Показать все теги
Сын Сварога
Как уже упоминалось в предыдущей части, вставка в Ипатьевскую летопись из славянского перевода «Хроники» Малалы прямо называла Дажьбога сыном Сварога: «И потом царствовал сын его, именем Солнце, его же называют Дажьбог, 7470 дней, что составляло двенадцать с половиной лет. Не умели египтяне иначе считать: одни по луне считали, а другие днями годы считали; число 12 месяцев узнали потом, когда начали люди дань давать царям. Дажьбог был сильным мужем; услышав от кого-то о некой богатой и знатной египтянке и о неком человеке, восхотевшем сойтись с нею, искал ее, желая схватить ее (на месте преступления) и не желая закон отца своего нарушать, Сварога. Взяв с собой нескольких своих мужей, зная час, в который она прелюбодействовала, ночью в отсутствие мужа ее застиг лежащею с другим мужчиной, которого сама облюбовала. Он схватил ее, подверг пытке и послал водить ее по земле египетской на позор, а того прелюбодея обезглавил. И настало непорочное житье по всей земле Египетской, и все восхваляли его»502. Данный текст сразу позволяет понять природу изучаемого нами божества и часть связанных с ним идей. Во-первых, он прямо указывает на то, что Дажьбог был богом солнца. Рисуя его как обожествленного правителя и, следовательно, как обычного человека, он тем не менее подчеркивает его мощь: «Солнце царь, сынъ Свароговъ, еже есть Дажьбогъ, бЬ бо мужъ силенъ», как об этом говорится в древнерусском оригинале. Во-вторых, он называется сыном Сварога, из чего вытекает, что он относится ко второму, более младшему поколению богов славянской мифологии. В-третьих, эпоха правления Дажьбога связывается с установлением царской власти в человеческом обществе, самым главным атрибутом которой оказывается дань. О том, что данное обстоятельство не было плодом воображения древнего книжника, говорит то обстоятельство, что спустя века уплата дани на Руси была календарно приурочена к Петрову дню, следующему сразу за летним солнцестоянием: «В старину Петров день был сроком судов и взносом дани и пошлин. Известна еще Петровская дань, в которой “тянули попы”. По зазывным грамотам приезжали в Москву ставиться на суд»503. Сам же этот день, посвященный после принятия христианства апостолу Петру, в русском народном календаре был непосредственно связан с движением дневного светила, как об этом свидетельствует следующая поговорка: «С Петра солнце на зиму, а лето — на жару»504. В-четвертых, солнце-царь следит за соблюдением установленных его отцом законов и строго наказывает за их нарушение. Понятно, что рассказ о казни прелюбодеев восходит к тексту Иоанна Малалы и не имеет никакого отношения к славянской мифологии, однако представление о солнце как гаранте правды в обществе имеет глубокие индоевропейские корни.
Что же означало имя этого божества? Еще Д.Н. Дубенский отметил, что первая половина имени («Даждь-») представляет собой повелительное наклонение от глагола дать. Таким образом, слово Дажьбог, в строгом смысле, является не именем, а, по сути дела, эпитетом этого божества — «дающий бог». Поддержал его и М. Фасмер: «Это имя объясняется из др.-русск. пов. дажь “дай” и богъ “счастье, благосостояние” (см. богатый, убогий), т.е. “дающий благосостояние”...»505 Последний из изучавших его исследователей — В.Н. Топоров — указал, что имя Дажьбог означает, скорее всего, «дающий бог» или «бог-даятель»506. Представление о боге — подателе благ многократно встречается нам в памятниках древнерусской письменности: «бъ далъ бъ взять»507; «Подас(ть) бп> богатую меть свою»508; вплоть до сохранившегося до наших дней выражения «Бог дал — Бог и взял». О возникновении данного оборота еще в эпоху индоевропейской общности свидетельствуют такие ведийские выражения, как daddhi bhagam — «дай долю/богатство» (РВ П, 17,7), где daddhi — повелительное наклонение, точно соответствующее слав. даж(д)ь, или asi bhago asi datrasya datasi — «ты — Бхага (богатство), ты — деятель даяния» (РВ IX, 97, 55)509.
Дополнительно подтверждает правильность понимания Дажь- бога как бога-подателя различных благ и две опубликованные С. Килимником украинские колядки, в которых имя бога звучит устойчивым рефреном. В первой песне рисуется картина богатого урожая на поле хозяина, счастья всей его скотины, дом, полный домочадцев:
...Щоб у жш — врожайне,
Ой Даждьбоже!
На току буйно, в naciui — ршно,
Ой Даждьбоже!
У двор1 збройно, в KOMopi — повно,
Ой Даждьбоже!
А в дом! склшно на челядоньку.
Ой Даждьбоже!
На ABOpi щастя на хущбоньку,
Ой Даждьбоже!
На худцбоньку рогатую та ще й др1бную,
Ой Даждьбоже!
Хай же вам буде бог у дороз1,
Ой Даждьбоже!
На кожному броде, на перевоз!,
Ой Даждьбоже!
Ми вас в1нчуем щастям, здоров'ям!
Ой Даждьбоже! Цими святками та й Издвяними!
Ой Даждьбоже!510
Помимо материальных благ исполнение колядки должно было принести хозяину счастье и здоровье, а также сакральное время, понимаемое, правда, уже как христианские (а точнее, двоеверные) Святки и Рождество. Весьма показательно и пожелание: «Пусть вам будет бог у дороги, на каждом броде, на перевозе». С этой чертой Дажьбога мы еще встретимся в другой песне, где этот бог также окажется связан с дорогой. Вторая колядка вновь рисует интересу- щего нас бога как подателя необходимых человеку благ, добавляя при этом новые интересные подробности:
...Жито-пшеницю i вс яку пашницю...
Ой Даждьбоже!
3 того колосочка буде пива бочка.
Ой Даждьбоже!
На города стовпчики, роди, Боже, хлопчики;
Ой Даждьбоже!
На города шалата, роди, Боже давчата.
Ой Даждьбоже!
На постелй рядна, господиня ладна...
Ой Даждьбоже!
Будьте здоров1 на Новий piK,
Ой Даждьбоже!
Щоб водилось вам краще, як той piK:
Ой Даждьбоже!
Льон по колша, щоб вас голова не бол1па,
Ой Даждьбоже!
Бувайте здоров^ щоб велись вам воли й корови,
Ой Даждьбоже!
Часник, як бик, цибуля, як дуля:
Ой Даждьбоже!
Горох, капуста, аби Маруся була тлуста511...
Помимо заклинания приращения пшеницы и домашней скотины здесь мы видим трижды встречающийся параллелизм растительного и человеческого плодородия (пахучее растение стовпчики — хлопчики, салат — девчата, горох, капуста — чтоб Маруся была толста) и один раз соотнесение растения с человеческим здоровьем (льна по колено, чтоб голова не болела). Здоровье и лучшая жизнь заклиналась на весь наступающий год, что соответствует отмеченной выше связи Дажьбога с солнечным календарем.
Что касается растений, то на солнечном идоле южных славян точно так же были изображены земные злаки. Это изображение бога солнца было найдено на территории Болгарии. Речь идет о костяном писале из Преслава, датируемым X в. (рис. 10).
Рис. 10. Писало из Преслава, Болгария, X в.
Его навершие венчают четыре человеческие головы, которые описавший памятник П.П. Георгиев идентифицирует с мужскими и женскими божествами, что явно роднит его композицию с восточнославянским Збручским идолом. Каждая из четырех граней писала покрыта солярными знаками (кружками с точками), расположенными различно. Так, например, на приведенной на рисунке грани таких знаков семь, что явно наводит на мысль о семидневной неделе. На другой грани подобных знаков также семь, однако они расположены не вертикально, а сгруппированы по четыре и три знака. На двух остальных гранях солярные знаки располагаются строго вертикально, но их там уже не семь, а шесть. Между солярными знаками изображены растения, указывающие на роль небесного светила в произрастании земных злаков. Как было показано во второй части, с зеленью была неразрывно связана Мать Сыра Земля, однако после патриархальной революции эта черта оказалась присуща также и сыну Сварога. Четырехликость миниатюрного идола Преславского писала вполне понятна: еще в глубокой древности люди научились определять четыре ключевых положения солнца на небе в течение его годового движения — зимнее и летнее солнцестояния и весеннее и осеннее равноденствия. Со значительной долей вероятности мы можем предположить, что перед нами именно изображение Дажьбога, сделанное болгарскими славянами-язычниками.
Установив истинное значение имени, а точнее, эпитета бога солнца, зададим себе тот вопрос, который почему-то до сих пор не задавал ни один исследователь языческой мифологии: а что же именно дал Дажьбог славянам, за что они стали именовать его богом-подателем по преимуществу? Хоть до нас дошло крайне мало материалов по славянскому язычеству, тем не менее мы знаем, что наши далекие предки поклонялись и другим богам, из которых, в частности, Перун даровал им победу в сражении и необходимый для земледельца дождь, а Волос прямо именовался «скотьим богом», т.е. богом богатства. Кроме того, Перун и Волос были богами-хранителями вселенского закона и, уже в силу одного этого, занимали в отечественном пантеоне более значимое положение, чем Дажьбог. С его отцом, богом неба Сварогом, в отечественной традиции было связано не только освоение человеком огня, но и изобретение кузнечного ремесла, а также земледелия. И, несмотря на эти примеры, именно бог солнца, как показывает этимология его имени, становится для славян в первую очередь богом-подателем. Что же такое дал Дажьбог нашим далеким предкам, чем заслужил этот красноречивый эпитет? Ответ на этот ключевой вопрос откроет не только истинную сущность этого божества, но и скажет нам о духовном мире и основанной на нем системе ценности тех людей, которые и дали своему богу этот эпитет, покажет, что же они больше всего ценили в жизни. Найти ответ на этот принципиальный вопрос мы попытаемся в последующих главах этой книги, а пока лишь отметим, что предположение о том, что Дажьбог был богом — подателем богатства, следует отмести сразу же — богом богатства по преимуществу у славян был Волос.
Если первая часть имени Дажьбога смогла раскрыть нам его значение, то вторая половина способна довольно точно указать на время его возникновения. «Само слово “бог”, — пишет С.А. Токарев, — исконно славянское, общее для всех славянских языков, а также родственное древнеиранскому baga и древнеиндийскому bhaga. Основное значение этого слова, как показывают данные языка,— счастье, удача. Отсюда, например, “бог-атый” (имеющий бога, счастье) и “у-богий” (“у” — префикс, означающий утрату или удаление от чего-то); польское zboze — урожай, лужицкое zbozo, zboze — скот, достаток. С течением времени представления об удаче, успехе, счастье, везении олицетворились в образе некоего духа, дающего удачу»512. Хоть некоторые филологи настаивают на исконно славянском происхождении слова бог, тем не менее подавляющее большинство специалистов в этой области еще с XIX в. указывают на его заимствование нашими далекими предками из иранских языков. В пользу этой этимологии говорит и тот факт, что данное заимствование в праславянском из иранского языка не является изолированным. Как отмечает зарубежный исследователь Р. Якобсон, разработавший далее данную тему, религиозная революция, отразившаяся в иранской лексике, распространилась и на праславянский язык, который совместно с иранским превратил первичное обозначение божества deiwos в имя враждебного богам злого демона (daeva-, дивъ) и приписал общее значение божества термину bhaga-, богъ, затем заменил первоначальное название почитаемого неба dieus прежним именем тучи (nabah, небо), и, согласно наблюдениям итальянского филолога В. Пизани, устранило индоевропейский термин g’hemon — «человек», связанный с именем земли g’hom513. Установленный факт языковых контактов позволяет более или менее точно определить время заимствования нашими далекими предками данного корня у своих ираноязычных соседей. Если В.В. Мартынов датирует славяно-иранские языковые контакты VI—V вв. до н.э.514, то В.И. Абаев полагает, что они начались еще в доскифский период в рамках поздней индоевропейской общности, примерно во второй половине П тысячелетия до н.э.515 Даже если взять самую позднюю из принятых в лингвистике датировок заимствования праславянами у иранцев слова бог, то все равно окажется, что под эпитетом Дажьбог божество дневного светила почиталось нашими далекими предками на протяжении более полутора тысяч лет до их насильственной христианизации. Следует сразу подчеркнуть, что речь идет не о существовании религиозного солнечного культа, который был не только присущ индоевропейцам в эпоху их единства, а лишь о времени образования имени Дажьбог и почитании под ним у славян бога солнца. Поскольку под именем Дажьбог дневное светило почиталось нашими далекими предками от двух с половиной до полутора тысяч лет до 988 г., становится понятным тот факт, что память о своем исконном божестве оказалась достаточно прочной у славян и не исчезла окончательно на протяжении последующего тысячелетия господства чужеземной религии, стремившейся всеми силами уничтожить у людей память об их родных богах.
Изучая этимологию слова бог, М. Фасмер констатировал: «Родственно др.-инд. bhagas “одаряющий, господин, эпитет Савитара и второго из Адитьев”, др.-перс. baga-, авест. Ьауа “господь”,.“бог” от др.-инд. bhajati, bhajete “наделяет, делит”, авест. baxsaiti “участвует”. .. Первоначально “наделяющий”; ср. др.-инд. bhagas “достояние, счастье”, авест. baya-, baga- “доля, участь”.. .»516 Поскольку интересующий нас корень в Индии являлся эпитетом Савитара, бога, олицетворявшего собой животворящую силу солнца, следует обратить внимание и на то, что уже в ведийский период данное божество тесно связано с получаемой людьми долей-бхагой. Этот один из индийских богов солнца сам является «великим, желанным (сокровищем)», которое выбирают себе люди (РВ IV, 53, 1), он — создатель благ и богатства (РВ V, 42,3,5), «повелитель благ» (РВ УП, 45,3), «раздает сокровища людям» (РВ IV, 54,1). Весьма показательно, что в одном ведийском гимне оба бога даже сливаются в один образ:
Ведь этот Савитар-Бхага
Вызывает к жизни сокровища для почитателя.
Мы просим о такой блистательной (его) доле.
(РВ V, 82, 3)
Благодаря тому, что в Индии на протяжении тысячелетий бережно передавали из уст в уста неизменный текст РВ, мы можем увидеть на примере этого, пока еще довольно механистического, соединения имен Савитара и Бхаги как бога дневного светила и обожествленного персонифицированного олицетворения доли и богатства в одно имя, самое начало того присущего некоторым индоевропейским народам мыслительною процесса, который через тысячу, а быть может, и более, лет привел к появлению у славян образа дающего бога, Дажьбога, сначала как эпитета, а затем и личного имени бога солнца.
О существовании этого бога уже в эпоху славянского единства красноречиво говорят многие данные из различных концов славянского мира. В сербском фольклоре он фигурирует под именем Дабог (варианты: Даба, Дабо или Хромой Даба). С принятием христианства он был объявлен противнйком нового бога, однако, характеризуя его, предания отмечали, что он был «силен как Господь Бог на небесах». В сказке из Мачве Дабог рисуется «царем на земле», который поглощал души. В другой сказке серебряный царь, живший в горе, демон рудника Кучайне, называл себя Дайбоем (flaj6oi), из чего вытекает, что Дабог был богом-подателем, а также богом золота и серебра. Это делает весьма правдоподобным предположение, что данный персонаж в сербской традиции было также богом-изобретателем и защитником кузнечного ремесла517. Связь Дабога с драгоценными металлами и кузнечным делом объясняется генетической связью Дажьбога с богом-кузнецом Сварогом. Полностью соответствует славянскому переводу «Хроники» Иоанна Мал алы и такая существенная его черта, как наличие у него царской власти на нашей планете. Если первый источник отмечает, что «Дажьбогь, 6fc бо мужъ силенъ», то в сербском фольклоре Дабог ничем не слабее нового христианского бога на небесах. «Возможно, — пишет В.Н. Топоров о данном южнославянском божестве, — что в этом случае речь идет об инверсии (или развдоении с инверсией) исходного типа “Господь Дайбог — царь на небесах”, который довольно точно соответсвовал бы древнеиранским образцам, ср. xsaya — “царь”, в связи с солнцем, царящим на небе»518.
О весьма глубоких корнях почитания Дажьбога у славян красноречиво свидетельствуют и многочисленные примеры наречения его именем людей спустя многие столетия после их насильственной христианизации. Так, жалованная грамота литовского короля Ягайла, датированная 1349 г., удостоверяла, что его «верный слуга Данило Дажбогович Задеревецкий, землянин нашей земли Руское», получает села «на ряд» в Галицкой и Зудечевской волостях519. Среди учеников Могилянской школы в Киеве, как свидетельствуют документы, еще в ХУП в. был некий Dadzibog Maskiewicz520. Ареал распространения этого имени не ограничивается одной Украиной, и оно встречается и в Польше. Там известно явно языческое имя Дадзибог (Dadibog, Dadzibog, Dadzbog в польско-мазовецких грамотах 1254, 1350, 1395, 1476 гг.), которое только позднее было приурочено к христианскому Theodat (например, в ХУП в.: Alaxandr Theodat czyli Dadzibog Sapieha)521. В качестве личного имени А.И. Петрушевич фиксирует Dadzibog в польском памятнике 1399 г.522, а М. Фасмер указывает Daczbog в грамоте 1345 г. и польское дворянское имя XVII в. Dadzbog523. Известно и чешское имя Dacbog524. Таким образом, традиция называть своих детей в честь языческого бога солнца, по всей видимости, издревле бытовала как у восточных, так и у западных славян и письменные источники фиксируют этот обычай с ХШ по XVII вв. Поскольку по средневековым представлениям наречение имени новорожденному представляло собой крайне важный акт, дававший младенцу его небесного покровителя и во многом определявший его судьбу, то мы вправе констатировать, что память о Дажьбоге хранилась у славян чрезвычайно долго, вплоть до конца Средневековья и начала Нового времени. О степени распространенности этого имени свидетельствует и то, что оно перешагнуло границы собственно славянского ареала и встречается у их соседей в Восточной Европе. Грамоты от 5 октября 1480 г., 1 февраля, 13 марта 1489 г. упоминают «Дажбога пръкалаба немецкого» в качестве одного из молдавских бояр при господаре Стефане Великом (1458—1508)525. У южных славян это божество почиталось под именем Дабога и, соответственно, средневековые сербско-хорватские источники упоминают личные имена Даба, Дабич, Дабович526.
Неоднократно в различных концах славянской земли и даже у их соседей встречаются географические названия, производные от имени языческого бога солнца. Таковы село Даждьбог в Калужской губернии, Мосальский уезд, урочище Даць-Боги в Цехановой земле (Венгрия), деревня Dadzibogi в Мазовии527, польские топонимы Daczbody, упоминаемый в документах 1541 г., и Daczbogi в районе Белостока, указанный в памятнике 1577 г.528 У сербов почиталась гора под названием Dajbog529. Особый интерес для цели нашего исследования представляет то обстоятельство, что у балтийских славян именем Дажьбога были названы не отдельные пункты, а целая область. Обнаруживший этот поразительный факт А.С. Фаминцын писал о нем так: «И что же, в соседнем с землей вагров герцогстве Мекленбургском, неподалеку от Балтийского моря, находим не какую-нибудь деревню, село или местечко под именем искомого бога, а целую Дажью область, Дажье озеро, Дажий лес... наконец Datze, Datzebah, писавшееся в 1552 г. — Dartze или Dassebek. В этом последнем названии можно даже узнать самое имя Дажьбог...»530 Все приведенные факты свидетельствуют о почитании бога солнца еще в эпоху славянского единства.
В Древней Руси Дажьбог упоминается в летописи и при рассказе о религиозной реформе Владимира Святославича в 980 г.: «И нача княжити Володимеръ въ КиевЪ единъ и постави кумиры на холму, внЪ двора теремнаго: Перуна древяна, а главу его сребрену, а оусъ златъ, и Хърса, Дажьб(ог)а, и Стриб(ог)а, и Симарьгла, и Мокошь (и) жряху имъ наричюще я б(ог)ы»531. На первом месте в пантеоне Владимира оказался громовержец и бог войны Перун, на втором месте — солнечное божество Хоре, заимствованное, по всей видимости, славянами у своих южных ираноязычных соседей, а почетное третье место в этом перечне богов занял Дажьбог. Неоднократно он упоминается и в древнерусских поучениях против язычества. Так, автор «Слове Иоанна Златоуста о том, как поганые веровали идолам», написанного в ХП1—XIV вв., посетовав, что и после крещения славяне продолжают поклоняться Перуну, Хорсу, вилам, Мокоши, упырям и берегиням, далее продолжает: «А друзии веру- ють въ Стрибога, Дажьбога и Переплоута, иже вертячеся ему пиють в розехъ, забывше Бога, створившаго небо и землю, моря и рекы и источники, и тако веселящеся о идолехъ своихъ»532. Сокрушения по поводу двоеверия своих современников создателя данного «Слова» наглядно показывают, что и спустя целых триста—четыреста лет после насильственной христианизации наши предки помнили и чтили своих исконных богов, игнорируя бога навязанной им религии, что и вызывало сетования православного духовенства. Дважды упоминается Дажьбог и в знаменитом «Слове о полку Игореве». Его создатель так красочно описывает начавшийся упадок мощи Руси:
«Тогда, при ОлзЪ Гориславличи,
сЪяшется и растяшеть усобицами,
погибашеть жизнь Даждьбожа внука;
въ княжихъ крамолахъ вЪци человЪкомъ скратишась.
Тогда по Руской земли ptnco ратаевЪ какахуть, нъ часто врани граях уть, трупиа ce6t дЬляче, а галици свою рЪчь говоряхуть,
хотять полетЬти на уедие»533. —
«Тогда, при Олеге Гориславиче, засевалось и разрасталось усобицами, погибало достояние Дажьбожьего внука; в княжеских крамолах жизни людям сокращались.
Тогда по Русской земле редко пахари на лошадей покрикивали,
но часто вороны граяли, трупы между собой деля, а галки по-своему переговаривались, собираясь полететь на добычу».
Второй раз автор «Слова о полку Игореве» упоминает Дажьбога, опять-таки в контексте упадка величия родной страны:
«Уже бо, братие, не веселая година въстала, уже пустыни силу прикрыла.
Въстала обида въ силахъ Дажьбожа внука, вступила дЪвою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на синЪмъ море у Дону; плещучи, упуди жирня времена.
Усобица княземъ на поганыя погыбе, рекоста бо брать брату:
“Се мое, а то мое же”.
И начяша князи про малое “се великое” мълвити, а сами на себЪ крамолу ковати.
А погании съ всЬхъ странъ прихождаху съ победами на землю Рускую»534, —
«Уже ведь, братья, невеселое время настало, уже пустыня войско прикрыла.
Встала обида в войсках Дажьбожа внука, вступила девою на землю Трояню,
восплескала лебедиными крыльямина синем море у Дона; плескаясь, прогнала времена обилия.
Борьба князей против поганых прервалась, ибо сказал брат брату:
“Это мое, и то мое же”.
И стали князья про малое “это великое” молвить и сами на себя крамолу ковать.
А поганые со всех сторон приходили с победами на землю Русскую».
Еще А.С. Орлов отмечал, что в «Слове о полку Игореве» слово внук значит «потомок во всех случаях употребления этого термина». Не вызывает разночтений и то, что сам образ «Дажбожьего внука» имеет самое прямое отношение к Руси той эпохи. Характеризуя значение интересующего нас божества, Ф.Е. Корш справедливо отметил: «... видно, что певцу Слова, как уже, вероятно, его предшественникам, Дажьбог представлялся чем-то вроде жизненного начала, обуславливающего происхождение и существование человечества вообще и “Русичей” в частности, если не в особенности»535. Среди исследователей нет единства только в отношении того, кого конкретно имел в виду под потомками Дажьбога автор «Слова» — правящую на Руси княжескую династию Рюриковичей либо же весь русский народ в целом. Использование этого оборота в тексте памятника делает равновероятными оба толкования. Тем не менее тот факт, что в приписке к псковскому Апостолу 1307 г., открытой К.Ф. Калайдовичем еще в 1813 г., приведенному выше образу «Слова о полку Игореве» о гибели из-за княжеских усобиц «жизни Дажбожа внука» соответствует оборот, где говорится о гибели «жизни нашей»: «при сихъ князехъ сЪяшется и ростяше усобицами гыняше жизнь наши въ князЪхъ которы и вЪци скоротишася человЪкомъ»536 свидетельствует в пользу отнесения интересующего нас выражения ко всему русскому народу в целом, а не только княжеской династии.
Основной контекст упоминания выражения о «Дажбожьем внуке» гениальным создателем «Слова о полку Игореве» предельно ясен: княжеские усобицы наносят страшный ущерб потомкам бога солнца как путем гибели людей во внутренних распрях, так и облегчая возможность иноплеменникам победно вторгаться на Русь. Понятно, что современной автору эпохе междоусобиц противопоставлялась прежняя эпоха единства князей и, соответственно, процветания потомков Дажьбога. Интересно отметить, что в обоих фрагментах этот бог упоминается в семантическом поле образов, которые непосредственно восходят к сфере деятельности его небесного отца Сварога. Так, в первом случае создатель «Слова о полку Игореве» дважды обыграл мотив пахоты. Сначала с ним метафорически сравнивались усобицы, которые «засевались» Олегом Гориславичем, который действовал здесь подобно пахарю. Именно от этих засеянных и разросшихся княжеских усобиц и погибало достояние Дажьбожьего внука. Конкретизируя процесс гибели достояния потомков бога солнца, двумя строчками ниже автор уже напрямую вводит образ прервавшейся обработки земли крестьянами: «Тогда по Русской земле редко пахари на лошадей покрикивали». Подобное двойное обращение к образу пахоты вряд ли является случайным и заставляет нас вспомнить, что Сварог, выковавший людям первый плуг, сам являлся изобретателем земледелия. Во втором фрагменте резко осуждаются русские князья, которые стали «сами на себя крамолу ковать». Стоит отметить, что крамола фигурировала также и в первом фрагменте: «в княжеских крамолах жизни людям сокращались». В связи с этим стоит напомнить, что Сварог был богом-кузнецом и в этом качестве был связан не только с обработкой металлов, но и с «обработкой» слов. О глубоких корнях создания речи с кузнечным делом у индоевропейцев свидетельствуют сербо-хорватский оборот ковати речи — «образовывать новые слова», слов, kovati nove besede.
О глубокой укорененности образа солнечного божества в народном сознании свидетельствует то, что в разных концах восточнославянского мира он продолжал бытовать под своим языческим именем в песнях и поговорках практически вплоть до настоящего времени. В д. Хмелино Череповецкого уезда Новгородской губернии Е.В. Барсов еще во второй половине XIX в. записал от крестьянки Ирины Калиткиной три таких поговорки: «Покучись Дажьбогу, управит понемногу», «Дажьбог все минет» в смысле «Полно тосковать», а когда чего-нибудь недоставало, то говорили «Что тужить-то, о Дажь-Бог»537. Как отмечает в своем словаре В.И. Даль, в северных и восточных русских диалектах слово кучить кому-нибудь о чем-либо означало «просить неотступно, униженно», «кланяться», «умолять», «домогаться», «докучать», ср. поговорки типа «Кучился, мучился, а упросил, так бросил»; «Мучится, а никому не кучится»; «Покучься соседу»; «Насилу рубля докучился» и т.п. Что касается второй половины рассматриваемой поговорки, то слово управит имеет оттенок властности, словно напоминая о том, что тот, кто совершит данное действие, облечен властью — божественной и царской. Вторая же поговорка отсылает нас к представлению о цикличности движения солнца и, по всей видимости, несет в себе примерно такую же смысловую нагрузку, как выражение «Время все лечит». Что касается третьего выражения, то оно в той или иной мере соотносится с представлением об этом боге как подателе благ. В этой связи стоит вспомнить, что в «Слове о полку Игореве» к семантическому полю Дажьбога относятся времена обилия, противопоставляемые его автором современному ему положению вещей.
На западе Украины имя языческого древнерусского божества солнца нам встречается в двух песнях. Первая песня «Пом1ж трьома дорогами, рано-рано» была записана в с. Стрижавцы Винницкой области и опубликована еще в 1924 г.:
Пом1ж трьома дорогами, рано-рано,
Пом1ж трьома дорогами, ранесенько,
Там здибався князь з Дажбогом, рано-рано,
Там здибався князь з Дажбогом, ранесенько.
