ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » Запрещенный Гитлер. 10 мифов о фюрере
Запрещенный Гитлер. 10 мифов о фюрере
  • Автор: admin |
  • Дата: 23-12-2013 19:17 |
  • Просмотров: 28106

Вернуться к оглавлению

Миф № 7

ЗОЛОТО ПАРТИИ

 

«Фашизм – это открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала. Фашизм – это не надклассовая власть и не власть мелкой буржуазии или люмпен-пролетариата над финансовым капиталом. Фашизм – это власть самого финансового капитала. Это организация террористической расправы с рабочим классом и революционной частью крестьянства и интеллигенции. Фашизм во внешней политике – это шовинизм в самой грубейшей форме, культивирующий зоологическую ненависть против других народов». Определение Димитрова, знакомое многим из нас с советских времен.

«Фашизм был тенью или уродливым детищем коммунизма», – эти слова Черчилля были подхвачены создателями концепции тоталитаризма, пытавшимися доказать единосущность коммунизма и национал-социализма исходя из сходства внешних признаков. Национал-социализм – это «восстание масс», за которое крупный капитал не несет никакой ответственности.

Две полярно противоположные точки зрения – и два мифа. Миф о том, что Гитлер был простым орудием крупного капитала, и миф о том, что германский бизнес не сыграл никакой заметной роли в его приходе к власти, более того, был настроен в общем и целом против нацизма. Что ж, попробуем разобраться, где на самом деле кроется истина.

В Германии бизнес традиционно финансировал так называемые «буржуазные» партии. Предприниматели субсидировали консерваторов, либералов, а также католическую партию Центра. В кайзеровской Германии это, однако, не помешало стремительному взлету социал-демократии. Уже это одно показывает, что деньги в политической борьбе решают многое, но не все. После поражения в войне и революции бизнес был заинтересован в первую очередь в том, чтобы не допустить прихода к власти крайне левых. В этот период активно финансируются «добровольческие корпуса» и различные военизированные организации, основная задача которых – «навести порядок в стране», защитить положение традиционных элит. В начале 1920-х годов угроза революции сохранялась: Германия находилась в состоянии глубокого экономического кризиса, значительная часть населения была недовольна новой властью. В такой ситуации для бизнеса совершенно логично было финансировать силы, активно выступающие против «красной угрозы», в том числе и небольшие партии праворадикального толка. К их числу относилась и НСДАП.

В первые годы своего существования национал-социалисты были небольшой баварской партией, одной из сотен ей подобных, существовавших в Германии. Соответственно, и финансировалась она в основном местным, баварским капиталом – скорее средним, нежели крупным. Разумеется, из этого правила имелись исключения: в октябре 1923 года, буквально накануне «Пивного путча», один из капитанов германской тяжелой промышленности, Фриц Тиссен, передает Гитлеру весьма солидную по тем временам сумму – 100 тысяч золотых марок. Тиссен потом поссорится с Гитлером и напишет мемуары под красноречивым названием «Я платил Гитлеру», но до этого он окажет нацистам существенную помощь в приходе к власти. Известно, что немалую роль в обеспечении контактов Гитлера с экономической элитой сыграл новый приверженец национал-социалистов – Герман Геринг, который имел хорошие связи в верхах общества.

Провал попытки переворота в Мюнхене в ноябре 1923 года, известной как «Пивной путч», привел к временному упадку национал-социалистов. Гитлер оказался за решеткой, в партии начались разброд и шатания. В частности, усиливалось «социалистическое» крыло во главе с братьями Штрассерами, которое активно использовало антикапиталистические лозунги. Слово «социалистический» в названии партии и раньше внушало определенный скепсис представителям бизнеса, а теперь наработанные с таким трудом связи грозили вообще оборваться. К тому же с 1924 года начался экономический подъем, и интерес к радикальным партиям со стороны как избирателей, так и серьезных спонсоров вполне логично пошел на спад.

В самом конце 1924 года Гитлер выходит на свободу. Его глазам открывается безрадостная картина – партия фактически распалась, между региональными группировками идет ожесточенная борьба за влияние, выборы в рейхстаг заметного успеха не приносят. Следующие несколько лет Гитлер посвящает важной работе – превращает партию в единый, сплоченный организм, безраздельным главой которого становится он сам. Все «сепаратисты» либо приводятся к повиновению, либо безжалостно вычищаются из рядов НСДАП. Эти годы становятся весьма важным этапом развития партии – именно тогда закладывается фундамент для ее будущих успехов, хотя число избирателей НСДАП до начала кризиса растет весьма скромными темпами.

Помимо необходимости укрепить свои «фюрерские» позиции внутри партии Гитлер столкнулся еще с рядом серьезных проблем. Одной из них стало весьма бедственное финансовое положение национал-социалистов. «Нехватка средств у фашистов стала перманентным явлением. Были серьезные затруднения с изданием «Фёлькишер беобахтер», – их удалось преодолеть только вследствие благожелательности владельца одной из мюнхенских типографий, единомышленника нацистов Мюллера. В Саксонии очень полезным оказался фабрикант Мучман, связавший гитлеровцев со своими коллегами и обеспечивший кое-какие субсидии. Но все это едва ли могло устроить нацистских главарей, которым нужны были средства для развертывания пропаганды, содержания штурмовых отрядов», – пишет Л.И. Гинцберг. В поисках спонсоров Гитлер отправляется в поездки по стране, встречается с представителями германской бизнес-элиты. Одна из главных целей его визитов – Рурская область, сердце германской тяжелой промышленности. Магнаты угля и стали традиционно отличаются правыми политическими симпатиями, заинтересованы в укреплении позиций страны на мировой арене и в крупных военных заказах. Все это – отказ от ограничений Версальского договора, создание сильной армии, укрощение «красных» и профсоюзов – им обещает Гитлер. Глава НСДАП старается объяснить своим слушателям, что слово «социалистическая» в названии партии служит скорее для привлечения избирателей и никаких мер по экспроприации крупной собственности в случае прихода к власти предприниматься не будет. НСДАП выступает за гармонию между трудом и капиталом, а частная собственность для нее столь же священна, как и для магнатов индустрии.

Речи Гитлера выслушиваются с одобрением, Геббельс фиксирует в своем дневнике овацию со стороны слушателей и успешно установленные контакты. Увы, золотой дождь на партию не проливается. Большинство «капитанов экономики» предпочитают финансировать «традиционных» правых – Национальную народную немецкую партию и Национальную немецкую партию. Именно им отправляется львиная доля средств. Нацистам отводится роль младших партнеров, которые нужны главным образом для того, чтобы переманить часть избирателей от коммунистов и социал-демократов. Финансирование НСДАП ведется, что называется, по остаточному принципу.

Разумеется, нацистская пропаганда, утверждающая, что партия финансируется только за счет взносов и пожертвований рядовых избирателей и совершенно независима от большого бизнеса, серьезно искажает факты. Но не настолько, как об этом было принято писать в советской историографии. Гитлер не был марионеткой в руках «крупного монополистического капитала», ему нужно было приложить огромные усилия, чтобы убедить этот самый капитал в своей полезности.

Важным шагом на этом пути стала состоявшаяся летом 1927 года встреча Гитлера с «угольным бароном» Эмилем Кирдорфом, возглавлявшим Союз горнодобывающей промышленности Рура. В ходе беседы, продолжавшейся четыре с половиной часа, идеи Гитлера так понравились магнату, что тот поручил лидеру национал-социалистов изложить их в письменном виде. Вскоре он разослал гитлеровскую брошюру, отпечатанную тиражом 2000 экземпляров, многим представителям деловых кругов Веймарской республики.

Гитлер всячески стремится продемонстрировать свою добропорядочность. Многие положения программы партии, которые изначально имели антикапиталистическую направленность (например, пункт 17, в котором говорится о конфискации крупной земельной собственности), смягчаются (как правило, говорится о том, что они касаются только еврейского капитала). После долгих попыток замять этот вопрос нацисты в 1930 году однозначно заявляют о своем отрицательном отношении к забастовкам как «орудию классовой борьбы». Гитлер даже идет на союз с консерваторами – Национальной немецкой народной партией Гугенберга; в 1929 году они единым фронтом выступают против репарационного плана Юнга. В этом союзе нацисты готовы играть роль младшего партнера; взамен им предоставляются весьма значительные финансовые ресурсы – Гугенберг согласен отдавать нацистам каждую пятую марку, поступающую в фонд его партии. По некоторым подсчетам, это составляет около 2 миллионов марок в год. Сам Гитлер заявил по этому поводу своим сподвижникам: «Союз с Национальной партией выгоден потому, что в этой борьбе мы сможем использовать их богатые денежные источники. Черпая из них, мы в то же время должны вести борьбу так, как если бы она была нашим, и только нашим, делом».

Возможно, нацистам пришлось бы еще долго прозябать на положении младшего партнера, подбирая крохи со стола своих патронов, если бы не грянувший в конце 1929 года мировой экономический кризис, который с легкой руки американцев принято называть «Великой депрессией». По не успевшей толком оправиться от недавних потрясений и продолжающей выплачивать репарации победителям Германии кризис ударил особенно больно. Миллионы людей оказались в рядах безработных, полные ненависти к системе и готовые поддержать любую радикальную политическую силу, которая пообещает им хлеб и работу. Только-только начавший «накапливать жирок» средний класс снова оказался перед лицом бедности и разорения. Серьезные потери понес и крупный капитал. Идеи и рецепты национал-социалистов оказались в этой ситуации как нельзя более кстати.

Это прекрасно продемонстрировали сентябрьские выборы в рейхстаг 1930 года. По сравнению со своим результатом двухлетней давности национал-социалисты смогли увеличить число поданных за них голосов в восемь (!) раз и получить более ста депутатских мандатов. Традиционные правые партии, напротив, понесли потери. В этой ситуации ни о каком «младшем партнере» уже не могло быть и речи. Успехи НСДАП заставили большой бизнес внимательнее присмотреться к партии, лидер которой обещал порядок, процветание и ликвидацию классовой борьбы. К этому же толкали и успехи коммунистов – довольно быстро в глазах многих представителей правящей элиты партия Гитлера стала выглядеть единственной силой, способной справиться с «красной угрозой». А значит, ее нужно было финансировать.

Именно после выборов 1930 года субсидии со стороны крупной промышленности начинают широкой рекой течь в кассу партии. Флик, Шредер, Тиссен, Шахт – вот далеко не полный список магнатов, которые начинают вкладывать деньги в Гитлера. С этого момента отношения между НСДАП и большим бизнесом начинают развиваться, так сказать, по восходящей спирали – чем большие субсидии получают нацисты, тем легче им вести предвыборную борьбу и привлекать голоса избирателей; чем больше людей привлечет под свои знамена партия, тем более привлекательным «объектом инвестиций» она становится в глазах предпринимателей. Еще с января 1930 года по инициативе Кирдорфа, который распоряжался фондами Союза горнорудных и стальных предпринимателей, так называемым «Рурским сокровищем», в пользу гитлеровской партии начали отчисляться по 5 пфеннигов с каждой проданной тонны угля. В год это составляло 6 миллионов марок. Рейнско-вестфальская промышленная группа перечислила в кассу НСДАП за 1931–1932 годы не менее миллиона марок.

