ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » Частная жизнь и досуг инков
Частная жизнь и досуг инков
  • Автор: Malkin |
  • Дата: 19-05-2014 12:02 |
  • Просмотров: 5645

Следующая глава

Вернуться к оглавлению

Частная жизнь и досуг инков

Хронисты крайне мало интересовались повсе­дневной жизнью обитателей Тауантпинсуйу, которую они иногда изображали заполненной одной лишь работой и регулируемой вплоть до самых интимных ее аспектов (вроде выбора супруга) представителя­ми государства. Многие разрозненные сведения опровергают эту мрачную и суровую панораму, ко­торую некоторые монументальные труды об инках продолжают, однако же, развивать и поддерживать. Праздников и увеселений, похоже, у инков хватало, и все они были неразрывно связаны с выполнением коллективных работ и религиозными церемония­ми. Иконография всех периодов истории древнего Перу изобилует изображениями музыкантов, ин­струментов и танцоров, а исторические источники подчеркивают важность музыки, пения и танца в будничной жизни андских народов XVI и XVII веков. Различные стороны частной жизни, особенно жиз­ни семейной, образования и полового поведения, к сожалению, все еще мало изучены, как не станови­лась объектом серьезных исследований и система инкского родства.

Имена

На протяжении жизни инки и подчинен­ные им народы неоднократно меняли имена.

При рождении ребенок получал первое имя, зачастую обусловленное неким произошедшим в этот момент событием (например, словами, про­изнесенными его отцом или матерью или даже появлением какой-нибудь птицы). Имя он менял по случаю первого переходного жизненного об­ряда — «стрижки волос», — который отмечался, когда ему исполнялся один или два года. Второе изменение имени происходило во время обряда перехода во взрослую жизнь, лет в 14—15. Эти имена, как правило, складывались из двух слов, первое из которых было указанием или опре­делением ко второму: Сулька Уаман «Младший Ястреб», Чуки Льянту «Тень Копья» (жена Уаскара). Эти составляющие, как представляется, ино­гда бывали заимствованы из наследия имен зна­менитых предков и зачастую обозначали некое могущественное животное: пуму (пума), кондора (контур), змею (амару), ястреба (уаман) и т.д., так как предки-родоначальники, в представлении инков, дабы сразить врагов, были способны пре­вращаться в животных.

Праздник в провинции Контисуйу

 Праздник в провинции Контисуйу (согласно Фелипе Гуаману Поме, 1615 г.)

Некоторые из компонентов инкских имен не на­ходят объяснения в языке кечуа; вероятнее всего, своим происхождением они обязаны языку, при­сущему той или иной этнической группе: Юпанки (Инка Юпанки; Тупак Юпанки) — «Блистательный», Рока (Инка Рока) или Майта (Майта Капак) — «Мо­гущественный». В XVI веке инки рассматривали термин юпанки как некий почетный титул; в отно­шении женщин похожим образом использовался термин окльо («чистая»), который входит в состав многих женских имен, к примеру супруги и сестры Манко Капака, Мамы Окльо — «Матери Окльо». Те из имен инкских правителей, которые поддаются интерпретации, намекают на некую реальную ха­рактеристику того, кто их носит: Льоке Юпанки — «Юпанки Леворукий», Атауальпа — «Удачливый в Войне», Тупак Амару — «Блистательный Змей», Ашау Римачи — «Тот, кто заставляет говорить Уда­чу». Похоже, правители получали новое имя сразу же после восшествия на престол, как Инка Юпан­ки, который хотел, чтобы его считали основателем империи, и приказал называть себя Пачакути — «Возвращение Эпохи», или Тупак Куси Уальпа — «Счастливый и Блистательный», — который стал Уайна Капаком — «Молодым Господином». Таким же образом имена, под которыми были известны некоторые персоны, похоже, являются не получен­ными ими в отрочестве, но говорящими, подобно фамилии, о некой характерной черте, приобре­тенной уже в зрелые годы: Руминьяви «Каменный Глаз» был безжалостным полководцем Атауальпы; Атук «Лис» — генералом Уаскара, вероятно, очень хитрым; Утурунку Ачачи «Старый Ягуар» — полко­водцем Тупака Юпанки, завоевавшим амазонский регион и убившим там ягуара. Некоторые были известны по названию места их рождения: Кивар Ту­пак, «Блистательный из Кивара», сын Тупака Инки, вероятно, родился в Киваре, неподалеку от Куско; Уанка Ауки, «Господин уанка», полководец Уаскара, был сыном Уайна Капака и некой женщины из пле­мени уанка.

Термины, составляющие имена женщин, за­частую указывают на элементы, относящиеся к женской сфере: Кури Ильпай «Женское Лоно», жена Инки Роки; Куси Римай «Слово Счастья», су­пруга и сестра Уайна Капака; Чимпу Урма «(Упавшая с неба) Частица (Лунного?) Сияния», жена Инки Роки\ Киспи Сиса «Ясный Цветок», дочь Уайна Ка­пака и сожительница Франсиско Писарро. Как и мужчины, женщины иногда получают имя по ме­сту своего рождения: Мама Рунтукайан, «Матушка Рунтукайан», жена Инки Виракочи, была из однои­менной деревни, а Мама Анаварки, «Матушка Ана- варки», супруга Пачакути, родилась на возвышен­ности Анаварки, рядом с Куско.

Жизненный цикл

Для инков самыми знаменательными момента­ми жизни были первая стрижка волос, посвяще­ние во взрослую жизнь, женитьба и смерть. Эти переходы сопровождались важными обрядами. Рождение, напротив, не давало повода ни к какой особенной церемонии, вероятно, по причине вы­сокой степени смертности новорожденных детей, так что настоящим вхождением в жизнь считал­ся переход из категории «грудное дитя» в кате­горию «ребенок», примерно в двухлетнем воз­расте. Переход этот сопровождался церемонией первой «стрижки волос» (рутучикуй). По этому слу­чаю родители и их друзья собирались вместе, что­бы выпить и потанцевать. Каждый отрезал прядь волос ребенка, которые тщательно хранились на протяжении всей его жизни.

Первая стрижка волос (согласно Гарсиласо, 1609 г.)

Их прекращали кормить грудью после двух и более лет и состригали первые волосы, с ко­торыми они родились и которые до этого не трогали. Затем им давали собственное имя, ко­торое они должны были иметь, для чего соби­рались все родственники, из которых выбирал­ся один крестный отец ребенка, и он выстри­гал первый пучок волос. Ножницами служили ножи из камня, поскольку индейцы не сумели еще изобрести ножницы. За крестным отцом шли другие в соответствии со своим рангом, возрастом или достоинством, чтобы отстричь свой пучок волос у отлученного от грудей; за­кончив стрижку, они давали ему имя и вручали свои подарки, которые принесли; одни — одеж­ду, другие — скот, другие — различные образцы оружия, другие давали ему золотые или сере­бряные кувшины для питья, и эти подарки должны были иметь признаки королевского отличия, которыми простым людям разреша­лось пользоваться только по личной привиле­гии от инки.

Как только заканчивались подношения, наступало торжество пития, ибо без него не было доброго праздника. Они пели и плясали до ночи, и это ликование длилось два, три или четыре дня, а то и больше, в зависимости от родства ребенка.

Уже с детских лет человек в той или иной степе­ни участвовал в хозяйственной деятельности: де­вочки помогали матери готовить и ткать, тогда как мальчики защищали скот от хищников. Наиболее сложным и запутанным обрядом был переход де­вушки или юноши во взрослый возраст, что давало им право создавать семью. Ритуал, который совер­шали мальчики лет четырнадцати—пятнадцати, инки называли уарачикуй («набедренная повязка). Проводился этот обряд в декабре, в момент лет­него солнцестояния, и состоял он из нескольких испытаний, имевших целью проверить способ­ность юношей стать воинами. После нескольких дней поста им предстояло бегом пересечь долину Куско, затем вступить в бой с другой такой же груп­пой, причем в бой не шуточный, — зачастую после таких сражений уносили раненых, а случалось, и убитых. По окончании серии военных упражне­ний, юношам прокалывали уши, чтобы вставить в них традиционные для инков толстые кольца, затем им вручали набедренные повязки, которые свидетельствовали об их свежеприобретенном мужском статусе, давали им новые имена, и старей­шины произносили речи. Равнозначный ритуал для девочек, кикучикуй («(первая) менструация»), был менее продуманным. После нескольких дней воздержания от пищи девушке наносили визит родственники, которым она подавала еду и напит­ки. По этому случаю ей давали взрослое имя, но­вые одежды и прочие подарки, после чего также осыпали наставлениями.

Женитьба — ключевой момент жизни: после нее каждый получает все свои права и обязанно­сти. Создавая семью, то есть новую хозяйственную единицу, общинник в полной мере принимал по­винности в пользу господина. Мужчины женились в возрасте 20—25 лет, девушки выходили замуж между 16 и 20 годами. Новая ячейка общества счи­талась окончательно созданной после строитель­ства дома. Браки заключались внутри своей лъякта, а возможно, даже и своего айлью, и селились молодожены неподалеку от дома родителей молодого человека. Среди элит правилом были полигамия и браки с представителями других народов, очень распространенные, так как они позволяли укре­пить политические союзы.

Бракосочетания простолюдинов (согласно Гарсиласо, 1609 г.)

При бракосочетаниях простолюдинов со­веты каждого селения были обязаны постро­ить дома для своих молодоженов, а приданым их обеспечивала родня. Им не был дозволен брак ни между жителями одной и другой про­винциями, ни между жителями одного селения с другим; все они женились в своих селениях и внутри своей родни (как племена израильтян), чтобы не смешивать род и не перемешать бы народы одни с другими. Исключение составля­ли только сестры, а все жители одного селения и даже одной провинции считались родствен­никами (наподобие пчел из одного улья), по­скольку они принадлежали к одному народу и говорили на одном языке. Им было также за­прещено переходить жить из одной провин­ции в другую, или из одного селения в другое, или из одного городского квартала в другой, дабы декурии [общности из десяти хозяйств], которые составлялись из жителей каждого се­ления и квартала, не перепутались бы, а также потому, что дома строились советами, и они не должны были строить их более одного раза, и делалось это в том же квартале или по сосед­ству со своими родственниками.

О концепциях, относящихся к рождению и вос­питанию человека, нам почти ничего не извест­но. В любом случае, как представляется, жизнь рассматривалась инками не в виде пути, который имеет свое начало и свой конец, но как некое ста­новление с размытыми границами, состоящее из сменяющих друг друга жизненных периодов, возможно, наподобие сельскохозяйственного года, который также не имел ни начала, ни конца. Смерть виделась инкам продолжением жизни. Тела усопших помещались в сидячем положении в каменистые укрытия или в погребальные баш­ни, где, защищенные от дождя, контакта с землей и продуваемые ветрами, они усыхали, нисколь­ко не разлагаясь. Их облачали в лучшие одежды, ставили с ними рядом посуду, оружие и рабочие инструменты (веретена, сети для рыбной ловли и т.д.), чтобы они и в загробном мире могли за­ниматься необходимой для их существования дея­тельностью. В течение пяти дней после кончины душа умершего (супай) продолжала скитаться в тех местах, которые имела обыкновение посе­щать во время его жизни. Затем она «отбывала» к месту происхождения общины (пакарина), где и вела вторую жизнь. Тела усопших, однако же, и дальше, время от времени, получали подношения в виде еды и напитков от живых.

Касикам и государству, которые периодиче­ски занимались мобилизацией рабочей силы среди населения, было крайне важно проводить регистрацию людей по возрастным категориям сообразно их физическим кондициям и роли в производстве. То были категории не сугубо ад­министративные, но соответствующие организа­ции труда, причем такой, каковой ее определяли сами крестьяне.

Возрастная классификация

ЖЕНЩИНЫ

МУЖЧИНЫ

уауа

грудное дитя

уауа

грудное дитя

уарма

ребенок (3—7 лет)

уарма

ребенок (3—7 лет)

таски

девочка, еще не

мактья

мальчик, еще не

 

достигшая того

 

достигший того

 

возраста, когда

 

возраста, когда

 

можно создавать

 

можно создавать

 

семью (8—13 лет)

 

семью (8—15 лет)

сипас

незамужняя

уайна

холостой парень,

 

девушка, но уже

 

но уже достигший

 

достигшая того

 

того возраста,

 

возраста, когда

 

когда можно

 

можно создавать

 

создавать семью

 

семью

 

 

пукуска замужняя

пукуска

женатый

уарми

женщина

руна

мужчина

 

 

 

Гиды цивилизаций ,

ЖЕНЩИНЫ

МУЖЧИНЫ

пайя женщина

мачу

мужчина

преклонного

 

преклонного

возраста

 