— Ой ти, боже, ти, Дажбоже, рано-рано,
Зверни ж мен1 з дор1женьки, ранесенько.
Бо ти богом piK вщ року, рано-рано,
Бо ти богом piK в1д року, ранесенько.
А я князем раз на вжу, рано-рано,
А я князем раз на вжу, ранесенько.
Раз на в1ку в недаленьку, рано-рано,
Раз на в1ку в недыеньку, ранесенько.
* * *
Между трех дорог, рано-рано,
Между трех дорог, ранесенько,
Там встречался князь с Дажьбогом, рано-рано,
Там встречался князь с Дажьбогом, ранесенько.
— Ой ты, боже, ты, Дажьбоже, рано-рано,
Направь меня на путь, ранесенько.
Потому что ты ведь бог из года в год, рано-рано,
Потому что ты ведь бог из года в год, ранесенько.
А я князем раз на веку, рано-рано,
А я князем раз на веку, ранесенько.
Раз на веку в воскресенье, рано-рано,
Раз на веку в воскресенье, ранесенько.
В с. Старый Олексинец Кременецкого района Тернопольской области в 1970 г. был записан другой вариант этой же песни538. В этой песне князем называется молодой, жених, в связи с чем лишний раз можно вспомнить о том, что по славянской мифологии Дажьбог был сыном Сварога, а последний, как было показано в предыдущей части, был покровителем свадьбы. Эта песня демонстрирует мощь духовной памяти жителей этих двух областей Украины. Несмотря на насаждаемое целое тысячелетие христианство, Дажьбог прямо назван богом в обоих вариантах этой песни: первый раз в начале обращения к нему жениха «Ой ти, боже, ти, Дажбоже», причем в следующем куплете подчеркивается его неизменный божественный статус: «бо ти богом piK вщ року», т.е. из года в год. Повторяющийся во всех куплетах рефрен «рано-рано», «ранесенько» показывает, что эта встреча человека со своим божеством произошла на восходе солнца, что в очередной раз подчеркивает солярную природу Дажьбога. Последний куплет первого варианта песни, отсутствующий во втором ее варианте, подчеркивает, что встреча эта произошла именно в воскресенье — день, посвященный богу солнца. В обращении к Дажьбогу жених сам сравнивает себя с богом дневного светила, подчеркивая, что, в отличие от бога, который является таковым постоянно, он является женихом-князем всего лишь один-единственный раз в своей жизни. Тем самым отмечается параллелизм жениха с Дажьбогом, который через это соотносится и со свадебным ритуалом, и с самим понятем князя. То, что монолог этот произносится по пути на свадьбу, еще более усиливает связь бога солнца с предстоящим бракосочетанием. Чрезвычайно важной оказывается просьба жениха к Дажьбогу: «зверни ж меш з дор1женьки». В украинском языке слово зверни означает не только «сворачивать», «свернуть», «своротить», «повернуть», но также и «направлять (на кого, на что, куда)», «обращать», «устремить»539. Очевидно, что в песне интересующий нас термин употреблен во втором значении, причем с подтекстом «направь меня на путь (истинный)». Очевидно, Дажьбог направлял молодого на свадьбу, своим светом при восходе солнца указывая ему верный путь. Данная семантическая связь бога солнца с дорогой подтверждается и приводившимся выше пожеланием украинской колядки «пусть вам будет бог у дороги, на каждом броде, на перевозе».
Другая песня «Ой ти, соловейку» была записана собирателями в 1965 г. в с. Пидциря Камень-Каширского района Волынской области:
Ой ти, соловейку,
Ти раншй пташку,
Ой чего так рано,
1з вир1чка вийшов? «Не сам же я вийшов, Дажбог мене вислав 3 правей ручейки,
— ключики видав
Ой ты, соловушка,
Ты ранняя пташка, Ой чего так рано Из вырия вышел?
«Не сам же я вышел Дажьбог меня выслал Из правой ручки,
И ключики выдал
3 npaBoiручейки JliTO вщми кати,
3 л1во1 ручейки Зиму замикаты»540.
Из правой ручки Лето отмыкать, Из левой ручки Зиму замыкать»
Данная обрядовая песнь весьма интересна тем, что в ней с именем Дажьбога связан целый ряд распространенных у славян образов, посвященных началу весны и окончании зимы. Во-первых, это представление о птицах, приносящих с собой на Русь весну. Еще ближе к рассмотренному тексту чешское предание, согласно которому у Солнца есть царство за морем, где всегда вечное лето и оттуда прилетают весной птицы и приносят с собой на Землю семена полезных растений. Если волынская песня констатирует, что соловья из вырия посылает на землю Дажьбог, то чехи считали, что птицы пережидают зиму в далеком заморском солнечном царстве. Понятно, что в наиболее древнем его варианте речь шла просто о прилете из солнечного царства весенних птиц, а утверждение о том, что эти птицы приносят с собой райские ключи, замыкающие зиму и отмыкающие весну, появилось на более позднем этапе, с появлением кузнечного дела. Эта подробность опять напоминает нам о происхождения Дажьбога от бога-кузнеца Сварога.
Во-вторых, следует остановиться на образе вырия, который наиболее часто среди всех славянских народов встречается у украинцев. Вот как описывает представления украинцев в начале XX в. об этой мифической стране Г.О. Булашев: «На самом западе (Ушицк. у.), или на юге (Житом, у.), или на самом юго-западе (Винницк. у.), за морями, где солнце ходит близко от земли (Луцк, у.), находится светлая теплая сторона — “тепличина”, вырий. Здесь никогда не бывает зимы, вследствие близости солнца (в Винницком у. — когда у нас зима, в вырии лето и наоборот). В вырии есть теплые колодцы, в которых купаются больные и получают исцеление от своих болезней. Везде там воды и овраги... Так как в вырии тепло, то сюда на зиму улетают те из птиц, которые не могут переносить наших зимних холодов. Раньше всех птиц улетает в вырий кукушка... у которой находятся и ключи от него; весной она последняя оттуда улетает»541. Современная исследовательница Е.Е. Левкиевская определяет вырей (з.-рус. вырей, укр. вырш, бел. вырай, пол. wyraj) в восточнославянской и восточнопольской традиции как «мифологическую страну, находящуюся на теплом море на западе или на юго-западе земли, где зимуют птицы и змеи». При этом птичий ирий находится где-то за горами, за лесами на теплых водах, а змеиный — «в Руськш землЬ542. Интересно отметить, что на Украине Млечный Путь иногда в народе назывался «Дорогой в вырий», что объясняется совпадением расположения этого скопления звезд ночного неба в определенные периоды с направлением полета птиц: «Действительно, направление Млечного Пути по вечерам в августе и сентябре, равно как и весною — в марте—апреле, с северо-востока на юго-запад довольно хорошо совпадает с направлением отлета и прилета птиц»543. Как следует из белорусских причитаний по умершему родителю, вырий мыслился также и как «тот свет», где пребывают души умерших: «Усе пташачки у вырай паляцел1, i ты услед за iMi»544. Образ вырия присутствовал уже в эпоху Древней Руси, поскольку встречается уже в «Поучении» Владимира Мономаха: «Сему ся подивуемы, како птицы небесныя изъ ирья идуть.. -»543 Интересно отметить существование одноименной реки в Верхнем Поднепровье, по поводу этимологии которой В.Н. Топоров и О.Н. Трубачев пишут: «Вырий, п.п. Ревны, л.п. Снова, п.п. Десны, из апеллатива, ср. рус. диал. вырей, ирей “сказочная заморская страна”, который в свою очередь объясняют из Иран, airya — “арийская (страна)”»546. Иную точку зрения высказал Ф. Безлай, который считает, что данное понятие восходит к и.-е. iur—«водоем, море», ср. лит. jura—«море». Тем не менее тот факт, что интересующее нас слово встречается лишь в тех славянских регионах, которые не выходят непосредственно к морю, но зато находились в зоне наиболее интенсивных славяно-скифских контактов, делает более вероятной первую этимологию. Таким образом, представления о далекой заморской стране Дажьбога, вручающего там соловью ключи от лета, оказываются полузабытым воспоминанием о далекой арийской прародине индоевропейцев.
Хоть от исконной веры наших предков до нас стараниями христианства дошли лишь отдельные осколки, даже на их основе мы видим преемственность бога солнца с предшествующим поколением богов. Как и Мать Сыра Земля, Дажьбог оказывается связан с растительностью, а со Сварогом его объединяет связь с кузнечным делом, пахотой и свадьбой. Сохранившиеся источники изображают Дажьбога могучим богом дневного светила, естественным образом связанным с течением времени. Как свидетельствует поговорка, ему можно покучиться, и тогда он управит, что вновь указывает на наличие у этого бога власти, в том числе и в человеческих делах. В пантеоне Владимира Дажьбог оказался на третьем месте, но, если принять во внимание, что занимавший второе место Хоре был также божеством дневного светила, то это указывает, что бог солнца был следующим по значимости после верховного бога-громовержца. О большой распространенности его культа говорят и достаточно многочисленные случаи наречения детей его именем даже в христианскую эпоху. С ним оказывается связан вырий—далекое заморское солнечное царство, в этимологии которого отразились воспоминания о давней арийской прародине. В украинских песнях сохранилась связь его с дорогой, причем контекст одной из них указывает, что именно этот бог направляет человека на истинный путь. Из «Слова о полку Игореве» следует, что Дажьбог воспринимался в качестве прародителя не только князей, но и всего русского народа. Наконец, сам эпитет бога солнца указывает на него как на подателя благ для наших далеких предков.
