Показать все теги
Константин Багрянородный о происхождении и ранней истории хорватов: Великая Хорватия и белые хорваты[1]
Разнообразные сведения о хорватах помещаются в нескольких главах трактата «Об управлении империей» византийского императора Константина VII Багрянородного. В 30-й главе «О феме Далмация», где изложена история завоевания Далмации сначала аварами, а затем славянами, в частности читаем:
Хорваты же жили в то время (во время аварского завоевания Далмации. — А. М.) за Багиварией (Баварией. — А. М.), где с недавнего времени находятся белохорваты.
Прочие же хорваты остались у Франгии (империи франков. — А. М.) и с недавних пор называются белохорватами, т. е. «белыми хорватами», имеющими собственного архонта. Они подвластны Оттону, великому королю Франгии (иначе — Саксии) и являются нехристями, вступая в родственные связи и дружеские отношения с турками (венграми. — А. М.)... [2]
Эти сведения могут быть дополнены данными 31-й главы «О хорватах и о стране, в которой они живут в настоящее время»:
[Знай], что хорваты, ныне живущие в краях Далмации, происходят от некрещеных хорватов, называвшихся «белыми», которые обитают по ту сторону Туркии, близ Франгии, и граничат со славянами — некрещеными сербами. [Имя] хорваты на славянском языке означает «обладатели большой страны»[3].
[Знай], что Великая Хорватия, называемая «Белой», остается некрещеной до сего дня, как и соседние с нею сербы[4].
Известия Константина Багрянородного в оценке исследователей
Оценке письменных известий о хорватах, среди которых главными, безусловно, выступают свидетельства Константина Багрянородного, посвящена обширная литература[5]. Историки в большинстве своем хотя и признают наличие в рассказе византийского императора некоторых внутренних противоречий и несоответствий с данными других источников, сходятся на том, что сведения его в целом достоверны и отражают реальную картину расселения и ранней истории хорватских племен в Центральной Европе. То же самое следует сказать и о сообщаемых Константином сведениях о «белых хорватах», которых в полном соответствии с показаниями источника относят к общему хорватскому массиву: «белые хорваты» являлись его составной частью, одной из локальных племенных группировок внутри хорватского этноса[6].
Между тем вопрос этот не столь однозначен и требует дополнительного изучения. Серьезные сомнения в точности и достоверности известий Константина о «белых хорватах» и «Белой Хорватии» высказывают не только историки, но также филологи и археологи. Еще Ф. Рачки, указав на многочисленные неточности и противоречия в рассказе о приходе хорватов на Балканы, пришел к выводу, что сведения о белых хорватах, как и само это наименование, вообще получены византийским императором из недостоверных источников, имеют баснословный характер[7].
Отказывался признавать реальными историческими образованиями как Белую Хорватию, так и Белую Сербию В. Ягич. По его мнению, обе они являлись вымышленными или «фантастическими странами» (Phantasielander), существующими только в труде Константина, возникшими благодаря тому, что последний или его информаторы что-то услышали о чешских хорватах и лужицких сербах и, основываясь на этих слухах, создали версию о двух больших прикарпатских державах хорватов и сербов, в действительности никогда не существовавших[8]. К подобному выводу позднее пришел еще один известный исследователь славянских древностей А. Брюкнер[9].
Новейшие археологические материалы как будто подтверждают этот пессимистический вывод. Опираясь па данные археологии, В. В. Седов полностью отвергает существовавшие ранее в литературе и основанные преимущественно на сообщениях Константина Багрянородного исторические реконструкции Великой и Белой Хорватии (в частности, получившие самое широкое признание построения JI. Нидерле и Ф. Дворника). «Эти гипотетические построения, — пишет новейший исследователь,—ныне представляют чисто историографический интерес, поскольку не находят никакого подтверждения в археологических материалах. На основании последних можно со всей определенностью утверждать, что хорваты начали свою историю в антской среде, оттуда расселились на запад и, разделившись на несколько групп, осели в разных местностях раннесредневековой славянской территории»[10]. В теории В. В. Седова, как видим, вообще не остается места для каких-либо особых этнополитических образований хорватов, объединявших весь этот этнос в период, предшествовавший его разделению на отдельные локальные группировки в процессе славянского расселения.
При всей категоричности суждения В. В. Седова страдают односторонностью. Полностью отвергая сведения византийского источника, он тем самым игнорирует сообщаемые им факты относительно характера расселения хорватов, осваивавших новые территории в результате военных побед над их прежними обитателями, в частности, победы над аварами в Далмации. Между тем такие факты не могут быть полностью устранены или пересмотрены. Значит, как бы то ни было, хорваты прибыли в Центральную Европу не слабо организованной массой переселенцев, спасающихся от вражеского нашествия, а, напротив, имели достаточно сильную в военно-политическом отношении организацию, дававшую им определенные преимущества перед другими народами в борьбе за новые территории.
Подобные аргументы приводил еще JI. Нидерле, высказываясь по поводу негативизма выводов В. Ягича: «Что касается меня, то традиции о Великой или Белой Хорватии на севере и о Белой Сербии я не счел бы лишь порождением фантазии византийцев. Хорваты и сербы пришли на юг как сильные племена, следовательно, покидая Прикарпатье, они представляли значительную силу»[11]. Эти предположения подтверждаются и сообщением Константина Багрянородного о том, что белые хорваты имеют «собственного архонта», в чем можно видеть указание на политический характер их объединения.
Сомнения относительно существования Белой Хорватии и белых хорватов в Центральной Европе, по-видимому, побудили некоторых исследователей локализовать последних в Восточном Прикарпатье и Закарпатье, отождествляя их с восточнославянским племенным союзом хорватов, известным по Повести временных лет[12].
Нам представляется, что решение проблемы «Великой Хорватии» и «белых хорватов» невозможно без дальнейшего анализа, прежде всего текста известий Константина Багрянородного, который был и остается главным и незаменимым источником в данном вопросе.
Структура и источники известий о «Великой Хорватии» и «белых хорватах»
Источниковедческий анализ известий о хорватах, содержащихся в трактате Константина Багрянородного, показывает, что 30-я и 31-я главы, содержащие основные интересующие нас сведения, воспроизводят данные, подчас противоречащие друг другу и не позволяющие воссоздать четкую и последовательную цепь происходящих событий.
30-я глава существенно отличается от других по своей композиции и стилистике. Иной является и ее идейно-политическая направленность. Сведения о хорватах, приведенные в этой главе, противоречат тому, что рассказывается о них в главах 29-й и 31-й: в частности, в главе 30-й проводится мысль о самостоятельном поселении хорватских племен на Балканах и о их собственной инициативе в принятии христианства, тогда как в главах 29 и 31-36-й подчеркивается определяющая роль Византии в истории западнобалканских славян.
Согласно выводам Д. Моравчика известия о хорватах в трактате Константина в целом представляют собой нагромождение разнородного сырого материала, не получившего надлежащего согласования и литературной обработки со стороны автора. Среди источников императора были как устные свидетельства собственных агентов и чужеземцев, так и данные официальных письменных документов, впоследствии утраченных[13].
Еще Дж. Бьюри пришел к выводу, что 30-я глава является позднейшей интерполяцией в тексте произведения[14]. Данная точка зрения в настоящее время общепризнанна, хотя происхождение, датировка и достоверность сообщений 30-й главы остаются спорными[15]. Вероятнее всего, эта глава была включена в трактат «Об управлении империей» уже после смерти Константина Багрянородного. Более того, отдельные ее части были написаны не только разными авторами, но и в разное время, не будучи подвергнуты в дальнейшем единой редакторской правке. Отсюда — явные фактические противоречия, например: дважды по-разному указаны размеры территории Далмации и Хорватии[16].
Исследователи отмечают наличие народной основы некоторых сообщений 30-й главы — хорватской и далматинско-романской. Особенно это касается эпизодов переселения хорватов и их борьбы с франками, изложенными здесь более подробно и обстоятельно, чем в 29-й и 31-й главах. Сведения же 31-й главы получены в основном из официальных византийских источников, по крайней мере, в них более четко и последовательно проводится официальная точка зрения на историю взаимоотношений империи со славянами[17].
Часть известий 30-й главы, начиная с сообщения об аварском завоевании Далмации и до рассказа о борьбе с аварами хорватов, принадлежат перу позднейшего анонимного автора, который лишь частично заимствовал их из сочинения императора Константина, соединив с известиями другого источника, не содержавшего сведений о приходе хорватов из северной «Белой Хорватии» и их борьбе с аварами во времена императора Ираклия[18].
Некоторые сообщения 30-й главы не могли быть связаны ни с хорватскими, ни с далматинскими народными преданиями и, в частности, сведения об императоре Оттоне I, а также интересующие нас данные о границах расселения «белых хорватов»[19]. Но и в этом случае не вызывает сомнения разное происхождение указанных сообщений. Для 31-й главы сведения о «белых хорватах» получены явно из византийского источника, на что указывают слова: «белых хорваты... обитают по ту сторону Туркии, близ Франгии»[20]. А 30-я глава пользуется северным источником, вероятно, франкского происхождения: хорваты живут за «Багиварией» — Баварией[21].
Согласно Г. Ловмяньскому часть известий 31-й главы — сведения о нападении на Хорватию печенегов, расстоянии от нее до Черного моря, вооруженных силах и отсутствии флота, а также данные о религиозной принадлежности «белых хорватов» — не могут происходить ни из западноевропейских, ни из южнославянских (балканских) источников. По предположению историка, в значительной степени эти сведения заимствованы из восточных источников. По своему характеру они напоминают географические описания средневековых арабских авторов, не исключено наличие в них также древнерусских и хазарских элементов .
Примечательно, что 30-я глава, ближе стоящая к хорватской народной традиции, вообще не употребляет названия «Великая Хорватия». Здесь встречаются только этнонимы «хорваты» и «белохорваты (белые хорваты)». Хороним «Великая Хорватия» фигурирует лишь в главах, непосредственно связанных с византийской официальной историографией и использующих характерную для нее географическую номенклатуру, в том числе хоронимы, образованные с помощью предиката «вели- кий(-ая)».
Вполне естественно, что сведения, восходящие не только к разным, по и во многом конкурирующим традициям, могли отразить противоречивые версии исторических событий и использовать не совпадающие по своему смысловому и территориальному содержанию этногеографические названия. Это, в свою очередь, дает право предположить, что выражения «Великая Хорватия, называемая “Белой”» (гл. 31) и «Великая Хорватия, некрещеная, называемая также “Белой”» (гл. 32), соединяющие в себе сразу несколько разных по содержанию определений, являются искусственными конструкциями, возникшими с целью устранения имеющихся противоречий. Если так, то между понятиями «Великая Хорватия» и «Белая Хорватия» не может быть полного тождества.
Из сообщений 30-й главы явствует, что этноним «белые хорваты» и соответствующий ему хороним «Белая Хорватия» — сравнительно новые названия, появившиеся в результате расселения хорватских племен на новые территории, в ходе которого ими были освоены земли в Центральной и Южной Европе и возникли многочисленные новые подразделения хорватского этноса — в Восточной Чехии, на Заале, в Силезии, на Верхней Висле, в Далмации, не говоря уже о более мелких группах °.
О смысловых взаимосвязях предикатов великий и белый этнических и географических названий
Специальные исследования в области происхождения и значения цветовой символики этнических названий показали, что предикаты типа «белый(-ая, -ое)», участвующие в образовании таких названий, могут иметь значение локатива (местного падежа). С точки зрения смыслового содержания определение «белый» относится к той системе цветовых обозначений, которая связывается с ориентированием по сторонам света[22]. Одной из наиболее известных в мировой истории космологических цветовых систем, получившей распространение почти по всей Евразии в эпоху раннего средневековья, является система, восходящая к древнекитайской цветовой символике. Основными цветовыми обозначениями сторон света в этой системе были белый, черный и красный. Черный и красный соответствовали северу и югу, а белый указывал на запад (западное направление) и применялся для обозначения географических объектов, расположенных на западе[23].
Цветосимволические представления древних китайцев, ставшие культурным достоянием многочисленных азиатских кочевников, со времен Великого переселения народов были распространены далеко за пределами Китая, вплоть до Малой Азии, Африки, Восточной и Центральной Европы[24]. Этому процессу более всего способствовали завоевательные вторжения гуннов, авар, тюрков и монголов. С завоеваниями последних некоторые исследователи связывают, в частности, появление названий «Белая», «Черная» и «Червонная Русь»[25].
Исходя из сказанного, можно предположить, что в составных этнических названиях, подобных славянским белые хорваты и белые сербы, предикат «белые» имеет географическое значение и указывает на западную часть существующего этнического массива— западных хорватов и западных сербов[26]. И хотя связанная с китайской космологией система цветовых обозначений не может считаться универсальной, и в рамках ее нередкими были случаи использования других цветов для обозначения запада (желтого или синего)[27], предлагаемое объяснение следует признать наиболее удовлетворительным. Вместе с тем нужно иметь в виду, что в силу постоянных миграций древних кочевников, появления новых завоевателей, названия, которыми они пользовались, могли смещаться в географическом пространстве, нарушая свой изначальным порядок, и по этой причине оказывались недолговечными .
Предикат «великий(-ая, -ое)» в составных названиях, по-видимому, также мог иметь значение локатива. Это могло произойти в том случае, когда определения «великий» или «большой» выступали в значении ‘старый’ и подразумевали старшее племенное образование или прежнее местопребывание племени (народа). Связь понятий старый и большой доказывается этимологическими исследованиями. Общеславянское *starz{-a, -о), * starzjb(-aja, -oje) находит многочисленные параллели в индоевропейских языках, сближается, в частности, с древнеисландским storr — ‘большой, сильный, важный, мужественный’[28] и возводится к индоевропейской основе *sta-r(o)- — ‘большой’[29].
Такая же связь понятий большой и старый/ старший прослеживается во многих европейских языках — романских и германских. Как показывают наблюдения Г. Кунстманна, в латинской практике выражения magnus, maior, maximus употребляются не только для обозначения роста, размера или количества, но также и возраста. С этой традицией, являющейся общеевропейской, находятся в связи mnl. groothere, grootvrouwe\ fr. grand-pere, grand-mere', engl. grandfather, grandmother. К ней восходят и позднейшие нем. Groftvater, Grofimutter. Связь понятий большой и старший запечатлена в принципе майората, применявшемся в феодальном праве при определении преимуществ для рожденного первым00.
Добавим к этому, что и в древнерусском языке прилагательное большой могло иметь значение ‘старший, главный по положению; старший по возрасту’, а также выступать в качестве существительного со значениями ‘взрослый’ или ‘начальник, глава’[30], а близкое по значению прилагательное великий в памятниках XI-XVIIbb. нередко выражало понятия ‘старший, главный по положению’[31].
Если «Белая Хорватия» и «Великая Хорватия» у Константина Багрянородного в территориальном отношении выступают как тождественные понятия, так как относятся к одному и тому же региону проживания хорватских племен, то, значит, локативы «белый» (‘расположенный на западе’) и «великий» (‘старый’) в рассматриваемом случае также должны образовывать смысловое тождество. Исходя из этого умозаключения, некоторыми исследователями выдвинут целый ряд гипотез, связывающих названия «белые хорваты» и «Белая Хорватия» с обозначениями старого места поселения хорватских племен, откуда потом произошло их расселение на новые территории, и помещали это место в западных частях известного иыне ареала проживания хорватов[32]. Смысловое тождество Старая Хорватия = Западная Хорватия, в частности, выступает одним из важных аргументов для локализации Белой Хорватии Константина в районах северо-восточной Чехии[33].
Искусственность подобных построений, на наш взгляд, очевидна. Конструируя гипотезы о расположении старой области проживания хорватов на западе, их авторы смешивают совершенно разные по характеру системы обозначений местности, которые существуют независимо друг от друга и поддерживаются различными культурно- историческими традициями. Локативы «великий» и «белый» могут быть сопоставимы и восприниматься в качестве однопорядковых явлений только как грамматические единицы, но такого сопоставления недостаточно для историкоэтнографического исследования.
Локатив «великий» в значении ‘старый’ должен был возникнуть в индоевропейской этноязыковой среде (смысловое тождество старый = большой, как мы видели, фиксируется в индоевропейских языках). И с этой точки зрения мало убедительной представляется связь его с принесенными из Китая космологическими цветовыми обозначениями. Но даже если допустить, что в случае с хорватами произошло подобное соединение, явившееся следствием, например, аварского вторжения в Европу и завоевания аварами части славянского населения, смысловая связь понятий «белый» и «старый» окажется совершенно иной, нежели у Константина.
Как показывают этнографические данные, в славянской народной традиции действительно существует определенная связь понятий, выражающих цвет и возраст: в символической сфере корреляция белый — черный иногда может входить в эквивалентный ряд с парами молодой — немолодой (старый)[34]. Но при этом устанавливается совсем иное соотношение: белый цвет соответствует молодости. Так, в похоронной обрядности различных славянских народов белый цвет в качестве цвета траура использовался при похоронах малолетних детей, юношей и девушек, молодых женщин и мужчин. Для нашего исследования важно, что подобный обычай зафиксирован у хорватов (в Северной Далмации). Во время похорон девушки или парня перед траурной процессией несли белый флаг, а участвующие в ней девушки были в белых одеждах[35].
Следовательно, в славянской народной традиции, известной современной науке, белый цвет, если и мог иметь какую-то связь с возрастом и возрастными категориями, то должен был символизировать не старость, а, скорее, наоборот, молодость и юность. С этой точки зрения толкование названий «белые хорваты» и «Белая Хорватия» как обозначений старого места проживания хорватских племен и старых хорватов также выглядит неубедительно.
Даже те историки, которые доказывали подлинность названий «белохорваты» и «Белая Хорватия», распространенных монголами или еще ранее аварами для обозначения западной части завоеванных ими земель, были вынуждены признать, что эти изначально чуждые славянам названия не были восприняты последними и канули в небытие вместе с завоевателями[36].
BeXoxpoi^azoi и Velochrobati: особенности передачи иноязычных названий в греческом написании
Заслуживает внимания предположение, высказанное впервые П. Скоком и поддержанное в дальнейшем другими исследователями, согласно которому, император или его информаторы в случае с «белохорватами» могли не различить слав. Ьё1- и vel-. Это недоразумение легко объясняется как обычный для греческой практики бэтацизм, когда согласные b и v в иноязычных выражениях передавали при помощи греч. Таким образом, Константин легко мог спутать слав. Ьё1 ъ- (‘белый’) и velb- (‘великий’) и на этом основании дать два перевода — /?еАо- и aanpoin.
В качестве подтверждения приведем лишь несколько примеров подобной трансформации иноязычных названий в греческом написании, которые можно найти у самого Константина. Она происходит как при передаче названиями географических объектов: реки Висла // Bicrka, Варна // Bapva, Сава // Еа/3а<;, города Венеция // Bevezia, Верона // Bepcova, Беневент // Веуфеудд^, Месемврия // Mecrqpppia, так и в названиях стран и народов: Ивирия // 'Ifiqpia, Ливан, Ливия // Лфауо^, Лфб}), Моравия // Mopaftia, евреи // ' E(3pai' 01, славяне // UkM/Soi[37].
Исходя из факта взаимозаменяемости в греко-византийских текстах согласных b и v, С. Роспонд пришел к более решительному выводу, что название BekoxpcofSazoi в трактате Константина правильно должно читаться как Velochrobati, а буквальное его прочтение — Belochrobati, белохорваты — неправомерно. При этом исследователь считает, что этноним Bekoxpoifidzoi выступает у византийского автора в качестве обозначения жителей прародины хорватов, «первоначальной, материнской Хорватии» (mieszkancy pierwotnej, macierzystej Chrobacji)[38]. О допущенной в греческом источнике путанице слав. ЬёЬ- и velb- говорит и Е. Налепа, по мнению которого Белая Хорватия должна соответствовать греч. ё megale Chrobatia[39].
Г. Кунстманн, также принявший эту версию, усиливает ее дополнительными аргументами. Славянское Velochrobati, которое Константин мог передать как ВсАохрсо- fiaxoi, грамматически связано с прилагательным velii(-ija, -ije) < *velijb или *veli(jb). В современных славянских письменных языках такая форма представлена очень слабо, тогда как в древнейших памятниках наряду с *velikv (с общим корнем *vel-) является общераспространенной. Следовательно, соответствующее заимствование названий, образованных от *veli{jb), должно было произойти в древности, т. е. до того, как velijb в ходе последующей эволюции было вытеснено ьеИкъл5.
Впрочем, не все исследователи принимают эту гипотезу. Как справедливо считает А. Лома, против нее свидетельствует перевод названия Векохрофаго1, данный самим Константином — BcXoxpcoftazoi rjyovv acrnpoi XpcafSazoi (хорваты «называются белохорватами, т. е. “белыми хорватами”»), наличие соединительной гласной -о-, а также упоминание аналогичного племенного названия — хровате белии — в Повести временных лет[40]. В то же время, принимая во внимание синонимичность понятий реуаХц Xpoofiazia («Великая Хорватия») и aanpq Xpcofiaxia («Белая Хорватия»), вытекающую из фразы q pryakq Xpafiazia, q Kai aanpq iiwvo]iaC6]i€vq («Великая Хорватия, называемая “Белой”»), А. Лома допускает, что Константин или его информатор смешивали греческое /?еАо- (которое в оригинале могло иметь вид velo-) со славянским velii (‘великие’)[41].
Действительно, гипотеза, предлагаемая П. Скоком, С. Роспондом, Е. Налепой и Г. Кунстманном, удовлетворительно объясняет только происхождение выражения BeXoxpcopazoi («белохорваты») как возникшего в результате возможной неточности в передаче подлинного славянского этнонима в греческом написании. Однако наряду с этим названием Константин Багрянородный употребляет и его эквивалент в виде хоронима — «Белая Хорватия». Причем византийский автор не просто приводит в греческой транскрипции очередное славянское название, а делает его перевод — aoKpq Xpojfiazia. Следовательно, греческому /9еАо- в названии BcAoxpo:/3dzoi византийский автор воспринимал как равнозначное славянскому ЬёЬ- (‘белый’). Отсюда, в свою очередь, следует, что название «Белая Хорватия» не может являться лишь результатом какой-то случайной механической ошибки. В данном случае подобного объяснения совершенно недостаточно. Если «Белая Хорватия» Константина и могла возникнуть по недоразумению, то нужно думать, что это название было переосмыслено и преобразовано автором в соответствии с имеющимися у него географическими или иными представлениями.
Для византийской историографии вообще характерно весьма вольное обращение с этническими и этнополитическими названиями, используемыми для обозначения соседних народов и стран. Исследователи отмечают нечеткость и сложность этнической терминологии византийских авторов, на производство и применение которой существенное влияние оказывали их собственные этногеографические, политические и религиозные представления, а также недостаток осведомленности[42].
Кроме того, византийские писатели нередко сознательно избегали подлинных этнических наименований, объясняя это нежеланием «осквернять» повествование употреблением «варварских имен и названий»[43]. Достоверные этнические термины и самоназвания народов встречаются только в византийских актах и легендах печатей, в нарративных источниках они крайне редки. Наименования народов в таких памятниках «не являются этнонимами в строгом смысле слова», это в значительной мере искусственные новообразования, возникшие в соответствии с вековыми традициями этикетных норм словоупотребления, которые «включают в себя обширную область географо-культурно-бытовых характеристик»[44].
Особую роль в производстве византийской этнической номенклатуры играл религиозный фактор: в качестве этнонимов нередко использовались обозначения, указывающие на конфессиональную принадлежность — к римскому католичеству, исламу или язычеству — причем такие обозначения могли применяться наряду с собственными этническими названиями[45].
Религиозный фактор вообще играет одну из основных ролей в этнонимике. Он относится к группе факторов, с помощью которых производятся этнонимы, фиксирующие признаки, заключенные в самой называемой общности или ей приписываемые (внешние приметы, занятия и обычаи, состав и устройство, свойства характера). Как правило, этнонимы данного типа не являются самоназваниями, а даны со стороны[46] .
В связи с этим важно вспомнить, что наряду с предикатами великая и белая Константин сообщает Хорватии еще одно определение—некрещеная: «Великая Хорватия, называемая “Белой”, остается некрещеной до сего дня, как и соседние с нею сербы». Такое определение не является случайным. Оно еще несколько раз применяется автором в отношении белых хорватов: «Прочие же хорваты... с недавних пор называются белохорватами, т.е. “белыми хорватами”... и являются нехристями...»; «хорваты... происходят от некрещеных хорватов, называвшихся “белыми”, которые... граничат со славянами — некрещеными сербами».
Связь предикатов белый и некрещеный стала предметом внимания современных исследователей, отмечающих, что наряду с географическими факторами в возникновении цветовых обозначений участвует и религиозный. По поводу рассмотренного нами случая можно предполагать существование определенной литературной традиции, обусловившей использование указанных предикатов в отношении одного объекта. Как отмечает Р. А. Агеева, у Константина Багрянородного засвидетельствовано «церковное использование эпитета белый по отношению к некрещеным частям славянского населения»[47]. Ранее подобное предположение высказывал В. В. Иванов[48].
Для нашего исследования важно подчеркнуть, что и при таком объяснении названий «белые хорваты» и «Белая Хорватия» их следует признать искусственными новообразованиями, поскольку они опять-таки не связаны со славянской этноязыковой средой, а возникли в иной культурной традиции.
Белые хорваты и хорутане Повести временных лет
Этноним «белые хорваты» помимо труда Константина Баргянородного встречается в аутентичном славянском источнике — Повести временных лет. Во вступительной части древнейшей русской летописи после рассказа о разделении стран между сыновьями Ноя помещено следующее известие:
Спустя много времени сели славяне по Дунаю, где теперь земля Венгерская и Болгарская. От тех славян разошлись славяне по земле и прозвались именами своими от мест, на которых сели. Так одни, придя, сели на реке именем Морава и прозвались морава; а другие назвались чехи. А вот еще те же славяне: белые хорваты и сербы и хорутанекц.
Прежде всего необходимо выяснить, каково происхождение данного летописного сообщения. Согласно гипотезе А. А. Шахматова, это и другие известия, составляющие недатированную вводную часть Повести временных лет, были написаны Нестором в начале XIIв.,—они отсутствовали в предшествующем по времени создания Начальном своде 1093-1095 гг., где повествование начиналось с рассказа об основании Киева[49]. Перерабатывая Начальный свод, Нестор углубил и расширил историографическую основу русского летописания. История славян и Руси стала рассматриваться на фоне всемирной истории, было определено место славян среди других народов, возводивших своих прародителей к потомкам легендарного Ноя. Тем самым русская история вводилась в рамки традиционной христианской историографии[50].
Повествуя о происхождении и древнейшей истории славянских племен, определяя границы исконно славянских земель и территорий, где впоследствии они расселились, Нестор обращался к давно прошедшему историческому периоду, отделенному от него самого многими столетиями и сообщал сведения о событиях, происходивших далеко за пределами Киева и Русской земли. Следовательно, составить свое повествование русский летописец мог только на основании данных авторитетных источников, содержавших интересовавшие его сведения. Таковыми источниками в Древней Руси были прежде всего византийские исторические сочинения и восходящие к ним ранние западно- и южнославянские произведения.
Различные сведения о славянах и отдельных славянских племенах содержатся в многочисленных исторических хрониках Византии, в том числе и тех, использование которых составителем Повести временных лет достоверно известно, — Георгия Амартола, Иоанна Малалы, Продолжателя Феофана и др.[51] Исследования начального русского летописания показывают, что при составлении историко- этнографического введения Повести были сведены чтения Хроники Георгия Амартола и западно- или южнославянских хронографов, так или иначе с ней связанных,— Болгарского Хронографа (однородного с Еллинским летописцем) или Хронографа по великому изложению. Византийское происхождение имеют, например, тексты, непосредственно предшествующие сообщению о расселении славян с Дуная и связанные с ним общей композицией. Рассказ о вавилонском столпотворении частично заимствован из Хроники Георгия Амартола, а сообщение о разделении на 72 языка потомков Ноя соответствует полному списку этих народов в русской Толковой палее, очевидно имевшей в данном случае общий источник с Повестью временных лет[52].
Общепризнанным считается компилятивный характер недатированного вступления к Повести, неоднократно отмечались не только его композиционная пестрота, но и смысловая несовместимость многих элементов[53]. Сообщение о расселении славян с Дуная большинство исследователей относит к так называемому Сказанию о славянской грамоте (Сказание о преложении книг на славянский язык) — еще одному предполагаемому источнику начальной части Повести временных лет[54]. Основной текст этого памятника помещен в статье 6406 (898) г., но и в недатированной части имеются многочисленные заимствования из него.
Как видим, в работе над вводной частью летописи Нестор действовал методом компиляции, составляя свое полотно подобно мозаике из отдельных небольших фрагментов, извлеченных из разных источников в той мере, в какой это отвечало выполнению его общего авторского замысла. Интересующий нас текст, содержащий упоминание о белых хорватах, заимствован из западнославянского источника, который, в свою очередь, также не был однородным по составу. Исследователи видят в Сказании о преложении книг несколько различающихся по содержанию частей[55], усматривают следы великоморавского происхождения и последующей болгарской обработки памятника[56] и даже выделяют в нем особую Повесть о поселении славян
на Дунае и нашествии угров, относящуюся к моравско-чешской традиции Хв.[57]
Кроме того, в окончательной редакции Повести временных лет текст Сказания имеет еще одну особенность. На одном из этапов доработки в него вошли новые локальные дополнения, имеющие византийское происхождение. По выражению А. Г. Кузьмина, «Сказание и смежные с ним летописные тексты как бы прошиты заимствованиями из византииских хроник» .
Интересующее нас известие о расселении славян с Дуная как раз обнаруживает такой сложный характер. Оно состоит как бы из нескольких фрагментов, каждый из которых имеет самостоятельное значение. Об этом свидетельствует и недостаточная смысловая согласованность отдельных частей при сведении их в единое целое.
Упоминание о белых хорватах содержит фраза, замыкающая рассказ. «А вот еще те же славяне: белые хорваты и сербы и хорутане». Начинает же его летописец с объяснения, что, разойдясь с Дуная, славяне «прозвались именами своими от мест, на которых сели»; но, так и не доведя этой мысли до конца, ограничивается только одним примером: «одни, придя, сели на реке именем Морава и прозвались морава». В дальнейшем летописец вернется еще к этой теме и проиллюстрирует свое наблюдение новыми примерами, касающимися названий восточных славян. Но пока он вынужден прерваться на полпути, поскольку имеющиеся у него разнородные данные не позволяли выстроить безупречную логическую последовательность.
О разнородности используемых летописцем источников, данные которых он пытался привести в соответствие, может свидетельствовать и тот факт, что в одном рассказе соединились сведения из истории разных славянских народов — западных и южных, причем сведения о последних (белых хорватах, сербах и хорутанах) логически отделены от первых и оформлены в виде особого дополнения.
Отмеченная особенность текста известия о расселении славян с Дуная давно привлекла внимание исследователей, видевших здесь следы работы нескольких авторов или редакторов, пользовавшихся разными источниками. Фраза «А вот еще те же славяне: белые хорваты и сербы и хорутане» справедливо считается позднейшей вставкой. Она, как и помещенное далее известие о поселении славян на Висле, образовавших ляшскую группу западнославянских племен, разрушает целостность первоначального текста о расселении славян в Подунавье и нашествии волохов.
Известия о белых хорватах, сербах, хорутанах и ляшских племенах идейно чужды рассказу о дунайских славянах, поскольку «не раскрываются в тексте, подобно мораванам, как иллюстрация новых племенных названий по занимаемым землям. «Ляхи», которые «сели на Висле», даже противоречат этому правилу, не став «вислянами». Эти славянские народы не связаны с контекстом рассказа, и территориально они находятся вне Подунавья. Поэтому данные записи можно рассматривать как более поздние интерполяции», — заключает новейший исследователь вопроса М. Б. Свердлов[58].
Следует обратить внимание и на еще один важный факт, не получивший пока должной оценки. Из трех приведенных здесь южнославянских этнонимов два— «белые хорваты» и «хорутане» — уникальны для Повести временных лет и более нигде не встречаются (хотя собственно о хорватах, как и сербах, она говорит неоднократно) . Не знают подобных этнонимов (кроме упомянутого здесь случая) и другие русские летописи, как древние (Лаврентьевская, Ипатьевская, Новгородская Первая), так и более поздние (Никоновская, Воскресенская и др.).
Зато термин «хорутане», а точнее, его западноевропейский эквивалент «каран- тане», хорошо известен в европейской средневековой традиции. В трактате «Обращение баваров и карантанцев», написанном в Зальцбурге в 870 или 871г., термин Carantani неоднократно и последовательно употребляется как этноним, обозначающий особый славянский этнос, заселявший пространство между Баварией и Нижней Паннонией[59].
«Карантанцами» в Европе называли альпийских славян, которые в первой половине VII в. создали свое государственное образование. Его центром стал город Карантан (в районе современного Карнбурга близ Клагенфурта). Независимое Ка- раптанское княжество просуществовало более ста лет, но в середине VIII в. оказалось под властью империи Каролингов. С этого времени начинается христианизация славянского населения миссионерами из Баварии и Италии. С 811г. земли Караптании к северу от Дравы отошли под юрисдикцию Зальцбургского архиепископства, а южные области — Аквилейского патриархата[60].
В 820-х годах Карантания оказалась в составе империи Карла Великого под властью баварских графов. Вследствие этого уже в конце IX в. термин «карантани» теряет этническое значение и становится хоронимом, обозначающим территориальную общность. В славянской среде это название не прижилось. Потомками альпийских славян ныне являются словенцы, становление языка которых восходит к периоду Карантанского княжества[61].
Важно подчеркнуть, что встречающиеся в европейских средневековых источниках названия Carantani, Carentani, Carentini, Carnii, Carniolenses, Camia, Carniola, Carantania связаны с возрождением античной традиции этногеографической номинации, в то время как исконные названия славян, живущих между Альпами, Дунаем, Дравой и Истрией, в древних источниках зафиксированы в формах Sclavi, Sclavani, а страна их — Sclavinia[62].
Таким образом, попавший в Повесть временных лет этноним «хорутане» был связан с европейской средневековой традицией. Этот термин не только не прижился в славянской среде, но к XII в. (времени составления летописи) уже вообще вышел из употребления в качестве этнонима. Кроме того, форма «хорутане» известна только в древнерусском языке и в других славянских языках вообще не встречается. Она могла быть образована непосредственно от др.-верх.-нем. Charanta из ср.-лат. Carantani — ‘жители Каринтии’, известного с VII в.[63]
Значит, в Повесть временных лет выражение «хорутане» должно было попасть из западноевропейского письменного источника, продолжающего традиции античной географической и этнической номенклатуры. Тот факт, что данное название не зафиксировано в известных ныне памятниках западно- или южнославянской письменности, заставляет предполагать, что оно было воспринято древнерусским книжником непосредственно из европейской традиции, т. е. было заимствовано составителем Повести временных лет из известного ему европейского источника или его древнерусского перевода. Таковым же, скорее всего, могло стать какое-нибудь византийское историческое сочинение, отразившее в части славянской этнической номенклатуры влияние латинской и, возможно, германской традиции.
Как бы то ни было, но сам факт наличия в одном и том же летописном известии о расселении славян с Дуная, точнее говоря, в перечне южнославянских народов, состоящем лишь из трех названий, сразу двух этнических терминов, нигде более в древнерусских памятниках не встречающихся и не находящих параллелей в западно- и южнославянских языках, может свидетельствовать о неславянском происхождении соответствующего пассажа. А наличие здесь этнонима «белые хорваты», встречающегося в такой форме только у Константина Багрянородного, заставляет предполагать общее византийское происхождение обоих терминов, а возможно, и всего отрывка о расселении южных славян.
Территориальная локализация «Белой Хорватии» и «белохорватов» Константина Багрянородного
При всех имеющихся сомнениях в аутентичности хорватских названий с предикатами белая и белые этнополитические образования, которым такие названия приписываются, поддаются территориальной локализации. Возникшие в неславянской этнокультурной среде названия «Белая Хорватия» и «белые хорваты» связывались византийской традицией с вполне определенной территорией проживания хорватских племен в Центральной Европе.
Как мы уже видели, 30-я глава трактата «Об управлении империей» определяет место проживания «белых хорватов» «у Франгии», «за Багиварией». 31-я глава сообщает дополнительные координаты: «белые хорваты» находятся «по ту сторону Туркии, близ Франгии, и граничат со славянами — некрещеными сербами».
«Франгией» хронист, по-видимому, обозначает страну, находившуюся под властью германского короля и императора ОттонаI, т. е. Германию в целом[64]. В другом месте он уточняет, что в данном случае речь идет не о всей Германии, а об одной из ее частей— «Багиварии», т. е. Баварии. Если эти сведения почерпнуты из северного (франкского) источника, то ориентировка «у Франгии», «за Багиварией» должна означать: к югу или, точнее, юго-востоку от Баварии.
Другим ориентиром является указание, что «белые хорваты» находятся «по ту сторону Туркии». «Турками» и «Туркией» Константин, как и другие греческие авторы, именует венгров и Венгерское государство в Панноиии, образовавшееся в начале Хв. Если эти сведения заимствованы из южного (византийского) источника, то выражение «по ту сторону Туркии» может означать только: к северу от Венгрии, севернее Венгрии.
Наконец, третий ориентир: «белые хорваты» соседствуют с «некрещеными» или «белыми сербами». Определить местонахождения последних непросто. Вопрос этот такой же сложный и запутанный, как и вопрос о «белых хорватах». Сам Константин по-разному определяет территорию их проживания. В 32-й главе «О сербах и о стране, где они живут ныне» читаем:
Да будет ведомо, что сербы происходят от некрещеных сербов, называемых также «белыми» и живущих по ту сторону Туркии в местности, именуемой ими Воики. С ними граничит Франгия, а также Великая Хорватия, некрещеная, именуемая также «Белой». Там-то и живут с самого начала эти сербы[65].
Местность «Воики», расположенная к северу от Венгрии и граничащая с державой Оттона I отождествляется большинством исследователей с Богемией — современной Константину Чехией (Воики/Бойки — искаженное «Богемия», т. е. «страна бойев»); иногда, впрочем, Воики идентифицируется с названием «бойков», этнографической группой в Карпатах[66].
Однако в 33-й главе, повествующей о сербах-захлумах, указывается, что род их правителей «прибыл от некрещеных поселенцев на реке Висле»[67]. Исходя из этого, исследователи располагают «Некрещеную Сербию» в бассейне Верхней Вислы, подтверждением чему служит местная топонимика[68]. Согласно другой точке зрения (более ориентирующейся на показания 32-й главы), областью проживания «белых сербов» во времена Константина Багрянородного, как и в более раннюю эпоху, являлась территория между реками Одером, Эльбой и Заале[69].
Таким образом, все имеющиеся в тексте трактата византийского императора данные, заимствованные как из франкского, так и византийского источника, ориентируют поиски «белых хорватов» примерно в одном и том же районе— к юго-востоку от Баварии, северу от Венгрии и югу от «белых сербов». Как справедливо полагают Б. Н. Флоря и О. А. Акимова, этот регион совпадает с территорией Древнечешского государства[70]. Согласно Г. Ловмяньскому, название «Белая Хорватия» служило для обозначения Чешского государства времен князя Болеслава I, которое на востоке должно было охватывать территорию вислян и, возможно, лендзян[71].
По сведениям Константина, «Белая Хорватия» в X в. признала зависимость от германского императора Оттона I, что также свидетельствует о ее расположении в Центральной Европе[72]. В пользу локализации «Белой Хорватии» на пространстве, совпадающем или непосредственно примыкающем к территории Древнечешского государства, кроме труда Константина Багрянородного свидетельствуют и другие источники. Среди чешских племен, перечисленных в грамоте Пражского епископства 1086г., названы хорваты, жившие в области Орлицких гор; в грамоте 1108г. упоминаются хорваты на р. Заале; в сочинении арабского географа Хв. аль Масуди говорится о хорватах, живших «между Моравой и Чахиным»[73].
Ближайшее соседство хорватов с Чехией фиксируется в так называемом Первом старославянском житии Вацлава. Здесь говорится, что после убийства этого чешского князя его собственным братом Болеславом (произошедшего в 930-х годах) мать убитого, Драгомира, бежала к «хорватам»[74]. Древнееврейский источник — Книга «Иосиппон» (середина Хв.) — помещает хорватов (Karvati) в одном ряду с мора- ванами (Morava), сербами (Sorbin) и лучанами (Lucanin)[75]. В последних историки видят племя, жившее в Северо-Западной Чехии[76].
Западные и северные границы «Белой Хорватии», вероятно, проходили в районе Заале и Белого Эльстера, что подтверждается длительным существованием в этом регионе хорватских анклавов, которые еще в XIV в. сохраняли автономию, а также хорватской топонимикои.
Традиция о «Белой» и «Червонной» Хорватиях в Далмации
Мы не можем оставить в стороне еще одно упоминания о Белой Хорватии, сохранившееся в так называемой Дуклянской летописи (Летописи попа Дуклянина). Этот своеобразный памятник, составленный по-латыни, приписывается анонимному пресвитеру из города Бара, жившему во второй половине XIIв., и иногда именуется также «Барским родословом».
В географической номенклатуре Дуклянина присутствуют названия «Белая» и «Червонная» Хорватии. Летописец разделяет территорию северо-западной части Балкан на две области: «Маритимия» (Maritima), иначе называемая «Приморьем» и «Трансмонтания» (Transmontana) или «Загорье». При этом первая область, называемая также «Хорватия», делится, в свою очередь, на «Хорватию Белую» или «Нижнюю» (Дольную) (Croatia Alba, que et inferior Dalmatia dicitur), в границах от Винодола до Дуваньского Поля (Дувно), а также на «Хорватию Червонную» или «Верхнюю» (Горскую) (Croatia Rubea, que et superior Dalmatia dicitur), от Дуваньского Поля до Драча. Совершение этого деления Дуклянин приписывает королю Будимиру-Святоплуку[77].
По поводу этого сообщения в литературе высказываются самые противоречивые мнения. Хорватские ученые в основном считают его достоверным. Оно может отражать события конца IXв., когда у хорватов происходил процесс формирования административно-политического устройства в правление Мутимира и Томислава. Белая Хорватия была главным центром формирующегося хорватского государства, и начиная со времени княжения Борны и Владислава с ее территории происходила экспансия на земли соседних славянских племен. Картография далматинских древностей 1Х-Хвв. убедительно показывает преобладание Белой Хорватии над другими областями восточного побережья Адриатики с точки зрения культурного развития и населенности территории. В ее пределах находились важнейшие далматинские города, признававшие власть хорватских князей: Нин, Задар, Трогир и Сплит[78].
Однако большинство европейских историков скептически относится к сообщению Дуклянской летописи о двух Хорватиях в Далмации и попросту их игнорирует. Дело в том, что если следовать указаниям этого источника, то окажется, что территория Верхней Далмации, где дуклянский пресвитер помещает Червонную Хорватию, совпадает с исторической областью Зета или Дукля (Диоклея), которая собственно хорватам никогда не принадлежала. С VIIв. эта область была заселена сербским племенем дуклян, создавшим в IX в. свое княжество Дукля, в конце того же века завоеванное Византией. В конце Х-Х1вв. дуклянская государственная традиция оказалась самой сильной у сербов, она единственная пережила уничтожение Первого Болгарского царства и установление византийской власти почти над всеми Балканами[79].
Чтобы как-то примирить сведения Дуклянской летописи с известиями других источников, некоторые исследователи, опираясь главным образом на данные топонимики, предполагали, что область между Дувном и Баром до периода правления Неманичей (конец XII в. —1366) могла носить название Червонной Хорватии и, по крайней мере, до середины X в. образовывала с Белой Хорватией единое государство[80]; или что между сербами-дуклянами было определенное число родов, которые называли себя хорватами[81]; или же, наконец, хорваты в ранний период своей истории были преобладающим племенем в Дукле и даже во времена Константина Багрянородного численно еще превосходили дуклянских сербов, поскольку последний не причислил дуклян к сербским племенам[82].
Как известно, Летопись Дуклянина, подобно другим памятникам средневековой славянской историографии, была создана под сильным влиянием византийской политической и литературной традиции. Высказывалось мнение, что ее текст и в дальнейшем подвергался обработке византийских справщиков. Термин «хорваты» для дуклян мог быть употреблен вместо «сербы» как его своеобразный синоним, неопределенность представлений об этнической территории, занимаемой сербскими и хорватскими племенами, — характерная черта многих византийских источников[83]. Если так, то названия «Белая» и «Червонная Хорватия» могли относиться как к хорватам, так и сербам и быть связаны не столько со славянской, сколько с византийской номенклатурой. В производстве этих названий свою роль могла сыграть та же традиция, которая нашла отражение и в трактате Константина Багрянородного.
В любом случае ясно, что названия «Белая Хорватия» и «белые хорваты», применявшиеся будь то в отношении Восточной Чехии или Далмации,—это новообразования, возникшие в процессе расселения хорватов в Центральной Европе и на
Балканах. Эти названия обозначали вновь освоенные хорватами территории, и, следовательно, они не могут применяться для обозначения территории исторической прародины хорватов, являвшейся исходным пунктом хорватских миграций. Название «Белая Хорватия» использовалось для обозначения сразу нескольких частей хорватской этнической территории, причем находящихся на значительном удалении друг от друга и разделенных территориями, принадлежавшими другим этносам.
Оба хорватских названия с предикатом белая объединяет прямая смысловая связь понятий «белый» и «западный», — оба они обозначают западные части хорватской этнической территории, располагавшиеся соответственно на северо-западном и юго-западном флангах ареала расселения хорватов. Следовательно, приоритетной версией происхождения названий «Белая Хорватия» и «белые хорваты» следует признать географическую версию, опирающуюся на установленную в результате сравнительно-типологических исследований связь понятий «белый» и «западный», обусловленную влиянием древневосточных систем цветосимволических обозначений, принесенных в Европу азиатскими кочевниками.
Достоверность и историческое содержание этногеографических названий с предикатом великий (-ая)
Историческая достоверность хорватских этнических названий с предикатом белый, как мы видели, подтверждается свидетельствами аутентичных славянских источников. Такие названия, очевидно, возникли вне славянской этнокультурной среды, но некоторое время использовались применительно к части хорватских племен, занимавших западные окраины ареала расселения хорватов в Центральной Европе и на Балканах. Насколько достоверно другое этнополитическое обозначение, связываемое с древними хорватами — хороним «Великая Хорватия»?
«Великая Хорватия» — не единственное название, встречающееся в труде Константина Багрянородного, в производстве которого используется предикат великий(- ая). Неоднократно им упоминается «Великая Моравия» (Г| (jeyaXr) Морера)[84], a также «Великая Армения» (г) [jeydXr] Apjjevia)[85], «Великая Испания» (г] [аеуаЛг, 1°' navLcx)[86] и «Великая Франгия» (У) [jeydXr] Фрауу[а)[87].
Можно говорить о существовании устойчивой традиции образования подобных географических названий, имеющей отношение к различным европейским народам и в том числе славянам, подтверждающейся данными многих источников. Укажем только на самые известные примеры: Великая Польша (Великополыиа), Великая Болгария, Великая Русь (Великороссия), Великая Греция, Великая Венгрия и др.
Возникает вопрос, насколько достоверны рассмотренные названия, представленные в основном в византийских памятниках? Не являются ли они лишь выражением некой универсальной этикетной традиции этногеографической номинации, существующей в греко-византийской литературе и непосредственно не связанной с подлинными названиями тех стран и народов, которым они приписываются?
Ответить на этот вопрос непросто, поскольку в большинстве случаев средневековые географические названия с предикатом великий(-ая) встречаются в византийских памятниках и зафиксированы в греческом написании. Однако объясняется это скорее общим состоянием европейских источников эпохи раннего средневековья, основу которых составляют произведения греко- и латиноязычных авторов, связанных с позднеантичной и византийской традицией. В тех же случаях, когда наряду со свидетельствами византийского происхождения сохранились данные источников, созданных в иной культурно-исторической среде и отражающих местную традицию этногеографической номенклатуры, мы также наблюдаем факты использования названий с предикатом великий(-ая), подтверждающие достоверность их употребления в греческой литературе.
Примером может служить название «Великая Армения», встречающееся не только у Константина Багрянородного, но также известное по многочисленным сообщениям древнегреческих, латинских, армянских, иранских, грузинских, арабских и древнерусских источников, возникшее еще в эллинистический период для обозначения Армянского царства, располагавшегося к востоку от Евфрата[88].
Достоверность славянских этногеографических названий с предикатом великий(- ая) также находит подтверждения в источниках местного происхождения. Например, наименование «Великая Польша» (Polonia Maior) в данной форме впервые встречается под 1257 г. в грамоте польского князя Болеслава Благочестивого в его княжеском титуле: «князь Великой Польши» (dux Maioris Polonie); в дальнейшем оно неоднократно встречается в польских памятниках XIII- XV вв.[89]
Другое подобное название—«Великая Русь». Эпитет «великая», употребляющийся по отношению к Руси, спорадически появляется в источниках, как русских, так и иностранных, начиная с XII в. В начале XIV в. в канцелярии константинопольского патриарха начинают употреблять название «Великая Русь» для отличия территории старой киевской митрополии от земель Галицко-Волынской Руси, отнесенных к вновь созданной галицкой митрополии и называемых «Малая Русь».
Вскоре название «Великая Русь» становится обозначением территории, подчиненнои власти великих князей московских .
Можно констатировать, что названия с предикатами «великий(-ая)» и «великие» существовали в славянской среде и в более раннее время, начиная с эпохи расселения славян на Балканах. Для нас особенно важно, что в это время уже существовали составные формы не только топонимов, но и этнонимов, образованные с помощью веле-. Примером являются зафиксированные византийскими авторами в греческом написании этноним «велегезиты» (ВеХеуе^тоа, ВеХеуе^тса) и топоним «Велзития» (BeA^ryua). Славянское племя велегезитов несколько раз упоминается автором «Чудес Святого Димитрия Солунского»[90], а архонта Велзитии, расположенной где-то в Элладе, упоминает под 799 г. Феофан Исповедник[91]. Provincia Belegesitia в Греции известна из договоров Византийской империи с Венецией в XII-XIII вв. С велегезита- ми предположительно связывают и провинцию Velechative, отмеченную в документе о разделе империи 1204 г.[92]
Насколько можно судить по имеющимся данным, велегезиты обитали в прибрежной части Южной Фессалии; большое количество славянских топонимов в этой части Греции подтверждает факт наличия здесь славянского населения в средневековье[93]. Этимология этнонима «велегезиты» вызывает значительные разногласия у исследователей, но никто не сомневается в его славянском происхождении. Общепринятым считается и составная форма этнонима с соответствующим членением BeXej-yeCqxai < *Vele+gostiCi, либо < * Velij+gostb, либо < *Vele-jezb < * Velejizdb+jb] греческое в названиях BeXeye^izai, BcAeyeZqvai и BeACqna несомненно связано со славянским velijb, velii — ‘великий, великие’[94].
Анализ содержания рассмотренных названий, зафиксированных как в трактате византийского императора, так и в источниках иного происхождения, показывает, что основным значением используемого в них предиката великий(-ая) являются не только размеры территории или численность населения, а возрастное старшинство, древность соответствующего этнополитического или географического образования по отношению к его непосредственным преемникам или каким-то иным обособившимся частям, сохраняющим то же название в новых, изменившихся условиях.
Так, «Великой Арменией» во времена Константина Багрянородного именовались прежде всего земли Ширакских Багратидов — древнейшая и наиболее важная часть Армении, ее экономический, политический и культурный центр[95]. Под «Великой Франгией» Константин понимал собственную территорию франков —Трансальпийскую «Франкию». В отличие от этого специального названия термин «Франгия» для византийцев X в. являлся общим обозначением всех западных территорий, некогда подвластных франкам[96]. Наконец, название «Великая Моравия», впервые употребленное в трактате «Об управлении империей» для обозначения территории Великоморавского государства, разрушенного в начале Хв. венграми, означало «Старая, Древняя Моравия»[97]. К этой же практике восходит и наименование «Великая Польша (Великопольша)». Как показывают специальные исследования, это название соответствует понятиям старшая, (наи)важнейшая часть Польши[98].
Составные этнотерриториальные названия с локативом «великий(-ая)» могут обозначать область прародины, уже покинутую народом или его основной частью. Таким названием является хороним «Великая Болгария (Булгария)», обозначающий страну, где проживали предки дунайских болгар. Данное название зафиксировано в византийских исторических сочинениях, где оно значится как «Старая Великая Булгария»[99]. Это — возникшее в 30-х годах VII в. в Северном Приазовье объединение протоболгар, возглавляемое вождем уногундуров Кубратом. Великая Болгария была первым политическим объединением, предшествовавшим образованию Болгарского государства к югу от Дуная. После смерти Кубрата она распалась под ударами хазар и в прежнем виде и на прежней территории больше не возродилась[100].
Аналогичный пример находим в истории еще одного центральноевропейского этноса—венгров. До начала своего переселения на запад, в Паннонию, венгры жили в стране, именуемой позднее (в источниках XIII в.) «Великая Венгрия» (Magna Hun- garia). В эпоху средневековья среди них бытовало представление, что находящаяся далеко на востоке Великая Венгрия является родиной венгров и там живет население, говорящее на диалектах, близких к венгерским[101].
Незадолго до монгольского нашествия на Восточную Европу, в 1235-1236 гг., венгерский монах-доминиканец Юлиан предпринял путешествие с целью найти своих соплеменников, оставшихся в Великой Венгрии, и крестить их. Юлиан отыскал таковых близ реки Итиль (Волга), в двух днях пути от какого-то большого булгарского города, и убедился, что они сохранили предание о переселении отсюда основной массы венгров[102]. Совершившие уже после Батыева нашествия поездку в Восточную Европу папские эмиссары Плано Карпини и Рубрук (соответственно в 1246 и 1253гг.) также побывали в землях Великой Венгрии[103]. Сопоставив эти известия с данными топонимики и археологии, исследователи локализуют Великую Венгрию в Южном Приуралье, на территории современной Башкирии[104].
К числу подобных примеров, вероятно, можно отнести и название «Великая Скифия» (magna Scythia, Scicia Maior), принятое в средневековой книжной традиции, в том числе в европейской христианской картографии и широко применяемое современными исследователями[105]. Название «Великая Скифия» соответствовало понятию старая, древняя Скифия, т. е. территория, некогда принадлежавшая скифам, но в дальнейшем ими покинутая. Об этом в полной мере свидетельствует свободная взаимозаменяемость названий «Великая Скифия» и «Древняя Скифия», отмечающаяся в текстах некоторых позднеантичных и раннесредневековых авторов[106].
Связь понятий великий и старый, проявившаяся в производстве этнических названий, подтверждается примерами славянской социально-политической традиции и терминологии. По данным В. В. Колесова, подобная связь четко просматривается в древнерусском языке периода Киевской Руси. Издревле величие индивида в смысле его превосходства над другими в общественно-значимых делах определялось возрастом. Об одном и том же человеке могли сказать великий и старейший (муж)[107].
Эта же связь понятий отражена в титуле «великий князь», известном также со времен Киевской Руси. Вне зависимости от того, был ли упомянутый титул официальным или выполнял роль своего рода литературного эпитета, передававшего эмоциональное отношение к тому или иному князю и успехам его политики, этот титул выражал идею «старейшинства» в княжеской среде —не столько главенства и власти, сколько авторитета старшинства по возрасту, связанного с древними традициями почитания старости. Связь понятий великий и старый/ старший, закрепленная в титуле «великий князь», не страдала и в тех случаях, когда предполагаемое «старейшинство» князя было мнимым, не отражало его реального возрастного и генеалогического старшинства в княжеском роде, а было лишь следствием личного честолюбия и политических амбиций. Такое положение не изменилось и после падения политического значения Киева и киевских князей, претендовавших на роль старейших = великих', в этом качестве их заменили великие князья владимирские[108].
Еще более тесная связь понятий великий и старый/ старший закреплена в политической традиции славян в древнейший период их истории. Об этом можно судить по своеобразному способу производства собственных имен древних славянских князей путем превращения в антропонимы частей княжеского титула. Такой способ зафиксирован в именах «князя сорбов» Дервана и «князя винидов» Валлука, известных по Хронике Фредегара: «Dervanus dux gente Surbiorum»; «cum Wallucum ducem Winedorum»[109]. По мнению Г. Кунстманна, имя «Дерван» производится от эпитета *йегуъпъ — ‘старый, старший’, а имя «Валлук»—от эпитета *velbkz — ‘великий, старший’; оба они, возможно, входили в состав княжеского титула, один из вариантов которого мог первоначально иметь вид: Wallucus dux = velbks dux[110].
Географическое положение Великой Хорватии: Великая Хорватия и печенеги
Как видим, «Великая Хорватия» и «Белая Хорватии» Константина Багрянородного—не одно и то же не только в историческом, но и в территориальном отношениях. К такому выводу приходим в результате сопоставления данных о местах проживания «белых хорватов» и расположении «Великой Хорватии», представленных в 30-й и 31-й главах. Если область проживания «белых хорватов» локализуется в бассейне верхнего течения Эльбы (северо-западный форпост хорватского расселения), то территория «Великой Хорватии» должна быть отнесена на восток известного ныне ареала проживания древних хорватов — в район Восточного Прикарпатья и Верхнего Поднестровья.
Прежде всего территория Украинского Прикарпатья и населявшие ее жители во времена, когда царственный византийский историк создавал свой труд (948-952 гг.), были наиболее доступны нападениям печенегов, о чем свидетельствует Константин в 31-й главе трактата:
Она (Великая Хорватия. — А. М.) выставляет еще меньше конницы, как и пешего войска, сравнительно с крещеной Хорватией, так что является более доступной для грабежей и франков, и турок, и пачинакитов[111].
В конце IXв., одержав очередную победу над венграми и полностью вытеснив их из Северного Причерноморья, печенеги овладели пространством от Дона до Нижнего Дуная[112]. Их кочевья появились в том числе в нижнем течении Днестра и в Пруто-Днестровском междуречье, о чем можно судить по имеющимся археологическим данным. В частности, на территории современной Одесской области Украины найдены многочисленные погребения печенежских воинов, захороненных вместе с лошадьми по характерному обряду[113]. По палеоантропологическим данным следы пребывания тюркского населения выявляются и на более северных территориях центральной части Пруто- Днестровского междуречья[114]. Примечателен в связи с этим известный по поздним источникам (XVI в.) топоним Silva Pieczyngarum, обозначавший болотистый лес, располагавшийся между Стрвяжем, Верхним Днестром и Луквой, получивший свое название, очевидно, ввиду соседства с печенежской степью[115].
В трактате Константина Багрянородного имеются прямые указания на непосредственное соседство печенегов с некоторыми восточнославянскими племенами. Константин делит печенегов на восемь колен, каждое из которых образует свою «фему». Четыре «фемы» находятся к востоку от Днепра, и столько же к западу. Далее автор уточняет:
... фема Гиазихопон соседит с Булгарией, фема Нижней Гилы соседит с Туркией, фема Харавои соседит с Росией, а фема Иавдиертим соседит с подплатежными стране Росии местностями, с ультинами, дервленинами, лензанинами и прочими славянами[116].
Из приведенного отрывка следует, что территория последней упомянутой в нем «фемы», называемой византийцами Иавдиертим, простиралась вплоть до земель, занятых восточнославянскими племенами, находившимися в даннической зависимости от «страны Росии». «Страна Росия» — это, вероятно, область Среднего Под- непровья с центром в Киеве, соответствующая понятию «Русская земля» в узком значении, известному по русским летописям[117]. «Подплатежные» ей племена также легко находят соответствия с известными по древнерусским и другим европейским источникам племенами уличей, древлян и лендзян (возможно, волынян)[118].
По поводу локализации печенежских «фем», располагавшихся к западу от Днепра, высказано несколько различных предположений[119]. Как считает новейший исследователь вопроса И. О. Князький, земли печенежской «фемы» Иавдиертим располагались «по границе степи и лесостепи в Северо-Западном Причерноморье от левого берега Днестра до Поднепровья»[120]. Очевидно, что при таком размещении «фемы» среди ее соседей должны были оказаться и другие племена восточных славян, тем более, что сам Константин помимо перечисленных племен говорит о «прочих славянах», соседствующих с Иавдиертим. К числу таковых, по всей видимости, следует отнести славянские племена, занимавшие в первой половине Хв. приднестровские земли. Исследователи причисляют к соседям печенегов в области Приднестровья племена тиверцев[121]. Но, вероятно, этим дело не исчерпывается.
Повесть временных лет в перечне племен, участвующих в походе Олега 907 г. на Византию, называет их в соответствии с порядком географического размещения и помещает хорватов рядом с дулебами (волынянами) и тиверцами:
Пошел Олег на греков, оставив Игоря в Киеве; взял же с собою множество варягов и славян, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи: этих всех называли греки «Великая Скифь»[122].
Отсюда можно заключить, что тиверцы и волыняне, по старинке в последний раз названные дулебами, являются ближайшими соседями хорватов.
Южная граница расселения волынян, как и в более раннее время дулебов, по данным современных исследователей, проходила по водоразделу Припяти и Буга, а также верхнему течению Днестра[123]. Но именно регион Верхнего Днестра по данным археологии и топонимики совпадает с ареалом расселения восточнославянских хорватов, большая часть памятников которых концентрируется как раз по левому берегу реки, вдоль Збруча, Серета и других днестровских притоков[124].
Южные поселения и могильники волынян в Верхнеднестровском регионе также концентрируются вдоль левых притоков Днестра, где они расположены вперемешку с более многочисленными хорватскими памятниками[125]. Здесь же, в районе впадения в Днестр Луквы, располагался и упомянутый выше Печенежский лес (Silva Pieczyngarum), название которого, несомненно, связано с пребыванием поблизости печенегов.
Через земли восточнославянских хорватов, располагавшиеся к западу от Днестра, в Хв. проходил один из трех основных путей, по которым печенеги совершали свои набеги на Венгрию. Как установил на основании изучения венгерских хроник Д. А. Рассовский, этот путь шел по верховьям рек Прута и Сирета на Тиссу и далее на Венгерскую равнину[126].
Совершенно очевидно, что свидетельство Константина Багрянородного о нападениях печенегов на земли «Великой Хорватии» должны относиться к региону Среднего и Верхнего Днестра и Украинского Прикарпатья. Во всяком случае для такой локализации есть все необходимые основания, в то время как весьма затруднительно представить себе, что в данном случае источник имеет в виду «Белую Хорватию», располагавшуюся в пределах Северо-Восточной Чехии, до границ которой печенегам нужно было добираться минуя Карпаты и венгерские земли в Паннонии.
Соседство Великой Хорватии «с турками у гор»
Другим указанием Константина Багрянородного, важным для локализации «Великой Хорватии» в Хв., являются сообщения 13-й главы трактата «Об управлении империей», содержащей сведения о странах и народах, граничащих с венграми, обосновавшимися в Среднем Подунавье:
[Знай], что к туркам прилегают следующие народы. С западной стороны от них — Фран- гия, с северной — пачинакиты, а с южной — ... Великая Моравия, т. е. страна Сфендоплока (Святоплука. — А. М.), которая совершенно уничтожена этими самыми турками и захвачена ими. Хорваты же соседят с турками у гор[127].
Сведения 13-й главы следует сопоставить с известиями главы 40-й, также содержащей информацию о соседях венгров в Подунавье:
Соседствуют с турками с восточной стороны булгары, где их разделяет река Истр, называемая также Дунаем, с северной стороны — пачинакиты, с более западной — франки, с южной —хорваты[128].
Приведенные отрывки являются одними из самых спорных мест труда Константина, поскольку передаваемые в них сведения о соседях «турок» не находят соответствия с известными науке историческими фактами о местах проживания соседних с венграми народов в середине Xв.,— особенно это касается отнесения Великой Моравии к южным соседям венгров, а печенегов —к северным .
Чтобы объяснить имеющиеся в тексте источника противоречия, современные исследователи прибегают к разного рода предположениям. «Скорее всего, — полагают комментаторы российского издания труда Константина, — сбор материала вели несколько человек. Справка о соседних с «турками» народах, составленная одним из исполнителей, была отвергнута другим, собравшим значительный материал для гл. 40 и в том числе по тому же вопросу —о соседях «турок». Отрывок 13.3-18 оказался, таким образом, своего рода «дубликатом», которым Константин и распорядился по-своему, не слишком занимаясь поисками более стройной композиции»[129].
Многие комментаторы считают текст 13-й главы о соседях «турок» испорченным вариантом более основательного и исправного известия, содержащегося в главе 40-й; последнее признается не только более соответствующим действительности, но и первичным по отношению к первому[130]. Такое мнение во многом основывается на том, что в тексте известия 13-й главы имеется пропуск (после слов «ас южной — ...»), допущенный, вероятно, позднейшими переписчиками.
Исходя из этого, Р. Дженкинз предположил, что между артиклем rj и словом цеуаХг\ была пропущена целая строка, с добавлением которой испорченный текст получает следующее содержание: «а с южной — Хорватия. Местность же эта была некогда Великой Моравией...»[131]. Г.Г.Литаврин также усматривает в южных соседях венгров по известиям 13-й главы хорватов, т. е. жителей Хорватского королевства в Далмации, поскольку такие сведения имеются в исправном сообщении 40-й главы[132]. К такому же выводу приходят К. Бельке и П. Соушталь[133].
Мы не можем согласиться с подобными предположениями. Сведения о венграх 13-й главы составлены ранее времени написания трактата «Об управлении империей». Об этом свидетельствует тот факт, что венгры в данной главе отнесены к языческим народам, тогда как из сообщения Иоанна Скилицы известно, что в 948 г. венгерские вожди Булчу (Вулцус) и Дьюла приняли христианство в Константинополе, и это произошло при участии самого императора Константина[134].
Судя по содержанию известий о соседях венгров 13-й и 40-й главы, они вовсе не дублируют друг друга, и решение по этому вопросу не может быть столь однозначным. В литературе неоднократно предпринимались попытки устранить имеющиеся в источнике противоречия, которые, однако, нельзя признать успешными. Подводя итог многолетней дискуссии по поводу локализации Хорватии 13-й главы трактата «Об управлении империей», Г. Ловмяньский пришел к пессимистическому заключению, что данная дискуссия оказалась бесплодной[135].
Нам представляется, что сведения о соседях венгров, помещенные в разных разделах трактата византиского императора, противоречат друг другу, поскольку восходят не к одному, а к нескольким различным источникам. Эти источники возникли в разное время и отразили реалии быстро меняющейся политической обстановки в Среднем Подунавье конца IX — первой половины Хв. Сведения о соседях венгров 13-й главы должны были возникнуть раньше соответствующих известий главы 40-й и в большей степени отражать реалии конца IX — начала X в., в то время как данные, помещенные в 40-й главе, более приближены ко времени творчества Константина.
К такому решению подводят несколько обстоятельств. В 13-й главе среди соседей «турок» значится Великая Моравия, названная «страной Сфендоплока». Уничтоженная венграми и франками в самом начале Хв., эта славянская держава не могла соседствовать с венграми во времена императора Константина, и не случайно в известии 40-й главы она уже не упоминается, как и ее князь Святоплук, умерший в 894 г.
Отнесение Великой Моравии к числу южных соседей «турок», смутившее многих исследователей, получает удовлетворительное объяснение также лишь в контексте политических событий конца IX —начала Хв. Как убедительно показал В. П. Шушарин, передаваемые Константином сведения о соседях «турок» могли поступить в Византию только от самих венгров. А представление о расположении великоморавских владений к югу от Дуная могло сложиться у венгров лишь в очень короткий период военных действий в Задунавье в 899-900 гг.[136] Кстати сказать, сведения о печенегах как о северных соседях венгров, по общепринятому мнению, также более всего соответствуют обстановке конца IX в., когда венгры еще не преодолели Карпаты, и их станы располагались где-то в Восточной Галиции[137].
Известие 13-й главы о соседях «турок» имеет четкую композицию, не нарушенную в результате допущенного в последствии пропуска части текста. В сообщении последовательно указываются соседи венгров с соблюдением ориентации по сторонам света. Такую же композицию имеют и известия 40-й главы: в обоих случаях четырем сторонам света соответствуют четверо соседей. В известиях 13-й главы три стороны приведены в прямое соответствие с прилегающими странами: с запада - - Франгия, т. е. Восточно-Франкское королевство, с севера —печенеги, с юга —Великая Моравия. Четвертым соседом со стороны «гор» названы хорваты, и наиболее естественным является отнесение их к еще не упомянутым восточным соседям, тем более что там же, на востоке, расположены и отделяющие хорватов от венгров Карпатские горы.
Следовательно, нет оснований преувеличивать значение пропущенного в известии 13-й главы фрагмента, потеря которого будто бы изменила его основное содержание. Этот недостающий фрагмент, скорее всего, был незначительным по смыслу и не содержал существенной информации. Во всяком случае, реконструкция Р. Дженкинза, вводящая в оригинальный текст дополнительный элемент, полностью разрушает общий композиционный строй сообщения. Получается, что хорваты (или Хорватия) среди соседей «турок» упоминаются дважды, и оба раза на юге, в то время как восточное направление остается открытым. Стремясь привести сообщение 13-й главы в соответствие с данными главы 40-й, исследователь приходит к еще большим противоречиям.
Важное значение в решении интересующих нас вопросов имеют данные археологии. Основная масса памятников начального периода освоения венграми Среднего Подунавья находится к северо-востоку от Дуная и только незначительное количество их обнаружено в Задунавье, в его северо-восточной части — севернее озера
Балатон и правого притока Дуная реки Шио[138]. Такое расположение ранних венгерских памятников исключает возможность соседства венгров в начальный период расселения с жителями далматинской Хорватии, простиравшейся от Адриатического моря до гор Капелла и от полуострова Истрия до города Сплита.
Однако в дальнейшем границы венгерского расселения неуклонно продвигались на запад, в том числе и в Задунавье, и к середине Хв. венгры действительно вошли в контакт с далматинскими хорватами, став обитателями располагавшихся в непосредственной близости земель в междуречье Дравы и Савы[139]. Этот засвидетельствованный данными топонимики и археологии факт находит подтверждение и у Константина Багрянородного. В 42-й главе трактата «Об управлении империей» сказано:
Турки живут по ту сторону реки Дунай, в земле Моравии, а также по сю сторону, между Дунаем и рекой Савой[140].
Сведения, использованные в 42-й главе, непосредственно относятся ко времени составления трактата[141]. Им соответствует информация 40-й главы, говорящей о хорватах как о соседях венгров с юга. Оба известия отражают реалии одного и того же времени и, возможно, были получены из одного источника, каким могли быть сообщения венгерских вождей, крестившихся в Константинополе в 948 г.
Иное происхождение имеет информация главы 13-й, поступившая в Константинополь, судя по всему, несколькими десятилетиями раньше. Это могло произойти во времена миссии клирика Гавриила, посетившего Венгрию в конце 20-х или начале 30-х годах Хв.[142] По предположению В. П. Шушарина, упомянутый византийский посланник доставил в Константинополь первые сведения о расположении венгерских владений вблизи границ империи, использованные впоследствии императором Константином, и содержание этих известий «можно понять лишь при соотнесении их с данными о расселении мадьяр в Среднем Подунавье, которое продолжалось с конца IX по вторую половину Хвв. (и позже)»[143].