возраста

руку дряхлая старуха

руку

дряхлый старик

 Жилище

Как правило, инки не разрушали жилища завоеванных народов — те продолжают про­живать в тех же деревнях, что и раньше. На воз­вышенностях эти деревни располагались в не­пригодных для пахоты местах, на краю холма либо на крутых отрогах, отвесно спускающихся в долины. Укрепленные с «досягаемой» сторо­ны, эти орлиные гнезда были хорошо видны из им же подобных, за несколько километров, что позволяло их обитателям всегда быть начеку и защищать свою территорию. Некоторые дерев­ни — их не так много — выглядели как настоящие города, вмещая до 10 ООО жителей, но большин­ство все же их насчитывало всего несколько со­тен. Иногда в таких деревнях имелась небольшая площадь, но они никогда не строились в соот­ветствии с каким-либо планом, и между домами в них — в том, что касается стиля или архитек­турного качества — не существовало никаких раз­личий. Вокруг зон проживания, по внутреннему периметру крепостных стен, располагались загоны для животных и хлебные амбары, чаще всего в количестве от 20 до 50 единиц.

План деревни чупайчу в Керо (Чинчасуйу)

 План деревни чупайчу в Керо (Чинчасуйу)

На возвышенностях жилища людей состояли из патио, ограниченных каменными стенами, внутри которых находились одна или несколько круговых построек, от трех до шести метров во внутреннем диаметре. Одна из таких построек слу­жила кухней, другие — комнатами, третьи — снова складами.

Стены, в зависимости от региона, были сложе­ны из нетесаного камня или кирпича-сырца и даже комьев земли, крыши покрыты соломой.

Касики располагали более просторными жи­лищами, где в сезон дождей принимали своих под­данных. Небольшие размеры семейных домов большинства населения объясняются климатом: днем, на протяжении всего года, было тепло и сол­нечно, что позволяло всем находиться по большей части во дворе; согласно некоторым наблюдениям, днем небольшие дома без окон поглощали солнеч­ные лучи и удерживали их всю ночь. Во дворе перед домом перебирали урожай и сушили его на солнце. Здесь же шили и ткали. Жилища простых людей, по­строенные в рамках градостроительных программ государства, отличались от традиционных домов своей прямоугольной формой, которая копировала форму престижных инкских строений.

Схематическое изображение кругового дома в Чипайе (Боливия)

 Схематическое изображение кругового дома в Чипайе (Боливия)

На побережье большинство народа возводило дома из плетеного камыша, тогда как представите­ли знати жили в глинобитных строениях.

В Кольясуйу мумии умерших хранились в по­гребальных башнях, неверно называемых архео­логами чульпа (этот термин, который обозначает «увядший, высохший», является в действительно­сти современным обозначение находящихся там иссохших тел) и построенных по модели домов. Круглые или квадратные, из камня или из самана, эти башни, однако же, были гораздо более высо­кими, нежели обиталища людей живых, и уходили ввысь, к небу, в форме цилиндра или параллеле­пипеда. Некоторые из них, случалось, достигали 12 метров в высоту. Даже те, которые повторяли инкские архитектурные формы и были прямоу­гольными, имели циркулярную внутреннюю струк­туру с ложным сводом.

Инкский дом наипростейшего типа

 Инкский дом наипростейшего типа

Ввиду редкости деревьев как в Андах, так и на побережье, традиция обставлять дома мебелью у древних перуанцев совсем не получила разви­тия. Вся их нехитрая утварь — котелки, глиняные кувшины, кружки, тарелки и чашки — выставлялась в ряд на земле или в устроенных в стенах нишах либо подвешивалась к перекрывающим крышу бал­кам. Пища хранилась в больших кувшинах внутри дома или в амбарах, снаружи. В некоторых зонах очаг складывался всего из нескольких камней. Размещался он в середине жилища, по меньшей мере в метре от стены. В других местах пользовались оча­гами из терракоты, прислоненными к стене. Дым выходил через отверстия, проделанные в крыше. Этот очаг был, как правило, двойным, так как, в це­лях экономии столь редких дров, зачастую стави­ли разогреваться сразу два котелка одновременно. Там, где было развито скотоводство, дрова удачно заменял высохший навоз лам или альпак. Для того чтобы поесть, инки опускались на землю, ставя пе­ред собой (иногда на отрез ткани) керамические, деревянные или из бутылочной тыквы тарелки и чаши. Женщины ели, сидя спиной к мужчинам и глядя на очаг. Высшие классы общества также ели на земле, но из роскошной керамики и даже из золо­той и серебряной посуды, поставленной на дорогие ткани. На кухне обитали морские свинки, которые питались очистками и создавали жилища в углубле­ниях стен. Простые люди, как правило, спали на одеяле, расстеленном прямо на земле. Некоторые дома высшего статуса имели платформу, служащую кроватью для всей семьи, с хлопковыми матрасами и шерстяными одеялами. Обстановка королевских резиденций практично сводилась к скатертям, по­суде, матрасам и покрывалам. Единственная фор­ма сидений, тийапа, предназначалась для персон самого высокого ранга. То был низкий, слегка вогнутый стул, вырезанный из единого куска дерева, зачастую в форме какого-то животного.

Схематическое изображение погребальной башни в Сильюстани (Колъясуйу)

 Схематическое изображение погребальной башни в Сильюстани (Колъясуйу)

Пища, питье и кока

Инки не славились такими кулинарными тра­дициями, какие были присущи в то время другим королевским и имперским элитам. На пиршествах ели мало и много пили, в силу того, что маисовое пиво представляло собой крайне питательный напиток. Повседневное питание большинства населения было вегетарианским. Пища либо ва­рилась в котелке, либо жарилась на огне. Много­численные растения, выращиваемые в андском регионе, позволяли готовить множество супов и рагу, приправленных перцем, ароматическими травами, а иногда и мясом. Как и современные анд­ские крестьяне, обитатели 7ауантинсуйу ограничи­вались двумя приемами пищи в день; первый, наиболее плотный, происходил в районе восьми часов утра, второй — в четыре или пять часов по­полудни. В середине дня инки, как правило, нахо­дились в поле или на пастбище, где подкреплялись легкой закуской, состоявшей из картошки и/или вареного или жареного маиса.

В горах основу питания составлял картофель, многочисленные вариации которого имеют самые разнообразные вкусовые качества и структуры. Как и сегодня, он перерабатывался, как правило, двумя способами, после чего получал совершенно раз­ный вкус: чуньо (замороженный картофель) — это продукт, который получают путем высушивания картофеля в течение трех суток, днем на солнце, а ночью — на морозе. Затем клубни мнут ногами, дабы устранить оставшуюся влагу; морайю получа­ют, также выдерживая картофель в течение трех суток на морозе, после чего его опускают в воды какой-нибудь реки, где оставляют усыхать на солн­це на три недели. Эти процессы позволяют хра­нить картофель на протяжении как минимум пяти лет и в равной мере применимы и к другим корнеплодам (например, к оке, из которой добы­вают кайю), даже к маису (из которого получают чучуку). Без подобной возможности долго хранить продукты питания было бы просто невозможно жить в пуне, где заморозки всего за ночь могут уни­чтожить весь годовой урожай.

В отличие от обитателей побережья, которые в огромных количествах потребляли маис, те из инков, что жили в горных районах, ели кукурузу разве что в качестве дополнительного продукта, вареной или жареной, или же, во время праздни­ков, в форме бриошей. Однако с возникновением Инкской империи потребление маиса, похоже, на­чало возрастать. Мясо (сушеное — лам или альпак, жареное — морских свинок) большинство населения ело только по особым случаям. Жители побе­режья, напротив, при желании всегда могли отве­дать рыбного рагу. Древние перуанцы никогда не пили молоко, не ели сыр или яйца, даже несмотря на то что многие имевшиеся в их распоряжении животные могли вполне снабдить их этими про­дуктами.

Инки предпочитали пить не воду, но пиво, кото­рое производили из маиса (называлось такое пиво либо ага, либо асуа), киноа, оки, перечного дерева, каньиуа, зерен цератонии и т.д., — с очень малым содержанием алкоголя в повседневной жизни и с гораздо большим — по праздникам. Для того чтобы приготовить маисовое пиво, зерна в течение не­скольких дней выдерживали на влажной соломе, чтобы они начали пускать ростки. Затем эти про­ростки слегка высушивали, раздавливали и бро­сали в кипящую воду. Полученную таким образом жидкость пропускали через сито, затем разливали по герметично закрытым сосудам, где ей предстоя­ло забродить.

Прием пищи (согласно Гарсиласо, 1609 г.)

Еда имелась в самом великом изобилии, по­скольку ее заготавливали для всех сородичей Инки, которым хотелось откушать с ним, и для слуг королевского дома, которых было не­сметное множество. Время основной еды для Инков и для всех простых людей приходилось на утро — от восьми до девяти; вечером они ужинали еще при дневном свете, ужинали лег­ко, и, кроме этих двух раз, они больше ничего не ели. Как правило, они были плохими едока­ми; я хочу сказать, что они ели мало; в питье они были большими грешниками; во время еды они не пили, однако возмездие наступало по­сле еды, ибо питие длилось до ночи. Это имело место среди богатых, ибо бедные, каковыми являлись простые люди, испытывали во всем нехватку, однако не нужду.

Кока — это выращиваемое в теплых и влаж­ных регионах деревце, листья которого заклю­чают в себе стимулирующую субстанцию, сход­ную с кофеином или теином. Ее жевали при лю­бом удобном случае с тестом на основе извести или растительной золы, что позволяло высвободить алкоголь, содержавшийся в ее листьях.

Кока (согласно Бласу Валере, 1590-1596 гг.)

Кока является неким деревцом высотою и толщиною с виноградную лозу; у него мало вет­вей, а на них много нежных листьев, шириною с большой палец и длиною с половину того же пальца, с приятным, но немного слабым запа­хом; эти листья индейцы и испанцы называ­ют кока. Индейцам так нравится кока, что они ценят ниже нее золото, и серебро, и драгоцен­ные камни; ее высаживают с великим внимани­ем и заботой, а с еще большими — собирают; потому что они снимают сами листья руками и сушат [533] их на солнце, и так сухими их едят индейцы, но не заглатывая их; они только сма­куют запах и глотают сок. О том, какую пользу и силу таит в себе кока, можно заключить из того, что индейцы, которые едят ее, проявля­ют больше силы и больше предрасположенно­сти к труду; и множество раз, удовлетворенные ею, они трудятся целый день без еды.

Медицина

Древние перуанцы объясняли болезни (ункуй) двумя причинами. Первой было проникновение в человека некой инородной сущности, от ко­торой исходила сверхчеловеческая сила. Иден­тифицировать эту сущность, «засевшую» в теле больного, позволяли симптомы. Подобное про­никновение обычно считалось наказанием, нало­женным на заболевшего каким-то божеством (как правило — уака) за некий проступок, нечестивость, допущенную по отношению к данному божеству небрежность или нарушение какого-либо запрета самим больным либо кем-то из его близких. Боль­ной не обязательно осознавал совершенный им или кем-то из родственников проступок, так что распознать его входило в задачу знахаря. Как толь­ко ставился диагноз, болезнь можно было изгнать различными способами. Например, «высосав» боль из тела, лекарь предъявлял затем больному какой- то предмет или камень, якобы извлеченный из его тела и конкретизировавший заболевание. Иногда для «поглощения» болезни и освобождения от нее больного пациента натирали живой морской свин­кой. Однако не все эти «проникновения» являлись следствием той или иной оплошности. Нередко инки винили в случившемся тела умерших (как бы давно ни ушли те из жизни), которые считали очень опасными и способными заражать живых своими эманациями.

Также человек мог заболеть по причине поте­ри «души» (сунку), которую теперь удерживала в осо­бом месте (пача) некая сверхъестественная сила. Целителю предстояло вернуть «душу» в тело паци­ента, иначе того бы ждала неотвратимая смерть. Симптомами потери души могли быть депрессия, необъяснимое исхудание, жар, тошнота, рвота, диа­рея, астения или бессонница. Зачастую одним из способов установления диагноза являлось гада­ние: знахарь делал заключение, исходя из того положения, которое принимали листочки коки, коим он позволял упасть на какой-либо отрез ткани.

Психотерапевтическую эффективность приве­денных выше процедур оценить сложно. Терапия древнего Перу основывалась, однако же, в том числе и на исключительно богатой фармакопее и прекрасном знании анатомии. Местным цели­телям было известно множество обезболивающих и кровоостанавливающих средств, растительных и минеральных субстанций, обладавших умеренным антисептическим свойством. Судя по всему, инки обладали и глубокими хирургическими познания­ми. Они практиковали трепанацию черепа; извле­кали инородные тела при помощи бронзовых щип­цов; накладывали на раны нечто вроде марлевых повязок. Как и их предшественники, инки умели проводить и ампутации, о чем свидетельствуют об­наруженные деревянные протезы.

Одежда

Большинство людей, в любом уголке Анд, но­сили практически одинаковую одежду; на принад­лежность к тому или иному племени указывали в первую очередь прическа и головной убор. Про­стые инки ходят с наголо остриженной головой, тогда как привилегированные инки, подобно ин­дейцам колья, носили очень длинные волосы. Женские прически, судя по всему, были менее вариа­тивны: женщины расчесывали свои длинные во­лосы на прямой пробор посередине, и те спадали свободно. Отличительной частью прически инков являлась шерстяная повязка (льяуту), создаваемая многократным оборачиванием вокруг головы и перевязыванием плетеными шнурками тесьмы. Некоторые племена практиковали деформацию черепа: у индейцев колья он был продолговатый и заостренный и украшался шапочкой той же фор­мы. Каньяри, напротив, имели немного приплюс­нутую голову.

Обычная мужская одежда состояла из на­бедренной повязки (уара) и туники без рукавов (унку), доходившей почти до колен, а также прямо­угольной формы плащ (яколья), который надевали в холода или же по церемониальным случаям. Унку изготавливалась из хлопка на побережье и из шер­сти — в Андах. Она существовала с древнейших вре­мен — самые старые дошедшие до нас ее образцы датируются серединой I тысячелетия до н.э. Обувь была одинакова для обоих полов: как мужчины, так и женщины ходили в сандалиях либо мокасинах. Женщины носили платье (аксу) и тонкую накидку (льиклья), ниспадавшую с плеч и спускавшуюся до самой земли. Платье представляло собой большой прямоугольный отрез ткани, который инкские женщины оборачивали вокруг тела. Вокруг талии они повязывали широкий, искусной работы пояс (чумпи), который стягивал и закреплял платье. Дабы скрепить накидки, они закалывали их двумя фибулами в форме диска (тупу). Такое одеяние лег­ко можно было открыть на уровне груди, чтобы по­кормить младенца. Другая булавка (типки), более короткая, позволяла закрепить платье внизу, когда оно не было завязано на груди на узел. Волосы под­вязывались изящной винча. Голову инкские женщи­ны покрывали полоской ткани (нъянъяка), сложен­ной втрое или вчетверо (в длину) таким образом, что один ее край удерживался на макушке, а другой свисал на спину. Когда солнце палило слишком не­щадно, нъянъяка раскручивалась, превращаясь в своеобразную мантилью. Туника, плащ и платье, как правило, были черного или каштанового цвета в сьерре и белыми — на побережье, где изготавли­вались из хлопка. Структура, направление рисунка и горловой вырез в тунике были вертикальными в мужском наряде и горизонтальными — в женском. Так одежда визуально воплощала один из фунда­ментальных аспектов андского дуализма, согласно которому мужчина и женщина являли собой пару дополняющих друг друга противоположностей.

Одежда изготавливалась не из выкроенных и сшитых отрезов ткани, но из полностью выткан­ных на станке, включая орнамент и бахрому. Зада­чей ткача было произвести законченный продукт, так как одежда не могла быть скроенной. Действи­тельно, исходя из современных этнографических данных, можно прийти к выводу, что одежда и даже мешки и сумки рассматривались инками как живые существа, впрочем, как и дома и про­чие предметы, которые мы бы сочли неодушев­ленными. Перечень частей одежды, похоже, под­тверждает такое восприятие: туника, например, состояла из «сердца», «рта», «внутренностей», «ягодиц» и т.д. Этнологи отмечают, что иногда даже сейчас в представлениях местных жителей сумка «является» жабой, веревка — змеей, а пра­ща — ящерицей. Таким образом, андские ткачи должны были ясно представлять себе все аспек­ты будущего наряда — размер, форму, пропорции и компоновку — еще до начала работы. Даже уику изготавливалась из единого куска ткани, а отвер­стие для головы проделывалось на ткацком станке. В одежде практически не существовало никакой вариативности форм. Так, знатных инков можно было отличить от простолюдинов лишь по ка­честву ткани их нарядов, первые носили ауаска, вторые — кумпи. Жители Тауантинсуйу спали пол­ностью одетыми и не стирали одежду, а лишь периодически ее меняли. Праздники являлись возможностью на время облачиться в более кра­сочные одеяния. Инка никогда не ходил в одном и том же наряде больше одного дня, преподнося его в дар тому из своих приближенных, которого хо­тел выделить. Украшения носили представители обоих полов. В ушах у инков красовались огром­ные, около 5 сантиметров в диаметре, подвески цилиндрической формы, деформировавшие моч­ки ушей, вследствие чего испанцы называли их оре- хопами — «вислоухими». Мужчины определенного ранга носили также металлические браслеты или диски на шее или на голове. У женщин в ушах ни­чего не было; их украшения ограничивались колье и брошами.

Игры и развлечения

Увеселения подданных Инков практически неразрывно связаны с экономической и риту­альной жизнью. Основным поводом для развлече­ний являлся совместный труд, так как тот, кто при­глашал некую группу людей совершить какую-то работу, должен был предложить им плотный обед и побольше маисового пива. Работа, таким обра­зом, рассматривалась не как наказание, но как праздник. Это была возможность укрепить связи между членами одного айлью, так как алкоголь от­крывал сердца и сближал людей. Словом, одна и та же деятельность соединяла в себе экономическую, социальную, символическую и игровую функции. Большое место в жизни подданных Инки занимал танец: церемонии, посредством которых оказывали почести какому-либо божеству, предку, знатной особе или Инке, состояли прежде всего в танцах перед ним под звуки всевозможных флейт, барабанов, колокольчиков и бубенцов (струнные инструменты инкам не были известны), иногда с использованием весьма продуманных костюмов и масок.

Деревянные кости, обнаруженные в Пачакамаке (Чинчасуйу)

 Деревянные кости, обнаруженные в Пачакамаке (Чинчасуйу)

Самой популярной игрой в древнем Перу была пичка. Играли в нее с помощью раскрашенных ка­менных или деревянных кубиков в форме усечен­ной пирамиды, называвшейся пичка, «пять».

Наименьшая сторона игральной кости, на ко­торой был нарисован крест, была равна пяти бал­лам, четыре другие стороны имели достоинство от одного до четырех, в зависимости от количества имевшихся на них параллельных полос. Разбив­шись на две команды, игроки по очереди бросали кость и передвигали фишки (зачастую — фасолины различных цветов) по деревянной игровой доске, разделенной на секции, каждая из которых имела в значении 10, 20, 30, 40 либо 50 очков. Подсчет баллов велся при помощи маисовых зерен двух различных цветов. Всякий раз, когда одной из команд удавалось опередить другую, поведшие в счете восклицали: «Мисайки» - «Мы обогнали ваш цвет!». Игра продолжалась до тех пор, пока одна из участвующих сторон не одерживала верх шесть раз. Нередко играли на интерес, и тогда на кон ставились морские свинки, скот или ткани. В риту­альных обстоятельствах игра пичка могла служить также и способом гадания. Силы, которые вызывались по случаю ритуала, должны были, как пред­полагалось, действовать в соответствии с тем, как падала кость, что позволяло по окончании сеанса установить отношения, существовавшие на тот мо­мент между невидимыми силами. Такое использо­вание пичка имело место в критические моменты перехода между двумя периодами, вроде начала се­зона дождей или первыми днями после чьей-либо смерти. По сути, то была излюбленная игра инков на протяжении тех пяти ночей, что им предстояло провести у гроба умершего.

Простолюдинам запрещалось охотиться на ви­куний, гуанако и представителей семейства оле­невых без особого на то разрешения. Примерно каждые четыре года Инка или его представители организовывали большую охоту (чаку), в которой принимало участие все деревенское население. То была как забава для знати, которая играла в охоте главную роль, так и развлечение для участвовав­ших в ней простых людей, а также хорошая воз­можность распределить среди и тех, и других мясо. Тысячи загонщиков формировали огромный, в не­сколько километров диаметром круг и двигались к его центру, стараясь произвести как можно боль­ше шума и гоня дичь перед собой в ту сторону, где находился Инка. По мере продвижения охотники убивали пум, очковых медведей, лисиц и диких ко­шек. Оленух, а также самцов-производителей отпу­скали. Других самцов забивали, а их шкуры делили между всеми участниками облавы. Пойманных ви­куний и гуанако остригали, после чего большин­ство из них также отпускали на волю; некоторых по мере необходимости убивали, и шкуры их распре­деляли между семействами. Шерсть гуанако, более грубая, отдавалась простому люду, тогда как мягкая шерсть викуний предназначалась для Инки, кото­рый раздавал ее затем тем, кого хотел вознагра­дить. Добытое таким образом мясо высушивалось так, чтобы его можно было хранить несколько лет, до следующей охоты. Во время подобной облавы правитель представал перед своими подданными в качестве главного поставщика мяса. Известно, что Инка Манко организовал чаку в честь Франсиско Писарро, выведя на охоту 10 000 человек, которые закололи около 11 000 животных.

Следующая глава

Вернуться к оглавлению

 

Читайте также: