Показать все теги
В числе регионов и племён, названных на первых страницах русских летописей при попытке ответить на вопрос «Откуда есть пошла Русская земля», летописец упоминает Белоозеро и финское племя весь. Согласно известному Сказанию о призвании варягов, помещённому в Повести временных лет (далее - ПВЛ] в статье, помеченной 862 г., Белоозеро становится местом княжения Синеуса, а через два года, после его смерти, отдаётся Рюриком одному из «мужей своих» (ПВЛ, т. I, с. 14-15]. В следующий раз город Белоозеро попадает на страницы летописи уже только спустя два столетия (ПВЛ, т. I, с. 122-123].
Активное неприятие изложенной в Сказании концепции начальных этапов русской истории при согласии с его общей хронологией, характерное для советской историографии 1950-1960-х гг. в отличие от работ дореволюционных историков, в последние десятилетия вновь претерпело существенные изменения. Подавляющее большинство современных исследователей признают реальность основной фабулы Сказания и его исторического контекста. При этом многие ученые, соглашаясь с условностью конкретных дат, приводимых в начальной части ПВЛ, склонны считать общую хронологическую канву древнейших летописных событий также заслуживающей доверия и использовать летописные даты в качестве реальных хронологических ориентиров.
За такими переменами, при всей их схожести с колебаниями маятника, стоят не только субъективные причины, обусловленные кардинальными идеологическими переменами в стране. Существенное влияние на изменение взглядов оказали объективные факторы, связанные со значительным ростом фонда археологических источников по проблемам начальной истории Руси. Особое место среди них принадлежит результатам продолжающихся исследований Ладоги и её окрестностей и начатого в последней четверти XX в. планомерного изучения средневековых памятников в Ильменском Поозерье и истоке Волхова. Именно масштабные раскопки Рюрикова городища, открывшие значительный пласт древностей с сильной «северной вуалью», хронологически соотносимый с эпохой призвания варягов, во многом стали отправной точкой для реабилитации Сказания. Эти материалы, тесно увязанные с итогами систематического изучения сельской округи городища, обеспечили более надёжную и детальную стыковку летописных и археологических данных (Носов, 1990; Носов, Горюнова, Плохов, 2005].
Продолжение и расширение археологических работ в ключевых точках начальной Руси позволило выйти на новый уровень знаний о древностях IX-X вв., что увеличило весомость археологических аргументов в прояснении многих неясных или спорных моментов летописной истории. Осмысление результатов этих работ позволяет нарисовать достаточно сложную и во многом неоднозначную картину первых этапов развития Руси, далеко не всегда совпадающую с летописным вариантом. Одним из регионов, где в ходе масштабных археологических работ были выявлены существенные расхождения между летописными сведениями и фактическим материалом, является район Белого озера. Итоги многолетних работ свидетельствуют, что вопреки сведениям начальной части ПВЛ, город Белоозеро возникает не в IX, а в X столетии.
История археологических исследований Белозерья насчитывает уже более 150 лет. Первые разыскания в окрестностях Белого озера были проведены Я. М. Лазаревским и Ю. Б. Иверсеном ещё летом 1860 г. по поручению созданной годом ранее Императорской Археологической комиссии. Объехав Белое озеро, исследователи провели небольшие раскопки в истоке Шексны в урочище под названием «Старый Город», прорезали траншеями два естественных сопковидных всхолмления возле Белозерска, одно из которых носило название «Синеус», и обследовали Киснемский куст деревень на северном берегу озера, который местные предания связывали с местоположением древнейшего города (Лазаревский, 1860; Отчёт ИАК за 1860 г.]. В дальнейшем небольшие работы в центральном Белозерье проводились М. Е. Арсаковой, Г. П. Гроздиловым, А. Я. Брюсовым и П. А. Суховым (Сухов, 1941; Голубева, 1973, с. 59; Макаров, 1990, с. 8]. Однако начало масштабного археологического изучения этого региона связано с именем Л. А. Голубевой, в 1949 г. приступившей к планомерным раскопкам Белоозера.
Город Белоозеро располагался на р. Шексне в 2-2,5 км от её истока из Белого озера в урочище под названием «Старый Город». Название урочища появляется в письменных источниках не позднее последней четверти XVI в. (Шумаков, 1900, с. 145]. Высота берегов Шексны, текущей на этом участке практически прямо на восток, незначительна, и в начале раскопок территория города представляла собой обширную луговину, полого поднимающуюся от реки (Голубева, 1973, с. 61] (рис. 1]. Более высоким был правый берег, куда выходила довольно узкая песчаная гряда, тянувшаяся вдоль Шексны на 500 м. Примерно по центру её прорезала небольшая речка Васильевка, впадавшая в Шексну под прямым углом. Западным краем гряды являлся Безымянный ручей, возле которого она резко поворачивала к юго-западу, удаляясь от Шексны. Можно полагать, что эта гряда представляет собой один из древних береговых валов Белого озера (Гусаков, Дружинин, 1983, с. 8]. Средняя высота гряды составляла 4-4,5 м над меженным уровнем воды в Шексне, а в наиболее высоких точках - у берегов Васильевки и Безымянного ручья - доходила до 5 м. Гряда плавно поднималась от береговой кромки Шексны, но уже в 150-170 м от реки начинался её южный склон, и высота уменьшалась до 3-3,5 м. Остальные участки правого берега Шексны возвышались над водой на 2-3 м. Не превышала этих показателей и высота левого берега Шексны. Чрезвычайно низкое положение города над водой можно считать одной из ярких особенностей топографии Белоозера. При всём неудобстве выбранного места для расположения города, причины такого выбора представляются вполне очевидными. Это был ближайший к озеру участок речного берега, пригодный для заселения, устройства удобной речной гавани и обеспечения контроля над движением по реке. Отличался он и особой природной привлекательностью, поскольку был в той или иной степени обитаем во все исторические эпохи, начиная с мезолита.
Рис. 1. Белоозеро и его некрополь. Точечной линией показаны границы памятников, установленные по результатам раскопок и сбора подъёмного материала. В качестве основы использован план истока Шексны до затопления 1964 г.
Раскопки Белоозера Л. А. Голубевой продолжались в течение 12 полевых сезонов с перерывом. За это время на правом берегу Шексны было заложено 40 раскопов и исследовано свыше 5,5 тыс. кв. м. Почти половина из них приходится на наиболее возвышенную часть правого берега, главным образом между речкой Васильевкой и Безымянным ручьём. Именно здесь в ходе раскопок удалось выявить древнейшие участки городской территории (Голубева, 1973, с. 62-64; Захаров, 2004, с. 15-16]. Исследования на левом берегу Шексны, с которым, по мнению Л. А. Голубевой, никогда не связывалось имя Старого Города, практически не велись.
Ситуация изменилась после того, как в начале 1980-х гг. систематические исследования Белоозера были возобновлены Онежско-Сухонской экспедицией ИА РАН под руководством Н. А. Макарова. Основным содержанием новых работ в связи с затоплением большей части городской территории после создания в 1964 г. Волго-Балтийской водной системы стал сбор подъёмного материала по специально разработанной методике. Благодаря этим работам, завершённым в 2001 г., удалось собрать многотысячную коллекцию находок, дающих представление обо всех частях города (Захаров, 2004, с. 19-29]. Стало ясно, что Белоозеро занимало оба берега Шексны, а его общая площадь составляла не менее 54 га [1], из которых около 13 га приходилось на левобережное поселение (Захаров, 2004, с. 63-65] (рис. 1].
В ходе раскопок Л. А. Голубевой на территории города было выявлено несколько поздних могильников с безынвентарными ингумациями и одиночный курган, насыпанный в XI в. прямо на остатки сгоревшей постройки (Голубева, 1973, с. 59, 62, 75-77, 87], но обнаружить некрополь Белоозера не удалось. Он был открыт С. В. Ошибкиной в 1969 г. на уже упоминавшейся песчаной гряде примерно в 240 м к югу от границ города (Ошибкина, 1972, с. 65-69]. К сожалению, основная часть некрополя оказалась уничтожена карьером при строительстве Волго-Балта ещё до открытия памятника. Помимо С. В. Ошибкиной раскопки на могильнике проводил Н. А. Макаров в 1983 и 1993-1994 гг. Всего здесь удалось изучить 24 погребения по обряду ингумации и не менее трёх погребений по обряду кремации (Макаров, 1990, с. 108; Макаров, Новикова, 2001].
Итоги многолетних раскопок Белоозера, завершенных в 1965 г., Л. А. Голубева подвела в монографии, вышедшей через 8 лет. Анализируя объёмные материалы, полученные в ходе работ, исследовательница убедительно показала, что древнейшие городские напластования связаны с наиболее возвышенной частью правого берега Шексны. При этом, по мнению Л. А. Голубевой, раннее поселение тяготело к р. Васильевке, а не к Шексне, от которой посёлок был отделён полосой леса шириной в 40-50 м (Голубева, 1973, с. 81]. Рассматривая в монографии вопрос о начальной дате этого поселения, определённой в ряде предшествующих работ серединой IX в. (Голубева, 1965], исследовательница постаралась показать, что оно возникает несколько раньше - в первой половине X столетия (Голубева, 1973, с. 81]. С этой целью в вещевом материале из ранних напластований Белоозера были выделены две группы находок, датирующихся, по её мнению, первой половиной X в. и второй половиной X - началом XI в. (Голубева, 1973, табл. 11]. Однако детальный анализ всей совокупности ранних материалов заставляет отказаться от предложенной корректировки (Захаров, 2004, с. 65-68].
Наиболее важны в данном контексте находки стеклянных бус, которые, при наличии статистически значимых серий, являются самым надёжным хронологическим индикатором. Всего в древнейших слоях Белоозера Л. А. Голубевой обнаружено 313 бусин, что составляет около 2/3 от всех ранних находок. При этом бросается в глаза типологическая близость наборов бус, отнесённых исследовательницей к разным хронологическим группам. Особенно показательно соотношение различных типов лимоновидных бус (1, 2 и 4 подгруппы VIII группы по типологии З. А. Львовой], наиболее многочисленных в ранней коллекции (209 экз.]. В обеих хронологических группах существенно преобладают жёлтые лимоновидные бусы, на долю которых приходится около 70% находок, в то время как лимонки с металлической прокладкой занимают всего 6-10%. В Старой Ладоге - опорном для хронологии раннего периода Древней Руси памятнике - резкое увеличение количества жёлтых лимонок наблюдается в горизонтах Д нижнее и Д верхнее, нижняя дата которых по современным данным определяется началом второй трети X в. (Львова, 1970, табл. 7: II, 8; Френкель, 2008, с. 245-247]. Причём именно в горизонте Д верхнее, датирующемся второй половиной X в., жёлтые лимоновидные бусы начинают численно преобладать над остальными типами лимонок (Львова, 1970, с. 99; табл. 5, 7: II, 8], что в точности соответствует ситуации, фиксируемой в древнейшем горизонте Белоозера.
Для уточнения хронологии начальных этапов важно отметить ещё одну группу бус. Это жёлтые и белые лимоновидные продольно-полосатые бусы с тонкими коричневыми или краснокоричневыми полосками (Голубева, 1965, рис. 65: 1, 9, 11], представляющие позднюю группу полосатых лимонок. В проанализированных З. А. Львовой материалах Старой Ладоги имеется только одна такая бусина, обнаруженная в горизонте Д верхнее (Львова, 1968, с. 85]. В древнейшем слое Белоозера таких бус около 10, и ещё 6 происходят из напластований, отнесённых Л. А. Голубевой ко второй половине X - началу XI в. (Голубева, 1973, табл. 11]. Я. В. Френкель полагает, что находка двух таких бусин на Сясьском городище может свидетельствовать об их появлении в обиходе в 920-е гг., но обычно они встречаются в комплексах второй половины X - первой половины XI в. (Френкель, 1997, с. 125, 129]. Датировка сясьских бус зависит от определения верхней даты этого поселения, на котором отсутствует круговая керамика. Я. В. Френкель в своих построениях опирается на факт появления гончарной посуды в Старой Ладоге не позднее 920-930-х гг.
О. И. Богуславский, напротив, учитывая общепринятую датировку полосатых лимонок позднего варианта, резонно полагает, что кружальная керамика проникает на Сясьское городище позже, чем в Ладогу. Прекращение жизни на поселении исследователь относит ко времени не ранее середины X в. (Богуславский, 2007, с. 107]. Временем не ранее середины X в. указанные типы полосатых лимонок датируются в Скандинавии (Callmer, 1977, типы Е161, Е162, с. 89, цв. табл. III]. Сходная ситуация отмечается и на материалах пойменной части Гнёздовского селища, где подобные бусы присутствуют в комплексах и слоях второй половины X - первой половины XI в. (Френкель, 2007, с. 82, 115-117, типы III-9-2 и III-9-3]. В некрополях Мининской группы памятников, возникшей на Кубенском озере в середине X в., жёлтые и белые полосатые лимонки происходят из захоронений с широкой датой: вторая половина X - начало XI в. При этом они отсутствуют в четырёх древнейших погребениях, датированных в более узких рамках второй половины X в. и содержащих многочисленные находки бус иных типов (Захаров, Кузина, 2008, с. 196, табл. 86, типы 15-17].
Не углубляясь в детальный анализ остальных категорий находок, который уже публиковался (Захаров, 2004, с. 65-68], отмечу, что в древнейших слоях из раскопок Белоозера нет материалов, надёжно датируемых первой половиной X в. Важно подчеркнуть, что и появление новой многотысячной коллекции находок, происходящей теперь с территории всего города и в несколько раз превосходящей по объёму собрание из раскопок, также не принесло вещей, позволяющих говорить о более ранней дате возникновения Белоозера (Захаров, 2004, с. 38-45]. Однако новые материалы, благодаря широкому территориальному охвату, позволили составить более детальное представление о динамике развития Белоозера на ранних этапах. Выяснилось, что не позднее конца X в. происходит заселение возвышенных участков правого берега к востоку от р. Васильевки, а в первой половине X в. городская территория существенно увеличивается, распространяясь и на левый берег Шексны (Захаров, 2004, с. 69-73].
Рассматривая проблему начальной даты Белоозера, нельзя не коснуться вопроса о хронологии городского некрополя. Раскопками, проведёнными в 1993-1994 гг. на ближайшем к городу участке могильника, исследовано погребальное сооружение, безусловно, относящееся к его древнейшей части. Оно представляет собой небольшой по высоте курган диаметром около 9 м с мощным кольцевым ровиком. На дне и внутренних склонах ровика размещались в виде компактных скоплений два или три погребения по обряду сожжения на стороне. По центру курган был прорезан углежогной ямой XV-XVI вв., разрушившей ещё одну кремацию (Макаров, Новикова, 2001, с. 285-290]. Вещевой набор из этого своеобразного сооружения также необычен. Скандинавская овальная фибула и наконечник ремня, возможно, связанный своим происхождением со Скандинавией, соседствуют здесь с подковообразной фибулой с многогранными головками, пряжкой, отлитой по наборной восковой модели, шумящей подвеской со щитком из трёх волют и обломком втульчатого височного кольца или гривны. Но в хронологическом плане полученный набор достаточно компактен и надёжно датируется второй половиной - концом X в. (Макаров, Захаров, Бужилова, 2001, с. 83, 303-304]. Привлекает внимание присутствие в нём полосатой лимонки, идентичной рассмотренным выше экземплярам (Макаров, Новикова, 2001, рис. 122: 30].
Следовательно, анализ всего комплекса древнейших находок, происходящих с территории города и из его некрополя, убеждает в том, что начало развития Белоозера относится к середине X в. При более осторожном подходе, учитывая датирующие возможности археологии, время возникновения города можно определять в рамках второй трети X в., но никаких реальных данных для удревнения этого события и отнесения его не только к 862 году, но даже к началу X в. в нашем распоряжении нет. Можно, конечно, предполагать, что самые ранние участки слоя не были обнаружены в ходе раскопок Л. А. Голубевой, оставшись за пределами вскрытой площади. Но подобное предположение не согласуется с планом размещения раскопов Белозерской экспедиции. Возвышенная часть правобережного поселения была достаточно полно исследована Л. А. Голубевой, видевшей одну из важнейших задач как раз в выявлении самых ранних отложений. Их удалось обнаружить на двух участках - у берегов р. Васильевки и Безымянного ручья. Следует подчеркнуть, что раскопы, заложенные вокруг этих участков, дали лишь относительно более поздние материалы (рис. 2]. Поэтому весь комплекс собранных к настоящему времени археологических материалов позволяет достаточно уверенно констатировать тот факт, что хронологический разрыв между датой первого упоминания города в летописи и реальным возникновением Белоозера составлял не менее 3/4 века.
После публикации монографии Л. А. Голубевой вывод об отсутствии на Белоозере напластований IX в. был принят научным сообществом и вошел в обобщающие работы по археологии Руси (Археология СССР, 1985, с. 89]. Лишь И. В. Дубов, вначале выразивший своё недоумение по поводу отсутствия ранних слоев, позднее перешёл к утверждениям, что «начиная с IX в. Белоозеро было протогородским центром» (ср.: Булкин, Дубов, Лебедев, 1978, с. 128-131 и Дубов, 1990, с. 64]. Впрочем, это не мешало исследователю при необходимости настаивать на отсутствии на Белоозере достоверных слоёв IX в. (Дубов, 1982, с. 122].
Очевидная нестыковка между письменными и археологическими источниками требовала дальнейших поисков решения этой проблемы, и рядом исследователей было предложено идентифицировать Белоозеро эпохи Синеуса с каким-нибудь другим поселением края. В первую очередь внимание привлёк Киснемский куст деревень на северном берегу Белого озера, где местные предания локализовали древнейший город. Об этих преданиях было известно В. И. Татищеву, Н. М. Карамзину, Н. Богословскому и другим историкам (Голубева, 1961, с. 201-202]. А. А. Шахматов, анализируя Сказание о призвании варягов, отметил присутствие в летописце XVI в. Кирилло-Белозерского монастыря приписки о том, что «Синеус сидел у нас на Кистеме» (Шахматов, 1904, с. 53]. Безуспешные попытки поиска здесь поселения, помимо Я. М. Лазаревского, предпринимали А. Я. Брюсов, Л. А. Голубева, Н. В. Тухтина, что было связано не только с преданиями, но и с наличием здесь средневекового могильника, обнаруженного М. Е. Арсаковой в 1925 г. (Голубева, 1961].
Рис. 2. Белоозеро в конце X - начале XI в. по результатам раскопок Л. А. Голубевой: а - раскопы, где обнаружены напластования этого периода; б - раскопы, где обнаружены древнейшие напластования
Поселения в Киснеме удалось открыть в 1982 г. Н. А. Макарову (Макаров, 1988]. Детальное их обследование проводилось в 1982-1983, 1992 и 1997 гг. (Макаров, Захаров, Бужилова, 2001, с. 139-145]. В результате было выявлено 9 селищ, общая площадь которых составляла 16,4 га - необычная величина для северных территорий. Эта группа поселений, вместе с Маэксинско-Белозерским кустом селищ, расположенным на противоположном - южном - берегу Белого озера, составляют две древнейшие и крупнейшие по площади сельские агломерации центрального Белозерья (Макаров, Захаров, Бужилова, 2001, рис. 36]. Однако анализ собранного в Киснеме вещевого и керамического материала показал, что максимальных размеров группа достигает в XII-XIII вв. - в период расцвета всего Белозерья. А начиналась она с двух миниатюрных селищ, возникших во второй половине X в. Площадь одного из них оценивается в 0,1-0,2 га, размеры второго также были небольшими. Значительный рост числа и размеров поселений в Киснеме происходит в XI в. Этим же временем датируются и древнейшие из 10 исследованных погребений Киснемского могильника (Макаров, Захаров, Бужилова, 2001, с. 139, 362]. Учитывая, что поселение в истоке Шексны к концу X в. уже занимало площадь не менее 1,4 га, небольшие киснемские селища, возникшие одновременно с ним или чуть позже, не могут рассматриваться ни как предшественник Белоозера, ни как город, в котором «сидел» Синеус.
С Киснемой связано ещё одно, уже археологическое, предание, обусловленное необычной для Белозерья топографией киснемских селищ. В ходе безуспешных поисков древностей в Киснеме Я. М. Лазаревский зафиксировал рассказ местных жителей о том, что озеро размыло берег более чем на 40 м, и с тех пор в прибрежном песке перестали находить различные древние вещи (приводится по: Голубева, 1961, с. 202]. Эта информация породила предположение, периодически встречающееся в популярных изданиях, о том, что «город Синеуса» был поглощён озером. Оценить достоверность такого предположения сложно, но в нашем распоряжении есть данные, позволяющие пролить свет на эту «загадку». Белое озеро имеет в основном низкие, плавно поднимающиеся от уреза воды берега. Лишь на северном его берегу высокая коренная терраса подходит близко к воде. Древнейшие участки селищ в Киснеме (Монастырское и Троицкое VI] были привязаны к обоим берегам небольшой речки Киснемки, прорезавшей коренной берег, и располагались на достаточно большой высоте - от 2 до 6 м над современным уровнем воды в озере. Ещё одно небольшое пятно раннего слоя выявлено на самой террасе, на высоте до 13 м (Макаров, Захаров, Бужилова, 2001, рис. 60, с. 139, 361-362] (рис. 3]. В настоящее время между коренной террасой и берегом озера существует полоса местами подболоченной низины шириной 100-130 м (Макаров, Захаров, Бужилова, 2001, рис. 16: 2]. При этом надо иметь в виду, что уровень озера в 1964 г. был поднят и сейчас его превышение над средним многолетним составляет 1,4-1,6 м (Гусаков, Дружинин, 1983, с. 53]. Безусловно, в результате строительства Волго-Балта часть береговой полосы была затоплена и размыта. Несмотря на это, в ходе разведок непосредственно на озёрном берегу удалось зафиксировать остатки двух селищ, культурный слой которых был полностью переотло- жен водой, но вещевой материал сохранился. Одно из них, имевшее небольшие размеры и примыкавшее к устью Киснемки (Троицкое VIII], по керамическому материалу датируется XI в. Второе, вытянутое вдоль озера на 260 м (Троицкое VII], находится на месте деревни Рыбный Двор, отмеченной на карте Генерального межевания 1798 г. (т. е. за 60 лет до работ Я. М. Лазаревского] практически непосредственно на озёрном берегу. Древнейшие находки здесь относятся к XIV-XV вв. (Макаров, Захаров, Бужилова, рис. 59, 60, с. 139, 144, 361-362]. Есть все основания полагать, что те «древние вещи», о которых крестьяне рассказывали Я. М. Лазаревскому, связаны именно с этими селищами, размыв которых начался задолго до 1964 г.
Рис. 3. Локальная группа средневековых памятников в Киснеме: а — границы поселений; б — участки с культурным слоем X в.
1 — поселение Монастырское; 2 — поселение Троицкое VIII; 3 — поселение Троицкое VI (Киснема); 4 — поселение Троицкое VII (Рыбный Двор); 5 — поселение Троицкое II—III; 6 — поселение Троицкое IV; 7 — поселение Троицкое V — Коптево II; 8 — поселение Коптево I; 9 — могильник Троицкое I
Отсутствие в Киснеме напластований и находок, соотносимых с эпохой призвания варягов, побуждало исследователей к продолжению поисков древнейшего Белоозера. Поэтому, когда работами Л. А. Голубевой на Крутике впервые в регионе были выявлены слои, надёжно датированные второй половиной IX в. (Голубева, Кочкуркина, 1991, с. 43], это поселение также стало рассматриваться в качестве претендента на роль раннего Белоозера (Белецкий, 1996, с. 15-16; Башенькин, 1997, с. 23]. Поселение Крутик, открытое П. А. Суховым в 1939 г. (Сухов, 1941], находится в верхнем течении р. Шексны примерно в 25 км к югу от Белоозера. В ходе раскопок, проведённых Л. А. Голубевой в 1974-1981 гг., было исследовано 1589 кв. м памятника из примерно 0,4 га, занятых жилой застройкой (Голубева, Кочкуркина, 1991, с. 39]. Уникальная сохранность культурных напластований, содержащих чрезвычайно яркий и обильный вещевой материал и богатейшие палеоэкологические остатки, позволили обоснованно отнести этот памятник к числу важнейших для изучения начальных этапов освоения Белозерья в Средневековье. Опираясь на результаты раскопок, Л. А. Голубева датировала Крутик второй половиной IX - третьей четвертью X в. и сопоставила с поселениями, получившими в археологической литературе название торгово-ремесленных, или «протогородских» (кавычки Л. А. Голубевой] (Голубева, Кочкуркина, 1991, с. 43, 118-119].
Публикация ярких материалов из раскопок Крутика привлекла к этому памятнику повышенное внимание исследователей. Особый интерес вызвали две находки скандинавского облика, расцененные как свидетельство присутствия на поселении скандинавских купцов (Голубева, 1982; Кирпичников, Дубов, Лебедев, 1986, с. 207]. В дальнейшем И. В. Дубов охарактеризовал Крутик как важнейший торгово-ремесленный раннегородской центр (Дубов, 1989, с. 95], тем самым поставив его в один ряд с Ладогой, Рюриковым городищем, Гнёздово и Шестовицей. С. В. Белецкий предложил считать Крутик городским центром, непосредственным предшественником Белоозера, которое сменяет его во времени и пространстве (Белецкий, 1996, с. 15-16]. При этом исследователей совершенно не смутили скромные размеры этого поселения, на котором в период расцвета могло одновременно разместиться лишь 6-10 жилых построек, практически полное отсутствие здесь предметов вооружения и странный для крупных протогородских центров выбор местоположения (Захаров, 2004, с. 108-109]. Крутик занимает моренный останец с крутыми слонами высотой 7-10 м, находящийся не на Шексне, а на берегу небольшой речки Конки, напоминающей по размерам ручей и являющейся притоком Шексны второго порядка. По прямой Крутик отстоит от Шексны всего на 2,7 км, но большая часть этого пути проходит по болотам. Для того чтобы попасть на поселение по извилистым руслам двух небольших речек, необходимо было преодолеть около 7,5 км. Особый, осознанный, подход к выбору места для поселения подчеркивается и тем фактом, что непосредственно в долине Шексны, изобилующей в окрестностях Крутика старицами, имелось не менее десятка различных по форме и размерам всхолмлений высотой от 8 до 27 м. Причём многие из них по высоте и крутизне склонов были аналогичны Крутику, а три существенно превосходили его [2].
Учитывая ключевую роль Крутика в воссоздании ранней истории региона, в 2008 г. стационарные раскопки этого памятника были возобновлены. Новые работы ведутся с полной промывкой напластований на мелкоячеистых ситах, поэтому общая вскрытая площадь невелика - за 4 сезона на поселении изучено всего 95 кв. м, но полученная за это время коллекция индивидуальных находок приближается к 4,5 тыс. предметов. Кроме того, в окрестностях Крутика удалось выявить два принадлежащих ему могильника с погребениями по обряду кремации (Захаров, Меснянкина, 2011]. На некрополях к настоящему времени исследовано 158 кв. м с остатками не менее 18 погребений.
Новый цикл исследований на Крутике и его могильниках принёс новые данные о финальных этапах существования этого памятника. Выяснилось, что поселение продолжало активно функционировать во второй половине X в., когда началось формирование обширной сети расселения и становление основного политического и экономического центра края - города Бело- озеро. При этом жизнь на Крутике продолжалась и в начале XI в., т. е. в начале следующего исторического этапа, связанного с распространением древнерусской государственности и культуры на Северо-Востоке Руси. В свете новых данных более отчётливо проступило единство ритмов развития Крутика и таких знаковых для начальной истории Руси памятников, как Гнёздово, Ладога и Рюриково городище, также исчезающих, или претерпевающих значительные изменения в начале XI в. Это единство однозначно свидетельствует о том, что Крутик являлся частью системы ранних торгово-ремесленных поселений. Однако, пытаясь найти место Крутика в этой системе, необходимо признать, что по наличию и выраженности целого ряда важнейших признаков он существенно уступал протогородским центрам и вряд ли может считаться одним из них. Это далеко не центральное, а, вероятно, одно из начальных звеньев всей цепочки ранних торговых связей. Тех звеньев, благодаря которым на международные рынки поступали разнообразные продукты лесного промысла, в первую очередь меха, приносившие, очевидно, наиболее высокие доходы на всех стадиях продажи. При этом жители Крутика изначально являлись непосредственными добытчиками пушнины, что наглядно отразилось в составе остеологической коллекции памятника (Андреева, 1991]. Вероятно, по мере развития самого Крутика и появления в его окрестностях новых поселений, он стал приобретать черты локального центра, обитатели которого не только добывали меха своими руками, но и концентрировали продукты лесного промысла с определённой территории. Основанием для такого предположения служит факт значительного развития на поселении ремесла, в первую очередь - бронзолитейного, выпускавшего продукцию в количествах, явно превышающих местные потребности. Важно подчеркнуть, что Крутик не являлся единственным поселением такого рода в центральном Белозерье. Здесь существует, по крайней мере, ещё один памятник, чрезвычайно близкий Крутику по основным характеристикам - поселение Васютино, расположенное на р. Мегре в 16 км от берега Белого озера (Макаров, 1988, с. 60-61, 73; Макаров, Захаров, Бужилова, 2001, с. 377; Захаров, 2004, с. 111].
Таким образом, после масштабных археологических исследований на территории вокруг Белого озера в нашем распоряжении не появилось каких-либо данных, позволяющих говорить о существовании в Белозерском крае города более древнего, чем Бело- озеро. Ни одно из выявленных здесь ранних поселений по своим размерам, характеру материальной культуры и другим важнейшим признакам не может претендовать на городской или протогородской статус. Начало урбанизации Белозерья, безусловно, связано со становлением поселения в истоке Шексны.
Возвращаясь к вопросу о соотношении летописных и археологических данных, стоит отметить, что Повесть временных лет, как известно, является многокомпонентным источником, очень сложным по своему характеру и истории формирования. По мнению А. А. Шахматова, одного из наиболее авторитетных исследователей русского летописания, Сказание о призвании варягов, связанное происхождением с новгородским источником, попадает на её страницы лишь в середине XI в. (Шахматов, 1904]. Детальные и многолетние археологические исследования, проведенные в Белозерье, являются ярким подтверждением этого положения. По археологическим данным активное заселение территории вокруг Белого озера начинается в середине X в. В конце X - первой половине XI в. фиксируется резкая интенсификация жизни в регионе, наглядно отразившаяся в значительном увеличении количества и размеров поселений. Поэтому присутствие Белоозера в Сказании можно рассматривать как отражение той значительной роли в истории Руси, которую этот край и город играли уже в XI в. - во времена включения Сказания в летопись, роли, позволившей Белоозеру занять достойное место на первых страницах русской истории.
С.Д. Захаров
Из сборника материалов Международной научной конференции «Северная Русь и проблемы формирования Древнерусского государства», состоявшейся в городах Вологда, Кириллов и Белозерск 6-8 июня 2012 г.
Источники и литература
Андреева Е. Г., 1991. Фауна поселения Крутик (по остеологическому материалу из археологических раскопок] // Голубева Л. А., Кочкуркина С. И. Белозерская весь (по материалам поселения Крутик IX-X вв.]. Петрозаводск.
Археология СССР, 1985. Древняя Русь. Город, замок, село. М.: Наука. (Археология СССР. Т. 15].
Башенькин А. Н., 1997. Вологодская область в древности и средневековье // Вологда: краеведческий альманах. Вологда. Вып. 2.
Белецкий С. В., 1996. Начало Пскова. СПб.
Богуславский О. И., 2007. Комплекс памятников у д. Городище на р. Сясь в системе синхронных североевропейских древностей // Северная Русь и народы Балтики. СПб. (Тр. ИИМК. Т. XXIV].
Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С., 1978. Археологические памятники Древней Руси IX-XI веков. Л.
Голубева Л. А., 1961. Могильник X - середины XI в. на Белом озере // Советская археология (далее - СА]. № 1.
