Показать все теги
В современной археологии евразийских степей древности и средневековья в последние десятилетия сформировался специальный подраздел, который занимается непосредственно изучением военной истории по остаткам материальной культуры получивший особое название «военная археология». В рамках этой подотрасли археологической науки особенно интенсивно в последние годы развивается такое ее направление как «археологическое оружиеведение»[1]. Оружиеведческие работы по исследованию кочевых сообществ на территории Евразии, изданные в бывшем СССР - второй половины XX и современной России - начала XXI века, несомненно, достигли весомых научных результатов по осмыслению ранее накопленных и введению в научный оборот новых материальных артефактов военной культуры номадов. Изготовление оружия в кочевом обществе все более совершенствовалось и прогрессировало и, по всей вероятности, достигало пика своего развития в эпоху централизованных кочевых империй в различных частях евразийского континента. Приоритетное место в изысканиях специалистов занимает ручное метательное оружие - лук и стрелы.
Лидирующие позиции этого вида метательных средств у монголов, также как и других народов Центральной Азии (шире Евразии) можно объяснить тем, что они находили самое широкое применение на охоте - втором важнейшим хозяйственном занятии, а также особенностями практикования конно-лучной тактики дальнего боя. Кочевники отдавали предпочтение на войне такому эффективному оружию как лук и стрелы, также из-за своей естественной среды обитания - степные, лесостепные, горно-таежные зоны, в которых можно было подобрать необходимый древесный материал и сырье для их изготовления . Домашний скот мог давать в изобилии некоторые значимые вещественные составляющие (кости, рог, волосы, кожа) метательного оружия. Тем самым, естественно-природный фактор вкупе со сложившимся кочевым типом хозяйства стал материально-технической базой производства предметов вооружения номадов. Помимо отмеченных обстоятельств следует указать также на огромную роль военных и политических контактов, установленных торгово-экономических отношений и связей с соседними и отдаленными странами, в ходе которых закономерно проходил интенсивный обмен оружием и технологиями. Создание военно-технической «индустрии» собственного поточного изготовления боевого вооружения, безусловно, основанное на привлечении как своих (степных), так и иноземных мастеров-оружейников существенно «оплодотворило» имеющиеся ремесленные традиции, способствовало творческому взаимообогащению достигнутых результатов и полученных инноваций в оружейном деле.
Луки
В XIII-XIV вв. монгольский лук, как следует из средневекового глоссария «Муккадимат ал-Адаб», назывался «нитин»[2] или использовался его тюркский эквивалент «уа/»[3]. Основные части лука: рукоять - «нитит Ъап’йг» («уаг tutgasi» - тюрк.), внутренняя
поверхность лука - «в^вн» («Ьаугг»), концы лука - щ1с1г» («уи1ауК»). В целом деревянная часть лука - «нитини тойин» («уш у'гуасг») (Поппе, 1938, С. 261), т.е. кибить. Лук и сопутствующие ему стрелы (вместе или раздельно) постоянно фигурируют в синхронных письменных, изобразительных источниках средневековых авторов и более поздних фольклорных материалах тюрко-монгольских кочевых народов. Один из первых кто сделал относительно раннюю «классификацию» монгольского комплекса боевых средств был сунский дипломат Пэн Да-я посетивший ставку Угэдэй-каана в 1233-1234 гг.: «Если перейти к самому главному из их (видов вооружения), то лук со стрелами будет на первом месте» (Пэн Да-я, Сюй Тин, 2009, С. 62). Эти данные подтверждают и другие источники. Монголы, «оружие же все по меньшей мере должны иметь такое: два или три лука, или по меньшей мере один хороший» (Плано Карпини, 1957, С. 50). Матфей Парижский особо обратил внимание на то, что монголы умеют воевать различным оружием, «но предпочтение отдают лукам и метко, с большим искусством из них стреляют» (Матузова, 1979, С. 150, 175).
Письменные данные редко сообщают об основных материальных элементах и некоторых особенностях монгольских луков. По сообщениям китайских послов «(черные татары) имеют также луки из рогов архаров (пластины из рога прикрепляются к навершиям (луков))» (Пэн Да-я, Сюй Тин, 2009, С. 61). Примечательно, что здесь говорится о роговых пластинах, крепившихся к концам лука, что не исключает и других конструктивных сложносоставных вариантов оружия дистанционного боя.
Отдельные детали и предметы вооружения, относящиеся к оружию дальнего боя устойчиво фиксируются в сопроводительном инвентаре погребенных, датируемых золотоордынским временем. Как правило, археологи выявляют специально изготовленные костяные (реже роговые) накладки (или пластины), наложенные на кибить луков. Их количество, размеры, конфигурация зависели от функциональных особенностей и размеров лука, материального оформления в свою очередь зависящих от физических качеств стрелка. Нередко в значительном количестве находят железные и костяные наконечники стрел различной формы, а также остатки (детали) берестяных колчанов. Плохо сохраняющиеся деревянные древки стрел в захоронениях встречаются очень редко. Вместе с тем, интересуемый оружейный набор иногда существенно пополняется уникальными случайными находками ориентировочно, определяемыми золотоордынской (или монгольской) эпохой в евразийских степях и смежных территориях.
Монгольское вооружение дистанционного боя развитого средневековья и золотоордынское в частности уже неоднократно становилось объектом исследовательского интереса. К этой теме уже обращались такие специалисты как С.В. Киселев и Н.Я. Мерперт (Киселев, Мерперт, 1965), А.Ф. Медведев (Медведев, 1966а, 19666), Г.А. Федоров-Давыдов (Федоров-Давыдов, 1966; 1981), В.А. Иванов (Иванов, 1987), В.Ф. Немеров (Немеров, 1987), Ю.С. Худяков (Худяков, 1985, 1991, 1993, 1997), М.В. Горелик (Горелик, 2002), И.А. Воронцов (Воронцов, 2006) и др.
По данным исследования Г.А. Федоров-Давыдова среди погребений поздних (золотоордынских) кочевников простые по конструкции луки не фиксируются[4] (Федоров- Давыдов, 1966, С. 25). Тем самым, исходя из сохранившихся костяных накладок позднекочевнические луки можно отнести к сложным (или точнее сложносоставным)[5]. Г.А. Федоров-Давыдов срединные накладки кибити лука делит на пять типов: овальные (I), дуговидные (II), трапециевидные (III), овальные с вырезом (IV), прямоугольные (V). Последний тип имеет аналоги и на других территориях. В поселении Дальверзин (Восточная Фергана), хронологически определяемой по монетам XIV в., Ю.А. Заднепровским обнаружен обломок прямоугольной костяной срединной накладки на лук, имевшей сужение к верху, длиной сохранившейся части 5 см и шириной 2,8 см (Заднепровский, 1975, С. 277. Рис. 2, г). Срединные овальные накладки найдены на памятнике Верхне-Рубежный-!, к.2, п.1 (Гуренко, Ситников, Скворцов, Сурков, 1994, С. 48-50). По количеству находок в золотоордынских погребениях преобладают первые два типа - овальные (имеющие аналоги в Сибири, Семиречье, салтовской культуре) и дуговидные (аналоги - Новгород, Саркел, Сибирь, Старая Ладога и др.) (Федоров-Давыдов, 1966, С. 25. Рис. 3, 6). Помимо вышеуказанных, отмечены фронтальные срединные накладки, найденные ранее как в Сибири, так и в Новгороде (Медведев, 1959, С. 140. Рис. 8. 4,5,6; С. 142. Рис. 10. 5), крепившиеся, судя по всему с двух боков рукояти и с внутренней стороны, обращенной к лучнику. В общей сложности их количество могло достигать 4-х и, по-видимому, зависело от конструктивных особенностей кибити лука. Концевые накладки относятся к двум типам: I тип - в форме прямоугольной пластины с вырезом, II тип - треугольная пластина с вырезом (аналог - из материалов Саркела) (Федоров-Давыдов, 1966, С. 25-26. Рис. 3, 8). Из обследованных В.А. Ивановым и В.А. Кригером погребений на Южном Урале в десяти найдены костяные накладки на лук, имеющие определенное соответствие с типологией, предложенной Г.А. Федоровым-Давыдовым. К разряду часто встречающихся относятся: срединные овальной формы с закругленными концами; единичные экземпляры - концевые с вырезами для тетивы, фронтальные в виде двухлопастного весла (Иванов, Кригер, 1988, С. 13. Рис. 7, 8, 9; Рис. 2, 9, 10; см. также Бисембаев, 2003, С. 97). По форме последние, безусловно, идентичны фронтальным срединным накладкам, выявленным у золотоордынских кочевников (см. (Федоров-Давыдов, 1966, С. 26. Рис. 2, 7)). Из материалов кочевнического погребения у сел. Новоселицкое Ставропольского края известны 4 фрагмента костяных пластин с сегментовидным сечением. С внешней стороны поверхность зашлифована, с обратной «плоская, слегка вогнутая, имеет следы грубой обработки в виде косой сетки» или «нарезных полос», что дает возможность считать данные пластины накладками на лук, «приклеивавшиеся к деревянной основе». Одна из них по форме - вырезу в центральной части (обеспечивающей упругость при сгибе), определяется как накладка на рукояти лука. В этом и других захоронениях северокавказских кочевников, по мнению Е.И. Нарожного, постоянно встречаются костяные накладки (сегментовидной формы) на луки (Нарожный, 2005, С. 105-109. Рис. 45), уверенно относимые им к золотоордынскому периоду. В ходе работы археологической экспедиции Волгоградского государственного университета в Краснодарском крае в курганной группе «Южный-84» выявлены четыре концевые костяные накладки на лук (Блохин, Дьяченко, Скрипкин, 2003, С. 190, 207. Рис. 8, 12). При всей сложности этнокультурной атрибуции и этнохронологической идентификации (найденные артефакты датируются ХП-ХГУ вв.) можно сказать, что северокавказские накладки несколько отличаются от типа концевых накладок, показанной Г.А. Федоровым-Давыдовым и более сближаются с графической формой представленной М.В. Гореликом (Горелик, 2002,
С. 60. Рис. 1а). Концевая и центральная накладка встречена в кургане у «Третьего Плеса», причем внутренняя поверхность первой была покрыта нарезными продольными линиями (Костюков, 2007, С. 147. Рис. 3, 23).
Пожалуй, единственный лук, который может быть более или менее реконструирован, встретился в погребальном комплексе на р. Молочной в захоронении знатного кочевника, хронологически принадлежавшем раннему золотоордынскому времени. Среди вещей, сопровождавших умершего, лежали хорошо сохранившиеся детали сложносоставного лука: два конца (сделаны из ясеня), два плеча (из клена), центральной части с костяной накладкой. На концевых частях располагались два углубления для тетивы, нижний конец имел длину 26 см. Нижнее плечо лука - длиной 36 см, шириной - 2,5 см. От верхнего плеча имеется только фрагмент шириной 3,6 см. Центральную часть составляла планка: длина - 27 см, ширина 2,5 см, укрепленная костяной пластиной длиной 26,5 см, шириной 2 см. «Все части, кроме концов для тетивы, сужались с обеих сторон и соединялись между собой внакладку. Концы для тетивы имели ровные косые срезы для соединения с суженными концами плечиков. Места стыковок всех частей укреплялись с обеих сторон узкими тонкими планочками (липа - А.К.), что хорошо видно по одному из концов нижнего плеча. Поверхность составных частей лука была покрыта грубыми глубокими расчесами и оклеена берестой. Исключение составляла центральная часть костяной накладки, но концы ее с внешней стороны также имели специальную обработку, по границам которой можно судить, какая часть накладки оставалось открытой» (Рассамакин, 2003, С. 216, 227. Рис. 6).
Другой сложносоставной лук, с хорошо сохранившийся деревянной основой, был извлечен из погребения воина-черкеса XIII-XIV в. к. 1 Белореченского могильника. М.В. Горелик считает, что луки северокавказского воинства этой эпохи «вполне сопоставимы с луками других регионов Золотой Орды». Этот лук был склеен «из пяти частей - рукояти, двух предварительно изогнутых плеч и двух рогов. Внешняя сторона плеч оклеивается вареными сухожилиями на рыбьем клее, внутренняя - роговыми подзорами. Рукоять и рога оклеиваются костяными накладками. Луки монгольской эпохи отличаются специфической формы костяными накладками на внутреннюю сторону рукояти. Они имели форму двустороннего весла, прием расширения, приходившиеся на начало плеч, отогнуты вперед. Этот прием позволял луку быть всегда вынутым в сторону, противоположную тетиве, что механически обеспечивало его рефлективность. Она еще более усиливалась за счет того, что готовое древко лука перед пуском его в дело около года выдерживалось связанным в кольцо» (Горелик, 2008, С. 165).
Особенности форм концевых накладок были обусловлены структурой кибити (размеры, конструкция, материал) так и практическими способами натяжения тетивы на концах лука. Ближайшие исходные образцы луков, применявшиеся золотоордынскими кочевниками, следует искать, по всей вероятности, в Центральной Азии и Сибири.
В середине 60-х гг. ХХ в. А.А. Гаврилова, опираясь на южносибирские материалы, по количеству и форме накладок, представила четыре стадии развития сложного лука. Именно на последних стадиях, у поздних кочевников, прослеживается уменьшение размеров роговых накладок, связанные с уменьшением размеров лука, определившие затем изменение их формы. Луки этого периода имели массивные вкладыши: «одним срединным, врезанным в кибить, и в редких случаях одним концевым, вставленным в расщеплённый конец кибити». Наличие таких вкладышей объясняется тем, что они врезались в основу кибити лука и сидели прочнее, чем роговые накладки (Гаврилова, 1965, С. 87-88. Рис. 13, 13; табл. XXXI, 57)). Дальнейшие исследования археологов, в частности, Д.Г. Савинова позволили не только уточнить, но и определить существенные изменения в устройстве лука, произошедшие в начале II тыс. н.э. и конкретизировать эволюционную линию его развития. Для этого периода характерно распространение луков «с одной, в лучшем случае с двумя накладками, из которых одна (крупная срединная, с четко выраженными лопаткообразными концами) находилась на внутренней стороне кибити, а другая (концевая, подтреугольная в сечении, с вырезом для тетивы) крепилась на внешней ее стороне, постепенно сужаясь к месту верхнего изгиба плеча». С этим временем связывают появление луков т.н. «монгольского типа», по конструкции отличавшимися от бытовавших древнетюркских, но, элементы которого тесно связаны с последними (Савинов, 1981, С. 155-156). В монгольский период наибольшую известность получает вариант сложносоставного лука с одной фронтальной массивной «веслообразной роговой накладкой» дополняемой деревянными вкладышами (или надставками) на концах кибити (Савинов, 1981, С. 162. Рис. 6, 4, Рис. 7; Немеров, 1987, С. 214. Рис. 2, 1, 2). Луки этого типа относительно быстро распространились на территории Евразии.
В двух фундаментальных работах Ю.С. Худякова (1991, 1997), посвященных комплексу вооружения кочевников Южной Сибири и Центральной Азии специальному анализу подвергнуты сложносоставные луки «монгольского типа». Исходя из количества и местоположения накладок, выделены следующие типы: (I) со срединной фронтальной накладкой, (II) со срединной фронтальной и плечевой фронтальной накладками, (III) с концевым вкладышем, (IV) с концевым вкладышем, плечевыми и срединной фронтальной накладками. Наиболее часто встречающимися являются типы I и II, чуть реже IV и в единственном экземпляре тип III (Худяков, 1991, С. 99-102. Рис. 49-51). Исследователь приходит к выводу, что у монголов Х!-ХГГ вв. «бытовало два основных типа лука: со срединными фронтальными и плечевыми фронтальными накладками» и в этот период они начинают распространятся на всей центрально-азиатской территории, что нашло проявление в направлении «унификации общераспространенных типов во всем историко-культурном регионе». Одновременно им отмечено, что у «монголов в ХШ-Х^ вв. н.э. безусловно преобладали луки со срединными фронтальными накладками». В целом это положение подтверждается археологическими раскопками последнего времени со смежных территорий. Из материалов курганного могильника Телеутский Взвоз-! к.14 в лесостепном Алтае, относимых к ХШ-Х^ вв. известна срединная тыльная накладка «весловидной формы» длиной 16,2 см и шириной в средней части 2,2 см (Тишкин, Горбунов, Казаков, 2002, С. 60, 85. Рис. 61, 5). Думается данная накладка вполне соответствует типу 1 или 2 (срединная фронтальная накладка) по Ю.С. Худякову (Худяков, 1991, С. 99-100. Рис. 49, 50) или является его модификацией. Вместе с тем монголы располагали и другими типами луков, у которых имелись плечевые накладки и концевые вкладыши», которые просуществовали до этнографически зафиксированной современности, поэтому, «процесс технологического усовершенствования луков в кочевой среде в монгольское время нельзя считать завершенным», - обоснованно отмечает Ю.С. Худяков (Худяков, 1991, С. 103-104).
Как показывают последние исследования на крайних северо-восточных пределах Улуса Джучи - в районе степного и лесостепного Алтая кочевники имели на вооружении луки как с концевой и срединной фронтальной накладкой, так и «с одной срединной фронтальной роговой накладкой и расширяющимися концами» (Худяков, 2009, С. 173. Рис. 1, 1, 2). Их ранее появление здесь вполне закономерно и связано с распространением монгольских завоеваний и расселением центрально-азиатских номадов.
Таким образом, в начале II тыс. до н.э. совершился переход к новой, наиболее апробированной и функционально-эффективной форме лука, в конструкции которой ведущим становится тип «с одной «веслообразной» срединной фронтальной накладкой», именуемый в литературе «монгольским». В ходе эволюции сложносоставных луков происходит отбор оптимальных моделей из уже существующих типов. Эти новации, носящие принципиальный характер, опирающиеся на гибкость и упругость материала - кости, коснулись технологии изготовления лука, в котором стали использоваться плечевые фронтальные накладки, позволившие усилить рефлекторные свойства плечей кибити. Это дало возможность увеличить упругость самого лука до необходимой силы натяжения. Закономерно, что улучшение конструкции лука (сокращение размера кибити, усиление плечей) подняло результативность стрельбы по цели. В то же время «произошедшие изменения в военном деле, связанные с интенсификацией конного боя, позволили сократить количество костяных деталей на кибити до одной срединной фронтальной накладки». Эти изменения связаны с уменьшением расстояния полета стрел с одновременной интенсификацией конного боя и усилением скорострельности стрельбы, что и предопределило преобладание луков со срединной фронтальной накладкой, отличавшейся надежностью в интенсивном бою. В период монгольских завоеваний данный тип лука получил самое широкое распространение на просторах Евразии (Худяков, 1993; Худяков, 1997, С. 121-123; Горбунов, 2006, С. 22, 24-25).
По М.В. Горелику, монголы обладали двумя типами сложносоставных рефлексивных (или сигмовидных[6]) луков: (1) «китайско-центрально-азиатский». Для него характерны прямая рукоять, округлые выступающие плечи, длинные прямые или чуть изогнутые рога длиной в 120-140 см; (2) «ближневосточный» («ирано-тюркский») имел слабо выступающие, крутые округлые плечи и короткие слабо (иногда сильно) изогнутые рога, достигавшие в длину 80-110 см. Луки склеивались в своей основе из 2-3-х кусков (планок) дерева, «слоя сухожилий, наклеенных в натянутом состоянии с наружной стороны плечей, двух тонких роговых полос, подклеенных к плечам с внутренней стороны, изогнутой костяной пластины с расширяющимися как лопата концами, которую приклеивали у внутренней стороне рукояти и примыкающим участкам плеч, иногда пары продолговатых костяных пластин, клеящихся к боковым сторонам рукояти». Кроме того, к рогам луков первого типа с двух боков клеились две пары «костяных длинных пластин с вырезами для тетивы». Для другого типа рога лука снабжались костяной пластиной-наклейкой имевшей выемки для тетивы и клеившейся к дереву сверху. Поверхность плечей лука обклеивалась берестой или тонкой кожей с расписанными узорами и покрывалось лаком для предохранения от сырости (Горелик, 2002, С. 18, 60. Рисунки).
Специалиста, изготавливающего луки, монголы называли «питисг» (тюрк. эквивалент - «уаш») (Поппе, 1938, С. 261). Между тем каждый воин-кочевник мог сделать стрелковое оружие сам. Так, монгольские «мужчины, - сообщает Рубрук, - делают луки и стрелы» (Рубрук, 1957, С. 99). В одном из разделов «Жизнеописания знаменитых» Юань ши, отец Бучжира - некто Нюрге из рода татар «обладал храбростью и силой, был прекрасным наездником и стрелком, умел делать луки и стрелы ... (Чингисхан) увидел, что он держит в руках очень красивый лук со стрелами, и спросил кто их сделал. (Нюрге) ответил так: «Подданный сам сделал их» («Жизнеописания знаменитых», 2009, С. 243). Возможно, этот Нюрге был сам тем мастером - питисг, делающим луки и стрелы и этот факт привлек внимание и попал в официальную династийную хронику.
Размеры лука, указанные М.В. Гореликом, в целом подтверждаются археологическими находками. Длина лука (в натянутом положении М-образной формы) со спущенной тетивой из могильника Зугамара-1 на р. Хилок доходила до 120 см (Немеров, 1987, С. 214). Находка сложносоставного лука, поверхность которого была обшита берестой, имела три накладки - одну срединную и две концевые и при спущенной тетиве достигала в длину 150 см (Козюменко, Беспалый, Раев, 2001, С. 195). Такой лук можно отнести к большому боевому луку. Для сравнения можно отметить, что длина лука на Руси, средневековых арабов, персов варьировалась в пределах 140-180 см, а стрелы достигали половины длины кибити лука, т.е. 75-90 см (Медведев, 19666, С. 52). Видимо, как общая длина монгольских относительно малых по размерам луков в «3 чи» дана в сочинении Пэн Дая и Сюй Тина (Пэн Да-я, Сюй Тин, 2009, С. 61). В XIII в. «чи» составлял приблизительно 32 см, т.е. длина лука по сведениям этих авторов составляла 96 см или около метра. Луки для предохранения от повреждении хранили в налучьях - саадаках, прикрепленных к поясу слева. Монгольские воины саадак обычно носили в диагональном положении (наискосок) или в другой удобной манере.
Такая важнейшая деталь лука как тетива (шнур, веревка) имела ключевое значение при натягивании жестких (упругих) плечей и должна была отвечать необходимым качествам: прочность, достаточная эластичность, адаптированность к погодным условиям. Тетива köbci, köbcin - монг. или kiriş [7](тюрк.) (Поппе, 1938, С. 219) лука делалась в форме комбинированных съемных петлей, что давало возможность удобно одевать и снимать их с концов и продлевало срок ее эксплуатации. Кроме того, двухпетельную тетиву можно было снять при не рабочем состоянии и дольше сохранить тем самым натяжную силу как тетивы, так и лука (Медведев, 19666, С. 16, 18). Материалом для тетивы монгольских луков («номоной оохор» по В.Ф. Немерову) служили тонкие крученые кожаные ремни из бычьей шкуры или плетеные овечьи кишки (Немеров, 1987, С. 215), кроме того применялись и шелковые нити. Тетива восточных луков состояла из 5-6 сплетенных нитей, полученных из овечьей шерсти, перетянутой шелковыми нитями (Бехайм, 1995, С. 284). Длина тетивы зависела от параметров лука. В «Сокровенном сказании» говорится о «длиннотетивных луках» (Сокровенное сказание, 1990, § 105, С. 37), что подразумевает большие по размерам луки.
Регулярные торговые, военные, экономические отношения, существовавшие у Золотой Орды с другими государствами, обусловили постоянный обмен военно-техническими достижениями с соседними и отдаленными странами. Только через военно-дипломатические каналы в Улус Джучи проникало не малое количество высококачественного ближневосточного оружия, в том числе и всевозможные ручные метательные средства. Из арабских источников известно, что египетские султаны постоянно отправляли со своими посольствами в Золотую Орду различные ценные подарки, в числе которых: «дамаскские луки с кольцом и шелковыми тетивами; луки для метания (небольших) ядер со своими тетивами ... стрелы удивительной отделки в кожаных футлярах»; «луки для метания нефти» и т.д. Причем «все в своем (должном) количестве» (Абд аз-Захир, 2005, С. 73; Калавун, 2005, С. 79; Байбарс, 2005, С. 90, 94). Влияние Востока отразилось и на военной терминологии. Так, арабские стрелы стали называть «'arabîn sumuni qadasun» - древко арабской стрелы (Поппе, 1938, С. 392). Подобным образом и золотоордынское оружие могло попадать в другие средневековые государства. По Ибн Биби Бату (Саин-хан) «пожаловал» сельджукскому султану в числе прочих подарков «колчан, футляр для него» (Ибн Биби, 2006, С. 65).
На территории Северного Кавказа и причерноморской зоне находят большое количество различных типов наконечников стрел - болтов бронебойного назначения от арбалетов (самострелов), относимых к ХТТТ-ХУ вв. (Сальников, 2003, С. 157-158. Рис. 1; Зажигалов, 2004, С. 45-47. Рис. 1), обнаруженные как в позднекочевнических захоронениях, так и в черте золотоордынского города Азака. Западное происхождение арбалетных болтов не вызывает сомнений, но как они попали в регион? А.В. Сальников связывает распространение арбалетного набора в Крыму и Приазовье с европейскими (итальянскими - Венеция, Г енуя) контингентами войск, служивших в регионе. Через них племена горцев Кавказа могли познакомиться с арбалетным вооружением. Отряды горских народов (черкесы) и итальянские наемники участвовали в военных кампаниях золотоордынских властителей, в частности, Мамая (Сальников, 2003, С. 158-159; Сальников, 2007, С. 28). Арбалетный набор болтов, обнаруженный киевскими археологами вблизи с. Половецкое, возможно, проник вместе с отрядами литовского князя Витовта во время противостояния его с Золотой Ордой в конце XIV - начале XV в. (Зажигалов, 2004, С. 47). Вместе с тем одно из египетских посольств во главе с эмиром Фарис ад-дином Акушем ал-Мас‘уди и Шарифом ‘Имад ад- дином ал-Хашими направленное к Берке сопровождало «большое число стрельцов ... да людей, вооруженных самострелами» (Абд аз-Захир, 2005, С. 74). Не исключено, что и на вооружении золотоордынских пеших воинов из числа наемников - представителей оседлых народов было такое оружие как арбалеты[8]. Имели ли они значительное распространение сказать сложно.
Наконечники стрел
Закономерно, что в погребениях кочевников, стационарных культурных слоях (жилища, поселения, городищи) развитого средневековья традиционно из воинского набора более разнообразно представлены наконечники стрел. На похоронах богатых монголов среди сопроводительных вещей в источниках, со слов очевидцев, сообщается о луке и колчане со стрелами (Ц. де Бридиа, 2002, С. 119).
Метательный снаряд - стрела по-монгольски называлась sumun (oq - тюрк.) (Поппе, 1938, С. 327). В «Сокровенном сказании» можно найти различные названия монгольских стрел. Чжамуха, обращаясь к молодому Тэмучжину и Тоорил (Ван)-хану перечисляя свое личное вооружение упоминает стрелы «с зарубинами» (Сокровенное сказание, 1990, § 106, С. 37-38). По всей вероятности здесь имеется ввиду какие-то особые зарубки, ставившиеся на древке стрелы. В юности по монгольскому обычаю побратимства (анда) Чжамуха и Тэмучжин обменялись ценными подарками: Чжамуха дал Тэмучжину «свистун-стрелу- йори», а тот в свою очередь отдарил его «детской стрелой-годоли с кипарисовым лобком» (Сокровенное сказание, 1990, § 116, С. 42, см. также: § 77, С. 25). Назначая своих дружинников-разведчиков Чингиз-хан сравнил их с «дальними стрелами-хоорцах да ближними - одора!» » (Сокровенное сказание, 1990, § 124, С. 47). Чжамуха характеризуя боевой арсенал младшего брата Чингиз-хана - богатыря Хасара выделяет «стрелу анхуа», будто бы могла нанизывать «десяток-другой» людей (скорее всего в такой форме выражены ее бронебойные качества). Другая стрела «кейбур-ветряница» по всей вероятности обладала свойствами быстро вращаться при дальнем полете (Сокровенное сказание, 1990, § 195, С. 90). Давний противник дома кият-борджигинов меркитский Тохтоа-беки был поражен в бою с монголами «метательной стрелой - шибайн[9]-сумун» (Сокровенное сказание, 1990, § 198, С. 93). От руки тысячника Чжурчедая «стрелой-учумах» получил ранение в лицо сын кераитского хана - Сангум (Сокровенное сказание, 1990, § 208, С. 104).
Монгольское вооружение своими особенностями сразу привлекло внимание современников - их военных противников. Так, «их стрелы, - подчеркивает Фома Сплитский, - длиннее наших на четыре пальца, с железными, костяными и роговыми сильно заостренными наконечниками. Основание стрел настолько узкое, что едва ли подходит к тетиве наших луков» (Фома Сплитский, 1997, С. 114). Таким образом, монголы использовали в бою стрелы как с железными, так и костяными хорошо отточенными лезвиями наконечников. Особо стоит обратить внимание на то, что автор говорит об узком основании стрел, подразумевая здесь ушко древка. О разнообразии стрел монголов сообщают и другие источники. «Есть у них (монголов. - А.К.) также и другие стрелы для стреляния птиц, зверей и безоружных людей, в три пальца ширины... и другие разнообразные стрелы для стреляния птиц и зверей», - констатирует Плано Карпини (Плано Карпини, 1957, С. 51). Если обратиться к другим показаниям, то, например, китайские авторы выделяют следующую специфическую сторону: «Есть еще стрелы (у монголов - А.К.) из верблюжьих костей и стрелы с длинными и плоскими (похожими на) иглы наконечниками» (Пэн Да-я, Сюй Тин, 2009, С. 61). В последнем случае речь идет о бронебойных (боеголовковые) острых наконечниках, обладающих достаточной убойной силой. Возможно, об одном из таких наконечников называвшихся «тона» (тунэ) оснащенным тремя очень острыми остриями говорится в «Джами ат-таварих» (Рашид ад-Дин, Т. III, 1946, С. 187). К числу сигнальных стрел относились стрелы без наконечников. Лица, пересекавшие условную границу ханского шатра, при попытке к бегству подвергались обстрелу стрелами без железного наконечника гвардейской стражей (Плано Карпини, 1957, С. 75). По-видимому, здесь речь идет о стрелах с деревянной (тупой?) головкой. В официальной хронике династии Юань приведен случай использования деревянных наконечников в отношении нарушителей из числа командного состава монгольской армии как средство подающего предупредительный сигнал. «Всякого тысячника, который нарушит ранее принятые решения темника, того потом расстрелять стрелами с деревянными наконечниками» (Юань ши, 2005, С. 485). Здесь можно понимать так, что речь идет о наказании командиров. По вновь уточненному переводу: «любых тысячников и темников, которые будут в передних рядах, то стрелять в них стрелами с деревянными наконечниками вослед» («Основные записи», 2009, С. 169). Из комментария к этому эпизоду следует, что «данный пассаж сообщает о действиях, которые следует предпринять, когда высшие военачальники оказываются в передних рядах сражающихся монгольских войск. Стрельба деревянными стрелами тут скорее не наказание, а способ сигнализации (или предотвращения опасных действий) тысячникам и темникам, попавшим в неположенное им место в ходе боя» («Основные записи», 2009, С. 273).
В своих путевых заметках И. Барбаро сообщает ценную информацию о стрелах золотоордынских татар. Из его рассказа видно, что у татар было три вида стрел: во-первых, собственно, боевые стрелы для лука; во-вторых, охотничьи короткие «стрелы толщиной в палец, изогнутые и без оперения» применявшиеся против высоко летящих крупных птиц и которые во время полета изменяли свою траекторию. Эти сведения следует признать уникальными; в-третьих, спортивные «стрелы с железной частью в виде полумесяца с острыми краями», предназначавшиеся для перерезывания веревки, за которую подвешивали серебряную чашку (Барбаро, 1971, С. 147, 148). Большое количество различных типов метательных стрел, встречающихся при исследовании археологических объектов (раскопки) изучаемого времени, а также случайные находки позволяют считать, что этих специальных названий было десятки (если не сотни).
Упоминается в синхронном этому времени монгольско-тюркском словаре такое словосочетание как «belge qarbuqu sumun» - стрела для стрельбы в цель или, например, круглый наконечник стрелы - «moyulcaq basaq»» («yumrï basaq»» - тюрк.) (Поппе, 1938, С. 116, 238). У Махмуда Кашгари «башак» - «наконечник стрелы, острие копья» (Махмуд Кашгари, 2005, С. 358). Не трудно заметить, что в определенном контексте для обозначения понятия «наконечник стрелы» и в монгольском и тюркском варианте применен термин «basaq», хотя отдельно это слово переводится как «колос».
Классификация наконечников стрел, найденных в монгольской столице Чингизидов - Каракоруме была проведена в 60-х годах XX в. С.В. Киселевым и Н.Я. Мерпертом. Согласно их изысканиям определено 6 типов монгольских стрел: 5 - плоские, 1 - трехгранные, 1 - линзовидные (Киселев, Мерперт, 1965, С. 192-203). Как видно, здесь по типам преобладают плоские наконечники.
В специальной статье и комплексной работе, посвященной ручным метательным средствам раннего и развитого средневековья, вышедшей в 1966 году, А.Ф. Медведев практически полностью использовал сведения указанных выше авторов при разработке собственного классификационного построения (Медведев, 1966а, С. 50-60; 19666, С. 169. Рис. 34). При этом стоит обратить внимание на то, что при всех достоинствах этой очень полезной (во всех отношениях) оружиеведческой работы и довольно разнообразном привлекаемом материале (более 6 тыс. наконечников стрел!) он интерпретирует эти данные, подает их в обобщенном виде, в том числе и стрелковый арсенал кочевников южнорусских степей. Предложенная А.Ф. Медведевым классификация наконечников стрел[10], по его словам, «не претендует на исчерпывающую полноту ввиду того, что автор не имел возможности лично ознакомиться с коллекциями наконечников, хранящихся в музеях многих городов, да и едва ли возможно охватить весь этот огромный материал, разбросанный по многочисленным центральным и местным музеям» (Медведев, 19666, С. 55). Исследователь в основу своего классификационного принципа распределения железных наконечников стрел восточно-европейского региона, положил форму насада, в соответствии с которым он делит их на два отдела: втульчатые и черешковые. Причем последние имели более значительное распространение как среди древнерусских, так и других (в том числе и кочевнических) древностей. По острию или поперечному сечению пера вся совокупность собранных им наконечников стрел была подразделена на три группы: трехлопастные, плоские и граненые (бронебойные). Изученные группы наконечников стрел делятся в свою очередь по форме пера (острия) на типы (Медведев, 19666, С. 54-55). Оружиевед выявил 106 типов наконечников стрел: втульчатые (железные) - 11, черешковые (железные и стальные) - 95. Самой многочисленной группой наконечников стрел изучаемого периода составили плоские черешковые. Костяные наконечники стрел, включая втульчатые и черешковые, насчитывают 8 типов, также характерных для кочевников Нижнего Поволжья. Среди них, выделены: пулевидные конические, томары (биконические, трехгранные, «тупые») (Медведев, 19666, С. 56-89).
В ходе работ на многослойном могильнике Пшиш 1 на территории Адыгеи 47 захоронений, были отнесены к золотоордынскому периоду. В погребении 60 был найден один наконечник, отличающийся большими размерами и относившийся к типу ромбические крупные, выделенному А.Ф. Медведевым в тип 49 (Носкова, 2005, Рис. 2, 18). Данный «тип совершенно нехарактерен для древней Руси. Он был занесен в Восточную Европу во время монгольского нашествия в первой половине XIII в. Такие наконечники распространились с середины XIII в. только на юге России и применялись для стрельбы по коням противника до начала XV в. Единичные экземпляры их встречаются на разрушенных монголами русских поселениях, куда они попали, несомненно, во время нашествия», - заметил А.В. Медведев (Медведев, 19666, С. 69. Рис. 35, 45).
На территории Восточной Европы достаточно много встречается наконечников стрел так или иначе связанных с монгольскими завоеваниями. К таким относятся, например, т.н. «килевидные» наконечники (по номенклатуре А.Ф. Медведева тип 38), общее количество находок превышает более 700 экз. Особенно широкое распространение имели типы 38-3 найденные как в кубанских курганах, так и «на древнерусских городищах, разрушенных монголами в 1237-1241 гг.». Другой тип 38-4 автор относит «к периоду после монгольского нашествия (вторая половина XIII-XIV вв.). Не исключено, что этот вариант занесен на Русь монголами. Это тем более вероятно, что в Каракоруме — столице Монголии в XIII-XIV вв. - подобные стрелы были среди типичнейших монгольских. Такие наконечники обычны и на древнерусских городищах, разрушенных монголами» (Медведев, 19666, С. 64. Рис. 25, 16; Рис. 28, 15, 16, 18; Рис. 34, 15-17).
Присутствие монгольского (центрально-азиатского) оружейного комплекса четко прослеживается на множестве сохранившихся археологических материалах Золотаревского памятника, расположенного в Пензенской области. Городище принадлежало средневековым буртасам и погибло, очевидно, в результате монгольского нашествия 1237 г. на Восточную Европу. На Золотаревском поселении извлечено 441 экз. наконечников стрел. По результатам проведенных исследований специалисты пришли к выводу, что из них «70 типично монгольских наконечников стрел» или приблизительно «третья часть из них связана с монгольским нашествием» (Белорыбкин, 2001, С. 134, 185). Все наконечники стрел черешковые. Из группы трехлопастных выделяются листовидный наконечник с уступами пера, найденный впервые и не имеющий аналогов, отличающийся присутствием в своей конструкции «полости внутри корпуса», позволяющий «при полете издавать свист» (Белорыбкин, 2001, С. 117. Рис. 74, 12; см. также: Медведев, 19666, С. 58). Из плоских, следует обратить внимание на килевидные (тип 38-3 по А.Ф. Медведеву[11]), широко распространенные в ХШ-Х^ вв. и обнаруженные на месте древнерусских городищ, разгромленных монголами и булгарских памятниках (Белорыбкин, 2001, С. 117. Рис. 74, 13; см. также Медведев, 19666, С. 64). В группе ромбовидных «с расширением в верхней половине длины пера» и «с прямыми сторонами и вогнутыми плечиками» (тип 51), другой вариант «с прямыми сторонами и плечиками и наибольшим расширением в верхней половине длины пера» (тип 52-2), отнесенные к одному типу, бытовавшие как в Восточной Европе, так и в Сибири. К традиционному типу стрел, употреблявшихся степными кочевниками с К по ХШ вв., относятся ромбовидные наконечники с широким острием (тип 53) (Белорыбкин, 2001, С. 121-122. Рис. 75, 5-9; Рис. 76, 4; см. также Медведев, 19666, С. 69, 70). Заметное количество типов пришло в регион вместе с монгольскими завоеваниями. Так, в группе срезней с узкой вытянутой лопаточкой и расширяющимся острием выделены два варианта: с тупоугольным (тип 67) и уплощенным (тип 58) острием. Первый вариант, с высокой долей вероятности, появился в Восточной Европе с монголами в первой половине ХШ в. Все наконечники с прямоугольным сечением имеют упор для древка (Белорыбкин,
- С. 122-123. Рис. 76, 14, 15; Рис. 76, 4; Медведев, 19666, С. 69, 70). Сектровидные крупные срезни в двух вариантах (тип 68, тип 69 - джучидские срезни) до монголов были неизвестны, и пришли с монголами с востока и были распространены в ХШ-Х^ вв. Веслообразные наконечники (тип 66) также в восточно-европейские районы занесены монголами (Белорыбкин, 2001, С. 124. Рис. 77, 2-6; Медведев, 19666, С. 75-76). Пламевидные, с расширением в верхней или средней трети длины пера (тип 71-2). Один из экземпляров имел металлический свистунок с одним отверстием (Белорыбкин, 2001, С. 127. Рис. 78, 2- 4; Медведев, 19666, С. 77), что явно указывает на его восточное происхождение. Известны и бронебойные наконечники «в виде кинжальчиков ромбического сечения с перехватом» (тип 97), представленные вариантом «с вогнутыми плечиками и цилиндрическим основанием пера», распространившиеся с монголами в ХШ-Х^ вв. в Поволжье и на Кубани. Долотовидные (тип 100), «с равномерным сужением к острию», которые сильно сближаются с сибирскими и центрально-азиатскими аналогами (Белорыбкин, 2001, С. 133. Рис. 79, 18, 23; Медведев, 19666, С. 85). Сильное влияние, а самое главное, распространение, монгольских наконечников стрел (типы, варианты) просматривается и на других территориях, вошедших в состав Монгольской империи и Золотой Орды.
Подобные типы наконечников обнаружены в степном Прикубанье в курганной группе I «Дмитриевская» - 1982, к. 1, п.2. Из шести наконечников стрел один отнесен к «килевидному» типу 38-4 , другой ромбовидный с расширением в нижней части пера, соотнесен с типом 41 -2, третий - ромбовидный, с широким острием имеет сходство с типом 53. У остальных наконечники стрел были обломаны. В этой же группе к. 4 п.1 в гробовище погребенного воина между бедренными костями около колен находились железные черешковые стрелы в количестве семи экземпляров. Три наконечника с плоским сечением соответствуют в типологии А.Ф. Медведева следующим вариантам: ромбовидный, имеет расширение в нижней части пера - тип 41-2, двурогий срезень - тип 60-3, лавролистный, сближаемый с типом 63. Другие четыре наконечника являются бронебойными: два килевидные сплющенные - тип 81, «два - узкие шиловидные или пирамидальные ромбического сечения с перехватом типа 95». В раскопках к. 4. п. 2. данной курганной группы на кистях руки покойного обнаружены семь железных бронебойных черешковых стрел, из которых пять, внешне напоминают «кинжальчики» типа 97. Один имеет листовидную форму, сближаемую с типом 63 и последний в виде узкого шиловидного квадратного сечения типа 95 (Блохин, Дьяченко, Скрипкин, 2003, С. 186. Рис. 3, 6; С. 188. Рис. 5, 4; Рис. 6, 5). По мнению А.Ф. Медведева бронебойные наконечники в виде кинжальчиков (тип 97-4 «с вогнутыми плечиками и цилиндрическим основанием пера» и 975 «с пером остролистной формы») получают широкое распространение в связи с монгольскими нашествиями XIII - XIV вв. «почти исключительно в Поволжье и на Кубани, на подвластных Золотой Орде землях» (Медведев, 19666, С. 85). Из одиночного кургана «Северный»-1981, п. 1 извлечено семь сохранившихся черешков железных стрел со следами сильного окисления. По форме пера они определяются как «срезни с тупоугольным острием» (Блохин, Дьяченко, Скрипкин, 2003, С. 184. Рис. 2, 8). Возможно, в классификации А.Ф. Медведева он соответствует срезням «в виде узкой вытянутой лопаточки», одной из разновидностей которых являются с «тупоугольным острием». До монголов на Руси и в Восточной Европе этот тип наконечников был неизвестен, и появляется «в большом количестве... на всех русских поселениях южной полосы, разрушенных монголами», а затем распространяется в ХШ-ХГУ вв. на территории Восточной Европы. Автор относит их к стандартным монгольским наконечникам, наиболее часто используемых в самой Монголии ХШ-ХГУ вв. Поэтому «такие наконечники чрезвычайно широко были распространены в золотоордынский период в Поволжье и на юге России у кочевых и оседлых народов, подвластных Золотой Орде. Они встречаются здесь почти в каждом погребении ХШ-Х^ вв.» (Медведев, 19666, С. 76).
Как видим, археологический материал этого региона такое заключение подтверждает. В позднекочевнических воинских комплексах на Кубани привлекает курганная группа «Южный-84» к. 2, п.1., в котором находились 14 железных черешковых наконечников стрел. Четыре бронебойных с узким пирамидальным квадратным и ромбовидным сечением сближаемые с типами 90 или 95. К типу 95 относятся также два бронебойных с узким квадратным сечением и перехватом наконечника. Интересны три бронебойных пулевидных круглого сечения наконечника типа 102. В захоронении отмечен один плоский двурогий срезень с упором - тип 60-3. Один наконечник толстый линзовидного сечения с тупоугольным острием. Остальные 3 наконечника представлены единичными экземплярами разных форм бронебойных наконечников: ланцетовидный ромбического сечения - тип 78-2, килевидный, сплющенный, близок типу 81, пирамидальный трехгранный - тип 76-2 (Блохин, Дьяченко, Скрипкин, 2003, С. 190. Рис. 8, 11). Плоский двурогий срезень с упором имеет сильное сходство с типом 6 (по классификации Ю.С. Худякова) - вильчатые, относимые Ю.С. Худяковым к группе плоских наконечников, распространенной в прибайкальско- забайкальской зоне и Монголии в ХЬХ^ вв. (Худяков, 1991, С. 110. Рис. 55, 1). В курганной группе «Кривуша-84» к.1. п.1. наряду с другими предметами вооружения как около правого колена погребенного обнаружено 13 железных черешковых стрел. Из них три бронебойные узкие пирамидальные - тип 95. Следующие три типа «бронебойные шиловидные квадратного сечения с простым упором» - тип 90. По две пары бронебойных наконечника: ланцетовидные, приближающиеся к типу 77-3, пулевидные круглого сечения типа 102. Один бронебойный килевидный, близкий к типу 81 и один плоский треугольный - тип 37. От
одного наконечника остался только обломок (Блохин, Дьяченко, Скрипкин, 2003, С. 191. Рис. 9, 9).
Кубанские находки железных наконечников стрел можно представить в форме таблицы
|
Таблица № 1
|
В таблицу не вошли сведения о плохо сохранившихся наконечниках и об одном наконечнике «толстого линзовидного сечения с тупоугольным острием», обнаруженном в курганной группе «Южный-84» к. 2., п.1, т.к. авторы публикации, видимо, не нашли его соответствия в типологии А.Ф. Медведева (Блохин, Дьяченко, Скрипкин, 2003, С. 190. Рис. 8, 11). Между тем линзовидные наконечники известны в материалах кочевых культур восточных регионов Евразии ХЬХП вв.: захоронение панцирного воина из Г обийского Алтая (Худяков, Цэвээндорж, 1988, С. 25), у центрально-азиатских уйгуров, ундугунской культуре, кыпчаков (Худяков, 1997, С. 81-82, 96, 109), монголоязычных племен Забайкалья ХШ-ХЕУ вв. (Худяков, 1991, С. 114). Это дает, потенциально, основание предполагать восточное происхождение данного типа наконечников стрел, привнесенных в регион «монгольскими» номадами.
В ходе обследования погребений золотоордынской знати в курганной группе «Высокая гора» южной части Воронежской области к. 2 в могильной яме деревянной конструкции лежал колчан с шестью черешковыми наконечниками стрел. Три из них из-за плохой сохранности реконструируются по форме «как шиловидные или пирамидальные квадратного, ромбического и треугольного сечения» (близкие типу 95 - по классификации А.Ф. Медведева) и признаются как бронебойные. Остальные охарактеризованы так: 1) остролистный наконечник, приближаемый к типу 61, но отличающийся формой черенка 2) ромбовидный наконечник (тип 52), кунжутолистный наконечник (тип 72). Почти все наконечники датируются широкой хронологией с VIII-XIV вв. за исключением кунжутолистного - ХШ-ХЕУ вв. (Кравец, Березуцкий, Бойков, 2000, С. 116-118. Рис. 4, 7-12). Как видно из кубанских курганов и материалов из Воронежской области среди наконечников превалируют бронебойные черешковые варианты, среди которых ведущими были типы 95 и 90.
В работе Г.А. Федорова-Давыдова железные наконечники стрел группируются на отделы по поперечному сечению и делятся на типы по форме: А) трехлопастные, представлены I типом - в форме широких треугольных лопастей (имеют аналоги на территории Восточной Европы и Сибири периода раннего средневековья)[12]. Б) четырехгранные, состоят из 5 типов: I - бипирамидальные, вытянутые (Старая Рязань), II - бипирамидальные, с короткой верхней частью (Новгород), III - бипирамидальные, с короткой нижней частью (культура волжских болгар VΠI—К вв.), IV - пирамидальные, вытянутые*, V - пирамидальные, с дуговидными гранями*. В) плоские - наиболее массовые, включающие 15 типов: I - листовидные (Саркел - Белая Вежа), II - ланцетовидные*, III - ромбические (Старая Рязань, Саркел), IV - ромбические, с удлиненной нижней частью (Колодяжин, Плеснеск, Венгрия К-Х вв.), V - ромбические, с вогнутыми нижними и несколько выгнутыми верхними ударными гранями (Саркел, Новгород, Старая Рязань, смоленские городища ХП-ХШ вв.), VI - жаловидные, треугольные (предмонгольские русские памятники, Северный Кавказ, венгерские комплексы К-Х вв.), VII - срезни в виде треугольника*, VIII - в виде лопаточки с округлой нижней частью и ровно срезанной верхней (Новгород, сибирские памятники), К - срезни в виде вытянутой лопаточки со слегка закругленной верхней ударной гранью (Монголия, южнорусские городища периода завоевания, Старая Рязань, Новгород, Гродно, мордовские могильники), Х - срезни, с ударной вогнутой гранью*, XI - срезни но, с короткими, сходящимися под тупым углом, верхними ударными гранями (Казахстан, сибирские могильники ХШ-Х]У вв., русские городища, разрушенные монголами в ХШ в.), ХП - в виде лопаточки с раздвоенным широким концом (Новгород ХЮ-ХЕУ вв., Саркел) ХШ - фигурные (Северный Кавказ в., Новый Сарай, Старая Рязань, Сибирь раннего средневековья), Х]У - треугольные, с жаловидными отростками внизу*, XV - с широкой лопастью, срезанной под острым углом сверху, и округлым краем снизу* (Федоров-Давыдов, 1966, С. 25-29, 26. Рис. 3, 9). По материалам погребения Дальверзин в Средней Азии Ю.А. Заднепровский особо отметил соответствие найденного им железного плоского наконечника стрелы с черешком с типом В К (срезни), по классификации Г.А. Федорова-Давыдова и его сходство с формой и размерами находок не только Восточной Европы, но и казахстанских курганов монгольского времени (Заднепровский, 1975, С. 277. Рис. 2, а). Плоские срезни (тип В IX-XIII) обнаружены в Ново-Кумакском могильнике золотоордынского времени, имеющие различия по форме острия: с выступом, фигурное, круглое, треугольное (Кригер, 1983, С. 178, 180).
Из общего количества показанных типов наконечников у Г.А. Федорова-Давыдова нет аналогов 7 типов: отдел Б - пирамидальные, вытянутые - Б IV, пирамидальные, с дуговидными гранями - Б V, отдел В - ланцетовидные - В II, срезни в виде треугольника - В VII, срезни, с ударной вогнутой гранью - В Х, треугольные - В XIV, с широкой лопастью - В XV. Их отсутствие следует, скорее всего, объяснить недостаточной изученностью археологических памятников того времени. Среди четырехгранных наиболее часто встречающиеся типы - Б II (10 экз.), Б III (9 экз.). У плоских наконечников численно преобладают ромбические - В III (99 экз.), далее идут ромбические, с удлиненной нижней частью - В IV (89 экз.), листовидные - В I (45 экз.), срезни - В XI (41 экз.), срезни - «лопаточки» - В IX (25 экз.), ромбические («удлиненные»?) - В V (16 экз.), фигурные - В
- (11 экз.) и т.д.
Как отмечает Г.А. Федоров-Давыдов, наконечники, сделанные из кости, имеют очень широкое распространение, поэтому «приводить аналогии им не имеет смысла». Но, тем не менее, он выделил 4 типа костяных наконечников стрел: I - «пулевидные», II - четырехгранные с внутренней втулкой, III - трехгранные с плоским черешком и IV - с листовидным пером и плоским черешком (Федоров-Давыдов, 1966, С. 29. Рис. 3, 10).
По данным исследования В.А. Иванова и В.А. Кригера опиравшихся на предшествующий опыт Г.А. Федорова-Давыдова[13] из 43 погребений извлечено «65 поддающихся типологии наконечников», большинство из которых сближаются с отделом В - плоские черешковые. К отделу Б авторы относят всего 1 наконечник с трехгранным в сечении пером - Б I (Иванов, Кригер, 1988, С. 11, 31. Рис. 7, 2). Археологический комплекс (Базар-тобе 1, к.8., п.1), где был найден этот наконечник, датируется ими ХП-ХШ вв. Можно ли этот материал связывать только с кыпчаками домонгольского времени, сказать трудно. Остальные наконечники по данным исследователей соответствуют номенклатуре Г.А. Федорова-Давыдова и хронологически совпадают с господством монголов в евразийских степях ХЮ-Х^ вв. Из этого классификационного ряда зарегистрированы следующие: В III - плоские, листовидной формы, В IV - плоские, ромбической формы, В V - плоские, треугольной формы, максимальная ширина приходится на основание пера, В VI - двурогие (охотничьи) стрелы, В VII - треугольной формы (треугольник, перевернутым основанием вверх), В VIII - прямоугольной формы, но сужающиеся к основанию, В IX - в виде вытянутой лопаточки с закругленной верхней ударной гранью, В Х - сходные с предыдущим типом, но ударная грань слегка вогнута, В XI - вытянутая лопаточка, заканчивающаяся двумя короткими ударными гранями, сходящимися под тупым углом, В ХП - похожий на предыдущий, но ударная грань имеет треугольный вырез, В XIII - фигурный, с небольшим пером, ударная грань имеет треугольный выступ, В XVI - полукруглой формы, с небольшим пером, прямой или вогнутой ударной гранью. Кроме того, выявлены наконечники, не имеющие аналогов в классификации Г.А. Федорова-Давыдова. Тип Г I - с коротким, круглым в сечении пером конусовидной формы, Г II - аналогичные указанному, но с длинным пером. Только в пяти погребениях обнаружены костяные наконечники стрел, из которых 2 экз. отнесены к втульчатым - тип Г, круглым в сечении, пулевидной формы, черешковые, листовидной формы, ромбического сечения - тип IV, черешковый с треугольной, ромбического сечения головкой - V (Иванов, Кригер, 1988, С. 11-12).
Причем стоит, видимо, обратить внимание на то, что в южно-уральских памятниках поздних кочевников часто встречается тип В XI. В южно-уральском регионе в ходе археологических раскопок в Карталинском районе Челябинской области могильника Каменный Амбар-3, к.1 выявлен один плоский наконечника стрелы - ассиметрично- ромбический срезень с упором и короткими ударными гранями, идентифицируемый по типу В XI. В к. 8 Могильник Система-1, в состав погребального инвентаря входили 6 наконечников стрел, вложенных в колчан, от которых сохранились железные наконечники с остатками древков на черешках. Из них 5 стрел черешковые с упором, с укороченными ударными гранями можно отнести к типу В XI. В этом же комплексе к. 12 обнаружены 2 железных черешковых наконечника стрел. Верхняя часть одного наконечника обломана. Второй - более массивный - представляет собой вытянутую лопаточку с короткими сходящимися под тупым углом ударными гранями - тип В XI. Первый, обломанный наконечник, очевидно, тоже принадлежит к типу В XI (Костюков, 1987, С. 21; Костюков, 1989, С. 21, 35).
В.Ф. Немеров осуществил на археологическом материале Восточного Забайкалья XII-
- вв. типологию железных наконечников стрел, разделенные им «по форме насада на отделы, по форме сечения пера на группы, по форме пера с учетом форм лезвия, плечиков и шейки - на типы». Первая группа - плоские наконечники (самая многочисленная) состоит из 10 типов. Из них 6 являются срезнями: 1 тип - «в виде расширяющейся лопаточки с выпуклым лезвием», 2 тип - «в виде расширяющейся лопаточки с подтреугольным лезвием», 3 тип - секторовидные с выпуклым лезвием, 4 тип - «пламевидные», 5 тип - кунжутолистные, 6 тип - двурогие в виде расширяющейся лопаточки. Далее 2 - ланцетовидные (с удлиненной шейкой и с короткой шейкой), 1 - листовидный, 1 - пятиугольный. Вторая группа - четырехгранные наконечники, представлена 1 типом - листовидный (с удлиненной шейкой). Третья группа - трехлопастные наконечники, состоит из 2 типов: 1 - листовидные (с узкими дугообразными лопастями), 2 - кунжутолистные (с приостренным жальцем). Всего, таким образом, учтено 13 типов наконечников, большинство из которых плоские. Абсолютное преобладание плоских наконечников стрел в монгольском вооружении, справедливо связывается с увеличением частотности стрельбы и сокращением дистанции боя. Плоские наконечники стрел, по своей конструкции были предназначены для нанесения широких ран по незащищенному противнику с помощью горизонтального лезвия, с усилением порезов через острые грани. Видимо, весьма результативно, такие стрелы применялись как при стрельбе по лошадям, штурме городских укреплений, так и по пешим воинам. Между тем, отличительная черта трехлопастных наконечников стрел - более лучшие баллистические свойства, т.е. они обладали большей устойчивостью во время полета и при соприкосновении с поражаемым объектом оставляли «болезненные рваные раны», что достигалось за счет большой величины лопастей и остроугольной формы лезвия (Немеров, 1987, С. 216-218).
Из 38 погребений грунтового могильника Ляпинская балка в Северо-Восточном Приазовье, надежно относимых к золотоордынскому времени в одном из погребений обнаружен бронебойный наконечник стрелы: п. 7 - «железный пламевидной формы, круглый в сечении. Длина пера - 3 см, черешка - 3 см» (Евглевский, Кульбака, 2003, С. 364, 385. Рис. 5, 2). Плоский пламевидный наконечник лежал в колчане из кургана у «Третьего Плеса» (Костюков, 2007, С. 146. Рис. 3, 1). Трудно судить по приведенным в работах рисунках о его функциональной принадлежности или найти параллели в существующих типологиях.
Наиболее подробно классификационная модель монгольских наконечников стрел центральноазиатско-сибирского ареала интересуемого периода изложена в работах Ю.С. Худякова. На основе разработанного и успешно примененного метода типолого-хронологических матриц монгольских железных и костяных наконечников стрел ему удалось систематизировать солидный источниковый материал. Следует признать, что именно его методика оружиеведческого исследования археологических артефактов считается одной из известных на современном этапе научных знаний[14]. Анализ наконечников стрел проводился по четко определяемым критериям и наиболее существенным детальным показателям. По материалу изготовления подразделялся на два класса - железные и костяные. Класс железных наконечников по способу насада соотносился с одним отделом - черешковые. Исходя из сечения пера, вся совокупность наконечников делилась на группы, а по форме пера - на конкретные типы. Установленная номенклатура наконечников стрел средневековых монголов имеет упорядоченный вид. Железные наконечники стрел распределены по 7 группам. I группа - трехлопастные, имеют в своем составе 2 типа: 1. удлиненно-шестиугольные (1 экз.), 2. овально-крылатые (2 экз.). II группа - плоские наконечники состоят из 18 типов (самые многочисленные): 1. ассиметрично-ромбические (128 экз.), 2. томары (29 экз.), 3. пентаграммные (4 экз.), 4. боеголовковые (43 экз.), 5. срезни (2 экз.), 6. вильчатые (13 экз.), 7 секторные (54 экз.), 8. овально-крылатые (38 экз.), 9. полуовальные (2 экз.), 10. удлиненно-ромбические (8 экз.), 11. двояковогнутые томары (5 экз.), 12. овально-ступенчатые (6 экз.), 13. шипастые томары (1 экз.), 14. эллипсовидные (6 экз.), 15. боеголовковые томары (3 экз.), 16. удлинено-шестиугольные (3 экз.), 17. вытянутопятиугольные (1 экз.), 18. вытянуто-пятиугольные, шипастые (1 экз.). III группа - линзовидные наконечники. 1 тип - боеголовковые (4 экз.). IV группа - трехгранные в 2-х типах: 1. удлиненно-треугольные, 2. боеголовковые. V группа – четырехгранные наконечники из 3-х типов: 1. удлиненно-треугольные (6 экз.), 2. боеголовковые (3 экз.), 3. томары (3 экз.). VI группа - ромбические наконечники имеют 2 типа: 1. боеголовковые (2 экз.), 2. томары (1 экз.). VII группа - прямоугольные наконечники, также 2 типа: 1. томары (1 экз.), 2. боеголовковые томары (1 экз.). Костяные наконечники монгольских стрел состоят из двух отделов: втульчатых и черешковых. Втульчатые наконечники представлены одной группой - круглые наконечники одного типа - удлиненно-треугольные (3 экз.). Более многочисленны черешковые наконечники. I группа - трехгранные 5-ти типов: 1. ассиметрично-ромбические (2 экз.), 2. удлинено-шестиугольные (1 экз.), 3. боеголовковые (3 экз.), 4. удлиненно-ромбические (4 экз.), 5. вытянуто-пятиугольные (2 экз.). II группа - четырехгранные наконечники также 5-ти типов: 1. ассиметрично-ромбические (1 экз.), 2. удлиненно-ромбические (6 экз.), 3. боеголовковые (6 экз.), 4. удлиненно-шестиугольные (1 экз.), 5. вытянуто-пятиугольные (4 экз.). III группа - линзовидные наконечники содержат 2 типа: 1. вытянуто-пятиугольные (1 экз.), 2. эллипсовидные (1 экз.). IV группа - шестигранные наконечники, одного типа - удлиненно-ромбические (1 экз.). V группа - трапециевидные наконечники, также одно типа - удлиненно-ромбические (1 экз.) (Худяков, С. 104-117. Рис. 53-62, 65).
Таким образом, по такому показателю как форма пера выделено среди железных наконечников 30 типов, а среди костяных 15. Тем самым типологически разнообразные железные наконечники в два раза превышают количество костяных типов. Если исходить из сводной таблицы монгольских железных наконечников стрел, приведенной в работе, то половина изученных типов (15 из 30 или 50 %), уверенно датируется XIII - XIV вв., а другая часть имеет более широкий хронологический диапазон - ХI- XIV вв. В отношении костяных наконечников ситуация несколько иная. Из 15 выявленных типов - 10 (66 %) отнесены к XIII - XV вв., остальные 5 к ХЬХ^ вв.
Специальный анализ стрел монголоязычных кочевников показал увеличение количества плоских наконечников в начале - середине II тыс. н.э. и уменьшение числа типов и доли трехлопастных стрел и почти полное исчезновение двухлопастных. Среди бронебойных стрел наиболее распространенными становятся формы узких четырехгранных наконечников с остроугольным острием, а также прямоугольные и ромбические с тупым острием. Наиболее часто встречающимися формами среди плоских наконечников стрел становятся ассиметрично-ромбические, секторные, боеголовковые, овально-крылатые и томары, которые распространяются не только на территории проживания монгольских племен, но и перенимаются соседними тюркоязычными народами как в западной части Центральной Азии, так и далее проникают в евразийские степи. В этот период такое «всеобщее перевооружение» - замена трехлопастных стрел плоскими у центрально-азиатских кочевников объясняется не только переходом к господству во внутренних районах Срединной Азии монголоязычных народов, но и качественными изменениями в военно-технической сфере и тактике. Заметная популярность плоских наконечников была обусловлена сравнительной простотой в их изготовлении и более конкурентоспособной по сравнению с трехлопастными полетной скоростью за счет понижения общего веса стрелы. В этой связи повышается скорострельность, но сокращается дальнобойность лука и расстояние полета выпускаемых стрел. В сравнении с ХТ-ХП вв. в имперский период ХЫ-Х^ вв. монгольские стрелы претерпели определенные модификации. Идет сокращение количества и типов трехлопастных стрел и их употребление сохраняется преимущественно в северных и северо-восточных пределах (лесо-таежная зона) региона. Одновременно наблюдается существенное возрастание численности и функциональной роли в боезапасе монгольских лучников плоских стрел. Именно на этот хронологический отрезок времени выпадает рост находок различных типов стрел. При статичности конфигурации пера, в то же время, зримо меняются размеры стрел. Увеличивается доля широколопастных массивных наконечников с характерными после соприкосновения с ними широкими ранами объекта поражения. Группы и типы бронебойных стрел становятся более разнообразными, но при этом сохраняются (выделяются) наиболее оптимальные формы наконечников (боеголовковые, удлинено- треугольные и томары). В то же время находки реальных бронебойных образцов стрел в сравнении с большим набором типов и конкретных экземпляров плоских наконечников в памятниках монгольской культуры довольно редки. Изучение монгольских бронебойных наконечников стрел показывает, что противники монголов в степях Центральной Азии (те же кочевники) не использовали мощную броневую защиту. Соответственно такое преобладающее применение плоских наконечников при метании стрел по вражеским воинам и его лошадям допускает высказать мнение о слабой защищенности этих воинов тяжелым оборонительным доспехом. Поэтому здесь не наблюдается форсированная выработка оптимальных образцов метательных снарядов эффективно пробивающих броню неприятеля. В пользу этого говорит также широкое использование костяных наконечников стрел и при этом идет возрастание числа их типов в два раза (в XI-XII вв. - 7, ХЮ-Х^ вв. - 14) (Худяков, 1991, С. 122-125. Рис. 64, 67). Вместе с тем, с точки зрения отдельных современных исследователей, некоторые типы наконечников, например, двурогие срезни, вопреки мнению большинства специалистов - оружиеведов следует отнести к бронебойным метательным снарядам обладающих высоким проникающим свойством (Коробейников, Митюков, 2007, С. 122-124).
Характерные варианты некоторых типов центрально-азиатских наконечников стрел прослеживаются в золотоордынских памятниках Южного Урала. Некоторые аналоги плоских наконечников стрел можно найти в к. 11 (2 экз.) и к. 8 (1 экз.) могильника Система- 1. Так три черешковых наконечника с упором и слабо расширяющиеся к концам, выделенными в виде треугольника, в одном варианте с притупленной вершиной (Костюков,
- С. 31) следует отнести по типологии Ю.С. Худякова к плоским боеголовковым тип 4 (Худяков, 1991, С. 108. Рис. 57, 6, Рис. 58, 5, Рис. 59, 4, 5, 7, Рис. 60, 4, 7). Три стрелы в колчане из погребения на р. Молочной, различавшиеся по размерам и форме были ассиметрично-ромбические (тип 1) (Рассамакин, 2003, С. 215. Рис. 4, 5-7). В п. 19 Ляпинской балки из Приазовья найден железный наконечник стрелы, «бронебойного типа, ромбический в сечении. Длина пера - 3,5 см, сохранившаяся часть черешка - 1,5 см», характерный для позднезолотоордынского периода (Евглевский, Кульбака, 2003, С. 365, 385. Рис. 4, 11). В кургане у «Третьего Плеса» из 3-х плоских ассиметрично-ромбических наконечников с упором два имели длинные ударные грани, «сходящиеся под острым углом», а третий - форму лопаточки «с прямой или слегка округленной ударной гранью» Данные наконечники вполне соответствуют типу 1 плоские, ассиметрично-ромбические по Ю.С. Худякову. Некоторое сходство по форме можно наблюдать у наконечников «в виде лопаточки с раздвоенным концом» («вильчатые» тип 6 по Ю.С. Худякову), а также с «длинным узким пером прямоугольной формы» возможно отдаленно напоминающие т.н. прямоугольные наконечники группа VII тип 2 - боеголовковые томары из классификации этого же автора (Костюков, 2007, С. 146. Рис. 3, 2-4, 7,8).
В крайней восточной части Улуса Джучи - лесостепном Алтае в инвентаре курганного могильника Телеутский ВзвозЛ отмечены 2 типа железных наконечников стрел, соответствующие классификации Ю.С. Худякова. Первый тип - два ассиметрично- ромбических «однолопастных» наконечников с упором из к. 6. Второй тип - один срезень со скошенным на одну сторону острием и расширением одной стороны и линзовидным поперечным сечением пера из к.12. Третий тип представляет собой «шестигранный наконечник килевидной формы», шестиугольным поперечным сечением пера и круглым черешком, найденный в единственном экземпляре в к. 14 (Тишкин, Горбунов, Казаков, 2002, С. 87-88. Рис. 4, 1, 2, 3). Недалеко от поселения Островное 3 Мамонтовского района Алтайского края, хронологически относящегося к золотоордынскому времени нашли один «бронебойный», другой ассиметрично-ромбический с остроугольным острием наконечник (Иванов, 1999, С. 151. Рис. 1, 8, 9), имеющие близкие аналоги в типологии Ю.С. Худякова (Худяков, 1991, Рис. 62, 10, 18; Рис. 61, 1-3). Золотоордынские воины алтайского региона использовали разнообразные группы стрел: ассиметрично-ромбические, удлиненно
ромбические, овально-крылатые, боеголовковые, секторные, полуовальные, вильчатые формы, томары (Худяков, 1997, С. 121-123; Худяков, 2009, С. 173-174. Рис. 1, 2-9). Для пробития панцирных пластин и кольчужных колец использовали трехгранные и ромбические наконечники «с удлиненно-ромбическим и боеголовковым пером, шестигранные наконечники с вытянуто-пятиугольным пером» (Худяков, 2009, С. 174. Рис. 1, 10, 11). В раскопках средневекового городища Бозок вблизи столицы Казахстана - Астана, в погребениях, инвентарь которых датируется монгольским временем, попадаются плоские железные наконечники стрел: ассиметрично-ромбический - тип 1, боеголовковые - тип 4, секторные - тип 7 (Акишев, Вафоломеев, 2008, С. 52. Рис. 7, 2 и иллюстрац.). По-видимому, закономерно, что отдаленные восточные пределы Золотой Орды, примыкающие к алтайско- сибирскому району, находят близкое сходство именно в предметах вооружения дальнего боя с центрально-азиатскими «эталонами».
Стандартные наконечники стрел центрально-азиатского происхождения, датируемые концом XIII - началом XIV вв. извлечены из курганных погребений в районе Мингечаура Азербайджанской Республики, обследованных еще в 40-50-е гг. прошлого века. Появление золотоордынского оружейного комплекта в Закавказье связано с затяжными вооруженными конфликтами между Золотой Ордой и государством иранских Ильханов, происходившими как раз в этот период. В одном из колчанных наборов сохранились железные черешковые наконечники стрел разной конфигурации: трехлопастные, трехгранные треугольные, плоские долотообразные, вытянуто-треугольные (шилообразные), плоские треугольные. Автор статьи считает, что они полностью совпадают с наборами наконечников стрел из золотоордынского могильника «Олень-Колодезь» (Ефимов, 1999) и в целом характерны для монгольских погребений из Центральной Азии, Сибири, Северного Кавказа и Крыма. Особенно интересны два «плоских долотообразных наконечника», длиной 11 и 12 см (Ахмедов, 2009, С. 163-164. Рис. 3, 7, 8).
В условиях нехватки основного запаса железных наконечников стрел в боекомплект лучников включались, по-видимому, стрелы с костяными наконечниками трехгранной, четырехгранной, пятигранной, шестигранной формой пера, предназначенные для поражения незащищенного доспехом противника (Худяков, 2009, С. 174. Рис. 1, 13, 14).
В источниках упоминаются т.н. «свистящие» стрелы. Об особых «поющих стрелах»[15] монголов пишут китайские очевидцы Пэн Да-я и Сюй Тин (Пэн Да-я, Сюй Тин, 2009, С. 61). По приказу Мункэ-каана были изготовлены «две стрелы (bousiones), головки которых были серебряные и полные отверстий, так что, когда их пускали, они свистели, как флейты» (Рубрук, 1957, С. 141). В дореволюционной историографии в течение двух полевых сезонов 1896-1897 гг. в Белореченских курганах XIV-XV вв. на юге России Н.И. Веселовский нашел среди большого количества наконечников стрел «один с полым внутри костяным шариком, немного удлиненным и имеющим с боку просверленное небольшое отверстие... Шарик помещался на стержне, как раз за железным наконечником» (Веселовский, 1909, С. 160). Среди археологических находок такие стрелы не являются сейчас редкостью. Многие исследователи давно указывают, что некоторые плоские и трехлопастные наконечники (среди последних - тип 2 по В.Ф. Немерову) имеют характерные полые костяные шарики свистунки бочонковидной или биконической формы «с двумя полярно расположенными овальными резными отверстиями», сделанные на насаде стрелы. Габариты свистунки зависели от размера наконечника. Стрелы, снабженные свистунками, создавали во время движения шумовой устрашающий эффект или же, возможно, способствовали более лучшему закреплению наконечника на древке стрелы, управляя ее полетом. «Свистящие стрелы», по всей вероятности, предназначались для доставки снаряда наполненного горючим материалом или закрепленной паклей при поджоге крепостных сооружений (Немеров, 1987, С. 218-219). Подобная костяная свистунка бочонковидной формы найдена и на Алтае (Тишкин, Горбунов, Казаков, 2002, С. 88. Рис. 4, 5). Костяные шарики-свистунки без отверстий или с узким отверстием надевались ассимметрично-ромбические, овально-крылатые, удлиненно-ромбические формы наконечников стрел и имея прекрасную скорость уступали в дальности и точности стрельбы трехлопастным стрелам (Худяков, 2009, С. 173-174). На черешках монгольских трехлопастных и плоских стрел имелись костяные свистунки биконической формы с округлыми, овальными и прямоугольными отверстиями (в последнем случае они располагались перпендикулярно длине наконечника) или иногда без них просто цилиндрические. По всей вероятности свистунки крепились к черешкам массивных наконечников стрел. Техническая характеристика устройства монгольских «свистящих стрел» позволяет считать, что свистунки выполняли функцию муфты и тем самым, не допуская раскалывания торца древка стрелы (Худяков, 1991, С. 124-125). Встречаются наконечники такой формы и в южно-уральских памятниках золотоордынского времени. В к.1. могильника Каменный Амбар-3 среди других находок обнаружены два наконечника пламевидной формы, один из которых был оснащен «костяной свистулькой». Его длина 8,6 см. Длина черешка 4,9 см. Свистулька крупная биконическая с двумя узкими прямоугольными прорезями. В части отверстия свистульки, примыкающей к упору наконечника, вырезана канавка шириной 1,5 мм и глубиной 1 мм, служившая, очевидно, для закрепления свистульки на древке стрелы. Диаметр древка, судя по внутреннему диаметру свистульки - 0,7 см (Костюков, 1987, С. 21). На одном из черешков наконечника стрелы из захоронения у «Третьего Плеса» была закреплена небольшая костяная биконическая муфта, не имевшая прорезей (Костюков, 2007, С. 147. Рис. 3, 6).
Похожие варианты наконечников пламевидного типа были найдены в Забайкалье, определяемые как «пламевидные срезни» (Немеров, 1987, С. 216, Рис. 3, 1, 2, 4), которые как в вышеприведенном случае снабжались или нет свистунками биконической формы. Такие свистунки получают известность и на других территориях, подвластных Улусу Джучи. Плохо сохранившийся (фрагментированный) обломок наконечника стрелы длиной 2,0 см найден в погребении воина-кочевника у сел. Новоселицкое на Ставрополье, который «был вставлен в костяную насадку» - свистунок, представляющую собой костяную насадку биконической формы, «с продольным и сквозным отверстием» с зашлифованной внешней поверхностью. Е.И. Нарожный особо подчеркивает, что такая находка (насадка на наконечники стрел) является редкостью для Северного Кавказа и более характерна для центрально-азиатских кочевников средневековья, которые в ходе чингизидских завоеваний «разнесли» такие образцы по Восточной Европе и Северному Кавказу (Нарожный, 2005, С. 110-111. Рис. 45, 15). Хотя визуально, смеем заменить, размеры и конструкция северокавказской свистунки несколько отличалась от восточных аналогов. Свистунки (муфты) применялись некоторыми народами Сибири в качестве утяжелителя стрелы, чтобы увеличить дальность полета стрелы и ее проникающие возможности. Кроме того, как считает В.Г. Кищенко, опираясь на мнение медиков-хирургов, при ранении функция свистунки сводилась к выполнению роли «расширителя, активно ускоряющего потерю крови раненых» (Кищенко, 2003, С. 138). «Поющие стрелы», издающие пронзительный «вой», по всей вероятности, использовались как на охоте, так и в бою как сигналы-команды военачальников, подающие направление (в военной ситуации групповой) стрельбы.
В связи со всем вышеизложенным полностью принять мнение И.А. Воронцова, который считает, что «большинство типов наконечников стрел, активно использовавшиеся кочевниками Нижнего Поволжья до монгольской экспансии, и далее играли доминирующую роль в оснащении» вооруженных сил Золотой Орды (Воронцов, 2006, С. 17-18) довольно трудно. Монгольские военные вторжения 30-40-х гг. XIII в. в юго-восточной Европе привели к серьезному передвижению кыпчакских номадов на другие территории. К тому же наступающие монгольские войска совершили серию масштабных военных «зачисток» именно в Нижнем Поволжье, что даже привело к заметной гибели и уходу местного кочевого населения этого района. Об этом сообщают многие письменные источники. Рост находок предметов вооружения дистанционного боя с различных территорий Улуса Джучи говорит о заметном проникновении в западные регионы оружейных стандартов с востока вместе с миграцией населения центрально-азиатского происхождения. Сказанное, конечно, не позволяет думать, что домонгольские традиции производства вооружения вообще исчезли после окончания в середине XIII в. активных монгольских завоеваний. Учитывая конгломеративный (многокомпонентный) этнокультурный состав джучидских улусов можно предварительно считать, что и набор оружия, применяемый воинами Золотой Орды, был достаточно синкретичным и сложным и четко выделить доминирование только «местных» типов вооружения над «пришлыми» не представляется пока возможным. Для обоснования такого вывода необходимо, на наш взгляд, изучение оружия во всех регионах, которые ранее входили в состав золотоордынского государства. В этой связи более правомерно можно говорить не только о нивелировании или унификации отдельных предметов вооружения в золотоордынское время (конечно, оно имело место), но и о регионализации оружейного комплекса, связанного с местными особенностями.
Нам подробно неизвестно как происходила техническая процедура изготовления монгольских стрел. Плано Карпини в одном из разделов дает такую рекомендацию: «острия стрел (имеется в виду наконечники - А.К.) для лука или баллисты должны, как у Татар, когда они горячие, закаляться в воде, смешанной с солью, чтобы они имели силу пронзить их оружие» (Плано Карпини, 1957, С. 62). Процесс ковки наконечников и в первую очередь их боеспособность по донесению этого автора тесно увязывается с закаливанием заготовок в соляном растворе. Более чем вероятно, что существовали и другие способы заготовки различных типов наконечников, усиливавших проникающий эффект и увеличивавших их боеспособность.
Острие (лезвие) и края (ударные грани) стрелы в зависимости от конфигурации наконечника затачивались специальным бруском - напильником, который назывался ща’йга(£)» (Поппе, 1938, С. 444) или «хурэ» и обычно лежал в колчане. Письменные источники это подтверждают. По сведениям Иоанна Плано Карпини монгольские «железные наконечники стрел весьма остры и режут с обеих сторон наподобие обоюдоострого меча; и они всегда носят при колчане напильники для изощрения стрел» (Плано Карпини, 1957, С. 51). Достигнутая таким способом острота усиливало проникающую (пробивную, режущую) способность стрелы.
Отношение к метательному оружию у кочевников было бережным. После боя наконечники стрел собирались победившей стороной. В этой связи, Чингиз-хан, по словам Лубсан Данзана, дал такое наставление своим близким: «Аранай Хасар, Дахай, Сухэй и Чахуркан пусть вчетвером будут собирающими далеко (летящие стрелы), собирающими близко (падающие стрелы)» (Лубсан Данзан, 1973, С. 137).
Древки стрел
Довольно редко в погребениях кочевников Золотой Орды попадаются более или менее сохранившиеся древки стрел - стержневая несущая часть боевого снаряда оружия дальнего боя. В погребении кочевой знати Золотой Орды курганной группы «Высокая гора» в к. 2 найден конец древка стрелы «с характерным утолщением и глубиной выреза» для тетивы (Кравец, Березуцкий, Бойков, 2000, С. 117-118. Рис. 4, 13), отнесенный по этим признакам к XIII-XIV вв.
У монголов «тонкооструганное дерево используется в качестве древков стрел» [16], - подчеркивают свидетели тогдашнего кочевого быта монгольской степи (Пэн Да-я, Сюй Тин, 2009, С. 61). Средневековые монголы называли мастера делающего стрелы - <^итисЬ> («оцс1» - тюрк.) (Поппе, 1938, С. 327). В § 29 своего сочинения И. Барбаро, пишет о «лавке мастера по выделке стрел» из города Тана, в которой он находился (Барбаро, 1971, С. 147).
Работа по изготовлению стрел требовало от производителя стрел необходимых знаний, достаточной квалификации, опыта. В этой отрасли военного производства существовала и своя специализация. В период перманентных военных кампаний монголов представители военного ремесленничества захваченных стран привлекались завоевателями для производства вооружения[17]. В то же время для кочевого быта номадов было характерно изготовление стрел самими воинами. Эта сторона жизни отражена в путевых записках и отчетах лиц, посещавших ставки чингизидских правителей. Монгольские «мужчины ничего вовсе не делают, за исключением стрел» (Плано Карпини, 1957, С. 36), - деликатно заметил Плано Карпини. В статье В.Ф. Немерова отмечается, что при изготовлении древка стрелы «модон эшэ» (производное от монг. «modun» — дерево (Поппе, 1938, С. 237) монголы и другие центрально-азиатские народы «использовали росший по берегам рек и озер кустарник, преимущественно иву», а также можжевельник и березу. Фрагменты монгольских древок из Восточного Забайкалья (п.2 у с. Кункур, п. 6 могильника Малая Кулунда долины р. Онон) «представляли собой точеные, округлые в сечении цилиндрические деревянные стержни, чуть сужающиеся при подходе к ушку, диаметром 0,8 см» (Немеров, 1987, С. 219). Из монгольских погребений Прибайкалья (Ольхон) известны два обломка древков стрел (33,5 и 47 см), сделанные из березы. В забайкальском захоронении на горе Окошки сохранившиеся древки стрел длиной 40-60 см были «оклеены тонким слоем бересты» и имели на концах арочный вырез - ушко для закрепления на тетиве (Худяков, 1991, С. 125126. Рис. 68, 1, 2, 3, 4, 5). В «Сказании об Идиге» также говорится о тугой березовой ветки, из которой была выстругана стрела (Жирмунский). Тем самым это дает возможность считать, что древки стрел делались и из ветвей деревьев. О казахских стрелах из березы сообщает позднее и Рузбихан (Рузбихан, 1976, С. 128). По свидетельству Плано Карпини у монголов «железные наконечники имеют острый хвост длиною в один палец (черешок - А.К.), который вставляется в дерево» (Плано Карпини, 1957, С. 51). Наконечники стрел крепились к древку двумя способами: во-первых, их вбивали черешком в ствол, не расщепляя самого древка, обматывая далее крепкими нитями (сухожилиями), во-вторых, заранее «расщепив, стягивали трещину плотно уложенной нитью и берестой, предварительно покрыв ее клейким составом», что и подтверждается археологическим материалом (Немеров, 1987, С. 219). Существенной особенностью монгольских стрел было то, что древко ближе к наконечнику было чуть толще, что придавало дополнительную тяжесть (массивность) при ударе (поражении) и позволяло пробить тяжелые доспехи противника. Нижняя часть древка также чуть расширялась, где делалась зарубка стрелы - «honi» (Поппе, 1938, С. 186, 404), нужная для закрепления древка на тетиве.
Большое значение в подготовке стрелы имело оперение по-монгольски - «sumuni hödün» («oq yüngi» - тюрк.) (Поппе, 1938, С. 327), как известно являющегося стабилизатором устойчивого полета выпущенного снаряда и содействуя попаданию в цель. «Привязанные орлиные (перья) служат в качестве оперения стрел» (Пэн Да-я, Сюй Тин, 2009, С. 61). Само перо называлось «ödün» (Поппе, 1938, С. 443). У монголов ХТТ-ХТТТ вв. для оперения стрел, судя по источникам, применяли перья орла, а также коршуна, гуся, тетерева, дятла (Немеров, 1987, С. 219). На Руси и Востоке для оперения стрел лучшими считались перья орла, грифа, сокола (Медведев, 19666, С. 51). По определению Б.Ф. Адлера монголы, тюрки и племена Северной Азии составляли одну сибирскую группу, для которой характерно плотная форма оперенья с тремя ил четырьмя рядами перьев (Адлер, 1903, С. 187; Анучин, 1887, С. 43), но для монголов изучаемого времени более характерно было двухрядное перо. Иногда оперение красили в яркие тона - желтый, синий, красный.
Раскрашенные стрелы (древки) фактически редкая находка в погребениях монгольского времени, но, тем не менее, это не исключает бытование такого обычая у монголов и золотоордынских кочевников. Такая традиция зафиксирована в кургане у «Третьего Плеса» из Челябинской области. Древки стрел около наконечника были обвиты по спирали тонкими берестяными полосами шириной 0,3-0,4 см, что очень сильно сближает их с центральноазиатскими традициями ставить опознавательную метку (Костюков, 2007, С. 147, 153). В описании Лубсан Данзана у Чингиз-хана были красные стрелы, расписанные киноварью и хранившиеся в золотом колчане (Лубсан Данзан, 1973, С. 121-122). В золотоордынском погребении могильника «Олень-Колодезь» Кащеевка 2/1 отмечено древко стрелы, обвитое тонкой лентой до 1 см в форме тонко позолоченной фольги (Ефимов, 1999, С. 101).
Не менее важен вопрос о длине стрел. Плано Карпини дает следующие примерные размеры стрел монголов: «длина их стрел составляет два фута, одну ладонь и два пальца» (Плано Карпини, 1957, С. 51). В специальной литературе, посвященной этой теме, определены несколько факторов, влияющих на параметры стрелы: длина и тип лука, сила и антропологические данные лучника (длина рук), функциональное назначение. В этой связи «длина стрелы была индивидуальна для каждого стрелка» (Кищенко, 2003, С. 133). Из исследования А.Ф. Медведева известно, что стрелы кочевников XIII—XIV вв. имели длину 85 см (Медведев, 19666, С. 52). По изысканиям В.Ф. Немерова длина монгольских стрел изучаемого им региона «не превышала 70-80 см» (Немеров, 1987, С. 219). В.П. Костюков отмечает, что длина стрел из колчана из кургана у «Третьего Плеса» в длину достигала 80 см (Костюков, 2007, С. 146). Учитывая вышеобозначенные факторы, следует сказать, что длина стрелы зависела от размера лука, т.е. она должна была составлять не менее половины длины кибити и индивидуальных возможностей самого стрелка и могла колебаться в среднем от 70 до 90 см.
Колчаны
Составной частью стрелкового комплекса вооружения был специальный футляр - колчан для стрел, имевший несколько названий - «qobdu» («kes» - тюрк.), «qor» или «qorumsa (q)» (Поппе, 1938, С. 299, 445). Типичное ношение воинского снаряжения номадов зафиксировал, в частности, такой очевидец монгольского вторжения в Центральную Европу как Фома Сплитский: у монголов «колчаны и луки прикреплены по-военному к поясу» (Фома Сплитский, 1997, С. 114).
Материалом для изготовления колчанов служили береста, дерево и кожа. В «Сокровенном сказании» речь идет о берестяном колчане (сайдак) (Сокровенное сказание, § 230, С. 115-116). Обычно кочевнический колчан представлял собой свёрнутый из бересты цилиндр с деревянным дном. Колчаны иногда красили в различные цвета и украшали с внешней стороны костяными накладками. Двухслойные берестяные кочевнические колчаны имели расширение внизу около дна и наверху у горловины. В таких колчанах днище, как правило, делалось округлым, к которому крепился металлический крючок с ремешком, закреплявший колчан «при быстрой верховой езде». Дно колчанов варьировалось в пределах 12-15 см. Кроме того, костяные петли могли прикрепляться к двум ремням-полосам охватывавшем колчан у горловины и дна. В среднем размеры восточноевропейских колчанов доходили до 60-70 см, в которых свободно помещались стрелы длиной 70-90 см, ложившиеся оперением вверх, что позволяло сохранить перья от повреждений (Медведев, 19666, С. 20-21; Малиновская, 1974, С. 134).
Ввиду плохой сохранности колчанов от них в погребениях кочевников остались кольца, крючки, петли, накладные пластины, сделанные из железа, кости, остатки кожи, днищ и горловин, деревянный или железный проволочный каркас. Сшитые колчаны скреплялись по сторонам специальной железной оковкой или длинными костяными накладками, в которых делались специальные отверстия, через которые прошивались края. Особенно часто попадаются широкие костяные накладки «орнаментированные резьбой и гравировкой», аналоги которым есть в Сибири, Барбашинском могильнике (Мордовия), городище Верхний Джулат (Северный Кавказ), но встречаются длинные узкие костяные пластины, накладываемые на края колчана и покрытые орнаментом. Обычно их клеили, пришивали или заклепывали к внешней поверхности колчана. Характерной деталью колчанов были костяные петли. Через петли «продевался шнур или ремень для ношения колчана через плечо». Костяные петли прикреплялись к ремням, облегавшим колчан. На костяных петлях для усиления соединения с ремнем делали насечку. Г.А. Федоров-Давыдов провел классификацию костяных петлей от колчана золотоордынских кочевников по принципу: отделы - количество больших отверстий, типы - форма. Им выделено три отдела А, Б, В. Самой многочисленной оказался первый отдел - А, в который вошли 7 типов, второй отдел Б - 2 типа и третий отдел В - 1 тип (Федоров-Давыдов, 1966, С. 29-31. Рис. 4).
Н.В. Малиновская провела специальный анализ 84 колчанов, украшенных орнаментированными резными обкладками, и пришла к выводу, что они появились в степях в ХШ-ХV вв. вместе с монголами и имели широкое хождение у всех кочевых племен на территории от Днестра до Центрального Казахстана. Костяные колчанные накладки являются произведениями высокого искусства[18] золотоордынских мастеров, сочетавших различные технические и стилистические приемы резьбы. Изящные и сложные орнаментальные композиции обкладок колчанов принадлежали представителям кочевой знати, но в то же время и рядовые легковооруженные воины-кочевники старались украсить свое оружие. По ее предположению костяные обкладки колчанов производились в золотоордынских городах Поволжья и Приднестровья (Малиновская, 1974, С. 135-169). С последним утверждением согласиться можно частично. В кочевой степи золотоордынского периода работали мастера-колчанщики, по-монгольски щоЪйис1» или «квШ» (тюрк.) (Поппе, 1938, С. 299), которые, непосредственно занимались изготовлением колчанов, украшая их орнаментированными накладками.
Берестяные колчаны, что интересно встречены в Ново-Кумакском могильнике как в девяти мужских, так и двух женских погребениях. «У шести колчанов длина 60-65 см, ширина верха - 7-10 см, нижнего края - 20 см. У других четырех колчанов длина 35, 45, 74, 90 см» (Кригер, 1983, С. 181). Все это можно трактовать как участие женщин в боевых действиях.
В южноуральских погребениях кочевников выявлена большая коллекция - 33 берестяных колчана. Данные колчаны имели конусовидную форму в длину от 35 до 90 см. Примечательной стороной колчанов было то, что верхняя часть конуса была «в два раза уже донной (в среднем 10 х 20 см)». К колчану с помощью ремней прикреплялись железные или костяные петли. По мнению большинства исследователей, колчан подвешивали к седлу или поясу железными крючками, снабженными широкими плоскими щитками прямоугольной или овальной формы. На некоторых щитках просматриваются 3-4 сквозные отверстия, служившие креплением крючка к ремню. Некоторые колчаны украшены костяными накладками с «покрытым резным геометрическим и растительным орнаментом» (Иванов, Кригер, 1988, С. 13. Рис. 2, 3, 10, 1, 2, 3; Рис. 14, 39).
Знатного воина из погребения на р. Молочной сопровождал деревянный колчан с расширением в нижней части (береза) длиной 70 см, шириной основания - 20 см, «ширина верхней части, где расположен карман - 10 см», а сам карман, сделанный «в виде овального выреза, составляет 6-7 см». Колчан был сделан из нескольких частей: сам футляр (из тополя), выдолбленный из куска дерева с выпуклой поверхностью и прямыми бортами, на торцы которых «была наложена тонкая плашка с поперечно идущими волокнами, образовавшая заднюю, плоскую стенку футляра» (Рассамакин, 2003, С. 215, 222. Рис. 4, 4). В п. 7 из могильника Ляпинская балка обнаружен берестяной колчан, с расширением наверху. «Длина колчана - 66 см, ширина в верхней части - 20 см, в нижней - 11 см. В нижней и средней частях - железные оковки». Предположительно он был изготовлен из двух слоев бересты с деревянным или берестяным днищем, а внутри колчана по всей длине ставилась деревянная планка, к которой крепились два железных кольца, через которые колчан подвешивался «к поясу или через плечо на перекидном ремне». Исходя из местоположения колчана на правой ноге, его носили на правой стороне (Евглевский, Кульбака, 2003, С. 365, 385. Рис. 5, 15).
По мнению М.В. Горелика у монголов было два типа колчанов. Первый - плоский[19], прямоугольной формы, который шился из кожи и украшался нашивками, аппликациями, узорными металлическими и костяными накладками. Второй - наиболее известный в евразийских степях, представлял собой узкий длинный футляр, в котором стрелы лежали наконечниками вверх. К числу особенностей монгольских колчанов исследователь относит наличие «устье-кармана с крышкой сбоку». Такой «карман делали расширяющимся вверху, с верхом округлой, веерообразной формы». Колчан такого типа делали из бересты, в основе которого были деревянные рейки или железные прутья. Такой каркас или береста обтягивались кожей, покрывавшийся «костяными пластинами с гравированным узором, представлявшим чисто монгольское искусство орнамента». Элитные монгольские колчаны украшались изделиями из серебра и золота. Колчан с помощью ремешков, продетых через костяные или деревянные петли в верхней части, подвешивали с правой стороны (Горелик,
- С. 18-19). Форма и декор монгольских колчанов обоих типов переняли северокавказские черкесы (Горелик, 2008, С. 167).
На правой стороне у бедренной кости погребенного юноши из мингечаурского кургана находился колчанный крюк и трапециевидный берестяный колчан, по форме характерный для стрелкового снаряжения монгольских воинов XΠI-XΓV вв., подвешиваемый сбоку к поясу (Ахмедов, 2009, С. 163-164). Крючок-застежка, как верно заметил М.В. Горелик, скорее всего, использовался для регулирования общей длины футляра с помощью пряжки, соединявшей две части ремня (Горелик, 2009, С. 454).
Колчаны носили как с правой, так и с левой стороны, т.к. в погребениях их находят с обеих сторон. На восточных миниатюрах колчаны и налучья показаны подвешенными как с правой, так и с левой стороны. Лук, лежавший в налучье, и колчан крепился к поясу особыми кольцами. Если кольцо было помещено в центральной части обратной стороны налучья, пояс пропускали через него, таким образом, чтобы налучье было подвешено не вертикально, а наискосок, что было удобно во время верховой езды. Колчан носился на длинном поясе через правое плечо, и располагался так, чтобы он закрывал правую часть и плечо, с упором в локте (Моауеи, 1970, Р. 131).
На центрально-азиатском материале Ю.С. Худяков выявил одну группу колчанов - «с цилиндрическим приемником», а среди них выделяет два их типа: 1 тип - с горизонтально срезанным верхом (7 экз.) и 2 тип - с карманом (1 экз.). В колчанах первого типа стрелы, в соответствии со сложившейся традицией монгольского времени ложились наконечниками вверх. В то же время они могли ложиться в колчанах как в верх, так и вниз или в разные стороны, что «связано с различным назначением и традицией». Колчаны украшались орнаментированными накладками. В колчанах с карманом стрелы лежали «наконечниками вниз, ушками вверх» (Худяков, 1991, С. 126-128, Рис. 69, 70).
Колчаны, с т.н. «ровным верхом» найдены в могильнике Телеутский Взвоз-[, к. 10, 11, 12, 14. Футляр был сделан «из двух вертикальных полос бересты, свернутых и сшитых (склеенных) с тыльной стороны». Колчаны такого типа имели трапециевидную форму, с общей длиной 76-86 см, шириной дна 17 см, шириной устья 12 см (Тишкин, Горбунов, Казаков, 2002, С. 88-89. Рис. 4, 6). Если их сравнить с указанными выше находками колчанов на основной золотоордынской территории, то по размерам они чуть больше в среднем на 15 см. У алтайских кочевников золотоордынского времени были в ходу колчаны с цилиндрическим приемником двух типов: 1) «колчаны с горизонтально срезанным верхом» с расширяющимся к днищу приемником, сшивавшимся из полотнищ и специально обрабатывались берестой. В целях укрепления у горловины и нижней части приемника дополнительно накладывался слой бересты; 2) колчан с карманом, найденный на Алтае, имел укрепление в виде деревянной рамки, зауженную горловину и расширение в днище берестяного приемника. В колчанах обоего типа стрелы ложились оперением вниз и наконечниками вверх (Худяков, 2009, С. 174-175. Рис. 1, 12).
Интересен также вопрос о количестве стрел в колчане[20]. По письменным известиям монголы обладали тремя большими колчанами «полных стрелами» или на каждого воина в сражении приходилось по «тридцать маленьких - метать и тридцать больших с железными широкими наконечниками» (Плано Карпини, 1957, С. 50; Марко Поло, 1990, С. 193). Боезапас стрел в продолжительном бою активно пополнялся оруженосцами, служившими в обозе. Тем самым, в каждом колчане стрелка могло быть в среднем 30 стрел. Это подтверждается многими источниками[21]. Причем такая традиция, иметь 30 стрел в одном колчане у кочевников сохранилась вплоть до нового времени. В то же время в литературе отмечается, что в колчане стрел могло уместиться и больше 30 штук.
В монгольской юрте - гэр воины вешали колчан строго на западной (правой), т.е. мужской стороне (Рубрук, 1957, С. 93). До входа в юрту гости должны лук и стрелы отложить в сторону, т.е. запрещалось входить в дом с оружием. При входе в шатер к золотоордынскому властителю Берке египетские послы были предупреждены о принятом в его ставке дворцовом церемониале. В этих правилах говорилось, что нельзя оставлять лук «ни в сайдаке, ни натянутым», не вкладывать стрел в колчан (Абд аз-Захир, 2005, С. 75). Гонец, прибывший в ставку Тенгиз-Буги, и принесший весть о смерти Бердибек-хана в Сарае, прежде чем войти в юрту «положил на повозку лук свой и стрелы» (Чингиз-наме,
- С. 110).
Весь стрелковый комплекс боевых средств (лук, стрелы, колчан) назывался «дог» или «хор», по-тюркски саадак (позднее перешедший в русский язык в форме сайдак, сагайдак), а воины - вооруженные луками и стрелами - «q(x)orci», в восточных источниках - хорчи, курчи[22].
Техника использования и тактика применения
Метательным оружием кочевники (монголы и тюрки) владели превосходно. Как известно, в сражениях монголы «всего больше... пускают в дело лук, потому что ловкие стрелки» (Марко Поло, 1990, С. 81). Матфей Парижский, пораженный их военной тактикой в своей хронике, характеризует монгольских воинов как «удивительных лучников» (Матузова, 1979, С. 138, 161). Меткость стрельбы монгольских стрелков отмечают и другие параллельные источники. В европейском походе в бою с венграми «пущенные прямо в цель смертоносные татарские стрелы разили наверняка. И не было такого панциря, щита или шлема, который не был бы пробит ударом татарской руки»[23] (Фома Сплитский, 1997, С. 111). Интересно в приведенном пассаже то, что такое защитное наголовье как шлемы простреливались насквозь стрелой . Такой поражающий эффект мог быть достигнут в момент, когда стрела достигала максимальной скорости полета. Скорее всего, бронебойные качества, сила движения и точность попадания выпущенных стрел была высокой и достаточной для преодоления защитного слоя, состоявшего не только из брони, но и одежды, скрытой под доспехом. Что касается панцирей и щитов, то вероятность их пробития монгольскими бронебойными железными (стальными) наконечниками было весьма вероятным. В книге «Ветроград историй стран Востока», написанной в 1307 г. армянский историк Гайтон обрисовал монгольскую тактику следующим образом: «С ними очень опасно начинать бой, так как даже в небольших стычках с ними так много убитых и раненых, как у других народов в больших сражениях. Это является следствием их ловкости в стрельбе из лука, так как их стрелы пробивают почти все виды защитных средств и панцири... В сражениях в случае неудачи отступают они в организованном порядке; преследовать, однако, их очень опасно, так как они поворачивают назад и умеют стрелять во время бегства и ранят бойцов и лошадей. Как только видят они, что противник при преследовании рассеялся и его ряды пришли в беспорядок, поворачивают они опять против него и таким образом достигают победы» (Strakosch-Grassman, 1893, S. 27). О существовании стрел, способных пробить металлический доспех повествует и устная поэтическая традиция кочевников: «Пуская стрелу, что кольчугу пробьет, я знал, что врагу она гибель несет», - восклицает Доспамбет-жырау (Поэты пяти веков, 1993, С. 38). Как показывают эти многочисленные факты, монгольские стрелы (бронебойного типа) эффективно проламывали оборонительный костюм противника, видимо, не только с близкого расстояния (50-60 м), но и на дистанции более 100 м и представляли серьезную угрозу живой силе врага. Даже если попадание стрелы не заканчивалась летальным исходом, то тяжелораненый стрелой воин надолго мог быть выведен из строя, теряя тем самым свою боеспособность на некоторое время[24].
Золотоордынские войска начинали битву с интенсивного и крайне плотного обстрела противника из луков. В сражении под Брянском 2 апреля 1310 г. изгнанный с княжения своими противниками брянский князь Василий подступил к стенам города с сильной татарской ратью. В разыгравшейся жестокой сече «заступишася на бой, и помрачиша стрелы татарския воздух, и бысть яко дождь», т.е. «сомрачили стрелы татарские воздух, и были как дождь». Брянцы не смогли противостоять крепкому татарскому натиску, и, бросив воинские стяги, стали спасаться бегством (Астайкин, 1996, С. 484; Татищев, 2005, С. 64). Воины хана Токтамыша, в 1382 г. во время осады Москвы, в завязавшейся перестрелке подавили обороняющихся горожан своей скорострельностью[25], а также лучшим умением стрелять из луков. «Татарове же пакы поидоша к городу, гражане же пустиша на них по стреле, они же паче своими стрелами стреляху на град, аки дождь[26] умноженъ зело, не дадуще ни прозрети, и мнози на градныхъ заборолах стояху и от стрел падаху язвени, и одолевахуть бо стрелы Татарские паче, нежели градские: бяхуть бо у них стрелци горазди велми, ови от нихъ стояще стреляху, а инии скоро рыщуще, изущени суще, а друзии от них на конех скоро ездяще, на обе руце, наперед и назад, скоро, улучно без прогреха стреляху», - пишет русский летописец (ПСРЛ, Т. VIII, 1859, С. 44; ПСРЛ, Т. XI, 1897, С. 81). Из этого пассажа видно, что золотоордынцы стреляли из луков быстро на «обе руки» (т.е. от правой или левой руки), почти безошибочно поражая, вперед и назад. Средневековые изображения стреляющих монгольских воинов, показывают натяжения тетивы луков и пуск стрел от обеих рук, что подразумевает необходимую сноровку и тренировку. Ибн Арабшах, дает следующую оценку воинскому сословию Дашт-и Кыпчака XIV в.: «Воины ее - (превосходные) стрелки» или «эти люди самые отборные и меткие стрелки; метатели их не дают промахов и стреляют лучше Со‘алей. Когда они натянут тетивы, то и попадут в жилы, и когда доискиваются нужного, то и достигают цели, сидит ли она неподвижно или летает» (Арабшах, 2005, С. 333, 336).
Опытный стрелок за минуту выпускал 10-12 стрел (Медведев, 19666, С. 34), а европейский лучник делал за это время всего шесть-семь выстрелов (Бехайм, 1995, С. 288, Функен, 2002, С. 120-122). По сведениям авторитетного британского оружиеведа Э. Окшотта средневековый английский лучник эпохи Столетней войны выпускал только пять стрел в минуту, а арбалетчик всего одну, так, что по быстроте английский большой лук можно сравнить с арбалетом или как современную винтовку и мушкет (ОакевЬоИ, 1960, Р. 297). Такая скорострельность стрельбы из лука подтверждается специальной практикой современных экспериментов. Таким образом, монголы по частоте выстрелов из лука в два раза могли превосходить своих европейских противников. Выигрывая в быстроте стрельбы собственных лучников, монгольские военачальники определяли тот темп и ту тактическую боевую программу вооруженного противостояния, которая была им выгодна. Причем они результативно контролировали и регулировали весь тактико-технический процесс от начала и до конца, что говорит о высоком квалифицированном и эффективном военно-тактическом менеджменте управления ходом боя.
В открытом полевом бою крайне важно было задавить своей огневой мощью контр обстрел со стороны неприятеля, в полном смысле «закидать его стрелами», что могло быть достигнуто правильно организованной серией массовых залповых выстрелов[27] из луков. Более маневренные монгольские конники с такой задачей, как следует из источников, справлялись, преодолевая оказанное сопротивление. Выстроенные в специальном общем построении (полукольцо, дуга или «подкова», составляя несколько линий) мобильные подразделения лучников, с применением подвижной тактики (сменяя другу друга, перегруппировываясь на местности), расстреливали боезапас стрел по сигналу своих командиров. Использовали также такой порядок движения отрядов как «хоровод» («карусель») или «танец по кругу», двигаясь кольцеобразным строем и метая стрелы заранее отрепетированным приемом. Стрелы, осыпая ряды противника, летели преимущественно по определенно заданной траектории - полудугой и попадали во вражеских солдат и их коней как сверху , т.е. почти по вертикали (или под углом 70°-80°), а также одновременно стрельба велась и по горизонтали. Если только пять тысяч лучников каждый за минуту выпускали по 10 стрел, то их общее количество достигало в среднем 50 тысяч за этот интервал времени, а за несколько минут на противника падало десятки (или сотни?) тысяч стрел! Об этом красочно сообщает Марко Поло (Марко Поло, 1990, С. 92, 194, 197, 202, 212). Один средневековый очевидец образно уподобил эту картину боя так:
Первым за жертвой отправился лук,
Испустил кровожадную стрелу.
С двух сторон в воздухе стрелы, словно тучи,
Смертный час безжалостно обрушил ливень стрел.
Не милосердствуя вошла снаружи Стрела в грудь в поисках сердца От страха при виде стрелы несчастья Желчь становилась стрелой для печени (Фатх-наме, 1969, С. 76).
В крупных решающих битвах количество стрелков, естественно, возрастало в несколько раз. Можно себе представить частоту и концентрированность выпущенных стрел!
Воздух одело покрывало из орлиных перьев (Фатх-наме, 1969, С. 88).
Густота летящих стрел была настолько кучной, а количество убитых и раненых при этом столь значительна, сопровождавшаяся нередко массовой паникой воинских рядов, что противник не мог оперативно организовать ответный удар, что вынуждало его отступить или ретироваться с места боя. Были и другие варианты ведения сражения. В случае если враг упорно держался выбранной диспозиции, монгольские военачальники переносили мощный целенаправленный лучно-стрелковый «огонь» по флангам заставляя задние или передние шеренги неприятельских воинов отойти вглубь и нарушить собственное боевое построение, а затем методичным бронированным (плотным) ударом своей латной кавалерии, вооруженной длинным древковым оружием громили обычно заметно поредевшие крылья или центр. В случае занятия вражеским войском оборонительной позиции на незащищенной естественными рубежами местности монголы старались обойти его фланги своими легковооруженными отрядами и обстреливали со всех возможных сторон, приближаясь к нему на расстоянии от 50 до 100 м.
Показательно, что при применении т.н. массированного настильного обстрела на значительном расстоянии выпускали стрелы с относительно малым размером наконечника, а при «хороводе» (конные подразделения скакали «по кругу слева направо») пользовались более крупными наконечниками стрел. В ходе этого движения стрелки могли метнуть по неприятелю две стрелы «причем вторую - из самой лучшей позиции - влево назад», которые точно попадали по цели, т.к. расстояние между противоборствующими сторонами было коротким - 20-30 м. Усилению эффекта поражения (заметные потери) способствовали именно крупные наконечники стрел (Горелик, 2008, С. 166).
Кроме того, монголы эффективно проводили, «чтобы сокрушить противника», сложные комбинированные атаки, в которой участвовали одновременно спешенные лучники[28], защищенные специально подготовленными щитами (Пэн Да-я, Сюй Тин, 2009, С. 62) и конные стрелки. Тогда в ХШ в. противники монголов искали варианты тактического ответа по противодействию - предохранению и созданию адекватного защитного вооружения, способных нейтрализовать губительное воздействие их «смертоносных» стрел. В бою против татар, советует в этой связи, Плано Карпини нужно иметь «двойные латы, так как стрелы их нелегко пронзают их, шлем и другое оружие для защиты тела и коня от оружия и стрел их. А если некоторые не вооружены так хорошо, как мы сказали, то они должны идти сзади других, как делают Татары, и стрелять в них из луков или баллист» (Плано Карпини, 1957, С. 62). Здесь налицо стремление перенять центрально-азиатскую тактику дистанционной стрельбы пеших и конных стрелков из глубины построения войска. Этот пример важен тем, что наглядно показывает преимущество монгольских тактических схем ведения боевых действий с упором на ручные метательные средства, которые пытался усвоить их потенциальный военный оппонент.
Интересны практиковавшиеся способы и приемы стрельбы из лука. Как правило, лук натягивался до груди (метание стрелы от груди, плеча) или тетива доходила до уха (за ухо). Применялись оба варианта. Об этом свидетельствуют восточные миниатюры, изображающие монгольских воинов-лучников. В анналах Уэйверлейского монастыря монголы охарактеризованы как «отличные лучники», с которыми «никто не сравнится», а «луки они натягивают более мощные, чем тюрки» (Матузова, 1979, С. 175). Сравнение монгольских луков с «тюркскими» (восточными или венгерскими?) достаточно показательно, т.е. автор тем самым хотел наглядно пояснить более сильные возможности метательных средств завоевателей. Для того чтобы сильно натянуть лук следовало приложить не только силу, но и обладать тренированными пальцами и руками. По некоторым данным, чтобы натянуть монгольский сложносоставной лук было необходимо не менее 160 фунтов натяжения , а дистанция поражения могла составлять 200-300 шагов (Вернадский, 1999, С. 118). Дальность полета монгольских стрел доходило до 300 м и более (Chambers, 1979, P. 57). По мнению А.С. Соловьева сила натяжения монгольских луков была свыше 60 кг (Соловьев, 2003, С. 19). М.В. Горелик определил силу натяжения луков монгольской эпохи в 40-80 кг, а выпущенная стрела пробивала кольчугу «на расстоянии до 100 м» (Горелик, 2008, С. 165). Собственно сила натяжения для каждого экземпляра лука являлась индивидуальной. Некоторые, персонально изготовленные луки было очень трудно натянуть. Например, по приказу Мункэ-каана сделали «самый тугой лук, который едва могли натянуть два человека» (Рубрук, 1957, С. 141). Это позволяет считать, что некоторые типы луков были достаточно индивидуализированным предметом оружия, предназначенным для конкретного пользователя[29]. Как следует из арабского трактата о луках и лучниках, наиболее оптимальной дистанцией стрельбы было расстояние в 125 локтей (60 м), а предельной считалась 300 локтей (144-156 м) (Arab archery, 1945, Р. 77). Сюй Тин наблюдал со стороны как каан Угэдэй вышел из своего шатра «просто пострелять из луков. Владетель татар лично выстрелил 4-5 стрел, дальность (стрельбы) вышла в 200 шагов. Так постреляв, (они) закончили» (Пэн Да-я, Сюй Тин, 2009, С. 73). На расстояние до двухсот шагов (в среднем до 100-150 м)[30] опытный метатель стрел мог действенно поразить крупную неподвижную или двигающуюся мишень, но не обязательно с летальным исходом. Это могло быть ранение различной степени.
О физической технике стрельбы по-монгольски более подробно освещают китайские очевидцы. «Поскольку (в седле они) поворачиваются налево и переворачиваются направо (с такой скоростью) как будто крылья ветряной мельницы, то могут, повернувшись налево, стрелять направо, (причем) не только туда - целятся еще и назад. Что касается их стрельбы в пешем положении, то они становятся широко раздвинув ноги[31], делают широкий шаг и изгибаются в пояснице, полусогнув ноги. Потому (они) обладают способностью пробивать панцирь (своей стрельбой из лука)» (Пэн Да-я, Сюй Тин, 2009, С. 58). Примечательно, что возможность стрелой прошить защитный доспех, связывается с налаженной методикой стрельбы.
К особенностям конно-лучного боя надо отнести также то, что при верховой езде монгольские всадники «стоят на носках (в стременах), а не сидят, поэтому основная сила у них находится в икрах, а в бедрах (ее) почти нет совсем. (Они) быстры как идущий смерч и могучи как давящая гора» (Пэн Да-я, Сюй Тин, 2009, С. 58). Таким образом, наездник практически «стоял в седле», имея твердую опору в стременах и получая соответствующий баланс в момент спуска тетивы. Кавалеристы стреляли из луков на ходу тогда, когда лошадь отрывалась копытами от земли. Это давало ключевой момент (фактически во времени это миг) для прицельной и точной стрельбы по цели. Совершенно ясно, что монголы располагали возможностью стрелять из луков при наступлении как вперед, так и назад при отходе, чего обычно не практиковали их противники. Соответственно монгольские стрельцы могли вести обстрел неприятеля на полном скаку коня по всем направлениям.
Не исключено, что монголы могли использовать различные способы стрельбы из лука, в частности, такой который описал Иоанн Нейгофф: «Собираясь натянуть лук, берут его несколько на откос в левую руку, кладут тетиву за агатовое кольцо на большой палец правой руки, которого передний сустав загибают вперед, сохраняют его в этом положении в помощью среднего сустава указательного пальца, прижатого к нему, и натягивают тетиву до тех пор, пока левая рука вытянется, а правая подойдет к уху; наметив свою цель, отнимают указательный палец от большого, и ту же минуту тетива соскальзывает с агатового кольца и кидает стрелу со значительной силой» (цит. по: (Соловьев, 2003, С. 160)). Из выделенных еще в конце XIX в. американским исследователем Е.С. Морзом пяти способов натягивания лука один, т.н. «монгольский», был свойственен восточным народам и кочевому населению евразийских степей (монголы, тюрки). «При этом способе тетива натягивается большим пальцем, а указательный палец только помогает первому, нажимая на него сверху. Большой палец при этом просовывается концом между указательным и средним, как в известном сложении пальцев - для отвращения дурного глаза, а стрела держится в глубине вырезки между большим и указательным пальцами. Такое держание стрелы содействует ее отклонению влево, поэтому при монгольском способе стрелы помещаются вправо от лука» (Анучин, 1887, С. 35). Такой способ натяжения тетивы с помощью большого пальца сохранялся у кочевников Дашт-и Кыпчака в XVI в. (см.: Рузбихан, 1976, С. 75). При стрельбе лук, как правило, держался в вертикальном положении в левой руке чуть с наклоном налево. Правой рукой лучник доставал стрелу из колчана и натягивал тетиву, а стрела проходила через большой палец левой руки, т.е. принимала стрелу, но находилась выше руки. Существенное значение придавалось высоте / градусу лука. Если мишень находилась в отдалении и была необходимость метнуть стрелу на большую дистанцию, то лук держался в высокоподнятом положении. Одним из объективных факторов, влиявших на успешное применение лука, становились погодные условия. Во время спуска тетивы стрелки старались встать в такую позицию, чтобы полету стрелы сопутствовало движение ветра, а солнце не слепило глаза. Это было одни из решающих обстоятельств верной и результативной стрельбы. Успешное попадание и дальность полета стрелы зависели также и от других условий: силы лука (гибкость, упругость), способа надевания тетивы на кибить лука, качества тетивы, стрелы, позы стрелка (положение корпуса ног и головы), положение рук на кибити (хват) и тетиве (захват), наконец, опыта и мастерства самого воина-лучника. При натягивании тетиву старались оттянуть до полной длины стрелы. «Когда тетиву натянув до конца, стрелою сражал я чужого стрельца», - заявляет Доспамбет-жырау (Поэты пяти веков,
- С. 38). Стрелу спускали свободно без излишнего напряжения - плавно. «Если, сильно натянув, резко спустишь тетиву, - говорит даштский поэт XV - начала XVI вв. Шалкииз- жырау, - то согнется, сломается березовая стрела» (Магауин, 1970, С. 50). Прицеливание осуществлялось через визирование правым или левым глазом наконечника стрелы. Правильно выбранный прицел, также как и глазомер, особенно при одиночной стрельбе, имел решающее значение. Умение и отработанная техника владения луком были залогом успешной стрельбы: «Если натянешь ты лук тугой и стрелы умело в путь пошлешь, любую цель пробьешь даже березовою стрелой» (Поэты пяти веков, 1993, С. 48). Сами монголы обычно носили длинную нижнюю рубашку, сделанную из шелка. Стрела могла проникнуть через броню и застрять в теле вместе с шелком, что могло увеличить зону ранения. В данном случае стрелу можно было безопасно удалить из раны (Chambers, 1979, P. 55-56). В целях обороны за спину закидывали круглый щит, чтобы воспользоваться им при необходимости как средством индивидуальной защиты.
Дополнительным элементом для удобного натягивания лука были кольца из кости или металла (см. например, Греков, Якубовский, 1950, Рис. 4). Эта традиция пришла к монголам и в Золотую Орду из стран Востока. В целом к предохранительным приспособлениям лучника относятся не только кольца, но и щитки для запястья, перчатки, напалечники или «наперстки». Кольца (костяные, роговые, каменные, бронзовые) предохраняли указательный
палец правой руки от повреждений при натягивании и спуске тетивы и применялись широко на Востоке, но на Руси они были не знакомы. В восточно-европейских степях и на Северном Кавказе «лучные» кольца, как отмечают последние археологические исследования, стали популярны в ХШ-ХГУ вв. после монгольских вторжений. На территории золотоордынского Поволжья, в землях волжских булгар неоднократно находили костяные и бронзовые защитные кольца (Медведев, 19666, С. 25-26; сводка находок колец на территории Золотой Орды см.: Волков, 2003, С. 154). Такое хорошо сохранившееся кольцо, например, имеется в захоронении воина золотоордынского времени, в курганной группе «Высокая гора» Воронежской области, которое было сделано из створки раковины, возможно, одетое при погребении на оперение стрелы (Кравец, Березуцкий, Бойков, 2000, С. 116. Рис. 4, 14). В позднесредневековом могильнике на р. Пшиш в Адыгее в женском погребении (?) обнаружено костяное кольцо для стрельбы из лука, но вместе с тем известно, что данная деталь обычно относится к мужскому воинскому набору (Носкова, 2005, Рис. 3, 18). В более поздних восточных источниках упоминаются кольца для натягивания тетивы т.н. «царских луков»: «Повсюду (Мухаммед Шайбани-хан) с царским луком в руке появляется, крепко натянув тетиву кольцом, надетым на большой палец» (Фатх-наме, 1969, С. 75). Тетива восточных луков «цеплялась кольцом со специальным выступом и натягивалась большим пальцем правой руки. Это кольцо в соответствии с возможностями владельца изготавливалось из бычьего рога, слоновой кости, серебра или золота и украшалось драгоценными камнями» (Бехайм, 1995, С. 283). Как считает, И.В. Волков, кольца для лука попали к монголам из Китая, и эта страна может считаться родиной такого изобретения, т.к. самые ранние находки нефритового кольца из погребения царицы Фу Хао относятся к XIII- XII вв. до н.э. эпохи Инь (Волков, 2003, С. 155. Рис. 1; более подробно см.: Варенов, 1989, С. 30-33).
Монголы, как и другие кочевники евразийских степей, высоко ценили людей, обладавших искусством стрельбы из лука, которых называли мэргэн. Дед Мэнгусара[32] (Мункасар-нойона) - «Чоа был исключительным стрелком и наездником, государь (Чингиз- хан - А.К.) очень его любил и дал звание как мэргену. По-китайски (мэрген) значит «тот, кто лучший из отлично стреляющих из лука». Государь однажды повстречался с разбойниками и назревало сражение. Случилось так, что к ним подлетели две утки и государь повелел Чоа выстрелить по ним. Тот спросил: «Стрелять в их селезня? Или в ту, что самка?». Государь сказал: «В селезня». Чоа пустил одну (стрелу) и этот селезень упал. Разбойники наблюдали (за этим) издалека, а разглядев, испугались и сказали так: «Если так великолепно стреляют по летящим птицам, то невозможно будет даже убежать, если (будут стрелять) по людям!». И, не став сражаться, ушли» («Жизнеописания знаменитых», 2009, С. 234, 243). В завершающей войне монголов с непокоренными меркитами был захвачен в плен младший сын Токтоа-беки Култукан-мэргэн, известный умением «хорошо и метко» пускать стрелы. Джучи, наслышанный «о меткости его стрельбы, то, поставивши мишень, приказал ему пустить (в нее) стрелу. (Култукан-мэргэн), выстрелив, попал в цель, а вслед пустил другую, попал в (самую) зарубку, где оперенье первой стрелы, и расколол (ее)». Джучи это понравилось, и он попросил отца оставить его в живых, но получил категоричный отказ и выдающийся меркитский мэргэн был казнен (Рашид ад-Дин, Т.1. Кн.1, 1952, С. 116). Рашид ад-Дин в своем сочинении приводит много таких рассказов[33], видимо, услышанных от самих монголов. Кочевники Дашт-и Кыпчака наделяли воина, мастерски владеющего луком, особым прозвищем - «алб-атгучы» - богатырь-стрелок, так, у чингизида Кара-Ногая - сына Мангутая вторым его именем «было Алп-Атгучу-бахадур, т.е. Великий-стрелок-богатырь» (Чингиз-наме, 1992, С. 108, 135, 137, 156).
Монгольские кочевники учили детей стрелять из лука с первых лет жизни, прививая навыки управления конем и владения луком одновременно. По словам Пэн Да-я: «Что касается их (черных татар) стрельбы с коня, то (они еще) в младенческую пору привязываются накрепко к спине коня. И так (они) следуют с матерью повсюду. В 3 года (их) привязывают веревкой к (луке) седла, так что рукам есть за что держаться, и (пускают) толпой нестись во весь опор. В 4-5 лет (им) дают держать маленький лук и короткие стрелы, вместе с которыми они и растут» (Пэн Да-я, Сюй Тин, 2009, С. 57-58). Тут можно вспомнить детство Тэмучжина и Чжамухи, описанное в «Сокровенном сказании», которые стреляли из детских луков - алангир, стрелами годоли.
В Золотой Орде устраивались специальные состязания для стрелков из лука. «К деревянной балке, положенной горизонтально на два деревянных столба (это устройство похоже на виселицу), привешивают на тонкой бечевке серебряную чашу. Состязающиеся на приз стрелки имеют стрелы с железной частью в виде полумесяца с острыми краями. Всадники скачут с луками на своих конях под эту виселицу и, едва только минуют ее, — причем лошадь продолжает нестись в том же направлении, — оборачиваются назад и стреляют в бечевку; тот, кто, срезав ее, сбросит чашу, выигрывает приз» (Барбаро, 1971, С. 155-156). Именно такие спортивные соревнования становились результативным тренингом для воинов, «натягивающих лук».
Традиционно, лук и стрелы в системе золотоордынского вооружения занимали ведущее значение благодаря ряду своих преимуществ, связанных, в первую очередь, с ведением боя на дальнем расстоянии, сравнительно простой конструкцией и необходимой техникоматериальной базой в его изготовлении. Какие конкретно популярные типы луков существовали у золотоордынских кочевников сказать сложно, т.к. их военная культура была по всей вероятности настолько многокомпонентной, что в ней параллельно сосуществовали различные оружейные, технологические традиции выделки луков, оставшиеся от предшествующего (кыпчакского) периода, так и привнесенные с востока центральноазиатскими номадами, а также заимствованиями образцов вооружения из арсенала местных народов и близлежащих стран. Широкий спектр наконечников стрел, представленных разнообразными типами - преимущественно плоскими давал золотоордынским лучникам возможность успешно применять весь накопленный военный арсенал. Профессиональное владение луком и конно-мобильная тактика кочевников стали заметным преимуществом в ходе боевых действий. Вместе с тем, следует заметить, что ручное метательное оружие золотоордынских номадов не располагала эволюционным потенциалом для дальнейшей военно-технической модернизации, и со временем по «огневой» мощи и результативности постепенно уступало более эффективному огнестрельному оружию.
А.К. Кушкумбаев
Из сборника научный статей «Вопросы истории и археологии средневековых кочевников и Золотой Орды»
Литература и источники:
(Абд аз-Захир) «Из сочинения Ибн ‘Абд аз-Захира» // История Казахстана в арабских источниках. (СМИЗО Т. I). Т. 1. Алматы, 2005.
(‘Абд ар-Раззак Самарканди) «Из «Места восхода двух счастливых звезд и места слияния двух морей» сочинения ‘Абд ар-Раззака Самарканди» // История Казахстана в персидских источниках. (СМИЗО Т. II). Т. IV. Алматы, 2006.
Адлер Б.Ф. Луки и стрелы Северной Азии // РАЖ. 1903. № 3-4.
Акишев К.А., Варфоломеев В.В. Жилища городища Бозок // Бозок в панораме средневековых культур Евразии: Мат-лы межд. полевого семинара. Астана, 2008.
Анучин Д.Н. Лук и стрелы. Археолого-этнографический очерк. М., 1887.
(Арабшах) «Из сочинения Ибн ‘Арабшаха» // История Казахстана в арабских источниках. (СМИЗО Т. I). Т. 1. Алматы, 2005.
Артак Малик-зода Монгольский военно-исторический словарь //
http://xlegio.enjoy.ru/pubs/mongol_yoco/mongol_yoco.htm
Астайкин А.А. Летописи о вторжениях на Русь: 1223-1480 гг. // Мир Льва Гумилева. Арабески истории. Вып. 34. В 2-х томах. Т. I. М., 1996.
Ахмедов С.А. Погребения монгольских воинов из Мингечаура и защитный вал Абага-хана как неизученный аспект истории войн Золотой Орды и государства Ильханов // Золотоордынская цивилизация. Сб. статей. Вып. Казань, 2009.
Бабур-наме. Записки Бабура. Пер. М. Салье. 2-е изд., дораб. Ташкент, 1992.
(Байбарс) «Из летописи Рукн-ад-Дина Байбарса» // История Казахстана в арабских источниках. (СМИЗО Т. I). Т. 1. Алматы, 2005.
Барбаро И. Путешествие в Тану и Персию // Барбаро и Контарини о России: К истории итало-русских связей в XV в. Л., 1971.
Белорыбкин Г.Н. Золотаревское поселение. СПб., 2001.
Бехайм В. Энциклопедия оружия. СПб., 1995.
Бисембаев А.А. Погребальный обряд кочевников средневековья Западного Казахстана (VШ-XVШ вв.). Рук. дисс. канд. ист. наук. Алматы, 2000.
Блохин В.Г., Дьяченко А.Н., Скрипкин А.С. Средневековые рыцари Кубани // МИАК. Сб. науч. тр. Краснодар, 2003.
Бобров Л.А. Худяков Ю.С. Военное дело сяньбийских государств Северного Китая ^-У вв. н.э. // Военное дело номадов Центральной Азии в сяньбийскую эпоху: сборник научных трудов. Новосибирск, 2005.
Бобров Л.А., Худяков Ю.С. Вооружение и тактика кочевников Центральной Азии и Южной Сибири в эпоху позднего Средневековья и Нового времени (XV- первая половина XVШ вв.). СПб., 2008.
Боплан Г.Л. Описание Украины // Гийом Левассер-де-Боплан и его историко- географические труды относительно Южной России. Пер. В.Г. Ляскоронского. Киев, 1901.
Варенов А.В. Древнекитайский комплекс вооружения эпохи развитой бронзы: Учеб. пособие. Новосибирск, 1989.
Вернадский Г.В. Монголы и Русь. Пер. с англ. Е.П. Беренштейна, Б.Л. Губмана, О.В. Строгановой. Тверь; М., 1999.
Веселовский Н.И. Свистящие стрелы // ИИАК. Вып. 30. СПб., 1909.
Волков И.В. О происхождении «монгольского» способа стрельбы из лука // МИАСК. Вып. 2. Армавир, 2003. Воронцов И.А. Организация военного дела Золотой Орды (по материалам Нижнего Поволжья). Автореф. дисс. ... к.и.н. Волгоград, 2006.
Гаврилова А.А. Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племен. М., 1965.
Герасимов Ю.В. Оружиеведение в отечественной археологии: история и механизмы формирования научного направления. Автореф. дисс. ... к.и.н. Омск, 2005.
Горбунов В.В. Военное дело средневекового населения Алтая (Ш-XIV вв. н.э.). Автореф. дисс. ... д.и.н. Барнаул, 2006.
Горелик М.В. Оружие древнего Востока (IV тысячелетие - IV в. до н.э.). М., 1993.
Горелик М.В. Армии монголо-татар Х-ХГУ веков. Воинское искусство, снаряжение, оружие. М., 2002.
Горелик М.В. Черкесские воины Золотой Орды (по археологическим данным) // Вестник института гуманитарных исследований правительства КБР и КБНЦ РАН. Вып. 15. Нальчик, 2008.
Горелик М.В. Монгольский костюм в XШ-XIV веках: традиции имперской культуры // Золотоордынское наследие. Сб. статей. Вып. 1. Казань, 2009.
Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда и ее падение. М.; Л., 1950.
Груссе Р. Империя степей. Аттила, Чингисхан, Тамерлан. Пер. с француз. Хамраева Х.К. Т. 1. Алматы, 2005. Гуренко Л.В., Ситников А.В., Скворцов Н.Б., Сурков А.Г. Раскопки курганов у поселка Верхне-Рубежный // ДВДС. Волгоград, 1994. № 4.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т. 1. М., 1999.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т. 2. М., 1999.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т. 4. М., 1999.
Древнетюркский словарь. Л., 1969.
Евглевский А.В., Кульбака В.К. Грунтовый могильник золотоордынского времени Ляпинская балка из СевероВосточного Приазовья // Степи Европы в эпоху средневековья. Половецко-золотоордынское время. Сб. науч. раб. Т. 3. Донецк, 2003.
Есиповская летопись по Погодинскому списку. Сибирские летописи // Русские летописи и официальные материалы XVI - первой трети XVII в. о народах Казахстана. Т. 2. Алматы, 2005.
Ефимов К.Ю. Золотоордынское погребение из могильника «Олень-Колодезь» // ДА. 1999. № 3-4. «Жизнеописания знаменитых» // Золотая Орда в источниках. Кит. и монг. источники. Пер. с кит., состав., ввод. статья и коммен. Р.П. Храпачевского. Т. III. М., 2009.
Жирмунский В.М. Сказание об Идиге // Половецкая луна, № 3/ 7 / 93 // http://turkolog.narod.ru Заднепровский Ю.А. Кочевническое погребение XIII - XIV вв. в Фергане // СА. 1975. № 4.
Зажигалов О.В. Арбалетний набір з с. Половецьке Київської області // Причерноморье, Крым, Русь в истории и культуре. Киев.; Судак, 2004.
(Ибн Биби) «Из сокращенной редакции «Сельджук-наме» Ибн Биби» // История Казахстана в персидских источниках. (СМИЗО Т. II). Т. IV. Алматы, 2006.
Иванов В.А. Вооружение средневековых кочевников Южного Урала и Приуралья (VII—XIV вв.) // Военное дело древнего населения Северной Азии. Новосибирск, 1987.
Иванов В.А., Кригер В.А. Курганы кыпчакского времени на Южном Урале (XII - XIV вв.). М., 1988.
Иванов Г.Е. Погребение золотоордынского времени с поселения Островное 3 // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Вып. Х. Барнаул, 1999.
(Калавун) «Из биографии султана ал-Малика ал-Мансура Калавуна» // История Казахстана в арабских источниках. (СМИЗО Т. I). Т. 1. Алматы, 2005.
Киракос Гандзакеци. История Армении. Пер. с древнеар., пред. и коммент. Л.А. Ханларян. М., 1976.
Киселев С.В., Мерперт Н.Я. Железные и чугунные изделия Каракорума // Древнемонгольские города. М., 1965. Кищенко В.Г. Стрелы древних и средневековых культура Евразии: реконструкция // Степи Европы в эпоху средневековья. Половецко-золотоордынское время. Сб. науч. раб. Т. 3. Донецк, 2003.
Козюменко Е.В., Беспалый Е.И., Беспалый Г.Е., Раев Б.А. Раскопки курганного могильника «Кавказский-2» // Археологические исследования на новостройках Краснодарского края. Вып. 1. Краснодар, 2001.
Коробейников А.В., Митюков Н.В. Баллистика стрел по данным археологии: введение в проблемную область. Ижевск, 2007.
Костюков В.П. Отчет о полевых археологических исследованиях в Карталинском районе Челябинской области в 1987 г. Челябинск, 1987.
Костюков В.П. Отчет о полевых археологических исследованиях в Карталинском районе Челябинской области в 1988 г. Челябинск, 1989.
Костюков В.П. Одиночный курган у «Третьего Плеса» (К проблеме конфессиональной идентификации погребальных памятников кочевников Золотой Орды) // История и культура Улуса Джучи. Казань, 2007.
Кравец В.В., Березуцкий В.Д., Бойков А.А. Погребение кочевой знати золотоордынского времени в курганной группе «Высокая гора» на юге Воронежской области // ДА. 2000. № 3-4.
Кригер В.А. Средневековые захоронения Ново-Кумакского могильника (Оренбургская область) // СА. 1983. №
3.
Курышжанов А.К. Исследование по лексике старокыпчакского письменного памятника XIII в. - «Тюркско- арабского словаря». Алма-Ата, 1970.
Кэстль Д. Дневник путешествия в году 1736-м из Оренбурга к Абулхаиру, хану Киргиз-Кайсацкой Орды. / Пер. с нем. В. Штаркенберга, В. Скорого. Алматы, 1998.
Литвинский Б.А. Заметки о древнейших луках на Востоке // Петербургский Рериховский сборник: Вып. V. СПб., 2002.
Лубсан Данзан. Алтан Тобчи. («Золотое сказание»). Пер. с монг., введ. коммен. и прилож. Н.П. Шастиной. М., 1973.
Магауин М.М. Кобыз и копье. Повествование о казахских акынах и жырау XV-XVIII веков. Алма-Ата, 1970. Малиновская Н.В. Колчаны ХШ-Х^ вв. с костяными орнаментированными обкладками на территории
евразийских степей // Города Поволжья в средние века. М., 1974.
(Марко Поло) Книга Марко Поло. Алма-Ата, 1990.
Матузова В.И. Английские средневековые источники. М., 1979.
Махмуд ал-Кашгари. Диван Лугат ат-Турк / Пер., предислов. и коммент. З.-А. М. Ауэзовой. Алматы, 2005. Медведев А.Ф. Оружие Новгорода Великого // МИА СССР. № 65. Труды Новгородской археологической экспедиции. М., 1959.
Медведев А.Ф. Татаро-монгольские наконечники стрел в Восточной Европе // СА. 1966 а. № 2.
Медведев А.Ф. Ручное метательное оружие (лук и стрелы, самострел) VIII-XIV вв. САИ. Вып. Е 1-36. М., 1966
б.
Мэн-да Бэй-лу («Полное описание монголо-татар») / Пер. с кит., введ., коммен. и прилож. Н.Ц. Мункуева. М., 1975.
Нарожный Е.И. Средневековые кочевники Северного Кавказа (некоторые дискуссионные проблемы этнокультурного взаимодействия эпохи Золотой Орды). Армавир, 2005.
Насан-Очир Э.-О. Военное дело древних кочевников Монголии (II тыс. до н.э. - III век до н.э.). Автореф. дисс. ... к.и.н. Новосибирск, 2008.
Немеров В.Ф. Воинское снаряжение и оружие монгольского воина XIII-XIV вв. // СА. 1987. № 2.
Носкова Л.М. Средневековые погребения могильника на р. Пшиш в Адыгее. По раскопкам 1986 и 1988 годов // Государственный музей Востока. Материальная культура Востока. Вып. 4. М., 2005.
«Основные записи» (анналы правлений каанов) // Золотая Орда в источниках. Кит. и монг. источники. Пер. с кит., состав., ввод. статья и коммен. Р.П. Храпачевского. Т. III. М., 2009.
(Плано Карпини) Джиованни дель Плано Карпини. «История монгалов» // Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. Пер. А.И. Малеина. М, 1957.
ПСРЛ. Летопись по Ипатскому списку. Изд. 2-ое. Т. II. СПб., 1871.
ПСРЛ. Летопись по Воскресенскому списку (1354-1541 гг.). Т. VIII. СПб., 1859.
ПСРЛ. Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновскою летописью (1362-1424 гг.). Т. XI. СПб., 1897.
Поппе Н.Н. Монгольский словарь Муккадимат ал-Адаб / Труды института востоковедения XIV. Ч. I-II. М.;Л., 1938.
Поэты пяти веков. Казахская поэзия XV- начала XX вв. Вст. ст., сост., биогр.. спр. и прим. М.М. Магауина. Алма-Ата, 1993.
Пэн Да-я, Сюй Тин «Хэй-да шилюэ (Краткие известия о черных татарах)», комментированные и исследованные Ван Го-вэем // Золотая Орда в источниках. Кит. и монг. источники. Пер. с кит., состав., ввод. статья и коммен. Р.П. Храпачевского. Т. III. М., 2009.
Рассамакин Ю.Я. Погребение знатного кочевника на реке Молочной: опыт реконструкции вещевого комплекса // Степи Европы в эпоху средневековья. Половецко-золотоордынское время. Сб. науч. раб. Т. 3. Донецк, 2003. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.1. Кн.1. М.-Л., 1952.
Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.1. Кн.2. М.-Л., 1952.
Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. III. М.-Л., 1946.
Ру Ж-П. Чингис-хан и империя монголов. Пер. с фр. Л. Тарасенковой. М., 2005.
(Рубрук) Гильом де Рубрук. Путешествие в восточные страны // Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. Пер. А.И. Малеина. М., 1957.
Руденко К.А. Железные наконечники стрел VTII-XV вв. из Волжской Булгарии. Исследование и каталог. Казань, 2003.
(Рузбихан) Фазлаллах ибн Рузбихан Исфахани. Михман-наме-йи Бухара (Записки бухарского гостя) / Пер., предисл. и примеч. Р.П. Джалиловой. М., 1976.
Савинов Д.Г. Новые материалы по истории сложного лука и некоторые вопросы его эволюции в Южной Сибири // Военное дело древних племен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1981.
Сальников А.В. О времени появления арбалетов на Северном Кавказе (некоторые аспекты интересующей проблемы) // МИАСК. Вып. 2. Армавир, 2003.
Сальников А.В. Эволюция северокавказского воина XIII-XV вв. под влиянием центральноазиатского и европейского военного дела. Автореф. ... дисс. к.и.н. Ставрополь, 2008.
«Сокровенное сказание монголов» Пер. Козина С.А. Улан-Удэ, 1990.
Соловьев А.И. Военное дело коренного населения Западной Сибири: Эпоха средневековья. Новосибирск, 1987. Соловьев А.И. Оружие и доспехи: Сибирское вооружение: от каменного века до средневековья. Новосибирск, 2003.
Татищев В.Н. История Российская: (В 3 т.). Т. 3. М., 2005.
Тишкин А.А., Горбунов В.В., Казаков А.А. Курганный могильник Телеутский Взвоз-I и культура Лесостепного Алтая в монгольское время. Барнаул, 2002.
Фатх-наме // МИКХ. Алма-Ата, 1969.
Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. Археологические памятники. М., 1966.
Федоров-Давыдов Г.А. Монгольское завоевание и Золотая Орда // Степи Евразии в эпоху средневековья. Археология СССР. М., 1981.
Фома Сплитский. История архиепископов Салоны и Сплита. Пер., коммент. О.А. Акимовой. М., 1997.
Функен Ф., Функен Л. Средние века. VIII-XV века: Доспехи и вооружение - Крепости и осадные машины - Рыцарские турниры и гербы. Пер. с фр. Н.П. Соколова. - М., 2002.
Худяков Ю.С. Железные наконечники стрел из Монголии // Древние культуры Монголии. Новосибирск, 1985. Худяков Ю.С., Цэвээндорж Д. Реконструкция комплекса вооружения панцирного воина из памятника Цогт- Хиргист-Хоолой в Гобийском Алтае // Проблемы военной истории народов Востока (бюллетень Комиссии по военной истории народов Востока). Вып. 1. М., 1988.
Худяков Ю.С. Вооружение центрально-азиатских кочевников в эпоху раннего и развитого средневековья. Новосибирск, 1991.
Худяков Ю.С. Эволюция сложносоставного лука у кочевников Центральной Азии // Военное дело населения юга Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1993.
Худяков Ю.С. Вооружение кочевников Южной Сибири и Центральной Азии в эпоху развитого средневековья. Новосибирск, 1997.
Худяков Ю.С. Вооружение кочевого населения северо-восточных районов Золотой Орды // Золотоордынская цивилизация. Сб. статей. Вып. 2. Казань, 2009.
(Чингиз-наме) Утемиш-хаджи. Чингиз-наме / Факсим., пер., транскр., текстолог. примеч., исслед. В.П. Юдина. Алма-Ата, 1992.
Шараф-наме-йи шахи // МИКХ. Алма-Ата, 1969.
Шильтбергер И. Путешествие по Европе, Азии и Африке с 1394 г. по 1427 г. Пер. со старонем. Ф.К. Бруна. Баку, 1984.
Шокарев Ю.В. Луки и арбалеты. М., 2001.
Юань ши (Официальная хроника династии Юань). Основные записи // Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М., 2005.
Юрченко А.Г. Русские и половцы перед лицом монгольского вызова (1223 г.) // Тюркологический сборник 2002. Россия и тюркский мир. М., 2003.
Arab archery. An Arabic manuscript of about A.D. 1500 «A book on the excellence of the bow & arrow» and the description thereof. Transl. and edit. By Nabih Amin Faris and Robert Potter Elmer. Prinsceton.; N.J., 1945.
Chambers J. Devil's Horsemen: The Mongol Invasion of Europe. New-York, 1979.
Grousset R. L’ Empire des Steppes. Attila, Gengis-Khan, Tamerlan. Paris, 1965.
Hystoria Tartarorum fratri C. de Bridia. «История тартар» брата Ц. де Бридиа // Христианский мир и «Великая
Монгольская империя». Материалы францискианской миссии 1245 года. СПб., 2002.
Moaveu N. Arc, flecke, carquois // Etudes mongoles. cahier 1. 1970.
Oakeshott E. The Archaeology of Weapons. Arms and Armour from Prehistory to the Age of Chivalry. Woodbridge, 1960.
Strakosch-Grassman G. Der Einfall der Mongolen in Mitteleuropa in den Jahren 1241 und 1242. Innsbruck, 1893.
[1] Об этих понятиях см.: (Герасимов, 2005, С. 4).
[2] В кратком монгольском словаре, приведенном в сочинении Киракоса Гандзакеци лук — ныму (Киракос, 1976, С. 173), что, безусловно, подтверждает его монгольское название.
[3] уаг - производное древнетюркского 1а (Древнетюркский словарь, 1969, С. 221). В известном средневековом словаре тюркских наречий Махмуда Кашгари значение лука передана в форме йа (Махмуд, 2005, С. 903; в языке тюркских мамлюков Египта лук также назывался - йа см.: Курышжанов, 1970, С. 118).
[4] В одном из погребений Ляпинской балки присутствовал очень сильно фрагментированный лук, от которого «сохранился лишь деревянный тлен». А.В. Евглевский и В.К. Кульбака из-за отсутствия металлических и костяных деталей считают, что данный лук был простым (Евглевский, Кульбака, 2003, С. 365, 385. Рис. 5, 16). Это, конечно, допускает использование золотоордынскими кочевниками и простых луков, но, тем не менее, трудно определить его распространенность как боевого оружия в рассматриваемое время.
[5] История сложносоставного лука прослеживается на протяжении нескольких тысячелетий. Во второй половине 11-1 тыс. до н. э. на территории Монголии, Южной Сибири, Восточного Туркестана, Казахстана на петроглифах эпохи бронзы и раннего железа стали появляться изображения типичного сложносоставного лука «с кибитью, имеющей загнутые концы, выгнутые плечи и вогнутую середину» (Худяков, 1993, С. 107). Как показали последние исследования, древнее население Центральной Азии (Монголия) - т.н. культуры «плиточных могил», «херексуров», «оленных камней» эпохи поздней бронзы II тыс. до н.э. стало пользоваться сложносоставными луками с концевыми накладками (Насан-Очир, 2008, С. 10, 12, 19). В Китае эпохи Инь и Чжоу в последней четверти II тыс. до н.э. отмечены рисунки (иньские гадательные надписи) сложного лука сигмовидной формы, предположительно достигавшие в длину 120-150 см (Варенов, 1989, С. 30; Горелик, 1993, С. 69; Литвинский, 2002, С. 217-218). Уже в этот период проходившая эволюция луков, как на Дальнем Востоке, так и в центральноазиатских степях была тесно связана между собой.
[6] При спущенной тетиве, плечи таких луков изгибались в противоположную (обратную) сторону.
[7] В тюркских языках kiriş - тетива (Древнетюркский словарь, 1969, С. 309). В «Диван лугат ат-Турк» тетива - «кириш» (Махмуд, 2005, С. 352; см. также: Курышжанов, 1970, С. 146).
[8] Французский востоковед Жан-Поль Ру пишет об участии «французских стрелков, вооруженных арбалетами, в монгольских армиях» (Ру, Ж-П, 2005, С. 62), но без ссылок на источники.
[9] Возможно, что слово «шибайн» по происхождению связано с понятием «зіЬа’йп» или «зіЬа’йпи» - птица, птичья (Поппе, 1938, С. 332, 447), т.е. монголы сравнивали или связывали данный тип стрел со стремительным полетом птицы. Этот термин (правда в сокращенной форме) встречается в восточных источниках и позднее. Хафиз-и Таныш, автор «Шараф-наме-йи шахи», в XVI в. писал, что «взявшись рукой за стрелы и луки, они (казахи - А.К.) показали высокое мастерство в стрельбе из лука (шиба)» (Шараф-наме-йи шахи, 1969, С. 281). О чем именно здесь идет речь не совсем понятно: то ли о луке, называемом «шиба» или мастерстве (техника) стрельбы из лука?
[10] Неизвестный автор арабского трактата, написанном около 1500 г. н.э. является, видимо, одним из первых в оружиеведении, представившем типологию наконечников стрел. Деление на типы он строит по признаку поперечного сечения пера и выделяет 5 типов: треугольные, квадратные, круглые, удлиненные, притупленные (подобные колпачку, закругленные?) (Arab archery, 1945, Р. 107).
[11] Далее в круглых скобках типы приведены по классификации А.Ф. Медведева.
[12] Далее в скобках указаны сходные типы наконечников стрел (по Г.А. Федорову-Давыдову) встречающиеся хронологически ранее или параллельно в различных регионах и культурах. Знаком *, соответственно, не имеющие аналогов.
[13] «Практически весь полученный за последние годы (имеется в виду 70-80е гг. ХХ в. - А.К.) материал по вооружению кыпчаков Приуралья вписывается в типологию, разработанную Г.А. Федоровым- Давыдовым для средневековых кочевников Восточной Европы», - констатирует В.А. Иванов (Иванов, 1987, С. 183). Казахстанский материал, извлеченный из позднекочевнических погребений, это подтверждает. Так, из 37 наконечников стрел на территории Западного Казахстана и соответствуют следующим типам В III, В IV, В V, В VII, В IX, В Х (Бисембаев, 2003, С. 96-97).
[14] Существующие типологии стрел и их критический разбор суммированы в работе К.А. Руденко (Руденко, 2003, С. 60-72). Автор пришел к выводу, что «этнотерриториальные различия комплексов вооружения, включающих дистанционное оружие и особенности хозяйственно-культурной деятельности населения, обусловили вариации и индивидуализацию изделий до такой степени, что создание универсальных учетных схем вряд ли будет возможно и в будущем» (Руденко, 2003, С. 63). Наиболее последняя типология наконечников стрел в сибирском оружиеведение приведена в комплексной работе Л.А. Боброва и Ю.С. Худякова по вооружению кочевников Центральной Азии и Южной Сибири позднего средневековья и нового времени. Исследователи выявили 3 группы: Группа 1 (наконечники стрел с плоским сечением пера - 6 типов); Группа 2 (наконечники стрел с четырехгранным в сечении пером - 2 типа); Группа 3 (двухлопастные наконечники - 1 тип). Итого 9 типов (Бобров, Худяков, 2008). Вместе с тем в современной исследовательской литературе имеется серьезная критика применяемых типологий (А.Ф. Медведева, Ю.С. Худякова) наконечников стрел (Коробейников, Митюков, 2007, С. 71-74). Авторы последнего исследования предлагают «изучать и типологизировать стрелы с точки зрения их назначения. Иными словами, в основу классификации следует положить тот технический результат, ради достижения которого все эти стрелы были использованы» (Коробейников, Митюков, 2007, С. 112). Возможно, они и правы, т.к. стрелы имеют одно прямое - боевое назначение. Следует признать, что пока в современной военной археологии нет единых принципов критерия определения и соответствующей единой типологической схемы наконечников стрел, которую можно было бы приложить к интересуемому периоду.
[15] Переводчик дает разъяснение, что «в тексте мин-ди, букв. «поющий наконечник», термин известен в Китае с давних времен, так назывались свистящие стрелы с полым наконечником, использовавшиеся для подачи сигналов в бою или на охоте» (Пэн Да-я, Сюй Тин, 2009, С. 98).
[16] Как показывают специальные исследования, в изготовлении древка употреблялось дерево с прямыми слоями. После специальной обработки (шлифовки?) его поверхность должна была стать круглой и гладкой. Для древков использовались различные породы деревьев: тополь, береза, сосна, кедр, ель, ива, ясень и т.д. При подготовке сырья (полуфабрикатов) для древков предпочтение отдавалось деревьям, обладающим соответствующими качествами (береза, сосна, ель). Деревья старались рубить поздней осенью, «чтобы волокна содержали минимальное количество влаги». По этнографическим данным у народов Сибири древко «изготовлялось не из прутьев, а из специально подготовленных чурочек. В зоне наконечника, примерно на расстоянии 5 см от него, древки были обклеены тонкими полосками бересты. Длина их древка близка к этнографическим образцам и колебалась в пределах 60—70 мм. От тщательно подобранных и просушенных бревнышек прямослойной древесины откалывали длинные чурки, первоначально значительно превышающие толщину будущего древка. Затем их обстругивали ножом. Затем в торце заготовки делали неглубокое отверстие, в которое забивали черешок наконечника, после чего посредством соструга древко доводили до нужных размеров и форм. Далее следовала окончательная отделка: выскабливание и выглаживание древка с помощью костяного ножевого струга — полуцилиндрика с серией косых прорезей для лезвия ножа» (Соловьев, 1987, С. 30; Соловьев, 2003, С. 19; Кищенко, 2003, С. 132-133). Такая (или близкая к ней) технология производства древков, вполне возможно применялась и кочевыми народами развитого средневековья.
[17] В Ипатьевской летописи под 1259 г. говорится, что Даниил Галицкий стал созывать в свой «градец мал» (Холм) всяких ремесленников и поселенцев, в частности мастеров, бежавших из татарского плена: «и мастере всяции бежаху ис Татар, седелницы, и лучници, и тульници, и кузнеце железу и меди и сребру» (ПСРЛ, Т. II, 1871, С. 558). Также как и «у многих народов Востока выделкой стрел часто занимались сами воины или охотники, но нет сомнения, что существовали и специалисты-ремесленники. В писцовых новгородских книгах XVI в. упоминаются стрельники. Они занимались изготовлением железных наконечников стрел, но не исключено, что в Новгороде и вообще в древней Руси существовали и стрельники-деревообделочники, делавшие древки для стрел. В конце XVI в. в писцовых книгах есть упоминания о стрельниках из других городов, например Казани и Свияжска» (Медведев, 19666, С. 49).
[18] По В.И. Далю в старорусском языке использовалось несколько понятий для обозначения колчана: «Джида - малый колчан, для трех только стрел» (Даль, Т. 1, 1999, С. 434); «колчан - влагалище, кобура для стрел, туло, для лука» (Даль, Т. 2, 1999, С. 143); «туло и тул м. колчан, закрываемая от непогоды трубка, в коей хранятся стрелы» (Даль, Т. 4, 1999, С. 442).
[19] О наличии такого колчана у кочевников предполагал еще А.Ф. Медведев, относивший их к третьему типу в своей классификации, от которых ведут происхождение «русские плоские колчаны» (Медведев, 19666, С. 21).
[20] В позднекочевнических захоронениях в колчанах, как правило, лежало 3-5 стрел, иногда чуть больше. Обычный набор от 1 до 7 стрел фиксируется в берестяных колчанах кочевников Западного Казахстана (Бисембаев, 2003, С. 97). В одиночном кургане у «Третьего Плеса» с территории Карталинского района Челябинской области в колчане находилось 8 стрел: 5 имели направление к устью, а 3 - к днищу (Костюков, 2006, С. 146. Рис. 3, 1-8).
[21] У половцев в колчане лежало 30-40 стрел (Юрченко, 2003, С. 400), в войске Тимура, выступившем в поход на Дешт-и Кыпчак, у каждого бойца должно было быть 30 стрел (Абр-ар-Раззак Самарканди, 2006, С. 364). Даже в ХУП-ХУШ вв. крымско-татарский лучник был снабжен в среднем 20 стрелами (Боплан, 1901, С. 20), башкирский воин выезжал в набег с 30 стрелами (Кэстль, 1998, С. 45). Следовательно, стандартный набор кочевнического лука вмещал 25-30 стрел.
[22] Подробно о происхождении и эволюции этого термина в примечании 6 1-го тома, кн. 1. «Джами ат-таварих» (Рашид ад-Дин, Т.1. Кн.1, 1952, С. 157-158).
[23] По результатам современных экспериментов известно, что «стальной наконечник стрелы, выпущенной из современного лука с силой натяжения в 35 килограммов с 75 метров, пробил кольчугу из дамасской стали и проник в манекен на глубину 20 сантиметров» (Соловьев, 2003, С. 19). «Уже сегодня внимание историка привлекает историческая проблематика баллистики цели, а именно способность стрел пробивать защитное вооружение, или их бронепробиваемость. По нашему мнению, применительно к стрелам, под бронепробиваемостью стрелы (или ее наконечника) следует понимать способность преодолевать защитное вооружение и проникать в защищаемое (заброневое) пространство, внедряясь в живую ткань на глубину, достаточную для нанесения организму воина летальных повреждений, или для производства останавливающего действия. Вопрос о глубине такого проникновения остается дискуссионным: в одних случаях достаточным считается проникновение в тело всего наконечника, в других - проникновение на глубину нескольких «калибров» (т.е. миделей?). По мнению криминалистов-баллистиков «для нанесения проникающего ранения на глубину, обеспечивающую поражение жизненно важных органов, «стрелы» должны обладать кинетической энергией не менее 15 Дж», а стрелы, имеющие массу в диапазоне 15-40 г, будут обладать кинетической энергией на границе поражения, если их скорость не менее 45-25 м/с. С другой стороны, на практике смертельной (вследствие инфекции) иногда может быть и небольшая царапина, произведенная стрелой; видимо, недаром, одно из старейших средневековых руководств по стрельбе из лука было названо Toxophilus. Тем не менее, археологические свидетельства говорят нам, что для достижения технического результата, то есть пробивая доспех и входя в заброневое пространство, стрела должна обладать энергией в десятки джоулей», - считают исследователи баллистики стрел (Коробейников, Митюков, 2007, С. 104-105).
[24] Как считает В.Ф. Немеров, монголы обрабатывали ядом («хорон») железные наконечники и активно применяли их в бою. Яд был двух видов: 1) простой яд («хорон») растительного происхождения, 2) такой вид яда как «могайн хорон», получаемый от гадюк (Немеров, 1987, С. 219). Такие факты в источниках есть. В «Великой хронике» Матфея Парижского говорится, что монгольское «наступательное оружие (сделано) из железа и напоено ядом» (Матузова, 1979, С. 152).
[25] Для поражения металлического шлема, автор арабского трактата о луках, рекомендует применять треугольные длинные наконечники с коротким цилиндрическим древком стрел (Arab archery, 1945, Р. 107).
[26] Также и сибирские татары встретили отряд Ермака «пу-//стиша тмочисленно стрел», т.е. множество стрел (Есиповская летопись, 2005, С. 193).
[27] К 1277 г. в английском войске начал действовал отряд лучников на постоянной основе, сражавшийся отдельно от копейщиков(Оаке$1ю11, 1960, Р. 296). Впервые в Западной Европе в правлении английского короля Эдварда I (по прозвищу «Длинноногий») только в 1280 г. отряды, вооруженные луком были собраны в большие подразделения и созданы специальные отряды лучников для применения залповых выстрелов (Функен, 2002, С. 116).
[28] В комментарии к этому сюжету Р.П. Храпачевский отметил: «Ведение сражения монголами в пешем порядке, в основном именно для стрелкового боя, требовавшего повышенной точности и дальности стрельбы, зафиксировано и в других источниках. Например, в жизнеописании Мухали в Юань ши сказано: «Мухали глубокой ночью вывел войска и двинулся с огромной скоростью. (Они) встретили (войско Чжанчжи) на востоке уезда Шэньшуй-сянь, зажали с двух сторон и ударили по нему. (Мухали) выделил из подчиненных ему войск половину, ссадил с коней и отправил сражаться пешими. (Он) отобрал несколько тысяч лучших стрелков и приказал (им): «Пехотинцы разбойников без лат, быстро расстреляйте их!». Тогда подчиненные (Мухали) всадники и (спешенные) воины одновременно друг с другом двинулись и нанесли тяжелое поражение ему (войску Чжанчжи)» (Пэн Да-я, Сюй Тин, 2009, С. 98). Такую тактику сочетания пеших стрелков и конных частей войска дальневосточных государств применяли еще в сяньбийскую эпоху (Бобров, Худяков, 2005, С. 109).
[29] Существует мнение, что луки не относятся к категории серийного оружия, т.к. каждый экземпляр мог обладать только ему присущими свойствами (Соловьев, 1987, С. 30; Соловьев, 2003, С. 18). Однако в условиях военного времени, даже в средние века, не исключено, что существовало специализированное поточное производство луков и стрел, ориентированное на массового потребителя, каким являлись мобилизованные в ускоренном порядке не имевшие собственного вооружения рекруты.
[30] По «Мэн-да бэй-лу» «(Усилие, требующееся для натягивания тетивы) лука, непременно бывает свыше одной (единицы) ши». 1 ши - китайская мера объема при Цзинь соответствовала приблизительно 66,41 л (Мэн-да бэй- лу, 1975, С. 78). Мощность средневековых сложносоставных луков составляла в пределах 40-80 кг (Медведев, 19666, С. 32). Монгольские луки были эффективными в полевом бою, но уступали арбалетам по силе натяжения, которые все более совершенствовались. Для сравнения дуга китайского арбалета с ложей длиной около метра Х1 в. имела силу натяжения 132 кг (Шокарев, 2001, С. 41). Недаром в средневековой Европе
75
[31] В комментарии к источнику сказано: «В тексте А^ЙМ ба-цзы ли-цзяо, букв. «ставить ноги в виде знака А» (Пэн Да-я, Сюй Тин, 2009, С. 96).
[32] Во времена правления Мункэ (1251-1259 гг.) был верховным судьей - яргучи Монгольской империи.
[33] У Нэкуна-тайши - старшего брата Есугэй-бахадура - был сын Кучар «стрелок, метавший стрелы очень далеко, высоко и метко, и стал он известен и знаменит благодаря этому свойству. Он так далеко метал (стрелы), что монголы его восхваляли за это и сложили (поговорку) - «стрела Кучара уносится так, что становится невидимой» (Рашид ад-Дин, Т.1. кн.2, 1952, С. 47). Как-то Газан-хан «погнался за дикой козой. Он метнул стрелу и показалось так, что стрела не попала в нее. Вдруг коза упала. Толпа окольных людей (ее) осмотрела и (оказалось, что) стрелой ей было причинено девять ран. Все люди это воочию наблюдали и поняли, каким образом эти девять ран произошли. Стрела была такая, которую монголы называют «тона» (тунэ). У ее наконечника имеется три весьма острых острия. Когда коза была в воздухе и четыре ноги ее сошлись вместе, стрела, попав во все четыре и ранив (их), прошла дальше, попала в пах, брюхо и грудь, и каждое острие ее нанесло рану вдоль. Затем (стрела) попала в шею и горло и нанесла еще две раны, так что по определении таким образом виднелось девять ран» (Рашид ад-Дин, Т. III, 1946, С. 187). Сын Миран-шаха (сын Тимура) - Абу Бакр «был настолько силен, что когда однажды он стрелял из турецкого лука в сошник плуга, железо прошло через него, тогда как сошник остался в нем» (Шильтбергер, 1984, С. 33).