Исходя из вышесказанного, мы не можем согласиться с Г. Г. Литавриным, который, основываясь на данных 40-й главы, приходит к мнению, что в исправном протографе главы 13-й южными соседями венгров также были названы хорваты, и то были обитатёли Хорватского королевства в Далмации[144]. Такая точка зрения не учитывает разницы происхождения известий о хорватах, помещенных в разных частях труда Константина: известия 40-й главы не могли служить источником известий главы 13-й, так как появились позднее, между этими известиями, скорее, могла была обратная взаимосвязь.
Трудно согласиться и с мнением Г. Фехера, Ф. Дворника и Д. Моравчика, полагавшими, что хорватами, которые «соседят с турками у гор», являются «белые хорваты», проживавшие к северу от Карпат[145]. «Белые хорваты», скорее, могли быть обозначены как северные соседи «турок», но таковыми и в 13-й, и в 40-й главе названы печенеги.
По нашему мнению, говоря о соседстве венгров с хорватами «у гор», Константин и его венгерские информаторы имели в виду политическую ситуацию, сложившуюся в начальный период венгерского расселения в Среднем Подунавье. Следовательно, упомянутыми в 13-й главе «горами» не могли быть горы Капелла, а жившими около них хорватами — далматинские хорваты. Они были отделены от области венгерского расселения конца IX— начала Хв. обширным пространством междуречья Савы и Дравы, занятого другим славянским населением и только к середине Хв. освоенного венграми.
Зато области, прилегавшие к Карпатам, непосредственно смыкались с освоенной венграми территорией на первом этапе расселения в Подунавье, и именно Карпатские горы стали восточной границей их новой родины — границей между Венгрией и Великой Хорватией. Последняя, таким образом, располагалась к востоку от Венгрии, т. е. в том же регионе, где она локализуется на основании уже рассмотренных нами данных, — в Украинском Прикарпатье.
Путь из Великой Хорватии к «Черному морю»
Наконец, последним ориентиром для локализации «Великой Хорватии» служит указание Константина о возможном пути из нее к морю, который «занимает 30 дней», а море «называется “Черным”». Иными словами, «Великая Хорватия» находится на расстоянии в 30 дней пути от «Черного моря»:
Она (Великая Хорватия. — А. М.) не обладает ни длинными судами, ни кондорами, ни
торговыми кораблями, ибо лежит вдали от моря, — путь от тамошних мест до моря занимает 30 дней. А море, которого они достигают через 30 дней, называется «Черным»[146].
Комментаторы последних изданий труда Константина, исходя из тождества «Великой Хорватии» и «Белой Хорватии» и располагая эту историческую область к северу от Карпат и Судетов, приходят к выводу, что под «Черным» морем император имел в виду море Балтийское[147]. По мнению А. Ломы, в известии византийского императора речь могла идти не только о Балтийском, но и о Северном морях, а хорватские и сербские территории, отделенные от моря 30 днями пути, были расположены в верховьях Эльбы, Одера и Вислы[148].
Такая точка зрения, разумеется, имеет право на существование, но доводы, приведенные в ее поддержку, представляются далеко не бесспорными.
Не все исследователи разделяют это мнение, придерживаясь другой трактовки греч. q <jKoxeivf) дакаааа как Черное море[149]. То обстоятельство, что обычно в греческих памятниках, в том числе и у Константина, Черное море именуется Поуто$, совершенно не исключает употребления наряду с ним других названий. Встречающееся же в некоторых византийских памятниках использование выражения «черный(- ая)» в значении северный и даже арктический, представляемое как решающий аргумент для отождествления q UKOteivq ваХаааа с Балтийским морем[150], едва ли подходит к данному случаю. У Константина ни разу не упоминаются названия с корнем арктак;, нет упоминаний о Балтийском или Северном морях, и, похоже, его географический кругозор не простирался так далеко на север.
Кроме того, в византийской историографии существовала традиция, по которой Балтийское море вообще не воспринималось в качестве особого географического объекта и морем как таковым не считалось, — в нем видели лишь часть Атлантического океана, именуемого Западным океаном. Так, в «Истории» Феофилакта Симо- катты рассказывается, что во время войны с аварами в плен к византийцам попали трое славян из числа их союзников, которые вместо оружия имели при себе кифары. На допросе у императора Маврикия пленные сообщили, что:
... по племени они славяне и живут у оконечности Западного океана; что хаган (аваров. — А. М.) отправил послов вплоть до тамошних [племен], чтобы собрать воинские силы, и
прельщал старейшин богатыми дарами[151].
Этот же эпизод почти дословно повторяется в «Хронографии» Феофана Исповедника, где пленные именуют себя славянами, расселившимися «на краю Западного Океана»[152].
Славянами, о которых говорится в данных известиях, могли быть только племена, расселившиеся между устьями Эльбы и Одера, т. е. на побережье Балтийского моря. Таким образом, именно Балтийское море скрывается за определением «оконечность (край) Западного океана»[153]. Название «Западный океан» (о еапето^ Пкеауо^) было известно и Константину Багрянородному, в сочинении которого оно выступает в своем основном значении — ‘Атлантический океан’[154].
Исходя из сказанного, можно предположить, что Константин Багрянородный, говоря о море, к которому шел долгий путь из Великой Хорватии, не смог точно определить, какое именно море имеется в виду, иначе бы он использовал одно из более употребительных и узнаваемых названий,— например, «Поит» или «Западный океан». Тем самым, в случае с q aKozeivq Qakaooa мы имеем дело с греческой передачей подлинного хорватского названия, сообщенного императору его информаторами.
Как полагает А. Лома, обозначение Балтийского или Северного моря как «Черного (Темного)» могло возникнуть в средневековой Европе под тюркским влиянием, будучи связанным с древнеиранской системой цветовых обозначений сторон света, в которой черный цвет соответствовал северу[155]. Однако такое предположение не находит опоры в источниках. Нам не известны случаи использования в средневековой литературе названий с подобным значением применительно к Балтийскому или Северному морям.
Что же касается Черного моря, то принятое в греческой литературе его обозначение как Поуто$ ' AZtii'Os (‘Море Негостеприимное’), по мнению ряда исследователей, происходит от древнеиранской основы *ах$аёпа- (‘темный’)[156]. Впоследствии это название было эвфимизировано и приобрело форму Поуто^ Ей^ауо^[157]. Употребленное Константином название rj OKOxeivi) QaXaocra имеет ту же грамматическую основу и выступает в первоначальном, заимствованном у иранских народов, значении — ‘море черное (темное)’. В новогреческом языке распространяется еще более соответствующая первоначальному смысловому значению форма названия Черного моря — Maiiprj Оакааоа[158].
Таким образом, из двух предложенных в литературе вариантов локализации употребленного византийским императором гидронима г) aKoxeivq Qakaaaa (‘черное (темное) море’), к которому шел путь из Великой Хорватии, отождествление его с Черным морем представляется нам более достоверным.
По расчетам Т. Левицкого, за один день плавания по реке удавалось преодолевать расстояние примерно в 30 км, а за 30 дней — соответственно 900 км, что составляет фактическое расстояние между Черным морем и бассейном Сана, если плыть по Днестру[159]. По наблюдениям Л. В. Войтовича, за день плавания вверх по течению реки удавалось преодолевать расстояние примерно в 25-35 км, вниз — 80 км, однако по Днестру, «с его бесчисленными изгибами и поворотами вниз за день пройти более 50 км не удается. Простые подсчеты показывают, что за 30 дней до Черного моря можно было добраться где-то из района Перемышля»[160].
Этот древнейший городской центр в Прикарпатье, вероятно, можно считать географическим центром расселения восточнославянского племенного союза хорватов, известного по сообщениям Повести временных лет. С опорой на данные топонимики и исторической географии Н. П. Барсов определял область проживания летописных хорватов на обширном пространстве по склонам Татранских Карпат от истоков Тисы и Прута на юге до Днестра на востоке и Вислы на севере[161]. По данным В. В. Седова, подвергшего более строгому отбору географические названия, образованные от этнонима хорваты, «славянское племя хорватов было юго- западным соседом дулебов и занимало северные и южные области Восточного Прикарпатья, ныне входящие в территории Украины, Польши, Словакии и Венгрии»[162].
Украинское Прикарпатье, где племена хорватов обитали со времен славянского расселения, по нашему мнению, и составляло территорию Великой Хорватии, о которой писал Константин Багрянородный в середине Хв. В пределах Восточной Галиции помещали первоначальную Хорватию А. А. Шахматов, С. М. Середонин и другие исследователи1'4. Новейшие историки и археологи уверенно связывают изначальную территорию расселения хорватов с позднейшей Галицкой землей1'5.
В пользу такого решения свидетельствуют и данные современной лингвистики. Сравнительное языкознание обнаруживает многочисленные черты сходства украинского языка карпатской зоны с сербохорватским и другими южнославянскими языками, что указывает на их общее происхождение. В частности, это касается многочисленных лексических совпадений, особенно в части социальной терминологии. Характерно, что западнославянские языки подобного сходства не обнаруживают. Областью формирования отмеченной языковой общности является Украинское Прикарпатье или более обширные территории Восточной Европы, где должны были проживать древние предки современных носителей сербохорватского и некоторых других языков балканских славян[163].
А. В. Майоров (Санкт-Петербург, Россия)
Из сборника «ROSSICA ANTIQUA: Исследования и материалы», СПб., 2006
[1]Статья представляет собой расширенный вариант доклада, прочитанного на заседании Центра по изучению Древней Руси Института российской истории РАН 20 апреля 2005 г.
[2]Константин Багрянородный. Об управлении империей: текст, перевод, комментарий / Под ред. Г. Г. Литаврина и А. П. Новосельцева. М., 1989 (далее — ОУИ). С. 131.
[3]Там же. С. 135-137.
[4]Там же. С. 141.
Работа выполнена при поддержке гранта Президента Российской Федерации (проект МД- 1665.2006.6).
© А. В. Майоров, 2006
[5]Историографию вопроса см.: Niederle L. ЗЬуапвкё starozitnosti. Praha, 1906. D. II. Sv. 1. S. 250261; Lowmiariski H. Poczijtki Polski. T.II. Warszawa, 1964. S. 114-130; LonCar M. Porfirogenetova seoba Hrvata pred sudom novije Literature // Diadora. 1992. T. 14. S. 375-443.
[6]Marquart J. Osteuropaische und Ostasiatische Streifzuge. Ethnologische und historisch- topographische Studien zur Geschichte des 9. und 10. Jh. Leipzig, 1903. S. 129-139; Нидерле Л. Славянские древности. М., 2000. С. 76- 78; Hauptmann Lj. Dolazak hrvata // Zbornik kralja Tomislava. Zagreb, 1925; Hruby V. Puvodni hranice biskupstyi prazskego a hranice Hse ceske v 10 stoleti // Casopis Matice Moravske. 1926. T. 50. S. 95 i п.; Третьяков П.Н. Восточнославянские племена. М.; Л., 1948. С. 252; Lewicki Т. Panstwo Wi^lan-Chorwatow w opisie Al-Masudiego // Spra- wozdania z czynnosci i posiedzeri Polskiej Akademii Umiejgtno^ci. Krakow, 1948. S. 24-34; Dvornik F. The Making of Central and Eastern Europe. London, 1949. P. 268-297;Королюк В. Д. К вопросу об отношениях Руси и Польши в X веке // КСИС. 1952. №9; Paszkiewicz Н. Pocz§,tki Rusi. Krakow, 1996. S. 394-396; L ab u d a G. Chorwacja Biala // Slownik strozytnosci siawiariskich: En- cyklopedyczny zarys kultury slowian od zcasow najdawniejszych (далее — SSS). Т. I. Sz. 2. Wroclaw etc., 1961. S. 255-256; Lowmiariski H. Pocz^tki Polski. T.II. S. 130-200; Gaczyriski J. Zarys dziejow plemiennych Malopolski // Rocznik Przemyski. Przemysl. 1968. T. 12; Мавроди и В. В. Происхождение русского народа. Л., 1978. С. 78; Ditten Н. Benerkungen zu den ersten Ansatzen zur Staats- bildung bei Kroaten und Serben im 7. Jh. // Beitrage zur byzantinischen Geschichte im 7.— 11. Jh. Praha, 1978. S. 443-447; Пен я к С. I. Ранньослов’янське i давньоруське населения Закарпаття VI — XIIIст. Кшв, 1980. С. 163-164; Bechcicki J. Wokol problematyki etnogenesy Bialej Chorwacji // PS. R. 1986/1987. T. 36/37. S. 249 п.; T ржештик Д. Возникновение славянских государств в Среднем Подунавье // Раннефеодальные государства и народности, (южные и западные славяне VI — XII вв.). М., 1991. С. 80-81; Тимощук Б. А. 1) Восточные славяне: от общины к городам. М., 1995. С. 165-175; 2) CxiflHi хорвати // Матер1али i дослщження з археологи Прикарпаття i Волин'ь Льв1в, 1995. Вип. 5; Баран В. Д. Давш слов’яни. Кшь, 1998. С. 125-126; Goldstein I. Hrvatski rani sred- nji vijek. Zagreb, 1995. S.87si.; Pantelid S. Die Urheimat der Kroaten in Pannonien und Dalmatien. Frankfurt a/M. etc., 1997. S. 20-28; Nalepa J. Lemkowie, Wolosi i Biali Chorwaci. Uwagi dotychg.ce kwestii genezy osadnictwa Ruskiego na Polskim Podkarpaciu // Acta Archaeologica Carpathica. Krakow, 1997-1998. T. 34. S. 160 i п.; Войтович Л. 1) »Вип» хорвати чи «карпатсью» хорвати? // Мико- лаТвщина. Т. 1. Льв1в, 1998. С. 50; 2) Карпатсью хорвати в етнополгаичному розвитку Центрально- Cxiflnoi бвропи раннього середньов1ччя // Украша в Центрально-Схщнш бврош. Вип. 4. Кшв, 2004. С. 105 н.; Овчинников О. Cxi дш хорвати на KapTi бвропи // Археолопчш студп. Вип. 1. Кит; Чергнвц1, 2000. С. 152 i н.; Fokt К. Chorwacja polnocna — migdzy rzeczywistosci^, hipotez^ a legend^ // Acta Archaeologica Carpathica. T. 38. Krakow, 2003.
[7]Racki Fr. Biela Hrvatska i biela Srbija // Rad Jugoslovenske Akademije Znanosti i Umjetnosti. T. 52. Zagreb, 1880.
[8]Jagic V. Ein Kapitel aus der Geschichte der siidslavischen Sprachen // AfSPh. T. 17. Berlin, 1895. S. 47-48.
[9]Bruckner A. Wzory etymologii i krytyki zrodlowej // Slavia. T. 3. 1924-1925. S. 209-211.
ioc
едов В. В. Славяне в раннем средневековье. М., 1995. С. 326. пНидерле JI. Славянские древности. С.77-78.
[12]Рыбаков Б. А. 1) Первые века русской истории. М., 1964. С. 23; 2) Киевская Русь и русские княжества ХН-ХШвв. М., 1993. С.375, карта; Тимощук Б.О. 1) Слов’яни Швшчно1 Буковини V—1Хст. Киш, 1976. С. 138-139; 2) Восточные славяне... С. 173; Русанова И.П., Тимощук Б. А. Древнерусское Поднестровье. М., 1983. С. 22; Толочко П.П. 1) Древняя Русь. Очерки социально-политической истории. Киев, 1987. С. 32, карта; 2) Кшвська Русь. Кшв, 1996. С. 32, карта; Приходнюк О. М. Cxifliii Карпати у VIII-IX ст. / / Етногенез та етшчна icTopin населения Украшських Карпат. Т. I. Лылв, 1999. С. 339-340.
[13]Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Berlin, 1958. Т. I. S. 361-367. — См. также: SisicF. Povijest Hrvata u vremije narodnih vladara. Zagreb, 1925. S. 254-265; Gregoire H. L’origine et le nom des Creates et des Serbes // Byzantion. 1944-1945. T. 17. S. 88-90.
[14]Bury J.B. The Treatise De administrando imperio // Byzantinische Zeitschrift. Bd 15. Munchen, 1906. S. 523-525. — См. также: Hauptmann Lj. Dolazak Hrvata. S.96nn.
[15]См.: Бизантщски извори за исторщу народа Лугослав^е / Обр. Б. Фер]анчиЙ (далее — BHHHJ). Кн.. II. Београд, 1959. С. 26-36; Constantine Porphyrogenitus. De administrando imperio.
London, 1962. Vol. II. Commentary by F. Dvornik, R. J. Jenkins, B. Lewis, Gy. Moravcsik, D. Obolensky, S. Runciman (далее — DAI. Т. II). P. 97—99; ОУИ. C. 368-369; Die Byzantiner und ihre Nachbarn. Die De administrando imperio gennante Lehrschrift des Kaisers Konstantinos Porphyrogennetos fiir seinen Sohn Romanos / Ubersetzt, eingeleitet und erklart von K. Belke und P. Soustal. Wien, 1995 (далее — BIN). S. 158.
[16]®epjaH4Hh В. Структура 30. главе списа De administrando imperio // ЗРВИ. Кн.. 18. Београд,
1 С. 76.
[17]Grafenauer В. Prilog kritici izvjeStaja Konstantina Porfirogenita о doseljenju Hrvata // Historijs- ki zbornik. God. V. Zagreb, 1952. S. 15-18; Klai6 N. Najnoviji radovi о 29., 30. i 31. poglavju u djelu De administrando imperio // Starohrvatska prosvjeta. Ser. III. Split, 1985. Sv. 15. S.31-60; OepjaH4Hli Б. Долазак Хрвата и Срба на Балканско полуострво (осврт на нова тумачен>а) // ЗРВИ. Кеь. 35. Београд, 1996. С. 119-120.
lsKlaic N. Najnoviji radovi... S. 45 i n.
[19]НоваковиЙ P. Нека запажан>а о 29. и 30. глави De administrando imperio // Исторщски часопис. 1972. Кн.. 19. С. 52.
[20]ОУИ. С. 375, прим. 1.
[21]Там же. С. 370, прим. 14; С. 371, прим. 16.
[22]0 происхождении и различных модификациях этой системы см.: Иванов В.В. Цветовая символика в географических названиях в свете данных типологии (К названию Белоруссии) // Балто-славянские исследования. 1980. М., 1981; Bafiid J. Red Sea— Black Russia. Proligomena to the History of North Central Eurasia in Antiquity and the Middle Ages. New York, 1995. P. 121-273.
[23]Ludat Н. Farbenbezeichnungen in Vdlkernamen. Ein Beitrag zu asiatisch-osteuropaischen Kul- turbeziegungen // Saeculum. Jahrbuch fur Universalgeschichte. Т. IV. Hft. 2. Munchen, 1953. S. 154155; Gabain A. Vom Sinn symbolischer Farbenbezeichnungen // Acta Orientalia. Budapest. 1962. №1; Кононов A. H. Семантика цветообозначений в.тюркских языках // Тюркологический сборник. М.,1978. С. 171—172. — См. также: zupanid N. Znacenije barvnego atributa v imenu Crvena Hrvata // Etnolog. Glasnik Slovenskega etnografskega muzeja. T. 10/11. Ljublana, 1937-1938; BIN. S. 171, Anm.362.
[24]Свод значений используемых в топонимике цветовых названий см.: Никонов В. А. Введение в топонимику. М., 1965. С. 56-57.
[25]Mariczak W. Biaia, czarna i czerwona Rus // International journal Slavic Linguistics and Poetics. 1975. Vol. XIX. №2.
[26]ТрубачевО.Н. Ранние славянские этнонимы — свидетели миграции славян // ВЯ. 1974. №6. С. 51; § imunovid P. IstoCnojadranska toponimija. Split, 1986. S.25, Anm.22; Loma A. Serbisches und kroatisches Sprachgut bei Konstantin Porphyrogennetos // ЗРВИ. Kh>. 38. Београд, 1999-2000. С. 91-92.
[27]Pritsak О. Orientierung und Farbsymbolik // Saeculum. 1954. Т. V. S. 376-383; Nowatny K. A. Beitrage zur Geschichte des Weltbildes // Wiener Beitrage zur Kulturgeschichte und Linguistik. Bd XVII. Wien, 1969; Knobloch I. Sprache und Religion. Bd I. Heidelberg, 1979. S. 18-22.
[28]Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. III. СПб., 1996. С. 747.
[29]Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. Т.П. М., 1994. С. 199.
[30]Словарь русского языка XI-XVIIbb. Вып. 1. М., 1975. С. 287.
[31]Там же. Вып. 2. М., 1975. С. 63.
[32]Manoj lowic G. Studije о spisu «De administrando imperio» cara Konstantina VII Porfirogenita // Rad Jugoslovenske Akademije Znanosti i Umjetnosti. T. 186 Zagreb, 1911; Modelski T. Z onomastyki i terminologii gredniowiecznej // КН. T. 34 Lwdw, 1920; iupanic N. ZnaCenije barvnego atributa. ..; Sakac S. Iranische Herkunft des Kroatischen Volksnamens // Orientalia Christiana Periodica. 1949. T. 15. S. 313-340; Ludat H. Farbenbezeichnungen. ..
[33]Westberg F. Ibrahim ibn Jakubs Reisebericht iiber die Slavenlande aus dem Jahre 965. SPb., 1898. S. 99 f.; Marquart J. Osteuropaische und Ostasiatische Streifziige. S. 119 f., 129-139; Chaloupecky V. Stare slovensko. Bratislawa, 1923. S.31; Widajewicz J. Paristwo Wislan. Krakdw, 1947. S. 13-30; Labuda G. Pierwsze paristwo siowianskie. Paristwo Samona. Poznan, 1949. S. 194 i n.
3STолстой Н. И. Белый цвет // Славянские древности. Этнолингвистический словарь. Т. 1. М., 1995. С. 151.
[35]Там же. С. 153.
[36] Z u panic N. Zna6enije barvnego atributa. ..
[37]См.: ОУИ (указатель этнических и географических названий).
[38]Rospond S. Struktura pierwotnych etnonymow slowiariskich. II // Rocznik slawistyczny. T.XXIX. Sz. 1. Wrociaw; Warszawa; Krakow, 1968. S. 26.
[39]N al epa J. Lemkowie, Wolosi i Biali Chorwaci. S. 165.
[40]Loma A. Serbisches und kroatisches Sprachgut. .. C.91.
[41]Ibid.
[42]Moravcsik Gy. Byzantinoturcica. Berlin, 1958. Т. II. S. 1-3; Tapkova — ZaimovaV. Quelques remarques sur les noms ethniques chez les auteurs Byzantins // Studien zur Geschichte und Philosophie des Altertums. Budapest, 1968. P. 403-405.
[43]Литаврин Г. Г. Некоторые особенности этнонимов в византийских источниках // Вопросы этногенеза и этнической истории славян и восточных романцев. Методология и историография. М., 1976. С. 216.
[44]Бибиков М.В. Архаизация в византийской этнонимии // Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. Лингвистика, история, археология. М., 1984. С. 34.
[45]Литаврин Г. Г. Некоторые особенности этнонимов. .. С. 215.
[46]Никонов В. А. Этнонимия // Этнонимы. М.,1970. С. 24.
[47]Агеева Р. А. Страны и народы: происхождение названий. М., 1990. С. 147.
[48]Иванов В. В. Цветовая символика. .. С. 163-164.
[49]См.: ШахматовА.А. История русского летописания. Т. I. СПб., 2003.
[50]Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 1. Л., 1987. С. 339.
[51]См.: БибиковМ.В. Историческая литература Византии. М., 1998. С. 171-180.
[52]Лихачев Д. С. Комментарии // ПВЛ. С. 385.
[53]См.: Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. М., 1963. С.219- 247; КузьминА. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977. С. 297-326.
[54]ШахматовА.А. Сказание о преложении книг на словенский язык // Jagifi— Festschrift. Berlin, 1908; Петров А.Н. К летописному Сказанию о славянской грамоте // ИОРЯС. Т. XIII. Кн. 1. СПб., 1908; ЛьвовА. С. «Сказание о преложении кънигъ на словенськыи языкъ»—сочинение русского книжника // Известия Академии Наук СССР. Сер. литературы и языка. 1968. Т. XXVII. Вып. 1; МечевК. За происхода на староруския летописен разсказ «Сказание о преложении книг» // Исторически преглед. София, 1974. №2; MoszyriskiL. Skazanijeо prielozeniiknig// SSS. Wroclaw; Warszawa; Krakow, 1975. T. 5; Флоря Б.Н. Сказание о преложении книг на славянский язык: источники, время и место написания // Byzantinoslavica. Т. XLVI. № 1. Praha,
1985.
[55]РыбаковБ. А. Древняя Русь. С. 222-236.
[56]АвенариусА. Ранние славяне в Среднем Подунавье: Автахтонная теория в свете современных исследований // Славяноведение. 1993. №2.
[57]СвердловМ. Б. К изучению моравских исторических произведений в составе «Повести временных лет» // Феодальная Россия: новые исследования СПб., 1993.
[58]СвердловМ. Б. К изучению моравских исторических произведений. .. С. 19.
[59]Vilfan S. Rechtsgeschichte der Slowenen. Graz, 1968. S. 40.
[60]GrafenauerB. Zgodovina slovenskega naroda. Ljubljana, 1978. Zv. I. S.347-359.
[61]Седов В. В. Славяне в раннем средневековье. С. 280-282.
[62]См.: Кos Fr. Gradivo za zgodovino Slovencev. Zv. I. Ljubljana, 1903. S. 390-391; Zv. II. Ljubljana, 1906. S. 451, 455, 491.
[63]ФасмерМ. Этимологический словарь русского языка. Т. IV. СПб., 1996. С. 269.
[64]Тем самым подчеркивается преемственность Германской державы саксонской династии X в. и Восточно-Франкского королевства Каролингов IX в.: ОУИ. С. 371, прим. 16.
[65]Там же. С. 141.
[66]ВИИШ. Ktfa.II. С. 46, бел. 145; DAI. Т.П. Р. 130 f.; ОУИ. С. 379, прим. 4.
[67]ОУИ. С. 149.
[68]ВИИШ. Кн>. II. С. 47, бел. 146; HcTopnja Црне Горе. Кн>. I. Титоград, 1967. С. 292-293.
[69]НоваковиЬ Р. Одакле су Срби дошли на Валканско полуострво. Београд, 1978. С. 362, 386387; DittenН.Benerkungen zu den ersten Ansatzen zur Staatsbildung bei Kroaten und Serben. .. S. 441; Fine J.V.A. Jr. The Early Medieval Balkans. A Critical Survey from the Sexth to the Late Twelfth Century. Ann Arbor, 1983. P. 56-58.—См. также: BIN. S. 172, Anm. 364.
[70]ОУИ. С. 370, прим. 14; С. 375, прим. 1.
[71]Lowmianski Н. Pocz^tki Polski. T.II.S. 169.
[72]См.: Р о п ин В. К. Франко-хорватские отношения в трактате Константина VII Багрянородного «Об управлении империей» // ВВ. 1983. Т. XLIV.
[73]Niederle L. Э1оуапзкёstarozitnosti. Dil.II. Sv. 1. S.244, 271; Dvornik F. The Making of Central and Eastern Europe. P. 270-271; Оболенский Д. Византийское содружество наций. Шесть византийских портретов. М., 1998. С. 69.
[74]Сказания о начале Чешского государства в древнерусской письменности. М., 1970. С. 38.
[75]Magnae Moraviae Fontes Historici. Т. III. Brunae; Pragae, 1969. P. 380.
[76]§ imek E. Dridlebi, Volynane, LuCane, f'esti Chorvate a Cechove. S. 249 i n.; N alepa J. Lemkowie, Wolosi i Biali Chorwaci. S. 167.
[77]ШишиЬ Ф. Летопис попа Дуклянина. Београд, 1928. С. 16-18.
[78]Klai<V. Povjest Hrvata od najstarijih vremena do svrgetka IX stoljeca. T. 1. Zagreb, 1899. S. 48; SiSidF. Geschichte der Kroaten. T. 1. Zagreb, 1917. S.109-114, 175; Novak Gr. Proslost Dalmacije. Zagreb, 1944. S. 95; Historija Naroda Jugoslavije. T. 1. Zagreb, 1953. S. 241-242, 254.
