Показать все теги
Февраль 1917 года... Вся Европа изрезана траншеями и окутана колючей проволокой. Миллионы солдат сидят в окопах, а по ним методично ведут огонь десятки тысяч орудий. Их бомбят сотни самолетов, их травят газами, рубят шашками, но на смену им приходят безусые юнцы и пожилые отцы семейств — и снова в дело идут газы, бомбы и снаряды. В российской армии, которая насчитывала 6 миллионов человек, в некоторых полках личный состав менялся по девять- десять раз. Всего же боевые потери России составили более 10 миллионов человек.
Между тем этих кровавых ужасов могло бы и не быть. Умнейшие люди России предупреждали царя, чтобы он не ввязывался в войну, они говорили и писали, что «борьба с Германией представляет для нас огромные трудности и потребует неисчислимых жертв». Увы, но к такого рода предупреждениям самодержец оставался глух. А привело это к тому, что буквально через несколько месяцев после начала войны был израсходован почти весь запас снарядов, вместо винтовок в окопы присылали иконы, а вместо патронов — медали.
Посетив передовую, председатель Центрального военнопромышленного комитета Александр Гучков, не скрывая ужаса, телеграфировал в Петроград: «Войска плохо кормлены, плохо одеты, вконец завшивлены, в каких-то гнилых лохмотьях вместо белья».
А каких это стоило денег! Только суточные расходы на войну составляли порядка 55 миллионов рублей. Казна таких денег не имела — и пришлось залезать в долги. О моральном духе и говорить нечего. На одном из секретных совещаний в августе 1915 года военный министр, не скрывая горечи, буквально возопил: «На театре военных действий беспросветно. Отступление не прекращается. Вся армия постепенно продвигается в глубь страны, и линия фронта меняется чуть ли не каждый час. Деморализация, сдача в плен, дезертирство принимают грандиозные размеры. Сплошная картина разгрома и растерянности. Уповаю лишь на наши пространства непроходимые, на грязь непролазную и на милость покровителя нашего Николая-угодника».
И все же эта обескровленная и преданная командованием армия удерживала на своем фронте 187 вражеских дивизий, то есть половину всех сил противника. Другая половина дралась на Западном фронте, и потери там были немалые. В германском Генеральном штабе прекрасно понимали, что если война и дальше будет продолжаться на два фронта, и без того истощенные дивизии просто перестанут существовать.
— Пока Россия, Англия и Франция выступают вместе, мы не можем победить наших противников так, чтобы обеспечить себе достойный мир, — заявил в одном из выступлений начальник Генштаба генерал Фангельгайн. — Или Россия, или Франция должны быть отколоты. Прежде всего, мы должны стремиться к тому, чтобы вынудить к миру Россию.
Сказано—сделано! Для начала в ход было пущено невиданное доселе оружие. Вот что писал о нем в своих воспоминаниях генерал Деникин:
«Наряду с аэропланами, танками, удушливыми газами и прочими чудесами военной техники появилось новое могучее средство борьбы — пропаганда. Широко поставленные технически, снабженные огромными средствами органы пропаганды вели страшную борьбу словом, печатью, фильмами и валютой, распространяя эту борьбу на территории вражеские и нейтральные, внося ее в области военную, политическую, моральную и экономическую».
Назову только одну цифру: Германия потратила на эти цели 382 миллиона марок, причем большую часть в России. На что шли эти деньги? Да на те же газеты, журналы, фильмы и, конечно же, миллионы листовок и прокламаций с призывами «Долой войну!» и «Штыки в землю!», которые распространялись в русских окопах. Результат этой пропаганды был ужасающий: осенью 1916 года в войсках произошло несколько крупных восстаний, охвативших более 10 тысяч человек.
А в феврале 1917-го вспыхнул Петроград. Сначала всеобщая забастовка, потом братание с солдатами гарнизона, разгон полиции, раскрытые ворога тюрем, захват Зимнего дворца и, как итог, переход власти в руки Временного правительства. Знаменательно, что первым на это столпотворение откликнулся генерал Людендорф.
— Я часто мечтал об этой революции, которая должна была облегчить тяготы нашей войны, — во всеуслышание заявил он. — Вечная химера! Но сегодня мечта вдруг исполнилась непредвиденно.
Но вот ведь незадача: пришедшее к власти Временное правительство и не думало прекращать войну и заключать сепаратный мир с Германией. Больше того, на Юго-Западном фронте русские войска перешли в наступление. Началось оно довольно удачно, в штыковой атаке русские выбили немцев из окопов, но после двух дней ожесточенных боев наступательный порыв иссяк, и русские полки сначала остановились, а потом отошли на старые позиции.
Такая непредвиденная активность не на шутку встревожила германского кайзера Вильгельма П. «Мир с Россией — ключ к ситуации, — писал он в одном из секретных приказов. — Не жалеть на это никаких денег. Русские революционеры — вот кто нам поможет. Особенно те, которые выступают за поражение России в этой бесконечной войне».
Найти таких революционеров было проще простого, так как практически все они жили в нейтральной Швейцарии, и наиболее радикальных из них возглавлял Ленин. Это он ратовал не только за поражение России, но и за превращение войны империалистической в войну гражданскую. Мудро, очень мудро поступили в свое время австрийцы, освободив его в самом начале войны из-под ареста и разрешив проезд через Вену в швейцарский Цюрих. Причина — банальнейшая, и была она на поверхности. «Ульянов посвятил всю свою жизнь борьбе против русских властей, — говорилось в коммюнике министерства внутренних дел. — Он мог бы оказать большие услуги при настоящих условиях».
Итак, ставка была сделана на Ленина. Но кто он, этот Ульянов-Ленин? Какого он роду-племени? Какая у него профессия? Почему он такой агрессивный? Почему желает зла России? Почему среди его окружения так много евреев? Эти и многие другие вопросы задавали не только журналисты и политические деятели, но и те, кого принято называть обывателями.
Как ни странно, ответы на эти вопросы удалось получить сравнительно недавно, когда приоткрылись стальные двери секретных архивов. Начнем с происхождения... Одно время ходил слух, что Владимир Ульянов чуть ли не столбовой дворянин, то есть дворянин старинного рода. Это далеко не так. Передо мной письмо директора училищ Астраханской губернии, в котором он уведомляет, что «ученик вверенной мне гимназии, сын астраханского мещанина Илья Ульянов просит моего ходатайства о помещении его на одну из стипендий в Казанском университете, он совершенно беден и круглый сирота». Это — об отце Ленина. Тут же документ на университетском бланке: «Илья Ульянов, из мещан, утвержден студентом 1-го курса математического разряда».
Окончив университет, Илья Николаевич служил сначала инспектором, а потом директором народных училищ Симбирской губернии. Работал он, надо сказать, усердно, за что был удостоен ордена Святого Владимира III степени, что давало ему право на потомственное дворянство. А после его кончины дворянское депутатское собрание внесло в дворянскую родословную книгу его вдову Марию Александровну и их детей. Так в шестнадцатилетнем возрасте Владимир Ульянов стал дворянином.
А вот Мария Александровна происхождения весьма любопытного. Мне удалось найти ее родословную, правда, на шведском языке, и в этом нет ничего странного — ведь по материнской линии она полушведка-полунемка. В ее роду были перчаточники, шляпочники, купцы, золотых дел мастера, и все эти Борги, Нюманы и Арнберги дочерей выдавали только за своих, пока дочь прибалтийского немца Иоганна Гросшопфа Анна не вышла замуж за врача Александра Дмитриевича Бланка. О нем в родословной — почему-то ни слова. От этого-то брака и родилась Мария Бланк, впоследствии потомственная русская дворянка и мать непримиримого врага царской России Мария Александровна Ульянова.
История поиска так тщательно скрываемой родословной заслуживает того, чтобы рассказать об этом подробней, тем более что до недавнего времени этот документ являлся одной из величайших государственных тайн и хранили его в самом прямом смысле слова за семью печатями и за стальными дверями одного из самых надежных сейфов Центрального партийного архива. Судите сами, какие чувства я испытал, когда на первой странице единицы хранения № 43 (так в архивах называют всякого рода документы) прочитал:
«Родословная Марии Александровны Ульяновой (урожденной) Бланк, составленная в Швеции и переданная Н.С. Хрущеву во время его пребывания в Швеции летом 1964 года». А чуть ниже — недвусмысленная приписка, причем крупными буквами и дважды подчеркнутая: «НИКОМУ НЕ ВЫДАВАТЬ!»
Вот и не выдавали, и родословная матери Ленина, а стало быть, и самого Ильича стала партийной и государственной тайной. Но почему шведы решили сделать Хрущеву такой странный подарок? Разве они не понимали, что не очень-то этим порадуют главу партии и правительства Советского Союза? Думаю, что понимали, и именно поэтому ничего не рассказали об отце Марии Александровны. Сказано, что ее мать Анна Гросшопф вышла замуж за врача Александра Дмитриевича Бланка — и все. А кто он, что он, какого роду-племени, об этом ни слова.
Но Хрущев о заложенной мине догадался сразу: ему охотно рассказывали о шляпочниках и перчаточниках, а когда он расспрашивал о враче Бланке, шведы разводили руками: ничего, мол, о нем не знаем. И все же Хрущев кое-что узнал! А когда узнал, велел спрятать этот документ подальше и никому не выдавать.
Но тайну происхождения Александра Бланка, который являлся родным дедом Ленина, раскрыть удалось. Прежде всего, выяснилось, что имя его деда вовсе не Александр, а Израиль, а еще точнее, Сруль. Родился он в городке Староконстантинове в простой мещанской семье. Его отец был мудрым человеком и понимал, что детям надо дать образование, поэтому отправил Сруля и его брата Абеля в Житомир, где они поступили в уездное реальное училище. Учились братья хорошо и, конечно же, мечтали о получении высшего образования. Но мешала так называемая черта оседлости: ни в один университет евреев не принимали. И тогда их дядя, известный столичный купец, посоветовал отречься от своей веры и принять христианство. Поразмышляв и испросив согласие отца, братья крестились и стали православными христианами, а проще говоря, выкрестами. Этого было достаточно, чтобы устранить какие-либо препятствия для поступления в университет. Но Сруль, теперь Александр Бланк, решил стать врачом и поступил в Медико-хирургическую академию. По окончании академии он работал сначала земским врачом в Смоленской губернии, а потом в петербургской больнице Святой Марии Магдалины.
Казалось бы, ну что тут особенного, мало ли евреев работало врачами, инженерами, архитекторами, не говоря уже об артистах, музыкантах и художниках?! Зачем было так далеко прятать пресловутую родословную и превращать ее в государственную тайну? Почему бы в дни празднования очередного юбилея Ильича не рассказать об этом всему миру? Ответы на эти вопросы лучше всех знал человек, который называл себя верным соратником и любимым учеником Ленина. Одни называли его по фамилии — Иосиф Джугашвили, другие — подпольной кличкой Коба, третьи — официально признанным псевдонимом Сталин.
Так случилось, что первой к тайне происхождения Ленина прикоснулась его старшая сестра Анна Елизарова-Ульянова. Вскоре после кончины Ильича ей поручили заняться сбором материалов для биографии усопшего вождя. Анна Ильинична с энтузиазмом взялась за это депо и, прежде всего, обратилась к архивам бывшего департамента полиции. Когда она с ними ознакомилась, то на долгие годы погрузилась в такое гробовое молчание, что близкие начали опасаться за ее здоровье. И лишь через восемь лет, в декабре 1932-го, она решила поделиться тем, что узнала, да и то лишь с одним человеком. Этим человеком был Сталин, которому она отправила взволнованно-тревожное письмо:
«Глубокоуважаемый товарищ!
Мне было поручено еще в 1924 году заняться собиранием материалов для биографии Ильича. Во исполнение этого поручения я пересмотрела имеющиеся в архиве бывшего Департамента полиции документы, касающиеся происхождения нашего деда — отца матери Александра Дмитриевича Бланка.
Для Вас, вероятно, не секрет, что дед происходил из бедной еврейской семьи, был, как говорится в его документе о крещении, сыном житомирского мещанина Мошки Бланка. Этот факт, имеющий важное значение для научной биографии Владимира Ильича и для исследования его мозга, был признан тогда неудобным для разглашения. В Институте Ленина было принято постановление держать этот факт в секрете, и я никому, даже ближайшим товарищам, не говорила о нем.
Но в последние годы я, слыша, что антисемитизм у нас проявляется все сильнее, даже среди коммунистов, прихожу к убеждению, что вряд ли правильно скрывать от масс этот факт, который может сослужить большую службу в борьбе с антисемитизмом. Мне думается, что так же взглянул бы на это и Владимир Ильич. У нас ведь не может быть никакой причины скрывать этот факт, а он является лишним подтверждением данных об исключительных способностях семитического племени, что разделялось всегда Ильичом, и о выгоде для потомства смешения племен. Ильич всегда высоко ставил евреев.
В прошлом году я изложила свое мнение насчет опубликования этих материалов заведующему Истпартом тов. Ольминскому, и он согласился со мной. Прошу, глубокоуважаемый товарищ, Вашего ответа на этот мой вопрос.
С глубоким коммунистическим приветом! А. Елизарова-Ульянова».
Два года Анна Ильинична ждала реакции на это письмо, но «глубокоуважаемый товарищ» ответ ей не прислал, а на словах передал, что «в данное время это не момент», и распорядился «молчать об этом деле абсолютно».
Но Анна Ильинична не успокоилась и послала Сталину второе письмо, в котором был и проект ее статьи на тему о происхождении деда Ленина.
«Посылая Вам проект моей статьи, я надеюсь, что момент для ее опубликования настал, — писала она, — тем более что проявления антисемитизма в массах усилились и бороться с этим безобразным явлением надо всеми имеющимися средствами.
Не говоря уже о том, что давно отмечена большая одаренность еврейской нации и чрезвычайно благотворное влияние ее крови при смешанных браках на потомство. Сам Ильич высоко ценил ее революционность, ее “цепкость” в борьбе, как он выражался, противопоставляя ее более вялому и расхлябанному русскому характеру. Он указывал не раз, что большая организованность и крепость революционных организаций юга и запада зависит как раз от того, что 50 % их составляют представители этой национальности.
В личности Ильича получилось смешение нескольких национальностей: кроме еврейской, еще немецкой (со стороны бабушки по матери) и, вероятно, татарской со стороны отца. Об этом говорит тип лица и обилие этой народности в Астрахани, в месте родины отца Ильича.
Я прошу Вас еще раз обсудить вопрос о публикации и сообщить мне о Вашем решении».
Говоря о татарском типе лица и обилии этой народности в Астрахани, Анна Ильинична, если так можно выразиться, попала не в «десятку», а в «девятку», то есть совсем рядом. На самом деле уже после ее кончины в одном астраханском архиве нашелся документ, позволяющий сделать практически бесспорное предположение, что бабушкой Ильи Николаевича была калмычка Клавдия Смирнова. Отсюда и тип лица, и многое, многое другое...
Что касается решения о публикации, то оно было однозначным: не публиковать!
Борис Сопельняк
Из книги «Секретные архивы ВЧК-ОГПУ»