Одновременно все громче звучат голоса, обвиняющие Гитлера в «предательстве социализма». В частности, об этом говорит Отто Штрассер – далеко не последний в партии человек. Гитлер пытается убедить его в правильности своей линии и ведет долгие душеспасительные беседы; на прямой вопрос собеседника, что фюрер сделает с фирмой Круппа, когда придет к власти, оставит ли он ее в неприкосновенности, Гитлер отвечает: «Само собой разумеется. Неужели вы полагаете, что я стремлюсь уничтожить германскую тяжелую промышленность?» И добавляет: «Наши предприниматели обязаны своим положением своим способностям. Этот отбор, лишь подтверждающий их принадлежность к высшей расе, дает им право руководить». Штрассера ответы не устроили, и он перешел в оппозицию, попытавшись создать конкурирующую организацию, которая, однако, успеха не имела.

В течение 1931–1932 годов экономический кризис продолжал усиливаться. Падение производства, рост числа безработных, явная неспособность государства справиться с катастрофическим развитием событий благоприятствовали национал-социалистам, равно как и их злейшим врагам – Компартии Германии. Все большее число людей, как рядовых избирателей, так и представителей экономической и политической элиты, считали, что призвать нацистов к власти – единственный способ избежать «большевистского хаоса». «Летом 1931 года, – вспоминал Отто Дитрих, шеф отдела печати НСДАП, – фюрер решил сосредоточиться на систематической обработке влиятельных промышленных магнатов… Конспирация была абсолютно необходима, поэтому, чтобы не навредить делу, представителей прессы лишали всякого доступа к информации. Успех увенчал дело».

В январе 1932 года Гитлер выступает с речью в Индустриальном клубе в Дюссельдорфе. Его аудитория – представители промышленных концернов и банков Германии. Идеи фюрера нравятся слушателям, сразу же после выступлений касса партии значительно пополняется. Весной 1932 года сторонники Гитлера из числа «капитанов экономики» объединяются в рамках так называемого «кружка Кеплера» (позднее он станет известен под именем «общества друзей Гиммлера»). Цель создания кружка – не только финансирование нацистской партии, но и контроль над ее экономической программой. Гитлер, впрочем, был совсем не против пойти навстречу пожеланиям своих спонсоров, о чем вполне недвусмысленно заявил на первом же заседании кружка.

Важный материал относительно источников финансирования НСДАП дают материалы Нюрнбергского трибунала. Ялмар Шахт, бывший глава рейхсбанка и министр экономики в 1934–1937 годах, сыгравший важнейшую роль в финансовом обеспечении национал-социализма, отвечал на вопрос американского обвинителя Джексона: «Выборы Гитлера должны были иметь место 5 марта, и для этой избирательной кампании он нуждался в деньгах. Он попросил меня обеспечить его деньгами, и я это сделал. Геринг созвал всех этих людей, и я произнес речь. Пожалуй, это нельзя назвать речью, так как Гитлер произнес речь. Я просил их сказать, на какие денежные суммы они могут подписываться и произвести подписку в пользу выборов. Они подписались на общую сумму в три миллиона и распределили ее между собой… Все это были банкиры и промышленники. Они представляли химическую, металлургическую и текстильную промышленность – фактически все отрасли промышленности».

Наибольших своих успехов национал-социалисты достигли на президентских и парламентских выборах весной – летом 1932 года. На первых Гитлер смог набрать более 13 миллионов голосов, на вторых – сформировать крупнейшую фракцию в парламенте. При этом использовались новейшие избирательные технологии, что стало возможным только благодаря поддержке большого бизнеса. К примеру, пассажирский самолет, на котором Гитлер летал по Германии, выступая иногда в один день на митингах в нескольких разных городах, был предоставлен авиакомпанией «Люфтганза».

Однако влияние НСДАП приближалось к своему пределу: на осенних выборах партии удалось собрать на 2 миллиона голосов меньше, чем летом. Этому факту давались различные объяснения, однако было ясно одно – период стремительного взлета остался позади. Одновременно начались и финансовые проблемы: находясь в состоянии своеобразного головокружения от успехов, Гитлер не считал нужным идти на союз с консерваторами, что было негативно воспринято многими его спонсорами. Нацистскому движению последние по-прежнему не полностью доверяли, считая его слишком радикальным. Этот радикализм мог быть компенсирован благодаря союзу с традиционными правыми, которые смогли бы держать Гитлера в узде, полагали представители бизнес-элиты.

И все же НСДАП оставалась единственной крупной силой, способной противостоять коммунистам, систематически наращивавшим свое влияние на массы. Именно поэтому осенью 1932 года престарелый президент Пауль фон Гинденбург получает ряд обращений от представителей деловых кругов, призывающих доверить Гитлеру правительственную ответственность. Разумеется, речь не должна идти о чисто нацистском кабинете – в состав правительства должны войти и консерваторы. Иллюзия о том, что Гитлера удастся держать под контролем, была весьма живучей.

Особенно важную роль сыграла петиция, поступившая 19 ноября в канцелярию президента и подписанная такими ключевыми фигурами немецкой экономики, как Тиссен, Шредер, Шахт, директор «Коммерцбанк» Рейнхарт, монополист калийного производства Ростерг, председатель союза юнкеров «Ландбунд» Калькрейт и многие другие. Эти обращения не могли не повлиять на Гинденбурга, который ранее относился к Гитлеру с презрительной брезгливостью и громогласно заявлял, что этому выскочке он может предоставить только должность министра почты. В конечном счете под давлением различных группировок политической и экономической элиты президент 30 января 1933 года назначает Гитлера рейхсканцлером. Настал день, который потом назовут самым черным в германской истории.

Оправдались ли расчеты «капитанов германской экономики» после прихода Гитлера к власти? На этот вопрос сложно ответить однозначно. С одной стороны, надежды на то, что Гитлера удастся держать под контролем, оказались иллюзиями; свежеиспеченный рейхсканцлер довольно быстро избавился от назначенной ему опеки в лице консерваторов и взял в свои руки всю полноту власти. Вмешательство государства в экономику было весьма значительным: в середине 1930-х годов в этой сфере были проведены значительные структурные преобразования, благодаря которым была проведена централизация важнейших отраслей промышленности, введены элементы планирования.

Однако эти преобразования в значительной степени отвечали интересам большого бизнеса, более того, были им же и подготовлены. Созданный в 1933 году Генеральный совет германского хозяйства состоял в основном из «капитанов экономики». Гитлер одним махом устранил «красную угрозу», положил конец классовой борьбе. Забастовки были запрещены, владельцы предприятий объявлялись «фюрерами», которым трудовой коллектив был обязан безоговорочно подчиняться. Крупные государственные, в первую очередь военные, заказы заставили экономику заработать с новой силой: прибыли предприятий росли, число безработных, наоборот, стремительно сокращалось. Во второй половине 1930-х годов кризис вспоминался как страшный сон.

Представители бизнес-элиты не остались в долгу. Уже в июне 1933 года под руководством Круппа был создан фонд «подарков Гитлеру», через который национал-социалистам перечислялись большие пожертвования. За последующие 11 лет через этот фонд прошло не менее 700 миллионов марок. Интересы Гитлера и промышленников начали радикальным образом расходиться только в последние месяцы войны, когда Гитлер отдал приказ о «выжженной земле», который требовал уничтожать все промышленные сооружения в оставляемых врагу районах. В отличие от многих других жесточайших приказов фюрера этот был успешно саботирован – еще одно свидетельство в пользу того, насколько сильную и независимую позицию занимала бизнес-элита в Третьем рейхе.

Значит ли это, что Гитлер был лишь орудием в руках крупного капитала, как это иногда утверждали советские историки? Разумеется, нет. Союз между национал-социалистами и бизнес-элитой был союзом равноправным и в какой-то степени даже вынужденным. Вынужденным потому, что серьезной альтернативы сотрудничеству ни у одной, ни у другой стороны практически не было.

Германская бизнес-элита была заинтересована в сильном государстве, уважающем частную собственность и способном создать благоприятные условия для экономического роста. Если совсем просто – чтобы собственность никто не отобрал и чтобы она давала прибыль. Для этого вовсе необязательно прибегать к радикальным рецептам – как показывает пример современной Европы, бизнес может очень хорошо чувствовать себя в стабильной демократической системе западного образца. И в период относительного экономического подъема второй половины 1920-х годов бизнес поддерживал в первую очередь «системные» партии правого и правоцентристского толка – так же, как сегодня германские союзы предпринимателей поддерживают блок ХДС/ХСС.

Проблема заключалась в том, что стабильность в Веймарский период была скорее исключением, нежели правилом. Короткая история республики началась и закончилась глубоким экономическим, общественным и политическим кризисом. Система при этом демонстрировала явную неспособность справиться с этими явлениями; это усугублялось тем, что львиная доля жителей страны относилась к системе как к чему-то чужеродному, связанному с поражением в Первой мировой войне и позорным Версальским миром. Поэтому в годы кризиса силу набирали партии, противопоставлявшие себя существующей системе – правые и левые радикалы.

Многие промышленники и финансисты послевоенной Германии тоже относились к республике более чем прохладно. Они с тоской вспоминали о «старом добром времени», кайзеровской эпохе, когда сильная центральная власть гарантировала стабильность и была способна защитить интересы германской экономики, в том числе и на международной арене. Симпатии деловых кругов были главным образом на стороне консерваторов. Но ни немецкие националисты Гугенберга, ни либералы, ни партия Центра не были в состоянии гарантировать стабильность. В начале 1930-х годов их влияние на избирателя неуклонно падало, а огромные субсидии, которые выделял им германский бизнес, были способны в лучшем случае затормозить это падение, но не остановить его и тем более не сделать обратимым. Становилось ясно: одними только деньгами победы на выборах не добиться. Нужна была сила, способная не только защищать интересы бизнеса, но и вести за собой массы. Такой силой как раз и стали национал-социалисты.

На самом деле вряд ли многие «капитаны экономики» были искренними и горячими приверженцами Гитлера. Им, представителям элиты, мировоззрение которых базировалось на чувстве собственного превосходства над толпой, было трудно не смотреть сверху вниз на этого площадного оратора с забавными усиками. Неслучайно большинство из них рассчитывало, что сможет легко использовать его в качестве орудия, обведя Гитлера вокруг пальца. То, что этот бывший ефрейтор окажется совсем не так прост, станет для многих представителей традиционной элиты неожиданным и весьма неприятным сюрпризом.

Судя по всему, Гитлера и его партию изначально планировали использовать на вторых ролях, для привлечения на правое крыло радикально настроенных избирателей. Но мировой экономический кризис и выборы 1930 года поставили крест на этих планах. Вес, который набрала НСДАП, уже не позволял рассматривать ее как младшего партнера. Именно с 1930 года многие представители большого бизнеса начинают делать основную ставку на национал-социалистов, по-прежнему считая, что сумеют навязать им свою волю по основным вопросам. Действительно, в ситуации политического кризиса, когда количество избирателей стабильно росло только у двух партий – национал-социалистов и коммунистов, – многим казалось, что никакого третьего варианта не существует. Победы коммунистов бизнес не хотел ни в коем случае. Следовательно, нужно было поддержать Гитлера.

Национал-социализм, в свою очередь, нуждался в поддержке крупного капитала для выхода на большую политическую сцену. Гитлер никогда не был социалистом, его мировоззрение было мировоззрением мелкого буржуа, представителя среднего класса, для которого частная собственность священна. Здесь нужно упомянуть еще один миф, который не теряет своей популярности до настоящего времени, несмотря на то что он уже давно развенчан в академической среде – миф о единосущности коммунизма и фашизма, о том, что это – всего лишь две разновидности одной «тоталитарной» модели, которая противостоит свободному, демократическому и рыночному обществу.

Основателями концепции тоталитаризма, появившейся в конце 1940-х годов, считаются такие западные политологи, как К. Поппер и Х. Арендт. Связано ее появление было с разгоравшейся «холодной войной». Основным назначением концепции было заклеймить Советский Союз как аналог Третьего рейха, более того – возложить на левые силы ответственность за преступления фашизма. Не научный, а чисто политический характер этой концепции был раскрыт на Западе уже в 1960-е годы, а окончательно ее разрушил западногерманский исследователь Нольте в своей книге «Фашизм в его эпохе». Однако концепция тоталитаризма продолжает существовать и в речах государственных деятелей, и в научных трудах; в нашей стране она приобрела определенную популярность начиная с эпохи перестройки и исправно служит для осуждения советского прошлого.

В качестве доказательств единосущности фашизма и коммунизма обычно приводится множество внешних признаков, которые у обеих систем действительно похожи. Речь идет об однопартийности, о сильной вертикали власти, о мощном пропагандистском аппарате, квазирелигиозном характере идеологии, сходстве молодежных организаций и политической полиции… На мой, и не только мой, взгляд, утверждать на этом основании, что национал-социализм и «реальный социализм» советского образца – явления одного порядка, это все равно что говорить о том, что канарейка и лимон находятся в близком родстве потому, что они оба практически одного цвета. На самом дел, при определенном сходстве внешних признаков сущность нацизма и советского социализма совершенно разная. В СССР была ликвидирована частная собственность, декларировалось равенство всех людей и дружба народов, высшей ценностью являлся коллектив, а пропагандисты прославляли светлое будущее. Третий рейх, в отличие от Советского Союза, был капиталистическим государством. Здесь частная собственность была неприкосновенной, пропагандировалось превосходство германской расы над всеми остальными, высшей ценностью являлась личность, индивидуум, а пропаганда обращала свой взор в светлое арийское прошлое. Историки потом будут говорить о «радикально антимодернистском» характере гитлеровской Германии. Третий рейх был в чистом виде порождением капиталистической системы, ее крайним средством в стремлении справиться с кризисом и избежать гибели.

Но вернемся к Гитлеру. Уже в начале 1920-х годов будущий фюрер понимал, что без поддержки существующих элит ему не выбраться наверх. В своих речах перед завсегдатаями мюнхенских пивных и навербованными из безработных штурмовиками он мог сколько угодно клеймить капиталистов, наживающихся на страданиях простого человека. Это было не более чем фразой. Выступая перед небольшими аудиториями бизнес-элиты, Гитлер говорил совершенно другие слова. Он мастерски использовал полученные от крупных концернов субсидии, чтобы расширять свое влияние на избирателей, а поддерживавшие его массы избирателей – для того, чтобы оказывать воздействие на «капитанов экономики». Испытывая смешанное с завистью уважение к богатым и успешным бизнесменам, Гитлер отнюдь не был простым орудием в их руках. То, к чему он стремился, – заключить равноправный взаимовыгодный союз.

В конце концов такой союз действительно был заключен. От него выиграли обе стороны – Гитлер пришел к власти, а бизнес-элита получила необходимые ей условия для процветания. При этом нельзя сказать, что в дальнейшем одна из сторон этого соглашения сумела подчинить себе другую. Вплоть до самого конца крупный капитал обладал в Третьем рейхе высокой степенью независимости, какой, пожалуй, не имела ни одна другая группа интересов. После окончания войны, когда Третий рейх вместе со своим фюрером ушел в прошлое, поддерживавшие Гитлера «капитаны экономики» смогли в большинстве своем уйти от ответственности за преступления национал-социализма и продолжали успешно действовать в новой, демократической Германии. Сомнительно, что их мировоззрение при этом радикальным образом изменилось.

Вернуться к оглавлению

Читайте также: