Показать все теги
Миф № 8
«БЕСНОВАТЫЙ ФЮРЕР»
Одно из самых модных обвинений, звучащих в адрес Гитлера, – это то, что он был сумасшедшим. Словосочетание «бесноватый фюрер» прочно вошло в лексикон большинства из тех, кто говорит и пишет о нем. В роли создателей мифа выступали и историки, и журналисты, и даже сподвижники лидера Третьего рейха. Так, Гейнц Гудериан – один из любимцев Гитлера – писал в своих «Воспоминаниях солдата»: «Германскому народу следует… знать, что человек, стоявший во главе его, человек, которому народ так доверял, как ни один народ не доверял никогда ни одному вождю, был больным человеком. Эта болезнь стала его несчастьем, его судьбой, а также несчастьем и судьбой его народа».
Причин для возникновения этого мифа много. Во-первых, уже упоминавшееся стремление как можно сильнее унизить главного злодея всех времен и народов, приписав ему как можно больше отрицательных черт – в том числе умственную неполноценность. Во-вторых, «бесноватость» – это своеобразная обратная сторона уже рассматривавшегося мифа об «оккультной силе»: между человеком, который обладает бесовской силой, и человеком, одержимым бесами, разница не столь уж и велика. Недаром сумасшедших в старину считали воплощением либо доброй (юродивые), либо злой, но обязательно потусторонней силы.
К слову сказать, недавно такую точку зрения высказал официальный Ватикан. Отец Габриеле Аморт, который является главным экзорцистом при Папе Римском Бенедикте XVI, в своем выступлении по ватиканскому радио заявил, что Гитлер и Сталин были одержимы дьяволом. И, как свидетельствуют обнародованные недавно Ватиканом документы, Папа Пий XII в годы Второй мировой войны пытался провести обряд изгнания дьявола из фюрера.
«Конечно, дьявол существует, и им могут быть одержимы не только отдельные личности, но и целые группы людей и даже нации, – поделился святой отец со слушателями. – Я уверен, что нацисты были одержимыми. Только подумайте, что сотворили Гитлер и Сталин. Почти наверняка ими владел дьявол. Это следует из их поведения и их поступков, из всех тех ужасов, которые творились по их приказаниям. Поэтому нужно защищать общество от демонов».
Именно это пытался сделать во время Второй мировой войны Папа Пий XII, проведя обряд экзорцизма над Гитлером. Однако, как признался отец Аморт, на расстоянии это оказалось непросто. «Крайне редко молитва или обряд экзорцизма, сотворенные на расстоянии, достигают цели. Конечно, вы можете молиться за кого-то и на расстоянии, но в данном случае это не подействовало», – рассказал он.
Одно из главных требований для изгнания дьявола – это непосредственное присутствие самого одержимого, а также его согласие и желание избавиться от нечистой силы. При отсутствии одного из этих условий обряд экзорцизма становится намного сложнее, рассказал святой отец. «В любом случае я не сомневаюсь, что Гитлер был одержим, и поэтому меня не удивила информация о том, что Папа Пий XII пытался провести дистанционный обряд экзорцизма», – заключил отец Аморт.
Есть и еще один важный мотив, который заставлял многих, особенно немецких, авторов обвинять своего недавнего властителя в безумии. Если Гитлер был сумасшедшим – значит, все его мысли и поступки были продиктованы его больным сознанием, они не имели никакой связи с идеями, менталитетом и настроениями современного ему общества. К примеру, гитлеровский антисемитизм – следствие психического расстройства, а не логичный итог европейского антисемитизма конца XIX века. А следовательно, ответственность за все преступления лежит исключительно на нем, окружающие лишь вынуждены были выполнять его безумные приказы. Такая трактовка в очередной раз позволяет уйти от неприятных ответов на вопросы, касающиеся ужасов Третьего рейха, и забыть, что отнюдь не лично Гитлер бил окна еврейских магазинов в «Хрустальную ночь», конструировал газовые камеры и сжигал заживо детей и стариков в русских деревнях.
Итак – были ли у Гитлера психические отклонения? Встречный вопрос – а много ли вы знаете людей без малейших отклонений? Психологи и психиатры утверждают, что таковых нет вообще. У каждого из нас есть какие-то детские психологические травмы, фобии, навязчивые идеи, которые окружающие склонны считать особенностями характера. Наверное, справедливо, иначе пришлось бы признать, что все люди вокруг – в той или иной мере сумасшедшие. Поэтому на вопрос о психических отклонениях у Гитлера можно с уверенностью ответить утвердительно – да, как и у девяноста девяти (или даже ста) процентов людей, населяющих нашу планету. Вопрос, скорее, в том, что это были за отклонения и насколько сильно они определяли его образ мыслей и действий.
