Показать все теги
Глава 14
Канарис и его критики
Адмирал Вильгельм Канарис — одна из самых трагических фигур новейшей германской истории. Он был официально обвинен в выдаче противнику военных тайн и в саботировании директив и приказов фюрера[1]. Поэтому неудивительно, что писатели-новеллисты почти повсюду в мире изображают этого человека как «паука в своей жуткой паутине», как «искусного шпиона и мастера двойной игры», который якобы всегда был там, где принимались судьбоносные решения. Один англичанин, некто Джон Колвин, работавший в 1935–1939 и в 1946–1950 гг. корреспондентом «Ньюс кроникл» в Берлине, пишет в своей книге «Канарис — шеф разведки» со ссылкой на некоего помощника британского госсекретаря, что адмирал Канарис «был козырной картой английской тайной службы». Имя этого британского чиновника при этом не названо, равно как и других цитируемых автором «источников», коих Колвин будто бы опрашивал после войны и в Австрии, и в Польше, и в Испании, и в Германии, и в Ирландии, и в Швейцарии. Правда, в одном из интервью в Мюнхене в 1952 г. он сам назвал свою книгу «тенденциозной» и пояснил это так: «Мне нужна была какая-то ключевая фигура для моего рассказа о немецком Cопротивлении, и я выбрал именно Канариса»[2].
В таком же духе, но несколько осторожнее выражается британский «специалист по проблемам тайной службы» Бернард Ньюмен в своем сочинении «Шпионаж — миф и действительность». «Хорошо осведомленные люди, — пишет он, — доходят в своих предположениях до того, что объявляют Канариса британским шпионом. Утверждают даже, что он передал планы вторжения нацистов в Норвегию и Голландию правительствам этих стран, что он предотвратил вступление в войну франкистской Испании и проигнорировал приказ Гитлера убить Черчилля. По-моему, никаких доказательств о его шпионской деятельности нет, однако Канарис, без сомнения, был явным врагом Гитлера»[3].
Эмигрировавший в США немецкий журналист и «крестный отец» самых диких шпионских историй Курт Зингер представляет адмирала в своей книге «Шпионы и предатели во Второй мировой войне» самым влиятельным в Германии человеком после Гитлера[4]. Вот из таких «источников» и черпают всякие прочие «знатоки» свои небылицы, дополняя их все новыми измышлениями. Когда, например, генерал Франко пригласил вдову адмирала, которого он очень ценил, в Испанию, это стало поводом для «новых сообщений из самых надежных источников», будто шеф абвера вовсе не умер, а создает новую шпионскую сеть и потому-де вызвал в Испанию свою жену и нескольких доверенных лиц. Отсюда уже недалеко было и до басни о том, что Канарис создал некую «6 ю колонну», которая уже «шурует» во всех странах и разжигает Третью мировую войну. Эта «6 я колонна», описываемая французским писателем Блош-Моранжем в своей книге «Les fabricants de guerre» («Делающие войну»), будто бы является новым «подпольным убежищем» Канариса, и ее нити тянутся по всему свету. Ложь и глупость таких писаний очевидны. Одним хочется, конечно заслуженно, опорочить Германию, а поскольку фигура адмирала загадочна, они и пытаются представить его и «поджигателем» войны, и чуть ли не движителем захватнической политики Германии. Удивляет только то, что эта точка зрения никак не вяжется с мнениями оставшихся непоколебимыми нацистов. Ведь они напрямую обвиняют Канариса и его абвер во многих поражениях вермахта.
А вот что пишет бывший германский военный атташе в Белграде генерал в отставке Мориц Фабер Дюфор: «Когда абвер вошел в силу и поднял свою мрачную голову, то он из черного вдруг начал делать белое, а из белого — черное в полной зависимости от ситуации. Доклады адмирала Канариса, который был его начальником, воспринимались наверху с гораздо большим вниманием, нежели мои, и служили целям, которые остаются неясными и по сей день. Ясно только, что своими докладами он поддерживал политику Гитлера, тогда как мои рапорты считались абсурдными. На кого он работал, он, наверно, не знал и сам, ибо он был человеком, не знавшим меры ни в вещах, ни во времени, а лишь добивался успеха сегодня и завтра»[5]. Ну что можно сказать о подобной болтовне? Нас не удивляет, когда такие же упреки исходят от советских авторов. Так, недавно их высказали Даниил Мельников и Людмила Черная. Для них удобным поводом стали антикоммунистические убеждения адмирала. Это позволило им объявить адмирала преданнейшим Гитлеру фашистом. Согласно примитивной идеологии советских доктринеров, просто немыслимо было представить себе, что в Германии и других западных странах есть немало людей, отвергающих одинаково и коммунизм и фашизм просто на том основании, что обе системы являются системами террора.
Эта целенаправленная дискриминация адмирала служит средством доказать, что и он, и немецкое движение Сопротивления не добивались ничего другого, как соглашения с британской и американской реакцией, направленного против СССР и всех демократических сил. Именно от шефа германского абвера протянулась после состоявшейся в 1942 г. встречи Канариса с генералом Геленом в местечке Воронине под Винницей прямая линия будущей антикоммунистической борьбы, которая действительно, мол, возымела влияние на нынешнюю Федеральную разведывательную службу, что якобы подтверждается ее очевидным фашистским настроем[6].
В целом литература об абвере создает именно такой образ адмирала. За рубежом он предстает как всенемецкий империалист, беззастенчиво прокладывавший путь к Третьей мировой войне и раздувавший политическую пропаганду ненависти. В то же время определенные круги в Германии называют его «гнусным предателем» и «закулисным интриганом». Таким образом, мы видим, с одной стороны, явное увлечение жанром «плаща и кинжала», а с другой — ядовитый психоз дискриминации. Отсюда перед историками-документалистами встает задача сделать этот полностью искаженный образ соответствующим реальным фактам жизни Канариса, а деятельность абвера представить в том виде, в каком она осуществлялась, привлекая подлинные документы и свидетельства очевидцев.
Вильгельм Канарис был офицером, для которого служебный долг и любовь к родине превышали все остальное. Это был человек, считавший делом совести служить Германии, добиваться для нее мира и свободы, глубоко сознавая при этом возложенную на него ответственность. В действительности Канарис категорически отвергал даже саму возможность передачи военных секретов враждебным или нейтральным государствам. Однажды на пути в Мадрид весной 1942 г. Канарис, полковник Пикенброк и майор Рудлеф летели в одном спецсамолете «Люфтганзы». Они разговаривали о служебных делах, и адмирал по какому-то поводу заметил: «Измена родине в любом случае — это преступление, и дискутировать по этому вопросу нельзя. Я вам скажу так: ни от меня, ни от моего ведомства никому в этом деле помощи не будет»[7]. И тем не менее он был убежден и всегда об этом говорил своим самым ближайшим сотрудникам, что победа террористического нацистского режима означала бы большое несчастье и для Германии, и для всей Европы. И наоборот, он считал поражение Германии ужасным уже только потому, что тогда коричневую диктатуру в Европе заменит большевистская.
Из многих публикаций послевоенного времени сложилось представление, будто Канарис сознательно и систематически утаивал или преподносил руководству вермахта сведения от своих агентов в совершенно искаженном виде. Это утверждение совершенно ошибочно. Наоборот, донесения, направлявшиеся в ОКХ и ОКВ, как и в штабы видов вооруженных сил, неизменно снабжались указаниями о характере и степени надежности их источников[8].
Что же касается отношения адмирала к Гитлеру и нацизму, то в кругу близких к нему людей он отнюдь не скрывал, что считает фюрера и его партию «величайшим несчастьем», постигшим Германию. Несмотря на то, что он внутренне был готов сделать все, чтобы свергнуть «осквернителя рейха», ни в каких тайных предательских приготовлениях или действиях он не участвовал. Однако, сообразуясь со своими гуманными убеждениями, он считал своим долгом саботировать откровенно зверские приказы о расстрелах и ущемляющие престиж Германии планы и директивы диктатора.
В декабре 1940 г. Гитлер в связи с поражением итальянцев в Киренайке и угрозой, созданной англичанами для Ливии, писал в письме к дуче, что он «недоволен назначением генерала Вейгана с поручением восстановить порядок в Африке». При этом никто не смог бы упрекнуть Вейгана в некорректном отношении к немцам или в каких-то агрессивных намерениях. Гитлер просто боялся, что Вейган может повернуть подчиненные ему войска против немцев и передать французские владения в распоряжение формирующихся сил «Свободной Франции». Поэтому Гитлер намекнул абверу о необходимости при случае убрать Вейгана. Канарис не стал торопиться, надеясь, что развертывающиеся события оттеснят преступное намерение диктатора и он о нем забудет. И верно, вскоре после этого обстановка в Киренайке стабилизировалась благодаря вводу немецких войск генерал-лейтенанта (впоследствии — фельдмаршала) Эрвина Роммеля, и дело Вейгана было положено в архив.
Весной 1942 г. находившийся в плену у немцев французский генерал Анри Оноре Жиро сбежал из крепости-тюрьмы Кёнигштайн в неоккупированную часть Франции. Гитлер приказал Кейтелю принять меры и возвратить генерала в тюрьму. С представителем вишистского правительства была достигнута договоренность, что германский посланник фон Абетц встретится с генералом в отеле «Энглетер» в небольшом городке Мулен-сюр-Айе на демаркационной линии. Абетц хотел уговорить Жиро добровольно вернуться в Германию в качестве «уполномоченного» правительства Виши и там взять на себя заботу о французских военнопленных. Жиро отклонил предложение немцев и возвратился в неоккупированную часть Франции. Но на этом дело не кончилось. Гитлер потребовал от абвера доставить генерала живым или мертвым.
Канарис опять-таки оставил это требование поначалу без внимания. Когда же Кейтель через некоторое время настойчиво потребовал исполнения приказа, дело дошло до резкого разговора, в ходе которого адмирал попросил освободить его от этого задания. После этого в узком кругу абверовцев вошла в обиход классическая фраза полковника Пикенброка о том, что давно пора бы посоветовать г-ну Кейтелю довести до сознания фюрера, что «мы — военная разведка, а не кровожадные псы из СС или СД». А когда в сентябре 1942 г. Кейтель в отсутствие Канариса вновь поднял вопрос о Жиро, Лахузен, не знавший о разговоре Кейтеля с Канарисом, сказал, что адмирал оставил это дело лично для себя. Тогда Кейтель захотел узнать, не станут ли «соседи» (т. е. СД или гестапо) предпринимать что-либо в этой связи. И Лахузен наобум ответил «да». Тем самым он оказался в крайне неприятном положении: нужно было срочно доложить об этом разговоре Канарису, который к этому часу вылетел из Испании в Париж. К счастью, Мюллера тоже не было в Берлине. Лахузен немедленно вылетел в Париж и встретился с Канарисом в отеле «Лютеция», где располагалась резиденция разведцентра абвера. И тут адмирал показал один из своих «фокусов» с памятью. Он задал Лахузену три вопроса: когда Жиро совершил побег, когда было совещание в Праге о разделении компетенции между абвером и СД и когда был убит Гейдрих? Получив ответы на все три вопроса, Канарис рассмеялся: теперь он мог совершенно спокойно доложить, что он именно тогда договорился с Гейдрихом, что дальнейшее ведение дела Жиро СД берет на себя. Такой довод был бы невозможен, если бы Жиро сбежал после убийства Гейдриха.
По убеждению шефа тайной службы, тот, кто принимает хоть какое-то участие в убийствах, также является виновником преступления, пусть даже если это ему приказано сделать, а то, что предосудительно в моральном плане, не может быть оправдано и в политическом. Этого правила Канарис придерживался и тогда, когда в начале февраля 1943 г. «генеральный штаб сухопутных войск высказал абверу пожелание провести диверсионный налет на русскую ставку верховного главнокомандования». В «Журнале боевых действий» абвера-II от 2 февраля 1943 г. сделана такая запись: «Шеф управления отклонил предложение, сделанное ему во время краткого визита в генеральный штаб и состоявшее в том, чтобы силами абвера-II провести операцию против русской ставки. В этой связи шеф категорически запретил диверсионные акты против отдельных лиц»[9]. Именно так следует понимать упрек в адрес Канариса о «саботаже приказов германского военного руководства»; ведь именно благодаря этому ОКВ, генеральный штаб и другие командные инстанции не были признаны преступными организациями.
Среди конкретных упреков, бросаемых адмиралу Канарису, выделяется часто высказываемое утверждение, будто бы он был тайным вдохновителем немецкого Сопротивления. Следует оговориться, что причастность Канариса к Сопротивлению необходимо рассматривать сугубо независимо от деятельности абвера. Дело в том, что управление «Абвер/Аусланд» в ОКВ как таковое и его руководство (начальники отделов абвер-I, II и III) были фактически вынужденными противниками гестапо и СД, но это отнюдь не превратило их в группу Сопротивления. Канарис не обладал способностью ненавидеть, чем отличался, например, генерал Остер, и он никогда не был в первых рядах оппозиции. Он, конечно, воодушевлял на это тех или иных людей и многих (и многое) покрывал, однако метод насильственного устранения человека был для него неприемлем.
Сопротивление тому или иному виду правления существовало во все времена и повсюду. А в тоталитарном режиме «сопротивление» и те, кто в нем участвует, должны всячески избегать «стукачей», упражняться в молчании и скрытности, искать непрямые пути к цели и четко определять границы между официальным разговором и действием, с одной стороны, и частными беседами и обменом мыслями — с другой. Канарис все это делал великолепно. Он «терпел» движение Сопротивления в рядах абвера и подпитывал информацией планы «бунтарей» относительно государственного переворота, подготавливавшегося генерал-полковниками Беком и Гальдером (а они готовы были свергнуть режим еще осенью 1938 г.). Он поддерживал также по мере возможностей мирные переговоры доктора Йозефа Мюллера зимой 1939/40 г., хотя и понимал, что предпосылкой этого должно было стать непременное свержение Гитлера. Но сам он при этом всегда оставался в тени, причем не потому, что это был его стиль или что он любил интригу или игру, как считает английский историк Тревор-Роупер, а просто из нерешительности и, как ни странно, присущей ему сентиментальности. Инициативу он всегда предоставлял другим. Однажды он был в штаб-квартире Гитлера с одним из своих начальников отделов. Они прохаживались по дорожке перед бункером в ожидании приема, и вдруг он увидел Гитлера, разговаривавшего совсем рядом с одним из своих адъютантов. «Промаха бы не было!» — вырвалось у сопровождавшего Канариса абверовца. Канарис взглянул на него и сказал: «Ну что ж, давайте!»[10] Но мысль сделать это самому никогда не пришла бы ему в голову.
Для Канариса и людей его сорта тайная деятельность была одинаково службой отечеству и средством достижения более высокой цели, которую он видел в подготовке к акту спасения страны, недопущения чего-то еще худшего. Уже только поэтому шеф абвера не мог быть движущей силой всех этих запутанных и многосложных, да к тому же постоянно меняющихся планов переворота. А если Канарису приходилось действовать непрямым путем, используя порой очень сложные обходные маневры, он все равно понимал, что делает вещи, которые юридически квалифицируются как государственная измена.
Летом 1940 г. Гитлеру вдруг пришла мысль закрыть англичанам западные ворота в Средиземное море и тем самым обеспечить державам «оси» полное господство над Северной Африкой, т. е. захватить Гибралтар и направить в Марокко соединения вермахта. Для осуществления такого плана необходимо было заручиться поддержкой и даже участием Испании. Так вот, после войны люди стали говорить, что это адмирал Канарис отговорил генералиссимуса Франко от подобной авантюры и добился того, что планы фюрера разбились о твердую позицию испанского правительства. Этот оговор дает мне повод детально разбираться в этом вопросе, обратившись к имеющимся документам и свидетельствам.
Идея «запереть» Средиземное море была выдвинута еще в начале июля 1940 г. штабом оперативного руководства войной на море, но анализ показал, что нападение на Гибралтар ввиду явного превосходства Англии на море можно осуществить только с суши. Примером того, как была настроена общественность в отношении этой крепости на скале, может служить предложение, сделанное неким геттингенским профессором, полагавшим, что Гибралтар капитулирует, если отравить его водоснабжение[11]. Предложение было отклонено ОКХ на том основании, что для этого нет технических предпосылок. Через несколько дней, в конце июня, начальник отдела абвер-II полковник Лахузен сделал заявление о том, что «инфицирование воды с немецкой стороны могло бы быть оправдано только в качестве возмездия, но не как первоначальная акция»[12].
Проблема Гибралтара, конечно, интересовала и Канариса, причем не только как морского офицера, но и как знатока Испании. В одной из памятных записок начальника группы «Заграница» вице-адмирала Бюркнера сказано: «Вскоре после кампании во Франции адмирал Канарис задался идеей внезапного нападения на крепость. Время для этого было выбрано психологически верно, т. к. англичане все еще пребывали в состоянии шока после Дюнкерка, в страхе перед вторжением немцев и под непрекращающимися налетами немецкой авиации»[13]. Нападение предполагалось осуществить силами 3 го батальона 800 го учебно-строительного полка особого назначения, находившегося в распоряжении абвера. Он прошел обучение по высадке десанта на побережье Северного моря. Кроме него, в операции против Гибралтара должен был участвовать 51 й саперный батальон подполковника Микоша, отличившийся при захвате бельгийской крепости Эбен-Эмаель.
Подготовленная абвером операция по захвату Гибралтара имела кодовое наименование «Фельзеннест» («Гнездо на скале»). Для рекогносцировки местности и условий Канарис, Пикенброк, Микош и Рудлеф вылетели в Испанию. В Мадриде к ним присоединился начальник местной ВО капитан II ранга Ляйснер, и все они проследовали дальше, в Альхесирас и Ла-Линеа. Кроме рекогносцировки, офицеры хотели также составить себе общее представление о ситуации в Испании. Но сначала были детально изучены исходные районы атаки и уточнены возможности проведения операции с использованием быстроходных катеров. Однако у группы возникли серьезные сомнения в успехе такой операции. Оба войсковых командира — Микош и Рудлеф — посчитали, что подобную операцию нельзя осуществить без тяжелого оружия, даже если люфтваффе сумеет бомбовым ударом ослабить укрепления для штурма. Но применение тяжелого оружия было немыслимо уже хотя бы потому, что его пришлось бы тащить через всю Испанию, что, конечно, не укрылось бы от глаз британской разведки.
Немалую проблему создало бы и подтягивание обоих батальонов численностью по 800 человек каждый к месту действий. Одному пришлось бы проделать путь морем из Южной Франции, другой должен был перейти границу у Ируна «практически нелегально», частично в гражданском платье, частично — в военной форме, поскольку тогда немецкие солдаты могли из Франции свободно посещать Испанию.
Благодаря этой рекогносцировке ВО в Мадриде получила хорошую основу для дальнейшего планирования гибралтарской операции, позже получившей кодовое наименование «Феликс». Пока Канарис с подчиненными были в Испании, Гитлер вызвал к себе 24 июля генерала авиации Рихтгофена и объявил ему, что он (Гитлер) с согласия Франко намерен овладеть Гибралтаром. Он поручил ему составить план с учетом участия Испании и передать его испанскому генералу Вигону, соратнику Рихтгофена по гражданской войне в Испании, чтобы тот «соответствующим образом преподнес его генералиссимусу»[14]. А через несколько дней Канарис, возвратившийся из Испании, доложил Кейтелю и Варлимонту свои соображения об операции. Говорил ли он при этом о тяжелом экономическом положении Испании, неизвестно. Но позже он сказал начальнику генштаба Гальдеру, что Испания сама ничего против Гибралтара предпринимать не сможет и что желание Гитлера втащить Испанию в войну будет очень трудно выполнить по многим причинам. В частности, захват Гибралтара ставил не только военные, но и политические вопросы международного характера.
Когда 20 августа 1940 г. начальник оперативного отдела ОКВ генерал Варлимонт представил своему начальнику Йодлю разработанный план операции «Феликс», тот заметил, что на всех имевших место совещаниях с испанскими военными они давали понять, что дело выглядит так, будто Германия вынуждает их вступить в войну. Тем не менее 24 августа фюрер утвердил план «Феликс». Однако начальник генштаба Гальдер смотрел на это «спланированное» мероприятие с большим скепсисом. После еще одной беседы с Канарисом он записал в своем дневнике: «Внутреннее положение Испании весьма тяжелое. Плохо с продовольствием. Нет угля. Генералитет и духовенство настроены против Франко… Мы получим союзника, за которого придется дорого платить»[15].
23 октября 1940 г. на испанско-французской границе, в Эндайо, состоялась встреча Гитлера с Франко. К этому времени Гитлер уже осознал, насколько проблематична его идея вовлечь Испанию в войну с Англией. Как он сам тогда выразился: «Урегулировать противоречивые интересы Франции, Италии и Испании в Средиземноморье можно только с помощью какого-то грандиозного бесчинства»[16]. В конце концов ни Франко, ни Петэн не согласились запрягаться в телегу германского диктатора. К тому же разочарование Гитлера усугубилось и тем, что воздушная «битва за Англию» не достигла своей цели и замерла на полдороге. И все же Гитлер долго не оставлял план захвата Скалы. Он считал, что после поражения итальянцев в Северной Африке стратегическая необходимость проведения операции «Феликс» только возросла. И военная подготовка теперь уже к одностороннему ее осуществлению продолжалась.
Предусмотренное массированное нападение с суши и с воздуха должен был осуществить 49 й армейский корпус генерал-фельдмаршала Райхенау. В нем должны были участвовать также подразделения 800 го полка особого назначения. Как отмечено в «Журнале боевых действий» абвера-II 7 ноября 1940 г., эта часть операции получила наименование «Баста»[17] вместо первоначального «Фельзеннест». В середине ноября майора Рудлефа, временно руководившего ВО абвера в Мадриде, вызвали в Берлин. Там он получил задание определить цели налета диверсантов и произвести расчет сил и средств, выделяемых из 800 го полка.
Уже к 15 ноября половина штурмового отряда абвера в составе 25 человек под командой обер-лейтенанта Айзеле была готова выступить через Париж в Байонну[18]. Кроме того, одна из рот полка во главе с обер-лейтенантом графом фон Туном заняла исходную позицию в районе Биаррица, составляя резерв. На случай каких-то затруднений предусматривались диверсии силами отдельных агентов. Той же осенью были вновь проведены учения по высадке на побережье Северного моря в районе Бюзума (Шлезвиг), в которых участвовало несколько рот. Результаты этих учений, как и других, — на участке в районе Остенде (Бельгия) предельно ясно показали всем здравомыслящим, что операция, в которой не будет ни моряков, ни мореходных плавучих средств да еще в условиях бомбежки и обстрела английской авиацией, шансов на успех практически иметь не будет[19].
Тем не менее абвер продолжал вести разведку в Испании. Канарис подавал высшему военному руководству все новые и новые донесения о политической и экономической обстановке на Иберийском полуострове. После того как Гитлер встретился 4 октября 1940 г. с Муссолини у перевала Бреннер и выяснил его отношение к «испанской перспективе», которое никак не могло быть положительным, военная операция против Гибралтара перестала быть актуальной. Кроме того, Гитлер понял, что с началом войны на Востоке Средиземноморье может стать источником серьезных военных кризисов для Германии.
Правда, в декабре 1940 г. Гитлер предпринял последнюю попытку получить от Франко согласие на ввод немецких войск в Испанию в начале 1941 г. Он поручил это лично адмиралу Канарису. На состоявшейся 7 декабря встрече с Франко в его резиденции последний сказал адмиралу, что Испания не сможет решиться на это. Канарис сразу же известил об этом Берлин. В «Журнале боевых действий» ОКВ от 8 декабря 1940 г. записано: «Начальник управления «Абвер/Аусланд» адмирал Канарис докладывает, что по указанию от 4.12. в 7.12 вечера он изложил генералиссимусу Франко вопрос о необходимости скорейшего вступления Испании в войну. Франко ответил, что Испания не может вступить в войну в требуемый фюрером срок, т. к. она к этому не готова… В дополнение отмечено, что при вступлении в войну Испания потеряет Канарские острова и прочие заморские владения… В заключение Франко подчеркнул, что его отказ в интересах обеих стран. Следует опасаться, что Испания после овладения Гибралтаром окажется слишком тяжелой ношей для держав «оси». Но он просит, как и раньше, продолжать подготовку при условии достаточной ее маскировки»[20].
Эти высказывания полностью опровергают лживые заявления, будто бы именно Канарис воспрепятствовал вступлению Испании в войну, что стало бы «решающим» моментом для держав «оси». То, что шеф германской военной разведки в полном единстве взглядов с бывшим начальником генштаба Беком еще в начале осени 1940 г. считал вступление Испании в войну «несчастьем для всех ее участников», никак не делает его виноватым в этом. Когда адмирал согласился поехать в Мадрид и говорить с Франко, он уже знал, что порученное ему он не выполнит, да и любой другой на его месте возвратился бы ни с чем. Канарису не нужно было отговаривать Франко от вступления в войну, и «весьма маловероятно, чтобы он столь неосторожно и опрометчиво скомпрометировал себя прямым отговором, ибо тогда Франко в случае сильного нажима со стороны Гитлера, конечно, привел бы ему аргументы его собственного шефа разведки»[21]. Да и вообще к этому времени Гитлер уже повернул внимание на Восток, т. е. туда, где за 130 лет до этого Наполеон, не сумев разбить Англию, искал решение всей войны.
В дальнейшем в ходе войны шефу абвера делались упреки и Гитлером, и ОКВ, и РСХА в том, что его абвер «отказывал» в критических ситуациях, например в связи с высадкой западных союзников в Северной Африке в ноябре 1942 года. Тогда Канарис и правда несвоевременно доложил о целях и сроках высадки, а раз так, то он и виноват в том, что англосаксы не встретили серьезного отпора[22].
Адмирал решительно протестовал против этих упреков. И его действительно оправдывало огромное количество донесений, из которых явствовало, что противник готовит акцию большого размаха. Среди них были и доклады о широкой скупке в Лиссабоне карт Северной Африки, сообщения с указанием предполагаемых мест высадки на побережье Орана и Алжира[23]. В последнюю неделю октября в разведцентр в Гамбурге поступило четкое донесение о непосредственной угрозе высадки и о концентрации огромного не виданного доселе соединения кораблей противника. Это донесение было немедленно передано в Берлин[24]. Точные сроки высадки абвер получил от Великого Муфтия Иерусалимского Амина Эль-Хуссейни. Тот попросил майора Зойберта из абвера-I поехать в Рим и показать там письмо одного высокопоставленного чиновника, которое он получил через своих агентов в Марокко. В нем в качестве районов высадки указывались Дакар, Касабланка, Оран и Алжир. Зойберт при этом поклялся, что не назовет имени человека, написавшего это письмо. Но все попытки абвера убедить верховное командование в надежности источника успеха не имели. Это сообщение было расценено в ОКВ как «игровой материал»[25].
Почти в то же время испанская разведка установила, что целями западных союзников будут Оран и Алжир. По словам британского посла в Мадриде сэра Сэмюэля Хора, «за два дня до высадки германский посол барон фон Шторер давал вечерний прием. На нем был офицер-моряк испанских ВМС, который утверждал, что экспедиция союзников в Африку — дело решенное. Британский посол с негодованием отверг это, заявив, что располагает «точной информацией», согласно которой целью операции будет Восточное Средиземноморье и Италия. Испанский моряк стоял на своем, и барон фон Шторер посчитал нужным направить в Берлин доклад об «исключительности» сообщения испанцев, тогда как все немецкие шпионские организации в Испании единогласно отрицают возможность вторжения в Африку. Под этими органами подразумевались исключительно СД, тогда как абвер утверждал обратное. Буквально накануне высадки немецкий генерал Ринтелен, прикомандированный к итальянскому верховному командованию, имел разговор по телефону с Йодлем, который попросил передать «дуче» точку зрения Гитлера, считавшего, что высадка произойдет в Триполи или в Бенгази, чтобы отрезать Роммелю пути отступления. Но Муссолини не дал себя обмануть. Ему было ясно, что союзники войдут во французские владения. И он оказался прав: англо-американцы высадились в Оране и Алжире. После недолгих боев к ним присоединились и французские колониальные войска.
Убедившись в своей правоте, Муссолини, опираясь на солидные аргументы, пытался убедить фюрера, что следующий удар союзники нанесут по Италии, как только разгромят в Африке войска держав «оси». Поэтому он настоятельно попросил генерала Ринтелена убедить ОКВ перейти на Восточном фронте к обороне, чтобы высвободить силы, особенно авиации, необходимые для обороны Южной и Западной Европы. Гитлер на это даже не прореагировал. Когда же немецко-итальянские войска предприняли контрнаступление в районе Туниса, он стал считать невероятным, что союзники станут атаковать полуостров. За это же время абвер получил 40–50 донесений, указывавших на Сицилию как на следующий объект западных союзников, причем даже с указанием конкретных пунктов высадки. Правда, часть указанных пунктов оказалась неверными, и это не замедлили поставить Канарису в вину.
События между тем разворачивались очень быстро. Сильно укрепленный остров Пантеллерия сдался союзникам без боя. И вскоре началась высадка на Сицилии. Но, прежде чем поговорить о развитии военных событий в Италии, нужно остановиться на особенностях разведки в этом регионе. Дело в том, что, считаясь с интересами своего союзника, Гитлер запретил как военной, так и политической разведке вести какую-либо работу в Италии. Но это не мешало ни Канарису, ни Шелленбергу продолжать сбор информации. Уже довольно рано пункт сбора донесений ОКВ начал получать доклады о пессимистических настроениях и растущем пораженчестве в Италии. Так, 18 и 24 ноября 1942 г. через атташе ВВС, а 14 декабря — через атташе ВМС в Риме были получены донесения о растущих в итальянском народе «усталости от войны, симпатиях к англичанам и недовольстве режимом». Капитан I ранга Лёвиш в докладе от 22 декабря подробно описал, как плохо воспринял высший совет речь Муссолини, в которой он в завуалированной форме дал понять, что «спасение держав «оси» следует искать в каком-либо соглашении с Советским Союзом».
Разведывательный центр в Гамбурге, в свою очередь, подчеркнул в своем донесении от 26 апреля 1943 г. необходимость для итальянцев быстрее закончить войну. В том же духе высказывались и иностранные военные атташе в Риме при встречах с немецким генералом — представителем при «Команде супремо» Италии, о чем он неоднократно докладывал в Берлин. В начале лета 1943 г. шеф абвера и Шелленберг получили донесения, сообщавшие, что в некоторых оппозиционных кругах возникли планы устранения «дуче», чье здоровье, окончательно подорванное, вызывало у всех тревогу. Но Гитлер оставался безучастным к этим тревожным докладам, хотя каждому, кто видел и слышал, что происходит в Италии, делалось ясно, что в стране затевается что-то против Германии.
Ожидаемое началось во второй половине июля. «Нелегальные» радиостанции, которые Канарис и Шелленберг содержали в Риме, сообщили о близком созыве Большого фашистского совета. В угрозе переворота в Италии уже почти не было сомнений. Тем не менее фон Риббентроп продолжал опираться на успокоительные доклады своего ничего не ведающего посла в Риме.
24 июля Большой фашистский совет обратился с просьбой к королю взять на себя верховное командование вооруженными силами. Муссолини явился на доклад к монарху 25 июля в 16.00. Когда он немного спустя покинул Квиринальский дворец, его арестовали и увезли в неизвестном направлении. В тот же день были изданы и распространены прокламации, подписанные королем и новым главой правительства маршалом Бадольо. Через 4 дня после свержения Муссолини отдел военных атташе генштаба сухопутных войск и группа «Аусланд» в управлении «Абвер/Аусланд» получили шифровку из Берна (№ 523) следующего содержания: «Швейцарский генеральный штаб выражает мнение, что Италия более не в состоянии вести войну, т. к. ее боевой дух безвозвратно утрачен»[26].
После получения первых сообщений об итальянских событиях у Гитлера начался дикий приступ бешенства. Он не хотел и слышать о существовании какого-то нового правительства Италии и тут же отдал приказ освободить «дуче» и арестовать всех участников «государственного переворота» — короля и кронпринца, Бадольо и всех фашистских лидеров, голосовавших против Муссолини. Эта «операция» получила наименование «Аларих». Гитлер даже задумал было похитить папу Пия XII и насильно привезти его в Германию. О том, что это не была мимолетная вспышка фюрера, свидетельствует тот факт, что Гиммлер пытался всерьез отговорить его от этого, тогда как Геббельс и Борман убеждали его в обратном.
И вот тут, узнав об этой «задумке» Гитлера, Канарис решил предупредить итальянцев, что не составило для него никакого труда, ибо у него сохранились дружественные отношения с шефом итальянской тайной службы генералом Аме. В письме к нему он писал: «Распространение гангстерских методов на обращение с коронованными особами и высшими предстоятелями католической церкви лишит Германию последних остатков уважения в мире». Понимал он и то, что капитуляция итальянского союзника уже близка. Вероятно, ему вспомнились слова Бисмарка из его «Мыслей и воспоминаний» о прочности договоров между великими державами, высказанные по поводу прусско-австрийского союза: «Ни одну нацию нельзя заставить принести свое благополучие и существование на алтарь верности договору, если она стоит перед таким выбором».
Одновременно с этим Гитлер приказал ввести крупные немецкие соединения в Северную Италию вдоль Ривьеры, через перевалы Мон-Сени, Бреннер и Тарвизио. Через несколько дней здесь уже было около 8 дивизий, сведенных в группу армий с командованием в Мюнхене. Кроме того, без согласования с главнокомандующим немецкими войсками на юге Европы фельдмаршалом Кессельрингом на аэродроме Патрисиади-Маре южнее Рима высадилась парашютно-десантная дивизия, которая как раз и получила приказ арестовать короля со свитой и правительство Бадольо.
На начальной стадии итальянского кризиса Канарис получил от Кейтеля задание вылететь в Италию и через своего коллегу Аме выяснить на месте характер поведения союзника в будущем. Они встретились в самом начале августа в Венеции. Канариса сопровождали Лахузен и Фрайтаг-Лорингхофен, которому вскоре предстояло принять руководство абвером-II. Можно только гадать, о чем говорили шефы разведок с глазу на глаз во время продолжительной прогулки в Лидо. Но на официальном совещании Аме подчеркнул, что у него нет никаких подозрений в каких-то недобрых намерениях нового итальянского правительства. Так как в тот момент правительство Бадольо было заинтересовано лишь в том, как обеим державам вместе закончить войну. Возвратившись в Берлин, Канарис немедленно доложил лично Кейтелю в ОКВ и Кальтенбруннеру в РСХА обо всем, что услышал от генерала Аме[27].
Когда же через месяц Италия перешла на сторону западных союзников, между Канарисом и Шелленбергом на одном из званых ужинов произошел нелицеприятный разговор. Шеф разведки СД критически отозвался о замечаниях адмирала, касавшихся переговоров с Аме. Канарис возразил, сославшись на то, что он уже до этого долгое время передавал Кейтелю донесения, где четко говорилось, что итальянцы планомерно идут в направлении сепаратного мира. «Фельдмаршал Кейтель, — добавил Канарис, — отказался показать эти донесения на том основании, что они противоречат докладам германского посла в Риме и только зря вызовут раздражение у фюрера». Точно так же Гитлер относился к докладам главнокомандующего группой армий «Б» Роммеля, в которых тот беспощадно обнажал ошибки и просчеты фашистской партии Италии и «легкомысленное правление» Муссолини. Но Гитлер и его окружение не делали из этих докладов никаких выводов.
В точности то же самое повторилось и незадолго до катастрофы в Румынии в августе 1944 года. В те дни послом в Бухаресте был Манфред фон Киллингер, выходец из СА, и он наперекор донесениям от управления МИЛ (абвер к тому времени был переведен в РСХА) докладывал, что не может быть и речи о каком-либо ослаблении позиций маршала Антонеску, что «фронт прочен» и эвакуация румынских немцев не нужна. В то же время информация из разведцентра в Бухаресте позволила бы немецкому командованию и руководству спланировать заранее широкие оборонительные мероприятия. Но эти донесения и предупреждения выбрасывались на ветер[28].
В марте 1943 г. Канарис дал понять правительству Швейцарии, что Гитлер собирается подчинить эту традиционно нейтральную страну своей власти. Не в первый раз нависал над конфедерацией дамоклов меч войны. Уже осенью 1940 г. командование сухопутных войск задумало и в деталях проработало оперативные планы войны с Швейцарией. Независимо от этого летом 1940 г. офицер штаба 1 й армии генерала фон Витцлебена некто майор Бодо Циммерманн разработал оперативный план, который был случайно найден в 1960 г. в Национальном архиве США и в 1961 г. опубликован в швейцарском журнале «Альгемайне милитерцайтшрифт». По этому плану немецкие войска должны были нанести главный удар через северо-западную границу, через Берн в тыл и центр второй швейцарской оборонительной системы южнее реки Аре, по линии Цюрхерзее — Цюрих — Баден. Однако от этих планов вскоре отказались, поскольку основные немецкие штабы уже были заняты развертыванием войск против Советского Союза. Два года спустя, осенью 1942 г., Риббентроп запросил у германского посольства в Берне, на какой срок Швейцария может быть обеспечена продовольствием и сырьем. Посланник доложил, опираясь на сведения абвера, что благодаря предусмотрительной экономической политике Швейцария накопила столько продовольственных и сырьевых ресурсов, что она способна оборонять свой так называемый Национальный редут в течение двух лет. Тогда же советник нашего посольства в Берне Теодор Кордт поведал шефу абвера о готовности швейцарцев к сопротивлению, а тот подчеркнул все это очень настойчиво в своем докладе ОКВ. Многие считают, что именно объединенные усилия посольства и абвера помогли отвлечь Гитлера от планов покорения Швейцарской Конфедерации. Незадолго до своего ухода из абвера Канарис в последний приезд в Берн выразил Кордту свое удовлетворение их совместным успехом.
Гитлер отказался от нападения на Швейцарию, конечно, и по другим соображениям. С тех пор, как главнокомандующий армией Конфедерации генерал Гисан создал и укрепил так называемый «Альпийский редут», превратив его в «устрашающую» систему обороны, молниеносный удар немцев становился невозможным без тяжелых потерь. И Гитлер должен был признаться самому себе, что захват разгромленной и потому бесполезной Швейцарии не оправдывал серьезных потерь, которые пришлось бы понести для достижения этой цели.
Что же касается предупреждения, которое Канарис сделал швейцарскому правительству в марте 1943 г., то следует думать, что это дало определенным кругам повод считать предательское поведение «сумеречного» шефа абвера доказанным уже хотя бы потому, что он утаил предательство генерала (тогда еще полковника) Остера, сообщившего Голландии о предстоящем вторжении немецких войск. Об этом предательстве Остера мы уже говорили, и здесь мы лишь повторим: «Канарис не отвечает лично за этот проступок Остера, он о нем не знал и впоследствии не одобрял»[29]. На самом же деле действия адмирала были направлены на то, чтобы удержать фюрера от новых неудач.
После всех наших выкладок вряд ли у кого-либо, кто хочет быть серьезно воспринятым, сложится убеждение, будто шеф германской военной разведки адмирал Канарис предал своих сражающихся товарищей. «Он отнюдь не принадлежал к числу тех крупных предателей, к каким его сегодня причисляют; он никогда не передавал врагам какой-либо информации о военных планах и намерениях Германии»[30]. Эти слова, сказанные «человеком из другого лагеря», а именно сотрудником СД Вильгельмом Хагеном (он же д-р Вилли Хёттль), заставляют задуматься. Сам ход событий не дает вчерашним непоколебимым приверженцам и последователям Гитлера возможности списать итоги войны на «предательство».
[1] Эти и подобные им заявления основаны на докладе, составленном вице-адмиралом Арпсом в 1945 г. (вскоре после этого он скончался), один из экземпляров которого находится в архиве Мюнхенского института современной истории. В то время в лагере для военнопленных в Ной-Ульме сидело много генералов, судей в генеральском ранге и адмиралов. Это обвинение было основано главным образом на диких слухах, циркулировавших в лагере. Их разделяли буквально все, но никто не мог конкретно и документально подтвердить обвинения Канариса в предательстве и государственной измене. Это было никому не понятное представление о шефе абвера, призванном охранять и защищать государство. В конце своего доклада Арпс призвал к тщательному исследованию и проверке всех материалов «в более спокойные времена»! Однако этого до сих пор не случилось. И даже среди бывших сотрудников адмирала господствует убеждение, что Канарис знал о предательстве Остера и его планах, и они тоже обвиняют его в измене, но до сих пор никто из них даже не пытается во всем этом ответственно разобраться.
[2] Colvin Jan. Canaris, Chief of Intelligence, London 1951.
[3] Newman Bernard. Spionage — Mythos und Wirklichkeit, Muenchen 1964, S. 117.
[4] Singer К. Spies and Traitors of World War II, New York 1945.
[5] Faber du Faur. Macht und Ohnmacht — Erinnerubgeb eines alten Soldaten, Stuttgart 1953, S. 132.
[6] «Речь шла о дискуссии между подполковником Бауном, начальником «Валли-I», и полковником Шмальшлегером, начальником «Валли-III» (фронтовая разведгруппа III-«Ост») в присутствии Канариса и Пикенброка. Рассматривался вопрос о компетенциях и разных сложностях в их разделении в случае наступательных и оборонительных действий разведки. Этот же вопрос Канарис ставил тогда перед Варлимонтом». Как сообщил автору полковник в отставке Шмальшлегер, иногда они с адмиралом совершали небольшие прогулки около местечка Воронине, во время которых последний много говорил о вещах конфиденциального характера. «Конечно, он однажды проговорился, что его тревожит мысль о том, кто будет его преемником». Вопрос о преемнике тогда еще не был актуальным, и Канарис был слишком реалистичен в своих наблюдениях за внутриполитической обстановкой, чтобы питать какую-то иллюзию, что его преемником будет генерал, а не офицер СС или функционер РСХА.
[7] Сообщено автору.
[8] В центральном архиве военно-исторического исследовательского управления во Фрайбурге находятся документы абвера, из которых этот факт становится очевидным.
[9] КТВ A-II, S. 241.
[10] Abshagen, a. a. O. S. 312.
[11] Центральный архив документов военно-исторического исследовательского управления во Фрайбурге: OK W-1060: ОК AHA № 218/40 g. Kdos II/L 2 vom 27.7.1040.
[12] Фотокопия в распоряжении автора.
[13] Detwiler Donald S. Hitler, Franco und Gibraltar. Die Frage der spanischen Eintritts in den zweiten Weltkrieg, in: Veroeffentlichungen des Institute fьr Europaeische Geschichte Mainz, Bd. 27, Wiesbaden 1963, S. 31. Эта основополагающая работа опирается на частично до сих пор не найденные или не исследованные материалы, а также не отраженные в актах расследования, на записи переговоров, письма и справочные данные и содержит обширную библиографию. В частности, в ней собраны дневник генерал-фельдмаршала фон Рихтгофена, который вел полковник Дайхманн, а также архив ВВС Академии бундесвера в Гамбург-Бланкензе. Запись от 24.7.1940 г.
[14] Tagebuch Richthofen, Eintragung vpm 28.7. 1940.
[15] Detweiler, a. a. O. S. 32.
[16] Tagebuch Halder: Eintragung vom 27.8.1940.
[17] Tagebuch Halder, a. a. O. - Detweiler, a. a. O. S. 53.
[18] Выдержки из дневника начальника отдела абвера-II. Фотокопии на 5 страницах в распоряжении автора, далее: Секретный документ командования № 35051/40 от 2.11.1940; подписано «Лахузен» (две страницы) об участии абвера-II в нападении на Гибралтар.
[19] См. также секр. док. абвера-II № 1530/40 от 18.11.1940. Фотокопия в распоряжении автора.
[20] Сообщение капитана I ранга Фетцера капитану I ранга Беннингхофу. Копия текста в распоряжении автора.
[21] Detweiler, а. а. О. S. 14, Anm. 11.
[22] Так пишет Карл Бартц в своей книге «Трагедия абвера» (Bartz К.: Die Tragoedie der Abwehr Salzburg 1955, S. 181f. Гитлер и ОКВ якобы абсолютно ничего не знали о надвигающихся событиях; Абвер предоставил-де командованию совершенно противоречивые и поразительные данные.
[23] Это мое личное свидетельство как офицера разведотдела штаба главнокомандующего. В первых числах ноября я имел беседу с тогда уже не находившимся у власти премьер-министром Франции Лавалем, который рассказал мне о готовящейся высадке западных союзников в Оране и Алжире.
[24] Сообщил автору капитан I ранга Вихманн.
[25] Рассказал автору подполковник Зойберт.
[26] Центральный архив документов военно-исторического исследовательского управления во Фрайбурге. Досье WO 01-7/285.
[27] Abshagen a. a. O. S. 140.
[28] Hillgruber A.: Hitler, Koenig Karol und Marschall Antonesku, Wiesbaden 1954. О ненадежном положении Румынии начальнику белградского разведцентра абвера полковнику Кохоутеку было известно уже давно; еще в начале 1944 г. ему обстоятельно доложил об этом капитан Матль.
[29] Письмо К. Г. Абсхагена капитану I ранга Бентингхофу от 4.5.1950 г.
[30] Hagen, a. a. O. S. 110. Даже самый прилежный собиратель всевозможных «дел о предательстве» во Второй мировой войне Эрих Керн не смог сказать о Канарисе ничего, кроме: «Его фигура неустойчива в истории». См. Kern В. Spione und Saboteure gegen das eigene Vaterland, Goettingen 1963, S. 337.
