Показать все теги
ГЕРМАНИЯ
В Германии предписания относительно того, как обращаться с ведьмами, разнились в теории и на практике из года в год и от государства к государству. Германия состояла примерно из 300 автономных территорий, как больших, так и крохотных, все вместе они входили в состав Священной Римской империи и формально признавали имперский уголовный кодекс императора Карла V (1532), который требовал для ведьм пыток и смертной казни. На самом деле в каждом государстве были свои законы. Не только протестантские земли, такие как Саксония (чей закон от 1572 г. на много превзошел Каролинские положения), но даже и католические земли, как Бавария, игнорировали имперский кодекс.
Иногда это было хорошо. Так, могущественный епископ Мюнстерский Бернард фон Ресфельд позволил провести ведовской процесс, однако дальнейшие преследования вызвали у него такой протест, что в 1566 г. он оставил свой пост. В 1582 г. генеральный синод протестантов Касселя провозгласил, что дьявол только тогда имеет власть, когда люди боятся ведовства, и что никому нельзя нанести вред колдовством. В 1657 г. в Аморбахе (Майнц) судья Даниэль фон Франкенштейн отказался преследовать людей, которых обвиняли в занятиях погодной магией (и которые якобы уничтожали виноградники), по той причине, что просвещенный архиепископ Майнцский Иоганн Филипп фон Шенборн (друг Шпее) освободил арестованных ранее ведьм.
Правители насаждали или изменяли законы по собственному усмотрению. Протестантский герцог Юлиерс-Берга Вильгельм III находился под сильным влиянием своего врача Иоганна Вейера, скептика, вследствие чего в герцогстве, в отличие от окружающих земель, не было преследований ведьм; однако в старости герцога хватил удар, после которого он уволил Вейера, а в 1581 г. санкционировал пытки ведьм. Епископ Вюрцбургский Филипп Адольф фон Эренберг безжалостно сжег сотни ведьм, не пощадил даже (по совету иезуита) собственного наследника; однако вскоре после этой утраты, году примерно в 1630-м, взгляды епископа, по-видимому, переменились, он заказал поминальную службу по убитому и прекратил процессы. В 1700 г. Фридрих I Прусский подпал под такое сильное влияние Кристиана Томазия, что лично принял меры против одного из своих баронов, казнившего пятнадцатилетнюю девушку на основании ее признания в сношениях с дьяволом.
Более того, поскольку период самых жестоких гонений на ведьм начался сразу после Контрреформации (1570) и продолжался во время Тридцатилетней войны (1618-1648), когда многие земли из католических вдруг становились протестантскими и наоборот, методы наказания за ведовство менялись каждый год. В Хагенау (Эльзас) женщину, обвиненную в ведовстве в 1573 г., когда судьями были протестанты, не пытали, а отпустили на свободу. В 1577 г. ту же женщину обвинили снова, но теперь судьями были католики. Суд над ней тянулся год, ее пытали семь раз, наконец она призналась и была сожжена. Сожгли еще и соучастницу, шесть других женщин были обвинены в ведовстве. Католическая епархия Бамберга прославилась как центр преследований ведьм при епископе Готфриде Иоганне Георге II (1623), но когда народ восстал и радостно приветствовал протестантскую шведскую армию, ведовские процессы временно прекратились: с 1632 по 1636 г.
Зачастую даже представители одной конфессии расходились в способах обращения с ведьмами. Иезуиты поначалу действовали очень активно по отношению к ведовству, и их ведущие теологи, Мартин дель Рио к примеру, писали устрашающие сочинения, в которых призывали к истреблению ведьм. Позднее иезуиты встали на защиту взглядов меньшинства, а отец Адам Таннер (1617) и отец Фридрих фон Шпее (1631) вели борьбу с мракобесием. Лютеранина Бенедикта Карпцова, «законодателя Саксонии», хваставшегося, что прочел за свою жизнь Библию 53 раза, и о котором шла молва, будто он сжег 20 000 ведьм, сменил либерально настроенный Кристиан Томазий. Настоятель Бальтазар фон Дернбах из Фульды приказал известному своей свирепостью судье Бальтазару Россу истреблять ведьм, надеясь таким образом запугать протестантов и добиться от них повиновения. Росс втыкал в тела подвешенных на страппадо женщин раскаленные докрасна вертела. С 1603 по 1606 г. он казнил 300 человек. Однако в 1606 г. новый аббат Иоганн Фридрих фон Швальбах прекратил процессы и держал Росса в тюрьме до самой его казни в 1618 г. — но не за сожжение невинных, а «потому, что он присваивал и использовал в личных целях огромные суммы из судебных издержек».
Дополнительные разногласия проистекали из обычая направлять сомнительные случаи на юридические или теологические факультеты университетов для арбитража. Но и университеты не всегда придерживались единого мнения. К примеру, когда герцог Максимилиан I Баварский (1597-1651) захотел узаконить пытку как часть процедуры преследования ведьм, трое его советников воспротивились такой идее. Тогда он обратился к университетам; Кельн выступал против пыток, а Фрайбур и Ингольштадт одобряли их применение. В пределах одного-двух десятилетий интеллектуальный настрой одного и того же университета мог претерпеть резкие изменения. Во время дела семьи Бланкенштейн университет в 1676 г. требовал помилования для женщины, обвиненной в убийстве при помощи ведовства, а в 1689 г. за то же самое преступление на основании столь же нелепых показаний порекомендовал сжечь живьем ее дочь — произошло это всего 13 лет спустя, да еще в тот период, когда в других регионах охота на ведьм утихала.
Ведовство пришло в Германию поздно, и до 70-80-х гг. XVI в. процессы против ведьм отнюдь не были часты. В других европейских странах ведьм судили с XV столетия, в особенности в Южной Франции и в альпийских областях Италии, откуда явление перетекло во французские Альпы, Швейцарию и Тироль. Профессор юриспруденции в Констанце Ульрих Молитор адресовал эрцгерцогу Сигизмунду Австрийскому книгу о ведовстве, материалом для которой послужили преследования ведьм инквизитором Генрихом Инсисторисом в Тироле с августа по октябрь 1485 г. Оттуда ведовство без всякой системы распространилось через Южную Швабию на Вюртемберг и Франконию и далее, на Рейнские земли. Единичные ведовские процессы проходили в 1475 г. в Гейдельберге, в 1488 г. в Меце, в 1518 г. в Вальдзее, в 1521 г. в Гамбурге.
Ведовство окончательно материализовалось в Германии после Тридентского собора (1563), когда решено было вновь отвоевать эту страну у протестантизма; «Общество Иисуса» (иезуиты) обеспечило необходимую организацию Контрреформации. Подобно тому как инквизиторы-доминиканцы насаждали ведовство по всей Европе в XIII и XIV вв., иезуиты делали то же самое в Германии в XVI и XVII вв. Конгрегация набралась сил в Австрии, затем в 1590 г., преодолевая апатию приходского духовенства, вдохновила принятие законов, на основе которых преследование ведьм началось в Баварии. Иезуиты преобладали в епархиях Бамберга, Вюрцбурга и Трира. В 1589 г. генерал «Общества Иисуса» Клаудио Аквавива отдал приказ своим подчиненным в Рейнских землях всячески поощрять светских правителей привлекать ведьм к суду, а жителей этих земель — доносить на своих соседей; священникам, однако, запрещено было вмешиваться. Сходные указания отдали два других иезуита, Георг Шерер и Иеремия Дрексель. А теологи-иезуиты, такие как Петр Тирейский (1594), пропагандировали новую теорию с университетских кафедр.
Этот неожиданный поворот ясно отражен в протоколах сожжений ведьм до и после третьей четверти XVI столетия.
Монополия на ведовство отнюдь не принадлежала католикам; протестанты столь же рьяно уничтожали ведьм, а иногда проявляли в этом деле даже большее усердие. В то время вера в Бога была сопоставима только с верой в Его противника, а потому страх и ненависть к тем, кто вступал с дьяволом в союз, охватила все земли империи, как католические, так и протестантские. Лютеране, можно даже сказать, были в какой-то степени «ориентированы на дьявола» — Лютер в «Большом катехизисе» упоминает его 67 раз, а Христа только 63 — и нисколько не уступали католикам в принципиальности, когда речь заходила о выяснении, кто является врагом Господа. К примеру, в протестантской Саксонии, в Кведлинберге, городке с населением 12 000 человек, за один день 1589 г. было сожжено 133 ведьмы, это была крупнейшая из всех зарегистрированных массовых казней.
Не следует утверждать, что приверженцы какой-то одной религии были более жестоки в преследованиях, чем другие, ибо зачастую все дело было в личном влиянии людей деградировавших, безразличных к любой вере. Такое влияние оказывал профессор Лейпцигского университета Бенедикт Карпцов на епископа Готфрида Иоганна Георга из Бамберга. Тем не менее складывается впечатление, что наиболее жестокие преследования — и по количеству жертв, и по длительности — имели место именно в католических землях, и, возможно, именно там, где не только духовная, но и светская власть принадлежала князьям Церкви: епископам Майнца, Бамберга, Вюрцбурга, Трира и Страсбурга, а также аббату Фульды. К примеру, в двадцати двух деревнях, находившихся под юрисдикцией аббатства св. Максимина неподалеку от Трира, за период с 1587 по 1594 г. было казнено 368 ведьм; две деревни просто исчезли с лица земли, а в двух других к 1586 г. остались в живых всего две женщины. Между 1615 и 1635 гг. в Страсбурге сожгли 5000 ведьм.
Во время Тридцатилетней войны преследования ведьм достигли своего апогея. Безжалостность воюющих и религиозная ненависть только подогревали их усердие в истреблении ведьм; и все же во многих государствах война привела хотя бы к временному прекращению ведовских процессов, а именно в тех, которые были оккупированы шведской армией. Позднее истерия редко достигала прежних масштабов. Некоторые государства, в особенности разоренные войной, пытались, однако, повернуть время вспять. Охота на ведьм несколько раз вспыхивала в имперском городе Эсслинген (Вюртемберг) в 1662-1665-м и в Зальцбурге (Австрия) в 1677-1680 гг. И все же в военные годы дела обстояли несравненно хуже. К примеру, за один год (1629) в Мильтенбурге, крохотном городке Майнцской епархии с населением всего в 3000 человек, 56 казнили только в его окрестностях и еще 178 в самом городе; в Бургштедте, где население не достигало и 3000 человек, за тот же 1629 г. сожгли 77, а в деревушке Айхенбюхель 19 ведьм.
Без применения пыток охотникам на ведьм никогда бы не удалось обнаружить столько жертв. Маркграф Филипп в 1526 г. запретил применение пыток в Гессене, и о ведовстве там ничего не слышали до 1564 г., когда пытка позволила выявить ведьму, которую и сожгли на костре. Процессы против ведьм стали множиться, как грибы после дождя, лишь после того, как сопротивление применению пыток было задушено. Бамберг отнюдь не был единственным в своем роде; во многих городах существовали специальные тюрьмы для ведьм, или башни ведьм (Hexenturm), и были в ходу те же самые пытки. В Теттванге (Вюртемберг), возле Констанца, в 1608 г. отец умер в тюрьме под пытками, его жену 11 раз поднимали на страппадо, прежде чем она созналась, а их двадцатилетнюю дочь вздергивали на дыбу 11 раз за один день, привесив к ногам пятидесятифунтовый груз. Десять недель прошло, прежде чем палач решил, что она оправилась достаточно, чтобы не умереть под очередной пыткой.
В протоколах ведовских процессов города Оффенбург упоминается металлический пыточный стул с утыканным шипами сиденьем, под которым разводили огонь. Это устройство исторгало признания без осечек, обычно за первые 15 минут. В оффенбургские протоколы занесены лишь два человека, которые не сознались: Якоб Линдер, которого трижды сажали на это кресло в январе 1629 г., затем, в том же 1629 г., женщина по имени Коттер Несс, также побывавшая на стуле трижды. Когда ее посадили на стул в третий раз, 3 декабря, она была уже так слаба, что палачи ожидали ее смерти с минуты на минуту. С другой стороны, многие эксперты полагают, что самый эффективный метод добиваться признаний — пытка бессонницей (практиковалась в Англии Мэтью Хопкинсом). В пособии для охотников на ведьм, пользовавшемся большой популярностью в Эльзасе в начале XVII в., отмечалось, что преимущество этого несложного метода заключается в том, что обвиняемый не умрет под пыткой.
Одно из распространенных заблуждений, согласно которому ведьмами были лишь самые отбросы общества, ниспровергается документами немецких ведовских процессов.
Я не писал так долго потому, что ничего необычного не происходило, кроме того, что в Бонне начали яростно жечь ведьм. В настоящее время одна состоятельная женщина заключена в тюрьму — ее муж был когда-то судьей в Бонне, его звали Курцрок («Короткополый»), и ему одному принадлежал трактир «Под знаком цветка». Не знаю, были ли Ваша Светлость знакомы с ним или нет. Но, как бы там ни было, его жена — ведьма, и день ото дня всеобщая уверенность в том, что ее казнят, растет. Нет сомнения и в том, что многие из этих болванов [т. е. лютеран] должны последовать за ней.
Более позднее письмо показывает преследования ведьм в полном разгаре:
Жертвы погребальных костров по преимуществу мужчины. Виновных, должно быть, не меньше половины горожан; ибо арестовали и сожгли уже многих профессоров, студентов права, пасторов, каноников, викариев и монахов. У его княжеской светлости семьдесят семинаристов готовятся стать священниками, одного из которых, выдающегося музыканта, арестовали вчера; еще двоих искали, но они скрылись. Канцлера, его жену и жену тайного секретаря уже схватили и казнили. В канун дня Богородицы (7 сентября) здесь казнили девушку девятнадцати лет, которая слыла самой хорошенькой и добродетельной во всем городе и которую его светлость епископ сам воспитывал с нежнейшего возраста. Я видел собственными глазами, как обезглавили и сожгли каноника собора по имени Ротензае. Трех-, четырехлетние дети обзавелись дьяволами в качестве возлюбленных. Сжигают студентов и мальчиков благородного происхождения девяти, десяти, одиннадцати, двенадцати, тринадцати и четырнадцати лет. Короче говоря, дела в столь плачевном состоянии, что не знаешь даже, с кем следует водить компанию и вступать в беседу.
Письмо священника Дурена графу Вернеру фон Зальму.
В ведовстве обвиняли и самых богатых горожан. И дело тут было отнюдь не в недосмотре. И церковные, и светские суды взяли на вооружение второй инквизиторский метод (первым была пытка) — конфискацию имущества еретиков. Когда речь заходила о деньгах, протестанты обнаруживали не меньший религиозный пыл, чем католики.
Ссора из-за добычи разгорелась в 1629 г. в Хагенау (Эльзас), где противоборствующими сторонами были городская комиссия по поиску ведьм и комиссия, представляющая императора. Спор разрешили, поделив конфискованное добро на три части: членам комиссии Хагенау, императору и архиепископу Леопольду, который исполнял в то время обязанности обер-ландфогта.
После того как император Фердинанд II (1619-1637) запретил конфискации как «грязное дело», на всех территориях, где его мандат обрел реальную силу закона, пыл охотников на ведьм заметно поутих.
Уголовный кодекс Карла V. 1532 г.
21. Касательно доказательств против тех, кто займется прорицанием, будущего при помощи колдовства.
Также и никто из тех, кого обвиняют в занятиях прорицанием при помощи колдовства или других магических искусств, не может быть заключен в тюрьму или подвергнут допросу с пытками. Однако тех, кого обвиняют в занятиях предсказанием, следует подвергать наказанию. Если под присягой будет доказано, что обвиненный предсказатель виновен в денежных потерях, болезнях, повреждениях или ущербе, нанесенном его жертве, судья может продолжить рассматривать его дело в соответствии с указаниями следующего параграфа.
44. Касательно достаточных доказательств виновности в ведовстве.
Если кто-то обучает других ведовству; или если он обманом околдовывает людей и вдобавок заставляет околдованных им служить орудием околдовывания прочих; а также если он знается с ведьмами как мужского, так и женского пола; или пользуется подозрительными предметами, действиями, словами или способами, которые предполагают ведовство; и, более того, если подозреваемого обвиняют другие ведьмы; все это является надежным доказательством ведовства и достаточным обоснованием для применения пыток.
52. Как следует допрашивать обвиняемого, чтобы добиться у него признания.
Если женщина сознается в ведовстве, надлежит под присягой допросить ее о том, как и когда она стала ведьмой; а также с кем, как и когда занималась она ведовством, как при этом поступала и что говорила. Затем, если окажется, что допрашиваемая скрыла или утаила что-нибудь, что может быть связано с ведовством, надлежит это выяснить, если это будет возможно. И если это было сделано, словами или делом по отношению к другим вещам, то следует определить, не является ли это колдовством Надлежит также задать ей вопрос, кто обучил ее ведовству и как она пришла к этому, использовала ли она свое ведовство против других людей, кого в особенности, и к какому ущербу это привело.
109. Наказание за ведовство.
Если кто-то причинил вред или ущерб людям при помощи ведовства, его необходимо наказать, отняв у него жизнь, и это наказание должно осуществляться через сожжение. Но если кто-то занимался ведовством, никому не причинил вреда, то надлежит наказать иначе, в соответствии с тяжестью преступления; в этом случае надлежит судьям обратиться за советом, в соответствии с предписанием относительно обращений за советом.
Ведовские процессы в Трире
Трирский архиепископат (с центром в Кобленце) входил в состав Священной Римской империи как государство, управление которым осуществлялось на выборной основе, причем юрисдикция его распространялась на соседние Лотарингию и Люксембург; именно из этих государств антиведовская истерия просочилась в последние годы XVI в. в Трир. Николя Реми, судья, известный непримиримым отношением к ведьмам, похвалялся, что сжег 900 человек за период с 1581 по 1595 г. в Лотарингии; в находившемся под властью Испании Люксембурге преследования начались в 1580 г. Организованные гонения на ведьм начались в Эльзасе в 1570 г. В Трире процессы стали регулярным явлением несколько позже, хотя пять женщин сожгли в аббатстве св. Максимина в 1572 г.; разгар кровавых событий в княжестве пришелся на 1582 г., а в самом городе на 1586 г. — дата, на несколько десятилетий опережающая ужасы, которые будут твориться в других церковных государствах, Бамберге или Вюрцбурге. Теологи связали ведовство с ересью и винили в его появлении протестанта Альберта Бранденбургского.
Первые нападки на ведьм имели место при архиепископе Иоганне фон Шененбурге (1581-1599), при активном участии губернатора Иоганна Зандта, нотариуса Петера Ормсдорфа и викарного епископа Петера Бинсфельда. Гражданский суд Трира не разделял энтузиазма церковных судов во всем, что касалось преследования ведовства, и под руководством Дитриха Фладе осудил сравнительно немного ведьм. Наконец колебания, которые испытывал Фладе относительно показаний сообщников, вывели Зандта из терпения, и он обвинил в ведовстве самого Фладе.
Поддержку населения им обеспечили стихийные бедствия (плохая погода, нашествия мышей, улиток и кузнечиков), уничтожившие с 1580 по 1599 г. все урожаи, кроме двух. Вдобавок ко всему испанские и протестантские наемники и бандиты разоряли деревни, а поставки продовольствия с южного Рейна были невозможны. Разумеется, объяснить все это можно было только ведовством.
Поскольку народ поверил в то, что многолетние неурожаи были вызваны ведьмами, ставшими орудием дьявольской злобы, все население края поднялось на борьбу с ними. Это побуждение простого люда поддержали многие облеченные священным саном, которые искали богатства в пепле сожженных жертв. И вот от суда к суду по всем городам и деревням епархии засновали специальные обвинители, инквизиторы, нотариусы, присяжные, судьи, констебли, которые хватали мужчин и женщин без разбора и волокли их на суд, пытку и казнь на костре. Редко кому из обвиняемых удавалось спастись. Не пощадили даже самых видных горожан Трира. Сожгли судью (Фладе), двоих бургомистров, нескольких советников и помощников судей. Каноников нескольких церквей, приходских священников смели во всеобщем разрушении. Настолько далеко зашло безумие разъяренной толпы и жажда судей до крови и поживы, что не осталось ни одного человека, кто не был бы запятнан подозрением в этом преступлении. Тем временем нотариусы, переписчики и содержатели трактиров богатели. Палач разъезжал на чистокровном жеребце, точно придворный, и одевался в серебро и золото; его жена соперничала с благородными дамами пышностью своего наряда. Детей осужденных отправляли в изгнание, их имущество конфисковывали, пахарей и виноградарей почти совсем не стало — отсюда и неурожай. Ни самая страшная чума, ни самый беспощадный завоеватель не смогли бы разорить территорию Трира больше, чем эти бесконечные допросы и преследования: немало было причин сомневаться в виновности почти всякого. Преследования продолжались несколько лет, и многие из тех, кто председательствовал при совершении правосудия, гордились числом зажженных ими костров, на каждом из которых огню предавали человеческое существо.
Наконец, хотя пламя еще не насытилось, но люди обнищали, и были приняты законы, которые ограничивали стоимость судебного разбирательства и прибыли инквизиторов, и тут же, подобно тому как это бывает, когда подходят к концу отпущенные на войну средства, пыл преследователей угас.
Иоганн Линден. История Трира.
Чтобы освободиться от влияния доктора Фладе, умерявшего жестокость процессов, губернатор Иоганн Зандт попытался избавиться от самого Фладе. Не спеша он принялся за работу по подготовке дела.
Прежде всего Зандт настроил архиепископа против Фладе, убедив его в том, что последний якобы замышлял против него заговор. Откуда-то Зандт вытащил мальчишку, который поклялся, что слышал, как доктор Фладе хвастался на шабаше, что подложил «смертельный яд, как только архиепископ предоставил ему такую возможность, оставив перед сном на столе амулеты из освященного воска, которые он обычно носит на шее; и все же яда оказалось мало, и архиепископ на сей раз избежал смерти». Мальчишка, как явствует из секретной переписки иезуитов (под чьим покровительством он находился), страдал «серьезным повреждением мозга», причиной которого стало то, что он «съел кошачьи мозги на шабаше».
Среди 118 мужчин и женщин, осужденных Зандтом на смертную казнь в подвластном ему Пфальцеле в 1587 г., он выбрал некую «Марию, старую фермершу», которая в обмен на обещание, что ее милосердно удушат перед костром, 5 июня объявила, что доктор Фладе занимается ведовством.
Зандт обеспечил аналогичные обвинения от множества других осужденных ведьм, которые повторяли прославленное имя вслед за Марией.
Когда Фладе предупредили о прозвучавших обвинениях, а архиепископ вынес публичное порицание его нежеланию преследовать ведьм, Зандт нанес свой последний удар. Используя обрушившиеся на область несчастья, 15 апреля 1588 г. он заставил некую Маргариту из Ойрена поклясться, что на шабаше доктор Фладе подстрекал других уничтожать посевы при помощи града и улиток. Он же заставил всех присутствовавших есть жаркое из детского сердца, чтобы они не проговорились под пыткой, но она съела совсем немного.
4 июля 1588 г. была назначена комиссия для расследования обвинений, в том числе и по делам тех 23 человек, которым Фладе вынес приговоры за ведовство. Нотариус Петер Ормсдорф нашел хороший источник доходов в ведовских процессах. Одна из его жертв, избежавшая костра, показала, что, вися на дыбе, она видела, как судья подкупил нотариуса, который стал расспрашивать ее о других подозреваемых, имена которых он называл сам. Разозлившись на то, что она не могла никого назвать, Ормсдорф схватил пику палача и стал тыкать ею в грудь женщине, пока не изрезал ее до крови. Большая часть показаний против Фладе записана и, возможно, вымышлена самим Ормсдорфом.
21 августа 1588 г. Комиссия сообщает, что 14 ведьм обвинили Фладе в соучастии.
4 сентября 1588 г. Архиепископ приказывает комиссии продолжать свою деятельность; предоставляются еще шесть признаний.
3 октября 1588 г. Фладе пытается бежать, но его перехватывают на дороге и доставляют в город, население которого настроено против него. Большинство его друзей и родственников уже мертвы. Его сажают под домашний арест и приставляют сторожить его четырех горожан, которым он обязан платить из своего кармана. Бинсфельд расценивает его попытку бегства как признание вины.
5 января 1589 г. Второе обращение Фладе за разрешением оправдать себя.
14 января 1589 г. Архиепископ посылает на теологический факультет Трирского университета запрос, как ему поступить с пленником дальше. Факультет сопротивляется предубежденности архиепископа и затягивает с ответом.
23 марта 1589 г. Архиепископ действует в обход университета и отдает приказ арестовать Фладе; но суд, также не желая исполнять приказ, медлит.
22 апреля 1589 г. Фладе заключен наконец в ратуше губернатором Зандтом.
10 мая 1589 г. Очная ставка Фладе с двумя обвиненными в ведовстве священниками, которые утверждают, что видели его на шабаше. Бывший судья спорит: «Вполне вероятно и допустимо, что они видели мою тень, но меня самого там не было».
11 июля 1589 г. Новый допрос Фладе.
29 июля 1589 г. Архиепископ дает светскому суду указание предъявить Фладе обвинение в ведовстве.
5 августа 1589 г. Эксперты-консультанты и действующий судья созваны со всех областей страны судить Фладе; они заявляют протест, поскольку с точки зрения закона Фладе все еще главный над ними; их протест отклонен.
17 августа 1589 г. Начинается формальное разбирательство дела, Фладе пытают. Грыжа усугубляет его мучения на дыбе. В конце концов Фладе признает, что был на шабаше, вступал в сношения с дьяволом, насылал порчу. «Он, Фладе, присутствовал и тогда, когда было решено произвести слизней, чтобы урожай сгнил на корню. Когда по этому вопросу пришли к согласию, Фладе помогал делать слизней, подбрасывая в воздух комочки грязи и произнося при этом имя дьявола, отчего они и превращались в слизней. По его мнению, пакт с дьяволом он подписывал на холме Лонгвихер». (Рукописи его признаний.)
Фладе назвал имена сообщников, обозначив каждого упомянутого следующим образом: «Был ли это он сам во плоти или злой дух, завладевший его обликом, я не знаю». Он обвиняет многих известных людей и судей города, но в протоколе фигурируют лишь имена тех, кто не присутствовал на процессе. Архиепископ недоволен признаниями Фладе, следует приказ возобновить пытки.
16 сентября 1589 г. Суд выносит приговор, и Фладе вынужден сознаться в злоумышлении против жизни архиепископа.
18 сентября 1589 г. Приговор приведен в исполнение, Фладе сначала «милосердно, как и приличествует христианам, удушили, а тело его сожгли. Да смилуется Господь Всемогущий над его душой».
Приговор, вынесенный по делу Дumpuxa Фладе.
По уголовному делу между благородным высокородным Иоганном Зандтом фон Мерллом, помещиком в Хамме, представителем архиепископа Трирского, советником и комиссионером в Пфальцеле и Гримберге, выступающим, в силу своей должности и верховной власти, в качестве прокурора, с одной стороны, и доктором Дитрихом Фладе, подзащитным, с другой:
На основании собственного признания подсудимого, сделанного касательно всех предъявленных обвинений, после всех юридических процедур и выяснения обстоятельств инквизицией, согласно общественным установлениям короля Карла V и Священной Римской империи, мы, судьи и присяжные верховного суда, признали справедливым, что Дитрих Фладе, обвиняемый, представший ныне перед этим судом за свои злые дела, которыми оскорбил он Господа Всевышнего, и стал помощником и слугой врага рода человеческого, за то, что ведовством и запретными ухищрениями повредил урожай и растения, предназначенные для общего блага, должен понести наказание в виде лишения жизни, а потому настоящим предаем его проклятию, приговариваем и признаем виновным, поручая его душу милости Господней.