[79]См.: Грачев В.П. Сербская государственность в X —XIVвв.М., 1972; ДиниЬМ. Срп- ске земл>е у средн.ем веку: Исторщиско- географские студще. Београд, 1978; Исторща српског народа. Т. 1. Београд, 1981; Наумов Е. П. Становление и развитие сербской раннефеодальной государственности // Раннефеодальные государства на Балканах VI-XII вв. М., 1985; Ракова
С., Матанов X. Процессы государственного развития у хорватов и сербов в 1Х-ХНвв. // Раннефеодальные государства и народности (южные и западные славяне VI-XIIbb. М., 1991.
[80]К 1 ai с V. Povjest Hrvata. .. Т. 1. S. 48.
[81]Sisic F. Geschichte der Kroaten. .. T. 1. S. 109- 114;
[82]Hauptmann Lj. Konstantin Porfirogenit оporijeklu stanovnistva DubrovaCkog zaluda // ReSetarov zbornik. Dubrovnik, 1931. S. 17-31.
[83]P адо j чи Й H. Како су називали Србе и Хрвате византиски историци XI и XII века Лован Скилица, Никифор Вриенще и Лован Зонара? // Гласник Скопског научног друштва. Кш. II. Ско- шье, 1927. Св. 1; Т ы п к о в а-3 аи м о в а В. Форма власти в Византии и в балканских государствах (до Хв.)// Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987. С. 120.
[84]0УИ. С. 52, 53, 54, 55, 160, 161, 164, 165.
[85]Там же. С. 186, 187, 188, 189.
[86]Там же. С. 90, 91.
[87]Там же. С. 96, 97, 98, 99, 118, 119.
[88]Там же. С. 413-414, прим. 13.
9SG<jsiorowski A. Wielkopolska // SSS. Wroclaw, Warszawa, Krakow, Gdansk, 1980. Т. VI. Cz.2. S. 440.
[90]СДПИС. Т.П. М., 1995. С. 124, 125, 154, 155, 158, 159.
[91] Там же. С. 288, 289.
[92]Carile A. Patritio terrarum Imperii Romani // Studi Veneziani. 1965. T. 7. P. 222.
[93]См.: ВИИШ. Т. 1. Београд, 1955. С. 188-189, nan. 5; СДПИС. Т. II. C. 192, прим. 74.
[94]Bury J.B. A history of the later Roman empire (395-800). Vol. I. London, 1889. P. 457, n. 1; Perwolf B. Slawische Volkernamen // AfSPh. Bd VII. Berlin, 1884. S.593; JireCek C. Geschichte der Serben. Bd I. Gotha, 1911. S. 94, Anm. 3; Vasmer M. Beitrage zur slavischen Altertumskunde. XVI // Zeitschrift fur slavische Philologie. Bd XVIII. №1. Heidelberg, 1942. S. 56; Rospond S. Slowiariskie Imiona w zr6dtach antycznych // Lingua Posnaniensis. 1968. Vol. XII-XIII. S. 105; Ditten H. Die Slawen im byzantinischen Heer // Studien zum 7. Jh. in Byzanz. Berlin, 1976. S. 80; Malingoudis Ph. Studien zu den slawischen Ortsnamen Griechenlands. Wiesbaden, 1981. S. 149 f.
[95]ОУИ. С. 414, прим. 13.
[96]Там же. С. 354, прим. 5.
[97]ОУИ. С. 393, прим. 23; BIN. S.89, Anm. 87.— См. также: К г is to Gy. Levedi torzsszovetseget61 Szent Istvan allamaig. Bedapest, 1980. 1621.; Senga T. Morivia bukasa es honfoglal6 magyarok // Szazadok. 1983. №2. 3171.; Havlik L. ,He megale Morabia’ und .he chora Morabia’ // Byzantinoslavica. Praha, 1993. Bd 54. S. 76, 79.
[98]Wisn ie wski J. Nazwa Wielkopolska // Dzieje Wielkopolski. Т. I. Poznan, 1969; G^siorowski
- A. Wielkopolska. S. 440.
[99]СДПИС. Т.П. С.275.
П0Л итаврин Г. Г. Формирование и развитие Болгарского раннефеодального государства (конец VII — начало XI в.) // Раннефеодальные государства на Балканах VII-XII вв. М., 1985. С. 137; Т ыпков а-3 а и м о в а В. Южные славяне, протоболгары и Византия. Проблемы государственного и этнического развития Болгарии в 7-9 вв. // Раннефеодальные государства и народности (южные и западные славяне 6-12 вв.). М., 1991. С. 44.
1ПМольнар Э. Проблема этногенеза и древней истории венгерского народа. Будапешт, 1955.
[102]Аннинский С. А. Известия венгерских миссионеров XIII и XIVвв. о татарах в Восточной Европе // НА. T.III. М.; Л., 1940. С. 81.
[103]Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М., 1957. С. 48, 57, 72.
[104]ТеплоуховА.Ф. Следы былого пребывания угорского народа в смежных частях Пермской и Вятской губерний и последующая смена его пермским и русским народами // Записки Уральского общества любителей естествознания. Т. 39. Свердловск, 1924; Геннинг В. Ф. Южное Приуралье в IV—VIIвв. н.э. // Проблемы археологии и древней истории угров. М., 1972; Fodor I. Ou le dominicain Julien de Hongrie retrou-va-t-il les Hongrois de l’Est? // Les anciens Hongrois et les ethnies Voisines a l’Est. Budapest, 1977. P. 9-20.
[105]См., например: Myp3in В. IO. Велика Ск1ф1я як фактор етногенетичного розвитку дав- нього населения Укра'ши // III М1жнародний конгрес украшютт. 1стор1я. 4.1. Харкт, 1996; Виноградов Ю. А. (и др.). Сарматы и гибель «Великой Скифии» // ВДИ. 1997. №3.
[106]П о досино в А. В. Восточная Европа в римской картографической традиции: тексты, перевод, комментарий. М., 2002. С. 215, прим. 52; 246, прим. 253.
[107]См.: Колесов В.В. Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека. СПб., 2000. С. 188-190.
[108]Рорре А. 1) О tytule wielkoksi§,zecym па Rusi // PH. Т. 75. Warszawa, 1984. Zs. 3; 2) Words that Serve the Authority: On the Title of «Grand Prince» in Kievan Rus’ // Acta poloniae Historica. Warszawa, 1989. №60.
[109]СДПИС. T.II. C.368, 370.
[110]Cm.: Kunstmann H. 1) Samo, Dervanus und der Slovenenfiirst Wallucus // Die Welt der Slaven. Jg. XXV. Hft.l. Miinchen, 1980; 2) lTber die Herkunft Samos Ibid. Jg. XXV. Hft. 2.
[111]Там же. С. 141.
[112]D i асо n u P. Les Petchenegues au Bas-Danube. Bucuresti, 1970. P. 11; История на Болгария. Т. 2. София, 1981. С. 313; Malamut Е. L’image byzantine des Petch<§negues // Byzantinische Zcitschrift. Bd 88. Munchen, 1995. S. 109; К нязьки й И. О. 1) Русь и Степь. М., 1996. С. 29; 2) Славяне, волохи и кочевники Днестровско-Карпатских земель (конец IX — середина XIIIв.). Коломна, 1997. Гл. 1. — Подробную историографическую сводку по этому вопросу см.: ОУИ. С. 279-281, прим. 1.
[113]Добролюбский А. О. Кочевники Северо-Западного Причерноморья в эпоху средневековья. Киев, 1986. С. 24, 100 и др.
[114]В е л и к ан о в а М. С. Палеоантропология Пруто-Днестровского междуречья. М., 1975. С. 131 и др.
[115]Kuczynski S. М. Nieznany traktat polsko-ruski roku 1039 // Slavia Antiqua. 1956. T.V. S.274.
[116]ОУИ. С. 157.
[117]См.: Рогов А. И. О понятии «Русь» и «Русская земля» (по памятникам письменности XI — начала XIIвв.) // Формирование раннефеодальных славянских народностей; Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества. .. С.60 и сл.; Кучкин В. А. «Русская земля» по летописным данным XI — первой трети XIIIвв. // ДГ. 1992- 1993 годы. М., 1995; Ведюшкина И. В. «Русь» и «Русская земля» в Повести временных лет и летописных статьях второй трети XII — первой трети XIII в. // Там же.
[118]См.: ОУИ. С. 390, прим. 13-15.
[119]Gyorffy Gy. Sur la question l’etablissement des Petchenegues en Europe // Acta Orientalia Academiae Hungaricae. T. 25. Budapest, 1972. P. 289-291; P r i t s ak O. The Pecenegs. A Case of Social and Economic Transformation // Archivum Eurasiae Medii Aevi. 1975. Т. I. P. 12 f.
[120] Князький И.О. Византия и кочевники южнорусских степей. СПб., 2003. С. 25.
[121] Там же.
[122]ПВЛ. С. 152.
[123]Lо w mianski H. Pocz^tki Polski. T.II. Warszawa, 1964. S. 107-108; Седов В. В. Восточные славяне в VI-XIII вв. М., 1982. С. 96; Б аран В. Д. Слов’яни у VIII-IX ст. // Давня icTopifl Украгаи: В 3 т. Т. 3. Кит, 2000. С. 96.
[124]Тимощук Б. О. Слов’яни ГНвшчноТ Буковини V-IXст. Кшв, 1976. С. 138, 139; Седов В. В. Восточные славяне. . . С. 126, 127 (карта 18).
[125]Седов В. В. Восточные славяне. .. С. 96.
[126]р ассовский Д. А. Печенеги, торки и берендеи на Руси и в Угрии // Seminarium Kondako- vianum. T. VI. Прага, 1933. С. 3.
[127]ОУИ. С. 53.
[128]Там же. С. 165—167.
[129]ОУИ. С. 336.
[130]DAI. Т.П. Р. 7.
[131]Ibid.
[132]ОУИ. С. 338, прим. 5.
[133]ВШ. S.89, Anm. 89.
[134]Moravcsik Gy. Studia byzantina. Budapest, 1967. P.328-330.
[135]Lowmiariski H. Pocz^tki Polski. T.II. S. 161.
[136]Шушарин В. П. Ранний этап этнической истории венгров. Проблема этнического самосознания. М., 1997. С. 64-65.
[137]DAI. Т.Н. Р. 62; ОУИ. С. 338, прим. 4.
[138]Erdelyi I. Zur Frage der ethnischen Grenzen des landnehmenden Ungarntums // Mitteilungen des Archaologischen Instituts der Ungarischen Akademie der Wissenschaften. Budapest, 1977. Bd 6. S. 77.
[139]Шушарин В. П. Ранний этап... С. 68-69, 186.
[140]ОУИ. С. 171.
[141]DAI. Т.Н. Р. 153-154; ОУИ. С. 400.
[142]Об этой миссии см.: Moravcsik Gy. Byzantium and the Magyars. Budapest, 1970. P. 53-54.
[143]Шушарин В. П. Ранний этап... С. 138.
[144]ОУИ. С. 339, прим. 8.
[145]DAI. T.II. Р. 63. — См. также: Racki Fr. Biela Hrvatska i biela Srbija. S. 145; Feher H. Ungars
Gebietsgrenzen in der Mitte des 10. Jahrhunderts // Ungarische Jahubiicher. 1922. Bd II; Hauptmann Lj. Dolazak Hrvata. S. 102; Dek an I. T. Prispevok k otazke politickych hranic Vel’kej Moravy // Historia Slovaca. Т. V. Bratislava, 1947. S. 207.
[146]ОУИ. С. 141.
15sDAI. Т. II. P. 130; ОУИ. C. 378, прим. 19; BIN. S. 171, Anm. 362.
[148]Loma A. Serbisches und kroatisches Sprachgut. .. C. 92.
[149]N i e d e r 1 e L. Slovansk£ starozitnosti. Dil.II. Sv. 1. S. 275; Model ski T. Z onomastyki i termi- nologji sredniowecznej. S. 16; zupanifi N. ZnaSenije barvnego atributa... S. 355 i n.; Widajewicz
J. Panstwo Wislan. S. 15; Lowmianski H. Pocz^tki Polski. Т.П. S. 166; Gaczynski J.Z. Zarys dziejow plemiennych Malopolski. S. 57; Войтович JI.B. «БшЬ> хорвати чи «карпатсью» хорвати. С. 51.
[150]Labuda G. Pierwsze paristwo slowiariskie. S.212; Ludat H. Ostsee und Mare Balticum // Zeitschrift fiir Schleswig-Holsteinische Geschichte. 1952. Bd 76. S. If; Nalepa J. Lemkowie, Wolosi i Biali Chorwaci. S. 164.
[151]СДПИС. Т.Н. С. 17.
[152]Там же. С. 255.
[153]Herrmann J. Byzanz und die Slawen «am aussersten Ende des Westlichen Ozeanz» // Klio (Berlin). 1972. Bd 54. S. 317-318.
[154]ОУИ. С. 92-93.
[155]Loma A. Serbisches und kroatisches Sprachgut. . . С. 92.
[156]Vasmer М. 1) Osteuropaische Orstnamen. Dorpat, 1921. S. 4f.; 2) Untersuchungen iiber die altesten Wohnsitze der Slaven. I. Die Iranier in SiidruCland. Leipzig, 1923. S. 20. — См. также: Bulletin de la Society de Linguistique [Paris], T. 25. P. 61; T. 30. P. 61; Zeitschrift fur Orstnamenforschung [Miinschen]. Bd 12. S. 253.
[157]Irmscher J. Die Benennung des Schwarzen Meeres bei den Byzantinern // Byzantinoslavica. T. 23. Praha, 1962. S. 16 f.
[158]Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. IV. СПб., 1996. С. 345.
[159]Lewicki Т. Polska i kraje s^siednie w Swietle Ksiggi Rogera geografa arabskiego w XIIw. w al. Idrisiego. Cz.2. Warszawa, 1954. S.120n.; Gaczyriski J. Z. Zarys dziejow plemiennych Malopolski. S. 57.
[160]Войтович JI.B. «БшЬ> хорвати чи «карпатськг» хорвати? С. 51.
[161]Барсов Н.П. Очерки русской исторической географии. Варшава, 1885. С. 94-95.
[162]Седов В. В. Восточные славяне. . . С. 125.
1,6ИвиЬ П. Српски народ и н,егов je3HK. Београд, 1981. С.16сл. — См. также: Милов Л.В. RUZZI «Баварского географа» и так называемые «русичи» // ОИ. 2000. №1. С. 97-99.