Некоторые историки связывают появление у Гитлера психического расстройства с его военным опытом. По данному поводу существует самая различная информация – вплоть до того, что будущий фюрер германского народа был зомбирован. Вот что говорится на этот счет в одной недавно опубликованной статье:
«В годы Первой мировой войны Гитлер был зомбирован. Это сенсационное утверждение принадлежит литератору-историку Дэвиду Льюису и доказывается в вышедшей в Европе его новой книге «Человек, который создал Гитлера».
Автор приводит ранее неизвестные факты, согласно которым ведущий психолог Германии профессор Эдмунд Фостер в ноябре 1918 года провел над Шикльгрубером (настоящая фамилия Гитлера) серию психологических и гипнотических опытов. В результате у ефрейтора развился «комплекс собственной избранности».
Зомбированию будущий фюрер подвергся в военном госпитале, куда поступил в октябре 1918 года в тяжелом психологическом состоянии: он внушил себе, что в результате газовой атаки потерял зрение. Хотя его глаза находились в полном физическом порядке, что было засвидетельствовано врачами, Гитлер считал себя полностью ослепшим. Доктор Фостер понял проблему пациента и решил вылечить его с помощью гипноза. Он заявил Гитлеру, что тот действительно ослеп, однако, будучи избранным самим провидением, способен усилием воли вернуть себе зрение. Профессору удалось заставить пациента поверить в себя, и Гитлер «прозрел». Это произвело на него столь сильное эмоциональное потрясение, что Гитлер навсегда поверил в свои сверхчеловеческие возможности.
В середине 1933 года Эдмунд Фостер попытался опубликовать за границей психологический портрет канцлера Адольфа Гитлера и сообщить об особенностях своих опытов над ним. После этого профессор был ликвидирован гестапо».
Книгу господина Льюиса я, каюсь, не читал. Впрочем, я и без этого знаю, что настоящая фамилия Гитлера – это Гитлер, а миф о «Шикльгрубере» является более поздней и весьма неудачной поделкой. Равно как и то, что идеи собственной избранности стали приходить Гитлеру задолго до войны. В общем, в этой статье есть только один достоверный факт – то, что Гитлер был ранен и попал в госпиталь. Не могло ли это оказать фатальное воздействие на его психику?
Не знаю как у вас, а у меня Эрих Мария Ремарк – один из самых любимых писателей. В своих книгах он прекрасно описывает сознание обычного человека, ставшего солдатом и вынужденного убивать себе подобных, а также те практически необратимые изменения, которые потом, после войны, мешают ему вернуться к нормальной жизни. Психологическая травма, которую война наносит миллионам людей, приводит к феномену «потерянного поколения», блестяще описанного Ремарком, да и не только им одним. Медики используют для него свой термин – посттравматический стрессовый синдром (ПТСС).
Посттравматический стрессовый синдром – это комплекс психических нарушений, возникающих в результате длительного или кратковременного пребывания в экстремальной ситуации. ПТСС представляют собой болезненные состояния, возникающие через некоторое время после психической травмы. Чаще всего они проявляются в три этапа. Острый стресс дает о себе знать непосредственно после выхода из экстремальной ситуации. В частности – боя. Отсроченный – через несколько дней. Спустя несколько месяцев после затишья – периода мнимого благополучия обнаруживаются характерные черты тяжелой формы посттравматического состояния, мешающие человеку нормально жить и чувствовать себя таким же, как все. Эта стадия может длиться всю жизнь. Очевидные признаки ПТСС – бессонница, снижение самоконтроля, повышенная агрессивность, неадекватность восприятия окружающей реальности. Страдающих этим расстройством могут посещать кошмарные сновидения, возвращающие к событиям экстремальной ситуации. В результате человек находится в постоянном напряжении, которое невозможно снять обычным путем. Повышенная агрессивность может проявляться в чрезмерно острой реакции на какие-то высказывания, ключевые фразы, вызывающие ассоциации с пережитым, бытовые конфликтные ситуации.
Медики считают, что у любого человека на войне, даже у профессионального военного, под воздействием постоянного стресса неизбежно меняются и психика, и психология. Такие люди часто становятся замкнутыми, агрессивными в мирной жизни, впадают в депрессии, многие думают о своем военном прошлом как о лучших годах.
Оказавшись на «гражданке», они стараются устроиться на работу в службы безопасности, силовые ведомства – туда, где востребованы приобретенные на войне навыки. Кто-то попадает в криминальные структуры. В противном случае возникает чувство ненужности и нереализованности, что неизбежно приводит к проблемам и конфликтам с окружающими. Боец, ощущавший удовольствие от опасности, подсознательно ищет такую ситуацию, чтобы снова испытать это чувство.
Вот что говорит по этому поводу участник первой чеченской кампании, подполковник запаса, кандидат медицинских наук Андрей Федоров: «Такие люди втрое чаще болеют соматическими заболеваниями, у них открываются язвы желудка, они переносят инфаркты, раньше умирают. И это мужчины от 20 до 50 лет – самая активная часть общества, которая должна быть здорова, должна зарабатывать деньги, содержать семьи, а не болеть. Например, спецназовцы, чаще всего это офицеры с высшим образованием, мастера спорта, за плечами у каждого 5–6 командировок по полгода в течение 4 лет. За это время они становятся инвалидами и физически, и психически. Причем мы говорим о профессионалах. А солдаты… У пацана, который в 18–19 лет попал на фронт, остается на всю жизнь сломанная психика».
Гитлер, конечно, попал на фронт в более зрелом возрасте, но это не спасло его – как и практически все его поколение – от психологической травмы. Считать ли его на этом основании сумасшедшим? Но тогда придется записывать в безумцы миллионы людей, прошедших войну. Вряд ли такое решение будет обоснованным.
Поэтому не стоит списывать все на войну. Надо сказать, что Гитлеру независимо от нее ставили очень много разных психиатрических диагнозов. Если не принимать в расчет «диагнозы», поставленные психоаналитиками в русле их мифологии («злокачественная кровосмесительная привязанность», «некрофилия» и т. п.), и рассматривать только болезни, признанные в современных научных классификациях, а также отсеять малоубедительные диагнозы (например, маниакально-депрессивный психоз и эпилепсия), то остаются две более или менее несомненные вещи: нарциссизм и паранойя.
Начнем с первого из них. Медики дают нарциссизму следующее определение: «Диагностические критерии нарциссического личностного расстройства включают всепроникающий паттерн грандиозности и отсутствия эмпатии. Диагностические признаки для этого расстройства включают: грандиозное чувство самозначимости; отсутствие эмпатии; ярость и агрессия; вера в собственную уникальность и исключительность; потребность в восхищении; эксплуатативность в межличностных отношениях; зависть к достижениям других; чувство привилегированности; пренебрежение к этическим нормам; вызывающее, наглое поведение; патологическое вранье; склонность к реактивным депрессиям; ипохондрия. Согласно одной из теорий, в основе нарциссизма лежит противоворечие, заключающееся в одновременном наличии демонстративной грандиозности и подлинной, но скрываемой неуверенности (неполноценности). Настоящее «Я» – это неполноценность, а грандиозность – ее компенсация».
У Гитлера было достаточно причин для того, чтобы получить комплекс неполноценности. Не самая здоровая атмосфера в семье, провал художественной карьеры – все это нужно было как-то компенсировать. Гитлер постоянно распространялся о своем поистине божественном предназначении и якобы возложенной на него великой миссии. Еще на фронте он удивлял сослуживцев заявлениями: «Вы еще обо мне услышите! Подождите, пусть придет мое время!» После поездки в Берлин в начале 1920-х годов Гитлер рассказывал партийным соратникам: «Порой мне казалось, что я, как Иисус Христос, пришел в храм моего Отца и увидел в нем менял». «У меня, как у Христа, есть долг перед своим народом» – говорил он позднее, уже став рейхсканцлером. Гитлер любил сравнивать себя не только с Господом, но и с Наполеоном, Александром Македонским и Фридрихом Великим. Национал-социализм он время от времени величает религией, так что сам Гитлер получается мессией-спасителем. В 1938 году он заявлял по поводу присоединения (аншлюса) Австрии: «Я верю, что такова была воля Всевышнего, пославшего оттуда в рейх мальчика, позволившего этому мальчику вырасти, стать вождем нации, чтобы затем предоставить ему возможность вернуть свою родину в лоно рейха». «Каждый, входящий в рейхсканцелярию, должен чувствовать, что посетил властителя мира» – так обосновывал фюрер размах своих строительных замыслов. Гитлер был убежден, что «как индивидуум по своей духовной и творческой силе один превосходит весь мир». «Он был убежден в своей роли мессии, считал себя предназначенным самим Провидением сделать Германию великой», – писал впоследствии в ожидании Нюрнбергского процесса Риббентроп.
Гитлер постоянно следил за своим поведением на людях и не говорил ни одного необдуманного слова. Все публичные проявления эмоций он репетировал не раз. Камердинер Гитлера Хайнц Линге рассказывал, что любой жест его хозяин тщательно изучал и по несколько дней воспроизводил перед зеркалом.
Особо ревностно Гитлер относился ко внешним проявлениям, подчеркивающим его физическую полноценность. Находясь рядом с Гитлером в течение десяти лет, Линге отмечал, что тот при чтении всегда надевал очки, но никогда не показывался в них перед другими. «Фюрер не может плохо видеть», – неоднократно повторял Гитлер. И речи его печатались на пишущей машинке со специальным крупным шрифтом, так, чтобы он мог читать без очков. Однако избавиться от привычки было трудно. Каждый раз, выступая перед публикой, Гитлер инстинктивно вынимал очки из кармана, но немедленно убирал их за спину. В эмоциональные моменты речи он сжимал кулак – очки с треском ломались.
Несомненно, Гитлеру приходилось затрачивать уйму энергии, чтобы соответствовать тому образу, который отвечал его парадному представлению о самом себе как о фюрере арийской нации.
Как считают медики, для нарциссических личностей также характерно отрицание собственной ответственности за неудачи. Они не допускают мысли о том, что они способны совершить ошибку, а неуспех всегда объясняют случайными и внешними факторами.
К лидеру Третьего рейха это применимо в полной мере. Как вспоминал Гудериан – правда, его оценка довольно субъективна – в случае неудачи Гитлер всегда искал козлов отпущения. Когда в 1945 году настал крах, Гитлер отнюдь не стал задумываться о его объективных причинах. Вместо этого он жаловался Геббельсу: «Все идет не так, словно кто-то наслал на меня злые чары; удача от меня отвернулась». То же он говорил и Риббентропу, который вскоре после этого записал: «Тот факт, что он потерпел поражение, фюрер, говоря со мной, назвал судьбой». Ранее, во времена, когда судьба была к нему более благосклонна, фюрер выражался по-другому: «В течение почти двадцати лет огромных реальных успехов время было послушно мне и тем самым подтвердило, что я – непогрешимый, уникальный гений человечества».
Одним из основных внешних проявлений нарциссического личностного нарушения является ярость. Это – прямое выражение высокой агрессивности, свойственной всем нарциссическим личностям.
Принято считать, что ярость всегда была «фирменным стилем» Гитлера. Он не только упивался яростью и агрессией в своих выступлениях перед широкими массами, но и нередко буйствовал в узком кругу приближенных. Однако было бы неверным считать, что Гитлер постоянно пребывал в бешенстве и непрерывно орал. Вспышки ярости были скорее исключением из его обычно вежливого и любезного поведения. Поэтому некоторые наблюдатели интерпретируют агрессивный характер его публичных выступлений как прием ораторского искусства, а его взрывы в кулуарах – как актерство и средство давления на соратников.
Тем не менее серьезный дефицит самоконтроля – в форме необузданной ярости – отмечался у Гитлера всеми, кто постоянно с ним общался. Порой фюрер растормаживался до совершенно неприличного состояния. Живописное описание одного такого эксцесса дал Гудериан:
«Гитлер с покрасневшим от гнева лицом, с поднятыми кулаками стоял передо мной, трясясь от ярости всем телом и совершенно утратив самообладание. После каждой вспышки гнева он начинал бегать взад и вперед по ковру, останавливался передо мной, почти вплотную лицом к лицу, и бросал мне очередной упрек. При этом он так кричал, что глаза его вылезали из орбит, вены на висках синели и вздувались».
А вот описание реакции Гитлера на покушение 20 июля 1944 года, данное генералом фон Хольтицем: «Я стал свидетелем взрыва души, исполненной ненависти… Он сам себя вгонял в бессмысленное возбуждение, изо рта его буквально шла пена, все тело его тряслось так, что письменный стол, за который он ухватился, также пришел в движение. Он обливался потом, и его возбуждение еще более возросло, когда он орал, что «эти генералы будут болтаться на виселице». И здесь я со всей определенностью понял: передо мной помешанный».
Риббентроп описывает целый ряд ситуаций, когда вспышки ярости фюрера ставили под угрозу достижение важных внешнеполитических целей:
«Он мог приходить в слепую ярость и не всегда умел владеть собой. Это проявлялось порой по дипломатическим поводам. Так, в Годесберге, когда пришло известие о мобилизации в Чехословакии, он уже был готов прервать совещание с Чемберленом и вдруг вскочил с покрасневшим лицом – признак его необузданного гнева. Я вмешался с целью успокоить его, и Гитлер потом благодарил меня за то, что этим я спас конференцию. И во время переговоров с Франко в Андее он тоже вскочил в возбуждении с места, когда [министр иностранных дел] Серано Сунье довольно неудачно встрял в беседу. То же самое было и с [английским послом в Германии] Гендерсоном во время польского кризиса, когда тот своей бесцеремонностью (он стукнул ладонью по столу) возмутил Гитлера. Фюрер опять побагровел, и я уже видел надвигающуюся катастрофу, но и на этот раз мне удачно заданным вопросом удалось переключить его внимание на другую тему. Потом Гитлер сказал Гессу, что уже готов был вышвырнуть Гендерсона за дверь. Такие ситуации за все эти годы возникали не раз… После одного такого инцидента… он откровенно сказал мне: «Знаете ли, Риббентроп, иногда я совсем не могу совладать с собой!»
В 1942 году Риббентропу тоже посчастливилось узреть фюрера «во всей красе»:
«Адольф Гитлер пришел… в такое сильное возбуждение, в каком я его еще никогда не видел. Когда я вознамерился выйти из кабинета, он в резких выражениях бросил мне упрек, что, постоянно противореча ему, я совершаю преступление, ибо этим подрываю его здоровье. Он выкрикнул это обвинение с таким ожесточением, что оно глубоко потрясло меня и заставило в тот момент опасаться, как бы с ним не случилось какого-нибудь припадка». Заметим, что мотив «угрозы здоровью» тоже очень характерен для рассматриваемой патологии.
Психиатры связывают агрессивность и ярость с подсознательным страхом крушения хрупкой конструкции «грандиозность – неполноценность», лежащей в основе нарциссизма. Поэтому у нарциссических личностей ярость часто является реакцией на критику. Хотя никому в Третьем рейхе не позволялось критиковать фюрера, известно, что Гитлер до своего прихода к власти был весьма чувствителен к критике со стороны немецкой прессы, а до начала войны – прессы зарубежной. Очень остро реагировал он и на несогласие со стороны сподвижников, которое расценивал как предательство. Так, в 1933 году, когда недавний «соратник по борьбе» Штрассер отказался поддерживать Гитлера, у последнего это вызвало дикую вспышку гнева. По некоторым свидетельствам, глава НСДАП в ярости катался по полу и грыз ковер. Рассказывают, что Геринг по этому поводу заметил: «Все мы знаем, что Адольф – вегетарианец, но никогда не думали, что в его меню входят ковры». Впрочем, возможно, это – всего лишь еще один миф.
Еще один признак нарциссизма – это отсутствие эмпатии, то есть способности к сопереживанию. Гитлер в течение всей жизни избегал нормального человеческого сближения с кем-либо, его личная сфера оставалась совершенно закрытой даже для ближайших соратников.
«За все годы… сотрудничества я в человеческом плане не сблизился с ним в большей мере, чем в первый день нашего знакомства, хотя мной пережито вместе с ним так много. Во всем его существе было что-то такое, что невольно отстраняло от личного сближения с ним», – вспоминал впоследствии Риббентроп. Гудериан в своих мемуарах писал примерно то же самое: «…Была у него и роковая черта в характере – замкнутость, самоуединение. У него не было ни одного настоящего друга. Даже его старые партийные коллеги были всего лишь его сподвижниками, но отнюдь не друзьями. Насколько мне известно, Гитлер ни с кем не поддерживал дружественных отношений. Никому он не рассказывал о своих сокровенных мыслях, ни с одним человеком не беседовал откровенно. Как не мог он найти себе друзей, так не мог он иметь способностей страстно и серьезно любить женщину… Одиноко шел он по миру, помешанный на своих гигантских планах». По поводу женщин в судьбе Гитлера мы уже говорили, а вот друзей – по крайней мере, в период общения с Гудерианом – у него действительно не было. Единственным возможным исключением можно считать Геринга. Впрочем, и это под большим вопросом. «Мне неизвестно о его дружбе с кем-либо. Он был очень замкнутым человеком», – вспоминала Иоганна Вольф, личный секретарь Гитлера с 1929 года.
Переживание собственной сверхзначимости проявляется у нарциссических личностей в отрицании обязательности для них этических норм, которые якобы писаны только для «обычных людей». Нарциссические личности живут по принципу «цель оправдывает средства», они считают для себя вполне приемлемыми ложь и нарушение общеобязательных правил. В отношении Гитлера это вполне справедливо. К примеру, после победы над Францией «нарциссизм Гитлера достиг небывалой высоты. В разговоре с одним из партийных функционеров он… заявил, что первым и единственным из смертных вознесся в «статус сверхчеловека», в связи с чем его следует рассматривать как «не столько человеческое, сколько божественное» существо, которое стоит «над законом» и к которому «неприменимы условности человеческой морали».
Статс-секретарь геббельсовского министерства пропаганды Отто Дитрих после войны писал: «При выборе средств… у него полностью отсутствовало чувство добра и зла, отсутствовал моральный императив». А в конце войны, по воспоминаниям Шпеера, Гитлер «умышленно хотел, чтобы люди гибли вместе с ним. Для него уже не существовало моральных границ. Конец собственной жизни означал для него конец всего».
Нарциссические лица в случае серьезных неудач при осуществлении своих планов могут впадать в кратковременную депрессию. Однако эта депрессия, как правило, длится недолго и быстро проходит, как только возникают благоприятные условия для продолжения деятельности.
Гитлер неоднократно проявлял депрессивные реакции, вплоть до суицидальных попыток (в 1923 году после провала Мюнхенского путча и в 1931 году в связи с самоубийством его племянницы Гели Раубаль). В этом же ряду можно рассматривать и двухнедельный отказ от пищи после заключения в крепость Ландсберг, и суицидальное настроение после неудачи НСДАП на выборах 6 ноября 1932 года, совпавшее по времени с попыткой самоубийства Евы Браун. Но все эти депрессии носили достаточно кратковременный характер, и Гитлер неизменно возвращался к активной политической деятельности.
Гитлеру был свойственен страх за собственное здоровье, который, вероятно, имел свое основание в многочисленных психосоматических симптомах – известно, что фюрер жаловался на желудочные колики, обильное потовыделение, тремор конечностей. Желудочные колики мучили фюрера при любых психических перегрузках – как в радостные (аншлюс Австрии), так и в тревожные моменты (оккупация Рейнской области, оккупация Чехословакии). В последнем случае боли были так сильны, что Гитлер приступил к составлению завещания. Эти боли, однако, мгновенно прекратились, как только ситуация получила благоприятное для Гитлера развитие.
Боли в желудке Гитлер считал предвестниками рака. Ипохондрия также выражалась в преувеличенном страхе заболеть сифилисом или вообще какой-нибудь заразной болезнью Здесь можно усмотреть некоторую параллель с отношением Гитлера к евреям. Как только Гитлер начинал говорить о евреях, сразу начинали мелькать «паразиты», «черви», «бациллы», «чума», «вирус», «туберкулезный народ» и т. п.
Впрочем, страх перед болезнью можно скорее отнести на счет второго психического отклонения, которым, очевидно, страдал глава Третьего рейха – паранойи. Посмотрим, насколько обоснованным выглядит этот второй диагноз.
Как известно, основными симптомами параноидного личностного расстройства являются: сверхценные и бредовые идеи, подозрительность, недоверчивость, упрямство. Всего этого у Гитлера было в избытке.
Политику, проводимую Гитлером, определяли четыре взаимосвязанные сверхценные идеи: величие Германии, борьба с евреями, уничтожение большевизма и завоевание «жизненного пространства» на Востоке. При этом «борьба с евреями» носила характер, скорее, не сверхценной, а бредовой идеи, поскольку предполагала существование всемирного еврейского заговора. То же можно сказать и о «борьбе с большевизмом».
Фюрер был абсолютно уверен, что СССР (или «Азия», как он порой выражался) планирует «порабощение» Европы (да что там мелочиться – всего мира), и на этом основании зачастую отвергал любые объективные доводы о политическом и военном положении. «Борьба с большевизацией Европы» стала важнейшей частью «мессианской программы» Гитлера. Из-за этого он вмешался в гражданскую войну в Испании, хотя это привело к обострению отношений с Англией, с которой Гитлер всегда желал «вечной дружбы». Из-за этого был заключен Антикоминтерновский пакт с Японией, что вызвало недоумение немцев по поводу «расовых аспектов» этого союза. Из-за этого во время войны Гитлер принципиально отказывался от переговоров со Сталиным: «В борьбе против большевизма никакому компромиссу места нет… Исход этой войны дипломатическими средствами решен быть не может!» – вспоминал слова Гитлера Риббентроп.