Засвидетельствовано: господами Сулцбахом, Эншнегеном, Фидлером, Шодером, Фатом, Килбургом, Вольфом, Толем. Бойцхайм подал свой голос, хотя и отсутствовал по причине болезни.
Преследования в Бадене
В разных землях Германии существовали свои способы проведения ведовских процессов. Оффенбург (Баден) насчитывал две-три тысячи жителей. Это был город несгибаемых католиков иезуитской выучки; всякий, кто в Пасху не ходил на исповедь, подвергался тюремному заключению на три дня, после чего ему давали две недели на исполнение своих обязанностей под угрозой нового срока. Правил в Оффенбурге городской совет из 22 членов, 10 из которых выдвигались торговыми корпорациями города, а 10 кооптировались самими членами совета, среди них и 2 священника, ex officio. Из них избирали мэра и четырех чиновников, которые выступали обвинителями на ведовских процессах.
Адвокат фракции охотников на ведьм Рупрехт Зильберрад решил добить своего противника, другого члена совета Георга Лауббаха, чью жену уже сожгли по обвинению в ведовстве в 1597 г., одной из первых в Оффенбурге.
7 сентября 1601 г. Зильберрад обвинил двух дочерей Лауббаха, Адельгейду и Елену, в том, что они своим ведовством вызвали смерть его сына, а 31 октября добавил к ним и третью дочь, Эльзу Гвиннер. «Доказательства» поступили от двух бродяг, арестованных за кражу винограда. Вместо того чтобы забить их в колодки, как обыкновенных воров, их обвинили в ведовстве и пытали до тех пор, пока они не назвали дочерей Лауббаха, и в особенности Эльзу Гвиннер, своими пособницами в порче. Двое бродяг назвали имена других видных женщин города, включая и невестку самого Зильберрада, но эти признания остались без внимания.
В день ареста Эльзу Гвиннер пытали, но она ничего не показала. Несмотря на то что на страппадо она оглушительно визжала, от нее не добились ничего, кроме: «Отец, прости им, ибо не ведают, что творят». Несмотря на общественное неодобрение, совет, с подсказки викария, арестовал младшую дочь Эльзы Агату в надежде выжать из нее что-нибудь, бросающее тень на ее мать. Но и Агата отказалась помогать следствию. Тогда 7 ноября 1601 г. ее мать подвергли еще более жестоким пыткам, но, даже когда к ее ногам привязали самый тяжелый из всех имевшихся в распоряжении палача грузов, подвесив ее за запястья, женщина молчала. Неделю спустя судьи снова взялись за Агату, но девочка отказывалась лжесвидетельствовать против матери до тех пор, пока ее жесточайшим образом не выпороли. 22 ноября казнили двух бродяг, и в тот же день Эльзе сообщили о том, какие обвинения выдвинула против нее дочь, и устроили им очную ставку. В гневе мать упрекнула девочку: «О, почему я не утопила тебя в младенчестве, злосчастное мое дитя?» — «Ох, лучше бы ты это сделала», — всхлипывала в ответ девочка.
И все же Эльза Гвиннер отказывалась делать какие-либо признания. Ее пытали тисками для пальцев, что заставило ее признаться в совокуплениях с дьяволом. Затем ее бросили в ледяной карцер. В четвертый раз пытку возобновили 11 декабря, но Эльза оказалась настолько измучена, что ее приходилось во время истязаний приводить в чувство холодной водой. К своей истории о сексуальных сношениях с дьяволом и полетах на шабаш она добавила имена двух сообщниц. Однако два дня спустя отреклась от показаний и настаивала на своей невиновности, несмотря на все старания священника убедить ее признать вину. 15 декабря судьи объявили ей, что будут пытать ее безо всякой пощады до тех пор, пока она не сломается. Первоначальное обвинение в убийстве сына Зильберрада давно уже все позабыли, и теперь речь шла только о том, чтобы заставить ее назвать имена тех, с кем она якобы встречалась на шабаше. Эльза никого не назвала и настаивала, что все ее предшествовавшие обвинения были ложными. Видя, что их усилия ни к чему не приводят, судьи 19 декабря на основании всех имевшихся у них улик вынесли ей приговор, а 21 декабря 1601 г. сожгли.
Все это время маленькую Агату держали в цепях в крохотной камере, куда к ней регулярно наведывался священник, пытаясь заставить девочку признать вину матери. Ее отца и прочих родственников предательство девочки привело в такой ужас, что они, не принимая во внимания даже жестокой порки, которой подвергли Агату, отреклись от нее. Городской совет остался с девочкой на руках, слишком нежного возраста, чтобы ее можно было сжечь как ведьму. Однако через три недели после казни Эльзы ее муж Мартин Гвиннер смягчился и подал формальное прошение в совет, умоляя пощадить дочь по причине ее крайней молодости. Ее освободили при условии ссылки в какой-нибудь католический немецкий город. Сторонников Зильберрада это проявление милосердия сильно возмутило.
Сестры Эльзы, Адельгейда и Елена, на процессе, судя по всему, не присутствовали, 4 февраля 1602 г. другие советники выступили против Зильберрада и четырех его сторонников и арестовали их. По ходатайству Церкви их, однако, всего лишь продержали под домашним арестом, а Зильберрада вскоре освободили, и он затеял закончившийся его полной победой судебный процесс о компенсации причиненного ему ущерба и возвращении прежнего статуса.
Охота на ведьм в Оффенбурге продолжалась, так как это было выгодно судьям, и процессы становились все более жестокими и беззаконными. Судьи ввели в обиход железное кресло, при помощи которого удалось отыскать немало ведьм среди богатейших горожан.
В 1627 г. нескольких обитательниц Оффенбурга осужденные ведьмы из соседнего Артенберга обвинили в том, что те якобы присутствовали на шабаше на горе Блоксберг. Оффенбургский городской совет, действуя через специально созданный комитет, взялся за поиск ведьм, в особенности зажиточных, и получил хорошую поживу от первых пяти человек, которых сожгли 12 января 1628 г. Затем последовало шестимесячное затишье, во время которого город был оккупирован шведской армией; однако 27 июня совет вернулся к процессу и способствовал началу истерической антиведовской кампании, пообещав вознаграждение в два шиллинга за каждую указанную ведьму. К 7 июля были обнаружены и сожжены четыре богатые женщины. В этот момент австрийские власти, которым принадлежала значительная часть собственности этого города, от имени императора заявили права на собственность казненных ведьм. Городской совет Оффенбурга не видел никакого смысла в том, чтобы содействовать пополнению императорской казны, и преследования ведьм прекратились до тех пор, пока не решился вопрос с конфискацией. Судебный процесс окончился, Австрия отказалась от своих притязаний, и городской совет возобновил сожжения. Советники экспроприировали собственность одиннадцати зажиточных мужчин и женщин, сожженных 23 октября, 13 декабря и 22 января 1629 г. Некоторые из горожан осознали, что так их скоро всех объявят ведьмами и колдунами, и пожаловались на то, что обвиняемые произвольно называют любые имена под пыткой. Это мятежное заявление подрубало теорию ведовства под самый корень, и потому городской совет в спешном порядке заставил оппозицию замолчать, изжарив двоих ее представителей. После этого дело истребления ведьм пошло своим чередом. 4 мая сожгли трех женщин, 25 мая четырех женщин и одного мужчину, 8 июня двух женщин и двоих мужчин. 4 июля пятерых женщин и одного мужчину, 29 августа еще пятерых женщин. И тут возникло новое препятствие: клириков перестала устраивать их доля конфискованного.
И вновь процессы были приостановлены, покуда совет не достиг нового соглашения с Церковью. В октябре костры запылали вновь: четверо 19 октября, еще четверо 23 ноября. Но церковники чувствовали, что их обманули, и потихоньку подговорили осужденных ведьм отказаться от своих показаний. Поскольку были затронуты их интересы, клирики решили выступить против пыток как аморального способа действий. Разгорелся скандал, и жителям Оффенбурга удалось обуздать свой совет, по крайней мере, на несколько лет. Всего же за два года — 1628-й и 1629-й — в этом крохотном городке 79 человек были казнены за ведовство.
Около 1630 г. преследования поутихли по причине войны, однако вскоре возобновились.
Процессы в Бамберге
Преследование ведьм в Германии было особенно жестоким на тех территориях, правителями которых, как светскими, так и духовными, были епископы, — Трир, Страсбург, Бреслау и Фульда, к примеру, а также Вюрцбург и Бамберг. Двумя последними княжествами правили два двоюродных брата, особенно прославившихся своими зверствами: епископ Филипп Адольф фон Эренберг (1623-1631), который сжег 900 ведьм, и «ведьмин епископ» Готфрид Иоганн Георг II Фукс фон Дорнхайм (1623-1633), который сжег 600 человек по самым скромным подсчетам. На подвластных им территориях преследования осуществлялись по одному и тому же сценарию.
Охота на ведьм началась в Бамберге позже, чем в других немецких государствах. Начало положил епископ Иоганн Готфрид фон Ашхаузен (1609-1622), который сжег 300 человек по обвинению в ведовстве; 1617 г. был особенно тяжел — 102 казненных. Но «ведьминский епископ» Иоганн Георг II с помощью своего главного викария, викарного епископа Фридриха Фернера, а также при поддержке светского совета докторов права добился лучших результатов. Они возобновили преследования в 1624 и 1627 гг. и даже соорудили специальный дом для ночных духов (Drudenhaus), рассчитанный на 30-40 пленников одновременно, а также аналогичные тюрьмы в малых городах епархии: Цайле, Халльштаде и Кронахе. С 1626 по 1630 г. процессы отличались особенной жестокостью и полным пренебрежением ко всяческим законам; один комиссионер, доктор Эрнст Фазольт, сжег 400 человек, обвиненных в ведовстве.
Вице-канцлер Бамберга доктор Георг Хаан добился относительного успеха во временном обуздании ведовских процессов, но его вмешательство лишь превратило его самого, как доктора Фладе, в подозреваемого в сочувствии ведьмам. Его вместе с женой и дочерью сожгли в 1628 г. — и это несмотря на приказ императора вернуть им свободу, поскольку «их арест стал попранием законов империи, терпеть которое невозможно». Всех бургомистров арестовали и казнили.
В числе жертв оказались и многие другие видные горожане. В апреле 1631 г., когда террор пошел на спад, в тюрьме для обвиненных в ведовстве сидели 22 обвиняемых, в том числе и епископский казначей. Их совокупная собственность, уже конфискованная, составила 220 000 флоринов. Все эти деньги осели в карманах епископа. Вдобавок к этому пленники (их поместья или родственники) обязаны были платить каждому, кто имел то или иное отношение к их казни.
Лавина обвинений, пыток и костров накрыла город, но некоторым именитым горожанам удалось бежать в Рим, Богемию или к императорскому двору в Регенсбург. Однако епископа Бамбергского не очень заботило мнение императора, тем более что тот был занят своими делами. Даже личное заступничество Фердинанда за Доротею Блок, жену богатого горожанина, ни к чему не привело. В чем ее обвиняли, никто никогда так и не узнал, адвокат ей не полагался; ее, как и многих других, сожгли в мае 1630 г. Ее отцу удалось бежать.
Быстрота, с которой вершилось «правосудие», воистину изумительна, даже для того времени. Вот, к примеру, хронология суда над фрау Анной Хансен в 1629 г.:
17 июня. Заключена в тюрьму по подозрению в ведовстве.
18 июня. Отказалась сознаться; выпорота кнутом.
20 июня. Пытка с применением тисков для пальцев; созналась.
28 июня. Женщине оглашено ее признание.
30 июня. Добровольно подтвердила свое признание; приговорена.
4 июля. Проинформирована о дне казни.
7 июля. Обезглавлена и сожжена.
Среди пыток, традиционно используемых в Бамберге для дознания, числились:
1. Тиски для пальцев.
2. Тиски для ног.
3. Порка кнутом в подвешенном состоянии или лежа.
4. Лестница, разновидность дыбы.
5. Колодки, снабженные железными шипами, пытка, которая могла продолжаться до шести часов.
6. Страппадо, модификация дыбы.
7. Растирание веревкой по шее, чтобы стереть кожу до кости.
8. Холодные ванны.
9. Перья, которые жгли в подмышках и в паху, предварительно перья пропитывали серой.
10. «Молитвенная скамья», доска с острыми деревянными пеньками, на которую ставили на колени.
11. Насильственное кормление соленой селедкой без воды.
12. Ванна из крутого кипятка с негашеной известью (в 1630 г. в Цайле таким способом убили шестерых).
После оглашения приговора по дороге к месту казни человек мог быть подвергнут дополнительным наказаниям, например ему могли отрубить руку или оторвать женщине груди раскаленными докрасна щипцами.
Такая беспощадная жестокость начала, однако, привлекать к Бамбергу нежелательное внимание, и на императора надавили, требуя предпринять какие-то меры. Ламормайни, иезуит-исповедник Фердинанда, заявил ему: «В ужас приводят слова и помыслы уважаемых людей о том, что происходит в тех судах». Другой иезуит (Генрих Тюрк из Падерборна) протестовал:
Некоторые люди начинают испытывать сочувствие к несчастным жертвам; высказывают серьезные сомнения, правда ли бесчисленные погибшие в огне и в самом деле были виновны и заслуживали столь жестокой смерти. Вообще многие люди начинают считать такое обращение с человеческими существами, чья жизнь куплена драгоценной кровью Христовой, жестоким и более чем варварским.
Беглецы из Бамберга также присоединили свои голоса к этому хору: советник Дюмлер, чью беременную жену жестоко пытали и сожгли, заявил императору: «Люди протестуют, говоря, что все приговоры, вынесенные в Бамберге, не могут быть справедливы». Он же предложил приостановить конфискацию имущества обвиняемых. Другой человек, которому удалось бежать, представил прошение, написанное Барбарой Шварц, которая не призналась даже после восьми пыток и была брошена в тюрьму на три года.
Епископ Бамбергский послал в Регенсбург специальных эмиссаров, которые должны были обелить его в глазах императора, но их приняли холодно. В сентябре 1630 г. отец Ламормайни довел до сведения Фердинанда, что всеобщая враждебность, вызванная его пассивностью по этому делу, препятствует избранию его сына на императорский престол и что, если он по-прежнему будет игнорировать беззакония бамбергских судов, он, Ламормайни, не даст ему отпущения грехов. После этого Фердинанд II затребовал протоколы суда для проверки и приказал, чтобы в будущем основания для ареста оглашались публично (зачастую таковыми являлись обыкновенная клевета и наветы), обвиняемому (которого обычно держали в одиночке) предоставлялся адвокат, а на конфискацию имущества наложил запрет. Пытки, однако, не были объявлены вне закона.
Террор прекратился к лету 1631 г., частично из-за смерти викарного епископа Фернера, который скончался в декабре 1630 г., отчасти из-за угроз шведского короля Густава, который занял Лейпциг еще в сентябре и теперь грозил войной, и лишь частично из-за протестов императора, выраженных в мандатах от 1630 и 1631 гг. В 1630 г. успели казнить еще 24 человека, но в 1631 г. ни одной казни уже не было. Епископ Бамбергский скончался в 1632 г. Его смерть, как и кончина в 1631 г. его двоюродного брата, епископа Вюрцбургского, а также смерть кардинала-епископа Вены в 1630 г. избавила мир от трех самых ожесточенных сторонников гонений на ведьм.
Отчет о процессе бургомистра Бамберга Иоганна Юния — типичный пример многих тысяч дел по всей Германии — приведен здесь по материалам официальных протоколов.
Подробности процесса по делу бургомистра Иоганна Юния.
В среду, 28 июня 1628 года был допрошен без применения пыток Иоганн Юний, бургомистр Бамбергский, по обвинению в ведовстве: как и почему впал он в это зло. Арестованному пятьдесят пять лет, родился он в местечке Нидервайш, в Веттерау. Утверждает, что ни в чем не виноват, о преступлении ничего не знает, от Бога никогда в жизни не отрекался. Говорит, что его оболгали перед Богом и людьми, выражал желание посмотреть хотя бы на одного человека, который видел его на подобных сборищах (ведовских шабашах). Очная ставка с доктором Георгом Адамом Ханом. Тот говорит, что поставил бы свою жизнь против того, что видел его, Иоганна Юния, полтора года тому назад на ведовском сборище в выборной комнате совета, где они пили и ели. Обвиняемый это полностью отрицает. Очная ставка со служанкой Эльзой. Также утверждает, что он был на шабаше в Хауптсфорвальде, но сначала осквернил гостию. Юний отрицает и это. Тогда ему объявили, что все его сообщники сознались и разоблачили его, дали время подумать. В пятницу, 30 июня 1628 года вышеупомянутого Юния снова убеждали сознаться, без применения пыток, но он снова отказался, тогда поскольку он ничего не показал, его подвергли пытке и сначала применили тиски для пальцев. Говорит, что никогда не отрекался от Господа Спасителя и никогда не был крещен никаким другим именем, готов был поклясться в том своей жизнью; от тисков не чувствовал никакой боли. Тиски для ног. Ничего не признает, боли по-прежнему не чувствует. Обвиняемого раздели и обыскали; на правом боку обнаружили синеватое пятно в форме трилистника, трижды кололи булавкой, что не вызвало ни крови, ни каких-либо ощущений. Страппадо. Никогда не отрекался от Господа. Бог его не оставит. Будь он таким негодяем, то не позволил бы так себя мучить. Бог должен подать какой-нибудь знак его невинности. Он ничего о ведовстве не знает. 5 июля вышеупомянутый Иоганн Юний без применения пыток, но при настойчивом понуждении сознался.
Признания бургомистра Иоганна Юния
Когда в 1624 году процесс в Ротвайле обошелся ему в шесть сотен флоринов, вышел он в августе месяце в свой сад во Фридрихсброннене и уселся там в задумчивости. Пока он так сидел, подошла к нему женщина и стала спрашивать, отчего он так печален. Он ответил, что вовсе не печален, но она соблазнительными речами заставила ее уступить ее воле… А затем девушка обернулась козлом, который заблеял и сказал: «Теперь ты видишь, с кем тебе пришлось иметь дело. Ты будешь моим, а иначе я сломаю тебе шею». Тогда он испугался и задрожал с головы до ног. Но дух схватил его за горло и потребовал, чтобы он отрекся от Всевышнего, на что Иоганн ответил: «Господи, помоги мне», и дух тотчас исчез, такова была сила этих слов. Но враг немедленно вернулся, с людьми, и снова стал требовать, чтобы Юний отрекся от Господа и всего небесного воинства, и так его ужасно запугал, что тот произнес за ним следом такие слова: «Я отрекаюсь от Господа и всего Его небесного воинства и отныне признаю дьявола своим богом». После отречения присутствующие так его убеждали, что он позволил дьяволу наречь себя именем злого духа. Morhauptin дала ему дукат крестильного золота, которое потом превратилось в черепок от горшка. Имя ему дали Крикс. Его суккуба звали Лисица. Собравшиеся поздравляли его от имени Вельзевула и говорили, что они теперь все равны. На крещении, помимо прочих, присутствовала упомянутая Morhauptin Кристиана, молодой Гайзерлин, Пауль Глазер, Каспар Виттих и Клаус Себхард, садовники. Затем они исчезли. В это время его любовница пообещала снабжать его деньгами и брать время от времени с собой на шабаш. Когда бы ему ни вздумалось поехать на шабаш, к его кровати подходила черная собака и говорила, что пора; он садился ей на спину, собака именем дьявола поднималась в воздух, и они летели.
Года два тому назад собака отвезла его в выборную комнату совета, по левую руку от входа. Там за столом сидели канцлер, бургомистр Нойдекер, доктор Георг Хаан и еще двадцать четыре человека. Поскольку зрение его было уже не то, что раньше, многих он не узнал. После этого ему дали еще время на раздумья. 7 июля 1628 года вышеупомянутого Юния допросили вновь, чтобы узнать, в чем еще решил он сознаться. Он сообщил, что около двух месяцев тому назад, на следующий день после казни, ходил плясать с ведьмами к черному кресту, где им явился Вельзевул и сказал прямо, что их всех сожгут на этом самом месте, смеялся и издевался над ними. Назвал еще четверых ведьм.
Преступления бургомистра Иоганна Юния.
Соблазнив его, суккуб немедленно потребовал, чтобы он убил своего младшего мальчика Ганса Георга, и дал ему для этой цели серый порошок, но для него это было слишком тяжело, и он вместо мальчика убил своего гнедого коня. Суккуб также неоднократно побуждал его убить своих двух дочерей, а так как он отказывался, то бывал бит. Однажды, по просьбе своего суккуба, он вынул изо рта священную облатку и отдал ей. Был вынужден время от времени совокупляться с суккубом. За неделю до ареста по пути в церковь св. Мартина повстречался ему дьявол в облике козла и рассказал, что вскоре его заключат в тюрьму, но пусть он не тревожится, дьявол его быстро освободит. Кроме этого, клянется спасением своей души, ничего ему не ведомо, но все, им сказанное, — чистейшая правда, и за это он готов поручиться своей жизнью. 6 августа 1628 года вышеупомянутому Юнию прочли его признание, которое он полностью подтвердил. Позднее он добровольно подтвердил то же самое в присутствии суда.
Письмо бургомистра Иоганна Юния дочери Веронике.
24 июля 1628 года.
Много сотен тысяч добрых ночей тебе, дражайшая, возлюбленная моя дочь Вероника. Невиновным вошел я в эту тюрьму, невиновного меня пытали, невиновным суждено мне умереть. Ибо всякий, кто попадает в эту тюрьму, должен сознаться в ведовстве, иначе его будут мучить до тех пор, пока он не выдумает что-нибудь и — Господь да смилуется над нами — не оговорит себя. Я расскажу тебе, как это было со мной. Когда меня впервые привели в пыточную камеру, там были мой шурин, доктор Браун, доктор Кетцендерфер и еще двое неизвестных мне докторов. Доктор Браун спросил у меня: «Родич, а ты как здесь оказался?» Я отвечал: «По навету и злосчастью». — «Слышишь, ты, — был мне ответ, — ты колдун. Признаешься добровольно? Если нет, мы пригласим сюда свидетелей и палача». Я сказал: «Я не колдун. Совесть моя в этом отношении чиста. Ведите хоть тысячу свидетелей, меня это не пугает, я с радостью выслушаю их всех». Тогда передо мной посадили сына канцлера, который заявил, что видел меня. Я попросил, чтобы его привели к присяге и допросили, как полагается, но доктор Браун отказался выполнить мою просьбу. Затем привели самого канцлера, доктора Георга Хаана, который показал то же самое, что и его сын. После этого Хепфен Эльза. Она видела, как я танцевал в Хауптсфорвальде, но и ее тоже отказались привести к присяге Я сказал: «Я никогда не отрекался от Господа и никогда этого не сделаю — Господь в милости Своей да предохранит меня от этого. Лучше я вынесу все, что мне предназначено». Тогда пришел — Господь в небесах, смилуйся надо мною — палач и наложил на меня тиски для пальцев, на обе руки сразу, так что кровь брызнула из-под ногтей и отовсюду, и еще четыре недели спустя я не мог ничего делать руками, как ты видишь по моему почерку.
Потом они раздели меня, связали мне руки за спиной и привязали к лестнице. Мне показалось, что и земле, и небу приходит конец. Восемь раз они подтягивали меня к потолку и бросали оттуда, так что я испытал невыносимую боль. Доктору Брауну я сказал: «Да простит тебя Господь за такое обращение с невиновным и почтенным человеком». Он отвечал: «Ты мошенник». Это произошло в пятницу, 30 июня, и я с Божьей помощью вытерпел пытку. Когда наконец палач повел меня в мою камеру, то сказал мне: «Господин, умоляю вас, ради Бога, сознайтесь в чем-нибудь, правда или нет, неважно. Придумайте что-нибудь, ибо вам не выдержать той пытки, которая для вас заготовлена; и даже если вы ее выдержите, вам все равно не уйти отсюда, будь вы хоть сам граф, пытка так и будет следовать за пыткой, пока вы не сознаетесь в ведовстве. Раньше, — сказал он, — они вас не отпустят, как вы можете судить и по другим процессам, ведь они все одинаковы». Тут пришел Георг Хаан и передал слова комиссионера о том, сказал, что епископ желает, чтобы мое дело стало примером для всех прочих, чтобы все остальные устрашились. И тогда, видя, в какое отчаянное положение я попал, я взмолился, чтобы мне дали день на раздумья и прислали священника. В священнике мне отказали, а время на раздумья дали. Теперь, дорогое мое дитя, ты видишь, какая опасность мне грозила и продолжает грозить. Я вынужден был сказать, что я колдун, хотя это неправда, и отречься от Бога, чего никогда раньше не делал. День и ночь тревога не оставляла меня, пока наконец не пришла ко мне новая мысль. Я решил больше не беспокоиться, но поскольку в священнике, который мог мне что-нибудь посоветовать, мне отказали, то я придумаю что-нибудь сам. Будет, конечно, гораздо лучше, если я скажу это устно, хотя на самом деле я ничего такого не делал, а потом я исповедаюсь священнику, и пусть тогда отвечают за это те, кто меня вынудил оговорить себя. И я сознался, но все мои признания сплошная ложь. И вот, дорогое дитя, в чем я признался, чтобы избежать сильнейшей боли и ужасных пыток, переносить которые у меня нет больше сил «…» Затем я должен был сказать, кого из людей встречал я (на ведовских шабашах). Я сказал, что не узнал никого из них. «Ты, старый мошенник, опять хочешь, чтобы я напустил на тебя палача. Говори — канцлера среди них не было?» И я сказал «был» «Кто, кроме него?» Я никого больше не узнал. Тогда он сказал «Ведите его по улицам. Начните с рынка, проходите всю улицу, потом сворачивайте на другую». Мне пришлось указать там на несколько человек. Затем мы вышли на длинную улицу. Знакомых не было. Пришлось указать еще на восемь человек. Вышли на Цинкенверт — еще один человек. Потом по верхнему мосту к воротам Георга, с обеих сторон. Никого знакомых. Знаю ли я кого-нибудь в замке — если да, то должен сказать об этом безбоязненно. И так они расспрашивали меня на каждой улице, хотя я не мог и не хотел ничего говорить. Тогда они снова отдали меня палачу, тот раздел меня, обрил и снова стал пытать. «Мерзавец знает одного на рыночной площади, его видят с ним каждый день, и все же не называет его». Они имели в виду бургомистра Дитмайера, и мне пришлось назвать его тоже. Затем я должен был перечислить совершенные мной преступления. Я молчал. «Вздернуть мошенника!». Тогда я сказал, что должен был убить своих детей, но не смог, а отравил вместо них коня. Не помогло. «Я взял священную облатку и закопал ее в землю». После этого они оставили меня в покое. Теперь, мое дорогое дитя, тебе ведомы все мои дела и признания, за которые я и умру. И все они чистая ложь и выдумка, так что помоги мне Бог. Все это я вынужден был сказать из страха перед пыткой еще более ужасной, чем та, которую я уже перенес. Ибо они не прекращают пытать, пока человек не сознается в чем-нибудь, будь он хоть сама праведность, они все равно превратят его в колдуна. Никому не уйти, будь он хоть граф. Если Господь не сделает так, чтобы правда вышла наружу, всю нашу родню сожгут. Господь в небесах знает, что я ничего об этом преступлении не ведаю. Я умираю невиновным, словно мученик. Дорогое мое дитя, сохрани это письмо в секрете, чтобы его никто не нашел, иначе меня будут пытать еще страшнее, а тюремщику отрубят голову. Так строго это запрещено. Дорогое дитя, заплати этому человеку талер. У меня ушло несколько дней, чтобы написать это, обе руки у меня изуродованы. Я в большой беде. Доброй ночи, ибо отец твой, Иоганн Юний, не увидит тебя больше.
Р. S. Дорогое дитя, сразу шестеро дали против меня показания канцлер, его сын, Нойдекер, Цанер, гофмейстер Урзель и Хепфен Эльза — ложные, по принуждению, как они сами потом мне признались, и все перед казнью просили у меня прощения, ради Господа Бога. Никто из них ничего плохого за мной не знал. Их заставили сказать все это и меня тоже.
Процессы в Кельне
В свободном городе Кельне за исключением двух вспышек эпидемии охоты на ведьм в 1625-1626 гг. преследований было значительно меньше, чем в других местах Германии. Этой относительной свободой город был обязан как просвещению, так и более мягкому уголовному законодательству, которое оставляло право на аресты за городским советом. Слухи и сплетни о шабашах, а также обличения сообщников во внимание, как правило, не принимались, а наказанием за ведовство служило в основном изгнание из города. Однако в 1610 г. совет города не принял никаких мер против толпы, которая забила камнями ведьму на основании все тех же слухов об участии в шабаше.
Из множества процессов, имевших место около 1626 г., самым известным является дело Катрин Генот. Монахини св. Клары обвинили ее в том, что она их околдовала. Когда дело слушалось в церковном суде, ее адвокат (сам факт предоставления адвоката уже необычен) доказывал, что обвинения одержимых несущественны, а помощник епископа и главный уполномоченный вынесли вердикт «невиновна»! Архиепископ Кельнский Фердинанд, чья резиденция находилась в Бонне, настоял на новом слушании в светском суде и добился осуждения и казни Катрин Генот.
Вторая вспышка произошла в 1629 г. и снова встретила значительное сопротивление. Одна одержимая по имени Кристина Плюм указала сразу несколько ведьм. Многие священники, объявившие ее показания словами сумасшедшей, тут же оказались в числе подозреваемых. Архиепископ, слабовольный фанатик, поощрял городской совет ускорить охоту на ведьм и распорядился создать комиссию для проверки всего спектра признаков ведовства. Процессы все еще оставались относительно гуманными: конфискация собственности была запрещена, хотя семьи осужденных и обязаны были оплачивать все расходы сами; пытки применялись только по требованию суда, а не по прихоти палача, как это бывало в других местах. Началом ведовского процесса все так же оставался арест; однако поскольку городской совет ограничивал число арестов, в Кельне никогда не было такого массового террора, как в Бамберге или Вюрцбурге.
Кельнские иезуиты проявили себя с лучшей стороны, оказывая сопротивление охоте на ведьм. К примеру, они делали попытки не допустить распространения книг, разжигающих враждебное отношение к магии и ведовству.
Либеральному влиянию иезуитов пришел конец, когда после битвы за Лейпциг в 1631 г. орда высокопоставленных служителей Церкви, пропагандировавших охоту на ведьм, нагрянула в Кельн вместе со всеми своими сокровищами в поисках надежного убежища. Среди них были архиепископ Майнцский, четыре епископа — из Бамберга, Вюрцбурга, Вормса и Шпейера, а также аббат Фульды. Изгнанные из собственных вотчин шведской армией и протестантами, эти прелаты рьяно взялись за отлов ведьм в Кельне. К 1636 г. дело приняло столь скандальный оборот, что Папа вынужден был отправить в Кельн кардинала Джиретти и кардинала Альбицци для прекращения процессов. Папская миссия усилила оппозицию внутри самого города, а общее изменение религиозной атмосферы уняло истерию, и на протяжении многих лет после 1636 г. ведьм в Кельне больше не сжигали. Последняя казнь имела место в 1655 г.
Франц Бюирман был выездным судьей, назначенным архиепископом Кельнским и наделенным полномочиями, превышавшими власть местных судей. Его деятельность распространялась не только на Кельнскую епархию, но и на Юлиер, Клевс-Берг и монастырский город Сигбург. Он был, по словам Луи Гиббона, «пройдохой низкого происхождения, грубым орудием в руках персон более высокопоставленных, чем он сам». Поскольку собственность его жертв подлежала обязательной конфискации, то старался он вовсю. За два посещения в 1631 и 1636 гг. деревень Райнбах, Мекенхайм и Флерцхайм (под Бонном), насчитывавших 300 дворов, Бюирман сжег 150 человек живьем.
Кристина Беффген, состоятельная пожилая вдова, бездетная, щедрая и глубоко уважаемая. На основании не то «предположения», не то доноса двоих узников Бюирман арестовал ее по подозрению в ведовстве. Перед инсценированным судом (пять из семи заседателей отказались принимать участие в процессе) фрау Беффген завязали глаза, отслужили над ней службу по изгнанию злых духов, обрили и начали колоть шипами; затем ее посадили на стул для пыток и сжимали ей ноги тисками до тех пор, пока она не призналась. Когда пытку прекратили, она отказалась от своих признаний. Пытка возобновилась, но женщина отказалась назвать «сообщников». Кристина Беффген скончалась на четвертый день, не перенеся мучений, а Франц Бюирман присвоил ее собственность.
Фрау Пеллер, жена судебного асессора, обвиненная вместе со своей сестрой в отместку за то, что последняя ответила отказом Бюирману на его авансы. Без ведома местного правосудия фрау Пеллер арестовали рано утром, а к двум часам дня она была уже в пыточной камере. Ее протестующего мужа судья Бюирман приказал выбросить из зала суда. Как и фрау Беффген, ее обрили, произнесли над ней службу по изгнанию духов, обыскали — в процессе чего помощник палача изнасиловал женщину — и стали пытать. Чтобы заглушить ее крики, судья Бюирман засунул ей в рот грязный платок. Как только ей велели назвать сообщников, с ее уст хлынул целый поток имен, так что вопрос пришлось срочно замять. Обвинительный приговор вынесли ей немедленно и сожгли живьем в соломенной хатке, как было принято в Рейнских землях. Ее так и не пришедший в себя от ужаса муж скончался несколько месяцев спустя.
Господин Лиртцен, бургомистр Райнбаха и зять одного из заседателей, отказался сознаваться в чем бы то ни было даже после ножных тисков и «челюстей крокодила». Тогда его приковали четырьмя железными кольцами, от которых в разные углы комнаты тянулись четыре веревки, к кресту св. Андрея, свободно закрепленному в полу, и надели металлический ошейник с шипами внутри. Палач раскачивал крест так, что железные шипы впивались несчастному в шею. Но господин Лиртцен все равно отказался признаться. Тогда его посадили в металлическое кресло, под которым развели костер. Но и непрекращающаяся двадцатичетырехчасовая пытка не заставила его стать лжесвидетелем. Два дня спустя его сожгли живьем вместе с фрау Пеллер.
Мэр Райнбаха, образованный и состоятельный доктор Шультхайс Швайгель, был самым серьезным оппонентом Бюирмана. В 1631 г. он воспротивился суду над Кристиной Беффген, и Бюирман, вернувшись в 1636 г., арестовал Швайгеля как «покровителя ведьм». После семи часов беспрерывной пытки доктор Швайгель умер. Его тело выволокли из тюрьмы и сожгли. Доктор завещал значительную часть своего состояния бедным, но Бюирман наложил руку на все.
Оппозиция Бюирману со стороны горожан и служителей Церкви Райнаха была дружной, но безуспешной. В особенности заметную роль в протестах 1636 г. сыграли доминиканец Иоганн Фрайлинк, приходской священник Райнбаха отец Вайнхарт Хартман, который публично упрекал подручных Бюирмана, и отец Губерт из Мекенхайма, который в проповедях порицал преследование ведьм (за что его самого обвинили в ведовстве). В конце концов во время преследований в Сигбурге Бюирман обнаружил, что один из его палачей — колдун. И поспешил сжечь его.
Процессы в Вюрцбурге
Что касается дел о ведьмах, о которых Ваша светлость размышляла некоторое время тому назад, то все началось снова, и нет таких слов, которыми можно было бы это описать! Горе и несчастье! В городе их никак не меньше 400 обоего пола, высокого и низкого звания, даже священников, причем обвинения против них так серьезны, что они могут быть арестованы в любую минуту. Вне всякого сомнения многие подданные моего милостивого господина епископа, разного занятия и звания, должны быть казнены: клирики, выборные советники и доктора, городские чиновники, судебные заседатели, с некоторыми из них Ваша светлость знакомы. Арестовывают студентов-юристов. У господина епископа есть не меньше сорока студентов, которые должны вскоре принять сан, из них тринадцать или четырнадцать, как говорят, замешаны в ведовстве. Несколько дней назад арестовали декана; двое других, которых также вызвали в суд, сбежали. Нотариуса нашей соборной консистории, весьма ученого человека, арестовали вчера и пытали. Одним словом, не менее трети города наверняка виновны. Самые состоятельные, самые привлекательные для паствы, самые выдающиеся служители Церкви уже казнены.
Неделю назад сожгли девушку девятнадцати лет, о которой все говорят, что она была самой красивой в городе и, как все считают, исключительно скромной и чистой. Сжигают за отречение от Господа и посещение шабашей многих, о ком никто никогда не говорил дурного слова. В заключение моего рассказа об этом ужасном деле скажу, что в городе есть около трехсот детей трех-четырех лет, о которых говорят, что они совокуплялись с дьяволом. Я видел, как казнили семилетних детей и как храбрые школяры десяти, двенадцати, четырнадцати и пятнадцати лет шли на смерть. Но я не могу и не должен больше писать об этих ужасах. Пусть свершится правосудие. P.S. Много поразительных и страшных вещей происходит. Нет никакого сомнения в том, что в местечке, называемом Фрав-Ренгберг, сам дьявол с восемью тысячами последователей проводил ассамблею и служил перед ними мессу, раздавая своей пастве (то есть ведьмам) очистки и обрезки репы вместо святого причастия.
Правда также и то, что все они поклялись не включать свои имена в Книгу жизни и все согласились, что их решение надлежит записать нотариусу, которого я и мои коллеги хорошо знаем. Мы также надеемся, что книгу, в которую они занесли свои имена, еще можно найти, и все усердно ее ищут.
Письмо канцлера епископа Вюрцбургского своему другу. 1692.
В это время епархия Вюрцбурга соперничала в жестокости преследования ведовства с епархией Бамберга. В этих епархиях правили двоюродные братья, епископ Филипп Адольф фон Эренберг Вюрцбургский и епископ Готфрид Иоганн Георг II Фукс фон Дорнхайм Бамбергский.
В 1626 г. одного крестьянина на основании обычных сплетен обвинили в порче; под пыткой он обвинил еще семерых. Всех сожгли, одного предварительно растерзали раскаленными докрасна щипцами. В январе 1628 г. трое детей, старшей девочке было 13, младшей 8 лет, сознались в сношениях с дьяволом; двоих сожгли, самую маленькую передали для исправления отцу. В октябре того же года допрашивали школьника по имени Иоганн Филипп Шук; после 46 ударов кнутом он все еще продолжал отпираться, но когда ему дали еще 77, он сознался в том, что посещал шабаши, и назвал всех своих сообщников. Его казнили 9 ноября. Другой школьник, Якоб Русс, 12 лет, после нескольких порок сделал аналогичное признание и обвинил в участии в шабашах священников. Его казнили 10 ноября.
Сохранился датированный 16 февраля 1629 г. список 29 массовых казней в Вюрцбурге, общим числом 157 жертв. В списке мужчин почти столько же, сколько и женщин, многие из них были богатыми и высокопоставленными людьми, присутствуют и дети, тринадцать из них в возрасте 12 лет и еще моложе.
Примерно в это же время юного родственника епископа Вюрцбургского обезглавили по обвинению в ведовстве. Юноша был единственным наследником своего могущественного родича, и останься он в живых, то унаследовал бы значительное состояние. Инцидент описан иезуитом, одним из советников, которые, судя по всему, и были ответственны за это происшествие. Эрнест фон Эренберг был образцовым студентом с блестящими перспективами, но, как о нем говорили, забросил вдруг свои занятия и принялся бегать за женщиной старше себя. Начал пить и кутить. Иезуиты ловко расспросили его и пришли к выводу, что он знаком со всеми пороками, включая и посещения шабашей. Эрнесту вынесли обвинение, а потом, без его ведома, судили и нашли виновным. Однажды в семь часов утра молодого человека разбудили и сообщили ему, что отныне он будет вести лучшую жизнь. Ничего не подозревая, молодой человек позволил привести себя в замок, в задрапированную черным пыточную камеру. При виде ее ужасов Эрнест упал в обморок. Некоторые из судей были так тронуты, что стали просить епископа о снисхождении для молодого человека, но Филипп Адольф отдал приказ начинать казнь. Эрнест оказал палачу сопротивление и в завязавшейся потасовке получил удар по голове. Иезуит, описавший всю сцену, высказался по этому поводу так: «Он упал наземь без малейшего признака горя или проявлений благочестия. Да смилостивится над ним Господь, чтобы не упал он также в вечное адское пламя!»
После этой казни с епископом произошли какие-то изменения, потому что он учредил поминальную службу по всем жертвам ведовских процессов, и истерия пошла на убыль. Продвижение шведской протестантской армии также помогло приостановить процессы, хотя бы на время.
Ведовство в Баварии
Всеобъемлющие законы против ведовства, принятые Максимилианом I Баварским в 1611, 1612 и 1622 гг., укрепили результаты, достигнутые его суеверным отцом Вильгельмом V, который положил начало репрессиям в 1590 г. На протяжении 40 лет, с 1590 по 1630 г., советниками при обоих герцогах служили фанатики-иезуиты, которые настаивали на принятии жесточайших мер против так называемых ведьм. К 1631 г., однако, влияние умеренных иезуитов, таких как Адам Таннер, сделалось более ощутимым. В том же году Максимилиан издал нечто вроде «Эдикта милосердия»: внешне поощряя доносительство, по сути он ознаменовал начало медленного и неравномерного, но все же ослабления преследований.
