Показать все теги
Средняя Азия, являющаяся центром Евразийского материка, чрезвычайно разнообразна по своим природно-климатическим условиям (карты 1, 7): она объединяет четыре зоны: I — степи простираются к северу; II — песчаные пустыни Кызылкум и Каракум занимают центральную часть; III — высокие горы Тянь-Шань и Памир проходят с востока и юго-востока; IV — на юго-западе невысокие горы Копетдаг отграничивают Среднюю Азию от Ирана и вдоль их северных склонов есть узкая полоса плодородных земель; оазисы расположены также в устьях рек Теджен и Мургаб и по течению Заравшана.
Разнообразие экологических условий, которые неоднократно менялись на протяжении эпох энеолита и бронзового века, предопределило различное направление развития хозяйства и культуры и разную ориентацию этнокультурных связей регионов. Северные и восточные области Средней Азии входили в круг степных культур Евразии, южные области принадлежали к ареалу культур Древнего Востока, Средняя Азия, служащая мостом между двумя этими мирами, была зоной, где осуществлялись контакты племен, принадлежащих к различным хозяйственно-культурным типам, и на протяжении всей исторической эпохи пролегал важнейший путь этнических передвижений, шла дорога в Иран и Индию.
Культуры Средней Азии IV-III тыс, до н.э.
В IV—III тыс. до н.э. в Средней Азии сложилось несколько культурно-хозяйственных зон. На юге в Туркмении (будущей Парфии) в подгорной полосе и низовьях реки Теджен в результате миграции из Ирана развивалась земледельческая культура Анау (Pumpelly 1908), или Намазга (Массон В. (ред.). 1964; 1981а; Masson, Sarianidy 1972, Kohl (ed., 1981)).
К эпохе энеолита по периодизации Б. Куфтина и В. Массона (1956; 1981а) относятся этапы I—III. В период Намазга III предполагается новая волна миграции в оазис Геоксюр из Элама, что документирует сходство орнаментов керамики. Культура энеолита представлена многослойными поселениями — депе, состоящими из кварталов многокомнатных домов и святилищ (Массон 1962, 1981: 58—60; Сарианиди 1962): Анау северный холм, Намазга, Кара-депе, Геоксюр в Тедженском оазисе.
Основу экономики составляло ирригационное земледелие, подсобную роль играло разведение овец, коз, верблюдов — бактрианов и зебувидных коров южной породы (Цалкин 1970; Ермолова 1976). Керамику лепили руками и покрывали росписью. Металлические изделия делали методом ковки из привозной меди (Кузьмина 1966; Терехова 1975). Умерших хоронили в поселениях под полами домов, а в эпоху Намазга III в круглых усыпальницах — толосах. Глиняные статуэтки отражают культ богини-матери.
Эпоха бронзы — этапы Намазга IV, V — ознаменована появлением больших укрепленных городов: Намазга— 50 га, Алтын- депе — 26 га, Улуг-депе — 20 га и выделением ремесленного производства. Для изготовления керамики использовали гончарный круг (Масимов 1976). Специальные печи-горны служили для обжига посуды и отливки металлических изделий. Распространились четырехколесные повозки, запрягавшиеся парой быков или верблюдов (Kuzmina 1983; Кузьмина 1980в).
Своего расцвета культура Анау достигла в эпоху Намазга V (Массон 1964, 19666, 1976, 1981а, 1982; Masson, Sarianidi 1972). Происходит социальная стратификация общества. На столичном поселении Алтын выделяются кварталы с большими домами знати и кварталы ремесленников, изготовляющих стандартную гончарную керамику без орнамента и не кованые, а литые по восковой модели разнообразные изделия из мышьяковистой бронзы. Появляются богатые погребения. Идеологические представления усложняются, на что указывают четырехступенчатая культовая постройка Ал- тын-депе, глиняные статуэтки богинь, металлические крестовидные и зооморфные печати. Импорты из Тепе-Гиссара и Хараппы отражают широкие культурные связи.
Одновременно с развитием земледельческой культуры Анау в плодородной долине Зеравшана в 45 км к востоку от Самарканда возникло поселение Саразм (Исаков 1991а,б; Lyonnet 1996). Оно было основано выходцами из оазиса Геоксюр в низовьях Теджена с целью разработки богатых месторождений полиметаллических руд и бирюзы. Эти богатства привлекли также земледельцев Белуджистана, которые составляют второй компонент культуры Саразм.
Выводы о генезисе этой культуры основаны на анализе орнаментов керамических комплексов и импортных изделий. В развитии Саразма выделяются четыре этапа, датируемых радиоуглеродным методом от 3400 до 2000 г. до н.э.
Саразм представляя собой огромное поселение площадью 100 га, состоящее из многокомнатных домов с храмами-святилищами, а в период III — с дворцами. Основу экономики составляло ирригационное и отчасти богарное земледелие и разведение мелкого и крупного рогатого скота. В периоды I—Ш керамика Саразма была лепной расписной, в период IV (2700—2000 гг. до н.э.) появился гончарный крут. Была развита обработка бирюзы, лазурита, агатов. Главной отраслью экономики во все эпохи была добыча, вероятно, в ближайших рудниках, и выплавка металла, о чем свидетельствуют находки печей-горнов, глиняных литейных форм, тиглей, слитка свинца весом 10 кг, а также многочисленных металлических изделий. Это позволяет считать Саразм крупнейшим металлургическим очагом Средней Азии, работавшим на экспорт.
Саразм имел широкие связи от Ирана до Белуджистана и Се- истана. В III тыс. до н.э. активные контакты были характерны для всего Древнего Востока (Amiet 1986; Lamberg-Karlovsky 1996).
Другим форпостом древневосточной цивилизации было поселение Шортугай на севере Афганистана в древней Бактрии, располагавшейся по обоим берегам Амударьи (Francfort 1989). Раскопки двух холмов поселения выявили динамику его развития. Выделено четыре этапа. Поселение возникло как колония индийской культуры Хараппы, что документируют типично хараппская строительная техника, сделанная на гончарном круге керамика с хараппскяы декором, печать, бусы, изделия из раковин. Вероятно, индийская колония была создана с целью разработки соседних богатых месторождений лазурита, контроль за торговлей которым позволил установить широкие культурные связи. A.-I1. Франкфор датирует этап А на основании радиоуглеродных данных 2200—2000 гг. до н.э. и отмечает связи с Хараппой, Мундигаком IV, Шахри-Сохта III-IV, Яхья IV.B — Бампуром V—VI, Кулли, Шахдадом, Гиссаром ШС, Намазга V.
Возможно, еще один центр земледельческой культуры II тыс. до н.э. будет открыт в плодородной долине Ферганы. На это позволяют надеяться находки здесь клада Хак, содержащего медные изделия типа Гиссара III, и двух каменных гирь древневосточного типа (Кузьмина 1966; Besenval 1987, fig. II).
Таким образом, в III тыс. до н.э. пригодные для ирригационного земледелия или богатые полезными ископаемыми земли на юге Средней Азии и севере Афганистана были заняты земледельческим населением, мигрировавшим из разных областей Древнего Востока: из Ирана, в том числе Элама, Белуджистана и Индии. Переселенцы принесли достижения древневосточной цивилизации: производящее хозяйство (доместицированные пшеницу, ячмень, мелкий и крупный, в том числе зебувидный рогатый скот), навыки изготовления расписной керамики, металлургию и металлообработку и колесный транспорт, позволивший установить широкие обменные связи.
Какова этническая принадлежность различных групп земледельцев юга Средней Азии? И.М. Дьяконов (1967: 85—87, 108—112) высказал предположение о родстве эламского языка Юго-Западного Ирана и дравидийского языка Индии и их разделении ранее III тыс. до н.э. Эту гипотезу обосновал Д. Мак-Альпин (Mac-Alpin 1981).
Дравидоязычным считают население Южной Туркмении Б.А. Литвинский (1963, 128), В.М. Массон {1977: 115—118). А.П. Франкфор (Francfort 1989) допускает, что жители Бактрии говорили по-эламски. Большинство серьезных лингвистов считает создателей Хараппы дравидами (Parpola 1974, 1988, Lubotsky 2001; Witzei 2001) или дравидами и мунда (Бонгард-Левин, Гуров 1988, 1990; Kuiper 1991).
В конце Ш тысячелетия до н.э, древнеземледельческие общины в широкой зоне, включающей юг Средней Азии, Иран, Афганистан, Белуджистан и северо-запад Индостана, переживают кризис. На одних поселениях сокращается обжитая площадь (в Намазга — до 2 га), другие поселения приходят в упадок: Алтын-депе, Саразм, Шортугай, Тепе-Гиссар III, Шах-тепе, Тюренг-тепе, Шахри-Сохта, Тепе-Яхья, Мундигак.
Гибнет цивилизация Хараппа в Индии. Причины кризиса пока не ясны. Исследователи предполагали экологические катастрофы: землетрясения, наводнения, засуху, истощение почвы, М. Уилер (Wheeler 1968) объяснил гибель Хараппы нашествием с севера ариев. Однако картина, по-видимому, была гораздо сложнее. Расцвет культуры в Южной лзии привёл к Д£.мограф>>;4сcKOiviу взрыву. Экологические возможности оазисов стали недостаточны для прокормления возросшего населения. На ряде поселений установлено, что кризис развивался постепенно. Наиболее вероятной представляется гипотеза, независимо высказанная Р. и Б. Олчинами (R. and В. Allchins 1973) и Г. Бонгард-Левиным (1963,1979,1981,2003; Бонгард- Левин, Гуров 1988, 1990). В конце III тыс. до н.э, в Евразии произошел экологический кризис, усугубивший остроту экономических проблем, а это вызвало внутриполитический кризис и постепенно привело к катастрофе. Гибель больших поселений позволила пастушеским племенам, находившимся на границах земледельческих оазисов, занять частично опустевшие земли и подчинить и постепенно ассимилировать аборигенное население. В результате после периода кризиса произошло формирование новых культур.
Но будем помнить, что это только гипотеза!
* * *
Если в оазисах юга Средней Азии в IV—III тыс. до н.э. развивались земледельческие культуры Индо-Переднеазиатско круга, что же в эту эпоху происходило в других областях Средней Азии?
В Таджикистане существовала крайне примитивная неолитическая культура Гиссар (Ранов ИТН 1988). Население занималось охотой и использовало архаичные каменные орудия.
На севере на обширной территории, включающей Восточный Прикаспий, район Аральского моря (будущий Хорезм) и Бухарский оазис в Среднеазиатском междуречье, сложилась культура Кельтеминар (акчадарьинский, лявляканский, нижнеЗеравшанс- кий варианты) (Виноградов 1968; 1981; он же и др. 1986; Мамедов 1975; Гулямов и др. 1966). Специфические экологические условия с Суслов мл i'? особенности экономического и Kvnwrvnnoro развитая региона. Как установлено палеоэкологическими исследованиями, IV-III тыс. до н.э. было эпохой Лявляканского плтовиала (Виноградов, Мамедов 1975: 234—255), когда современные пустыни представляли серию непроходимых болот и озер. Озера изобиловали рыбой и водоплавающей птицей, что сделало рыболовство основой экономики кельтеминарцев. Население жило в стойбищах в больших родовых шалашах. Исследовано более 800 кельтеминарских стоянок, но ни на одной из них не зафиксировано ни зерен злаков, ни костей домашних животных. «Наличия элементов производящего хозяйства... не имеется» (Виноградов 1981: 146, 147).
А.А. Формозов (1959а: 155; 19596) провел по реке Эмба границу между двумя зонами неолитических культур: европейской и азиатской. Последующие исследования подтвердили кардинальные различия в развитии культур неолита и энеолита в европейской и азиатской зонах степей, что позволяет «говорить... об их принадлежности к разным культурным областям» и относить памятники Поволжья, Урала и Северного Прикаспия к западному Понто-Кас- пийскому кругу (Иванов, Васильев 1995: 121). В этой зоне в IV—III тыс. до н.э. прослеживается последовательное развитие производящей экономики под влиянием земледельческих культур Карпат и Дуная (Васильев, Выборнов, 1988; Он же, Синюк 1985; Rassamakin 1999; Кузьмина 1996—1997; Kuzmina 2000, 2003).
Напротив, в азиатской части соседство с южными земледельцами не привело к становлению производящего хозяйства, и основу экономики кельтеминарцев Хорезма составляли рыболовство и охота на водоплавающую птицу, а в степях Казахстана — сезонная охота на копытных (дискуссию о независимом центре доместикации лошади в Казахстане см. PSAH 2003).
Приведенные экологические и археологические данные исключают саму возможность постановки вопроса о массовой миграции земледельческого индоевропейского населения с Ближнего Востока через Среднюю Азию в Понто-Каспийские степи, что предполагали Т.В. Гамкрелидзе и В.В, Иванов (1984), а тем более локализацию индоевропейской прародины в Средней Азии, как предполагает Дж. Никольс (Nicols 1997), или в Бактрии (Sargent 1997).
Напротив, не только никакой миграции из Средней Азии в степи не было, но и контакты земледельческого населения с северными племенами были крайне спорадическими и не вели к смене хозяйственно-культурного типа. В Саразме найдена невыразительная керамика, сопоставлявшаяся с культурами Кельтеминарского круга. Ср.: Виноградов и др. 1975; 220—224 — период неолита II Лявлякана (IV — первая половина III тыс. до н.э.) (Lyonnet 1996: 49, pi. V, VI: 8). В Хорезме в Лявлякане (III тыс, до н.э.) A.B. Виноградов (1968: 146—150, рис. 62) выявил на кельтеминарской посуде некоторое влияние южных форм и орнаментов, но только на позднем поселении Лявлякана 506 обнаружены литейные формы топора-тесла и топора-молота южных типов (Виноградов, Кузьмина 1970) и мастерская по обработке бирюзы, а в гроте Дам-Дам Чашме и в пещере Джебел в Закаспии найдены кости овцы, вероятно, домашней, и керамика типа Шах-тепе III—II и Кызьш-Арват (Цалкин 1956: 220, 221; Шнирельман 1980: 74, 75). Но эти связи были спорадическими.
Напротив, в конце III тыс. до н.э. (по традиционной хронологии) в эпоху наступления засухи в степях и завершения лявляканского плювиала отмечается продвижение на восток с территории Понто- Каспийских степей племен позднеямной культуры, видимо, испытавших воздействие катакомбной культуры. Они приносят в Сибирь навыки земледелия и скотоводства и сами злаки и доместицирован- ных животных, а также металлургию и колесный транспорт, и создают культуру Афанасьево (Вадецкая 1986; Цыб 1984а,б; Семенов 1993; Грязнов 1999: 51—54). Многие исследователи считают афанасьевцев тохарами (Pulleyblank 1966,1996; Mair 1995; Mallory, Mair 2000).
Некоторое сходство с памятниками ямной культуры имеют погребения в могильниках Убаган и Верхняя Алабуга на Тоболе (Потемкина 1985: 151—155, 201; рис. 63: 1—9; 106: 27—29, 39, 41) и в кургане с кольцом из камней Карагаш в Центральном Казахстане (Евдокимов, Ломан 1989: 34—46, рис. 5). Умершие захоронены по ямному обряду на спине с поднятыми коленями в сопровождении охры, медных и каменных изделий и круглодонной керамики со штампованным орнаментом. В Убагане найдены кости коровы и овцы; антропологический тип погребенного — ямный.
Под влиянием западного импульса в конце III тыс. до н.э. на поздненеолитических памятниках Казахстана впервые появляются кости домашних мелкого и крупного скота восточноевропейских пород и коня (Формозов, 19506; Чалая 1971; ИКССР 1977; Макарова, Нурумов 1989).
Примером связи степного и земледельческого населения, является Заман-Баба 5 Бухарском оазисе (Гулямов и др. 1966: 118—186; Кузьмина 19586, 19686). Степной компонент отражают жилище-полуземлянка на поселении и обряд погребения в могильнике ямного и катакомбного типа, наличие мела, охры, костей животных и формы крутло- донной и остродонной лепной керамики, сопоставимой с типами ямной и частично кельтеминарской, но лишенной орнамента. Придя на реку Зеравшан, пастушеское население вступило в контакт с земледельцами — носителями культур позднего Саразма и Намаз- га V типа поселения Хапуз. Южный компонент ярко представлен керамикой, изготовленной на гончарном круге, которая составляет 10%, сосудами с росписью типа Мундигак IV, керамическим горном, двумя женскими статуэтками и медными булавками с лопаточковидным навершием, зеркалами, разнообразными бусами из бирюзы, лазурита и других камней, а также из пасты в форме мальтийского креста.
Культурно-определяющие признаки — погребальный обряд и керамика — не позволяют отнести культуру Заман-Баба к БМАК и датировать ее второй четвертью II тыс. до н.э. (по Аскарову 1981) или рубежом II—I тыс. до н.э. (Сарианиди 1979). Широкий круг аналогий с Намазга V, Шах-тепе II, Гиссар IIIB, Мундичак IV определяет ее дату рубежом III—II тыс. до н.э. или раньше, если принять калиброванные радиоуглеродные датировки.
Культурный синтез, впервые засвидетельствованный в Заман- Бабе, затем становится характерной особенностью культур Средней Азии на протяжении всей исторической эпохи.
Культура юга Средней Азии II - начала I тыс. до н.э.
Культура Средней Азии по-прежнему делится на юг и север. Ко II тыс. до н,э. в Южной Туркмении относится этап Намазга VI (Pumpelly 1908; Массон 1959; Ганялин 19566; Марущенко 1959; Ще- тенко 19996). Дата этапа (XX) XVIII — XIII (XX) вв. до н.э. Население не смогло оправиться от кризиса. Число поселений уменьшается: Анау (южный холм), Намазга-депе, Теккем-депе, Елькен-депе. Их площадь не превышает 1—2 га. Но длительное развитие этапа отражает мощность культурных слоев; Намазга — 7 м, Теккем — 6 м.
Культура генетически связана с предшествующей Намазга V. Традиции сохраняются в архитектуре укрепленных поселений с кварталами многокомнатных домов и в изготовлении на гончарном круге не орнаментированной керамики, обожженной в двухъярусных горнах, в типах украшений и металлических изделий.
Основу экономики составляет ирригационное земледелие (найдены зерна ячменя, пшеницы, косточки винограда). Возрастает роль скотоводства: разводят крупный и мелкий рогатый скот, верблюдов-бактрианов, впервые появляется лошадь. В.М, Массон (1959: 109, 110} отмечает прогресс в развитии ремесла и ирригации. Инновации отмечаются в сфере духовной культуры: появляются выделенные грунтовые могильники (Янги-Кала и Асгабат). Сохраняются связи с Индией, на что указывают находки каменных бус типа Джукхар с циркульным орнаментом. Но ориентация главных контактов меняется: устанавливаются связи с северными пастушескими племенами и широкое распространение получают высо- кооловянистые бронзовые изделия андроновского типа.
Во II тыс. до н.э. центр земледельческой культуры смещается на восток. Еще в эпоху Намазга V и, возможно, даже IV, в дельте реки Мургаб (в будущем Маргиана) и в Северном Афганистане и юго- востоке Средней Азии по течению реки Оке (Аму-Дарья) формируется новый очаг древневосточной цивилизации: культура Окса, или БМАК (Бактрийско-Маргианский археологический комплекс) (Сари- аниди 1990, 2001; Масимов 1979; Hiebert and oth. 1992; Francfort 1989, 1996; Lamb erg - Karlovsky 1994a). Оба названия неудачны, так как культура Окса характеризует только Бактрию, а БМАК — только комплекс, хотя речь идет именно о культуре с несколькими вариантами.
Развитие этой культуры относится к концу (?) III-II тыс. до н.э. В Маргиане БМАК представлен столичным поселением Гонур и относящимся к нему могильником, поселениями Келелли, Тоголок 1, 21, 24, Аучин I, Тахирбай 3.
В Южной Бактрии к БМАК относятся поселения Гирдан-Тепе, Дашлы, Шортугай (этап В), многочисленные уничтоженные грабителями могильники, клад Фуллол, случайные находки (Сарианиди 1977, 1990; Sarianidi 1998а, 2001а,б, 2002; Francfort 1989; Amiet 1977, 1986, 1997; Pottier 1984; Tosi, Wardak 1972).
Происхождение культуры дискуссионнно, А.П, Франкфор подчеркивает непрерывность жизни в Шортугае и сохранение на этапе В традиций культуры Хараппа в строительной технике,
В.И. Сарианиди (1987) предполагал, что культуоа возникла б Восточном Иране, где она еще не открыта. Теперь он (Sarianidi 1998), вслед за Т.В. Гамкрелидзе и В.В. Ивановым (1984), подчеркивает западные истоки, отмечая связи с Анатолией и даже Грецией, Первоначально В.М. Массон (1989: 172, 173) предполагал, что освоение Мургаба было связано с кризисом культуры юга Туркмении в эпоху Намазга V, когда часть избыточного населения переселилась на Мургаб, Эта точка зрения представляется бесспорной. Решающим аргументом в ее пользу является сохранение в БМАК традиций гончарного производства Намазга IV—V — изготовление светлоангобированной керамики, технология производства которой сохранится в Средней Азии вплоть до эпохи Александра Македонского (Кузьмина, i971 в, 1972; Kuzmina 1976а).
Керамический комплекс Средней Азии эпохи бронзы и Ахеме- нидов отличается от серо-черной полированной посуды северо- восточного Ирана (Шах-тепе, Гиссар), а также культур Белуджистана и Индии.
Второй компонент культуры БМАК —- это Элам, что убедительно показал П. Амье (Amiet 1986, 1997). Решающее значение имеет сходство не отдельных типов изделий, а всего комплекса материальной культуры (специфические топоры с фигурным навершием, зеркала с антропоморфной ручкой, булавки, стеатитовые колонки и женские фигуры в эламском платье) и, главное, образцы искусства, отражающие духовную культуру общества. Как правило, их заимствование связано не с культурными влияниями, а с миграцией населения, приносящего новую идеологию. Этот вывод надежно подтверждает анализ семантики образов печатей (Клочков 1997; Антонова 2000; Francfort 1994). Что касается выявленных В.И. Са- рианиди связей с Анатолией, то они, вероятно, отражают не миграцию, а широкие культурные связи, характерные для бронзового века всей Передней Азии (Amiet 1986; Lamberg-Karlovsky 1987, 1994; Hiebert F., Lamberg-Karlovsky 1992).
В развитии культуры Маргианы выделено несколько этапов, отражающих динамику освоения оазисов на Мургабе. Древнейшим был Келлелинский оазис (Масимов 1979). На поселении Келлели особенно ясно представлены традиции Намазга V. Расцвет культуры относится ко времени Гонур. По мнению В.И. Сарианиди, смещение дельты Мургаба к югу вызывает и перемещение населения. Самым поздним памятником эпохи бронзы является поселение Тахирбай 3, относящееся ко второй половине II тыс. до н.э. (Массон 1959).
Несколько позднее, чем в Маргиане и Южной Бактрии, происходит формирование культуры в Северной Бактрии. В Южном Узбекистане она представлена памятниками Моллали, Сапалли, Джарку- тан, Бустан и другими. А. Аскаров выделяет их в культуру Сапалли. В действительности по всем культурно определяющим признакам они принадлежат к культуре Окса и могут рассматриваться только как ее локальный вариант. На основании стратиграфии керамики выделены этапы Сапалли и Джаркутан, датированные 1700—1300 гг. до н.э. и отнесенные к финальному бронзовому веку этапы Кузели, Молали и Бустан (1300—900 гг. до н.э.) (Аскаров 1977: 101; Аскаров, Абдуллаев 1983: 40—44; Аскаров, Ширинов 1993), Представляется, что эта хронология нуждается в корректировке.
Культура Окса является вершиной развития земледельческой цивилизации бронзового века региона. Здесь выявлены рядовые поселения с многокомнатными домами и составляющие специфику культуры квадратные прямоугольные и круглые крепости с башнями и обводными коридорами (Келлели, Сапалли, Дашлы 1, 3), храмовые комплексы с алтарями, связанные с культом огня и галлюциногенных напитков (Тоголок 21, Джаркутан), дворцы с парадными залами (Гонур, Дашлы 3). Основу экономики составляло ирригационное земледелие, подсобное значение имело скотоводство, роль которого возросла к концу II тыс. до н.э.
Больших успехов достигло дифференцированное ремесло: открыты винодельни, мастерские по производству гончарной светлофонной неорнаментированной керамики разнообразных типов; мастерские по производству статуэток, каменных изделий, в том числе цилиндрических и плоских печатей. Особое развитие получила металлообработка. Руда поступала из Ирана (Рузанов 1982). Изготавливали орудия труда, оружие, сосуды с изображениями сцен охоты, животных, полиморфных существ, а также печати с крестовидным узором и образами богинь, животных, змей и драконов (Sarianidi 1998).
Существенные изменения произошли в идеологии. Выявлено четыре типа погребений: I — под полами домов; II — на заброшенных участках поселения — эти обряды сохраняют древнюю традицию Анау; III — в могильнике в яме, часто обложенной кирпичами, — они преобладают в Маргиане; IV — в Бактрии господствуют захоронения в катакомбе. Умершие лежат скорченно, на боку, при них поставлена посуда, иногда лежат часть туши барана и украшения. Выделяются очень богатые погребения, специфическую особенность составляют кенотафы, в которых иногда помещены барин или глиняная кукла.
Архитектура храмов и прикладное искусство отражают религиозную систему со сложными ритуалами и культом женского божества. Мифология БМАК входит в круг древневосточных верований и, судя по образам искусства, особенно близка пантеону Элама (Amiet 1977, 1997; Francfort 1994; Литвинский 1989; Клочков 1997; Антонова 2000).
Вопреки мнению многих западных ученых, культура Маргианы и Бактрианы продолжала развиваться во второй половине II тыс. до н.э. К этому времени принадлежат многие памятники Узбекистана, которые А. Аскаров относит к этапам Джаркутан, Кузали, Моллали и Бустан. В эту эпоху устанавливаются активные контакты с создателями культуры Андроново.
Расселение пастушеских племен в Средней Азии
В то время как на юге развиваются земледельческие культуры Анау и БМАК, на севере в степях формируется культура Андроново, и ее носители устанавливают контакты с земледельцами и постепенно начинают продвижение на юг. Выделяется три этапа миграции пастушеских племен степей в Среднюю Азию в эпоху бронзы:
I этап: Синташта — Петровка; II этап: развитые срубная и андро- новская культурные общности. Последняя представлена алакульским, федоровским и смешанными типами памятников (карты 2, 5); III этап: позднесрубная и позднеандроновская культуры, характеризующиеся распространением керамики с налепным валиком. Количество северных памятников в Средней Азии неуклонно возрастает, и в эпоху финальной бронзы (XIII?) XII—IX вв. до н.э. они занимают всю территорию региона.
I этап: первая волна миграции андроновиев на юг
Большое значение для выяснения времени и судеб раннеандроновских племен имеет погребение Зардча-Халифа у Пянджи кента недалеко от Саразма на левом берегу Зеравшана (Бобомуллоев 1993; Бостонгухар 1998; Bobomuiioev 1997). Умерший лежит в овальной могиле длиной 3,1 м, глубиной 3,5 м скорченно, на правом боку, головой на СЗ, одна рука под головой, другая — на животе. У головы положен скелет рогатого барана. Этот обряд типичен для культуры Сапалли в Северной Бактрии (Аскаров 1977: 138). В могиле найден богатый инвентарь (рис. 8). Керамика представлена тремя сделанными на гончарном круге розового цвета обжига шаровидными сосудами с узким горлом, подкошенным у двух экземпляров дном и тамгой на плечике у одного. Эта посуда аналогична керамике джаркутанекого этапа культуры Сапалли: могильника Джаркутан, отчасти Дашлы-3 (Аскаров 1977: рис. 31, 32; Аскаров и др. 1983: 7 табл. V, XXI. 7, XXVIII; Сарианиди 1977: рис. 27, 28).
В Бактрийско-Маргианском комплексе и в Иране находит параллели и другой инвентарь. Аналоги бронзовому сосуду со сливом есть в Сапалли, Гиссаре III, Бактрии (Аскаров 1977: табл. XXVII, 15; Сарианиди 1977: рис. 41:9; Sarianidi 1988: fig.13; Amiet 1988: fig. Зс); бронзовому сосуду с рифленым горлышком — в Бактрии (Amiet 1988: fig. 11 b,d); височное кольцо с утолщениями на концах сходно с украшениями из Сапалли (Аскаров 1977: табл. XXXIX, 17,19). К тому же кругу принадлежат золотая чашечка, нож-бритва, черешковый кинжал с прямыми плечиками, бисер из золота и бирюзы. В комплекс входит каменный пест фаллической формы длиной 26,5 см, диаметром 4,5 см. Н. Бороффка (Boroffka 1998в: ab. 25) отнес его к андроновскому типу VB, близкому типу IV, характерному для Средней Азии периода Намазга V—VI и датировал 1800—1400 гг. до н.э. Сопоставление с Улуг-Депе и Пархай позволяет принять дату 1800—1600 гг. до н.э.
Особый интерес представляет бронзовая булавка длиной 18 см, увенчанная фигуркой коня. Булавки с зооморфным навершием известны: Сапал-Тепе, Джаркутан, Дашлы-3, погребения Бактрии, Гисcap-III, клад Хак (Кузьмина 1966: табл. XVI; Аскаров 1977: табл. XLI, LVI, 5, 6; Сарианиди 1977: рис. 43, 44; Сарианиди 1988: табл. LI, L6; Аскаров и др. 1983: табл. XXI 1; Amiet 1988: fig. 12; Ligabue et al. 1988: fig. 83). Однако ни одного изображения лошади на навериши во всем земледельческом регионе мне не известно. Стилистически этот образ несколько напоминает изображения коней на золотом височном кольце из андроновского могильника Мыншункур (Кузьмина 1994: 256, рис. на с. 5), на ноже из Сейминского могильника (Бадер 1970: рис. 52) и навершии из Семипалатинска: сходны статичная поза, экстерьер, длинный хвост, трактовка гривы (рис. 9). В Зардча-Халифа найдены обломки 8 дисковидных псалиев, реконструированы — 6. Это костяные псалии диаметром 8 см с центральным большим отверстием, окруженным валиком и четырьмя цельными шипами (Bobomuloev 1997: 127, abb. 4: 1, 2). Они относятся к первому типу по моей классификации, представляющему исходную, наиболее архаичную форму (рис. 6; 7а, б), и характерны только для ранних синта- штинских комплексов Урала: Синташта (Генинг и др. 1992: рис. 57: 8; Кузьмина 1994: 171—189, табл. 4, рис. 37) и Большекараганский (Бо- талов и др. 1996: 80,81, рис. 17: 10; 18:4). ВТанаберген (В. Ткачев 1998: рис 2:10, 11) представлены псалии первого типа, но без валика, в Потаповском могильнике на Волге — с валиком, но с дополнительными отверстиями (Васильев и др. 1994: рис. 33:1; 42:3). С колесничным комплексом связана пара бронзовых удил с кольцами и муфтами на обоих концах длиной 11,5 и 12 см. Сопоставление их с удилами из Кайрак-Кумов (Bobomuloev 1997) не корректно. Аналогии им мне не известны. В отличие от переднеазиатских они не соединены.
Важнейшее значение имеет открытие под Самаркандом, рядом с полиметаллическим месторождением Зеравшанского хребта, поселения металлургов Тугай (Avanesova 1996в). Выявлены полуземлянка и металлургический комплекс, включающий круглые очаги, печи для выплавки руды, следы производства — руда, слитки, уголь, глиняные тигли. Найдены бронзовый кельт, каменный топор, молоток, стрелы. Наряду с металлообработкой население занималось скотоводством: обнаружены кости мелкого и крупного рогатого скота. Культурная атрибуция комплекса устанавливается по керамике, представленной 22 лепными сосудами (рис. 10, 11). Они петровского типа, серого и черного цвета, с орнаментом, выполненным зубчатым, иногда гусеничным штампом или шагающей гребенкой. Мотивы узора: зигзаг, треугольник, елка, часто до дна. У двух сосудов — следы матерчатого шаблона. В тесте горшков примесь раковины, аудвух — талька (Avanesova 1996: 122, фиг.43,44).
Открытие поселения Тугай — свидетельство ранней волны миграции андроновского населения. Присутствие в керамике примеси талька, специфичного для Урала, указывает, откуда пришло население в поисках новой рудной базы.
Для установления хронологии памятника решающее значение имеет находка в закрытом комплексе жилища фрагментов шести лепных высококачественных сосудов в виде открытых конических или полусферических чаш, одна из которых чернолощеная, другие — краснолощеные. Эта керамика принесена с соседнего земледельческого поселения Саразм, расположенного в 27 км от Тугая. H.A. Аванесова (Avanesova 1996в: 120, fig. 41) отнесла ее к четвертому слою. Комплекс Тугая впервые дает возможность синхронизировать пастушескую раннеандроновскую культуру с земледельческой культурой Саразм, имеющей широкие связи на Древнем Востоке, в особенности с Белуджистаном и долиной Инда.
Анализ материалов Зардча-Халифа показывает, что большая часть артефактов относится к Бактрийско-Маргианскому комплексу, изображение же лошади на булавке и особенно псалии, принадлежащие варианту, характерному только для ранних синташтин- ских памятников Урала, позволяют установить ту зону, откуда в Средней Азии появились кони и колесницы, и рассматривать погребение в Зардча-Халифа, как и поселение Тугай, как отражение первой волны миграции индоиранцев на юг.
Каков абсолютный возраст этих памятников? Проблемы хронологии, составляющие стержень любых исторических построений, сейчас остро дискуссионны (Kuzmina 1998d). В отечественной науке хронология бронзового века строилась на основанной на микенской шкале западноевропейской системе путем привязки к ней степных памятников методом аналогий. В западной же археологии, в особенности древневосточной, утвердилось использование калиброванных дат, начало чему положила статья К. Ренфрю 1968 г, «Уэссекс без Микен».
Основой хронологии памятников новокумакского горизонта была синхронизация:
1) по псалиям и орнаменту с шахтной гробницы IV Микен (рис. 6), даты которой 1570—1550 гг. до н.э. составляют terminus post quem псалиев первого типа, определяя возраст горизонта XVII— XVI вв. до н.э. (Смирнов, Кузьмина 1977: 40—50);
2) по бляшкам с культурой Монтеору (Литвиненко 1996а; Ю. Матвеев 1996);
3) по сегментированным фаянсовым бусам с рядом культур Европы.
Сейчас происходит удревнение Микен на век на основании: I) синхронизации с памятниками Египта и Ближнего Востока, 2) пересмотра схем Г. Каро и А. Фурумарка; 3) даты извержения вулкана на острове Санторин, установленной методом С14 (библиографию см. Кузьмина 1994: 179). Есть также тенденция удревнения традиционной хронологии памятников Средней Европы этапов Al— А2 по П. Рейнеке на основании данных дендрохронологии (Krause und all. 1989; Kroemer und all. 1993; Randsborg 1992; Kunibolm 1993, 1996). Разработанный в Европе перспективный метод дендрохронологии дает удревнение традиционных дат на один-два века, но они остаются моложе калиброванных радиоуглеродных. Калиброванные даты существенно расходятся с исторической хронологией Египта и Древнего Востока (Черных 1997) и дают слишком большой разброс (например, для могильника Синташта 2250—1390 гг. до н.э. без калибровки, Кузьмина 1994: 372), что до сих пор вызывало сомнение в правомерности их использования.
Сейчас получена серия новых радиоуглеродных дат могильников Кривое Озеро, Потаповка, Утевка VI, что смещает новоку- макский горизонт к рубежу III—II тыс. до н.э. {Виноградов 1995а; Anthony, Vinogradov 1995; Кузнецов 1996а; Трифонов 1996). Удрев- ненные даты получены также для Сибири (Кирюшин 1991; Орлова 1995; Матвеев 1998). Однако не все исследователи принимают новую хронологию. Имеется 10 радиоуглеродных дат поселения Аркаим (8 лаборатория ГИН, 2 — Университет Аризоны) и еще 9 дат для других памятников Урала. «Основная зона доверительных интервалов соответствует XVIII—XVI вв. до н.э., хотя другая группа, в частности, для Кривого Озера — XXI—XX вв. до н.э.» (Зданович 1997: 60). Дата деталей колесницы могильника Сатан — 1557—-1255 гг. до н.э. (Новоженов 1994: 160). Эти расхождения не позволяют пока сделать однозначный вывод.
Особенно существенны расхождения хронологических систем Средней Азии отечественных и западных специалистов. Хронология туркменских памятников была разработана В.М. Массоном и общепринята. В.И. Сарианиди (1977: 158) относит завершение формирования бактрийско-маргианского археологического комплекса в Афганистане к середине II тыс. до н.э. В Маргиане он (1990: 5) выделяет периоды: 1) келелийский — XIX—XVIII вв. до н.э., 2) гонурский — XVII—XV вв. до н.э., 3) тоголокский — XV—IX вв. до н.э. А. Аскаров (1977: рис. 31) в Северной Бактрии датирует 1) сапаллийский этап 1700—1500 гг. до Н.Э., 2) джаркутанский — 1500—1350 гг. до н.э„ 3) мо- лалинский 1350—1000 гг. до н.э.; позже джаркутанский этап датирован третьей четвертью II тыс. до н.э., кузалинский XIII—XII вв. до н.э., а молалинский XI—X вв. до н.э. (Аскаров и др. 1983: 33, 39, 42,44). На традиционных датах настаивают Л.Б. Кирчо и С.Г. Попов (1998).
Эта хронология вызывает серьезную критику западных ученых, настаивающих на удревнении памятников примерно на 300—500 лет и датировке БМАК 2300—1500 гг. до н.э. (Francfot 1989: 241, 242; Hiebert 1993, 1994: 75—87; Lyonnet 1996: 16, 67; Gotzelt 1996).
Что касается возраста поселения Тугай, то Б. Лионне (Lyonnet 1996: 60, 68, 120) спорит с H.A. Аванесовой, принимая раннюю дату керамики типа Саразма III тыс. до н.э. А.И. Исааков (19916: 113, 115) на основе калиброванной даты относит четвертый слой Саразма к 2300—1900 гг. до н.э. Погребение Зардча-Халифа С. Бобомуло- ев (1993: 63} отнес к раннему этапу Намазга VI, к Джаркутанскому этапу культуры Сапалли и датировал его следуя за А. Аскаровым 1700—1500 гг. до н.э., основываясь на дате по Си 1650±60 гг. до н.э., но позже он (1997: 132) сопоставил комплекс с Шах-Тепе Па и Гис- сар 111с, принял калиброванную дату храма Джаркутана — 2034— 1684 гг. до н.э. и отнес Зардча-Халифа к 2100—1700 гг. до н.э.
Таким образом, дата памятников новокумакского горизонта по европейской и среднеазиатской шкале совпадает: по традиционной хронологии они относятся к XVII—XVI вв. до н.э„ синхронизируясь с Микенами; по новой микенской и европейской дендрохронологии периода бронза А2 — к XVIII—XVII вв. до н.э.; использование же калиброванных радиоуглеродных дат определяет их возраст и в Европе, и в Средней Азии XXI—XVIII вв. до н.э. Последняя дата подкрепляется новой радиоуглеродной датой псалия из Монтеору (Saharia 1990:43).
Принятие калиброванных дат снимает вопрос о хронологическом предшествовании колесниц Передней Азии и утверждает за синташтинскими памятниками приоритет в распространении конных колесниц в Старом Свете.
II этап: расселение пастушеских племен в Средней Азии
В конце второй и третьей четверти II тыс. до н.э. сформировались племена срубной и андроновской общности алакульского типа на Урале (рис. 13, 14, 16) и в Западном Казахстане (рис. 12—16) и племена федоровского типа в Центральном и Восточном Казахстане. Они были крайне экстравертны, что было обусловлено особенностями экологии степей и хозяйственно-культурным типом. Истощение пастбищ вокруг поселка заставляло каждые 25 лет менять место поселения. Давление избыточного населения на ограниченные ресурсы степи требовало осваивать новые территории. Федоровские племена продвинулись в Сибирь (рис. 14). В Казахстане интенсивно шли процессы интеграции племен и формирования смешанных типов памятников (рис. 17, 18). Но главным направлением передвижений явились области Средней Азии, где особенно активно шли процессы культурных взаимодействий и ассимиляции как степных племен друг с другом, так и с южными земледельцами. Это привело к образованию многочисленных и весьма своеобразных типов памятников. Их смешенный характер вызывает трудности классификации и разногласия специалистов при их атрибуции.
Принадлежащие степному населению памятники объединяются терминами андроновские (Черников 1957: 30; Заднепровский 1966: 213; Грязнов 1970: 40; Аскаров: 1962а: 3, 17; Гулямов и др. 1966: 187, 213; Аванесова 1979, 1991), тазабагъябско-андроновские (Массон: 1959: 116, 117; Аванесова 1985), степного типа (Кузьмина 1963в: 147, 154; 1988в: 35, 36; Мандельштам 1966а: 242, 243; Массон 19666: 208, 261; Итина 1977а: 232). Последний термин целесообразно применять к сборам на развеянных стоянках, где керамический комплекс недостаточно информативен и не содержит диагностических признаков. Следует подчеркнуть, что вся керамика Средней Азии, за исключением типа Федорово, бедно орнаментирована: обычно декор располагается одной зоной — по плечику, реже — двумя зонами: по шейке и плечику. Такая зональность отражает или традиции памятников петровского типа или срубной культуры и отличается и от алакульского орнамента зонами на венчике и плечике с пробелом на шейке и от федоровского принципа расположения декора на венчике, шейке и плечике. Хотя для позднефедоровской посуды характерно обеднение декора и смещение зон орнамента.
По статистически устойчивой совокупности типов жилищ, погребального обряда и керамики в Средней Азии выделяется несколько самостоятельных культур: Бишкент-Вахш, Тазабагъяб, Андрон, Срубная и несколько типов памятников культурной общности Андроново.
Культура Тазабагъяб
Приаральский вариант
Культура выявлена к югу от Аральского моря в пустыне на древних пересохших руслах Амударьи (будущий Хорезм) (рис. 19). Открыто около 50 поселений: Кават 3; Ангка 5; Байрам-Казган, Кокча 15, 15а, 16, Джанбас 21 и могильник Кокча 3 (Толстов 1948; 1962; Итина 1961, 1967, 1977, 1978, 1986; Виноградов и др. 1968). Большие поселения отсутствуют, жилища расположены по два-три среди полей. Дом — полуземлянка площадью 7 — 12x10 — 14 м каркасно-столбовой конструкции. В центре помещен квадратный {редко — круглый) очаг с глиняным бортиком, хозяйственные ямы и зернотерки. Вход — коридор-пандус ведет к открытой террасе.
Основу экономики Хорезма, в отличие от других степных культур, составляло ирригационное земледелие. Каналы длиной 150—200 м орошали небольшие прямоугольные поля (Андрианов 1969). Разводили крупный и особенно мелкий рогатый скот, лошадей и двугорбых верблюдов. Кратковременные стоянки в песках указывают на сложение отгонной формы скотоводства. Об использовании колесного транспорта свидетельствуют глиняные модели колес, Рудной базой были горы Букан-Тау и Тамды-Тау, где открыты древние выработки и медеплавильни (Итина 1977: 136, 137). Находки шлаков и каменных литейных форм указывают на металлообработку, носившую характер домашнего промысла. По типам изделий, особенно тесел и восьмеркообразных височных колец, Хорезм принадлежал к западно-андроновской металлургической провинции и был особенно близок очагу Еленовка-Ушкатта.
Керамика Хорезма лепная, представлена горшками андроновско- го типа с округлым плечом или уступом, биконическими горшками срубного типа, банками и специфическими сосудами с шаровидным туловом и узким горлом. 60% горшков украшены орнаментом, выполненным зубчатым (20%) или гладким штампом и резьбой. Кроме срубных и андроновских элементов геометрического декора есть специфические незамкнутые треугольники, треугольники с бахромой.
Бескурганный могильник Кокча 3 содержит около 100 погребений в грунтовых ямах. Умершие лежат скорченно, головой на запад, мужчины на правом, женщины на левом боку. Есть парные разнополые погребения. В головах стоит по одному, редко по два сосуда, на женщинах иногда надеты браслеты, височгые кольца, бусы. О культах Хорезма свидетельствуют также глиняные фигурки лошади и верблюда.
Культурная атрибуция и происхождение памятников Хорезма дискуссионны; А. Аскаров (1962а: 3, 17); Гулямов и др. 1966: 187, 213; Ю.А. Заднепровский (1966: 213), М.П. Грязнов (1970: 40), Аванесова (1979, 1985, 1991) относят эти памятники к андроновс- кой культуре. Напротив, С.П. Толстов (1962: 57, 59) и М.А. Итина (1977: 139, 140, 176) выделяют их в особую культуру, сформировавшуюся в результате миграции срубных и андроновских племен, синтез которых произошел еще на Урале. Придя на плодородные земли Хорезма, степные племена вступили во взаимодействие с земледельческим населением — носителями местной культуры Суярган. Ее выделение сегодня представляется недостаточно аргументированным, но общая схема правильна. Закономерность выделения памятников Хорезма в особую тазабагьябскую культуру подтверждается статистически устойчивым сочетанием признаков, отличающих ее от срубной и андроновской культур. В архитектуре это отсутствие больших помещений и особый тип жилища, в погребальном обряде это отсутствие курганов, каменных и деревянных конструкций, положение мужчин на правом боку; в керамическом комплексе это смешение срубных и андроновских форм сосудов, специфичный тип горшков с шаровидным туловом и узким горлом, местные типы орнаментов. Наконец, это совершенно особый хозяйственно-культурный тип с ирригационным земледелием. Хозяйственно-культурный тип хорошо адаптирован к экологическим условиям Хорезма.
Культура тазабагьяб была датирована исследователями XV— XI вв. до н.э. Верхняя дата определяется временем распространения культуры Амирабад, для которой характерна керамика с на- лепным валиком.
В свете новых данных генезис и хронология культуры Тазабагьяб могут быть уточнены. Характерные для Хорезма биконические сосуды, расположение орнамента двумя зонами, господство мотивов елки и противолежащих треугольников, орнаментация шишечками и косыми треугольниками, декор на дне находят наиболее полные аналогии в керамическом комплексе памятников типа Петровка на Урале и в Западном Казахстане, откуда, вероятно, и произошла миграция, что позволяет удревнить время формирования культуры.
Сложный генезис формирования населения Хорезма подтверждают данные антропологии. Большая часть черепов принадлежит к типу населения Заволжья и Западного Казахстана, есть черепа близкие типам Южной Туркмении и Хараппы. Серия крайне смешана, что указывает на процессы ассимиляции (Трофимова 1961; Гинзбург и др. 1972: 86—88).
Чересполосно с тазабагъябскими расположены летние стоянки андроновских пастухов Джамбас и Кокча 1S с круглыми жилищами — протоюртами и керамикой типов Кожумберды и Сольилецк. Такая же посуда перекрывает тазабагьябский арык и культурный слой на поселениях Кокча 15, 16 (Итина 1977: 52, 57, 58, 79—82; 104—109, 119—121, рис. 22—24, 39, 40, 57, 59, 61). Это позволяет синхронизировать развитой этап культуры Тазабагъяб со вторым этапом андроновской культуры III четверти II тыс. до н.э.
Население Хорезма продолжало поддерживать также контакты с земледельцами БМАК. На поселениях Кокча 15, 15а и других найдены фрагменты типичных для этапа Намазга VI гончарных свет- лоангобированиых сосудов с коническим дном (Итина 1977: 69, 72, 193, рис. 18.8; 1978: 525). Южное происхождение имеют также типы булавки с биспиральной головкой, серег с шишечками, глиняная пластика. Эти находки дают уникальную возможность синхронизировать с культурой древних земледельцев культуру Тазабагъяб, а через нее — и Андроново, и констатировать наличие широких культурных связей населения Хорезма.
Вариант Нижне-Зеравшанский
В пустыне Кызылкум к северу от Бухары, вдоль дельты Зеравша- на, Махандарьи и озер Гуджайли-Гурдуш, Тускан, ныне пересохших, VI в песках Каптарникум открыто 30 стоянок и могильники Гурдуш (Гуджайли) и Кызылкыр (рис. 20: 2—4, 6, 8—10; 21). На Кашкадарье зарегистрировано четыре стоянки, на Дарьясае — стоянка Мадами {Гулямов 1956: 149, 156; Гулямов и др. 1966; Аскаров 1962а,б, 1964, 1965; Кузьмина 19686; Дуке 1969; Аванесова 1985). Все памятники развеяны. Культурный слой сохранился на стоянках Пайкент 6, Гуджайли 9 и Большой Тузкан 3. Тип домов не установлен, открыты очаги-костры, в Мадами — камни очагов и медеплавильни. Я.Г. Гулямов (1956) отмечал сходство с культурой Тазабагъяб. А.А. Аскаров {1962а: 3,17; Гулямов и др. 1966:187,213, карта), Ю.А. Заднепровский (1966: 213), Н.А. Аванесова (1979, 1981, 1985) относят их к андроновской культуре. М.А. Итина (1967: 76, 79, 232) и я (Кузьмина 1988в: 307) обосновали их принадлежность к тазабагьябской культуре.
Основу экономики, как и в Хорезме, составляет ирригационное земледелие (открыты каналы, есть зернотерки). Найдены кости мелкого рогатого скота.
Типы металлических изделий принадлежат западно-андроновс- кой металлургической провинции. Находки шлаков и состав металла, аналогичный рудам месторождений Нуратинских гор-указывают на существование самостоятельного металлургического очага (Богданова-Березовская и др. 1962: табл. 12; Кузьмина 1966: 91, 92).
Керамика по форме и орнаменту аналогична хорезмийской. 90% орнаментов выполнены гладким штампом. Но больше горшков с уступом аяакульского типа и меньше шаровидных сосудов с узким горлом (рис. 21).
В пяти могилах бескурганного могильника Гурдуш (рис. 20: 9, 10) и погребении Кызылкыр погребенные лежат в грунтовых ямах скорченно, головой на запад, на левом боку в сопровождении одного-двух сосудов, на женщинах надеты браслеты, восьмеркообразные серьги, бусы на сапожках, ожерелья из цветных камней.
Сходство культурно-определяющих признаков: типа поселений, погребального обряда и, главное, керамического комплекса, а также культурно-хозяйственного типа позволяет включить памятники Нижнего Зеравшана в ареал культуры Тазабагьяб. Культура Зеравщана сформировалась в результате расселения на юг или западно- андроновских племен, или уже сложившихся тазабагъябцев. Пришельцы сменили более древнее население культуры Заман-Баба. Его участие в этногенезе проявляется в сохранении сосудов яйцевидной формы и небольших горшков с раздутыми боками и цилиндрическим горлом, типе каменных лавролисгных стрел и разнообразных бус из мрамора, сердолика, бирюзы, лазурита, в том числе крестовидных. Дата памятников устанавливается третьей четвертью II тыс. до н.э. на основании аналогий с Хорезмом и отсутствия в керамических комплексах керамики с налепным валиком.
Памятники Среднего Зеравшана
Этнокультурная карта района Самарканда необычайно пестра. В могильнике Муминабад алакульский обряд погребения — скорченно, головой на запад — сочетается с биконическим сосудом срубного типа и богатым набором украшений {браслеты, височные кольца, перстни, многочисленные бусы, нашитые на одежду и обувь), зеркало с ручкой-петелькой и федоровские серьги с раструбом (Лев 1966; Аскаров 1969,1970).
В могильнике Чакка типично срубный погребальный обряд (земляной курган, скорченное погребение головой на север) сочетается с биконическим сосудом срубного типа и горшком с округлым плечом андроновского типа, а также с типично андроновскими браслетами с конической спиралью и серьгой с раструбом (Крикис 1975).
Столь же смешанный характер имеют погребения Сиаб (рис. 32), Сайгус, со стоянки в колхозе Энгельса и в кроющем смешанном слое поселения неолитической эпохи Сазаган II (рис. 30: 7, 10—12). На поселении Сайгус открыты очаги, кости животных, андроновская серьга с раструбом и керамика типа Федорово, которая сочетается с типологически более поздней посудой культуры Бургулюк (Джура- кулов, Аванесова 1984: 32—39). Неудачной представляется попытка H.A. Аванесовой (2004) отнести к разным хронологическим этапам андроновской общности единичные фрагменты керамики Афраси- аба, абсолютно лишенные диагностических признаков (рис. 32: 8— 21). Все их можно датировать третьей четвертью II тыс. до н.э.
Синкретический характер памятников не позволяет выделить специфичные для определенной культуры или варианта устойчивые признаки погребального обряда и керамики. Это не дает оснований принять выделение H.A. Аванесовой (1985: 39) памятников Зеравшана как Самаркандской, так и Бухарской областей в единый зеравшанский вариант андроновско-тазабагъябской общности, а позволяет констатировать только процессы интеграции разных групп срубного и андроновского населения в третьей четверти II тыс. до н.э„ особенно в его конце.
Анализ бронз Муминабада с высоким содержанием олова указывает на разработку касситерита в руднике Зерабулак (Наумов 1972). Источником олова для всего Зеравшана было богатое месторождение Карнаб, где открыты древние рудники Карнаб, Лапас и Чангали и рядом поселение. На нем выявлены четыре жилища металлургов с каменными фундаментами и очагами, аналогичные андроновским. Найдены каменные орудия и керамика (Parzinger, Boroffka 2001:12—17).
К группе памятников окрестностей Самарканда можно причислить также случайные находки у селения Джам к юго-западу от Самарканда (рис. 31: 1—11), включающие изделия типа БМАК: два сосуда, плоское зеркало и зеркало с выступающей ручкой и бортиком с геометрическим орнаментом, булавку с оленем на.навершии, тесло с двумя лезвиями, а также андроновскую двулопастную стрелу с выступающей втулкой. Найден также комплекс андроновских украшений, возможно, происходящих из могилы, включающий федоровские серьги с раструбом, височное кольцо с несомкнутыми концами, бусы (Avanesova 2001: 63—73, fig. 2—4) (рис. 31). Эти находки подтверждают существование на Среднем Зеравшане земледельцев БМАК и андроновского федоровского населения.
Памятники Ташкентского оазиса
Памятники региона изучены крайне слабо. Оазис, находившийся на перекрестке миграционных путей, был зоной активных контактов.
Памятники срубной культуры
К этой культуре относятся земляной курган в Янгиюле с захоронением в грунтовой могиле скорченно, на правом боку, головой на восток в сопровождении охры и позднесрубного горшка без орнамента (рис. 20: 5); три погребения у Сараагачских Минвод, где умершие лежали скорченно головой на север вместе с неорнамен- тированными горшками позднесрубного типа; земляной курган с ингумацией и сосудами на Никифоровских землях в Ташкенте; погребение в Ореховском со срубным биконическим горшком с елочным орнаментом (рис. 22: 8) (Тереножкин 1940: 91; Оболдуева 1955: рис. 62). К кругу срубных памятников принадлежат топор и тесло из клада Чимбайлык, включающего слиток меди. Состав металла указывает на существование в оазисе самостоятельного очага металлообработки, работавшего на базе полиметаллического месторождения Карамазар (Кузьмина 1966: 93). Ташкентский оазис был восточным форпостом распространения срубной общности.
Памятники Андроновской культуры
К культуре Андроново типа Федорово принадлежит несколько погребений во Вревской, содержавших остатки пережженных костей (животных?) и сосуды, в том числе вазообразный горшок с орнаментом мелкозубчатым штампом (рис. 20: 7) (Воронец 1951: 68; Литвинский 1962: 109).
Позднефедоровское население обитало также в окружавших Ташкентский оазис горах. На реке Чирчик в Аурахмате и Искандере открыты курганы с каменной насыпью, с погребениями по обряду ингумации. На женщинах надето по четыре-пять браслетов с литыми рожками. Они типичны для восточно-андроновской металлургической провинции и датируются не ранее XIII в. до н.э.
В Бричмулле и Газалькенте также есть курганы с трупоположе- нием (Воронец 1948, 1951: 68, 69; Литвинский 1962: 109; Кузьмина 1966: 71, 72; Рахимов 1970: 41; Дуке 1979: 44, рис. 45).
Позднефедоровские горшки найдены в Зангиате, на дороге Ташкент — Чимкент (рис. 17а: 5). О других памятниках оазиса информация неполна и керамический комплекс недостаточно выразителен, чтобы установить их культурную принадлежность. Это стоянки Серкали, погребения Ходжикент и Кызыл-Ty, находки сосудов в Ангрене, Ак-тепе II (рис. 20: 5), Чильдухтарон, Бричмулла, Ахангаран (Литвинский 1962: табл. 109; Максимова и др. 1968: 8, рис. на с.; Рахимов 1970; Дуке 1982а,б: 83, 84; Аванесова 1985: 38; Древности Червака 1976: 36, 41, рис. 8: 17). Они позволяют включить оазис в ареал расселения степных племен.
Ни раннефедоровские, ни раннесрубные комплексы в Ташкентском оазисе пока не выявлены. Дата памятников — конец третьей четверти II тыс. до н.э. Верхний рубеж — XI в. до н.э. — время распространения новой культуры Бургулкж (Дуке 1969, 1979, 1982).
Андроновские памятники Федоровского типа в Киргизии
Переход части андроновских племен к отгонной форме скотоводства позволил пастушеским племенам впервые подняться на горные пастбища. Самый высокогорный андроновский могильник Арпа расположен на Тянь-Шане на высоте 3000 м над уровнем моря. Федоровское погребение открыто в Пригородном у города Бишкек, сосуд найден на Иссык-Куле (рис. 24а: 15, 16) (Бернштам 1952: 19, 20, рис. 7; Кожемяко I960: 103, 104, рис. 16, 17).
В Арпа выявлено 15 курганов с насыпью из гальки и земли диаметром 12—13 м, высотой 0,3—0,6 м, перекрывающей круглые, квадратные или прямоугольные ограды из поставленных на ребро плит. Погребальный обряд — кремация. В могилах стоит по два- три сосуда (рис. 24а: 17, 18), в одной — два браслета, шестеренкообразные бусы и ребристые пастовые пронизи. В Пригородном надмогильное сооружение не сохранилось, в яме совершено погребение скорченно, на левом боку, головой на запад. В могиле найдены сосуд, височные серьги, бусы, раковина.
Каменные сооружения, обряды кремации и ингумации, украшения типичны для памятников федоровского типа. Лощеные черно-коричневые горшки с округлым плечом, украшены типично федоровским орнаментом в виде косых треугольников, флажков, меандра, иксобразных фигур, выполненных зубчатым штампом.
Дата памятников Тянь-Шаня — третья четверть II тыс. до н.э. устанавливается на основании аналогий просверленной раковине, бусам и пронизкам в андроновских и срубных комплексах.
Генезис памятников Тянь-Шаня связан с федоровскими и памятниками Центрального Казахстана, который соединяли с кяргизнен реки Чу и Или. Комплексы Тянь-Шаня — древнейшее свидетельство освоения высокогорий пастушескими племенами.
* * *
Проникновение в Киргизию группы населения алакульского типа демонстрирует небольшая коллекция керамики со стоянки у крепости Беловодской (Кузьмина, Мокрынин 1985). В Южном Казахстане в Семиречье открыт могильник Капа, в керамике которого господствуют алакульские черты (Карабаспакова 1991).
Андроновские памятники Семиреченского типа
Памятники этого типа представлены в Киргизии, Южном Казахстане и Южной Фергане, почему более корректно было бы называть его семиреченско-ферганским.
Ранние памятники зафиксированы в северо-восточном Семиречье: могильники Талапты I, И, Куйган II, Мыншункур III, IV (Карабаспакова 1987, 1989, 1991). Они демонстрируют смешение ала- кульских (сосуды с уступом) и явно преобладающих федоровских черт в погребальном обряде (цисты, сочетание кремации и ингу- мации) и керамике (сосуды с округлым плечом). К типу Федорово принадлежит височное кольцо с двумя конями, аналогичными лошадям на ноже из Сеймы, что определяет дату этих памятников. Они генетически связаны с Центральным Казахстаном.
К собственно семиреченскому более позднему типу принадлежат памятники трех локальных групп: Семиречье, Северо-Восточный Тянь-Шань, Южная Фергана.
Памятники Семиречья
В Южном Казахстане исследованы могильники Кара-Кудук, Алакуль и Коктума (Максимова 1961; Кушаев 1968), в Киргизии — Таш-Тюбе II, Таш-Башет, Беш-Таш, Тегирман-сай, Джазы-Кечу, Ка- ракмат, Джал-Арык, Кулан-сай, Кызыл-сай, Чон-Кемин (рис. 23, 24) (Кожемяко 1960; Абетеков 1963; Кузьмина 1970; Кожомбердыев, Галочкина 1969, 1972, 1977, 1996; Галочкина, Кожомбердыев 1995), большая коллекция керамики и металлических изделий, найденных на Большом Чуйском канале (Бернштам 1950: табл. XLVIII: 7—10), также поселения Бишкек, Каинда, Джал-Арык (Тереножкин 1935; Бернштам 1950: 105, табл. XXIX; XXX; Кожомбердыев, Галочкина 1970: 40; 1977: 12).
В Джал-Арыке выявлены следы построек из самана (глины с примесью соломы), большие кострища и зольники и керамика.
В могильниках сочетаются разные типы сооружений: господствуют каменные квадратные, круглые, овальные, прямоугольные ограды (3x3 до 5x5 м-), иногда они смыкаются (рис. 23а: 42) (Кузьмина 1994: рис. 1: типы IIIА, IVA; VIIА; VIIIА) или имеют несколько пристроек. В центре ограды находится могильная яма (0,7—1,4х 1,4—2,2 m) или каменный ящик, в одном случае (Алакуль) — деревянный сруб. Иногда камнями обложен верх могилы. Ямы иногда забутованы щебнем, стены и дно обмазаны тлиной (Беш-Таш).
В Казахстане выявлены пока только трупоположения. В Киргизии в могильниках Кулан-сай и Кызыл-сай — также только ингумация, остальные могильники биритуальны, кремация и ингумация сосуществуют в одной ограде и даже яме. Умершие предположительно положены скорченно? на левом боку? головой на запад. Сожжения выявлены в 70—80% могил.
При обоих обрядах инвентарь одинаков: сосуды, серьги с раструбом, часто обложенные золотым листом (Таш-Тюбе, Таш-Башат, Тегирмен-сай, Кок-Тума), серьги с конической спиралью (Джазы - Кечу), браслеты, круглые бляшки, литые и кованые бусы, подвески (рис. 23: А, Б), иглы, шилья, однолезвийный нож (Таш-Тюбе).
Преобладают горшки с округлым плечом позднефедоровского типа, реже — с уступом, есть банки {рис. 23; 24а). Большинство сосудов не орнаментировано. Орнамент нанесен на плечике, изредка на шейке, гладким или зубчатым штампом. Это зигзаги, насечки, однажды — ромбы.
На поселении Джал-Арык та же посуда сочетается с грубыми сосудами с раздутыми боками и сложно профилированными венчиками, иногда с насечками по краю венчика и зигзагом и елкой по плечу (рис. 24а: 13), а в Каинде и пунктах на Большом Чуйском канале также с сосудами с налепными валиками типов Алексеевка и Донгал. Хронологию памятников XIII—IX вв. до н.э., в основном — XI—IX вв. до н.э. определяют, во-первых, находки на поселениях керамики типа Алексеевка и Донгал однолезвийного ножа, литых бус, во-вторых, забутовка и обмазка могил пахсой, — этот обычай появляется в Центральном Казахстане в раннедандыбаевскую эпоху (Маргулан и др. 1966: 160—164).
Исследователи единодушно относят памятники Семиречья к андроновской культуре.
Мной было предложено выделить их в особый тип и обоснована их датировка эпохой поздней бронзы (Кузьмина 1570: 44—43), что было принято И. Кожомбердиевым и Н.Г. Галочкиной (1972: 39; 1977: 12, 36).
Заселение Семиречья происходило из Центрального Казахстана. Семиреченский тип сложился, вероятно, в результате ассимиляции ранее пришедшего федоровского населения и групп алакульцев. Смешанное население унаследовало от своих федоровских предков каменные конструкции, обряд кремации, форму горшков без уступа и технику их формовки, начиная с круглого дна, височные кольца с раструбом. Алакульские традиции проявились в форме горшков с уступом и орнаментации гладким штампом. Контакты с Центральным Казахстаном продолжались в эпоху поздней бронзы, когда в Семиречье распространилась керамика с налепным валиком и обычай забутовки и обмазки могил. Наибольшую близость могильники Семиречья имеют с могильником Айдарлы в Центральном Казахстане. Там в квадратных каменных оградах в каменных ящиках открыты скорченные погребения головой на запад. Преобладает неорнаментированная керамика и изредка сосуды с налепным валиком и типа Дандыбай-Бега- зы (Маргулан и др. 1966:183—186, табл. XVIII; XIX, рис. 93,94).
В отличие от Центрального Казахстана, где в эпоху финальной бронзы под влиянием Карасукской культуры сформировалась культура Дандыбай, влияние культуры Карасук в Киргизии почти не прослеживается, вопреки мнению А.Н. Бернштама (1950: 106), выделившего карасукский этап. Только в погребении Воронцовка найден однолезвийный нож с тавровидным сечением рукояти и один карасукский сосуд, а на поселении Джаильма несколько кара- сукских фрагментов входят в комплекс позднеандроновской керамики с налепным валиком.
Поздние семиреченские памятники явились прямой генетической основой культуры ираноязычных саков, что доказывают сохранение в раннем железном веке андроновских традиций и единство антропологического типа.
Основу экономики племен Семиречья составляло отгонное скотоводство, что доказывает топография большинства могильников, расположенных на горных склонах и высокогорьях. Сезонные перекочевки предопределили возможность дальних миграций андро- новцев и переход к кочевому скотоводству саков.
Другой важнейшей отраслью было металлургическое производство. Семиреченским племенам принадлежат клады Южного Казахстана Алексеевский, Каменное Плато, Турке и б (Акишев, Кушаев 1963) и Киргизии Сукулук I, II, Садовое, Иссыкуль, Шамши (рис. 59а), Туюк (рис. 59б), Каракол I, II и многочисленные случайные находки (Бернштам 1941, 1950, 1952; Зима 1948; Кибиров и др, 1956; Кузьмина 1961а, в, 19656, 1966: 94—98, 1968а; Винник, Кузьмина 1981; Кожомбердиев, Кузьмина 1980; Дегтярева 1985а,б).
Типы изделий разнообразны: вислообушные топоры с гребнем, желобчатые и клиновидные долота, тесла с уступом., серпы-косари, серпы со свернутой втулкой и закраинами, кельты, кельты-молотки, кельты-лопатки, кирки, разнообразные ножи, копья втульчатые с прорезями и черешковые, секиры, кинжалы, двулопастные стрелы, украшения. Они датируются XIII—IX вв. до н.э. на основании сопряженности в комплексах типов, находящих аналогии в позднебронзовых комплексах степей Евразии (Кузьмина 19656, 1966: 94—95). Это позволяет установить широкие культурные связи Семиречья в эпоху поздней бронзы.
Клады Сукулук II, Каракол II и Иссык-Куль типологически выделяются в позднюю группу XI—IX вв. до н.э.
По типам металл Семиречья принадлежит Восточно-Андронов- ской металлургической провинции (Кузьмина 1965, 1966: 95) и составляет в ее пределах самостоятельный металлургический очаг. Это документируют находки литейной формы (Александровское), кладов литейщиков (Сукулук II, Каракол II) и специфический состав металла, соответствующий составу полиметаллических руд месторождений Акташ, Кетмень-Тюбе, на Иссык-Куле, реке Чу, около Алматы.
Появление семейных кладов, включающих разнотипные орудия, отражает социальную стратификацию населения Семиречья. Факт зарытия кладов указывает на то, что эпоха поздней бронзы была периодом усилившихся военных столкновений пастушеских племен за рудные месторождения и плодородные пастбиц-а. Эти процессы были связаны с экологическим кризисом, ускорившим переход к отгонному скотоводству и освоение новых экологических ниш в горах, то есть вертикальное кочевание. В результате были проложены маршруты, в частности — в Синьцзян по реке Или и через Джунгарские ворота, по трассам будущего Великого Шелкового пути (Кузьмина 19986, 2001; Kuzmina 1998а, 200Id; Сала 1999).
Памятники северо-восточного Тянь-Шаня
В горах северо-восточного Тянь-Шаня открыты поселения Талап- ты, Тургень I, II и Узунбулак (рис. 246), Асы. В Асы на высоте 2400 м над уровнем моря раскопан большой дом. Стены жил ища-пол у землянки сложены из камней и укреплены столбами, в центре выявлены очаги и керамика. В ущельях Ой-Джайляу и Тамгалы исследованы могильники Кульсай I, Узунбулак I, Кызылбулак I, II, Тамгалы I—VI (Марьяшев, Горячев 1993 а,б, 1999,2001; Рогожинский 1999).
Выделяются памятники двух этапов. В Тамгалы открыты каменные прямоугольные и округлые ограды, иногда курганы из галечника (типы ША, IVA, VIIA). В центре находится каменный ящик. Захоронения совершены по обряду ингумации скорченно, на левом боку, головой на запад. Особый интерес представляют три захоронения в больших глиняных сосудах. Аналогичный ритуал описан в арийских Ведах (см. ниже). Многочисленны кенотафы.
В могилах найдены сосуды, круглые височные кольца, бусы. Керамический комплекс разнообразен: I — горшки типа Федорово с округлым плечом и богатым орнаментом, выполненным по косой сетке зубчатым штампом. Декор нанесен по трем зонам. Это косые треугольники, флажки, иксобразные фигуры, каннелюры. II тип составляют грубые горшки с округлым плечом, Ш тип — банки. Два последних типа лишены декора или орнаментированы в верхней части горизонтальными зигзагами, нанесенными гладким штампом. Один сосуд украшен налепным валиком. Дата могильников этого типа определяется XIII—XII вв. до н.э. на основании сохранения федоровских круглых височных колец, федоровских традиций гончарства, наряду с господствующим керамическим комплексом, характерным уже для типа Алексеевка эпохи поздней бронзы. Для этого времени типична также трапециевидная форма некоторых ящиков.
Вторую группу составляют могильники Кулсай, Узунбулак, Кы- зылбулак I, II. В них выявлены прямоугольные, часто смыкающиеся ограды из камней, уложенных горизонтально в 2—3 ряда, или из плит, врытых на ребро (типы IVА,Б, VIII А.Б). Могилы содержат рамы из бревен тянь-шаньской ели и сверху перекрыты деревом. Основные захоронения совершены по обряду кремации, в периферийных могилах, особенно детских, обычен обряд ингумации. Известно одиночное и однопарное погребение кремированных останков, помещенных в больших глиняных горшках (Горячев 2001: 53, рис. 7; 1, 2).
Аналогии этому обряду известны в могильниках Тамгалы VI на Тянь-Шане, Шет I в Центральном Казахстане, в Северной Бактрии и Северном Пакистане (см, ниже).
В могилах найдены керамика, серьги с раструбом, подвески, бусы, бляшки с петелькой (Горячев 2001: 56, рис. 9),
Керамика включает горшки с округлым плечом федоровского типа, реже сосуды с уступом, миски и банки. Посуда не орнаментирована. Этот керамический комплекс характерен для могильников всего Семиречья эпохи финальной бронзы, что позволяет датировать эти могильники XI—IX вв. до н.э. К той же эпохе относится посуда соседних поселений Тургень I и Асы, сопоставимая с керамикой типа Донгал и Трушниково в Восточном Казахстане (Марь- яшев 2001: 96).
Эту группу памятников А.Н. Марьяшев и A.A. Горячев (1993, 1999); Горячев (2001) предлагают выделить в особую культуру Куль- сай, отмечая аналогии в федоровских памятниках Сибири (Горячев 2001: 72) и Центрального и Восточного Казахстана (Марьяшев 2001: 96). Мне представляется, что эти могильники составляют лишь локальный вариант андроновского семиреченского типа, с которым их роднят все культурно-определяющие признаки: погребальный обряд, керамика, украшения. Происхождение этих памятников, по-видимому, связано в основном с Центральным Казахстаном, поскольку в Сибири и Восточном Казахстане господствовал обряд ингумации.
Значение открытия памятников Северного Тянь-Шаня состоит в том, что здесь прослежена динамика становления кочевой формы скотоводства на высокогорьях.
Важно отметить также, что здесь установлена бесспорная связь поселений и могильников с петроглифами, что впервые дало надежные основания датировать петроглифы и связать с культурой Андроново (Марьяшев, Рогожинский 1991; Марьяшев, Горячев 1998; Maryashev et al. 1998; Francfort et al. 1997; Рогожинский 2001).
Памятники Южной Ферганы
В Фергане открыты могильники Вуадиль, Карамкуль, Арсиф, Кашкарчи, Япаги, Чек, Ташкурган, Урюкзор; керамика найдена в Шор-тепе, Оше и Ошской области (Гамбург, Горбунова 1956, 1957; Горбунова 1972, 1979, 1995; Пиотровкий 1973; Иванов 1988). С этими памятниками связаны случайные находки кельтов, кельтов- лопаток, браслетов с рожками, серег с раструбом (Заднепровский 1962, 1994, 1997; Литвинский 1962; Кузьмина 1966).
В могильниках сочетаются разные типы сооружений: господствуют — каменные круглые, квадратные и прямоугольные, иногда смыкающиеся ограды (Кузьмина 1994: рис. 1: IIIА, IVA; VIIA); изредка встречаются курганы с насыпью из земли и щебня (тип ПА), окруженные каменным кольцом; известны каменные ящики, без ограды. Захоронения совершены в каменных ящиках, иногда перекрытых плитами. Отличительную особенность ферганских могильников составляют погребения в катакомбах {Япаги, Кашкарчи, Урюкзор). Все захоронения совершены по обряду трупоположения скорченно, головой на запад (Карамкуль, Япаги), а в одной могиле на восток (Вуадияь). В могиле есть по одному сосуду и иногда украшения: серьги с раструбом (Вуадиль), серьги с конической спиралью (Япаги), браслет (Кашкарчи) и браслет из бус (Вуадиль), в Кашкарчи — двулезвийный нож и шило, в Вуадиле — стрела.
Сосуды с округлым плечом и короткой шейкой. До 50% их орнаментировано. Орнамент нанесен на плечике резьбой или гладким, очень редко гребенчатым штампом в виде зигзагов, елки, треугольников и вдавлений. Эта керамика является поздним дериватом федоровских форм. В Вуадиле и Кашкарчи найдены также сосуды с валиком, характерные для эпохи финальной бронзы. В Ташкургане обнаружена керамика культуры Чует.
Дата памятников — эпоха финальной бронзы, в основном, X— IX вв. до н.э. — устанавливается по керамическому комплексу, пуговице из Кашкарчи и двулопастной стреле со скрытой втулкой из Вуадиля. Б.З. Гамбург и Н.Г. Горбунов (1957) отнесли могильники к позднеандроновской культуре, Б.А. Литвинский (1962: 287—289; 1983: 157) к культуре Кайракум. Н.Г. Горбунова (1995: 23) — к кай- ракумскому варианту андроновской культуры. Я подчеркивала их близость к памятникам Семиреченского типа Киргизии (1970: 45). Их происхождение, вероятно, связано с расселением на юг поздне- андроновских племен из Центрального Казахстана или Семиречья.
Н.Г. Горбунова (1995: 23), анализируя специфичный для Ферганы обряд захоронения в катакомбах, подчеркивает вероятность южного компонента в этногенезе. Формирование культуры Ферганы Раннего Железного Века (Эйлатанский этап) произошло, вероятно, в результате скрещения позднеандроновского населения с носителями культуры Чует.
Большинство могильников расположено на горных склонах, что указывает на полукочевой образ жизни пастухоь Ферганы.
Андроновские памятники Кайракумского типа (Фергана)
На берегу Сырдарьи в Кайракумах обнаружено 70 поселений и производственных комплексов и могильники Ходжи-Ягона, Даха- на, Дашти-Ашт (Литвинский 1960, 1962, 1963; Салтовская 1978: 95, 96). Часть поселений относится к раннему железному веку. Комплексы бронзового века выявлены на поселениях 6, 12,16, 35.
К кайракумскому типу относятся также пещера Ак-Танш и находки керамики на Большом Ферганском канале и у города Су- лейман-Тау и многочисленные находки металлических изделий: кельтов-лопаток, серег с раструбом, браслетов с рожками (Заднепровский 1962: 51; 1999; Литвинский 1962; Кузьмина 1966: 94).
Поселения обычно невелики: ОД—0,3 га. Все они полуразвеяны. Тип жилищ установить не удалось. Выявлены цепочки каменных очагов, что позволяет реконструировать типично андроновское жилище длиной до 20 м. За пределами поселков открыты производственные комплексы для плавки руды, где найдены скопления руды и шлаков весом до 1,5—2 тонн. На поселении 16 найдены литейные формы кирки и топора с гребнем. Основу хозяйственнокультурного типа составляли металлургия и металлообработка.
Судя по размерам работ, металлургическое производство выделилось в специализированное ремесло. Источниками меди были месторождения Наукат и Карамазар. Ферганский металлургический очаг принадлежал к восточно-андроновской металлургической провинции, для которой характерны вислообушные топоры с гребнем, кирки, кельты-лопатки, серьги с раструбом, браслеты с рожками (Кузьмина 1966: 94) (Рис. 30: 3,4).
Второй отраслью экономики было скотоводство. Найдены кости крупного и мелкого рогатого скота и лошади. На существование охоты указывают кости джейрана, на рыболовство — находка рыболовного крючка.
Керамика Кайракумского типа лепная, иногда сделана на матерчатом шаблоне. Горшки имеют округлое плечо и отогнутый короткий венчик, часто сложно профилированный. Встречаются сосуды с раздутыми боками. На поздних памятниках есть также сосуды с горизонтальными ручками и чайники. Одна десятая часть посуды орнаментирована, 50% орнаментов выполнены гребенчатым штампом. Орнамент располагается одной зоной под венчиком, изредка — также на плечике. Господствуют примитивные мотивы: зигзаг, елка, вдавления.
В могильнике Ходжи-Ягона открыты каменные ящики из поставленных на ребро плит, ориентированные на север. Погребения по обряду трупоположения сопровождаются сосудами, аналогичными поселенческим, браслетом, бляшкой, бусами (Литвинский 1962: 117—118, табл. 55). В могильнике Дахана погребения совершены в каменных ящиках, сложенных из горизонтально уложенных плит, ящики выступают на поверхность, они ориентированы на запад и юго-запад, В захоронениях по обряду ингумации найдено по одному сосуду, бронзовая серьга с раструбом, каменная пуговица (Литвинский 1960, 1962: 158—164, рис. 39—40). К концу эпохи относится могильник Дашти-Ашт. В каменных курганах диаметром 4—12 м, высотой 0,4—1,5 м в центре на уровне горизонта находится каменный ящик из плит, поставленных на ребро или уложенных плашмя, содержащий вытянутое на спине погребение головой на запад. В погребениях найдены сосуды типа Кайракум и культуры Чует, серьга, бляха (Салтовская 1978: 95—96).
Б.А. Литвинский (1962: 246, 248; 1963: 109, 121, 124) выделил все памятники Ферганы в культуру Кайракум, к которой отнес также комплексы Ташкентского оазиса и Махан-Дарьи. Эта атрибуция представляется неточной (Итина 1967: 78; 1977:233; Кузьмина 1966: 94; 19686). Позднее (1963: 157) он отнес к кайракумской культуре только памятники Ферганы. Н.Г. Горбунова (1995: 23) допускает объединение всех памятников Ферганы, включая и южно-ферганские могильники (см. выше), в кайракумский вариант андроновской культуры. Диагностически значимые признаки: тип большого дома, захоронение в каменных ящиках, западная ориентировка, технология изготовления керамики на матерчатом шаблоне, формы и орнаменты керамики, серьги с раструбом, — все это специфически андроновские признаки. Это позволяет выделить кайракумские памятники в особый тип общности Андроново.
Имеющиеся отличия и в обряде, и в керамике, с моей точки зрения, отражают не культурные, а хронологические особенности. Ранние андроновские признаки в кайракумской керамике отсутствуют. Датировка стоянок XIII—IX вв. до н.э. устанавливается на основании топора с гребнем, керамики со сложно профилированными венчиками. Дату началом I тыс. до н.э. определяет находка в могильнике Дахана блоковидной пуговицы, в Дашти-Ашт и Такыри-Ягона — сосудов культуры Чует. Кайракумская керамика найдена также на чустском поселении Ташкурган. Генезис памятников типа Кайракум, вероятно, связан с миграцией восточно-андронов- ского населения, на что указывают погребальный обряд и восточ- но-андроновские типы металлических изделий: топоры с гребнем, серьги с раструбом. Особенно показательно сходство с памятниками семиреченского типа.
Пастушеские памятники Закаспия и Туркмении
Северо-восточный Прикаспий, соединяющий Европу и Азию, играл большую роль в истории трансевразийских миграций. Ныне это пустыня, в древности экология зоны определялась трансгрессиями Каспийского моря: когда уровень воды в море поднимался, повышался и уровень подземных вод, и район становился пригоден для сезонного Еыпаса стад. Хотя хронология трансгрессий у экологов различна, можно полагать, что к концу III — началу II тыс, наступила Туралинская трансгрессия колебания увлажненности. К этому времени относится большое число стоянок полтавкинской культуры Поволжья, которые зарегистрированы и на полуострове Мангышлак (Кузьмина 19766; Васильев и др, 1986; Галкин 1978; 1980; 1998).
Данных об их продвижении южнее нет. Отнесение к этой культуре найденной лепной керамики с орнаментом рядами косых вдавлений на раннем поселении Маргианы Келелли (Масимов 1979: 121, рис. 6, 33) и в свалке на поселении Тоголок 1 {Pyankova 1994: 144, 145, рис. 5), Л.Т. Пьянковой (1998а: 187), повторенное Ю.Г. Ку- тимовым (1999: 320—321, рис, 5, 6), не верно. Этот тип керамики находит аналогии на стоянках Лявлякан (Виноградов, Мамедов 1975: рис. 38: 12, 13; 58: 5). A.B. Виноградов относит эти комплексы к эпохе ранней бронзы конца (второй половины) III — начала (первой половины) II тыс. до н.э.
Во II тыс, до н.э. шла регрессия Каспия, достигшая максимума в последней четверти II тыс. до н.э., когда наступила эпоха иссушения и похолодания климата. Поэтому движение племен шло севернее и восточнее — из контактной срубно-андроновской степной зоны Вол- го-Уралья. Этот путь демонстрируют цепочки стоянок у родников и древних колодцев. Одна группа памятников концентрируется в Северном Приаралье у Аральска (Формозов 1947,1951; Виноградов 1959; Гликман и др. 1968; Виноградов и др. 1973) (рис. 19). Другие стоянки тянутся цепочкой от Эмбы вдоль восточного берега Каспия в песках Сам, на Мангышлаке, вдоль Устюрта, где много родников, по Красно- водскому полуострову и богатому водой Среднему Узбою и выходят на окраину песков рядом с земледельческими оазисами Южного Туркменистана (Кузьмина 1963) {рис. 25; 26:1—39). Здесь начинается третья группа стоянок, идущих по границе оазисов и песков на восток по подгорной равнине Копетдага. Далее на северо-восток степная керамика обнаружена по всему течению Мургаба вплоть до дельты. Отдельные сборы известны на Келифском Узбое (рис. 25:40—57).
На стоянках найдены черешковые каменные стрелы, бронзовый дротик (Бала-Ишем) и копье (Асгабад).
Найденная на стоянках керамика грубая лепная представлена банками, горшками с уступом на плечике, иногда сосудами с узким цилиндрическим горлом. Сосуды лишены декора или украшены в верхней части или только по венчику или плечу орнаментом, выполненным гладким штампом или резьбой. Абсолютно господствующий мотив — вертикальная, реже — горизонтальная елка. Находки фрагментов с треугольниками и заштрихованными лентами и вдавлением под венчиком единичны. Представительную группу составляет керамика с налепным валиком, но на ряде стоянок она отсутствует.
Керамический комплекс со стоянок недостаточно выразителен, чтобы отнести их к андроновской или срубной культуре, поэтому корректно использовать условный термин «памятники степного типа» (Кузьмина 1963в: 147; Мандельштам 1966а: 243). Локальнохронологические отличия намечаются только в керамике стоянок Северного Прикаспия по рекам Уилу и Сагизу и Северного Приа- ралья, где часто представлены сосуды с уступом на плечике и более богатым декором алакульского типа.
В особый вариант выделяется керамика Мургаба, по форме и орнаменту близкая посуде Махандарьи и, как правило, лишенная налепного валика (Кузьмина, Ляпин 1984: 14—16). Критерием для определения хронологии комплексов является наличие налепного валика, характерного для посуды эпохи поздней бронзы степей ХШ—XII вв. до н.э. Этот вывод подтверждается и стратиграфией поселений эпохи Намазга VI. Придя в подгорную полосу, пастухи вступили в контакт с соседними земледельцами, и их керамика появилась на поселениях. По стратиграфии поселений устанавливается два этапа взаимодействия: третья четверть II тыс. до н.э. и XIII(XII)—XI вв. до н.э. Верхняя дата — XI в. до н.э., когда в Туркмении сформировалась новая культура Яз 1.
Керамика без налепного валика найдена только на поселении Анау на южном холме в слое С (Намазга VI), перекрытом слоем Д (Яз I) (PunipeÜy 1908: 142, ИЗ, таб. XV, 7—9). В верхней части слоя Намазга VI на Теккеме обнаружены черепки лощеного сосуда с уступом на плечике и резным орнаментом в виде треугольников между рядами косых насечек. (Щетенко 1999а: 109). Эта посуда может относиться или к позднеалакульскому типу, или к алексеевско- му. На остальных памятниках подгорной полосы Елькен-тепе, На- мазга вышка (периоды 5—7), Серманча, Теккем (рис. 27; 29: 1—9, 17, 19) (Марущенко 1959: 60—62, Taön.V, Куфтин 1954: 25, Ганялин 1956: 3;1959;* Щетенко 1972: 530; 1999а: 108—110; 19996: 323—335; 2002а: 216) посуда найдена только в кроющем слое.
На Теккехме над слоем пожара, в котором погиб поселок времени Намазга VI, выявлены мусорные слои и на них новые глинобитные дома, снова брошенные земледельцами. Позже на руинах поселились пастухи (Ганялин 19566) и возвели прямоугольное жилище степного типа столбовой конструкции с вертикальными столбами. В доме и соседних помещениях найдены кости животных, керамика и каменные булавы и песты, в том числе с шишечками, аналогии которым широко известны, в том числе — в Намазга (Boroffka 1998). Керамика — это лепные сосуды, иногда сделанные на матерчатом шаблоне, горшечно-баночной формы, 38% горшков орнаментировано. По венчику нанесены резные кресты, косые насечки, елка, жемчужины. Изредка по плечику — елка и треугольники, в том числе с бахромой. Часть сосудов по плечику украшена налепными валиками с насечками. Это классический комплекс типа Алексеевка, что определяет дату заселения пастухами поселений Южной Туркмении.
Тем же временем датируются металлические изделия (рис. 29: 12, 13; 39: 3, 6, 12, 13, 16, 17, 24): двулезвийные ножи с упором и однолезвийные ножи (Намазга, Теккем), фрагмент литейной формы из Намазга VI для отливки булавки и двулезвийного ножа и комплекс литейщика с Теккема: здесь рядом с горном найдены три каменных литейных формы и заготовка, крышки для форм, руда, наковальня, каменный топор, браслет, фрагмент однолезвийного ножа и бляшка с петелькой. Формы предназначены для отливки ножей с упором и бляшек с петелькой (Щетенко 1999а: 109; 19996: 323—325, рис. 2—4). Все эти предметы типичны для широкой зоны степей эпохи поздней бронзы. Находки на Теккеме и Намазге доказывают, что пришлые с севера пастухи наряду со скотоводством сохранили другую важную отрасль хозяйства — металлообработку.
На Мургабе и в его дельте пастушеская посуда обнаружена в большом количестве на поселениях Аучин, Тахирбай 1,3, 13, 15, Го- нур I, Аджи-Куи 8, Келлели, Тоголок 2, 3, 8, 12, 13, 17, 21, 31, Таип (Массон 1959: 27, 116, табл. XI, Сарианиди 1975; 1977, рис. 65, 66; 1978: 549; 1990: 54, 55, НО, табл. XII: 14, 15; LIV; Кузьмина и др. 1984; Масимов 1978: 120, 121, рис. 6: 30—32,34—36).
Около Гонура Ф. Хибертом исследована стоянка (Hiebert 2004) с типичной степной посудой. Более ранний комплекс, близкий к федоровской посуде с богатым орнаментом, открыт в погребении на поселении Тахирбай 3, откуда происходит много гончарной керамики типа Намазга VI (Cattani 2004: fig. 3—5; 3—7) {рис.28а,б: 15— 31) (рис. 286: 1—14).
Как говорилось, в Маргиане керамика с налепным валиком не характерна. Это позволяет предполагать, что в эпоху финальной бронзы оазисы уже были заброшены. Объективных данных, чтобы судить, каковы были взаимоотношения земледельческих и степных племен, нет. Не исключено, что пастухи появились с севера, вероятно, из Бухарского оазиса, когда часть поселений уже была заброшена. Но это заключение нуждается в проверке стратифицированными материалами.
В подгорной полосе картина была иной.
Каковы взаимоотношения степного и земледельческого населения? В.И. Сарианиди (1975) полагает, что земледельцы мирно сосуществовали со скотоводами. Напротив, А.Ф. Ганялин (1956), A.A. Марущенко (1959), Е.Е. Кузьмина (1963: 154), А.М. Мандельштам (1966а: 242) считают, что скотоводы вторгались в оазисы и война служила одной из причин гибели некоторых поселений. Это демонстрирует картина пожара поселения Теккем, на пепелище которого поселились степняки.
Вероятно, характер взаимодействий был различен, и обмен скота и металла на зерно и ремесленные изделия сменялся периодом военных действий. Именно такой характер взаимодействий пастушеских и земледельческих племен был характерен для всей последующей истории Средней Азии.
Гибель культуры Намазга VI позволяет предполагать, что внутренний кризис земледельческой культуры способствовал завоеванию поселков, а в некоторых случаях пастухи приходили на уже заброшенные города.
Какова культурная принадлежность пришельцев? Черты, характерные для раннеандроновской (новокумакской, алакульской, федоровской, кожумбердынской) и раннесрубной (бережновской, покровской) керамики, в Туркмении почти отсутствуют. Немногочисленные фрагменты сопоставимы с позднеалакульскими, сруб- ными и особенно тазабагъябскими, но абсолютное большинство посуды, бесспорно, относится к эпохе поздней бронзы, к позднее - рубной посуде Ивановского типа (Агапов и др. 1983) и к позднеан- дроновской Алексеевского типа, сочетающей керамику с налепным валиком на плечике и сосуды с бедным, преимущественно елочным орнаментом и вовсе без декора. В известных мне коллекциях нехарактерна керамика типов Нур и Донгал XI(X)—IX вв. до н.э. с валиком под венчиком. Это неудивительно, так как в эту эпоху в Туркмении уже существует культура Яз I.
Следует подчеркнуть, что в эпоху валиковой керамики культура степей от Дуная до Алтая была унифицирована в результате усиления подвижности племен и установления активных широтных связей. Отличная точка зрения, не основанная на анализе конкретных керамических комплексов Средней Азии и степей и содержащая грубые ошибки в представлении об истории степей эпохи финальной бронзы (Кутимов 1999: 314—322), кажется мне необоснованной и опровергается выводами самарских (Агапов и др. 1983) и украинских ученых (В.В. Отрощенко 2002).
Установить, откуда шел массовый поток пастушеского населения в юго-западную Туркмению, помогает анализ могильников. На Устюрте было открыто два кургана в Сара-Каманжостик. Насыпь из земли и камней, захоронение совершено в каменном ящике скорченно, на левом боку, головой на восток, с сосудом без орнамента. На Мангышлаке в Айракты исследовано одно погребение без кургана — скорченно, головой на юг, с фрагментом сосуда, орнаментированного гладким штампом (Галкин 1998: 20, 21).
В песках Большие Балханы исследованы могильники Патма-сай и Каралемата-сай, у подножия Копетдага к западу от Кызыл-Арва- та могильники Парау I, II (Мандельштам 1966а: 240—242; рис. 52; 19666: 105—108, рис. 39, 40) (рис. 22: 1, 2, 9, 12, 13). Могильники состоят из нескольких курганов с каменной насыпью диаметром 6—10 м, высотой 0,7—J м, в одном случае с каменным кольцом. Могильная яма грунтовая или с каменным ящиком, перекрыт каменными плитами, на которых помещены угли, а в одном случае — череп быка. Погребенный лежит скорченно, на левом боку, головой на восток или северо-восток, в Гызылгы-кум скелет обожжен. В могиле стоит по одному сосуду баночной формы, один из них (Патма-сай) украшен вдавлениями под венчиком, другой (Па- рау) — зигзагом, остальные без орнамента. Каменные конструкции и роль огня в ритуале указывают на андроновское влияние. Но восточная ориентировка дает основание признать могильники позднесрубными. Антропологический тип пришельцев протоевропеоидный, характерный для пастухов степей Евразии. Таков же череп из Тахирбай 3 (Гинзбург, Трофимова 1972: 69, 70).
Таким образом, заселение Закаспия и Западной Туркмении в XIII—XI вв. до н.э. осуществлялось в основном срубным населением, которое в процессе миграции включило часть западных андро- новцев (корпоративная миграция). Переселение с Запада шло через контактную срубно-андроновскую зону правого берега Волги и Южного Урала. Один путь миграции шел по Эмбе, другой со среднего течения Урала на Запад Арала и дальше по Узбою и на юг. На Мургабе расселение шло раньше, возможно, через Среднюю Амударью. Картографирование памятников и наложение карт более поздних сезонных миграций показывает их совпадение. Следовательно, пастухи еще в XIII—XI вв. до н.э. выработали традиционные маршруты перекочевок, функционировавшие вплоть до XIX в. (Виноградов и др. 1973: 102,103; Gorbunova 1993—94, map on p. 2).
Топография стоянок в пустынях Закаспия у колодцев позволяет заключить, что уже в начале четвертой четверти II тыс. до н.э. сложилась форма не только отгонного, но и кочевого скотоводства. Его предпосылки медленно складывались в культуре андроновских и срубных племен, которыми были выработаны навыки специализированного скотоводства, изобретены юрты и колодцы. Земледельцы Средней Азии не владели этими изобретениями. Их керамика почти никогда не встречается в пустыне, и нет никаких свидетельств их миграции на север и участия в этногенезе ираноязычных саков и скифов.
Отмеченный же степными памятниками путь отражает реальную дорогу, по которой проходило переселение на юг скотоводческих племен с Волги и Урала, где следует искать его генезис, так как представленные в Юго-Западной Туркмении элементы культуры имеют там многовековое предшествующее развитие.
Культуры Бактрии
Бактрийско-Маргианская археологическая культура
Памятники Узбекистана
Как было сказано, не позже первой четверти II тыс. до н.э. в Северной Вактрии формируется вариант БМАК Сапалли в результате миграции с юго-запада. На реке Шерабад это могильники Бустан и Джаркутан и поселение Джаркутан (карта 8; рис. 30; 33; 35) (верхний горизонт), на реке Сурхандарья это поселение и могильник Молали (Пугаченкова 1972; Беляева, Хакимов 1973; Аскаров 1977, 1989; Аскаров, Абдуллаев 1983; Аскаров, Ионесов 1991; Аскаров, Ширинов 1993; Ионесов 1990а,б; Рахманов 1982, 1987; Рахманов, Шайдуллаев 1985, 2000; Аванесова 1992, 1995а,б; Avanesova 1996а; Аванесова 1997; 2002; Mrinov, Baratov 1997). А. Аскаров относит памятники к культуре Сапалли, другие исследователи причисляют их к культуре Намазга VI или к Бактрийско-Маргиан- скому археологическому комплексу. А.А. Аскаров и Т.Ш. Ширинов {1993: 42) предложили выделить намазгинскую историко-куль- турную общность, включающую весь юг Средней Азии, Северо- Восточный Иран и Северный Афганистан. Как говорилось, мне представляется более целесообразным использовать термин Бактрийско-Маргианская археологическая культура (БМАК), учитывая общность исторических судеб населения этого региона и существенные отличия от культурного развития в Западной Туркмении и восточном Иране.
Относительная хронология памятников Узбекистана разработана A.A. Аскаровым (1977: 60—63), выделившим этапы: I — Сапалли, II — Джаркутан; III — Молали. Позже этап Молали разделен на III — Кузали и IV — Молали (Аскаров, Абдуллаев 1983: 40) и далее на IV — Молали и V — Бустан (Рахманов 1987: 13; irinov, Baratov 1997: 88) Принятая хронология этапов: Кузалм — 1300—1200 гг. до н.э; Молали — 1200—1050 гг. до н.э., Бустан — 1050—950 гг. до н.э. На смену приходит культура расписной керамики Кучук II — Яз I.
Относительная хронология базируется на стратиграфии и динамике керамических комплексов. Абсолютная хронология спорна {дискуссию см. ниже и Аскаров, Ширинов 1993: 84—92). Прослеживается генетическая преемственность этапов культуры, но на каждом появляются инновации. (Последняя форма специфична для эпохи финальной бронзы). Интересен также сосуд, имитирующий орнамент каннелюр типа Федорово (Avanesova 1997, fig. 14: 1).
В могильнике найдены характерные андроновские украшения: браслеты с несомкнутыми концами, сделанные из выпуклой пластины, браслеты с коническими спиралями, серьги с раструбом, бляшки с пунсонным орнаментом и бляшки с петелькой, разнообразные бусы, а также гвоздевидная и биспиральная подвески, булавка, лазуритовые бусы (Avanesova 1997, fig 3:4,10:1—4,13) (рис. 30,1,2, 5,6,8,9).
Не менее ярко следы контактов с андроновцами видны в комплексах Джаркатана эпохи поздней бронзы (Аскаров 1989). В могильнике Джаркутан IV открыты трупосожжения, б могиле этапа Куза- ли — андроновский браслет. На поселении Джаркутан исследованы два больших каменных ящика 4x0,7 м глубиной 0,5 м, составленные из вертикально врытых каменных плит и перекрытых каменными плитами. Ящики содержат кальцинированные человеческие кости, уголь, золу и мелкие фрагменты керамики типа Молали.
А. A. Аскаров на поселении Джакутан открыл большой храмовый комплекс, включающий хозяйственные и культовые помещения. Площадь последних 35x35 м. Это коридор длиной 25 м, небольшие комнаты, внутренний двор со священным колодцем, сакральная платформа, на которой находился алтарь огня, и хранилище священной золы. В его центре находится прямоугольный резервуар, на дне которого лежит слой чистой золы толщиной 10 см, перекрытый слоем прокаленной красной глины, содержащей угли, кости, фрагменты керамики. Сверху идет слой с костями животных. В верхних горизонтах заполнения резервуара найдена гончарная керамика типа Молали и фрагменты андроновской посуды. Особый интерес представляет находка больших фрагментов переносных керамических алтарей и культовых сосудов, сделанных на гончарном круге, светлоангобированных, но украшенных гладким штампом и резьбой — орнаментами, типичными для культур степной бронзы (рис, 33). Подобная посуда, кроме храма, найдена и на других участках в кроющем слое поселения (Рахманов 1982: 115— 119; Он же, Шайдуллаев 1985; Аскаров 1989, 165; Аскаров, Шири- нов 1993: 61, 66—70, 92, рис. 22 I: 4—6; 43 I, Ш; 441: 17—19; 461; 64 h 3; 74). Единичен фрагмент с орнаментом — равнобедренными треугольниками, выполненными зубчатым штампом (Аскаров, Ширинов 1993, рис. 641: 3).
Орнаментированные сосуды представлены подставками с изображениями свастики и колеса с 8 спицами (Аскаров и пр. 1993, рис. 43 I: , 3; II: 10; 12; Ш: 4, 5), горшками с широким горлом и отогнутым венчиком, под которым нанесен зигзаг или свисающие треугольники, горизонтально заштрихованные зубчатым штампом {рис. 44: 18,19).
Есть сосуды с отогнутым или утолщенным венчиком, по кото- рому нанесены косые насечки, иногда пересекающиеся, образуя ромбы или сетку; часто под венчиком проходит еще зигзаг (Аскаров и др. 1993, рис. 22: 4—6; 46 I; 5—7, 12—14; Рахманов 1982 рис.
3, 5, 8) (рис. 33: 4, 7—11). Эти орнаменты имитируют декор степной керамики эпохи финальной бронзы. Наибольший интерес представляют гончарные горшки и особенно цилиндрические сосуды ( с утолщенным венчиком и налепным валиком в верхней части; валик и венчик орнаментированы косыми насечками или сеткой (Аскаров и др. 1993 рис. 46 I: I—4, 9—11; 74; Рахманов 1982: 16, рис. 1, 6). Налепные валики с насечками — отличительная особенность андроновской керамики типа Алексеевка.
Их появление на земледельческой посуде отражает культурное взаимодействие степного и земледельческого населения в Северной Бактрии. К числу форм позднего Андронова относятся также однолезвийные ножи Джаркутана (Аскаров и др. 1993, рис. 62 I: 2; 67 IV), кинжал из Вахшувара (Ртвеладзе 1981) (рис. 39: 1).
Каковы были взаимоотношения пришлого андроновского населения и аборигенов-земледельцев? А. Аскаров (1989: 164) считал захороненных по обряду кремации «наложниками или наложницами», позже он пришел к выводу, что аборигены «не воспринимали отсталую материально-техническую базу севера, синкретизация произошла в идеологических воззрениях этих племен» (Аскаров и др. 1993: 127). H.A. Аванесова (Avanesova 1995: 37) полагает, что андроновцы, принесшие с собой обряд кремации, составляли в обществе БМАК привилегированную социальную группу. С этими выводами есть все основания согласиться.
Северная Бактрия дает уникальную возможность проследить процесс миграции на юг андроновского населения и его ассимиляции с местной популяцией. Поскольку материальная культура аборигенов была высоко развита и адаптирована к экологической среде, то пришельцы целиком заимствовали комплекс их материальной культуры. Свою же этническую специфику они сохранили в самой важной сфере культуры — в идеологии: в культах и погребальном обряде. Как известно, главным условием сохранения идеологии в традиционной культуре является сохранение своего языка, передающего мифологические представления и ритуальные тексты. Для понимания этнокультурных процессов в Северной Бактрии в эпоху поздней бронзы кардинальное значение имеют материалы поселения Джаркутан. Они показывают, что пришедшие с севера андроновцы не только сберегли свой язык и верования, но и распространили свою идеологию в среде местного населения. Только так можно объяснить появление в святая святых — в храме, на алтарях и культовых сосудах — андроновских культов и орнаментов. Никаких следов пожаров, военных столкновений в Бактрии нет. По-видимому, взаимоотношения двух групп здесь, в отличие от Туркмении, были мирными. Многочисленные этнографические и исторические факты свидетельствуют о том, что в процессе мирной ассимиляции двух этнических групп первоначально устанавливается период билингвизма, затем постепенно один язык выходит победителем. {Так, например, происходила тюркиза- ция земледельцев-иранцев в Средней Азии.).
Поскольку в Северной Бактрии в процессе ассимиляции победили идеологические представления андроновцев, значит, победил и их язык, являющийся носителем мифологии и ритуальной деятельности.
Если принять отстаиваемую в данной работе гипотезу индоиранской атрибуции андроновской культуры, то материалы Южного Узбекистана демонстрируют основную модель распространения индоиранского языка в Бактрии,
Наряду с этим типом миграции (по-видимому, основным) существовали другие модели этнокультурного взаимодействия. Эти модели ярко представлены в материалах Южного Таджикистана.
Памятники Таджикистана
На поздних этапах культуры БМАК происходит миграция этого населения на восток и формирование БМАК в предгорных долинах Таджикистана (карта 8). Культура представлена в верховьях реки Кафирниган: могильники Заркамар и Тандырйул, погребения в позднем могильнике Туп-Хона (Дьяконов 1950: 167, 176) и Кара-Пичок, а на юге долины — два погребения в Шах (Литвинский, Седов 1983: 80); в верховьях рек Вахш и Таирсу: поселения Дахана, Тегузак, Кангурттут, летняя стоянка Бараки-Кудук и могильники Нурек и Кангурттут, на реке Кызылсу: могильники Пархар и Ходжа-Гоиб (Pyankova 198бв; 1994а: 355—372; 1998: 163—170; Vinogradova 1994: 29—47; 1997: 41; 2001в: 89—109; Виноградова 2000; 2001а: 199—201; 2004; Gotzelt and oth. 1998: 115—144; Lombardo 1997; 2001: 271—280). Северо-восточным форпостом БМАК является находка в кладе Джам недалеко от Самарканда (будущая область Согд) сосудов БМАК, зеркал плоского и круглого с ручкой с геометрическим узором, булавки с фигуркой оленя, двустороннего втульчатого тесла, а также вещей типа Андроново: втульчатой двулопастной стрелы, браслетов, бус и серег с раструбом (Avanesova et al. 2001) (рис. 31). К этой культуре относится также слой этапа В на поселении Шортугай в Афганистане (Francfort 1989). По данным стратиграфии Шортугая период БМАК, содержащий керамику андроново-федоровского типа, хронологически следует за этапом А культуры Хараппа и прорезан погребениями культуры Бишкент, синхронными керамике Андроново типа Федорово и позднеандроновской керамике с налепным валиком (рис. 27; 24—33), (табл. 1). На поселении Тегузак нижний слой относится к неолитической культуре Гиссар, Он перекрыт основным слоем БМАК, содержащим керамику культуры Андроново (рис. 34), Сверху найдена посуда типа Яз I — Кучук II (табл. 2) (Vinogradova 2000: 93, 94). На поселении Кангурттут получена наиболее полная информация: слой Гиссар перекрыт основным слоем БМАК, содержащим материалы культур Андроново и Бишкент, а сверху найдена керамика Яз I — Кучук И. На неолитических стоянках Туткаул и Саед в верхней части слоя культуры Гиссар встречена керамика Андроново. На поселении Ташгузор культуры Бишкент основной слой содержит комплекс Федорово и керамику с налепным валиком и перекрыт слоем Кобадиан I эпохи Ахеменидов.
В Таджикистане небольшие по площади поселения находятся на склонах гор. Дома расположены террасами, поодиночке. I тип — дом площадью 18^6,7 м (Кангурттут); II тип— небольшие постройки. Основания стен сложены горизонтальными рядами камней на глиняном растворе; выше, вероятно, шла стена из глины с соломой (пахса). Пол иногда вымощен галькой, открыты круглые очаги. III тип — протоюрты, обложенные камнем. Большие дома с каменным фундаментом и протоюрты типичны для позднеандроновской архитектуры (Маргулан 1979: 299).
Экономика была комплексной. Земледелие типа богара документируют отпечатки зерен разных видов ячменя и пшеницы, зернотерки, зерновые ямы. Разводили крупный (52%) и мелкий (19,5%) рогатый скот, лошадей (19%), ослов (5,6%) и верблюдов.
Каменные изделия сохраняют традиции неолитической культуры Гиссар, О развитии металлообработки свидетельствуют находки каменных литейных форм. В Тегузаке найдены две формы но- жей и шильев, в Кангурттуте — форма кинжала с упором и шила, а также серп с отверстиями в рукояти, два однолезвийных хвостатых ножа с отогнутым назад лезвием, кинжалы с ребром и черешком (рис. 39: 25, 31). Предметы изготовлены из оловянистой бронзы, иногда с примесью свинца. Вероятно, использовали привозное сырье с Зеравшана, где олово добывали в Зорабулаке (Аскаров, Рузанов 1990). Типологически и по составу сплава большинство металлических изделий принадлежит андроновской металлургической провинции (Kuzmina, Vinogradova 1996). Керамическое производство было высокоразвито. Сосуды изготовлены из глины с примесью шамота на гончарном круге, обожжены в двухъярусных горнах и покрыты белым, редко — красным ангобом и иногда вертикальным и горизонтальным лощением. Выделяется несколько типов керамики: ваза на ножке, большая глубокая миска, сосуд с шаровидным туловом, высоким узким горлом и иногда усеченноконической придонной частью, отделенной ребром («с подкошенным дном»); горшок с выпуклыми боками и отогнутым венчиком малого диаметра, миниатюрные горшки, а также кухонная лепная серая посуда и сосуды для хранения. Этот комплекс принадлежит к этапам Молали и Бустан варианта БМАК Сапалли.
Андроновские горшки слеплены из глины с большой примесью кварца, полевого шпата и известняка. Они серого и коричневого цвета обжига. Плечо округлое, диаметр венчика равен, а чаще меньше диаметра горла. Большая часть сосудов лишена декора. Орнамент нанесен гладким или крупнозубчатым гребенчатым штампом по двум зонам: на шейке и плечике. Это горизонтальный зигзаг, косые, в том числе вытянутые, иногда противолежащие треугольники, флажки. Встречается орнаментация ямками и вдавле- ниями, каннелюрами (рис. 36).
На поселении Дахана гончарная посуда этапа Молали составляет 86%, лепная 14%, андроновской нет. В Кангурттут гончарная посуда Молали и Бустан составляет 53%, лепная — 47%, небольшой процент последней составляют фрагменты керамики культур Бишкент и Андроново. На поселении Тегузак в одном шурфе серая лепная керамика достигает 43%, но лишь небольшая часть сосудов орнаментирована (Л.Т. Пьянкова относит ее к культуре Андроново). Эти факты указывают на возрастающее взаимодействие земледельческого и пастушеского населения.
Идеологические представления населения отражают глиняные антропоморфные фигурки и головка коня. Особый интерес представляют ритуальные комплексы. На поселении Тегузак расчищен ритуальный костер, отгороженный каменной стеной. Зольное пятно 7x3,6 м содержит разбитые сосуды, в центре его возвышается прямоугольный алтарь, состоящий из слоев обожженной земли оранжевого цвета; снаружи он обмазан глиной. Этот комплекс напоминает костры могильника Бустан 6.
На поселении Кангурттут открыто четыре гончарных печи. Две из них круглые диаметром около 1 м, глубиной 0,7 м, использованы для захоронения черепа и костей ног человека. В горне № 4 череп принадлежит мужчине, найдены кости животных. Б камере № 3 найдена ножка вазы, в тризне над захоронением — кости мелкого и крупного рогатого скота. По определению Л.Т. Яблонского, женский череп близок андроновским черепам Восточного Казахстана и культуры Тазабагъяб. (Приношу благодарность H.М.Виноградовой за информацию.) Рядом в яме расчищено частичное захоронение мужчины могучего телосложения, скорченно, на левом боку, головой на запад (ребра и позвоночник отсутствуют, кости ног смещены). По-видимом у, оно тоже принадлежит андроновцу.
Погребальный обряд могильников БМАК в Таджикистане характерен для этапа Молали. Известны расчлененные и детские погребения на площади поселения. В могильниках Кангурттут и Тандырйул выявлены катакомбы, заложенные выступающими на поверхность камнями или глиной. Обнаружены также грунтовые ямы и ямы со спуском. На полу камер есть следы натеков, вероят но, от ритуальных возлияний, найдены куски охры и глины и кости и альчики мелкого рогатого скота. Многочисленны кенотафы, в Кангурттуте они составляют 90% могил. В некоторых из них помещена антропоморфная фигура из необожженной глины (рис. 35: 16), а в одной могиле — фигурки мужчины и женщины и ребенка между ними. Встречаются парные захоронения (Шах, Нурек). Умершие лежат скорченно, мужчины на правом, женщины на левом боку, головой чаще на северо-запад или юго-запад. В могилах зафиксированы также расчлененные погребения, от которых сохранены только череп и длинные кости рук и ног. Встречены обожженные кости скелета и угли.
Особый интерес представляет открытие в могильнике Тан- дырйул рядом с погребениями БМАК могилы 25. В катакомбе, заложенной камнями, найдено захоронение женщины, сопровождающееся охрой, браслетом из бус, серьгой с раструбом, овальной подвеской, лазуритовой бусой, ребристыми пастовыми бусами и лепным серым горшком с отогнутым венчиком и округлым плечом, орнаментированным каннелюрами. Другой лепной горшок с каннелюрами найден в погребении 2 вместе с девятью гончарными сосудами БМАК (Kuzmina, Vinogradova 1996: 39, 4, fig. 4: [12] 2). Фрагмент андроновского сосуда есть еще в одной могиле. Сосуды с каннелюрами характерны для федоровских памятников всего андроновского ареала (Кузьмина 1994: рис. 19: 11,15; 20а: 3; 21: 13; 26: 3), серьги с раструбом специфичны для его восточной части (Кузьмина 1966: 75, 76; Аванесова 1975в: 67). На западе есть единственный золотой экземпляр в могильнике Купухта (Кузьмина 19636).
Этот тип украшений известен на памятниках юга Средней Азии андроновского крута и БМАК (табл. 2), а также из разграбленных погребений БМАК в Афганистане (Sarianidi 1993: 17, fig. 24).
В могилы положены гончарные и изредка лепные сосуды, аналогичные керамике поселений. Из погребения в Ходжа-Гоиб происходит глиняный чайник, параллели которому многочисленны в Южной Бактрии (Gotzelt and oth. 1998: 118, fig, 2: 3). В трех могилах в Тандырйул и Кангурттут обнаружены сосуды культуры Бишкент (табл. 1). В Нурек найден хвостатый нож.
К кругу земледельческих культур принадлежат находки в Парха- ре вазы и двух детских серебряных браслетов, орнаментированных розетками (рис, 40: 13, 14) (Gotzelt and oth. 1998: 118, fig. 4: 3; 5); золотое височное кольцо с шишечками в Нуреке (рис. 40: 3), лазу- ритовые и другие каменные бусы и вотивные миниатюрные бронзовые предметы в Кангурттут: топор-тесло, копье, нож, бритва, вилы, чашечка, зеркало, серьга. Аналогии им известны э Южном Узбекистане (Ионесов, 1990а,б).
К земледельческой культуре принадлежат случайные находки из Южного Таджикистана. Медные топоры из Сангвор и Аракчин (рис. 40: 16, 19) относятся к иранскому типу и имеют аналогии в Индии в позднехараппском слое Чанху-Даро, могильнике Шах-и Тумп и в слое III поселения Мундигак, дата которых конец III — начало II тыс. до н.э. (Кузьмина 1966: 8, 9, табл. I: 1,2). Топоры-тесла из Шар-Шар и Йори-сай (рис. 40: 18, 20) были датированы тем же временем (Кузьмина 1966: 14,15, табл. 1:7,8). Тип с выступающей втулкой представлен в Саразме и Дашлы 3 (Исаков 19916: рис. 78; Сарианиди 1977: рис. 32), (поздняя миниатюрная имитация есть в Кангурттуте). Из Кара-Пичок (рис. 40: 5) происходит бронзовое зеркало с ручкой, типичное для БМАК. В районе Дангара найдены каменные гири, у Куляба — два каменных жезла. В Нуреке найдено горло серебряного сосуда (рис. 40: 1) (Древности Таджикистана, 1985. № 31), аналогии которому есть в кладе Фуллол в Афганистане (Tosi, Wardak 1972). Эти находки указывают на то, что культурные связи с земледельцами культуры БМАК восходят к началу II тыс. до н.э.
Связи с Ираном в конце И — начале I тыс. до н.э. демонстрируют кинжал с инкрустированной рукоятью из Рамита (рис. 40: 10) (Кузьмина 1966: 52, 53, табл. VIII, 9; Погребова, Членова 1970) и бронзовый сосуд с носиком из Фатмев (Луконин 1977, рис. на с. 40; Бостон- гухар 1998, рис. 50), дата которого X—VIII вв. до н.э. определяется по находкам глиняных расписных чайников в Талыше, Луристане и некрополе Сиалк В (Алиев 1960: табл. LXXX, LXXXIII; CI; CIII).
Причиной установления ранних связей с земледельческими областями Ирана и Афганистана с Южным Таджикистаном, возможно, было богатство последнего поваренной солью.
Анализ погребального обряда, керамики и инвентаря комплексов Таджикистана, несомненно, позволяет отнести их к БМАК этапов Молали и Бустан и предполагать миграцию населения с запада, где сложилась эта культура и представлены ее ранние этапы.
Адаптация к специфическим горным условиям обусловила специфику культуры, которая позволяет выделять Южный Таджикистан в отдельный локальный вариант БМАК. Его особенности составляют: тип поселений малой площади со свободной застройкой и глиной; земледелие типа богара, большая роль скотоводства, широкое распространение характерных для культуры Андроново типов оружия (стрелы, кинжалы), орудий труда (серпы, однолезвийные «хвостатые» ножи) и украшений (серьги с раструбом, крупные бусы) и технологии их изготовления из бронзы в двусоставных каменных литейных формах.
Большое значение в Таджикистане в эпоху поздней бронзы приобретают не только культурные, но и этнические контакты с пастухами культур Андроново и Бишкент, на что указывают находки на памятниках БМАК погребений и керамики этих культур и импортной гончарной посуды на пастушеских памятниках (табл. 2). Взаимоотношения носителей различных культурных типов, несомненно, были мирными. Отсутствуют следы насильственного разрушения земледельческих памятников и широко распространены не только предметы материальной культуры, но и взаимные заимствования культов и черт погребального обряда. Такой симбиоз отражает активнейшие процессы этнической ассимиляции и возможен только в условиях восприятия нового языка и распространения билингвизма.
Культура Бишкент-Вахш
Культура названа по названию долин, где были открыты памятники, Бишкент— А.М. Мандельштамом и Вахш— Б.А. Литвинс- ким. В действительности памятники представляют два варианта единой культуры. Культура Бишкент-Вахш является самым ярким культурным образованием Средней Азии, отражающим синтез скотоводческого и земледельческого населения в эпоху бронзы. Памятники расположены в долине Бишкент на реке Кафирниган и в долинах рек Вахш и Кызылсу. Эти места очень благоприятны для занятия скотоводством.
Известно одно поселение Ташгузор на реке Таирсу и многочисленные могильники: на Кафирнигане — Тулхар, Аруктау, Бишкент I, II, III, Исанбай; на Вахше: Вахш, Тигровая Балка, Ойкуль, Джар- куль, Амударья, Кызлар-Кала; на Кызылсу: Маконимор, Иттифок, Гул и стон, Гелот, Майдапатта, Обкух, три погребения на могильнике Кангурттут, относящемся к Бактрийско-Маргианской культуре, погребения Шулюпу, Тегузак, а также Каримберды, в Гиссарской долине, — на окраине г. Душанбе, в Гиссаре, и др.; в Северном Афганистане на одном из холмов (тепе) поселения Шортугай в верхнем слое открыты погребения культуры Бишкент (Мандельштам 1966а; 1968; Литвинский 1964; 1973; Литвинский, Седов 1983; Мухитдинов 1969; 1971; Кузьмина 19726; Пьянкова 1982а,б; 1986а; 1989а; 1998а; Francfort 1989; Виноградова 2000; Vinogradova 1997; Gotzelt and oth. 1998; Kuzmina, Vinogradova 1996; Kaninth, Teuter 2001).
По данным план и графи и и стратиграфии могильника Тулхар, поселения Ташгузор и керамике выделяется три этапа: I — андро- новский, федоровский, II — раннебишкентский, III — позднебиш- кентский, характеризующийся присутствием керамики с налепным валиком. В Ташгузоре этот слой перекрыт слоями с керамикой Кобадиан I эпохи Ахеменидов. На поселении выявлены хозяйственные ямы и очаги, маленькие полуземлянки, найдены: I — лепные кухонные сосуды черного цвета обжига; II — лепная керамика бишкент - ского типа с белым ангобом или оранжевого цвета, большие горшки, в том числе с валиком на плечике горшка; иногда с узором горизонтальными или волнистыми линиями; в небольшом количестве есть III — гончарная керамика БМАК этапов Молали-Бустан, в том числе ножка вазы, молалинского типа, и IV — черепки типа Андроново.
Погребальные обряды культуры Бишкент необычайно разнообразны.
Древнейший— I тип— исследован в могильниках Тулхар и Бабашов. В центре могильника под земляным курганом или каменной выкладкой в грунтовой яме в углублении совершены погребения по обряду кремации на стороне. В них найдена лепная керамика. Это типичный андроновский ритуал типа Федорово. Особенность этих погребений составляют сложенные в могилах из камней фигуры свастики или круга с крестом.
На Кафирнигане типично андроновскими являются каменные круглые ограды (Аруктау, Бишкент III), каменные квадратные курганы (Тулхар, Аруктау), захоронения в каменных ящиках (Тулхар, Бишкент II), засыпка погребений камнями. Пережиток обряда кремации демонстрируют погребения в яме по обряду ингумации, но с золой и углями вокруг черепов.
Тип II в Тулхаре составляют захоронения на севере могильника скорченно, на боку, в яме со спуском — дромосом, заложенном камнями. Во входе разжигали огонь, в камеры приносили охру, золу и угли. Мужчины захоронены на правом боку, женщины на левом на подстилке из камыша. В могилах сооружены очаги круглой формы в женских погребениях и прямоугольные очаги з мужских погребениях. Есть также расчлененные погребения а небольших ящиках.
При умерших найдена лепная керамика типа Бишкент, составляющая 70%, и импортная гончарная посуда БМАК (30%), найденная в могилах II типа.
Наиболее поздний тип Ш представляют катакомбы с каменным заполнением входа, содержащие скорченные погребения и лепную керамику типа Бишкент.
В могилах разных типов найдены кости баранов, металлические изделия, изредка — украшения, каменные стрелы и бусы.
Тип III Кафирнигана имеет полные аналогии в могильниках на Вахше и Кызылсу. Погребальный обряд и керамический комплекс здесь более стандартизованы. Могильники содержат от 10 до 130 сооружений. Это круглые, изредка квадратные курганы с каменным кольцом (иногда — двойным) диаметром 2—15 м. Они содержат катакомбу, вход в которую заложен камнями. Умершие лежат скорченно, мужчины на правом, женщины — на левом боку. Есть парные погребения мужчины и женщины. Известен обряд зажжения ритуальных костров, иногда образующих кольцо вокруг могилы. Большой процент составляют кенотафы. В катакомбу обычно положены ребра барана, изредка — металлические изделия, каменные булавы и стрелы.
Отличительной особенностью культуры Бишкент составляет керамика. 30% горшков в могилах — это гончарные сосуды БМАК. 70% комплекса — это посуда бишкентского типа. Большая часть сосудов по форме подражает типам БМАК, но они слеплены вручную. Некоторые типы керамики сохраняют традиции культуры Заман- Баба. Комплекс включает кухонные круглодонные горшки черного цвета обжига и типично бактрийские светлоангобированные сосуды в форме горшков, мисок, кринок, ваз и, главное, сосудов цилиндрической и биконической формы. Последние типы сохраняются в Бактрии в течение эпохи Ахеменидов и составляют характерную особенность керамики Кобадиан I (Дьяконов 1954; Кузьмина 1972а).
Поздний тип бишкентской керамики — это сосуды с валиком, иногда украшенным насечками, имитирующие характерный тип посуды степей эпохи финальной бронзы.
Хозяйственно-культурный тип бишкентцев был комплексным. На поселении найдены зернотерки, что указывает на земледелие. Скотоводство отражают кости крупного и мелкого рогатого скота, осла и лошади, обычай помещать кости барана з могилу. Топография памятников позволяет заключить, что основу экономики составляло скотоводство и частично богарное горное земледелие. Население использовало горные пастбища и было полукочевым.
Происхождение культуры дискуссионно. Б.А. Литвинский (1981: 157, 158) и Л.Т. Пьянкова (1989а: 89) считают, что культура генетически связана с БМАК и отражает переход части земледельческого населения к отгонному скотоводству. А.М. Мандельштам {1968: 135) и Е.Е. Кузьмина (19726: 121), напротив, полагают, что создателями культуры были андроновские скотоводы и, по-мое- му, возможно, потомки носителей культуры Заман-Баба. Они стали употреблять керамику соседних земледельцев и лепить посуду, подражающую по форме гончарной.
Решающее значение имеют данные погребального обряда. Ранние памятники культуры Бишкент сохраняют характерные черты андроновской погребальной традиции Федорово: курган, ограда, каменный ящик, кремация, свастика, лепная керамика. Позже появляются могилы со спуском и катакомбы. Происхождение этого обряда в Средней Азии остается дискуссионным: он известен и в Бактрийско-Маргианской культуре, но его генезис там не ясен, и в культуре Заман-Баба, где он может быть наследием катакомбной культуры степей Европы (Кузьмина 19586; Алекшин 1986а,6: 99).
На Бишкентских памятниках II и III типов в погребальном обряде сохраняются андроновские черты: курганы и каменные ограды, ящики, поза погребенных и обычай парных захоронений, круглая и прямоугольная форма очагов-жертвенников, яркие проявления культа огня. Поскольку погребальный обряд является этническим индикатором культуры и сохраняется даже при дальних миграциях в другую экологическую нишу, а гончарная керамика быстро заимствуется пришельцами, есть серьезные основания предполагать, что создатели культуры Бишкент были по происхождению пастухами андроновцами. Подтверждением этой гипотезы служат антропологические данные: черепа Тулхара по определению Т.П. Кияткиной — это массивный протоевропеоидный тип степной полосы Евразии с высоким и широким лицом (Мандельштам 1968: 173, 182). Это пришлое население вступило в контакт с носителями бактрийско-маршанской культуры, что ярко демонстрируют и памятники земледельческой культуры Таджикистана и Узбекистана. В результате этого симбиоза сформировалась новая культура Бишкент. Ее развитой этап представляют могильник« долины Вахш, характеризующиеся устойчивым сочетанием культурных признаков. Эта культура явилась одним из компонентов при формировании культурного комплекса Бактрии эпохи раннего железа и в эпоху Ахеменидов. В Бактрии развивался керамический комплекс, сложившийся здесь в эпоху бронзы (Кузьмина 1971 в, 1972а; Сарианиди 1977; Cattena, Gardin 1977). Другим компонентом была культура керамики с налепным валиком эпохи финальной бронзы. В Средней Азии в результате взаимодействия аборигенного и различных волн пришлого населения сформировался ираноязычный бактрийский народ.
Андроновская культура
В Северной Бактрии выявлены следы пребывания андроновских племен. В долине Вахта у совхоза имени Кирова открыто поселение площадью 400 м- (рис. 38 А, Б) (Литвинский, Соловьев 1972: 41—47). Обнаружено два тонких слоя, разделенных стерильной прослойкой толщиной 0,5 м.
В нижнем слое исследованы круглые очаги диаметром 0,5 м, окруженные каменным кольцом, вокруг которых концентрируются кости животных и керамика. Сосуды серого цвета, хорошего качества, часто лощеные. Господствуют типично федоровские горшки с округлым плечом и отогнутым венчиком. 12% сосудов орнаментировано, 60% орнамента выполнено зубчатым штампом. У некоторых горшков орнамент нанесен не по трем зонам, а зоны шейки и венчика объединены, что вообще типично для посуды Средней Азии федоровского типа и культуры Тазабагьяб. Встречены флажки и равнобедренные треугольники, но абсолютно господствуют вытянутые косые треугольники, составляющие особенность федоровской керамики Таджикистана. Один горшок (Литвинский и др. 1972: рис. 19Б2) с раздутыми боками и коротким узким горлом, орнаментированный противолежащими косыми треугольниками, находит аналогии в культуре Тазабагьяб (Итина 1977, рис. 20: 2, 3; 65)
В слое найдены также каменные орудия и фрагменты литейных форм, указывающие на занятие металлообработкой.
Установление аналогии сосуду с Вахта на поселении Кокча 15 имеет решающее значение, так как на этом памятнике найдена импортная керамика Намазга VI, что определяет дату комплекса третьей четвертью II тыс. до н.э. (Итина 1977: 145) и делает его на сегодняшний день самым ранним федоровским комплексом Таджикистана.
В верхнем слое стоянки найдена посуда из глины с примесью гравия, половина ее имеет красно-желтый цвет обжига и изготовлена на матерчатом шаблоне. Формы горшков не восстанавливаются. Половина сосудов орнаментирована зубчатым штампом в виде вытянутых треугольников и флажков, что отражает генетическую преемственность с предшествующим слоем. Половина сосудов украшена гладким штампом в виде зигзага, елки и равнобедренных треугольников (Литвинский, Соловьев 1972; рис. 20А). Дата верхнего слоя устанавливается по находке желто-глиняного сосуда с носиком-сливом (рис. 38А) (Литвинский и др. 1972: 14, рис. 19AI), находящего аналогии в керамике поздних стоянок в Кайракумах и других памятниках рубежа II — начала I тыс. до н.э. (Литвинский и др. 1962: 255). Ту же дату имеет каменная литейная форма (Литвинский и др. 1972: 45 рис. 21:1), предназначенная, вероятно, для отливки долота с клиновидным лезвием и валиком вокруг втулки — типа, характерного для комплексов финальной бронзы Казахстана (Черников 1960, табл. LXI1I,1).
Андроновская керамика с гребенчатым орнаментом найдена в Гиссарской долине у Тахтабада. Фрагменты андроновской посуды собраны A.B. Виноградовым в Северном Афганистане на левом берегу Амударьи. Она есть также в Шортутае.
Фрагменты керамики андроновского типа обнаружены В.А. Ра- новым на левом берегу реки Вахш у поселка Карабура (Литвинский и др. 1972; 46) и у переправы Джиликуль (Пьянкова 1998а: 170). В верховьях Вахш а у Ну река в верхнем слое поселений Туткаул и Саёд, относящихся к неолитической культуре Гиссар, найдены андроновская керамика и бронзовые предметы (Ранов, Коробкова 1971: 146; Юсупов 1975: 139). В районе Нурека у перевала Шаршар найдена андроновская керамика. Около г. Дангара на античном некрополе Ксиров открыто андроновское погребение (Пьянкова 1999: 288). На Таир су на поселении Ташгузор культуры Бишкент андроновские фрагменты встречены в слое (табл. 1). На юге Таджикистана при впадении реки Кызылсу в реку Пяндж на античном городище Саксанохур найдены лепной сосуд (рис. 38: 19) и сделанный на гончарном круге горшок культуры Бишкент (Литвинский, Мухитдинов 1969: 160, 161; рис. 1, 2), Лепной сосуд имеет широко раздутое ту- лово и узкое горло, под горлом зубчатым штампом нанесены свисающие косые треугольники, ниже по тулову идет полоса заштрихованного зигзага. Аналогии орнаменту и форме сосуда известны в Хорезме в могильнике Тагискен (Итина, Яблонский 2001: 94—101; рис. 82: 507, 83; 517: 94), дата которого IX—VIII вв. ДО Н.Э.
К андроновской культуре относят также три могильника Таджикистана: Дашти-Кози (рис. 34: 4—14; 20, 22, 23, 26) (Исаков, Потемкина 1989; Бостонгухар 1998), Кумсай (рис. 34: 1—3, 15—18, 24.27) (Виноградова, Пьянкова 1990; Виноградова 2000) и Туюн (рис. 29: 10, 11) (Виноградова 2000).
Могильник Дашти-Кози расположен в предгорье Туркестанского хребта в верховьях реки Зеравшан на правом берегу. Исследовано 27 могил. Судить об их конструкции затруднительно, поскольку очертания могильных ям и дромосов не были установлены (Бостонгухар 1998). Только в погребениях 25 и 25 (1) были выявлены катакомбы, в публикации же (Исаков, Потемкина 1989: 145) все погребальные сооружения реконструированы как катакомбы. Вход в неглубокую входную яму закрыт камнями. Господствуют одиночные захоронения сильно скорченно, на левом боку, головой на запад с отклонениями. Выявлены также захоронения матери с ребенком и разновременные парные разнополые и одно тройное погребения, расчлененные костяки и череп ребенка. Перед захоронением во входной яме или в могиле разводили костер, клали охру. При умершем поставлен сосуд, на женщинах надеты украшения, в нескольких могилах есть кости барана. В катакомбе 25 выявлено семь одновременных разнополых взрослых погребений головой на восток. Умершие слабо скорчены, одна рука у некоторых вытянута. Инвентаря нет. Т. Ходжайов установил, что 3 женщины и 2 мужчины принадлежат к южному средиземноморскому типу, два мужчины относятся к андроновскому типу и отличаются большим ростом. Еще один мужчина — андроновец похоронен головой на восток вместе с двумя аборигенными женщинами в могиле 12 без инвентаря, но с костями барана, (Джуракулов, Ходжайов 1987; 15). Особенности обряда в могиле 25 отражают ритуальный характер комплекса или то, что умершие были иностранцами или жертвами эпидемии. В могильнике открыты также большие неглубокие ритуальные ямы, в которых многократно разжигали огонь и заливали его маслом (Бостонгухар 1998:84—87).
В женских погребениях найдены привески для кос, серьги с раструбом, браслеты, зеркала, ребристые пронизки, лазуритовая буса, бронзовые бусы, украшавшие красные сапожки. Выявлено три богатых погребения № 3, 15 и 25(1), где на женщинах было по 3—4 браслета на руках, золотые височные кольца, серьги с крюком, венец из бус, зеркало с петелькой, гривна, платья, расшитые бусами (Бостонгухар 1998: 69, 74, 75, 83, рис. 36, 45). Бронза содержит высокую концентрацию олова и свинца.
Керамика лепная серого и желто-оранжевого цвета сделана из глины с примесью песка, шамота, дресвы. Основная форма — горшок с широким горлом, выделенной шейкой и округлым плечом. Максимальная ширина тулова находится на высоте 2/3, у некоторых горшков — на середине высоты, что является поздним признаком федоровской посуды. Некоторые горшки имеют вытянутые пропорции и узкое горло, приближаясь к кувшинам, характерным для финальной бронзы. Половина посуды орнаментирована гладким или гребенчатым штампом. Орнамент расположен одной зоной по плечику: заштрихованные равнобедренные треугольники вершиной вверх или вниз, вертикальная или горизонтальная елка, у двух сосудов она идет по венчику и плечу; зигзаги, спускающиеся от венчика: у одного горшка по шейке нанесены каннелюры, что типично для федоровской керамики, но пропорции сосуда вытянутые (Бостонгу- хар 1998: рис. 23:7; 25:8; 26:2; 28:11; 30:10; 31:26,27; 32:24; 36:6).
Вопреки мнению А.И. Исакова и Т.М. Потемкиной (1989: 163), эта керамика ни по технологии, ни по типам не имеет сходства с позднеалакульской, а принадлежит к поздней деградировавшей федоровской традиции, находя ближайшие аналогии в посуде могильников Таджикистана.
Интересны находки в парном погребении 8 вместе с андроновс- ким горшка моллаинского типа и сходного по форме горшка в погребении 7 (Бостонгухар 1998: рис. 28:10; 27:1), находящих аналогии в гончарной керамике Таджикистана, в частности, в могильнике Кумсай (Виноградова, Пьянкова 1990: рис. 5; 2, 3). Горшок с узким горлом и каннелюрами из погребения 9 (Бостонгухар 1998: рис. 30:11) имеет типологическое сходство с керамикой позднебронзового поселения Якке-Парсан 2 (Итина 1977; рис. 82; 24; 25) и мавзолея в Тагискена (Итина и др. 2001 рис. 87: 570, 573; 88: 574) в Хорезме.
Другой андроновский могильник федоровского круга Кумсай открыт в предгорьях Гиссарской долины (рис. 34) (Виноградова, Пьянкова 1990:98—112; Виноградова 2000: 90, рис. 4). Раскопана 21 могила типа катакомбы. Сверху могила обозначена несколькими камнями, вход в катакомбу заложен камнями. Погребения одиночные, сильно скорченные, головой на северо-восток, женщины на левом боку, подросток — на правом. У головы сосуд, на женщинах украшения.
В шести могилах найдена лепная керамика из глины с примесью известняка и шамота, серого цвета обжига. Представлены горшки с открытым горлом, округлым плечом, иногда широкими боками или вытянутых пропорций. Два сосуда по плечику украшены каннелюрами, у остальных орнамент выполнен зубчатым штампом двумя зонами по венчику или шейке и плечу в виде двух рядов горизонтального зигзага или противолежащих треугольников (Виноградова и др. 1990, рис, 5: 4—7). Это посуда позднефедоровской традиции.
В пяти детских могилах найдены сосуды красно-оранжевого цвета с белым ангобом, сделанные на гончарном круге. Это два горшка, открытая миска и кувшин с узким горлом (Виноградова и др. 1990: рис, 4: 12; 5: 1—3), Эта посуда находит аналогии в земледельческих некрополях молалинского этапа Южного Таджикистана (Пьянкова 1998 рис. на с. 1691).
Женские украшения представлены височными подвесками с крюком и одной очковидной, широкими несомкнутыми браслетами, крупными бронзовыми бусами и разнотипными настовыми бусами и пронизками. Ими были расшиты накосники и сапожки. Украшения, по заключению И. Равич, содержат 10% олова и 5—10% свинца. По типам, по составу и технике отливки они типичны для позднеандроновских комплексов Зеравшана и Таджикистана (Виноградова и др. 1990:109),
В бассейне реки Кызылсу открыт могильник Туюн (рис. 29: 10, 11) (Виноградова 2000: 105, рис. 19).
Погребение девочки-подростка совершено в катакомбе скорченно, на левом боку, рядом находятся два детских черепа и федоровский лепной горшок с округлым плечом, орнаментированный зубчатым штампом по венчику и шейке флажками. Найдены серебряная подвеска с крюком, ластовые бусы на черепе и крупные бронзовые бусы на ногах.
Н.М. Виноградова и Л.Т. Пьянкова (1990: 110, 111; Пьянкова 1998: 170; Виноградова 2000: 105) относят могильники Таджикистана к выделенному Н.А. Аванесовой (1985: 40) Зеравшанскому типу андроновско-тазабагъябской общности и предполагают миграцию этого населения с Зеравшана, А.И. Исаков и Т.М. Потемкина (1989: 165) видят исходную территорию в Южном Казахстане. Оба предположения неверны. Памятники Южного Казахстана Таутары и Кукжты не имеют ничего общего с таджикскими (ограда, грунтовая могила, кремация, богато орнаментированная посуда, в том числе с уступом на плече). Выделение зеравшанского варианта также не представляется убедительным, поскольку погребальный обряд и керамика памятников Среднего Зеравшана очень разнообразны и отражают присутствие, наряду с федоровскими, также и алакульских, и срубных традиций, и земледельческой культуры БМАК (клад Джам). Можно констатировать только сходство типов металлических сплавов и набора украшений, представленных на Среднем Зеравшане и в могильниках Таджикистана: федоровские серьги с раструбом, широкие несомкнутые браслеты, крупные бусы с ребром, каменные бусы. Но украшения не являются культурно-определяющим признаком. Решающее значение имеют керамические комплексы. Что касается обряда погребения в катакомбе, то он отражает влияние культуры БМАК. Поскольку центр этой культуры находится в Южном Таджикистане и Узбекистане, вероятно сложение своеобразных могильников Таджикистана именно на Западе, где находится самое древнее андро- новское поселение у совхоза Кирова (нижний слой) и где андроновские черты ярко представлены в могильниках Тулхар и Бабашов. Там берут исток эволюция катакомбы, заклад камнями входа, обычай разжигать костер во входе и помещать в камеру золу. Именно для культуры Бишкент характерно сочетание импортной посуды БМАК и местной лепной керамики. Но в Бишкенте синтез андроновской и земледельческой традиции привел к формированию новой синтетической культуры, представленной могильниками Вахша.
Кинжалы с упором на литейных формах из Намазгии из Кан- гурттута (рис. 29: 13; 39:25) находит многочисленные аналогии по всему Казахстану, в том числе — в комплексах поселений с керамикой с налепным валиком Алексеевка, Садчиково, Челкар, Елизаветинский прииск, Сталинский рудник, Саргары, Атасу, Ильинка, Кент (Кривцова-Гракова, 1948, рис. 20; 1951; Оразбаев 1958, табл. VIII, 13, IX, 4—6; Зданович С. 1974, 1978, 1979; Маргулан 1979, рис. 136, 3; Матющенко 1973а, рис. 2, 5; Генинг, Ещенко 1973, рис. 4, 10; Кадырбаев и др. 1992, рис. 20: 3; Варфоломеев 1987, рис. 6, 2), а также в позднесрубных комплексах Поволжья и Украины плоть до Подунавья (типы 34, 36 по Е.Н. Черныху (1976), в том числе — в кладах Малые Копани, Головурово, Лобойково, Кабаково, Соколе- ны, Волошское, Красный Маяк, что определяет датировку среднеазиатского экземпляра XIII—X вв. до н.э.
Кинжалы Тулхара, Вахшувара и Дашлы 3 (рис. 39: 1, 6, 10) характерны для Восточного Казахстана (Черников 1960, с. 164, табл. LXIV, 2—4), другой вариант есть на поселении Новоникольское (Зданович 1988, табл. 10, 21). Варианты, сопоставимые с однолезвийными ножами с отогнутым лезвием Кангурттута и Нурека (рис. 39: 11, 31), известны на Урале в кладе Веселовского вместе с топором андроновского типа, долотом, копьем и серпом (Обыден- нов 1996: 109, рис. 3:18) и в Семиречье. Тип ножа из Нурека представлен на поселениях Центрального Казахстана Каркаралы и Кент вместе с керамикой с валиком (Маргулан 1998, рис. 134:7; Варфоломеев 1988, рис. 3). Разные типы втульчатых стрел с выступающей или скрытой втулкой принадлежат к категории оружия, которое развивалось в андроновской культуре, начиная с эпохи Синта- шта и до поздней бронзы, когда варианты, аналогичные среднеазиатским, представлены в комплексах с керамикой с налепными валиками по всему андроновскому ареалу: поселения Алексеевка, Саргары, Шортанды-Булак, Кент, Малокрасноярка и другие {Кривцова-Гракова 1948, рис. 33,1; Зданович 1988, табл. 10, 8—10; Варфоломеев 1988, рис. 4, 27; Маргулан 1998: рис. 127: 8—10; 190).
Каков возраст андроновских памятников? Самым древним свидетельством является находка андроновского фрагмента в пост- хараппском слое в Шортугае. На стоянке Вахш выявлен нижний слой, но его керамический комплекс аналогичен посуде большинства других памятников.
Федоровские материалы встречены на памятниках БМАК на поселениях и могильниках Джаркутан, Бустан, Тандырйул, Тегузак, Кангурттут, Шортутай и на поселении культуры Бишкент Ташгузор (табл. 1), что дает основание синхронизировать эти культуры. Хронология устанавливается по находкам металлических изделий, датирующиеся в основном XIII—XI вв. до н.э., некоторые типы доживают до X—IX вв. до н.э. Отнесение памятников к эпохе финальной бронзы подтверждается находкой на поселении Джаркутан цилиндрической печати (Мей т арчи ян 1984), относящейся к тому же стилю, что печать со всадником из Мерва (Кузьмина 1971 г) и ряд печатей из Южной Бактрии, опубликованных (Сарианиди 1999; Sarianidi 19986,2000).
Другим основанием для установления возраста андроновских памятников Северной Бактрии является керамика. Форма большинства сосудов с округлым плечом и широким и высоким горлом, декор зубчатым штампом по косой сетке в виде горизонтального зигзага, елки, косых треугольников, флажков и меандра типичны для традиции Федорово. Но встречаются сосуды вытянутых пропорций, или с шаровидным туловом, или с низким горлом. Главные отличия от классической федоровской посуды отмечаются в орнаменте. Большой процент горшков вообще лишен декора, орнамент упрощен и нанесен по одной зоне — горлу или плечику, часто на разные зоны нанесен один мотив. Эти нарушения типичны для позднефедоровской керамики всего андроновского ареала.
Особенно характерен для позднефедоровской посуды мотив очень вытянутых, часто противолежащих косых треугольников и пучков косых линий. Они известны на позднефедоровской керамике Урала и Тобола, где часто сочетаются с керамикой с налепным валиком и посудой культуры Черкаскуль и Лугавская, абсолютно нехарактерной для Средней Азии (Обыденнов 1977, рис. 10; Обыденнов, Шо- рин 1995: рис. 39; 46; Стефанов, Корочкова 2000: рис. 27).
Близкие орнаменты представлены на посуде позднеандроновс- ких памятников Центрального Казахстана: Егизек, Беласар (Мар- гулан 1998: рис. 32; 37), Икпень III, Шапат (Ткачев 2002 ч. 1: рис. 36; ч. 2: 180) и Восточного Казахстана: Измайловка (табл. 54) (Ермолаева 1987: рис. 29; 47), где эта керамика найдена вместе с посудой с налепным валиком типа Донгал и культуры Бегазы и датируется предсакской эпохой IX—VIII вв. до н.э. по находкам клиновидного долота, стрел и древнейших удил и псалиев. Для Измайловки характерны также сооружение каменных ящиков, наличие в могиле погребального костра, охры.
Сосуды с носиком, встреченные в Северной Бактрии в Ташгу- зоре (рис. 37), найдены в Центральном Казахстане в самых поздних комплексах: на поселении Тагибай-Булак (Маргулан 1998: рис. 140:1) и в могильнике Красные Горы (рис, 55) (Ткачев 2002, ч. 2; рис, 195) вместе с керамикой с налепным валиком типа Донгал и датируются по находке в Красных Горах двукольчатых железных удил X—IX вв. до н.э.
Эта дата служит верхней границей памятников бронзового века в Северной Бактрии. К XIII—XI вв. до н.э. относится основная часть памятников БМАК и Андроново, содержащих посуду с на- лепным валиком типа Алексеевка и бронзовые изделия, характерные для степей Евразии от Дуная до Китая.
Время первого прихода федоровских племен на юг Средней Азии неизвестно. Возможно, что они продвигались несколькими последовательными волнами. Но, судя по обилию памятников, пик их миграционной активности приходится на эпоху поздней бронзы — время многочисленных и разнонаправленных передвижений во всей степи Евразии.
Вопрос о том, откуда пришли андроновские племена в Северную Бактрию, остается открытым. Наиболее вероятно появление пришельцев с севера — северо-востока. На это указывают господствующие типы погребальных обрядов: каменные круглые и прямоугольные ограды, ящики и грунтовые ямы, сочетание кремации и ингумации, федоровский тип горшков с округлым плечом, но бедным орнаментом, часто расположенным одной или двумя зонами, и обилие посуды без орнамента, наконец, бесспорная принадлежность бактрийского металлургического центра к восточно-андроновской металлургической провинции, для которой характерны типы ножей, кинжалов, кельтов и особенно украшений: серьги с раструбом, браслеты с рожками, крупные литые бусы, а также сплавы с высоким содержанием олова и часто свинца.
Взаимоотношения аборигенов земледельцев и пришельцев скотоводов были дружественными. Мирному сосуществованию, вероятно, способствовала хозяйственно-культурная специализация: андроновцы были полуоседлыми скотоводами и поставщиками бронзовых изделий, в обмен на которые получали продукты земледелия, каменные бусы, гончарную посуду.
На севере — на собственно андроновских памятниках — выявлены следы взаимодействия с земледельцами. Известны находки каменных бус, особенно из лазурита и бирюзы, изготовленных ювелирами Намазга VI —БМАК, на памятниках степной зоны Средней Азии (могильник Гурдуш, стоянки на Махан-Дарье и др.) (Гулямов и др. 1966, с. 202, табл. XXIII, XXIV) и от Урала до Сибири (Алабуга, Ушкатга, Киимбай, Урал-Сай, Аксайман, Боровое, Нуртай, Ростовка, Сопка 2); на андроновских памятниках Кожумберды и Атасу распространены бронзовые бляшки со сложными узорами, имитирующими бронзовые и каменные печати земледельцев Маргианы и Бактрии периода Намазга VI (Маргулан 1998, рис. 191; Ткачев 2002 ч. 2: рис. 137, 167). Намазгинского типа булавки с биспиральной головкой найдены в Хорезме (литейная форма Кокча 15а), Северном Казахстане (имитация из могильника Боровое) (Кузьмина 1998в). Однако количество импортов на севере в XV—XIV вв. до н.э. столь ничтожно, что оно указывает на спорадический характер контактов с земледельцами. Лишь в четвертой четверти II тыс. до н.э. пастушеские племена начинают широко осваивать среднеазиатские пустыни и высокогорья.
XIII—XI вв. до н.э. — период перехода к яйлажной форме скотоводства, освоения верховой езды, появления железа и других инноваций в культуре и активного движения на юг (карта 9). В степи распространяется керамика с налепным валиком, часто с усами (Кузьмина 1994: рис. 51). Она характерна для культуры Ноуа в Румынии, позднесрубных сабатиновского и белозерского этапов на Украине, IV — хвалынского (ивановского) этапа в Поволжье, позднеандроновских памятников алексеевского типа, представленных на Урале, во всем Казахстане, на Алтае и в Семиречье, и вплоть до Монголии (Кривцова-Граков а 1948; Тереножкин 1961; Лесков 1970; Потемкина 1979; Оразбаев 1958; Зданович С, 1979; Маргулан и др. 1966; Маргулан 1979; Черников 1960; Могильников 1976; Бернштам 1952; Черных 1983; Chernykh 1992; Кузьмина 1967; 1994; 2005; Цы- биктаров 1998). Она появляется и в Средней Азии.
Именно в эпоху поздней бронзы активизируются контакты земледельцев со степью.
В могильнике Кулевчи VI на Южном Урале раскопано два погребения по обряду кремации на стороне. Дно ям сильно обгорело, выше идет слой глины, затем угля. В каждой могиле найдены кальцинированные кости человека и животных, ребра баранов и по два сосуда: один федоровский, богато орнаментированный, второй — большая миска, подражающая гончарной посуде (Виноградов 2000: 30, 31, рис. 9). Гончарная посуда обнаружена на поселении Черно- озерье на Иртыше (Викторова и др. 1974: 22, 23, рис. 2:2).
Посуда времени поздней Намазга VI, Молали, Бустан, сделанная на гончарном круге или подражающая ей по форме, найдена на позднефедоровском поселении Павловка в Северном Казахстане (рис. 52: II) (Малютина 1985; 1991); позднем могильнике Таутары в Южном Казахстане (рис. 18) (Максимова 1962), на поселении Биен в Семиречье (Карабаспакова, 1987, с. 96), в Центральном Казахстане на поселениях Кент и Мыржик и в могильнике Тасырбай (Варфоломеев 1991, с. 15, 17) в комплексе с алексеевской. Сочетание в Кенте большого числа изделий, надежно датирующихся по европейской шкале XIII—XI вв. до н.э. (рис. 50, 51), дает основания для установления хронологии Намазга VI и БМАК. Станковая посуда совместно с алексеевской встречена также на ряде поселений Алтая (Кали- новка 4, Курейка 3, Переезд, Бурла 3, Молоково И, Чекановский Лог) (Г. Иванов 1987; 1989; Удодов 1988; 1991, 76; Кирюшин, Лузин 1990; Кирюшин и др. 1990, с, 117, 122; Тишкин 1998; 92; Демин, Ситников 1998: 94). Ситников обращает внимание то, что она есть только s районах рудных месторождений на торговых путях.
Андроновская культура в Южной Бактрии
Андроновские памятники открыты советско-афганской экспедицией. В оазисе Дашлы (Сарианиди 1977, рис. 66) и на южном берегу Амударьи в сборах A.B. Виноградова представлена андроновская керамика (рис. 26: 54—57). Это лепные фрагменты, украшенные треугольными вдавлениями и гладким штампом в виде вертикальной елки и равнобедренных треугольников. Валиковая керамика отсутствует, вероятная дата — третья четверть II тыс. до н.э., хотя не исключен и более поздний возраст.
Андроновские материалы открыты на поселении Шортутай (Francfort 1977; 1989, рец. Кузьмина 1992). А.-П. Франкофор объединяет выделенные строительные горизонты в два этапа. Первый — это город культуры Хараппа. Керамика изготовлена на гончарном круге и включает специфически хараппские формы и мотивы орнамента (Francfort 1989, табл. 32—38, 43, 46—47, 52—54, 59—61), а также характерные для цивилизации в долине Инда печати, бусы и изделия из раковины (Francfort 1989, табл. 80, 81, 1— 14, 75). По-видимому, общность типов транспорта и единство ряда керамических форм и металлических изделий свидетельствуют об активных связях жителей хараппской колонии с земледельческим населением юга Средней Азии на первом этапе обитания памятника. Общие типы позволяют синхронизировать Шортутай (этап А) — Хараппа — Намазга V—VI — Мундигак IV — Шахри-Сохта III—IV — Яхья IVB — Бампур V—VI — Кулли-Шахдад-Гисар IIIC. Отстаивая систему длинной хронологии, А.-П. Франкфор датирует первый этап 2200—2000 гг. до н.э., когда поселение было покинуто.
Второй этап памятника отражает новую культуру, распространившуюся из Северной Бактрии. Это комплекс керамики, находящий аналогии в Дашлы и Сапалли. В верхнем (IV) этапе второго периода открыты погребения культуры Бишкент, содержащие керамику типа северо-бактрийского варианта БМАК, сделанную на гончарном круге, вместе с лепной посудой (Francfort 1989: табл. XI, XXV), что характерно и для могильников Таджикистана (Пьянкова 1989а: рис. 61—63, табл. 77, 15, 17, 78, 1). Найдена также андроновская керамика федоровского типа. Это лепные, иногда лощеные, сосуды без орнамента и фрагменты, украшенные характерным для позднефедоровских комплексов декором, выполненным зубчатым и гладким штампом по косой сетке (Francfort 1989: 80, 242, табл. 58, 1,3,4, 12—15, XXVI, 1, 5, XXVII, 3) (рис. 27: 24—33).
Особую типологическую группу составляет лепная посуда с налепным валиком под венчиком или орнаментом, имитирующим на- лепной валик (рис. 37: 23—27) (Francfort 1989: табл. 58, 6—9, XXVII, 1). Из вещевого материала с комплексом степной керамики соотносится бронзовая двулопастная стрела со скрытой втулкой (Francfort 1989, IV период, табл. 78, 3), металлические изделия (рис. 39: 19) (Francfort 1989: 208, табл. 75), сделанные из бронзы (период III) или из сложного сплава с мышьяком и оловом (периоды III, IV), в отличие от изделий этапа А, изготовленных из меди и мышьяковистой бронзы, что характерно для металлургического производства всех земледельческих центров Средней Азии и культуры Заман-Баба (что касается памятников бишкентской культуры, то, как говорилось, для них типично такое же, как в Шортугае, сочетание вещей из мышьяковистой бронзы и из оловянистой бронзы; последние, как правило, принадлежат к андроновским типам (Кузьмина 1966: 86—91; Терехова 1975; Рузанов 1982; Пьянкова 1989а: 86).
В верхних слоях Шортугая, по заключению палеоботаника Г. Вилкокса (Francfort 1989: 180, табл. 65), представлены злаки, имеющие северо-евразийское происхождение: просо и шестирядный ячмень, выявленные в Кангурттуте.
Интересно стратиграфическое положение андроновской керамики. Один фрагмент найден в верхнем (II) периоде хараппского поселения, все остальные относятся ко второму этапу: часть в III периоде и вдвое большее число — в последнем IV периоде обитания памятника, где они сосуществуют с бишкентскими закрытыми комплексами. Устанавливается такая последовательность культур: (этап А) — I и II периоды — Хараппа-Намазга V; этап В — III период — северо- бактрийский вариант БМАК и Андрон; IV период —- БМАК — Анд- рон-Бишкент. А.-П. Франкфор, принимая непрерывность обитания памятника после ухода хараппского населения, что доказывается, на его взгляд, сохранением некоторых гончарных и строительных традиций (крупноформатный кирпич), и отстаивая систему длинной хронологии, датирует этап В 2000—1700 гг. до н.э., используя калиброванные даты по С1“1 и подчеркивая несовместимость предлагаемой им хронологической шкалы с принятой в отечественной науке. Что касается полученных 16 дат (Francfort 1989: 241, табл. 81), то они не выглядят слишком убедительно ввиду большого разброса и перекрывания: период I — 4075—3725 (2850—2090 гг. до н.э.), период II — 4375—3710 (3340—2060 гг. до н.э.), период Ш — 3620— 3050 (2850—940 гг. до н.э.), период IV — 3640—3535 (2160—680 гг. до н.э.). То же справедливо и для серии дат памятников андроновской и бишкентской культур (Приложение). Поэтому целесообразнее обратиться к сравнительно-историческому анализу и синхронизации комплексов. Предлагаемая А.-П. Франкфором относительная хронология и синхронизация памятников раннего этапа Шортугая бесспорны. У сторонников длинной хронологии не вызывает сомнений и нижняя дата — конец III тыс. до н.э., хорошо согласующаяся с началом этапа Намазга V по хронологической шкале В.М. Массона (1956), принятой большинством отечественных ученых. Однако все-таки нет достаточных оснований относить время проживания хараппцев в Шортугае только к началу эпохи Намазга V, конец которой определяется 1700—1600 гг. до н.э., синхронизируясь с наиболее принятой верхней датой существования цивилизации Мохенджо- Даро (Бонгард-Левин, Ильин 1985: 92—95; Елизаренкова 1989: 432, 434; Possehl 1990, 1999). В.М. Массон (1959: 109 и сл.), отмечая кризис городской цивилизации в конце эпохи Намазга V, подчеркивал, что в эпоху Намазга VI жизнь городских центров продолжалась, а ремесло достигло даже более высокого уровня. В.И. Сарианиди (1977: 151—155) видит в эту эпоху расцвет городской культуры и в Марги- ане и в Бактрии — расцвет, обусловивший формирование Бактрийс- кого государства в предахеменидскую эпоху.
Южно-среднеазиатская хронологическая система основана на анализе стратиграфии большого числа памятников, давших последовательную мощную свиту слоев, свидетельствующих о длительном бытовании этапов Намазга V и Намазга VI (табл. IV, V), Верхний хронологический репер — ахеменидская эпоха — VI в. до н.э. Преемственность традиций производства бактрийской белой гончарной керамики от эпохи бронзы до Ахеменидов несомненна (Кузьмина 1971 в; 1972а). Этот тезис получил надежное подтверждение в результате независимого анализа массового керамического материала (Сарианиди 1977: 116; Cattenat, Gardin 1977). Это исключает датировку конца эпохи Намазга VI 1700 г. до н.э. Хронология Намазга VI и его бактрийского варианта корректируется совместными находками степной и земледельческой керамики на поселениях Шортугай, Джаркутан, Кангурттут, Тегузак, поселениях и могильниках культуры Бишкент и Андроново: Дашти-Кози и Кумсай (табл. 2).
Решающее значение для установления их хронологии XIII — XI в. до н.э. имеют находки керамики с налепным валиком, датируемой по европейской шкале.
Андроновский металл известен на земледельческих поселениях Бактрии и Маргианы: это кинжал с Дашлы 3 и стрелы с Тоголок 15 и Шортугая, а также ножи, кинжалы, втульчатые копья, жезл в виде протомы коня из случайных находок в Южной Бактрии (Сарианиди 1977: рис. 36; 1990: табл. ХС. 9; Francfort 1989: табл. 78, 3; Amiet 1977: рис. 15, 87; Pittman 1984: fig. 32). Бесспорно андроновское происхождение имеет находка в Северном Афганистане — серьги с раструбом (Sarianidi 1993: 17, fig. 24). Интерес представляет церемониальный бронзовый топор из случайных находок в могильниках Южной Бактрии (Ligabue et oth. 1988: 164, fig. 101) и из коллекции Мехбубяна (Mahboubian 1997): лезвие завершено головой или фигурой коня со стоячей гривой. Такая трактовка изображения лошадей специфична для андроновских жезлов (ср.: рис. 9 или 45: 5, 6). Северное степное происхождение этой стилистической манеры доказывается многочисленными изображениями на петроглифах Казахстана (Пяткин, Миклашевич 1990: рис. 1, 2). Оттуда же в Бактрию приводили самих коней. В Дашлы 19 в могиле открыто погребение коня, в другой могиле — бронзовое навершие в виде протомы лошади (Сарианиди, 1977: 148), захоронения коней открыты в могильнике Гонур (Дубова 2004).
Металлические изделия типов, характерных для позднеандро- новской металлургической провинции, распространялись вплоть до Северного Индостана: это кельт с поселения Гхалигаи в Свате (Stacul 1967: рис. 12h) и кельт из Курукшетры — места битвы ариев, описанной в Махабхарате, по мнению Д. Гордона (Gordon 1958: 138, fig. 1), принесенный ариями с прародины.
С продвижением пастушеских племен на юг, вероятно, связано и появление на поселении Пирак в Белуджистане фигурок лошадей и двугорбых верблюдов (рис. 69) (Jarrige, Santoni 1979: 177—179, fig. 94—95) и распространение на севере Индостана, в том числе — в Тхоре (рис. 44а), изображений колесниц на петроглифах, стилистически сходных не с переднеазиатскими профильными, а с андро- новскими плановыми (Касамби 1968: 123; Кузьмина 1980в: 34; Lai 1961: fig. 5, 6; Jettmar 1985).
В конце II тыс. до н.э. на юге Средней Азии, в Иране и Афганистане распространяется орнаментация посуды налепными валиками (рис. 46, 47). Сосуды с валиками найдены в Тепе-Гия не (рис. 4S: 57,58), откуда происходят также типично степные двукольчатые удила, псалии и бляшки с петелкой (Contenau, Ghirshman 1935: 8, 13), что Р. Гиршман первоначально связывал с миграцией всадни- ков-иранцев из степей. В Афганистане на Тилля-Тепе присутствует лепная керамика с налепными валиками (Сарианиди 1972в: рис. 7, 9, 1, 12, 1, 22, 4). Аналогичная посуда входит в комплексы XIII— IX вв. до н.э. Туркмении (Яз I), Узбекистана (Кучук), Таджикистана (Карим-Берды, где найден также кельт казахстанского типа) (Массон 1959; Аскаров, Альбаум 1979; Виноградова, Кузьмина 1986). Распространение на юге моды на орнаментацию посуды на- лепными валиками, технологически не оправданной на гончарной керамике и представляющей имитацию лепной, и появление металлических изделий, принадлежащих и по типу, и по составу (вы- сокооловянистая бронза) к продукции северных металлургических очагов и не имеющих прототипов в переднеазиатских культурах, указывают на основное направление миграций в XIII—-IX вв. до н.э., шедших с севера на юг, с территории степей.
Андроновская культура Памира
Пастушеские племена освоили высокогорья Восточного Памира. Здесь открыты скальные навесы Машале и Куртеке. В последнем В.А. Ранов (1962: 78) выявил несколько очагов, каменные стрелы и другие орудия, керамику позднеандроновского типа и два наконечника бронзовых стрел. Черешковая стрела находит аналогии в круге древнеземледельческих культур эпохи финальной бронзы Средней Азии и Ирана: Чует, Дальверзин, оба некрополя Сиалка, верхний слой тепе Гияна; втульчатая стрела характерна для памятников позднеандроновских; оба типа сочетаются в Туркмении в культуре эпохи варварской оккупации Яз I, в Хорезме в культуре Амирабад, в Ташкентском оазисе в культуре Бургулюк, в Северной и Южной Бактрии на памятниках Кучуктепе и Тиллятепе (Кузьмина 1966: 31—7, табл. VI; Литвинский 1972: 91—3, табл. 30— 2; Аскаров, Альбаум 1979: 44, 45, рис. 19; Дуке 1982а: 51, 52, рис. 13; 14: 11; Сарианиди 19726; 1989в: 36, табл. Ш: 1, 3), что позволяет датировать пещеру Куртеке рубежом II — началом I тыс. до н.э.
Исследованы могильники Кокуйбельсу, Карадимур и курганы в сакских могильниках Кзылработ (курганы 1 и 6), Жартыгумбез IV, курган 1, Тегермансу I, курган 1 (Литвинский 1963: 501; 1964: 146; 1972, 14, 16, 17, 19, 22, 29, 30, 40, 41, 90; табл. 1:2: 6:38, 39, 50; Бубнова 1985; 1993: 312; 1998:154, рис. на с. 155).
Западнее изучены могильники Южбок И, Курган 2, Баяяндкиик, Кальтатур, Даранбхарв (Бабаев 1980; 1984; 1989).
Погребальные сооружения представляют небольшие каменные курганы, часто с каменным кольцом, каменные кольца и прямоугольные каменные ограды, иногда с большими камнями по углам (Жарты гумбез). В Карадимур под курганом выявлено квадратное сооружение с двойными каменными стенами, забутованными глиной, и входом-пандусом.
Строительная техника характерна для позднеандроновских жилищ, планировка напоминает тазабагьябский дом и мавзолеи Бегазы и Тагискена (Маргулан 1998; Итина, Яблонский 2001). В Кокуй- бельсу рядом с могильником сооружены две большие каменные выкладки в виде стрелы. Б.А. Литвинский (1964: 147) сопоставил их с сакральными сооружениями Тянь-Шаня (Арпа) и Индии.
На Памире в центре курганов и оград находится овальная яма, содержащая останки кремации (Кокуйбельсу), обычно захоронение скорченно, на правом, редко на левом боку, головой на запад, а чаще на восток. В Южбок известны захоронения на спине с поднятыми ногами. В могиле иногда находится циста или каменный ящик (Кзылрабат) и есть каменное перекрытие (Карадимур).
В Южбок вокруг головы установлено три камня, рядом есть очаг. {Этот обряд находит аналогии в культуре Бишкент.) Большой процент сооружений составляют кенотафы без погребений. В Карадимур в сооружении найдены голова коня и кострище с костями животных, в других могильниках встречаются кости мелкого рогатого скота.
Захоронения часто сопровождаются сосудами. Другой инвентарь представлен андроновскими бронзовыми бусами, каменной мотыгой (Южбок), медным копьем (Южбок), ножом (Тегермансу).
Керамика грубая с примесями дресвы, плохого обжига, серого или коричневого цвета. Представлены горшки с округлым плечом или слабо профилированные банки (Кзылрабат, Жартыгумбез, Карадимур).
Только горшок из Кзылрабата (Литвинский 1972: табл. VI: 38) по форме типично ф-Досовски Сосуд из м(ВубновЕ* ' 998! 5 55 рис. 1) имеет узкое горло и раздутые бока, что типично для керамики эпохи финальной бронзы. Орнамент встречается редко, раппорт нарушен: горизонтальная елка под венчиком (Жартыгумбез) и меандр по плечику (Карадимур), выполненные зубчатым штампом (рис. 38: 20). Искаженные формы, нарушение раппорта, исчезновение орнамента — все это черты, отражающие деградацию федоровской традиции и позволяющие отнести комплексы к самому концу эпохи бронзы.
Особый интерес представляют два сосуда из Южбока: высокая цилиндрическая банка с зауженным горлом и горшок с широким дном и выпуклыми боками (Бабаев 1980: рис. 4). Они относятся не к андроновской культуре, а имитируют керамику культуры Биткент типов 2 и 14 по Л.Т. Пьянковой (1989а: рис. 48, 57, 84).
Дата памятников Памира, кроме керамики, устанавливается по находкам металлических изделий. В Южбоке найдено кованое копье с плоским лезвием и длинным утолщенным черешком, изготовленное из меди с примесью мышьяка (Бабаев 1980: рис. 3; 1984). По форме и составу металла оно сопоставимо с дротиком из могильника Тигровая Балка культуры Бишкент (Pjankova 1986в: abb. 73: 3).
Однолезвийный бронзовый нож из Тегермансу с отогнутым назад концом лезвия (Литвинский 1972: 30, рис. 1: 2) аналогичен «хвостатому» ножу поселения Кангурттут культуры Бишкент (Kuzmina, Vinogradova 1996: 43, fig. 4:15). Последний отлит из оло- вянистой бронзы. Он имеет большое значение для установления хронологии, поскольку найден совместно с каменной литейной формой кинжала с упором (Kuzmina and oth. 1996: 45, fig. 4:13), принадлежащего к классическому типу степей Евразии, датируемому XIII — IX вв. до н.э. Хвостатые ножи с отогнутым концом и изогнутым лезвием, которые употреблялись для снятия шкуры с животного, были характерны для Монголии и Северного Китая, где их дата X—IX вв. до н.э. (Bunker 1997: 139 № 30).
Анализ погребального обряда, керамики и вещевого инвентаря подтверждает вывод Б.А. Литвинского (1972: 29), отнесшего памятники Восточного Памира к самому концу эпохи бронзы.
Топография могильников указывает на сезонное отгонное (яй- лажное) скотоводство. Летом в горы выгоняли стадо (преимущественно овец). Подсобную роль играла охота: в пещере Куртеке найдены стрелы.
Комплекс могильника Южбок близок культуре Бишкент и, возможно, свидетельствует о летних кочевках бишкентцев. По данным могильника население принадлежало к восточному варианту европеоидного средиземноморского расового типа, остававшегося в сакскую эпоху «тем же, что в эпоху бронзы, то есть автохтонным» (Кияткина 1984: 139).
Остальные могильники по обряду и керамике представляют реминисценцию федоровских традиций и наиболее близки синхронным памятникам семиреченского типа.
Изучив культуру саков Памира, Б.А. Литвинский {1972: 156) пришел к выводу, что она генетически восходит к местной культуре эпохи поздней бронзы.
Современные памирские языки принадлежат к индоиранской ветви и сохраняют многие архаичные черты {Пахалина 1969, 1976; Morgenstierne 1938(2)).
Многие топонимы являются индоарийскими, в мифологии и фольклоре сохраняются представления и образы, восходящие к глубокой индоиранской древности. Это позволяет предполагать индоиранскую принадлежность населения Памира в эпоху бронзы.
В Теккеташ и Акджилга открыты относящиеся к андроновской культуре петроглифы с изображением конных колесниц (Мандельштам 1961; Жуков, Ранов 1972, 1974). Аналогия им известна в верховьях Инда в Тхор (Jettmar 1985), что указывает на миграцию населения с севера.
Традиционные маршруты перекочевок соединяли Памир с Тянь-Шанем, долиной Кафирниган и Северной Индией. Древний путь шел из долины Сурхандарьи в долину Гиссар, дальше по реке Иляк в верховья Вахта и через перевал Гулизандон на реки Кы- зылсу и Яхсу и далее через перевалы в Шугнане и Вахане в Индостан (Зелинский 1969; Gorbunova 1993/94: 6, map 1). Через Пяндж и Амударью было много бродов, главная переправа находилась у современного города Термез.
Топография памятников показывает, что путь в Индию был открыт андроновскими пастухами.
* * *
Итак, материалы Бактрии демонстрируют крайне сложную картину сосуществования трех культур и их этнокультурную интеграцию. Анализ материалов позволяет выявить несколько моделей миграции.
I — миграция племен Андроново на Памир, при которой они полностью сохранили свою культуру и язык и, вероятно, ассимилировали немногочисленное неолитическое население культуры Гиссар, Это тип BI: миграция в пределах единой хозяйственнокультурной зоны (радиальная лекальная миграция);
IIA — миграция создателей таджикского варианта культуры Андроново, при которой пришельцы сохранили свой хозяйственно-культурный тип и основные этнически значимые черты культуры: керамику, орнамент, женский костюм, но восприняли элемент погребального обряда. Это крайне редкий в историк и этнографии вариант миграции IIA в пределах единой хозяйственно-культурной зоны, когда без подчинения новой элите происходит частичная смена идеологии. Строго говоря, заключения о сохранении или смене языка сделать невозможно. Учитывая, что соседи были носителями родственного языка, можно предполагать, но нельзя доказать, что андроновцы Таджикистана сохранили свой язык.
IIБ — миграция предков культуры Бишкент — племен Андроново и, возможно, потомков Заман-баба, — при которой они первоначально в эпоху Тулхар сохранили свою материальную и духовную культуру и язык, а позже — в эпоху Бишкент — мирно заимствовали у своих соседей-земледельцев гончарное ремесло. Это тип IIB — миграция в пределах единой хозяйственно-культурной зоны и частичное восприятие у носителей более развитого хозяйственно-культурного типа элементов их материальной культуры, в результате чего формируется новая культура, язык трансформируется, в нем появляются займе- твования и складывается новый диалект или язык той же языковой семьи, к которой принадлежали предки-андроновцы. (Это модель II — интеграция полная, которую предполагают А.М. Мандельштам и Е.Е. Кузьмина. Б.А. Литвинский, Л.Т. Пьянкова и Н.М. Виноградова реконструируют этнокультурный процесс иначе.)
III — Миграция пастухов-андроновцев на территорию земледельцев БМАК, при которой андроновцы восприняли более развитую культуру аборигенов, но сохранили свою духовную культуру и язык, а также вооружение. Они заняли господствующее положение в обществе и передали аборигенам свои мифологические представления, что возможно только при переходе к билингвизму, а затем победе языка мигрантов. Это миграция типа III: миграция из более отсталой хозяйственно-культурной зоны в более передовую и миграция элитарная, при которой группа пришельцев, возможно, небольшая по численности, но сплоченная и имеющая военное преимущество, устанавливает свое политическое господство, навязывает свою идеологию и язык, но воспринимает высокую материальную культуру аборигенов, адаптированную к местной среде. Эта модель миграции, очевидно, была основной при переселении пастухов-андроновцев на юг.
Военное превосходство андроновцев демонстрирует распространение в Бактрии андроновских высокооловянных бронзовых изделий, в том числе оружия: кельтов, кинжалов, ножей, копий, стрел; появление боевых колесниц, лошадей и культа коня. Сохранение этнически значимых андроновских культурных традиций отражают важнейшие детали погребального обряда и культовой практики: строительство курганов, каменных оград, каменных ящиков и цист, обряд кремации и ингумации с преимущественной западной ориентировкой; культ огня и охры, сооружение круглых и квадратных очагов, обычай совершать возлияния в огонь воды и масла; использование на культовых сосудах традиционных орнаментов; сохранение костюма и набора женских украшений, служащих этническими индикаторами: серьги с раструбом, накосники, браслеты, в том числе с рожками, бусы, в том числе на сапожках, зеркала и бляшки с петелькой.
III — миграция проходная, при которой этническая группа, возможно, небольшая, не задерживаясь, проходит в другой регион. Археологически такая миграция на проходной территории не фиксируется.
Нарисованная картина отражает крайнюю пестроту и сложность этнокультурных процессов в Бактрии в эпоху бронзы и формирование при участии андроновцев различных культурных групп, а следовательно, различных диалектов.
Эта картина хорошо согласуется с историко-лингвистической картой. На Памире живут носители многочисленных памирских языков (Пахалина 1959), а в долинах чересполосно сосуществуют земледельцы таджики и полукочевники узбеки, широко распространено двуязычие и интенсивно идут процессы ассимиляции, смены языка и формирование смешенного антропологического типа (Кармышева 1976: 147, 148).
|
Таблица 1 Стратиграфия поселений Бактрии с керамикой Андроново
|
Совместные находки украшений типов Андронова и БМАК
|
Памятник |
Серьга с растру- бом |
Ши- рокий браслет |
Крупные бусы бронзо вые |
Бляха, зеркало с петелькой |
Бусы каменные |
Серьга с крюком |
|
Му ми наба д |
+ |
+ |
+ |
|
|
|
|
Чзкка |
+ |
|
|
|
|
|
|
Сазаган |
+ |
|
|
|
|
|
|
Джам |
+ |
|
+ |
|
|
|
|
Дашти-Кози |
+ |
+ |
|
+ |
+ |
+ |
|
Кумсай |
|
+ |
|
|
|
+ |
|
Туюн |
|
|
|
|
|
+ |
|
Тандырйул |
+ |
|
+ |
|
|
|
|
Нурек |
|
|
|
|
+ |
|
|
Бустан VI |
+ |
+ |
+ |
+ |
+ |
|
Кузьмина Е.Е.
Из книги «Арии - путь на юг», 2008
