Показать все теги
«Остолбенев до немоты...»
Сотрудник Таганрогского музея вывел меня на маленькое крыльцо, выходившее в заросший цветами и кустарником двор, где стояли древние каменные изваяния. Одни — прислонившись к стенам дома, другие, врытые в землю, — в ряд на газонах или под кустами; некоторые лежали.
Занимаясь историей половцев, я объездил в погоне за этими каменными статуями почти все краеведческие музеи нашего юга. Я искал их в Ростове, Новочеркасске, Азове, Краснодаре, Ставрополе. В какой бы южный город я ни заехал — во дворе местного музея меня уже ждали эти «бабы». Я так привык их искать, что, куда бы ни направлялся, делал .нелепый крюк, лишь бы попасть в город, где, я знал, есть краеведческий музей, а значит, можно встретить моих старых каменных знакомых.
Много книг написано про остров Пасхи и его чудовищные статуи. Но у нас под боком, в нашей стране, доступные всем для обозрения и изучения, стоят сотни древних каменных статуй, не менее таинственных, не менее монументальных, с тем же выражением немой архаической загадки на стертых и сбитых лицах.
Каменные статуи Западной Европы и наших степей вызвали очень много споров — кому они принадлежали, кто их поставил и с какой целью. Вот некоторые высказывания:
Каменные статуи были оставлены скифами.
Они были сарматскими надгробными памятниками.
Их оставили гунны.
Они относятся к племенам бронзового века.
Их сооружали монголы.
Их ставили финские племена.
Им поклонялись древние болгары.
Их высекали половцы.
Это были идолы кельтов.
Их делали геты.
Статуи были поставлены славянами.
Их сделали печенеги.
Эти многочисленные теории объединяло то, что различные ученые, их поддерживающие, или не пытались доказать свой тезис, или же были бессильны это сделать.
Каменные изваяния привлекали внимание еще древних русских людей. В XVIII в. их называли «человек камен» или «девка камена», а иногда «каменными бабами». Почему бабами? Ведь среди статуй встречаются мужские фигуры с усами. Возможно, это название произошло не от нашего слова «баба» — женщина, а от тюркского «баба» — отец.
Неясно было, являются ли «бабы» — намогильными сооружениями или это идолы; кого они изображают: одни утверждали — героя или бога, другие — умершего предка, третьи — убитого врага. Стояли эти каменные статуи сначала на курганах и сопках, затем на крестьянских межах и в помещичьих имениях, а потом перенесли их в музей или поместили на потеху праздношатающейся публики в провинциальных городских садах,— стояли и молчали. Некоторым посчастливилось: их поставили в больших залах Государственного Исторического музея или в Эрмитаже.
Одна «баба» попала во двор Румянцевского музея, нынешней Библиотеки имени В. И. Ленина.
Мимо нее много раз проходили равнодушные, всегда торопящиеся читатели, и редко кто останавливался, чтобы «полюбоваться» этой нелепой каменной громадой со вздутым животом, огромными ногами, плоским лицом, сутулыми тяжелыми плечами.
И стояли они молча, «окаменев до немоты», видавшие своими каменными глазами то, что не суждено уже увидеть современному человеку.
В фольклоре каменные статуи часто обретают дар речи, чтобы произнести какую-либо сентенцию. Один немецкий писатель XVII в.— Гриммельсгаузен — так описывает встречу своего героя с каменным идолом:
«Однажды прогуливался я в лесу, склоняя свой слух к тщеславным помыслам, как наткнулся на каменного болвана, распростертого В натуральную величину, «Сидящая» каменная баб а так, что казалось, то была какая-нибудь статуя древнего немецкого героя, ибо он был изображен в старинном одеянии и, по моему разумению, изваян с чрезвычайным искусством и верностью природе. Пришло мне на ум, что должно быть в этих горах в незапамятные времена стояло языческое капище и сей идол находился в нем. Того ради, сказал самому себе, а не сыщется ли еще что под его фундаментам, но нигде такового не приметил, а так как я нашел шест, который, мерно, был брошен каким-нибудь дровосеком и мог послужить рычагом, то подошел к истукану, чтобы перевернуть его и поглядеть каков он со спины (пока все совершенно правильно с точки зрения археологической методики, но дальше. — Г. Ф.-Д). Едва только завел я рычаг ему под шею и начал на него напирать, как он сам зашевелился и сказал: «Оставь меня в покое!..»
Потом каменный идол превращается в могучий дуб, в супоросую свинью, в сырую колбасу, в клеверный луг, в коровьи лепехи, в прекрасные цветы, в веточку тутового дерева, в шелковый ковер, а потом, словно исчерпав свою изобретательность, — в человека, чтобы сказать и написать какую-то нелепицу и, превратившись в птицу, улететь.
В начале нашего века жил человек, с которым эти каменные статуи также заговорили. Это был поэт Велемир Хлебников.
Одна черта в творчестве Хлебникова была особенно ярка — его интерес к языческой старине, к глубокой архаике, где ветер в лесу перекликается с лешим, где поет русалка и пьет березовый сок молодая колдунья, где к ночи загораются огоньки в траве.
Поэт хотел уйти в эту архаику от современных ему «железных» вещей, которые, казалось, восстали против человека. Красоты в мире нет больше, она в лесу, она в пещере монгола-шамана. И к этому хлебниковскому шаману приходит Венера и жалуется, что прежде Греция усердно возводила ей храмы, а теперь ее забыли художники, сетует, что все рушится, вьюга и снег кругом.
И вот для Велемира Хлебникова немые каменные глыбы оказались говорящими. Конечно, его интересовала не научная сторона вопроса: кто и когда воздвиг этих истуканов, с какой целью и т. п. Его поэтическое восприятие старины, язычества и древних культов оживило эти мертвые изваяния, и они, молчавшие столетия, заговорили с ним.
Они зернистыми руками К ногам суровым опускались.
И плоско-мертвенными глазами Былых таинственных свиданий Смотрели каменные бабы.
Смотрело Каменное тело На человеческое дело.
А смотрели они на тяжелую войну, на интервенцию, на голод, на солдат в окопах, на степь, где разбросаны были люди без дома и уюта, как сам поэт. Хлебников хотел одухотворить это «семейство каменных пустынниц», стороживших поле, хотел увидеть в них историю, живую связь людей со своим прошлым, сознание которой только и делает человека частью человечества.
О чем же говорят каменные статуи? Они спрашивают самих себя:
Где тетива волос девичьих,
И гибкий лук в рост человека,
И стрелы длинные на перьях птичьих,
И девы бурные моего века?
И вот эти фигуры стоят снова в молчании, и кружащийся над ними ястреб не понимает этого древнего камня, его сказок про дикого коня с темноволосой девой на спине:
Ее развеянные косы,
Его молчание удил.
Но это был разговор с поэтом, далекий от науки. Что сделать, чтобы «бабы» заговорили с учеными?
Методы
При исследовании древних каменных изваяний наших южных степей применяется несколько методов. Прежде всего используется типологический метод. Изваяния можно сгруппировать по типам: «стоящие» бабы, «сидящие» бабы и изваяния «стелообразные», у которых высечена только голова, а туловище представляет обтесанный четырехугольный каменный столб. Каждый из этих типов разделяется на два подтипа: мужские и женские статуи.
Но можно подвергнуть классификации не только сами изваяния, ной те предметы, которые на них изображены. Каменные «бабы» имеют набор самых разных вещей. Это детали одежды, оружия, пояса, сапоги, доспехи, косы и т. п. Составляется список так называемых реалий, то есть вещей и деталей одежды, высеченных на изваяниях. На женских статуях воспроизводились шляпы, налобные повязки, козырьки у шляп, гривны, ожерелья, серьги, медальоны, на груди, зеркала, висящие сбоку на ремне.
На мужских статуях находим несколько типов изображений шлемов, нагрудные бляхи и бляхи на спине, соединенные системой ремней. Сбоку — луки, колчаны, сабли, кресала для высекания огня.
И на женских и на мужских статуях можно увидеть косы, сапоги со специальными ремнями и пряжками, чтобы кожаные голенища не опускались, сосуды, зажатые двумя руками у живота, гребни, ножи, мешочки у пояса. Часто статуи одеты в кафтан, передние полы которого н рукава богато украшены.
Что дает такая классификация деталей одежды и других мелочей? Прежде всего, возможность определить, существенна или несущественна наша классификация типов статуй, основанная на их позе («сидящие», «стоящие» и «стелообразные» бабы). Нужно выяснить, с какими статуями какие типы изображенных на них реалий встречаются чаще всего. Можно подсчитать для каждой вещи (например, для шлемов), какой тип изображения этого предмета сколько раз встречается на мужских «стоящих» статуях, на таких же статуях, но женских, па мужских «сидящих» и на женских «сидящих» изваяниях и, наконец, на мужских или женских «стелообразных» статуях. Другими словами, мы должны исследовать, как распределяются детали среди шести типов статуй. В этом суть типологического метода.
Допустим, что для шлемов у нас получилось такое распределение:
|
Типы шлемов |
«Стоящие» |
«Сидящие» |
«Стелообраз ные» |
|||
|
мужские |
женские |
мужские |
женские |
мужские |
женские . |
|
|
I |
28 |
3 |
32 |
|
5 |
3 |
|
II |
4 |
— |
6 |
— |
3 |
— |
|
III |
1 |
— |
-- |
— |
— |
■—■ |
Но как определить — велико или мало каждое из этих чисел, записанных в таблицу? Возьмем какой-нибудь многочисленный тип статуи и столь же многочисленный тип шлема. Ясно, что большое количество статуй того типа с такими именно шлемами вполне естественно и ни о чем не говорит. Наоборот, возьмем редкий тип статуи и очень редкий тип шлема. Оба типа так редки, что и встретиться вместе у них нет почти никакой вероятности.
В таком случае даже одна статуя взятого тина с этим редким видом шлема говорит о многом. Она свидетельствует об особой связи между типом статуи и піпом шлема. Нужно установить, для каких типов статуй какие типы реалий были характерны, то есть встречались чаще, чем на других.
Здесь применяется уже другой — математический — метод, основанный на теории статистики. Он исходит из того факта, что если два события или явления независимы друг от друга, то доля первого события среди всех случаев, при которых это событие могло бы наступить, равна доле этого события среди тех случаев, при которых наступило второе событие. Если между этими долями есть различие, то это значит, что первое событие среди случаев, когда имеет место второе событие, происходит реже или чаще, чем в обычных условиях. Следовательно, можно говорить о какой-то связи (отрицательной или положительной) между двумя явлениями. Но это расхождение может быть случайно, ведь нам известны не все события, а лишь часть их (как говорят математики — выборка). И хотя эта выборка отражает всю совокупность, как часть отражает целое, в ней все же возможны случайные отклонения. Поэтому вводится особый критерий. Если разница между двумя полученными долями превысит этот критерий, значит можно говорить (с определенной уверенностью) о какой-то связи между двумя изучаемыми нами событиями.
Положения статистики и теории вероятности можно использовать при изучении каменных изваяний. Это позволяет выявить существенные связи между некоторыми типами изображенных на статуях вещей с определенными типами самих статуй. Но связи, выявленные методом математической статистики, могут быть различными. Другими словами, разные причины заставляли древних скульпторов для одних статуй выбирать один вид одежды, прически или оружия, для других — другой. Это могут быть связи, вызванные полом изображенного человека. Например, шлемы закономерно не встречаются на женских статуях. Но среди мужских статуй они также распределяются неравномерно. Если шлемы I типа одинаково часто встречаются и на «стоящих», и на «сидящих», и на «стелообразных» изваяниях, то шлемы II типа — значительно чаще на «сидящих» и «стелообразных». Эта неравномерность объясняется тем, что разные типы статуй были сделаны в разное время.
В течение времени один вид статуй выходил из моды, его заменяли другим. А параллельно этому процессу менялись и изображаемые на изваяниях детали, менялась манера их изображений, хотя сам набор этих вещей оставался прежним. Каменные «бабы» как бы одевали модные шляпы, требовали модные шлемы, они хотели, чтобы число их кос тоже соответствовало моде. И вот по этим «модным» вещам можно уловить время «жизни» этих «баб».
Здесь мы касаемся интереснейшего вопроса о моде. Что это такое? В математической статистике тоже есть «мода» — это наивысшая точка кривой, показывающей случайные колебания какого-либо признака, то есть тот момент, когда этот признак был к<самым модным».
Археология в больдіей своей части — это наука о вещах. Вещи живут своей жизнью. У них в этой жизни есть свои законы. Есть вещи, равномерно входящие в моду и столь же равномерно уходящие из быта. Есть типы вещей, входящие в жизнь сразу; подобно эпидемии, набрасываются они на людей, подчиняют их себе и долго потом не уходят со сцены. Есть предметы, живущие десятилетиями, есть вещи, которые остаются неизменными в течение веков.
Можно построить математическую теорию жизни вещей как части общественного быта людей. Одни формы приходят, другие уходят. Этот процесс иногда течет спокойно, смена мод в одежде и мебели сочетается с устойчивым консерватизмом в других областях. Но есть периоды, когда все вещи бунтуют, волнуются, требуют новых для себя типов.
«Дайте нам новые формы!» —
Несется вопль по вещам...—
писал В. Маяковский в 1921 г. И эти эпохи обычно связаны с социальными потрясениями. Но как, в какой степени, каков характер этой связи, в чем механизм этих явлений? Какая наука ответит на эти вопросы? Археология, социология, а может быть, статистическое вещеве- дение или археологическая социология?..
Типологический метод и математическая обработка подсчетов позволила установить существенные различия между типами статуй. А различия следует отнести за счет разновременности статуй. Это уже серьезный успех II нашей попытке заставить заговорить этих окаменевших истуканов. Было установлено, что статуи («сидящие», «стоящие» и «стелообразные») относятся к разному времени. Теперь нужно выяснить, какие статуи более древние, а какие более поздние (или, как выражаются археологи, более «молодые»). Здесь может быть использован метод выявления «рудиментов».
Биологи рудиментом называют остатки какого-либо органа, утратившего свое значение в организме, но функционировавшего на более ранних ступенях эволюции. Понятно, что рудимент — всегда явление более позднее, чем функционирующий орган. На каменных статуях тоже есть своего рода «рудименты». Например, на «сидящих» и «стоящих» статуях часто изображался на груди медальон, висящий на ремнях. Такие медальоны есть и на «стелообразных» статуях, но без ремней — просто кружок или квадратик, совершенно бессмысленный, если учесть, что у этих статуй не было ни рук, ни ног, ни талии, просто одна голова, высеченная на каменной стеле. То же самое можно сказать и об изображениях сосудов на этих примитивных изваяниях. Рук нет, но сосуд, прижатый к животу, воспроизведен. На «стелообразных» статуях встречаются изображения блях и ремней, бессмысленных на четырехугольном каменном столбе, у которого высечена только голова. Очевидно, что эти детали — «рудименты» тех вещей и деталей, которые мы находим на «сидящих» и «стоящих» реалистических изваяниях, где они были полны смысла, выполняли функциональную роль. Ну, а если это так, то можно заключить, что «стелообразные» статуи—-это поздние варианты «баб», то есть более молодые типы каменных изваяний.
Сравнивая «сидящие» статуи со «стелообразными», выясняем, что в изображении деталей между «стелообразными» статуями и «сидящими» есть ряд общих черт. Между «сидящими» и («стелообразными» бабами и между «стоящими» бабами — много различий. Отсюда логический вывод: по времени «стоящие» каменные изваяния более ранние, а «сидящие» и [«стелообразные» — более поздние.
Мы уже многого добились от наших молчальников.
Современные археологические методы датировок используют физику и химию, биологию и геологию, применяют свойства изотопов и учитывают годовые кольца на деревьях. Но для каменных «баб» все эти методы пока неприменимы. И остаются старые традиционные археологические приемы, разработанные еще в XIX в. замечательным шведским археологом О. Монтелиусом, которого назвали самым «геометрическим» умом в археологии, подчеркивая этим логическую безупречность и «математическое» остроумие его построений. Сейчас в эти типологические методы введен новый существенный элемент — математическая статистика, основанная на теории вероятности.
Выяснено, какие статуи старше, а какие младше, то есть «относительная датировка» изваяний. А теперь последний шаг в нашей работе: установление «абсолютной» датировки. Так археологи называют датировки, которые выясняют время, когда та или иная вещь была в обиходе. Применим здесь метод аналогий.
Нужно среди археологических предметов той или иной эпохи найти такие, которые имели бы близкое сходство с изображенными на статуях деталями одежды, вооружения или украшений. И если знать, к какому времени можно отнести эти археологические культуры, то можно сказать, когда сооружали наши каменные статуи.
Шлем на некоторых статуях очень походит на шлемы, бывшие в употреблении на Руси и в степях Восточной Европы XII — начала XIII в.
Так называемые «роговидные украшения» на головах статуй, у висков, изображали, очевидно, венчики из войлока с металлическими пластинами. Такие венчики археологи находят на черепах покойников в кочевнических погребениях, например, на Киевщине; датируются эти могилы XII в.
Серьги на статуях имеют вид кольца с напускной бусиной. Такие серьги были в моде в XI—XII вв. у кочевников южнорусских степей.
Аналогий можно провести много. Предметы, изображенные на статуях, соответствуют тем вещам, которые были в употреблении у кочевников нашего юга в конце XI, в XII и в начале XIII в.
Значит абсолютная дата каменных изваяний — это XI—XIII вв. Конечно, колебания во времени могут быть. Отдельные статуи более ранние, другие — более поздние и выходят за эти границы. Это неизбежно. Но важна датировка основной массы «баб», и она установлена.
Теперь нужно проверить эту дату. Здесь на помощь приходит другой метод — стратиграфический. Стратиграфией в археологии и геологии называют чередование слоев — отложений каких-либо эпох. Если один слой лежит выше, а другой — ниже, то, значит, и эпохи одна была раньше, а другая — позже.
Но как применить к нашим статуям этот метод? Оказывается, что в некоторых курганах обнаружены погребения, которые перекрыты каменными изваяниями. Изваяния лежат стратиграфически так, что не остается никакого сомнения в том, что они были положены уже после того, как могила была вырыта, а покойник в ней погребен. Если датировать это погребение, то можно сказать, что статуя стояла до такого-то времени, а потом была повалена, стесана и использована как простая каменная плита. И оказалось, что во всех случаях, когда можно было датировать такие погребения, они относились к золотоордынской эпохе (XIII—XIV вв.).
В других случаях статуи стоят нетронутыми на вершинах курганов. Есть основания предполагать, что они стояли там и в древности. Если определить, когда насыпан курган, то можно сказать, что изваяние поставлено было не раньше такого-то времени. Во всех случаях насыпи таких курганов, на которых стоят статуи, оказались возведенными не позднее XI—XII вв.
Метод, основанный на изучении стратиграфии курганной насыпи и положения статуи внутри кургана или на кургане, подтверждает полученные нами даты: XI— XIII вв.
И, наконец, последняя проверка. Поищем, нет ли среди исторических хроник, путешествий, актов или древних поэм описаний наших статуй? Оказывается, есть.
Азербайджанский поэт XII в. Низами писал в поэме «Искандер-намэ» (Искандером он называл Александра Македонского), что в далеких степях жили кыпчаки-половцы, у которых женщины имеют обычай не закрывать лицо. Искандер убеждал их отказаться от этого обычая, но они ни за что не хотели согласиться с ним. Тогда, отчая-вшись решить этот вопрос сам, Искандер обратился, как полагается в восточной поэме, к мудрецам. Один мудрец сделал каменную бабу с чадрой. Как увидели ее женщины кыпчакской степи, стало им стыдно, и они выполнили желание Искандера. Низами добавляет, что каменные статуи до сих пор стоят в степях и кочевники им поклоняются:
Все племена кыпчаков, когда попадают туда, сгибаются вдвое перед этой единственной в своем роде статуей. Пешком ли зайдут они туда с пути или верхом, поклонятся ей, как творцу. Всадник, который подгонит к ней коня, кладет стрелу из колчана в честь ее. Пастух, который заведет туда свое стадо, приносит ей овец».
Это сообщение Низами полно легендарных деталей. Понятно, что Александр Македонский не мог иметь никакого отношения к кыпчакам-половцам, которые жили в начале II тысячелетия н. э. в степях Казахстана и Восточной Европы. Но все же тот факт, что эти племена ставили каменные статуи, Низами отметил очень четко.
В середине XIII в. западноевропейский монах Вильгельм Рубрук отправился к монгольскому хану в Центральную Монголию. Вернувшись в Европу, он написал путевые записки, которые стали замечательным источником сведений о половцах-кьипчаках и монголах.
В числе прочих фактов Рубрук сообщает нам: «Команы (так он называл половцев-кыпчаков.— Г. Ф.-Д.) насыпают большой холм над усопшими и воздвигают ему статую, обращенную лицом к востоку и держащую у себя в руке перед пупком чашу».
Эти два древних свидетельства не только подтверждают дату, полученную в итоге целой цепи логических построений, но и указывают, какой народ ставил этих истуканов и им поклонялся. Это команы-половцы. И действительно, в XI—XIII вв., в то время, когда ставились в южнорусской степи каменные статуи, там кочевали коварные враги древней Руси — половцы. Западноевропейские писатели и хроникеры называют их команами, а восточные — кыпчаками.
Путь на запад
Кроме половецких изваяний, в степях встречаются скифские статуи, а может быть, и еще более ранние скульптуры, которые оставили нам племена бронзового века. Они совсем другие по виду и не имеют к половецким «бабам» никакого отношения. Половцы пришли с Востока, и на Востоке, в Азии, надо искать родину их каменных статуй. В степях Казахстана, Алтая, Монголии, Тувы у половецких «баб» были родственники: такие же каменные люди, только более древние и примитивные. На них нет такого разнообразия одежды и украшений, они и меньше по размерам. Это были почти исключительно статуи мужчин, часто с длинными отвислыми усами и насупленными тяжелыми бровями. Их лица и туловища были плоскими; часто это были просто каменные столбы с вырезанными на них лицами и руками. Восточные каменные «бабы» держали сосуд обычно только одной рукой, а другую руку клали на эфес сабли или кинжала.
Восточные изваяния относятся к более раннему времени— VII—IX вв. В это время в степях Монголии, Тувы и Алтая были мощные объединения тюрок. Несколько позднее эти статуи появились в Средней Азии, в районе современной Киргизии. И здесь-то, в толпе архаических примитивных изваяний, появились первые женские фигуры и первые статуи, у которых обе руки сжимали сосуды. Затем стали встречаться пока еще очень редкие изваяния с реалистически переданными объемами тела, что было совершенно необычно для плоских столпообразных восточных каменных фигур.
По соседству жили кыпчаки. Где-то на Иртыше, на северных границах Киргизских степей, в восточном Казахстане, были их первоначальные кочевья. В начале II тысячелетия половцы прорвались на запад. Быстрым маршем прошли они Казахстан, а в середине XI в. появились на Волге. С ужасом увидели печенеги и гузы, которые хозяйничали до половцев в степях Восточной Европы, что на восточных границах их пастбищ появился грозный враг. И действительно, половцы очень быстро вытеснили печенегов и торков, а вскоре Киев, которому казалось, что «страшнее печенега зверя нет», столкнулся с еще более опасным врагом — половчанином. Началась долгая борьба Руси с Половецкой степью. Это были годы, полные драматизма и крови, когда успешные походы в степь чередовались с горькими поражениями.
Попадая в Половецкую степь, туда, где жили бесчисленные «поганые» половецкие ханы, русский человек видел этих постылых каменных чудовищ, этих «каменных дев/ок», которые, казалось, были символами господства половцев над степями.
На западе, в восточноевропейских степях, каменные «бабы» совсем другие. У них изменилась поза: они держат сосуд обеими руками. Их общий облик стал иным: более реалистически высечено лицо, руки, ноги, детали одежды. Среди каменных изваяний появилось много изображений женщин. Так, например, среди наиболее ранних западных половецких статуй более 70% составляют женские статуи.
Перед нами загадка, на которую мы ответить пока не и силах. Что заставило мужчин потесниться, дать место женщине? Ее особая, более значительная роль в обществе кочевников Восточной Европы, по сравнению с той, какая отводилась женщине в обществе восточных тюрок? Или это традиции мифических амазонок,, которые жили, по мнению греков, именно где-то в южнорусских степях3 Может быть, у половцев было какое-то женское божество, которому посвящали они свои статуи? Низами писал, что вначале поставлена была именно женская статуя и кыпчаки-половцы стали ей поклоняться. Но его сообщения полны сказочных деталей, и им верить очень трудно.
Другой вопрос возникнет, если мы сравним долю мужских и женских статуй среди ранних «стоящих» половецких изваяний и более поздних «сидящих». Оказывается, что сначала половцы ставили больше женских статуй, а потом стали чаще ставить мужские. Что произошло у половцев? Почему опять предпочтение отдается мужчинам? Куда же делись славные традиции ама- лонок?
Умерший предок или убитый враг!
У всех тюркских каменных изваяний, где бы они ни были— в Сибири или на Украине,— имеется одна характерная деталь — обязательный сосуд на животе. У статуй некоторых других народов, например у некоторых скифских «баб», также имеется в руках прижатый к животу сосуд, чаша или рог. Зачем нужны были нашим неуклюжим каменным людям эти чаши?
Разрешить этот вопрос можно, только установив, кого изображали каменные фигуры?
Существует две теории. Некоторые ученые считают, что каменные бабы олицетворяют убитых врагов. Сами «бабы» — это главные враги, а простые каменные столбы, так называемые балбалы, которые на Востоке часто сопровождают каменную фигуру,— простые воины.
Древние тюрки верили, что убитые враги на том свете станут служить их убийце, а главный убитый враг, тот, кто представлен в виде каменного идола,— станет главным вассалом.
Поддерживающие другую теорию, считают, что каменное изваяние изображало самого умершего витязя или его жену, а простые камни — балбалы — убитых врагов.
Недавно разгорелась ожесточенная дискуссия между археологами А. Д. Грачем и Л. Р. Кызласовым. Сторонник второй теории, более правильной, с нашей точки зрения, Кызласов располагает целой серией мощных аргументов и довольно удачно «расстреливает» ими теорию о «главном убитом враге».
Если изваяния — это убитые враги, то почему у восточноевропейских половцев было так много женских изваяний? Неужели враги половцев состояли на 60—70% из женщин?
Как объяснить, спрашивают сторонники второй теории, что такие свидетели и очевидцы, как Рубрук и некоторые другие, писали о том, что тюрки ставят каменные изваяния, на которых изображают своих умерщих.
JI. Р. Кызласов, споря с А. Д. Грачем, указал ему на одну статую, найденную им самим в Туве. Это было изваяние мужчины, у которого под мышками были головы убитых врагов. Уж это-то никак не мог быть убитый враг, торжествовал Л. Р. Кызласов.
И, наконец, как объяснить чаши у живота, которые есть почти у всех тюркских «баб», спрашивали сторонники второй теории у тех, кто считал изваяния изображением убитого врага. Последние отвечали — это пока нам неясно, а сторонники теории «умершего предка» радовались: нам-то ясно, потому что мы правильно понимаем, что такое древнетюркские каменные изваяния.
И действительно, у многих тюркских народов — чувашей, казахов, киргизов — в прошлом существовал обычай заменять покойника на поминках деревянной куклой. Куклу в одежде умершего сажали среди гостей, угощали ее едой и питьем, а потом ей приносили жертвы.
Чтобы участвовать в пире со своими родственниками и друзьями, эта кукла-покойник должна была иметь сосуд. Вот именно потому у всех каменных «баб» имеется чаша. Статуи изображали умершего. Около них усаживались родственники, поминали покойника обильной едой и питьем и делились своей трапезой с каменным истуканом. Ведь он был их любимым и почитаемым предком. А потом перед статуей приносили жертву, убивали скот, а может быть, и человека.
Арабский писатель Абу аль-Фида писал, что у половцев были человеческие жертвоприношения. Есть ли какие-нибудь археологические подтверждения этому сообщению или это просто выдумка?
В 1901 г. в Сальских степях археолог И. М. Сулин раскопал очень интересный курган. Под насыпью он нашел маленькую могилу девочки и над ней четыре деревянные статуи, совершенно такие же, как каменные половецкие «бабы», которые он хорошо знал. Эти большие деревянные фигуры стояли в ряд на краю могилы, а за ними была яма, в которой валялись обломки горшков, остатки пиршества и череп овцы. Что это? Простое погребение? Или жертвоприношение в угоду этим четырем деревянным «болванам»? Некоторые особенности кургана заставляют нас предположить, что перед нами следы человеческого жертвоприношения.
Странно, что в честь одной маленькой девочки поставили четыре большие статуи, изображавшие, несомненно, членов племенной аристократии. Кроме того, статуи вообще почти никогда не ставились над могилами. Каменные изваяния помещали в местах, отведенных для культа умерших. В степях Восточной Европы специально раскапывали курганы с каменными изваяниями. Оказалось, что почти все погребения под такими курганами относились к другим, более ранним эпохам, чем те, когда устанавливали статуи. Следовательно, каменные изваяния ставили не над могилой, а отдельно, просто на возвышенном месте, на старом кургане или на холме. И, наконец, откуда взялась яма со следами пиршества, тризны? В обычных курганах половцев таких ям нет. А перед каменными статуями половецких предков они иногда попадаются. В Крыму археолог П. Н. Шульц раскопал курган со статуей в насыпи. Погребения там перед статуей не было, но была большая яма со следами жертвоприношений животных и культового пира.
В истории половецких каменных статуй еще очень много непонятного. С XII в. прошло восемь веков. После такого долгого молчания «бабам» трудно заговорить. Хлебников заставил их говорить в своих стихах. Для поэта статуи — единый образ, целостный и чувственно неповторимый; это сосредоточение ассоциаций и намеков, из которых рождается у человека ощущение того, что он коснулся истории, которая принимает его и его время как необходимую и закономерную составную часть.
Но послушаем ученых-историков: «Изучая чужую цивилизацию, стараясь ощутить ее оригинальность, историк делает это не для абсурдного удовольствия воскликнуть: есть люди не такие, как я,— а для того, чтобы завязать с этой иной цивилизацией диалог, помогающий понять собственные особенности»,— так говорил француз Морру на одной конференции историков и социологов в 1961 г.
Возьмем книги — не сборники стихов — научные книги. Русский историк В. О. Ключевский в конце прошлого века писал: «Без знания истории мы должны признать себя случайностями, не знающими, как и для чего мы живем, как и к чему должны стремиться, механическими куклами, которые не родятся, а делаются, не умирают по законам природы, жизни, а ломаются по чьему-то капризу».
Итак — общая цель, быть может одна из самых важных в человеческой культуре. Но какие разные подходы, разные методы! Наука разлагает на элементы, анализирует по частям свой предмет; поэзия синтезирует отдельный чувственно неповторимый образ, который продолжает жить в своей оригинальности, тогда как частные научные результаты и достижения уже забыты, они вошли составной частью в новое, более высокое научное открытие.
Г. А. Федоров-Давыдов
Из сборника «Курганы. Идолы. Монеты», 1985
