Показать все теги
Развал СССР и, как следствие этого, продолжающие сотрясать постсоветское пространство, вот уже скоро как два десятилетия различные политические и экономические катаклизмы вызвали у практически всех думающих людей небывалый доселе интерес к истории и, прежде всего, к её политической, военно-политической и военной составляющим.
Произошло осознание того факта, который выдающийся русский мыслитель второй половины ХIХ века – Н.Г. Чернышевский сформулировал следующим образом: «Без истории предмета, нет теории предмета, нет понятия предмета, а значит, и нет самого предмета».
То есть, по Чернышевскому, способность получать и анализировать исторические сведения должна быть присуща каждому человеку, занимающемуся какой-либо отраслью знания или профессией. Это означает, что для того, чтобы стать профессионалом своего дела, а не ремесленником, необходимо знать историю возникновения и последующего развития, того, чем ты профессионально занимаешься.
В результате, например, в исторической науке возникла такая историческая дисциплина, как «Историография», то есть история возникновения и последующего развития исторической науки.
Возвращаясь к началу данной темы необходимо отметить, что указанный массовый интерес к истории в последние два десятилетия имеет, к сожалению, и определенный, достаточно явный, негативный аспект.
Этот аспект заключается в том, что среди тех, кто увлекся историией, не имея при этом базового исторического образования, усилилось и окрепло очень легкомысленное мнение о том, что исторические исследования доступны практически любому человеку, решившему приложить в этой сфере человеческого знания хоть какие-то усилия.
Это заблуждение связано с тем, чем в отличие от точных наук и инженерных профессий, в большинстве гуманитарных дисциплин очень затруднена возможность объективной оценки достигнутых знаний и результатов.
Вот как ярко и образно описывал это М.Е. Салтыков-Щедрин: «Ежели вы заказали сапожнику сапоги, то вы требуете от него именно сапог, а не подобие оных. И в то же время журналист может написать не передовую статью, а лишь подобие оной и при этом совершенно не потерять себя во мнении читателей».
Другое его высказывание на эту же тему еще более близко к предмету истории, поскольку касаются политики, для которой история – это основа. Вот, что Салтыков-Щедрин отмечал по этому поводу: «Среди толпы существует искреннее убеждение, что ежели вы можете незаметно вытащить из кармана ближнего кошелек, то вы тонкий политик и дипломат. Но на самом деле – это ваше искусство доказывает только то, что вы лишь искусный вор. Ведь сфера вора и политика, совершенно различна. Политик улавливает людей, в то время как вор, только принадлежащие им кошельки».
Подобное обывательское представление о том, что для того, чтобы стать историком достаточно хорошей памяти, чтобы запомнить прочитанное, и терпение, чтобы прочитать много учебников и другой литературы по истории, в свое время высмеивала сочиненная в середине 70-х годов на историческом факультете Симферопольского университета песня на мелодию и ритмику песни Высоцкого «Утренняя гимнастика».
И вот что в ней пелось по этому поводу:
«Говорят, что на истфаке
Продержаться может всякий,
Нужен только минимум терпения.
Скажем прямо – это ложь,
Вот поучишься – поймешь,
А, поняв, дойдешь до облысения.
Приготовьтесь к семинарам,
Каждый день по три-то пары.
Ширится, растет образование.
Если хилый – в академ,
Чтоб не выгнали совсем,
Вовремя хватай заболевание.
Если вы в своей стихии,
Не страшны вам три-четыре,
Всякая латынь и этнография,
Новая, новейшая, древняя, древнейшая,
Палео и историография,
Иностранные языки,
Поначалу очень дики,
В них не произносится, а лается.
Но стерпится, и слюбится,
Сдастся и забудется.
В жизни все течет, все изменяется.
Аты-баты, люди-звери
До и после нашей эры,
Бурные восстания народные.
Македонский, Роттердамский,
Даниленко и Домбровский
Вам заменят маму вашу родную.
Если вы уже устали, отупели и отстали,
Вам до фонаря искусство Африки.
Марш на укрепляющую,
Нервы закаляющую,
Если жив пока еще – педпрактику».
Итак, ситуация в области массовых исторических исследований сейчас такая, как название одной из работ А.И. Герцена – «Дилетантизм в науке».
Один из самых наглядных примеров подобного дилетантизма – это творчество в сфере исторических исследований известного многим современного российского литератора Александра Бушкова.
Я лично его очень уважаю и высоко ценю за мастерство в области детектива, фэнтези, научной фантастики, с такими его персонажами, как Сварог, Пиранья-Мазур и ряд других, но его попытки добавить ко всему этому еще и титул великого историка современности не могут не вызывать у людей, кое-что понимающих в этой области и обученных методике исторических исследований, ничего кроме раздражения различной степени тяжести.
Для того чтобы не быть голословным, я взял такой его «кирпич», как книгу «Сталин – красный монарх», которая в 2005 году вышла в виде двухтомника «Сталин – схватка у штурвала» и «Сталин – осень императора».
Начнем анализ и критику бушковского воинствующего дилетантизма в исторической науке с книги «Сталин – схватка у штурвала» – СПб: «Нева», 2005.
В самом начале этой книги на стр. 10-11 такой вот пассаж: «Черт возьми, какие только типажи не рождала Великая Смута. Вот вам дальневосточные партизаны. Атаман – бывший унтер, бывший питерский пролетарий Тряпицын. Начальник штаба у него (и по совместительству любовница) Нина Лебедева-Кияшко, анархистка-максималистка. Костяк отряда – освобожденные революцией местные каторжники и китайцы. Эта сладкая парочка со своей ордой захватила Николаевск-на-Амуре и за три месяца вырезала 10 тысяч человек из 12-тысячного населения, и заодно оказавшихся там на свою беду японский гарнизон. Трагикомедия заключалась в том, что «бригада» Тряпицына на бумаге считалась частью Красной Армии. Узнав об этаких художествах, Ленин отправил в приморье гневную депешу. Тряпицын (исторический факт) ответил Ильичу краткой телеграммой «Поймаю – повешу»».
Итак, под борзым пером Сан Саныча несколькими красочными фразами группировка нижнеамурских партизан превратилась в каких-то предшественников кампучийских «красных кхмеров», изничтожающих в первую очередь своих собственных соотечественников и лишь попутно иностранных оккупантов.
А что же было на самом деле? Дабы это узнать откроем сначала «Энциклопедию Гражданской войны и военной интервенции в СССР». В ней статья «Николаевский инцидент 1920 г.». В этой статье сообщается следующее: «Николаевский инцидент 1920 г. – провокационное выступление японских войск в г. Николаевск 12-14 марта 1920 г. Еще в начале февраля 1920 г. партизанские отряды низовьев Амура захватили крепость Чныррах и до 28 февраля держали в осаде Николаевск, занятый японцами и белогвардейцами. 29 февраля партизаны вступили в город, заключив соглашение с японским командованием, по которому последнее обязывалось соблюдать нейтралитет и не вмешиваться в жизнь освобожденного города. В ночь на 12 марта японский гарнизон под командованием майора Исикавы, напал на штаб казармы партизан. В результате боев 12-14 марта японский гарнизон был разгромлен. Позднее, после очищения Амура ото льда, в Николаевск направились японские военные суда, и партизаны были вынуждены эвакуировать население города и отступить в тайгу».
Далее в этой своей книге говоря о событиях Гражданской войны периода 1918 года на юге России, Бушков, описывая «Донскую казачью державу» генерала Краснова продолжает столь же легкомысленно бросаться фразами типа: «Всерьез воевать с большевиками донцы не собирались. Из примерно 35 тысяч строевых казаков в «Добровольческую армию» Деникина вступили всего четыреста. Так и просуществовала недолгое время эта опереточная «держава» – в конце концов, она все же послала воевать с большевиками несколько маленьких отрядов, которые бросили фронт в Воронежской губернии и повернули домой».
Берем опять в руки «Энциклопедию Гражданской войны», и в статье «Донская армия (белогвардейская)» читаем, что в этой армии при её создании в мае 1918 года находилось 17 тысяч бойцов при 21 орудии. Спустя месяц у Краснова уже 6 дивизий с общим количеством 39 тысяч человек при 93 орудиях и 231 пулемете. А еще месяц спустя, несмотря на большие боевые потери, в середине июля 1918 года Донская армия имела численность 45 тысяч человек.
В статье «Германо-австрийская интервенция на Украине и Юге России» эта же энциклопедия сообщает об источнике боевой мощи донских белоказаков, а именно массированных поставках трофейного русского оружия от немцев. В первые полтора месяца формирования своей армии Краснов получил от германских войск: 11.600 винтовок, 46 орудий, 88 пулеметов, 100 тысяч снарядов и 11 млн. 600 тысяч патронов.
Ну и насколько все этот похоже на пресловутые бушковские «несколько маленьких отрядов»?
Теперь пойдем далее по страницам этой книги Бушкова. На стр. 30 – «Военной разведкой у красных одно время руководил генерал Бонч-Бруевич, брат ленинского сподвижника».
Ну, вообще-то военной разведкой и контрразведкой генерал-лейтенант М.Д. Бонч-Бруевич руководил в царской армии в годы Первой Мировой войны. В Красной Армии он некоторое время занимал должность начальника «Полевого штаба». Об этом он сам писал в своих мемуарах «За власть Советов», изданных в Москве во второй половине 50-х годов прошлого века.
От Бонч-Бруевича автор на стр. 32 переходит к генералу от кавалерии Брусилову: «Что касаемо Брусилова. Должно быть, сотрудничая с большевиками, он испытывал душевный дискомфорт. Евреев среди большевиков хватало, а его высокопревосходительство был антисемитом патологическим. Сохранились любопытные воспоминания академика Заболотного, бактериолога и эпидемиолога, встречавшегося в прифронтовой полосе с Брусиловым. Когда ученый пожаловался ему, что для его опытов очень трудно добыть обезьян, то генерал серьезно спросил: «А жиды не годятся? Тут у меня жиды есть, шпионы, я их все равно повешу, берите жидов». И не дожидаясь моего согласия, послал офицера узнать, сколько имеется шпионов, обреченных на виселицу. Я стал доказывать его превосходительству, что для моих опытов люди не годятся, но он не понимал меня, говоря: «Но ведь люди все-таки умнее обезьян, ведь если вы впрыснули человеку яд, он вам скажет, что чувствует, а обезьяна не скажет». Вернулся офицер и доложил, что среди арестованных по подозрению в шпионаже нет евреев, только цыгане и румыны. «И цыган не хотите? Нет? Жаль»».
В общем, на этом примере бушковской писанины видно, как под бойким пером мэтра российского фэнтези прославленный русский полководец превращен в предтечу доктора Менгеле из Освенцима.
Далее в жанр исторического фэнтези Бушкова на стр. 33 попадает белогвардейский генерал Слащев. Сообщая о причинах его помилования Советской властью после возвращения из эмиграции. Автор пишет: «Оказалось, у Слащева есть некоторые заслуги перед Советской властью. Вскоре после воззвания Брусилова он и еще тридцать генералов задумывали пробольшевистский переворот в Крыму».
Ну, во-первых, Брусилов обратился со своим воззванием к русскому офицерству в связи с войной с Польшей в мае 1920 года. А Слащев, как до этого, так и после этого, в течение четырех месяцев практически безвылазно находился на фронте, проводя сначала оборонительные, а затем наступательные операции против красных войск. И постоянно находясь на фронте, он мог организовать «пробольшевистский переворот» только одним способом – открыв фронт красным и заставить свой корпус сдаться в плен.
В реальности же дело обстояло по-другому. «Вскоре после воззвания Брусилова», он со своим корпусом в июне 1920 года посредством Кирилловско-Мелитопольской десантной операции в тылу 13-й армии красных разгромил её правый фланг и тем самым обеспечил успех наступления на Перекопе и прорыв из Крыма корпуса Кутепова, а затем и всей врангелевской армии. В конце июня он разгромил конный корпус Жлобы и тем самым сорвал общее контрнаступление 13-й армии красных. Большую часть сентября 1920 года его войска ожесточенно штурмовали Каховский плацдарм 6-й армии Южного фронта. И если этот плацдарм Слащеву взять не удалось, то не из пробольшевистский симпатий, а из-за полного отсутствия тяжелой артиллерии, которую ну никак не могло компенсировать то небольшое количество танков, которыми располагала врангелевская армия.
Так что пробольшевистский переворот в Крыму Слащев готовил как-то уж своеобразно, если не сказать больше.
А что касается теплого приема, оказанного ему Советскими властями, то он объясняется тем, что в Севастополь из Стамбула прибыл не один, а с остатками своего корпуса (около четырех тысяч человек) и кипами документов из штаба врангелевской армии, продолжавшей к тому времени функционировать в зоне черноморских проливов, оккупированных англо-французскими войсками. И оставив его в живых, большевики тем самым подавали четкий сигнал другим, находящимся в эмиграции белым генералам.
Следующий пассаж на стр. 38: «Врангель предлагал исключительно выгодный для белых (по компетентному мнению Троцкого) план. Закрепиться на небольшом участке между Днепром и Волгой, создать ударный кулак из конных частей, пробить им красный фронт и наступать на Москву, попутно соединившись с Колчаком. Однако Деникины распылил силы, наступая по трем направлениям. Причем главным из них выбрал самое выгодное для оборонявшихся красных – через Донбасс. Был разбит и отступил. Причина столь странного проведения? Да попросту командующим этим «кавалерийским кулаком» следовало стать Врангелю, которому, возможно, досталась бы вся слава взятия Москвы. А Деникин хотел взять Москву сам. В результате проиграл все. Элементарная зависть погубила отличный план, успех которого допускало само большевистское руководство».
Ну, во-первых, компетентность Троцкого в военном деле – это одна из множества фантазий его поклонников. По множеству свидетельств если Троцкий в Гражданской войне и проявлял в чем-либо компетентность, то только в организации показательных расстрелов.
Второе. Выражение «Закрепиться на небольшом участке между Волгой и Днепром» - это звучит. «Почтеннейший историк», ведь это расстояние около тысячи километров. Мне это высказывание напоминает один советский анекдот о китайской армии: «Границу будем переходить скрытно, небольшими группами, не более миллиона человек в каждой».
Третье. Деникин отнюдь не распылял свои силы, наступая по трем направлениям. Обезопасив свои фланги взятием Киева на Днепре и Царицына на Волге, он с августа 1919 года развернул наступление своими главными силами – Добровольческой армией Май-Маевского, кратчайшим путем на центральном направлении строго на север по оси, образуемой железной дорогой и шоссе Харьков-Москва. А до этого, чтобы выйти к Харькову с Северного Кавказа, ему надо было взять Донбасс.
Четвертое. Пресловутый ударный кулак из конных частей был Деникиным таки создан и без стратегических рекомендаций Бушкова. Назывался он «4-й Донской конный корпус генерала Мамонтова». Имел численность 10.000 человек при 12 орудиях и 3 броневиках. 10 августа он прорвал красный фронт на стыке 8-й и 9-й армий в районе города Новохоперск и устремился на север. Пройдя за восемь дней по тылам красных более 200 км, мамонтовцы овладели Тамбовом. Пройдя затем еще 150 км – 22 августа – взяли город Козлов (ныне Мичуринск) и оказались от Москвы в 400 км, то есть, пройдя за 13 дней половину расстояния до неё. Но, посылая в глубокий рейд казачий корпус, Деникин не учел казачью психологию. И в результате после взятия Козлова личный состав корпуса заставил своего командира прекратить дальнейший рейд на Москву и повернуть обратно.
Вот что о причинах этого сообщает столь нелюбимая Бушковым официальная историческая наука, а именно «Энциклопедия Гражданской войны» в статье «Мамонтовский рейд»: «Белоказаки, обремененные большими обозами награбленного имущества, утратили прежнюю маневренность и дисциплину, и с трудом пробивались обратно к линии фронта».
Так что Деникин не боялся отдать любому подчиненному генералу славу взятия Москвы. А что касается Врангеля, то он к тому времени уже длительный период командовал «Кавказской армией» Вооруженных сил Юга России Деникина, и стать во главе конного корпуса для него было бы понижением, тем более что корпус Мамонтова перед рейдом находился в составе его армии.
Далее на этой же странице Бушков повторяет мемуарно-кинематографическую легенду о «красном разведчике» капитане Макарове в качестве адъютанта командующего добровольческой армией вооруженных сил Юга России генерала Май-Маевского, якобы срывавшего его военные планы и спаивавшего его.
Эту легенду в своих мемуарах, вышедших вскоре после окончания Гражданской войны, запустил сам Макаров. Её тотчас стали гневно разоблачать другие участники этих событий в своих книгах, брошюрах и статьях. Официальное разоблачение этого мифа наступило в 1937 году, когда Макаров был арестован НКВД Крымской АССР и два года провел в следственном изоляторе.
В ходе этого следствия он признал, что, будучи адъютантом Май-Маевского, он никаких связей с советскими разведорганами не поддерживал и ничего полезного для революции не сделал. То, что эти показания он сделал абсолютно добровольно, свидетельствует и до невероятности либеральный по тем временам приговор – два года лишения свободы, после вынесения, которого он был сразу освобожден с учетом времени заключения во время следствия.
Обо всем этом подробно рассказано в научной статье «Адъютант Май-Маевского – чекист-нелегал или миф советской пропаганды», опубликованной в военно-историческом журнале «Милитари Крым» – 2005 – № 2 – с. 46-48.
Ерничанье – это не метод исторических исследований, и в результате у историка Бушкова появляются фразы типа: «Греки… Как я не ломал голову, так и не понял, за каким чертом в Крым занесло греческие части. Не иначе играли в аргонавтов, комики».
В Крым, а еще больше в Северное Причерноморье (Николаев и Херсон) греческие войска зимой 1918-1919 года занесло по очень простой причине. Французы пообещали на предстоящей конференции в Версале по урегулированию последствий Первой Мировой войны передать им обширные территории собственно Турции, где со времен Древней Греции проживало к тому времени в больших количествах греческое население. Вот греки и отрабатывали предстоящий подарок под названием «Великая Греция».
Ну а чем дальше в лес, тем, как известно, больше дров. И вот на стр. 76 Сан Саныч доказывает, что и евреи пострадали от большевистской революции: «Древнееврейский язык, иврит, был объявлен реакционным и запрещен, а с ним, легко догадаться, угодил род запрет и огромный пласт культуры».
Александру Александровичу следовало бы получше знать новую и новейшую историю собственного народа. Я не располагаю информацией, точно ли запрещали большевики иврит или нет. Но даже если и запрещали, то вместе с ним никакой огромный пласт культуры под запрет не попадал, поскольку на иврите тогда была написана исключительно религиозная литература, а светские книги еврейских авторов выходили на идише или, что гораздо чаще, на языке той страны, где они проживали.
Более - менее массовое распространение иврит приобрел только после 1947 года в Израиле, где он был объявлен государственным языком.
Или вот такое весьма странное утверждение на стр. 81: «Мирбах тогда не подозревал, что и его судьба в руках русского народа, точнее, чекистов, которые его немного позже и пристукнули, разыгрывая какие-то не совсем понятые до сих пор комбинации».
Ну, может Бушкову эти «комбинации» и непонятны, но даже столь клеймимая им «официальная историческая наука» давала этому вполне разумные объяснения. Например, что это убийство было одновременно и сигналом к антибольшевистскому перевороту со стороны партии левых эсеров, и попыткой сорвать брестский мир и вновь втянуть Советскую Россию в войну с Германией.
Многие современные историки, в том числе и автор этих строк, существенно дополняют прежнюю официальную концепцию данного события, доказывая, что это попытка военного переворота со стороны левых эсеров была не антибольшевистской, а скорее антиленинской, поскольку за спиной заговорщиков стояли такие западные агенты влияния в большевистском руководстве, как Свердлов, Троцкий, Бухарин и ряд других.
Следующий пример бушковской «легкости мысли необыкновенной» на стр. 87: «Многим, как-то трудно осознать, что подавляющая часть этих басен, запущенных в обиход во времена Хрущева, была вызвана к жизни несколькими насквозь шкурными соображениями, прямо-таки вынуждавших Никиту к самой дикой и нелепой лжи. Во-первых, он стремился к абсолютной власти, но чувствовал себя неуверенно: как-никак был далеко не самой крупной фигурой из ближайшего окружения покойного вождя».
Ну, насчет «не самой крупной фигуры» – очень явное невежество. С 1949 года и до момента смерти Сталина в марте 1953-го Хрущев занимал пост секретаря ЦК курирующего работу госбезопасности и остальных правоохранительных органов. Этот пост после смерти Сталина помог ему довольно быстро стать первым секретарем ЦК КПСС.
Далее, обличая Хрущева, Бушков на стр. 88 утверждает: «В Отечественную войну, будучи членом военных советов ряда фронтов, он прямо причастен к серьезным провалам вроде Киевской катастрофы».
Во время окружения значительной части войск Юго-Западного фронта в «Киевском котле» Хрущев не являлся членом его военного совета. Таковым тогда был один из секретарей ЦК КП(б)У Бурмистров.
Хрущев стал членом военного совета Юго-Западного фронта после гибели Бурмистрова в окружении.
Далее, говоря о создании Сталиным народного комиссариата по делам национальностей, Бушков на стр. 105 пишет: «Сталину пришлось гораздо труднее: ничего, хотя бы отдаленно напоминающее министерство по делам многочисленных национальностей Российской империи в природе ранее не существовало».
Вообще-то в Российской империи подобная структура как раз таки существовала и намного дольше, чем просуществовал народный комиссариат по делам национальностей. Эта структуру называлась «Департамент по делам иностранных вероисповеданий» Министерства внутренних дел. Такое его название объясняется тем, до свержения монархии в России в паспортах не было графы «национальность», а вместо неё была графа «вероисповедание».
Очередное голословное утверждение на стр. 173: «Еще одной диверсионно-террористической организацией был «Народно трудовой союз нового поколения» (НТС), созданный еще в 1930 году. О них мало что известно, но лезли они в СССР активнейшим образом».
Уж не знаю почему Сан Санычу так мало что известно об НТС. За почти два десятилетия – с конца 60-х и до середины 80-х годов прошлого века – по этой организации в СССР вышло не меньше сотни книг и брошюр и даже один детективный роман. И все эти издания самым широким образом поступали во все библиотеки тогдашнего Советского Союза.
Теперь о второй книге А. А. Бушкова «Сталин – осень императора» - СПб.: «Нева», 2005.
На стр. 5 «Грузин Сталин не мог не слышать в детстве этой легенды».
Ну не был Сталин грузином. В христианской традиции, в которой жил Сталин и в которой все еще живем мы, национальность детей определяется по отцу. А отец у Сталина был осетин, и его настоящая фамилия была Дзугаев. А Джугашвили он стал благодаря произволу царских чиновников грузинской национальности. Они, получая от русского государства деньги, вместо отстаивания его интересов занимались огрузиниванием различных национальных меньшинств в тогдашних Тифлисской и Кутаисской губерниях. Вот так Дзугаев и стал Джугашвили.
Это иранское происхождение по отцу особенно сказывалось в личных качествах Сталина, который представлял собой спокойного, выдержанного, рассудительного, вежливого человека.
Так что по своему иранскому происхождению Сталин очень подходил к роли вождя русского народа, этническое ядро которого образовалось в раннем средневековьи (IX-VIII нашей эры) в процессе слияния на территории нынешней Украины пришедших с запада славянских племен и местного иранского и тюрко-иранского населения. В результате чего получилась древнерусская народность, говорящая на славянском языке, но с иранским менталитетом. Об этом более подробно я писал в своей статье «Как создавалась русская нация», которая была опубликована в московской газете «Дуэль» - 2001 – № 35 – С. 5. Её текст можно найти в Интернете.
Теперь еще об одной из неприятных черт в «историческом творчестве» Бушкова – это его привычка что-либо утверждать только от своего имени, замалчивая истинный источник данных сведений.
Пример этому на стр. 25: «Вот, к примеру, насквозь культурная и демократическая Франция. Во времена Первой Мировой войны там, защищая Париж, без суда и следствия арестовали несколько сот уголовников – всех тех, кто по делам оперативного учета проходил, как злостный рецидивист. Отвезли в один из фортов, согнали в ров и выставили пулеметы…».
Ну, во-первых, странная фраза «арестовали без суда и следствия». Вообще-то по логике сначала арестовывают, затем ведут следствие, после чего следственное дело передают в суд. Без суда и следствия можно дать тюремный срок или расстрелять, как это произошло с парижскими рецидивистами в августе 1914-го, но арестовать без суда и следствия – звучит нелепо.
Во-вторых, главное здесь в другом. В том, что данный факт впервые ввел в исторический оборот не писатель А. А. Бушков, а являвшийся в годы Первой Мировой войны русским военным атташе во Франции, граф Игнатьев. Вскоре после своего возвращения в СССР он написал книгу мемуаров «50 лет в строю», которая впервые была издана в Москве в 1939 году и затем много раз переиздавалась. И в ней первым среди историков Первой Мировой войны, подробно сообщает о данном факте.
Достаточно интересен на стр. 79 пассаж Бушкова о наркоме внутренних дел СССР Ежове: «Мы же вернемся к Ежову, деятельность которого с определенного момента стала не просто вызывать опасения – дело принимало крайне опасный оборот. Ежов сломался! Не выдержал испытания абсолютной властью и полнейшей вседозволенностью».
Что можно сказать по этому поводу? Ну, во-первых, ни «абсолютной власти», ни «полнейшей вседозволенности» у Ежова в 1937–1938 годах никогда не было. По опубликованным за последние 20 лет документам видно, что все аресты и дальнейшая судьба все более-менее высокопоставленных лиц решались Сталиным совместно с его ближайшим окружением и руководящих партийных органов. Во-вторых, Ежов печально кончил, потому что для партийных верхов, неприятно пораженных размахом и последствиями «Большой чистки» 1937–1938 годов, нужен был «козел отпущения», на роль которого Ежов в тех условиях подходил идеально.
По этому поводу спустя 30 с лишним лет после этого, Владимир Высоцкий сочинил песню «Мангусты» - весьма точно отражающую причины печального конца Ежова и ежовцев.
Её текст небольшой и я приведу его полностью:
«Змеи, змеи кругом,
Чтоб им пусто, –
Человек в исступлении кричал.
И позвал на подмогу мангустов,
Чтобы, значит, мангуст выручал.
И мангусты взялись за работу,
Не щадя ни себя, ни родных.
Выходили они на охоту
Без отгулов и выходных.
Но человек вдруг пришел – с ним собака,
И мангустов поклали в мешок.
А мангуст отбивался и плакал,
И кричал – я полезный зверек.
И гадали они, в чем же дело?
Почему нас несут на убой?
И сказал вдруг мангуст престарелый
С перебитой передней ногой:
Мол, козы в Англии съели капусту,
Воробьи рис в Китае с полей,
А в Австралии злые мангусты
Истребили полезнейших змей.
И заканчивается эта песня весьма примечательной строкой: «Видно люди не могут без яда, ну а значит, не могут без змей».
Чем дальше идешь по страницам этой книги Бушкова, тем больше разного рода перлов обнаруживаем.
Так на стр. 148 есть, например, такое, более чем «смелое» утверждение: «Первые гвардейские дивизии Красной Армии – это четыре дивизии войск НКВД».
Поскольку, я не так сурово презираю официальную историческую науку, как Сан Саныч, то я не гнушаюсь пользоваться изданными ею энциклопедиями. А посему, берем в руки «Советскую военную энциклопедию», том 2-й и там, на страницах 496-497 обнаруживаем статью «Гвардия советская», которая сообщает, что 18 сентября 1941 года 100, 127, 153 и 161-я стрелковые дивизии Западного фронта получили звание «гвардейские» и были переименованы соответственно в 1, 2, 3 и 4-ю гвардейские стрелковые дивизии.
Помимо данной статьи в Советской военной энциклопедии» имеется и несколько книг по истории этих дивизий, изданных их советами ветеранов в 60-80-е годы, где подробно расписано, где и как они формировались до начала Великой Отечественной войны.
Ну и, наконец, последнее, в этом опусе Бушкова свидетельство беспомощности историка-дилетанта, которая, прежде всего, заключается в неумении искать и работать с историческими источниками. На стр. 288 такие вот строки: «Точно также по совершенно непонятным мне причинам из поля зрения не только историков и журналистов, но и всей нашей страны, такой падкой на сенсации, совершенно изгладилось существование некогда наркомата (а в последствии министерства) государственного контроля. А между тем это была контора с обширными полномочиями, отличавшаяся от МВД только тем, что сама никого не арестовывала. Пару недель назад, перерыв свою немаленькую библиотеку, я вдруг с несказанным удивлением обнаружил, что не могу сказать, когда это министерство прекратило существование официально. Не могу привести хотя бы крохотного малозначительного примера его деятельности. Некая тотальная информационная блокада, дымовая завеса, стена».
Не знаю, какую свою немалую библиотеку перерыл Сан Саныч, я же лично не раз встречал информацию о наркомате (министерстве) Государственного контроля СССР и его предшественников в лице рабоче-крестьянской инспекции и комиссии советского контроля. На базе последней в 1940 году и был создан и наркомат госконтроля. Прекращение же деятельности министерства госконтроля относится к 1954-1955 годам. Еще когда я был в пятом или шестом классе и отдыхал в пионерлагере, мне попади в руки несколько годовых комплектов журнала «Огонек» за вторую половину 50-х годов. И в одном из его номеров, кажется 1955 года, подробно расписывались преимущества и необходимость замены госконтроля системой народного контроля.
Также, спустя 20 лет после этого, в одном из номеров академического журнала «Вопросы истории» за период 1997-2000 годов была большая статья о комплексной проверке министерством госконтроля СССР в 1948 году Азербайджанской ССР.
Ну и, наконец, такой современный источник информации, как Интернет. На мой недавний запрос о министерстве госконтроля СССР поисковая система «Google» дала 16 тысяч ссылок, «Яндекс» – 36.700 ссылок.
В общем, все это «историческое творчество» А. А. Бушкова показывает, что главный недостаток современных историков-дилетантов это, прежде всего, неумение работать с историческими источниками. В результате, вместо их систематизированного и аналитического изучения, они подобно сорокам хватают разного рода блестящие вещички. Потом сооружают из них разного рода причудливые конструкции и затем объявляют все это «историческими открытиями».
Константин Колонтаев.