Показать все теги
Д.М.Исхаков
Из сборника «Сибирские татары», Институт истории Академии наук Республики Татарстан, Казань, 2002
Об общности этнической истории волго-уральских и сибирских татар (булгарский, золотоордынский и позднезолотоордынский периоды)
В последние десятилетия в отечественных историко-этнографических исследованиях, посвященных сибирским татарам, была выдвинута концепция о самостоятельных путях этнического становления этой группы в донациональный период (1; 2; 3; 4; 5; 6). Одновременно велось изучение проблемы среднеазиатско-сибирско-татарских этнокультурных, политических и хозяйственных связей в прошлом - в основном, в XVI-XIX вв. (7; 8; 9). На этом общем фоне стало более заметным отставание научного направления по исследованию широкого круга вопросов о взаимодействии населения Волго-Уральского региона и Западной Сибири, прежде всего, в средневековый период.
Нельзя сказать, чтобы эта проблема не привлекала внимания исследователей. Уже Г.Ф.Миллер (XVIII в.) в своей известной работе привел ряд данных о династических, политических и этнокультурных контактах между Казанским и Сибирским ханствами (10, с.194-199). Спустя полтора столетия известный тюрколог А.Н.Самойлович, опираясь на языковые материалы, выдвинул гипотезу о существовании «Окско-волжско-камско-тобольского культурно-географического района» (11, с.211). Позиция этого исследователя была подкреплена дальнейшими изысканиями татарских диалектологов, в результате которых в конце 1930-х гг. было сформулировано положение о вхождении сибирских татар в языковом отношении в единую диалектическую систему с волго-уральскими татарами - в качестве восточного диалекта татарского языка (12). В дальнейшем, в двух монографиях Д.Г.Тумашевой, обобщившей и другие работы по диалектам сибирских татар, данная проблематика получила более детальную разработку (13; 14). Однако лингвисты не смогли дать четкого ответа на вопрос о том, к какому времени - национальному или донациональному - относится языковое сближение волго-уральских татар. Так, Д.Г.Тумашева, первоначально относившая начало переселения татар «из России» в Сибирь к XV в. (13, с. 13), в более поздней своей работе ограничилась констатированием полной неизучен- ности вопроса о взаимных контактах Сибирского и Казанского ханств (14, с.18). В результате, среди лингвистов начало складываться мнение о том, что языковая близость сибирских и волго-уральских татар - явление позднее и относится к национальному периоду (см., например: 15, с.311; 16, с.19). Однако из текстов, представляющих образцы сибирско-татарского народно-разговорного языка, собранных и опубликованных В.В.Радловым еще в начале 1870-х гг., т.е. тогда, когда национальная консолидация татар находилась на ранней стадии и влияние этнического ядра на периферию было слабым, видно, что языковые различия между волго-уральскими и сибирскими татарами уже в это время являлись несущественными (17, с.4). Другой лингвист - А. Безсонов, в 1881 г. указывал, что «наречие татар сибирских более разнится с наречием казанских татар, чем язык отатарившихся башкир». Но при этом, по его мнению, «наречие мещеряков (мишар) отстоит от казанско-татарского наречия дальше, чем наречие отатарившихся башкир» (18, с.239-241). Фактически, согласно А.Безсонову, уже в 1880-х гг. сибирские татары в языковом отношении находились где-то на уровне диалекта татарского языка.
Очевидно, языковая близость волго-уральских и сибирских татар не может быть объяснена лишь как следствие этнических процессов национального периода. И в исторических трудах постепенно накапливалась информация в пользу именно такой точки зрения.
Так, В.В. Вельяминов-Зернов привел некоторые данные об участии сибирских татар в конце XVI - начале XVII вв. в формировании касимовских татар (19, с.92, 100, 102; 20, с.2,3,14- 16,47). В 1937 г. С.В.Бахрушин опубликовал статью, посвященную сибирским служилым татарам. В ней он обратил внимание на два хорошо документированных случая ухода знатных казанских татар в Сибирь: после 1487 г. с князем Алгазыем в Тюмень и в 1496 г., когда вместе с ханом Мамуком, видимо, туда же, выехали князь Урак и другие (21, с. 156). В другой своей публикации этот автор пришел к выводу, что существование в Казани в XVI. «Тюменских ворот» и упоминание торговых «тезиков» (от них - название «Тезицкого рва» в городе), показывают на «направление, каким пользовались «тезики» в их поездках в Казанское ханство» (22, с. 195). Речь, таким образом, идет о торговых связях Казанского и Сибирского ханств в XVI в. В 1976 г. появилась специальная статья Ф.Т.Валеева об этнических контактах татар Поволжья и Западной Сибири (23). Но применительно к средневековому периоду Ф.Т.Валеев ограничился уже известными данными Г.Ф.Миллера и В.В.Ве- льяминова-Зернова, правда, критически рассмотрев часть сведений, содержащихся в работе первого исследователя. В двух монографиях этого же автора, опубликованных значительно позднее, было повторено содержание отмеченной выше статьи (5, с.37; 6, с.36-37). В 1980 г. в общей форме вопрос об этнических контактах сибирско-поволжских тюркских этносов был поставлен Ш.Ф.Мухамедьяровым, выделившем два периода этих связей - до гуннов и от гуннов до нового времени. Однако Ш.Ф.Мухамедьяров заявил, что детальное исследование данного вопроса, особенно «с учетом последующих этапов тюркской миграции, в т.ч. и наиболее важного - кыпчакского, на общем фоне развития сибирско-поволжских этнических связей» остается задачей на будущее, тем более, если анализировать эту проблему с точки зрения «тюркского этногенеза, протекавшего в Восточной Европе вплоть до XV-XVI вв., т.е. до времени окончательного распада улуса Джучи» (24, с.259). К проблеме этнических контактов тюркского населения Приуралья и Западной Сибири обращался и Р.Г.Кузеев, но, главным образом, в связи с изучением этнической истории башкир. Тем не менее, некоторые сюжеты из средневековой истории племени табын, приводимые в работе Р.Г.Кузеева (25, с.254-255, 264, 281-282, 321), могут быть интерпретированы как отражение проникновения сибирских татар в этническую среду татар Поволжья. В 1984 г. в тезисах доклада Р.Г.Кузеева и Н.Н.Моисеевой была подвергнута критике концепция «самостоятельного пути» этнического развития сибирских татар (26, с.7). Согласно этим авторам, близость волго-уральских татар, башкир и сибирских татар объясняется давними этническими контактами между ними. В истории их этнических взаимосвязей Р.Г.Кузеев и Н.Н.Моисеева выделили четыре этапа, два из которых относятся к интересующему нас периоду: от первых веков н.э. до II тыс. н.э. (до начала монгольского нашествия в XIII в.) и XIII-XV вв. (золотоордынский и ногайский периоды). По мнению этих исследователей, на первом этапе в этнических процессах среди тюрков от Волги и до Тобола наряду с печенежскими (печенежско-огузскими) племенами главную роль играли волжско-булгарские племена. Причем появление булгарских (булгаро-кыпчакских) групп в Западной Сибири могла происходить и в XIV в., возможно и позже (вплоть до XVI-XVII вв.) (26, с.7-8). Во второй период (в XIII-XV вв.) «... происходили активные передвижения кыпчакских и кыпча- кизированных ... групп ... от Оки и до Оби». В результате сложилась «существенная часть общего этнического компонента тюркского населения от Волги и до Иртыша», в т.ч. и под воздействием Ногайской Орды. Именно наследием этого периода является этноним нугай, применявшийся по отношению к сибирским и волго-уральским татарам, иногда и к башкирам, а также этноним иштяк. (иштэк), употреблявшийся как для обозначения сибирских татар, так и части башкир (26, с.8-9).
В 1970-1980-х гг. проблема этнокультурных, языковых и других контактов сибирских и волго-уральских татар стала изучаться более конкретно. В диссертационном исследовании Д.Б.Рамазановой была выявлена определенная общность говора пермских татар с восточным (сибирско-татарским) диалектом (27, с.26). Позже она сформулировала положение о том, что эта общность возникла в результате участия в формировании пермских татар определенного этнического компонента - «иштяков» («остяков»), вошедших также в состав некоторых групп башкир и сибирских татар (28, с.28). Участие сибирских татар в сложении еще одного говора татар Пермского края - свердловского, отмечалось и в публикации Ф.Ю.Юсупова (29, с.69). Н.А.Томилов в 1981 г. высказал предположение о продвижении в период Сибирского ханства некоторых групп татар из этого государства «далеко на запад» - в Приуралье, точнее, в бассейн рек Сылвы и Ирени, а также в некоторые прилегающие районы (2, с.30-33). В нашей статье (30, с.14-20; 31) было показано, что в Сылвенско-Иренском междуречье в средневековье жили предки пермских татар, имевших, впрочем, этническое родство с сибирскими татарами. Большего внимания заслуживает тезис Н.А.Томилова об оседании среди сибирских татар (среди искеро-тобольской их группы) «небольших групп казанских татар и чувашей» во время хана Кучума (2, с.69- 70; 3, с.90). Это мнение хорошо документировано, но автор не сделал акцента на то, что в XVI-XVII вв. «чувашами» (ясачными чувашами) назывался и один из этнических компонентов казанских татар (об этом подробнее см.: 32; 33, с. 125130). В статье Д.Г.Тумашевой (1987 г.) по материалам топонимии и антропонимии сибирских татар были прослежены контакты населения Прииртышья и Поволжско-Прикам- ской зоны в конце I - начале II тыс. н.э. (34, с.38-40). Опираясь, в основном, на исследования Р.Г.Кузеева и ряд топонимов, имеющих угорское происхождение (терсяк, юрми, юрматы, бикатин и др.), эти контакты она связала с башкирами, что не вполне правильно, поскольку те же этнонимы и этнотопонимы в значительной мере характерны и для приуральских татар (см. наши публикации: 30; 35). Д.Г.Тумашева выделила и кыпчакский слой в этнотопонимии сибирских татар (34, с.44-46), но недостаточно полно проследила характер подобной общности кыпчаков с волго-уральски- ми татарами (см., например: 36; 37, с.222; 38, с.127, 193; 39, с.112). Поэтому трудно согласиться с ее мнением о том, что языковые или ономастические данные «... о возможной миграции булгаро-кыпчакских племен до XIII в. и после монгольского нашествия в Западную Сибирь и об участии бул- гарского компонента в формировании сибирских татар ...», отсутствуют (34, с.41). В недавней публикации научно-популярного характера этот вывод автора был несколько смягчен, но в целом сохранился (34). В нескольких наших статьях (35; 41; 42; 30; 31) была достаточно детально обоснована гипотеза о существовании в Среднем Приуралье в средневековый период «иштякской» этнической общности с тюркоугорскими истоками, имеющей явное родство с тюрко-угорскими группами Западной Сибири. Нам представляется, что эти «иштяки» являются связующим звеном между волгоуральскими и сибирскими татарами.
Но в целом, как показывает историографический обзор, средневековые этнические связи татар Волго-Уральского региона и Западной Сибири остаются изученными крайне слабо.
Хронологические рамки данного исследования - X-XVI вв. Булгарский период (X-XIII), в основном, рассматривается «свернуто», как введение к золотоордынскому (XIII- сер. XV вв.) и позднезолотоордынскому или татарско-ханскому (серед. XV-XVI вв.) периодам. Следует также иметь в виду, что булгарский этнос, находившийся в процессе этнического смешения с кыпчаками (булгаро-кыпчакская общность), существовал и в золотоордынский период, а возможно, и в позднезолотоордынское время. Поэтому, указанное здесь деление на хронологические этапы является несколько условным (см. выше аналогичное мнение Р.Г.Кузеева).
1. Этнические связи булгарского периода
Этнические контакты населения Волжской Булгарии и Западной Сибири в силу состояния источников могут быть реконструированы в настоящее время лишь фрагментарно. На наш взгляд, ключевым при изучении этих контактов является вопрос об «иштяках».
Известно, что некоторые соседние народы, например, казахи, называли в прошлом сибирских татар «уштяками» ~ «иштяками» (эштяками) (2, с.21). Этот этноним бытовал и среди самих сибирских татар: как родовое название (в группах тобольских и барабинских татар), отложившееся и в топонимике (14, с.21; 34, с.40; 2, с.22), и как историческая память о происхождении от «иштяков» (безнец бабаларыбыз иштэк бул- ган - 43). Одно из возможных объяснений данного феномена - вхождение в состав сибирских татар в качестве компонента угорских групп, в первую очередь - хантов («остяки» - у русских, иштж - у татар и башкир). Однако сибирские татары больше контактировали в средневековье с манси (вогулами). Кроме того, рассматриваемое явление существует не изолированно. Во-первых, «иштяками» казахи и ногайцы называли и башкир. Причем, в составе башкир существовала группа племен и родов, носивших общее наименование истэк ~ иштж. Входившие в объединение иштэк родо-племенные подразделения были сосредоточены в северо-восточной части Башкортостана, но не полностью - часть их проживала и в северозападном Приуралье (в смежных районах Татарстана и Башкортостана) (44, с.243). Во-вторых, нами было выяснено, что локализованные в Среднем Приуралье предки пермских татар в XVI - начале XVII вв. назывались «остяками». Именно с этим населением была связана структурная административно-политическая единица в составе Казанского ханства - «Костяцкая» территория (подробнее см.: 30; 31; 41; 42). Таким образом, выделяется обширный ареал, включающий часть ВолгоУральского региона и Западную Сибирь, где некогда бытовал этноним иштэк ~ уштэк ~ костяк (остяк).
Еще одним аргументом в пользу того, что в Западной Сибири в средневековье под «иштяками» подразумевались не только ханты, может быть вывод, который следует из анализа одной распространенной среди сибирских татар рукописи с полулегендарным содержанием (текст был опубликован в переводе Н.Ф.Катанова (45; см. также: 46, с.85-103). Как указано в источнике (события в нем относятся к XI-XV вв., но в основном датируются концом XIV - началом XV вв.), ко времени, когда проповедники ислама пришли в район р.Иртыш, там жили три «народа»: Хотан, Ногай и Кара-Кыпчак. Потом к ним примкнули некие «бунтовщики Тархан-хана», однако, впоследствии «бежавшие в Китай». Еще одним «народом» были «Иштяки» (Ичтэк ~ Иштэк) (45, с.20-22). По мнению Н.Ф.Катанова, под «Хотанами» подразумеваются татары (так их звали ханты)[1], а под народом Иштэк - ханты (45, с.20-22). Остальные этнонимы понятны. Однако есть одна странность в описании народа Иштэк, которая ускользнула от внимания Н.Ф.Катанова. Дело в том, что три народа (Хотан, Ногай и Кара-Кыпчак) при появлении проповедников уже были знакомы с исламом, а затем его исповедовали, тогда как народ иштяков бежал в леса и «остался без веры». Но одновременно в рукописи говорится о том, что упомянутые выше три народа были поклонниками «кукол», хотя и частично знакомые с исламом. А про народ Иштэк сказано, что он был «одной веры» с ними. При этом возникает вопрос: эта общность веры относится к исламу или к язычеству? Памятуя знакомство трех перечисленных народов с исламом до прихода проповедников, нельзя однозначной утверждать, что единство веры иштяков с ними относится лишь к язычеству. Одним словом, среди народа Иштэк могли быть и мусульмане. Поэтому, необходимо пристальнее посмотреть на этнические истоки «иштяков», которых никак нельзя сводить лишь к хантам.
Согласно башкирским генеалогиям, группа «иштяк» имела определенное место среди других народов и свою внутреннюю этническую структуру (47, с.173-174).
Часть приведенных в генеалогической таблице этнонимов известна среди сибирских татар, правда, в виде топонимов - это пигэтин, юрмы, иштэк (34, с.40). Последние два этнонима, тоже в качестве топонимов, встречаются в районах расселения пермских татар: ермей ~ ермия и иштж ~ истэк (31, 175-177 бб.; 30, с.29). Присутствующий в числе сибирско-татарских топонимов этноним токуз (34, с.40, 46), в первой трети XVII в. зафиксирован в бассейне р.Иж как тюба волости (племени) еней (35, с.37). В свою очередь последний этноним отложился в исторической памяти татаро-башкирского населения Бардымского р-на Пермской обл. в форме имени легендарного предка племени гайна ~ гэйнэ, которого звали Эйнэ (31, 177 б.). Вообще в низовья р.Агидели, по соседству с племенем еней, жили и представители таких племен (волостей), как байлар, ирек- те и терсэк (35, c.37-38; 31, 177 б.). Первые два из указанных этнонимов, как было показано, фигурируют в рассмотренной выше генеалогии. А этноним терсэк (имеется и форма терсэ ~ тирся) отмечен как среди пермских, так и сибирских татар (30, с.170. В составе бакшир племени эйле в числе родоплеменных подразделений имелась группа тугыьз (25, с.454). Сам этноним эйле (в форме аялы) прослеживается у татар Западной Сибири (5, с.35).
Вряд ли приведенные тут соответствия носят случайный характер, тем более, что большинство их имеет отношение к угорскому или тюрко-угорскому миру (25). Обращает на себя внимание и тот факт, что рассмотренные этнонимы бытовали в прошлом в ареале функционирования этнонима иштэк. Ранее уже был обоснован вывод о том, что в средневековье, по-видимому, начиная с раннебулгарского времени, за счет передвижения тюрко-угорских групп из Западной Сибири в Волго-Уральский регион, начинает формироваться особая этническая общность «иштяков» (35; 36; 42; 31). Такое направление миграций тюрко-угорских групп прослежено и археологами (48; 49; 50, с.9, 20,83; 51, с.224). Этот этнический массив занимал обширную территорию - от района впадения р.Агидели в Каму, далее через Среднее Приуралье (бассейны рек Тулвы, Сылвы и Ирени) до Западной Сибири. Данная этническая общность постепенно трансформируясь существовала в Восточном Закамье до конца XIV в. (в течение всего булгарского периода); в Среднем Приуралье - до рубежа XVI- XVII вв. В Западной Сибири датировать время исчезновения «иштяков» пока сложно, но, как будет видно из дальнейшего анализа, эта группа в той или иной мере сохранялась еще и в золотоордынский период.
Этническая близость населения Волжской Булгарии и Западной Сибири может быть обоснована и другими данными, в частности, при разборе вопроса о происхождении названия «Сибирь». В числе «северных областей», которые должен был завоевать Бату-хан, Рашид-ад-Дин упоминает «Ибир-Сибир» (52, с.72). Ал-Омари в состав «царства Кипчакского», т.е. Золотой Орды, включает и «область Сибирь- Ибирь» (53, с.236), назвав ее в одном случае просто «землей» или «страной Сибирской» (53, с.236). Эти сведения относятся к первой половине XIV в. Во второй половине XIV в. «Ибирь и Сибирь» упоминает Ибн-Араб-шах (54, с.460), в начале XV в. - «Аноним Искандера» (в форме «Ибир - Си- бир») (54, с.127). В русской традиции центром «Сибирской земли» был «град Сибирь» на р.Иртыше (55; 56, с.32, 47, 81). Надо полагать, что во всех случаях в основе отмеченных названий лежит наименование себер ~ сибир (ибир ~ ибирь - всего лишь его вариант). В свою очередь, город и «земля» были названы скорее всего по «народу» савыр~ сабыр ~ сыпыр, который, согласно преданиям тобольских татар, жил по среднему течению р.Иртыш до прихода туда татар (6, с.6). Иногда «сыбыров» наши информаторы отождествляли с хантами, но непоследовательно. Во-всяком случае - это народ, который жил очень давно (57). Напрашивается заключение, что в лице этих сыбыров~сыпыров мы имеем дело с савирами, появившимися из Внутренней или Центральной Азии вместе с гуннами (58, с. 105-106) и участвовавшими в этногенезе хазар, а также волжских булгар (у последних - это сувары, отсюда название г.Сувар - 59, с.16-17, 42, 187). Кстати, название «области» Ибир - Сибир сохранилось в татарском языке в виде устойчивого словосочетания ыбыр - чыбыр со значением «мелкий, не имеющий значения, никчемный, малые дети» (60, с.543).
Таким образом, этнические связи тюрко-угорского населения Волжской Булгарии, всего Волго-Уральского региона с Западной Сибирью, не подлежат сомнению. Известны и торговые связи между этими двумя регионами в булгарский период (61, с.136; 62, с.135). По-видимому, существовавший в XII в. торговый путь из Булгара «в Вису» и из него «в области Йуру» (63, с.32-34), проходил по землям, населенным во многом «иштяками» (31, 179 б.). Итоги этих ранних контактов весьма показательны. Так, в XVIII в. выходец из группы эйле на вопрос о том, кто он такой (син нинди жцрнец улы, баласы?), дал ответ: «Булгарский иштяк» (Болгарлык иштэкмен) (47, с.27-28, 31-32). Хотя в данном случае «булгарский» скорее означает по- литоним - принадлежность к Булгарскому улусу (вилаяту, ик- лиму) периода Золотой Орды, присутствие его в самосознании некоторых тюркских групп Приуралья весьма важно.
В золотоордынский и позднезолотоордынский периоды этнические контакты между населением двух регионов сохранялись. Перейдем к их рассмотрению.
2. Этнические связи золотоордынского и позднезолотоордынского периодов
Образование обширной империи с многоэтничным населением - Улуса Джучи (Золотой Орды), привело к появлению новых направлений этнического взаимодействия тюркского и тюрко-угорского населения Волго-Уральского и Западно-Сибирского ареалов, при сохранении, однако, определенной преемственности с процессами булгарского периода. Основная трудность при изучении этнических процессов золотоордынского времени заключается в том, что практически весь корпус источников, которым мы можем оперировать, относится к началу XV в. или к еще более позднему этапу. Отсюда - некоторая условность в датировке рассматриваемых событий. Поэтому, было решено ограничиться выделением тех общих для Волго-Уральского региона и Западной Сибири этнических компонентов, золотоордынское происхождение которых достаточно очевидно.
Начнем с группы буркут (буркыт). Согласно Масуду ибн Усману Кухистани, в состав Ак-Орды среди прочих входило и племя буркут (64, с.16). В 1428-29 гг., когда Абу-л-Хайр хан совершил поход на г.Туру (до 1446 г. столица государства Шайбанидов, позже - Тюменского ханства), «хакимами» там были Адад бек буркут и Кибек ходжа бий буркут (64, с.43,48; 65, с.42). Но буркуты известны и в Приуралье. Так, в родословной, записанной среди татар Бирского уезда Уфимской губ., сказано: «Бвркет би - Алманчык би - Урдэк би - Сунчэли би - Сондык би - Кара щау - Турбай - Истэк ...» Далее в шеджере говорится о том, что Буркыт би жил во времена Чингиз-хана и приводятся сведения об атрибутах этого племени (66, 36, 89 бб.). Нам удалось доказать связь рассмотренной родословной с пермскими татарами (31, 173-174 бб.). Этноним буркут упоминается и в шеджере татар из д.Уразаево Актанышского р- на Татарстана (67, с.62). В родословной, найденной в татарской д.Старое Тураево (Дюртилинский р-н Башкортостана), во главе предков башкир рода «шамшадин» указывается Тара- гай би, а его отцом называется Буркат би. Тарагай би «прибыл из Крыма и переселился в земли по Агидели» (25, с.359). Бор- кыт би назван и в числе беков, которые жили во времена Чингиз-хана, в известном татарском историческом сочинении XVII в. «Дефтер-и Чингиз-наме» (68, с. 145-а).
Во время экспедиции 1992 г. в д.Лайтамак (Тобольский р- н Тюменской обл.) нами была записана легенда об «Илэк алп&>, воевавшем с «народом сыбыр» (57). Между тем, Илек бий фигурирует в родословной башкир рода кара-табын племени табын как сын Майкы бия (47, с. 164). В шеджере также сказано, что Майкы би во времена Чингис-хана «кочевал в долине р.Миас» (47, с. 164). Присутствие же табынцев в Западной Сибири в XV в. нами будет показано далее. Поэтому, сохранение имени Илек бия, Илэк алпа в историческом сознании определенных тюркских групп Приуралья и Западной Сибири явно не случайно. Сам же Майкы би как глава племени уйшын отмечается и в «Дефтер-и Чингиз-наме» (68, с.283-285).
В то же время Майкы би присутствует и в ряде поволжско- татарских родословных. Так он отмечен в шеджере татар д. Казылъяр (Бавлинский р-н Татарстана), но как личность, жившая у р.Оки (36, с.54). В другой родословной (она имеет отношение к д.Исламбакеево Ермекеевского р-на Башкортостана и к д.Мамалай Сабинского р-на Татарстана) он же, по- видимому, фигурирует после имени Малика, как «Кайкы бий» (36, с.52). Майкы бий (вариант - «Байкы бий») присутствует и в родословной татар Горной стороны (д.Кырык Садак) и некоторых сел Заказанья (д.Бакшанды и д.Б.Сабы Сабинского р- на Татарстана) (36, с.41-42).
В 1429-30 гг. среди «даруг» (даруга-князей), назначенных Абу-л Хайр-ханом на «вилайет Чинги-Тура» (т.е. в район будущего Тюменского ханства), известен Али ходжа из эля кушчи (65, с.91). А среди знати, воевавшей на стороне этого хана против Махмуда ходжа-хана на берегу р.Тобол, упоминается «Кунгур-бай Кушчи» (видимо, читать надо не как «бай», а как «бий» - Д.И.), бывший «одним из самых приближенных и ичкиев» Абу-л Хайр-хана (65, с. 148). Топоним Кунгур (Конгер) - сначала как название реки, потом как название города (город Кунгур в Пермской обл.) - отложился на вотчинных землях пермских татар (31, 175 б.). Племя кучши, этническая принадлежность населения которого в 1618 г. была определена как «татара и остяки», числилось в составе Уфимского уезда - в ближайшем соседстве с пермскими татарами (70). Хотя позже кушчинцы и считались башкирами, они всегда находились в тесных этнических контактах с пермскими татарами, частично войдя в XX в. в их состав (30, с. 16-20).
Приведенные материалы говорят об общности ряда этнических компонентов татаро-башкирского населения Урало-Поволжья и Западной Сибири в золотоордынскую эпоху. Но наиболее ясно эта общность выступает при рассмотрении сведений, относящихся к позднезолотоордынскому времени. Обратимся к ним.
Специального анализа требуют ряд событий второй половины XV в., происходивших на обширной территории от Поволжья до Западной Сибири. Хотя они уже находились в поле зрения некоторых исследователей (см. работы С.В.Бахрушина), изучение этих событий в более широком историческом контексте позволяет глубже осмыслить проблему этнополитических взаимосвязей позднезолотоордынских государств - особенно, Казанского и Тюменского ханств, а также Ногайской Орды.
После захвата в 1487 г. г.Казани русскими войсками и увода ими из города хана Ильгама «Алегамовы царевы люди» (Алказый, Тевеккель сеит, Касим сеит, Бегиш с сыном Утешем и «иные их товарищи») выехали в Ногайскую Орду, а оттуда часть из них - в Тюменское ханство. О последних Емгурча мурза из Ногайской Орды в 1491 г. писал Ивану III: «Алгазыя просишь: Алгазыя яз не видал, с Ибра- имом царем к Тюмени поехал, ... у Ибраима царя в Тюмени живет» (71, с.94). Не исключено, что князь Алгазый был мангытом или выходцем из Ногайской Орды. Приведем отрывок из одной старинной татарской рукописи, в которой, возможно, упоминается именно эта личность. В рукописи сказано: « ... город Чаллы был построен Казанским ханом в самом центре Ногайской дороги («даруги» - Мангытского княжества в составе Казанского ханства - Д.И.), т.е. из Казани к ногайскому хану, жившему около Мензе- линска. Устроив защиту от ногайцев - город Чаллы на этой дороге, по имени которой и весь здешний край стал называться Нагайской дорогой, Казанский хан поставил здесь одного человека беем ... Через некоторое время г.Чаллы очень усилился, стал многолюден и богат; один из его беев - Хаджи или Газы Гирей - решился ... отделиться от Казани и объявил себя независимым ханом. Несколько лет спустя ханом в Чаллах сделался Хафиз-Гирей; при нем началась сильная война с Казанью. На второй год войны Казанский хан взял г.Чаллы, разорил и уничтожил его до конца, а Хафиз-Гирей с семейством своим бежал в Бухару. Многие... ушли с Хафиз-Гиреем» (72, с.278-279). Как видно, обнаруживается некоторое сходство имен Алгазыя и Гази (Хаджи) Гирея. Совпадают и их титулы - бей (би) - князь. Далее, сопротивление реальной исторической фигуры - князя Алгазыя ставленнику Москвы - хану Мухаммет-Аминю, явно продолжалось несколько лет (с 1487 г. по меньшей мере до 1492 г.). Наконец, уход жителей г.Чаллы «в Бухару» можно трактовать как уход к Шейбанидам, в т.ч. и в Тюменское ханство. Что касается этнической принадлежности князя Алгазыя, дополнительные данные на этот счет приводит М.И.Ахметзянов. Согласно ему, в шеджере из д.Б.Менгер (Арский р-н Татарстана) упоминается Альгазы. Кроме того, в д.Ст.Менгер, находящейся рядом, имеются пышные эпитафии, где упоминаются имена султанов и погибших знатных воинов. А в рукописной истории села особо подчеркивается роль коневодства в начальный период истории деревни (36, с.49-50). Учитывая, что жители этих сел связывают своих предков с тысячей воинов - мец, можно допустить, что в основе топонимов Менгер лежит этноним мец (73, с. 137). Группа (племя) мец (мин) входила и в состав ногайцев (74, с.92), а также башкир (25, с.298-312). Показательно и то, что князь Алказый скорее всего действовал с конным войском. Во всяком случае, в русских летописях в 1487 г. говорится: «Един князь татарский именем Алгазы с царем (т.е. ханом Ильгамом - Д.И.) в город (Казань - Д.И.) я не полезл ..., силе великого князя много дурно учинил ... и после того князя сила великого князя прогна за Каму в поле» (74, с.50,96). Да и после того, как «Алегамовы царевы люди» ушли «в поле», они действовали совместно с ногайцами, что видно из ответного письма Ивана III на требование правителя Тюменского ханства Ибрагима об отпущении к нему пленного казанского хана Ильгама (71, с.82). В письме сказано: «... Алказый да Тевеккель сеит, да Касим, да Бегиш с Утешем и иные их товарищи, и тех людей Ивак царь (т.е. хан Ибрагим - Д.И.) ..., мырзы у себя держат, да от них ходячи (разрядка наша - Д.Й.) ...лихо те люди чинят нашим землям, моим да и брата и сына моего Магмед - Аминевы цареве земле... С ними мырзины Ямгурчеевы люди, Тувачев брат, да сын, да зять ... землю Магмед-Аминову цареву и нашу воевали, грабили ..., головы поймали» (71, с.б4). Шейбанид Ибрагим хан был очень тесно связан с Ногайской Ордой. Например, в 1481 г. в русских летописях говорится: «...царь Ивак Шейбанский ... прииде в Нагаи, а с ним силы 1000 казаков, и взем с собою шурью свою из Нагаи Мусу мурзу, да Ямгурчей мурзу, а с ним пять на десять тысяч (50 тыс. - Д.И.) казаков ... И стоя Ивак 5 дней на Ахматова Орде и поиде прочь, а ордабазар с собою поведе в Тюмень» (75, с.95). Брат хана Ибрагима, хан Мамук, имел с ногайцами такие же отношения, как и его брат. Так, в 1491 г. Мухаммет-Амин в письме крымскому хану Менлии-Гирею, пишет: «Ивак, да Мамук, да Муса, да Ямгурчей еже лет на меня войною приходят» (76, л.223). Это была правда: ногайцы нападали на Казанское ханство и в 1490 г. (76, лл.60, 83). Можно высказать предположение, что активные действия Шейбанидов совместно с Ногайской Ордой против Казанского ханства в конце 1480 - нач. 1490-х гг. были связаны и с нахождением у них группы татарской знати - «Алегамовых людей». Хану Мухаммет-Аминю не помогла и женитьба в 1491 г. на дочери ногайского мурзы Мусы, так как в 1496 г. в Казани на ханский престол при активном участии Ногайской Орды был посажен Шейба- нид Мамук (77, с.242-243). Роль ногайцев в этом процессе хорошо видна из русских летописей. В частности, в «Патриаршей» (Никоновской) летописи сказано: «Мамук царь ... прииде ратию под Казань со многою силою Нагайскою и со князи Казанскими» (77, с.243). ) Из четырех «казанских князей» (их имена: Калимет, Урак, Садыр и Агиш), которые перешли на сторону хана Мамука при его первом наступлении на Казань (в том же 1496 г.), двое скорее всего были мангытами. Это «Калимет» и Урак. Первый из них еще в 1490 г. упоминается в войсках Мухаммет-Аминя как «Канымет князь Итяков брат» (71, с.116). Князь Урак в 1489 г. командовал отрядом татар в 700 человек, посланном ханом Мухаммет-Аминем в помощь московским войскам, действовавшим против вятчан (75, с.50,96). Это была крупная политическая фигура, так как в 1499 г. русские летописи называют его «князем Казанских князей» (77, с.250), т.е. беклерибеком. Что касается князя «Канимета», то его принадлежность к мангытам расшифровывается следующим образом: в «Родословных нагайским князьям и мурзам» среди сыновей ногайского князя Мусы указан «Идяк князь» (78, с. 130). Можно допустить, что он и есть брат князя «Канимета»[2]. Имя князя Урака совпадает с именем ногайского мурзы Урака, сына Альчагира (81, с.265). Он известен в 1535- 36 гг. (81, с.245,247). Жил он очень близко от Казани, что видно из его послания в Москву (1536 г.): « ... по лету ... до Казани докочевали, и торговали есми, а в Казань дружбы для есми не дошли, занеже то известное наше кочевище к Казани кочевати...» (81, с.350). После 1536 г. ногайский мурза Урак больше в источниках не упоминаемся, что скорее всего говорит о его смерти около этой даты. Хронологические совпадения, идентичность имен, близость титулов позволяют предположить, что князь Урак и мурза Урак - это одна и та же личность.
Таким образом, при наступлении Шейбанидов на Казанское ханство в последнем десятилетии XV в. их союз с Ногайской Ордой играл крупную роль. Об этом же говорят и другие данные. В 1496 г. Мамук хан, потерпевший неудачу под Арском и преданный «Казанскими князьями», ушел с территории Казанского ханства и по пути умер (77, с.243). Но Шейбаниды после этого не перестали нападать на Казанское ханство. Так, в 1499 г. хан Абдул-Латыйф сообщал в Москву, что «на него идет Агалак царевич, Мамуков брат, да с ним Урак князь Казанских князей» (77, с.250). Войска Агалака, в том числе и Урак, отошли лишь услышав о том, что «идут на них воеводы великого князя с силою» (77, с.250). Видимо, и этот поход был совершен при участии ногайцев, так как через год русские летописи сообщают: «приходиша Нагайскиа Татарове Муса-мурза да Ямгурчей мурза со многими людми подъ Казань-город ... и стояху под градом три недели...» (77, с.253). Спустя несколько лет (в 1505 или 1506 г.), «из Тюмени» на Великую Пермь, на Чердынь, пришли войска Кулук султана, сына хана Мамука (75, с.99; 62, с.264). Так как русские войска догнали их на р.Сылве (62, с.264), получается, что они вторглись и на территорию Казанского ханства, границы которого проходили где-то в этом районе (30; 31; 41; 42).
Совокупность уже рассмотренных исторических материалов показывает, что в новой интерпретации нуждаются и те сведения, которые приводятся в работе Г.Ф.Миллера. Одно из его сообщений связано с князьями, правившими в г.Чимга-Тура, т.е. в центре Тюменского ханства. Г.Ф.Миллер указывает, что вначале в городе князем был Тайбуга, затем его сын Хаджа, а потом сын последнего Мар (10, с. 194). Про Мара этот автор пишет, что он «был женат на сестре Казанского хана Упака, который начал с ним войну и коварным образом умертвил Мара. У последнего было 2 сына - Одер и Ебалак, которых победитель в знак своей победы взял с собой в Казань, где они вскоре также окончили свою жизнь.С этих пор город Чингидин или Чимги с подчиненными ему землями находился некоторое время в зависимости от Казани. Махмет, сын Обдера и Ангиш, сын Ебалака, были в детстве, во время нападения Казанского хана, отвезены знатными татарами в безопасное место и тайно там воспитывались. Когда первый из них стал взрослым, то начал думать о том, как бы ему свергнуть Казанское иго, и нашел среди своих людей такую большую и смелую поддержку, что хан Упак, который в то время находился в Чимге, вместе со многими Казанскими татарами, поплатился жизнью» (10, с.194).
Источником этих сведений для Г.Ф.Миллера явились «Сибирские летописи», с которыми имеется полное текстуальное совпадение (См.: 56, с.46-47 и др.; 55). В «Сибирские летописи» приведенная информация попала, по-видимому, из исторических преданий сибирских татар. Во всяком случае, Тайбуга би, сын Шах-Мурада, прибывший «из Бухары» и основавший город Искир, упоминается в рукописи сибирско-татарского происхождения (46, с.91).
Для лучшего понимания содержания процитированного сообщения, рассмотрим родословное Тайбуги (10, с.192- 194; 56, с.46-47; 55) :
Поволжье, в т.ч. и против Казани. Кроме того, его брат занимал престол Казанского ханства, хотя и недолго. По-видимому, в народной памяти эти два факта слились, в результате возникла фигура «Казанского хана Упака». Но в этом предании имеется ряд совпадений с реальными историческими событиями. Например, рассмотренные данные об уходе в последних десятилетиях XV в. к Шейбанидам в Тюмень групп казанских татар дают основание для возникновения в предании сюжета о нахождении при Упаке «многих казанских татар».
Стоит попытаться приподнять и покров таинственности с Тайбугидов. В 1597 г. из Москвы хану Кучуму была отправлена грамота, где говорилось: «...которые ногайские улусы, Тайбугин юрт, которые кочевали с тобою, от тебя отстали, на которых людей была тебе большая надежда... , а иные пошли в Бухары и в Ногаи и в Казацкую Орду...» (21, с.153). Получается, что Тайбугиды правили «ногайскими улусами», следовательно, они сами должны были быть мангытами. Действительно, в Ногайской Орде во второй половине XVI в. отмечена должность «тойбуги» ~ «тайбуги»; занимавший эту должность являлся четвертым лицом в иерархии ногайских феодалов (84, с.40-41). Существовали и особые «тайбугины пошлины», собираемые феодалом, занимавшем эту должность (85, с. 167). Поскольку к ногайским улусам, подчиненным Тайбугидам, применялся термин «юрт»[3] и с них собирались «пошлины», то, вероятно, в лице «Тайбугина юрта» мы имеем княжество, входившее в состав Тюменского ханства. Возникновение его относится к достаточно раннему времени. Во всяком случае, в татарском историческом сочинении - «Сборнике летописей» Ка- дыр-Али бека (1602 г.) - есть упоминание о том, что после гибели Идегея, его сын Мансур представляет основателю Тюменского ханства Хаджи-Мухаммету престол и сам «становится его беком» (87, с.85). Тесные взаимоотношения правителей Тюменского ханства и Ногайской Орды во второй половине XV в. мы уже видели. Добавим только, что в послании казанского хана Мухаммет-Аминя в Москву в 1492 г. сообщается, что Габбас князь и Ямгурчей с Муса мурзой «не в миру ..., послали в Тюмень по Иваку царю ..., зовут к себе ... ногаи кочуют под Тюмень противу Ивака; а Ивак ... идет к ним по их речам» (71, с.133).
Тут важно отметить, что существование в Тюменском ханстве отдельного ногайского княжества сближает его с другими позднезолотоордынскими государствами, в т.ч. и с Казанским ханством, имевшими в своем составе «мангытские юрты». А эта идентичность административно-политических структур татарских ханств способствовала возникновению институциональных форм миграции крупных феодалов из одного государства в другое (об этом детальнее см.: с.88). В этом плане любопытно упоминание в 1533 г. а русских летописях имени посланника казанского хана Агыш князя (89, с. 68), чье имя совпадает с именем сына Тайбугида Ебалака - Ангиша~Агыша.
А в середине XVI в. в Казанском ханстве известны еще «Тюменские князья» - в 1551 г. - Бибарс Растов, в 1552 г. - Кебек (89, с. 167, 202). По источникам за 1577 и 1565 гг. в московских войсках упоминаются два служилых князя - Роман и Василий Агишевичи с титулом «Туменские» (19, с.32, 86). Скорее всего, они жили на территории Касимовского ханства, где позже стали известными представители татарской знати (князья, мурзы) по фамилии Тюменевы, происходившие от Агишевых (90, с.69). Хотя этническая принадлежность «Тюменских князей» в татарских ханствах Поволжья еще нуждается в дополнительном изучении (в частности, нельзя полностью исключить того, что эти князья были выходцами из Тюменского княжества, находившегося в XVI в. в районе устья р.Терек), все-же допустимо и их сибирско-татарское происхождение (этой версии придерживался, например, М.Г.Худяков - 91, с. 138). Наконец, к этому же ряду можно отнести и фиксируемые в источниках случаи нахождения среди знати татарских ханств Поволжья и Западной Сибири представителей одних и тех же племен. Так, попавший в 1587 г. в плен к русским «карача» («думчий») хана Кучума Кадыр-Али бек, владевший в Сибирском ханстве особым улусом, по племенной принадлежности был из джалаирцев (племя ж,алаир~ялаир) (67, с.40- 45). Известно, что он остался в Касимовском ханстве. Однако в этом ханстве и ранее были джалаирцы. Например, в московских владениях (у хана Дербыша) в 1553 г. отмечен «елаира Кайбуллина княжего меншой брат Кошкайдар» (92, с.113). За его возвращение в Ногайскую Орду хлопотал ногайский князь Исмагиль, следовательно, он имел отношение и к этому государству. Уместно будет отметить, что у казахов род джалаир был частью племени уйсунь (93, с.208). В этом плане небезинтересно отметить, что часть найденных в Поволжье родословных во главе с Майкы бием имеет отношение к выходцам из Касимовского ханства (36, с.42).
Сейчас обратимся к другому сюжету из работы Г.Ф.Милле- ра. Он связан с ханом Кучумом. Этот автор приводит сообщение «Ремезовской летописи» о том, что хан Кучум через «два года после своего прибытия (в Сибирь - Д.И.) ездил в Казань, женился там на дочери казанского хана Мурата и привез вместе с ней большое количество русских и чувашских пленных» (10, с.197). Далее, опираясь на ту же летопись, он пишет, что Кучум «привез в Сибирь много духовенства из Казани» (10, с. 199). Указанные места из «Ремизовской летописи» содержат некоторые анахронизмы. Действительно, как справедливо указал еще Г.Ф.Миллер, в годы начала правления Кучума в Сибирском ханстве в Казани уже ханов не могло быть. Поэтому он высказал предположение, что Мурат мог быть каким-то претендентом на престол в Казани (10, с.197). Такое объяснение приемлемо, тем более, что после падения Казанского ханства наблюдается активизация Сибирского ханства в При- уралье. Начнем с того, что в «Вычегодско-вымской летописи» под 1573 г. отмечено: «пришедшу ратью на Пермь Великую Маметкул сын Сибирского царя» (82, с.266). Судя по «Летописи Сибирской», где сказано, что в 1573 г. «Сибирский Салтан», пришедший «ратью», «данных остяков Чагира с товарищи побили, а иных в полон взяли, которые жили около Чусовских городков» (83, с. 11), речь идет о бывшей территории Казанского ханства в Сылвенско-Иренском междуречье. В «Вычегодско-Вымской летописи» уже под другой датой - в 1581 г., сказано: «... пришедшу Сибирский царь с вогуличи и югорцы на Пермь Великую на городки на Сылвенские и Чусовские, вотчины Строганова пограбил» (82, с.267). И до этого имели место аналогичные события, так как уже в 1568 и 1570 гг. при обосновании необходимости строительства Чусовского, Сылвенс- кого и Яйвинского городков, Строгановы указывали, что это нужно сделать для того, чтобы оберегаться от «Сибирских и Нагайских людей» (83, с.6-7). В 1586 г. русские власти в обоснование необходимости строительства г.Уфы перед ногайцами выдвинули такой аргумент: «... беглый из Сибири Кучюм царь, пришед в государеву отчину в Казанский уезд в башкирцы, учал кочевати и ясак ... имати» (86, с.20). Кроме того, Кучум, окончательно закрепившийся в Сибирском ханстве в 1563 г., начал действия против Тайбугида Ядигера князя еще в 155657 гг. (94, 67 б.), когда тюркское население Приуралья возможно и не было окончательно подчинено Москве (79, с.81-82). Не исключено даже, что Кучум женился до падения Казани, будучи султаном. Вероятность его женитьбы на представительнице правящего дома Казанского ханства велика потому, что брачные отношения такого рода известны и для более раннего времени: старшая жена Казанского хана Сафа-Гирея была «сибиркой» - дочерью сибирского хана (95, с.90). Поэтому мы не можем с ходу отбросить данные о появлении при Кучуме в Сибирском ханстве выходцев из Казанского ханства, включая пленных и мусульманское духовенство. Это тем более так, что некоторые факты подтверждают сообщение «Ремезовской летописи». Во-первых, известно о проживании Кучум султана до его завоевания Сибирского ханства в районе устья р. СырДарьи (96, с.71) или о его появлении «ис Казачьи Орды» (56, с.48). Между тем, в одной из рукописных татарских «летописей» содержатся указания на миграцию татар после падения Казани в направлении Казахстана и Средней Азии. Там сказано: «...чтобы спастись от рук русских, разбежались в разные стороны... Многие переселились на р.Джим и Куан. Смешались с киргизами...» (казахами? - Д.И.). Далее сказано, что около Уфы, на р.Белой, там, где впадает р.Дема, «была крепость Кунгират; жители ее переселились в Ургенч. Там соорудили крепость и назвали Кунгурат» (97, с. 123). Косвенно о таком направлении переселений татар свидетельствует следующее место из послания Ивана IV ногайскому князю Исмагилю (1556 г.): «...А которые люди Казанские беглые к вам приедут или с какими речами... придут, и вы б... (их) велели побити, а живых не отпускали (92, с.217). Не исключено, поэтому, что часть беженцев оказалась в числе подданных Кучума еще до его появления в Сибири. Во-вторых, в «Сибирских летописях» упоминается об обороне хана Кучума в местности «Чю- вашево» или «Чуваш-тура» (50, с.52-53; 2, с.63). Именно в XVI – начале XVII вв. на территории бывшего Казанского ханства известны так называемые «ясачные чуваши» («чюваша Арская» в том числе), бывшие, как было нами установлено, одним из этнических компонентов казанских татар (32). Вряд ли случайно и то, что во время полевых исследований 1990 г. в отдельных деревнях сибирских татар тоболо-иртышской группы были обнаружены элементы традиционной культуры казанских татар. Но это не результат позднейших переселений, хотя среди жителей некоторых деревень сибирских татар тоболо-иртышской группы и сохранилась очень смутная память (что и говорит о давности события) о переселениях предков откуда-то «с Запада» (43, ч. 1.- л. 104). Стертость исторической памяти, наряду с особенностями культуры и некоторыми другими факторами, позволяют предположить, что тут мы имеем дело с достаточно ранними переселенцами. Итак, приведенные данные показывают, что проникновение казанских татар в Сибирское ханство продолжалось и во второй половине XVI в.
Но существовало и обратное направление миграции - из Сибирского ханства в Поволжско-Приуральский регион. Довольно интересная информация об этом содержится в рукописной «истории» (родословной) рода (племени) кара-табын, записанной Гали Чокрыем (саму «историю» см.: 47, с.164-165; 98, с.77-87; 99, с.119-124). В ней сказано: «...Аймак Кара-Табын произошел (идет) от Майкы бея. Во времена Чингиз-хана Майкы бей находился в местности Миядэк Уральских гор, проживая около р.Миасс... Его звали Уйшын Майкы бей. Сын Майкы бея - Илэк бей, его сын - Алча бей, его сын - Булгаир бей, его сын - Кара Табын бей, которого звали Кара Газиз. Кара Табын бей бросил (оставил) древние земли и переселился на берега р.Чулман. Его сын Чулман бей родился по прибытии туда» (98, с.77). В некоторых вариантах рассматриваемой родословной после Майкы бея идет Кара-Табын бей, а сразу после него - Ахметшеих бей, затем - Абдал бей и только после него - Чулман бей (98, с.78-79). Это говорит о том, что в числе поколений в отдельных вариантах шеджере имеются пропуски или некоторая путаница. Далее в родословной отмечается, что Ахметшеиха его завистливые дяди заставили уйти с мест пррживания и он «был вынужден со своими близкими переселиться с берегов Иртыша и построить дом у р.Миасс - там, где позже возник Челябинский уезд». Оставив тут своего сына Абдала, Ахметшеих поплыл на лодке по Чулману туда, где потом был основан г.Пермь. ... Затем он вернулся и взяв детей отправился в местность, где находился г.Пермь и построил там дом... Тут жена Абдал бея родила мальчика. Его прозвали Чулман беем». Позже и сородичи переселились туда, где затем образовался Бирский уезд. По мнению автора «истории» Г.Чокрыя, «... те, кто переселился туда, где потом был создан Мензелинский уезд и те, кто поселился на территории будущего Бирского уезда, себя называли «башкирами иректе» (иректа башкорт буламыз). Это прозвание осталось из-за того, что «Ахметшеих..., (его) отец Кара-Табын... (и) его сородичи назывались именем иректе» (98, с.80-81). К этим сведениям кое-что добавляет дореволюционный башкирский историк М.Уметбаев. Опираясь на исторические предания табынцев, он сообщает, что бей племени табын Асади и Шикарали бежали «на запад» тогда, когда в бассейне Иртыша и Ишима воевали между собой два хана - «Ибак» и «Шибак», первый из которых велел убить указанных боев (25, с.282). Хотя в родословной кара-табынцев имен Асади и Шикарали беев мы не найдем, в шеджере башкир племени табын есть имена обоих (Темэн. би - Майкы бей Султан бей - Ихсан бей - Арслан бей - Аллаберди бей - Асади (Асат) бей - Курпеч бей - Шикарали бей) (26, с.271).
Теперь попытаемся датировать сообщение Г.Чокрыя. В своей работе Р.Г.Кузеев время переселения табынцев в район Камы (Чулмана) и в бассейн низовьев р.Белой, а также р.Ик, датировал концом XV - началом ХVI вв. (25, с.281, 321). В последнее время М.И.Ахметзянов привел данные, которые позволяют датировать это событие 1470-ми годами (67, с.63-64; 36, с.52-53). В связи с тем, что Шейх-Ахмат (Ахмет- шейх) в 1523 г. получил ярлык от казанского хана Сафа- Гирей на свои владения в районе р.Ик (100, с.24-25; 25, с.320)[4], датировку Р.Г.Кузеева следует признать достаточно надежной, но не единственно возможной. Во-первых, упоминаемые в труде М.Уметбаева ханы «Ибак» и «Шибак»- то скорее всего тюменский хан Ибрагим и внук правителя кочевых узбеков Абу-л хайра хана Мухаммет-Шейбани, которого звали и «Шейбани-ханом». Для вражды у них оснований было более чем достаточно - Ибак (Ибрагим) хан убил дядю Шей- бани-хана Шейх-Айдара хана (96, с.56; 103, с.202). Хотя справедливости ради надо указать, что и одного из дядей Ибрагима (Ибама) хана также звали «Шейбан-Гази» (Шиба- Гази) (65, с.19, 317). Но в таком случае, приход табынцев в ВолгоУральский регион может быть связан с активными действиями хана Ибрагима (Ибака) в Поволжье (1480-е гг.), что ближе к датировке М.И.Ахметзянова. На самом деле переселения могли состоять из нескольких «волн». Во всяком случае в «истории» Г.Чокрыя, речь идет именно о поэтапном переселении Ахметшейха и его сородичей.
Массив проникших из Западной Сибири в Волга-Уральский регион был значительным. Часть из них осела в районе низовьев рек Белой и Ика, став в XVII-XVIII вв. «башкирами» Ирехтинской волости, но уже в XVII в. сильно перемешавшись с «татарами» (32, с.36-44)[5]. Другие группы дошли до центральных ареалов Казанского ханства. Например, потомок Курпеч бея (на 5-6 колене) Тимершеих, согласно родословным, «переселился в Казанское ханство. Сейчас их предки (потомки? - Д.И.) в Мамадышском уезде» (25, с.271). Исследование М.И.Ахметзянова, в котором показано, что родственники Шейха-Ахмета жили в деревнях Сабинского и Пестречинского районов Татарстана, подтверждает это сообщение (67, с.63-64; 36, с.52-53). От себя добавим, что в бывшем Мамадышском уезде имелась д.Яки (Жэке), и одноименное селение входило в прошлом в состав Ирехтинской волости Мензелинского уезда (102). Кроме того, еще одни д.Яки (Жэке) существует в Зеленодольском районе Татарстана. На кладбище этой деревни отмечено надгробие XVI в. с этнонимом табын (100, с.223). Датировка спорна - см.: 105). Далее, рядом с д.М.Атня найдено надгробие 1524 г. с надписью: «Ябынчы табын Акбулат» (105). Наконец, как видно из родословных Кара-табынцев, для них был характерен антропоним Кабан. Целая группа топонимов «Кабан» имелась в прошлом в окрестностях Казани (по «Ногайской дороге» - Кабан, Селик-Кабан, Иске Кабан; по «Алатской дороге» - Эч Кабан - 106, с.235). Да и топоним Карадуган (от табын~ду- ван ~дуган~дуан) в Балтасинском районе Татарстана имеет отношение к табынцам, так как по башкирским родословным, среди предков башкир - дуванцев был Юл- буга, брат Майки бия. Сказания башкир-дуванцев сообщают об их прибытии «с Алтар» и «с Иртыша» (25, с.213; 47, с. 158). Кстати, в одном из родословных, относящихся к башкирам рода дуван-айле, отцом Майкы бия и Юлбуги указан Субра (47, с.218). Супра~Субра - это название одной из волостей сибирских татар в XVIII в. (относится к иштякско-токузской группе (2, с.72-74). О связях айлинцев с сибирскими татарами см. выше.
Имеющиеся источники надежно фиксируют миграцию значительной группы сибирских татар на территорию Казанского ханства в последней четверти XV в. Есть основания полагать, что эти группы были перемешаны с уграми (тюрко-уграми). Г.Чокрый сообщает на этот счет следующее:
...Асъл бабам Тобол, Иртыш Кинаринда булуб ирмеш Асълда эрми йэ чирмеш,
Беленмэй диннэре сарпай...
Перевод: ...Мои предки находились в области Тобола и Иртыша Происходя от эрми и чирмышей У них совсем не заметно религии ...
Упоминаемые тут эрми - это уже знакомые нам юрмийцы. В Приуралье «чермышами» называли и выходцев из угорских групп (на это обратил внимание Г.В.Юсупов - См.: 100, с.133- 135; этот вывод был детально обоснован Р.Г.Кузеевым - 25, с.350). Правда, позже данный этноним был «перекрыт» названием, применяемом для обозначения марийцев. Заслуживает внимания и отсутствие у предков Г.Чокрыя «религии», т.е. они не были еще подлинными мусульманами. Аналогичное явление нами была установлено для XVI в. применительно к пермским татарам (31, 174-175 бб.). Они, как было отмечено, также относились к «иштякам». Следовательно, даже табынцы (включая и их часть - иректинцев), к XV-XVI вв. уже явные тюрки, были сильно перемешаны с уграми (тюрко-уграми) и скорее всего входили в «иштякскую» общность. Это обстоятельство позволяет наметить связующее звено между этническими общностями Волго-Уральского региона и Западно-Сибирского регионов булгарского и позднезолотоордынского периодов - это «иштякская» этническая общность. Интенсивные торговые связи между Казанским и Сибирским ханствами усиливают впечатление того, что в XV- середине XVI вв. сохранялась прежняя модель этнокультурного взаимодействия регионов, которая сложилась еще в X-XIII вв. Действительно, в 1475 г. в русских летописях говорится: «...Та-тарове Казаньстии побили Устюжан в Каме 40 человек, идучи къ Тюмени торгом» (77, с. 158). А в 1481 г. устюжане, воевавшие под Чердынем, «на Каму шедши, да встретили гостей и Тюменских татар», которых «пограбили» (или «посекли») (82, с.263; 75, с.95). Эти события происходили на одном из важнейших торговых путей из Среднего Поволжья в Западную Сибирь - по Каме к Перми, далее по Сылве и Чусовой через Уральские горы (подробнее см.: 107.- С.94-95). По указанному пути , как было уже сказано, связи поддерживались в булгарское время. Об их существовании в XVI в. сообщает Ал-Омари: «... купцы Булгарские ездят до Чулымана, а купцы Чулыманские ездят до земель Югорских ...» (54, с.240). О том же для XII в. писал Абу-Хамид ал-Гарнати: «Булгары везут их (мечи - Д.И.) в Вису ..., жители Вису везут их в Йуру» (63, с.34).
Рассмотренный в настоящей статье фактический материал не позволяет нам принять концепцию о самостоятельных путях этнического становления сибирских татар в средневековье. Выясняется, что как в булгарский (X-XIII вв.), так и в золотоордынский (XIII- сер.XV вв.), а также в позднезолотоордынский (сер^У- сер.XVI вв.) периоды существовали достаточно заметные этнические контакты между тюркским и тюрко-угорским населением Волго-Уральского и Западно-Сибирского ареалов. Поэтому, не потеряла свою актуальность гипотеза А.Н.Самойловича о существовании «Окско-волжско-камско-тобольского культурно-географического района». При изучении этнических процессов, происходивших в средневековье в рамках этого обширного «культурно-географического района», одним из ключевых является вопрос о формировании и трансформации локализованной тут «иштякской» этнической общности. Данный вопрос нуждается в дополнительном исследовании.
Литература
1. Томилов Н.А. Современные этнические процессы среди сибирских татар.- Томск, 1978.
2. Томилов Н.А. Тюркоязычное население Западно-Сибирской равнины в конце XVI - первой четверти XIX вв.- Томск, 1981.
3. Томилов Н.А. Этническая история тюркоязычного населения Западно-Сибирской равнины конца XVI - начала XX в.- Новосибирск, 1992.
4. Томилов Н.А. Проблемы этнической истории (по материалам Западной Сибири). - Томск, 1993.
5. Валеев Ф.Т. Западно-сибирские татары во второй половине XIX - начале XX вв. Историко-этнографические очерки.- Казань, 1980.
6. Валеев Ф.Т. Сибирские татары. Культура и быт.- Казань, 1992.
7. Зияев X. Средняя Азия и Сибирь (вторая половина XVII-XIX вв.). - Ташкент, 1964.
8. Зияев X. Узбеки в Сибири (XVII-XIX вв.).- Ташкент: Фан, 1968.
9. Зияев Х.3. Экономические связи Средней Азии с Сибирью в XVI-XIX вв.- Ташкент: Фан, 1983.
10. Миллер Г.Ф. История Сибири.- Т. 1.- М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1937.
11. Самойлович А.Н. К истории культурных и этнических отношений в волжско-уральском крае //Новый восток, 1927.- № 18.- С.210-217.
12. Жэлэй Л. Татар телендэге диалектлар//Совет мэктэбе, 1938. - № 5, 6, 8.
13. Тумашева Д.Г. Кенбатыш Себер татарлары теле. Грамматик очерк Ьэм сузлек.- Казан, 1961.
14. Тумашева Д.Г. Диалекты сибирских татар. Опыт сравнительного исследования.- Казань, 1977.
15. Дульзон А.П. Диалекты татар-аборигенов Томи //Ученые зап. Томского гос. педагогического ин-та.- Т.15.- Томск, 1956.
16. Дмитриева Л.В. Язык барабинских татар (материалы и исследования).- Л.: Наука, 1981.
17. Радлов В.В. Наречия тюркских племен, живущих в Южной Сибири и Джунгарской степи. Наречия барабинцев, тарских, тобольских, тюменских татар.- Т.Ш- Спб., 1872.
18. Безсонов А. О говорах казанско-татарского наречия и об отношении его к ближайшим к нему наречиям и языкам // ЖМНП, 1881.- Ч.216.- С.200-242.
19. Вельяминов-Зернов В.В. Исследование о касимовских царях и царевичах.- Т.2.- Спб., 1864.
20. Вельяминов-Зернов В.В. Исследование о касимовских царях и царевичах.- Т.3.- Спб., 1864.
21. Бахрушин С.В. Сибирские служилые татары в XVII в.//Научные труды.- Т.Ш. Избраннье работы по истории Сибири XVI-
XVII вв.- Ч.Н. История народов Сибири в XVI-XVII вв.- М.: Изд- во АН СССР, 1955.- С.153-175.
22. Бахрушин С.В. Сибирь и Средняр Азия в XVI- и XVII вв. // Научные труды.- Т.Ш Очерки по истории Красноярского уезда в XVII в. Сибирь и Средняя Азия в XVI-XVII вв.- М.: Изд-во АН СССР, 1959.- С.195-214.
23. Валеев Ф.Т. К вопросу об этногенетических и этнокультурных контактах западно-сибирских татар с татарами Поволжья// Языки и топонимика.- Томск, 1976.- С.138-141.
24. Мухамедьяров Ш.Ф. Сибирско-поволжские этнические связи и этногенез тюркских народов Восточной Европы//Народы и языки Сибири.- Новосибирск, 1980.- С.249-259.
25. Кузеев Р.Р. Происхождение башкирского народа. Этнический состав, история расселения.- М.: Наука, 1974.
26. Кузеев Р.Р., Моисеева Н.Н. Об этнических связях тюркских народов севера евразийских степей в эпоху средневековья и новое время //Этническая история тюркоязычных народов Сибири и сопредельных территорий. Тез. докл. областной научной конф. по этнографии.- Омск, 1984.- С. 6-13.
27. Рамазанова Д.Б. Говоры татар Среднего Прикамья.- Автореф. дис. ... канд. филол. наук.- Казань, 1970.
28. Рамазанова Д.Б. К истории формирования говора пермских та- тар //Пермские татары.- Казань: ИЯЛИ КФАН СССР, 1983.- С. 137-154.
29. Юсупов Ф.Ю. Фонетические особенности говора татар Свердловской области //Исследования по диалектологии и истории татарского языка.- Казань: ИЯЛИ КФАН СССР, 1982.- С.68-86.
30. Исхаков Д.М. Расселение и численность пермских татар в XVIII- начале XX вв. //Историческая этнография татарского народа.- Казань: ИЯЛИ КФАН СССР, 1990,- С.5-30.
31. Исхаков Д.М. Пермь татарлары //Казан утлары, 1991.- № б.- 171-179 б.
32. Исхаков Д.М. Об этнической ситуации в Среднем Поволжье в XVI-XVII вв. (критический обзор гипотез о «ясачных чувашах» Казанского края) //Советская этнография, 1988.- № 5.- С. 140-146.
33. Исхаков Д.М. Историческая демография татарского народа (XVIII - начало XX вв.).- Казань: ИЯЛИ АН Татарстана, 1993.
34. Тумашева Д.Г. Этнические связи западно-сибирских татар (по материалам топонимии; и антропонимии) //Советская тюркология, 1987.- № 2.- С.38-51.
35. Исхаков Д.М. Из этнической истории татар восточных районов Татарской АССР до начала XX века//К вопросу этнической истории татарского народа.- Казань: ИЯЛИ КФАН СССР, 1985.- С.36-65.
36. Ахметзянов М. Татарские шеджере (исследование татарских шеджере в источниковедческом и лингвистическом аспектах по спискам XIX-XX вв.).- Казань: ИЯЛИ КНЦ АН СССР, 1991.
37. Юсупов Г.В. Булгаро-татарская эпиграфика и топонимика как источник исследования этногенеза казанских татар //Вопросы этногенеза тюркорзычных народов Среднего Поволжья.- Казань: ИЯЛИ АН СССР, 1971.- С.217-231.
38. Гарипова Ф. Исемнарда - ил тарихы (югары уку йортлары ечен дареслек-кулланма).- Казан, 1994.
39. Саттаров Р. Ни ечен шулай аталган? (Татарстан топонимна- ры).- Казан, 1971.
40. Тумашева Д.Г. Себер татарларнын этнонимнары//Татар иле, 1995.- № 29 (июль).
41. Исхаков Д.М. К вопросу об «остяцком» компоненте пермских татар и его связи с носителями сылвенской культуры //Проблемы средневековой археологии Урала и Поволжья.- Уфа: БФ АН СССР, 1986.- С.114-122.
42. Исхаков Д.М. Остяцкая земля: локализация и население в XVXVII вв. // Congress septimus internationalis Finno-Ugristarum.- vol.4. Sessiones sectionum dissertationes. Ethnologica et folclorica.- Debrecen, 1990.- С.386-391.
43. Архив ОЭ ИЯЛИ АНТ, ф.32, ед.хр.1, ч.1-2 (половые дневники Д.М.Исхакова).
44. Кузеев Р.Г. К этнической истории башкир в конце I - начале II тыс. н.э. (опыт сравнительно-исторического анализа шежере, исторических преданий и легенд) //Археология и этнография Башкирии.- Т.3.- Уфа, 1968.- С.228-260.
45. Катанов Н.Ф. О религиозных войнах учеников шейха Багаут- дина против инородцев Западной Сибири (по рукописи Тобольского губернского музея).- Казань, 1904.
46. Усманов М.А., Шайхиев Р.А. Образцы татарских народно-краеведческих сочинений по истории Западной и Южной Сибири //Сибирская археография и источниковедение.- Новосибирск, 1979.- С.85-103.
47. Башкирские шежере.- Уфа, 1960.
48. Казаков Е.П. О происхождении и этнокультурной принадлежности средневековых прикамских памятников и гребенчато-шнуровой керамикой //Проблемы средневековой археологии Урала и Поволжья.- Уфа, 1987.- С.67-75.
49. Казаков Е.П. О некоторых элементах языческой культуры угроз Урало-Поволжья //Проблемы древних угров на Южном Урале.- Уфа, 1987.- С.79-87.
50. Казаков Е.П. Памятники болгарского времени в восточных районах Татарии.- М.: Наука, 1978.
51. Хлебникова Т.А. Керамика памятников Волжской Болгарии. К вопросу об этнокультурном составе населения.- М.: Наука, 1984.
52. Рашид-ад-Дин. Сборник летописей.- Т.2.- М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1960.
53. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды.- Т.Н. Извлечения из персидских сочинений.- М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1941.
54. Тизенгаузен В. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды.- Т. 1. Извлечения из сочинений арабских.- Спб., 1884.
55. Книга, именуемая окладная, в ней же описание Сибирской стране городам//ГПБ (Санкт-Петербург), фонд Г-IV ед.хр.76.
56. ПСРЛ.- Т.36. Сибирские летописи.- ЧЛ. Группа Есиповской летописи.- М.: Наука, 1987.
57. Исхаков Д. Путешествие в Заболотье//Казанские ведомости, 23 декабря 1992 г.
58. Golden PB. An introduction to the history of the TUrkic Peoples (ethnogenesis and state-formation in medeival and early modern Eurasia and the Middle East).-Wiesvaden, 1992.
59. Фахрутдинов Р.Г. Очерки по истории Волжской Булгарии.- М.: Наука, 1984.
60. Татар теленец анлатмалы сузлеге.- Т.3.- Казан, 1981.
61. Федорова Н.В. Булгарские сканные украшения Зауралья//Ран- ние болгары и финно-угры в Восточной Европе.- Казань: КНЦ АН СССР, 1990,- С.131-142.
62. Давлетшин Г.М. Волжская Булгария: духовная культура. Домонгольский период. X - начало XIII вв.- Казань, 1990.
63. Путешествие Абу-Хамида ал-Гарнати в восточную и центральную Европу (1131-1153 гг.).- М., 1971.
64. Ахмедов Б.А. Государство кочевых узбеков.- М.: Наука, 1965.
65. Материалы по истории казахских ханств XV-XVIII вв. (извле- ченир из персидских и тюркских сочинений).- Алма-Ата: Наука, 1969.
66. Ишморат Р. Гомер сукмаклары. Истэлеклэр.- Казан, 1987.
67. Ахметзянов М.И. К этнолингвистическим процессам в бассейне р.Ик (по материалам шеджере)//К формированию языка татар Поволжья и Приуралья.- Казань: КФАН СССР, 1985.- С.58-75.
68. Эхмэтжднов М.И. Нугай Урдасы Ьэм аныц, татар этник тари- хына менэсэбэте //Из истории Золотой Орды.- Казань, 1993.- С. 142-160.
69. Сочинение Ч.Ч.Валиханова.- Спб., 1904.
70. Архив Института истории (г. Санкт-Петербург), ф. 122, оп.1,
ед.хр.447.
71. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Ногайскою Ордами и с Турцией.- ТЛ. С 1474 по 1505 гг. Эпоха свержения монгольского ига в России/ /Сборник ИРИО.- Т.41.- Спб., 1884.
72. О Чаллинском городище в Лаишевском уезде, близ д.Чаллы, Шумбутской волости. Сообщение члена-сотрудника, муллы д.Ку- гарчина М.Б.Заитова//ИОАИЭ.- Т.3.- Казань, 1884.- С.277-280.
73. Исхаков Д.М. О роли ногайского компонента в формировании татар Волго-Уральского региона //Из истории Золотой Орды.- Казань, 1993.- С.134-142.
74. Калмыков И.Х. Из истории ногайцев Дагестана, Терека и Ставропольской губернии в 19 - нач.20 в. //Проблемы археологии и исторической этнографии Карачаево-Черкессии.- Черкесск, 1935.- С. 78-110.
75. ПСРЛ.- Т.37. Устюжские и Вологодские летописи XVI-XVII вв.- М.: Наука, 1982.
76. Малиновский А. Историческое и дипломатическое собрание дел, происходивших между и Российскими великими князьями и бывшими в Крыме Татарскими царями с 1462 по 1533 год // Архив Института истории (г.Санкт-Петербург), ф.36, опЛ, ед.хр.33.
77. ПСРЛ.- Т.11-12. Патриаршая или Никоновская летопись.- М.: Наука, 1965.
78. Родословная книга//Временник МОИДР-- Кн. 10.- М., 1851.- С. 1-286.
79. Усманов А.Н. Присоединение Башкирии к Русскому государству.- Уфа, 1960.
80. Башкорт халык иждты. Эпос.- Т.3.- 0фо, 1982.
81. ПДРВ.- Ч^П.- Спб., 1791.
82. Документы по истории Коми //Историко-филологический сборник.- Вып.4.- Сыктывкар, 1958.- С.241-270.
83. Летопись Сибирская. Изд. с рукописи XVII в.- Спб., 1821.
84. Кочекаев Б.-А.Б. Ногайско-русские отношения в XV-XVIII вв.- Алма-Ата: Наука, 1988.
85. Акты времени правления царя Вас.Шуйского (1606-1610 гг.).- М., 1914.
86. Пекарский П.П. Когда и для чего основаны города Уфа и Самара?//Сборник отделения русского языка и словесности Императорской Академии наук.- Т.Х.- № 5, 1872.- С.1-29.
87. Усманов М.А. Татарские исторические источники XVII-XVIII вв.- Казань: Изд-во КГУ, 1972.
88. Исхаков Д.М. К вопросу об этносоциальной структуре татарских ханств (на примере Казанского и Касимовского XV-сер. XVI вв.).//Панорама-Форум, 1995.- № 3.-с.195-207.
89. ПСРЛ.- Т. 13. Патриаршая или Никоновская летопись.- М.: Наука, 1965.
90. Исхаков Д.М. Этнографические группы татар Волго-Уральс- кого региона (принципы выделения, формирование, расселение и демография).- Казань: ИЯЛИ АН Татарстана, 1993.
91. Худяков М. Очерки по истории Казанского ханства.- Казань, 1990.
92. ПДРВ.- Ч.К.- Спб., 1793.
93. Жунисбаев К. Кадыргали Джалаири//Великие ученые Средней Азии и Казахстана (8-19 вв.).- Алма-Ата, 1965.- С.204-218.
94. Атласи h. Себер тарихы. Сеенбика. Казан ханлыгы.- Казань, 1993.
95. Казанская история.- М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1954.
96. Шейбаниада. История монголо-тюрков на джагатайском диалекте с пер., прим. и приложениями И.Березина.- Казань, 1849.
97. Из татарской летописи, переписанной Нурмухамметом, сыном Азмедзяна//История Татарии в материалах и документах.- М., 1937. - С.122-124.
98. Назерголов М.Х. Кара табьн ыруы шаарасе //Башкирские шежере (филологические исследования и публикации).- Уфа, 1985.- 77-87 бб.
99. Назерголов М. Кимматле комыртка//Агидел, 1985.- № 11.- 119124 бб.
100. Юсупов Г.В. Введение в булгаро-татарскую эпиграфику.- М.- Л.: Изд-во АН СССР, 1960.
101. Филоненко В. История Башкирии с древнейших времен до подданства России //Вестник Оренбургского учебного округа, отд.Ш, 1913.- № 6.- С.202-207.
102. РГАДА, ф.1355, оп.1, ед.хр.1879.
103. Ибрагимов С. «Шейбани-наме» Бинаи как источник по истории Казахстана XV в.//Труды сектора востоковедения АН Казахской ССР.- Т.1, 1959.- С.190-207.
104. Госманов М., Мехаммадьров Ш., Степанов Р. Яна ярлык// Казан утлары, 1905.- № 8.- 146-151 б6.
105. Ахметзянов М.И. Из древней истории Арского района //Коммунизмга, 1975.- 12 июнь.
106. Чернышев Е.И. Селения Казанского ханства (по писцовьм книгам) //Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья - Вып.1.- Казань, 1971.- С.272-292.
107. Бахрушин С.В. Пути в Сибирь в XVI-XVII вв.//Научные тру- ды.-Т.Ш. Избранные работы по истории Сибири XVI-XVII вв.- Ч.1. Пути за Урал в XVI-XVII вв.- М.: Изд-во АН СССР, 1955.- С.72-136.
[1] Возможно, что этноним «хотян» образован от этнонима «кидань».
[2] Дополнительно о ногайском (мангытском) происхождении «Канимета» говорят такие данные. В 1505 г. в г.Уфе сидел «Казанский князь» Кара Килимбет (79, с.52), живший, видимо, и у берегов р.Дема (по-башкирски его имя передано как «Кара Геламбат» - 80, 131 б.). Его отцом был как будто бы ногайский мурза Альчагир (сын князя Мусы) (81, с.251). Хотя это и не отмеченный выше князь Калимет~Канимет, убитый казанским ханом Абдул-Латыйфом еще в 1502 г. (75, с.52,99), его имя, как было показано, было характерно именно для ногайцев (в точной передаче, надо думать, Кил-Мехаммат, отсюда - Кил-Мамбет~Калимет).
[3] Синонимом его выступает понятие «Тайбугинская страна», упоминаемая в 1586 г. в письме ногайского мурзы Урмамехта в Москву (86, с.16).
[4] М.И.Ахметзянов пытался оспорить мнение Р.Г.Кузеева о проживании иректинцев в 1523 г. в бассейне р.Ик (67, с.63-64; 36, с.52-53). Но его доводы неубедительны. Дело в том, что еще на основе документов XVII-XVIII вв. было выяснено, что Шейх-Ахмет являлся предком жителей Ирехтинской волости (101, с.205). Между прочим, в этой волости имелся Исянский аймак (102), названный явно по имени одного из потомков Ахметшейха (См.: 98, с.77).
[5] Название «волости» - от слова ирэк - крепость, укрепление (104, 148, б.) отсюда - ирэкте, обозначающее служилых людей, подчиненных казанским ханам (25, с.320). Подчиненность иректинцев казанской знати отмечена и в «истории» Г.Чокрыя (98, с.77).
