ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » » Япония в период мирового экономического кризиса и развязывания воины на Дальнем Востоке (1929—1937 гг.)
Япония в период мирового экономического кризиса и развязывания воины на Дальнем Востоке (1929—1937 гг.)
  • Автор: admin |
  • Дата: 26-02-2014 14:27 |
  • Просмотров: 31722

Воздействие кризиса на экономику Японии

5 йен 1930 годаМировой экономический кризис 1929—1933 гг. начался в октябре 1929 г. с биржевого краха в США и постепенно охватил весь капиталистический мир. Экономические и фи­нансовые связи между японским и американским рынками (сбыт в США важнейших японских экспортных товаров — шелка-сырца, чая, табака и т. д.) и монополиями той и другой страны привели к тому, что экономический кризис, начавшийся в США, вскоре же поразил и Японию. Спустя менее чем месяц после биржевого краха в США японское правительство, стремясь приостановить падение курса иены, опубликовало решение об отмене эмбарго на вывоз золота (с 11 января 1930 г.) с целью поддержать курс иены.

В начале декабря 1929 г. на иокогамской бирже резко упали цены на основной экспортный товар Японии — шелк-сырец.

Мировой экономический кризис 1929—1933 гг. особенно сильно отразился в Японии в силу экономической слабо­сти страны, вследствие того, что экономика ее, как уже упоминалось, была потрясена предшествующими кризиса­ми (1920—1921, 1927 гг.), а также ввиду того, что промышленный кризис переплелся с аграрным кризисом, а сельское хозяйство играло в Японии большую роль в эко­номике, чем во многих других капиталистических странах.

Экономический кризис в первую очередь чрезвычайно болезненно отразился на положении трудящегося населе­ния страны, уровень жизни которого и до кризиса был исключительно низок, приближаясь к полуколониальному.

Монополистические концерны и помещики, опираясь на военно-полицейский аппарат угнетения, стремились возме­стить убытки от кризиса за счет трудящихся, снижая за­работную плату, сокращая число рабочих, увеличивая арендную плату.

Даже по официальным данным, индекс средней зара­ботной платы упал ниже кризисного 1921 г. и оставался на этом уровне (с незначительными колебаниями) в тече­ние последующих лет.

Особенно тяжело отразился кризис на японском шел­ководстве. Шелководством было занято несколько менее половины всех крестьянских хозяйств Японии. Шелк-сырец в своей подавляющей части экспортировался в США, со­ставляя до 1930 г. около 30% стоимости всего японского экспорта. Кризис в США привел к резкому сокращению ввоза японского шелка, что вызвало катастрофическое па­дение цен на него. От этого кризиса японское крестьянство так и не оправилось в последующие годы.

В результате падения цен на шелк и другие сельско­хозяйственные продукты, особенно рис, стоимость продук­ции сельского хозяйства за годы кризиса резко упала — с млрд. иен в 1929 г. до 2,6 млрд. иен в 1931 г., т. е. на 40%- Несколько меньше, но так же значительно упала за те же годы стоимость промышленной продукции — с 8 млрд. иен до 5,0 млрд. иен, т. е. на 32,5%. Снизилось производство в угольной, металлургической промышлен­ности, судостроении, хлопчатобумажной промышленности. Для сокращения объема сельскохозяйственной и промыш­ленной продукции имело особенно большое значение ка­тастрофическое снижение оборотов внешней торговли, осо­бенно экспорта из Японии. В 1931 г. японский экспорт сократился почти в два раза по сравнению с 1929 г.[1]

Поскольку на экспорт в Японии шла почти четверть всего производства страны, то сокращение экспорта привело сразу же к накоплению огромных запасов товаров и к сни­жению производства. Стремясь переложить всю тяжесть кризиса на рабочих, крупные капиталисты стали проводить массовые сокращения рабочих, резко усилили капитали­стическую рационализацию труда, снижали заработную плату. Чрезвычайно ухудшилось и без того тяжелое по­ложение рабочих. Усилилась концентрация производства и централизация капитала, что вело к разорению мелкой буржуазии.

Наибольшая острота кризиса в Японии наступила в конце 1931 г., в то время как в большинстве других капи­талистических стран — почти на год позже. Безработица приняла невиданные в истории Японии размеры. Даже японские буржуазные авторы, не останавливающиеся перед фальсификацией исторических данных, признавали исключительный размер этой безработицы и отрицали данные официальной статистики: «Количество безработных по данным социального бюро министерства внутренних дел на январь 1931 г. поднялось до 370 тыс., однако экономические журналы считают действительное число безработных от 1320 млн. до 2 млн. человек, а неко­торые журналы насчитывают 2500 тыс. человек» [2]. Факти­чески безработных было около 3 млн. Финансовая олигар­хия империалистической Японии искала выхода из эконо­мического кризиса на путях фашизма и войны.

Военно-инфляционная конъюнктура

Агрессия против Китая (захват Маньчжурии в сентяб­ре 1931 г.) и подготовка Японии к войне против СССР и других стран сопровождались и «новым курсом» экономи­ческой политики — широкой инфляцией, перенесшей на плечи трудящихся масс всю тяжесть военной подготовки и обеспечившей барыши монополистической буржуазии. Военно-инфляционная конъюнктура являлась одним из важнейших факторов, способствовавших выходу японской тяжелой промышленности из кризиса.

После захвата Маньчжурии в конце 1931 г. японское правительство ввело эмбарго на вывоз золота за границу, тем самым перестав поддерживать валютный курс йены, который в 1932 г. резко снизился. Одновременно с введе­нием эмбарго на вывоз золота, правительство стало уве­личивать бумажноденежную эмиссию и наводнять рынок займами, что дало возможность значительно увеличить бюджет и прежде всего военные ассигнования.

Расходы государственного бюджета после оккупации Маньчжурии стали безудержно расти, доля военных рас­ходов значительно увеличилась: с 31 % в 1931/32 г. до 46% в 1936/37 г.4 Сотни миллионов иен народных денег были брошены на увеличение армии, флота, в военное производство, льготное кредитование монополий, владеющих- пред­приятиями тяжелой и военной промышленности. Все это способствовало небывалому обогащению дзайбацу.

Годы

Государствен­ные расходы

В том числе военные рас­ходы

Удельный вес военных рас­ходов

(в млн. иен)

 

1931/32

1476,9

4^4,6

30,8%

1932/33

1950,1

686,3

35,2%

1933/34

2254,7

972,2

43,2%

1934'35

2213,5

941,7

42.5°/0

1935/36

2193,4

1 022,4

46.6%

1936/37

2311,5

1 060,1

45,9%

 

Государственный долг Японии (внутренний) в резуль­тате наводнения рынка займами вырос с 4,7 млрд. в 1931/32 г. до 9,2 млрд. в 1936/37 г., т. е. почти удвоился.

Экономический кризис и военно-инфляционная конъ­юнктура в 1929—1936 гг. привели к значительным измене­ниям в структуре народного хозяйства: удельный вес сель­скохозяйственного производства упал по стоимости с 35,69% в 1929 г. до 27,1 % в 1936 г.; соответственно вы­рос удельный вес промышленного производства.

Японская деревня, пережившая тяжкие удары эконо­мического кризиса в 1930—1931 гг., не вышла из кризиса и в период военно-инфляционной конъюнктуры, ибо этот искусственный фактор мог содействовать только временно­му оживлению в некоторых отраслях тяжелой промыш­ленности. Наоборот, за годы военно-инфляционной конъ­юнктуры процесс обнищания японской деревни усилился. Например, в районе Тохоку, до кризиса дававшем избыточ­ный рис для других районов страны, царил голод.

Рост задолженности ростовщикам, помещикам, массо­вая продажа детей характеризуют положение японской деревни в эти годы. В деревне бурно нарастали крестьян­ские (арендные) конфликты.

За этот же период продукция промышленности вырос­ла, удельный вес тяжелой промышленности (металлургии, машиностроения, химии) в общей промышленной продук­ции вырос по стоимости с 32,2% в 1929 г. до 49,2% в 1936 г. Рабочий класс Японии, в котором ранее наиболее многочисленную группу составляли текстильщики, не­сколько изменился по составу — сложились кадры метал­листов и другие группы высококвалифицированных рабо­чих, классовое самосознание которых было выше, чем у японского пролетариата более раннего периода. Наряду с этим, однако, необходимо иметь в виду, что обострение аг­рарного кризиса увеличило приток в город дешевой рабо­чей силы из сельских местностей, пополнявшей ряды ра­бочего класса политически менее сознательными элемен­тами.

Переход на рельсы военного хозяйства, военно-инфля­ционная конъюнктура дали возможность временно не­сколько повысить уровень промышленного производства, что отвечало интересам монополистического капитала Япо­нии и обеспечивало ему получение наивысших прибылей. Однако военная инфляция, как фактор искусственный, не могла, конечно, изменить действия экономических законов развития капитализма.

Признаки вновь надвигавшегося экономического кри­зиса стали обнаруживаться уже в 1935 г.

* Из «Воззвания ЦК КПЯ к 10-летию коммунистической пар­тии». «С 1931 г. крестьянство катастрофически обнищало. Крестья­нам, сеющим рис, не остается риса для собственного потребления, в любой деревне можно найти 40—50 ребят школьного возраста, голо­дающих, потому что нечего взять на завтрак» («Коммунистический Интернационал», 1932, № 33).

Влияние экономического кризиса на подъем рабочего и крестьянского движения в 1930—1931 гг.

Экономический кризис, массовое увольнение рабо­чих, резкое ухудшение положения трудящихся масс (снижение зарплаты, удлинение рабочего дня) привели к значительному подъему рабочего и крестьянского движе­ния.

В 1930 и 1931 гг. увеличилось количество трудовых и арендных конфликтов. Наибольшее количество стачек произошло в отраслях тяжелой промышленности; на пер­вом месте шли металлисты, но и прядильщики, ткачи и другие рабочие легкой промышленности вели активную борьбу против предпринимателей. Если еще в 1930 г. ос­новной причиной забастовок являлись массовые увольне­ния и снижение заработной платы и требования рабочих по преимуществу носили экономический характер, то в 1931 г. наряду с этими требованиями на первый план выд­вигаются требования политического характера. Большин­ство забастовок сопровождалось демонстрациями, столкно­вениями с полицией.

Из крупных забастовок этого периода особенно обра­щает внимание забастовка прядильщиц компании Канэгафути, продолжавшаяся около двух месяцев (с 9 апреля по 3 июня 1930 г.). Канэгафути владела 36 фабриками, на  которых работало 36 880 человек. Фабрики были разбросаны в 18 префектурах.

Годы

Трудовые конфликты

Число участ­ников {в тыс.)

1929

1420

172,1

1930

' 2289

191.8

1931

2156

154,5

 

Арендные конфликты

 

1929

2434

56,8

1930

2478

39,8

1931

2689

60,4

«Тайхэйё сэнсо си», т 1, стр. 107.

 

Когда компания объявила о сниже­нии зарплаты на 40%, на всех 36 фабриках начались волнения и забастовки. Такая солидарность наиболее отсталой и угнетенной части японского пролетариата — женщин-прядильщиц, поддерживавших связь друг с другом, не­смотря на то, что фабрики были разбросаны по разным районам страны, — явление новое в истории рабочего дви­жения Японии, которое указывало на значительный рост классового самосознания этого самого многочисленного отряда японских рабочих. Крупное значение имела заба­стовка 13 000 работников токиоского трамвая в 1930 г.[3] Эта забастовка могла перерасти в общую стачку работ­ников трамвая в Кобэ, Иокогаме и других городах, если бы не срыв этой забастовки профсоюзными бюрократами. В 1931 г. крупная забастовка произошла на металлообра­батывающем заводе Сумитомо в Осака, продолжавшаяся 2,5 месяца и сопровождавшаяся неоднократными столкно­вениями с полицией и с фашистскими организациями; по инициативе левого крыла крестьянского союза рабочие завода Сумитомо получили продовольственную помощь от крестьян окрестных деревень. В 1932 г. произошли новые успешные стачки трамвайщиков.

Наряду со стачечным движением рабочего класса ши­рилось движение арендаторов, мелких земельных собствен­ников, безработных, студентов. Крестьяне требовали сни­жения арендной платы, уничтожения долговых обязательств, решительно выступали против сгона арендаторов с земли. Росла организованность крестьянства.

«Если раньше большинство конфликтов в деревне происходило в мирных легальных формах и обычно окан­чивалось мирным арбитражем, судебным разбиратель­ством, то теперь повсеместно и быстро растет число рево­люционных столкновений между крестьянами и помещи­ками. Учащаются случаи поджогов имущества и домов помещиков и разгрома судебных и полицейских учрежде­ний (префектуры Тотиги, Ниигата и др.). Местами недо­вольство крестьян и рыбаков переходит в стихийные восстания против местных властей (Тиба, Тояма и др.)»[4].

Серьезную роль начинают играть выступления безра­ботных; на строительных и дорожных работах, организо­ванных правительством «в помощь» безработным, по существу являвшихся принудительными работами, проис­ходили столкновения безработных с полицией.

Отличительной чертой рабочего движения этого перио­да является, как уже говорилось, выдвижение политиче­ских требований, особенно важно широкое развитие антивоенного движения в связи с подготовкой и нападе­нием японских войск на Маньчжурию и подготовкой вой­ны против Китая и СССР.

Многие забастовки, начавшиеся с представления эконо­мических требований, перерастали в политические выступ­ления рабочих. ЦК КПЯ в воззвании по поводу 10-летия партии указывал на то, что все более широкие массы японских трудящихся вступают на путь политической классовой борьбы: «Широкие слои трудящихся — рабочих и крестьян — все энергичнее восстают против незаконных до­знаний, против неравного и унизительного обращения на суде, против дурного обращения со стороны заводской администрации, помещиков и их агентов, полицейских и тю­ремных надзирателей в полицейских участках и тюрьмах, восстают против обязательной регистрации и контроля над собраниями, против предварительной цензуры и конфиска­ции печати, против подавления стачек и крестьянских выступлений военными и полицейскими силами, против системы арбитража в боях пролетариата и крестьянства против капиталистов и помещиков и пр., против вмешательства полиции и арбитражных чиновников, против полукрепостнических условий труда, против системы кон­трактаций, замаскированного закабаления работниц и ра­бочей молодежи, против двойной эксплуатации женщин, молодежи, корейцев и формозцев»[5].

Антивоенное движение среди рабочих и городской тру­довой интеллигенции стало нарастать в 1931 г., когда КПЯ еще до оккупации Маньчжурии, правильно оценив мероприятия правительства как подготовку к войне, при­звала трудящиеся массы к решительной борьбе против войны. 6 июля 1931 г. в центральном органе партии «Сэкки» было опубликовано воззвание к рабочим и крестья­нам Японии: «План японского империализма в войне заключается в первую очередь в оккупации Маньчжурии и Монголии. Японские империалисты сейчас усиленно готовятся к вооруженному вторжению в эти страны. Рабочие и крестьяне! Не давайте для войны ни одной иены! Не приводите ни одного солдата! Отказывайтесь от уплаты всех налогов, как от налога кровью для ведения империалистической грабительской войны, для защиты интересов финансового капитала».

В антивоенный день 1 августа 1931 г. в главных горо­дах страны произошли демонстрации рабочих под лозунга­ми «Против империалистической войны! За полную независимость колоний! На защиту СССР!». Антивоенные ло­зунги стали выдвигаться и во время забастовок рабочих. Так было, например, при забастовке рабочих Нихон Сёруроидо, происходившей под руководством полулегального левого профсоюзного объединения дзэнкё. Забастовка на­чалась из-за увольнения рабочих; 4 ноября 1931 г. на собрании забастовщиков, был выдвинут ряд боевых лозун­гов, среди которых были; «Против империалистической войны! Охраняйте Советский Союз!». 8 декабря 1931 г. бастующие нескольких предприятий в Токио провели объе­диненную демонстрацию под лозунгом «Долой империа­листическую войну»[6].

В день XIV годовщины Великой Октябрьской социали­стической революции в Токио и других крупных городах произошли демонстрации рабочих, организованные КПЯ. В эти же дни произошли антивоенные выступления безработных.

Подъем рабочего движения Японии в эти годы тем бо­лее знаменателен, что жесточайшие полицейские преследо­вания, начатые еще кабинетом Танака, продолжались с неослабевающей силой. Массовые аресты 15 марта 1928 г. и 16 апреля 1929 г. повторились вновь в широком масштабе 26 февраля и 15 июля 1930 г., накануне оккупа­ции Маньчжурии (в 1931 г.). Японская реакция осущест­вляла судебную расправу над деятелями рабочего движе­ния, организуя закрытые судебные процессы над японски­ми коммунистами.

Массовые аресты сопровождались активизацией под­рывной деятельности буржуазной агентуры внутри пар­тии, засылкой в партию японской полицией шпионов и провокаторов. В результате в 1930 г. в КПЯ появилась так называемая левая группа анархо-террористического толка. Группа пропагандировала организацию вооруженных стачек и демонстраций, когда для этого не было необходи­мых условий.

В результате влияния этой «левой» группировки КПЯ ослабила руководство экономической борьбой пролетариа­та в 1930 г., когда в силу экономического кризиса такая борьба пролетариата приобретала особо важное значение. КПЯ ослабила руководство дзэнкё и входившими в него союзами, стала меньше уделять внимания работе среди реформистских профсоюзов.

Наряду с так называемой левой группировкой как в дзэнкё, так и в КПЯ существовала и реформистская груп­пировка, которая, используя ослабление партии из-за непрекращающихся арестов, всячески пыталась дезорга­низовать ее работу.

В конце 1930 г. был избран новый Центральный Коми­тет. В следующем 1931 г. ЦК добился укрепления и расши­рения фабрично-заводских ячеек, значительных сдвигов в стачечном движении пролетариата; свыше 155 стачек прошло под руководством дзэнкё. КПЯ усилила свою рабо­ту в крестьянском союзе (дзэнкоку номин кумиай).

Фашистские организации

Черносотенные организации фашистского типа [7] стали создаваться в Японии в первые годы после войны 1914 — 1918 гг., когда в стране поднялось широкое народ­ное движение («рисовые бунты» и т. д.).

Целью этих организаций было добиться установления неприкрытой диктатуры наиболее реакционной части пра­вящего лагеря — крупных капиталистов и помещиков, под эгидой монархии [8]. Эти организации наряду с полицией принимали активное участие в подавлении рабочего и крестьянского движения. Поскольку агрессия, захват чу­жих земель всегда играли крупную роль в планах и дей­ствиях господствующих классов Японии, то многие из этих организаций фашистского типа специализировались на пропаганде войны, засылке шпионов в чужие владения, организации диверсий, подавлении народных движений не только в Японии и в ее колониях, но и вне японской империи.

Находясь под покровительством правительства, эти организации увеличивались в своем количестве, однако число членов их оставалось небольшим. Большинство их членов состояло из офицеров, полицейских, чиновников.

В Японии, как и в других империалистических госу­дарствах, главной руководящей, направляющей силой фа­шизации был финансовый капитал, дзайбацу. Однако в правящую верхушку Японии помимо дзайбацу входили и другие реакционные элементы: помещики, военщина, мо­нархическая бюрократия. Все эти глубоко антинарод­ные силы единодушно одобряли путь фашизма и агрес­сии. Это не исключало конфликтов, внутренней борьбы между отдельными группировками правящих классов из-за своей доли в ограблении японского и других народов, зака­баленных японским империализмом. Различные монопо­листические объединения вели постоянную острую, конку­рентную борьбу между собою. Это использовалось дру­гими слоями правящей верхушки и, в частности, воен­щиной для усиления собственных позиций в правящем лагере.

Военщина (офицерство, генералитет) уже с 70-х годов прошлого века, с того времени как начал развиваться японский капитализм и когда офицерство еще сплошь со­стояло из дворянства (самурайства), была носительницей самых реакционных и агрессивных устремлений правяще­го лагеря. Уже в то время военщина стала создавать националистические организации, которые оказались наибо­лее деятельными в пропаганде мракобесия, шовинизма внутри страны и шпионажа, диверсии, агрессии вовне. В период общего кризиса капитализма, резкого обостре­ния классовой борьбы после первой мировой войны эти организации были использованы в первую очередь круп­ной буржуазией для подавления рабочего и крестьянского движения; с ними были тесно связаны и вновь формиру­емые организации фашистского типа. Военщина состав­ляла подавляющее большинство членов этих новых орга­низаций не только в силу того, что этим организациям нужны были люди, владеющие оружием, для подавления демократического движения, но в силу того также, что офицерство с его пропагандой бусидо, тенноизма[9], расизма (паназиатизма) было наиболее удобным орудием в руках дзайбацу для маскировки их целей. Бес­пардонная антикапиталистическая демагогия была рассчи­тана на обман масс, призвана внушать представление о том, что финансовая олигархия не имеет якобы никакого отношения к фашизму и агрессии и может быть даже им враждебна. В действительности все фашистские организа­ции, в том числе и офицерские, служили интересам круп­ной буржуазии и финансировались ею.

Из старых шовинистических организаций, возникших еще в начале XX в. и продолжавших свою преступную деятельность в дальнейшем, наиболее известным было «общество черного дракона» (кокурюкай), или «Амурское общество», созданное в 1901 г. и ставившее себе целью агрессию на азиатском материке против России, Китая и других стран Восточной Азии. Во главе этой организа­ции стояли Утида Рёхэй и Тояма Мицуру. Членом ее был дипломат X и рота Коки, неоднократно занимавший в 30-х годах пост министра иностранных дел и в 1936—1937 гг.— пост премьера. Утида Рёхэй с давних времен был связан с банкирским домом Ясуда. Хирота был видным предста­вителем японской бюрократической верхушки.

В конце 1919 г. специально для подавления рабочего движения было создано дай иихон кокусуйкай («Общество государственной сущности великой Японии»). Во главе об­щества стояли один из лидеров сэйюкай, впоследствии ее президент Судзуки Кисабуро, тогдашний министр внутрен­них дел Токонами Такэдзиро, несколько генералов, влия­тельнейшие представители делового мира.

Фашистской организацией подобного же рода было дайнихон сэйгидан («Великояпонское общество спра­ведливости»), созданное в 1925 г. крупным осакским про­мышленником Сакаи Эйдзо, занимавшееся той же дея­тельностью раскола и подавления рабочего движения, но распространявшее свою подрывную работу и на деревню, осуществлявшее вмешательство в конфликты между арен­даторами и помещиками.

Высшую бюрократию, генералитет и верхушку промыш­ленно-финансовой буржуазии объединяла фашистская организация кокухонея («Общество государственных основ»), возглавлявшаяся вице-председателем Тайного Со­вета, а затем премьером (1939 г.) бароном Хиранума. В общество входили также бессменный военный министр кэисэйкаевских кабинетов Угаки, видный сэйюкаевец Суд­зуки, адмирал, будущий премьер Сайто Макото, крупней­ший капиталист Икэда Сэйхин и др. Общество было созда­но в 1924 г. и оказывало существенное влияние на полити­ку правительства, в частности выступая против всех и вся­ческих, даже половинчатых шагов в сторону буржуазного демократизма, парламёитаризма и т. д.[10].

Наряду с этими фашистскими организациями, создан­ными представителями бюрократии, монополистического капитала, существовало большое количество офицерских фашистских организаций, как-то: кэцумэйдан («Кровное братство»), кодокай («Общество императорского пути»), мэйринкай и др., в которых, впрочем, наряду с военными принимали известное участие и представители разных групп средней и мелкой буржуазии, бонз и т. д. Офицер­ских организаций было больше, чем всех прочих.

Как уже указывалось, число членов каждой фашист­ской организации было небольшим. Однако руководители этих организаций преувеличивали в несколько раз списоч­ный состав членов в рекламных целях.

Среди реакционных организаций было только 2—3 с значительной членской массой, ибо в их состав по распо­ряжению правительственных органов механически вклю­чались все лица, принадлежавшие к определенной катего­рии населения.

К такого рода организациям принадлежали, например;

1) «Общество резервистов» (гундзинкай), находившееся в ведении военного министерства, по распоряжению кото­рого в это общество включались все отслужившие срок службы в армии; 2) «Общество молодежи» (сэйнэндан), куда механически включались старшие школьники н сту­денты. Но это не были, естественно, организации едино­мышленников, которые могли бы служить базой фашизма.

Среди парламентских политических партий складыва­лись фашистские группы, открыто поддерживавшие и про­поведовавшие фашистские идеи. В сэйюкай, всегда тесно связанной с генералитетом армии и усилившей эти связи, когда лидером партии стал Танака, профашистские на­строения, стремление найти выход из экономического кри­зиса путем агрессии характеризовали в той или иной мере все руководство этой партии. Руководившие и финансиро­вавшие сэйюкай концерны Мицуи, Ясуда и другие были особенно заинтересованы именно в такой политике. Для Мицуи, крупные капиталы которого были вложены в зна­чительной мере в текстильную промышленность, была нужна инфляция, которая содействовала бы усилению конкурентоспособности японского текстиля на внешних рынках, давала бы возможность снижения и без того нищеиской зарплаты рабочих, т. е. нужна была такая по­литика, которая обеспечивала бы полное подавление ра­бочего движения, политика фашистского террора внутри страны. Для Ясуда, имевшего крупные вложения в Мань­чжурии, захват ее в условиях экономического кризиса и усиливавшейся американской конкуренции представлял также наиболее желательный выход. Мицуи и Ясуда рас­считывали на дрожжах военно-инфляционной конъюнктуры укрепить и развить свои военно-промышленные пред­приятия и увеличить дивиденды от них, что не исключало, конечно, острой борьбы между этими концернами.

Партия сэйюкай еще со времени прихода к власти Танака пыталась вступить на путь фашизма и войны. В этой партии было крыло, занимавшее особенно агрес­сивную позицию и возглавлявшееся крупным капитали­стом Кухара [11].

Кухара являлся выразителем требований определенной части финансовой олигархии, так называемых новых кон­цернов, интересы которой особенно остро сталкивались с интересами «старых» четырех концернов (Мицуи, Мицу­биси, Я-суда, Сумитомо), составлявших основную группу финансовой олигархии. Эти четыре концерна владели не только решающими позициями в промышленности и тор­говле, но, что было особенно важно, господствовали в банковском мире Японии, держали в своих руках кредит. У «новых» концернов была слаба финансовая база; в этом отношении они целиком зависели от упомянутых четырех концернов; ослабить эту зависимость могли только инфля­ция, военно-инфляционная конъюнктура, прямое кредито­вание из государственного бюджета. «Новые» концерны (Кухара, Накадзима и др.) были тесно связаны с наибо­лее агрессивными кругами военщины и поощряли их «антикапиталистическую» демагогию в той мере, в какой она была направлена против основной группы финансовой олигархии. Борьба между «новыми» концернами и основ­ной группой финансовой олигархии, равно как и борьба между самими концернами этой основной группы была по существу борьбой за преобладающее политическое влия­ние. Это влияние обеспечивало возможность получения наибольшего количества военных заказов и дотаций из государственного бюджета.

В минсэйто (партии Мицубиси) также была влиятель­ная группировка, возглавляемая Адати н Накаио Сэйго, которая проповедовала фашистские идеи и установила связи с группировкой Кухара в сэйюкай.

В дальнейшем Адати и Накано стали лидерами само­стоятельных фашистских партий (кокумин домэй и тохокай).

Кабинеты партии минсэйто (июнь 1929 —декабрь 1931 г.)

Партия минсэйто добилась отставки кабинета Танака, подняв против него демагогическую кампанию по поводу «умаления прав» японского императора в пакте Бриана — Келлога. Эта кампания, наряду с требованиями оппозиции опубликовать материалы расследования убийства Чжан Цзо-лина, привела к замене кабинета сэйюкай кабинетом минсэйто[12], во главе с лидером партии Хамагути.

Кабинет Хамагути в своей внешней политике по суще­ству следовал за предшествующим кабинетом.

Затянув переговоры с Китаем, японское правительство подписало новое тарифное соглашение лишь 6 мая 1930 г. Япония настояла на ограничении таможенной автономии Китая еще в течение 3 лет и добилась гместе с тем согласия правительства Чан Кай-ши выплачивать негарантиро­ванные (т. е. нисихаровские) займы [13].

Политика Хамагути в отношении СССР также мало чем отличалась от политики Танака. Танака разжигал ан­тисоветские провокации в Маньчжурии, которые сыграли большую роль в возникновении советско-китайского кон­фликта на КВЖД в июле 1929 г. [14] Конфликт разразился через несколько дней после того, как к власти пришел ка­бинет минсэйто[15]. 

Кабинет Хамагути не принял никаких мер, чтобы оста­новить провокации мукденских властей, за политику кото­рых на КВЖД японское правительство несло ответствен­ность.

Когда после ликвидации советско-китайского конфлик­та за спекуляцию советской и иностранной валютой во Владивостоке в декабре 1930 г. было закрыто отделение японского Чосэн банка, японская буржуазная печать, поддерживаемая правительством, резко усилила клеветниче­скую антисоветскую пропаганду. Сидэхара, при всех его «мирных» заявлениях, повторявших положение о «негатив­ной» внешней политике, вел по существу такую же анти­советскую и антикитайскую политику, как генерал Танака.

Однако финансовая политика кабинета Хамагути от­личалась от того курса, которого придерживался пред­шествующий кабинет. Это объяснялось не только изме­нившейся обстановкой (прежде всего влиянием экономи­ческого кризиса), но главным образом тем, что полити­кой каждого из этих кабинетов руководили разные моно­полистические организации с конкурирующими промышленными и финансовыми интересами. Кабинет Хамагути начал осуществлять некоторое сокращение государствен­ных расходов и отменил запрещение вывоза золота за границу, которое было введено с 1917 г. и поддержива­лось ранее всеми кабинетами, включая кабинеты партии кэнсэйкай (1924—1927 гг.).

11 января 1930 г. вступило в силу распоряжение пра­вительства об отмене запрещения вывоза золота за гра­ницу, изданное 21 ноября 1929 г. Это мероприятие вызва­ло острые разногласия в правящем лагере. Партия сэйю­кай включила в свою программу требование о введении эмбарго на вывоз золота.

То обстоятельство, что сэйюкай настаивала на введе­нии эмбарго на золото, т. е. снижении валютного курса иены и, следовательно, на инфляции, явно вытекало из ин­тересов тех групп дзайбацу (Мицуи, Ясуда, Кухара), ко­торые финансировали партию сэйюкай или были связаны с ней.

Поддерживавший минсэйто концерн Мицубиси, боль­ше связанный с импортными операциями (сталь, цветные металлы для судостроения и военной промышленности), при падении курса иены терял на этих операциях и в си­лу этого не был заинтересован в установлении эмбарго на вывоз золота. Снижения зарплаты рабочим, к чему одинаково стремились все группы дзайбацу, Мицубиси достигал главным образом путем усиления капиталисти­ческой рационализации, используя проводимый прави­тельством жесткий режим экономии.

Имея в тяжелой и военной промышленности более прочные позиции, чем Мицуи и Ясуда, концерн Мицубиси мог рассчитывать на то, что при милитаризации экономи­ки он получит большие прибыли, даже если не будет ин­фляции. Военно-инфляционная конъюнктура лишь увеличивала шансы конкурентов Мицубиси, давая им возмож­ность строить новые предприятия тяжелой промышлен­ности и расширять старые.

Кабинет Хамагути объявил в октябре 1929 г. о сокра­щении жалованья государственным чиновникам. Это выз­вало протесты всей массы чиновников, включая и высших, и кабинет вскоре отказался от этого мероприятия [16]. В то же время правительство, как и дзайбацу, используя без­работицу, проводило на государственных предприятиях сокращение зарплаты рабочим, применяя для подавления стачечного движения полицейские и военные силы.

Бюджетная экономия, которую проводило правитель­ство, свелась к крайне незначительному сокращению рас­ходов. Так, например, расходный бюджет в 1773,6 млн. иен, принятый кабинетом Танака на 1929—1930 финансо­вый год, был сокращен новым кабинетом приблизительно на 5%. Наибольший процент сокращения падал на народ­ное образование (7%) и сельское хозяйство (свыше 10%).

Бюджеты последующих лет (1930—1931, 1931— 1932 гг.) при том же кабинете партии минсэйто также были несколько сокращены, однако удельный вес военных и военно-морских расходов в бюджетах не снижался. Тем не менее сокращение бюджетных расходов служило на­ряду с отменой эмбарго на вывоз золота одним из глав­ных пунктов нападок на кабинет минсэйто как со стороны сэйюкай, так и со стороны фашистских организаций, выдвигавших обвинение против партии минсэйто в искусственном ограничении развития военной промышленности и роста военных сил.

Выборы 1930 г.

Кабинет минсэйто пришел к власти, не имея большин­ства в парламенте, — лишняя, иллюстрация того, что даже внешние, показные формы буржуазного парламентаризма в Японии не соблюдались. Кабинет сэйюкай был свергнут, а кабинет минсэйто назначен в результате закулисных махинаций монархической бюрократии, выполнявшей волю финансовой олигархии. К «общественному мнению», к той ограниченной группе лиц, которая входила в парла­мент, даже не обратились, чтобы выяснить их отношение к смене кабинета [17].

Партия сэйюкай после ухода в отставку кабинета Та­нака, авторитет которого в партии сильно пошатнулся, переживала серьезный кризис. После смерти Танака ли­дером партии был избран Инукаи Ки, известный полити­кан, на протяжении длительной политической карьеры не раз менявший свою партийную ориентацию, но неизменно тесно связанный с финансовой олигархией.

Парламент, начавший деловую работу 21 января

г., был в тот же день распущен под предлогом того, что большинство в парламенте не отражает мнения на­рода [18].

Обе главные буржуазно-помещичьи партии выступили на выборах со своими программами, как всегда расплыв­чатыми, неопределенными, составленными с целью обмана избирателей. Главное отличие программ заключалось в том, что минсэйто выдвигала лозунги отмены эмбарго на вывоз золота, бюджетную экономию, сокращение государ­ственных займов, развитие промышленности путем капи­талистической рационализации, а сэйюкай выступала про­тив всего этого, требуя инфляции.

Выборами руководил министр внутренних дел Адати. Хотя правительство объявило, что в отличие от предыду­щих выборов, проведенных Танака, оно гарантирует «ува­жение к свободе слова», однако Адати, осущест­вивший через губернаторов полный контроль над выбора­ми, «путем давления, вмешательства, подкупа» [19], добил­ся решительной победы минсэйто: 273 места у партии минсэйто против 174 у партии сэйюкай[20].

Рабочие партии получили на выборах 1930 г. еще мень­ше мандатов, чем в 1928 г., — вместо 8—5. Основная при­чина этого заключалась в массовых полицейских репрес­сиях против левых рабочих организаций, арестах в 1928 и 1929 гг. лидеров КПЯ, роното и др. Аресты запугали оставшиеся на свободе колеблющиеся мелкобуржуазные слои, входившие в левые организации; полиция всячески препятствовала деятельности таких полулегальных орга­низаций, как дзэнкё.

Руководство партии сякай минсюто, все более и более скатываясь к открытой защите японского империализма, не выдвинуло ни одного антивоенного лозунга. Центрист­ская нихон тайсюто выставила лишь один и то не очень четко сформулированный лозунг о сокращении военных приготовлений. Только синроното — новая рабоче-кресть­янская партия — выдвинула лозунг противодействия импе­риалистической войне. В итоге выборов синроното получи­ла одно место в парламенте, обе другие рабочие партии — по два.

Лондонская морская конференция

Важным событием во внешнеполитической деятель­ности кабинета Хамагути явилось участие Японии в лон­донских переговорах 1930 г. по вопросам морских воору­жений.

Лондонская конференция о морском соглашении явля­лась непосредственным продолжением неудавшейся Же­невской конференции 1927 г., когда переговоры между США, Англией и Японией были прерваны и когда с особой ясностью и отчетливостью вскрылось усиление междуна­родных противоречий в капиталистическом лагере.

Экономический кризис 1929 г. привел к еще большему обострению империалистических противоречий. Англий­ское лейбористское правительство Макдональда, взявшее на себя инициативу созыва Лондонской морской конференции в 1930 г., считало необходимым, продемонстриро­вать перед народными массами, на плечи которых пала вся тяжесть кризиса, свой «пацифизм».

Япония приняла предложение Англии об участии r Лондонской морской конференции, и в конце ноября 1930 г. японская делегация, возглавляемая Вакацуки, с участием морского министра адмирала Такарабэ, выехала в Лондон.

Японская делегация получила директиву отстаивать соотношение крейсеров и эсминцев США, Англии и Япо­нии в пропорции 10:10:7, т. е. добиться увеличения для Японии тех норм, которые были приняты в Ва­шингтоне для линейных кораблей (10 : 10:6); по подвод­ному флоту японская делегация должна была добиться тоннажа в 78 тыс. тонн.

Японской делегации не удалось настоять на этом соот­ношении (10 : 10 : 7) для тяжелых крейсеров (10 тыс. т.). но зато она получила компенсацию по другим типам судов. Между японским делегатом Мацудайра и американским делегатом Ридом было достигнуто соглашение о соотно­шении японского и американского флотов, несколько отступавшем от тех инструкций, которые имела японская делегация по крейсерам в 10 тыс. т. [21] Зато Японии была предоставлена несколько большая норма по легким крей­серам и эсминцам. Япония добилась также паритета с США и Англией по подводному флоту. Это соглашение Мацудайра — Рид, достигнутое 10 марта 1930 г., вызвало раскол в японской делегации в Лондоне (против него вы­сказались все эксперты — военные) и в Токио, где против соглашения выступил морской штаб (адмиралы Като, Окада, Того, Суэцугу и др.) как не обеспечивающего якобы морской обороны страны. Несмотря на возражения шта­ба, премьер Хамагути дал распоряжение делегации в Лондоне принять соглашение Рид—Мацудайра, и 22 ап­реля Лондонский морской договор был подписан.

На открывшейся в те же дни 58-й чрезвычайной сессии парламента оппозиция (сэйюкай), солидаризируясь с япон­ской военщиной, демагогически обвиняла правительство штаба и императора как командующего всеми военными силами империи.

Вопрос об «узурпации» правительством прав военщины привел к ожесточенным столкновениям между различными кликами правящего лагеря 23.

Одновременно шло обсуждение в секретном порядке вопроса о «восполнении обороны»; в результате была со­гласована программа сооружения военных судов в преде­лах лимитов, установленных Лондонским договором, и, кроме того (и в этом особенно ярко проявилась лживая демагогия США, Англии и Японии о «разоружении»), программа предусматривала увеличение в 3 раза числен­ности морской авиации. Общая стоимость расходов на военный флот и морскую авиацию значительно превысила «сбережения», полученные Японией от Лондонского договора.

Тем не менее внутренняя борьба привела к отставке некоторых недовольных лондонским соглашением руково­дителей флота, как-то; начальника морского штаба адми­рала Като Кандзи, его помощника Суэцугу Нобумаса, морского министра Такарабэ. С борьбой правящих клик по этому вопросу было связано и покушение на убийство Хамагути (14 ноября 1930 г.), в результате которого он из-за тяжелого ранения не приступал к исполнению своих обязанностей премьера [22].

Внутренняя политика, усиление активности фашистских организаций

Обострение классовой борьбы, рост рабочего я кресть­янского движения в результате экономического кризиса, антивоенные настроения народных масс заставляли каби­нет минсэйто прибегать к некоторой маскировке своей реакционной политики.

С этой целью правительство разработало законопроект о профсоюзах, об избирательных правах женщин, законо­проекты о социальном страховании рабочих при несчаст­ных случаях. Однако эти правительственные законопроек­ты настолько явно не удовлетворяли даже минимальных требований рабочих, что даже представители сякай минсю­то и нихон тайсюто были вынуждены выступить с проте­стами против них.

Одновременно борьба между различными кликами пра­вящего лагеря обострялась. В парламенте разыгрывались форменные драки с увечьями, ранениями депутатов и т. д.

Наиболее серьезные разногласия в правящем лагере продолжали вызывать финансовая политика правитель­ства и, в частности, вопрос о снятии эмбарго на вывоз зо­лота. Эти разногласия порождались в основном конкурент­ной борьбой крупных монополистических концернов, имевших взаимно сталкивающиеся интересы.

Острота борьбы в правящем лагере достигла такой сте­пени, что даже те правительственные законопроекты, которые отвечали интересам всей финансовой олигархии, встречали демагогические протесты оппозиции. В такой обстановке, например, проходили в парламенте законо­проекты правительства о контроле над важными отрасля­ми промышленности (о картелизации), об экспортных гильдиях[23]. По существу кабинет проводил те самые мероприятия, которые в дальнейшем стали основой поли­тики кабинетов сэйюкай и военно-фашистских кругов. Законопроект о картелях предусматривал обязательные соглашения между крупными фирмами, придав этим со­глашениям официальный характер. Соглашения должны были предусматривать ограничение производства, распре­деление производственных квот между крупными фирма­ми, контроль над распределением, установление цен. Закон был принят в 1931 г. сроком на 5 лет, а в 1936 г. продлен еще на 5 лет. Новый закон отвечал интересам крупных монополий, давая им легальную возможность уничтожения или подчинения промышленников-конкурентов, не подчиненных еще монополиям. И тем не менее, когда законопроект о картелях был в начале 1931 г. внесен правительством в парламент, сэйюкай демагоги­чески обвиняла кабинет, что он ограничивает свободу частной инициативы, проводит слишком жесткую рацио­нализацию промышленности и т. д.

В апреле 1931 г., когда выяснилось, что Хамагути не вернется к исполнению своих обязанностей, кабинет по­дал в отставку. Премьером был назначен избранный вместо Хамагути лидером минсэйто Вакацуки Рэйдзиро.

Экономический кризис привел к разорению или ухуд­шению материального положения значительного числа мелких и средних промышленников и торговцев, части мелких помещиков и кулачества. Монополистические кон­церны, используя кризис, стремились уничтожить всякую конкуренцию мелкой и средней промышленности, всемер­но способствовали разорению владельцев этих предприя­тий. Между тем как раз из представителей мелких поме­щиков, мелкой и средней буржуазии, кулачества в после­военные годы во все большей мере комплектовались офицерские кадры японской армии и флота.

Недовольство этих слоев, их враждебность к крупному монополистическому капиталу, доведшему их до разоре­ния, находили известное отражение в некоторых кругах офицерства, толкали их на выступления против «партий­ных» кабинетов и парламента, о которых открыто говори­лось, что они являются орудием монополистического капитала.

Большое значение для усиления антиправительствен­ной агитации фашистских организаций имели планы реор­ганизации армии, которые подготовлялись кабинетом минсэйто. Эти планы имели целью еще большее техническое оснащение японской армии, ее модернизацию. Пра­вительство вело ту же подготовку к агрессии, которую пропагандировали фашистские организации. План реорга­низации включал также создание постоянной армии в Маньчжурии, переброску одной дивизии из метрополии в Корею, усиление авиации, зенитной артиллерии, танко­вых и авиачастей [24]. Сокращения расходов на армию эта реорганизация не предусматривала [25].

Однако возможность некоторого сокращения офицер­ского состава пехотных частей с целью увеличения числа летчиков, танкистов и других специалистов в армии давала пищу для усиления антиправительственной демаго­гии со стороны военно-фашистских организаций, которая поддерживалась сэйюкай.

Сокращение на 20% жалованья чиновникам, получав­шим свыше 100 иен в месяц, также вызвало озлобление весьма многочисленной средней и мелкой бюрократии; ее представители вступали в члены фашистских органи­заций или создавали самостоятельные фашистские организации.

К числу наиболее агрессивных фашистских клик военщины принадлежало «молодое офицерство», возглав­лявшееся генералами Араки, Мадзаки, Муто, теми генера­лами, которые не принадлежали к старому, клановому генералитету и еще не успели установить прочных отно­шений с основной группой финансовой олигархии. Они стали рупором так называемых новых концернов Кухара, Накадзима и др.

Однако первые военно-фашистские заговоры были организованы военными представителями, давно и тесно связанными с минсэйто, что подтверждало наличие фаши­стских группировок и в этой партии.

Еще в марте 1931 г. полицией был раскрыт заговор военных, в котором участвовали генералы Угаки и Мина­ми [26]. Заговорщики собирались произвести государствен­ный переворот, установить военную диктатуру и начать захват Маньчжурии. Заговорщики не были наказаны, со­общений о заговоре в прессе не было м.

Один из руководителей заговора — Минами стал в ап­реле 1931 г. военным министром, сменив на этом посту Угаки. В октябре — ноябре того же года были раскрыты два новых военных заговора. Один из них подготовлялся той же группой, что и мартовский, другой — «араксистами».

Отсутствие существенных расхождений между прави­тельством и фашиствующей оппозицией наиболее ярко от­разилось в политике осуществления внешней агрессии.

Подготовка к захвату японским империализмом Маньчжурии

Подготовка к захвату северо-восточных провинций Китая и самый захват Маньчжурии (ныне — Дунбэй) был осуществлен кабинетом минсэйто. Утверждения буржуаз­ной историографии, включая японскую, о том, что прави­тельство Вакацуки якобы не было причастно к захвату Маньчжурии, что он был осуществлен военными властями без санкции правительства, являются беспочвенными, ни на чем не основанными [27].

Распространение версии о самочинных действиях военщины — это обычная, «освященная» историей тактика японской дипломатии. Так было в 1894 г., когда капитан Того, якобы без санкции японского правительства, напал на транспорт с китайскими войсками без объявления вой­ны. Так было и в 1904 г., когда тот же Того, в чине уже вице-адмирала, опять же якобы без санкции японского правительства, вероломно напал на русский флот в Порт- Артуре — и на этот раз без объявления войны. Полная поддержка японской дипломатией всех действий военщины в Маньчжурии, тактика обмана, которую эта дипломатия применяла в Лиге Наций для обеспечения дальнейшего продвижения японских войск в Маньчжурии, является так­же убедительным опровержением «невиновности» япон­ского правительства в захвате Маньчжурии. Наконец, политика в Китае, которая проводилась империалистиче­ской Японией под прикрытием лживых «миролюбивых» фраз накануне оккупации Маньчжурии, показывает, что захват Маньчжурии планомерно подготовлялся правящи­ми кругами Японии.

Международная обстановка, сложившаяся в 1930— 1931 гг. в результате экономического кризиса в капитали­стических странах, оказалась благоприятной для японской агрессии. Обострение межимпериалистических противоре­чий усилило стремление разрешить эти противоречия за счет Советского Союза. Бурный экономический подъем и рост международного значения СССР, ярко отразившиеся в принятии и осуществлении первого пятилетнего плана (1929—1933), на фоне упадка, застоя в капиталистическом лагере, вызывали тревогу и опасения среди реакционных кругов всех империалистических держав.

Революционное движение в Китае и его успехи также вызывали острую ненависть всей международной реак­ции.           

Усиление позиций американского империализма в Ки­тае после установления господства гоминдановцев, нашло некоторое отражение и в Маньчжурии, которую японские капиталисты всегда 'рассматривали как свою «сферу влия­ния». Кабинет минсэйто подвергался поэтому беспрестан­ным нападкам в парламенте за «слабость и нерешительно­сть» его политики в Маньчжурии. Ему бросались упреки в том, что японцы якобы лишены возможности вести в

Маньчжурии какую-либо предпринимательскую деятельность, хотя японские монополии фактически являлись хозяевами в Маньчжурии. Упреки правительству сыпались по поводу положения в пограничном с Кореей районе Цзяньдао, где китайские власти, якобы «преследовали» корейцев и японцев.

Прикрываясь «миролюбивыми» заверениями, прави­тельство Вакацуки вступило в переговоры с Чжан Сюэляном, выдвинув требование прекратить строительство китайских железных дорог в Маньчжурии, параллельных ЮМЖД[28].

Захвату Маньчжурии предшествовал ряд провокаци­онных инцидентов. В начале июля 1931 г. в Маньчжурии был спровоцирован японцами так называемый Ваньбаошаньский инцидент (Ваньбаошань, деревня в 30 км к се­веру от Чанчуня) — столкновение между китайскими кре­стьянами и специально отобранными японскими властями корейскими переселенцами. Район Ваньбаошаня находил­ся даже вне полосы отчуждения ЮМЖД. Япония не име­ла никаких оснований ни для поселения там корейцев, ни тем более для того, чтобы держать там японскую жандар­мерию, которая обстреляла китайских крестьян, протесто­вавших против поселения корейцев в этом районе. Перего­воры об «урегулировании» этого инцидента тянулись до момента оккупации Маньчжурии.

Используя ваньбаошаньские события, японская бур­жуазная пресса подняла в Корее бешеную антикитайскую пропаганду. В течение 3—9 июля 1931 г. в Корее произо­шли инспирированные японцами китайские погромы, было убито 143 и ранено 343 китайца. Протесты китайского пра­вительства были оставлены кабинетом Вакацуки без ответа.      

В конце июля в японской прессе были опубликованы сообщения, что китайскими солдатами в районе Таонани (Маньчжурия) арестован и при попытке к бегству убит японский «геолого-разведчик» капитан Накамура [29]. Этот новый инцидент послужил одним из главных предлогов для самой разнузданной демагогической кампании против Китая, поднятой японской буржуазной прессой.

Положение в компартии и борьба КПЯ против подготовки империалистической войны

6 июля 1931 г. Коммунистическая партия Японии, как уже указывалось, выступила с обращением к народу, пре­дупреждая о подготовляемой японскими империалистами агрессии против Китая и СССР.

Ваньбаошаньский инцидент и другие японские прово­кации в Маньчжурии и Корее являлись тревожным симп­томом подготовки японским правительством агрессивной акции против Китая и СССР [30]. Воззвание КПЯ послужи­ло призывом к усилению антиимпериалистического дви­жения в Японии. Кабинет Вакацуки, подготавливая вой­ну, обрушил новые репрессии на рабочее движение, на КПЯ- После ряда судебных процессов в различных про­винциальных городах Японии над арестованными в марте 1928 и апреле 1929 г. коммунистами [31] в июле 1931 г. был организован процесс над 43 членами ЦК КПЯ и Токий­ской организации. На процессе выступал один из обви­няемых, член ЦК Коммунистической партии Японии, Итикава Сёити, изложивший всю историю героической борьбы японских коммунистов с момента создания партии. Каждый из выступавших на процессе коммунистов гово­рил по заранее намеченному вопросу. Обвиняемые исполь­зовали процесс для яркой и убедительной пропаганды идей и задач КПЯ. Японская реакция жесточайшим образом расправилась с основателями и крупнейшими деятелями КПЯ, приговорив их к пожизненному заключению. КПЯ во время процесса организовала народное движение протеста против суда,

Однако аресты испытанных руководителей КПЯ, за­мена их новыми лицами не могли пройти бесследно и послужили одной из важных причин, вызвавших некоторые ошибки в программных установках партии.

В середине 1931 г. ЦК КПЯ опубликовал «проект политических тезисов». Хотя этот проект был подвергнут дискуссии в партии и партийной печати, насколько это было возможно в условиях нелегального существования партии, в нем все же были допущены серьезные ошибки. Эти ошибки, как признал впоследствии ЦК КПЯ, заклю­чались прежде всего в неправильной оценке предстоящей в Японии революции как пролетарской революции с боль­шим объемом буржуазно-демократических задач, тогда как для Японии, где сильны феодальные пережитки, осо­бенно в деревне, речь должна была идти о буржуазно-де­мократической революции с тенденцией форсированного ее перерастания в революцию социалистическую.

ЦК КПЯ в воззвании «К десятилетию создания Ком­мунистической партии» (15 июля 1932 г.) и в обращении к Исполкому Коминтерна признал ошибки, указанные в тезисах Западноевропейского бюро ИККИ «О положе­нии в Японии и о задачах японской коммунистической партии». ЦК КПЯ осудил свою прежнюю позицию в этом вопросе и принял новую установку, соответствующую об­щей генеральной линии Коммунистической партии Япо­нии, которую она отстаивала многие годы с необыкновен­ным мужеством и преданностью японскому трудовому на­роду 43.

В августе и сентябре 1931 г', были вновь проведены массовые аресты среди коммунистов и рабочих (около 1500 арестованных).

Оккупация Маньчжурии

Опасность агрессивной войны империалистической Японии против Китая с каждым днем нарастала. Японская буржуазная пресса открыто требовала разрешения японо-китайских противоречий путем применения военной силы [32].

В ночь с 18 на 19 сентября, провокационно обвинив китайцев в разрушении полотна железной дороги близ Мукдена, японские войска подвергли жестокому обстрелу китайские казармы и арсенал. К утру 19 сентября япон­ские войска захватили Мукден и почти все крупные го­рода на ЮМЖД (Чанчунь, Куанчэнцзы, Фушунь, Ляоян и др.). В течение сентября — декабря 1931 г. японские войска, не встречая какого-либо сопротивления со стороны войск Чжан Сюэ-ляна[33], заняли большую часть Маньчжу­рии, пересекли линию КВЖД у Цицикара (18—19 нояб­ря) и начали продвигаться к Большому Хингану и Барге. В конце 1931 г. началось наступление японских войск на крайний юг Маньчжурии — гор. Цзиньчжоу. Одновремен­но японские военные суда стали прибывать в Шанхай, создавая угрозу вторжения в бассейн Янцзы (октябрь); в Тяньцзине переодетые в штатское платье японские сол­даты нападали на китайскую полицию и население (ноябрь). В самой Маньчжурии японская разведка инспи­рировала «движение за независимость». Японское вторжение в Китай произошло при кабине­те Вакацуки и министре иностранных дел Сидэхара, «апо­столе» так называемой негативной, якобы неагрессивной политики.           

«Миролюбивые» заявления Сидэхара были рассчита­ны на обман общественного мнения Японии и других стран. Эти же цели преследовало и заявление японского правительства от 19 сентября 1931 г. о том, что «инци­дент в Маньчжурии» должен быть приостановлен. В дей­ствительности японские войска продолжали захватывать все .новые и новые китайские города. Военщина высказы­вала свое мнение более откровенно, чем японская дипло­матия или политические партии буржуазно-помещичьего блока, вынужденные считаться со своими избирателями. Однако по существу позиции разных группировок правя­щего лагеря в данном вопросе были одинаковыми [34].

Передовые демократические круги Японии сразу же дали правильную политическую оценку агрессивных дей­ствий японского империализма против Китая.

19 сентября 1931 г., на следующий день после втор­жения японской армии в Маньчжурию, ЦК КПЯ выступил с воззванием, в котором разоблачались планы японского империализма:

«На Маньчжурию, на революционный Китай, затем на Советский Союз — таков маршрут японского империализ­ма, застрельщика реакции на Дальнем Востоке». Воззва­ние выдвинуло лозунги: «Товарищи рабочие, крестьяне и солдаты! Заключайте союз с китайскими рабочими и кре­стьянами и поднимайтесь на борьбу во имя революцион­ной солидарности! Требуйте немедленного вывода армии из Мукдена и всех занятых местностей! Требуйте немед­ленного отозвания японской армии и военных судов из Китая и Маньчжурии! Не перевозите ни одного солдата! Сопротивляйтесь всем военным действиям японского империализма и китайской реакции! Боритесь с опасностью новой империалистической войны! На защиту СССР!»

Вторжение японских войск в Маньчжурию усилило враждебный характер политики Японии и в отношении СССР. Еще накануне оккупации Маньчжурии, в 1930— 1931 гг., в Японии резко обострилась антисоветская про­паганда, инспирированная главным образом фашистскими организациями и реакционными политическими партиями, а также акционерами рыбопромышленных компаний, требовавшими все новых и новых льгот при оплате аренды рыболовных участков. 16 марта 1931 г. было про­изведено покушение на торгпреда СССР в Токио. Совет­ское правительство заявило решительный протест против антисоветской кампании в Японии. Преступник, покушав­шийся на советского представителя, был приговорен к смехотворному наказанию — 1 ‘/г годам тюрьмы. Анти­советская кампания не; утихла и после того, как 26 апреля

г. в результате длительных переговоров было достиг­нуто соглашение о льготной оплате японскими рыбопро­мышленниками причитающихся с них платежей.

После оккупации Маньчжурии антисоветская кампания приобрела еще более разнузданный характер. В конце октября 1931 г. японский посол Хирота обратился в НКИД СССР с заявлением о том, что ходят слухи о помощи, яко­бы оказываемой СССР китайским войскам в Маньчжурии против Японии. НКИД отверг эти измышления. В ответе было сказано, что СССР «уважает международные дого­воры, заключенные с Китаем, ...и считает, что политика военной оккупации, проводимая хотя бы под видом так называемой помощи, несовместима с мирной политикой СССР и интересами всеобщего мира» [35].

Таким образом, нота осуждала японскую оккупа­цию.

Правительственный кризис (декабрь 1931 г.).

Обострение классовой борьбы и фашистский путч 15 мая 1932 г.

Несмотря на то, что кабинет Вакацуки активно прово­дил агрессивный внешнеполитический курс, оппозицион­ные группировки правящего лагеря — партия сэйюкай и различные фашистские организации, в первую очередь во­енные, вели ожесточенную кампанию против кабинета,. Вся оппозиция в правящем лагере, независимо от того, принадлежала ли она к парламентским партиям или к открыто фашистским организациям, требовала ухода в отставку Вакацуки. Внутри оппозиции были лишь разно­гласия о том, каким должен быть будущий кабинет. Ру­ководство сэйюкай настаивало на сэйюкаевском кабинете; как в сэйюкай, так и в минсэйто были группировки, стре­мившиеся к созданию коалиционного кабинета; откровен­но фашистские организации требовали ликвидации «пар­тийной политики» и образования «надпартийных», «на­циональных» кабинетов.

Демагогия военщины и других фашистских организа­ций находила известную поддержку в кругах средней и мелкой буржуазии, ибо скандальные разоблачения небы­валой коррупции лидеров буржуазно-помещичьих парла­ментских партий и членов кабинета буквально не сходили со столбцов прессы.

Непосредственным поводом к отставке кабинета Вака­цуки в декабре 1931 г. послужила борьба внутри партии минсэйто. Лидер фашистского крыла партии Адати, кото­рого поддерживали Накано Сэйго, Томита, Мацуда, Мики и др., в течение длительного времени вел переговоры с Кухара, видным руководителем сэйюкай, о создании коа­лиционного кабинета [36]. Однако предложение Адати — Кухара, направленное на усиление влияния «новых» кон­цернов, встретило сопротивление со стороны руководства минсэйто и сэйюкай, отражавших интересы основной груп­пы финансовой олигархии. Адати отказался выйти в от­ставку по требованию премьера, что повлекло за собой правительственный кризис. Вакацуки рассчитывал, что об­разование нового кабинета будет поручено снова ему же, что свидетельствовало о готовности партии минсэйто и дальше проводить ту агрессивную политику, которая была начата 18 сентября 1931 г.

В заявлении об уходе /кабинета Вакацуки сообщалось, что внутри страны он провел административные, фи­нансовые и налоговые реформы с целью укрепления фи­нансовой базы государства. Во внешней политике он за­ботливо руководил маньчжурскими событиями, уделяя большое внимание отношениям между'Японией и Лигой Наций[37].

На смену кабинету Вакацуки 13 декабря 1931 г. при­шел кабинет сэйюкай во главе с Инукаи Ки, военным ми­нистром стал генерал Араки, министром финансов — Та­кахаси.

В партии сэйюкай заметно усилилось влияние «новых» концернов Кухара, Накадзима, открыто выступавших за фашизацию страны. Тем не менее руководство партии все еще было в руках его прежних лидеров Инукаи, Судзуки, Мотидзуки и др., издавна связанных с Мицуи, Ясуда. При кратковременном правлении кабинета Инукаи деятель­ность фашистских организаций получила простор, пропа­ганда фашизма приобрела совершенно разнузданный характер.

Оккупация Маньчжурии привела к значительному обо­стрению классовой борьбы. Участились антивоенные вы­ступления, руководимые КПЯ. В сентябре 1931 г. ан­тивоенные митинги и демонстрации происходили не только в основных промышленных центрах (Токио, Осака), но и в префектурах Тояма, Аомори и др.; в октябре 1931 г. антивоенные демонстрации возникли при отправке солдат на фронт. Под лозунгом полной выплаты зарплаты моби­лизованным, приема их на работу при возвращении из армии на прежних условиях прошел ряд стачек, в том числе крупная стачка рабочих токийского метрополитена в марте 1932 г., руководимая революционным профсою­зом дзенкё и закончившаяся победой рабочих.

КПЯ удалось после оккупации Маньчжурии активизи­ровать свою деятельность в армии и во флоте, начатую еще в 1927—1928 гг. после реорганизации КПЯ. В отдель­ных воинских частях были созданы партийные ячейки[38].

В конце 1932 г. в военно-морских базах Йокосука и Курэ были произведены аресты и расстреляно несколько офицеров и матросов за создание коммунистических ячеек и по другим политическим причинам [39].           .

Газета «Сэкки», умело ведя антивоенную пропаганду, наглядно показывала влияние войны на ухудшение усло­вий труда японских рабочих, на снижение реальной зар­платы в связи с взятым правящими кругами курсом на инфляцию. Тем самым «Сэкки» оказывала серьезное вли­яние на забастовочное движение японских рабочих. На­ряду с выдвижением экономических требований, бастую­щие рабочие, все чаще выступали против войны.

Кабинет Инукаи в первый же день прихода к власти (13 декабря 1931 г.) ввел эмбарго на вывоз золота. Ва­лютный курс иены упал с 487/s доллара за 100 иен в 1931 г. до 28‘/в доллара в 1932 г., т. е. почти в два раза (средний курс за год). В связи с этим произошло повыше­ние цен при снижении зарплаты, уровень которой пони­жался уже в предшествующие годы в результате капи­талистической рационализации и экономического кри­зиса [40].

Одновременно резко ухудшилось положение японского крестьянства. Вследствие «еурожая 1931 г. начался .голод среди крестьян, цены на рис, сконцентрированный в руках помещиков, значительно повысились. Компартия Японии развернула кампанию за бесплатную выдачу риса; в де­ревнях создавались крестьянские комитеты и отряды са­мообороны. В некоторых префектурах (Нагано и др.) происходили крестьянские волнения. На сессию парламен­та, открывшуюся в марте 1932 г., были представлены мно­гочисленные петиции с десятками тысяч подписей с прось­бой о помощи деревне[41].

Лозунг «помощи деревне» играл важную роль в де­магогии фашистского офицерства, рассчитывавшего этим путем расширить свою социальную базу. Беспокойство пра­вящих классов о положении в деревне вызывалось опа­сениями перед растущим крестьянским движением и стремлением сохранить боеспособность рядового состава японской армии, состоявшего в основном из крестьян.

Японские коммунисты возглавляли движение за раз­дачу риса; в августе 1932 г. произошли массовые демон­страции вдов и сирот с требованиями раздачи риса из государственных складов по удешевленным ценам.

В воззвании ЦК КПЯ в июле 1932 г. говорилось; «Та­ким образом, всюду в стране возникают массовые бои за рис. Борьба за продажу правительством дешевого риса переходит в стадию массовой борьбы за бесплатное снаб­жение помещичьим рисом и насильственной борьбы за экспроприацию риса. В эти бои под лозунгом «дайте ри­са», энергично распространяемым нашей партией в мас­сах, вовлекаются все более широкие слои рабочих, безра­ботных, трудящейся бедноты города и деревни... Борьба трудового крестьянства за рис все теснее увязывается с боями за удешевление электричества, удобрений и семян, за аннулирование долгов, за отмену налогов. Коммунисты возглавляют все бои трудового крестьянства и энергично отстаивают его интересы. В этих боях трудовым крестья­нам помогают городские пролетарии» [42].

Лето 1932 г. было особенно тяжким для японских трудящихся города и деревни вследствие неурожая

г. (55 млн. коку вместо средних за пятилетие 80 млн.).

Резкое обострение классовой борьбы накануне и после оккупации Маньчжурии нашло отражение в росте фа­шистских организаций, усиленно создававшихся и укреп­лявшихся японской правящей верхушкой.

Еще при кабинете минсэйто произошло образование фашистской организации дай нихон сэйсанто (Вели­ко-японская производственная партия), инициатором создания которой выступили руководители кокурюкай — Утида Рёхэй и Тояма Мицуру [43]. Им удалось объе­динить несколько более мелких фашистских органи­заций-

Создание «Производственной партии», ставившей себе открыто фашистские цели, включая роспуск парламент­ских партий, происходило при открытом потворстве вла­стей.

Вскоре после покушения на Хамагути в 1930 г. со здается офицерское общество кэцумэйдан, которое в 1931г. организовало ряд террористических актов. Осно­вателем этого общества был буддийский священник Иноуэ Ниссё[44]. В начале 1932 г. было создано фашистское об­щество дзиммукай (Дзимму — легендарный первый импе­ратор Японии), организованное при участии крупного ка­питалиста Исихара[45].

Покровителями этих организаций выступали те или иные члены правительства: в правительстве минсэйто — министр внутренних дел Адати и военный министр Мина­ми, в кабинете сэйюкай — военный министр Араки.

Жесточайший, из года в год усиливающийся полицей­ский террор против левых рабочих организаций и особен­но против Коммунистической партии являлся ярким сви­детельством фашистского курса японских правящих клас­сов. В воззвании ЦК КПЯ к десятилетию партии указы­валось, что в 1928, 1929 и 1930 гг. было арестовано за коммунистическую работу свыше 10 000 человек. В 1931 и 1932 гг.. были вновь произведены массовые аресты комму­нистов и сочувствующих. 30 октября 1932 г. в один лишь день было арестовано 1400 человек, среди них много членов ЦК КПЯ. Члены ЦК Уэда Сигэки и Ивата Есимити — крупнейшие деятели демократического движения Японии — были убиты в полиции без суда [46]. Выдающийся писатель Кобаяси Такидзи[47] умер в феврале 1933 г. от пыток в тюрьме. Крупный японский историк-марксист, один из руководителей КПЯ, Норо Эйтаро умер в тюрьме от пыток в начале 1935 г., спустя два месяца после ареста[48].

Руководство правой сякай минсюто и некоторые руко­водители центристской роно тайсюто открыто поддержи­вали оккупацию Маньчжурии[49]. Уже на парламентских выборах в феврале 1932 г. сякай минсюто выбросила демагогический лозунг, полностью оправдывавший япон­скую агрессию,— «передать привилегии в Маньчжурии и Монголии японскому народу»[50]. Этот лозунг мало чем отличался от лозунгов фашистской военщины, также де­магогически выступавшей якобы против финансовых монополий, за создание в Маньчжурии «государства, в котором не было бы капиталистов». Другим лозунгом сякай минсюто было «строительство новой Японии на ос­нове единства императора и народа».

В 1932 г. в обеих социал-реформистских партиях про­изошел раскол и из каждой выделились открыто фашист­ские группы. В сякай минсюто руководящую роль в этом расколе сыграл ее генеральный секретарь Акамацу, ко­торый провозгласил еще в конце 1931 г. «принцип госу­дарственного социализма» (кокка сякайсюги) с выдви­жением на первый план преклонения перед японским монархическим строем. Руководство сякай минсюто, всемерно стремясь к сглаживанию разногласий с Акамацу и сохранению его открыто фашистской фракции в составе партии, официально придерживалось лозунга «противо­действия капитализму, коммунизму и фашизму». Распро­страняя клевету на коммунистов, сякай минсюто факти­чески не вела никакой борьбы против капитализма и фашизма. Тем не менее в апреле 1932 г. фракция Акамацу вышла из партии. Еще раньше вышла из партии группа национал-социалистов, возглавляемая Симонака. В мае 1932 г. Акамацу организовал фашистскую партию нихон кокка’сякайто (Японская государственная социали­стическая партия).

В роно тайсюто также произошел раскол.

Попытки объединения открыто фашистских группиро­вок, вышедших из обеих социалистических партий, не дали результатов главным образом из-за личных склок фашистских главарей. Вскоре после выхода открыто фашистских элементов партии сякай минсюто и дзэнкоку роно тайсюто, .которые и ранее под давлением низов не раз безуспешно пытались объединиться, слились в еди­ную правосоциалистическую партию сякай тайсюто [51].

Расширение агрессии в Китае (занятие Харбина на севере и Цзиньчжоу на юге Маньчжурии, нападение на Шанхай), создание, при содействии правящих кругов, новых фашистских организаций — все это способствовало активизации фашистских элементов.

Наиболее оголтелые фашисты из группы «молодого офицерства», широко финансировавшиеся представителя­ми «новых» концернов (Кухара, Накадзима и др.), орга­низовали несколько террористических актов против чле­нов правительства и основной группы финансовой олигар­хии.

9 февраля 1932 г. членом военно-фашистской органи­зации кэцумэйдан был убит бывший министр финансов, видный представитель финансовой олигархии Иноуэ Дзюноскэ. 5 марта был убит барон Дан Такума, управ­ляющий акционерной компанией Мицуи гомэй. Как выяс­нилось из допроса арестованных (руководителя кэцумэй­дан Иноуэ Ниссё и 13 других), общество намеревалось убить генро Сайондзи [52] и ряд других политических и фи­нансовых деятелей правящего лагеря.

15 мая 1932 г. офицерами армии и флота под руковод­ством того же общества кэцумэйдан был организован фашистский путч: был смертельно ранен премьер Инукаи, совершено нападение на полицейское управление, мини­стерство внутренних дел, Японский банк, банк Мицубиси, ЦК партии сэйюкай и т. д.

Убийцы распространяли листовки с демагогическими призывами бороться против финансовых клик, против парламентских партий, за «реставрацию Сева», т. е. за передачу власти фашистской военщине [53].

Фашистские террористы призывали к немедленной вой­не с СССР. Разногласия между этой фашистской группи­ровкой и правительством касались лишь вопроса о сроках развязывания войны против СССР. Правительство Ину­каи само всячески покровительствовало антисоветским высказываниям и активно подготавливало агрессивное нападение на Советский Союз[54]. Однако фашистская группировка правящего лагеря, стремясь сплотить вокруг себя все крайние реакционные элементы, выступала с систематическими нападками на правительство, обвиняя его в особенности в недостаточно быстрых темпах подго­товки к войне.

В японском правящем лагере не было существенных разногласий по основным вопросам политического курса. Несмотря на наличие в этом лагере соперничавших группировок, все они, в том числе и основная группа финан­совой олигархии (Мицуи, Мицубиси, Ясуда, Сумитомо), как и все буржуазно-помещичьи политические партии, против которых, казалось, был направлен огонь демаго­гии «молодого офицерства», рассматривали военщину как необходимый элемент в осуществлении курса фаши­зации и агрессии [55]. Это особенно ярко видно на примере сэйюкай. Потеряв своего лидера Инукаи, убитого фашиста­ми, сэйюкай настойчиво продолжала искать контакта с фашистской военщиной. Такую политику повели не только профашистские элементы в руководстве сэйюкай (Кухара, Накадзима), но и остальные деятели сэйюкай (Судзуки Кисабуро и др.), являвшиеся рупором Мицуи.

После правительственного кризиса, вызванного смертью Инукаи, сэйюкай и минсэйто рассчитывали составить коалиционный кабинет. Однако правящая олигархия сочла это нецелесообразным, взяв курс на ликвидацию тех ничтожных элементов буржуазного демократизма, которые нашли ранее отражение, в частности, в установле­нии системы парламентских кабинетов[56].

Составление нового правительства было поручено от­ставному адмиралу Сайто, образовавшему так называе­мый надпартийный или внепартийный «национальный» кабинет.

Отказ от «парламентских» кабинетов не обозначал сколько-нибудь существенного ослабления господства финансовой олигархии, которая имела множество других рычагов воздействия на государственную политику (пер­сональные связи с бюрократией, финансовое давление, подкуп и т. д.).

Адмирал Сайто включил в свой кабинет нескольких представителей обеих крупных парламентских партий, выдвинутых их лидерами. Однако решающими фигурам, в кабинете Сайто были представитель «старых» концер­нов, особенно тесно связанный с Ясуда, — министр финан­сов Такахаси Корэкё и ставленник «новых» концернов — военный министр Араки.

Агрессивная внешняя политика империалистической Японии в 1932—1933 гг.

Выход из Лиги Наций

Внешняя политика кабинетов Инукаи и Сайто продол­жала и расширяла агрессивный курс их предшественни­ков. Наступление на юг Маньчжурии в конце декабря 1931г. и нападение на Шанхай, начавшееся в январе

г., были всецело подготовлены кабинетом Вакацуки. Также еще при этом кабинете японская армия в середине ноября 1931 г. заняла важный центр Северной Маньчжу­рии — Цицикар[57]. Оккупация Маньчжурии японскими войсками являлась не только вооруженной агрессией против Китая, но и нарушением условий Портсмутского договора, подтвержденного японо-советской конвенцией 1925 г. По этому договору Япония не имела права вводить или держать в Маньчжурии (за исключением Квантун- ской арендованной области) войска, помимо небольшой охранной стражи на ЮМЖД. Продвижение японских войск на север Маньчжурии создавало непосредственную угрозу советским границам, не говоря уже о нарушении интересов СССР и Китая ввиду фактического захвата японскими войсками западной линии КВЖД.

Заняв в Конце 1931 г.— начале 1932 г. без боев район Цзиньчжоу на юге Маньчжурии [58], японские вооружен­ные силы, с целью расширения зоны захвата и чтобы принудить правительство Чан Кай-ши признать захват Маньчжурии, предприняли в конце января 1932 г. насту­пление на Шанхай, -создав там такие же провокационные инциденты, как и ранее под Мукденом, в Тяньцзине и т. д. Натолкнувшись в Шанхае на героическое сопротив­ление китайских рабочих и 19-й (Кантонской) армии, после боев, продолжавшихся свыше месяца[59], японские власти не добились никаких военных успехов. Опасаясь при расширении военных операций в Шанхае натолкнуть­ся на противодействие США и Англии, Япония начала переговоры о прекращении военных действий. Перегово­ры были закончены 5 мая 1932 г. подписанием соглаше­ния с Китаем [60].

Шанхайская авантюра сопровождалась зверским ис­треблением японцами мирного населения (особенно насе­ления рабочего предместья Чапэй), уничтожением куль­турных ценностей (университет в Шанхае и др.).

Агрессия в Маньчжурии и в Шанхае привела к значительному подъему антияпонского движения; в Маньчжу­рии возникли китайские партизанские части, главным образом из рабочих и крестьян. По всему Китаю ширил­ся бойкот японских товаров.

Однако японские империалисты продолжали военные действия в Маньчжурии и проводили спешные меропри­ятия по подготовке провозглашения «независимости» Маньчжурии. Японские правящие круги торопились, ожи­дая прибытия в Китай специальной комиссии Лиги На­ций (комиссия Литтона), созданной 10 декабря 1931 г., с тем чтобы поставить ее перед фактом захвата всей Маньчжурии японскими войсками и создания в Маньчжу­рии «самостоятельного» правительства. С такой же лихо­радочной поспешностью проводилась подготовка к превращению Маньчжурии в военный плацдарм для напа­дения на СССР. Это, по расчетам японской дипломатии, должно было обеспечить поддержку агрессивной полити­ки Японии со стороны других империалистических держав и прежде всего Англии и США. 5 февраля 1932 г. япон­цами был захвачен Харбин; КВЖД самочинно использо­валась для переброски японских войск. По наущению японских властей белогвардейцы произвели нападение на правление КВЖД в Харбине (апрель 1932 г.). В Корее и Маньчжурии быстрыми темпами проводилось железно­дорожное строительство, имевшее целыо создать прямое сообщение по корейско-маньчжурской магистрали для обеспечения скорейшей переброски японских войск к со­ветским границам [61].

марта 1932 г. в Маньчжурии было сфабриковано марионеточное «государство Маньчжоуго», во главе кото­рого японские империалисты поставили последнего уце­левшего отпрыска маньчжурской династии, свергнутой китайским народом в 1912 г., — Пу И. 15 сентября 1932 г. был подписан протокол между Японией и Маньчжоуго о японо-маньчжурском «военном союзе»; в протоколе было указано, что в Маньчжурии будут расположены японские войска. Было опубликовано также сообщение японского правительства о признании «государства Маньчжоуго» 75.

Несмотря на протест китайского правительства перед державами, подписавшими Вашингтонский договор девя­ти держав, и перед Лигой Наций, новый акт японской агрессии фактически не обсуждался Лигой.

Доклад направленной Лигой Наций в Маньчжурию комиссии Литтона, в которой участвовали представители Англии, США, Франции, Германии и Италии, был соста­влен в исключительно благожелательном для японского агрессора духе. Комиссия признавала невозможным воз­врат к положению, существовавшему до начала японской оккупации Маньчжурии, и предлагала предоставить Маньчжурии автономию под номинальным суверенитетом Китая и с иностранными советниками, главным образом из японцев. Особые экономические интересы и права Япо­нии в Маньчжурии должны были быть обеспечены в дого­ворах, подлежавших заключению между Китаем и Япо­нией.

В то же время комиссия была вынуждена под давле­нием мирового общественного мнения признать факт японской агрессии в событиях 18 сентября 1931 г., а так­же отсутствие какого-либо действительного движения за «независимость» среди населения Маньчжурии и марионе­точный характер нового «государства». Комиссия в своем докладе не упомянула о жестоких репрессиях японской оккупационной армии, направленных против китайцев, стремившихся поставить в известность комиссию о действительном положении в Маньчжурии, созданном окку­пантами. Комиссия также умолчала о бурном подъеме антияпонского движения, вызванном оккупацией Мань­чжурии.

Заключение комиссии, всемерно смягчавшее преступ­ления японского империализма, вызвало тем не менее противодействие Японии. Японское правительство цели­ком отвергало выводы доклада и настаивало на призна­нии Маньчжоуго.

(«Сборник документов по международной политике и между­народному праву», вып. IV, стр. 149—151.)

Стремясь заставить Китай и Лигу Наций признать захват Маньчжурии, японские империалисты предприняли новое военное наступление против Китая. В начале янва­ря 1933 г. японцами была инсценирована новая провока­ция в Шаньхайгуане[62], затем население города подверг­лось бомбардировке с моря, воздуха и суши. Захват Шаньхайгуаня послужил началом крупного японского на­ступления в Северном Китае в провинции Жэхэ и у прохо­дов Великой Китайской стены на территории провинции Хэбэй.

В течение 25 февраля — 3 марта 1933 г. японскими войсками почти без сопротивления со стороны китайских правительственных войск была занята вся провинция Жэхэ и затем .начаты бои за захват проходов Великой Китайской стены.

В те же месяцы при обсуждении доклада Литтона в «Комитете 19» Лиги Наций, несмотря на все попытки Ко­митета прийти к соглашению с Японией, вплоть до уста­новления в Маньчжурии самой широкой автономии (т. е. фактического отторжения Маньчжурии от Китая), Япо­ния упорно требовала признания Маньчжоуго. Отказ пленума Лиги Наций от признания Маньчжоуго привел к уходу Японии из Лиги Наций (27 марта 1933 г.)[63].

Выход Японии из Лиги Наций и последовавший за этим выход из Лиги Наций фашистской Германии знаме­новали обострение противоречий в капиталистическом мире. Несмотря на все содействие, которое оказывали японскому агрессору правящие круги США и Англии в расчете на то, что Япония нападет на СССР и направит свои усилия на подавление революционного движения в Китае, японский империализм в своей политике в Мань­чжурии и в других районах Китая (шанхайская операция и т. д.) наносил весьма существенный ущерб интересам Англии, США и Франции в Китае, что привело к весьма серьезному обострению империалистических противоре­чий.

Особенно серьезную опасность японского агрессия представляла для Советского Союза. Поэтому СССР стал укреплять обороноспособность Дальневосточного края.

Агрессивная политика Японии против СССР

31 декабря 1931 г. при проезде через Москву Есидзава, назначенного министром иностранных дел в каби­нете Инукаи, Наркоминдел СССР предложил Японии заключить пакт о ненападении с СССР [64]. Спустя две не­дели советский посол в Токио, посетив премьера (12 янва­ря 1932 г.), просил его сообщить точку зрения японского правительства на предложение СССР. Через несколько дней (17 января) в японской прессе было опубликовано сообщение полуофициального характера о том, что совет­ское предложение о пакте о ненападении отвергнуто японским правительством, поскольку целесообразность такого пакта якобы находится под сомнением. Официаль­ный отказ от принятия советского предложения был дан с большим опозданием — 13 сентября 1932 г.[65]

Несмотря на отказ японского правительства от пакта

О ненападении, Наркоминдел СССР вторично в ноябре 1932г. поставил этот вопрос перед Мацуока, японским представителем в Лиге Наций.

СССР неизменно проводил на Дальнем Востоке, как и во всем мире, политику мира. Готовность СССР ока­зать поддержку Китаю, ставшему жертвой агрессии япон­ских империалистов, нашла свое отражение в согласии Советского правительства 12 декабря 1932 г. на восстановление прерванных в 1927 г. по вине реакционных правителей Китая дипломатических отношении между СССР и Китаем. На следующий же день представитель Министерства иностранных дел Японии в официальном заявлении резко враждебно отозвался о советско-китай­ском соглашении, как «препятствующем» усилиям Япо­нии «стабилизовать положение» (т. е. захватывать китай­скую территорию) на Дальнем Востоке.

В течение 1932 г. и начале 1933 г. японо-маньчжур­ские войска захватили перевалочную пристань КВЖД (июль 1932 г.) и совершили ряд других беззаконных дей­ствий на КВЖД (аресты и истязания советских служа­щих[66], постоянные налеты на дорогу хунхузов, подстре­каемых японцами, и т. д.).

Ввиду того, что из-за подобных беззаконных действий Японии на КВЖД затруднялась и приостанавливалась работа железной дороги и учащались конфликты между СССР и Японией, Советское правительство, проводя поли­тику мира и стремясь ликвидировать сложившуюся чрез­вычайно напряженную обстановку, предложило Японии (2 мая 1933 г.) продать ей КВЖД. Переговоры о прода­же КВЖД были начаты 26 июня 1933 г. Однако япон­ские власти не прекращали провокационных действий на КВЖД, отказываясь от оплаты военных перевозок, пре­рывая сообщение на железной дороге на границах Мань­чжурии и СССР, пытаясь насильственно захватить кон­троль над КВЖД и т. д., в расчете заставить СССР отка­заться от дороги и получить ее бесплатно.

Внутренняя политика кабинета Сайто (1933—1934 гг.)

При некотором спаде трудовых конфликтов и стачек в 1933—1934 гг. по сравнению с предшествующими года­ми82, главным образом из-за резко усилившихся полицей­ских репрессий83, острота классовой борьбы не умень­шилась. Увеличение числа мобилизованных в армию, не­который подъем военных отраслей промышленности при­вели к незначительному сокращению числа безработных. Увеличивавшаяся из года в год инфляция и все большее внедрение капиталистической рационализации в промы­шленность вели неуклонно к ухудшению положения тру­дящихся.

В тяжелых условиях подполья японские коммунисты продолжали вести работу среди рабочих, крестьян, в армии и флоте. Орган Коммунистической партии «Сэкки» разоблачал агрессивную политику господствующих клас­сов, подготовку японским правительством новой войны, антисоветские планы и махинации японских империали­стов, попытки захвата КВЖД и т. д. Используя любое военное мероприятие, проводимое правящим лагерем, — сборы денег с трудящегося населения и сверхурочные ра­боты на «оборону», военные и противовоздушные манев­ры, — «Сэкки» разоблачала эти мероприятия как подго­товку агрессивной войны 84.

В борьбе японских рабочих за улучшение их экономи­ческого положения, как уже говорилось, нередко выдви­гались требования, носившие антивоенный характер, как-то: уплата жалованья мобилизованным, обеспечение се­мей солдат и т. д. В деревне японские коммунисты также вели антивоенную пропаганду, связывая ее с повседнев­ными нуждами крестьянских масс[67].

82 «Нихон родо нэнкан», 1935, стр. 217 и сл.

Г оды ,

Трудовые конфликты.

и в том числе стачки

Число участников трудовых конфликтов (В тыс.)

1932

2217

893

123,3

1933

1897

610

116,7

1934

1915

626

120,3

В течение 1933 г. было арестовано свыше 8 тыс. коммунистов, революционных рабочих, крестьян, студентов и учителей, Главный прокурор по идеологическим делам Хирота заявил, что с 1928 г. по 1933 г. число арестованных членов КПЯ и ее сторонников составляло 40 000 человек (из речи Окано на VII конгрессе Коминтерна).

По поводу кампании, поднятой буржуазной прессой за сбор денег и сверхурочные работы на войну, «Сэкки» писала: «Мы против войны, пусть жертвуют капиталисты», «Мы против военного бюдже­та в 2 с лишним миллиарда», «Требуем повышения зарплаты на 50%, 100% надбавки за сверхурочные часы, полного обеспечения солдат­ских семей».

Помимо этого япон­ские коммунисты, преодолевая полицейские запреты и преследования, организовали антивоенные демонстрации. Несмотря на новые массовые аресты в июне — июле 1932 г., они провели антивоенные демонстрации и митинги августа 1933 г.

Однако в условиях жесточайшего фашистского терро­ра. КПЯ не могла развернуть широкой систематической работы среди рабочих, крестьян и других трудящихся. Социал-шовинисты раскалывали ряды рабочих, стремясь толкнуть их отсталую часть на принятие демагогического лозунга о «построении социализма под руководством им­ператора». Лидеры сякай тайсюто открыто поддержива­ли реакционный и агрессивный курс правящих классов.

Репрессии в отношении деятелей демократического движения в 1933—1934 гг. усиливались. В феврале 1933 г. в префектуре Нагано было арестовано свыше 200 школьных учителей по обвинению в революционной деятельно­сти[68]. В феврале 1934 г. были запрещены правительством пролетарская ассоциация, руководившая движением за единство левых культурных сил, и другие прогрессивные объединения интеллигенции.

Большой вред наносила Японской коммунистической партии подрывная деятельность фракционеров.

Правительство Сайто проводило политику защиты интересов монополистического капитала. Это выразилось, в частности, в издании многочисленных законов, отражав­ших рост государственно-монополистических тенденций японского капитализма. Среди этих законов особого вни­мания заслуживает принятый парламентом в 1933 г. и введенный в действие в 1934 г. закон о создании полугосударственного объединения металлургических заводов — Нихон сэйтэцу. В это объединение вошли государствен­ные металлургические заводы в городе Явата и все крупные металлургические заводы, принадлежавшие различ­ным концернам [69]. Трест Нихон сэйтэцу подчинил своему управлению почти все производство чугуна в Японии и око­ло 50% выплавки стали. Все государственные дотации, которые шли ранее главным образом заводам Явата, после объединения стали распределяться между всеми предприятиями Нихон сэйтэцу в значительно увеличен­ном объеме. Выиграли от этого в первую очередь моно­полистические концерны, получившие дополнительные дотации и решающую роль в управлении Нихон сэйтэцу.

Целая серия законов о контроле над валютными опе­рациями, о защите торговли[70], о контроле над рисом[71] и т, п. передавала в руки правительства, главным обра­зом министерств финансов, торговли и промышленности, земледелия и лесов, во главе которых в первую очередь находились ставленники дзайбацу, функции экономиче­ского регулирования и контроля.

Усиление государственно-монополистических тенден­ций, означавшее дальнейшее подчинение государственного аппарата монополистическим концернам-, вело к неуклон­ному ухудшению положения трудящихся масс. Так, по закону о контроле над рисом, вступившему в силу в но­ябре 1933 г., правительство с декабря 1933 г. по февраль 1934 г. произвело большие закупки риса у крестьян; пос­ле февраля объем закупок стал падать. Все излишки риса у крестьян были скуплены правительством, и уже с апре­ля 1934 г. стал обнаруживаться недостаток риса у беднейших крестьян. Таким образом, крестьяне, продавшие рис осенью и зимой по низким ценам, весной и летом бы­ли вынуждены покупать его по высоким ценам. Это кон­статировали даже представители правительства и буржу­азной прессы [72].

Агрессия против Китая и подготовка к войне против СССР способствовали обогащению японских монополий. Это обеспечивало поддержку агрессивной политики со стороны всех фракций внутри правящего лагеря, хотя противоречия между соперничавшими капиталистически­ми группировками отнюдь не стали менее острыми. Военно-инфляционные факторы привели к временному оживлению конъюнктуры и дали возможность значитель­но увеличить прибыль буквально всем монополистиче­ским организациям[73]. Однако это оживление, главным образом военных отраслей промышленности, было весьма кратковременным.

В 1935 г. уже обнаружились признаки спада «дело­вой активности», несмотря на продолжавшийся рост ин­фляции и военных заказов.

Стоимость продукции промышленности уже в 1933 г. превыси­ла докризисный уровень:

Рост капиталов акционерных компаний в 1934 г. по сравнению с 1933 г. составил огромную цифру, свыше 1 млрд. иен, в два с лишним раза превысив рост капитала в докризисном 1929 г. по сравнению с 1928 г. Быстро росли обороты внешней торговли, кото­рые в 1934 г. также превысили докризисный 1929 г.

Внутренняя борьба в кабинете Сайто, отражавшая борьбу между основной группой финансовой олигархии и представителями «новых» концернов, закончилась по­бедой ведущих монополистических объединений — Ми­цуи, Мицубиси и др. В январе 1934 г. Араки Садао под предлогом болезни вышел в отставку; вместо него воен­ным министром был назначен генерал-лейтенант Хаяси, связанный с основной четверкой ведущих концернов и бюрократией. Выход в отставку Араки означал некото­рое временное поражение «молодого офицерства».          

В первой половине 1934 г. обнаружилось, что многие министры кабинета Сайто замешаны в разных спекуля­тивных комбинациях и взяточничестве. В связи с этим 3 июля 1934 г. кабинет Сайто подал в отставку.

Новое правительство было сформировано .отставным адмиралом Окада, По примеру своего предшественника Окада составил «внепартийный» кабинет. Министром фи­нансов после кратковременного пребывания на этом по­сту Фудзии был вновь назначен в ноябре 1934 г. Такаха­си. Его назначение было встречено крупной буржуазией весьма одобрительно. Главная причина заключалась в том, что финансовому миру Такахаси казался наиболее подходящей фигурой для борьбы против чрезмерных фи­нансовых притязаний со стороны военщины. Такахаси был призван охранять интересы банков. Рост военных бюджетов был, конечно, весьма выгоден крупной бур­жуазии, однако она предпочитала сама определять раз­меры бюджета, а не доверять это дело военщине. Поэто­му военно-фашистские круги («молодое офицерство») выражали свое недовольство назначением Такахаси.

Партия сэйюкай, в которой усиливалось влияние «но­вых» концернов (Кухара, Накадзима и др.) и крепли свя­зи с военно-фашистскими кругами, в последние месяцы деятельности кабинета Сайто все больше становилась в оппозицию кабинету, в то время как минсэйто активно его поддерживала. При формировании кабинета Окада минсэйто по предложению премьера направила в каби­нет двух своих видных членов (Матида и Мацуда). В кабинет вошли также по приглашению премьера три пред­ставителя сэйюкай (Токонами, Утида, Ямадзаки). Одна­ко сэйюкай потребовала ухода этих лиц из кабинета и, ввиду их отказа, исключила их из партии. Когда в каби­нет несколько позднее вошел Такахаси, сэйюкай пригро­зила и ему исключением из партии, однако не решилась осуществить эту угрозу в отношении старейшего члена партии, ее бывшего президента и вместе с тем видней­шего представителя финансовой олигархии. Тем не ме­нее сэйюкай продолжала свою тактику оппозиционной партии, рассчитывая создать сэйюкаевский кабинет в блоке с фашистской военщиной.

Внешняя политика Японии (1933—1935 гг.)

В 1933—1935 гг. между Японией и Англией велись переговоры об урегулировании их взаимоотношений на Дальнем Востоке. Японская буржуазная пресса неодно­кратно упоминала даже об англо-японском сближении и приводила проекты соглашений между Англией и Япо­нией [74].

21 февраля 1934 г., в связи с назначением нового япон­ского посла в Вашингтон, министр иностранных дел Хи- рота обратился с письмом к государственному секрета­рю США Хэллу, в котором указал на отсутствие каких-либо серьезных противоречий между государствами. Хэлл ответил Хирота в таком же духе [75].

Эти попытки к сближению между империалистически­ми конкурентами отражали общность их реакционных и агрессивных планов, направленных против СССР и де­мократического движения в Китае и других странах Дальнего Востока. Япония могла всегда рассчитывать на сочувствие и поддержку своих соперников в капитали­стическом лагере при осуществлении своей агрессивной политики против СССР и национально-освободительного движения в Китае. Несмотря на это, противоречия меж­ду Японией, Англией и США в эти годы не уменьшились, а увеличились, какими бы «дружественными» послания­ми ни обменивались эти стороны и как бы ни пытались они затушевать эти противоречия.

Острые противоречия возникли в связи с японским демпингом на внешних рынках. Демпинг начался вскоре после введения эмбарго на вывоз золота и последовавше­го в связи с этим обесценения японской иены. Конкурен­тоспособность японских товаров на внешних рынках рез­ко повысилась. Валюту, выручаемую от демпингового экспорта японских товаров, японское правительство использовало для закупки за границей стратегического сырья для тяжелой и военной промышленности.

 Японская внешняя торговля (в млн. иен).

Годы

Экспорт

Импорт

1929

2217

2389

1931

1 179

1 319

1932

1 457

1 525

1933

1 932

2 018

1934

2 258

2 400

1935

2 603

2618

1936

2 798

2 928

Хотя обесценение иены и без того давало японским товарам большие преимущества на внешних рынках, ибо японская валюта упала больше, чем валюта ее основных конкурен­тов (Англии в первую очередь) (Курс фунта стерлингов упал в 1932 г. до 61,8% его золотого паритета, а иены до 35,6%.), тем не менее, стремясь к еще большему увеличению демпингового экспорта, правительство давало широкие дотации экспортным ком­паниям.

Быстро увеличивался экспорт самых различных това­ров в страны капиталистического мира, вплоть до Запад­ной Европы. Особенно быстро рос экспорт японских хлоп­чатобумажных тканей, по размерам вывоза которых Япо­ния в 1935 г. обогнала даже Англию, прочно занимавшую в течение XIX и XX столетий первое место на мировом рынке этих тканей.

Вывоз хлопчатобумажных тканей в млрд. кв. ярдов: (Nippon: A Charted Survey, 1936)

Годы

Англия

Япония

1913

7,0

0,3

1929

3,7

1,8

1935

1,9

2,7

 

Японский демпинг привел к политическим осложнени­ям между Японией и целым рядом стран капиталистиче­ского мира. Вводились увеличенные таможенные пошли­ны на японские товары, количественные ограничения, а в отдельных случаях и полное запрещение японского им­порта (страны Латинской Америки, США, Филиппины, Индо-Китай и др.). Однако особенно серьезные осложне­ния вызвал японский демпинг во взаимоотношениях с Англией. Англо-японская торговая конкуренция была весьма острой и раньше, что объяснялось как известным сходством товарного состава экспорта обеих стран (тек­стиль, текстильные машины, электрооборудование и т. п..), так и тем, что японский экспорт дешевых товаров направ­лялся главным образом в колониальные и полуколониаль­ные страны, с низкой покупательной способностью насе­ления, а эти страны по преимуществу являлись либо колониями, либо полуколониями Англии. В 1932—1934 гг. англо-японская торговая конкуренция достигла чрезвы­чайной остроты. Почти во всех странах Британской импе­рии или зависимых от Англии странах были введены ограничения японского импорта (Малайя, Индонезия, Египет97, Австрия, Новая Зеландия и т. д.) или даже на некоторое время вовсе прекращалась торговля (Бри­танская Индия). Вывоз японских тканей в Египет достиг в 1934 г. 234 млн ярдов, превысив японский вывоз в Маньчжурию, Голландскую и Британскую Индию. Египет денонсировал торговый договор с Япо­нией.

Японское правительство ответило на эти мероприятия резким усилением антибританской пропаганды как й са­мой Японии, так и в английских колониях.

Важнейшей причиной обострения межимпериалисти­ческих противоречий на Дальнем Востоке явилась борь­ба между империалистическими державами за господство в Китае и на путях к нему.

апреля 1934 г. представитель японского министер­ства иностранных дел Амо выступил с заявлением о том, что Япония будет противодействовать любому коллектив­ному действию держав по оказанию Китаю финансовой или технической помощи и всякому снабжению Китая, оружием и военной техникой. В заявлении Амо говори­лось также, что Япония будет контролировать перегово­ры Китая с любой державой о финансах или торговле с тем, чтобы такие переговоры были «полезны Китаю и ми­ру на Дальнем Востоке»[76]. Эта циничная декларация, получившая наименование «21 требование в новом изда­нии», была подтверждена в нотах правительствам Ан­глии, США и Франции.

Декларация Амо вызвала протест Китая, указав­шего, что заявление подтверждает агрессивные планы Японии и что как раз японская политика привела к на­рушению мира на Дальнем Востоке.

Официальная реакция в Англии и США была весьма сдержанной. В действительности же претензии Японии на монопольное господство в Китае не могли не приве­сти к усилению противоречий с Англией и США. Это об­стоятельство не замедлило сказаться на ходе предвари­тельных переговоров между Японией, Англией и США о предстоящей в 1935 г. конференции о морских воору­жениях, предусмотренной Вашингтонским договором 1922 г. и Лондонским 1930 г. Предварительные перегово­ры были начаты в июне 1934 г. в Лондоне, возобновлены в октябре того же года и прерваны в декабре. Причиной провала переговоров явилось требование Японии об уста­новлении паритета ее морских вооружений с Англией и США и отказ этих государств согласиться удовлетво­рить подобное требование[77].

Через две недели после прекращения предваритель­ных переговоров в Лондоне японское правительство официально известило США (29 декабря 1934 г.) об от­казе от Вашингтонского договора об ограничении мор­ских вооружений с момента окончания его срока 31 де­кабря 1936 г. [78]

На Лондонской морской конференции, начавшейся спустя год (9 декабря 1935 г.), позиция Японии не изме­нилась. Японская делегация заявила, что она покидает конференцию, под тем предлогом, что японское предло­жение о сокращении вооружений не может получить под­держки на конференции [79]. Фактически, как и год на­зад, Япония натолкнулась на отказ Англии и США признать ее паритет. К новому Лондонскому договору Япония не присоединилась и, полностью засекретив свое военно-морское строительство, резко усилила свои мор­ские вооружения. США и Англия не замедлили ответить тем же.

В 1933—1935 гг. Япония не прекращала, а, наоборот, усиливала, используя попустительство США и Англии, стремившихся направить японский империализм против СССР, свою агрессию в Северном Китае. Добившись в результате предательства лидеров гоминдана соглашения в Тангу (31 мая 1933 г.), по которому северо-восточная часть провинции Хэбэй объявлялась демилитаризованной зоной (т. е. зоной, из которой должны эвакуироваться китайские войска) [80], японские войска утвердились не только в Маньчжурии, но и в прилегающих районах Се­верного Китая. Японские агенты инспирировали «автономистское движение» во Внутренней Монголии. В конце 1934г. начался захват японскими войсками провинции Чахар.

Однако японская агрессия встречала все более креп­нувшее сопротивление со стороны китайского народа. В Маньчжурии росло партизанское движение китайских рабочих и крестьян, которые оказывали все более реши­тельное сопротивление японским агрессорам шз. Даже по официальным японским данным только за три года — с сентября 1931 г. по октябрь 1934 г. — японцами было проведено 1950 карательных экспедиций против парти­занских отрядов [81].

марта 1934 г. японцы объявили Пу И, числившегося правителем Маньчжурии, императором, а «Маньчжоуго» (Маньчжурское государство) переименовали в Мань- чжоудиго (Маньчжурскую империю). В конце 1934 г. в Токио было создано Бюро по маньчжурским делам под председательством премьера. Фактически бюро оказалось в подчинении военных-властей и в новую японскую коло­нию — Маньчжурию устремились в основном «новые» концерны.

В мае 1935 г. вновь началось наступление японских войск в демилитаризованной зоне провинции Хэбэй, под лживым предлогом поддержки китайскими властями пар­тизан, боровшихся против японских агрессоров. Созда­лась угроза захвата японцами Пекина и Тяньцзиня. Со­глашение в Тангу было нарушено японцами.

9 июня 1935 г. между командующим японскими вой­сками в Тяньцзине генералом Умедзу и военным минист­ром гоминдановского правительства Хэ Ин-цином было заключено секретное соглашение. По этому соглашению гоминдановские органы и почти все китайские войска подлежали эвакуации из всей провинции Хэбэй, а по всему Китаю запрещалась антияпонская агитация[82]. Аналогичное соглашение было заключено в конце июня по поводу провинции Чахар (эвакуация китайских войск и т. п.).

Опьяненные временными успехами своей агрессивной политики в Китае, в значительной мере обусловленными предательским антинациональным курсом гоминдана, японские империалисты разработали план «урегулирования» японо-китайских отношений на основе так назы­ваемых трех принципов Хирота: признание Китаем Мань­чжоуго, совместное подавление Китаем и Японией ком­мунизма в Китае и других странах Восточной Азии и прекращение в Китае всякой антияпонской деятельности и пропаганды [83]. Одновременно японское командование инсценировало автономистское движение за отделение пяти северных провинций Китая с целью превращения их в марионеточное государство.

Агрессивная политика японского империализма, нахо­дившая поддержку как со стороны других империалисти­ческих держав, так и со стороны антинародного гоминда­новского правительства, встретила отпор со стороны ки­тайского народа, руководимого китайской компартией. Еще в августе 1935 г. руководство китайской Коммунистической партии обратилось с воззванием к китайскому народу о новой политике объединения всего китайского народа для сопротивления Японии. Под давлением расту­щего антияпонского движения гоминдановское правитель­ство вынуждено было дать отставку наиболее видному японскому агенту Ван Цзинвэю. 9 декабря 1935 г. сту­денты пекинских университетов, поддержанные рабочими и солдатами, организовали мощную антияпонскую демон­страцию. Вскоре такие же демонстрации состоялись в других крупных центрах Китая. Это народное движение сорвало японские захватнические планы в отношении пяти северных провинций [84].

Агрессия Японии против СССР и МНР

Начавшиеся 26 июня 1933 г. в Токио переговоры о продаже КВЖД продолжались почти два года. Только 23 марта 1935 г. было заключено соглашение об уступке прав СССР на КВЖД. Стремясь избегнуть непрекращавшихся конфликтов на КВЖД и добиться установления мирных отношений с Японией, Советское правительство согласилось на незначительную сумму оплаты за дорогу (140 млн. иен). Договором были обеспечены интересы служащих, советских граждан, которые будут уволены с дороги или сами пожелают оставить службу [85]. Однако как во время переговоров, так и вскоре после завершения их японские империалисты продолжали свою агрессивную политику против СССР.

В течение сентября 1933 г. японские власти производи­ли неслыханные беззакония на КВЖД — разрушения пу­ти, обстрелы поездов, аресты советских служащих и рабо­чих. В октябре 1933 г. белогвардейцы и японо-маньчжур­ские части делали неоднократные попытки нарушить советскую границу, что вызвало ряд серьезных погранич­ных конфликтов. 9 октября 1933 г. ТАСС опубликовал четыре документа, с несомненностью устанавливавшие, что аресты советских граждан на КВЖД и другие беззакония проводились по директивам японских властей (японского посла и командующего Квантунской армией) с целью оказать давление на токийские переговоры о продаже КВЖД [86].

Значительно усилилась провокационная деятельность японской агентуры в Хинганской провинции, во Внутрен­ней Монголии и в Синьцзяне, направленная на подготовку агрессивных действий против СССР и МНР. В силу этого 27 ноября 1934 г. между СССР и МНР было заключено джентльменское соглашение, предусматривавшее взаим­ную поддержку всеми мерами в деле предотвращения уг­розы военного нападения т.

С начала 1935 г. начались нарушения границ МНР значительными военными силами Маньчжоуго. Японо­маньчжурские власти предъявляли наглые претензии на исконные земли МНР (Халхин-сумэ у озера Буир-Нур). Игнорируя начавшиеся с правительством МНР переговоры, японо-маньчжурские войска в начале 1936 г. захватили пограничную заставу МНР — Булун-Дерсу; в этом районе произошли военные столкновения со значительными сила­ми японо-маньчжурских войск.

21 февраля 1936 г. заместитель народного комиссара иностранных дел сообщил японскому послу в Москве об имеющемся у СССР обязательстве оказывать помощь МНР в случае нападения на нее третьей стороны; это обя­зательство существует с 1921 г. 1,2

12 марта 1936 г. в Улан-Баторе был подписан прото­кол о взаимопомощи между СССР и МНР, по которому оба государства в случае военного нападения на одно из них обязались «оказать друг другу всяческую, в том чис­ле и военную помощь».

Подъем антивоенного и антифашистского движения в Японии (1935—1936 гг.) и политика правящих классов

Подъем демократического движения в 1935—1936 гг. вызывался целым рядом экономических и политических причин.

В 1934 г. сильнейшим неурожаем были поражены важ­нейшие сельскохозяйственные районы Японии из.

Дело было не столько в стихийных бедствиях, отра­жавшихся на сборе урожая, как в жесточайшем кризисе всего сельского хозяйства страны, который особенно обо­стрился и усилился с 1929 г. и в период военно-инфляци­онной конъюнктуры.

В деревне в конце 1934 г. и в первой половине 1935 г. царил жесточайший голод.

В связи с этим классовая борьба в деревне резко обострилась. В 1935 и 1936 гг. количество арендных кон­фликтов в два-три раза превышало число арендных кон­фликтов в годы экономического кризиса. Одной из глав­ных причин арендных конфликтов продолжал оставаться сгон арендаторов с земли (55,9% всех арендных конфлик­тов в 1933 г., 46,4% в 1934 г. и 48,8% в 1935 г.) [87]. Мас­совый характер приняло также движение против увеличе­ния арендной платы Пб.

Резкое ухудшение положения в деревне и рост аренд­ных конфликтов сыграли важную роль в том подъеме де­мократического движения, который происходил в эти го­ды в Японии.

Положение рабочего класса было также тяжелым. Рост промышленности, вызванный военно-инфляционной конъюнктурой, продолжался только до весны 1935 г.; с этого времени стали обнаруживаться признаки спада промышленности, приведшие к падению занятости и за­работной платы рабочих.

Ни в 1935, ни в 1936 г. стачечное движение еще не показало увеличения. Подъем стачечного движения на­чался в конце 1936 г., достигнув в первой половине 1937 г., накануне нового нападения японского империализма на Китай, сравнительно крупных размеров (214 тыс. стачеч­ников за 1937 г. — в подавляющей части за первую поло­вину 1937 г.).

Тем не менее в 1935—1936 гг. рабочий класс Японии добился известных успехов в борьбе за единый фронт против фашизма и войны. В январе 1936 г. произошло по настоянию низовых рабочих организаций Осака и Токио объединение двух крупных профорганизаций — нихон ро­до содомэй и дзэнкоку родо кумиай домэй (дзэнро) [88] в единый союз под наименованием дзэнсо (дзэннихон родо содомэй) с числом около 100 тыс. членов. Левое профсоюз­ное объединение — дзэнкё не было допущено в дзэнсо. Обе профсоюзные федерации еще до объединения начали устанавливать единый фронт на выборах в префектуральные собрания осенью 1935 г. Благодаря этому на выборах рабочим партиям удалось провести 39 депутатов — значи­тельно больше, чем в предшествующие годы. Особенностью выборов 1935 г. было то, что число депутатов от рабочих партий, избранных в сельских местностях, превышало чис­ло их, избранных в городах [89]. Это показывало повыше­ние классовой сознательности крестьянства в результате обострения борьбы в деревне, а также активную деятель­ность крестьянского союза (дзэнкоку номин кумиай).

Рост классовой солидарности пролетариата и крестьян­ства, укрепление единого фронта борьбы против фашизма особенно ярко сказались на выборах в парламент в фев­рале 1936 г., когда рабочий класс и крестьянство впервые добились значительного роста голосов, поданных на выборах за кандидатов рабочих партий, и значитель­ного увеличения представительства этих партий в парламенте.

Правительство Окада даже в буржуазной прессе характеризовалось как военно-бюрократическое.

Однако сэйюкай и открыто фашистские элементы проявляли резкое недовольство деятельностью кабинета Окада.

Это недовольство усилилось, когда военный министр Хаяси, тесно связанный с основной группой финансовой олигархии, начал в июле—августе 1935 г. проводить чист­ку армии от наиболее демагогических ее элементов, так называемых аракистов. Был уволен с поста генерал-ин­спектора военного обучения генерал Мадзаки [90]. В то же время начались перемещения в армии, которые коснулись нескольких тысяч офицеров, большей частью переведен­ных в Квантунскую армию. В ответ на эти мероприятия правительства 12 августа 1935 г. фашистским террористом полковником Аидзава был убит генерал-майор Нагата, начальник военного отдела военного министерства, бли­жайший помощник Хаяси по осуществлению перемещений в армии. Хаяси вскоре вышел в отставку [91].

Разногласия и споры в правящем лагере обнаружились и по делу профессора Минобэ, который был обвинен в распространении теорий, умаляющих престиж импера­тора [92].

Обвинение против Минобэ было выдвинуто в верхней палате, членом которой был Минобэ, и подхвачено воен­щиной. Разнузданная кампания фашистов привела к тому, что нижняя палата парламента и кабинет Окада «осуди­ли» Минобэ, вынужденного уйти из верхней палаты. В це­лях дискредитации правительства фашистские элементы настойчиво требовали отставки директора законодатель­ного бюро Канамори и председателя тайного совета Икки, на которых была возложена ответственность за «просту­пок» Минобэ.

Несмотря на попытки правительства оказать противо­действие этим требованиям, в начале января 1936 г. Кана­мори был уволен.

Острые разногласия в правящем лагере возникли из-за военного бюджета на 1936/1937 г. После захвата Мань­чжурии в 1931 г. военный и военно-морской бюджет Япо­нии из года в год рос. Хотя весь правящий лагерь Япо­нии стремился к быстрому увеличению вооруженных сил и рост военных бюджетов отвечал интересам финан­совых монополий, получавших вое большие средства из казны на строительство новых предприятий и на выполне­ние военных заказов, тем не менее вокруг вопроса о раз­мере военных бюджетов в правящем лагере обычно воз­никала борьба. Большое значение имело то обстоятель­ство, что и в среде финансовой олигархии существовали разногласия по поводу финансового курса, наиболее вы­годного для монополий. В конце концов был избран курс контролируемой инфляции, удовлетворявший основ­ную группу финансовой олигархии. Проводником этого курса был Такахаси. Этот курс не совпадал с интересами «новых» концернов, которые стояли за безудержную ин­фляцию, за максимальное финансирование их из государ­ственного бюджета. «Новые» концерны поддерживали и инспирировали максимальные бюджетные требования военщины.

Споры между Такахаси и новым (после отставки Хаяси) военным министром Кавасима на заседании кабинета министров, демонстративное выступление Такахаси в кон­це ноября 1935 г. против финансовых притязаний воен­щины с одновременным подчеркиванием, что военные «терроризуют» деловой мир, прессу и все население Япо­нии, привели к обострению политического положения [93].

Используя эту обстановку, сэйюкай, поддерживавшая в целом притязания военщины и стремившаяся свалить кабинет Окада, стала открыто заявлять о том, что партия внесет на очередную сессию парламента вотум недоверия правительству. Поскольку срок полномочий парламента, избранного в 1932 г., истекал, правительство приняло ре­шение распустить парламент. Выборы были назначены на 20 февраля 1936 г.

Буржуазно-помещичьи политические партии, добива­ясь победы на выборах, были вынуждены в той или иной мере считаться с настроениями избирателей.

Из года в год. положение трудящихся масс ухудшалось, тяготы милитаризации страны становились все более обременительными. Назойливая шовинистическая про­паганда, «обосновывавшая» агрессию «перенаселением» и «бедностью естественными ресурсами» Японии, стано­вилась все менее действенной, хотя эта пропаганда в пер­вые годы после оккупации Маньчжурии имела успех. Это нашло своеобразное отражение в предвыборных лозунгах некоторых партий, а' особенно сякай тайсюто, руковод­ство которой выдвинуло некоторые антифашистские и антивоенные лозунги.

Партия минсэйто в своей предвыборной программе вы­двинула также лозунг: «Противодействие фашизму и установление конституционного образа правления». То обстоятельство, что в программе минсэйто были антифа­шистские лозунги, отсутствовавшие у сэйюкай, и то, что представители минсэйто от случая к случаю выступали против диктатуры военных, а сэйюкаевцы поддерживали милитаристов, обеспечило минсэйто значительно больший успех на выборах, чем партии сэйюкай.

В программе сякай тайсюто были следующие пункты: «установление парламентской политики в соответствии с интересами трудящихся», «противодействие увеличению налогов на широкие массы», «огосударствление важней­ших отраслей промышленности», «государственная ком­пенсация убытков сельского хозяйства» и др. [94] Обраща­ло на себя внимание полное отсутствие в программе сякай тайсюто каких-либо пунктов, касавшихся внешней политики, что, конечно, было не случайным: выступать открыто против агрессивной политики правительства реак­ционное руководство сякай тайсюто не хотело, а защи­щать эту политику перед народными массами не смело.

Хотя предвыборные лозунги сякай тайсюто были весь­ма расплывчаты и неопределенны[95], тем не менее эта партия, благодаря росту антифашистских настроений в среде рабочих и крестьян и еще сохранившимся иллю­зиям, что сякай тайсюто — единственная из парламент­ских партий, способная отстаивать интересы трудящихся, имела успех на выборах.

В противоположность минсэйто, сякай тайсюто, а так­же сёвакай[96], партия сэйюкай, блокировавшаяся с фашистской военщиной и рассчитывавшая этим путем обеспечить себе успех на выборах и прийти к власти, выступила с откровенно фашистской предвыборной про­граммой [97].

Избиратели высказались против фашизма.

Самым неожиданным для правящих классов резуль­татом выборов был успех рабочих партий, которые получи­ли 23 места в парламенте (18 — от сякай тайсюто и 5 —от местных крестьянских и пролетарских организаций). За рабочие партии было подано 627 тыс. голосов — в два с лишним раза больше, чем в 1932 г. В самых крупных про­мышленных центрах (Токио, Осака, Кобэ, Киото, Иоко­гама) прошли все кандидаты рабочих партий, в то время как многие кандидаты сэйюкай и минсэйто не были из­браны.

Вторым важным результатом выборов был провал открыто фашистских организаций. Участвовавшие на вы­борах фашистские партии мэйринкай, кодокай и другие вместе получили всего 5 мест и около 200 тыс. голосов, несмотря на то, что пользовались покровительством поли­цейских органов и имели крупные денежные фонды.

Третьим результатом выборов было поражение сэй­юкай, выступавшей с фашистскими лозунгами, и успех минсэйто, выдвинувшей некоторые антифашистские ло­зунги [98]. Итоги выборов 1936 г. свидетельствовали о росте антифашистских и антивоенных настроений в Японии.

Военно-фашистский путч в феврале 1936 г.

Встревоженная результатами выборов, опасаясь даль­нейшего роста и укрепления антифашистских сил, военно­фашистская клика, финансируемая «новыми» концернами, решила свергнуть правительство Окада и захватить власть в свои руки.

26 февраля 1936 г. был совершен военно-фашистский путч, в котором приняло участие 1500 солдат, возглавляв­шихся «аракистами». Мятежники заняли ряд важных ад­министративно-политических пунктов столицы, в том чис­ле помещение военного министерства и полицейское управление. Они напали на официальную резиденцию премьер-министра Окада и квартиры ряда высших санов­ников. В результате были убиты бывший премьер-министр адмирал Сайто, министр финансов Такахаси и главный инспектор военного обучения генерал Ватанабэ. Главный камергер адмирал Судзуки был тяжело ранен.

В течение трех дней мятежники удерживали централь­ные районы столицы, пытаясь договориться с высшим ге­нералитетом об образовании нового военно-фашистского правительства. Однако, не получив поддержки со стороны остальных воинских частей, мятежники вынуждены были сдаться. Таким образом, мятеж был ликвидирован без во­оруженного столкновения между восставшими мятежни­ками и частями, оставшимися верными правительству. Во­енное положение в Токио, однако, не было отменено до

июля 1936 г.

В результате следствия и суда над арестованными мятежниками было установлено, что одним из главных организаторов этого военно-фашистского путча был представитель «новых» концернов, один из лидеров фашистской группировки в сэйокай — Кухара. Генерал Араки и ряд других высших офицеров были уволены в отставку.

После ликвидации мятежа кабинет Окада также вы­нужден был уйти, и к власти пришел кабинет Хирота. Хирота поддерживал тесные связи с военщиной и в осо­бенности с теми ее кругами, которые входили в так назы­ваемую группу контроля (тосэйха), занявшую после лик­видации путча и поражения аракистов руководящее поло­жение в армии.

Основными группировками военщины, боровшимися в то время за власть, были следующие: группа генерала Угаки, группа аракистов — группа так называемого им­ператорского пути (кодоха); и «группа контроля», которые выступали со своими планами установления военно-фа­шистской диктатуры и развязывания агрессивной войны. Победителем в этой борьбе вышла «группа контроля», так как ее программа агрессии и установления военно­-террористического режима внутри страны казалась пра­вящим кругам. Японии более эластичной и эффективной, чем программа других фашистских групп. «Группу конт­роля» поддерживали и финансировали основные монопо­листические концерны Японии (Мицуи, Мицубиси, Суми­томо, Ясуда). Она пользовалась поддержкой также со стороны дворцовой аристократии и значительной части генералитета.

Во внутренней политике «группа контроля» ставила своей задачей дальнейшее осуществление фашизации страны путем «решительного проведения реформ под конт­ролем штабных офицеров центральных управлений ар­мии». Отсюда и ее название.

Организатором и руководителем «группы контроля» был генерал Нагата Тецудзан, убитый в 1935 г. аракистом подполковником Аидзава. После смерти Нагата «группу контроля» возглавлял Тодзё Хидеки.

Борьба фашистских группировок японской военщины приняла в 1936 г. особенно острые формы.

Группу кодоха поддерживали главным образом пред­ставители «новых» концернов и помещичьи круги. Эта группа не скупилась на демагогические лозунги, призы­вавшие к борьбе с засилием финансовой олигархии и свя­занных с нею политических партий. За этим скрывалось стремление «новых» концернов ослабить господствующее положение основных групп монополистического капитала Японии и укрепить свои экономические и политические позиции в стране.

Спекулируя на недовольстве мелкобуржуазных слоев населения, «молодое офицерство», возглавляемое Араки и входившее в группу кодоха, призывало выступить против правительства, в котором, по их словам, безраздельно гос­подствуют финансовый капитал и продажные парламент­ские партии. Группа кодоха широко применяла методы террора, организовывала убийства политических против­ников, с тем чтобы путем заговоров и военно-фашистских путчей прийти к власти и установить открытую военно­фашистскую диктатуру.

Программа сторонников группы контроля в принципе не отличалась от программы аракистов: они, как уже указывалось, также стояли за установление открытой фа­шистской диктатуры и развязывание агрессивной войны. Однако тактика их была более осторожной; это опреде­лялось тем, что за их спиной стояли представители основ­ных монополистических концернов, которые оказывали решающее влияние на политику правительства.

Занимая руководящие посты в армии, перешедшие к ним после ликвидации мятежа аракистов, сторонники «группы контроля» не нуждались в свержении правитель­ства и стремились к фашизации Японии, используя суще­ствующий государственный аппарат.

После попытки аракистов совершить государственный переворот в феврале 1936 г., «группа контроля» получила еще большую поддержку со стороны правящих кругов Японии. Укрепление дисциплины в армии сторонники «группы контроля» использовали для того, чтобы оттес­нить с руководящих постов неугодных им офицеров, глав­ным образом аракистов.

На путях фашизации и подготовки войны

Придя к власти, кабинет Хирота приступил к разра­ботке планов, направленных на расширение агрессии про­тив Китая, подготовку агрессивной войны против Совет­ского Союза и установление военно-фашистской диктату­ры внутри Японии.

Разработанные правительством Хирота «Основные принципы национальной политики» [99] предусматривали:

широкую программу вооружений, дабы обеспечить Японии положение «стабилизирующей силы в Восточной Азии», 2) усиление «национальной обороны Японии и Маньчжурии» и 3) проведение коренных преобразований внутри страны в области политики, экономики и админи­стративного управления, дабы «создать благоприятные ус­ловия для унификации общественного мнения, быстрого вооружения и самообеспечения ресурсами и материала­ми, необходимыми для военной промышленности» [100].

«Основные принципы национальной политики» свиде­тельствовали о том, что еще в 1936 г. правящие круги Японии разработали общий план агрессии против Совет­ского Союза и Китая, предусматривавший военную, эконо­мическую и идеологическую подготовку к войне. Этот план был конкретизирован и на его основе составлены пятилетний план военной промышленности и шестилетний план производства вооружений. На основе этого же пла­на в дальнейшем были разработаны фашистские «рефор­мы», направленные на тотальную подготовку к войне и получившие в дальнейшем название «новой экономиче­ской структуры» и «новой политической структуры».

Захватив Маньчжурию и Жэхэ, японский империа­лизм стал усиленно превращать эти территории в военный плацдарм для войны против Советского Союза и Монголь­ской Народной республики, а также для дальнейшего рас­ширения агрессии против Китая. Стремясь обеспечить на­дежный тыл и дополнительные ресурсы для снабжения армии и военной промышленности, японские империали­сты старались закрепиться во Внутренней Монголии и Северном Китае.

Говоря о господствовавших в правящих кругах Японии взглядах на подготовку агрессии в Китае, проводившейся в 1936 г., японский автор Фумицура Тё писал: «Несмотря на то, что после маньчжурских событий прошло несколько лет, Маньчжурия не стала базой снабжения Японии в такой мере, как это предполагалось. Наоборот, она не могла обойтись без снабжения материалами из Японии. В связи с этим встал вопрос относительно агрессии в кон­тинентальном Китае, и с 1936 года начался новый этап осуществления широкой программы вооружения ар­мии».

Правящие круги Японии были уверены в успехе, счи­тая, что Китай неспособен сопротивляться.

После принятия общего агрессивного плана кабинет Хирота 11 августа 1936 г. принял специальное решение о Северном Китае. В решении говорилось, что цель поли­тики в отношении Китая заключается в том, чтобы обеспе­чить административную «независимость» Северного Ки­тая, создать там антикоммунистический и прояпонский район, обеспечить получение необходимого сырья для во­енных целей и улучшить транспортные средства с учетом перспектив войны с Советским Союзом.

Для осуществления этой программы Япония должна была руководить местным правительством в Северном Китае и не допускать вмешательства нанкинского прави­тельства.

В области внутренней политики правительство Хирота взяло курс на усиление реакции и полицейского произ­вола. Продолжая практику жестоких репрессий против прогрессивных элементов, выступавших против войны и фашизма, правительство Хирота приняло решение о запре­щении профессиональных союзов на военных предприя­тиях и провело ряд мероприятий, направленных на мили­таризацию народного образования.

«Антикомиктерновский пакт» и усиление фашизации страны

Агрессивные планы японских империалистов, рассчи­танные на войну против Советского Союза и Китая, а также курс на фашизацию страны явились основой сбли­жения милитаристской Японии с фашистской Германией. Этому сближению, ставившему своей главной целью подготовку войны против Советского Союза, всячески способствовали империалистические круги Англии и США.

25 ноября 1936 г. между Японией и Германией был за­ключен так называемый антикоминтерновский пакт, к ко­торому через год присоединилась Италия. «Антикоминтерновский пакт» был направлен прежде всего против Со­ветского Союза, поскольку в приложенном к нему секрет­ном соглашении речь шла о совместных агрессивных действиях держав оси против Советского государства. В статье первой этого соглашения предусматривались сов­местные действия Германии и Японии против СССР. Вы­ступая в день заключения пакта с докладом на заседании Тайного Совета, японский министр иностранных дел Арита заявил, что «отныне Советская Россия должна считать­ся с тем фактом, что ей приходится стоять лицом к лицу с Германией и Японией». «Антикоминтерновский пакт» представлял собой военно-политический союз держав оси, направленный на осуществление агрессивной политики не только в отношении Советского Союза, но также против Китая, Англии, Франции, США и других стран. Тем не менее, подписавшие пакт державы оси пытались выдать его за «идеологический» союз, якобы направленный толь­ко против коммунизма, и таким путем обмануть мировое общественное мнение и притупить бдительность других государств.

Кабинету Хирота не суждено было приступить к прак­тическому осуществлению разработанных им агрессивных планов. Несмотря на свирепый полицейский террор, дви­жение масс против политики развязывания агрессивной войны в Китае и подготовки военного нападения на Со­ветский Союз не ослабевало. Недовольство демократиче­ских сил созданием антинародного правительства Хирота после февральских событий, непопулярность «антикоминтерновского пакта» нашли яркое выражение в движении за создание в Японии единого народного фронта. Ввиду отсутствия легальных возможностей для деятельности Коммунистической партии и других левых политических организаций инициатором движения за народный фронт формально выступала партия сякай тайсюто.

21 января 1937 г. открылась чрезвычайная сессия пар­ламента. Выступление в нижней палате военного мини­стра Тэраути было встречено обструкцией.

Многие представители, буржуазных парламентских партий под давлением избирателей вынуждены были вы­ступить в парламенте с речами, резко осуждавшими фа­шистскую политику правительства Хирота. Даже партия сэйюкай, учтя уроки выборов 20 февраля 1936 г., внешне отказалась от профашистской позиции.

Столкнувшись с обструкцией в парламенте, генерал Тэраути потребовал распустить нижнюю палату и, полу­чив отказ, 22 января 1937 г. подал в отставку. На следую­щий день кабинет Хирота вышел в отставку в полном составе.

Формирование нового кабинета было поручено гене­ралу Угаки. Однако руководство армии отказалось выста­вить кандидатуру военного министра в его кабинет. Со­гласно закону, принятому кабинетом Хирота, на пост во­енного и военно-морского министра могли назначаться только офицеры действительной службы в чине не ниже генерал-лейтенанта и вице-адмирала. Фактически этот закон давал военщине возможность влиять на состав лю­бого кабинета [101]. Предоставление военщине таких боль­ших полномочий свидетельствовало о том, что правящие круги Японии полностью доверяли военной «группе конт­роля», занявшей руководящее положение в армии, и рассматривали ее как вполне надежное орудие, способное проводить в жизнь агрессивные планы японских импе­риалистов [102].

Отказ руководства армии выставить кандидатуру во­енного министра вынудил Угаки отказаться от сформиро­вания кабинета. Нежелание военного руководства предо­ставить пост премьер-министра генералу Угаки объясня­лось отнюдь не тем, что Угаки не хотел следовать уста­новленному курсу реакционной и агрессивной политики.

Руководство армии считало, что в ходе внутренней борьбы между военными группировками имя Угаки слишком скомпрометировано в военных кругах и потому назначе­ние его на пост премьер-министра может отрицательно отразиться на дисциплине в армии, обострив борьбу меж­ду отдельными фракциями военной клики.

Формирование нового кабинета было поручено гене­ралу Хаяси. Хаяси поддерживал тесную связь с «группой контроля» и был в курсе всех агрессивных планов, разра­ботанных кабинетом Хирота. Еще до приказа императора о назначении его премьер-министром Хаяси дал твердое обещание проводить эти планы в жизнь. Однако в япон­ской литературе Хаяои изображался в виде «компромисс­ной» кандидатуры, призванной примирить военщину с парламентской оппозицией [103].

февраля 1937 г. Хаяси сформировал очередной «над­партийный» кабинет, в котором пост военного министра был предоставлен генералу Сугияма, считавшемуся сто­ронником группы Угаки [104]. 8 февраля Хаяси опубликовал декларацию, в которой призывал пойти на «путь обновле­ния» [105]. Лозунг «обновления», подобно лозунгу аракистов о «реставрации Сева», означал осуществление фа­шистских преобразований в стране путем ликвидации ос­татков буржуазно-демократических свобод. По свидетель­ству генерала Танака Рюкити, уже в тот период встал во­прос о создании «единой императорской партии», т. е. об установлении открыто фашистских, или, как писала япон­ская пресса, тоталитарных порядков.

На очередной сессии парламента Хаяси добился при­нятия военного бюджета, предусматривавшего резкое увеличение производства вооружения.

Одновременно Хаяси приступил к усилению фашиза­ции страны, однако не проявил при этом достаточной гиб­кости.

31 марта он распустил парламент на том основании, что кабинет не удовлетворен позицией политических партий, и приступил к созданию «единой политической партии», рассчитывая одержать победу на очередных парламент­ских выборах. Он обратился к князю Коноэ, занимавшему тогда пост председателя верхней палаты, с предложением возглавить новую партию. Коноэ, считая, что почва для этого еще не подготовлена, отклонил предложение Хаяси.

Выборы в парламент, состоявшиеся 30 апреля 1937 г., показали, что мнение Коноэ о несвоевременности создания фашистской «единой партии» полностью оправдалось. Оп­позиция получила в парламенте решающее большинство, что предопределило отставку кабинета Хаяси.

В голосовании приняло участие 10 млн. избирателей из общего числа 14,5 млн. человек. Подавляющее боль­шинство избирателей — 9 млн. человек — голосовало про­тив правительства. Японский народ, несмотря на полицей­ские преследования, снова продемонстрировал свою не­нависть к войне и фашизму, отдав на выборах большин­ство голосов парламентской оппозиции, выступавшей, правда, больше в демагогических целях, под антивоенны­ми лозунгами. 31 мая 1937 г. кабинет Хаяси подал в от­ставку, просуществовав лишь четыре месяца.

Перед правящими кругами Японии встала задача со­здать правительство, способное проводить военно-фашист­скую политику более гибкими методами, путем консолида­ции сил реакции, притупления бдительности народных масс и обеспечения поддержки со стороны парламента.

Формирование нового кабинета было поручено князю Коноэ, которому японская буржуазная печать усиленно старалась создать репутацию «просвещенного политика, обладающего мировым кругозором» ио. Кандидатура Ко­ноэ представлялась японским правящим кругам особо выгодной с дипломатической точки зрения, так как Коноэ, открыто поддерживая антисоветские планы, высказывал­ся в пользу соглашения с Англией и США, стремившимися к созданию «Дальневосточного Мюнхена», направленного против Советского Союза.

Коноэ был тесно связан с милитаристами, как с офице­рами из «группы контроля» (Тодзё, Койсо и др.), так и с офицерами из группы Араки, а также с представителями дзайбацу и придворными кругами.

Придя к власти, Коноэ стал проводить внутреннюю по­литику, которую можно охарактеризовать как попытку добиться временной консолидации в лагере господствую­щих классов на базе признания военной программы и со­хранения прерогатив парламента. В то же время Коноэ взял курс на постепенное установление в стране военно­фашистской диктатуры. При этом он действовал гораздо более осторожно, чем его предшественник. Коноэ утверж­дал, что политические партии слишком скомпрометирова­ли себя перед народом и поэтому создание новой полити­ческой партии бессмысленно, так как она также не сумеет завоевать доверия. Поэтому необходимо разработать со­вершенно новый проект [106]. Призыв к установлению воен­но-фашистской диктатуры Коноэ маскировал лозунгом о создании «новой национальной структуры».

Внешняя политика Коноэ целиком и полностью опре­делялась агрессивными целями японского империализма. Правительство Коноэ поставило перед собой задачу втя­нуть Японию в так называемую малую войну в Китае, которая должна была стать прологом к «большой войне» за передел мира, к нападению на СССР.

Из книги «Очерки новейшей истории Японии», издательство Академии наук СССР,

Москва, 1957



[1]   Экспорт в млн. иен: 1929 г. — 2148.'6; 1930 г.— 1469,9; 1931 г.— 1147,0; импорт в млн. иен: 1929 г.— 2216,2; 1930 г.-—1546,1: 1931 г.— 123,7 млн. иен. «The Annual statistical report...», 1935, p. 156—159.

[2]   ТанакаСогоро.Киндай нихон канрё си, стр. 397.

[3]   Сведения о забастовках почерпнуты из «Нихон родо нэнкан», 1931. 1932 гг.

[4]    «О положении в Японии и о задачах коммунистической пар­тии Японии» (Тезисы Западноевропейского бюро Коммунистического Интернационала), «Материалы по национально-колониальным про­блемам», 1933, № 3/9.

[5]    «Коммунистический Интернационал», 1932, № 33.

конгрессом». М., 1935, стт. •'ЭД.

[7]     В Японии они именуются либо европейским термином —  фа­шистскими, либо «кокусуйдайтай», что буквально означаетна­ционалистические, шовинистические организации,

мВатанабэ Кидзиро. Кококу дайнихон си (История Японской империи). Токио, 1940, стр. 495. Автор указывает, что эти шовинистические организации имели целью установление абсолютной власти императора, отвергали «партийную политику», делали ставку на полное уничтожение социалистических идей.

[9]     Тенно — император, тенноизм — монархическая пропаганда.

[10]    Список фашистских организаций и основных данных по ним имеется в изданиях «Нихон родо нэнкан», другие сведения заим­ствованы из обширной японской литературы по фашизму; см, также Танака Согоро. Кипдай иихон канрё си; Вата­набэ Кидзпро. Кококу дайнихон си и др.

[11]    Бывший министр в кабинете Танака.

[12]   Т. Тa k еисh i. War and diplomacy in the Japanese Empire, p. 281—282.

[13]   Текст соглашения и обмена нотами см. «ChinaYearBook», 1931.

[14]   Приведем лишь некоторые из огромного количества наруше­ний прав СССР на КВЖД, совершенных Чжан Цзо-лином при каби­нете Танака: август 1927 г.— требование Чжан Цзо-лина о передаче Денежных фондов КВЖД на хранение в маньчжурские банки; ко­нец 1927 г.-1- требование Чжан Цзо-лина о переводе бюджета и та­рифа КВЖД с золотого рубля на местные деньги; 22 декабря

1928г.—захват маньчжурскими властями телефонной станцли КВЖД; 27 мая 1929 г.—-налет мудкенской полиции на генеральное консуль­ство СССР в Харбине.

[15]   Кабинет минсэйто пришел к власти 2 июля 1929 г.; захват КВЖД мукденскими полицией и войсками имел место 10—11 июля того же года.

я Тал ака Согоро. Киндай нихон канрё си, стр. 388—389

133

м В парламенте минсэйто имела 172 места, партия сэйюкай на­считывала 240 мест после присоединения к ней небольшой парла­ментской партии синтокурабу во главе с Токонами. Эта группа (бывшие члены сэйюхонто) из 24 человек еще в августе 1928 г. вышла из минсэйто, лишний раз подтвердив, что принадлежность этих лиц к минсэйто или сэйюкай не была результатом , тех или иных политических взглядов, а только политической выгоды. Каби­нет минсэйто, придя к власти в июле 1929 г. и зная, что необходимо будет провести новые выборы, готовился к ним свыше полугода, заменив за это время прежних губернаторов своими ставленниками.

" «Нихон родо нэнкан», 1931, стр. 370.

[19]    «Нихон родо нэнкан», 1931, стр. 621.

[20]    В предшествующем парламенте у минсэйто было на 100 мест меньше, у сэйюкай на 61 больше.

[21]    По соглашению в Вашингтоне 6 февраля 1922 г. об ограни­чении морских вооружений для крейсеров было принято единствен­ное ограничение: максимальный их тоннаж был установлен ®

[22]    Он вернулся к исполнению своих обязанностей лишь на ко­роткий срок (на несколько дней); умер в 1931 г.

[23]    «Japan Weekly Chronicle», 26.111 1931; Дж. Б. Коен.Военная экономика Японии. М.. 1951, стр. 12.

мТанака Согоро. Указ. соч., стр 402.

[25]  «JapanWeeklyChronicle», 2. VII 1931.

[26]    Во главе заговора стояли офицеры Окава Сюмэй и Хасимото Кингоро, оба и в дальнейшем возглавляли военно-фашистское дви­жение. Они были привлечены в качестве обвиняемых на Токийский процесс главных военных преступников, однако Окава был признан невменяемым и дело о нем было прекращено. См. М. Ю. Р а г и и ский и С. Я. Р о з е и б л и т. Международный процесс главных японских военных преступников. М.—Л., 1950, стр. 68,

[27]   См. например, Г. Л. С т и м со н. Дальневосточный кризис. М., 1938. Автор книги Г. Стимсон, в 1931 г. государственный секретарь США, был одним из творцов этой фальсификаторской теории, но все Же был вынужден признать, что если Сидэхара и его министерство и не принимали участие в удаге по Маньчжурии, тем не менее они энали о готовящемся вторжении. Представителями США была отда­ча дань этой «теории» (о виновности одной лишь военщины) на То­кийском международном процессе главных военных японских пре­ступников. Главными военными преступниками были признаны в ос­новном лишь военные и чрезвычайно небольшое число дипломатов к государственных деятелей; избегли предания суду японские Монополисты (дзайбацу) и многие дипломаты и государственные дея­тели, сыгравшие большую роль в развязывании японской агрессии. В статье 18 обвинительного заключения на Токийском процессе упо­минаются лишь некоторые виновники событий 18/19 сентября 1931 г.: Араки, Доихара, Хасимото, Хиранума, Итагаки, Коисо, Минами, Окава, Тодзё, Умэдзу и др. См. также С. А. Г о л у н с к и й. Суд над главными японскими военными преступниками. М., 1947, стр. 11, где говорится, что Вакацуки и Сидэхара, привлеченные в качестве сви­детелей на процессе, пытались изобразить дело так, что правитель ство было решительно против захвата Маньчжурии, но оказалось бессильным предотвратить или остановить захватнические действия Квантунской армии. Однако из ответов этих свидетелей на вопросы обвинения стало ясно, что правительство ничего не делало для пред­отвращения захватнических действий, но зато отпускало крупные средства на финансирование агрессии в Маньчжурии.

[28]    League of Nations. Appeal by the Chinese Government. Supplementary documents to the reports of the Commission of 'nquiry (B дальнейшем— Lytton), t. II, p. 45—47.

® Существование самого Накамура, не говоря уже об его убий­стве. вызывало тогда же большие сомнения. См. «SurveyofInter­nationalAffairs». London, 1931, p. 107.

wКосвенно это признает и «Нихон родо нэнкан» (1932, стр. 743), отмечая, что Ваньбаошаньский инцидент явился началом целого ряда последующих инцидентов, свидетельствующих о подго­товке империалистической войны. «Нихон родо нэнкан» указывает также, что фашизм в это время поднял голову в Японии.

[31] Свыше года прессе было запрещено печатать какие-либо со­общения о февральсхих арестах 1930 г.; первые сведения о них по­явились в печати лишь в апреле 1931 г. и toiда же начались судеб­ные процессы над арестованными JapanWeeklyChronicle», 9. IV 1931).

** См. Lytton, V. I, р. 72—77.

[33]  Лю Да-нянь. История американской агрессии в Китае. М., 1951, стр. 105—106, где освещается на основе американских до­кументов роль США в этот период: США предложили Чан Кай-ши запретить китайской армии и народу оказывать сопротивление япон­ским войскам. Только отдельные части войск Чжан Сюэ-ляна во­преки его распоряжениям оказывали сопротивление японцам.

[34]  «JapanWeeklyChronicles, 24.IX 1931. Сэйюкай немедленно после 19 сентября заявила в специальной резолюции, что армия по­ступила правильно, что в «инциденте» виновата «слабая» политика правительства, которая привела к агрессивным действиям китайских войск против Японии. Минсэйто заявила, что кабинет добивался раз­решения вопроса в духе международного права, но Китай в тече­ние нескольких лет вел антияпонскую политику (бойкот японских товаров и т. д.); Япония, по заявлению минсэйто, проявила исклю­чительное терпение; 18 сентября китайские войска якобы первые напали и японцам пришлось обороняться; минсэйто надеется иа то, что конфликт не будет расширяться, и т. д.

,7 Сборник документов по международной политике и между­

[36]    «Japan Weekly Chronicle», 17.XII 1931. Танака Согоро. Киндай нихон канрё си, стр. 408. Адати выдвинул лозунг «предот­вратить государственный кризис созданием коалиционного кабине­та». После выхода кабинета Вакацуки в отставку Адати, Накано Сэйго и десять других членов минсэйто создали профашистскую партию кокумин домэй.

[37]   «Japan Weekly Chronicle», 17.ХИ 1931.

61    Хаттори Корэфуса. Очерки..., стр. 132.

[39]    «Тихий Океан», 1937, № 3—4, стр. 83.

[40]    «The Annual statistical report...», 1953 (за100 принятуровень 1920 г.).

Годы                               Индексцен                              Индекс  зарплаты

1931                                    51,4                                                 94,7

1932                                    55,2                                                 93,9

[41]   Сессия не приняла никаких решений по этому вопросу, но на новой, чрезвычайной сессии в июне 1932 г. нижняя палата под влия­нием массовых выступлений с требованием раздачи риса из государ­ственных складов, приняла небольшие дополнительные ассигнова­ния на общественные работы в деревне. Мораторий по задолженно­сти был проведен только в интересах деревенской верхушки. Одна­ко даже эти ассигнования были отклонены верхней палатой.

[42]   «Программные документы коммунистических партий Восто­ка», «Коммунистический Интернационал», 1932, № 33,

[43]   «Нихон родо нэнкан», 1932, стр. 799.

[44]    «Нихон родо нэнкан», 1932, стр. 806.

[45]    Танака Согоро. Ук. соч., стр. 423—425. Церемония

открытия этой фашистской организации произошла 11 фев­раля 1932     г.;                   11 февраля — японский официальный праздник

кигэнсэцу («день основания государства»), отмечавший вымышлен­ную дату основания легендарным императором Дзимму японского государства. В выборе этой даты для открытия фашистской орга­низации, так же как и ее названия (общество Дзимму), нарочито подчеркивалось раболепство перед династией.

[46]    Хаттори Корэфуса. Очерки..., стр. 141; Иноуэ Киё- си, Оконоги Синдзабуро, Судзуки Сёси. История современной Японии. М., 1955, стр. 137.

[47]    Его произведения: «Пятнадцатое марта 1928 г.», «Крабокон­сервная фактория», «В одиночестве» и т. д. Русские переводы в кни­ге «Япония» из серии «Литература мировой революции». Харьков, 1933.

[48]     Краткий биографический очерк Норо Эйтаро см. Хатторп Корэфуса. Очерки..., гл. XVIII. Норо Эйтаро — автор чрезвычай­но ценной монографии «История развития японского капитализма» (Нихон сихон сюги хаттацу си), изданной еще в 1930 г. Эта работа сыграла важную роль в борьбе против ренегатов партии, выступав­ших против тезисов 1927 г. Работа Норо несколько раз переиздава­лась в 30-х годах и вновь переиздана после окончания второй миро­вой войны (1950).

[49]     «Нихон родо нэнкан», 1932, стр. 461.— «Одно обстоятельство обращает на себя внимание в движении пролетарских партий: в свя­зи с внезапной посылкой войск из-за так называемого маньчжурско­го инцидента внутри обеих пролетарских партий сякай минсюто и роно тайсюто явно подняли голову фашистские элементы».

[50]     «Нихон родо нэнкан», 1933, стр. 449.

[51]     Новая партия была организована 24 июля 1932 г. Председа­телем был избран Абэ Исо, генеральным секретарем Асо Хисаси («Нихон родо нэнкан», 1933, стр. 455).

[52]    Генро Сайондзи — единственный оставшийся в живьгх из гРУппы ближайших советников императора Японии, получивших этот титул в 90-х годах XIX в.

[53]Ватанабэ Кидзиро. Кококу дзайнихон си, стр. 498, «JapanWeeklyChronicle», 19.V       1932:            Танака С о гор о

Ук. соч., стр. 408—410. Автор излагает подробности событий 15 мая 1932 г. Фашистские погромщики разделились на шесть отря­дов: первый напал на резиденцию премьера, второй — на ЦК сэй­юкай, третий — на дом хранителя государственной печати Макино, четвертый—на Японский банк, пятый—на банк Мицубиси, шестой— на полицейское управление. Помимо этого, нападения были соверше­ны в предместье Токио на электростанцию и в одном из городов префектуры Ибараки. По составу фашистских погромщиков автор разделяет их на четыре группы:                                                                                  две — морского офицерства и

две — гражданские; из них одна из фашистской организации айко- дзюку («школа любви к родине»), вторая — п нескольких фашист­ских организаций: дзнммукай и др. Цель заговорщиков сводилась к убийству премьера и других лиц из господствующей верхушки, затем к установлению военного положения и захвату власти.

[54]     «Известия» (4 марта 1932 г.) опубликовали ряд документов с высказываниями японских военных о желательности скорейшего развязывания войны против СССР с целью захвата советской тер­ритории.

[55]   Обе палаты парламента в конце декабря 1931 г. единогласно выразили свою признательность армии и флоту за их действия в Маньчжурии. Военный министр Араки и морской министр Осумн благодарили палаты.

[56]   Танака Согоро (Ук. соч., стр. 413—414) указывает, что после убийства Инукаи Сайондзи, вопреки установившимся обы­чаям, запросил мнение о характере будущего кабинета пред­седателя Тайного Куратоми, бывшего председателя Совета Киёура, Вакацуки, Ямамото Гомбэй и двух старейших пред­ставителей военщины — адмирала Того и маршала Уэхара. Одновре­менно происходили совещания в военном министерстве. Против партийного кабинета решительно возражал видный лидер сэйюкай, генеральный секретарь кабинета, весьма близкий к фашистским кру­гам Мори Каку. В том же духе высказались Куратоми, Киёура и др.

[57]    Ввиду заявления НКИД СССР Японии о том, что японские военные операции в районе КВЖД создают угрозу интересам СССР, представитель министерства иностранных дел Японии 19 ноября 1931 г. сообщил поверенному в делах СССР, что японские войска уйдут из Цицикара «по восстановлении порядка» в нем в течение 45 дней, что, конечно, как и другие подобного рода обязательства Японии, не было выполнено («Сборник документов по международ­ной политике и международному праву», вып. III, стр. 42).

[58]    Наступление было предпринято под лживым предлогом борь­бы с «бандитами», к которым были отнесены все антияпонские силы в Маньчжурии.

[59]    В Шанхае были сосредоточены значительные части японского военного флота, крупные отряды морской пехоты и 4 дивизии япон­ских войск. См. Ватанабэ Икудзиро. Кококу дайнихон си, стр. 509—510.

[60]    В связи с этим следует обратить внимание на роль Англии и США во время японо-китайских переговоров в Шанхае, которые шли при участии представителей этих государств. Конечно, Англия и США были особенно заинтересованы в агрессии Японии ла севере Китая, что, по их расчетам, приближало сроки японо-советскей вой­ны; агрессия в Шанхае затрагивала весьма существенные интересы американских и английских капиталистов. Англия и США приложили поэтому усилия к заключению японо-китайского соглашения. Однако, учитывая серьезное сопротивление, встреченное японскими войсками со стороны китайцев в шанхайском районе, можно утверждать, что США и Англия помогли в этом деле главным образом Японии, по­зволив ей под благовидным предлогом прекратить эти операции. Во всяком случае адмирал Сайто, выступая 3 июня 1932 г. в парламен­те как министр иностранных дел, высказал благодарность прежде всего послу Англии, а затем и послам всех других «дружественных держав» за их помощь в переговорах в Шанхае. «Тэйкоку гикай...», стр. 251.

[61]     Имеется и инду железная дорога, в Корее от Упгый (Юки) до Онсён (Паньё), па границе с Маньчжурией, закопченная в декабре

1932  г., а также строительство железной дороги Дуньхуа — Тумыиь в Маньчжурии па соединение с этой корейской дорогой. На Токийском процессе многие, подсудимые признались, что в 1930—1931 гг. япон­ский генеральный штаб имел разработанные планы войны против СССР.

[62]  Город на границе между Мукденской провинцией и провинци­ей Хэбэй.

[63]  7 января 1932 г. государственный секретарь США Стимсон в связи с оккупацией Японией Маньчжурии обратился к Японии и Китаю и другим державам с нотой о том, что США не признают договора или создавшегося де-факто положения, нарушающего ин­тересы США или их граждан в Китае, в частности нарушающего целостность Китая, принцип «открытых дверей» и т. д. Эта нота легла в основу последующих заявлений США об их политике в японо-китайском конфликте и была известна как «доктрина не­признания».

7» В советском заявлении, сделанном в 1931 г. японскому мини­стру иностранных дел Ёсидзава и послу Хирота, подчеркивалось, что заключение пакта о ненападении будет служить «выражением миро­любивой политики и намерений правительства, и он был бы особенно кстати теперь, когда будущее японо-советских отношений является предметом спекуляции в Западной Европе и в Америке. Подписание пакта положило бы конец этим спекуляциям». М. Ю. Раги н- ский, С. Я- Розен б л ит. Международный процесс главных японских военных преступников, стр. 236 (извлечения из приговора трибунала).

79 М. Ю. Р а г и н с к и.й, С. Я- Розенблит. Международный процесс главных японских военных преступников, стр. 236.

91 Нота Наркоминдела СССР от 16 апреля 1933 г.

[67] Японская пресса отмечала как особенно важное обстоятель­ство в связи с полицейскими репрессиями, что коммунистические ячейки обнаружены в деревнях, в то время как раньше они были лишь в городах. «JapanWeeklyChronicle», 26.1 1933.

ХШ пленум ИККИ, стр. 213; аресты произведены по обвине­нию учителей школ и студентов высших учебных заведений города Ниигата в том, что они участвовали в крупном конфликте арендато­ров с помещиками.

[69]      «JapanWeeklyChronicle», 26.Ill 1933. В связи с обсуждением в парламенте вопроса о создании Нихон сэйтэцу директор государ­ственных заводов в Явата заявил, что контроль и рационализация в металлургии могут быть достигнуты только путем передачи за­водов в Явата в частные руки.

[70]     Эти законы предоставляли право правительству (без санкции парламента) повышать таможенные пошлины или прямо запрещать торговлю с теми странами, которые приняли меры защиты против японского демпинга.

[71]     Законы предоставляли правительству право установления максимальных и минимальных цен на рис и создания государствен­ных запасов риса.

[72]     «JapanWeeKlyChronicle», 29. Ill 1947. Представитель прави­тельства в парламенте указывал, что правительственные органы не могут по закону продавать рис ниже 30,5 иены за коку, хотя он был куплен по 23,3 иены.

[73]     «Асахи» (цит. по «JapanWeeklyChronicle», 19.VII1934) да­вала следующие преуменьшенные выборочные данные о прибылях и дивидендах 69 главных и 50 второстепенных компаний с общим акционерным капиталом 3,1 млрд. иен.

[74]      Об этом много писали в августе 1934 г., когда произошло столкновение японских и английских солдат в Шаньхайгуане. MorningPost», 24. VIII 1934; «DailyWorker», 1. IX 1934 и т. д.), в октябре — ноябре 1934 г., когда шли морские переговоры и в Лондоне («Правда», 14. XI 1934 г.; «JapanAdvertiser», 19. X 1934, в ав­густе и последующие месяцы 1935 г., когда Япония пыталась захва» тить пять северных провинций Китая («Известия», 9. XI 1935 г.) ит. д.

[75]    «Documents on International Affairs». London, 1934, p. 465—'

467.

9» «China Year Book», 1934, p. 725—727.

[77]    «Documents on International Affairs». London, 1934, p. 486—

[78]     Лондонский договор 1930 г. автоматически прекращал свое

действие 31 декабря 1936 г. Вашингтонский сохранял силу до его денонсации кем-либо из участников.   

[79]      См. «Тихий Океан», 1936, № 1/71 (документация по Лондон­ской конференции); LondonNavalconference, 1935. «Documents on International Affairs», London. 1936.

[80]      Текстсоглашениясм. «China Year Book», 1934, p. 720. От­дельные выдержки из текста соглашения см. «Новая и новейшая история Китая». М. 1950, стр. 100.

[81]             «Оккупация Маньчжурии и борьба китайского народа», под ред. Г. Войтинского. Соцэкгиз, 1937, стр. 133.

[82] Текст соглашения см. «Chinatoday», May1936; «Новая и но­вейшая история Китая». М., 1950, стр. 11&—120. Официально текст гоминдановскими властями не был опубликован.

1936 г.

[84] Японцам удалось добиться лишь создания «восточно-хэбэй­ского автономного антикоммунистического правительства» во главе с марионеточным правителем Инь Жу-гэном, а затем создания Хэбэй-Чахарского «политического совета» во главе с прояпонским ставленником.

нм Текст договора см. «Собрание законов», № 11, 20.VII1935.

[86] «Известия», 9 октября 1933 г.

[87]   «Нихон родо нэнкан», стр. 266.

М» «Нихон родо нэнкан», стр. 276.

[89]      «Тихий Океан», 1936, № 1/7, стр. 204.

[90]      Пост генерал-инспектора военного обучения считался одним из высших в армии (после начальника генерального штаба и воен ного министра).

131 Суд над Аидзава, проводившийся при закрытых дверях, об­наружил тесные связи подсудимого с генералом Мадзаки, по зада­нию которого Аидзава и действовал JapanWeeklyChronicle», 20.11 1936 и последующие номера).

[92]      Ему вменялось в вину утверждение в его научных трудах, что император является «органом конституции», что якобы умаляло права императора, который по конституции обладал полнотой су­веренной власти,

[93]     Танака Согоро. Ук. соч., стр. 455.

[94]      Танака С о г о pо. Ук. соч., стр. 456.

[95]     «JapanWeeklyChronicles, 30. I 1936. Например: «Преж­де всего осуществить внутренние реформы» или:         «При             про­

цветании народа государственная оборона совершенна» и т. д.

[96]       Сёвакай объединяла небольшую группу членов сэйюкай, под­держивавших политику Такахаси и выделившихся в связи с этим в отдельную партию. Ее главным программным лозунгом была под­держка финансовой политики Такахаси. В партию сёвакай входили и являлись ее лидерами министры кабинета Окада, исключенные из партии сэйюкай за то, что согласились войти в кабинет (Утида, Ямадзаки и др.).

[97]      Танака Согоро. Ук. соч., стр. 45п; «Тихий Океан»,

1936, № 2/8. Предвыборные лозунги сэйюкай:                                                    «Бюрократиче­

ский кабинет или кабинет политических партий», «Обманчивое или действительное национальное единство», «Просперити или де­прессия». Против этих лозунгов минсэйто выдвинула свои: «Госу­дарственные или партийные интересы», «Национальное единство или борьба за власть».

[98] Сэйюкай, имевшая с 1932 г. огромное большинство в парла­менте, получила на выборах 1936 г. 174 места, минсэйто — 205 мест; за сэйюкай было подано 4154 тыс. голосов вместо 5722 тыс. в 1932 г., за минсэйто 4451 тыс. голосов вместо 3379 тыс в 1932 г.

[99]     Этот документ был подписан 7 августа 1936 г. премьер-ми­нистром, министром иностранных дел, военным и военно-морским министрами и министром финансов.

[100]   «Основные принципы национальной политики». Материалы процесса главных японских военных преступников док № 216, стр. стенограммы 2726—2728, и док. № 979, стр. 9551—9553.

[101]  Этот закон действовал в Японии до 1913 г., но затем был от* менен и вновь восстановлен в 1936 г.

,3« В состав кабинета Хнрота, восстановившего этот закон, вхо­дило 4 представителя буржуазно-помещичьих партий (2 представи­теля от партии сэйюкай и 2 представителя от минсэйто). Они согла* сились с введением этого закона, и после решения кабинета закон был утвержден парламентом. Баба Цунэго. Коиоэ найкаку сирон (История кабинета Коноэ). Токио, 1946, стр. 92,

.        137 Танака Рюкити. Ниппон гумбацу аитоси (История за­

кулисной борьбы военной клики Японии). Токио, 1946, стр. 76.

[104] Кандидатуру Сугияма рекомендовала «группа контроля», что лишний раз свидетельствует об отсутствии принципиальных разно­гласий между группами Угаки и «контроля*.

130 Лозунг «обновления» возник после событий 15 мая 1932 г., но он не был поддержан последующими кабинетами Сайто и Окада. Этот лозунг снова появился после событий 26 февраля 1936 г. (Б а -

б  а Ц у и эго. Коноэ найкаку сирон, стр. 90).

1,1 Б а б а Цунэго. Коноэ ыайкаку сирон, стр. 42—47.

Читайте также: