Показать все теги
Глава 4
СОЗДАНИЕ ГОСУДАРСТВ КРЕСТОНОСЦЕВ
Первый крестовый поход принес латинскому христианскому миру контроль над Иерусалимом и двумя крупными сирийскими городами — Антиохией и Эдессой. После этого великолепного достижения, по мере того как франки укрепляли свои позиции в Леванте, на Ближнем Востоке появился новый аванпост западного европейского мира. В Средние века этот регион называли Утремер[1] — заморское королевство, а сегодня четыре основных поселения, возникшие в первом десятилетии XII века, — Иерусалимское королевство, княжество Антиохия и графства Эдесса и Триполи — называют крестоносными государствами.[2]
В своей основе крестоносное движение следующих веков руководствовалось необходимостью защищать эти изолированные территории, этот островок западного христианского мира на Востоке. Оглядываясь назад, очень просто забыть, что в годы после Первого крестового похода выживание этих государств представлялось весьма проблематичным. Экспедиция добилась невозможного — вернула христианству Святой город, но охваченные энтузиазмом крестоносцы, рвущиеся к своей заветной цели, не думали о необходимости систематического завоевания территории. Первое поколение франкских поселенцев Утремера, таким образом, унаследовало от своих героических родителей «лоскутное одеяло» из плохо снабжающихся городов и поселений, и этот хрупкий «новый мир» постоянно балансировал на грани исчезновения. В 1100 году будущее крестоносных государств казалось неопределенным, и все завоевания Крестового похода угрожали кануть в небытие.[3]
ЗАЩИТНИК СВЯТОГО ГОРОДА
Проблема была очевидной для Годфруа Буйонского, франкского правителя Иерусалима. Он имел крайне ограниченные ресурсы живой силы, при этом большая часть Палестины еще не была завоевана и силы Аббасидов и Фатимидов очень далеки от разгрома, поэтому его начальные перспективы представлялись безрадостными. Приоритетной задачей Годфруа посчитал расширить плацдарм латинян на Святой земле и установить связь по морю с Западом. Для выполнения обеих задач он нацелился на Арсуф — маленький мусульманский портовый город, расположенный к северу от Яффы, но, несмотря на тяжелую осаду осенью 1099 года, так и не смог его захватить.
В начале декабря Годфруа вернулся в Святой город, где столкнулся с новой опасностью — гражданской войной. Учитывая неоднозначный характер его возвышения и очевидное намерение получить королевский титул, власть Годфруа над франкскими территориями в Палестине оспаривалась конкурентами. Постоянное присутствие Танкреда уже само по себе являлось проблемой, но реальная возможность свержения возникла 21 декабря 1099 года с появлением сильной делегации латинских «паломников». Боэмунд Тарантский и Бодуэн Булонский прибыли на юг из Антиохии и Эдессы, чтобы выполнить обет и почтить святые места. Их сопровождал новый папский легат архиепископ Даимберт из Пизы — человек, подгоняемый непомерным честолюбием и непоколебимой верой в могущество церкви. Каждый из этих правителей вынашивал надежду править Иерусалимом — будь он светским или христианским королевством, и их появление представляло собой очевидную, хотя и невысказанную угрозу. Но все же, благодаря политическому прагматизму, Годфруа удалось обернуть их прибытие себе на пользу. Отпраздновав Рождество в Вифлееме, он предпочел отвернуться от Арнульфа из Шока и примкнуть к Даимберту Пизанскому. Поддержав кандидатуру архиепископа на пост патриарха, Годфруа остановил непосредственную угрозу со стороны Боэмунда и Бодуэна и обеспечил остро необходимую морскую поддержку пизанского флота из 120 судов, сопровождавшего Даимберта на Ближний Восток. За этот пакт пришлось заплатить высокую цену. Ею стало выделение части Святого города патриарху и обещание места для пизанцев в порту Яффы.
Бодуэн и Боэмунд вернулись в свои северные владения в январе 1100 года, и в течение следующих шести месяцев последний поддерживал франкскую власть над Сирией — он изгнал греческого патриарха из Антиохии и поставил на его место латинянина. Между тем в ходе быстрой кампании за северной границей его княжества в июле 1100 года Боэмунд подвергся внезапному нападению анатолийских турок и был взят в плен. Великий полководец крестоносцев провел три года в плену, проводя время, как гласили слухи, ухаживая за прекрасной принцессой по имени Мелаз и моля о спасении святого Леонарда, как известно являвшегося покровителем пленных.
В Палестине Годфруа в начале 1100 года добился небольшого успеха, развернув пизанский флот для устрашения занятых мусульманами Арсуфа, Акры, Кесарии и Аскалона. В результате каждое береговое поселение согласилось выплачивать дань франкам. Танкред тем временем занимался созданием для себя полунезависимых владений в Галилее и с относительной легкостью отобрал у мусульман Тивериаду. После ухода весной пизанского флота и прибытия в середине июня на Святую землю новых венецианских морских сил зависимость Годфруа от Даимберта ослабела, но, не успев воспользоваться новой возможностью проявить власть сюзерена, герцог заболел. Поговаривали об отравлении, поскольку герцог слег почти сразу после того, как отведал апельсинов, которыми его угостил мусульманский эмир Кесарии. Но скорее всего, он подхватил какую-то разновидность тифа — ведь лето даже по левантийским стандартам было очень жаркое. 18 июля он в последний раз исповедовался и причастился, а потом, по словам современника-латинянина, «под защитой духовного щита» знаменитый крестоносец, покоритель Иерусалима, которому было всего лишь чуть больше сорока, «ушел из этого мира». Пятью днями позже, в соответствии с его статусом и заслугами, тело Годфруа было похоронено у входа в церковь Гроба Господня.[4]
КОРОЛЕВСТВО ГОСПОДА
Смерть Годфруа Буйонского в июле 1100 года привела новое франкское Иерусалимское королевство в смятение. Годфруа вроде бы выражал желание передать власть в Святом городе своему младшему брату Бодуэну Булонскому, первому латинскому графу Эдессы. Но патриарх Даимберт имел собственные планы на Иерусалим: по его задумке город должен был стать физическим воплощением Царства Божьего на земле, столицей церковного государства с патриархом во главе. Если бы он присутствовал при кончине Годфруа, эта мечта могла получить некоторую опору в реальности. Но Даимберт как раз тогда был занят, осаждая вместе с Танкредом порт Хайфа, и сторонники семейства Годфруа, включая Арнульфа из Шока и Годемара Карпинеля, воспользовались шансом действовать, заняли башню Давида (стратегический ключ к господству над Иерусалимом) и отправили гонцов на север за Бодуэном.
Новость достигла Эдессы в середине сентября. Говорят, что граф, которому в это время было немного за тридцать, был высок, красив, имел темно-каштановые волосы, бороду и орлиный нос. Царственную внешность чуть портила выдающаяся вперед верхняя губа и срезанный подбородок. Учитывая характер Бодуэна — его жадное стремление к власти и жестокосердие, приглашение из Палестины было воистину даром небес. Даже его капеллан, ветеран Первого крестового похода Фульхерий Шартрский, был вынужден признать, что Бодуэн «был немного расстроен из-за смерти брата, но куда больше радовался из-за наследства». В следующие недели Бодуэн быстро привел в порядок дела графства. Чтобы его первое левантийское владение наверняка осталось в его власти, он назначил своего кузена и тезку Бодуэна де Бурка (малоизвестного участника Первого крестового похода) новым графом Эдессы. Тот вроде бы признал Бодуэна Булонского своим сюзереном, по крайней мере, в тот момент.[5]
Выйдя с севера Сирии с 200 рыцарями и 700 пехотинцами в начале октября, Бодуэн проследовал через Антиохию, а потом отбил немалые силы мусульман под командованием Докака из Дамаска у Собачьей реки в Ливане. Оказавшись в Палестине, Бодуэн стал действовать очень быстро, чтобы обогнать Танкреда и Даимберта. Он выслал вперед одного из своих самых доверенных людей — Гуго Фалькенберга (Hugh Falchenberg), чтобы тот установил контакт со сторонниками Годфруа в башне Давида и организовал соответствующий прием в Святом городе. Когда Бодуэн наконец 9 ноября добрался до Иерусалима, его приветствовали организованным, хорошо подготовленным ликованием — улицы были заполнены толпами латинян, греков и сирийских христиан. Перед лицом столь очевидной народной поддержки Даимберт ничего не мог сделать. Он скрылся в маленьком монастыре на горе Сион — прямо за городскими стенами — и не присутствовал 11 ноября при официальном провозглашении Бодуэна новым правителем Иерусалима.
Но пока Бодуэн не мог претендовать на королевский титул: сначала должна была состояться коронация. В этом вековом ритуале обычно присутствует ношение короны, но это не являлось, как можно было подумать, центральной частью церемонии. Эта честь выпала ритуалу помазания, моменту, когда священное масло льется на голову правителя одним из представителей Бога на земле — архиепископом, патриархом или папой. Именно этот акт отделяет короля от остальных людей, дает ему власть, одобренную на небесах. Чтобы достичь такого возвышения, Бодуэну надо было как-то договориться с церковью.
Его правление началось с демонстрации силы: месячный рейд вдоль южных и восточных границ государства, обеспечение безопасности паломнических путей, изнурение египетского гарнизона Аскалона. И его подданным, и его соседям было ясно: Бодуэн принес с собой в латинское королевство новую целеустремленность и могущество. Даимберт вовремя понял, что лучше будет выполнять свои обязанности при новой власти, чем рисковать патриаршим престолом. 25 декабря 1100 года в Вифлеемской церкви Рождества — дата и место были выбраны соответственно — патриарх короновал и помазал на царство Бодуэна — первого франкского короля Иерусалима. Этим актом Даимберт положил конец идее о том, что крестоносное государство может существовать как теократическое. Его подчинение также предотвратило потенциально катастрофическую гражданскую войну.
Но патриарх был ненадолго спасен этой уступкой. В последующие месяцы и годы Бодуэн I расчетливо искоренял любую потенциальную угрозу своей власти и перестройки латинской церкви в его пользу. К счастью для короля, его самый грозный светский соперник — Танкред — покинул Палестину весной 1101 года, чтобы принять регентство в Антиохии на время отсутствия Боэмунда. Позднее в том же году Даимберт был смещен, когда стало ясно, что он присваивает деньги, посланные из Апулии для финансирования обороны Святого города. Он еще на короткое время вернулся к власти в 1102 году, после чего трон патриарха перешел к ряду утвержденных папой кандидатов, и в 1112 году к власти вернулся давний противник Бодуэна Арнульф из Шока. Все эти патриархи никогда не были полностью подчинены короне, но желали сотрудничать с королем, стремившимся укрепить франкский контроль над Палестиной.
Ключевая черта этого сотрудничества — организация и развитие культа, связанного с иерусалимской реликвией Истинного креста, найденной первыми крестоносцами в 1099 году. В первые годы XII столетия крест стал тотемом латинской власти в Леванте. Культ родился благодаря патриарху или одному из его сподвижников и быстро приобрел репутацию чудесного вмешательства свыше. Даже говорили, что в присутствии истинного креста франки неуязвимы.[6]
Создание королевства
Обеспечив свое восшествие на престол, Бодуэн I столкнулся с серьезной трудностью. В действительности королевство, которым он правил, было не более чем сетью рассеянных поселений. Франки удерживали Иерусалим, а также Вифлеем, Рамлу и Тивериаду, но в 1100 году это были всего лишь изолированные анклавы. Но и здесь правящие франки пребывали в меньшинстве по сравнению с исконным мусульманским населением, восточными христианами и евреями. Основная часть Палестины оставалась незавоеванной и находилась в руках полуавтономных исламских правителей. Хуже того, латиняне лишь начали устанавливать контроль над левантийским побережьем и владели только Яффой и Хайфой, но ни один из этих портов не имел идеальной природной гавани. Только подчинив себе палестинские порты, Бодуэн мог надеяться обеспечить надежные линии связи с Западной Европой, открыть свое королевство для христианских паломников и поселенцев и вмешаться в потенциально богатую торговлю между Западом и Востоком. Таким образом, начать следовало с обеспечения внутренней безопасности и объединения территории.
Фульхерий Шартрский писал об этой ситуации: «В начале своего правления Бодуэн пока обладал только немногими городами и людьми… До этого времени наземный путь в Палестину был полностью закрыт для наших паломников, и те франки, которые могли, прибывали на единичных судах или шедших группами по три-четыре через моря, где свирепствовали пираты, и мимо сарацинских портов. Одни оставались на Святой земле, другие возвращались в свои страны. По этой причине земля Иерусалимская оставалась ненаселенной, и у нас было только 300 рыцарей и ненамного больше пехотинцев, чтобы защищать королевство».
Опасности, связанные с этими проблемами, отражены в свидетельствах ранних христианских паломников, которые достигли Ближнего Востока. Зевульф, паломник (вероятнее всего, из Британии), подробно описавший свое путешествие в Иерусалим в самом начале XII века, указывал на беззаконие, царившее на Иудейских холмах. Дорога между Яффой и Святым городом, писал он, «была очень опасной, потому что сарацины постоянно устраивали засады. Днем и ночью они высматривали, на кого бы напасть». По пути он видел «бесчисленные трупы», оставленные гнить или на растерзание диким животным, потому что никто не рисковал остановиться, чтобы организовать пристойные похороны. Около 1107 года положение немного улучшилось, когда Святую землю посетил другой паломник, русский, известный под именем игумен Даниил, но и он жаловался, что невозможно путешествовать по Галилее без сопровождения солдат.
Возможно, самая яркая демонстрация того, что Святую землю еще только предстоит по-настоящему завоевать, имела место летом 1103 года, когда во время охоты возле Кесарии Бодуэн I подвергся нападению небольшого отряда Фатимидов, который намеренно вторгся на латинскую территорию. Оказавшись в гуще сражения, король получил удар копьем, и, хотя детали остаются неясными — в одном рассказе он был ранен «в спину возле сердца», в другом — копье «пробило бедро и почки», ранение наверняка было тяжелым. Очевидец описал, как «из раны сразу хлынула кровь, лицо побледнело, и в конце концов король замертво упал на землю». Благодаря умелым действиям врачей Бодуэн выжил и со временем поправился, но раны продолжали беспокоить его до конца дней.[7]
В общем, Бодуэн был вынужден посвятить почти все первое десятилетие XII века укреплению своих позиций в Палестине, в своих взаимоотношениях с мусульманским населением Святой земли используя смесь прагматичной гибкости и железной решительности. Незадолго до Пасхи 1101 года он получил хорошую поддержку, когда в Яффу прибыл генуэзский флот, возможно вместе с судами из Пизы. Вероятнее всего, моряки прибыли на Восток, желая помочь в укреплении и защите Леванта, а также чтобы выяснить возможности организации торговли. Они добавили остро необходимый военно-морской элемент в военную кампанию Бодуэна, который взамен обещал им очень щедрые условия: третью часть любой захваченной добычи и полунезависимый торговый анклав, который станет «постоянным и будет передаваться по наследству», в любом поселении, взятом с помощью итальянцев. Заключив эту сделку, Бодуэн был готов перейти в наступление.
Его первая цель, Арсуф, в декабре 1099 года стойко выдержала штурм Годфруа Буйонского с суши. Теперь Бодуэн смог организовать блокаду с моря, и уже через три дня мусульманское население города попросило о мире, который был заключен 29 апреля 1101 года. Король проявил великодушие и позволил мусульманам уйти и забрать с собой столько пожитков, сколько они смогут унести. Успех был достигнут без потерь у христиан.
Затем Бодуэн обратил свое внимание на Кесарию, расположенную в двадцати с лишним милях (32 км) к северу. Это некогда шумное греко-римское поселение постепенно исчезало под мусульманским правлением; старые стены все еще стояли, но знаменитый в прошлом порт был давно разрушен, осталась только небольшая мелководная гавань. Бодуэн направил миссию к эмиру Кесарии, под угрозой осады потребовав немедленной капитуляции. Однако, надеясь на подкрепление Фатимидов, мусульмане города категорически отвергли разумное предложение. В Арсуфе латинский король проявил милосердие к сдавшемуся противнику, но здесь, столкнувшись с наглым упрямством, он решил продемонстрировать силу. 2 мая 1101 года он начал обстрел Кесарии из баллист. Гарнизон города оказывал упорное сопротивление в течение пятнадцати дней, но франкские войска в конце концов взяли город штурмом. Теперь Бодуэн позволил армии грабить город. Христианские войска обходили город улицу за улицей, дом за домом, не щадя жителей. Они убили большинство мужчин, увели в рабство женщин и детей и унесли богатую добычу. Один латинец писал: «Сколько самой разной собственности было там найдено, невозможно рассказать, но многие наши люди, пришедшие туда бедными, стали богатыми. Я видел много убитых сарацин. Их тела свалили в кучу и сожгли. Зловоние от их трупов нас очень беспокоило. Этих несчастных сожгли, чтобы найти золотые монеты, которые многие глотали».
После разграбления самого Святого города Левант не видел такой алчности и варварства. Захваченная добыча была богатой — только генуэзцы, получив, согласно договоренности, свою треть, смогли раздать по сорок восемь пуатевенских солидов и по два фунта ценных специй каждому из 8 тысяч человек, да и королевская казна изрядно пополнилась. В дополнение к этому итальянцам была дана изумрудно-зеленая чаша — Sacro Catino , — ранее считавшаяся Священным Граалем, которая по сей день находится в генуэзской церкви Сан-Лоренцо. Бодуэн I пощадил эмира и кади (судью) Кесарии, чтобы получить за них большой выкуп. Священнослужитель, также носивший имя Бодуэн, знаменитый тем, что выжег клеймо на своем лбу в начале Первого крестового похода, был назначен новым латинским архиепископом Кесарии.[8]
Этот захват послужил суровым уроком оставшемуся мусульманскому населению Палестины: сопротивление повлечет за собой уничтожение. Это существенно облегчило последующие завоевания Бодуэна. В апреле 1104 года он осадил порт Акра, расположенный в двадцати милях (32 км) к северу от Хайфы, базу палестинского флота. Порт имел самую хорошую на побережье, отлично защищенную природную гавань. Имея генуэзский флот из семидесяти судов, король осадил город и начал штурм. Мусульманский гарнизон, полностью изолированный от внешнего мира и не имеющий возможности получить подкрепление от Фатимидов, вскоре сдался, попросив такие же условия капитуляции, как в Арсуфе. Бодуэн с готовностью согласился и даже позволил мусульманским жителям остаться в городе в обмен на уплату своего рода подушного налога. Понеся небольшие потери в живой силе, он получил ценный приз — порт, имеющий относительно безопасную якорную стоянку в любое время года, который мог стать жизненно важным каналом для ведения морской торговли и связей с Западной Европой.[9] Довольно скоро Акра стала торговой столицей латинского королевства.
В последующие годы Бодуэн продолжал постепенно расширять и укреплять свои владения на Средиземноморье. Бейрут капитулировал в мае 1110 года при активной помощи генуэзских и пизанских судов. Позднее в том же году Бодуэн нацелился на Сидон, который некоторое время подкупал франкского короля богатой данью. С помощью недавно прибывших норвежских крестоносцев-паломников, которых вел их молодой король Сигурд, Бодуэн в октябре осадил Сидон и к началу декабря заставил его сдаться на тех же условиях, что и Акру.
За первое десятилетие царствования Бодуэн I обеспечил безопасность своего королевства и установил жизненно важную связь с христианским Западом. Тем не менее два города оставались вне его влияния. Севернее находился сильно укрепленный порт Тир — мусульманская твердыня, отделявшая Акру от Сидона и Бейрута. Он пережил франкскую осаду 1111 года, в основном потому, что его эмир переметнулся от Египта к Дамаску, обеспечив для себя прибытие ценного подкрепления. Понимая, что не может его захватить, Бодуэн изолировал Тир, построив со стороны суши крепость в Тороне и на юге у берега в районе узкого горного ущелья, известного под названием Сканделион.
Аскалон тоже ускользнул сквозь пальцы Бодуэна. Весной 1111 года он пригрозил городу осадой, перепугав его эмира Шаме аль-Хилафу, который предложил политическую перестройку. Сначала эмир купил мир, обещав дань в 7 тысяч динаров. Учитывая, что аль-Афдаль, египетский визирь Фатимидов, крайне недовольный таким развитием событий, далеко, аль-Хилафа решил сменить союзника. Порвав с халифатом Фатимидов, он совершил путешествие в Иерусалим, чтобы обсудить новую сделку с Бодуэном I. После того как эмир пообещал хранить верность латинскому королевству, он был оставлен у власти как полузависимый правитель. Вскоре после этого в Аскалон был введен христианский гарнизон из 300 человек, и на некоторое время создалось впечатление, что прагматизм Бодуэна наконец закрыл дверь между Египтом и Палестиной. Несчастный эмир Аскалона долго не прожил. Группа местных берберов, все еще хранивших преданность Фатимидам, напала на него во время верховой прогулки. Тяжелораненый, он поскакал домой, но его догнали и убили. Прежде чем король Бодуэн успел прийти на помощь, с христианским гарнизоном тоже было покончено. Получив голову аскалонского эмира, аль-Афдаль быстро восстановил контроль Фатимидов над городом.[10]
Слуги короны
Бодуэн I, став королем развивающегося государства, проявил способности к силовому управлению. На первом этапе своего правления он особенно заботился о том, чтобы баланс сил в латинской Палестине всегда был в пользу короны, а не местной знати. В одном у него было неоспоримое преимущество перед западными монархами: он начинал, относительно конечно, с пустого места. Ему не приходилось иметь дело с древней аристократией, опутанной вековыми системами господства и землевладения. И Бодуэн создавал Иерусалимское королевство так, как считал удобным.
Центральной чертой его подхода к проблеме было сохранение крупного королевского домена — территории, принадлежащей короне и управляемой ею. Короли в Европе могли унаследовать государства, в которых многие богатейшие и удобнейшие территории уже давно были выделены знати, чтобы управляться в качестве фьефа от имени короны, но управлялись как полуавтономные области. Бодуэн I включил многие самые крупные города Палестины в свои владения, в том числе Иерусалим, Яффу и Акру, создавая очень мало новых управляемых знатью территорий. Часто уничтожаемая в войнах, увы, очень частых в Леванте, аристократия тоже не имела возможности утвердить наследственные права на фьефы. А король к тому же нередко использовал денежные фьефы, вознаграждая своих сторонников за верную службу не землей, а деньгами.
Ранняя история двух городов — Хайфы и Тивериады — является наглядной иллюстрацией управления Бодуэна и его отношения к своим ведущим вассалам. Когда Танкред в 1101 году уехал в Антиохию, Бодуэн разделил княжество Галилея на два. Гельдемар Карпинель, крестоносец из Южной Франции, ранее служивший Годфруа Буйонскому, в марте 1101 года получил Хайфу, возможно, в награду за то, что поддержал претензии Бодуэна на трон. Гельдемар был убит в сражении шестью месяцами позже, и в течение следующих пятнадцати лет власть в Хайфе принадлежала последовательно трем людям, имена которых до нас не дошли. Таким образом, власть над портом последовательно возвращалась к короне, и каждый раз Бодуэн имел возможность снова пожаловать эту награду, кому сочтет нужным.
А Тивериада была отдана Гуго Фалькенбергу, рыцарю из Фландрии, вероятно присоединившемуся к Бодуэну во время Первого крестового похода. Гуго хорошо служил королевству, но вскоре стал жертвой военной нестабильности в регионе и в 1106 году был убит из засады. Тивериада перешла к французу Жерве де Базошу, который стал одним из фаворитов Бодуэна и даже был назначен королевским сенешалем (отвечающим за финансы и судопроизводство). Не прошло и двух лет, как Жерве был взят в плен мусульманскими войсками из Дамаска во время их рейда по Галилее.
Конечно, далеко не все вассалы Бодуэна I были стремительно и жестоко убиты. Вдоль северного побережья Палестины на границе с Ливаном и далеко от Иерусалима также было несколько новых поселений. Одно из них, Сидон, Бодуэн отдал восходящей звезде своего правления Эсташу Гранье. Рыцарь, вероятно норманн по происхождению, Эсташ, судя по всему, служил Бодуэну еще в Эдессе и определенно сражался за него против египтян в 1105 году. Эсташ возвысился быстро и получил внушительные владения, в том числе Кесарию, благодаря женитьбе на Эмме (дочери патриарха Арнульфа из Шока), и город Иерихон. В целом Бодуэн создал лояльную и эффективную знать, в основном подчиняющуюся короне.[11] Конечно, в первые годы своего правления Бодуэн I не мог себе позволить концентрироваться только на укреплении своих позиций в Палестине, ему постоянно приходилось следить за поведением мусульманских соседей, в первую очередь Фатимидов из Египта. Их визирь аль-Афдаль был унижен крестоносцами, но пока Аскалон — трамплин между Палестиной и Египтом — оставался в руках Фатимидов, дверь для контратаки на Иерусалимское королевство оставалась открытой.
Сражения при Рамле
В мае 1101 года, вскоре после насильственного подчинения Бодуэном Кесарии, прошел слух о вторжении египтян. Аль-Афдаль отправил крупные силы, которые теперь двигались к Святому городу под командованием одного из ведущих фатимидских генералов, бывшего правителя Бейрута Саада ад-Даулы. Бодуэн бросился на юг, но не желал вступать в открытое сражение. Вместо этого он предпочел подождать дальнейших действий Фатимидов в относительной безопасности Рамлы. Три месяца ничего не происходило. Саад в Аскалоне выжидал подходящего для нападения момента, а Бодуэн нервно патрулировал регион между Яффой и Иерусалимом. Наконец, на первой неделе сентября, когда «военный сезон» уже был близок к завершению, египтяне начали наступление. Избегая политики обороны, Бодуэн решил открыто сразиться с врагом и приказал немедленно провести мобилизацию в Яффе. Это было отважное решение, учитывая малочисленность воинов в его распоряжении. Даже собрав войска со всего королевства и велев, чтобы каждый подходящий сквайр стал рыцарем, он насчитал 260 рыцарей и 900 пехотинцев. Латинские оценки мусульманских сил в этот момент разнятся очень широко — от 31 до 200 тысяч человек. Все они представляются сильно преувеличенными. Надежных арабских источников не сохранилось, но очевидно одно: той осенью франки находились в меньшинстве. Выйдя из Яффы 6 сентября, чтобы перехватить Фатимидов на равнине к югу от Рамлы, христиане были охвачены отчаянной решимостью. Среди них был королевский капеллан Фульхерий Шартрский, позже написавший: «Мы честно готовились умереть из любви к Христу», получая утешение только от присутствия реликвии — частички Истинного креста, которую несли среди воинов.
Атмосфера на рассвете следующего дня напоминала Первый крестовый поход. Силы Саада ад-Даулы были заметны издалека — их оружие блестело на солнце. Вероятно, король упал на колени перед Истинным крестом, покаялся в грехах и причастился. Фульхерий привел вдохновляющую речь, произнесенную монархом: «Идите же, воины Христа, будьте в хорошем настроении и ничего не бойтесь. Я заклинаю вас, сражайтесь за спасение ваших душ. <…> Если вы будете здесь убиты, то определенно попадете в ряды святых. Перед вами открыты ворота рая. Если же вы останетесь в живых и победите, ваша слава воссияет среди христиан. Если же вы хотите бежать, помните, что Франция очень далеко».
Франки начали двигаться вперед и приняли бой с египтянами, построенными в пять или шесть дивизий. Бодуэн верхом на своем быстроногом скакуне по имени Газель возглавлял резервные силы, готовые вступить в бой при первой необходимости. Рядом со своим королем постоянно находился Фульхерий Шартрский. Позже он вспоминал ужас сражения. Он писал: «Число врагов было так велико, что они налетали на нас невероятно быстро, так что латиняне вряд ли могли видеть кого-то, кроме противника». Латинский авангард вскоре был почти полностью уничтожен. Среди убитых был и Гельдемар Карпинель. Вся армия была окружена.
Видя, что латиняне на грани поражения, Бодуэн бросил в бой резерв. Заметив, что франки получили подкрепление, египтяне замешкались. Фульхерий видел, как сам король нанес египетскому эмиру сильный удар копьем в живот и некоторые мусульмане начали отступать. Саад ад-Даула был убит. Многие христиане верили, что победой они обязаны чуду, сотворенному Истинным крестом. Ведь мусульманский командир задохнулся до смерти, как раз когда намеревался напасть на епископа, несущего священную реликвию. Эта история долго циркулировала в армии и внесла изрядный вклад в культ креста. Но в действительности схватка велась почти на равных и ни одна из сторон не одержала убедительной победы. Фульхерий засвидетельствовал, что поле сражения было покрыто оружием, снаряжением и телами мусульман и христиан. Потери врага он оценил в 5 тысяч человек, но признал, что 80 франкских рыцарей и много пехоты было убито. И если Бодуэн смог сохранить контроль над долиной и преследовал части Фатимидов, которые двигались в направлении Аскалона, уцелевшие воины авангарда латинских сил в это же самое время направлялись к Яффе, преследуемые мусульманами, которые были убеждены, что выиграли сражение.
Неразбериха была настолько сильной, что двое франков, которым посчастливилось добраться до Яффы, объявили о поражении христиан, «сказали, что король и все его люди убиты». Травмированная этим известием королева (тогда жившая в Яффе), увидев 500 мусульман, скачущих к городу, немедленно отправила гонца на север в Антиохию, моля Танкреда о помощи. К счастью для франков, жители Яффы наотрез отказались сдаться, а уже на следующий день король Бодуэн, разбив лагерь на поле боя, как свидетельство победы, прибыл на побережье. При виде его остатки армии Фатимидов, собравшиеся за стенами Яффы, подумали, что приближается их армия, и с радостью выехали навстречу, а когда осознали свою ошибку и все с ней связанное, обратились в бегство. На север тотчас был отправлен второй гонец с информацией о том, что король жив и одержал победу.[12]
Благодаря грамотным стратегическим решениям и удаче Бодуэн оказался в выигрыше, хотя шансов на это почти не было. Но радость по этому поводу оказалась недолговечной. Богатство Египта позволяло аль-Афдалю почти сразу отправить в Палестину еще одну армию. С приходом весны 1102 года и началом нового «военного сезона» у Аскалона собралась новая армия Фатимидов. На этот раз ею командовал сын аль-Афдаля Шараф аль-Маали. В мае египтяне снова двинулись на Рамлу, ввязались в бой с пятнадцатью рыцарями, охранявшими ее небольшую укрепленную башню, и совершили набег на соседнюю церковь Святого Георгия в местечке Лидда.
Бодуэн I в это время находился в Яффе, провожая последних участников неудачного Крестового похода 1101 года, которые как раз отпраздновали Пасху в Иерусалиме. Вильгельму Аквитанскому удалось сесть на судно, идущее на запад, но Этьену де Блуа, графу Этьену Бургундскому и многим другим повезло меньше. Как только поставили паруса, подул встречный ветер, и им пришлось вернуться. Поэтому они находились рядом с королем, когда 17 мая пришло известие о новом египетском наступлении. Бодуэн принял самое неудачное решение в своей жизни, можно сказать, роковое. Поверив, что новости из Рамлы говорят о присутствии небольшого экспедиционного корпуса Фатимидов, а не целой действующей армии, он пожелал нанести быстрый ответный удар. Исполненный уверенности в себе, он выехал из Яффы в компании своих приближенных и горстки крестоносцев, в том числе двух Этьенов, Гуго де Лузиньяна и Конрада, коннетабля Германии. С ним было не больше 200 рыцарей и ни одного пехотинца.
Только на равнинах Рамлы, когда вражескую армию уже можно было видеть, Бодуэн понял, что жестоко просчитался. Оказавшись лицом к лицу с тысячами мусульманских воинов (по некоторым источникам, их было более 20 тысяч), франки не могли надеяться на победу и почти не имели шансов выжить. Шараф аль-Маали ринулся в бой с жалкими силами христианского короля, как только заметил их появление. Франков быстро окружили, и началась бойня. В течение нескольких минут с основными силами христиан было покончено. Среди убитых был участник Первого крестового похода Стабело (Stabelo), некогда бывший управляющим у Годфруа Буйонского, участник похода 1101 года Гербод из Виндеке (Gerbod of Windeke). В суматохе другой ветеран, Роже де Розуа (Rozoy), сумел вырваться из окружения в сопровождении еще нескольких человек и ускакал в Яффу. Бодуэн тоже вырвался с боем и еще с несколькими уцелевшими воинами укрылся в укрепленной башне Рамлы.
Бодуэн оказался в отчаянном положении. Он отлично знал, что на рассвете Фатимиды начнут атаку, которая может закончиться только смертью или пленом. И король решил покинуть свою армию (неизвестно только, насколько тяжело ему далось такое решение) и скрыться под покровом ночной темноты. В сопровождении пяти своих приближенных он тайком выбрался из окруженного форта, возможно в чужой одежде, через боковые ворота, но довольно скоро был обнаружен мусульманскими воинами. В темноте началось хаотичное кровопролитное сражение. По воспоминанию современника, франкский рыцарь по имени Роберт «выдвинулся вперед с обнаженным мечом, кося врага направо и налево», но оружие было выбито из его рук, и сам рыцарь повержен. Рядом упали еще два его товарища. Тогда Бодуэн решил спасаться верхом на своей быстроногой лошади Газели. Теперь с ним остался только один спутник — Гуго де Брулис (о котором никаких сведений не сохранилось).
Египтяне сразу же бросились в погоню за беглым монархом. Понимая, что от плена его отделяют лишь мгновения, он спрятался в зарослях тростника, но преследователи подожгли его. Бодуэну едва удалось спастись, отделавшись небольшими ожогами. Еще два дня он провел, убегая, в страхе за свою жизнь. Растерянный, не имеющий еды и питья, он хотел найти дорогу через Иудейские холмы к Иерусалиму, но в этом районе оказалось слишком много египетских патрулей. 19 мая 1102 года он повернул на северо-запад к побережью и сумел добраться до Арсуфа. Все это время Бодуэн, должно быть, страдал от унижения и сомнений, он никак не мог узнать, какая судьба постигла его покинутых товарищей в Рамле и не капитулировали ли в его отсутствие перед Фатимидами Яффа и Святой город. Наглядным свидетельством полученной им в предыдущие дни физической и психологической травмы было то, что, оказавшись в Арсуфе, он мог думать только о том, чтобы поесть, попить и выспаться. Как заметил один из современников, этого требовала человеческая сторона его натуры.
На следующий день ситуация изменилась к лучшему. Гуго Фалькенберг, правитель Тивериады, услышав о нападении египтян, прибыл в Арсуф в сопровождении восьмидесяти рыцарей. Конфисковав английский пиратский корабль, бросивший якорь поблизости, король отплыл на юг в сторону Яффы, а Гуго отправился туда же по берегу. Ситуация в Яффе оказалась тяжелой. На суше ее осадили войска Шарафа аль-Маали, а на море — египетский флот из тридцати судов. Храбро подняв королевский флаг на мачте своего корабля, чтобы придать уверенности гарнизону Яффы, Бодуэн чудом сумел избежать встречи с флотилией Фатимидов и вошел в порт. Оказавшись на земле, он получил неприятные новости.
Яффа была близка к капитуляции. Не имея сведений о местонахождении короля и судьбе его армии в Рамле, осажденное со всех сторон население города оказалось в бедственном положении. Но потом Шараф аль-Маали использовал нечестную тактику. Гербод из Виндеке при жизни, вероятно, имел отдаленное внешнее сходство с королем. Мусульмане надругались над его трупом, отсекли голову и ноги, обрядили вызывающие ужас останки в одежду королевских геральдических цветов и пронесли под стенами Яффы, объявив о смерти короля и потребовав немедленной капитуляции. Многие, в том числе королева, поверили обману и начали строить планы бегства морем. Именно в это время с севера появился корабль Бодуэна. Своевременное прибытие короля укрепило мораль и, вероятно, поколебало решимость Шарафа. Главные силы египетской армии теперь отошли на некоторое расстояние в сторону Аскалона, судя по всему намереваясь подготовить осадные машины для полномасштабного штурма, и это дало франкам бесценную передышку.
Бодуэн появился вовремя, чтобы спасти Яффу, но вмешиваться в события в Рамле было уже поздно. Утром после его бегства мусульманские войска штурмом взяли городские стены и окружили башню, в которой находились остатки войска Бодуэна. Фатимиды начали активный штурм башни, делали подкопы под стены и разводили в них костры, чтобы выкурить защитников. К 19 мая окруженные франки оказались в безнадежном положении. Покинутые королем, понимающие, что поражение неизбежно, они предпочли, по словам одного современника, «погибнуть с честью, чем задохнуться в дыму и умереть жалкой смертью». Они сами начали последнюю атаку из башни и очень быстро почти все были уничтожены. Одним из немногих уцелевших был Конрад Германский, который сражался с такой яростью, разя всех врагов, до которых только мог достать мечом, что в конце концов остался один в окружении трупов врагов. Потрясенные мусульмане предложили ему сдаться, обещав пощадить его жизнь и увезти в качестве пленника в Египет. Многим франкам повезло меньше. Среди погибших в Рамле был Этьен де Блуа, чья смерть в этом городе наконец избавила его от стыда за проявленную в Антиохии трусость четырьмя годами ранее.
Катастрофа в Рамле не прибавила франкам оптимизма. Однако в начале июня 1102 года Бодуэн снова собрал войска по всему королевству, в том числе и контингент из Иерусалима с Истинным крестом. Его силы также поддержало прибытие довольно большого флота с паломниками. Теперь собрав большую полевую армию, Бодуэн немедленно атаковал неготовых к этому египтян. Нерешительность Шарафа уже посеяла семена недовольства среди Фатимидов, и, столкнувшись с внезапной атакой франков, они начали отступать. Жертв у мусульман было немного, да и добыча франков после боя оказалась скудной — несколько верблюдов и ослов. Однако государство крестоносцев было спасено.[13]
Между Египтом и Дамаском
В эти трудные годы франкам Иерусалима повезло — не существовало союза между шиитским Египтом и суннитским Дамаском. Столкнись Бодуэн в 1101 или 1102 году с объединенной угрозой, его королевство вряд ли смогло бы уцелеть. Однако Докак всю оставшуюся жизнь проводил весьма умеренную политику в отношении франкской Палестины. Памятуя о поражении на Собачьей реке, он довольствовался тем, что позволял христианам препятствовать амбициям Фатимидов на Святой земле, и поддерживал нейтралитет. Но после его преждевременной смерти в 1104 году в возрасте всего лишь двадцати одного года Дамаску предстояло избрать новую политику.
После короткой борьбы власть в городе захватил атабек[14] Тугтегин. Будучи мужем овдовевшей и вечно интригующей матери Докака Сафват (Safwat), он долго ждал своего часа. Ходили слухи, что внезапная смерть Докака — результат отравления, организованного лично Тугтегином. Теперь склонность атабека к лживым политическим интригам и жестокость привели его к власти. В 1105 году атабек не отказался от предложенного египтянами военного сотрудничества. К счастью для франков, этот беспрецедентный суннитско-шиитский союз имел свои ограничения. Вероятно, все еще испытывая сомнения относительно своих новых союзников, он все же не организовал полномасштабное вторжение в Палестину. Вместо этого он выделил 1200 лучников, когда аль-Афдаль летом 1105 года послал к Аскалону третью армию под командованием одного из своих сыновей.
Египетский флот часто досаждал Яффе, и Бодуэн понял, что порт рано или поздно будет осажден, и королевство снова будет дестабилизировано. Перехватив инициативу, он взял с собой иерусалимского патриарха, Истинный крест и вышел навстречу армии Фатимидов возле Рамлы. В этот раз он командовал 500 рыцарями и 2 тысячами пехотинцев, но даже при этом франки, вероятнее всего, были в меньшинстве. Однако в третий раз за четыре года отсутствие военной дисциплины у египтян позволило Бодуэну обратить врага в бегство и добиться победы, хотя и с трудом. Потери у сторон были примерно одинаковыми, но столкновение оказало разрушительное воздействие на мораль Фатимидов. Мусульманский правитель Аскалона был убит в бою. Бодуэн приказал обезглавить эмира. Его голову отвезли в Яффу и продемонстрировали египетским морякам, чтобы ускорить немедленный уход флота к родным берегам.
Египет продолжал угрожать франкской Палестине, но аль-Афдаль больше не устраивал широкомасштабных наступлений и совершенно определенно никогда не добивался важных успехов. Дамаск был временно частично нейтрализован. Тугтегин принял новый, более тонкий, преимущественно неагрессивный подход к отношениям с Иерусалимом. Он, конечно, не упускал случая защитить свои интересы с оружием в руках, если считал, что они под угрозой, и также не гнушался карательными рейдами на христианскую территорию. Но в то же время принял ряд соглашений с Бодуэном, в первую очередь направленных на облегчение ведения взаимовыгодной торговли между Сирией и Палестиной.
Самым продолжительным последствием этих договоренностей было заключение около 1109 года частичного перемирия (подтвержденного документально). Это соглашение касалось территории к востоку от Галилейского моря (оно же Кинерет), которую франки называли Terre de Sueth (Черные земли) из-за темных базальтовых почв, в первую очередь плодородных пахотных земель Хаурана и далее на север к Голанским высотам, южнее реки Ярмук. Бодуэн и Тугтегин согласились создать в этом районе то, что, по сути, являлось частично демилитаризованной зоной, позволившей мусульманским и христианским крестьянам сотрудничать в обработке земли. Продукция Черных земель затем делилась на три части: одна оставалась крестьянам, а две другие отправлялись в Иерусалим и Дамаск. Эта договоренность оставалась в силе большую часть XII столетия.[15]
В первые пять лет правления выживание короля Бодуэна, равно как и всего его королевства представлялось весьма сомнительным. Только дар руководителя и везение, выражавшееся в раздробленности мусульманского мира и неумелых военных действиях Фатимидов, помогли франкам уцелеть.
ЛАТИНСКАЯ СИРИЯ В КРИЗИСЕ 1101–1108 ГОДОВ
В первые месяцы 1105 года Танкред, прославленный ветеран Первого крестового похода, имел все основания для отчаяния. Он управлял латинским княжеством Антиохия в то самое время, когда новорожденное королевство находилось в предсмертной агонии. Шестью месяцами ранее репутации неуязвимости франков был нанесен чувствительный урон, когда армия Антиохии потерпела сокрушительное и очень унизительное поражение от воинов ислама. В ответ прославленный дядя Танкреда Боэмунд покинул Левант, лишив город всех его ресурсов, и отправился на Запад. Княжество разваливалось, повсеместно отмечались беспорядки, со всех сторон грозило вторжение. Семью годами раньше Танкред был свидетелем ужасов осады Антиохии и помнил ужасную цену, которую крестоносцы заплатили за ее взятие. Теперь же создавалось впечатление, что созданный благодаря этому франкский анклав обречен на гибель.
Вины Танкреда в этом не было. Весной 1101 года он приехал на север из Палестины, чтобы стать регентом Антиохии после пленения Боэмунда. В следующие два года он быстро восстановил стабильность и безопасность княжества, проявив энергию и компетентность. Незадолго до плена Боэмунд выпустил из рук плодородные долины Киликии, расположенные к северо-западу от Антиохии. Надеясь получить несколько большую степень автономии, армянское христианское население района заключило союз с Византийской империей. Но Танкред снова подчинил армян себе, проведя короткую, но эффективную кампанию. Не удовлетворенный простым возвратом потерь дяди, Танкред решил расширить княжество. Как и Иерусалимскому королевству, Антиохии нужно было контролировать порты Восточносредиземноморского побережья, но Латакия — порт, располагавший самой удобной в Сирии естественной гаванью, — несмотря на все усилия Боэмунда, оставалась в руках греков. Зато после осады 1103 года она оказалась в руках Танкреда.
Танкреду, похоже, нравились новые возможности и власть, сопутствующая его новому положению, и он не собирался устраивать скорейшее освобождение своего дяди. Эту задачу взяли на себя последний церковный ставленник Боэмунда патриарх Бернар, и Бодуэн де Бурк, граф Эдессы. Вместе они стали собирать крупный выкуп, который потребовал тюремщик Боэмунда — эмир Данишмендид, — 100 тысяч золотых монет. Армянин Ког Васил, повелитель двух городов на верхнем Евфрате, дал одну десятую этой суммы в обмен на обещание союза, но, по словам одного возмущенного восточного христианина, «Танкред не дал ничего». В конце концов, в мае 1103 года Боэмунд был освобожден. Последствия для Танкреда оказались весьма досадными. Ему пришлось не только отдать власть в Антиохии, но и отказаться от собственных завоеваний в Киликии и Латакии.[16]
Битва при Харране (1104)
Вернув себе свободу и власть, Боэмунд решил положиться на дружбу с Бодуэном II, графом Эдессы. В течение следующих двенадцати месяцев эти двое провели ряд совместных кампаний, направленных на подчинение территории между Антиохией и Эдессой и изоляцию Алеппо. Вероятно, имея в виду последнюю цель, они весной 1104 года организовали экспедицию на восток от Евфрата. Господство над этим регионом обезопасило бы южную границу графства Эдесса и помешало связям Алеппо с Месопотамией. Вышло так, что они столкнулись с яростным сопротивлением многочисленной мусульманской армии, во главе которой стояли сельджукские правители Мосула и Мардина.
Сражение состоялось около 7 мая на равнине к югу от Харрана. Боэмунд и Танкред удерживали правый фланг, а Бодуэн II командовал силами Эдессы на левом фланге вместе со своим кузеном Жосленом де Куртене (французский аристократ, прибывший в Левант после 1101 года и получивший владение, сосредоточенное вокруг крепости Телль-Башир). В ходе сражения эдесские войска были отрезаны от остальной армии и после яростной контратаки обратились в бегство. Бодуэн и Жослен попали в плен. Тысячи их соотечественников тоже попали в плен или были убиты. Боэмунд и Танкред возглавили отступление к Эдессе, где последний остался, чтобы организовать оборону города.
Харран оказался шокирующей неудачей для франков. Потери на поле боя — ранеными и убитыми — были весьма значительными, но самый большой ущерб был психологическим. Это поражение сместило баланс сил и уверенности людей. Коренному населению стало ясно, что неукротимых латинян вполне можно укротить. Мусульманский автор, писавший в Дамаске примерно в это время, заметил, что «Харран стал великой и не имеющей себе равных победой… он лишил франков мужества, уменьшил их число и отнял наступательную силу, а сердца мусульман окрепли». На самом деле мусульмане, греки и армяне — все пользовались возможностью обратить ситуацию в свою пользу, и больше всего пострадала не Эдесса, а Антиохия. Византийцы снова оккупировали Киликию и Латакию, хотя крепость последней, возможно, осталась в руках франков. На юго-востоке города региона Суммак изгнали латинские гарнизоны и обратились в Алеппо с просьбой возглавить их. В качестве последнего оскорбления стратегически важнейший город Арта вскоре последовал их примеру. Охранявшая главную римскую дорогу в глубь страны, расположенная менее чем в одном дне пути от Антиохии, Арта считалась современниками «щитом» города. К концу лета 1104 года княжество существенно уменьшилось. От некогда цветущего обширного государства осталась лишь маленькая территория вокруг самой Антиохии.[17]
В начале осени Боэмунд принял неожиданное решение. Вызвав из Эдессы Танкреда, он собрал совет в базилике Святого Петра и объявил о своем намерении покинуть Левант. Действительные мотивы, которыми он руководствовался, понять невозможно. Во всеуслышание он заявил, что для спасения латинской Сирии наберет новую франкскую армию в Западной Европе. Еще он мог сослаться на желание исполнить клятву, данную святому Леонарду, к которому он часто обращался во время плена, совершить паломничество к его мощам в Нобле, что во Франции. Однако он, судя по всему, не собирался быстро возвращаться в Утремер, поскольку планировал собрать силы и идти в атаку на Византийскую империю на Балканах. Это могло отвлечь внимание Алексея Комнина и, вероятно, предотвратить прямое нападение греков на Антиохию, но стратегия Боэмунда все же была продиктована скорее его желанием завоевать новые территории на берегах Адриатического и Эгейского морей и мечтой самому сесть на константинопольский трон.
Разочарование Боэмунда непрочностью положения Антиохии проявилось и в его расчетливом присвоении городских богатств перед отъездом и увозе людей. Даже современный латинский писатель Рауль Канский, как правило бывший ярым сторонником дела Боэмунда, заметил, что он «вывез золото, серебро, камни и одежду, оставив город Танкреду без защиты, средств и наемников». Боэмунд отплыл от берегов Сирии в сентябре 1104 года. Во время Первого крестового похода он обратил всю силу своего военного гения и хитрости на покорение Антиохии. Теперь, повернувшись к Леванту спиной, он не мог не знать, что бросает свой некогда вожделенный приз на произвол судьбы.[18]
На грани краха
Итак, Танкред встретил 1105 год в нищете, являясь регентом государства, обреченного на уничтожение. В разгар кризиса он показал свой характер. Применяя «кнут и пряник», он, заручившись поддержкой населения Антиохии, ввел чрезвычайный налог, пополнил казну и возобновил набор наемников. Он также стремился поправить свое положение, полностью использовав единственно положительное следствие неудачи в Харране — номинальное главенство Антиохии над графством Эдесса. Призвав «всех христиан» Северной Сирии к оружию, практически лишив Эдессу, Мараш и Телль-Башир гарнизонов, он к началу весны собрал армию, насчитывающую тысячу рыцарей и около 9 тысяч пеших солдат. Решимость Танкреда воистину не знала границ.
Оказавшись перед лицом такого сонма врагов, он понимал, что не сможет сражаться одновременно на всех фронтах. Но не мог он и проводить политику вялой самообороны. Танкред решил использовать целевую упреждающую агрессию, тщательно выбирая намеченную жертву. В середине апреля он пошел на Арту и вступил в решительную схватку с Ридваном из Алеппо. Это была большая дерзость с его стороны. Зато, одержав победу над таким врагом, Танкред мог вернуть себе инициативу и возродить военный авторитет франков. При этом он не мог не знать, что силы Алеппо будут как минимум втрое больше и поражение станет концом латинского господства в Сирии.
Прежде чем покинуть Антиохию, христиане провели ритуалы духовного очищения, включая трехдневный пост, освободив свои души от греха в преддверии смерти, которая всегда была рядом с крестоносцами. После этого Танкред пересек Оронт и Железный мост и выступил на штурм Арты. Как только Ридван проглотил наживку и начал наступление, имея при себе 30-тысячное войско, Танкред отошел. Он делал ставку на свое отличное знание местности и понимание тактики мусульман. Путь между Артой и Железным мостом проходил по участку ровной, но каменистой поверхности, по которой лошадям будет нелегко скакать галопом, прежде чем они выйдут на открытую равнину. Именно в эту вторую зону Танкред отступил. 20 апреля Ридван устремился в преследование. Один латинянин так описывал развернувшееся сражение: «Христиане стояли на своих позициях вялые, словно в полусне… затем, когда турки прошли твердую почву, Танкред ворвался в их ряды, как будто только что пробудился от спячки. Турки сразу отступили, надеясь, как обычно, иметь возможность развернуться и открыть огонь. Но их надежды не сбылись. Копья франков ударялись в их спины, а дорога не позволяла двигаться быстрее — лошади были бесполезны».
В развернувшемся сражении латиняне врезались в сомкнутые ряды перепуганных мусульман, отчаянно рубя их, и сопротивление армии Алеппо дрогнуло. Перепуганный Ридван в панике бежал, по дороге потеряв свое знамя, и Танкред остался на поле боя победителем, купаясь в славе и богатой добыче.
Битва при Арте стала переломным моментом в истории северных государств крестоносцев. В течение следующих лет Танкред компенсировал потери, понесенные при Харране. Арта была немедленно оккупирована, а за ней и все плато Суммак. Ридван попросил о мире, постаравшись представить себя зависимым союзником. Когда пограничная зона между Антиохией и Алеппо была в безопасности, Танкред получил возможность обратить свое внимание в другую сторону. К 1110 году он установил господство Антиохии над Киликией и Латакией за счет греков. В то же время он укрепил южные границы княжества против другого потенциально агрессивного мусульманского соседа — города Шайзар (Шейзар), захватив соседнее древнее римское поселение Апамея. Что касается личных амбиций, успех 1105 года помог узаконить позицию Танкреда; вскоре он уже правил не как регент Боэмунда, а как самостоятельный князь. В этом ему помогли неудачи его некогда знаменитого дяди.[19]
Крестовый поход Боэмунда
Боэмунд Тарентский отплыл в Европу осенью 1104 года. Позже ходили слухи, что его не захватили византийские агенты во время путешествия по Средиземному морю только в результате очень эксцентричного обмана. Боэмунд будто бы распространил слух о своей смерти и путешествовал на запад в гробу с отверстиями для поступления воздуха. Для полноты картины его положили рядом с гниющим трупом задушенного задиры, так чтобы его «тело» издавало соответствующий отталкивающий запах. Дочь Алексея I Анна Комнина даже позволила себе нотку восхищения его неукротимым «варварским» духом, написав: «Не понимаю, как он выдержал такую осаду собственного носа и продолжал жить».
Каким бы ни был вид транспорта, доставивший Боэмунда в Италию в начале 1105 года, его встретили с восторгом и лестью. Самозваный герой Первого крестового похода вернулся. Он довольно скоро заручился согласием и поддержкой преемника Урбана II Пасхалия на подготовку нового Крестового похода, который Боэмунд «продвигал» в Италии и Франции в течение двух следующих лет. Попутно он выполнил клятву и посетил мощи святого Леонарда в Нобле, привезя в дар серебряные кандалы, как знак благодарности за освобождение из плена в 1103 году. Он также, вероятно, спонсировал копирование и распространение воодушевляющего рассказа о Первом крестовом походе, похожего на Gesta Francorum , но превозносящего его собственные достижения и очерняющего греков. Влияние Боэмунда увеличивалось, на его призыв собирались восторженные толпы. В это время он и заключил брачный союз, вознесший его в высший эшелон франкской аристократии. Весной 1106 года он женился на принцессе Констанции, дочери короля Франции. Примерно в это же время одна из незаконных дочерей короля — Сесилия была обручена с Танкредом. Боэмунд воспользовался собственной свадьбой, чтобы гневно обрушиться на своего теперешнего врага — Алексея Комнина, якобы предавшего крестоносцев в 1098 и 1101 годах и посягавшего на Антиохию.
К концу 1106 года Боэмунд вернулся в Южную Италию, чтобы лично надзирать за постройкой флота для Крестового похода. Его восторженными сторонниками стало уже много тысяч человек. Но, несмотря на размер сил, которые собрались в Апулии годом позже — около 30 тысяч человек, для перевозки которых было построено более 200 судов, — историки долго спорили относительно природы этой экспедиции. В конце концов ученые пришли к общему мнению: эта военная кампания, нацеленная на греческую христианскую Византийскую империю, не может считаться Крестовым походом или, по крайней мере, должна рассматриваться как искажение идеи крестоносного движения. Экспедиция, очевидно, имела кое-что общее с Первым крестовым походом — участники давали клятву, нашивали на одежду крест и ожидали отпущения грехов. Суть споров зависела от папского участия. Ведь папа никогда не мог сознательно пожаловать привилегированный статус Крестового похода экспедиции против христиан; скорее Боэмунд, сжигаемый честолюбием и ненавистью, обманул папу, сказав, что его армии будут сражаться в Леванте.
Такой взгляд на события изобилует важными проблемами. Основная масса современных свидетельств говорит о том, что папа был в курсе намерений Боэмунда и тем не менее поддерживал его и отправил папского легата, чтобы проповедовать кампанию в Италии и Франции. Даже если предположить, что Пасхалий был введен в заблуждение — а это маловероятно, нет никаких сомнений в том, что большое количество будущих участников принимали и поддерживали идею Крестового похода против греков. В действительности попытка оттеснить экспедицию Боэмунда на задний план, как искажение идеи Крестовых походов, является симптомом более фундаментальной ошибки: веры в то, что идеи и практика Крестовых походов уже слились и создали единый идеал. Для большинства людей, живших в Западной Европе начала XII века, этот новый тип религиозной войны не имел окончательно сформировавшейся индивидуальности и оставался предметом постоянно и органично развивающимся. Насколько это касалось их, Крестовые походы не обязательно должны были быть направлены против мусульман, поэтому многие с готовностью приняли идею ведения священной войны против Алексея Комнина, раз уже его назвали врагом латинского христианства.
Какой бы ни была подоплека «крестового похода» 1107–1108 годов против Византии, сама экспедиция оказалась совершенно неорганизованной. В октябре 1107 года латиняне пересекли Адриатику и осадили город Дураццо (в современной Албании), который современниками считался западными воротами греческой империи. Но, несмотря на подготовку Боэмунда, Алексей Комнин легко провел его, развернув свои силы так, чтобы перерезать пути снабжения латинян, одновременно всячески избегая прямой конфронтации. Ослабленные голодом, неспособные пробить оборону Дураццо, в сентябре 1108 года латиняне капитулировали. Боэмунд был вынужден согласиться на унизительный мир — Девольский договор. По условиям этого соглашения он должен был управлять Антиохией до конца своих дней, как подданный императора, но в город следовало вернуть греческого патриарха, при этом само княжество будет ослаблено уступкой Киликии и Латакии Византийской империи.
Соглашение не вступило в силу и потому не оказало влияние на будущие события, потому что Боэмунд так никогда и не вернулся в Левант. Осенью 1108 года он вернулся в Италию, и после этого его имя лишь изредка встречается в исторических хрониках. Его грандиозные планы потерпели полный крах. В 1109 году или около того Констанция родила ему сына, также получившего имя Боэмунд, но в 1111 году некогда грозный лидер Первого крестового похода занемог и 7 марта умер в Апулии. Танкред остался у власти, вероятно номинально все еще считаясь регентом, но обладая у франков неоспоримым авторитетом. Утремеру действия Боэмунда все же оказали одну услугу. Его Балканская кампания отвлекла внимание и ресурсы Алексея от Леванта и позволила Танкреду установить продолжительный контроль над Латакией и Киликией.[20]
ПРАВИТЬ НА СВЯТОЙ ЗЕМЛЕ
Усилия Танкреда расширить княжество Антиохия и увеличить его богатство и международное влияние стали еще более энергичными после 1108 года, и он продемонстрировал готовность пустить в ход любые средства для достижения своих целей. В течение пяти следующих лет он трудился без устали, ведя практически постоянные военные кампании. Используя территориальные завоевания, политические союзы и экономическое давление, Танкред вскоре подошел вплотную к созданию Антиохийской империи в Леванте.
Графства Эдесса и Триполи
Между 1104 и 1108 годами Антиохия фактически господствовала над графством Эдесса. Когда Танкред осенью 1104 года принял на себя управление княжеством, он назначил своего дальнего родственника, участника Первого крестового похода Ричарда Салернского, регентом Эдессы. Ричард оказался непопулярным правителем, и антиохийское влияние никак не сдерживалось, пока граф Бодуэн II оставался в плену.
Антиохийцы не делали попыток организовать освобождение графа. Летом 1104 года, когда тюремщики Бодуэна впервые предложили обсудить условия выкупа, даже Боэмунд заколебался. Вместо того чтобы отплатить за энергию, которую Бодуэн потратил в 1103 году, чтобы обеспечить свободу Боэмунда, князь предпочел сохранить контроль над немалыми аграрными и коммерческими ресурсами Эдессы, которые по примерным оценкам составляли 40 тысяч золотых безантов в год. Став у руля франкской Сирии, Танкред продолжал пользоваться доходами и игнорировать положение Бодуэна.
В 1107 году спутник графа Жослен де Куртене, правитель Телль-Башира, был выкуплен жителями города и в следующем году успешно провел переговоры по освобождению Бодуэна из Мосула. На соглашение с ним пошел военачальник Чавли, последний правитель Мосула, но, учитывая собственное непрочное положение в продолжающейся междоусобной борьбе в ближневосточных исламских государствах, Чавли потребовал не только денежный выкуп и заложников, но и обещание военного союза.
Когда Бодуэн летом 1108 года заявил свои права на Эдессу, воцарилось весьма напряженное положение, из которого выхода не было. Пользуясь в течение четырех лет всеми богатствами и ресурсами графства, Танкред не был намерен просто так отдать территорию, которую спас от завоевания. Он стал оказывать давление на Бодуэна, чтобы тот признал господствующее положение Антиохии. В конце концов, настаивал он, исторически Эдесса и раньше была вассалом византийского княжества Антиохия. Граф отказался, в первую очередь потому, что уже присягнул на верность Бодуэну Булонскому в 1100 году. Когда ни одна сторона не желает уступать, конфликт неизбежен.
В начале сентября были собраны армии. Меньше чем через десять лет после завоевания Иерусалима Бодуэн и Танкред, латиняне, ветераны Первого крестового похода, были готовы и желали выступить друг против друга в открытой войне. Еще более шокирующим стал тот факт, что Бодуэн в этой борьбе выступил вместе со своим новым союзником Чавли Мосульским и 7 тысячами мусульманских воинов. Когда сражение началось, вероятно где-то в районе Телль-Башира, Танкред, хотя и был в меньшинстве, не сдал позиций. Но когда потери христиан у обеих сторон превысили 2 тысячи человек, патриарх Бернар, духовный правитель и Антиохии, и Эдессы, вмешался, чтобы успокоить и рассудить спорщиков. Свидетели публично подтвердили, что Танкред действительно обещал Боэмунду уступить контроль над Эдессой после освобождения Бодуэна, антиохийский правитель был вынужден неохотно отступить. Вопрос внешне был урегулирован, но ненависть и соперничество сохранились. Танкред упрямо отказывался передать территорию в северной части графства и вскоре потребовал от Бодуэна дань в обмен на мир с Антиохией.[21]
Конфликт продолжал медленно тлеть, а жадный взгляд Танкреда уже обратился на возвышающееся графство Триполи. Сразу после Первого крестового похода его давний соперник Раймунд Тулузский захотел создать собственные левантийские владения в северной части современного Ливана. Трудности, стоявшие перед Раймундом, были весьма значительными. У него не было основы в виде завоеваний крестоносцев, как у основателей других латинских княжеств, а главный город региона Триполи оставался мусульманским.
Тем не менее Раймунд достиг некоторого успеха, захватив в 1102 году, с помощью генуэзского флота и уцелевших крестоносцев 1101 года, порт Тортоса. Через два года он завоевал еще один порт — Джубаил. На холме за стенами Триполи он соорудил крепость, назвав ее Гора Пилигрим, тем самым обеспечив эффективный контроль над окружающим регионом. Но, несмотря на все его усилия, когда граф 28 февраля 1105 года умер, город Триполи остался непокоренным.
В последующие годы два человека предъявляли права на наследство Раймунда. Его племянник Гийом Жордан, первым прибывший в Утремер, продолжал оказывать давление на Триполи и на соседний город Арка. Но в марте 1109 года на Святую землю прибыл сын Раймунда — Бертран Тулузский, пожелавший вернуть себе наследство. Он привел с собой большой флот, чтобы усилить осаду Триполи. Два претендента сцепились из-за прав на город, несмотря на то что он еще не был завоеван, и Гийом Жордан ушел от Горы Пилигрим на север. Еще неоформившееся графство Триполи грозило рухнуть из-за династических распрей.
Однако в конце концов контроль над Триполи перестал был просто предметом спора из-за наследства. Он стал ключевым моментом более масштабной борьбы за господство над государствами крестоносцев. Осознав, что ему потребуется союзник, если он хочет получить Триполи, Гийом Жордан обратился к Танкреду и предложил тому стать его вассалом. Неудивительно, что Танкред ухватился за эту возможность, чтобы расширить антиохийское влияние на юг. Если Триполи попадет под его влияние и его планы относительно Эдессы воплотятся в жизнь, тогда княжество сможет по праву считаться ведущей силой Утремера. Современный исторический анализ упорно недооценивает важность этого эпизода, предполагая, что Иерусалимское королевство в начале XII века немедленно и автоматически было признано главным на франкском Востоке. Да, Святой город являлся основной целью Первого крестового похода, и Бодуэн Булонский являлся единственным латинским правителем в Леванте, принявшим титул короля, но его королевство включало Палестину, а не весь Ближний Восток. Каждое из четырех государств крестоносцев было основано как независимая политическая сила, и официально никто и никогда не говорил о главенствующем статусе Иерусалима. Бодуэн и Танкред были соперниками еще с тех пор, как в 1097 году оспаривали контроль над Киликией. Теперь же в 1109 году дерзкая напористость Танкреда стала вызовом авторитету Бодуэна и могла изменить баланс сил в латинском Леванте.
В течение следующих двенадцати месяцев иерусалимский монарх урегулировал политический кризис с удивительной ловкостью, уверенно обыграв давнего оппонента. В заслугу Бодуэну можно поставить то, что он не делал попыток противостоять антиохийским амбициям прямой силой оружия, предпочитая продвигать и использовать идею солидарности франков перед лицом мусульманских врагов. Используя дипломатические уловки, он утверждал превосходство Иерусалима при всяком удобном случае.
Летом 1109 года Бодуэн призвал правителей латинского Востока оказать помощь Бертрану Тулузскому в осаде Триполи. На первый взгляд это должно было стать великим франкским союзом, призванным подчинить непокорный мусульманский город. Сам король с 500 рыцарями выступил на север, прибыв туда вместе со своим новым союзником Гийомом Жорданом. Бодуэн II Эдесский и Жослен тоже привели немалые силы. Вместе с военно-морскими силами Бертрана войско набралось внушительное. Но под внешним лоском коалиции продолжали свою разрушительную деятельность укоренившаяся вражда, раздробленность и подозрительность.
Конечно же подтекстом всего дела — что было хорошо известно всем ключевым игрокам — был вопрос распределения власти между франками. Позволит ли Бодуэн I бесконтрольно усиливаться влиянию Антиохии, а если нет, какой отпор должен дать король? Собрав всех, король задействовал свою осторожную схему. Уже взяв Бертрана Тулузского под свое крыло, потребовав клятву верности в обмен на поддержку Иерусалима, он теперь устроил общий совет, чтобы решить спор относительно будущего Триполи. Изящный ход Бодуэна I заключался в том, что он вел себя не как разгневанный властный сюзерен, не как коварный противник Танкреда, а скорее как бесстрастный третейский судья. По словам одного латинского современника, король «выслушал все претензии обеих сторон», а также мнения преданных ему людей, после чего разыграл примирение. Наследники Раймунда Тулузского «стали друзьями», Бертран получил права на большую часть графства, в том числе Триполи, Гору Пилигрим и Джубаил, а Гийом получил Тортосу и Арку. Более того, было сказано, что Бодуэн и Танкред «примирились», при этом Антиохия уступит власть над всеми оставшимися эдесскими территориями. В качестве компенсации Танкред станет правителем Хайфы и Галилеи.
Таким образом, король принял справедливое решение, восстановив гармонию в Утремере. Коалиционные силы могли продолжить осаду Триполи с новым энтузиазмом, и к 12 июля 1109 года вынудили мусульманский гарнизон сдаться. Танкред был загнан в угол и унижен. Он не делал попыток потребовать владения в Иерусалимском королевстве, не в последнюю очередь из-за того, что это бы означало необходимость присягнуть на верность Бодуэну. А король, сохраняя внешнюю беспристрастность, действовал исключительно в собственных интересах, защитив свои отношения с Эдессой и поставив своего фаворита новым правителем графства Триполи. Он, должно быть, не слишком огорчился, когда, вскоре после капитуляции Триполи, Гийом Жордан подвергся нападению убийц и умер, оставив Бертрану всю полноту власти.
В мае 1110 года Бодуэн I воспользовался возможностью еще больше укрепить свой статус первого лица в Леванте. Той весной сельджукский султан Багдада Мухаммад наконец отреагировал на подчинение франками Ближнего Востока. Он отправил месопотамскую армию, готовую начать процесс возвращения Сирии исламу. Ею командовал Маудуд, способный турецкий генерал, который недавно пришел к власти в Мосуле. Первой мишенью стало графство Эдесса. Перед лицом этой угрозы латиняне объединились, и быстрый подход коалиционной армии из Иерусалима, Триполи и Антиохии вынудил Маудуда из Мосула прервать осаду Эдессы. Король Бодуэн I использовал возможность, предоставленную тем, что вся правящая франкская элита собралась вместе, и снова созвал совет, на этот раз чтобы разрешить продолжающийся спор между Танкредом и Бодуэном де Бурком. Согласно свидетельству современника, решение должно было быть достигнуто или по справедливости, или по решению совета магнатов. Зная, что на справедливость можно не рассчитывать, Танкред не хотел туда идти, и ближайшим советникам пришлось долго его убеждать в необходимости этого шага. Когда же совет начался, стало ясно, что все его страхи были обоснованными. Совет под председательством короля Бодуэна обвинил Танкреда в том, что он подговорил Маудуда Мосульского напасть на Эдессу и сам является союзником мусульман. Эти обвинения почти наверняка были сфабрикованы. Кроме того, примечательно то, что никто не упомянул ни о союзе Бодуэна де Бурка с мусульманами в 1108 году, ни о связях самого Бодуэна I с Дамаском. Столкнувшись с единодушным осуждением совета и опасаясь подвергнуться остракизму всего франкского сообщества, Танкред был вынужден отступить. С этого момента он больше не требовал дани от Эдессы.
Подчиненное положение Антиохии не было официально оформлено, и в последующие годы княжество не раз возобновляло попытки утвердить свою независимость. В течение первых десятилетий XII века эта светская борьба сопровождалась затяжным и ожесточенным спором относительно церковной юрисдикции между латинскими патриархами Антиохии и Иерусалима. Тем не менее в 1110 году король Бодуэн, по крайней мере на некоторое время, утвердил свою личную власть и господствующее положение Иерусалима в Утремере.[22]
Наследие Танкреда
Несмотря на политические неудачи 1109 и 1110 годов, последние годы жизни Танкреда были триумфальными. С неуемной энергией раздвигал он границы княжества и покорял мусульманских соседей, сражаясь почти без перерыва. В этот период Танкред столкнулся с важным стратегическим затруднением, которое в основном игнорируют современные историки. Для Танкреда, как и для всех военных предводителей Средневековья, топография была чрезвычайно важной. К востоку, на границе между Антиохией и Алеппо, франкская власть теперь простиралась до подножия гор Белус — крутого безводного невысокого хребта. К югу, по направлению к мусульманскому Шайзару, княжество простиралось до конца плато Суммак и долины реки Оронт. Физические барьеры, тянущиеся вдоль этих двух пограничных зон, давали латинской Антиохии и ее мусульманским соседям относительно равный баланс сил.[23]
Танкред мог довольствоваться такой ситуацией, поддерживая статус-кво и возможность долгосрочного мирного сосуществования. Вместо этого он предпочел риск и потенциальные награды продолжительной экспансии. В октябре 1110 года он пересек горы Белус и в зимней экспедиции захватил ряд поселений района Джазр, в том числе Аль-Асариб и Зардана. В результате осталось только двадцать миль (32 км) открытых незащищенных равнин между княжеством и Алеппо. Весной 1111 года он оказал такое же давление на юге и начал сооружать новую крепость на холме вблизи Шайзара. По крайней мере, вначале Ридван из Алеппо и правители Шайзара — клан Мункизидов — отреагировали на эту явную агрессию спокойно и даже предложили выплачивать дань в размере 30 тысяч золотых динаров в обмен на мир.
Существовал хорошо известный прецедент такой формы финансовой эксплуатации. В Иберии XI века христианские силы севера постепенно начали господствовать над разбросанными мусульманскими городами-государствами юга, создав сложную систему ежегодных платежей. Как известно, кульминацией стала мирная оккупация столицы полуострова Толедо в 1085 году.
Возможно, у Танкреда были аналогичные планы относительно Алеппо и Шайзара, но его политика была гораздо опаснее. Ведь примени слишком сильное давление, потребуй заоблачные платежи, и жертва может пойти на риск ответного удара. В случае Алеппо сочетание запугивания и эксплуатации оказалось эффективным и вылилось в продолжительный период подчинения. Но в 1111 году Танкред в своих отношениях с Шайзаром зашел слишком далеко, и его правители с готовностью стали союзниками Маудуда Мосульского, когда он повел в сентябре вторую армию Аббасидов в Сирию. Когда возникла реальная угроза вторжения на плато Суммак, Танкред собрал все людские ресурсы княжества. Он также призвал на помощь других латинских правителей, и, несмотря на напряжение, не так давно расколовшее их ряды, армии Иерусалима, Эдессы и Триполи собрались снова. Это сборное войско заняло оборонительную позицию в Апамее и, терпеливо стоя на месте, не поддавалось на попытки Маудуда навязать ему бой, и со временем он отступил.
Танкред снова отвратил угрозу княжеству, но все надежды на завоевание Алеппо или Шайзара пришлось оставить, когда после долгих лет сражений его неожиданно подвело здоровье в возрасте всего-навсего тридцати шести лет. Христианский историк Матвей Эдесский, живший в начале XII века, написав о его смерти в декабре 1112 года, вознес ему грустные хвалы. По его мнению, это был «святой благочестивый человек, имел доброе и сострадательное сердце, исполненное заботы обо всех верующих христианах; более того, он проявлял необычайную простоту в общении с людьми». Панегирик скрывает темные черты характера Танкреда — его неутомимую тягу к расширению владений, склонность к политическим интригам и готовность предать или убить любого в борьбе за власть. Именно эти качества, добавившись к его неистощимой энергии, позволили Танкреду создать прочное франкское государство в Северной Сирии. По справедливости история должна считать Танкреда, а не его дядю Боэмунда основателем княжества Антиохия.[24]
ПРАВИТЕЛЬ УТРЕМЕРА (1113–1118)
Смерть Танкреда пришлась на время больших перемен в форме и балансе сил на Ближнем Востоке, которые начались из-за династических споров и политических интриг. В самой Антиохии власть перешла к племяннику Танкреда Роджеру Салернскому, сыну участника Первого крестового похода Ричарда Салернского. Роджер оказался быстро вплетенным в паутину франкского общества, когда ряд брачных союзов, заключенных между представителями высокородной знати, объединили между собой правящую элиту Утремера. Эта сложная сеть семейных уз положила начало новой фазе усилившейся взаимозависимости между государствами крестоносцев. Сам Роджер женился на сестре Бодуэна де Бурка, графа Эдессы, а Жослен де Куртене, правитель Телль-Башира, — на сестре Роджера. Смерть Бертрана Тулузского в начале 1112 года привела к восхождению на престол его юного сына Понса, ставшего графом Триполи. Он вскоре ушел от традиционной тулузской политики подчинения Византии и антипатии к Антиохии и в какой-то момент между 1113 и 1115 годами женился на вдове Танкреда — Сесилии Французской. Понс остался зависимым от Иерусалима, но приданое Сесилии дало ему господство в долине Рудж — по которой проходил один из двух южных путей в Антиохию. Если говорить в более широком смысле о важности всех этих перемен, она была двоякой: с одной стороны, они обещали дать начало новой эре франкского сотрудничества перед лицом внешних угроз, с другой стороны, они вновь напомнили о старых вопросах о балансе сил в Утремере, и в первую очередь о взаимоотношениях между Антиохией и Эдессой.
Сила в единстве
Крепость уз, связывающих между собой латинян, вскоре подверглась испытанию нависшей угрозой иракского вторжения. В мае 1113 года Маудуд Мосульский, теперь самый известный военачальник Багдада, повел третью армию Аббасидов на Ближний Восток, причем на этот раз он миновал Сирию, чтобы вторгнуться в Палестину. Частота и смелость франкских набегов на земли Дамаска к северу и востоку от Галилеи, вероятно, убедили Тугтегина, что он должен отказаться от установления любых форм дружественных отношений с Иерусалимом. На последней неделе мая он повел внушительную армию на соединение с Маудудом, и вместе они двинулись в Галилею.
Когда новость об этой угрозе достигла Бодуэна I в Акре, он направил срочную просьбу о подкреплении к соседям — Роджеру и Понсу. Королю пришлось сделать сложный выбор. Должен ли он ждать, пока соберутся все силы франкского союза, предоставив Маудуду и Тугтегину возможность бесчинствовать на северо-востоке его королевства, или рискнуть и выступить немедленно с ограниченными военными ресурсами, бывшими в его распоряжении? В конце июня он склонился ко второму варианту. Поспешность Бодуэна подверглась резкой критике его современников — даже его капеллан отметил, что короля упрекают за стремительный и неорганизованный бросок против врага, не ожидая совета и помощи. За это же Бодуэна осудили и современные историки. В защиту короля можно сказать, что он действовал все же не так импульсивно, как в 1102 году. Детали событий лета 1113 года точно неизвестны, но, судя по всему, Бодуэн выступил из Акры, чтобы создать передовую базу, откуда патрулировать Галилею, а вовсе не с намерением вступить в бой с врагом.
К несчастью для короля, 28 июня его армия подверглась неожиданному нападению. Обычно активно использовавший разведку Бодуэн, вероятно, разбил лагерь возле моста Сеннабра через реку Иордан, южнее Галилейского моря, не зная, что его враги находятся совсем рядом на восточном берегу. Когда мусульманские лазутчики обнаружили его позиции, Маудуд и Тугтегин провели молниеносную атаку. Они хлынули через мост на изумленных франков, убив от тысячи до 2 тысяч человек, в том числе не менее 30 рыцарей. Сам Бодуэн с позором бежал, лишившись королевского знамени и шатра, символов королевского достоинства.
Бодуэн отошел на склоны горы Табор (Фавор), возвышающийся над Тивериадой, где вскоре к нему присоединились войска из Антиохии и Триполи. Теперь он использовал намного более осторожную стратегию, держал свои силы в оборонительной позиции и патрулировал регион, но избегая прямых контактов с врагом. В течение четырех недель обе стороны оставались в этом же районе, испытывая терпение друг друга, но, столкнувшись с такими крупными силами франков, Маудуд и Тугтегин не рискнули двигаться на юг к Иерусалиму и смогли только организовать ряд набегов. В августе мусульмане вернулись за Иордан, оставив, по словам хрониста из Дамаска, врага униженным, сломленным и подавленным. В качестве доказательства своего триумфа мусульмане послали добычу, франкских пленных и головы убитых христиан султану Багдада. Бодуэн уцелел, хотя и не без существенного ущерба своей репутации.[25]
Маудуд принял фатальное решение провести раннюю осень в Дамаске. Там он вместе с Тугтегином 2 октября 1113 года отправился на пятничную молитву в мечеть и был смертельно ранен внезапно напавшим на него убийцей. Нападавшего схватили и обезглавили, его тело впоследствии сожгли, но ни его личность, ни его мотивы так никогда и не были установлены. Подозревали, что он член тайной секты низаритов. Эта небольшая фракция исмаилитской ветви шиитского ислама, изначально появившаяся в Северо-Восточной Персии, начала играть значительную роль в ближневосточной политике в начале XII века. Имея ограниченные ресурсы, секта приобрела силу и влияние, убивая своих врагов, и, поскольку ходили слухи, что ее члены принимают гашиш, у них со временем появилось новое название — ассасины. При жизни Ридвана ибн Тутуша секта стала играть важную роль в Алеппо, но после его смерти в 1113 году ее изгнали из города. Тогда ассасины нашли другого союзника в лице Тугтегина, и по этой причине атабека многие считали замешанным в убийстве Маудуда. Степень причастности Тугтегина неясна, но одних только слухов оказалось достаточно, чтобы изолировать его от Багдада и обеспечить восстановление более или менее дружественных отношений между Дамаском и Иерусалимом.[26]
Франкам кризис 1113 года несомненно доказал необходимость совместного сопротивления мусульманской агрессии; он также подтвердил мудрость осторожной оборонительной стратегии. В целом события 1111 и 1113 годов сформировали модель латинской военной практики, которая просуществовала большую часть XII века: перед лицом сильного агрессора франки объединились, организовали оборону, стремились патрулировать находящиеся под угрозой районы и не давать противнику свободы маневра, одновременно упорно избегая открытых сражений.
Именно этот подход установил князь Роджер Антиохийский, в 1115 году впервые столкнувшись с реальной угрозой своему правлению. Единственная разница заключалась в том, что в этом случае он пользовался поддержкой не только своих соотечественников-латинян, но и мусульманских правителей Сирии. Учитывая беспорядки в Алеппо, султан Багдада увидел возможность взять под контроль город и восстановить свою власть на Ближнем Востоке. Для этого он спонсировал новую экспедицию за Евфрат, на этот раз ее возглавил персидский военачальник Бурсук, эмир Хамадана.
Перспектива прямой интервенции вызвала беспрецедентную реакцию у вечно враждующих мусульманских правителей Сирии. Тугтегин вступил в союз со своим зятем Иль-гази из Мардина, ведущим представителем туркменской династии, известной как Артукиды, который господствовал в регионе Дийяр-Бакр в верховьях Тигра. Вместе Тугтегин и Иль-гази взяли временный контроль над Алеппо и отправили посольство в Антиохию с предложением мирных переговоров. Сначала Роджер отнесся к мусульманам с подозрением, но вскоре пошел им навстречу, вероятно не без влияния своего ведущего вассала Роберта Фиц-Фулька Прокаженного, который имел владения на восточной границе княжества и установил хорошие отношения с Тугтегином. В начале лета был должным образом оформлен договор о военном сотрудничестве и началась подготовка к вторжению Бурсука.
Добравшись до Сирии и обнаружив, что Алеппо для него закрыт, Бурсук последовал примеру Маудуда Мосульского в 1111 году и стал искать поддержки Шайзара для нападения на южные границы Антиохии. Роджер ответил тем же, отправив двухтысячное войско, чтобы занять позиции в Апамее, возможно вместе с Бодуэном II Эдесским. Там собрался необычайный панлевантийский союз. Тугтегин, верный своему слову, присоединился к Роджеру — его людей было около 10 тысяч, в августе прибыли Бодуэн I и Понс Триполийский. Эти силы держались все лето, причем мусульмане и христиане не испытывали трудностей в общении.
Оказавшись перед лицом столь мощного противника, Бурсук делал все от него зависящее, чтобы спровоцировать открытое сражение, — устраивал засады, совершал набеги на плато Суммак. Поддерживать дисциплину в условиях постоянных провокаций было трудно, и Роджер пригрозил ослепить любого, кто нарушит порядок. Латиняне и их союзники из Дамаска упорно придерживались своей тактики. Крайне раздосадованный Роджер отступил от Шайзара. Опасность для Сирии миновала, и коалиция распалась.
Роджер вернулся в Антиохию, но в начале сентября стало ясно, что уход Бурсука — военная хитрость. Он отошел к Хаме, дождался роспуска армии противника и теперь, сделав круг, снова появился в северной части плато Суммак, сея смерть и разрушения. Княжество оказалось в реальной опасности, а Роджер — в чрезвычайно затруднительном положении, отрезанный от своих союзников. Остался только Бодуэн Эдесский, войска которого оставались в княжестве. Должен ли Роджер терпеливо дожидаться повторного сбора латино-мусульманской коалиции, предоставив Бурсуку право безнаказанно грабить сирийскую территорию, или следует рискнуть и действовать независимо? По сути, он оказался перед тем же выбором, что и Бодуэн I двумя годами раньше. Несмотря на вроде бы очевидный урок, 12 сентября князь Антиохии собрал свою армию в Ругии и двинулся на перехват врагу. В его распоряжении было от 500 до 700 рыцарей и, вероятно, 2–3 тысячи пехотинцев, иными словами, численное преимущество противника составляло примерно два к одному или больше. Латиняне свято верили в силу Истинного креста — эта реликвия всегда была с ними, и свою духовную чистоту — все необходимые очищающие душу ритуалы были выполнены. И тем не менее Роджер не мог не понимать, что ставит на карту будущее франкской Сирии.
На этот раз удача оказалась на стороне христиан, да и разведка у них была организована лучше. Следуя через долину Рудж, Роджер разбил лагерь в Хабе, постоянно разыскивая признаки присутствия армии Бурсука. Утром 14 сентября разведчики принесли сведения: враг стоит лагерем неподалеку в долине Сармин и не знает о приближении христиан. Роджер организовал внезапную атаку, обратившую мусульман в паническое бегство на склоны близлежащего холма Телль-Данит, где они вскоре были настигнуты. Бурсук бежал, и Роджер получил возможность в полной мере насладиться победой. Захваченная в мусульманском лагере добыча оказалась столь богатой, что на ее распределение между людьми ушло три дня. Роджер рискнул и выиграл, но, сделав это, он создал ненужный прецедент для горячих голов в будущем.[27]
Последние годы короля Бодуэна
Король Бодуэн I вновь подтвердил свою склонность к неосторожным, пожалуй, даже невыполнимым деяниям той же осенью. На востоке за рекой Иордан, между Мертвым морем и Красным морем располагался сухой, негостеприимный и по большей части незаселенный регион. Сегодня он примерно соответствует границам Иордании. В XII веке этот район назывался Трансиорданией. Несмотря на его малонаселенность, он являлся жизненно важным, поскольку по нему проходили торговые пути между Сирией и городами Египта и Аравии. Бодуэн уже вторгался в этот район в 1107 и 1113 годах, но это были ограниченные, так сказать, пробные кампании. Теперь в конце 1115 года он решил предпринять попытку франкской колонизации района, которая стала бы первым шагом к установлению контроля над транслевантийской торговлей. Отправившись с 200 рыцарями и 400 пехотинцами к похожему на курган обнажению пород, которое местное население называло Шобак, он наскоро соорудил крепость Монреаль — Королевская Гора. Потом он вернулся в этот район в следующем году и создал небольшой аванпост на побережье Красного моря в Акабе. Этими шагами Бодуэн начал процесс территориальной экспансии, который принес большую пользу королевству в будущем.
После жестокого недомогания зимой 1116/1117 года Бодуэн несколько месяцев выздоравливал, но к началу 1118 года был готов к новым военным подвигам. В марте он организовал рейд в Египет, достигнув восточных рукавов Нила. Он находился на гребне успеха, когда неожиданно ему стало совсем плохо. Дала о себе знать старая рана, полученная еще в 1103 году, от которой он так до конца и не оправился. Находясь на территории врага, король испытывал такие боли, что не мог сидеть верхом. Для него соорудили носилки, на которых он начал обратный путь в Палестину. 2 апреля 1118 года процессия достигла маленького приграничного поселения Аль-Ариш. Там король исповедовался, получил последнее причастие и умер.
Король не хотел, чтобы его тело оставалось на египетской земле, и поэтому после его смерти повар Аддо выполнил его подробные, хотя и ужасные инструкции, направленные на то, чтобы тело не сгнило на жаре.
В точности так, как он потребовал, его живот был разрезан, внутренности извлечены и похоронены, тело посолено внутри и снаружи, а глаза, рот, ноздри и уши тоже покрыты специями и бальзамом. Затем тело зашили в шкуры, завернули в ковры, поместили на лошадь и крепко привязали.
Похоронная процессия достигла Иерусалима в Пальмовое воскресенье[28], и, в соответствии с пожеланиями короля, Бодуэн I был похоронен в церкви Гроба Господня рядом со своим братом Годфруа Буйонским.[29]
Хотя первые крестоносцы вторглись в Левант, задача по завоеванию Ближнего Востока и созданию государств крестоносцев была выполнена первым поколением поселенцев в Утремере. Из них величайший личный вклад, безусловно, внесли король Бодуэн I и его извечный соперник Танкред Антиохийский. Вместе эти два правителя провели латинский Восток через период непрочности и нестабильности, когда миф о непобедимости франков был развеян и появились первые признаки контрнаступления мусульман. В 1100–1118 годах, возможно даже больше чем во время самого Первого крестового похода, стало ясно действительное значение раздробленности приверженцев ислама. Основание западноевропейских поселений в Сирии и Палестине в те годы вполне могло быть остановлено, будь мусульмане объединены и организованы.
Успехи Бодуэна и Танкреда были основаны на гибкости подхода, смешении безжалостности и прагматизма. Так, работа по укреплению государств и покорению мусульманских селений велась не только с помощью военных кампаний, но и при посредстве дипломатии, финансовой эксплуатации и вплетения коренного нелатинского населения в причудливую ткань франкских государств. Выживание латинян также зависело от готовности и умения Бодуэна, Танкреда и их современников сочетать соперничество между собой и борьбу с сотрудничеством перед лицом общей внешней угрозы. Существовало эхо «крестоносной» идеологии в борьбе за защиту Святой земли, особенно в использовании ритуальных очищений перед сражениями и развитии культа Истинного креста. Но в то же самое время первые латинские поселенцы демонстрировали отчетливо выраженную готовность интегрировать в мир Ближнего Востока, ведя торговлю, заключая перемирия и даже военные союзы со своими мусульманскими соседями. Конечно, это разнообразие подходов просто отражало и расширяло реальность священной войны, увиденную во время Первого крестового похода. Франки могли персонифицировать мусульман и даже греков как своих врагов, в то время как на более широком уровне общались с коренным населением Леванта согласно обычным законам франкского общества.
[1] Заморье, от фр. Outre mer — за морем. (Примеч. ред.)
[2] Термин «государства крестоносцев» или «крестоносные государства» несколько некорректен, поскольку создает впечатление, что эти государства были населены исключительно крестоносцами и их историю можно рассматривать как пример продолжающейся крестоносной деятельности. Подавляющее большинство людей, выживших в Первом крестовом походе, вернулись на Запад, оставив Утремер без людской силы. Латинским государствам Востока пришлось полагаться по большей части на приток новых поселенцев, большинство из которых формально не принимали крест. Вопрос продолжительного влияния крестоносной идеологии на историю латинского Востока более сложен. Riley-Smith J.S.C. Peace never established: the Case of the Kingdom of Jerusalem. Transactions of the Royal Historical Society, 5th series. Vol. 28. 1978. P. 87—102.
[3] Обзор истории государств крестоносцев в первой половине XII века см.: Mayer J. The Crusades. P. 58–92; Richard J. The Crusades. P. 77—169; Jotischky A. Crusading and the Crusader States. P. 62—102. Детальный и красочный (хотя и не вполне достоверный) рассказ об этом периоде см.: Runciman S. The kingdom of Jerusalem and the Frankish East 1100–1187 / A History of the Crusades. Vol. 2. Cambridge, 1952. Более подробные исследования см.: Prawer J. Histoire du Royaume Latin de Jérusalem, 2nd edn, 2 vols. Paris, 1975; Richard J. The Latin Kingdom of Jerusalem / Trans. J. Shirley, 2 vols. Oxford, 1979; Murray A.V. The Crusader Kingdom of Jerusalem: A Dynastic History 1099–1125. Oxford, 2000; Cahen C. La Syrie du Nord à l’époque des Croisades et la principauté Franque d’Antioche. Paris, 1940; Asbridge T.S. The Creation of the Principality of Antioch. Woodbridge, 2000; Richard J. La comté de Tripoli sous la dynastie toulousaine (1102–1187). Paris, 1945; Amouroux-Mourad M. Le comté d’Èdesse, 1098–1150. Paris, 1988; MacEvitt C. The Crusades and the Christian World of the East. Philadelphia, 2008. Основные первоисточники, описывающие раннюю историю Утремера: Fulcher of Chartres. Historia Hierosolymitana (1095–1127) / Ed. H. Hagenmeyer. Heidelberg, 1913; Albert of Aachen. Historia Iherosolimitana / Ed. and trans. S.B. Edgington. Oxford, 2007; Walter the Chancellor. Bella Antiochena / Ed. H. Hagenmeyer. Innsbruck, 1896; Vitalis O. The Ecclesiastical History of Orderic Vitalis / Ed. and trans. M. Chibnall. Vols 5, 6. Oxford, 1975; William of Tyre. Chronicon/ Ed. R.B.C. Huygens. Corpus Christianorum, Continuatio Mediaevalis, 63—63A, 2 vols. Turnhout, 1986; Ibn al-Qalanisi. The Damascus Chronicle of the Crusades, extracted and translated from the Chronicle of Ibn al-Qalanisi / Trans. H.A.R. Gibb. London, 1932; Ibn al-Athir. The Chronicle of Ibn al-Athir. Part 1 / Trans. D.S. Richards. Aldershot, 2006; Kemal ad-Din. La Chronique d’Alep / RHC Or. III. P. 577–732; Comnena A. Alexiade / Ed. and trans. B. Leib. Vol. 3. Paris, 1976; Kinnamos J. The Deeds of John and Manuel Comnenus / Trans. C.M. Brand. New York, 1976; Matthew of Edessa. Armenia and the Crusades, Tenth to Twelfth Centuries: The Chronicle of Matthew of Edessa / Trans. A.E. Dostourian. Lanham, 1993; Michael the Syrian. Chronique de Michel le Syrien, patriarche jacobite d’Antioche (1166–1199) / Ed. and trans. J.B. Chabot, 4 vols. Paris, 1899–1910; anonymous Syriac Chronicle. The First and Second Crusades from an anonymous Syriac Chronicle / Ed. and trans. A.S. Tritton and H.A.R. Gibb. Journal of the Royal Asiatic Society. Vol. 92. 1933. P. 69—102, 273–306.
[4] Albert of Aachen. P. 514. Murray A.V. The Crusader Kingdom of Jerusalem. P. 81–93; Hamilton B. The Latin Church in the Crusader States. The Secular Church. 1980. P. 52–55.
[5] William of Tyre. P. 454; Fulcher of Chartres. P. 353.
[6] Об основании латинской церкви в Палестине и отношениях между патриархом и королем Иерусалима см.: Hamilton В. The Latin Church in the Crusader States. P. 52–85; Kirstein K.-P. Die lateinischen Patriarchen von Jerusalem. Berlin, 2002. Об Иерусалимском Истинном кресте см.: Murray A.V. «Mighty against the enemies of Christ»: The relic of the True Cross in the armies of the kingdom of Jerusalem / The Crusades and Their Sources: Essays Presented to Bernard Hamilton. Ed. J. France and W.G. Zajac. Aldershot, 1998. P. 217–237.
[7] Fulcher of Chartres. P. 387–388, 460–461; Jerusalem Pilgrimage 1099–1185 / Trans. J. Wilkinson. London, 1988. P. 100–101; Albert of Aachen. P. 664. Церковник из Северной Франции Фульхерий Шартрский начал Первый крестовый поход с графом Этьеном де Блуа, но позднее его привлек контингент Бодуэна Булонского, капелланом которого он стал. Фульхерий сопровождал Бодуэна в Эдессу, а потом вместе с ним в 1100 году перебрался в Иерусалим, где и жил в течение трех десятилетий. В начале XII века Фульхерий составил историю Первого крестового похода (частично основанную на Gesta Francorum). Позднее он продолжил свой труд, описав события в Утремере в 1100–1127 годах, после чего его хроники завершились. Как труд хорошо информированного очевидца «История» Фульхерия — бесценный источник. Epp V. Fulcher von Chartres: Studien zur Geschichtsschreibung des ersten Kreuzzuges. Diisseldorf, 1990.
[8] Fulcher of Chartres. P. 397, 403. Об отношениях Утремера с итальянскими торговыми общинами см.: Favreau-Lilie M.L. Die Italiener im Heiligen Land vom ersten Kreuzzug bis zum Tode Heinrichs von Champagne (1098–1197). Amsterdam, 1989.
[9] В 1103 году мусульманская Акра была спасена от ранней франкской осады своевременным прибытием флота Фатимидов. Возможно, генуэзцы занимались грабежами после падения Акры в 1104 году.
[10] Этот эпизод записан и в латинских, и в мусульманских источниках: Albert of Aachen. P. 808–810; Ibn al-Qalanisi. P. 108–110.
[11] Об отношениях между иерусалимской короной и франкской аристократией см.: Murray A.V. The Crusader Kingdom of Jerusalem. P. 97—114; Tibbie S. Monarchy and Lordships in the Latin Kingdom of Jerusalem 1099–1291. Oxford, 1989.
[12] Fulcher of Chartres. P. 407–424; Albert of Aachen. P. 580–582. О первом сражении при Рамле и двух кампаниях, последовавших в 1102 и 1105 годах, см.: Smail R.C. Crusading Warfare 1097–1193. Cambridge, 1956. P. 175–177; Brett M. The battles of Ramla (1099–1105) / Egypt and Syria in the Fatimid, Ayyubid and Mamluk Eras. Ed. U. Vermeulen and D. De Smet. Leuven, 1995. P. 17–39. О военной машине Фатимидов см.: Beshir B.J. Fatimid military organization / Der Islam. Vol. 55. 1978. P. 37–56; Hamblin W.J. The Fatimid navy during the early crusades: 1099–1124 / American Neptune. Vol. 46. 1986. P. 77–83.
[13] William of Malmesbury. P. 467; Fulcher of Chartres. P. 446; Albert of Aachen. P. 644.
[14] Первоначально атабеки являлись воспитателями принцев, но в дальнейшем стали наместниками провинций и командующими армиями.
[15] Мусульманский паломник из Иберии Ибн Джубайр путешествовал по Терре-де-Суэт семьюдесятью годами позже и оставил свидетельство совместной сельскохозяйственной эксплуатации этого плодородного региона, которая продолжалась вроде бы независимо от войны между Саладином и Иерусалимским королевством. Ибн Джубайр описывал, что «пахота разделена между христианами и мусульманами… Они распределяют урожай поровну, их животные пасутся вместе, и ничего плохого между ними нет». Ibn Jubayr. The Travels of Ibn Jubayr / Trans. R.J.C. Broadhurst. London, 1952. P. 315.
[16] Matthew of Edessa. P. 192. О ранней истории франкской Антиохии см.: Asbridge T.S. The Creation of the Principality of Antioch. P. 47–58.
[17] Ibn al-Qalanisi. P. 61; Ralph of Caen. P. 712; Smail R.C. Crusading Warfare. P. 177–178. № 6.
[18] Ralph of Caen. P. 713–714. Норманнский священник, присоединившийся к Крестовому походу Боэмунда 1107–1108 годов и потом обосновавшийся в княжестве Антиохия, Рауль Канский написал историю Первого крестового похода и крестоносных государств около 1106 года. Его рассказ сконцентрирован на карьерах Боэмунда и Танкреда. Введение к повествованию Рауля см.: The Gesta Tancredi of Ralph of Caen / Trans. B.S. and D.S. Bachrach. Aldershot, 2005. P. 1—17.
[19] Albert of Aachen. P. 702; Ralph of Caen. P. 714–715; Asbridge T.S. The Creation of the Principality of Antioch. P. 57–65.
[20] Comnena A. Vol. 3. P. 51. На сегодняшний день авторитетным трудом о предприятии Боэмунда является: Rowe J.G. Paschal II, Bohemund of Antioch and the Byzantine empire / Bulletin of the John Rylands Library. Vol. 49. 1966. P. 165–202. Аргументы Роу пора пересматривать. См. также: Yewdale. Bohemond I. P. 106–131.
[21] Возможно, Танкред сражался рядом с Ридваном из Алеппо во втором конфликте против Чавли Мосульского и Бодуэна Эдесского в 1109 году. Ibn al-Athir. Vol. 1. P. 141; Asbridge T.S. The Creation of the Principality of Antioch. P. 112–114.
[22] Albert of Aachen. P. 782, 786, 794–796; Asbridge T.S. The Creation of the Principality of Antioch. P. 114–121. О ранней истории латинской церкви в Северной Сирии и церковных диспутах между Антиохией и Иерусалимом см.: Hamilton В. The Latin Church in the Crusader States. P. 18–51; Rowe J.G. The Papacy and the Ecclesiastical Province of Tyre 1110–1187 / Bulletin of John Rylands Library. Vol. 43. 1962. P. 160–189; Asbridge T.S. The Creation of the Principality of Antioch. P. 195–213.
[23] Современники знали о препятствии, которым являются горы Белус. Один латинский очевидец, Walter the Chancellor, говорил о защите, которую дают Антиохии «горы и скалы», однако современные ученые по большей части игнорируют их значение. Они настолько невысоки, что даже редко изображаются на картах региона. Я споткнулся об этот хребет (почти буквально), когда путешествовал по этому красивому, но труднопроходимому району пешком, что позволило мне по-новому оценить влияние этой топографической черты на антиохийскую историю. Deschamps Р. Le défense du comté de Tripoli et de la principauté d’Antioche / Les Châteaux des Croisés en Terre Sainte. Vol. 3. Paris, 1973. P. 59–60; Asbridge T.S. The Creation of the Principality of Antioch. P. 50; Asbridge T.S. The significance and causes of the battle of the Field of Blood / Journal of Medieval History. Vol. 23.4. 1997. P. 301–316.
[24] Matthew of Edessa. P. 212; Asbridge T.S. The «crusader» community at Antioch: The impact of interaction with Byzantium and Islam / Transactions of the Royal Historical Society, 6th series. Vol. 9. 1999. P. 305–325; Asbridge T.S. The Creation of the Principality of Antioch. P. 65–67, 134–139.
[25] Fulcher of Chartres. P. 426; Runciman S. A History of the Crusades. Vol. 2. P. 126; Smail R.C. Crusading Warfare. P. 125; Richard J. The Crusades. P. 135; Ibn al-Qalanisi. P. 137.
[26] Об ассасинах см.: Hodgson M.G.S. The Secret Order of the Assassins. The Hague, 1955; Lewis B. The Assassins. London, 1967; Lewis B. The Isma'ilites and the Assassins / A History of the Crusades. Ed. KM. Setton. Vol. 1, 2nd edn. Madison, 1969. P. 99—132; Daftary F. The Isma'ilis: Their History and Doctrines. Cambridge, 1990.
[27] Smail R.C. Crusading Warfare. P. 143–148, 178–179; Asbridge T.S. The Creation of the Principality of Antioch. P. 70–73.
[28] В российской традиции оно именуется Вербным. (Примеч. ред.)
[29] Albert of Aachen. P. 866–868. В разгар приступа болезни в начале 1117 года возможности короля Бодуэна господствовать над палестинской франкской аристократией были ограниченны. Так и не произведя на свет наследника, Бодуэн был принужден латинской знатью отказаться от своей третьей жены Аделаиды (овдовевшая мать юного графа Сицилийского Роджера II), чтобы сицилийский правитель не взошел на иерусалимский престол. Murray А. V. The Crusader Kingdom of Jerusalem. P. 115–117.
