Показать все теги
Историческая справка к возникновению и развитию изучения природной обстановки
Последовательные изменения методики полевой археологической работы, как показателя развития исторического метода, являются весьма интересными и заслуживающими тщательного изучения, но тема эта настолько обширна, что ее изложение, хотя бы в самой сжатой форме, не представляется возможным в пределах того ограниченного места, которое этим вопросом можно отвести в настоящем очерке, имеющем чисто практическое назначение. Возможно будет здесь ограничиться лишь некоторыми отдельными замечаниями.
Конечно, уже в XIX в. далеко ушли от той оценки вещественных памятников прошлого, какую мы находим у более старых авторов, смотревших на древние кости как на игру природы, а в глиняных сосудах видевших продукцию некоторых пластических сил земли, особенно плодотворно действовавших, например, после дождя... Не слишком далеко от этого стояли представления о том, что каменные топоры и стрелы падают на землю с ударом молнии и являются вместе с этим носителями разных чудодейственных свойств. Вера в это, как справедливо говорит Гернес, была настолько прочна, что всякого, кто предложил бы иное объяснение, могли бы счесть просто сумасшедшим. Известно, например, что Гальба после удара молнии в море приказал выловить каменные топоры сетями. Найдено было 12 топоров. Об этой находке мы можем сказать в наше время, что или удачливые ловцы заранее приготовили для грозного начальника находку, или в месте их лова находятся остатки свайных построек. Но это — теперешняя, наша оценка факта, совсем не похожая на ту, какую мы видим в римскую эпоху в приведенном случае. Никакой связи между каменными топорами и человеком в его историческом развитии не предполагали очень долгое время, и единичные остроумные догадки, высказанные отдельными смельчаками, не могли повлиять на изменение общераспространенных воззрений, прочно увязанных с общим мировоззрением соответствующего общества. Большие изменения должны были произойти, прежде чем могла найти свое признание, казалось бы, столь простая истина, что каменные топоры, «урны», бронзовые мечи и т. п. — не чудесные явления, а самые подлинные и реальные изделия обыкновенного человека, его орудия производства, представленные лишь на различных ступенях развития общества.
При исследовании всякого вещественного археологического памятника на первом месте должны стоять две взаимно увязанных стороны дела: 1) изучение объекта исследования как исторического [16] источника и 2) его изучение в связи с природной обстановкой, понимая под этим естественные условия, соответствовавшие по времени и месту тому обществу, которые мы хотим изучать по сохранившимся остаткам.
В то время, когда полагали, что «урны» формируются в земле в силу чудесных творческих сил природы, не могло быть, конечно, и речи об изучении обстановки этих находок, но материалистическая философия XVIII в. во Франции, разрушая столь упорно утверждавшиеся христианством идеи о божественном происхождении мира и его неизменяемости, тем самым положила начало оформлению и развитию воззрений совершенно новых. Уже знаменитый Бюффон, несмотря на бдительность со стороны консистории, сумел высказать соображения о возможности развития мира путем последовательных видоизменений, но несравненно в более развитой и ясной форме идеи трансформизма выражены были после Великой французской революции Ламарком, сильнейшим образом поколебавшим прежние представления о неизменяемости органического мира, раз сотворенного богом. Но, как известно, идеи эти получили дальнейшее развитие значительно позже, возрожденные и обоснованные в стройной научной системе Ч. Дарвином. Первая половина XIX в. в истории возникновения науки «об ископаемом человеке» имеет особенный интерес. Против трансформистских идей Ламарка стоял весь научный авторитет «отца палеонтологии» Кювье, поддержанный к тому же и широкими кругами, разделявшими библейскую версию о происхождении мира. Кювье, как известно, полагал, что на земле от времени до времени происходили «революции», вследствие которых исчезала прежняя фауна и внезапно появлялась новая. Не связывая генетически отдельных стадий развития органического мира, он неизбежно должен был прийти к миграционной гипотезе,и, действительно, Кювье утверждал, что каждый раз после катастрофы откуда-то приходили новые виды на смену погибшим. В сущности, такая точка зрения весьма близка к той миграционной теории, которая сложилась и в применении к человеку во второй половине XIX в. и связана была с представлением о расах как некотором устойчивом сочетании ряда различных признаков. Кювье, несомненно, повлиял на первые шаги в поисках «ископаемого» человека в самом отрицательном смысле, способствуя тому, что находки, следовавшие одна за другой, вызывали к себе почти общее недоверие. Следует, впрочем, признать и то, что сами исследователи недостатками своей методики нередко давали Кювье достаточно оснований для критики. Совершенно убедительно он указывал на слабые стороны сделанных открытий и обращал внимание на необходимость тщательного и критического изучения на месте отношения костей человека к сопутствующей фауне и, наконец, — к геологической природе тех отложений, к которым эти находки могли относиться.
Уже из этого видно, какое значение должна была приобрести историческая геология во всех этих вопросах с того момента, когда она стала наукой исторической, объяснявшей разнообразные отложения [17] земной коры в их последовательном чередовании. Мы видим, что и здесь идея потопа упорно держится в представлении геологов первых десятилетий прошлого века, как готовая и удобная формула для разрешения вопроса о причинах возникновения огромных водных отложений, наличие которых было установлено во многих случаях в этот период, который Циттель не без основания назвал впоследствии героическим периодом этой новой науки. Возникает тогда же и самый термин «плейстоцен», которым стали обозначать (с 1829 г. — Денуайе) все отложения, образовавшиеся после третичной эры и входившие в древнейшую часть четвертичной эры. За этими же отложениями в Германии удерживается до сих пор термин «дилювиальные», впервые предложенный Буклэндом еще в 1823 г. и под которым нужно было подразумевать первоначально все тот же всемирный потоп — diluvium.
В 1830 году, на одном из первых заседаний Французского геологического общества, Ами Буэ в своем выступлении вполне четко сформулировал этот переходный момент. Он сказал: «Или эти лица [противники древности человека] не верят в потоп, — но в таком случае почему они о нем постоянно говорят? — или они в него верят, но тогда почему они не допускают, что допотопные кости человека могли так же сохраниться, как и кости животных?»
Английский геолог Лайель уже после того, как геологически древний возраст человека был доказан, говорил не без остроумия, что каждый раз, как только наукой открывается новый важный факт, сначала говорят, что это — неправда, так как противоречит религии, а впоследствии все начинают утверждать, что открытие давным-давно было всем известно.
Так именно случилось с открытиями Буше де Перта, упорно производившего поиски «допотопного» человека, современника крупных вымерших животных, в долине реки Соммы с 1832 г. Убежденный в том, что человек жил на земле и до последней великой «катастрофы», Буше искал его в аллювиальных отложениях реки, в слоях, заключавших в себе кости плейстоценовых крупных млекопитающих. Если исследователю не удалось открыть костные остатки человека, то он во множестве собрал его изделия в виде кремневых орудий и в таких условиях залегания, когда не могло уже быть сомнений в их одновременности с «допотопными» животными. Однако деятельность Буше долгое время встречала к себе полное недоверие, и нужна была авторитетная экспертиза и проверка геологического возраста тех «дилювиальных» отложений, которые давали столь поразительное сочетание древних костей с орудиями человека.
Такая проверка и не заставила себя долго ждать. Крупнейшие английские геологи того времени (Прествич и Лайель), уже раньше интересовавшиеся вопросом геологической синхронизации древнего человека и вымерших млекопитающих, побывали на месте находок Буше де Перта и сделали со всей авторитетностью то, чего не мог сделать самый неутомимый борец за идею «допотопного» человека, каким был Буше. [18]
Ведь, весь вопрос в сущности сводился к научному изучению обстановки находок и правильному ее истолкованию, причем для древностей, открытых Буше в долине Соммы, таким образом особое и решающее значение приобретала историческая геология. Лайель в начале своего геологического трактата высказал в краткой форме ту основную методологическую установку, которая, сформировавшись к пятидесятым годам, послужила настоящим отправным моментом к научной разработке исторической геологии, включая и ее относительно поздний плейстоценовый период, с которым неразрывно связаны и древние этапы развития человека. Уже Лайелю было известно, что «познание прошлого лежит в понимании настоящего».
Таким образом в науке окончательно убита была идея «потопа» или, вернее, «потопов», а на месте этой простейшей формулы разрешения волновавших научную мысль вопросов в первое время образовалась некоторая пустота, которую развивающейся науке предстояло заполнить построениями совершенно иного порядка.
Большую роль в этом отношении сыграли исследования плейстоценовых образований в западной Европе вообще, в полном их объеме, но на первом месте следует поставить здесь сформулированную в ряде последовательных открытий проблему о последовательных периодах развития больших европейских ледников и переменчивости в очертаниях морей, озер и рек. Параллельно с этими колебаниями происходили и изменения климатические, вызывавшие с своей стороны соответствующие перемены и в области фауны и флоры.
Установление чередования этих перемен, как мы увидим далее, и послужило основанием для относительной хронологии отдельных историко-археологических моментов, впоследствии связанных в картину общего и целостного процесса развития общества на протяжении огромного промежутка времени. Указывая здесь на все значение исторической геологии и палеонтологии, с данными которых следует в полной мере считаться, мы тем не менее историю человека не будем включать в эти дисциплины полностью, как это до настоящего времени делают «палеоэтнологи». Для нас важно установить здесь, в какой именно мере точные данные о переменчивости природной обстановки в течение длинного пути развития человеческого общества специалист- исследователь должен знать и соответствующие данные естествознания наблюдать и изучать в самом процессе своих полевых археологических работ точно так же, как впоследствии при обработке материалов необходимо будет применить и анализы чисто технологического порядка, сохраняя при этом основную свою установку историка, занимающегося изучением развития именно «общества», но с непременным и возможно большим использованием любых вспомогательных дисциплин, из которых, для древнейших периодов по крайней мере, историческая геология должна занимать первое место.
Возвращаясь к нашей краткой исторической справке, мы должны [19] будем после упоминания об открытиях Буше де Перта, на этот раз прочно увязанных с определенными моментами четвертичного периода, сказать несколько слов об эпохе ледников, детальное изучение которой, продолжающееся и теперь, дает столь важный материал при изучении древнейших эпох. Водные отложения не раз были наблюдаемы не только в долинах нынешних рек, но и в иных различных местах суши, нередко — высоко в предгорьях и даже в горах. В частности, в XVIII и XIX вв. геологов интересовал вопрос о так называемых эрратических камнях, находившихся нередко на огромном расстоянии от коренных залеганий соответствующих каменных пород. Первоначально полагали, что камни эти являются свидетелями все того же легендарного библейского всемирного потопа, как и отложения гальки и песка, покрывающие, например, значительные поверхности северной Германии. Не придавая особого значения в ходе развития исторической геологии какому-либо отдельному случаю, мы все же приведем здесь небезынтересный эпизод, несомненно сыгравший свою роль в смысле некоторого «толчка». В 1815 г. швейцарский инженер Шарпантье, остановившись в горах на ночь у охотника на диких коз, коснулся в разговоре с ним вопроса об эрратических камнях. Напрасно инженер старался «научно» объяснить их происхождение большими наводнениями. Охотник с этим не соглашался и сказал: «Эти камни слишком велики для того, чтобы вода могла их перенести на такое расстояние. Наверное, вся долина Роны покрыта была ледником на большую высоту». Охотник был прав. В скором времени разработанная старая научная система должна была рухнуть, уступив место поискам причин возникновения огромных и разнообразных плейстоценовых отложений, составлявших верхний покров европейского континента зо многих его частях, — поискам, ориентированным в совершенно новом направлении.
В 70-х и 80-х годах прошлого столетия уже было установлено, что в силу ряда причин, не совсем выясненных, впрочем, и до настоящего времени, в ранний период четвертичной эры в Европе, как, впрочем, и на иных континентах, периодически наступали моменты большого развития деятельности ледников, отходящих от горных районов на весьма далекие расстояния; особенно значительными центрами их развития были Альпы и Скандинавский горный массив. Ледники в форме глетчеров или материкового льда распространялись в долинах и на поверхностях материка, перенося с собой огромное количество материала, который отлагался в более или менее измененном виде как в районе ледяного покрова и на его окраинах, так и далеко за пределами территорий, перекрытых льдом и непосредственно подвергавшихся его воздействию. Медленно двигавшиеся вниз глетчеры несли с собой обломочный материал, который образовывал своими отложениями боковые морены и морены концевые, соответствовавшие краям ледяных массивов глетчеров. Но и помимо морен ледники производили сложную механическую работу, многообразные следы которой затем сохранились в течение многих тысячелетий. [20]
В 1854 г. швейцарский геолог Морло, имя которого, между прочим, связано и с прогрессивными для того времени чисто археологическими догадками, высказал предположение, что в Альпийском районе был не один период большого развития ледников, а два, а может быть и больше. Мысль эта, имевшая по существу все же характер предположения, развита была впоследствии геологом Пенком, изучившим сохранившиеся до нашего времени остатки работы ледников в Альпийском районе. Пенк установил, что на этой территории сохранились следы четырех различных стадий оледенения, сменявшихся в промежутках периодами обратного движения ледяных покровов.
Ледниковые периоды
За этими четырьмя плейстоценовыми оледенениями укрепились названия, предложенные Пенком. Древнейший период оледенения назван был гюнцким, последующие — миндельским и рис- ским, и последний — вюрмским.
Нужно сказать, что о количестве ледниковых периодов можно судить, конечно, лишь по реальным остаткам, а эти последние сохранили степени их бесспорного опознавания лишь для последних оледенений, на чем особенно настаивает Буль, считающий, что для плейстоцена во Франции возможно устанавливать лишь два периода оледенения, относя третий к концу плиоцена, т. е. к третичной эре.
Редкие и плохо сохранившиеся остатки морен этого «первого» оледенения, соответствующего гюнцкому и миндельскому ледниковым периодам Пенка, Буль относит к третьей эре. Морены эти, повидимому, стоя в связи с аллювиальными отложениями междуречных плато, характеризуются и особой фауной, для которой руководящей формой Буль считает южного слона (Elephas meridionalis).
Нужно сказать, что в вопросе расчленения периодов оледенения, как и в отношении установления возраста морских и речных террас, большое значение имеет связанная с ними фауна, но здесь встречаются большие затруднения именно для более древних оледенений, как и соответствующих им межледниковых периодов.
Приведем здесь в качестве примера то расхождение в отнесении историко-археологических фактов к ледниковым периодам, которое обнаружилось в системах Пенка и Буля, а затем четко было сформулировано Обермайером. По Пенку, так называемая шелльская и ашельская эпохи (археологические) должны быть отнесены к межледниковому периоду между миндельск и мирис- ским оледенениями, эпоха мустье — частью к рисскому оледенению, а частью — к теплой эпохе между рисским и вюрмским ледниковыми периодами, также как ориньякская и солютрейская археологические эпохи. Что касается мадленской эпохи, то Пенк относил ее к последниковому периоду.
По мнению Буля, хорошо известная ископаемая фауна теплого [21] периода, характеризуемая гиппопотамом (Hippopotamus amphibius) и древним слоном (Elephas antiquus), относится к последнему межледниковому периоду, как фауна с мамонтом (Elephas primigenius) и сибирским носорогом (Rhinoceros tichorhinus) — прочно связывается с последним оледенением, по Пенку — вюрмским.
Следует признать, впрочем, что вопрос о числе ледниковых периодов для плейстоцена остается до настоящего времени не установленным окончательно, и в этом отношении существуют различные мнения, но для нас особое значение, конечно, имеют те позднейшие периоды плейстоцена, к которым и относится наш материал археологический. Нужно отметить, что эти оледенения, сменявшиеся таянием и поднятием глетчеров, являлись показателем значительной переменчивости как в общих условиях геоморфологического порядка, так и в части климатического режима. Помимо непосредственной работы огромных масс льда, разрушавших горные породы, отлагавших морены, выносивших вообще много материала в более или менее переработанном виде, следует прежде всего учитывать то огромное количество воды, которое давали глетчеры или материковые льды у их окраин, в местах таяния. Этому должны были соответствовать большие озерные водоемы и мощные речные потоки.
Замечательно то обстоятельство, что, повидимому, развитие и сокращение ледников не имели характера движения равномерного, так как в этом случае их отложения были бы иными. В самом деле, во многих районах западной Европы, непосредственно вовсе не связанных между собой, как, например, в Пиренеях и в Альпах, различаются отложения различных стадий, отвечающих периодам [21] максимального развития ледникового покрова. Стадии эти соответствуют моментам относительной устойчивости, чередовавшимся с периодами движения обратного, а затем и поступательного.
Рис.1
Воспроизводим здесь карту восточной Европы с границами распространения ледников в четвертичном периоде, составленную геологом Г. Мирчинком (рис. 1), с той, впрочем, оговоркой, что в отношении реставрируемого им вообще для восточной Европы древнейшего оледенения (на карте не показано) мы находим в литературе и некоторые возражения.
На карте показано миндельское оледенение, своим южным краем доходившее до Гомеля, Москвы, затем рисское оледенение, являющееся, по Мирчинку, максимальным и достигавшее по Днепру почти до Днепропетровска и спускавшееся по Дону так же далеко на юг, и, наконец, последнее — вюрмское оледенение, своей окраиной достигавшее линии Микулина — Костромы — Галича.
Речные террасы
Пенк, исследовавший чередования ледниковых периодов в Альпийском районе, обратил вместе с этим внимание на такую же периодизацию в образовании наносных долинных отложений и далеко за пределами максимального распространения льдов. Установление связи и параллелизма фаз развития ледников с «ледниково-речными» образованиями не могло не иметь своего большого значения в вопросе установления относительной хронологии и для фактов чисто археологических. Четвертичная стратиграфия, таким образом, получала новое и надежное обоснование в части отложений, происхождение и чередование которых было установлено.
Рис.2
Воспроизводя здесь схему последовательных отложений на [23] речных террасах в средней Европе (рис. 2), следует сказать, что такая правильность в развитии речных долин встречается не всегда. На данном примере видно, как река постепенно опускается вниз, оставив следы уровней своего прежнего стояния в виде ряда террас. Уступы эти указывают на то, что образование речной долины не происходило в форме плавно развивавшегося процесса, но что и здесь имели место то остановки, то новая усиленная работа речного потока, выразившаяся в размывании или накоплении осадочных материалов.
Такие террасы свойственны не только речным долинам, но и берегам озер и морей. В общем можно считать, что чем выше терраса, тем она древнее. Для Франции, например, верхние террасы обычно относятся к плиоцену, в то время как средние — к началу плейстоцена, а нижние — к последующим его периодам. Таковой является и последовательность соответствующих аллювиальных отложений. Но, повторяем, это лишь в случаях нормального, так сказать, их развития, не являющихся правилом без исключений. Что такие исключения бывают — об этом прежде всего может свидетельствовать наличие случаев расхождений геологов в определении возраста террас и их соотношений с ледниковыми периодами плейстоцена (рис. 3). Так, например, существуют сомнения в возможности применения схемы Ш. Депере в настоящее время целиком к южным рекам восточной Европы
«Тогда как у Ш. Депере мы видим в течение четвертичного времени непрерывное поднятие суши, в результате которого самые древние террасы оказываются расположенными всего выше, у наших рек поднятие продолжалось, очевидно, не все время. Ему предшествовала длительная фаза опускания, пред которым был большой этап поднятия.
Рис.3
Если расположить эти движения суши во времени, то мы увидим такую картину. В самом начале четвертичного периода, а может быть еще в дочетвертичное время суша энергично поднималась, и в это время реки промыли свое русло в коренных породах нынешнего коренного дна. Затем наступила фаза опускания, когда более новые террасовые отложения накладывались сверху на более древние. В результате гюнцкая и миндельская террасы на нижнем Днепре оказались погребенными под рисской. Рисская фаза явилась фазой перелома, когда опять началось поднятие суши, в результате чего вюрмская терраса оказалась расположенной ниже рисской и прислоненной к ней. В схеме соотношения рек Запада, в трактовании Ш. Депере, и Днепра представляются в таком виде (рис. 4). Нижний чертеж показывает нам соотношение террас южного [25] Средиземноморского района, верхний — соотношение террас Днепра. В Средиземноморском районе самые древние террасы расположены всего выше».
Рис. 4.
Однако общая закономерность этим не нарушается, усложняется лишь вопрос относительной хронологии террас, при установлении которой необходимо считаться со всеми возможными отклонениями от общей схемы их последовательного возникновения, учитывая при этом не только данные геоморфологии, но и палеонтологии.
Раз возраст террас и перекрывающих их отложений надежным образом устанавливается, то в таком случае это приобретает весьма большое значение для археологического изучения, так как древнего человека в остатках его деятельности мы находим преимущественно у берегов рек и озер, а так как очертания их берегов дают картину некоторой закономерной переменчивости, то и различные стадии процесса развития общества мы видим включенными в общей стратиграфии четвертичных отложений и всего чаще — отложений, образовавшихся у речных и озерных водоемов.
При изучении террас имеют значение, конечно, не только отложения или разрушения, явившиеся следствием непосредственной работы речного потока, но и иные, возникавшие уже впоследствии. Во многих районах Европы древние террасы оказываются перекрытыми лёссом или отложениями делювиального происхождения.
С этими образованиями исследователю приходится столь часто считаться, что и здесь нам необходимо будет привести о них краткую справку. Делювием называют такие отложения, которые образуются в результате размывания дождевыми и снеговыми водами различных продуктов выветривания, отлагающихся затем иногда в форме весьма значительных наносов, особенно у подножия холмов. Делювиальные отложения, следовательно, могут быть совершенно различными по материалу, лёссовидными, песчаными, глинистыми и проч., в зависимости от тех горных пород, которые в данном месте размываются.
Лёсс
Иными по своему происхождению являются отложения лёсса, простирающиеся от западной Европы через Австрию, Венгрию и далее на востоке переходящие в обширные лёссовые отложения южной части восточной Европы.
Для этих отложений, достигающих нередко большой мощности и не имеющих характера слоистых водных образований, первоначально не находили достаточно убедительного объяснения до тех пор, пока в Азии не удалось наблюдать и изучить происхождение лёссовых отложений и в наше время. [26]
Лёсс представляет собой глинистую массу, состоящую из очень мелких и однородных зернышек полевого шпата, кварца, углекислой извести и пр. Это минеральная пыль, переносившаяся ветрами и отлагавшаяся иногда в огромных массах. В отличие от иных схожих отложений, происходивших в результате той или иной работы воды, лёсс такого происхождения обычно называют «субаэральным» или «эоловым» (рис.5).
Рис.5
Установление возраста лёссовых отложений и отношения к ним остатков деятельности древнего человека имеет для нас большое значение, и задача эта не должна упускаться из вида при производстве наших полевых обследований на палеолитических стоянках. Пенк полагал, что образование лёсса заканчивается с последним вюрмским оледенением. Другие исследователи, напротив, склонны были думать, что основные лёссовые отложения могли образоваться лишь в послеледниковое время. Здесь нет возможности хотя бы в самой беглой форме изложить современное состояние вопроса, тем более, что он в течение последних десятилетий послужил темой детальных исследований как за границей, так и у нас, утратив характер той относительной простоты и ясности, которые намечались на первых шагах к его разрешению. [27]
Сложность вопроса с той его стороны, которая непосредственно и ближайшим образом может интересовать исследователя, сводится теперь к стратиграфии лёсса и установлению отношения его различных ярусов к стадиям развития ледниковых периодов. Лёсс оказался неоднородным в его отложениях. Установлено было, что верхний ярус лёсса на Украине соответствует двум стадиям вюрмского оледенения, средний лёсс, в который вклинивается днепровская морена, одновременен с рисским оледенением, а нижний лёсс, вероятно, связан с миндельским ледником. Эти ярусы лёсса разделены ископаемыми почвами, соответствующими промежуткам между стадиями развития ледников (по Д. Н. Соболеву). Такая картина, обрисовывающаяся для Украины в результате последних исследований наших геологов-четвертичников, довольно близка в тем схемам синхронизации лёссовых горизонтов с соответственными моренными, которые выработаны были также в недавнее время и для Германии. Общее направление этих работ мы можем охарактеризовать как движение к все большему уточнению, а, с другой стороны, к осложнению всего вопроса. Если еще не достигнуто в этих исследованиях полного соглашения, а иногда мы встречаемся и с существенными разногласиями, то все же успехи последних десятилетий в исторической геологии четвертичного периода вместе с увязанной с нею в части своей и историей древнейшего общества следует считать весьма значительными.
Примеры открытых стоянок в увязке с четвертичными отложениями
Обратимся теперь к примерам и посмотрим, в какой степени историческая геология может послужить опорой к увязке историко-археологических фактов с отдельными моментами образования речных долин и их террас в обстановке нашей равнины и Сибири.
Г. Ф. Мирчинк, изучивший послетретичные отложения южных восточноевропейских районов, говорит о террасах Днепра, Днестра и их притоков, что они имеют различное геологическое строение. «Их нижняя надпойменная терраса редко поднимается выше 10-15 м над современным уровнем рек, состоит главным образом из песков, часто всхолмленных и покрытых сосновыми лесами и прислоненных к размытой поверхности ледниковых образований эпохи максимального оледенения. Возраст их сопоставлялся с последней эпохой развития ледниковых явлений на русской равнине, когда оледенение не доходило до среднего Приднепровья. В образовании верхней надпойменной террасы, названной тогда 2-й, наоборот, ледниковые образования по большинству рек, и в частности по Десне и Днепру, принимают самое существенное участие, и морена, как правило, спускается к соответственным террасам. На основании этого, естественно, было сделано заключение, что нижние надпойменные террассы синхроничны оледенению, не достигшему б. [28] Черниговской губ., т. е. вюрмскому, а верхняя надпойменная сформировалась до эпохи максимального оледенения и потом была только сглажена. Позднее это предположение получило подтверждение и уточнение при исследованиях выше по Днепру и его притокам, и установлена была непосредственная связь образования уступа от верхней надпойменной террасы к нижней надпойменной террасе с временем, предшествующим вюрмской ледниковой эпохе, а времени накопления аллювиальных отложений на нижней надпойменной террасе — с бюльской стадией отступания».
Палеолитическая стоянка у Бердыжа расположена на мысу между склоном к р. Сожу и впадающей в него балкой. На основании стратиграфии четвертичных отложений в этом районе Мирчинк устанавливает такую последовательность их образования. В эпоху рисского оледенения здесь образовался покров моренных и флювиоглациальных отложений. Долины р. Сожа в то время не было вовсе. Долина эта, возникшая лишь в начале вюрмского (последнего) ледникового периода, вызвала развитие боковых оврагов, превратившихся затем в балки. На склоне одной из таких балок и поселился человек, оставив следы своей здесь деятельности в виде так называемой стоянки. Впоследствии стоянка эта была перекрыта довольно мощным отложением песка, образовавшегося вместе с нижней террасой во время бюльской стадии. Таким образом интересующий нас исторический момент здесь выступает между двумя различными и разновременными отложениями и может быть определен во времени между концом вюрмского оледенения и началом бюльской стадии. К этой же эпохе Мирчинк относит как Мезинскую, так и Супоневскую стоянки на Десне.
Приведем теперь несколько конкретных примеров расположения палеолитических стоянок на речных террасах.
В 1929 году С. Н. Замятниным произведено было обследование известной стоянки у с. Костенки на берегу Дона. С разрешения автора воспроизводим здесь один из разрезов вместе с принадлежащим ему же описанием отложений (рис. 6).
Рис. 6
Слой 1 — современный речной нанос, перекрывающий погребенную и размытую сверху почву.
Слой 2 — почвенный слой.
Слой 3 — делювиальное отложение желто-бурого суглинка. [30]
Слой 4 — частью размытая ископаемая почва с верхним отложением культуры палеолитического человека.
Слой 5 — супесь. Аллювиальное отложение.
X Бурый моренный предпоследнего (рисского) оледенения суглинок грубого строения, с валунами гранита, шокшинского песчаника, кварца, зеленокаменных пород и пр., иногда в нижних частях естественных разрезов с потеками углесолей и с тонким прослоем в самом низу толщи белой глинообразной породы с галькой мела и журавчикоподобными включениями; прослой иногда отсутствует. Мощность суглинка — до 3 м, высота над Доном 50-53 м.
XI Туронский мел с остатками иноцерамов и Ostrea, мощностью от 15 до 22-25 см, книзу делается все более мергелистым и песчанистым, пока не переходит постепенно в сеноманский песчанистый мергель. [29]
XII Прослой фосфоритовых конкреций, залегающий на высоте 27 м над Доном (по Васильевскому — 37 м).
XIII Песчанистый мергель с фосфоритами, все более теряя углекислую известь, в свою очередь переходит через пепельно-серый в ярко-зеленый глинистый слюдистый сеноманский (повидимо- му) песок, книзу более чистый.
XIV Водоупорный слой вязкой глины типа «кафельной» светло-серого цвета, в естественных обнажениях до угольно-черного, с потеками и пятнами карбонатов и железистых окислов. Видимая мощность в естественном обнажении (Покровская балка) — 1 м. Высота над Доном 5,5-6 м.
XV Светло-серый мелкий слоистый песок.
XVI Делювиальный суглинок, в свежем состоянии светло-коричневого, а в высохшем — серовато-кремового цвета, с валунчиками кристаллических пород, кусочками и галечками мела, мелоподобными пластинками в несколько мм толщиной. Книзу делается менее песчанистым и незаметно сливается в местах соприкосновения со слоем 6. Мощность, включая и почву в траншее № 5, — 2,5-3 м. Высота поверхности нижней части этого делювиального склона над Доном — около 8 м.
XVII Слой костей мамонта и остатков культуры человека (кострища, кремни и пр.). Мощность 0,40 м.
XVIII Терраса, в Курганской сотне — слабо покатая, местами заболоченная, примыкающая к бечевнику Дона и поднятая на высоту от 4 до 6 м над уровнем реки. Сложена, повидимому, аллювиальными осадками, как древними, так и новыми.
С согласия П. П. Ефименко, исследовавшего Боршевскую стоянку в том же районе, воспроизводим ее разрез по линии к Дону (рис. 7) вместе с пояснительными указаниями автора. Интерес ее в стратиграфическом отношении заключается в том, что здесь мы имеем в сущности не одну, а две стоянки, которым и соответствуют культурные слои (а и b на чертеже), включенные в разновременных отложениях пойменной террасы Дона.
Слева от вертикальной линии с нумерацией слоев оставлен не заполненным рисунком тот прибрежный участок террасы, который исследован был ранее в процессе предварительной разведки. Указанные оба культурных слоя выходили здесь наружу, и их можна было обнаружить в обнажениях со стороны реки.Из сказанного видно, что остатки деятельности древнего человека, выражающиеся культурными слоями его стоянок, являются связанными с разными моментами закономерной переменчивости во всей окружавшей его природной обстановке. Речные террасы с их делювиальными и флювиоглациальными отложениями, лёсс и иные четвертичные отложения являются для нас тем вспомогательным источником к изучению древнейших периодов исторического развития общества, который исследователь должен всегда учитывать, начиная уже с первых шагов общей территориальной разведки в том или ином районе.
Рис.7.
Упомянув об этих отложениях, нам нужно будет отметить и ту своеобразную и сложную обстановку, в которой мы находим остатки деятельности человека в пещерах.
Пещеры
Пещеры, с которыми связан был человек уже в так наз. древнекаменном веке, имеют естественное происхождение. Вода, проникающая на значительную глубину в каменные породы, постепенно растворяет их, а отчасти разрушает механически, вследствие чего со временем в этих горных породах образуются полости или пустоты, называемые пещерами. Естественно, что наибольшее распространение пещер должно совпадать с наличием выходов легко растворимых пород, как гипс, соль, известняки. Многие пещеры давно приобрели известность или своими размерами, как, например, Вимальбургская пещера в Саксонии, или причудливостью своих форм, наличием крупных сталактитовых образований и проч. У нас пещеры известны в Крыму, на Кавказе, на Алтае, на Урале и в иных местах.
Археологический интерес к пещерам возник довольно давно, но [31] первые шаги любознательных искателей далеки были, конечно, от тех приемов исследований, которые формируются теперь в соответствии со всей сложностью этой особенной обстановки.
Э. Лартэ, пещерные исследования которого занимают видное место в развитии наших знаний о палеолитическом человеке, в конце концов признавал сам, что все его внимание сосредоточено было на находках — изделиях палеолитического человека (искусство!). Что же касается стратиграфии, т. е. чередования слоев в пещерных отложениях, то на эту сторону обращалось очень мало внимания. Впрочем, это мог бы сказать с таким же, если не большим, основанием не только Лартэ, но и многие другие археологи, ряды которых сразу возросли после сенсационных открытий в пещерах Франции.
Человек жил в пещерах начиная с древних периодов эпохи палеолита, но большинство известных нам пещерных стоянок относится все же к его второму периоду. Пещеры использовались древним человеком не только для жилья, но и для ритуально-магических действий, к которым и следует относить все живописные, скульптурные и графические изображения, нередко находящиеся в большом удалении от входа и в очень трудно доступных помещениях пещер, где не бывает к тому же и никаких бытовых остатков.
К пещерам в некотором отношении примыкают и навесы скал, неглубокие гроты, ниши, служившие древнему человеку также местом его более или менее длительного пребывания.
Стоянки древнего человека, связанные с речными террасами, как это видно из приведенных примеров, обычно являются выраженными одним отложением, реже — двумя разновременными. Совсем иную картину мы находим в пещерах и под навесами скал, где человек жил в различные периоды, и следы его пребывания в виде очагов, обломков костей, каменных и костяных изделий образуют зачастую целую свиту слоев, требующую при ее исследовании применения особенно тщательных приемов.
Культурные остатки в пещерах обычно перемежаются с отложениями, образовавшимися и в условиях, когда в них человек не жил. Из таких слоев следует отметить прежде всего глинистый грунт, формировавшийся из нерастворенных частиц тех пород, которые в размытом виде проникали в пещеру вместе с водой извне. Это так называемая пещерная глина. Затем известняковые стены и потолок пещер подвергались в силу ряда причин постепенному разрушению, вследствие чего на полу отлагались или мелкие, или крупные обломки, а иногда и значительные глыбы. Наконец, протекавшие в пещерах ручьи в свою очередь отлагали некоторые водные образования и т. д.
В качестве примера такой стратиграфии приведем схематический разрез отложений Истурицкой пещеры во Французских Пиренеях.
Дно пещеры покрыто здесь сталагмитовой коркой (рис. 8-1), на которой лежат крупные каменные обломки. Второй момент образования сталагмитов мы находим на самом верху отложений (17). Прочие слои, за исключением 10 и 12 (пещерная глина), глинистые [32] в основе, заключают в себе органические остатки и следы обитания в пещере человека.
Рис.8
Слой 2 — редкие находки мелких кремневых изделий так наз. эпохи мустье.
Слой 3 — находки крупных кремневых остроконечников так наз. эпохи мустье.
Слой 4 — следы обитания пещерных медведей .
Слой 5 — кости и экскременты гиены.
Слой 6 — культура так наз. верхнего, или более позднего, мустье.
Слой 7 — типичные изделия так наз. ориньякской эпохи.
Слои 8 и 9 — так наз. верхний, или более поздний, ориньяк. Слой 11 — древний период так наз. эпохи солютре.
Слой 13 — так наз. солютре, характеризуемый листовидными наконечниками.
Слой 14 — отложение с культурой, называемой мадленской.
Слой 15 — так наз. мадленская культура с гарпунами и раздвоенными наконечниками.
Слой 16 — отложение с культурой, относящейся, быть может, к так наз. азильской эпохе.
Относительная хронология ряда стадий развития человека древнекаменного века находит, таким образом, здесь новое подтверждение. Разрез вместе с этим дает понятие о том огромном промежутке времени, в течение которого могли сформироваться все эти отложения в пещере.
Но не во всех пещерах слои являются результатом местных процессов, происходивших в самой пещере или в ее ближайшем окружении. Иногда встречаются отложения, увязывающие пещерную стратиграфию и с общей картиной последовательных геологических перемен в четвертичную эпоху. Примером этого могут служить прежде всего известные пещеры Гримальди на итальянском берегу Средиземного моря.
Пещеры эти, которым посвящено не одно капитальное исследование, дали довольно сложную стратиграфию, свидетельствующую о том, что человек жил в них в разное время, начиная с наиболее древних периодов палеолита. Ненарушенные слои, образовавшиеся в пещерах в разных условиях, заключали в себе то признаки [33] обитания человеком (очаги, орудия, кости животных, погребения), то они оказывались «стерильными», или в них находили лишь экскременты пещерной гиены и пр. Культурные слои, чередуясь с иными отложениями, соответствовали разным периодам заселения пещер, начиная с ранних пор древнего каменного века и кончая неолитом, охватывая таким образом огромный промежуток времени. Не один раз за это время менялась общая обстановка в крае, после теплого времени с южными формами млекопитающих постепенно устанавливался холодный ледниковый режим с мамонтом и северным оленем, сменяясь в свою очередь новым потеплением. Не касаясь здесь замечательной стратиграфии этих гротов, мы укажем лишь на одну интересную их особенность.
В некоторых из них первым снизу слоем были отложения моря, достигавшего здесь в конце плиоцена или начале плейстоцена высоты 25 метров над современным уровнем, а затем опустившегося до 12 метров. К этому его второму стоянию и относятся нижние отложения с морскими раковинами. Удалось установить путем ряда сопоставлений, что эта «трансгрессия» была не единственной в четвертичный период и что «наступание» и «отступание» моря чередовались, соответствуя моментам максимального развития ледников и межледниковым промежуткам.
Колебания уровня поверхности моря, относящиеся в значительной по крайней мере части к опусканию или поднятию суши, представляют собою явление, с которым исследователю приходится нередко считаться даже для очень поздних периодов, о чем придется сказать ниже.
Вторым интересным примером может послужить грот Гарга в Пиренеях. Грот выходит в сторону реки Нэст, протекающей в широкой долине с галечными отложениями. Гора Гарга находится на берегу, и в ней со стороны реки на значительной высоте находится грот, имеющий очень интересные отложения. Важнее всего здесь для нас тот аллювиальный нанос с галькой, который местами сохранился в пещере. Не может быть сомнений, что нанос этот такого же происхождения, как и аллювиальные отложения террас противоположного берега, в частности второй террасы, превышающей современный уровень реки на 40 м, т. е. приблизительно на такую же высоту, какой соответствует пещера. Таким образом здесь получается возможность связать одно из пещерных отложений с речной террасой, а следовательно и с общими последовательно развивавшимися явлениями ледникового времени.
Послеледниковые периоды
Вслед за последним вюрмским ледниковым периодом началось постепенное сокращение ледника, но отступание глетчеров до высоты их современного уровня не происходило равномерно. Сначала глетчеры сократились довольно значительно, и их стоянию в этот период соответствуют особые морены. Период этот был назван [34] ахенским. После сокращения следовало еще три периода колебаний, когда ледники вновь опускались, однако не достигая уровня распространения глетчеров в вюрмский период. После этих колебаний, названных стадиями бюльской, гжницкой и даунской, снеговая линия в горах устанавливается на современном уровне, и в Европе утверждается в общем обстановка, близкая к обстановке нашего времени. Этим колебаниям в стояниях уровней снеговой линии несомненно, соответствовала известная переменчивость и в части других признаков, в частности и в отношении очертания берегов, изменения которых, хорошо изученные между прочим для Балтийского бассейна, были весьма значительными в послеледниковый период. Эти последние перемены имеют большое значение для исторической науки, изучение их сыграло немалую роль в деле развития и уточнения наших знаний о древнем человеке.
После сокращения последнего Скандинавского ледника наступила в этом районе «эпоха иоль- дии», названная так по характеризующему соответствующие морские отложения моллюску loldia arctica. Скандинавия в это время представляла собой остров, отделенный от материка широким морем, соединявшимся на севере с Ледовитым, а на западе — с Атлантическим океаном. Время это соответствует бюльской стадии послеледниковых колебаний и характеризуется для всего района арктическим климатом и такой же флорой.
После этой эпохи, повидимому, произошло значительное поднятие суши, Скандинавский остров соединился своей южной стороной с Ютландским полуостровом, а северной — с северной же частью европейского материка. Вследствие этого образовалось внутреннее море, отвечающее, с значительными, впрочем, отступлениями, и нынешним очертаниям Балтийского моря, Финского залива и Ладожского озера, которое тогда было крайним заливом этого опресненного водоема.
Время это, названное по характеризующему морскому моллюску эпохой анцилуса (Ancylus), соответствует гжницкой послеледниковой стадии. Вот с этой эпохой мы видим в связи и остатки деятельности человека, хорошо выраженные в известных, например, находках в торфянике у Маглемозе.
Изучая развитие культуры, нельзя не считаться с теми богатыми данными естествознания, которые мы находим в соответствующей природной обстановке. Чем на более низкой ступени развития своих производительных сил находилось изучаемое нами общество, тем большее значение эта обстановка имела как в производствах, так и в системе хозяйства, а следовательно должна была соответствующим образом отразиться и в социальном укладе. Для историка, помимо того, что здесь он может найти опору для установления относительной хронологии интересующих его фактов, даже самое место поселения древнего человека по его связи с ландшафтом того времени представляет собой весьма важный показатель.
В эпоху анцилуса, тоже с климатом очень холодным, все же [35] установился относительно более мягкий режим, и с юга к побережьям замкнутого моря проникают и распространяются: береза, осина, сосна и, наконец, орешник и липа.
После этой эпохи произошло понижение суши в южной части анцилового моря, вследствие чего этот замкнутый водоем вновь соединился с Атлантическим океаном через проливы. Это лито- риновое море, как и соответствующая эпоха, названо было тоже по характеризующему моллюску (Litorina litorea).
Литориновая эпоха, отвечающая последней, даунской стадии послеледникового времени, характеризуется более теплым климатом, а следовательно и иной растительностью, в которой следует отметить дуб, проникающий в это время довольно далеко на север.
С эпохой этой оказывается связанной и новая историческая стадия, представляемая так наз. кухонными остатками (Kjokkenmod-dinger), являющимися большими скоплениями раковин, костей рыб, птиц и диких животных, служивших объектом охоты древнего человека у берегов литорино- вого моря. Что касается орудий труда и иных изделий, то они не без основания сближаются с древностями и иных районов Европы, в частности с орудиями эпохи, называемой по известной французской стоянке — кампинийской.
В дальнейшем развитии изучения послеледниковых отложений установлено было, что при таянии отступавшего последнего Скандинаво-русского ледника в обширном пресноводном бассейне из талой воды образовались характерные отложения так наз. ленточных глин. Детальное изучение этих отложений позволяет делать попытки введения в периоды истории человека в послеледниковую эпоху и данных абсолютной хронологии. Шведскому ученому де Гееру при изучении уже упомянутых ленточных глин удалось установить основание к определению данных абсолютной хронологии. Заимствуем у проф. Яковлева изложение этого относительно недавнего достижения исторической геологии:
«Выше упоминалось, что на дне ледникового бассейна отлагались ленточные глины. Последние состоят из чередования более глинистых и более песчанистых слоев, выдержанных на очень больших расстояниях. Те и другие слои являются озерными отложениями ледниковых вод, вытекавших из-под отступающего края ледника. Более грубые песчанистые слои являются отложением летнего времени, когда транспортная сила талых вод увеличивалась, а зимой, когда ледниковый бассейн покрывался льдом, под покровом последнего отлагались более тонкие, механически взвешенные, глинистые частицы. Таким образом, каждая лента, состоящая из более песчанистого и более глинистого слоя, представляет собой годовое отложение. Благодаря одному очень остроумному методу, шведскому ученому де Гееру удалось сопоставить между собой пласты ленточных глин из различных мест Швеции до [36] пределов отступления ледников и подсчитать общее количество слагающих их годичных слоев. Благодаря этому получилась возможность изложить весь ряд послеледниковой истории северо-западной Европы на языке человеческого летоисчисления».
В таблице, составленной С. А. Яковлевым для послеледниковых периодов, мы находим как краткую их характеристику, так и данные абсолютной хронологии. Время анцилового пресноводного озера определяется таким образом промежутком от 7500 до 5300, а литоринового моря от 5300 и до 3000 лет. Далее мы имеем у этого же автора сведения и о последующих видоизменениях в Балтийском бассейне:
«В конце литоринового времени наблюдается новое слабое поднятие Финно-Скандинавии, отчего область литоринового моря сокращается. В дальнейшем, в силу последовавшего опускания, размеры моря расширяются, уровень его поднимается, но соленость меньше, чем в литориновом море, — это уже древняя стадия Балтийского моря, начавшаяся приблизительно за 3000 лет до нашей эры. Древне-Балтийское море существует с 3000 до 2000-1500 лет, после начинается снова поднятие суши, приводящее к современным размерам Балтики».
Таким образом удается определить возраст послеледниковых отложений с достаточной точностью и доводить эту хронологию до наших дней благодаря исследованиям де Геера в исключительно благоприятной обстановке в Швеции, где отступание последнего ледника оказалось возможным проследить без перерывов до его современного состояния в горных районах Скандинавии.
Примеры стоянок в увязке с послеледниковыми отложениями
Обратимся теперь к примеру применения этой системы к псторико. археологическим фактам на нашей территории, основанного на достаточной изученности послеледниковых отложений в Ленинградской области вообще, а затем и на тщательно установленной стратиграфии отдельных находок, увязанной в отдельных ее элементах с общей картиной чередования послетретичных отложений. Приводимые далее данные заимствуются из опубликованных исследований геолога Б. Ф. Землякова, относящихся к недавнему времени.
Земляковым изучен был материал, происходящий из одиннадцати неолитических стоянок в западной части Ленинградской области, причем подтвердилось, что характеризующим эти стоянки материалом являются глиняные сосуды типа так называемой «гребенчатой керамики». Керамика эта дает три разновидности, определяемые [37] формой, цветностью, способом орнаментации и пр. Первый тип оказался характерным для двух стоянок, в том числе и Негежемской на Свири, второй тип — для пяти стоянок, включая и Тарховскую у Сестрорецкого разлива, и, наконец, третий тип гребенчатой керамики встречен был в четырех иных стоянках. Для геологической датировки первой группы исследователь остановился на Негежемской стоянке, давшей следующий порядок отложений ;
от 0 до 0,35 м — слабо-слоистый зеленовато-серый суглинок,
» 0,35 до 0,60 м — культурный слой,
» 0,60 » 0,95 м — мелкий полевошпатовый песок,
» 0,95 » 1,35 м — галечник,
» 1,35 » 1,50 - 2,50 м — ленточная глина,
ниже 2,50 м — морена, темно-серый валунный суглинок.
Рис. 9.
Абсолютная высота культурного слоя определяется в границах от 19,0 до 19,5 м над уровнем моря. Земляков полагает на основании наблюдений над террасами нижнего течения Свири, что поднятие вод во время ладожской трансгрессии превосходило данные Айлио и могло достигать в районе Негежмы 22-24 м над уровнем моря. В этом случае, сообразуясь и с наблюдениями в иных районах Свири, зеленовато-серый суглинок, залегающий непосредственно на культурном слое, следует считать водным отложением ладожской трансгрессии. Таким образом Негежемская стоянка относится ко времени, предшествовавшему ладожской трансгрессии, а эта последняя соответствует по времени древнебалтийской трансгрессии.
Для второй группы стоянок Земляков, на основании хорошо изученной обстановки, избирает стоянку на Сестрорецком разливе у Тарховки.
Стратиграфический характер отложений в месте изучавшейся древней стоянки у восточного берега Сестрорецкого разлива виден на прилагаемом чертеже (рис. 9). Первым отложением снизу является голубоватая ленточная глина (е), на которой залегает грубо слоистый, крупный древнебалтийский песок, поднимаясь до высоты 10 м над уровнем моря (с). Непосредственно на этом песке, слагающем гряду, лежит слой красно-бурого и черного песка с [38] остатками стоянки (культурный слой) (b, d). Толщина этого отложения 0,35 м - 0,48 м. Сверху культурный слой перекрыт светлосерым (а) дюнным песком. Абсолютная высота культурного слоя достигает 10 м над уровнем моря. Наибольшая высота волноприбойной линии древнебалтийской трансгрессии несколько превышает 10 м, появление стоянки в этом месте, следовательно, можно относить к близкому времени от начала древнебалтийской регрессии, т. е. отступания моря. Что же касается заноса стоянки дюнным песком, то это могло произойти в более позднее время, в период ксеротерми- ческий, когда растительность в данном районе не была достаточно развита и песок подвергался развеиванию. Сестрорецкая стоянка, как и ряд иных подобных, характеризуется, как было указано, гребенчатой керамикой второго типа.
Для стоянок с гребенчатой керамикой третьего типа исследователем дается стратиграфия Лах- тинской стоянки. Здесь имеется следующий порядок напластований:
от 0 до 0,20 - 0,40 м — мелкий серый песок с отчетливой горизонтальной слоистостью, от 0,20 до 0,50 м — красно-бурый песок - культурный слой от 0,50 до 1,00-1,20 м — черный песок
от 1,20 и ниже — грубослоистый древнебалтийский полевошпатовый песок.
![На воспроизводимой здесь схеме (по Яковлеву) (рис. 10) намечено время [39] для трех указанных стоянок, характеризованных тремя различными типами гребенчатой керамики](https://secrethistory.su/uploads/posts/2014-02/1392632660_ris-10.jpg)
Рис. 10
Абсолютная высота залегания культурного слоя здесь достигает только 5 м над уровнем моря Геологически возраст этой стоянки может быть определяем концом древнебалтийской регрессии. На воспроизводимой здесь схеме (по Яковлеву) (рис. 10) намечено время [39] для трех указанных стоянок, характеризованных тремя различными типами гребенчатой керамики (рис. 10). Принимая во внимание устанавливаемый таким образом порядок чередования этих типов, представляющих собой разновидности той же «гребенчатой» керамики, мы можем их считать различными последовательными фазами.
Но, помимо установления относительной хронологии для трех групп древних стоянок в этом районе, мы находим в различных отложениях, образовавшихся как непосредственно перед возникновением последний, так и после, свидетельства о происходивших изменениях ландшафта, о колебаниях климатического режима, о характере и развитии растительности и пр.
Вместе с этим мы имеем намётку и на приблизительные данные абсолютной хронологии: для первой фазы 2500-1700 лет, для второй фазы — 1700-1200 и для третьей — от 1200 до 800 лет нашей эры (рис. 10). Трудность подобной работы заключается в установлении отношения обстановки стоянки к геохронологической шкале. Нельзя, конечно, в приведенном примере видеть образец бесспорного достижения, но он нам указывает тот путь исследования, на котором в дальнейшем можно ожидать значительных результатов. Конечно, хронологические даты не являются сами по себе целью исторических исследований, но должны быть учитываемы в качестве дополнительного характеризующего момента немаловажного значения. Из приводимых дат мы можем прежде всего сделать заключение о том, что вторая фаза гребенчатой керамики, характеризующей среднюю группу стоянок для данного района — неолитических, по времени отвечает большому развитию производств из бронзы для местностей более южных, с широким применением металла к о рудиям производства, что же касается третьей фазы и соответствующих ей поселений, тоже здесь неолитических, то эта эпоха дает совпадение с так называемым галльштатским периодом «железно го века» в южных районах. К такому выводу мы приходим лишь благодаря возможности хронологических сопостановлений. И, наконец, более или менее правдоподобное установление времени для ряда стоянок на ограниченной территории может послужить основанием к известным сближениям и параллельным построениям и для иных районов.
Из сказанного, однако, не следует делать вывода, что таким образом построенное исследование может считаться завершенным. Стратиграфический прием изучения вещественных памятников in situ есть задача лишь необходимого и предварительного ознакомления с ними, это цель полевой разведки или обследования, но не детального их изучения, которое, с учетом результатов предварительной работы, должно быть построено совершенно.в ином плане, когда основным заданием послужит исследование всего комплекса вещественных остатков деятельности интересующего нас общества. [40]
Торфяники
Стоянки древнего человека мы находим, таким образом, на открытых берегах рек, в пещерах, под навесами скал, у морских берегов, у берегов озер.
Озерные стоянки могут иметь весьма своеобразную обстановку в тех случаях, когда они связаны с торфяными отложениями. Торфяники, как известно, образуются в более или менее закрытых водоемах с слабо проточными или стоячими водами.
Зарастание озер или иных водоемов с стоячей водой ведет к образованию болот, причем в лесных северных районах преобладающее положение занимают торфообразующие процессы.
Вода сначала покрывается водорослями с максимальным их скоплением у берегов. Со временем водоросли эти, постепенно распространяясь по водной поверхности, покрывают ее целиком, образуя сверху сплошную растительную корку. Торфообразующие болота разделяются на три основных типа: моховые, луговые и смешанные (травяно-луговые). Наиболее распространенной формой Первого типа являются сфагновые болота, образовавшиеся за счет белого мха из рода Sphagnum.
Мох, образующий сплошную пленку над водой, имеет то свойство, что нижние его части, отмирая, опускаются вниз и осаждаются на дне в форме последовательно возрастающих отложений. С развитием верхнего покрова, на нем появляется и иная растительность: кустарники, а затем и деревья. Постепенно, таким образом, водоем заполняется разнообразными растительными остатками, которые в состоянии неполного разложения и образуют торф. Первым, следовательно, и главным условием образования торфяников является наличие стоячей воды. Такие условия могут быть не только на болотах, но и по берегам морей, озер и даже рек. Известно, что на берегах озер и морей водой отлагаются в прибрежной полосе песок, ил и проч., образующие род валов. Эти валы, преграждая атмосферной воде свободный сток, содействуют заболачиванию прибрежных участков и образованию на них болот и торфяников.. Таким же образом могут произойти торфяные отложения и на пойменных долинах рек, где весенними половодьями отлагаются осадки, повышающие берег по отношению к лугу, на котором вследствие этого и возникают более или менее значительные заболоченные пространства с соответствующими этим условиям торфообразующими процессами.
Торф представляет собой скопление растительных остатков, не вполне разложившихся. Процесс разложения останавливается здесь, как думают, на фазе, когда продуктами его являются кислоты. Торф является прекрасной средой в смысле предохранения органических остатков от разложения.
С торфяниками связаны весьма многочисленные находки, имеющие значение археологического источника исключительной полноты и научной ценности. Образование торфа происходило во всякие [41] эпохи, раз для этого были соответствующие условия, как можно наблюдать эти процессы и сейчас во всех стадиях их развития. Мощность торфяных отложений бывает весьма различной и зависит от разных причин, не поддающихся точному учету со стороны их конечного эффекта, вследствие чего одних данных о толщине торфяного отложения, перекрывающего или заключающего в себе культурный слой, не достаточно для установления даже относительной хронологии. В Тироле, например, остатки дороги римского времени открыты были под слоем торфа в 4 фута, а в Англии сооружения того же времени оказались в торфе на глубине 8 футов.
Из открытий, сделанных в торфе, особую известность приобрели находки в Маглемозе, на западном берегу Зеландии.
Торфяник этот, поверхностью около 300 гектаров, образовался в пресноводном озере, постепенно превратившемся в болото, в свою очередь заполнившееся мхом и его перегноем. Находки обнаружены были на расстоянии 350 м от древнего берега озера. Человек жил, повидимому, не в свайных постройках над водой, а на плотах, на которых и были его жилища.
Чрезвычайно богатые материалы мы имеем и из торфяников средней Европы, а в особенности из торфяных отложений Швейцарии.
У нас в Союзе немало сделано было открытий в торфе, из них монографически обработаны были материалы из отложений, обнаруженных при постройке Ладожского канала и исследованных Иностранцевым.
Из новейших работ следует отметить систематические исследования Б. С. Жукова и А. Я. Брюсова, из которых последние, к сожалению, пока не опубликованы, несмотря на исключительную научную ценность полученных материалов, с которыми нас ознакомил в Государственном Историческом музее сам исследователь. Исследования торфяника у села Льялово производились в течение последних лет с участием ряда специалистов.
Стоянка открыта была в 1922 г. сотрудником Лугового института Мещеряковым при изучении торфяников Льяловского района, и с этого момента начинается ее систематическое исследование.
Приведем некоторые о ней сведения, пользуясь опубликованными работами Б. С. Жукова и Б. А. Куфтина.
Стоянка находится в 40 верстах от Москвы, у края второй террасы реки Клязьмы. Культурный слой с изделиями древнего периода неолита залегает в нижнем горизонте торфяной подушки, заполняющей озеровидное расширение между коренными берегами Клязьмы. Расширение это имеет около 6 километров в длину и до 1, 5 км в ширину. Было ли когда-либо в этом расширении речной долины озеро, впоследствии заболоченное у его берегов, или торф имеет другое происхождение, остается пока спорным. Во всяком случае человек здесь жил у края уступа к озеровидному углублению, и, как это видно по находкам, водяные птицы занимали видное место в его охотничьем хозяйстве. Б. С. Жуков высказывает такое заключение: «Все эти остатки весьма согласно указывают на [42] присутствие большого озера или группы озер (не реки), не только обильно посещавшегося водоплавающими птицами на пролетах, но и населенного ими в гнездовой период. Можно сомневаться, чтобы берега озера были сплошь топкими».
Культурный слой находится здесь на нижнем горизонте торфа, имеющего от 0,5 до 2 м мощности. Толщина самого слоя колеблется от 2 см до 10-15 и 25 см. Торф перекрывает отложения луговой серо-голубой пластичной глины и суглинка.
Что для нас в торфяных стоянках является особенно ценным, так это — хорошая степень сохранности органических остатков, позволяющая реконструировать растительность времени образования торфяника и включить этот момент в общую картину переменчивости послеледникового времени.
Вопрос чередования климатических периодов в связи с изменениями конфигурации Балтийского моря изучается не только по материалам чисто геологическим, но и на основании геоботаниче- ских исследований торфяных отложений, и работа эта проводится у нас в Союзе целым рядом ученых специалистов. Для определения растительности вовсе нет надобности в непременном налички в торфяниках листьев, остатков сучьев и стволов деревьев. Для установления пород пользуются обычно микроскопом, при помощи которого довольно легко делаются нужные определения по пыльце. Эта сторона исследований торфяных стоянок должна быть серьезно учитываема исследователями, которым следует даже в ограниченных пределах задач разведки брать вырезки торфа для лабораторного исследования.
Изучение пыльцы из Льяловской стоянки (в культурном слое) указывает на преобладание широколиственных пород при относительно небольшом количестве ели (6%). Исследование льялов- ского торфа на разных его уровнях дает некоторые основания для отнесения культурного слоя к эпохе, соответствующей концу атлантического климатического периода С.-З. Европы, т. е. к переходному времени от теплого и влажного к сменившему его более континентальному и сухому (суббореальному) климату, в свою очередь перешедшему снова в более влажный, но холодный климат современной эпохи (по Куфтину).
Колебания в соотношениях поверхности морей и озер к суше
Нам пришлось уже говорить о том, что современное соотношение уровня морей к берегам не является величиной постоянной и неизменной. Известно, что очертания морей, материков и островов не раз последовательно и коренным образом изменялись на протяжении геологических периодов. Явления эти, имеющие, повидимому, разные причины, происходили и в течение четвертичного периода и позже, как происходят с большей или меньшей интенсивностью и в наше время. Вполне установлено, например, что побережье [43] Швеции постепенно поднимается, как поднимается и все побережье Балтийского моря и Финляндии, происходит поднятие и северных окраин Европы, не один раз констатированное для районов Белого моря, и проч. В другой стороны, имеется и опускание суши, как это наблюдается, например, для побережий Северного и Немецкого морей, Голландии, южной Англии, Бретании, Нормандии, а у нас — на западном побережьи Кавказа. Для некоторых районов мы располагаем доказательствами происходивших последовательно как поднятий, так и опусканий.
Так называемые вековые колебания происходят не всюду с одинаковой быстротой, в иных местах движения эти медленны, а в других случаях мы можем отмечать значительные перемены, происшедшие уже в историческое время и происходящие на наших глазах. Особенно интенсивными колебания бывают в вулканических районах. Во всяком случае, каковы бы ни были причины изменений в уровне стояния поверхности морей, связанная с этим переменчивость представляется для нас существенным данным в деле исторических исследований, в особенности в тех районах, где это непосредственно проявляется. Легенды о затоплении морем некогда цветущих городов оказываются не лишенными реальных оснований. Ограничимся упоминанием хотя бы немногих примеров. В Бретани, у города Дуарнене во время отлива можно видеть в бухте остатки построек на глубине 5-6 м под водой. Около Трэпора на дне на много метров ниже уровня моря во время больших отливов найдена была глиняная посуда римского времени, лежавшая на пласте лигнита, в котором сохранились остатки деревьев. Все это отложение покрыто было песком с раковинами современных моллюсков.
Для всего побережья Ламанша и Северного моря мы имеем свидетельство о последовательном опускании суши. Многие реки, впадающие в Атлантический океан, имеют подводное русло, образовавшееся в так называемой береговой платформе. Невозможно объяснить этот факт иначе, как опусканием суши и погружением в море устья реки уже после того, как речная долина с соответствующей ей дельтой образовались в нормальных условиях.
С другой стороны, у нас немало примеров и постепенного отступания моря, происходящего иногда довольно быстро.
По всему побережью Средиземного моря существуют террасы, соответствующие различным уровням прежних береговых линий; аналогичные признаки имеются и для иных районов, в частности для Скандинавии, где, например, следы разрушительного действия морских волн на береговые утесы и морские отложения отмечены на высоте до 162 м над современным уровнем моря.
Вместе с отступанием моря неизменно происходят явления, хорошо всем известные. Прежние гавани оказываются отделенными от моря, бывшие острова соединяются с сушей, морские заливы превращаются в озера и т. д. Город Ларошель во Франции, окруженный некогда почти со всех сторон морем, теперь связан с ним только каналом, а другая приморская гавань — Бруашь, существовавшая [44] еще в так наз. средние века, теперь совсем заброшена и лежит далеко от морского берега.
Но бывают случаи, когда на небольшом относительно отрезке времени происходят как поднятия, так и погружения берега. Интересный в этом отношении пример мы имеем в Неаполитанском заливе, где у местечка Пуццуоли находятся развалины храма Сераписа, постройка которого относится к римской эпохе. Большая часть колонн этого храма лежит, но три колонны, сделанные из мрамора, сохраняют до сих пор вертикальное положение. Эти колонны от высоты в 3,6 м над современным уровнем залива и до 7 м несут на себе следы разрушительной работы особого моллюска (Modiola lithopaga), живущего только в морской воде. Совершенно очевидно, что было время, когда этот именно отрезок колонн находился в воде, что же касается нижней части, оставшейся совершенно цельной, то она, как это показали раскопки, прикрыта была у всех колонн морским песком, предохранившим мрамор от Modiolae. Следовательно, колонны, построенные на суше, впоследствии оказались в воде до уровня в 7 м, а затем произошло поднятие берега, в силу чего колонны оказались вновь в положении, вероятно, близком к первоначальному.
Города, а вернее — городища, т. е. развалины городов, как, впрочем, и стоянки и иные остатки деятельности человека, могут быть обнаружены и ниже современного уровня моря или озера. Никакой таинственности в подобных явлениях нет, а если иногда им и стараются придать характер некоторой сенсации, то это следует расценивать исключительно как стремление замаскировать реальный факт под сказочный облик «града Китежа»...
Как известно, Кавказское Черноморское побережье в его северной, по крайней мере, половине постепенно опускается, вследствие чего в таком же порядке в отношении берега — уровень моря повышается. Совершенно ошибочно в качестве доказательства приводят явления простого размывания берега и постепенного его поглощения морем. Для Сухума, например, у нас имеются некоторые сведения, подтверждающие именно опускание берега, и никакой сенсации не должно быть в том случае, если наличие остатков построек под водой здесь и будет доказано. Факты, неоспоримо свидетельствующие об опускании берега в одних районах и о поднятии в иных, были наблюдены мною в прошлом году на Таманском полуострове. Отмечалось, впрочем, уже ранее, что древнейшие отложения города у бывшей станции Сенной находятся теперь ниже уровня моря, но как глубоко они погружены — сказать трудно. При разведочной раскопке в городище станицы Таманской, в слоях города классической эпохи открыт был участок мощной улицы, которая имела уклон к морю, но обрывалась в обнажениях берега на высоте около 15 м над уровнем моря. Здесь обстановка несколько сложнее. Или такое соотношение явилось следствием простого размывания и поглощения берега морем, что происходит, между прочим, и теперь, или здесь следует допускать и некоторое поднятие берега. [45] В иных местах полуострова пришлось наблюдать значительное поднятие, вследствие чего бывшие протоки, на берегах которых имеются остатки торговых поселений (судоходство), теперь расположены значительно выше уровня моря,а самые следы их распознаются не без труда.
В такой же степени, как для морских побережий, и для берегов озер следует допускать вероятность переменчивости и последовательных колебаний в уровне поверхности воды. Классическим примером неправильности в оценке общей обстановки может послужить весь вопрос о швейцарских свайных постройках, формулируемый теперь, на основании последних исследований, совершенно иначе. Пример этот настолько поучителен, что считаем необходимым ввести его в настоящую работу.
Когда в 1854 г. вследствие низкого стояния воды в озере у Мейлена обнаружились сваи, тогда же пришли к заключению о том, что сваи являются остатками древнего поселения у берега озера. Ф. Келлер формулировал вопрос следующим образом: или эти постройки сооружены были на берегу над землей, или они были на сваях — над водой. Со временем мнение о том, что свайные постройки сооружались именно над водой, на высоких сваях, забитых в дно озера, сделалось господствующим. К такому мнению приспособлены были и различные гипотезы, из которых наиболее популярной оказалась та, которой древнему обществу приписывались цели обороны в качестве главного, а иногда и единственного мотива к сооружению жилищ в большом удалении от берега. Но были гипотезы и иные. Предполагали некоторые, что свайные постройки были лишь промысловыми постройками рыбаков, имевших постоянные жилища где-то в иных местах, в свайных постройках хотели видеть специально лишь помещения для хранения продуктов, а иные, которых современный исследователь Вуга называет теперь юмористами, смотрели на эти постройки как на летние жилища, которые человек оставлял с наступлением зимы, переселяясь в теплые пещеры. Этнографические и исторические данные, казалось, лишь подтверждали гипотезу о жилищах над водой в Швейцарии, и тем не менее она была в конце концов оставлена.
Коренной ошибкой, очень для нас показательной, было здесь то, что современная обстановка принималась в качестве некоторой неизменной величины и та переменчивость, которая так долго удерживает наше внимание и в этом очерке, не принималась во внимание вовсе. С 1919 г. местная археологическая комиссия предприняла стратиграфические исследования остатков древнейших поселений на Невшательском озере. Для швейцарского новокаменного (неолит) века принято деление на четыре периода, что находит подтверждение не только в характеристике соответствующих комплексов, но, что для нас важнее, и в стратиграфических соотношениях.
Рассмотрим теперь один из разрезов, сделанных при упомянутых исследованиях невшательской комиссии. В разрезе этом оказалось 8 различных отложений, и в числе их четыре относились к четырем стадиям неолитической эпохи. [46]
Нижний, т. е. наиболее древний культурный слой (неолит I), очень тонкий, лежал на ледниковом песке. В это время уровень в озере был ниже современного, но впоследствии вода стала подниматься и достигла более высокого уровня, вследствие чего место селения было залито, что и могло послужить причиной его оставления. Над культурным слоем образовалось отложение в 0,50 м толщиной. Никаких признаков «культуры» в нем не было, не было даже остатков растений, а весь слой из песка и ила мог образоваться только как осадочное отложение озера.
Вслед за этим обстановка вновь изменилась и, повидимому, в обратную сторону. На стерильном озерном отложении образовался новый слой до 0,50 м мощности, состоящий на 90% из растительных остатков, «кухонных» отбросов и иных материалов, свидетельствующих о новом периоде деятельности человека на этом месте, Отложения эти, как основательно предполагают невшатель- ские исследователи, могли образоваться на берегу в условиях лишь временных и незначительных разливов. Нужно думать, что второе поселение отделено от первого значительным промежутком времени, на что указывает не только мощность стерильного промежуточного слоя, но и существенное отличие комплекса первого неолита от комплекса второго. Со стороны генетических соотношений все четыре неолитических периода возможно делить на две части, объединяя второй, третий и четвертый периоды в одну группу, существенно отличную от первой. Разница будет заключаться в том, что позднейшие периоды последовательно увязываются и их чередование ясно выступает уже из самого характера соответствующих им вещественных комплексов, в то время как вся эта группа как будто и не имеет своих генетических корней в древнейшем периоде. Такое соотношение отмечается, впрочем, и не только для Невшательского района Швейцарии.
Упомянутое второе культурное отложение оказывается в свою очередь перекрытым стерильным песком с раковинами, толщиной в 0,20 м. Опять мы имеем новый перерыв, после которого на этом же месте снова возникает поселение.
Подобные промежутки в фактической стратиграфии в прежнее время не вызывали особых вопросов, так как в подобных случаях широко применялась миграционная теория, долгое время служившая решительным препятствием к реальному пониманию фактов. Вуга, работой которого в данном случае мы пользуемся, о перерыве между культурными слоями, выраженном слоем озерного песка,, не без остроумия говорит так:
«Гипотеза о новом пришельце могла бы объяснить явление, в особенности если бы я предусмотрительно вывел его из Азии, но она не смогла бы объяснить причину отложения слоя песка на месте поселения. Новым пришельцем и на этот раз является озеро, уровень которого вновь повышается на всем побережьи и заставляет жителей оставить их селение».
Но вот происходит вновь перемена, уровень озера еще раз [47] понижается, и на свободном от воды берегу поселяется человек с культурой третьего периода неолита. Этот слой в 0,30 м толщиной всем своим составом свидетельствует о том, что жилища были построены не над водой. Последние это гибнет от пожара, сколько можно судить по слою углей в верхнем горизонте отложения, но возобновляется вновь и продолжает существовать на том же месте и в течение всего четвертого периода неолита, или, вернее, энеолита, так как здесь в инвентаре мы имеем уже поздние формы каменных орудий и металл. Эта позднейшая стоянка, судя по характеру отложений, могла быть уже полуозерной, то есть жилища были, вероятно, над заболоченным низким берегом — на сваях.
Все же в период энеолита уровень воды был ниже современного, а впоследствии озера понижаются еще более и достигают максимально низкого уровня к концу так наз. эпохи бронзы, когда стояние воды было ниже современного на 4 метра! Этот последний период отступания озера, как это выясняется, связан был с периодом засушливого климата в средней Европе.
Совершенно иная картина восстанавливается теперь вместо прежней гипотезы, и основанием к этому послужили новые приемы исследования: 1) точное установление стратиграфии и 2) генетическая характеристика всех слоев, слагающих эту стратиграфию.
К аналогичным выводам в последнее десятилетие пришли в отношении свайных построек и иных районов.
Таким образом выяснилось, что древнейшие поселения в Швейцарии строились хотя нередко и на сваях, но над землей, у самого берега, и в плане имели вид вытянутых в длину вдоль береговой линии селищ. Только в так наз. эпоху бронзы возникают поселения на сваях в самом озере, и в этом случае и их планировка бывает совершенно иной.
Овраги
Поверхностные отложения с течением времени подвергаются значительным разрушениям, и общий их рельеф видоизменяется. Одним из главных факторов таких преобразований является вода, разрушительная работа которой будет тем большей, чем более подвержены размыванию породы верхних отложений.
Падающая дождевая вода, стекая по склону поверхности, может промыть рытвину с крутыми стенками. Если это будет на поверхности с наклоном к долине, да при этом и площадь, с которой пойдет сток, будет значительной, то рытвина быстро превратится в действующий овраг.
В каждом овраге можно различать его вершину, среднюю часть, устье. В основной овраг часто впадают овраги боковые, и все они вместе образуют нередко целую овражную систему, отвечающую обширному бассейну. Овраги, начинаясь с относительно и незначительных первоначально повреждений поверхности, в мало устойчивых грушах очень быстро расширяются и углубляются под [48] действием дождевой воды и тающего снега. Овраг начинает развиваться в глубину и в длину, перемещаясь своей вершиной все дальше и дальше от устья. Боковые стенки оврага в такой стадии его развития представляют собой крутые, обнаженные поверхности основного грунта. Получается, таким образом, неустойчивый элемент, дающий новый момент в разрушительном процессе. Такие горные породы, как лёссовидный суглинок, будут разрушаться в крутых обнажениях и без непосредственного действия размывания, уже в силу своей структуры, которая для устойчивого профиля требует довольно пологих скатов. Последовательное действие воды и структурные свойства размываемых пород и содействуют постепенному расширению и понижению боковых скатов оврага, и весь процесс видоизменения в сущности неизменно идет в направлении выработки устойчивых форм, т. е. до момента закрепления скатов на определенном пологом уклоне. Такие «потухшие» овраги называют балками.
Большое значение приобретает здесь растительность, которая в определенный момент смягчения профиля скатов оврага развивается на них сплошным покровом, скрепляя почву своей корневой системой. Овражный профиль равновесия, следовательно, зависит от целой совокупности данных: качества грунта, количества осадков, размеров водосливной поверхности, глубины и ширины, скорости проходящей воды и проч. Все эти данные находятся во взаимной зависимости, и стоит одному из них в силу каких-либо причин измениться, как будут сейчас же нарушены все соотношения и овраг из «потухшего» вновь превратится в действующий. Овраги, в сущности, и обусловили волнистый характер равнины, эту столь характерную черту нашего ландшафта. Если овраг при его углублении дойдет до слоя, мало проницаемого для воды, то на этом уровне открываются ключи, питающие овражный ручей. Это весьма важная особенность оврагов степной полосы, создавшая ту двойственность в природных условиях, которая была издревле ей присуща и с которой, несомненно, будет считаться исследователь. Если посмотреть внимательно на современные карты наших южных степей, то нельзя не обратить внимания на расположение населенных мест главным образом по балкам и оврагам. Всякому бывавшему в степях должна быть памятной разница между высокой сухой степью и балками с их огородами, садами и цветущей растительностью. Для более старого времени необходимо допускать и значительное развитие в балках зарослей кустарников и деревьев. Эти своеобразные овражные леса многим еще памятны по тем их остаткам, которые еще недавно можно было видеть даже на южных окраинах наших Приазовских и Черноморских степей.
Рис.11
Как в новое время, так и в древности человек селился в оврагах и на их склонах. Палеолитическая стоянка у Бердыжа, как известно, расположена не на террасе, обращенной к Сожу, а на склоне оврага, впадающего в реку. И для более поздней эпохи мы можем указать на один пример стоянки, открытой в непосредственном соседстве с Кобяковским городищем на Дону, в обширном овраге на [49] уровне, не многим превышающим его тальвег. Этот типичный во всех своих частях овраг образовался, повидимому, очень давно, и его пологие скаты покрыты были травяной растительностью. В то время, когда еще происходило интенсивное размывание и разрушение обнаженных в овраге грунтов, значительное количество лёссовидного суглинка вместе с мелкими обломками известняка перенесено было водой в конус выноса и отложено вдоль склонов оврага. Эти вторичные отложения суглинка, вероятно, со временем также получили устойчивый и пологий профиль, и овраг перестал быть действующим. Но в настоящее время в этом «потухшем» овраге вновь имеются глубокие рытвины с вертикальными стенками, и разрушения возобновились с новой силой. Есть основания предполагать, что толчком к возникновению здесь вторичного оврага послужила обработка полей во всем обширном бассейне балки, а вместе с этим и разрушение древнего слоя с его корневой системой. При развитии вторичного оврага стали размываться отложения и перенесенного суглинка, в частности его нижние горизонты, причем местами образовались и здесь вертикальные обнажения высотой до 2-3 м и более. Суглинок структурно сохранял большое сходство с той лёссовидной глиной, которая и являлась основным, [50] незначительно, быть может, лишь видоизмененным его материалом. В обнажении он отслаивался вертикальными пластами (рис. 11), это как общее правило, но отмечены были и некоторые признаки стратификации в виде прерывистых горизонтальных отложений очень мелких обнаженных кусочков местного известняка, указывавших с несомненностью на делювиальное, хотя относительно и позднее, происхождение всей этой невысокой нижней террасы. В нижнем горизонте замечены были такие же прослойки с тонкими серыми отложениями, которые оказались золой. На прилагаемом фотографическом снимке (рис. 11) стрелкой показан уровень этой прерывистой слоистости, ниже которой залегал слой смешанного водного отложения, перекрывавший старое русло оврага с обкатанным камешками. Разведочный раскопкой установлено было, что замеченные в обнажениях тонкие зольные прослойки соответствуют древним кострам и очагам, сохранившимся в том виде, в котором они и образовались здесь же на месте, у самого тальвега оврага.
Таким образом два процесса здесь происходил и в последовательном чередовании: моменты относительно кратковременной деятельности человека, выражавшиеся слабыми остатками золы очагов с наличием при них же кварцитовых отщепов и мелких фрагментов глиняной посуды, и периоды отложений на этих же местах разрушавшегося действующим оврагом лёссовидного суглинка. В оврагах, следовательно, необходимо отличать в обнажениях отложения первоначальные от отложений вторичных, представляющих собой видоизмененные и сложенные на новом месте породы. Такие отложение возникали как в древнее время, так возникают и теперь в случаях, когда действующий овраг имеет быстро разрушающиеся стенки и количество размываемых материалов значительно.
Близость к воде, защита от ветра, укрытый характер стоянки — побуждали человека селиться на склонах балок на длительный, период времени. Но при более сложном общественном устройстве, когда при выборе места поселения учитывались все местные условия для лучшего применения существовавшей системы обороны, мы находим, что помимо сооружений искусственных, как ограды разного рода, рвы и т. п., человек широко пользовался и природным рельефом, а овраги использовал в качестве естественного препятствия, затрудняющего неприятелю подступы к селению. Связь древних поселений с природной обстановкой, раз она устанавливается точно, с учетом всех происшедших перемен, для нас теперь приобретает значение первостепенного научного данного, которое может быть оформлено в процессе разведок и послужить надежным источником к изучению как системы хозяйства, так и общественного устройства, поскольку последнее может быть охарактеризовано соответствующей фортификационной системой.
Просмотрев изданные планы городищ любых районов восточной Европы, как, впрочем, и западной, легко убедиться в том, что оврагами широко пользовались в качестве фортификационного [51] момента. Иногда можно видеть, что то или иное городище или укрепленный пункт построены были исключительно по удобствам обороны и даже в ущерб всем прочим требованиям. Приведем в качестве примера два городища на Дону у станицы Цымлянской, известные под названиями правобережного и левобережного. Левобережное находится в широкой пойме Дона и в значительном расстоянии от его нынешнего течения. Ряд стариц указывает на прежнее русло реки (Дона), в эпоху существования города протекавшей, видимо, под его стенами. Если это городище может быть отожествляемо с Саркелом, к чему есть немало оснований, то правобережное ставит вопрос и именно со стороны той обстановки, с которой оно связано. Правда, городище построено у реки и здесь, но на очень крутом берегу, а остатки оборонительных сооружений полностью охватывают все ограниченное пространство между крутым скатом к Дону и такими же крутыми скатами двух больших оврагов. В этом факте мы находим явный пример «раздвоения» строительства. Саркел, как город, возникший на перекрестьи территориальных торговых путей и водных сообщений по Дону, построен был у самого берега реки в наиболее выгодных условиях.
Город был укреплен рвом, проход через который заграждался особым оборонительным сооружением, имелась и ограда с башнями, и тем не менее оборонительная система, очевидно, признавалась недостаточной, в силу чего построена была крепость на правом высоком берегу Дона, где искусственные сооружения усилены были условиями самой местности, а в ряду этих условий для нас с полной очевидностью выступает и все значение глубоких оврагов. Нужно полагать, что укрепленные поселения строились у оврагов уже «потухших», имевших относительно устойчивый профиль и закрепленные растительностью склоны. Правда, что в оборонительном отношении глубокие овраги с вертикальными стенками представляют собой более существенную преграду, но, с другой стороны, их быстрый рост за счет прилегающей поверхности делал бы заселение их окраин весьма рискованным.
Мне известны многочисленные случаи разрушения древних поселений и городищ действующими оврагами, но здесь всегда можно было наблюдать однородную в сущости картину, именно — разрушения происходили со стороны вторичных оврагов, возникших в оврагах «потухших», а с этими последними и были связаны городища, непосредственно примыкая участками своей ограды к их скатам. Эти вторичные овраги в большинстве случаев, нужно думать, возникли относительно в недавнее время вместе с территориальным развитием пахотных полей, проведением новых дорог и иными повреждениями почвенного покрова. Возьмем для примера одно из городищ римского времени, расположенных на правом берегу Мертвого Донца, именно городище у станицы Гнилов- ской. Городище это ныне разрушается довольно интенсивно как со стороны Донца, так и с противоположной, обращенной к широкому оврагу. С этой стороны культурные отложения особенно сильно обнажены со [52] стороны бокового короткого оврага, впадающего в основной овраг с относительно устойчивым профилем в его широком устье. Превышение поверхности городища над дном бокового оврага, выражается в месте нивелировки 1923 г. в 10 м, из них около 4 м приходится на обнаженные отложения и около 6 м — на одернованный скат и берег. Не подлежит сомнению, что в эпоху существования города верхних отложений (первые века нашей эры) бокового оврага не существовало совсем, или он был несравненно меньше нынешнего, иначе невозможно объяснить наличие четырехметровых обнажений слоев, имеющих совершенно горизонтальное залегание и обрывающихся в вертикальном обнажении. С другой стороны, если мы посмотрим на окружающую местность, то без труда установим, что ее рельеф не дает поверхности водослива, достаточной для выработки столь глубокой выемки. Остается предположить, что непосредственной причиной разрушения почвы и образования оврага здесь послужила колесная дорога. И теперь дорога эта проходит в некоторой выемке, примерно соответствующей колесному ходу. Как стара эта дорога, с которой в настоящее время связано довольно значительное движение, сказать трудно, но можно высказать все же некоторые соображения. В настоящее время Мертвый Донец настолько уже обмелел, что никакое сообщение даже на легких судах между прибрежными поселениями и Ростовом невозможно. Все движение происходит по грунтовым дорогам, в частности и по прибрежной дороге, проходящей через устье большого оврага у Гниловского городища. Совершенно иную обстановку можно реставрировать для приречных поселений римского времени, остатки которых мы имеем в целом ряде городищ по правому берегу Донца от хутора Недвиговского и далее к востоку, а затем и на правом берегу Дона. Были ли эти поселения связаны постоянными сношениями по грунтовым дорогам, об этом трудно говорить утвердительно, но что не подлежит сомнению, так это судоходство по Донцу, по которому морские суда могли проходить до самой вершины донской дельты и дальше.
Очень вероятно, что водные сообщения в эту эпоху были преобладающим способом сношений между городами, а грунтовая прибрежная дорога если и была, то с относительно слабым движением. Для средних веков тем более трудно допускать здесь какие-либо транспортные пути постоянного действия. Для этой эпохи в данном районе нет такого развития твердых поселений у берегов, как это мы находим для римского времени.
Барбаро, подробно описывая переход кочевой орды Кучук-Магомета через дельту Дона на правый берег Донца, не упоминает ни о каких там поселениях. Корб на своей карте низовьев Дона (конец XVII в.) показал и дороги, которые вполне соответствуют экономическим концентрам того времени, но прибрежной дороги вдоль Мертвого Донца у него нет. Можно предполагать, следовательно, что путь этот устанавливается в очень позднюю эпоху, именно с возникновением Таганрога, Ростова и с началом колонизации края [53] русскими. Все возраставшее колесное движение между городами и приречными хуторами безусловно могло вызвать быстрое разрушение такой неустойчивой породы, как лёссовидный суглинок, да еще на склоне балки. Таким образом и мог произойти указанный боковой овраг, развитие которого повлекло за собой и значительную потерю отложений северной окраины городища. На прилагаемом рисунке дана попытка схематической реконструкции указанных изменений (рис. 12). Пунктиром показан предполагаемый прежний профиль городища как со стороны реки, так и со стороны оврага, косые же штрихи соответствуют происшедшим изменениям.
Рис.12
Разрушение грунтов и их обнажение в отвесных стенах действующих оврагов на большую глубину мы можем учитывать с трех различных сторон:
1) Действующие овраги могут быть серьезной угрозой частичного, а иногда и полного разрушения вещественных памятников прошлого, находящихся поблизости, а в частности и тех городищ, которые соответствуют селениям, возникавшим между устьев потухших оврагов, ставших в недавнее время вновь действующими.
XIII Действующие овраги дают нам естественные разрезы, которые создают очень удобную обстановку для изучения стратиграфии.
XIVОвражными осыпями и размывами обнаруживаются памятники, не имеющие никаких наружных признаков и открытие которых происходит обычно случайно.
Реки
Овраги, как известно, тесно связаны с реками. Обычно устьями своими они выходят в речные долины или непосредственно впадают в реку. При такой связи будет понятно, что значительные понижения уровней рек должны были влиять и на овраги, вызывая их новое развитие с понижением базиса овражной эрозии. Такое возникновение оврагов следует допускать, но в нем нельзя видеть исключительную причину оживления «потухших» оврагов, происходящего, можно сказать, и на наших глазах. Э. Э. Керн в числе причин возникновения оврагов упоминает лишь одну, не зависящую от деятельности человека, именно те трещины в глинистых грунтах, которые при размывании могут положить начало оврагу. Во всех же остальных случаях, которых этот автор насчитывает девять, мы находим работу человека: распахивание склонов, проведение канав, борозд, постройку железнодорожного полотна и проч. К этому необходимо для южных наших районов с их лёссом и лёссовидными суглинками прибавить еще и дороги, на которые основательно [54] указывали некоторые исследователи также как на одну из причин возникновения оврагов.
Тесное соотношение оврагов и рек с большой ясностью изложено у А. Павлова, у которого мы и заимствуем нижеприводимые строки:
«Небольшие речки мало отличаются от оврагов, представляющих еще более раннюю стадию развития долин. Некоторые овраги достигают большой длины и имеют сложную сеть отвершков; есть и сравнительно небольшие. Рост оврагов каждый может сам наблюдать и ужасаться тем грозным для земледелия последствиям, какие он влечет за собой.
Весь этот ряд представляет как бы разные стадии развития, разные возрасты тех ложбин, по которым стекают атмосферные воды. Прослеживая эти фазы в определенном порядке роста и сложения; мы как бы прослеживаем жизнь большой реки от ее младенчества до взрослого состояния и, может быть, до старости и смерти».
Реки, со всей совокупностью связанных с ними перемен природной обстановки, являются для историка темой еще более сложной и важной, выступающей в большинстве наших полевых разведочных работ в качестве необходимого фона для реконструкции картины последовательных смен разных форм человеческих обществ. Если так называемые «исторические судьбы» народов принято было связывать с Тигром, Евфратом, Нилом, Гангом, Волгой и другими не менее знаменитыми реками, то это могло дать лишь ограниченные представления о значении рек в прошлом вообще, так как в действительности мы находим у речных берегов остатки жилья палеолитического собирателя и охотника, земледельцев архаической формации и античные торговые поселения, феодальные города, как, впрочем, и современные. С другой стороны, причины, побуждавшие человека селиться у рек, были совершенно различными, за исключением одной неизменной — потребности в питьевой воде.
Речные долины, с которыми бывают связаны древние поселения, требуют особого внимания. Необходимо их изучать, чтобы иметь достаточные данные для реставрации той вероятной обстановки, которая по времени может быть связанной с эпохой самого поселения. Иногда этого возможно достигнуть до желаемой степени убедительности уже в пределах тех, вообще говоря, ограниченных возможностей, которые обусловливаются приемами кратковременной разведки, а в некоторых случаях для этого могут потребоваться и более значительные работы с применением бурения, шурфов и т. п.
С реками прежде всего связаны береговые террасы, о которых уже сделаны были некоторые замечания, и к вопросу этому возвращаться нет надобности. Но, помимо террас, возникающих и развивающихся уже с самого момента образования речного потока, целый ряд всякого рода преобразований в природной обстановке происходит как результат работы рек.
Если мы посмотрим на любой карте большую реку со всеми ее притоками, ее изгибами и поворотами, для нас станет понятной прежде всего вся сложность речной системы в ее целом. [55]
По характеру течения и производимой работе реки можно объединять в разные группы.
Для нас наиболее интересным и нужным в условиях именно нашей страны является ознакомление с типом рек долинных, преобладающих в восточной Европе.
Обычно река протекает по широкому пойменному лугу, ограниченному коренными берегами, не в прямом направлении, а извилисто, делая более или менее крутые загибы поочередно то в одну, то в другую сторону. Такие извилины принято называть меандрами.
Долинные реки постепенно перемещаются в западном направлении, это, как общее правило, давно было замечено и известно под названием закона Бэра. В этих случаях реки постепенно отходят от восточного низкого берега и одновременно с этим подмывают западный высокий коренной берег. Таковы наши реки: Волга, Дон, Днепр, Днестр и другие. Но, помимо этого, замечаются и другие виды переменчивости речного потока, происходящие от разных причин.
Извилистое направление реки и ее меандры — переменчивы. При нормальных условиях река подмывает и разрушает вогнутый берег и отступает от выпуклого берега, отлагая здесь осадки (песок, глину, ил). Крутизна излучины таким образом постепенно возрастает, и узкая полоса луга в месте максимального сближения русла прерывается, течение реки выпрямляется, а остающиеся части бывших излучин остаются в виде дугообразных озер, известных под названием стариц. Выпрямившаяся река вновь будет деформировать свое русло, вновь образуются меандры и т. д. Такие отделившиеся при проходе извилины реки имеют большое значение для истории развития течения реки.
На картах большого масштаба можно видеть на пойменных лугах весь этот процесс во всех его стадиях: меандры реки, отделившиеся старицы, высохшие участки прежних направлений русла и проч. Иногда такие «блуждания» речного потока бывают очень значительными и могут происходить относительно быстро. Но бывает и иная форма переменчивости речного потока, когда вершины меандров последовательно перемещаются. Примером такого перемещения может послужить приводимый план деформации ложа реки Гаронны (рис. 13). Последовательность происходивших изменений устанавливается в этом случае довольно точно начиная с конца XVIII века. Вершины трех кривых за отрезок времени в 60 лет переместились от 575 до 1050 м в общем движении в продольном направлении сверху вниз по течению.
В указанных сложных движениях речного русла и следует видеть главную причину тех явлений, которые мы называем отходом рек от городов. Речное ложе везде отходит и снова периодически возвращается через более или менее значительные промежутки времени.
Эта постоянная переменчивость в направлении речных потоков [56] является особой темой при археологических разведках и обследованиях в районах речных долин. Сделать это необходимо для. реконструкции направления речного русла в эпоху изучаемых, древних поселений, а также и мощности реки: 1) реки, меняя свое направление, разрушают высокие берега, на которых могут находиться древние поселения и иные памятники старины; 2) в береговых обнажениях, размывах и осыпях могут обнаруживаться стоянки в удобных для наблюдения естественных условиях. Отходы рек от городов, конечно, необходимо всегда учитывать в реконструкции соответствующей обстановки. Ярким примером может служить городище у хутора Попова, которое, как вероятный остаток хазарского Саркела, давно уже привлекает внимание археологов, а в 1926 и 1927 гг. оно вновь было обследовано, и прежние предположения нашли новое подтверждение. В таком случае со времени путешествия Пимена в XIV в., когда по Дону он проехал мимо «Серклии», обстановка сильно изменилась, и в наше время Дон отошел далеко к северу, сильно размывая его правый коренной берег и особенно в том месте, где находятся теперь уже ничтожные остатки Потайновского городища.
Рис. 13.
Степень быстроты в перемещениях речных потоков, как и самый характер этих изменений зависят от целого ряда данных, научно учитываемых в теории движения речного потока. Нас сейчас не будет интересовать эта сторона вопроса, так как археологу приходится считаться с конечными эффектами этих сложных процессов.
Если речные берега настолько устойчивы, что могут противостоять разрушительному действию потока, то план русла меняется медленно. Совсем иную картину мы наблюдаем в условиях сложения берегов из рыхлых или легко размываемых грунтов, к числу которых относятся и различные лёссовидные суглинки. В подобных случаях разрушение может происходить с значительной интенсивностью, особенно если вода будет непосредственно подмывать [57] высокий берег. Такие случаи приходилось наблюдать не раз, но особенно памятными остаются те разрушения берегов Кубани, которые происходят в Краснодаре и выше по течению до Усть-Лабинской станицы, а, вероятно, и далее.
На обследованном участке этой реки видно было, насколько значительны были здесь пределы в переменчивости направления ее русла. Ряд древних поселений на правом берегу, возникших в римское время, а частью существовавших и в так наз. средние века, теперь находятся довольно далеко от нынешнего берега Кубани, отделенные от него большими пространствами пойменного луга с хорошо сохранившимися старицами и неглубокими сухими ложбинами, оставшимися от прежнего русла. Но зато в иных местах происходит обратный процесс: наступание реки на берега и их быстрое разрушение. В районе станицы Пашковской, при приближении к берегу Кубани по невысокой равнине, слышен был периодически повторявшийся шум, доносившийся со стороны реки. Оказалось, что река смывает берег и значительные глыбы суглинка, откалываясь от берегового массива, рушатся в воду. На поверхности у края видны были глубокие продольные трещины отделившихся масс берегового грунта.
Рис.14
Более обычным видом разрушения рекой берега является размывание нижних горизонтов берегового профиля, главным образом во время паводков. При осмотре подобного берега с удаленным от него водным потоком, может создаться впечатление, что береговые обнажения здесь не являются в какой-либо степени зависимыми от действия воды, которая не достигает непосредственного с ними соприкосновения даже в весенние половодья. И тем не менее, во всех случаях, когда подобная обстановка была наблюдаема, [58] выяснилось, что именно действие воды, даже ограниченное нижними горизонтами берега и временем паводков, является первоначальной и основной причиной нарушения профиля равновесия и образования осыпающихся обнажений в верхних горизонтах берега.
На рис. 14 видны такие разрушения, наблюденные в Гниловском городище. Здесь между высоко залегающими и обнаженными со стороны реки культурными отложениями и рекой имеется довольно широкий песчаный берег и скат размытого коренного берега, перекрытый осыпями, отложившимися довольно полого и скрепленными растительностью. Во время паводков в годы, когда вода достигает особенно высокого уровня, этот склон смывается уступом, который служит причиной и дальнейших разрушений (рис. 12). На рисунке 14 буквами а — b показан уступ пологого ската под вертикальными обнажениями, размытый весенним разливом в недавние годы. Разведочной раскопкой установлено было наличие здесь скрытого под осыпью размыва еще более значительного, показанного на том же рисунке буквами а — с — d.
Разрушение берегов, с другой стороны, создает очень благоприятную обстановку для изучения тех разрезов, которые доступны в обнажениях, открывающих стратиграфию не только поврежденных отложений древних поселений, но и подстилающих их пород. При размывании берега и разрушении связанных с ним могил или селищ, обычно происходят, помимо постепенного размывания и осыпания самих обнажений, еще и обвалы в виде более или менее значительных комков грунта. Эти осыпи подвергаются быстрому дальнейшему разрушению в части всех легко размываемых пород, и на берегу, таким образом, остаются только фрагменты керамики, кости, камни, металлические предметы, бусы и тому подобное. В некоторых случаях береговые сборы дают обильный подъемный материал, а иногда находки на берегу выпавших из места первоначального их залегания предметов могут привести и к обнаружению могильника или стоянки, как это не раз бывало в практике полевых археологических работ.
Всякая река, как известно, несет с своими водами более или менее значительное количество механически взвешенного материала, и этот материал постепенно отлагается, в конечном итоге образуя перекаты, мели, береговые наносы, острова, дельты. Материал этот отлагается тем в большем количестве, чем медленнее течение реки. Общее количество переносимого большими реками материала в иных случаях достигает огромной емкости. Если Рейн ежегодно выносит около 2 миллионов кубических метров осадка, то для Аму-Дарьи мы имеем уже 448 миллионов кубометров и т. д. Эти речные выносы и их осадки производят весьма значительные перемены в речных системах и являются моментом, подлежащим учету также и со стороны историков, особенно в тех случаях, когда изучаемые вещественные памятники оказываются непосредственно связанными с той или иной стадией развития речных наносных отложений. [59]
Так как максимальные отложения в долинных реках происходят обычно в низовьях у места впадения в моря или озера, то именно здесь и происходят наиболее значительные изменения. Речные дельты представляют собой скопление осадков, отлагающихся при условиях очень замедленного течения. Обычно дельта имеет целый ряд рукавов и протоков, протекающих по низкой, частью заболоченной поверхности. Рост дельт, их постепенное развитие в сторону моря или озера является одним из главнейших моментов переменчивости, который следует учитывать историку.
Укажем на некоторые примеры, обычно приводимые в общей геологической литературе.
Реки По и Адидже впадают в Адриатическое море, образуя обширную дельту с многочисленными протоками. Количество осадков, выносимых этими реками из гор, весьма значительно. Вместе с устройством плотин, количество осадков, отлагающихся в дельте, стало быстро возрастать, и к средине XIX в. ежегодное нарастание дельты в сторону моря достигло в среднем 210 м. Город Адриа, основанный при Августе у самого устья протоков, отстоит теперь от моря на 35 км. Подобные примеры мы имеем и для рек нашего Союза. Ленинград, например, построен на островах дельты реки Невы, которые постепенно увеличиваются в сторону морского залива, но, повидимо- му, не с одинаковой быстротой. Съемки, производившиеся в 1718, 1777 и 1864 гг. в их сопоставлении дают основания к цифровому выражению нарастания островов, которое, впрочем, не может нами расцениваться в качестве некоторой абсолютной величины для любой эпохи. Попытки вычислить на основании этих данных возраст всей невской дельты, а также определить время, по истечении которого дельта достигнет Кронштадта, остаются мало убедительными, как, впрочем, и иные подобные же опыты. Установление хронологии остается пока возможным лишь для некоторых отрезков времени, конечные пределы которых фиксированы съемкой или надежными историческими сведениями.
Вместе с прогрессивным нарастанием осадков и поступательным развитием подводных и надводных частей дельты происходят и иные явления, не менее для нас важные. Протоки, также как и главное русло реки, оказываются особенно переменчивыми именно в пределах дельты. При замедленном течении и обильных осадках в протоках легко образуются мели, происходит заиливание и закупорка русла, вследствие чего проток может резко изменить свое направление, соединиться с другим протоком или разработать совсем новое русло, а на месте прежнего его течения остается старица или лишь некоторая впадина, покрывающаяся водой только во время весенних половодий. Посмотрим теперь на эти процессы на примере донской дельты, с которой связан один из старейших вопросов так наз. античной археологии, именно вопрос о древнем городе Танаисе. По историческим сведениям, город этот стоял на реке Танаис (Дон) у моря. Исходя из этого, некоторые исследователи старались подойти к более точному определению его [60] местоположения, исходя из подсчетов быстроты нарастания островов дельты в сторону моря, и обратно, принимая Недвиговское или Елисаветовское городище за остатки древнего Танаиса, старались установить рост дельты за истекшее время.
Таким образом, принимая Недвиговку за исторический Танаис и толкуя сведения Страбона в качестве точного указания на приморское положение города, получили для годового нарастания дельты цифру в 11 футов. Если же считать, как это делали некоторые исследователи, что Танаис был на месте Азова, то мы получим иную цифру, именно 22 фута в год; если же остановиться на показаниях старожилов, то ежегодное увеличение дельты в сторону моря возрастет до 175 футов, а на основании записок местного любителя-археолога даже до 308 футов. Богачев, принимающий за древний Танаис городище у станицы Елисаветовской, приходит к тому заключению, что донская дельта развивается и увеличивается в сторону моря примерно на 3/4 версты в столетие.
Белявский, исследовавший донские гирла во второй половине XIX века, совершенно обоснованно говорит о подобных попытках следующее: «Конечно, основываясь на предположениях и догадках, всегда можно приходить к более или менее удачным заключениям; можно даже, пользуясь некоторыми весьма неполными и отрывочными сведениями о количестве влекомых наносов, о течениях и проч., вычислить, не особенно скупясь на время, во сколько тысячелетий донская дельта продвинется вплоть к Таганрогу, или во сколько десятков тысячелетий выполнится весь Таганрогский залив; но все подобного рода вычисления, как не основанные на положительных данных, добываемых только многолетними опытами и наблюдениями, по нашему мнению, не могут иметь никакого практического значения».
Так стоял вопрос о нарастании донской дельты, и мы, естественно, не могли получить каких - либо серьезных и надежных данных, которые можно было бы связать с вопросом о древнем городе и реставрировать всю обстановку дельты для времени некогда существовавшего здесь поселения. Задача эта, весьма, конечно, важная сама по себе, не могла быть разрешена тем примитивным методом, который здесь применялся. Подобные попытки, дававшие столь же негодные результаты, мы находим и в западноевропейской литературе, так как они типичны по методу крайнего упрощения таких сложных процессов, какими являются речные отложения в их динамике. Теперь нам остается сказать и о переменчивости самих протоков, а также и главного русла Дона. Происходящие здесь изменения весьма значительны. Белявский, собравший обширный фактический материал, достаточно удовлетворительно обрисовывающий нам изменения протоков как в плане, так и в глубинном отношении, приводит в качестве косвенного подтверждения таких перемен и местные названия протоков, которые в большей их части могли возникнуть не ранее русской колонизации края, следовательно относятся сравнительно к недавнему [61] времени. Смысловая значимость этих названий стоит в полном противоречии с теми реальными характеризующими моментами, которые устанавливал Белявский для времени его исследований. «Таким образом», говорит он, «хотя распределение названий между рукавами реки представляет, как уже сказано, дело, повидимому, весьма мало значащее, тем не менее в данном случае оно, в совокупности со всем вышеизложенным, дает довольно ясную идею о том порядке или, пожалуй, законе, которому следовали различные рукава дельты при ее образовании и который вообще состоял в том, что при всех разделениях реки наиболее судоходными рукавами вначале были южные рукава, совсем или весьма мало подверженные влиянию морских волнений и течений, а потом, вследствие действия тех же волнений и течений, отклоняющих гирла к северу, начали образовываться рукава северные, сделавшиеся, с течением времени, гораздо более судоходными, чем южные, и навсегда удержавшие за собой как это достоинство, так и названия, данные им при их образовании».
При такой переменчивости всей обстановки дельты, казалось бы, нет возможности подходить к проблеме древнего города, который был связан с дельтой и, уж конечно, не случайно, а на основе каких-то природных условий, которые могли впоследствии сильно измениться или исчезнуть вовсе в процессе той переменчивости, которая присуща этой дельте. Задача историка, таким образом, с одной стороны осложняется, а с другой стороны и значительно уточняется. В прежнее время на вопрос смотрели гораздо проще, и Стемпковский, например, делая критический разбор сведений Птолемея, согласно которым искомый город находился на самой дельте между двумя рукавами Дона, говорит: «Но с трудом можно поверить, чтобы древние греки поселились в местах болотистых и весьма часто наводняемых, тогда как вокруг могли они выбрать любое возвышение и построить город свой на таком месте, где им гораздо удобнее было укрепиться противу нападений». Из этого видно, что Стемпковский знакомую ему обстановку (1823 г.): «болотистость» и удобства навигации, целиком переносил на две тысячи лет назад, не предполагая, что за это время могли произойти какие-нибудь существенные перемены.
Совсем уже иное отношение к оценке обстановки мы находим у Леонтьева, производившего исследования в низовьях Дона в средине прошлого века. На самой дельте Дона у станицы Елиса- ветовской он открыл городище, «еще более обширное, нежели Недвиговское. В истории разысканий на устьях Дона оно составляет открытие, нам принадлежащее». Далее у того же автора мы читаем: «Оно [городище] имеет вид полукруга, обращенного дугой к югу, с полукруглой стороны своей обнесено двойным валом. Северною же прямолинейною стороною оно примыкает к камышам, окружающим арик Дугны, где в древности без сомнения был лиман, который мог служить гаванью для судов. В средине вала, тянущегося вдоль камышей, заметен перерыв, служивший, повидимому, для [62] въезда в город; на север от этого места вдается в камыши полуостров, который, может быть, служил пристанью». К такому заключению пришел затем геолог Богачев, это же подтверждалось и последующими разведочными археологическими исследованиями.
Рис. 15.
Таким образом можно считать установленным, что древний город V—III веков до нашей эры, несомненно возникший здесь на месте более древнего туземного поселения в условиях греческого импорта водным путем, построен был на самой дельте, на берегу большого судоходного протока, впоследствии превратившегося в высохший луг, покрытый камышом. Поперечное сечение протока целиком было заполнено илистыми осадочными отложениями. Произведенным здесь раскопом (рис. 15, раскоп № 6) установлено было, что проток этот не был мелководным. С южной стороны от городища и до самого берега нынешнего Дона простирается низкий и ровный заливной луг, при более детальном его изучении оказывающийся не совсем ровным. Неровности его выражены настолько слабым [63] рельефом, что распознаются не без труда, а в некоторых местах лишь наличие более свежей травяной растительности указывает на небольшое понижение почвы. В 1929 году вместе с инструментальной съемкой городища в 1/500 произведена была и эккерная съемка означенных неровностей, предварительно обследованных неоднократными наружными осмотрами местности. Воспроизводим здесь небольшую часть составленного тогда же плана вместе с западной окраиной городища (рис. 15). На плане более густо заштрихованы наиболее низкие места, однако не понижающиеся более 20-25 см. ниже наиболее высоких участков. Вне ограды поселения сделано было два разведочных раскопа, из которых второй (№ 6 на плане) дал особенно интересный результат. На приводимом разрезе видно (рис. 16), что легкому понижению почвы здесь соответствуют погребенные илистыми наносами русла протоков с круто опускающимися берегами. Датируемый обломок амфоры, найденный в грунте заполнения, несколько уточняет общую картину, особенно в сопоставлении с тем, что обнаружено было и в северных крайних раскопах. По совокупности данных, полученных путем относительно небольших разведочных работ, можно утверждать, что 1) город был расположен на высоком песчаном острове, окруженном протоками Дона, и 2) они были по всем признакам довольно глубокими и имели проточную воду в V —IV вв. Заиливание происходит, повидимому, в течение III в. до н. э.
Рис.16
Как и в примере стратиграфии невшательских свайных построек, и здесь причину перерыва и ухода населения приходится видеть в той же переменчивости природной обстановки. Заиливание протоков должно было достигнуть в конце концов такой степени, когда судоходство делалось уже затруднительным, а впоследствии и совсем невозможным. Естественно, что город, существовавший главным образом за счет водного торгового пути, должен был переместиться в иной пункт, где нужные благоприятные условия для навигации были бы налицо. Так это, повидимому, и было в действительности, так как Недвиговское городище на Мертвом Донце хронологически и по существу мы можем считать прямым продолжением города у станицы Елисаветовской.
Леонтьевым высказан был ряд остроумных догадок, вцолне подтвердившихся впоследствии. Ограничиваться же в таких случаях лишь догадками совсем недостаточно. Для выяснения общей переменчивости в речных отложениях или для установления отдельных [64] ее моментов по связи с памятниками старины необходимо бывает производить бурение или даже раскопки. Только таким путем можно достигнуть достаточно убедительных результатов в нужном, хотя и трудном, деле реконструкции древней обстановки.
Дюны
Нам остается в заключение этого сжатого перечня главнейших видов переменчивости природной обстановки, в которой мы находим включенными и отдельные моменты деятельности человека, упомянуть еще о подвижных песчаных отложениях, известных под названием дюн. Сухой песок легко приходит в движение под действием ветра, а если направление этого ветра остается в течение значительного времени неизменным, то песчаная поверхность значительно преобразуется, а массы перемещенного песка образуют холмы, называемые дюнами. С одной стороны, мы имеем здесь, следовательно, снос песчаных обнажений, а с другой стороны — образование из этого материала новых отложений.
При благоприятных условиях дюны приобретают вид длинных насыпей, перпендикулярных к направлению господствующего ветра, с правильным, но диссимметричным поперечным профилем, с слабым склоном с наветреной стороны и с более крутым со стороны под-ветреной. В областях, где ветры переменчивы, дисимметрия поперечного профиля выражена гораздо менее резко, и вершина дюн имеет форму извилистого хребта.
Дюны с диссимметричным профилем перемещаются целиком в направлении господствующего ветра, причем форма их, выражающаяся углами наклона скатов, остается неизменной. Песок, приводимый в движение ветром, поднимается по слабому склону вверх и, достигнув вершины дюны, скатывается вниз и отлагается с подветреной стороны на более крутом склоне холма. Таким образом изменение дюнного холма происходит в убывающем порядке для пологого ската и в порядке наращивания отложений для ската крутого. Гребень дюны, следовательно, постепенно перемещается в направлении ветра. Если масса песка остается неизменной, то и общий объем дюнного холма и его формы сохраняются независимо от последовательного перемещения; если же количество песка увеличивается, то вместе с этим будет увеличиваться и высота дюны.
Если переносимый ветром по ровной поверхности песок встречает на своем пути какое-нибудь сопротивление, то в этом месте образуется небольшое его скопление с двумя отрогами, направленными по ветру.
Движение дюн у морских берегов обычно задерживается растительностью на незначительном уже расстоянии от моря, но дюны, образующиеся на обширных пространствах с незакрепленной песчаной поверхностью, передвигаются на огромные пространства и могут появляться в областях, где вовсе и нет песчаных отложений, [65] покрывая почвы самого различного происхождения. У нас в Союзе дюны имеются в разных районах, в особенности обширны и значительны дюнкые образования в Средней Азии, между низовьями Волги и Урала и в некоторых приморских местностях. Бывают дюны и более сложного строения, когда песчаный холм образуется под действием то ветра одного направления, то направления иного, вследствие чего дюна перестраивается и принимает иные очертания. Приведем пример из донских материалов Богачева. На рис. 17 видно, что на поверхности первоначально образовалась дюна с отлогим правым, склоном и более крутым левым (1) под действием ветра справа. Дюна эта перекрыла почвенный слой. Дюна эта покрылась растительностью, вследствие чего на ее поверхности образовался тонкий почвенный слой. Вследствие перемены в направлении ветра дюна перестроилась в обратном направлении, левый ее склон, более крутой, был разрушен и сложился более полого, а правый склон засыпан был песком (2). В этой дюне таким образом оказался погребенным участок почвенного слоя правого склона первой дюны. Дюна вторичного образования в свою очередь покрылась растительностью, и на ее поверхности стал образовываться почвенный слой. Наконец в силу каких-то причин (в данном случае пастьба скота и распашка поля) по соседству образовались новые обнажения песчаных поверхностей, вследствие чего дюна сразу увеличилась и сложилась в форме первоначального холма, т. е. с крутым левым склоном и отлогим правым (3). Верхушка второй дюны была срезана ветром, а почвенный слой второй дюны оказался погребенным. Эти моменты остановки роста дюн, отмечаемые образованием почвенных покровов, обычно без особого труда устанавливаются по темному цвету соответствующей гумозной прослойки. Археологические находки в дюнах не всегда сохраняют характер целостного отложения, в котором в ненарушенном взаимоотношении можно обнаружить различные остатки деятельности человека. Такой культурный слой, перекрытый дюной, как это мы имеем для Тарховской стоянки (рис. 9), или включенный в дюну, легко обнаружить в случаях его выхода наружу в обнаженных склонах. Подобные стоянки могут дать при их исследовании комплекс данных, не отличающийся вообще от комплексов стоянок, находящихся в иных условиях.
Рис. 17.
Несравненно менее надежными являются находки, делаемые в котловинах выдувания, где предметы из разных горизонтов и разновременные могут оказаться в конце концов на одном уровне и даже в одной и той же группе. Нам приходилось не раз находить [66] на дне песчаных котловин скопления костей, бронзовые наконечники стрел, отдельные угольки, обломки керамики времени скорченных костяков, пуговицы и осколки бутылок. Перемещающиеся песчаные холмы, как известно, могут в некоторых случаях серьезно угрожать пахотным полям, лесам, дорогам и самим поселениям. Такие засыпания песком действительно и происходили, погребенные города существуют и несравненно в лучшей сохранности, чем пресловутые подводные, хотя за последними все же сохраняется магическая сила, способная приводить некоторых археологов в состояние крайнего беспокойства.
Потанин первый дал сведения, между прочим, о развалинах Хара-Хото, находящихся в пустынной местности Монголии. «Из памятников древности [торгоуты] упоминают развалины города Эрге-хара-бурюк, которые находятся в одном дне езды к востоку от Кун-делен-гола, т. е. от самого восточного рукава Едзина; и тут, говорят, виден небольшой керим, т. е. стены небольшого города, но вокруг много следов домов, которые засыпаны песком».