Понятно, что «мировоззренческая» антикоммунистическая политика Германии вызывала недоумение в европейских странах, придерживавшихся традиционной «реальной политики». Тот же Риббентроп писал в своих воспоминаниях: «В намерения Гитлера входило подтолкнуть к участию в антикоммунистическом фронте также и Британскую империю… Когда я в январе 1937 г., после подписания Италией Антикоминтерновского пакта, вернулся из Рима в Лондон, у меня состоялась беседа по этому поводу с английским министром иностранных дел Иденом. Я хотел доказать ему значение этого идеологического сплочения для всего культурного мира. Когда Иден заявил мне, что в Англии подписание Антикоминтерновского пакта… воспринято с неудовольствием, я со всей откровенностью растолковал ему смысл и цель пакта и его значение для всего некоммунистического мира, а тем самым и для Британской империи. Я указал на то, что этот пакт не направлен ни против кого другого, кроме мирового коммунизма, и что он открыт для вступления в него и Британии. Но я натолкнулся на полное непонимание со стороны Идена, и даже позже мне никогда не доводилось услышать от английского правительства хоть что-то насчет этой инициативы. В Англии не хотели видеть коммунистической опасности».
Другой «принципиальный мировоззренческий вопрос» – бескомпромиссная политика Гитлера в отношении евреев – создал для Германии, по словам Риббентропа, «дополнительное внешнеполитическое бремя, равнозначное по своей тяжести вражде какой-либо великой державы».
Патологическая ненависть к евреям одолевала Гитлера на протяжении всей его политической карьеры. В 1922 году он обещал, что после прихода к власти «прикажет поставить на площади Мариенплац в Мюнхене столько виселиц, сколько поместится, лишь бы не мешать проезду транспорта, и прикажет вешать евреев, одного за другим, и висеть они будут столько, сколько позволят элементарные нормы гигиены. И как только снимут одних, сразу же будут повешены следующие, пока в Мюнхене не останется ни одного еврея». В «Mein Kampf» Гитлер определил политику в отношении евреев – уничтожение: «Я уверен, что действую вполне в духе Творца всемогущего: борясь за уничтожение еврейства, я борюсь за дело Божие ».
Согласно непреклонному убеждению Гитлера, межгосударственный еврейский центр с филиалами в Москве, Париже, Лондоне и Нью-Йорке вел планомерную скоординированную работу по большевизации всего мира. Гитлер на полном серьезе полагал, что Сталин находился под еврейским влиянием. Риббентроп, который, в отличие от большинства верхушки Третьего рейха (Гитлер, Гиммлер, Борман и Геббельс были адептами «теории заговора»; Геринг антисемитом не был), во всемирный еврейский заговор не верил, потратил массу усилий на то, чтобы повернуть германскую внешнюю политику в рациональное русло. Одно время (в 1939–1940 гг., после подписания мирного договора с СССР) ему даже казалось, что фюрер эволюционирует в нужном направлении. Однако «в дальнейшем ходе войны фюрер все сильнее возвращался к мысли о действенности интернационального еврейского заговора против Германии… Переубедить Адольфа Гитлера было невозможно, и он постоянно повторял мне, что в этом вопросе я ничего не смыслю… В 1944 г. высказывания Гитлера все больше концентрировались на столкновениях с еврейством. В конце концов им овладел тупой фанатизм».
Следующая «фирменная черта» параноиков – недоверчивость и подозрительность. Как считают медики, подозрительность параноических личностей «носит всеохватывающий характер, поскольку болезненная подозрительность порождается не определенными внешними обстоятельствами, а коренится в психике самой личности».
Недоверчивость отмечалась многими современниками как основополагающая черта характера Гитлера. Верховный комиссар Данцига от Лиги Наций швейцарец Карл Бургхардт в начале 1930-х годов писал: «Он не доверяет никому и ничему, подозревает каждого в контакте с врагом или даже в готовности перебежать на сторону врага». «Был ли вообще хотя бы один генерал, которому доверял Гитлер?.. На этот вопрос можно ответить только отрицательно», – писал Гудериан. Как мы уже выяснили в одной из предыдущих глав, оснований не доверять своим генералам – по крайней мере, не испытывать к ним слепого и всепоглощающего доверия – у фюрера было предостаточно. Ту же черту своего шефа подмечает и Риббентроп: Гитлер «мог быть непостижимо недоверчивым… К министерству иностранных дел и его чиновникам Гитлер относился с недоверием». Учитывая дипломатические «таланты» Риббентропа, это тоже вряд ли можно считать ненормальным. Шпеер говорил, что недоверчивость была «жизненной стихией» Гитлера.
В качестве одного из примеров гитлеровской паранойи часто приводят «Ночь длинных ножей» 1934 года, когда фюрер физически ликвидировал своих недавних сподвижников – верхушку штурмовых отрядов (СА). Официально было объявлено о том, что ликвидирован опаснейший заговор против государства. Верил ли сам Гитлер в наличие такого заговора? Возможно, он опасался «Второй революции», о которой постоянно твердил глава штурмовиков Рем и которая угрожала положению Гитлера, которого он добился с таким трудом? Или правы те, кто видит в расправе со штурмовиками сигнал, данный Гитлером представителям армии и крупного капитала – «Второй революции» не будет, масштабных потрясений тоже, с нацизмом можно успешно сотрудничать? Именно эта точка зрения представляется наиболее обоснованной.
Еще одна характерная черта параноиков – абсолютно иррациональное упрямство. Упрямство Гитлера, его несговорчивость, нетерпимость к возражениям, доходящие до полного игнорирования реальности и разумных аргументов, отмечались многими современниками. «Скорее можно было сдвинуть с места Монблан, чем добиться от фюрера отказа от однажды принятого им решения», – писал Риббентроп.
Болезни Гитлера, если можно так выразиться, не стояли на месте, они прогрессировали. Это касается и физических, и душевных недугов. Многие отмечали, что фюрер заметно деградировал после каждого серьезного провала. Первым таким ударом стал Сталинград. «Когда я увидел Гитлера после катастрофы под Сталинградом (я не встречался с ним 14 месяцев), я заметил, что он сильно изменился. Левая рука тряслась, сам он сгорбился, глаза навыкате смотрели застывшим, потухшим взглядом; щеки были покрыты красными пятнами. Он стал еще более раздражительным, терял в гневе равновесие, не отдавал себе никакого отчета в том, что он говорил и какие решения принимал», – писал Гудериан.
Покушение 20 июля 1944 года привело к развитию «второй стадии». «Его душевное равновесие было навсегда нарушено. Выступили наружу все злые духи, которые жили в его душе. Его действия ничем не были обузданы… Свойственное его характеру глубоко укоренившееся недоверие к людям вообще, и к генеральному штабу и генералам в частности, превратилось теперь в ненависть… Грубость превратилась в жестокость, склонность к блефу – в лживость. Он часто говорил неправду, сам не замечая этого, и заранее предполагал, что люди его обманывают. Он никому не верил… Он часто терял самообладание и не давал себе отчета в своих выражениях… Он постоянно стремился к тому, чтобы ввести себя и окружающих в заблуждение относительно истинного положения вещей, пытаясь сохранить хотя бы видимость крепости своего государственного здания».
Геббельс, всегда избегавший каких-либо критических замечаний в адрес фюрера, тоже сетовал в 1945 году:
«Похоже, что счастливая звезда фюрера его покинула! Если бы теперь его увидел человек, не встречавшийся с ним два или три года, он был бы потрясен его видом. Он не только постарел, но и утратил инициативу и уже не может принимать молниеносные решения, полагаясь на интуицию, которая явно его оставила».
Должны ли мы сделать вывод о том, что Гитлер был душевнобольным? Нет. Нарциссизм и паранойя – это не обязательно симптомы шизофрении. Однако Гитлер не был и «нормальным». У него – как, впрочем, и у многих других людей – наличествовали выраженные личностные расстройства. Поэтому любой серьезный анализ деятельности Гитлера обязан принимать их во внимание.
Но поставим вопрос иначе: мог ли абсолютно нормальный человек, лишенный каких-либо психических отклонений, сделать столь головокружительную карьеру, как это удалось Гитлеру? История, конечно, не знает сослагательного наклонения, но ответ, скорее всего, будет отрицательным. Например, если бы Гитлер не был столь слепо уверен в собственной избранности, он вряд ли смог бы с таким упорством идти к цели.
Сказывались ли нарциссизм и паранойя на образе его мышления и принимаемых решениях? Конечно же, да. Но говорить на этом основании, что «Германией управлял безумец», было бы явным преувеличением. По крайней мере, если мы употребляем слово «безумец» в медицинском, а не морально-этическом плане.
