ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » » Семинарист Джугашвили (1894-1899)
Семинарист Джугашвили (1894-1899)
  • Автор: Malkin |
  • Дата: 27-05-2014 20:28 |
  • Просмотров: 13947

Сосо ДжугашвилиЛетом 1894 года 15-летний Сосо Джугашвили приехал в Тиф­лис поступать в духовную семинарию. Считается, что это было решение матери: она хотела, чтобы сын стал священником. Никто никогда не сказал ни слова о том, как к этому выбору относился сам Сосо, который к тому времени был отнюдь не ре­бенком. Хотел ли он стать священником, был ли он религиозен? Об этом решительно ничего не известно, за исключением того, что в Гори, как и позднее в семинарии, он с удовольствием пел в церковном хоре[1]. К позднейшим рассказам мемуаристов, что еще в Гори Сосо стал атеистом и даже читал Дарвина, следует относиться с осторожностью, хотя Дарвин действительно входил в число самых популярных книг и служил для молодежи той эпо­хи отправной точкой религиозных сомнений[2].

Был ли у него выбор? Вроде бы учитель пения из Горийского духовного училища как раз в тот год перешел работать в Тифлис­скую учительскую семинарию и предлагал помочь пристроить Сосо туда, но Кеке настояла именно на духовной семинарии[3]. Впрочем, мы не знаем многих подробностей, потому не можем судить, на­сколько тогда эта альтернатива представлялась реальной. Бесо, отец, вообще считал дальнейшее ученье блажью и даже однаж­ды попытался определить мальчика вместо училища на фабрику Адельханова в Тифлисе[4]. Быть может, яростная борьба матери за возможность для сына учиться произвела впечатление на тех, кто позднее помог ему попасть в семинарию. Вместе с тем можно быть уверенными, что Сосо учиться хотел и старался.

Поступление в семинарию было сопряжено с двумя большими проблемами: туда брали главным образом детей из духовного звания и за обучение нужно было платить[5]. Социальное происхождение Ио­сифа Джугашвили вплоть до самой революции во всех полицейских анкетах обозначалось как «из крестьян», а денег у Екатерины Гла- ховны решительно не было. Сосо вслед за прошением ректору семи­нарии от 22 августа о позволении держать вступительный экзамен подал в сентябре месяце второе — о зачислении на казенный счет. Был принят и получал содержание за счет епархии. Его биограф А. В. Островский предположил, что юноше мог оказать протекцию один из преподавателей горийского училища[6]. Так или иначе, глав­ную роль, по-видимому, сыграли все же способности и прилежание Сосо, без этого никто не стал бы за него хлопотать.

Он попал в семинарию в непростой момент: как раз возобновля­лись занятия после полугодового перерыва, вызванного волнения­ми среди семинаристов. Тифлисская семинария, несмотря на весь­ма строгий внутренний распорядок (или как раз благодаря ему), была местом неспокойным и оказалась рассадником бунтарства. В 1885 г. исключенный за неблагонадежность будущий социалист С. Джибладзе избил ректора семинарии Чудецкого, на следующий год ректор был убит другим выгнанным учеником Лагиашвили[7]. Группа учеников была исключена в 1886 г., среди них будущий активный большевик Михаил Цхакая[8]. Выпускниками семинарии были участники первых в Тифлисе революционных кружков на­чала 1890-х гг. Ной Жордания, Сильвестр Джибладзе. Они вместе с М. Цхакая имели непосредственное отношение к забастовке се­минаристов в конце 1893 г. После этого семинарию на полгода за­крыли, отчислили 87 активных забастовщиков, в том числе Влади­мира (Ладо) Кецховели и Алексея Гогохия, горийских уроженцев и знакомых Джугашвили. Из-за прекращения занятий вернулся в Гори и Михаил (Миха) Давиташвили. Ладо Кецховели был пос­тарше Сосо Джугашвили, волнения застали его в третьем классе. Миха учился в первом и на следующий год оказался в одном классе с Сосо, хотя и в разных отделениях (отделения появились из-за того, что после возобновления занятий в семинарии оказались два первых класса: новый и недоучившийся прошлогодний). Кецхове- ли позднее стал тем, кто привлек Сосо в социал-демократические кружки. Не только Иосифа Джугашвили, но и еще нескольких его соучеников ждало будущее активных социал-демократов, кроме Ладо Кецховели и Давиташвили, назовем Иосифа Иремашвили и Дмитрия Гогохия. Впоследствии эта традиция не пресеклась, Тифлисская духовная семинария продолжала выпускать револю­ционеров, десятью годами спустя из нее вышел Анастас Микоян.

Семинарское бунтарство имело как общие, так и частные при­чины. С одной стороны, росли социальный протест, недовольство и радикализация интеллигенции, эти процессы докатывались и до Грузии. К этому прибавлялось усиление политики церковной русификации, вызывавшей естественное недовольство местного духовенства. И в духовном училище, и в семинарии преподавание велось на русском языке. Параллельно возникали разнообразные националистические движения, требования школьного обучения на родном языке, что в условиях Грузии немедленно оборачива­лось соперничеством элит «туземных» (как их называли на языке официального делопроизводства того времени) народностей, каж­дая из которых претендовала на свой алфавит, литературный язык и школу[9]. С другой стороны, семинаристов раздражали суровые порядки учебного заведения, жесткая регламентация поведения и режима, длительные обязательные церковные службы. Тем бо­лее что многие юноши, наверное, оказались в семинарии не из-за глубокой религиозности и искреннего желания стать священником, а по житейскому расчету и скудости выбора мест учебы. Стоит ли удивляться, что строгость семинарии приводила к обратному ре­зультату? Ученики шли в революционные организации и станови­лись ярыми атеистами. Сам Сталин в беседе с Э. Людвигом в 1931 г., отвечая на вопрос, не плохое ли обращение со стороны родителей толкнуло его на оппозиционность, сказал, что родители обраща­лись с ним совсем не плохо, «другое дело духовная семинария, где я учился тогда. Из протеста против издевательского режима и ие­зуитских методов, которые имелись в семинарии, я готов был стать и действительно стал революционером»[10]. Несколько десятилетий спустя Сергей Берия, сын Л. П. Берии, записал примечательные слова Сталина. Тот удивлялся, отчего Ленин так сильно ненави­дел церковь: «Мы с Микояном часто задавали себе вопрос, в чем была причина. В нашем случае это чувство понятно: мы бывшие семинаристы. Но в отличие от Ленина наша враждебность к ре­лигии не имеет под собой никаких личных мотивов. Должно быть, что-то произошло в его жизни, из-за чего он стал таким непримири­мым по отношению к православию»[11]. Итак, для Сталина семинарс­кое прошлое обусловливало неприязнь к церкви и религии, причем ничего специфически личного в этом чувстве не было.

Но не следует обманываться рассказами мемуаристов и пола­гать, что Сосо с первых шагов в семинарии вел себя как бунтарь. Как минимум, первые два класса ничего подобного не было. Это доказывают как сохранившиеся сведения о его успеваемости, так и данные кондуитного журнала о проступках учеников.

Копии материалов семинарии имеются в собрании фонда Сталина бывшего ЦПА ИМЭЛ. Подлинники, по всей видимости, следует искать в архивах Грузии. Было ли то следствием низкой квалификации сотрудников или намеренного стремления запутать читателя, но машинописные копии, сделанные в 1930-х годах, весьма небрежны: сведения о Джугашвили вырваны из контекста, встречаются явные ошибки, неясно, как выглядел и был оформ­лен подлинный документ; местами складывается впечатление, что в копии механически соединены выдержки из разных документов. Очевидно, в отдельных случаях это не столько копии, сколько вы­писки из подлинников — классных журналов, годовых табелей. Имеются копии ассистентских и преподавательских экзаменаци­онных ведомостей, исходное соотношение между которыми и рас­пределение обязанностей преподавателя и ассистента на экзамене не вполне понятны. Некоторые копии экзаменационных ведомос­тей снабжены совершенно анекдотическим заголовком «Товарищу СТАЛИНУ выставлены отметки по следующим предметам».

Для прижизненных биографов Сталина вопрос о семинарии был несколько неловким и двусмысленным: все же не самое под­ходящее место для революционера, марксиста и атеиста. Оттого, вероятно, и скопированы семинарские документы были так неук­люже. Оттого и в воспоминаниях товарищей по семинарии царит столь показательный разнобой, когда одни утверждали, что Сосо был лучшим учеником, другие — что чуть ли не с самого поступ­ления забросил занятия, сделался борцом с семинарской кос­ностью, ханжеством и суровым режимом (то и другое, впрочем, лежит в русле рассказов о маленьком Сталине как чудо-ребенке, а также прирожденном вожаке и защитнике угнетенных). В са­мом деле, мудрено решить, что из этого более к лицу будущему вождю советского государства. Эта же идеологическая путаница просматривается в позднейшем доносе на главного семинарского «гонителя» Сталина — иеромонаха Димитрия (Абашидзе), кото­рый в 1940 г. был репрессирован, причем доносчик подчеркивал, что именно Абашидзе выгнал вождя из семинарии[12].

Сведения из семинарских учебных ведомостей дают представ­ление о том, чему учили в семинарии. А это был основной образо­вательный багаж будущего главы советской державы.

Судя по экзаменационным ведомостям, за 1 класс семинаристы сдавали священное писание, русскую словесность, гражданскую историю, математику, грузинский и греческий языки, славянское и грузино-имеретинское пение. В ассистентской ведомости Иоси­фу Джугашвили по всем предметам поставлены 5, лишь по гре­ческому языку 4. В преподавательской, кроме греческого, 4 стоит еще по гражданской истории и 4 с плюсом по математике[13].

Если же смотреть не экзаменационные, а годовые отметки, то они менее ровные. Сосо не был ни сверхъестественным отлични­ком, ни сходу забросившим занятия учеником, как кажется из вос­поминаний его сотоварищей. Он учился неплохо, а успеваемость год от года действительно становилась хуже, но очень постепенно.

В первом классе по священному писанию Джугашвили сдавал такие темы, как «О выходе Авраама из Ура Халдейского в землю Ханаанскую», 5-я глава книги «Исход», «Первые священнодействия новопоставленных Аарона и его сыновей». Отметки по четвертям колебались от 3 до 4 с плюсом, итоговый балл 4 и 3 за сочинение.

По русской словесности среди тем: «Лес» Аксакова, «Харак­тер Гринева», сказка «Правда и кривда», понятие о сказке, басня «Осел и соловей» и понятие о басне. Отметки от 3 до 5, годовая 4, за сочинение тоже 3, а задание заучить балладу «Утопленник» исполнено вовсе на 3 с минусом.

По гражданской истории сдавал: «Исторические племена», «Предмет и задача истории», «Источники истории», «Понятие о летосчислении», «Деление всеобщей истории по времени», «Географический обзор древнего мира с указанием древних исто­рических народов». Среди сданного фигурировали Древний Еги­пет, Греция, Троянская война, падение Западной Римской Им­перии, лангобарды. И, хотя Г. Глурджидзе вспоминал, что Иосиф больше других предметов любил гражданскую историю и всегда имел 5, учебные ведомости свидетельствуют иное: в первом клас­се были тройки, за сочинение 4 с минусом, годовую вывели 4.

Математика в первом классе включала умножение и деление отрицательных чисел, умножение многочленов, «способ сравне­ния неизвестных», извлечение квадратного корня. Оценки 3 и 4, к концу года четверок стало больше. По грузинскому языку чита­ли главы Евангелий, отметки тоже от 3 до 5, сочинение 4 с мину­сом, годовой балл 5. По греческому языку проходили склонения, Джугашвили получал тройки и четверки, но четверок больше. Не было сплошных пятерок и по любимому, по уверению мемуа­ристов, пению славянскому и грузинскому[14].

Что касается записей в кондуитном журнале за первый класс, то провинности Иосифа Джугашвили были мелкими и невинны­ми, даже слишком ребячливыми для парня, которому в этом клас­се исполнилось шестнадцать. Разговаривал и смеялся в спальне, толкался, дразнился, стоял в церкви прислонясь к стене; «во время свободного урока (греч[еского] языка — по болезни пре­подавателя) ученики 1 класса: Карабелов, Джугашвили, Лиадзе, Цинцадзе Федор, не обращая внимания на то, что в соседнем классе был урок словесности, стали петь по-грузински хором, так же громко, как поют в церкви»; «явившись в 1 кл. 1-е отд. на сильный крик, я увидел Лаперова, который в сильном раздра­жении кричал на Иремашвили и Джугашвили. Оказалось, что два последние ученика систематически насмехаются над Лаперовым, всячески дразнят его и издеваются над ним, чем и приводят его в раздражение»[15].

Поступление в семинарию означало для юноши из Гори переезд в большой город. В Тифлисе тех лет кипела общественная жизнь, существовало образованное общество, среди состоятельных горо­жан были выпускники не только петербургского, но и заграничных университетов. Выходило полтора десятка газет на армянском, русском и грузинском языках. Имелись кружки либерально-на­ционалистической интеллигенции, идейные течения и споры, за­рождались политические партии. Однако, для юного семинариста из провинции идейная жизнь города, наверное, была еще довольно далеко, а помимо этого — и в первую очередь — должны были привлекать иные, более простые и очевидные соблазны. Большой шумный город, с его знаменитыми базарами, многолюдными (после маленького Гори) улицами, лавками, трактирами и духанами, на­рядной и не очень публикой, запретными для семинаристов теат­рами, но, наверное, доступными величественными храмами.

От городских соблазнов молодых людей должен был ограждать строгий распорядок. Большую часть времени они проводили в сте­нах учебного заведения, свободное время и возможность выходить в город были весьма ограничены. Не разрешалось читать газеты и посторонние программе книги. Тем не менее уже летом после 1 класса Иосиф Джугашвили выступил в новом, неожиданном качестве: несколько его лирических стихотворений были опубли­кованы в газете «Иверия», которую издавала группа либеральных тифлисских интеллигентов, по настроению грузинских патриотов и просветителей со склонностью к национализму, во главе с Иль­ей Чавчавадзе. «Иверия» поддерживала начинающих грузинских литераторов. Первое стихотворение «Роза бутон раскрыла» поя­вилось 14 июня 1895 г. за подписью «И. Д-швили», следующие три вышли той же осенью, 22 сентября, 11 и 24 октября, они были под­писаны «Сосело» («Когда на небе ясная луна», «Месяцу», «Рафа­элю Эристави») и последнее 25 декабря («По земле этой он, словно тень, бродит»). Стихи с налетом романтического патриотизма и намеком на свободолюбивые порывы, но пока не более того. Пока ничто в них не предвещало ни революционера, ни приверженца идей классовой борьбы и обличителя социального неравенства.

Во втором классе Иосиф Джугашвили по-прежнему был впол­не успевающим учеником, отнюдь не первым, но в группе лучших в классе[16].

Во втором классе по священному писанию он сдавал «О разде­лении земли ханаанской на уделы, о городах убежища»; историю создания и авторство Книги Царств и Книги Паралипоменон; со­держание Книги Есфирь и Книги Ездры. Отметки 3 и 4, годовая 4 и за сочинение 3. По Библейской истории изучалась история Иосифа, история царства Израильского до его разрушения, Сосо получал также 3 и 4, за сочинения 3 и даже 2 с плюсом, итоговая была выведена 3.

По русской словесности в учебных ведомостях указаны темы от песен XIII-XVII вв., гимна «Коль славен» (неясно, разбира­ли ли семинаристы стихотворение М. М. Хераскова или разу­чивали написанный на него гимн Д. С. Бортнянского), сатиры А.     Кантемира «К уму своему» и стихотворения Г. Р. Державина «На смерть князя Мещерского» до пушкинского «Клеветникам России» и драмы А. Н. Островского «Гроза», отметки у Джугаш­вили 4 и 5, годовой балл 4.

По гражданской истории Сосо сдавал темы: Плантагенеты в Англии; начало представительного правления в Англии; Сто­летняя война; Жанна д'Арк; призвание Рюрика; Олег, Игорь, Ольга, Святослав; Юго-западная Русь во время нашествия татар и после этого нашествия; Литва и Ливонский орден, Миндович; княжение св. Владимира и других князей до Владимира Монома- ха; внешняя политика Ивана IV; Феодор Иоаннович. Отметки 4,

3,   годовой балл 4, за сочинения 3 1/2.

По математике: равенство прямоугольных треугольников, перпендикулярные и наклонные линии, трапеция, определение правильного вписанного квадрата, шестиугольника и треуголь­ника. Отметки от 3 с минусом до 4 с минусом, но годовой балл 4.

На занятиях греческого языка переводил из «Одиссеи», «Илиа­ды», Геродота, получил также 3 и 4, годовая 4. На уроках гру­зинского языка — грамматика, «Деяния св. Апостолов», октоих, получил 5 и 4, годовой балл 4. По славянскому пению получил 5, по грузинскому 4[17]. Кстати, из краткой машинописной выписки из «Книги для записи наблюдений инспекции за поведением вос­питанников Тифлисской духовной семинарии в 1894/5 уч. году и в 1895/6 уч. году» узнаем, что Иосиф Джугашвили был первым тенором правого семинарского хора[18].

Провинности его за второй класс, отмеченные в кондуитной книге, по-прежнему вполне ребячливые. Шумел, прыгал, громко смеялся («Чахнаев В. (1 кл.) настолько дико подпевал грузинско­му хору во время пения «аллилуа» (после апостола), что многих учеников рассмешил; особенно сильно хохотал Джугашвили»), опоздал на утреннюю молитву, препирался в столовой с прислу­гой из-за хлеба. Главным проявлением строптивости юноши, ко­торому в те дни как раз исполнялось 17 лет, оказалось нежелание подстричь отросшие волосы[19].

Летом 1896 г., после окончания второго класса, Сосо опубли­ковал еще одно стихотворение под названием «Старый Ниника», снова за подписью «Сосело», но на этот раз не в «Иверии», а в га­зете «Квали» («Борозда»). Смена газеты симптоматична. «Квали» редактировал Г. Е. Церетели, она была радикальнее «Иверии», и вокруг нее группировались участники кружка «Месаме-даси». Кружок возник в начале 1890-х гг., а летом 1895 гг. Е. Церетели пригласил его членов сотрудничать в «Квали». Еще через год, в 1897, Церетели предложил Ною Жордания, Филиппу Махарадзе, Ивану Лузину редактировать газету, и она окончательно превра­тилась в орган легальных марксистов[20] (позднее, после раскола социал-демократического движения на меньшевиков и большеви­ков, «Квали» сделалась меньшевистской). То обстоятельство, что «Старый Ниника», последнее (как оказалось) из вышедших из пе­чати стихотворений Сосо, было напечатано в «Квали», говорит о том, что у него появился интерес к общественно-политическим идеям, а также новый круг знакомых. Знакомство это было пока не очень близким, и Сосо явно еще не стал своим среди социалис­тов, раз появился в редакции только через год после ее соединения с «Месаме-даси». Сложно представить, чтобы для редакционных активистов Сосо был чем-то иным, нежели способным, но ничем пока не примечательным семинаристом младших классов.

Сосо между тем менялся, и это начало сказываться на учебе. Нельзя сказать, что он ее забросил, но успеваемость за третий класс стала ухудшаться.

В третьем классе (1896/1897 учебный год) Джугашвили сдавал по священному писанию: объяснение Книги Иова; об авторстве Псалтыри; псалмы Моисея и Давида; псалмы Соломона, Емона, Ефома, сынов Ноеевых и анонимные; составитель, сущность и цель Кн. Притч; объяснение главы Кн. Екклезиаста; сведения о Кн. «Премудрости Соломоновой». Общий балл получил 4, но го­довые были 3, а среди отметок наряду с 3 и 4 была и 2. По цер­ковной истории: религиозно-нравственное состояние языческого и иудейского мира в эпоху явления в мир Христа; гонение при Диоклетиане; Св. Писание и Св. Предание; епископ и епископ­ское управление; о крещении еретиков; о расколах в Риме и Кар­фагене; Христианство в Европе; Второй Вселенский Собор; ари- анская ересь. Отметки по этому предмету имел неважные, самая высокая 4 с минусом, но были 3, 3 с минусом и даже 2 с минусом. В декабре получил 2 с плюсом за сочинение, годовую вывели 3, а за сочинение 2.

Со словесностью дела обстояли получше. Темы: «Недоросль»; художественность и искренность басен Крылова (за Крылова, если верить выписке из журнала, Сосо получил даже 7 баллов); содер­жание «Горе от ума» Грибоедова (ответ оценен в 1 балл); о Ломо­носове. Отметки 3, 4 и 5, годовая 4 и годовое сочинение на 3.

По логике: о законах мышления; закон тождества; закон противоречия; исключение третьего недостаточного основания; о видах суждений по связности, степени достоверности; методы систематические и дидактические. Отметки получал 4 и 5, годо­вая 4, но по сочинению и здесь была 3.

По гражданской истории: Швеция при королях; вступление на престол Карла XII; возвышение Бранденбурга; великий кур­фюрст Фридрих I, король прусский Вильгельм I; история России в 13 веке; Екатерина II; Людовик XIV. По истории Джугашви­ли сдавал на ровную 4, однако и здесь сочинения не удавались: 1 с минусом, 3, годовое на 3.

В курсе математики изучали линии параллельной плоскости, поверхность призмы, объем пирамиды. Отметки: 4 с минусом, 4, 3, 1, 2. Общий балл 3, годовой 3. По греческому языку Сосо сдавал перевод из Демосфена, получали 3 и 4, годовая 4. Очень неров­ные оценки по грузинскому языку (чтение псалмов и канона), встречались 5, 4 с плюсом и минусом, 3, 2 и 1, итоговую вывели 3, а вот за годовое сочинение получил 5. По пению годовой балл был 4, среди отметок и 5, и 2[21].

Появилось нечто новое и в кондуитном журнале. В том учеб­ном году главные проступки Иосифа Джугашвили были связаны с чтением. Инспектор дважды отнимал у него романы В. Гюго, в третий раз он попался с книгой популярного тогда этнографа и социолога Шарля Летурно. Книги юноша брал по абонементу «Дешевой библиотеки». Из других его провинностей в течение года инспекторы отметили только опоздания на церковные служ­бы, опоздания на утреннюю молитву и чай, болтовню в классе[22]. Особых проявлений бунтарства по-прежнему не заметно, что бы ни говорили некоторые мемуаристы.