Экспедицией под руководством Козлова произведены были в разных местах этого наполовину погребенного под песками города раскопки, давшие, как известно, очень большой и разнообразный материал. Особая обстановка способствовала здесь исключительной сохранности таких материалов, как ткани, краски живописи, дерево, бумага, благодаря чему в коллекциях предметов, выкопанных экспедицией, имеются многочисленные образцы древней живописи на дереве, бумаге, тканях, целое собрание рукописей, бумажные китайские деньги и т. п. Город этот заслуживает, конечно, систематического исследования, как, впрочем, и иные погребенные в песках Монголии поселения, существование которых мы можем подозревать.
Почва
Для исследователя, работающего по изучению вещественных памятников прошлого в их естественной обстановке, необходимо знакомство с почвой, в той, конечно, мере, чтобы уметь и с этой стороны получить некоторые данные для более полного и разностороннего понимания изучаемых древностей.
Очень часто приходится слышать, как почвой называют или поверхности обнажения таких горных пород, как глина, песок и тому подобное, или, напротив, понятие это суживают до обозначения лишь верхней темной земли, пахотного слоя и проч. Научное содержание термина иное, и историк, производящий раскопки и дающий описание изучаемых наслоений, должен уметь отличить почву и называть ее соответственно существующей научной терминологии.
Постараемся дать некоторое понятие о почве, отсылая читателей, желающих ближе ознакомиться с этой важной для нас темой, к специальной литературе, в которую, к слову сказать, прежние археологи, выкапыватели вещей, редко заглядывали. [67]
Почва ие представляет собой, прежде всего, слоя, независимого генетически от породы, лежащей непосредственно под ним. Почвообразовательный процесс в схеме можно представлять себе в порядке некоторых последовательных стадий, из которых мы упомянем две, для нас важнейшие. Как известно, всякие горные породы, даже твердокаменные, раз они обнажены, подвергаются на их поверхности постепенному разрушению, происходящему от действия колебаний температуры воздуха, воды, ветра. Но, помимо такого механического выветривания, происходят изменения материнской породы и в процессе химических ее видоизменений в ряде весьма сложных преобразований различных материалов, входящих в состав горной породы. Такие изменения принято называть химическим выветриванием. В результате того и другого на обнаженной горной породе образуется некоторое новое отложение, являющееся продуктом ее разрушения. Температурные колебания, вода и воздух, действуя из года в год в течение веков, разрушают каменные породы, превращая их последовательно в щебень, гравий и даже песок.
Что касается рыхлых пластических пород, как лёсс, глина, мергель, песок, то они произошли путем отложения соответствующих материалов, перенесенных из иных мест силой ветра или водой, но первоначально эти пластические породы могли сложиться лишь как продукт выветривания. Таким образом любая горная порода, открытая и, следовательно, подверженная действию механического и химического выветривания, постепенно преобразуется начиная с поверхности и на некоторую глубину, со временем возрастающую. Этот слой преобразованной горной породы и является уже первой стадией почвообразовательного процесса. Второй стадией будет накопление в верхней части продуктов выветривания — гумусного горизонта, обычно окрашенного в темный цвет. Этот горизонт образуется из отмерших органов растений, покрывающих почву, корешков, стеблей, листьев. Постепенно начинает накапливаться перегной, переработанный животными, населяющими слой выветрившейся горной породы: жуками, червями, личинками и пр. Наличие органических остатков в разной степени их разложения и смешанных с минеральными частицами и служит признаком для выделения особого гумусного горизонта почвы. Таким образом под почвой в научном смысле этого термина понимают поверхностный горизонт земной коры, видоизмененный выветриванием при одновременном накоплении органических остатков. Почвенным слоем, следовательно, будет весь слой от наружной поверхности и до поверхности неизмененной материнской породы. Но это, конечно, лишь схема в самом упрощенном ее выражении, в действительности же почвообразовательные процессы весьма сложны и находятся в прямой или косвенной зависимости от целого ряда различных факторов и помимо тех, которые здесь указаны. Это ясно формулируется законом Докучаева: «Главными факторами почвообразования являются материнская, горная порода, климат, организмы, рельеф и возраст страны». [68]
Почвоведение занимается детальным изучением почвообразовательных процессов и почв с различных сторон, но в данном случае нам необходимо будет ограничиться лишь стороной чисто морфологической и в пределах самых кратких сведений.
Все признаки почвы, которые можно наблюдать в разрезах чисто внешне, называются морфологическими. Они принимаются за основание для установления морфологических характеристик как отдельных горизонтов данной почвы, так и почв вообще. Главнейшими морфологическими признаками являются: цветность, структура и сложение почвы.
Почвенный слой обычно имеет различную окраску, меняющуюся в высотном направлении; так, для почв, образовавшихся на лёссовидных суглинках, верхний их горизонт будет черноватокоричневым, ниже мы встретим горизонт менее интенсивно окрашенный, а еще ниже почва по цветности незаметно будет переходить в охристый суглинок, постепенно с ним сливаясь,
Хотя цветность и является главным признаком для установления отдельных горизонтов почвы, но определение самой цветности встречает уже большие затруднения. Окраска почвы, на которую, несомненно, могут влиять и сложение, степень влажности, а также и характер освещения наблюдаемого разреза, в точности и с необходимой степенью объективности не может быть воспринята, а тем более передана словами, условные определения являются лишь приблизительными. В последнее время этот способ пробуют заменить иными, в частности и способом Оствальда для определения красок, по пока прежние приемы еще остаются в широком применении. Креме цвета почвы и ее оттенков, отмечают также пятна отличной цветности, их форму, материал, из которого они сложены, а также отдельные конкреции, включенные в почвенные горизонты.
Почвенная структура определяется формой и величиной тех кусочков или отдельностей, на которые распадается вырезка почвы, если она будет, например, сброшена с лопаты на землю. Таким образом различают почвы крупнокомковатые, зернистые, мелкозернистые, ореховые почвы, имеющие глыбистую, столбчатую, плитчатую структуры и проч. Бывают, впрочем, почвы и бесструктурные, которые не распадаются на отдельности, а дают ровную однородную сыпучую массу, как, например, горизонты песчаных почв.
Очень часто признаки цветности совпадают со структурой, но иногда однородная цветность покрывает часть почвенного слоя, структурно разделяющегося на два или три горизонта; в таких случаях горизонты устанавливаются по признакам и цветности и структуры.
Что касается сложения почвы, то здесь обычно отмечается слоистость, или наличие уплотненных пород поверхностных, или особых уплотненных горизонтов.
Но существуют морфологические признаки почв, не связанные с горизонтами, знакомство с которыми небесполезно для [69] археолога, ведущего полевые работы. Заимствуем их характеристику у Б. Б. Полынова из его работы «Почвы и их образование».
«Многие особенности в строении почв не приурочены к определенным горизонтам и в то же время не встречаются и в горной породе, на которой образовалась почва. Они, таким образом, представляют собой несомненную принадлежность почвы и являются также ее морфологическим признаком. Сюда, прежде всего, относятся следы деятельности населяющих почву организмов.
Роющие животные, выкапывая себе в почве норы с разнообразными ходами и камерами, не приурочивают их, понятно, только к какому-либо одному горизонту и часто прорывают почти не почвенные горизонты, доходя до горной породы. Если сделанный нами почвенный разрез пересечет такой ход перпендикулярно, то на стенке этого разреза обнаружится или круглое отверстие, или такое же круглое пятно. Последнее получится в том случае, когда ход засыпан землей. Так как при рытье и углублении хода животное отбрасывает землю назад, т. е. вверх, то очень часто такие пятна оказываются сложенными из материала, взятого из более глубоких частей и горизонтов почвенного разреза, чем тот, в котором помещается самое пятно. В других же случаях, когда ход заполнен осыпавшейся сверху землей, оно, наоборот, сложено из материала, слагающего верхние горизонты почвы.
Если разрез пересечет ход не под прямым уголом, а косо, пятно будет иметь овальноудлиненную форму, а если плоскость разреза совпадает с направлением хода или его части, то на ней получится продольный разрез этой части хода, обычно в форме длинной полосы с округленными концами. Все эти пятна, независимо от того, каким животным они сделаны, получили название «кротовин». С кротовинами легко смешивать «корневины», т. е. такие пятна, которые образовались вследствие осыпания земли в полости, оставшейся после перегнивания больших древесных корней. Иногда можно легко отличить корневину от кротовины, так как в первой обнаруживаются среди слагающего ее материала остатки не совсем перегнившей древесной ткани, и самом строении корневины замечаются особенности, а именно — расположение материала концентрическими кольцами. Корневины, понятно, всегда сложены из материала вышележащих горизонтов и частей почвенного разреза.
Могут быть, однако, и такие случаи, когда корневина окажется в то же время и кротовиной, так как и корни при своем распространении могут воспользоваться готовым уже ходом — кротовиной, и роющие животные, избегая лишней работы, могут использовать корневину для проложения хода к коре или камере.
Достаточно ясные следы своей работы оставляют иногда в почве дождевые черви. Их ходы обычно вертикальны и на разрезе выделяются на фоне одного или нескольких горизонтов в виде желобков, выложенных калом червей в форме мелких темных ореховых отдельностей. Особенно большие, т. е. длинные и сравнительно [70] широкие, «червоточины» делают некоторые виды дождевых червей, живущие в южнорусских степях. В некоторых случаях черви сплошь перерабатывают верхнюю часть темно-окрашенного горизонта почвы и превращают ее в свой кал с его своеобразной структурой.
Несомненно, что в переработке почвы участвуют не только роющие позвоночные и черви, но и целый ряд других обитателей ее, из которых одни встречаются в различных горизонтах (например, личинки майского хруща), другие предпочитают верхние темно-окрашенные (например, муравьи), но далеко не все дают такие характерные морфологические признаки, какими являются в почвенном разрезе кротовины, корневины и червоточины».
Почва, сформировавшаяся на той или иной горной породе и определяемая известными признаками, с течением времени постепенно видоизменяется, развивается, увеличиваясь в мощности, в количестве накопленного гумуса и проч. Но в силу каких-нибудь причин почвенный слой может оказаться засыпанным песком, покрытым слоем речного наноса или иным отложением, и «жизнь» почвы прекратится. Приостановятся все происходившие в ней процессы, связанные с деятельностью насекомых, червей, микроорганизмов, не будет все возобновлявшейся растительности, наконец, может совсем прекратиться доступ влаги и т. д. Такая «погребенная» почва будет, конечно, видоизменяться, но совершенно в ином направлении, но, и видоизмененная, она останется все же распознаваемой. Заключенная между иными отложениями, погребенная или ископаемая почва будет их разделять в виде ленты более или менее ясно различимой цветности и своим расположением указывать на некогда бывший здесь рельеф, поверхность которого она покрывала. Такие ископаемые почвы разделяют, как мы указывали выше, различные по времени образования ярусы лёсса и на Украине, отвечая в свою очередь определенным моментам в истории сложения четвертичных отложений (рис. 5). Но погребенная почва для нас имеет значение не только для ледниковых и послеледниковых периодов, а и для времени гораздо более позднего и по непосредственной связи с памятниками старины. В самом деле, если поверхностный почвенный слой будет засыпан разрушившимися постройками, или покрыт мусорными отбросами, то и здесь, в условиях деятельности человека, образуется погребенная почва, с тем лишь существенным отличием, что она будет перекрыта культурным слоем, как, впрочем, может оказаться и между двумя культурными отложениями. Далее в главе о стратиграфии будут приведены некоторые примеры, а сейчас мы упомянем о почвах и по их непосредственной связи не только с отложениями в стоянках и городищах, ко и с древними могилами. Так, при сооружении всякой могилы ниже поверхности земли, при вырывании ямы в соответствующей части уничтожается и почвенный слой, который, хотя и в разрушенном виде, все же возможно распознать в так называемых выкидах. При насыпании курганного холма часть почвы бывает засыпанной и сохраняется в виде погребенной, называемой «лентой». [71]
Когда мы читаем у Леонтьева описание его раскопок, то ясно видна вся беспомощность этого выдающегося по своему времени археолога в обстановке полевой работы, когда, что он и признает, ему пришлось довериться опыту и знаниям керченских рабочих, копателей древностей. «Надобно найти, как говорят керченские рабочие, начин кургана, отыскать слой материковой земли, выброшенный при рытии гробницы, и определить себе, за один ли раз был насыпан весь курган, или его нынешняя форма произошла вследствие многократных присыпок; в последнем случае необходимо добиться толку, сколько таких присыпок вошло в состав кургана» (Леонтьев, Разыскания на устьях Дона).
Почва и флора, как известно, находятся всегда в тесной взаимной связи. От качества почвы в большей мере зависит та или иная растительность, причем к характеризующим почвенный слой чертам следует относить и его возраст. Многим, вероятно, приходилось наблюдать, как на почве, раз она была перепахана или подверглась какому-нибудь иному механическому разрушению, возникает совершенно новая и иная растительность. Растительность эта постепенно и последовательно будет видоизменяться, восстановится прежняя, соответствующая окружающему ненарушенному почвенному покрову. Но при глубоком перекапывании могут создаться такие условия, когда почва надолго останется в данном месте иной и отличия эти со временем даже увеличатся. Представим себе, что вырыта яма до глубины, превосходящей мощность почвенного слоя, а затем вновь заполнена выброшенной землей, т. е. разрушенной почвой вперемежку с частью подстилающей породы, например, песка или суглинка. Очевидно, что таким образом мы создаем в данном месте новые условия, к которым: следует придать и то, что дождевая вода легче будет насыщать эту яму, чем окружающую почву, покрытую дерновой коркой. Появится новая растительность, не похожая на окружающую.
В нашей археологической практике это может быть использовано во время разведочных работ. В засушливых степях нашего юга иногда можно видеть на верхушке кургана растительность иную, чем на его скатах, где обычно травяной покров бывает довольно бедным. В таком случае можно с уверенностью полагать, что на кургане, на его вершине вырыта была когда-то яма, впоследствии заплывшая и сравнявшаяся с общими очертаниями насыпи, но тем не менее сигнализируемая резко отличной растительностью. Такая же разнообразная и высокая трава иногда окружает более или менее правильной полосой всю курганную насыпь, и в таком случае мы можем подозревать наличие здесь большей выемкл, из которой бралась земля для возведения курганного холма. Со временем такая выемка может почти совершенно сравняться с окружающей местностью, но измененные почвенные условия долго будут сохранять свои отличительные особенности, обусловливая этим и иную растительность. Такое же явление можно замечать и в тех случаях, когда имеются заилевшие, высохшие и сравнявшиеся с [72] окружающей почвой русла старых протоков. При ничтожной разнице в уровне поверхности эти русла сохраняют иную растительность благодаря иной почве, и эта черта нам значительно помогла, например, при составлении плана древних протоков (рис. 15).
Что касается определения возраста почв, то это в некоторых случаях оказывается возможным на основании датируемых археологических фактов, но совершенно невозможно обратное, т. е. датировка археологических фактов по тем или иным признакам связанного с ними почвенного покрова.
Приведенными примерами, далека, впрочем, не исчерпывающими всех возможных случаев, имелось в виду показать всю сложность полевых археологических исследований, вытекающую из необходимости учета природной обстановки, с которой вещественные памятники прошлого в большинстве случаев тесно и неразрывно связаны. Сложность же работы обусловливается именно тем, что изучаемые памятники должны быть поставлены в соотношение с теми моментами, которые им соответствуют по времени. Без реконструкции природных условий, ограничивая нашу работу лишь пределами самого памятника, мы всегда будем рисковать впасть в очень крупные ошибки в суждении о самой его сущности.
Мы закончим эту главу ясной формулировкой марксистской установки но этому вопросу, заимствуя ее у Н. И. Бухарина. «Общество есть часть природы — оно не супранатуральная, не «сверхъестественная» категория. Но в то же время оно в известном смысле не только отлично от природы, но и противостоит ей: это такой «составной элемент» природы, который активно приспособляется к пей, приспособляя ее к себе, подчиняя ее, овладевая ее законами, изменяя их через и посредством процесса производства, производственной практики, порождающей процесс теоретического познания природы, в свою очередь опосредствующий материальный процесс труда».
Миллер А.А.
Из брошюры «Археологические разведки». Известия Государственной академии истории материальной культуры.
Выпуск 83. Ленинград - 1934. Тираж 1500 экз.
