Показать все теги
Моральная оценка кредитно-денежных операций может служить одним из наиболее ярких показателей «экономического мировоззрения» общества. Характерно это и для Византии, торговля которой была сопряжена со значительным развитием кредитно-ростовщических операций. Традиционным стало утверждение о негативном отношении к ростовщичеству в византийском обществе, об активном осуждении процента, которое шло от стихийного общенародного отношения к нему и активно использовало христианскую форму.
Однако приведенная позиция исследователей кажется все же излишне категоричной, и данные источников позволяют ее пересмотреть. Значительный интерес представляет Житие Спиридона Тримифунтского (ум. ок. 348 г.), составленное епископом кипрского города Пафа Феодором (ок. 625 г.). В памятнике повествуется о том, как святой несколько раз ссужал деньги приходившему к нему купцу, не взимая при этом никаких процентов, а лишь настаивая на возврате суммы ссуды, которую торговец должен был положить в сундук. Однажды купец, убедившийся в том, что святой никак не проверяет возврат денег, решил не возвращать ссуду. Утаенные деньги не пошли торговцу на пользу, торговля пришла в упадок, и, когда он в очередной раз явился за ссудой, Спиридон предложил ему взять деньги самому, поскольку он знает, где они лежат. Когда же купец нашел сундук пустым, святой заявил, что, очевидно, долг не был возвращен, и пристыженный должник вернул причитавшуюся сумму.
Как мы видим, даже праведник мог выступать в качестве заимодавца, если он не требовал при этом никаких процентов. Еще более интересно другое обстоятельство, столь ярко подчеркнутое в Житии Спиридона, а именно — идея справедливого воздаяния при предоставлении ссуд. Очевидно, в Житии подчеркивалось, что следует не только одалживать деньги без начисления процентов, но и возвращать долги в срок и сполна. Вероятно, так на практике применялся заложенный в Евангелии принцип деловых отношений: «как хотите, чтобы люди поступали с вами, так и вы поступайте с ними».
Пожалуй, наиболее подробно позицию церкви по отношению к ростовщичеству выразил Григорий Нисский в «Слове против ростовщиков». Здесь он подчеркивал, что прошение денег взаймы — то же, «что и прошение милостыни, только имеющее вид благоприличия», и поэтому следует подавать нуждающимся, не только не взимая с них лихвы, но и не требуя обязательного возврата начальной суммы кредита (моральная ответственность за ее возвращение перекладывается, как было отмечено, на должника). Беспроцентную ссуду проповедник считал «второй степенью благотворительности» (первая степень — «безвозмездное даяние») и утверждал, что «достойны наказания как тот, кто отказывает в одолжении, так и кто одалживает с налогом лихвы. Первый будет судим как человеконенавистник, второй — как корыстолюбец».
Однако выдвинутые проповедником требования были неосуществимы на практике, что однозначно показала законодательная попытка Василия I (867886) запретить взимать проценты по ссудам. Базировавшиеся на христианском отношении к взиманию процентов нововведения императора вызвали одобрение широких слоев населения, однако просуществовали недолго, и уже Лев VI Мудрый (886912) в своих новеллах отказался от них. Считая закон Василия I прекрасным, он вынужден был признать, что без взимания процента само существование кредитных отношений ставится под угрозу. Высокий идеал, зафиксированный в законе Василия I, был несовместим с жизненными реалиями и сдерживал развитие торговли. Эти обстоятельства вынудили Льва VI пойти на восстановление старых законодательных актов Юстиниана I, признававших возможность взимания процентов, но регламентировавшего их максимальный уровень в зависимости от социального статуса кредитора.
Таким образом, призывы Церкви к запрету ссудного процента, «сбавке долгов и совершенному прощению долговых обязательств», как об этом сказано в Житии св. Георгия Амастридского, остались бесплодными. Более того, отношение к ростовщичеству в Византии, как представляется, было амбивалентным, а не сугубо отрицательным. Это отразилось, в частности, в агиографической литературе, иногда даже показывающей ростовщиков в самом благоприятном свете. Очевидно, что в Византии даже неодобрительно воспринимаемая в обществе профессия ростовщика не была все же, используя выражение Р. Лопеца, «объектом неразборчивой ненависти».
Можно предположить, что тотальное осуждение миновало тех ростовщиков, которые не осмеливались преступать закон и взимать более высокие проценты, чем это предписывалось законодательством. Деятельность таких заимодавцев допускало само государство, как бы определяя ставку процента, взимание которой не вело к нарушению христианских канонов. Безусловно, это только предположение, но стоит заметить, что подобного рода установка существовала в Османской империи. Здесь кредитные операции под фиксированный процент (20 %) не считались ростовщичеством и не воспринимались как нарушение запретов Корана. Как «риба» (собственно ростовщичество) расценивались только те кредитно-денежные сделки, которые влекли за собой начисление лихвы, превышавшей 20 %. Нечто подобное могло существовать и в раннесредневековой Византии, где светские и церковные порядки были взаимопроникающими.
Интересным также представляется сопоставление идеи ограниченного ростовщического процента с идеей «справедливой цены» (iustum pretium, to dikaion timema) и нормированием процента прибыли для членов некоторых константинопольских систим. В Византии, как и в Западной Европе, существовало оправдание деятельности купца, если при этом не нарушался принцип справедливого уровня вознаграждения. Возможно, такая же ситуация могла быть характерной и для ростовщической деятельности.
Очевидно, описанное отношение к ростовщичеству было не только наиболее выгодным, но и единственно возможным в условиях христианского общества, которому не был чужд не только религиозный пуризм и фанатизм, но и чувство выгоды. Последнее настолько сильно проникло в мировоззрение ромеев, что даже подаяние беднякам приравнивалось в агиографической литературе к займу, который дается не кому иному, как самому Богу.
Домановский А. Н. (Харьков)
Доклад на V Международной научной конференции, посвященной 350-летию г. Харькова и 200-летию Харьковского национального университета им. В. Н. Каразина.
4-6 ноября 2004 года