Голубева Л. А., 1965. О дате поселения веси на Белом озере // Краткие сообщения Института археологии (далее - КСИА]. Вып. 104.
Голубева Л. А., 1973. Весь и славяне на Белом озере, X-XIII вв. М.
Голубева Л. А., 1982. Новые скандинавские находки в Белозе- рье // СА. №3.
Голубева Л. А., Кочкуркина С. И., 1991. Белозерская весь (по материалам поселения Крутик IX-X вв.]. Петрозаводск.
Гусаков Б. Л., Дружинин Г. В., 1983. Белое озеро. Л.
Дубов В. И., 1982. Северо-Восточная Русь в эпоху раннего средневековья (историко-археологические очерки]. Л.
Дубов В. И., 1989. Великий Волжский путь. Л.
Дубов В. И., 1990. Новые источники по истории Древней Руси: учеб. пособие. Л.
Захаров С. Д., 2004. Древнерусский город Белоозеро. М.
Захаров С. Д., Кузина И. Н., 2008. Изделия из стекла и камня // Археология севернорусской деревни X-XIII вв.: средневековые поселения и могильники на Кубенском озере/ отв. ред. Н. А. Макаров. М. Т. 2: Материальная культура и хронология.
Захаров С. Д., Меснянкина С. В., 2011. Крутик: новые открытия // Труды III (XIX] Всероссийского археологического съезда. Т. II. СПб.; М.; Великий Новгород.
Кирпичников А. Н., Дубов И. В., Лебедев Г. С., 1986. Русь и варяги // Славяне и скандинавы. М.
Лазаревский Я. М., 1860. Об археологических разысканиях в окрестностях Белозерска // Архив ИИМК. Ф. 1. № 15.
Львова З. А., 1968. Стеклянные бусы Старой Ладоги. Ч. I // Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Л. Вып. 10.
Львова З. А., 1970. Стеклянные бусы Старой Ладоги. Ч. II // Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Л. Вып. 12.
Макаров Н. А., 1988. Средневековые памятники Белозерской округи (археологическая карта и комментарий] // Проблемы изучения древнерусской культуры (расселение и этнокультурные процессы на Северо-Востоке Руси]. М.
Макаров Н. А., 1990. Население Русского Севера в XI-XIII вв. По материалам могильников Восточного Прионежья. М.
Макаров Н. А., Захаров С. Д., Бужилова А. П., 2001. Средневековое расселение на Белом озере. М.
Макаров Н. А., Новикова Г. Л., 2001. Могильник Крохинские Пески - некрополь Белоозера X-XIII вв. // Макаров Н. А., Захаров С. Д., Бужилова А. П. Средневековое расселение на Белом озере. М.
Носов Е. Н., 1990. Новгородское (Рюриково] городище. Л.
Носов Е. Н., Горюнова В. М., Плохов А. В., 2005. Городище под Новгородом и поселения Северного Приильменья. СПб.
Отчёт Императорской археологической комиссии за 1860 год. СПб, 1862. Ст. XII.
Ошибкина С. В., 1972. Могильник Пески в Вологодской области // КСИА. Вып. 129.
ПВЛ - Повесть временных лет // Полное собрание русских летописей. Л., 1926-1928. Т. I: Лаврентьевская летопись.
Сухов П. А., 1941. Славянское городище IX-X столетий в Южном Белозерье // Материалы и исследования по археологии СССР (далее - МИА]. № 6. М; Л.
Френкель Я. В., 1997. Стеклянные бусы Сясьского Городища (раскопки 1987-89 и 1996-97 гг.] // Ладога и религиозное сознание: III чтения памяти Анны Мачинской. СПб.
Френкель Я. В., 2007. Опыт датирования пойменной части Гнёздовского поселения на основании анализа коллекции стеклянных и каменных бус (по материалам раскопок 1999-2003 гг.] // Гнёздово: результаты комплексных исследований памятника. М.
Френкель Я. В., 2008. Скандинавский могильник Плакун: время первых погребений и проблема сопоставимости хронологических шкал // Археология и история Пскова и Псковской земли. Псков.
Шахматов А. А., 1904. Сказание о призвании варягов. СПб.
Шумаков С., 1900. Обзор «грамот коллегии экономии». М. Вып. 2: Тексты и обзор белозерских актов.
Callmer J., 1977. Trade beads and bead trade in Scandinavia ca. 800-1000 A. D. Bonn; Lund
[1] Благодаря обнаруженному в последние годы топографическому плану истока Шексны до затопления 1964 г. удалось провести более точные подсчёты площади затопленной части города. Эти данные позволяют полагать, что общая площадь Белоозера была несколько выше указанной цифры и достигала 65 га.
[2] На одном из них позже располагался известный Федосьин городок.
