Показать все теги
Следующая глава
Вернуться к оглавлению
Экономическая жизнь империи инков
Инкская империя с точки зрения ее экономической организации, мало походила на другие империи прошлого: городское население было в ней очень незначительно, в силу чего все то, что необходимо для обеспечения потребностей населения почти не перемещалось на большие расстояния. Куско не был, как Рим, центром обширной сети перемещения товаров. В большей части высокогорий местная экономика не знала ни рынков, ничего такого, что могло бы позволить инкам извлечь пользу из того, что производилось в той или иной местности. Кусканцы используют традиции, согласно которым касики обычно привлекала рабочую силу своих подчиненных, мобилизуя ее для строительства земледельческих террас и ирригационных каналов на пустошах, которые теперь государство присваивало себе и отдавало для возделывания местному населению. Так инки заставляли работать на них жителей горных селений. Те же механизмы позволяли Верховному Инке повсеместно добиваться постоянного увеличения поголовья скота в своих стадах. Главным образом продукция, полученная с земель и от племенного скота, потреблялась на местах: она позволяла содержать и снаряжать гарнизоны и кормить подданных Инки, пока они трудились на благо правителя. Квалифицированные работники, рекрутированные и распределенные Верховным Инкой по центрам провинций или ремесленным объединениям, производили товары, которыми Инка вознаграждал своих подданных и особенно провинциальных вождей за такую мобилизацию рабочей силы. Таким образом, в Инкской империи шла двойная экономическая жизнь, так как в ее недрах сосуществовали две связанные между собой, но отдельные организации: натуральное хозяйство, в котором айлью продолжало производить большинство товаров, необходимых для жизни его членов, и государственная экономика, вынуждающая крестьянские дворы производить излишки, которые инки перемещают и перераспределяют. Торговля не то чтобы отсутствовала, но на большей части территории государство пыталось подменить ее собой и само обеспечить циркуляцию товаров. На побережье, где существовали более специализированные хозяйства, государство довольствовалось тем, что взимало вперед часть дани, не развивая производственный аппарат.
Личное хозяйство
Производство
Благодаря крайнему разнообразию природных зон Центральные Анды являлись одним из самых крупных центров окультуривания растений в мире. Этот процесс там начался столь же давно, как и на Ближнем Востоке или в Китае. Перуанцы культивировали несколько десятков видов растений, больше, чем любой другой американский народ. В нижней пуне, между 3700 и 4000 м, выращивают киноа и различные корнеплоды: картофель, которого сейчас существует порядка 470 разновидностей, оку, машуа и ольюко. Выше 4000 м, в верхней пупе, помимо сельского хозяйства развито разведение лам и альпак. В горных долинах (кечуа) выращивают главным образом маис, тогда как ниже 2500 м культивируют еще и фасоль, тыкву бутылочную и обыкновенную, авокадо, маниоку и хлопок.
В пупе заморозки зачастую уничтожают весь урожай. Тем не менее во многих регионах обитатели этой природной области занимаются разведением скота. Лама используется как вьючное животное (за день может она перенести до 30 кг на расстояние примерно в 20 км) и дает мясо, шерсть и шкуры. Альпаку, более слабую, выращивают исключительно ради мяса и шерсти. Засохший навоз этих двух животных является прекрасным топливом в горах, где деревья встречаются весьма редко. Опять же, именно в пупе находится большинство соляных копей, рудников и озер, где можно заняться рыбной ловлей и где обитают гуанако и два вида оленей, на которых перуанцы периодически охотятся. Но развитие демографически и политически значимых обществ выше 3700 м не было бы возможным без изобретенных жителями пупы технологий консервации продуктов питания. Высокогорные прерии Центральных Анд действительно достаточно сухие и холодные для высушивания корнеплодов и мяса за счет попеременного воздействия ночных заморозков и солнечных лучей. Итак, древнеперуанские общества располагали способами, благодаря которым продукты можно было хранить в течение нескольких лет, поэтому населению были не страшны неурожаи, вызванные частыми морозами или засухами.
К тому же пупа всегда представлялась жителям Анд диким пространством, вероятно, потому, что ее унылый пейзаж резко контрастирует с ландшафтом кечуа, где сразу чувствуется рука человека. Действительно, в горных долинах в сезоны дождей, когда с вершин сходят потоки камней и грязи, равнинное пространство становится весьма ограниченным и крайне опасным. Обитателям пуны зачастую приходилось буквально вырезать на склонах сельскохозяйственные террасы, к которым вода поступает по специальным каналам. Ирригация жизненно необходима в долинах, так как земледельцы там страдают от хронической нехватки продуктов, ввиду короткого периода пахоты и посевной в начале сезона дождей. Таким образом, для тех, кто выращивает маис, крайне важно расширить этот период за счет орошения. В инкскую эпоху повсеместно использовались удобрения: навоз ламы или помет морских птиц — гуано, толстые слои которого находились на необитаемых островах у побережья. Пригодные для возделывания земли, крайне ограниченные, эксплуатировались так интенсивно, что для пропитания целой семьи достаточно было и урожая, собранного с одного гектара.
Основу питания обитателей высокогорий и даже долин составлял картофель. Маис ежедневно могли позволить себе лишь представители высшего класса; простые люди потребляли его в виде пива, во время проведения ритуалов или по праздникам. Таким образом, маис являлся важным фактором политической жизни, особенно по причине значимости маисового пива в отношениях между касиком и его подданными: кура- ка должен был угощать этим напитком всех, кто трудился в полях, в его доме или же выполнял для него какую-то иную работу. Любой знатный инка обязан был иметь дома не только запас маиса, но и как можно больше младших жен, которые могли бы приготовить для него необходимое количество пива.
В Андах были одомашнены пять видов животных (больше, чем где-либо еще в Америке): лама, альпака, собака, морская свинка и мускусная утка. Собак разводили как поедателей отходом и на счастье, тогда как морская свинка и мускусная утка, наряду с ламой и альпакой, были главными поставщиками мяса на столы древних перуанцев.
Полезность ламы и альпаки (согласно Хосе де Акосте, 1589 г.)
Нет в Перу большего богатства и ценности, чем местные животные, которых наши называют индейскими баранами, а сами индейцы на их языке — ламами; так как, с какой стороны ни посмотри, это самое полезное и неприхотливое животное из всех известных. От него, как в Европе от овец, получают пищу и одежду; ко всему прочему, можно его использовать и в качестве тягловой скотины. К тому же нет никакой необходимости тратиться на подковы, вьючные седла или овес, так как лама служит своему хозяину совершенно бесплатно, довольствуясь травой, которую находит в полях. [...]
Из плоти этих животных [лам и альпак] они делают чарки или сушеное мясо, которое хранится очень долго и очень дорого стоит. [...] Скот этот дружит с холодными температурами; вот почему он живет в сьерре и умирает на побережье. Бывает, он весь покрывается льдом и инеем, но несмотря на это остается вполне довольным и здоровым.
В отсутствие тягловых животных андские земледельцы использовали примитивные орудия труда. Основным из них является чакитаклья, заступ, которым работают как с нашей лопатой.
Мужчины поднимали пласты земли, в то время как женщины отрясали комья или опускали в борозду семена. Так как это медленный процесс, работа в поле требовала одновременное участие сразу нескольких семейств, сотрудничество между ними, таким образом, являлось одной из основ крестьянской жизни. Такая, ставшая нормой, кооперация между крестьянскими дворами выражается термином айни, что на языках кечуа и аймара обозначает предложенную помощь, на которую выгодоприобретатель должен ответить какой-либо
равнозначной услугой. Айни, как правило, действует среди членов одного и того же айлью и создает или поддерживает между ними некие социальные отношения.
Насколько нам известно, равнина и пуна эксплуатировались различными и символически противоположными «сословиями», что, впрочем, не делало эти айлью менее взаимодополняемыми в экономическом плане.
Пахота (согласно Фелипе Гуаману Ломе, 1615 г.)
Те, кто выращивал маис, нуждались в ламах для перевозки урожая с полей в амбары и почти ежедневно потребляли продукцию пупы (свежие или сушеные корнеплоды, вяленое мясо, соль, шерсть и т.д.), не считая того, что источники или озера, от которых отходят их ирригационные каналы, зачастую находились посреди пастбищ. Что касается обитателей пуны, то они обожали маис, наиболее ценное из всех выращиваемых растений, и маисовое пиво. Иногда эти различные айлью проживали в одних и тех же деревнях, на границе между двумя природными областями. Но их отношения, ввиду того, что постоянно приходилось о чем-либо договариваться, зачастую были весьма сложными, порой даже конфликтными. Там, где существовала централизованная власть, они регулировались касиком льякты, политической общности, охватывающей, как правило, обе природные области.
На побережье наиболее важной экономической деятельностью являлась рыбная ловля. Так, из 30 000 крестьянских подворий, которые насчитывает «государство чинча», 10 000 тысяч занимались рыболовством и лишь 12 000 земледелием. Рыбаки составляли особую группу, которая не занималась земледелием, но получала сельскохозяйственные и ремесленные товары путем обмена.
Стремление к автаркии
Одной из особенностей андской природной среды является то, что различные экосистемы зачастую мало удалены друг от друга. Всего от одного до десяти дней пути отделяют любую горную долину от амазонских предгорий или от побережья, и всего нескольких часов достаточно для того, что пройти от пастбищ, расположенных на высоте 4000 м до долин, в которых выращивают маис, а в некоторых случаях — и до побережья или тропического леса. Это близкое соседство природным областей способствовало стремлению к автаркии в недрах каждой горной общины. По сути, оно позволяло менее дорогим и более надежным путем обеспечить себе прямой доступ к той или иной среде для получения товаров, не производившихся на собственной территории, — легче было направить в эти природные области поселенцев, нежели всецело зависеть от торговцев. Эксплуатация всего разнообразия климатических зон позволяла к тому же уменьшить риск голода, особенно для обитателей пупы. Итак, этнические территории не обязательно были постоянными, но могли образовывать настоящие экологические архипелаги, состоявшие из основного уровня и целой россыпи периферических «островков», расположенных на различных высотах и эксплуатировавшихся поселившимися там колонистами либо периодически, либо же постоянно.
В регионе Уануко, в центральной части современного Перу, чупайчу, этническая группа языка кечуа, состоящая из нескольких тысяч подворий, имела свой собственный территориальный уровень в кечуа, на высоте 3000—3200 м, между долинами рек Уальяга и Мараньон. В трех или четырех днях пути по направлению к горной вершине, в пуне, это индейское племя располагало картофельными полями, пастбищами и соляными копями. В трех или четырех днях пути в противоположном направлении, в жаркой климатической зоне (юнке), чупайчу выращивали хлопок и стручковый перец, еще чуть ниже — коку. Эксплуатировали они и тропический лес, откуда возвращались с древесиной для изготовления различных предметов. Претензий на промежуточные территории, которые им приходилось пересекать, чтобы достичь этих периферических анклавов, где они сосуществовали вместе с представителями других горных групп, чупайчу никогда не заявляли.
В бассейне озера Титикака, лупака, этническая группа языка аймара, насчитывавшая от 100 000 до 150 000 человек, имела собственную территорию на высоте 4000 м. Сотни подворий поселенцев лупака возникли в десяти или пятнадцати днях пути от верхнего плато, на побережье Тихого океана, где они выращивали маис и хлопок, удили рыбу, собирали гуано и водоросли. Эти прибрежные оазисы были полиэтническими.· лупака, к примеру, соседствовали там с индейцами племени пакаса, их южными соседями по верхнему плато. На восточном склоне Анд другие поселенцы лупака выращивали коку и добывали древесину.
Государственное хозяйство
Увеличение производства
Изначально Центральные Анды характеризовались слабым сельскохозяйственным потенциалом: всего пятая часть их территории была пригодна для земледелия. В доколумбову эпоху значительно увеличилась площадь пахотных земель, соорудив каналы и террасы и осушив болотистые почвы. С начала II тысячелетия н.э. основной заботой обустроившихся в прибрежных и горных долинах обществ становится вода. Расширение сельскохозяйственных территорий ускорилось с развитием государств, которые перешли к более рациональному и широкомасштабному управлению рабочей силой. Инкская империя продолжила дело своих предшественников, особенно в горных долинах, где она всячески поощряла выращивание маиса (для потребления аристократией и войском), опять же возводя террасы и ирригационные каналы.
Увеличение производства в имперскую эпоху обусловлено также и возделыванием прежде пустующих — по причине постоянных местных войн прошлого периода — земель. К примеру, в верхней долине Мантаро (владении племени уанка), где местное население проживало в находившихся на возвышенностях укрепленных деревнях, Инки перемещали людей к новым, более компактным и рассеянным поселениям, которые находились в глубине долины. Так был оставлен один из главных городов уанка, Тунанмарка. По сути, власть приступает к развитию производства маиса на тех землях, которые не обрабатывались в предыдущую эпоху в силу большой удаленности от укрепленных поселков.
Во многих регионах интенсивная обработка до сих пор почти не эксплуатируемых земель производится за счет переселения туда мишма (что означает «чужак по отношению к тому краю, где он обустроился»), колонистов, приведенных из других провинций. Инки проводили широкомасштабные переселения племен, размещая почти во всех провинциях Тауантинсуйу доставленных из других мест колонистов, — как на землях, ранее не обрабатывавшихся, так и на тех, что освободились после перевода в другой регион местного населения. Эти перемещения населения отвечали целям не только экономическим, но и политическим: разбивая этническую связность провинций, Инки надеялись воспрепятствовать возможным мятежам и акциям неповиновения. Доходило до такого, что эти колонисты, которые зачастую получали гораздо более обширные участки, чем те, которыми они располагали прежде, нередко оказывались наделенными землей лучше, чем местные жители. Стало быть, существовали митма «экономические», переселенные на некую территорию для развития там мало или вовсе не использовавшихся доселе ресурсов, и митма, так сказать, «обеспечивающие безопасность», — перемещение последних направлено на лучший контроль над неблагонадежными провинциями и стратегическими местами, вроде окрестностей ценрта какой-либо провинции или одной из главных дорог. Вполне возможно, что две эти цели колонизации часто совмещались. Среди поселений «экономической» направленности можно назвать 200 подворий митма, принадлежавших пяти этническим группам центра и севера империи, которые были размещены в деревнях нижней части территории чупайчу, в регионе Уануко, неподалеку от дорог, ведущих в тропический лес, к всеобъемлющей эксплуатации которого и хотели приступить инки. Среди поселений скорее «политической», даже «военной» направленности фигурируют самые различные по происхождению митма, которых инки распределили по некоторым земелям обитателей долин Кахамарки (крайний юг Тауантпинсуйу), оказавших им ожесточенное сопротивление. И напротив, случалось и так, что инки депортировали мятежное население в ту из провинций, жители которой были известны своей преданностью Инке. Так, судя по всему, было раздроблено большинство горных племен. Благодаря этим перемещениям населения Инка выравнивал свою империю демографически, добавляя жителей туда, где их было мало, и «убирая» оттуда, где их было слишком много. На момент Испанского завоевания количество мишма в каждой провинции составляло от 10 до 80 процентов от общего числа населения. Эти «чужаки» всегда помещались в местность, экологически похожую на ту, из которой они были выдернуты и которая была им знакома. Столь широкомасштабные перемещения населения, вероятно, оказались возможными потому, что на одной и той же высоте представители того или иного племени не испытывали ни малейших проблем с адаптацией, в какую бы часть Тауаншинсуйу ни попадали.
Мобилизация рабочей силы
С экономической точки зрения, по сравнению с империями Древнего мира и Ацтекской империей, характерной чертой Инкского государства является то, что оно взимало со своих подданных не налоги, а рабочие дни: покоренные племена были обязаны возделывать земли Инки, присматривать за его стадами, возводить дороги, здания, сельскохозяйственные инфраструктуры, содержать постоялые дворы и ткать одежду из поставляемой государством шерсти или хлопка. Эта обязанность называлась мита, «круг, оборот». Земли Инки, даже те, которые повсеместно закреплены им за теми или иными божествами, происходили либо от конфискации тех земель, что принадлежали местным элитам, либо от возделывания некогда целинных земель. Зачастую отданные под выращивание маиса, эти земли обрабатывались в режиме миты крестьянами, приносящими доход государству и храмам. Каждый из членов того или иного рода, как только у него появлялось собственное подворье, был обязан периодически присоединяться к группе работников, которых айлью ежегодно, на месяц или на два, представляло в распоряжение правителя. Человек, выполняющий миту, получал от государства еду и питье и работал в праздничной атмосфере, благодаря чему тот тяжелый труд, за счет которого Империя строилась руками представителей покоренных народов, выглядел вполне сносным. Через двадцать с лишним лет после событий, случившихся в Кахамарке, испанский чиновник, Хуан Поло де Ондегардо, отмечал, что уплату подати испанскому королевству туземцы считают менее правомерной, нежели собственно работу на испанцев: «Все, что индейцы отдавали верховному правителю, было личными услугами [...] Они не были обязаны ни к чему другому, как только работать [...], так как они скорее согласятся отправиться куда-нибудь на две недели с людьми из их общины для выполнения какой-либо задачи, чем отдадут буасо картофеля, который получили благодаря своему труду». Огромное количество строений и дорог, которые были возведены по приказу Инков всего за несколько поколений, свидетельствует об эффективности этой системы мобилизации рабочей силы. Такая организация и обилие работников с лихвой компенсируют технологические слабости перуанцев (относительно их европейских или азиатских современников) и отсутствие тягловых животных.
Инки изменили политические границы между этническими группами таким образом, чтобы создать демографические единицы, кратные десяти, то есть такие, которые может легко подсчитать имперская администрация. Эти группы были разделены на части, состоявшие из десяти, ста и тысячи подворий. К примеру, племя чупайчу было организовано в четыре уарапги («тысяча»), каждая из которых насчитывала десять пачака («сотня»). Но, так как индейцы чупайчу располагали немногим менее 4000 подворий, для того, чтобы это единое целое соответствовало десятичной модели, к ним добавили три пачаки соседнего племени керо и одну — племени у арапка. Во главе каждой «сотни» и каждой «тысячи» подворий стоял курака. Касики трех «сотен» подворий керо подчинялись касику чупайчу той «тысячи», в которую входили их «сотни». Таким образом, инкское управление сводилось главным образом к системе мобилизации рабочей силы. Но имелись и нюансы: обитатели побережья, представлявшие значительную часть населения Тауаптипсуйу, платили дань, которая в основном сосредоточивалась в городе Пачакамак. Как именно эта дань сосуществовала с митой, нам неизвестно.
Взаимодействие и перераспределение
Легитимная (скорее всего) обоснованность требований Инкского государства в том, что касалось поставок рабочей силы, частично держится на взаимодействии, которое, как считалось, создавала связи между правителем и населением. Инка регулярно преподносил подарки куракам, которые распределяли часть полученного между подданными, вследствие чего те оказывались в каком-то роде должниками касиков, которые, в свою очередь, являлись таковыми по отношению к Инке. Будучи не просто проявлением политической этики, но чем- то большим, эта щедрость, принимавшая почти официальный характер, подчинялась законам экономической целесообразности: в Тауаптинсуйу человек, располагающий определенными средствами, не имел возможности ни купить какие-либо предметы роскоши, ни инвестировать во что-либо, дабы преумножить свой капитал; он мог лишь раздать большую часть своих богатств, чтобы извлечь из этого хотя бы политическую выгоду.
Склады в Пумпу (Чинчасуйу)
Распределяемые Инкой товары были тем более ценны, что являлись редкостью для тех, кто их получал. Так, нам известно, что в южных провинциях Инка раздавал раковины моллюсков, выловленные в экваториальных морях, тогда как северные народы получали лам, редких в этой части империи. В 1558 году испанские чиновники Кристобаль де Кастро и Диего де Ортега Морехон так описали эту систему: «Инка приказывал, чтобы дань, уплаченная Кольясуйу [юг], распределялась в Чинчасуйу, а та, которую выплачивало Чинчасуйу, раздавалась в Кольясуйу, так как одним недоставало того, что имелось у других». Та дополнительная ценность, которую приобретали эти предметы при перемещении, составляла экономическую и политическую выгоду государства, то есть самих Инков. В высокогорьях Центральных Анд Инка таким образом присваивал себе квазимонополию на весь товарооборот. Он заменял собой торговлю и рынок, завладевая излишками произведенных населением товаров и обменивая их у того же населения на другие. Он получал огромную прибыль, которая позволяла содержать войско и обогащать кусканскую и провинциальные элиты, тогда как простые люди могли позволить себе разнообразить питание и попробовать экзотические для них продукты, притом что, конечно же, работать им приходится все больше и больше. Так, археологи обнаружили, что в верхней долине Мантаро, к примеру, в инкскую эпоху резко возросло потребление мяса представителей семейства верблюжьих. Словом, создание Тауаншипсуйу знаменуется резким скачком не только производства, но и потребления.
В большинстве своем, однако же, товары, произведенные общинами для государства, не перемещались на очень далекие расстояния, а предназначались божествам, куракам, работникам, выполняющим мигпу, и гарнизонам. В окрестностях каждого административного центра имелся обширный комплекс хлебных амбаров и складов, в которых хранились пищевые продукты (маис, картофель, киноа, таруи и т.д.), а также одежда, сандалии и все виды оружия.
Склады Инки (согласно Фелипе Гуаману Поме, 1615 г.)
Таким образом, большинство производимых в провинциях товаров служило для поддержания функционирования государства на местном уровне. Потребности инкских родов и культов обеспечивались за счет того, что производилось в королевских владениях, расположенных в регионе Куско. Из товаров, производимых в провинциях, лишь наиболее значимые направлялись в Куско, где хранилось самое ценное из того, что изготавливалось в Тауаптинсуйу. Педро Писарро, один из самых первых испанцев, побывавших в столице еще до ее разрушения, описывает свое недоумение при виде хранившихся там товаров так:
Склады Куско (согласно Педро Писарро, 1571 г.)
Когда мы вошли в Куско, в городе находилось большое число складов, заполненных очень тонкими тканями и другими, более грубыми тканями; и склады, в которых хранились скамейки и разные стулья, продукты питания или кока. В них хранились переливающиеся перья, одни из которых были похожи на чистое золото, а другие отливали золотым и зеленым цветом. Это были перья очень маленьких птичек, едва больше цикады, которых называли «пахарос коминес» [колибри] из-за их крошечных размеров. Переливающиеся перья растут у этих птичек только на груди, и каждое перышко размером чуть больше ногтя. Огромное количество таких перышек были нанизаны на тонкую нить и искусно прикреплены к волокнам агавы так, что полученные образцы имели в длину более пяди. И все они хранились в кожаных сундуках.
[...] Что до одежды, то ее там были целые груды, даже не поддающиеся описанию: индейцы производят ее всех видов. Времени было в обрез, поэтому я не успел все увидеть и как следует оценить качество всего этого изобилия.
После прибытия испанцев, для того чтобы опустошить все эти склады и хранилища Инкского государства, потребовалось несколько десятилетий политического беспорядка и грабежей.
Специализированное производство и услуги
Основная часть производства товаров и услуг для государства проходила через режим миты, но Инка имел доступ и к специализированным товарам и услугам. Действительно, не может же Империя развиваться на основе одной-единственной системы общественных работ. Необходимость повышать качество и количество продукции заставляла Инков увеличивать число ремесленных объединений. Они набирали гончаров, ткачей, золотых и серебряных дел мастеров в различных регионах Тауантинсуйу и размещали их в построенных специально для них деревнях либо в центрах провинций. Контроль над качественной текстильной продукцией был особенно важен для государства, так как Инка вознаграждал местных вождей за оказанные ему услуги роскошными одеждами, то есть они представляли собой особое средство платежа, предназначенное для знати. Кураки, таким образом, были заинтересованы в поддержании установленного кусканами экономического и политического порядка: потеряв самостоятельность власти, они в какой-то степени выиграли в богатстве и социальном статусе. Что касается текстиля, то нам известно пять крупных центров специализированного производства, причем большинство из них были расположены вокруг озера Титикака, то есть в самом сердце крупнейшей животноводческой зоны Тауаптинсуйу. В деревушке Мильирайя, построенной при Уайна Капаке на северных берегах озера, проживали тысяч ткачей и изготовителей одежды из перьев, доставленных из самых разных регионов Империи. Эта гигантская мануфактура продолжала функционировать до 1553 года, когда главный касик провинции объявил ремесленникам, что «времена инков закончились» и им следует вернуться в родные селения.
Большинство из этих специалистов имели иной, нежели «барщинные» крестьяне, статус — они считались «слугами» {яна). Проживающий вне своей общины, яна не был обязан участвовать в общественных работах, но должен был постоянно работать на благо хозяина или Инки, который обеспечивал его материальные потребности. Положение этих «вечных» слуг было наследственным. Большинство кураков имели собственных яна. Нам известен случай одного касика, который отвечал за 8000 хозяйств одной из провинций лупаку и на которого работали 40 дворов яна. Инкские правители и аристократы держали в домах и имениях множество самых разных яна—поваров, носильщиков, счетоводов, ткачей, земледельцев, пастухов и т.д. Некоторые исполняли даже функции кураков, возможно, замещая местных вождей, смещенных
Инкой. В имперскую эпоху число яна, судя по всему, резко увеличилась, так как возросла потребность знати в товарах и услугах. Количественный рост этих работников, вероятно, является одним из наиболее примечательных изменений инкской эпохи. Этот переход к интенсивному и специализированному производству, должно быть, произошел в тех регионах, которые обладали самым мощным производственным потенциалом: в провинции Кахамарка и на территориях племен гиауша, уапка, вилъкас, в долинах Лимы и Кочабамбы.
«Избранные женщины» (согласно ФелипеГуаману Поме, 1615 г.)
Но текстильные нужды государства превосходили в качестве и в разнообразии все то, что могли произвести крестьянские хозяйства и отдельные япа. Появляется новая категория специализированных работников — аклья, «избранные женщины». Их забирали из крестьянских семейств примерно в десятилетнем возрасте, после чего они всецело посвящали себя служению Инке или Солнцу в своего рода монастырях-фабриках, существовавших во всех инкских городах. «Избранные женщины» пряли, ткали одежду для воинов и богов — которым, через сжигание, текстиль преподносился в огромных количествах — и изготавливали маисовое пиво для празднеств, которыми государство благодарило трудящихся за совершенную ими работу. Некоторые из них в конце концов становились младшими женами касиков или других достойных особ.
Торговля
В Тауаптипсуйу земля, вода, пастбища и работа не могли быть проданы или куплены. Торговли предметами роскоши не существовало, так как государство держало монополию на их производство и распределение. Несмотря на стремление горных касиков взять, через колонизацию, под контроль зоны производства не смежные с их территориями, внутренний обмен товарами первой необходимости (шерсть, мясо, стручковый перец, кока), похоже, был развит повсеместно. Однако этот независимый от систем перераспределения, контролируемых представителями знати, товарообмен, судя по всему, был недостаточно интенсивным для того, чтобы появились (за некоторыми исключениями) коммерсанты, как в прибрежной долине Чинча, торговцы которой водили караваны в Куско и на верхнее плато, чтобы поменять там вяленую рыбу и бутылочную тыкву на медь. Отправлялись они также и в провинции Кито и на побережье современного Эквадора, откуда возвращались с раковинами моллюсков, золотом и изумрудами, которые продавали касикам долин южного побережья Перу.
В Северных Андах, где не существовало обществ «экологических архипелагов», корпорации торговцев, коих колониальные источники называют «mindalaes», занимались торговлей с отдаленными регионами, образуя отдельную социальную категорию, отличную как от простых людей, так и от аристократии, и выплачивавшую касикам дань излишками товаров. «Mindalaes» отвозили на побережье добытую в высокогорьях соль и промышленные товары, обменивая их на раковины моллюсков (мулью) и вяленую рыбу. Наведывались они и в восточные тропические зоны, где обменивали товары с гор на золото, стручковый перец и коку. По всему побережью шла интенсивная морская торговля. В 1526 году, во время второго рейда к северным границам 7ауантипсуйу, экспедиция Франсиско Писарро наткнулась на парусное судно, грузовместимость которого составляла примерно пятнадцать тонн. Согласно другому испанскому описанию одного из таких кораблей, последний был достаточно большим для того, чтобы вместить пятьдесят человек и трех лошадей. Эти суда, однако, курсировали лишь вдоль побережья Северных Анд и Центральной Америки, — к югу от Тумбеса навигацию вдоль побережья Перу делало невозможным течение Гумбольдта. Как правило, именно морским путем и благодаря личной инициативе торговцев в империю, через порт Тумбеса, попадал очень ценный товар — раковины обитавших в теплых тропических водах моллюсков, которые преподносились затем богам в виде порошка или небольших кусочков, дабы предотвратить засуху. Также из мулью, ценившихся превыше золота, изготавливали украшения и предметы погребального обихода.
В Тауантинсуйу не существовало единой валюты, но были в ходу наполовину универсальные средства обмена, со специфическими областями использования: зерна какао, листья коки, раковины (целые, разрезанные и даже расколотые на части) и бронзовые (точнее — из мышьяковой меди) пластины. Лишь последние имели «международное» хождение, потому что производились вплоть до восточной Мексики. Их ценность заключалась в том, что их можно было переплавить для изготовления сельскохозяйственных орудий.
Единицы измерения
Как и в других частях света, исходной точкой измерения для жителей Анд является человеческое тело. Единицами длины были «палец» (рукана), от кончика большого пальца до кончика пальца указательного (от 12 до 14 см); «ладонь», капа (примерно 20 см); «локоть», кучуч, от локтя до конца руки (примерно 45 см); «рука», рикра (среднее расстояние между большими пальцами расставленных в стороны рук, примерно 1,60 м). «Рука» служила для измерения земли и применялась в строительстве. Размеры нескольких зданий и террас в регионе Куско и в административных центрах Уануко и Атун-Шауша действительно основаны на числах, кратных 1,60 м. Длинные расстояния измерялись в «шагах» (татки) и в «мерах» (тупу). Тупу, вероятно, соответствовала расстоянию в 6,2—9,5 км. Выдвинута гипотеза, согласно которой расстояние, соответствующее одной тупу, варьировалось в зависимости от рельефа местности и временного фактора: тупу могла быть расстоянием, которое можно преодолеть пешком за определенный промежуток времени.
Весы на ниточках
Таким образом, на пересеченной местности «мера» могла быть более короткой, нежели на равнине. Судя по всему, инки использовали ее для подсчета расстояний, разделявших различные точки их империи, так как, согласно историческим источникам, вдоль дорог стояли межевые столбы, расположенные в одной тупу друг от друга. К сожалению, следов этих столбов археологам обнаружить не удалось. Термин «тупу» обозначал также единицу площади, служившую для измерения сельскохозяйственных земель и, вероятно, соответствовавшую поверхности земель, урожая с которых хватало для беспроблемного годичного проживания семейной бездетной пары. Эта площадь сильно разнилась в зависимости от зон производства, качества почвы и урожайности земли. Маис измеряли в пукча, деревянных сосудах, вмещавших примерно 27,7 л; жидкости — в кувшинах и кружках; коку и стручковый перец — в одного вида корзинах (ручку), а фрукты — в корзинах вида несколько иного (исапка). Также жителям Тауантпинсуйу были известны небольшие весы, на веревочках или на тарелочках, но унифицированной весовой системы не существовало.
В основе счета лежала десятичная система счисления, которая, вероятно, была связана с количеством пальцев на руках. Счетоводы инков производили сложные вычислительные операции, перемещая маисовые зерна, фасолины или камни на своеобразном абаке, представлявшем собой доску, в которой были проделаны пять рядов отверстий, по четыре в каждом; подобные абаки могли быть каменными, терракотовыми или деревянными.
Следующая глава
Вернуться к оглавлению