Чем в ту пору зачитывались семинаристы и в их числе Сосо Джугашвили? Авторы воспоминаний о Сталине говорят о чтении классической русской литературы, грузинской, с неизменно лю­бимым «Витязем в тигровой шкуре» Шоты Руставели, произведе­ниями современных авторов — Александра Казбеги, Важа Пша- вела, Ильи Чавчавадзе (редактора газеты «Иверия»), Игнатия Ниношвили (рано умершего писателя, участника «Месаме-да- си»). Называют произведения Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевско­го, Шекспира, Шиллера, Д. И. Писарева, М. Е. Салтыкова-Щед­рина, Н. В. Гоголя, У. Теккерея; историческую литературу, в т. ч. по русской истории, истории Великой французской революции, революции 1848 г. и Парижской Коммуны[23].

Этим свидетельствам мы склонны верить, т. к. это довольно ти­пичный круг чтения того времени. Обратим еще внимание на упо­мянутую выше книгу Ш. Летурно, а также «Историю культуры» Юлиуса Липперта (1839-1909), этнографа и историка культуры, выводившего все формы культуры из трудовой деятельности чело­века (см. из воспоминаний Г. Глурджизде). Вспомним, что работы Ч. Дарвина, по мнению мемуаристов, Сосо читал еще в Гори. Эта научная и научно-популярная литература служила тогда форми­рованию материалистического и атеистического мировоззрения. Стоит заметить, что в семинарии не преподавали естественных наук[24]. Однако у покинувшего ее Джугашвили осталась задол­женность перед семинарской библиотекой: речь шла об учебни­ках истории, геометрии, книгах Г.-Л. Фигье по римской истории и Дж. Тиндаля по физике. Таким образом, Иосиф Джугашвили пытался ознакомиться с естественными науками, и можно отчасти поверить Г. Паркадзе, вспоминавшему, что Сосо заинтересовался химией Д. И. Менделеева, и П. Капанадзе, утверждавшему, что тот изучал геологию и химию[25]. Отчасти — поскольку, конечно же, путем самостоятельного чтения можно было не изучить эти на­уки, но только составить себе о них кое-какое представление. Означал ли интерес к естествознанию, что Сосо целенаправленно шел к атеизму? Вполне возможно, но никаких достоверных свиде­тельств на эту тему не существует. Набор воспоминаний о том, что он быстро разочаровался, порвал с религией, даже о его юношес­ких грубых кощунственных выходках, вряд ли можно принимать на веру, здесь мы снова сталкиваемся с тем, что мемуаристы под­делывали свои рассказы под официальную биографию Сталина, согласно которой ему надлежало быть атеистом и материалистом.

Брал Джугашвили в библиотеке семинарии и французскую грамматику. Нам еще предстоит встретить упоминания о том, что он в разные моменты своей ссыльной жизни пытался учить французс­кий и немецкий языки, хотя известно, что он так ими и не овладел.

Мы более-менее представляем себе вкусы и литературные пристрастия зрелого Сталина. Можем судить о том, что ему преподавали в семинарии. Но нет сведений о том, как он вос­принимал и переживал прочитанное, какие из книг сыграли более значительную роль в формировании его взглядов. Впро­чем, вряд ли он в этом сильно отличался от своих сверстников, а в нашем распоряжении есть два мемуарных текста, подробно рассказывающих как раз о роли книжных впечатлений и круге чтения вообще. Это воспоминания И. Г. Церетели и А. И. Мико­яна. Оба взрослели в Тифлисе в ту же эпоху, оба тоже пришли к социал-демократии.

Ираклий Георгиевич Церетели (1882-1959), обладатель кня­жеского титула, сын издателя газеты «Квали», будущий мень­шевистский лидер и член социал-демократической думской фракции, принадлежал к среде состоятельной грузинской интел­лигенции и учился в тифлисской гимназии. Бывшие семинаристы типа Ноя Жордания казались ему людьми, плохо говорившими по-русски, не обладавшими общей культурой и широтой взгля- дов[26]. И. Г. Церетели вспоминал о чтении русской, грузинской и европейской классики (Гете, Шиллер, Гейне, Шекспир, Дик­кенс, Теккерей, Флобер, Бальзак, Мопассан, Ибсен, Сервантес), особенно отмечал «Витязя в тигровой шкуре», говорил о своей любви к русской классике («Пушкина, Лермонтова, Некрасова я любил так, что главные их произведения знал почти сплошь наизусть. Гоголя, Достоевского, Толстого и Тургенева я тоже перечитывал бесчисленное множество раз»), особенно же к Пуш- кину[27]. Решающее влияние, определившее уход в революционную среду, на него оказали в первую очередь статьи Добролюбова, а также Белинского, Писарева и Чернышевского. Роман «Что делать?», запрещенный для гимназистов, в виде вырезанных лис­тов «Современника» ходил у молодежи по рукам[28]. Для И. Г. Це­ретели, в отличие от Иосифа Джугашвили, влияние шестидесят­ников было еще и личным, составлявшим домашнюю атмосферу. Церетели не упоминал об интересе к естественным наукам.

Анастас Иванович Микоян, сын сельского плотника из Тиф­лисской губернии, был гораздо ближе к И. Джугашвили по соци­альному происхождению и закончил ту же Тифлисскую духовную семинарию через десяток лет после него. В своих воспоминаниях Микоян рассказал, что как только достаточно освоил русский язык, то принялся читать популярные брошюры по естествозна­нию, книги Тимирязева и Дарвина. Попытался прочесть «Основы химии» Д. И. Менделеева, но понять этой книги не смог: недо­ставало знания математики. Затем под влиянием однокашника занялся книгами по истории, преимущественно читал о Великой французской революции, которой очень увлекся; история англий­ской революции заинтересовала его меньше. Потом в его руки по­пали сочинения Писарева, «в формировании моего мировоззре­ния, в общем моем воспитании, в выработке характера Писарев сыграл очень большую роль». За Писеревым последовали Бе­линский и Добролюбов, и только после их статей Микоян начал читать художественную литературу, русскую классику. До того, признается он, художественная литература казалась ему несе­рьезными выдумками, оторванными от реальной жизни. Помимо русской классики, он прочел Диккенса, Д. Лондона, А. Дюма, В.         Гюго, Ибсена, «Разбойников» Шиллера. Особенное впечат­ление на Анастаса Ивановича произвели «Овод» Э.-Л. Войнич и «Что делать?» Чернышевского. После Чернышевского начался интерес к социалистам, Оуэну, Фурье, Сен-Симону[29].

Можно представить, что круг чтения молодого Иосифа Джу­гашвили был в том же русле, что у его ровесников, не столь обширным и утонченным, как у Ираклия Церетели, но и не на­столько прагматичным, как у Анастаса Микояна. Художест­венную литературу он, по-видимому, читал и любил с довольно раннего возраста.

Ну и, разумеется, все рассказчики твердят, что уже в семина­рии Иосиф Джугашвили изучал «Капитал» К. Маркса и другую марксистскую литературу, включая нелегальную. Ничего другого они сказать и не могли, поэтому оставим открытым вопрос о том, в какой именно момент Сосо приобщился к марксизму и какое от­ношение местный извод марксизма имел к трудам Карла Маркса. Заметим лишь, что тогда в Тифлисе первые марксисты появились совсем недавно и соответствующей литературы было очень мало. Не стоит к тому же преувеличивать образовательный уровень этих первых марксистов. Первоначальное знакомство с идеологией, ко­торая стала потом определяющей, происходило отнюдь не по тру­дам К. Маркса, а по ходившим по рукам разного рода рефератам собственного изготовления. Г. Уратадзе, говоря приблизительно о 1902-1903 гг., т. е. времени собственного вхождения в социал-де­мократию, утверждал, что Н. С. Чхеидзе (известный под кличкой «Карло») «считался в то время единственным человеком, который читал, как уверяли, «Капитал» Маркса. Некоторые даже добавляли, что он как будто по автору «Капитала» и носит как псевдоним имя Карл»[30]. К сообщениям Уратадзе следует относиться с осмотритель­ностью как мемуарист он весьма ненадежен. Для сравнения укажем еще на письмо месамедасиста и впоследствии одного из активней­ших грузинских большевиков Александра Цулукидзе, написанное в ноябре 1897 г. Он просил знакомую, Елену Чичинадзе, вернуть книгу Маркса, которую передал через Н. Жордания, поясняя, что другую такую книгу купить не сможет, поскольку она стоит целых 25 рублей[31]. Отсюда следует, что не один Чхеидзе в этом круге мо­лодых радикалов читал Маркса, но также видна малодоступность этой книги. Вероятно, читавших Маркса в Тифлисе все же были единицы. Тот же Цулукидзе в октябре 1904 г. написал статью, представлявшую собой краткое изложение марксистской политэко­номии («Отрывки из политической экономии»), поясняя читателю, что «экономические принципы «Капитала» до сих пор никто не из­ложил полностью на грузинском языке»[32]. А. И. Микоян, попавший в тифлисскую семинарию уже после революции 1905-1907 гг., читал Маркса сам и свидетельствовал о широком присутствии «Капи­тала» среди семинаристов, которые даже сравнивали разные его переводы (русские) и, мало того, способны были сослаться на него в споре с преподавателем. Таким образом, марксизм за десятилетие значительно распространился. Когда и по какой именно литерату­ре знакомился с ним Иосиф Джугашвили, мы не знаем.

Возникшие среди семинаристов-ровесников Джугашвили кружки сначала были направлены на чтение и самообразование. То, что они с самого начала обставлялись как нелегальные, про­истекало из репрессивного режима семинарии, но отчасти, на­верное, и из-за распространившейся уже среди молодежи будо­ражившей нервы своего рода моды на запретное и нелегальное. Дружными заверениями наших мемуаристов, что организатором кружков был Сосо Джугашвили, следует пренебречь. Но между строк тех же мемуарных текстов просвечивает действительная картина. Организаторами были старшие ученики семинарии и бывшие семинаристы, а лидером кружка, к которому принадле­жал Джугашвили, являлся Сеид Девдориани. Кажется правдо­подобным свидетельство, что он ориентировался исключительно на цели самообразования и был недоволен политизацией кружка. Возможно, но не наверняка, что на этом этапе Джугашвили стал выдвигаться в лидеры кружка. За это говорит его последующее умение (и желание) становиться лидером и аргументация, к ко­торой он, по воспоминаниям товарищей, тогда прибегал. Позднее очень сходными аргументами он пользовался при работе в круж­ках рабочих. Слушатели запомнили его выразительную фразу: зачем, мол, нам изучать астрономию, солнце и без нас знает свой путь, а вот нам нужно бороться за свои права[33].

Когда появились эти семинарские кружки? Судя по учебным отметкам и содержанию кондуитных записей, никак не раньше третьего класса Сосо, то есть 1896/1897 учебного года. К этому периоду относит кружки и официальная биография Сталина, что должно бы нас скорее насторожить, нежели убедить, ведь в офи­циальной версии роль Сталина неизменно преувеличивалась, а время его вхождения в революционное движение отодвигалось к более ранней дате.

С.   Девдориани вспоминал, что пригласил Сосо присоединиться к уже существовавшему тогда кружку в конце 1896 г.[34] Приобщение Сосо к революционной работе его официальные биографы связывали с влиянием «старшего товарища» Ладо Кецховели. Стоит обратить внимание на то, что Ладо, знаменитый среди семинаристов из-за забастовки конца 1893 г., вновь приехал в Тифлис осенью 1897 г., с осени предыдущего 1896 года он работал писцом сельской канце­лярии в Горийском уезде, но Джугашвили в это время находился в Тифлисе, и непонятно, часто ли они встречались осенью—зимой того года[35]. Таким образом, можно предположить, что в кружке для чтения Сосо состоял с середины третьего класса, а в сторону боль­шей политизации двинулся в 1897/1898 г. учебному году, когда был в четвертом классе. Впрочем, А. В. Островский указывает на вос­поминания участников кружка, что уже весной 1897 г., т. е. под конец третьего класса, между Джугашвили и Девдориани происхо­дили споры о направлении кружка[36]. Девдориани учился на класс старше и в мае 1898 г. вышел из семинарии и уехал из Тифлиса в Юрьевский университет. Место лидера читательского кружка стало вакантным, Иосиф Джугашвили остался без соперника.

Летом 1897 г., уехав на каникулы домой в Гори, Сосо должен был застать там Ладо Кецховели, вернувшегося после недолгого пребы­вания в Киевской духовной семинарии, откуда он был выгнан после обнаружения у него нелегальной литературы. Ладо был привлечен за это к переписке при Киевском ГЖУ и таким образом в глазах друзей стал уже признанным борцом с самодержавием. Переезд Кецховели в Тифлис означал, что появлялась прямая связь между 19-летним Сосо и более старшими, хотя тоже молодыми, радикаль­ными марксистами, участниками группы Месаме-даси.

Между тем, учеба в семинарии шла своим чередом. Джугаш­вили закончил четвертый класс, о котором в копиях документов семинарии находится значительно меньше сведений, чем за предыдущие годы. Невозможно определить, хуже сохранились документы семинарии за 1897/1898 учебный год или же они были выборочно скопированы для фонда Сталина. Можно лишь конс­татировать, что в настоящее время в фонде Сталина не нашлось выписок о годовых отметках и итоговых экзаменах, а выписка из книги для наблюдения за поведением воспитанников в высшей степени лапидарна (Джугашвили раньше окончания всенощной ушел из церкви). В нашем распоряжении есть только выписка о годовых баллах за сочинения за четвертый класс. Джугашвили получил 2 и 3[37]. Видно, он в этом году учился хуже, хотя, как мы помним, сочинения он писал на 3 и раньше.

Пятый класс (1898/1899 учебный год) документирован луч­ше. «Книга о проступках учеников» обрисовывает 20-летнего Сосо весьма живо. Он то и дело опаздывал в церковь или ухо­дил раньше времени, дерзил инспекторам и учителям, вступал в препирательства, заявляя о своих правах. В наказание сидел в карцере[38]. Впрочем, поведением он не сильно отличался от дру­гих семинаристов, а может быть, уже научился не попадаться за недозволенным чтением. Лишь однажды произошел эпизод, описанный в воспоминаниях Д. Гогохия и подтверждаемый кон­дуитной книгой: 28 сентября 1898 г. «в 9 часов вечера в столовой инспектором (Дмитрием Абашидзе. — О. Э.) была усмотрена группа воспитанников, столпившаяся вокруг воспитанника Джугашвили, что-то читавшего им. При приближении инспекто­ра Джугашвили старался скрыть записку и только при настойчи­вом требовании решился обнаружить свою рукопись. Оказалось, что Джугашвили, читая посторонние, не одобренные началь­ством семинарии, книги, составлял особые заметки по поводу прочитанных им статей, с которыми и знакомил воспитанников Хвадагадзе, Нестроева, Давидова и Иремашвили. Был произ­веден обыск у воспитанников, но ничего запрещенного не было обнаружено»[39]. Впоследствии именно на этот эпизод ссылались мемуаристы в подтверждение того, что Абашидзе системати­чески преследовал Сосо и старался поймать его на чем-то неле­гальном. Однако если внимательно прочесть запись в журнале и свидетельства мемуаристов, то из них никак не следует, что у Сосо в тот раз нашли нечто нелегальное. Не только его, но и других воспитанников ловили с газетой «Квали» и иным запрещенным для семинаристов, но для прочей публики вполне легальным чтением, причем в отношении других кондуитный журнал фиксировал не в пример более серьезные проступки. Ученик 2 класса Ирадион Робитов был застигнут с грузинским воззванием, призывавшим читать «Квали», а инспекции заявил, что не знает ничего о такой газете; воспитанники были предосте­режены от увлечения чтением не дозволенных начальством книг, а Робитов посажен в карцер на 2 дня по 2 часа в день и лишен послеобеденного отпуска на месяц. У семинаристов проводились обыски, у В. Келбакиани (6 класс) была найдена тетрадь с вы­писками из Добролюбова, он выхватил тетрадь из рук у инспек­тора и выбросил ее в отхожее место, потом в комнате инспектора много плакал и признал свою вину. Поступок было решено обсу­дить в правлении. У Е. Сирбиладзе (5 класс, 2 отд.) была найдена тетрадь с выписками по политэкономии Вредена, сделано строгое внушение. У В. Шаповалова (4 класс) найдены 3 книги романов и повестей из приложения к журналу «Родина», читал без раз­решения, хотя ничего особенно предосудительного книги в себе не заключали, ему был объявлен строгий выговор[40].

Поведение Джугашвили инспекторы все чаще характеризова­ли как плохое. Однако записи о проступках не показывают, чтобы инспекторы как-то особенно следили и преследовали именно его и видели бы в нем заводилу ученического неповиновения. Не он один получал низкий балл за поведение. Важно еще заметить, чем Джугашвили не грешил: в отличие от других, он не попа­дался пьяным, не дрался, не совершал ничего похожего на хули­ганство. Все его проступки относились к чтению и отстаиванию своих прав. А это более чем естественно для двадцатилетнего молодого человека, которому запрещают даже читать обыкновен­ные, выходящие в городе газеты, ходить в театр или цирк. Для сравнения скажем, что за его однокашниками водились порча имущества семинарии, курение табака, далекое от примерного поведение в церкви. Один семинарист однажды пришел в церковь совершенно пьяным. Многие ученики грубили и читали недоз­воленное, довольно часто семинаристы попадались в нетрезвом виде. Доримедонт Гогохия взял отпуск для поездки домой в Гори, вместо этого в Тифлисе пошел в цирк, ночью вернулся в семина­рию, на требование инспектора не явился, а уехал в Гори. Трое первоклассников ходили в винный погреб, один из них напился до бесчувствия и пьяным пришел в семинарию[41].

Говоря о том, как вел себя Сосо Джугашвили в пятом классе, да и в предшествующих, следует помнить об одном находящемся в тени, но важном обстоятельстве. По бедности семьи он получал пособие на учебу из епархиальных средств. Казенное содержание означало не выплату ему стипендии, а освобождение от платы за обучение и за проживание в стенах семинарии. Едва его зачис­лили в семинарию, как он подал ректору «нижайшее прошение» о приеме его хотя бы на полуказенное содержание. Что и получил незамедлительно, причем ректор архимандрит Серафим в резолю­ции пометил: «грузин»[42]. Видимо, это служило дополнительным мотивом поддержать юношу. 29 сентября Сосо еще раз обратился к ректору, ссылаясь на бедность матери, просил выдать ему зим­нюю одежду. Ректор распорядился дать пальто и пару обуви[43].

Во втором классе Джугашвили подал прошение о зачислении на полное казенное содержание[44], но, как явствует из записи в журнале Общего педагогического собрания Правления Тиф­лисской духовной семинарии за 12 и 15 сентября 1895 г., его не по- лучил[45]. Из журнала неясна причина отказа, но, видимо, он про­должал получать прежнее половинное содержание. В ведомости о его оценках за пятый класс значится, что он находится на ка­зенном содержании[46], а много лет спустя на допросе в Бакинском ГЖУ 26 марта 1910 г. он также показал, что воспитывался на ка­зенный счет[47]. К обоим этим документам мы вернемся чуть ниже. Решение о выделении казенного содержания принимало, как мы видели, руководство семинарии, таким образом, Иосиф Джугаш­вили находился от него в большей зависимости, чем семинаристы из обеспеченных семей. Чтобы не лишиться казенной поддержки, он должен был хорошо учиться и хорошо себя вести.

А с тем и другим между тем становилось все хуже. Поведени­ем его инспекторы были недовольны. Отметки оставляли желать лучшего. В пятом классе преобладали тройки, слегка разбавленные четверками и двойками. За пятый класс мы располагаем фотокопи­ей (а не машинописными копиями, как было за первые три класса) страницы из журнала с оценками Иосифа Джугашвили[48]. Итоговые отметки выводились по четвертям, включавшим по два месяца, пос­ледняя — три (сентябрь/октябрь, ноябрь/декабрь, январь/февраль, март/апрель/май 1898/1899 учебного года) и годовые. Перечислим эти баллы (через запятую указаны четвертные оценки):

Священное писание — 3, 2, 3, 3, годовая 3.

Основное богословие — 4, 3, 4, 3, годовая 3.

Догматическое богословие — 3, 2, 3, 3, годовая 3.

Практическое руководство для наст[оятеля] — 2, 3, 3, 3, годовая 3.

Гомилетика — 3, 3, 3, 3, годовая 3.

Литургика — 2, 3, 2, 3, годовая 3.

Русская церковная история (по полугодиям) — 3, 3, годовая 3.

История и обличение раскола — 3, 3, 3, годовая 3.

Дидактика — 4, 4, 3, 4, годовая 4.

Древние языки (только за первые две четверти) — 3, 3, годовая 3.

Грузинский язык (первая и последняя четверть) — 3, 3, годовая 3.

Церковно-славянский язык — 3, 3, 3, 3, годовая 3.

Церковно-грузино-имеретинское пение — 5, 4, 3, 4.

Поведение (по месяцам) — 3, 3 с двумя минусами, 4 с двумя минусами, 3, 3 с минусом, 3 с плюсом, 4, 3, годовая 3.

За сочинение выведен экзотический балл — 22Д.

Заметим еще, что в этот учебный год за ним числилось 126 пропущенных уроков, впрочем, по уважительной причине (оче­видно, по болезни). Причем больше всего он пропустил в январе и феврале — 36 и 35 уроков, 13 уроков пропустил в марте, и с тех пор пропусков не значилось[49]. То есть нет причин полагать, что он забросил занятия к концу учебного года.

Отсюда видно не только очень посредственное усердие Сосо к занятиям, но и еще два момента. Во-первых, в пятом классе в программе не осталось общеобразовательных предметов, изу­чали только специальные церковные дисциплины. Во-вторых, Джугашвили проучился полный год, весь класс, получив итого­вые баллы за последнюю четверть и за год. И здесь мы подходим к вопросу о том, когда и как он покинул семинарию.

Известная и официально признанная версия, что он был ис­ключен из семинарии за революционную деятельность, восходит к самому Сталину и повторена множество раз, в том числе мему­аристами, «припоминание» которых соотносилось с появлением публикаций в историко-партийной печати.

К тому времени он действительно уже был членом не невинных кружков семинаристов, а полноценных революционных организа­ций. Согласно официальной биографии Сталина, в августе 1898 г. он вступил в «Месаме-даси»[50]. Это неплохо согласуется с нашими наблюдениями за эволюцией его успеваемости и поведения в се­минарии. Однако в известных нам источниках не встретилось све­дений о точном моменте принятия его в «Месаме-даси», и на чем основывались авторы, указавшие именно август месяц, неясно. «Месаме-даси» в том же 1898 г. вошла в созданную в марте этого года Российскую социал-демократическую рабочую партию. При­соединились к партии и другие тифлисские социал-демократичес­кие кружки. Точная хронология этого вхождения остается неис­следованной, вероятно, членство Джугашвили в «Месаме-даси» было непродолжительным, он должен был почти сразу стать уже и членом РСДРП. Но и после слияния вошедшие в партию группы еще какое-то время продолжали сохранять некоторую автономию (быть может, уместнее говорить о разобщенности). Тогда же Сосо начал вести занятия в социал-демократических рабочих кружках, участники которых вспоминали позднее о том, что видели его еще в семинарской форме. Вполне вероятно, что он вел занятия сразу в нескольких кружках, но пока он оставался семинаристом, число кружков не могло быть велико, у него просто не хватило бы на них времени, ведь ученики весьма редко покидали стены семинарии, а большого числа прогулов за Джугашвили не числилось.

Однако в копиях документов Тифлисской семинарии не нахо­дится решительно никаких подтверждений тому, чтобы полити­ческая активность Иосифа Джугашвили стала причиной отчисле­ния его из семинарии; более того, нет признаков, что она вообще была замечена семинарским начальством. Можно не сомневаться, что если бы какие-то такого рода документальные свидетельства существовали, то они были бы непременно использованы творца­ми официального сталинского жизнеописания. Нет также и ни­каких следов интереса Тифлисского жандармского управления к ученику семинарии Джугашвили, никаких признаков того, что полицию беспокоила его политическая неблагонадежность.

Зато обнаруживаются совершенно другие объяснения ухода Иосифа Джугашвили из семинарии. Первое находим в журнале педагогического собрания Правления Тифлисской духовной семи­нарии за 29 мая 1899 г. В этот день было постановлено отчислить Джугашвили за неявку на экзамен по неизвестной причине[51].

А когда в апреле 1902 г. Джугашвили был арестован в Батуме, то на допросе он заявил, что ушел из семинарии «по неимению средств»[52]. Проводивший расследование жандармский офицер направил запрос в Тифлис и получил ответ из Тифлисского ГЖУ со ссылкой на то же самое постановление Правления семинарии, что Иосиф Джугашвили отчислен за неявку на экзамен. Фраза о неимении средств прояснилась спустя восемь лет, когда Коба после очередного ареста 26 марта 1910 г. предстал на допросе в Бакинском ГЖУ. На этот раз он объяснил, что учебу «не окон­чил потому, что в 1899 году совершенно неожиданно потребовали с меня 25 руб. за право учения как от сына крестьянина, и за невозможность платы был исключен»[53].

Так «по неимению средств» или за неявку на экзамен его от­числили? Очевидно, тут следует помнить о всегдашней склоннос­ти нашего героя изображать реальность так, как ему в данный момент кажется более выгодным. Перед жандармами (людьми не­дурно образованными и довольно культурными) он разыгрывал жертву социальной несправедливости. Перед многомиллионной аудиторией советских людей и иностранных наблюдателей вы­ставлял себя борцом с самодержавием и вождем с самых юных лет. При этом в каждой его версии содержалась определенная доза истины, пусть и гомеопатическая.

В принципе, возможно, плату за обучение с него действитель­но потребовали, но отнюдь не как «от сына крестьянина», что было бы странно в конце последнего года обучения. Просто он стал плохо учиться и вести себя, это должно было рано или позд­но повлечь отказ в казенном содержании. Против этой версии то, что ему дали закончить учебный год, а в записи об отчисле­нии нет ни слова о невнесенной плате. Ведь логично было бы, если бы вопрос о плате возник в начале или середине учебного года, но не накануне выпускного экзамена.

Самым вероятным кажется, что он по собственному решению не пришел на экзамен. Совершенно очевидно, что Иосиф Джу­гашвили в то время уже никоим образом не собирался стано­виться священником, да и интерес к учебе в том виде, как она представала в пятом классе семинарии (напомним, одни церков­ные предметы), совершенно утратил. Может быть, ему неохота было возиться с экзаменом. А может, в последний раз в его жизни сыграла своеобразную роль мать, столь упорно желавшая видеть сына священником? Быть может, сыну проще было изобразить, что его выгнали из семинарии и остаться без диплома, чем объ­ясняться с матерью по поводу нежелания исполнять ее планы? «Когда Сосо исключили из семинарии, мать очень рассердилась на него, и Сосо прятался несколько дней в садах селения Гамба- реули. Я со своими товарищами ходили тайком к Сосо и носили ему пищу», — этот рассказ Марии Махароблидзе кажется прав- доподобным[54], а нрав Екатерины Глаховны здесь предстает во всей красе, становится понятно, что имели в виду современники, говоря о ней как о женщине с характером. Сам Сталин много лет спустя рассказал дочери Светлане, что, когда навестил мать незадолго до ее смерти, она сказала ему: «А жаль, что ты так и не стал священником»[55].

 

Тогда совершенно логичным выглядит документ, опубли­кованный А. В. Островским и показавшийся ему «не могущим не вызвать удивления». 2 октября того же 1899 г. И. В. Джугаш­вили получил свидетельство об окончании 4 классов семинарии, содержавшее приличные отметки — 5 и 4 и отличную оценку по поведению. В том же свидетельстве имелся, видимо, стандарт­ный текст о том, что в случае, если он не поступит на службу по духовному или учебному ведомству, Джугашвили обязан вер­нуть затраченные на его обучение суммы (200 руб. за обучение в семинарии, 480 руб. содержания за счет епархии), а также уп­латить 18 руб. 15 коп. за потерянные книги из семинарской биб- лиотеки[56]. Денежная претензия, очевидно, Иосифу Джугашвили никем никогда всерьез не предъявлялась. Но факт получения им свидетельства как раз означает, что он не был выгнан и исклю­чен, что в мае 1899 г. он по своей воле не стал сдавать итоговых экзаменов (равно как не пытался получить разрешения сдать их позднее), не претендовал на получение диплома, но в начале октября обратился за свидетельством, которое всё же могло при­нести пользу при поступлении на работу. Баллы, выставленные в этом свидетельстве, демонстрируют, как минимум, невраждеб­ное отношение к нему в правлении семинарии.

Учитывая, что нет ровным счетом никаких подтверждений то­му, что он мог быть исключен по политическим мотивам, остается заключить, что Сосо бросил семинарию, потому что категоричес­ки не хотел становиться священником. Получил свидетельство об образовании, поскольку искал работу, — на тот момент до жизни революционера-нелегала ему было еще далеко. А впос­ледствии он трактовал обстоятельства так, как ему представлялось удобным.

О.В. Эдельман

Из книги «Русский Сборник: исследования по истории России \ Том XIV. М. 2013



[1] Детство и юность вождя. Документы, записи, рассказы // Молодая гвар­дия. М., 1939. № 12. С. 36-37, 41-42 (воспоминания С. П. Гогличидзе, Г. И. Елисабедашвили). Мемуаристы сталинской эпохи осторожно называли хор не церковным, а «хором духовного училища».

[2]  А. И. Микоян, который учился в Тифлисской семинарии десятью годами позже, в своих воспоминаниях рассказал о юношеском круге чтения. Он утверждал, что, овладев в достаточной мере русским языком, принялся читать сначала популярные брошюры по естествознанию, затем «с захватывающим интересом прочитал книги К. А. Тимирязева «Жизнь растения» и Ч. Дарвина «Проис­хождение видов», «Происхождение человека и половой отбор». Они произвели настоящий поворот в моем представлении о возникновении и развитии жизни на земле. Эти книги положили начало моему сознательному атеизму» (Мико­ян А. И. Дорогой борьбы. Книга первая. М., 1971. С. 30).

[3] Островский А. В. Кто стоял за спиной Сталина? СПб., 2002. С. 105.

[4] Детство и юность вождя. Документы, записи, рассказы. С. 43-45 (воспомина­ния С. П. Гогличидзе и Е. Г. Джугашвили).

[5] Подробнее см.: Островский А. В. Кто стоял за спиной Сталина? С. 109-110.

[6] Там же. С. 108-109.

[7] Детство и юность вождя. Документы, записи, рассказы. С. 62 (воспоминания Ф. Махарадзе).

[8]  См.: М. Цхакая. Из прошлого. Воспоминания старого марксиста-подпольщика о праздновании первого мая в бывшей царской России. Апрель 1938 г. // РГАСПИ. Ф. 157. Оп. 1. Д. 119. Л. 95-98.

[9] Об этом с некоторой радикальной тенденциозностью поведал большевистский мемуарист: Барон (Бибинейшьига). За четверть века: Революционная борьба в Грузии / Предисл. П. Н. Лепешинского. М., Л., 1931. С. 20-21.

[10] Беседа И. В. Сталина с немецким писателем Эмилем Людвигом 13 декабря 1931 г. // Сталин И. В. Соч. Т. 13. М., 1951. С. 113.

[11] Берия С. Мой отец Берия: В коридорах сталинской власти. М., 2002. С. 177.

[12] Судьбу о. Димитрия (Абашидзе) проследил в своей книге И. А. Курляндский (Курляндский И. А. Сталин, власть, религия. М., 2011. С. 30-34). О. Ди­митрий в 1902 г. был рукоположен в сан епископа, участвовал в работе По­местного Собора, в гражданскую войну находился при деникинской армии, в 1920-1930-х гг. полуподпольно окормлял паству в Киеве и считался духов­ным главой киевской группы Катакомбной церкви, репрессиям подвергался неоднократно, но до поры не слишком суровым.

[13]   РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 17, 18.

[14] Там же. Д. 12. Л. 1-9.

[15] Там же. Д. 13. Л. 1-5. Мнение И. А. Курляндского, написавшего очерк о пре­бывании Сталина в семинарии в качестве введения к своей большой работе

о  Сталине и религии, о том, что уже в этих шалостях проявились свойствен­ные ему черты садизма, является, по моему мнению, безосновательным пре­увеличением (Курляндский И. А. Сталин, власть, религия. С. 14).

[16] Об успеваемости И. В. Джугашвили по сравнению с соучениками: Остров­ский А. В. Кто стоял за спиной Сталина? С. 124-126.

[17] РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 29. Л. 1-11.

[18] Там же. Д. 26. Л. 1.

[19] Там же. Д. 13. Л. 6-11.

[20] Церетели И. Г. Впечатления детства / Сост., комментарий и послесловие А. П. Ненарокова. М., 2006. С. 63-65, 77-78; Островский А. В. Кто стоял за спиной Сталина? С. 115-123.

[21]РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 37. Л. 1-11.

[22] Там же. Д. 32. Л. 1-3.

[23] Детство и юность вождя. Документы, записи, рассказы. С. 68-70 (воспо­минания Г. Глурджидзе, Г. Паркадзе). И. Иремашвили назвал только двух авторов — Ш. Руставели и А. Казбеги (Иремашвили И. Сталин и трагедия Грузии. М., 2008. С. 20-21). Надо заметить, что никто из мемуаристов, кро­ме него, не увязывал происхождение псевдонима Иосифа Джугашвили «Коба» с романом А. Казбеги.

[24] По данным И. А. Курляндского, в четвертом классе (как раз в том, за который мы не обнаружили ведомостей — см. ниже) преподавали физику и психоло­гию (Курляндский И. А. Сталин, власть, религия. С. 35). Однако любому выпускнику современной школы понятно, до какой степени невозможно дать представление о физике всего за один учебный год.

[25] Детство и юность вождя. Документы, записи, рассказы. С. 70.

[26] Церетели И. Г. Впечатления детства. С. 77.

[27] Там же. С. 68-69.

[28] Там же. С. 81.

[29] Микоян А. И. Дорогой борьбы. Книга первая. С. 30-34.

[30] Уратадзе Г. Воспоминания грузинского социал-демократа. Stanford, 1968. С. 40.

[31] Цулукидзе А. Сочинения / Пер. с грузинского под ред. П. Шария. Тбилиси, 1945. С. 333.

[32] Там же. С. 125.

[33] Детство и юность вождя. Документы, записи, рассказы. С. 72 (воспоминания П. Талаквадзе, С. Натрошвили).

[34] Островский А. В. Кто стоял за спиной Сталина? С. 126. Воспоминания С. Де- вдориани обнаружены автором в собрании Грузинского филиала ИМЛ.

[35] Детство и юность вождя. Документы, записи, рассказы. С. 74; Остров­ский А. В. Кто стоял за спиной Сталина? С. 129; Ладо Кецховели. 1876­1903: Сборник материалов. М., 1941. С. 6-7 (предисловие Л. П. Берии); Гегешидзе З. Ладо Кецховели. М., 1959. С. 13.

[36]Островский А. В. Кто стоял за спиной Сталина? С. 128.

[37] РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 50. Л. 2.

[38] Там же. Д. 53. Л. 1-2, 7-15.

[39] Гогохия Д. На всю жизнь запомнились эти дни // Рассказы старых рабочих Закавказья о великом Сталине. Изд. 2-е. М., 1937. С. 14-16; РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 53. Л. 1-2.

[40] РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 53. Л. 11-14.

[41] Там же. Д. 58.

[42] РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 4325. Л. 1-2.

[43] Там же. Д. 4324. Л. 1-2.

[44] Там же. Д. 4326.  Л. 1-2.

[45] РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 23.

[46] Там же. Д. 63.

[47] Там же. Д. 635. Л. 42-43.

[48] РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 63.

[49] Там же.

[50] «Краткая биография» Сталина указывает август 1898 г., это повторено в био­хронике (И. Сталин. Сочинения. Т. 1. М., 1946. С. 416). В докладе Л. Берии «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье» назван только год, без уточнения месяца (9-е изд. М., 1952 (репринтное переизда­ние). С. 17).

[51] РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 62. Л. 7. В принципе, об этом факте известно давно. Решение правления со ссылкой на «Духовный вестник Грузинского экзархата» (где решение тогда же было опубликовано) фигурировало еще в подборке документов о молодости вождя в журнале «Молодая гвардия» к его 60-летию (Детство и юность вождя. Документы, записи, рассказы. С. 86) и даже было вынесено там в заголовок раздела. Но тогда оно трактовалось как лицемерное прикрытие акта преследования за социалистические убеждения.

[52] РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 80. Л. 9-10.

[53] Там же. Д. 635. Л. 42-43.

[54] Островский А. В. Кто стоял за спиной Сталина? С. 152. Автор цитирует доку­мент: ГФ ИМЛ. Ф. 8. Оп. 2. Ч. 1. Д. 32. Л. 258-259. Однако предположение А. В. Островского, что скрывался Сосо не только от матери, но и от возмож­ного ареста, представляется натяжкой, основанной на чрезмерном доверии к рассказу Г. Елисабедашвили.

[55] Аллилуева С. Двадцать писем к другу. М., 1990. С. 121.

[56] Списки этих книг были скопированы для фонда Сталина, однако указанная там суммарная стоимость не совпадает с цифрой, опубликованной А. В. Ос­тровским (Островский А. В. Кто стоял за спиной Сталина? С. 154-155). Документ, на который он ссылается: РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 65; ГИАГ. Ф. 440. Оп. 2. Д. 82.

Читайте также: