению синагогальной службы, обязаны были носить дискриминационные значки. В I892 году религиозные лидеры Хамадана в Персии принуждали евреев носить круглую красную заплату в верхней части одежды, а в 1902 году снова заставили евреев носить специальную одежду. В то же время в Ширазе фанатики — фундаменталисты хватали евреев на улицах, сбривали им бороды, укорачивали волосы и заставляли носить отличительный знак. В Тегеране в 1897 году муллы опубликовали фетву, требующую, чтобы евреи носили отличительный знак и подстригали свои волосы для того, чтобы их можно было отличить от правоверных мусульман.
Под сильным давлением англичан шах выпустил эдикт, налагающий запрет на исполнение этих предписаний (см. док. 86). Семах описывает костюм, который носили евреи Йемена, рассчитанный на то, чтобы сделать их смешными (см. док. 91); француженка, жившая в Сане в 1947 году, записывала:
«Женщины не носят чадру, но мужчины подчиняются строгим правилам: они должны носить белую хлопчатобумажную рубашку с черными нашивками. Им не разрешается иметь лошадей, и в основном они очень запуганы арабами. Я видела, как крестьянин, чей плохо навьюченный осел потерял груз люцерны, поймал проходившего мимо еврея, заставил его собирать люцерну и снова укладывать ее на осла».
Эти примеры призваны проиллюстрировать общий характер системы угнетения, оправдываемой принципом неравенства между мусульманами и зимми. Но, помимо этого, постоянными случниками жизни были войны, нашествия, эпидемии, деспотизм и волны фанатизма. Эти бедствия обрушивались на всех, но в особенности страдали от них зимми. Отверженные остальным обществом, будучи постоянными объектами ненависти и унижения, они подвергались почти полному истреблению в периоды погромов, насильственных обращений и роста запретов. Бывали периоды, когда благодаря своему трудолюбию и способностям они достигали благосостояния, вызывавшего зависть мусульман; угнетаемые, нередко лишавшиеся в один момент всего нажитого ими добра, зимми часто эмигрировали.
Случайно сохранившиеся записи об исчезновении некоторых общин позволяют составить представление и о судьбе подобных общин, исчезнувших без следа. Этот процесс не был результатом войн, причина кроется в другом: члены этих общин, будучи немусульманами и не имея права на владение оружием, жили в состоянии вечной тревоги, надеясь лишь на снисходительную терпимость завоевателей.
ПРОЦЕСС КОЛОНИЗАЦИИ
Арабизация завоеванных мусульманами территорий происходила в два этапа:
1) Джихад — военное завоевание и аннексия территорий, где вводились специфические законы, базировавшиеся на концепции избранничества и оправдывавшие стремление к мировому господству;
2) зимми — система лишения прав собственности коренного населения, имевшая целью сохранение доминирования исламской общины.
Положение религиозных меньшинств в христианских странах зачастую можно было сравнить с судьбой зимми под властью ислама, хотя обобщения подобного рода, если их распространять на значительные регионы и отрезки времени, вряд ли допустимы. Лучше вместо поисков подобий определить различия в положении этих двух угнетенных групп. В течение первых двух столетий своих завоевании — и, в определенной степени, даже вне этих временных рамок — арабы составляли меньшинство на захваченных ими территориях. Поэтому они должны пыли с большой осторожностью устанавливать диктат своих законов, своего языка и своей культуры. Объединенное восстание подвластных им народов могло поставить под сомнение успех их побед. Баладхури сообщает, что когда Ирак был завоеван арабами, солдаты решили «поделить» эту страну между собой. Халиф Омар ибн ал‑Хаттаб разрешил им разделить трофеи, но дал предписание, согласно которому земля и верблюды должны остаться у местных сельских жителей: «Если вы разделите их между теми, кто живет сейчас, ничего не останется тем, кто придет вслед за вами». А Али, приемный сын пророка, так сказал о крестьянах— немусульманах Савада: «Пусть они будут источником дохода и помощи для мусульман». Сулейман ибн Йасар объяснял:
Омар оставил Савад для потомков, рассматривая его народ как зимми. Джилья берется с них, и харадж — с их земли. Следовательно, они — зимми не могут быть проданы в рабство (см. док. 2).
Здесь явно видна разница между джихадом и зимма. Трофеи — непосредственное вознаграждение за джихад — могут включать рабов из среды завоеванных народов; тем не менее, большинство покоренного населения превращается в зимми, продолжающих осуществлять постоянную экономическую функцию поддержания существования исламской общины завоевателей (см. док. 3). Следует помнить, что арабы не изобрели налоги, которые зимми платили завоевателям, но только адаптировали и сохранили систему налогов, оставшуюся и наследство от Византийской империи. Баладхури утверждает, что в Сирии и Палестине евреи были зимми у христиан и должны были платить им харадж со своих земель.
Зимми прокладывала дорогу арабской колонизации в политической, экономической, религиозной и культурной областях. «Божественное» право завоевателей превращало бывшие зарубежные земли в «арабские территории», тогда как сама арабизация усиливала и обеспечивала успех военных предприятий. Восстававшие народы, такие как копты, армяне, берберы и персы, подвергались массовым избиениям или депортировались из одного района в другой; накатывающие одна за другой волны бедуинских племен расселялись на опустошенных территориях, а исламское государство становилось собственником всех земель и ресурсов завоеванных территорий. Эта постоянная политика уменьшения коренного населения завоеванных территорий и заселения их арабскими племенами сокращала огромный разрыв в численности между оккупационной армией и колонизируемым населением, превращенным (по мере ухудшения условий существования) в дешевый источник рабочей силы, используемый при выполнении наиболее грязных и тяжелых работ.
По мнению средневековых мусульманских юристов, зимми были терпимы потому, что польза от них перевешивала вред, связанный с самим фактом их существования. Умудренные в строительстве, навигации, агрокультуре, медицине, науке и искусстве, и будучи субъектами налогообложения, способными в любое время выполнять принудительные работы, в целом снабжали завоевателей средствами и ресурсами, усиливающими мощь исламского общества и дающими возможность продолжения джихада.
Из истории известно, что не только зимми, но и массы мусульман также страдали от деспотизма своих военных каст. Голод, лишения и несправедливости становились причиной многих восстании. Но всегда следует проводить различия между превратностями, происходящими от несовершенства данной политической системы, и — с другой стороны — между узаконенным преследованием зимми, существовавшим на обочине этой системы.
И все же не следует забывать, что было много хадисов, напоминавших мусульманским политическим авторитетам о благотворительности и сострадания, провозглашенных основоположником ислама:
«Аллах будет мучить тех, кто мучает людей в этом мире»; «Остерегайся мольбы угнетенного, ибо не существует никакой преграды между ним и Аллахом»; «Тот, кто убьет должника зимми, не вдохнет запах рая, хотя запах этот и ощутим на расстоянии сорока лет ходьбы».
Перед смертью Омар ион ал‑Хаттаб говорил будущему халифу:
«Я снова послал тебе рекомендации относительно народа (Книги), находящегося под протекцией Аллаха и Его Посланника. Необходимо верно хранить соглашение с ним, защищать его и не возлагать на него непосильное бремя».
Путешествуя по Палестине, Омар освободил некоторых зимми из тюрьмы, куда они были носа жены за неуплату подушной подати.
Под властью Аббасидов (750‑1258) многие не мусульмане занимали официальные посты, несмотря на законы относительно неверных в эдиктах Харун‑ар‑Гашида (786‑809), ал‑Мамуна (813‑833), ал‑Мутаваккили (847‑861), ал‑Муктадира (908‑932), и иракских эмиров рода Буваджихидов (945‑1055). Сельджукиды в Турции (1038‑1194) были более терпимы, хотя халиф ал‑Муктари (1075‑1094) пересмотрел эдикты ал‑Мутаваккили и установил значительные размеры выкупов, взимавшихся с зимми.
В XII столетии условия существования немусульман в Ираке улучшились. Языческая династия Великих Моголов (1265‑1353) отменила религиозную дискриминацию. Но когда в 1295 году был обращен в ислам Газан, зимми снова страдали от гонений, опустошавших целые общины.
В правление Фатимидов (909‑1171) общины зимми Египта, Сирии, Палестины и части Магриба пользовались значительной свободой, за исключением времени правления халифа ал‑Наким бин амр Аллаха (996‑1021). Преследования зимми Альморавидами и Альмохадами (1042‑1269) уничтожили христианские общины мусульманской Испании и Северной Африки. Евреи, которым Юсуф ибн Ташфин угрожал насильственным обращением, избежали этой участи лишь с помощью тяжких денежных выкупов. Однако в 1159 году под властью Альмохадов евреи снова были поставлены перед необходимостью выбирать из трех возможностей: обращение, изгнание или смерть (см. док. 94). Обращенные стали внешне мусульманами, но продолжали втайне придерживаться законов иудаизма. Относительно более терпимые Хафсиды (1228‑1534) разрешили им вернуться в иудаизм при условии выплаты ими джизьи и других тяжелых налогов, ношения ими специальной одежды и исполнения других унизительных предписаний.
В Египте, Сирии, и Палестине султан Саладин (1169‑1193) восстановил Договор Омара. В правление мамелюков (1250‑1517) усилились преследования евреев и в особенности христиан. Под влиянием зимми каждодневным явлением стали унижения, погромы, тяжкие поборы, насильственные обращения и разрушения церквей. Однако условия существования зимми значительно улучшились во времена более терпимого османского режима. Султан Баязид II (1481‑1512) разрешил евреям, изгнанным из Испании в 1492 году, селиться на территории империи и придерживаться своей религии. Периодические обвинения церковью евреев в ритуальных убийствах были запрещены турецкими властями Османской империи.
В Персии шах Аббас I (1588‑1629), хотя и отличавшийся терпимостью, подчиняясь давлению шиитских религиозных лидеров, в конце своего правления предписал всем евреям королевства ношение специального знака и обязал евреев Исфахана обратиться в ислам. Его преемник, шах Сафи (1629‑1642), разрешил им вернуться в иудаизм; да и христиане подвергались при нем меньшим гонениям. Однако в последние годы правления Аббаса II (1642‑1666) евреи снова были принуждены выбирать между насильственным обращением и запретом на свободу религиозных отправлений. Синагоги были закрыты, а обращенные должны были порывать со своим прошлым, изменять имена и выдавать своих дочерей замуж за мусульман. Армян и других христиан изгнали из Исфахана, но благодаря вмешательству папы и европейских государств их судьба была менее трагичной по сравнению с участью евреев.
В 1661 году евреям снова было разрешено придерживаться своих религиозных обычаев при том условии, что они будут платить джизью и ретроактивно выплатят все налоги с момента их обращения в ислам. Гонения и преследования евреев и христиан продолжались и в правление последующих властителей, за исключением нехарактерно терпимого правителя, Надиршаха (1736‑1747).
Во времена династии Каджаров (1796‑1925) преследования и унижения евреев возросли. Между 1834 и 1848 годами волна враждебности спала. Но евреи, подпавшие под дискриминационные законы, должны были носить отличительный знак и головные уборы; на общину была возложена коллективная ответственность за преступление каждого ее члена.
Этот короткий исторический обзор дает представление о том, как один и тот же вид репрессий может варьироваться в разных регионах и в разные времена в зависимости от тех или иных экономических и политических обстоятельств. Случалось, терпимый правитель прекращал или уменьшал преследования, но они вновь возобновлялись по требованию духовенства в периоды войн и фанатизма. Зачастую община, подвергавшаяся преследованиям в одном регионе, перемещалась в другой, отдавая себя под власть более терпимого правителя. Так, зимми из Персии часто находили убежище в Афганистане, а евреи Магриба и Йемена эмигрировали в Османскую империю.
Некоторые дискриминационные законы применялись повсюду, но были и такие, что соблюдались только в определенных местностях. В Йемене, например, в 1677 году был обнародован декрет, запрещающий евреям покрывать головы; спустя несколько лет им предписали прикрывать голову куском одежды для спасения от солнечного жара или холода. Декрет 1846 года, принуждавший их очищать общественные помойки и убирать павших животных, был тоже местного происхождения. Он оставался в силе вплоть до 1948 года. Предписания зимми ходить босиком вне своего квартала существовали только в Йемене и Магрибе. Законы, основывающиеся па положении о нечистоте неверных, были особенно строги в Йемене и Персии, но и в этих странах применялись не всюду.
Условия существования зимми зависели от свода законов, принятого в каждой стране. Юридические школы ханфи и малики, пользовавшиеся значительным влиянием в Турции и Египте, были более терпимы. С другой стороны, в Сирии и Ираке получила распространение наиболее фанатичная школа ханбали. Она пользовалась значительным влиянием и в Палестине вплоть до XV столетия.
Эта система подавления и унижения зимми практиковалась на значительных пространствах исламского мира в течение более чем тысячи лет. Она воздействовала на манеру поведения, традиции, образ мышления. Обычаи и привычки возникали без всякого юридического обоснования. В Магрибе, например, евреи должны были ходить босиком и носить короткую черную одежду, обнажающую ноги. Арабы считали, что этот обычай возник на религиозной основе, но Коран ничего не говорит по этому поводу.
Арабские источники, относимые к раннемусульманской эпохе, редко упоминают зимми. Это молчание, по‑видимому, объясняется презрением, испытываемым правоверными мусульманами к низшим, по их мнению, народам и религиям (см. док. 1). Иногда, в каком‑нибудь отдельном случае, упоминается коварство зимми, но только для того, чтобы продемонстрировать терпимость мусульман. Эти факты, если и не говорят об исторической правде, то хотя бы дают представление о направленности умов мусульман. Вот почему трагедия зимми не может быть выражена и описана ни исламскими авторами, защищающими свою веру, ни даже угнетенными — отверженными и готовыми подтвердить версию победителей. Поэтому наблюдения западных путешественников, не принадлежавших ни к угнетенным, ни к правящим слоям исламского общества, могут создать более объективную картину. Хотя и в этом случае должны приниматься в расчет суеверия и предубеждения, характерные для данного периода. Вряд ли надо слишком настойчиво предупреждать читателя о предубеждениях западного человека в тех случаях, когда задеваются интересы христиан, но также и евреев, и мусульман. Все же именно эти свидетельства, несмотря на их постоянную антисемитскую окраску, дают нам наиболее ценную информацию о положении зимми. Пожалуй, наиболее впечатляющий рассказ о мрачном и безысходном положении зимми оставил Шарль де Фуко, французский офицер и аристократ. Этот рассказ, по‑видимому, и наиболее точен, так как Шарль де Фуко должен был выдавать себя за раввина для того, чтобы иметь возможность посетить Марокко в 1883‑1884 годах (хотя его неискоренимая нелюбовь к евреям и влияла на его позицию по отношению к тем, чье гостеприимство было необходимо для его безопасности).
Зимми зачастую обвинялись в ростовщичестве. 'Эти обвинения в основном выдвигались против зимми — христиан в Египте и Сирии. Похоже, они были старше аналогичных обвинений против евреев Магриба, часто повторявшихся в период европейской колониальной экспансии. Действительно, ростовщичество практиковалось в среде зимми, но именно потому, что они существовали в условиях деспотической политической системы и нестабильного экономического положения. Деньги были им насущно необходимы, и нередко именно ростовщичество давало им возможность выжить.
Европейские источники часто описывают моральную деградацию зимми. Вынужденные терпеть иностранное владычество, жившие в ситуации постоянной несправедливости и отсутствия безопасности, зимми могли сохраниться только в узком пространстве, оставленном им угнетателями, и обходя законы, воплощавшие несправедливость. Покорная униженность зимми дает точное представление о трагедии человека, позволяющего растоптать свою душу и разум ради спасения своей веры.
В этой главе был дан лишь исторический обзор возникновения и существования сословия зимми. Дело специалистов — исследовать религиозные, политические и экономические факторы, определившие те или иные особенности их жизни, усиление власти репрессивных законов в периоды фанатизма или ослабление их действия в более терпимые времена. Читатель мог бы и не согласиться с приведенным выше описанием гонений на зимми, осуществлявшихся на широких пространствах и течение продолжительного времени, поскольку этот перечень запретов и преследований, оторванный от породившей его исторической почвы, возможно, создает более тягостную картину, чем она была на самом деле. Для того чтобы компенсировать это впечатление, связанное во многом со спецификой самого рассматриваемого предмета, были сделаны попытки (там, где это представлялось возможным) указать на более светлые периоды, а также подчеркнуть, что положение зимми изменялось и варьировалось в соответствии с историческими обстоятельствами.
ИНОСТРАННОЕ ПОКРОВИТЕЛЬСТВО
Способы обращения с зимми варьировались в зависимости от политических обстоятельств или расположения правителя. Бывали периоды, когда власти относились лучше к одной общине и ущерб другой, а случалось, к зимми проявлялась терпимость, позволяющая вспомнить первых халифов. Омейяды в Испании (710‑1030), Фатимиды (кроме халифа ал‑Хакима) и Османы в ранний период своей экспансии предоставляли зимми значительную свободу и даже поощряли их продвижение но социальной лестнице. И в Египте в начале 19‑го столетия Мухаммад Али (1805‑1848) и его сын Ибрагим смогли утихомирить умма и обеспечить эмансипацию христиан. Жерар де Нерваль, посетивший Египет в 1843 году, описывал египтян как гостеприимный и добродушный народ. Очевиден контраст с исламским фанатизмом, превалировавшим в те же самые времена в Магрибе, Сирии, Персии и Йемене, что говорит об очень значительных различиях в условиях существования зимми на территориях, подвластных исламу.
Так же, как и в сегодняшнем Иране, где муллы захватили власть, народ в течение всей своей истории слепо следовал за своими религиозными и политическими лидерами. Если они были терпимы и надлежащим образом контролировали порядок в стране, зимми могли пользоваться некоторой безопасностью. Но эти более светлые периоды, связанные с определенными политическими обстоятельствами, раздражали простой народ, видевший, что немногочисленные зимми занимают высокие должности, носят шелковые одежды и ездят на лошадях. В результате — или правители уступали давлению масс, или вслед за падением непопулярного режима на всю общину зимми обрушивались репрессии, и члены ее снова оказывались в прежнем униженном положении.
Нередко и арабское меньшинство, избранное и приближенное правителем, презиралось большинством своих собратьев, живших в нищете и страданиях. Как известно, мусульманское население тоже страдало от вымогательств султанов, жестокости и тирании правителей. Оно угнеталось не меньше, чем зимми. Но все же оно находилось под охраной мощного сословия улама или, в крайнем случае, могло прибегнуть к вооруженному восстанию. Подобные возможности борьбы не были доступны зимми, не имевшим оружия. Зачастую арабские правители эксплуатировали своей народе помощью зимми, занимавших высокие посты. Эти зимми, более зависимые, нежели мусульмане, проявляли и большую лояльность но отношению к властям. И народ мстил правителям, вымещая свою злобу на зимми и обнаруживая тем самым политические и экономические мотивы своего поведения.
В предыдущей главе была вкратце описана юридическая структура отношений между мусульманами и немусульманами, а также тот род терпимости, который власти гарантировали зимми в пределах данной структуры. Христиане, находившиеся под властью ислама, иногда извлекали выгоду из протекции, оказываемой им христианским миром. Следует иметь в виду, что если ислам контролировал свои святые места — Мекку и Медину, ID географические и культурные ареалы, связанные с возникновением христианства, оказались в руках иностранных завоевателей. 'Гак как необходимость сохранять постоянный контакт со Святой Землей была насущной потребностью христиан, защита паломников и владений христианской церкви являлись постоянной заботой Запада. Так, в обмен на важные услуги, предоставлявшиеся султанам, и постоянные подарки христианские страны смогли добиться от мусульманских властей обеспечения относительной безопасности паломников, посещавших святые места, а позднее — облегчения некоторых запретов, накладываемых на христиан зимми — таких, например, как запрет на обновление старых церквей и возведение новых.
Фирманом, датированным октябрем 1596 года, Франция получила от Высокой Порты заверения в том, что отныне христианские паломники не будут подвергаться притеснениям. Не будут делаться также попытки насильственного обращения их в ислам. В следующем году по требованию короля Франции Генриха IV султан отменил постановление о заключении в тюрьму монахов и священников Святой Земли и о превращении храма Гроба Господня в мечеть.
Однако мусульманские официальные лица постоянно обследовали церкви, желая убедиться, что никакие новшества не были сделаны без их ведома, и всегда находили повод для денежных вымогательств у служителей церкви. Господину де Боннаку, французскому послу в Константинополе, удалось с помощью «Капитуляций» 1740 года свести эти неприятные визиты к одному разу в год и получить разрешение на починку церквей по требованию посла. После сорока лет переговоров этот же посол приобрел право починки крыши храма Гроба Господня. В течение столетий Византийская империя, европейские страны и Россия пытались взять под защиту местные христианские общины. Бюджеты консульств христианских стран тяжко страдали от необходимости постоянного вручения подарков или значительных денежных сумм местным властям. На этом настаивали сами власти, так как иначе они отказывались уважать ранее подписанные соглашения, постоянно находившиеся под угрозой отмены.
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЗАЩИТА
В дополнение к защите религиозных интересов иностранцев развивался и экономический протекционизм. С самых древних времен установились торговые связи, охватывавшие все средиземноморское побережье и способствовавшие распространению эллинистической и иудео‑христианской культуры. Хотя арабская экспансия и затруднила эти процессы, она, тем не менее, не прекратила их.
Здесь не место рассматривать историю зарождения европейских коммерческих торговых компаний, разрешенных в соответствии с «Капитуляциями». С учетом статуса неверных в исламских странах и постоянных войн необходимо было вывести иностранных торговцев из‑под юрисдикции местных законов, то есть законов, применявшихся к зимми. Эти иностранные торговцы пользовались статусом экстерриториальности и подчинялись юрисдикции своих стран, осуществление которой находилось в руках консулов. Торговцы жили вместе, объединялись в ханы и фундуки, чьи двери ради безопасности плотно закрывались на ночь. Им было запрещено жениться па местных зимми и иметь какие‑либо, кроме коммерческих, отношения с мусульманами.
Первые «Капитуляции» (1535) носили в основном экономический характер. Консульская защита распространялась на некоторых персон, отправление церковных обрядов, а также на торговлю и морские перевозки; она гарантировала также налоговые и юридические привилегии. Кроме представителей своих наций, консулы защищали также некоторых торговцев‑иностранцев, не имевших консульской защиты на Востоке, а также евреев испанского происхождения — в обмен на значительную плату от лиц, приобретавших лишь определенные права, а не все привилегии, доступные другим торговцам.
Так как евреи рассматривались как нация без страны и, следовательно, без представительства, европейские консулы продавали свою защиту не которым из них. Хотя последние и получали значительные выгоды, эти соглашения ни в коей мере не были мотивированы со стороны дипломатов лишь гуманистическими соображениями Действительно, коммерческие, а позднее и политические мотивы вели к тому, что число лиц, отдававших себя под чью‑то консульскую защиту, постоянно возрастало. В Леванте евреи иногда поощрялись к принятию протекции консулами тех стран, чьи законы относительно них в самой Европе оставались дискриминационными, эти евреи, стремясь избавиться от своего нестабильного положения, соглашались добровольно на специальные денежные подношения, что давало им особый статус в сравнении с другими торговцами, осуществлявшими свою коммерцию в рамках статей «Капитуляций»; размер таких подношений ограничивался лишь личными аппетитами консулов, бравших торговцев под свою защиту. Торговцы‑христиане и другие протеже, находившиеся в сложных отношениях с себе подобными, искали пути изгнания евреев. В основе враждебности лежали предубеждения и алчность; евреи благодаря знанию языков и наличию широких контактов были серьезными конкурентами.
В 1731 году французский консул в Алеппо протестовал против дополнительных поборов с евреев:
«Если местные евреи, находившиеся в течение 25 лет под протекцией короля, должны будут лишиться ее, эта потеря обяжет нас значительно увеличить налогообложение торговых корпораций Алеппо, что приведет к лишению их многих преимуществ, а также ухудшит положение местных торговцев».
Евреи часто жаловались на несправедливое обращение с ними консулов по сравнению с другими торговцами. Однако они обладали мощным оружием: это была угроза найти протекцию у другого консула, что привело бы — с помощью денег и деловой активности — к усилению той нации, к которой принадлежал их новый покровитель. Другие торговцы, с большой неохотой терпевшие евреев‑конкурентов, пытались унизить их. На публичных церемониях, на которые, согласно тщательно составлявшемуся протоколу, приглашались послы, консулы, переводчики, именитые иностранцы и их местные протеже, евреи всегда находились на последнем месте. Их присутствие было всегда предметом обсуждения у христианских торговцев, требовавших полного исключения евреев из всех общественных церемоний. Консулы, однако, оставались непреклонны. В 1738 году в Салониках евреи допускались на публичные церемонии по следующим соображениям:
«Господин де Вильнев отвечал, что не в интересах христианских торговцев Салоник, если протеже‑евреи будут сопровождать его во время вызовов к лицам из официального окружения султана. Евреям будет разрешено войти в конце приема, ибо это может оказать хорошее воздействие на них, удерживая их под французской протекцией, от которой не рекомендовано им под любым предлогом удаляться».
В 1743 году торговцы Алеппо, поддержанные Марсельской торговой палатой, потребовали не допущения евреев к официальным визитам. Посол писал министру:
«Я удивлен, что торговая палата находится под влиянием капризов христианских торговцев Алеппо и не учитывает своих собственных интересов, заключающихся в том, чтобы щадить иностранцев. Ибо, если они будут искать другой протекции, уменьшатся собираемые с них налоги».
Христианские торговцы из Алеппо, однако, преуспели в своих требованиях, и евреи больше не допускались па официальные церемонии.
В 1770 году еврейские общины Каира и Александрии были уничтожены вследствие интриг сирийских христиан, заинтересованных в поражении конкурентов. Следует упомянуть, что некоторые евреи находились под протекцией венецианцев, но для поддержания своих отношений с консулами они должны были платить значительные суммы в казну мусульманских властей: договоры и «Капитуляции» не всегда предохраняли иностранных граждан и лиц, находившихся под протекцией, от алчности местных правителей. При чтении консульских отчетов и воспоминаний современников остается впечатление, что эти соглашения чаще нарушались, чем уважались. Это можно увидеть и из следующей истории.
В 1748 году, когда французский консул пытался решить вопросы, связанные с действием «Капитуляции», Великий визирь Османской империи реагировал так: он позволил негру смахнуть документ на пол. Когда один из его чиновников поднял этот документ. Великий визирь положил его па то же место, но придавил кошельком, наполненным деньгами. Затем, повернувшись к послу, он сказал: «Видите, как можно придать вес „Капитуляциям“, чтобы ветер снова не унес их прочь».
Консульская защита распространялась и на зимми, работавших зачастую при консульствах в качестве переводчиков и выполнявших другие официальные функции. Но и эти зимми в качестве подданных султана были обязаны носить специальное платье и платить джизью — символ унижения. Их оскорбляли на улицах и постоянно унижали. Иногда султан или паша, недовольный консулом, брал реванш, отдавая приказ выпороть, заколоть или повесить работающего в консульстве христианина‑переводчика. Поэтому консулы пытались вывести своих зимми из‑под контроля местной юрисдикции. Эта защита местных зимми служила источником постоянных трений между консулами и турецкими властями, настаивавшими на уплате налогов их подданными зимми. Протеже, со своей стороны, для подтверждения своих привилегий должны были получить за плату специальные документы от султана и консула; продажа их была прибыльным делом для консула, и султан также искал любую возможность нажиться на торговле ими.
Уже отмечалось, что немусульмане стояли в центре конфликта между алчностью правителей и фанатизмом масс, а эта ситуация вела к тому, что зимми вынуждены были прибегать к хитрости и коварству. Если рассматривать конфликт, как противоборство между дар ал‑харб и дар ал‑ислам , то можно сказать, что зимми снова оказались в самом центре борьбы. Рост числа евреев‑протеже давал иностранным правительствам в исламских странах двойное преимущество. Во‑первых, с помощью протекции приобретались коммерческие привилегии, что шло на пользу экономике; во‑вторых, иностранные консульства могли оказывать влияние на политику мусульманских правительств. Европейские политики осознали, что дискриминация зимми дает им возможность вмешиваться во внутренние дела исламских стран и осуществлять свои политические и экономические интересы; зимми же, со своей стороны, чувствовали, что единственным способом освободиться от униженного состояния было стать под защиту европейских представителей. Евреи и христиане, искушаемые предложениями консулов, искали покровительства, теоретически охранявшего их от вымогательств, а также от противоречивого и непредсказуемого местного правосудия. И в то же время они становились пепельными инструментами европейского проникновения на Восток. Зимми видели в статусе «протеже» первую степень на пути к эмансипации. Но так как эмансипация способствовала усилению влияния христиан в дар ал‑ислам и вступала в противоречие со статусом зимми, это стремление вызывало усиление враждебности мусульман по отношению к зимми.
Консульский протекционизм в Леванте распространялся, начиная с 16‑го столетия, в основном благодаря политическому прагматизму и экономическим притязаниям правителей Османской империи. Хотя этот процесс и стимулировал торговлю с Западом, он становился также причиной многих политических злоупотреблений. Однако постоянные и упорные попытки нескольких поколений консулов разных стран ослабить путы зимми не проходили даром; поэтому в 1856 году ряд европейских правительств мог уже потребовать упразднения статуса зимми по всей Османской империи.
Защита, распространявшаяся на меньшинства, отражала также взаимную борьбу европейских конкурентов (см. док. 53). Так, на Мадридской конференции 1880 года британский делегат сэр Джон Дрюмон Хэй, пытаясь уменьшить коммерческую активность Марокко и некоторых европейских государств, поддержанный султаном (хотя у султана были другие мотивы), предложил, чтобы существующая система европейского протекционизма в Марокко была упразднена. В результате еврейские купцы, чьи действия во многом способствовали росту торговли в этом районе Средиземноморья, были поставлены в такое положение, из‑за которого торговля между Марокко и враждебными Англии государствами значительно ослабла. Британский дипломат скрывал политические мотивы своих предложений за внешне резонными утверждениями. Он настаивал на том, что предоставление равных с иностранцами нрав евреям, находящимся под иностранной защитой, так оскорбит мусульман, что в отместку они могут захотеть уничтожить тысячи ни в чем не повинных мужчин, женщин и детей.
Проблема протекционизма стала в центре политической жизни Марокко не потому, что евреи здесь подвергались большей дискриминации, чем в других местах (условия их жизни были столь же плохи в Персии и Йемене, а также в районах Триполитании и Ирака), но в основном из‑за быстрого роста коммерческих связей между Марокко и Европой. Эта система могла быть уничтожена лишь с установлением равных прав для всех подданных султана и законности свидетельств евреев и христиан в исламских судах. Но любая попытка таких реформ неизбежно вела к росту гнева фанатиков и мятежам; практически мстили тем, кому султан (под воздействием европейцев) обязывался оказывать покровительство. Этот фанатизм способствовал сохранению системы протекционизма. Поскольку любое изменение зимми могло вести к ответному удару умма против общины зимми, проблема казалась неразрешимой.
В конце XIX — начале XX столетия появились сочинения, критически настроенные по отношению к зимми и сочувственно по отношению к арабам. Это был период колонизации Северной Африки, когда европейские и левантийские переселенцы, искатели приключений и торговцы хлынули и Магриб и восточно‑средиземноморские страны. Конфронтация между этими амбициозными иностранцами, воспитанными в духе европейского антисемитизма, и местными евреями, чьи экономические позиции значительно улучшились сначала в результате смягчения зимми, а позднее — ее отмены, была весьма сильной и глубокой. Эти сочинения изобиловали явными противоречиями; в них обычно превозносились терпимость и великодушие местных властей, улучшивших положение зимми (будто незначительные свободы, предоставленные зимми, заслуживали столь громких похвал). Фактически же эмансипация зимми, к которой призывал Запад, была очень длительным процессом. Он далек от завершения еще и сегодня.
Европейский протекционизм и значительной мере влиял на политическую, социальную и экономическую ситуацию зимми. Одной группе отдавалось большее предпочтение в сравнении с другой — в соответствии с размерами влияния покровительствующей европейской страны на султана. В результате к началу 20‑го века положение христиан улучшилось благодаря протекции ряда европейских стран и России, тогда как социальная ситуация евреев, в сравнении с положением христиан и армян, в Персии, например, ухудшилась, а также — в Сирии, Палее тине и Египте.
Посредством системы протекционизма Европа развивала свою торговлю, а позднее отстаивала свои колониальные интересы. Для возрастания численности протеже миссионерами были созданы госпитали, монастырские гостиницы и школы; поощрялся прозелитизм, хотя в XIX столетии не всегда существовала координация между действиями церкви и светской политикой европейских государств. Миссионерское рвение выводило из себя религиозных лидеров зимми и заставляло обращаться за помощью к мусульманским авторитетам. В начале XX столетия большое число христиан‑несториан в Азербайджане приняли греческую православную веру для того, чтобы обеспечить себе покровительство России. Здесь следует упомянуть о деятельности «Лондонского общества по распространению христианства среди евреев», посылавшего обращенных в христианство евреев в некоторые уязвимые еврейские общины. Имея в своем распоряжении значительные средства, это общество распространяло переводы Нового завета на иврит, арабский, идиш, а также и обеспечивало госпиталями, школами и мастерскими своих протеже.
Могли бы народы зимми совершенно исчезнуть в процессе арабизации и исламизации без защиты и вмешательства европейских государств? В Йемене, где европейское влияние никогда не ощущалось, в начале 20‑го века еще существовали еврейские общины, но член одной из этих общин описывал условия их существования в терминах, более подходящих для описания жизни животных, нежели для описания жизни человеческих существ. Евреи и самаритяне были, можно сказать, искоренены в городах и селениях Палестины. То же относится и к армянам на их бывшей родине, и к многочисленному христианскому населению Ирака. Трудно точно учесть степень влияния Европы на эволюцию народов зимми, но помогая Греции, балканским странам и Ливану завоевывать национальную не зависимость, Европа открывала тем самым новые возможности и для других порабощенных народов.
Западное влияние породило две противоборствующие тенденции: оно препятствовало уничтожению народов зимми, но в то же время подогревало мусульманский фанатизм, приводивший к кровавой резне зимми, поскольку контракт «терпимости» между ними и умма больше уже не существовал. Так (как это ни покажется парадоксальным) западное влияние иногда способствовало уничтожению целых общин зимми, подвергавшихся погромам и изгнанию в результате подъема националистических чувств мусульман, стимулировавшихся европейской колониальной политикой.
МЕЖРЕЛИГИОЗНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
Правление арабов, сменившее византийскую теократию, утверждало свою власть над народами, отличавшимися религиозной нетерпимостью. Система легализованного преследования, сегрегации и унижений была уже создана православной церковью, истинным творцом будущей зимми. Кодекс Феодосия и кодекс Юстиниана (534) представляли собой гармоничную и хорошо организованную юридическую систему, оправдывавшую преследования язычников, еретиков и евреев на всей территории Византийской империи. Эти законы изучались и интерпретировались в академиях, судах и школах. Многие имперские чиновники, ответственные за исполнение этих законов, позднее способствовали включению их в юридическую практику завоевателей; кстати, стремление христианских правящих классов сохранить свою доминирующую роль в обществе было главной причиной их обращения в ислам. Таким образом, византийские законы, прежде действовавшие при иной системе ценностей, перешли в исламское законодательство. Обе системы, однако, покоились на одном и том же: власть религии является доказательством ее истинности, а униженность других религий свидетельствует об их лживости. Ирония истории состоит в том, что на территориях, подпавших под власть ислама, ислам оказался способен использовать для разрушения восточного христианства ту самую систему подавления, которую создала и довела до совершенства византийская церковь. Вводя антиеврейское законодательство, отцы церкви — бессознательные агенты истории готовили почву для разрушения восточного христианства. И точно так же, как церковь доказывала превосходство своей догмы, унижая иудаизм, так и ислам в свою очередь утверждал свое собственное превосходство, унижая церковь. Чем больше были унижены враждебные вероучения, тем ярче истина одержавшей победу веры, поддержанная земной властью, подтверждала волю Аллаха.
Сходные законоположения существуют в статьях, относящихся к обладанию рабами, прозелитизму богохульству, вероотступничеству, богослужению, обращению (включая детей), социальной сегрегации, запрещению смешанных браков, неприятию свидетельских показаний зимми и исключению их из службы в административном аппарате. Законы бывшей Византийской империи постепенно стали определяющими в положении зимми. Арабские завоеватели добавили джизью и подушный налог, тогда как на практике жизнь зимми уже подчинялась определенным правилам и предписаниям.
В конце концов эти унизительные законы достигли высокой степени изощренности. Соответствующие правила предписывали цвет и вид одежды зимми, прическу, а иногда и форму обуви. Предписания относились к типу животных, на которых зимми могли ездить, способу сиденья на них и виду седел, которые им разрешалось использовать. Предписывалась манера их поведения на улице, способы общения с ними и т.д. С другой стороны, зимми обладали, хотя и ограниченной, юридической и социальной автономией, доставшейся им в наследство от римского и византийского права.
В раннеисламский период арабские завоеватели — в разных частях Византийской империи — для достижения своих целей вступали в союз с евреями, самаритянами и христианскими группами, подвергавшимися угнетению византийской православной церковью. Завоеватели знали, как использовать их разобщенность для того, чтобы, применяя принцип «разделяй и властвуй», привлекать одних, а других низводить до ничтожного уровня. Не должны быть забыты ни роль, которую мусульмане играли в качестве арбитров и защитников в спорах между немусульманскими общинами, ни несправедливости, чинимые мусульманами зимми.
Арабское завоевание изменило позицию православной церкви. Она превратилась из угнетателя в угнетаемого. Даже хуже, она была поставлена в то же униженное положение, в которое раньше ставила тех, кого она преследовала. Бывшие угнетатели теперь как бы оказались в одной упряжке со своими бывшими жертвами, но прежняя ненависть, хотя и более скрытая, продолжала жить между ними, а также (в разных формах) между отдельными направлениями внутри самой православной церкви.
Одинаковые несчастья мало способствовали примирению различных общин зимми. Напротив, их деградация лишь усиливала взаимную враждебность. В унижении евреев византийская православная община видела отраженным свой собственный образ — образ вдвойне болезненный, поскольку он был порождением политики самой православной церкви. Что касается евреев, то ислам, хотя и более терпимый поначалу, продолжил политику угнетения, во многом подобную той, от которой они уже страдали под властью Византийской империи. Для них, по сути дела, ничего не изменилось, если не считать перемены в положении их заносчивого владыки. Они разделили общее страдание, которое должно было продолжаться до тех пор, пока сохранялась зимми и породившие ее условия.
ФАКТОРЫ, СПОСОБСТВОВАВШИЕ ПОЛИТИЧЕСКИМ МАНИПУЛЯЦИЯМ
Анализ тонких и сложных взаимоотношений, в течение столетий существовавших между различными общинами зимми, не входит в задачу данного исследования. Переплетение вражды, заискивания, иногда — дружбы и преданности в общинах образует самую ткань многовековой истории зимми. Например, когда копты Каира в 1343 году подверглись угрозе предания смерти за выход на улицу, евреи одалживали им свои (дискриминационные!) одежды, и лишь благодаря этой маскировке, заимствованной у другой угнетаемой общины, те могли покидать свои дома. В 1853 году итальянский путешественник Бенджамен описал добрые отношения между евреями и армянами в Курдистане. В 19‑м столетии евреи и христиане Туниса часто объединялись вместе, протестуя против фактов несправедливости по отношению к ним. Шейх Мерва приглашал к себе жить некоторых евреев Метода, насильно обращенных в мусульманство, и разрешал им вернуться в прежнее вероисповедание. Во время погромов в Дамаске в 1860 году некоторые мусульмане пытались спасти христиан, в особенности эмир Абд ал‑Кадир, и евреи скрывались в домах мусульман (см. док. 45, 46, 47). Многочисленные примеры солидарности между представителями различных угнетенных групп, так же, как и помощи им со стороны мусульман, потребовали бы отдельной монографии. Здесь были перечислены лишь некоторые постоянные факторы, не только способствовавшие угнетению зимми, но и делавшие их объектами интриг и манипуляций.
Выбор духовного лидера каждой общины зимми должен был быть ратифицирован халифом или правителем. Продажность властей зачастую была причиной прихода к власти наиболее коррумпированных элементов из среды зимми, так что моральный и культурный уровень общин падал, дискредитируя их не только в глазах умма, но и среди своих христианских судов никоим образом не подразумевало отмену зимми, основой которого считались священные тексты «Сунны». Эти люди, чьи таланты эксплуатировались их хозяевами и притеснителями, но, тем не менее, с помощью взяток старавшиеся обходить некоторые запреты, были аномальны в ситуации постоянной несправедливости и неравенства. Явное противоречие между их фактически привилегированным положением и легальным статусом провоцировало взрывы народного фанатизма. Не будучи узаконенным исключением из правила, существование самостоятельных судов зимми былое точки зрения исламского духовенства нечестивостью, ересью, опасной для умма . Несмотря на наличие своих внутриобщинных судов, евреи в дар ал‑ислам оставались презираемым источником рабочей силы, привлекаемым постоянно к принудительному труду. Уязвимые, окруженные умма , они выполняли полезную функцию козлов отпущения. Метеорический взлет по ступеням социальной лестницы нескольких человек, а затем их еще более впечатляющее падение, за которым следовало неизбежное коллективное наказание целой общины, не изменяло ни дискриминационных законов, ни бремени угнетения, возложенного на целый народ. Более того, власть, приобретенная некоторыми евреями зимми и запрещенная религиозными законами умма (а еще раньше — византийскими кодексами законов), лишь увеличивала враждебность к евреям. В 1856 году, когда султан гарантировал равноправие меньшинствам своей империи, некоторые христианские лидеры протестовали, потому что евреи получили одинаковые с ними права.
Вполне возможно, что роль евреев как посредников в проведении политики мусульманских властей привела к крайним формам антиеврейских гонений в период реконкисты в Испании, и Греции в 19‑м столетии и в других балканских странах. Во время войн за независимость в балканских провинциях Османской империи еврейские общины и силу своей уязвимости страдали от преследований христиан, что приводило иногда к протестам султана и его попыткам защищать своих бывших подданных.
ЭКОНОМИЧЕСКОЕ И РЕЛИГИОЗНОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО
Эмансипация и освободительные движения в Османской империи на протяжении всего XIX века возбуждали ненависть мусульман к христианам, провоцируя многочисленные погромы греков, славян, маронитов и армян. Более слабые, униженные и по необходимости аполитичные еврейские общины были пощажены. Им даже оказывались некоторые знаки благосклонности турками, желавшими выглядеть либеральными в глазах своих европейских союзников. Это политическое неравенство наряду с экономическими достижениями еврейской элиты еще больше увеличивало межобщинное напряжение.
В профессиях, служивших полем соперничества зимми разных общин, религиозная враждебность усиливалась из‑за экономической борьбы между ними. Она проходила тем ожесточеннее, чем меньше были размеры рынка и чем больше была зависимость от прихотей поощрявших коррупцию деспотов.
Именно соперничество между общинами зимми лежит в основе обвинений в ритуальном убийстве евреев Дамаска в 1840 году со стороны сирийских христиан и французского консула Ратти‑Ментона. Позднее установился тесный контакт между эмансипированным европейским еврейством и еврейскими общинами Востока и Северной Африки, что совершенно изменило их внутреннюю структуру.
Начиная с 1860 года и далее, неутомимые представители «Альянс Исраэлит Универсаль», а с 1872 года члены «Англо‑еврейской ассоциации» сделали своей главной задачей эмансипацию еврейских общин Северной Африки и Леванта. Значительное количество сохранившихся писем и отчетов дают нам свидетельство не только упадка и несчастий, но также и высоты духа этих угнетаемых общин. В последние десятилетия 19‑го века европейское еврейство с помощью консулов смогло несколько улучшить баланс сил между евреями‑зимми и христианами, относящимися к той же категории. Но различия по‑прежнему сохранялись. Зимми‑христиане, вступившие на путь эмансипации раньше, пользовались протекцией европейских государств как на национальном уровне (например, создание школ и политических институтов в Ливане), так и па уровне отдельных индивидуумов, благодаря существованию множества миссионерских учреждений. Более многочисленные и экономически более мощные, нежели евреи, они содействовали увеличению традиционной мусульманской юдофобии. Медленная экономическая эмансипация евреев подогревала старую вражду, порождая современную форму восточно‑христианского антииудаизма, против которого евреи могли защищаться в пределах своих ограниченных возможностей.
Восточное еврейство пользовалось поддержкой европейского еврейства, которое само лишь относительно недавно вступило на путь эмансипации, после чего стало объектом современных форм политического и экономического антисемитизма. И ниже слабость евреев в сравнении с силой христианских общин была уравновешена постоянным стремлением евреев к защите своего достоинства и получению образования. Сохранились свидетельства путешественников, отмечавших эти характерные черты даже у членов наиболее униженных общин. Начиная с 1840 года, эти стремления стали достижимой целью. Моральное и культурное возрождение превращалось в явь. Если справедливость и не восторжествовала во время Дамасского дела, то несправедливость, как минимум, была ограничена. Народ, насильно принужденный жить в унижении и невежестве, начинал теперь видеть свет в конце тоннеля.
Если внешне борьба за эмансипацию еврейских и христианских общин и кажется сходной, способы борьбы были различны; одинаковой была лишь реакция их общего угнетателя. Формы давления, применявшиеся к той и другой общине, были также различны. Христианские нации могли применять политическое давление, поддерживаемое военной силой, тогда как евреи Европы (а позднее США) могли апеллировать только к этическим принципам, разоблачая действия фанатиков перед общественным мнением западных стран через парламенты и европейскую прессу. Эксцессы фанатизма дискредитировали мусульманские режимы или христианское священство, если оно несло за них ответственность. То ли по необходимости, то ли из чистосердечного убеждения — трудно разделить эти две побудительные причины — власти принимали меры, пресекавшие расистские и религиозные преследования. Церковные лидеры не поддерживали обвинений евреев в ритуальных убийствах, а также другие публичные антисемитские выступления, в особенности распространенные среди греческих православных общин; мусульманские политические вожди издавали эдикты, защищавшие национальные меньшинства. После 1880 года со стороны еврейских организаций Франции и Англии в сотрудничестве с консулами этих стран предпринимались неоднократные попытки гарантировать евреям — ив конце концов всем угнетенным меньшинствам — возможность эмансипации, первоначально предоставлявшуюся только зимми‑христианам. Хотя власти Османской империи и опубликовали эдикты Гюльхана (1739) и Хумаюна (1750), провозглашавшие терпимость, они не имели никакой силы, когда дело касалось евреев.
Эти попытки установить религиозное равенство в Османской империи осуществлялись только на самом высоком уровне. Главная же задача — заставить правителей областей действительно уважать предписания султана — не была выполнена. Турецкие власти, сами находившиеся в меньшинстве, зачастую не могли проводить в жизнь реформы по либерализации статуса зимми из боязни оттолкнуть от себя простых людей, убежденных в своей правоте и привыкших к своему, ставшему традиционным, доминирующему положению в обществе. Неспособные контролировать действия враждебных кланов или уменьшить общие размеры коррупции и отсутствие безопасности в провинциях, центральные власти нередко оставляли меньшинства на произвол тирании местных правителей или племенных вождей. Впоследствии установление контактов с Европой породило серьезное напряжение и поставило все общины зимми, хотя и противостоящие друг другу, в оппозицию к традиционным установлениям зимми, освящавшим узурпацию их территорий и их униженное положение. Борьба велась одновременно несколькими общинами зимми — но в обстановке отсутствия единства, ненависти и соперничества, приводившей к предательским союзам с властями, эта ситуация могла быть на руку только их общим угнетателям.
НАЦИОНАЛИЗМ
В начале XX столетия конкуренция между движениями за политическую эмансипацию евреев, с одной стороны, и арабоговорящих христиан, с другой, еще больше сказалась на их отношениях, и до того весьма сложных. У этих движений, выражавших себя соответственно в сионизме и в арабизме, был общий враг — панисламизм.
Христианское направление арабского национализма во второй половине XIX столетия возникло в результате влияния арабского империализма и стремления христиан — зимми к эмансипации.
Провозглашая себя проводником арабизма, Франция преследовала цель превратить в свои колонии территории Османской империи. Она стремилась также ослабить экономическое и политическое влияние Великобритании. Идеологическая и стратегическая поддержка Францией автономии арабских провинций, входивших в состав Османской империи, вряд ли отличалась по своей мотивации и методам от действий других современных ей империалистических стран. Стремление арабо‑говорящих христиан к эмансипации использовалось, чтобы дискредитировать и ослабить Турцию и привести к успеху французскую колониальную политику. Россия точно гак же оправдывала свой захват турецких и персидских провинций тем, что турки преследуют православных христиан, а Великобританцу скалывала поддержку евреям и позднее сионистскому движению, чтобы осуществлять контроль над Палестиной.
Другое направление христианского национализма было связано с движением за эмансипацию. По сути своей религиозное, оно поощрялось клерикальными кругами и миссионерскими институтами, находившимися под французским влиянием или принадлежавшими Франции. После христианских погромов в Сирии, Ливане и Наблусе (Палестина) это движение поставило своей задачей заменить религиозную концепцию умма концепцией секулярной арабской нации. Конечно, эта идея не отличалась новизной. Это был арабский эквивалент османизма, вдохновлявшегося Великобританией, который в XIX столетии пытался предотвратить упадок Османской империи, интегрируя многочисленных зимми в структуре османского национализма. Другими словами, религиозный империализм пытался восстановить, свое влияние в пределах современной националистической идеологии, трансформируясь в секулярное османское националистическое движение.
Вдохновленные западной либеральной идеологией, турки пропагандировали равенство всех подданных империи. Так они вступили в бескомпромиссный конфликт с теократической политикой умма, оправдывавшей дискриминацию покоренных народов. Но османизм проглядел один из фундаментальных аспектов этнических восстаний народов, их движения за религиозную эмансипацию были по сути дела войнами за национальное освобождение. Борьба сербов, румын, болгар, греков, армян и евреев была скорее борьбой за свою землю, свой язык, свою историю и культуру, а не просто отстаиванием своей религии, к которой власти относились терпимо.
Этот же самый территориальный и культурный османский империализм был в свою очередь воспринят панарабистами и по сходным мотивам арабским империализмом, распространившим с помощью завоеваний свою власть на неарабские территории и подавлявшим другие народы и культуры. Зимми — христиане, пытавшиеся эмансипироваться внутри арабского националистического движения, позднее столкнулись с дилеммой: арабские духовные идеалы, связанные с исламом, оправдывали те дискриминационные законы зимми, от которых они пытались освободиться с помощью арабизма. Это движение арабского ренессанса, в котором христиане принимали активное участие, содержало в себе семена исламского ренессанса, отрицавшего «Запад», его ценности, его секуляризм и прокладывающего дорогу грядущему восстановлению статуса зимми для евреев и христиан.
Недавний распад Ливана связан именно с этой дихотомией внутри арабского национализма: с одной стороны — требование эмансипации христиан, и с другой — попытки сохранить дискриминацию зимми. Поскольку марониты никогда не хотели или не были способны определить ясно свои требования, они вместе с другими христианскими общинами в наши дни оказались вовлечены в конфликт с умма, возобновленный уже внутри самого движения арабизма. Борьба восточных христиан за эмансипацию создала трагический круг страданий и унижений, заканчивающийся в том же месте, откуда и началось движение: восстановлением обновленной зимми. А примитивный антисионизм христианской ветви арабского национализма — в особенности среди приверженцев православия — может быть объяснен их религиозной принадлежностью и тем, что они существовали на протяжении многих столетий в условиях незащищенности и нестабильности, провоцировавших всевозможные манипуляции мусульманских властей.
Прежде чем завершить этот короткий обзор межобщинных отношений в течение XIX — XX столетий, необходимо сделать три замечания. Первое касается условий жизни евреев, народа без земли, находившегося в изгнании, рассеянного среди других народов. Вследствие последнего обстоятельства он стал жертвой конфликта между исламом и христианским миром. Второе замечание касается характера самого процесса образования независимого еврейского государства — Израиля — в сравнении с эксцессами фанатизма, сопровождавшими реконкисту в Испании, войны за независимость греков, балканских пародов, а в недавние времена — борьбу за независимость самих арабов. Третье замечание состоит в одной исторической параллели: применение джихад против армян в начале 20‑го столетия послужило моделью геноцида против евреев. Немцы, союзники турок в Первую мировую войну, наблюдали попытку ликвидировать целый народ, боровшийся за свою независимое. Они видели, как гражданское население загонялось в церкви и сжигалось заживо, они видели людей, массами отправлявшихся в лагеря; они видели, как армян предавали смерти, превращая в груды золы, или как их заставляли под конвоем идти и рыть могилы самим себе, или как их бросали в пустыне, или снова, как столетия назад, продавали в рабство арабским племенам и принуждали принять ислам. После того, как 1 ноября 1914 года султан провозгласил джихад против армян, у правительств Германии и Австро‑Венгрии не могло быть сомнений в том, что местное мусульманское население Анатолии, Армении, Ирака и Сирии примет активное участие в окончательном решении «армянского вопроса». И они видели паралич европейских государств, вполне осведомленных о кровавой резне, о которой сообщали газеты всего мира.
Этот исторический урок вспомнится в следующем поколении, когда Гитлер приступил к планированию еврейского геноцида со всей той изощренностью, что была ему доступна благодаря технике наших дней. Не составляет труда заметить параллели в поведении жертв, убийц и тех, кто был пассивным наблюдателем этих событий. Достаточно вспомнить караваны послушных армянских обывателей, полагавших, что их транспортируют и места временного пребывания, тогда как на самом деле их доставляли к месту гибели. Жертвы разделялись в соответствии с конечной целью: немедленная смерть или рабство, выкуп или проституция. Дети служили в качестве живых мишеней. Все это указывает на сходство в коллективном поведении народов при повторении одних и тех же исторических обстоятельств.
ЭМАНСИПАЦИЯ
Европейский протекционизм связан с движением за эмансипацию зимми, так как он не только вдохновлял идеологически, но и давал практическую поддержку стремлениям зимми, причем, если было необходимо, даже военной силой. Идеологически эмансипация имеет своим истоком «Декларацию прав человека» в качестве принципов национального самоопределения. В своей наиболее радикальной форме это движение стало борьбой за национальное освобождение народов зимми.
Эмансипация зимми подразумевает фундаментальную трансформацию ценностей. Выдвинулась новая концепция; понятие «прав» заменило прежнюю концепцию «терпимости», бывшую порождением иерархических отношений между высшими и низшими; эта концепция создавала и поддерживала ситуацию неравенства. Права отнять нельзя, но терпимости, базирующейся лишь на доброй воле, можно лишиться no прихоти правителя. Права гарантируют достоинство и безопасность, но терпимость без прав, порождает коварство, интриги и коррупцию со стороны угнетенных, как единственное средство самосохранения в условиях постоянной опасности.
В исламских общинах XIX века, где неравенство между зимми и мусульманами еще являлось нормой, концепция нрав и равноправия представлялась исламским традиционалистам подрывной ересью, распространявшейся христианским миром для того, чтобы подорвать и ослабить ислам.
'Знакомство с западными идеями свободы личности порождало в Османской империи острые религиозные и политические проблемы. Введение реформ, в особенности равенства религий, на котором настаивала Европа в обмен на военную и технологическую помощь, вело к конфликту между правительством и религиозными кругами. И действительно, эмансипация зимми составила важную часть в процессе сотрудничества и взаимодействия культур. Эти модифицированные отношения создали фермент социальной, политической и идеологической революции. Традиционная концепция постоянной войны должна была уступить место мирным отношениям, благоприятным для принятия реформ и идей. А последняя уже не могла рассматриваться исключительно с точки зрения презрения и ненависти. Оправдание открыло путь эмансипации райи. Однако этот процесс неизбежно вел к территориальным конфликтам из‑за того, что «терпимые» религии были в основном религиями наций, лишенных своей родины. Поэтому внутренняя логика джихада была несовместима с религиозной эмансипацией. Постоянная война, козни и подчиненное положение образовали три взаимосвязанных и нераздельных принципа, подразумевающих экспансию и политическую доминирование умма.
Консульская корреспонденция и дипломатические отчеты из Османской империи этого периода дают наглядные каждодневные примеры этой ситуации. Османская империя — не исключение Подобная политическая модель внушает подозрения повсюду, где бы она ни возникала. Улими, хранители традиционных политико‑религиозных ценностей, разжигали фанатизм народа. Мотивация этих восстаний — стремление восстановить зимма и наказать нечестивых и высокомерных райа — была религиозной. Но цель преследовалась политическая: запугать турецких наместников, ответственных за проведение реформ. В Сирии и Ливане, Палестине, Герцеговине и Морее официальные лица не хотели проводить реформы, опасаясь обвинений в предательстве ислама (см. док. раздела «Эпоха эмансипации»). В качестве альтернативы коллективным или индивидуальным репрессиям, могущим вызвать гнев христианского мира, объектом нажима и угроз были избраны зимми, стремившиеся к эмансипации.
В 1841 году после издания прокламации Хатти Шерифа Гюльхана, обещающей, по настоянию европейских властей, равноправие всем османским подданным, британский генеральный консул записывал:
Достоин внимания тот факт, что уже через полгода после опубликования декларации Хатти Шерифа Гюльхана в этой стране возникла массовая поддержка Корана и исключительных привилегий мусульман в сравнении с христианами, что является знаменательной противоположностью доктрине равенства всех перед законом, зафиксированной в декларации Хатти Шерифа.
Когда западная техническая и военная помощь стала необходимой для сохранения Османской империи, Франция, Британия и Австрия заставили султана принять прокламацию 1856 года, признающую равенство всех граждан перед законом. В обмен на их помощь европейские власти настояли на том, что должны быть признаны и гарантированы нрава зимми на достоинство, равенство и безопасность их самих, их семей и их собственности. Европеец, нанятый на службу султаном, не мог терпеть упадка и подавления немусульманских религий, так как это наносило серьезный ущерб его собственному престижу.
В Египте эмансипация христиан, вслед за которой начался соответствующий процесс и среди евреев, проходила относительно гладко. Мухаммад Али, заинтересованный в сохранении экономической и военной поддержки Франции, заставил замолчать религиозную оппозицию. В Магрибе эмансипация зимми, вдохновленная европейскими странами, спровоцировала конфликту между мусульманскими духовными авторитетами и фанатизмом народа. Так, фундаментальный закон «Гарантия безопасности», введенный по настоянию Франции тунисским беем в 1857 году, был отменен в 1864 году вслед за началом вооруженного сопротивления народа. Эта же историческая модель вновь возникла в третьей четверти века к Марокко и в Персии, где, соответственно, султан и шах оказались неспособными проводить политику реформ против воли масс.
Сделав небольшие исключения для местных условий, можно сказать, что процесс эмансипации развивался везде одинаково, и это относится к Османской империи в не меньшей степени, чем к Магрибу и Персии. Где бы упадок империи ни создавали климат, благоприятный для европейской политики поощрения эмансипации зимми, попытки покончить с дискриминацией приводили к конфликту между реформистскими элементами среди мусульман (как бы слабы они ни были) и враждебными религиозными кругами, манипулирующими народом. И действительно, эта эмансипация была частью более широкой про граммы реформ, покушавшейся на политические и иерархические традиции умма. Возникновение современных обществ включало в себя реформы, предполагавшие уважение к личности и всеобщее равноправие. Архаические социальные законы, освящавшие унижение неверных и поощрявшие угнетение и коррупцию, были несовместимы с новым обществом, к которому стремились политики мусульманского мира. Европейские консулы обращали внимание на недостатки османского правосудия. Холмс, британский консул в Босна‑Серай, обобщает ситуацию в письме 1887 года к секретарю иностранных дел:
Не соответствующие необходимости отсрочки и манкирование своими обязанностями, предубежденность к невиновным лицам, открытое взяточничество и коррупция, постоянное и несправедливое предпочтение мусульман во всех спорных случаях между турками и христианами отличают турецкую администрацию от всего того, что зовется «справедливостью» но всей Европе. Эта ситуация однозначно отвечает на вопрос: а что бы случилось с множеством иностранцев в Турции, если бы европейские правительства капитулировали? Я убежден, что ситуация в провинциях стала бы нетерпимой, и власти не впустили бы в страну ни одного человека из Европы, тогда как всеобщее негодование в Европе против Турции в конце концов привело бы к ее краху. Всеобщее невежество, коррупция и фанатизм всех классов отодвигают надежды на торжество справедливости еще на одно поколение.
Традиционалисты, со своей стороны, полагали, что эмансипация, освобождающая зимми от их состояния унижения, аннулировала «де факто» обязательства ил‑ислам покровительствовать им, так как законы джихада терпели зимми только до тех пор, пока сохранялась их дискриминация, а обязательные платежи джизьи символизировали их подчиненное положение. В соответствии с этой логикой, отмена джизьи и гарантия равных прав всем османским подданным порывали с зимма. Этот разрыв — в соответствии с законами джихада — восстанавливал право умма убивать зимми, захватывать их собственность, обращать в рабство их жен и детей или изгонять их, то есть совершать все те акты, которые были приостановлены согласием зимми подчиниться. Эти репрессии против бывших зимми и их собственности рассматривались не только как оправданные, но и как достойные похвалы.
Следует подчеркнуть, что приверженцы терпимых религий находились под протекцией (покровительством) только в контексте особой политической идеологии территориальных завоеваний (джихада), а не в соответствии с универсальным моральным кодексом, признающим равенство прав всех людей. Точнее говоря, сама идея равных прав рассматривалась как нечестивость, и на этом основании могла быть внедрена в умма только с чрезвычайным трудом и лишь с помощью военной силы. Как бы робко ни осуществлялись реформы, они шокировали умма и народные массы вообще. На зимми все время совершались нападения, их иногда убивали с молчаливого одобрения властей, которые под предлогом предотвращения кровавой бойни спешили отменить непопулярные меры. Так зимми снова оказались в центре конфликта между исламским движением за либерализацию, стремившимся модернизировать военный потенциал страны, и реакционным движением мусульманского фундаментализма. Этот конфликт между реформистскими и консервативными силами, а иногда и их сговор (например, в случае геноцида армян) придает XIX и началу XX столетий противоречивый характер — как периодам надежды, но в то же время и массовых убийств, погромов, преследований, геноцида.
Заметим, что отсутствие беспорядков в Египте было скорее исключением из правил. И так случилось потому, что реформы были проведены Мухаммадом Али по собственной воле, а не так, как везде, под давлением извне. В начале XIX века Египет встал на путь модернизации и добивался религиозного равноправия всех населявших его этно‑религиозных групп. Обновляющийся Египет служил для некоторых европейцев примером реформирующегося исламского общества. И действительно, документы свидетельствуют, что условия существования зимми в Египте и Турции были менее тяжелыми, нежели в Палестине, Сирии, Ираке, Магрибе, Персии и Йемене. В Палестине и Сирии реформы, проводимые администрацией Османской империи, провоцировали значительные беспорядки. В Магрибе для того, чтобы изменить традиционные модели поведения, потребовался полный переворот, связанный с европейской колонизацией. В Персии меньшинства эмансипировались после Первой мировой войны в результате революции, а в Йемене преследования прекратились только с началом массовой эмиграции евреев в Израиль в 1949‑50 годах. Различия в моделях поведения связаны с различиями в исторических обстоятельствах и культурных особенностях многочисленных народов, населяющих дар ал‑ислам .
В общем, можно выделить три различные, но действовавшие одновременно силы, дестабилизировавшие многонациональные исламские земли: освободительное движение зимми, эмансипация зимми и европейская колонизация. Эти три движения, связанные с экономическим и интеллектуальным развитием Европы, разрушали традиционные исламские общества и усиливали дезинтеграцию Османской империи. Они ускоряли прохождение ею фазы регрессии, сменившей период экспансии, во время которого армии империи дошли до ворот Вены в 1683 году. По вполне понятным геополитическим причинам первое восстание подчиненных народов произошло на европейских территориях, захваченных турками. Это восстание христианских народов, поддержанное, хотя и по разным причинам, Россией и Великобританией, опустошало земли умма в течение всего 19‑го столетия. За изгнанием турок из Трансильвании (1691), Венгрии (1686‑1697), Валахии и Молдавии (1829) последовало, в результате столетней борьбы, освобождение Сербии и части Греции (1830), Болгарии, Боснии, Черногории и Герцеговины (1878), большей части Фессалии и Эпира (1881), Крита (1908), Македонии и всей европейской Турции (1911‑1913). В Центральной Азии ислам вынужден был уступить перед лицом русской оккупации Крыма (1783), Бесарабии (1812), Грузии (1813), Кавказа (1841‑1859), Туркестана (1864‑1885), Бухарского ханства (1868), Хивы (1873‑1881), Коканда (1875) и Мерва (1884). Эта дезинтеграция Османской империи происходила одновременно с захватническими войнами европейцев в Индии, Алжире (1830‑1843), Тунисе (1881), Египте (1882), Триполитании (1911), Марокко (1912), а также с предоставлением Великобритании и Франции после 1918 года мандата на управление ближневосточными провинциями Османской империи.
Националистические движения народов зимми и их борьба за эмансипацию взаимно дополняли друг друга. Хотя они и поддерживались колониальной политикой России и европейских государств, народы зимми зачастую бывали жертвами их эгоистических манипуляций.
Союз народов зимми и Запада основывался только на взаимовыгодных интересах, зимми нужна была помощь Европы для того, чтобы освободить себя от зимма, тогда как европейцы искали их поддержки, чтобы ослабить исламские теократические режимы.
Национализм и эмансипация оставались двумя равными процессами (национализм ставит своей целью освобождение родины, а эмансипация стремится к уничтожению правовой дискриминации), они всегда были взаимосвязаны. Каждая община зимми принимала участие в обоих движениях. Хотя греки, армяне, а позже и евреи — в зависимости от исторических обстоятельств — требовали равноправия в пределах Османской империи, они все же настаивали и на освобождении своих стран. Вот почему преследования и казни обрушивались на все общины зимми без разбора, и умма в своей ненависти объединяла Европу. Эта реакция умма оставила след в истории многих общин зимми. Поражение Персии в войне с Россией спровоцировало массовую резню евреев в Тебризе (1830) и других городах Азербайджана, а также погромы и насильственные обращения в ислам евреев Метода в 1839 году и их последующие преследования на протяжении всего XIX века. Страдания евреев Магриба были результатом унижений и притеснений, причиняемых мусульманам французским колониализмом. Греческие и балканские освободительные войны сопровождались погромами в Хиосе и «боснийскими ужасами». Процесс эмансипации привел к истреблению двадцати тысяч христиан в Сирии, Ливане и Палестине в I860 году. Армянский национализм был раздавлен геноцидом. Как национально‑освободительные движения народов зимми, так и их эмансипация приводили к противодействию и репрессиям со стороны умма сдерживаемым лишь военной силой европейских колониальных армий. Ведь эмансипация зимми ставила на повестку дня неразрешимые проблемы, коренящиеся как в их территориальных, так и культурных притязаниях.
Поэтому европейские попытки поддержать местный национализм (османизм или арабизм) следует понимать как выступление против политики умма. Открывались возможности отделения религии от политики. Основывая межнациональные отношения на принципе равноправия всех граждан и законности наций, национализм отвергал концепцию джихада и ее прямое следствие: зимма. После погромов 1860 года в Ливане сирийские христиане стали самыми яростными сторонниками арабского национализма.
МУСУЛЬМАНСКАЯ РЕАКЦИЯ
Реформистское течение, вдохновленное абстрактными концепциями, импортированными из‑за рубежа, дар ал‑харб , было достаточно поверхностным. С другой стороны, консервативное движение было глубоко укоренено в исламской истории и традиции. Все новые факторы постоянно придавали ему силу: непрекращающийся поток беженцев‑мусульман из потерянных исламской властью провинций был охвачен фанатизмом и жаждой мести. Эти мусульманские беженцы из Европы, потомки мусульман‑поселенцев (мухиджирин), или христиане, принявшие ислам, чтобы не потерять свои земли после завоевания их мусульманами, придавали силу исламской религиозной партии. Правительство Османской империи расселяло их н регионах, вызывающих беспокойство, и распространяло, таким образом, с помощью политики колонизации свою власть. Беженцы из балканских провинций направлялись в Армению. В 1874‑75 годах черкесы‑мусульмане с Кавказа поселились в провинциях Данубии, а затем, охваченные националистическими чувствами, — в Галилее и на Голанских высотах. В 1878 году после аннексии Австрией Боснии‑Герцеговины мусульманские колонисты, жившие там, прибыли в Македонию и на приморское побережье Палестины. В 1912 году Россия пыталась предотвратить их проникновение в Армению. В течение XIX и начала XX столетий непрекращающийся поток более чем двух миллионов мусульман‑колонистов из Крыма и Балкан расселялся властями Османской империи в Анатолии, Армении, Ливане, Сирии и Палестине с надеждой, что мощная исламская колонизация покончит со стремлением зимми к национальному возрождению.
В 1878 году был издан османский закон, гарантирующий предоставление земель Палестины мусульманским поселенцам. Причем они освобождались на 12 лет от налогообложения и военной службы. В районе Кармеля, Галилеи, на равнине Шарон и в Кесарии земли были розданы славянам‑мусульманам из Боснии и Герцеговины; грузины поселились вокруг озера Киннерет и на Голанских высотах, а марокканцы — в Нижней Галилее. В Заиорданье и Галилее туркмены и черкесы, изгнанные в результате захвата Россией Крыма, Кавказа и Туркменистана, пополнили кланы, поселившиеся в этих местах еще в XVIII столетии. Около восьми тысяч египетских феллахов иммигрировали в Яффу, Газу и Иерихон в тридцатые годы XIX века; алжирцы, отправившиеся в изгнание вместе с Абд ал‑Кадиром, расселились в Галилее, на Голанских высотах и в Иерусалиме.
Исламское консервативное движение, особенно сильное в подвергшихся арабизации провинциях Османской империи, черпало свою силу не только в религиозных предубеждениях, но и в природе арабо‑исламского империализма, определившего структуру этой многонациональной мусульманской империи. Во время ее создания захват территорий и покорение местного населения привели к разрушению их культур. Однако интерес, проявлявшийся европейскими учеными к их древнему прошлому, снова пробудил гордость этих народов и стремление к освобождению из‑под власти ислама, причем в то же самое время, когда реформы, проводившиеся в империи, лишали арабов их традиционных привилегий. Евреи, греки, армяне и марониты стали все больше осознавать, что они не всегда были религиозными меньшинствами, но были времена, когда они существовали как гордые нации, после арабского завоевания терпимые, однако, только в религиозном контексте, да и то — ценой унижений и уплаты поборов. С глубокой ненавистью мусульманское население наблюдало, как национальные отчизны доарабского прошлого восставали в сознании зимми из руин и забвенья. Эмансипация зимми и их культурное возрождение содержали, с арабской точки зрения, опасные семена национализма, могущие угрожать их доминированию. Разрушение общины зимми требовало отныне не только ее уничтожения в физическом смысле, но также и уничтожения ее культуры, языка и искусства — символов ее творческой силы. В Палестине конца века недавно прибывшие мусульманские колонисты обдуманно разрушали все, что еще оставалось от древней еврейской цивилизации после столетий непрекращающейся ненависти оккупантов. Этих колонистов вполне обдуманно селили таким образом, чтобы уничтожить в зародыше всякую попытку райи обрести национальное освобождение. В Армении физическая ликвидация сопровождалась насильственными обращениями, массовой депортацией, разрушением церквей или прекращением их в мечети.
Все бедствия, перечисленные в данной главе, объясняют те мотивы, которые придали борьбе за эмансипацию и освобождение народов зимми в Османской империи фанатичный и насильственный характер религиозной войны.
ОТ ЭМАНСИПАЦИИ К НАЦИОНАЛЬНОЙ НЕЗАВИСИМОСТИ
Мусульманским правителям было трудно различить, где кончается борьба за религиозную эмансипацию меньшинств, а где начинаются их требования о возвращении захваченных земель — наряду с возрождением национального языка, культуры и собственных общественных институтов дихотомии, коренящаяся в самих условиях существования зимми, оказывала влияние на политику Османов и младотурок. С одной стороны — подавление греческого и армянского национализма, а с другой стороны — протекция христианам — зимми по всей империи. В том же самом духе запретительные законы, распространявшиеся только на евреев, проживавших в Палестине, предполагалось, должны были противостоять проникновению сионизма, самого молодого движения за национальное освобождение. Как оказалось впоследствии, турки в этом мало преуспели. В I987 году был опубликован закон, запрещающий евреям иммигрировать в Палестину, селиться здесь, покупать земли, строить дома и жить в Иерусалиме. Этот закон применялся только к евреям — безразлично, были ли они зимми или подданными иностранных государств, — но не к христианам или мусульманам‑иммигрантам.
Эти аспекты турецкой политики могут быть проиллюстрированы на одном весьма специфическом примере. Когда расправа с армянами в 1895 году спровоцировала взрыв религиозного фанатизма, мусульмане Алеппо стали угрожать местным евреям и христианам применением тех же самых действий. Порядок был восстановлен только благодаря энергичным мерам, предпринятым турецким военным комендантом Адхамом‑пашой, защитившим еврейские и христианские кварталы и угрожавшим направить свои пушки на мусульман, если они попытаются напасть на немусульман. Опасность, ощущаемая при чтении документов того времени, не была связана исключительно лишь с армянским кризисом, но являлась постоянным признаком существования зимми. Новыми факторами в этой ситуации были, однако, борьба за независимость, поддержанная европейскими странами, и большая доступность для зимми разнообразной информации.
Точно так же, как Запад проникал в исламские страны с помощью политики протекционизма, европейцы в своих интересах манипулировали стремлением к национальному возрождению народов зимми. Последние были легкой добычей, так как их безопасность в значительной степени зависела от поддержки из‑за границы, всегда готовой прийти им на помощь — но в обмен на расширение сферы своего влияния. Так, традиционный антагонизм народов зимми в отношении друг к другу перерастал в политическую борьбу, поддерживаемую и оплачиваемую Западом. Арабский национализм, первоначально служивший идеологическим базисом эмансипации христиан, поддерживался Францией, имевшей целью ослабить Турцию, союзника Англии. Европейский и российский империализм сталкивались с идеологиями арабизма и сионизма, в то время как Австрия и Россия разжигали мятежи на Балканах и в Армении.
Под влиянием европейской колонизации в общинах зимми происходили радикальные изменения. Возникновение мелкой буржуазии, получившей европейское образование, обостряло классовые конфликты. Демократизация внутриобщинных институтов подрывала позиции нобилитета. Это развитие, осуществлявшееся по европейским образцам, имело и свои недостатки. Национальные корни во многом были утеряны, групповое единство, ослабленное уже существованием во враждебном окружении (что относится к христианским общинам), — уничтожено. Следствием влияния Запада было отдаление от собственной культуры и принятие культуры европейской, становившейся все более притягательной для зимми, так как она несла в себе идеи освобождения. Интеллигенция, раньше находившаяся на службе у умма, теперь с жадностью подхватывала любую западную идею или модель поведения.
Так как процесс деколонизации арабских стран совпал с возрождением еврейского государства, изменилась ситуация восточного еврейства. Эмигрируя в Израиль, оно восстанавливало суверенное право на национальную независимость, тогда как христианские общины восприняли панарабскую идеологию.
Христианский арабский антисионизм проистекает из двух источников: византийской юдофобии и традиционной ментальности зимми, отражающей состояние зависимого меньшинства, принужденного к лавированию, компромиссам и существованию в постоянной униженности. В наши дни фундаментализм, ставящий под сомнение арабский национализм, сам сталкивается с опасностью быть абсорбированным движением панисламизма.
ДЖИХАД И ЗИММА: СОВРЕМЕННЫЕ ФОРМУЛИРОВКИ
Так же, как на протяжении истории сосуществовали разные тенденции в политике и мышлении, а поведение индивидуумов и целых обществ варьировалось в широких пределах от крайнего фанатизма до взаимопонимания, так и в наши дни концепции джихада и зимми представляют одну из многих тенденций в современном арабском политическом мышлении. Однако наш анализ ограничится только ими.
После ликвидации зимми исламскими правителями Османской империи и в Персии с помощью изгнания или в результате европейской колонизации, возникает вопрос: подходит ли термин «зимми», характеризовавший определенные исторические условия, к современным реалиям. И оказывается, что мышление и модели поведения, уходящие корнями в прошлое, сформированные образованием и традицией, указывают на сохранение «синдрома зимми». Связанные по рукам и ногам и часто ограниченные определенными историческими обстоятельствами, члены религиозных меньшинств тяготели к сохранению своего маргинального состояния. По‑прежнему продолжали существовать факторы, определяющие традиционные связи меньшинств и умма, заключающиеся в подчинении и отчуждении одних и терпимости других. Но хозяин остается терпим постольку, поскольку зимми признает свое подчиненное положение. Сила и живучесть на протяжении истории этой ситуации может быть объяснена ее постоянным возобновлением в пределах одних и тех же социальных и психологических структур благодаря тому, что в некоторых современных политических идеологиях содержатся те же самые ценности, которые и раньше освящали и защищали эти структуры. Следовательно; термин «зимми» актуален, поскольку остается актуальной определенная концепция в контексте определенных политических систем и условий жизни. Так как статус зимми зависел от концепций джихада и зимми, необходимо выяснить факторы, способствующие сохранению, видоизменению или отказу от их взглядов в исламском мире.
В арабоговорящих странах можно проследить переход от мусульманских религиозных ценностей к политическому арабизму. Бывший президент Алжира Ахмед Бен‑Белла, президент «Лиги прав мусульман», говорил в интервью 1982 года:
«— У меня складывается впечатление, что между арабизмом и исламом развивается некая форма взаимопроникновения. Я настроен очень оптимистично и глубоко верю в реализацию замечательных, величественных планов, в арабский гений и его победу.
— Вы подразумеваете победу над государством Израиль?
— Совершенно верно».
ДЖИХАД ПРОТИВ ИЗРАИЛЯ
Не раз арабские лидеры единолично и коллективно объявляли Израилю джихад, подтверждая тем самым свою приверженность теократической системе, включающей в себя все человечество. На третьей исламской конференции глав исламских государств по Палестине и Иерусалиму, состоявшейся в январе 1981 года, тридцать восемь руководителей арабских стран (кроме Египта) и Ясер Арафат, представляющий Организацию освобождения Палестины, провозгласили из Мекки джихад против Израиля. Т.к. Джихад был провозглашен под знаменем арабского национализма, а ООП всегда утверждала, что она находится в авангарде арабскою национализма, следует проанализировать характер джихада ООП.
В 1970 году Ясер Арафат утверждал:
«Освобождение Палестины и недопущение сионистского проникновения — политического, экономического, военного и пропагандистскою — в мусульманский мир является одной из обязанностей исламских государств. Мы должны объявить священную войну (джихад) сионистским врагам, оскверняющим не только Палестину, но и весь арабский мир, включая его святые места».
Призыв к джихаду для того, чтобы создать секулярное, демократическое государство, в котором мусульмане, христиане и евреи обладали бы равными правами, несет в себе терминологическое противоречие, поскольку цель — обращение неверных или превращение их в зимми.
Арабские лидеры часто указывали на необходимость уважать законы джихада. Даже Сирия, проводившая политику секуляризации, вспомнила в 1971 году некоторые из этих правил.
Законы священной войны ислама (джихада) говорят, что для того, чтобы победить врага, допустимо применять осаду его лагерей и населенных пунктов. Допустимо также разрушать дома врагов и поджигать их, вырубать их деревья и поджигать их поля, чтобы принудить их к сдаче. Допустимо также перекрывать водоснабжение «населения врага», даже если это женщины и дети.
Третья исламская конференция в верхах 1981 года, состоявшаяся в Таифе (Саудовская Аравия), особо упомянула джихад в пятой из своих шести резолюций:
«Исламские государства со всей ясностью подчеркнули, что слово джихад употребляется в его мусульманском смысле, не подверженном разночтениям и различиям в интерпретации, и что для осуществления джихада будут приняты практические меры в согласии с его смыслом и при постоянных консультациях между исламскими странами».
Не каждый конфликт представляет собой джихад, но если он объявлен таковым, его участники обязаны выполнять его стратегические и тактические предписания, подчиняющиеся вечным, не подверженным изменениям законам, в особенности правилу, запрещающему сотрудничество между верным и неверным, если последний ведет себя вызывающе или не слушается предписаний.
Первая статья хартии ООП объявляет о принадлежности арабского народа Палестины к арабской нации и, таким образом, о его праве на землю, отстоящую примерно на тысячу километров от арабской метрополии. Итак, право палестинских арабов на неарабские земли (читай, Израиль) основывается на их предыдущей аннексии в результате джихада и их последующей арабизации с помощью зимми.
«Палестина является родиной арабского народа Палестины; она — неотторжимая часть арабской родины, а палестинский народ — интегральная часть арабской нации».
Статья 9 этой хартии утверждает:
«Вооруженная борьба — единственный путь освобождения Палестины, это — всеобъемлющая стратегия, а не просто временная тактика».
Важность вооруженной борьбы была подтверждена снова в статье 2 «Пятнадцати резолюций» Тринадцатого палестинского совещания, состоявшегося в Каире в марте 1977 года. Захват земель силой в соответствии с законами джихада дает завоевателю право на полное владение ими. Завоеватели могут убивать местное население, изгонять его или превращать в данника; места поклонения могут быть разрушены, а их восстановление или возведение запрещены. Короче говоря, если война является джихадом, то завоевание с помощью силы дает завоевателю абсолютную власть над побежденными, тогда как их согласие подчиниться ограничивает победителя определенными условиями.
Точно так же, как все мусульмане разделяли коллективную ответственность за джихад, так от всех арабов требовалось коллективное участие в джихаде ради освобождения палестинских арабов:
Освобождение Палестины является с точки зрения арабов обязанностью всей нации, стремящейся отразить сионистскую и империалистическую агрессию против ее родины, и имеющей конечной целью уничтожение сионизма в Палестине. Полная ответственность за это ложится на всю арабскую нацию — как правительства, так и народы, а в авангарде борьбы выступает арабский народ Палестины. «В соответствии с этой целью арабская нация должна мобилизовать все свои военные, человеческие, моральные и духовные силы для активного участия в борьбе вместе с палестинским народом в освобождении Палестины. Она должна, в соответствии с данной фазой вооруженной борьбы палестинской революции, предоставлять палестинскому народу всю необходимую ему помощь, оказывать как материальную, так и духовную поддержку, чтобы дать возможность ему и в дальнейшем играть ведущую роль в вооруженной борьбе вплоть до освобождения его родины» (Параграф 15 Устава ООП).
Эта же точка зрения подтверждается в статьях «Пятнадцати резолюций» ООП (Каир).
Законы джихада запрещают массовые убийства невинных людей, но допускают уничтожение противников и представляющих опасность. Завоеванные народы, соглашающиеся подчиниться, могут жить под их протекцией в качестве зимми. В Уставе ООП содержится и такое определение: сионисты должны быть изгнаны или убиты, но к евреям, подчинившимся арабским законам, следует относиться терпимо.
Целью джихада всегда было подавление политической независимости неверных. Затем подавлялись культурные и социальные стремления зимми. Статья 12 Соглашения от 6 мая 1970 года, подписанная всеми организациями, входящими в ООП, провозглашала ту же политику (подтвержденную в Дамаске):
«Таким образом, целью палестинской революции является ликвидация этого врага (Израиля) во всех аспектах: политическом, военном, социальном и культурном, и полное освобождение Палестины».
Все время повторяющийся призыв к джихаду подтверждает значимость этой концепции, являющейся основной причиной арабе израильского конфликта. Поскольку к Израилю следует относиться только как к религиозной общине, его право на национальные прерогативы — географическая территория, соотносимая с историей народа, юридическая система, особые культура и язык — постоянно отвергаются.
Самой логикой джихада подтверждается «арабский» характер территории Палестины. Став территорией, относимой к категории «отобранной у неверных», она должна оставаться в пределах дар ал‑ислам . Поэтому государство Израиль должно перестать существовать.
Точно так же, как все мусульмане разделяли коллективную ответственность за джихад, так от всех арабов требовалось коллективное участие в джихаде ради освобождения палестинских арабов:
Освобождение Палестины является с точки зрения арабов обязанностью всей нации, стремящейся отразить сионистскую и империалистическую агрессию против ее родины, и имеющей конечной целью уничтожение сионизма в Палестине. Полная ответственность за это ложится на всю арабскую нацию — как правительства, так и народы, а в авангарде борьбы выступает арабский народ Палестины. В соответствии с этой целью арабская нация должна мобилизовать все свои военные, человеческие, моральные и духовные силы для активного участия в борьбе вместе с палестинским народом в освобождении Палестины. «Она должна, в соответствии с данной фазой вооруженной борьбы палестинской революции, предоставлять палестинскому народу всю необходимую ему помощь, оказывать как материальную, так и духовную поддержку, чтобы дать возможность ему и в дальнейшем играть ведущую роль в вооруженной борьбе вплоть до освобождения его родины» (Параграф 15 Устава ООП).
Существование Храма на месте мечети ал‑Акса — или наличие гробниц еврейских патриархов в Хевроне возмущает арабо‑мусульманскую общину, поскольку, как они полагают, религия зимми покушается на доминацию религии ислама. В декларации ЮНЕСКО (Париж, 1976) представитель ООП утверждал, что израильское присутствие оскверняет святость мечетей, расположенных в этих местах. Было ли это ностальгией по прошлым временам, когда зимми, ступивший на порог мечети, предавался смерти? Представитель ООП не утруждал себя этими религиозными рассуждениями, но просто сообщил, что израильское (то есть еврейское) присутствие оскверняет всю Палестину. Связь с традицией и с архетипом еврея несомненны: именно эта религиозная идея нечистоты подвигла арабов на изгнание евреев и христиан в седьмом столетии со святой земли Аравии. До сего дня ни одной церкви или синагоге не было позволено осквернить ее. Та же религиозная точка зрения парадоксально прикладывается «к арабским территориям Палестины» идеологами «секулярного и демократического Палестинского государства».
Запреты, традиционно накладывавшиеся на собственность зимми с целью облегчения арабо‑мусульманской колонизации, подобны тем, которые были выдвинуты ООП в отношении арабской Палестины (то есть британской подмандатной территории), и, фактически, с 1948 по 1967 год ни одному еврею не было разрешено посетить Иорданию (то есть восточную Палестину, Иудею и Самарию).
Свобода передвижения и расселения евреев в Иерусалиме, Иудее, Самарии, Галилее и в целом в историческом ареале Эрец‑Исраэль (Палестине) категорически отвергалась ООП как явление, находящееся в противоречии с основополагающими целями джихада. Поскольку иудаизм — в согласии со взглядами ООП — лишь религия, лишенная каких бы то ни было национальных характеристик, этот запрет является религиозной дискриминацией, уже поэтому не совместимой с секулярными, демократическими принципами, провозглашаемыми ООП.
Если несколько случаев массовых убийств евреев арабами в XX столетии просто свидетельствуют о сохранении старых повадок мусульман, то убийства евреев в подмандатной Палестине обнаруживают большую связь с войнами XX века против греков, других народов Балканского полуострова и армян. Это говорит о том, что, сталкиваясь с аналогичной ситуацией, потомки мусульман‑поселенцев в Палестине вели себя точно так же, как и их предшественники. Значит, арабский терроризм в Израиле и арабский террор против евреев и сионистов во всем мире являются не чем иным, как современной версией права без разбора убивать мятежных зимми, а отрицание права Израиля на существование напоминает войны Османской империи против греческих, балканских и армянских националистов.
АРАБСКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ И СТАТУС ЗИММИ
Несмотря на различия в мотивациях и различные, подчас космополитические истоки, арабский национализм сегодня представляет собой политическое движение, стремящееся к восстановлению главенства арабов, подобного тому, которое существовало в арабо‑мусульманской империи во времена халифов. Не следует забывать, что империя эта родилась в результате арабизации земель зимми и порабощения местного населения. Следовательно, идеологически и исторически арабский национализм связан с идеологией джихада и зимми. Так как арабизм воспринял основополагающие исламские ценности, не удивительно, что арабский национализм и панисламизм иногда перекрывают друг друга, а иногда вступают в борьбу, ибо в них имеются и противоположные элементы.
Значимость статуса зимми уже в наши дни была признана на Четвертой конференции Академии исламских исследований, проведенной в каирском университете Ал‑Азхар.
Участвовавшие в ней видные исламские, теологи утверждали:
«Можно сказать, что они являются немусульманами, живущими в нашей среде, и, следовательно, мы должны заботиться о них. К этой группе относятся и евреи, проживающие в некоторых мусульманских странах, руководители которых оказывают им покровительство и защищают от масс мусульман. Но мы говорим тем, кто защищает евреев, что последние являются зимми, народом, имеющим обязательства по отношению к мусульманам, но нарушившим договор, то есть зимми, в соответствии с которым им оказывалась протекция… Этот народ разорвал свой договор и превысил свои привилегии: как же мы можем держаться наших обязательств по отношению к нему?»
Из этого следует, что в соответствии с исламскими догматами евреи в современных исламских государствах все еще рассматриваются как зимми; христиан также следует относить к этой категории, и если это так, они не могут иметь равные права с мусульманами.
Процесс взаимопроникновения арабизма и ислама, на который ссылался Бен‑Белла, отнюдь не предвещает в будущем свободу и равноправие для арабов‑христиан. Начиная с девятнадцатого столетия, они боролись за ассимиляцию в «секулярной арабской демократии», которая должна заменить «исламское общество», где, согласно традиции, арабы могли быть только мусульманами.
Ливийский президент Каддафи, отвечая на вопрос о судьбе десяти миллионов христиан, живущих в арабских странах, заявлял:
«— Арабы‑христиане пошли по неправильной дороге, и они должны изменить свои пути, потому что на самом деле они — арабы.
— Но ведь нет никаких сомнений в том, что они арабы.
— Если так, они должны принять ислам».
Однако, если они и не изменят своей религии, арабо‑исламская история уже имеет решение этой проблемы и снабдит их проверенным, апробированным статусом зимми.
Так традиционные ценности умма, описав круг в пределах развития идеологии арабского национализма, увековечили уже в наши дни противоречие между культурно‑лингвистическими устремлениями более древних, чем арабы, народов, и панисламизмом. Этот конфликт оказывает влияние на аспекты религиозной жизни (на свободу вероисповедания, статус культовых строений, порядок проведения процессий, использование церковных колоколов), а также на вопросы прозелитизма, обращения, смешанных браков и права наследования наряду с вопросом равноправия и возможностями трудоустройства.
Здесь не место в деталях описывать волны насилия, прокатившиеся по всему Ближнему и Среднему Востоку, а также Магрибу в течение и после Второй мировой войны. Ксенофобия, возникшая вслед за деколонизацией, напомнила старые традиции зимми, только лишь выраженные на языке арабского национализма. С точки зрения современного арабского национализма преодоление унизительных последствий европейского колониализма состоит прежде всего в лишении групп зимми их права на религиозную и культурную эмансипацию — права, приобретенного ими в результате интервенции европейцев. Мусульманская зимма превратилась теперь в арабскую зимма. Исламская умма стала арабской нацией, а восточный доарабский национализм возродился как национализм зимми. Арабо‑израильский конфликт выявил застарелую вражду, бывшую под контролем только в корот‑кий период господства европейского колониализма. Прорываясь спорадически, как возобновляющаяся болезнь, она достигла своего пика в тридцатые годы 19‑го века, пробудив в массах застарелую агрессивность по отношению к зимми. Коренящиеся в психологии масс, эти эксцессы перекатывались по всему арабскому миру. Некоторые страны, такие, например, как Марокко и Тунис, пытались обуздать фанатизм масс, но в Ливии, Египте, Сирии и Ираке сами власти подогревали толпу, уже возбужденную демагогами. Арабские националисты, выпустившие наружу эти коллективные эмоции, говорили языком ненависти и высокомерия прошлых веков, но поскольку эти действия вызвали возмущение всего остального мира, власти пытались подменить принципы джихада идеями Мауварди (см. док. 5). Полностью лишенное своего имущества, большинство евреев было вынуждено (в основном под воздействием неофициальных мер принуждения) покидать арабские страны. В Сирии из примерно миллиона евреев осталось лишь 20000, удерживаемых к качестве заложников. Аналогичным образом на Ближнем Востоке и в Северной Африке почти полностью исчезли древние доисламские еврейские общины, обвиненные в мятежах против арабской зимма.
После Второй мировой войны статус религиозных меньшинств в мусульманских странах варьировался достаточно широко. Их свобода и безопасность возросли настолько, что доминация религии (как и арабского национализма) в политике мусульманских государств значительно уменьшилась. Так произошло, например, в Турции, в особенности после того, как Мустафа Кемаль стал президентом (1923), и в Иране во времена правления шаха Геза Пехлеви и его сына Мухаммада Реза (1925‑1979). В Египте аналогичный процесс стал разворачиваться к концу правления Анвара Садата, когда эта страна вышла из орбиты влияния арабского мира и начала проводить более либеральную политику — в согласии с египетской историей, интересами страны и стремлением к мирному сосуществованию.
Внутренняя нестабильность, мешающая нациям успешно развиваться, напоминает о тех периодах конфликтов (особенно в XX столетии), когда исламские силы, стремившиеся к переменам и прогрессу, наталкивались на сопротивление консервативных сил, враждебных любым нововведениям. Как и в те, более ранние периоды, судьба немусульманских общин и степень агрессивности джихада будут зависеть от того, какая партия в конце возьмет верх.
Все попытки секуляризации арабского национализма, начатые более ста лет назад христианами, которые даже больше, чем евреи, рискуют очутиться в положении зимми, в свете нынешней войны в Ливане выглядят совершенно утопично. Марониты и христиане сплотились в наши дни против общей опасности, подвигнутые к этому союзу также и общим прошлым, в котором уязвимость обеих групп и их склонность к политическим манипуляциям приводили подчас к взаимной вражде.
УММА АРАБОВ И ГОСУДАРСТВО ЗИММИ; ИЗРАИЛЬ: КОНФЛИКТ ИДЕОЛОГИЙ
В контексте арабской истории Израиль является примером успешного национального освобождения цивилизации зимми. На территории, арабизированной джихадом и зимми. возродились доисламский язык, культура, топонимика (библейских городов) и национальные институты. Это обратило вспять тысячелетний процесс, в течение которого были разрушены культурные, политические и социальные структуры коренного населения.
В 1974 году Абу Айяд, бывший вторым человеком после Арафата в иерархии ООП, провозгласил: «Мы должны сражаться, чтобы наша палестинская родина не превратилась в новую Андалусию». Сравнение Палестины с Андалусией — не пустословие, поскольку обе эти страны были сначала арабизированы, а затем деарабизированы той культурой, что существовала в них до арабского завоевания.
Более того, поскольку евреи были наиболее деградировавшими из всех зимми, возрождение Израиля является и наиболее унизительным фактом для зимми.
Как сказал Насер в 1953 году:
«Катастрофе Палестины нет примера в человеческой истории».
Он добавил в 1955 году:
«Произнесения имени „Палестина“ достаточно, чтобы напомнить каждому арабу — т. е., каждому свободному человеку — о величайшей национальной трагедии, когда‑либо произошедшей на протяжении всей человеческой истории».
Более того, опасность представляет и то, что Израиль может послужить примером для других зимми, сохранившихся на территориях, завоеванных джихадом, что может привести к сохранению арабской власти лишь на первоначальной территории.
«Целью бандитского государства Израиль является переселение всех арабов на Аравийский полуостров, их первую родину двухтысячелетней давности».
Так писал Абдалла ал‑Таль в 1964 году, косвенно признавая, таким образом, наличие арабского экспансионизма, начавшегося еще в 7‑м веке.
В 1959 году Насер был более откровенен:
«Я не могу говорить об арабском национализме, не упоминая Израиль, так как существование и идейные основания Израиля угрожают арабскому национализму в Палестине, ибо вслед за ликвидацией арабского национализма в регионе последует господство сионизма».
Абд ар— Рахман ал‑Баззаз, профессор права Багдадского университета и в прошлом премьер‑министр Ирака, объяснял, почему еврейское национальное движение представляет угрозу ценностям арабизма:
«Самая большая опасность Израиля состоит в том, что он, будучи идеологической угрозой нашему национализму, бросает вызов нашему существованию как нации в целом регионе. Существование Израиля сводит на нет единство нашей родины, единство нации и единство нашей цивилизации, которая охватывает целиком этот район мира. Более того, существование Израиля — наглый вызов нашей философии и идеалам и непреодолимый барьер на пути к тем ценностям и целям, к которым мы стремимся».
Арабский палестинский писатель Файяз ал‑Сайег так углубил эту точку зрения:
«Помимо политического конфликта между двумя борющимися нациями, существует основополагающая философская и духовная несовместимость. Даже если бы все политические задачи и были решены, два движения — сионизм и арабский национализм — остались бы двумя мирами, идеологически и духовно разделенными, между которыми невозможна какая‑либо коммуникация или значимый диалог».
В полном согласии с взглядом на зимми как на нечто низшее, презиралась и идеология зимми. Ахмад Шукейри, руководитель ООП в период, предшествовавший Шестидневной войне, с исчерпывающей полнотой выразил это отношение в 1961 году:
«Сионизм был ужаснее фашизма, отвратительнее нацизма, опаснее империализма, ненавистнее колониализма. Сионизм был комбинацией всех этих зол. Его главными целями были агрессия и экспансия».
А вот как эта позиция отражена в уставе ООП:
«Сионизм является политическим движением, органически связанным с международным империализмом и противостоящим всем освободительным и прогрессивным движениям в мире. По своей природе он фанатичен и агрессивен, носит расистский характер, преследует экспансионистские и колониалистские цели и применяет для их достижения фашистские методы» (параграф 22).
Тунисский писатель Хичем Джайат утверждал, что существование Израиля ставит под сомнение окончательный характер арабизации и исламизации, достигнутых благодаря арабским завоеваниям.
ПОСРАМЛЕНИЕ ЗИММИ КАК НАСТОЯТЕЛЬНАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ
В границах умма деградация зимми была вполне закономерна. Внутренняя диалектика власти и завоеваний требовала унижения покоренных, оправдания монополизации достоинства и права в руках победителей. В следующей колониальной фазе (рождение зимми) зло становилось зримо всем благодаря унижению зимми — в противоположность силе и солидарности умма (см. док. 19, 20). Во многом точно так же зло (государство зимми), испорченное и развращенное по самой своей сути (как и народы в прошлом, ставшие объектом джихада), играет сходную роль в нынешнем конфликте на Ближнем Востоке.
Некоторые способы выражения ненависти к Израилю напоминают изощренные правила относительно формы и цвета обуви зимми, длины и ширины рукавов его одежды, формы пояса и седла, характера прически — ежедневный и презрительный ритуал, направленный на постоянное унижение его, а также жены, детей, слуг, домашних животных и даже умерших. Постоянные инвективы против сионизма, звучащие с трибун интернациональных форумов, напоминают старую традицию унижения зимми. Израиль — козел отпущения, ответственный за все зло, причиняемое как арабскому миру в целом, так и его отдельным регионам. Израиль — объект насмешек и унижения, словно на него тоже стараются натянуть унизительные одежды зимми. Фактически Израиль для арабов символизирует изоляцию, ненависть и презрение, подавившие некогда общины зимми. Восприятие Израиля арабским миром возрождает традиционное поведение умма относительно зимми, которыми сегодня могут быть израильтяне, а завтра — марониты или какая‑либо другая национальная общность, подвергающаяся атакам джихада. Более того — сама терминология, использующаяся при нападках на Израиль, — «нечестность», «высокомерие», «наказание», — совершенно традиционна и всегда применялась в тех случаях, когда нужно было обвинить непослушных зимми, боровшихся за свою свободу и человеческое достоинство.
РАЗЖИГАНИЕ НЕНАВИСТИ
Как было показано, ненависть является составной частью джихада, так как если бы ее не было, к харби относились бы как к равным. Захват американского посольства в Тегеране в 1979 году продемонстрировал всю глубину той ненависти, сознательно, ради достижения политических целей подогревавшейся средствами массовой информации. Огромные деньги расходуются ради распространения и выражения ненависти к Израилю; «антисионизм» проник в систему образования, он пропитал культуру. И сегодня на международных форумах весь мир может быть свидетелем и проявлений закоренелой ненависти к мятежным зимми, проецируемой на государство Израиль.
