Показать все теги
Несмотря на то что основу охоты у кетов в конце XIX—начале XX в. составлял пушной промысел, имевший товарное значение, важную роль в жизни народа сохраняла добыча крупных животных (прежде всего копытных) и дичи (водоплавающей и боровой). Именно эти промыслы наряду с рыболовством были основным источником питания подавляющей массы населения.
Охота на крупных животных (лося, дикого оленя, медведя)
На дикого оленя (сел’, ес’сел') охотились в каменистых хребтах правобережья, главным образом в северной части современного Туруханского района.[1] Лося (ца]) больше всего добывали по тундрам в бассейнах Елогуя, Таза, Турухана, а также на Под- каменной Тунгуске.[2]
Кеты не убивали оленя, лося, если семья имела достаточные запасы мясной пищи; стельных важенок старались вообще не убивать.
Способы и приемы добычи лося и оленя в основном были одинаковыми: охота гоньбой и с помощью ям-ловушек; у северных групп, кроме того, отмечена охота скрадом, а у подкаменно-тунгусских — коллективная охота на переправах через речки (Долгих, 1934, стр. 89).
Охота гоньбой была наиболее распространенным способом добычи копытных.[3] Она требовала от человека большой физической выносливости, ловкости. Обнаружив следы (тропу) животных, охотник возвращался в стойбище и частыми ударами посоха о лыжу извещал остальных. Число принимавших участие в гоньбе зависело от количества выслеженных зверей (обычно 2—4 охотника, преимущественно родственники, свойственники).[4] Один из охотников, известный своей ловкостью и удачливостью, счи-- тался ведущим. Он всегда бежал первым, налегке. Остальные, кроме своих ружей, несли топоры, продукты, выделявшиеся каждой семьей. Их обязанностью было поднимать сброшенную разгоряченным охотником одежду и т. д. При гоньбе животных старались направить с открытых мест в лесистые участки, где снег был наиболее глубоким. В то же время пытались направить их в сторону стойбища (чтобы потом было ближе перетаскивать добычу). Преследование лося, оленя иногда продолжалось несколько дней (ночевали в снежных ямах).
Отставшее животное били из ружья (а до его появления — из лука), закалывали отказом (см. ниже). Ведущий охотник (как правило, он и убивал загнанного зверя) бежал дальше, а остальные обдирали шкуру, разделывали наскоро (пока не замерзла) тушу. Если охотники находились недалеко от стойбища, а добыча была большой, то разделывать туши приходили женщины.
Разрубленное мясо складывали отдельными кусками, покрывали ветками и снятой шкурой, затем постепенно перетаскивали на волокуше, ручных нартах. Если не хватало людей (например, охотились одной семьей), то на месте перерабатывали продукты, чтобы было легче вывезти. Тут же в лесу сооружали небольшой лабаз-настил, под которым разводили костер. Мясо рубили на мелкие кусочки и сушили на настиле. Кости вываривали в котле (вытапливали жир).
Ямы на лося (оленя) выкапывали на их тропах (например, неподалеку от берега маленьких речек, куда животные выходили кормиться тальником), маскировали сверху пихтовыми ветками (Финдейзен, 1929, стр. 127.). Попавших в яму животных забивали отказом. Этот древний способ охоты сохранялся у кетов до конца XVIII в.
У северных кетских групп (к северу от р. Сургутихи), живших в условиях начинающейся лесотундры, существовала охота на дикого оленя со щитком-скрадом, под прикрытием которого охотник подползал к животному на расстояние выстрела. При охоте скрадыванием охотник одевал светлую парку из оленьего меха, а вместо обычной обуви с камусной головкой и суконными голенищами надевал обувь, целиком сшитую из оленьих камусов также светлого тона, чтобы быть как можно неприметнее на фоне белого снега. Отсутствие специального названия для щитка (его называли лим’ — «доска», ас’лец лимас — «лыжи с доской»), использование его только при ружейной охоте говорит о позднем заимствовании этого способа у северных соседей.[5]
На медведя (koj) охотились обычно в осенние месяцы («малой ходьбы»), по мелкому снегу.[6] Выслеживали медведя с собакой, искали его по следам, царапинам на деревьях (зверь когти точил). Если охотник находил берлогу, то, приметив место, возвращался в стойбище и оповещал остальных об этом, ударяя посохом о лыжу.[7] Охота на медведя у кетов сопровождалась ритуальными действиями, связанными с культом этого животного. Охотились коллективно, причем все участники (сородичи или соседи) вызывались добровольно.[8] Находящегося в берлоге зверя тревожили пальмой (ус'; см. ниже). Охотники становились в определенном порядке (впереди были наиболее ловкие и опытные). Все внимательно наблюдали друг за другом. Если охотились с ружьем, метили между глаз, если с пальмой, старались цопасть наконечником в горло зверя. Право первого удара имел охотник, выследивший медведя, или кто-нибудь из его кровных родственников. В исключительных случаях первым стрелял наиболее смелый охотник. Иногда (если никак не удавалось выманить медведя) раскапывали берлогу, завалив предварительно входное отверстие. Убив медведя, тушу оттаскивали и разделывали: отрубали голову, лапы, снимали шкуру, вынимали внутренности. Желудок, легкие, потроха тут же зарывали. Затем тушу разрубали, отделяя целиком позвоночник, ребра, бедренную часть.
Охота на боровую и водоплавающую дичь.
Охотой на боровую дичь кеты занимались практически круглый год. Специально на боровую дичь (глухарей, пальников, рябчиков, куропаток) охотились весной, во время токования.[9] На лыжах-голицах шли к месту токования и, подкравшись, бросали в птиц палки-колотушки (ay у л') с утолщенным передним концом.[10] Этот архаический способ сохранялся до начала нашего века (им добывали птицу подростки). Кроме того, на токах вырывали ямы-ловушки. В остальное время на глухарей охотились попутно. В борах ставили пасти, широко использовали силки.
На линяющую птицу (уток, гусей) охотились с собакой. Водоплавающая дичь в период линьки скапливалась на мелководных озерах, так как там над водой выступала трава, которой утки кормились. Кеты заранее высматривали озера, где собиралась птица. На охоту за линяющей птицей объединялось несколько человек.
Простейший способ заключался в следующем: одни охотники плыли в ветках по озеру и выгоняли уток на берег в кусты, там их ловили другие охотники, хватали собаки.
Если птица оказывалась на двух озерах, соединенных узкой протокой, то ее загоняли с озер в эту протоку и загораживали с двух сторон сетями (использовали старые рыболовецкие ставные сети). Сети ставили так, чтобп птица не могла ни перелететь их, ни поднырнуть под них. Иногда узкую часть озера отгораживали сетью и, оставив узкий проход, загоняли туда дичь; один человек оставался на ветке в проходе, остальные вылавливали добычу. В темные августовские вечера загоняли линяющую птицу в сети, расставленные на одном конце озера. Если озеро соединялось с курьей, то птицу загоняли из озера в курью и ждали, когда она начнет выходить на берег. Собака или сама приносила хозяину дичь, или лаем указывала место, а человек бил ее из лука.
На узких озерах, по сообщению суртутинских кетов, ставили котцы на уток. Котцы устраивали и на озерах, соединенных речкой. На речке ставили загородку и котец. Оставив свободной одну сторону загородки, из большого озера гнали через речку уток в другое озеро (устье котца было направлено в его сторону). Загнав дичь в озеро, отверстие в загородке закрывали. Охотники переходили на другое озеро и постепенно загоняли уток в котец. Котцы были такими же, как и для ловли рыбы, только более крупными. Весной охотились на пролетавших водоплавающих птиц. Как только появлялась вода в устьях речек, выходили караулить дичь. На месте устраивали скрады— загородки из тальниковых веток — и там поджидали. При шуме пролетающей стаи подзывали птиц, подражая их крику. Наиболее меткие стреляли в летящих птиц. Охотясь на водоплавающих, кеты наиболее долго использовали традиционное оружие — лук и стрелы.
Пушной промысел. Основу охотничьего промысла в конце XIX — начале XX в. составляла добыча пушных животных.
Первое место в пушном промысле занимала добыча белки (сщ).[11] По отдельным группам она давала от 80 до 98% стоимости всей пушной продукции (Долгих, 1934, стр. 86). Больше всего белки добывали подкаменнотунгусские, а также левобережные (pp. Елогуй, Сургутиха, Пакулиха) группы кетов.
Кеты по праву считались лучшими бельчатниками среди соседнего коренного населения. В средний по «урожайности» год охотник добывал до 1000 белок. Однако миграция белки, частые изменения ее количественного состояния делали неустойчивыми заработки охотников, ставили их в полную зависимость от стихии «урожайности» животных.
Охотничий сезон на белку начинался в месяце «малой» (пешей) охоты, в середине октября, и кончался в конце месяца «орла» (март), продолжаясь в целом немногим более пяти месяцев.
Осенью охотились на белку с собакой. Собака выслеживала зверька, охотник шел на лай и стрелял. Зимой из-за глубокого снега собака не могла пройти. Охотник отмечал приметы: упавшие на снег кусочки коры, обломанные веточки (белка шла верхом). Найдя беличье гнездо, он выпугивал зверька, царапая по стволу дерева железным крюком (консул), прикрепленным к верхнему концу лыжного посоха. Обычно белка сразу выходила, но иногда приходилось рубить дерево, так как, стреляя в гнездо, можно было испортить шкурку. Если дерево с гнездом было очень толстое, подрубали растущее рядом более тонкое, чтобы оно упало и стряхнуло гнездо.
Весной, с образованием наста на снегу, опять брали с собой собаку.
До появления огнестрельного оружия охотились на белку с помощью лука и ловушки (черкана). Чтобы не испортить шкурку, при охоте на белок использовали специальные стрелы с тупым деревянным или роговым наконечником (тожар); применяли также так называемые пустоголовые стрелы с отверстиями в деревянном наконечнике. Добытых белок охотник привязывал к своему поясу, чехлу от ружья. При удачной охоте он возвращался весь обвешанный тушками белок.
Охота на соболя (ер') в конце XIX—начале XX в. не получила широкого распространения (запасы соболя, как и в других районах Сибири, на Туруханском Севере были истреблены уже к XVIII в.). Охотились на него преимущественно попутно во время белкования. Соболь иногда попадал в черканы, установленные на колонка и горностая. Специально соболиным промыслом занимались обруселые кеты, жившие в русских поселках. Охотились в каменистых хребтах правобережья. Наиболее распространен был промысел соболя обметом.20 Обнаружив след (охотились на соболя осенью, по меткому снегу), шли по нему. Если след был свежий, шли особенно осторожно, поджидали, когда зверек отойдет подальше. Находили место, куда он «нырнул» (около валежника, в корневища и т. д.), и оставляли возле ямки в снегу рукавицы (чтобы соболь не выскочил, пока обметывали место). Обмет (ер'сеу. — «соболиная сеть», xceyaj — «сетевой мешок» чаще всего из старых рыболовных сетей длиной до 100 м и более, высотой 1.5—2 м) верхним концом тетивы привязывали за дерево, а затем огораживали им вокруг место, где залег соболь. Нижнюю тетиву засыпали с внутренней стороны круга снегом, чтобы при ударе соболя о сеть она не поднялась. Верхний край обмета поддерживали 15—20 прутьев, воткнутых в снег на равном расстоянии. В тех местах, в которых обмет был невидим, караульному подвешивали 3—4 колокольчика. Тревожили зверька, постукивая по колоде или засовывая в отверстие палку. Если соболь прятался в корнях дерева, его выкуривали дымом (поджигали пихтовые ветки). Зверек покидал убежище, бросался в сторону и запутывался в сети. Охотник ловил его руками (в рукавицах). Стреляли в зверька лишь тогда, когда он сразу бросался не в сторону обмета, а на дерево и мог уйти верхом. Охотники поджидали выхода соболя в снеговой яме, для тепла разводили в ней костер.
Во время охоты на белку попутно добывали зайцев (если находили свежий след). Специально на зайцев (бэс’) охотились в том случае, если семья нуждалась в заячьих шкурках (они шли преимущественно на подклад зимней одежды).
Если нужно было добыть много зверьков и встречалось подходящее место (мелкий осинник, бугорки), останавливались дней на 15—20, ставили пасти (до 20 шт.) и ежедневно их осматривали. Для приманки вблизи ловушек разбрасывали осиновые сучья, иногда их поливали соленой водой. Найдя свежий заячий след, рубили осину и поблизости поджидали. Наилучшим временем охоты на зайцев был месяц «больших дней». Кроме пастей, зайцев добывали покупными капканами. Заячьи шкурки служили обменным товаром между отдельными группами.
Охота на других пушных животных (колонка, горностая, росомаху, лисицу) не имела существенного значения и проводилась тоже попутно.80 Промысел песца (преимущественно пастями, отравленной стрихнином приманкой) был известен только туру- ханско-курейским кетам и сложился не ранее XIX в. под влиянием соседнего населения (русских старожилов, эвенков).
Снаряжение и орудия охоты
Отправляясь на промысел, охотник одевал короткую распашную парку из оленьей шкуры, легкую обувь с камусной головкой и суконными голенищами, голову повязывал легким платком (чтобы лучше слышать). На спине охотника в чехле (богдомдоал’), сшитом из двух камусов мехом наружу, висело ружье. К лямкам чехла с помощью ровдужных ремешков был подвешен мешочек с пищей (сухим мясом, рыбой и т. д.), рядом свисали свободные ремешки, к которым потом прикрепляли добытых белок.
К подпоясывавшему парку тонкому ремешку прикрепляли нож в ножнах, скобу для топора (тоуас), мешочек для- мелких вещей и т. д. Застегивали его с помощью костяной закладки, продевавшейся в железное кольцо на другом конце. Такие пояса были непременной принадлежностью каждого мальчика (их изготовляли как только ребенок начинал ходить). Нож привязывали к поясу двумя ремешками, и он висел горизонтально, рукоятью назад, но всегда с правой стороны. Ножны могли быть верхним концом прикреплены ремешками к поясу, а нижним — к бедренной части правой ноги (эвенкийский способ).
Ножны (уна) делали из березового дерева, верхнюю часть (более широкую) оклеивали плотной берестой, а нижнюю для прочности иногда оклеивали ровдугой.
Кетские ножи (дон') прямоспинные, с узким заостренным клинком (дон тис') длиной до 12 см и широкой деревянной рукоятью (дон'дул’).[12] Использовали их как универсальное орудие труда. Во время промысла ножом добивали раненое животное, разделывали тушу, с помощью ножа чинили неисправности на лыжах, ручной нарте, им вырезали рожны для приготовления пищи и мн. др. Топоры (ток) кетов отличались от русских меньшими размерами рабочей части. На промысле топор был необходим для рубки дров, шестов при устройстве укрытия, веток для подстилок и т.д. Мешочек охотника обычно шили из шкурки, снятой с подбородка лося. Его подвешивали к поясу на ровдуж- ном ремешке или закладывали за пояс. В мешочке хранили кремень (боцтер'оцс'), огниво (железный брусок с отогнутыми концами), трут (березовый нарост — бол'юа), игольник, чай и т. д. К поясу прикрепляли (или закладывали за него) кисет (сал'а]). Его делали из кожи с лап лебедя, шкурок с утиных голов и т. д. Такие кисеты не пропускали влаги.
Через плечо охотник одевал другой пояс — «натруску», необходимый предмет снаряжения при ружейной охоте. Этот пояс делали из кожи, обшитой цветной материей, или плотной ткани. К поясу на ровдужных ремешках подвешивали пороховницу, мерку для пороха, пистонницу, мешочек для дроби, пуль. Изготовляли их по образцу русских изделий.[13] Деревянные пороховницы и мерки для пороха (деревянные и роговые) украшали резным орнаментом.
Оклеенные камусом широкие лыжи, посох, ручная нарта (или волокуша из лосиной шкуры) с лямкой дополняли снаряжение охотника-кета.
В охотничьем промысле кеты пользовались как орудиями активного лова, так и самоловными.
Огнестрельное оружие (кремневые, пистонные и шомпольные ружья) получило широкое распространение только в XIX в. Ружья (бондом; боц — «огонь»), покупаемые у русских, были дороги и длительное время оставались недоступными для многих семей. В связи с этим у кетов более долго, чем у других сибирских народов, основным орудием охоты являлся лук.[14]
Кетский лук (цыпъ) славился на всем Енисейском Севере и являлся предметом обмена с другими народами (Попов, 1958). Лук был сложным, из двух частей (верхней березовой и лиственничной крени), скрепленных осетровым клеем и оклеенных берестой. Такое сочетание обеспечивало ему особую гибкость и прочность. Размер лука определяли расстоянием между вытянутыми в стороны руками. Лук делали узким в средней части рукокояти, с изогнутыми концами. На концах приклеивали накладки с зарубками для тетивы. Рукоять и накладки для прочности обматывали и оклеивали черемуховой корой.31
Для тетивы использовали спинные сухожилия копытных (лося, оленя), а также крученую конопляную веревку, пропитанную осетровым клеем. При изготовлении лука упругость его определяли с помощью специального приспособления (цатэл'оцс) — палки с развилкой на нижнем конце и семью зарубками. Развилкой палку упирали в середину лука, а тетиву оттягивали ж последовательно закрепляли на зарубках. Стрелы имели различные наконечники, в зависимости об объекта охоты (рис. 4). Так, у стрел на белку [суом) наконечник был тупой, овальный (до 8 см), вырезанный вместе с древком.[15]
Для прочности конец древка перед наконечником обматывали сухожильными нитками и промазывали осетровым клеем. Иногда вместо деревянного наконечника насаживали роговой, такой же формы (стрелы тогда называли цоц су ом; цоц — «рог»). Тупые наконечники не портили шкурки.[16] При охоте на белку кеты пользовались также стрелами для вспугивания зверька. Называли их «пустоголовыми» (К. izottol kdiga). Овальный деревянный наконечник у этих стрел был выдолблен изнутри. На поверхности его имелись сквозные отверстия. При полете стрелы воздух, попадая в отверстия, вызывал свист, который пугал и выгонял из гнезда спрятавшуюся белку.
Для охоты на крупных и мелких животных, на боровую и водоплавающую дичь использовали стрелы с железными черешковыми наконечниками различной формы; на лося, медведя, оленя — стрелы (щам, кугам) с ланцетовидными, листовидными, ромбовидными наконечниками, а также с наконечниками, имеющими развилку на верхнем и нижнем концах и т. д. Наконечники стрел на крупного зверя достигали 13—15 см. Черешок, насаженный в утолщенный передний конец древка, закрепляли сверху обмоткой из жильных ниток.[17] На мелкого пушного зверя (бурундука, колонка) применяли стрелы (коуэн) с наконечником- жальцем. Такая стрела, вонзаясь в животное, падала вместе с ним. Наконечники стрел на водоплавающую и боровую дичь (куам) имели развилку вместо острия.[18]
Стрелы и заготовки (древка) хранили в колчанах (катос), длинных узких коробках, выдолбленных из ели, с откидной крышкой, прикрепленной ремешками (рис. 5).[19] На промысел охотник брал с собой колчан из оленьих камусов (мехом внутрь).
Рис. 4. Наконечники стрел (МАЭ, колл. 1196-23, 24).
По форме он представлял собой узкий, расширяющийся книзу мешок. Дном служила дощечка неправильной овальной формы, прикрепленная с помощью сухожилий. В дне колчана имелись сквозные отверстия,. чтобы не скапливался снег с поднятых и положенных в колчан стрел. Колчан носили на спине. Для этого к нему пришивали ремни из сыромятной кожи. Снаружи украшали меховой аппликацией, кожаными кисточками.
Необходимой принадлежностью при стрельбе из лука являлось приспособление для защиты руки от удара тетивы (кэйла) — небольшая выгнутая пластина (обычно из кости мамонта). В средней части боковых краев были просверлены отверстия, а в них пропущен тонкий ровдужный ремешок, образующий посредине вогнутой стороны петлю для продевания руки. Пластинку одевали на запястье левой руки.
Распространенным орудием охоты на крупных животных (лося, оленя, медведя) была пальма (г/с’).[20] Она представляла собой нож с широким лезвием (длиной 25—35 см), насаженным черешком на деревянную рукоять (длиной до 1.5 м). Кетская пальма не отличалась от эвенкийской. Такого же рода оружие имелось у ваховских хантов, селькупов.
Рис. 5. Колчан со стрелой
Северные кеты на крупного зверя (главным образом на медведя) охотились чаще не с пальмой, а с отказом (-аттэс). Отказ состоял из втульчатого ланцетовидного наконечника и рукояти. Аналогичное оружие характерно для эвенков, лесных ненцев, северных якутов.
Среди самоловных орудий охоты наибольший интерес представляют такие архаичные формы ловушек, как ямы, ловчие доски.
Ямы (щот) выкапываяй на крупных животных (медведя, лося, оленя), а также на глухарей, линяющих гусей. В конце XIX в. этот вид ловушек у кетов встречался редко. Ямы глубиной до 3 м (ширина их зависела от объекта охоты) сверху перегораживали тальниковыми прутьями и закрывали ветками. Вокруг медвежьей ловушки (цонно бацул') раскидывали приманку (внутренности мелких животных и т. д.). Ямы на лося, оленя рыли на их тропах к водопою, глухариные — на токах, гусиные — по берегам рек.[21]
Другой вид простейшей ловушки кетов — ловчая доска на медведя (ашсес’). Воспоминание о ней до наших дней сохранилось у курейских кетов. По их описанию, ловушка представляла собой толстое, расколотое пополам бревно, забитое с плоской стороны железными стержнями с жальцем на остром конце.42: Ловушку оставляли на медвежьей тропе, замаскировав травой. Медведь наступал на бревно, завязал сначала одной, а потом,, пытаясь выбраться, и остальными лапами. Попавшегося зверя охотник добивал ударом толстой чурки по голове.
Очень широко были распространены у кетов силки (ок). Ими в конце XIX—начале XX в. ловили исключительно боровую дичь — глухарей, куропаток.[22] Делали их из жильной нити. Простейшие силки имели следующее устройство. Конец нити завязывали петлей, через нее продевали сложенную вдвое часть той же петли, получалась подвижная петля. Свободный конец нити привязывали к кусту, а петлю закрепляли на некотором, расстоянии от земли с помощью тонких наклонных палочек. Ставили такие силки на птичьих тропках, пространство по обе- стороны загораживали ветками. Птица видела свободное место, просовывала голову, путалась, петля соскакивала и затягивалась на шее. Осенью такие силки ставили на глухарей, зимой — на куропаток.[23]
Постоянные ловушки давящего действия — пасти (ки) — распространились у кетов под влиянием русской охотничьей культуры. Их ставили на росомах (особенно вблизи лабазов с запасами продуктов), зайцев, глухарей, песцов (северные группы).
Пасти на росомах достигали 5 м (рис. 6). На двух поперечных поленьях устраивали настил из трех расколотых пополам бревен. Стенки пасти составляли уложенные друг на друга стволы,, зажатые двумя-тремя парами вбитых в землю кольев. Стенки и настил образовывали как бы узкий коридор. Между стенками в наклонном положении устанавливали давок — ствол дерева, направленный комлевой стороной вперед (или 2 бревна, соединенные двумя-тремя поперечинами). Задним концом давок опирался на землю (на бревно или невысокую перекладину на двух кольях и т. д.). Передний его конец при настораживании приподнимался в уровень с верхним краем стенок горизонтальной рейкой. Один конец ее лежал на вбитом в стороне от пасти вильчатом суку, а другой, более короткий, служил опорой, удерживающей давок в приподнятом положении, и в свою очередь опирался на спусковое устройство. Приманка (тушки утки) находилась в ловушке. Ее продевали на поперечину (насторожку), конец которой выходил через отверстие в стенке и был зацеплен спусковым крючком Стоило росомахе тронуть наживку, как вся спусковая система приходила в действие, бревно-давок падало и давило животное.
Рис. 6. Ловушка на росомаху.
Пасти на зайца были без загородки и настила. К спусковому устройству в этих ловушках прикрепляли прочную жильную нить (симку), другим своим концом привязанную к тальниковым кустам. Заяц, обгладывая тальник, задевал нить и попадал в ловушку.
Пасти на глухарей имели настил из тонких поперечных планок и стенки (загородка) из вертикальных колышков. Планки настила укладывались наклонно, верхние концы их опирались на горизонтальную рейку. Остальное устройство было таким, как и в других ловушках этого типа, только действие спускового механизма, поддерживающего давок, зависело от горизонтальной рейки. На настил насыпали приманку (песок, гальку). Глухарь, попадая на настил, продавливал его, рейка соскакивала и бревно падало.
На лисицу, росомаху, песца ставили клепцу (цын'тацс% ловушку ударного действия. Основу ее составляло выдолбленное внутри березовое полено. С помощью туго скрученных оленьих сухожилий, закрепленных внутри выдолбленной основы,перпендикулярно к ней была прикреплена ударная часть — плаха с железными зубцами на верхнем конце. Ее оттягивали до горизонтального положения и закрепляли с помощью сторожевого механизма. От него протягивали скрученную из сухожилий веревочку (симку), прикрепленную другим концом к дереву (колышку). Симка проходила над приманкой (рыба, мясо), которую раскладывали симметрично концу ударной плахи с противоположной стороны основы. Зверь, съедая приманку, наталкивался на нить, механизм срабатывал — и плаха с зубцами падала.
Широко были распространены у кетов черканы (деримоцс’), ловушки ущемляющего действия. Такие ловушки ставили на горностая, колонков; иногда в них попадала белка и даже соболь. Основу ловушки составлял стан — сук-развилка или согнутый пополам толстый черемуховый прут с заостренными (для втыкания в землю) концами, соединенными поперечной дощечкой. Выше ее, в концах, имелись длинные продольные вырезы. В средней части стана перпендикулярно ему прикрепляли лучок из лиственницы с сухожильной тетивой. Тетива привязывалась к костылю — плоской палке, оканчивавшейся поперечной планкой, концы которой подвижно входили в продольные прорези развилок стана. К верхнему концу стана на веревке были последовательно прикреплены курок (вилообразная палочка) и сторожок (заостренная книзу палочка с зарубкой на верхнем конце).
Ловушку устанавливали у норки. Курок оттягивал тетиву, сторожок закреплялся выступом за нижнюю поперечную планку. Зверек при выходе касался сторожка, который легко соскальзывал, приводя в действие курок, последний соскакивал, ослабевшая тетива отпускала костыль, и он придавливал зверька.
Е.А. Алексеенко
Из монографии «Кеты. Историко-этнографические очерки», 1967
[1] Название дикого оленя ес’сел' (букв, «небесный», «божий олень») аналогично селькупскому нум атэ (нум — «небо», «бог», атэ — «олень»; см. также: Castren, 1855, стр. 262). Слово ес’сел' у кетов употреблялось и в значении «дикий зверь», «добыча» вообще; от сел’ (мн. ч. сен) производно- асенно — «охотиться».
18 Терминологические параллели кетскому названию лося также свидетельствуют о древности охотничьей культуры народа: ка — «лось» у южных самодинцев, моторов и койбалов (Potapov, 1957, стр. 42—79); коу — у энцев; ко}а в значении «олень» — у коттов; коиа — у асанов (Дульзон, 1961а, стр. 75); коукаш (куудай) — у тувинцев; kayik — общетюркское название дикого оленя. Котты и асаны словом кой (кай) называли овцу, барана (Дульзон, 1961а, стр. 158, 175). Куудай у тувинцев употреблялось и в значении «серый конь» (Вайнштейн, 1961, стр. 32).
[3] Описание такой охоты на дикого оленя дано в статье Б. С. Семенова (1919, стр. 97).
[4] Как исключение в охоте на крупных копытных принимали участие женщины. В конце XIX—начале XX в. специально для охоты на крупных животных объединялось несколько связанных родством семей (до трех) и выходило на угодья (см. ниже).
0'
[5] Зимняя охота на дикого оленя скрадыванием была характерна для долганов (Попов, 1958, стр. 27).
[6] Для медведя существовали многочисленные подставные названия («дядя», «старик», «отец», «мачёха» и т. д.).
[7] Как было отмечено, этим же способом, но более частыми ударами оповещали о выслеженном лосе. Частые удары означали, что неооходимо быстро собираться, пока зверь не ушел далеко. На медведя вырывали также ямы, аналогичные ловушкам такого типа на копытных. Подробные сведения о них отсутствуют.
88 Особое значение промысел белки приобрел еще с конца XVIII в., когда пала соболиная охота в крае (Нумеров и Павлов, 1962).
81 Женские ножи отличались от мужских (см. раздел об утвари).
[13] Характерны и названия: пистолол' — «пистонница», dopoSaj — «мешочек для дроби» и т. д.
[14] Согласно JI. Н. Доброво-Ядринцевой, еще в 1917 г. 33% кетских хозяйств пользовались луком как основным орудием (1925, стр. 47). До 30-х годов нашего века лук оставался главным средством добычи водоплавающей дичи.
[15] Древко кетских стрел было длиной до 80 см, из ели, с приклеенным хвостовым оперением (обычно тройным) из перьев орла и небольшой выемкой (ушком) для упора тетивы.
Стрелы с тупыми наконечниками использовали при стрельбе по цели во время состязаний, а также в качестве детских игрушек.
87 Такого же рода наконечники имелись и на боевых стрелах (кал’куам).
38 Аналогичные кетеким стрелы с деревянным утолщенным наконечником (согун), с железными наконечниками (ромбической формы, с жальцем и т. д.), а также «свистунки» были распространены у качинцев XVIII в. Последний тип стрел широко употреблялся древними тюрками Саян (Потапов, 1957, стр. 184).
[18] На древках стрел и крышках колчанов вырезали тамги, а конце XIX—начале XX в. это были почти исключительно изображения лука и стрел.
[20] В преданиях пальма упоминается и как боевое оружие.]
[21] Описание ям на диких оленей имеется у М. Ф. Кривошапкина .(1865, стр. 91—92).
[22] Силки как составная часть боевой ловушки из согнутого растущего- дерева (или двух деревьев) упоминаются в фольклоре.
[23] Варианты силковых ловушек различались лишь способом закрепления: петли (на двух колышках, с помощью веревки, прикрепленной к стойкам,, имеющим развилки на концах и т. д.).