Иезуиты появились в Баварии в 1541 г., но по причине враждебного отношения к ним в обществе не выставляли свои усилия напоказ, занимаясь негласной работой по воспитанию будущего правителя Вильгельма V. В 1590 г. он обратился с запросом к собственному дворцовому совету, а также к иезуитскому университету в Ингольштадте об организации уничтожения ведьм. 28 апреля университет ответил, что поскольку преступление ведовства в Баварии вещь новая, то судьи нуждаются в помощи. Им следует ориентироваться на «Молот ведьм» и доступные протоколы недавних процессов. Более того, «герцогу следует объявить недоносительство на ведьм уголовно наказуемым преступлением; пытка должна применяться чаще, чем в других случаях». Другой советник-иезуит, влиятельный Григорий Валентийский (1595), утверждал, что лучшим доказательством может быть только признание самой ведьмы, исторгнутое под пыткой.
Какие именно процессы рекомендовал проводить университет (не называя конкретных фактов), можно понять, обратившись к примерам Шонгау, Фрайзинга или Верденфельса. В Шонгау в 1587— 1589 гг. герцог Фердинанд, брат Вильгельма, временно прекратил все прочие дела ради проведения массовых ведовских процессов. Сожгли или обезглавили 63 женщины. Дворцовый совет в Мюнхене надзирал за проведением судебных разбирательств, в одном случае отдав приказ пытать женщину беспрерывно, пока она не сознается. Во Фрайзинге после града одна женщина заметила, что следует ожидать еще худшей погоды. На нее донесли как на ведьму, пытали, пока она не показала еще на нескольких женщин, которых также арестовали и казнили. В небольшом альпийском городке Верденфельс 49 женщин из 4700 жителей сожгли за 20 месяцев, с 1590 по 1591 г. Обитатели местечка вынуждены были заплатить громадную сумму в 4000 флоринов за это избиение. Специальному судье пришлось подать в епархию Фрайзинга петицию с просьбой остановить процессы, ибо если они и дальше будут продолжаться, как начались, то вскоре очень немного женщин останутся в живых.
Как и в Трире, палач из Шонгау Йорг Абриель сделался влиятельным и богатым человеком, к которому обращались для обнаружения ведьм в любом из немецких государств. Осмотреть одну женщину в поисках печати дьявола стоило два флорина, казнить — восемь. Когда Абриель, этот баварский Мэтью Хопкинс, не находил у женщины никаких подозрительных отметин на теле, то заявлял, что, по его мнению, она похожа на ведьму. На основании его голословного утверждения ее арестовывали и пытали до тех пор, пока она не сознавалась.
В 1597 г. Вильгельм отрекся от престола в пользу своего сына Максимилиана, а сам удалился в монастырь. Его также воспитывали иезуиты; его непосредственный учитель Иоганн Баптист Фиклер требовал в 1582 г. жесточайших наказаний для ведьм и позаботился о том, чтобы будущий герцог впитал его идеи. Когда Максимилиану было всего 17, он наблюдал, как в Ингольштадте пытали ведьм, и написал отцу, что скоро пятеро из них будут готовы для костра. Максимилиан имел личные причины ненавидеть ведьм, так как искренне верил, будто бесплодие его жены объясняется наложенной ими лигатурой. Неистовство антиведовской истерии при дворе баварского герцога поддерживал его официальный проповедник, иезуит Иеремия Дрексель, который заявлял, что всякий, кто противится преследованию ведьм, недостоин имени христианина.
На протяжении длительного правления Максимилиана были приняты многочисленные законы против ведовства. Тонкие различия между подавлением колдовства и ереси ведовства его не заботили; эдикт от 1611 г. покрывал все черные искусства: «Все, кто вступает в союз с дьяволом, подлежат пытке, казни огнем и конфискации имущества». На следующий год он требовал от судей Баварии удвоенного усердия в охоте на ведьм. В 1616 г. вышел следующий закон, согласно которому отказавшуюся от своих показаний жертву следовало пытать во второй раз, а если понадобится, то и в третий. В 1619 г. Максимилиан (совсем как король Яков) лично вмешался в ингольштадтский процесс, где судья закрыл возбужденное против женщины и ребенка дело за недостаточностью улик. Его «Инструкции по ведовству» (1622) ставят в один ряд с самыми жестокими законодательными установлениями за всю историю преследований ведьм. В них Максимилиан пересмотрел закон от 1616 г. и запретил отречение после пытки: иначе процессу никогда не будет конца. Священников допускали к жертвам только для выслушивания исповеди, а не для поощрения отречений. Свидетельство против кого-либо под пыткой становилось основанием для ареста, а страх при аресте — доказательством вины!
Как и во многих других немецких государствах, антиведовская мания в Баварии улеглась со вступлением туда шведской армии в 1632 г. Так, уже в 1634 г. неурожай зерновых объясняли не происками ведьм, но действием сил природы. Однако кое-где преследования еще продолжались, а статут 1611 г. был вновь воспроизведен в 1665 и 1746 гг. В Мюнхене 9 января 1666 г. семидесятилетнего старика приговорили к смертной казни за то, что он якобы вызвал бурю. Герцог Фердинанд Мария потребовал более жестокого наказания, и из тела жертвы, перед тем как сжечь живьем, вырвали три куска плоти калеными щипцами.
Процесс в Айхштетте
Присутствуют господин канцлер, господин городской судья, господин доктор, господин секретарь и господин писец.
Понедельник, 15 ноября 1637 года
После серьезных размышлений светские советники суда решили допросить заключенную NN, известную как NN, взятую под стражу по подозрению в ведовстве на основании данных под присягой показаний пятнадцати осужденных:
Вопрос: Как ее зовут?
Ответ : NN, сорока лет. Прожила со своим мужем 23 года, за это время родила восьмерых детей, пятеро из которых живы.
В.: Знает ли она причину, по которой ей приказано было явиться в ратушу?
О.: Никакая причина, кроме той, что ее обвиняют в ведовстве, ей неизвестна.
В.: Правильно, иначе бы ее не привели сюда. Так что пусть начнет с того, что признает свою вину, а не ищет всяких отговорок.
О.: Она вытерпит все, что угодно, но не может признать, что она ведьма.
Тогда судьи пытаются всеми силами убедить ее признаться, но безуспешно; после этого ей зачитывают список свидетельств против нее и обвинительный акт.
Пока ей зачитывают первое свидетельство, она весело смеется и заявляет, что предпочитает смерть. Отвечает, что не могла сделать ничего этого, потому что не была там. Признает, что могла бы быть виновна во втором пункте показаний. Касательно показаний 3, 4, 5 и 6 утверждает, что никогда за всю свою жизнь не была на шабаше. Говорит, что ничего не знает о показаниях 7, 8, 9, 10 и 11. И вновь отрицает всякое участие в том, о чем идет речь в показаниях 12, 13, 14 и 15. После этого ее обыскивают на предмет метки дьявола, каковую и находят в правой части спины, у лопатки, размером с полукрейцеровую монету. Метку укалывают шипом, обнаруживается ее нечувствительность; однако стоит только уколоть обвиняемую в других местах, как она начинает вести себя точно безумная. Найдено много других подозрительных отметин. Ее спрашивают.
В.: Где она получила дьявольский знак?
О.: Она не знает. Она никогда не встречалась с дьяволом. Поскольку на милосердное обращение обвиняемая не реагирует, ее приводят в камеру пыток.
Показания, записанные в камере пыток.
Когда ее поместили на лестницу и слепо натянули веревки, она сказала, что да, возможно, она ведьма. Когда ее отпустили, она заявила, что она не ведьма. Так повторялось еще два раза.
Наконец она призналась, что да, 14 лет тому назад, когда она еще не была замужем, она стала ведьмой.
В.: Но ведь она показала, что замужем уже 23 года, так как же так получается, что ведьмой она стала всего 14 лет назад?
О.: В ответ она попросила снять ее с лестницы, тогда она скажет правду.
В.: Нет, пусть сначала начнет признаваться; она заслужила, чтобы ее оставили на лестнице.
Когда она понимает, что отпускать ее не собираются, она начинает рассказывать, что около 18 лет тому назад у нее была незаконная любовь с палачом и дьявол явился к ней на следующую ночь в облике того же палача. Вообще-то он пришел еще в первую ночь, но, поскольку у нее постоянно горел свет, он не смог к ней подобраться. А поскольку она была уверена, что он и есть палач, то на следующую ночь около 10 часов совокупилась с ним, и его член был очень холодным. Совокупившись с нею во второй раз, дьявол открылся ей и похотливыми словами стал ее убеждать и требовать, чтобы она отдалась ему, отреклась от Бога, Богоматери и всех святых. Он так ее запугал, что она поддалась ему, в чем сейчас раскаивается и хочет снова вернуться к Богу.
В.: Требовал ли дьявол от нее чего-нибудь еще?
О.: Творить зло повсюду.
В.: Какими способами должна была она творить зло?
О.: Через восемь дней после ее соблазнения дьявол дал ей зеленый порошок и черную мазь в глиняном горшке, которой она пользовалась против людей и животных.
В.: Есть ли у нее этот материал и сейчас?
О.: Нет, она бросила его в воду четыре недели тому назад.
В.: Кто-нибудь предупредил ее об аресте?
О.: Нет, никто, кроме ее сестры.
В.: Она летала вместе с сестрой?
О.: Нет, но они встречались на дьявольском шабаше.
В.: Каким именем звал ее дьявол и как называла его она?
О.: Она звала дьявола Петушком, а он ее Костоломкой. Через три недели после соблазнения дьявол окрестил ее, полив чем-то ей на голову.
В.: То, что она говорит, правда?
О.: Да.
Ее уводят из пыточной камеры.
Четверг, 16 ноября 1637 года.
Присутствуют: депутаты, господин муниципальный судья, господин доктор и господин писец. Вводят обвиняемую, читают обычные молитвы.
В.: Признает ли она от чистого сердца все, в чем созналась вчера?
О.: Да, все ее признания истинны. Кстати, она боится, что из-за тяжких грехов своих не попадет на небеса. Из-за того, что ее соблазнил дьявол, она больше не может молиться Господу. Дьявол заставлял ее подчиняться ему, часто и жестоко избивая. Только прошлой ночью она дважды слышала шелест в своей камере. Вот и теперь, во время допроса, ей слышатся шорохи. Суд дал ей хороший совет, как защититься от врага и заручиться спасением.
О.: Да, это правда. Если она останется вне лона Церкви, никогда ей не видать спасения. Если Бог хочет, чтобы весь мир узнал о ее злодействах, она готова публично покаяться; она также желает помолиться за его честь господина канцлера и его милость господина доктора, потому что это они приказали ей явиться в суд. Дьявол часто причинял ей боль, когда они были вместе в постели, так что она кричала и будила мужа, который вскоре начал спать отдельно. (Далее прямая речь обвиняемой) Иисус Христос, будь со мной и обрати Свой слух ко мне снова, о Господи, потому что я тяжко согрешила против тебя.
В.: Как часто получала она порошок и мазь от дьявола? Осталось ли у нее еще что-нибудь?
О.: Да. В ее кладовке, как войдешь из переулка, сразу налево, есть коробка с четырьмя ящичками наверху; в одном из них мазь.
Обыскав кладовку, офицер суда обнаружил три коробочки с мазью и одну коробочку с порошком, каковые и представил в ратушу.
В.: Кому она навредила этими снадобьями?
О.: Во-первых, лет восемь или девять тому назад дьявол приказал ей намазать мазью вишенку и дать ее своей шестилетней дочери с тем, чтобы отравить ее. Девочка заболела и в одночасье отошла. В результате ее призвали в ратушу. Кстати говоря, не будь ее муж так религиозен, дьявол расправился бы и с ним тоже.
В другой раз, тринадцать или четырнадцать лет тому назад, однажды ночью, пока ее муж спал, дьявол посыпал его порошком, чтобы он больше не проснулся, и смазал ему ступни, ладони, шею и спину, чтобы он умер. Через три дня у ее мужа случилось недержание мочевого пузыря, которым он страдает и по сей день. Она говорит, что не созналась в этом преступлении раньше, потому что иначе дьявол появился бы и не дал ей покоя. (Показания становятся путаными.) Ведьма может обрести спасение, только если предстанет перед судом, и она готова сказать им об этом прямо. В-третьих, три года назад она подмешала дьявольское снадобье в рагу и дала его четырехлетнему сыну своей бывшей хозяйки. У мальчика сразу же началась гангрена, и через два дня он умер.
В.: То, что она сказала, правда?
О.: Да, и она хочет сознаться не только в этом, но и во многом другом.
(Затем она рассказывает еще о трех случаях порчи при помощи мази и обвиняет одну из своих жертв, которую она якобы посвятила в ведовство. Позже отказывается от этого. Рассказывает, как от мази заболела ее маленькая дочь. На следующий день она обнаруживает у себя на боку болячку, которая, как она думает, может быть симптомом чумы, но палач Матес докладывает, что беспокоиться не о чем. Суд задает вопрос, что же тогда ее беспокоит.)
О.: Прошлой ночью ей привиделась Богородица, такая прекрасная, белая как снег.
Поскольку заключенная симулирует болезнь и хочет, по-видимому, отречься от своих показаний, а от ее вчерашней набожности не осталось и следа, суд принимает решение выпороть ее в пыточной камере, чтобы вселить в нее страх и желание давать правдивые показания. После трех порок она заявляет, что дьявол, весь в черном, приходил в ее камеру вчера ночью и сегодня утром. Прошлой ночью он явился между одиннадцатью и двенадцатью часами и совокупился с ней, но ей было так больно, что она едва могла его удержать в себе, и ей до сих пор кажется, будто спина и бедра у нее разваливаются на части. Более того, она вновь пообещала отдаться ему душой и телом, ничего не говорить об их союзе, хранить верность ему одному и сопротивляться судьям так долго, как только сможет. Взамен ее инкуб обещал помочь ей и велел подумать, как она может совершить самоубийство. С этой целью она попыталась ногтями вскрыть среднюю вену на правой руке, где ей отворяли кровь две недели тому назад, так что шрамы до сих пор были совсем свежими и открыть вену было бы нетрудно. Таким образом она могла бы убить себя, не привлекая внимания, и отправиться к дьяволу душой и телом.
(Затем следует не имеющее серьезного значения признание о том, как дьявол убедил ее выдать действие мази за чуму и как он заставил ее подчиниться ему снова.)
В.: Что означают четыре коробочки, доставленные в ратушу: две с красной мазью, одна с беловатой и еще одна со светлым порошком? В начале допроса она упоминала лишь об одной, потом, когда ей показали четыре, заявила, что настоящая отсутствует, так что же правда?
О.: Она получила эти четыре коробочки от своего инкуба по имени Петушок для того, чтобы вредить людям и животным. То, что она сказала вчера, а именно будто настоящая коробочка отсутствует, она сделала единственно с целью запутать судей.
Теперь она вновь отрекается от дьявола и готова сделать еще один шаг к спасению, прося более сурового наказания. Она готова нести ответственность перед Богом и людьми за истинность своих показаний.
Приводит последний пример своих злодейств, совершенных при помощи порошка и мази:
В-седьмых, восемь лет тому назад она убила собственную черную корову, подмешав дьявольский порошок в ее жвачку.
В-восьмых, шесть лет назад она посыпала порошком свою гнедую лошадь, и та издохла.
Пятница, 19 ноября 1637 года.
Заключенную снова привели на допрос. Она публично заявляет, что за всю свою жизнь ни разу не видела дьявола и не вступала с ним в половую связь. Все ее прежние показания неправда. Ни совесть, ни преданная любовь к Богу не позволяют ей продолжать эту ложь. К такому решению она пришла прошлой ночью. Если бы у нее был нож, чтобы вонзить в собственную грудь, она сделала бы это. Она и в самом деле дважды просила нож у охранников под тем предлогом, что ворот рубахи трет ей шею и она хочет сделать его посвободнее. Судьи выслушали это отречение и поняли, что женщина дьявольски упряма. Глаза ее были красны, точно сам дьявол пытался выцарапать их из глазниц. Палачу приказали растянуть ее на лестнице. Вскоре она стала просить, чтобы ее отпустили, обещая покаяться во всем, что совершила за всю свою жизнь.
В.: Верны ли ее прежние показания?
О.: Да, к несчастью, не только они, но и все, что она расскажет впредь.
В.: В чем же причина ее отречения?
О.: Дьявол пришел к ней около 12 прошлой ночью, совершил с ней непотребство и велел отречься от всего, что она показала прежде, обещая помочь.
После этого ее сняли с дыбы, как раскаявшуюся под пыткой.
Допрос продолжался после полуденной трапезы
В.: Почему сегодня утром она противоречила самой себе? Когда ее спрашивают, она должна отвечать правду. Приказано клятвенно засвидетельствовать, что такое ее прежние показания: правда или ложь и когда она начала говорить правду.
О.: Изъявляет желание отвечать, говоря «да». Говорит, что дьявол пробыл у нее всю ночь. Он не только утешал ее и обещал помочь, но и приказал ей серьезно подумать, каким образом она могла бы покончить с собой. С его подсказки она решила попросить у стражи нож, чтобы, отрезав отворот рукава своего платья, сделать из него петлю и повеситься. Потом она решила вытащить язык изо рта и, наконец, попыталась задушить себя при помощи указательного пальца. Не удовлетворенный ее попытками угодить ему, дьявол жестоко ее избил, колол ей глаза (у нее до сих пор синяки и красные глаза), так что они стали кровоточить, и потребовал, чтобы она подписала договор, написанный ее собственной кровью, и сам составил его, водя ее левой рукой: «Я, Костоломка, буду принадлежать тебе душой и телом, кровью, кожей и костями и всем, из чего я состою, во веки веков». Потом дьявол взял контракт и заставил ее повторить его своими словами. Она сделала это, пообещав никому ничего не открывать. Дьявол сказал, что не оставит ее (показания становятся бессвязными), поощрял ее продолжать свои дьявольские дела и исчез. От глубины сердца она сожалеет, что сделала это, и обещает, что больше так не будет. Судьи прочли ей длинную проповедь, предупреждая, что, если враг снова станет досаждать ей, пусть обратится к ним, они смогут ей помочь.
Суббота, 20 ноября 1637 года
Ее привели в присутствие суда и для начала спросили:
В.: Каков ее образ жизни?
О.: Ну когда она одна, то боится, сама не зная чего.
В.: Не приставал ли к ней дьявол прошлой ночью снова?
О.: Нет.
В.: Как часто она летала? Куда и с какой целью?
О.: Два раза в месяц, двадцать четыре раза в год. Чтобы ее муж не просыпался, дьявол посыпал его порошком, так что она и дьявол встречались где хотели — на кухне, в комнате, в спальне, в коридоре или на чердаке. Дьявол подарил ей вилы специально для полетов, покрытые волшебной мазью. Дьявол всегда сидел впереди, а она за ним. Когда ей хотелось отправиться на шабаш, она произносила такое заклинание «Хой! Вверх по трубе, через окно! Во имя дьявола, вверх и вперед!». Во время езды на вилах дьявол испускал огненные хвосты, так что она мало что видела. Местами сбора, насколько ей известно, служили пастбище N, виселицы и гора N. Поначалу казалось, что еды было очень много, жаркое и рагу на зеленых блюдах. Но вся пища была безвкусная и к тому же заплесневевшая, черная, очень сладкая, одно блюдо неотличимо на вкус от другого, и все плохо приготовлено. Она никогда не видела там ни хлеба, ни соли и пила белое вино из деревянных или глиняных чаш. Вино приносили в кувшинах или кожаных мехах. Все сидели на скамьях и стульях, а также на виселицах. Во время еды все поносили Господа и подговаривали друг друга насылать порчу. Говорили они о муниципальном судье и комиссарах, как они ходят среди людей и ни к кому не имеют жалости. Ведьм поощряли смело продолжать свое дело, не смущаться и не отступать. Человек, который читал им эту проповедь, был малоросл и толст, с черной бородой и проповедовал с деревянной кафедры. Шабаши проводились по четвергам и субботам, в 10 или 12 часов ночи, в зависимости от времени года. Место освещали огни, которые держали бедные пожилые женщины, ей и самой доводилось однажды держать такой огонь в одной руке. После этого начинались танцы. Главный дьявол сидел в кресле, и ему воздавали почтение, приседая перед ним спиной вперед. После кругового танца, который каждый танцевал как мог, парочки уединялись, чтобы совершить непотребство. Музыкантами, кажется, были волынщики и скрипачи, но никто из них не был ей знаком. Около 50 человек посещали шабаш, некоторые в масках. Присутствовали и знакомые ей персоны, например NN из N. Все сидели за круглым столом.
Но когда собирался большой шабаш, ведьм прилетало так много, что и не сосчитать. Когда наступало время расходиться, главный дьявол произносил: «Хой! Убирайтесь все, во имя дьявола!» И все расходились так же, как пришли. В частности, она видела на шабаше следующих людей:
(На протяжении нескольких дней, до 26 ноября, обвиняемая назвала 45 сообщников. Каждого названного она одевала в характерную одежду и приписывала ему особое поведение, а также снабжала сопровождающим инкубом или суккубом.)
В.: Правдивы ли все ее показания?
О.: Да. Она может засвидетельствовать свои показания перед Богом и людьми; она желает покаяться и получить святое причастие, а потом расстаться со своими душой и телом.
Пятница, 26 ноября 1637 года.
Святотатственные деяния.
Обвиняемая говорит, что за то время, пока она находилась во власти дьявола, она была на исповеди и получала святое причастие 15 раз. Но 14 лет назад, получив причастие, она положила облатку в платок, принесла домой и выбросила в непотребное место. Двенадцать лет назад она вновь обесчестила святое причастие подобным способом.
Шесть недель назад, когда она получила причастие, она сохранила облатку во рту, принесла ее в сад и положила на крышку колодца. Потом она ударяла ее ножом, пока не брызнула святая чистая кровь; тогда она взяла ее тряпочкой и бросила в колодец. Вместо молитвы она пожелала, чтобы гроза и град истребили урожай. Она назвала нашего возлюбленного Господа убийцей, нашу возлюбленную Богоматерь безбожницей, а всех святых евреями, палачами, рабами, лакеями и другими гнусными именами, какие только могла придумать.
В.: Верны ли ее прежние показания?
О.: Да.
Ее подозревают в том, что она вызывала бурю и проходила через закрытые двери в погреба.
Суббота, 27 ноября 1637 года.
Вызывание бури.
Обвиняемая говорит, что долгое время помышляла о буре и помогла вызвать семь раз. Первую она накликала пятнадцать лет назад, между полуднем и часом пополудни, в собственном саду, побуждаемая дьяволом сделать так, чтобы плоды попадали, а не созрели. Так оно и случилось.
В.: При помощи каких снадобий она вызывала бурю, использовала ли при этом что-то еще?
О.: Говорит, что дьявол снабдил ее порошком из толченых детских трупов и велел ей использовать его для заклинания бурь. Она дала порошок NN, своей верной сообщнице, и та зарыла его в землю, но он выскочил оттуда. Тогда она зарыла его сама, но притворяется, будто не может вспомнить, что случилось. Говорит, что все ее предшествующие показания верны, но тяжело вздыхает.
Это походит на новую попытку отречения, так что к ней снова вызывают палача и допрашивают в его присутствии.
В.: Как она влияла на погоду?
О.: Она не знает, что говорить, и лишь шепчет: «О Владычица Небесная, защити меня!»
В.: Откуда у нее царапина под правым глазом?
На ногу обвиняемой надели испанский сапог, но винты не закрутили.
О.: Дьявол в облике палача приходил к ней прошлой ночью в 12 часов и утешал ее словами, что все исправится, что она не должна бояться, ибо ничего с ней не случится. Затем они совокупились дважды, и она снова пообещала принадлежать только ему. Потом она сказала, что дьявол не просил ее ничего делать. Поскольку ответы ее неудовлетворительны и она все еще, похоже, находится под влиянием дьявола, ее связывают, чтобы выпороть. Наносят несколько ударов. Тогда она сознается, что вместе с NN 15 лет тому назад зарыла в саду порошок, полученный от дьявола, в надежде, что он вызовет ухудшение погоды и не даст плодам созреть. Так оно и случилось.
Она не хочет продолжать. Говорит, что дьявол велел ей не открывать ничего больше. О чем бы ее ни спрашивали, она запирается и твердит слова молитвы. После длительных повторных приказов сознаться ее порют кнутом под звуки колоколов, вызванивающих «Аве Мария». Но она продолжает называть черное белым, но потом все же объявляет, что дьявол заставлял ее быть уклончивой в своих показаниях и отрекаться от них, но что она не хочет больше следовать его совету. Прошлой ночью дьявол оцарапал ее под левым глазом своим когтем или раздвоенным копытом. Тогда ее вновь привели в зал суда и стали расспрашивать о том, как она вызывала бури.
О.: Первая буря, которую она вызвала, началась немедленно, и плоды упали с деревьев в тот же день. Четырнадцать лет назад она вызвала еще одну бурю, закопав тот же порошок вечером на лугу в N, в надежде, что сено промокнет. Загремел гром, и пошел дождь, и сено совсем отсырело.
(Пропущено несколько признаний о случаях заклинания бури и нашествиях гусениц.)
Ее уводят. Между нею и ее мужем подозревают разлад.
Среда, 1 декабря 1637 года.
Вызвана на допрос для обсуждения предыдущего пункта. Говорит, что никакого разлада между ними не было. Теперь ее подозревают также в эксгумации трупов детей.
Пятница, 3 декабря 1637 года.
Эксгумация трупов детей.
Говорит, что однажды — семь, восемь, или девять лет тому назад — она помогла NN выкопать из могилы собственного ребенка. Он пролежал там шесть лет, и его тело совсем сгнило. Они принесли останки домой, положили в горшок и два дня и две ночи перемешивали, а потом истолкли в порошок пестиком. Порошок же отдали дьяволу. NN не виновата, ибо хотя дьявол и требовал еще порошка, она отказалась участвовать в его изготовлении, за что и была жестоко бита. Ее уводят, подозревая в попытке склонить к лжесвидетельству.
Суббота, 11 декабря 1637 года.
Утверждает, что никого к незаконным действиям не склоняла.
Проход в погреба.
Она проходила через закрытые двери в винные погреба следующих персон (называет пятерых) около сорока раз. Также с ней были еще две ведьмы, тоже названные по именам, которые пили с ней вино из мерных стаканов или прямо из-под крана.
Она летала также в конюшни NN, где и заезживала с помощью дьявола лошадей до смерти. Они, однако, не умирали.
Она приходила также в комнату своего слуги NN и соблазняла его; по правде сказать, делала она это довольно часто.
В.: О каких еще преступлениях может она подумать и какие другие вещи припомнить?
О.: Больше ничего. Но все, что она показала, правда, за которую она ответственна перед Богом и людьми. Желает жить и умереть согласно своим показаниям и быть оправданной милостивым вердиктом суда. С этим ее уводят в пыточную камеру, где зачитывают ей весь список сообщников, которых она назвала, и она его подтверждает.
Понедельник, 13 декабря, вторник, 14 декабря, среда, 15 декабря, снова подтверждает все предшествующие показания как истинные.
Пятница, 17 декабря 1637 года.
Она умерла, раскаявшись.
Суд в Наумбурге
Катарина Бланкенштайн была вдовой, 66 лет от роду, уважаемой и вполне обеспеченной, имела четверых взрослых сыновей и двух дочерей. 10 марта 1676 г. ее дочь отправилась к соседям попросить взаймы растопки. Денег у нее не случилось, и она предложила рассчитаться вареньем своей матушки, которое славилось как местный деликатес. Соседка согласилась и дала немного варенья своему ребенку. Ребенок заболел, из него вышли четыре странного вида червя, и умер через четыре дня. Вне всякого сомнения, причиной его смерти стала насланная ведьмой порча. На следующий день, 15 марта, городской совет начал расследование дела фрау Бланкенштайн. Доказательства накапливались необычайно быстро. Заяц, за которым гналась орава мальчишек и собак, странным образом исчез возле дома Бланкенштайнов. Ночной сторож видел на площади трех кошек с красными глазами. Служитель суда, явившийся в дом Катарины Бланкенштайн, чтобы сделать опись ее имущества (которое надлежало конфисковать в случае ее осуждения, ожидавшегося со дня на день), наступил на какую-то расхлябанную половицу, и тут же чернильница, которую он водрузил на мешок с зерном, опрокинулась на пол. Сборщик налогов припомнил, что платежи Катарины всегда казались ему до странности короткими, когда он делал официальный отчет. К 25 марта совет получил разрешение от юридического факультета какого-то университета (возможно, Лейпцига или Йены) предъявить Катарине Бланкештайн официальное обвинение в убийстве при помощи ведовства.
Ее сыновья начали предпринимать действия в защиту матери, но все козыри были на руках у суда. Сыновья заявили протест против ее пребывания в тюрьме, когда она с легкостью могла бы уплатить залог; они требовали разрешения пригласить адвоката и выпустить из тюрьмы их сестру, которую посадили за то, что она оказывала сопротивление аресту матери. В течение апреля защита представила в университет краткий отчет, в котором подчеркивала шаткость предъявленных обвинений, но тем не менее старательно отвечала на каждое из них. 28 апреля совет собрался снова и выслушал остальных свидетелей. Тюремный охранник заявил, что отсутствие беспокойства, которое проявила Катарина при известии о том, что ее будут пытать, указывает на ее вину; другой охранник выразил мнение, что горе, которое она испытала от того, что стала позором семьи, равным образом подтверждает то, что она ведьма. Некий возчик пожаловался, что его телега опрокинулась как раз за садом Катарины (дорога в том месте была в очень плохом состоянии, а его телега была сильно перегружена). Еще один отчет был отправлен в университет, и вскоре совет получил оттуда указание допросить врача, который пользовал ребенка, и перейти к пытке Катарины Бланкенштайн при помощи лестницы и сапога. Врач твердо верил в то, что черви были колдовского происхождения: у них было много ног и большие красные головки. Сыновьям удалось добиться того, что пытку отложили на несколько дней, и за это время они успели обратиться с прошением к курфюрсту, но безрезультатно. 9 июня, начиная с 11 часов утра, Катарину Бланкенштайн пытали на протяжении двух часов. Пытка была очень жестокой, в ход пошли не только тиски для пальцев, сапоги и лестница, но и волосяные веревки, которыми ей сдирали кожу с ног, и другие веревки, которые вгрызались ей в шею и так перекосили голову набок, что палач испугался, как бы женщина не умерла. И все же она ни в чем не созналась; ее молчание, естественно, было воспринято как еще одно доказательство вины. Когда шестидесятишестилетняя женщина потеряла сознание на лестнице, заявили, что она просто уснула.
Позднее в июне обвиняемую обыскали на предмет дьявольских знаков. Две женщины предварительно ее обрили, но палач так и не нашел нечувствительного участка. «Можешь искать, где тебе заблагорассудится, все равно ничего не найдешь. Я доверяюсь Господу, моему Создателю, и Иисусу Христу, моему Спасителю», — заявила она палачу. Еще один отчет ушел в университет. 23 июня пришел приказ прекратить дело против нее, но с Катарины взяли клятву, что она не будет пытаться отомстить, и обязали ее заплатить судебные издержки в размере 70 талеров — значительная сумма, в особенности если учесть, что она, которую признали невиновной, должна была еще и оплачивать все расходы на свою же пытку! Сыновьям удалось вызволить ее на свободу только 16 июля.
Тем временем адвокат заметил: «Тюремное заключение по такого рода обвинению само по себе непоправимый ущерб, поскольку репутации женщины нанесен урон». Сплетен о ней не стало меньше, напротив, количество их увеличилось настолько, что фрау Бланкенштайн вынуждена была покинуть город. Ее исчезновение превратилось в дополнительное доказательство вины, и местные власти стали деятельно требовать разрешения на ее поиск и арест. На этот раз университет потребовал более существенных доказательств ведовства. По всей видимости, позднее Катарина вернулась домой, так как похоронена она на местном кладбище.
Подозрение в ведовстве испокон веку падало и на дочь ведьмы. Спустя 13 лет после процесса над матерью (которая тем временем умерла), ее дочь Л. обвинили в убийстве при помощи колдовства девятимесячного младенца, который умер 1 мая 1689 г. Единственной связью между Л. и отцом ребенка был тот факт, что последний задолжал женщине 30 талеров. Городской совет собрал показания свидетелей относительно смерти ребенка, а также относительно падежа скота, который также приписывался Л., и предполагаемого ущерба сборщику налогов. Не дожидаясь разрешения университета, городской совет провел пять слушаний в мае, на которых были представлены аналогичные обвинения. 28 мая явился ее муж, с которым они давно проживали раздельно, он обитал в сопредельном государстве Анхальт и запретил ей тратить деньги на адвоката — пусть суд или ее братья об этом позаботятся, если хотят. Однако адвокат, когда таковой был найден, просмотрел документы и отказался ее защищать.
В начале июня провели еще пять слушаний, результаты которых направили для оценки в университет, который на этот раз санкционировал начало процесса. Тогда 17 июня 1689 г. Л. приготовили к пытке в подвале дома коменданта. При виде орудий пытки она пала духом. «В чем я должна признаться?» — спросила она. «В том, что на тебе лежит вина за смерть ребенка». Подумав, она ответила: «Да». Затем она признала все обычные обвинения против ведьм: да, она отдавалась человеку с пером (дьяволу по имени Генрих) и продолжала отношения с ним; она убивала коров и лошадей; она отреклась от Святой Троицы; и перечислила свидетелей. Два дня спустя она попыталась удавиться собственным поясом, но, хотя лицо ее уже почернело, ее все же привели в чувство. После этого она взяла назад обвинения против сообщников. Университет рассмотрел протоколы процесса и постановил сжечь ее живьем; тех, кого она назвала своими сообщниками, надлежало тайно, но основательно допросить.
Ведовство в Австрии
Здесь худший период гонений на ведьм совпал с правлением императора Рудольфа II (1576-1612), когда антиведовскую истерию распространяли иезуиты, стремившиеся обуздать протестантизм. Вторая волна преследований накатила в конце XVII в. и захлестнула прежде всего австрийские провинции Штирия и Тироль, ее выражением стал свод уголовных законов, жестокий антиведовской кодекс, принятый в 1707 г.
До 1570 г. преследование ведовства было редкостью, законы, за исключением имперского уголовного кодекса Карла V 1532 г., не принимали его всерьез. Уголовное законодательство Тироля 1499 г. не предусматривало наказаний ни за колдовство, ни за ведовство; в 1544 г. колдовство и гадание считались заблуждениями; и еще в 1573 г. другой полицейский устав (принятый в том же Тироле) приравнивал ведовство к богохульству и предполагал за него наказание в виде денежного штрафа (из которого четверть получал информатор, еще четверть — судья, а половина шла на благотворительность). Такой умеренностью Австрия была обязана императору Максимилиану II (1564-1576), который получил образование в Испании (где образцом поведения в подобных случаях стала для него испанская инквизиция, не поощрявшая безосновательных обвинений) и был врагом насилия. С его точки зрения, ведьмы и все те, кто обращался за помощью к гадалкам, были не более чем глупцами. Исключением из этой традиции в Австрии стал уголовный кодекс Карла V, отстаивавший новую теорию необходимости предания огню осужденных за ересь и злое колдовство. Несмотря на то, что впоследствии этот кодекс, юрисдикция которого распространялась на все немецкие княжества, цитировали все охотники на ведьм, в свое время его зачастую игнорировали, притом не только в протестантских странах, но и в католической Баварии.
После коронации в 1576 г. преемника Максимилиана количество ведовских процессов выросло. Рудольф II был человеком суеверным и признавал существование ведьм — он даже считал, что его околдовали. Иезуиты, которые приравнивали колдовство к ереси и в избытке усердия истолковывали любой, даже самый безобидный поступок в таком свете, обладали безграничным влиянием на нового монарха. Перемена духовной атмосферы сказалась в процессе по делу шестнадцатилетней Анны Шлуттербауер, одержимой, из которой изгоняли демонов сначала в Мариацелле, а затем, в 1583 г., службу над ней прочитал епископ из Брайзгау (Баден) в церкви св. Варвары в Вене. Старуху родственницу, которую заподозрили в том, что она вызвала у девушки одержимость, схватили как ведьму. После нескольких часов под пыткой она созналась, что совокуплялась с дьяволом, на протяжении 15 лет вызывала бури и посещала шабаши. Престарелый городской судья, назначенный на эту должность еще во времена скептика Максимилиана, решил, что старуха обезумела, и распорядился упрятать ее в сумасшедший дом; однако недавно назначенные судьи аннулировали его решение и распорядились доставить осужденную на деревянных санях к костру и сжечь.
Такие умонастроения продолжали господствовать еще 150 лет. Например, свод земельного суда от 1656 г. включил в число признаков, оправдывающих арест по подозрению в ведовстве, обнаружение в доме ведьмы масла, мазей, горшков с насекомыми или человеческих костей. Тем не менее в 1679 г. император Леопольд I запретил введение новых пыток, и в особенности ужасного ложа, утыканного гвоздями. С другой стороны, новая вспышка преследования имела место в Зальцбурге с 1677 по 1681 г., так что пришлось даже построить новую тюрьму. Около 100 человек под пытками заставили признаться, после чего им отрубили головы, повесили или сожгли; самому младшему из осужденных было 10 лет, самому старшему — 18. Только мания стала понемногу утихать, как приняли свод уголовных законов от 1707 г. (в правление императора Иосифа I), который придал силы прежним суевериям, воскресив и дух, и букву «Молота ведьм». В самой Австрии, однако, казней больше не было, а суды над ведьмами случались только в глубокой провинции. Императрица Мария-Тереза издала в 1769 г. свой знаменитый «Уголовный кодекс», ограничивавший преследования за ведовство; ни один приговор по делу о ведовстве, к примеру, не мог быть приведен в исполнение без правительственного одобрения. Несмотря на видимые преобразования, весь том, содержащий в себе свод законов, заполнен описаниями и снабжен 30 гравюрами узаконенных пыток, отмененных только в 1776 г. Одиннадцать лет спустя, 13 января 1787 г., все законы о ведовстве были отозваны.
В тех областях Тироля, где жители говорят на немецком языке, до 1600 г. ведовских процессов было немного. В 1637 г. главный прокурор Инсбрука доктор Вольперт Мозель составил свод инструкций по обнаружению ведьм в помощь местным судьям. Мозель дополнил обычный список еще одним признаком колдовства: если какой-нибудь мужчина найдет у себя в комнате женский пояс или другой предмет женского туалета, это значит, что ведьма бродит поблизости! Обвиняемой в ведовстве запрещалось сообщать, в чем именно заключается обвинение; если она отказывалась от сделанного под пыткой признания, значит, ее нужно было подвергнуть пытке вновь; в процессе выяснения имен сообщников для большей точности показаний надлежало применять «умеренную пытку». Мозель ограничивал применение пыток тремя часами подряд. В конце века, в 1696 г., аналогичное руководство издал в Инсбруке профессор права, ректор университета доктор Иоганн Кристоф Фрелих. Ввиду серьезности преступления, настаивал Фрелих, обычными юридическими гарантиями законности процедуры следует пренебречь. Дурная слава, мать-ведьма, неспособность смотреть людям в лицо — все это считалось достаточным основанием для предъявления обвинения в ведовстве. Допрос следовало начинать немедленно после ареста, чтобы дьявол не успел подучить пленницу, как отвечать. Камеру пыток надлежало окропить святой водой и окурить дымом благословенных трав. Обвинения в присутствии на шабаше (предъявленные другими ведьмами под пыткой) считались доказательством вины. За мелкие преступления, например поиски подземных источников при помощи гадания, предполагалось наказывать кнутом, изгонять из города или штрафовать. Дети моложе 7 лет от наказания освобождались, старше 14 признавались взрослыми. Всякий осужденный полностью лишался состояния и всей собственности. Эта книга была переиздана в 1714 г.
При подобных руководствах к действию протоколы провинциальных австрийских процессов не должны вызывать удивления. В 1673 г. в Гутенхаге (Штирия) один судья 11 дней и ночей держал пятидесятисемилетнюю женщину на коленях на пыточном стуле (сиденье которого утыкано шпеньками), время от времени поджигая ей ступни серой, чтобы заставить ее признаться в союзе с дьяволом. Она сошла с ума и умерла под пыткой. В 1679 г. в Линце (Тироль) судили Эмеренциану Пихлер, через год ей и двум ее старшим детям вынесли обвинительный приговор. Мать сожгли 25 сентября 1680 г.; детей, в возрасте двенадцати и четырнадцати лет, 27 сентября 1680 г. В 1679 г. полиция Мерана (Тироль) заподозрила четырнадцатилетнего попрошайку в том, что он накликал бури. Он был настолько невежествен, что не мог назвать даже собственное имя, но под пыткой признал справедливость обвинения и показал на трех сообщников, в возрасте от 18 до 25 лет. Всех четверых сожгли 13 декабря 1679 г. В этой области ведовство преследовали особенно ожесточенно, один священник, Лауренц Паумгартнер, даже записал в своем дневнике, что в одном только его крошечном приходе за 15 месяцев (около 1680 г.) казнили 13 ведьм. В 1688 г. в Штирии сожгли целую семью, вместе с детьми и служанкой, за ведовство. В 1695 г. в Штайермарке (Южная Штирия) Марина Шепп, простояв под присмотром доминиканцев из Петтау шесть с половиной часов на коленях на пыточном стуле, начиная с шести утра, созналась в сексуальных отношениях с дьяволом; ее сожгли. Еще две крупных вспышки антиведовской мании произошли в 1670 и 1690 гг., после чего на фоне общего уменьшения количества ведовских процессов в Европе процессы в Австрии также прекратились.
