ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » » Какими путями и когда арийцы оказались на территориях, которые они занимают сегодня
Какими путями и когда арийцы оказались на территориях, которые они занимают сегодня
  • Автор: Malkin |
  • Дата: 24-06-2018 23:54 |
  • Просмотров: 1603

Средняя Азия - это исторически сложившаяся обширная терри­тория, включающая ныне государства Узбекистан, Таджикистан, Киргизстан и Туркменистан, ранее входившие в СССР и Российс­кую империю, а в Средние века представлявшие конгломерат не­больших феодальных владений. На западе территория ограничена Каспийским морем, на севере соседствует с Арало-Иртышским во­доразделом и Казахским мелкосопочником, на востоке и юго-вос­токе простираются горы Тянь-Шань с пиком Победы (высота 7439 м) и высочайшие горы Памиро-Алай с пиком Коммунизма {высо­та 7495 м), на юге - небольшие горы Копетдаг. Часть территории Средней Азии занята Туранской низменностью, огромную пло­щадь покрывают пустыни Кызылкум и Каракум.

На севере Средняя Азия граничит с Казахстаном, на востоке с Синьцзян-Уйгурским автономным районом Китая, на юге — с Ира­ном и Афганистаном, будучи отделена лишь узким перешейком от Пакистана и Индии.

Питают страну две великих реки: Сырдарья и Амударья, а так­же Теджен, Мургаб и Зеравшан на юге и озеро Иссыккуль на севе­ро-востоке. Население Средней Азии по данным переписи 1987 г. составляло 31,3 млн человек.

Обширность территории Средней Азии, равной по площади Англии, Франции и Италии, вместе взятым, разнообразие ее лан­дшафтов: плодородные оазисы, величайшие пустыни, высочайшие горы, сухие степи, заболоченные дельты— обусловили разный темп и разный путь культурного развития регионов. Картина ос­ложнялась тем, что природно-климатические условия неоднократ­но менялись на протяжении исторической эпохи.

Средняя Азия, находящаяся в самом центре Евразийского ма­терика, по своему географическому положению — это мост между скотоводческой степью Евразии и земледельческим Ближним Востоком, дорога в Индию и Иран (карты 7,12). Здесь осуществлялись контакты населения, принадлежавшего к разным культурно-хозяйственным типам, здесь традиционно пролегал важнейший путь этнических передвижений и перемещения людей, идей и вещей.

Ключевое положение региона вызвало интерес к его древнос­тям. Б истории его археологического изучения может быть выделе­но четыре этапа. Первый — охватывает досоветскую эпоху, когда силами участников Туркестанского кружка любителей древностей и отдельными путешественниками и коллекционерами были зарегис­трированы некоторые памятники и собраны небольшие коллекции керамики и бронзовых вещей, которые остались неклассифициро­ванными (Лунин 1958). Только в Туркменистане на поселении Анау были проведены археологические раскопки A.B. Комаровым и амери­канской экспедицией под руководством Р.Пампеяли (Pumpelly 1908), и Е. Шмидт выделил древнейшую археологическую культуру Анау.

Второй этап начался после утверждения в Средней Азии совет­ской власти. Во всех республиках были открыты научные учрежде­ния, музеи, университеты и развернулись археологические исследо­вания. Особенно успешные разведки были проведены в Туркмении A. Марущенко, а в разных республиках — А.И. Тереножкиным, выделившим в Хорезме культуру Тазабагьяб. Была поставлена зада­ча написания истории народов с целью поднять их национальное са­мосознание и способствовать консолидации разных наций страны.

Началось строительство больших оросительных каналов, архео­логические экспедиции работали на стройках Большого Ташкентско­го (Тереножкин 1940), Большого Ферганского и Большого Чуй с кого каналов (Бернштам 1950; 1952). Создавались кадры молодых ученых. Эта деятельность была прервана Великой Отечественной войной.

Третий этап охватывает послевоенную эпоху. Археологическое изучение Средней Азии к I960—1970 гг. достигло своего расцвета. Работали комплексные экспедиции, ведшие планомерные целенап­равленные исследования: активно работала Согдийско-Таджикская (затем Таджикская) экспедиция, возглавлявшаяся А.Ю. Якубовс­ким, А.М. Беленицким, М.М. Дьяконовым, затем А.М. Мандель­штамом (1968), открывшим культуру бронзового века— Бишкент; Южно-Туркменистанская, которой руководил М.Е. Массон, затем М. Массон {1956, 1959).

Одновременно успешно действовала в Таджикистане экспедиция,, руководимая Б.А. Литвинским. Были изучены поселения эпохи брон­зы в Кайракумах (Б.А. Литвинский и Др- 1962), могильники культуры Вахт (Б.А. Литвинский 1967), памятники на Памире (1972).

Проводились исследования Намазги {Б.А. Литвинский, А.Ф. Ганя- лин 1959). Б.А. Куфтин предложил свою уточненную классификацию, основанную на схеме A.A. Марущенко; В.М. Массон {1956) выявил культуру архаического Дахистана и приступил к широким раскопкам поселений энеолита и бронзового века. Им была выделена культура ЯЗ I на Мургабе {Масон 1959). И.Н. Хлопин {1964) изучал энеолит Геоксюрского оазиса. В.И. Сарианиди {1958, 1962, 1963) исследовал памятники восточной группы поселений и гончарное производство. Позже И.Н. Хлопиным (1983, 2002) была открыта сумбарская куль­тура на юго-западе Туркмении. Хорезмская комплексная экспедиция под руководством С.П, Толстого (1948а, б; 1962) начала исследования памятников эпохи неолита (A.B. Виноградов 1968; 1981) и бронзы, что стало делом жизни М.А. Итиной {1961,1977).

А.Н. Бернштам (1949, 1950, 1952) продолжил изучение Памира, Тянь-Шаня и Ферганы, возглавив Памиро-Алайскую (1946—1948) и Памиро-Ферганскую (1950—1952) экспедиции. Работавший с ним М.Э. Воронец (1951, 1954) открыл в Фергане новую культуру брон­зового века Чует, изучение которой продолжили В.И. Спришевский (1954, 1963) и Ю.А. Заднепровский (1962). Активизировалась рабо­та республиканских институтов и музеев. В Фергане Б.З. Гамбург и Н.Г. Горбунова впервые выявили могильники андроновской культу­ры {1956,1957), Достижением исследователей Киргизии также было изучение андроновских памятников (Кибиров, Кожемяко 1956; Ко- жемяко 1960; И, Кожомбердиев, Н.Г. Галочкина 1972). В Ташкент­ском оазисе была выделена культура Бургулкж (Дуке 1982а). Одна­ко работы были ограничены пределами конкретных республик и в результате родственные памятники не рассматривались совместно.

Впервые началось изучение палеогеографии (Лисицина 1965, Виноградов, Мамедов 1975; Кесь 1969; Андрианов 1969), палеозоо­логии (Цалкин 19706; Ермолова 1976).

В 1966 г. под редакцией В.М. Массона вышла книга «Средняя Азия в эпоху камня и бронзы», в которой В.М. Массон, И.Н. Хло­пин, Ю.А. Заднепровский, М.П. Грязнов и А.М. Мандельштам ха­рактеризовали накопленные материалы отдельных культур. Полу­ченные новые данные дали возможность приступить к написанию древней истории отдельных республик: История Туркменской ССР (1957), История Киргизии (1963), История Таджикского на­рода (ИТН 1963). В главе «Бронзовый век», написанной Б.А. Лит- влнеким, впервые региональные материалы были рассмотрены на обще среднеазиатском фоне и выделены историко-культурные регионы; были поставлены вопросы взаимодействия степных и земледельческих племен и этнической истории Средней Азии. До­стоинством книги была глава, посвященная Авесте, написанная иранистами В.А. Лившицем и С.Н. Соколовым.

В 1972 г. вышла книга Б.Ф. Гафурова, посвященная происхожде­нию и истории его народа: «Таджики. Древнейшая, древняя и сред­невековая история» (М).

В послевоенные годы огромное внимание было уделено подготов­ке национальных кадров: абсолютное большинство нынешних архе­ологов Средней Азии всех республик старшего и среднего поколения прошло подготовку у М.П. Грязнова, В.М Массона и А.М. Мандель­штама в секторе Кавказа и Средней Азии в Институте археологии в Ленинграде. Это было выдающимся достижением, поскольку все ис­следователи Средней Азии принадлежали к общей научной школе, владели едиными методами исследования, пользовались общим язы­ком — русским, что давало возможность сделать свои достижения достоянием не только всесоюзной, но и мировой науки. Регулярно в Москве, Ленинграде, республиках проводились всесоюзные конфе­ренции и сессии, на которых демонстрировались результаты послед­них раскопок. Это позволяло знакомиться с новыми открытиями, об­суждать общие проблемы, координировать исследовательские планы и в целом создавало оптимальные условия для развитая науки.

В 1980—1990-е гг. ярко заявили о себе представители нового по­коления национальных кадров во всех республиках. Перечислять их достижения здесь нет необходимости, поскольку в последующих главах они подробно охарактеризованы. Следует только подчерк­нуть выдающиеся открытия, позволившие по-новому представить историю Средней Азии в эпоху бронзы. Это прежде всего открытие В.И. Сарианиди новой мировой цивилизации — культуры Мар- гианы и ее столицы Гонура, а также выявление и классификация А. Аскаровым северо-бактрийского варианта Бактрийско-Маргианской археологической культуры (БМАК) в Узбекистане, установление А. Аскаровым, H.A. Аванесовой ее связей с андроновской и исследо­вание Л.Т. Пьянковой и Н.М. Виноградовой, работавших в составе экспедиции Б.А. Литвинского в Таджикистане, большого числа па­мятников БМАК, культур Бишкент-Вахш и Андроново и др.

В 1980—1990 гг. позитивные моменты сохранялись, но постепенно нарастали националистические тенденции, снижался уровень подго­товки. Наступивший после распада Союза четвертый период харак­теризуется коллапсом археологии Средней Азии. Полное обнищание республик привело к резкому сокращению полевых исследований. Нищенский уровень зарплаты вызвал массовый отток из институтов и музеев самых молодых и самых талантливых сотрудников. Куль­турная коммуникация между регионами была полностью разрушена, книгообмен прекратился, издательская деятельность сократилась. Зато хлынул поток зарубежных экспедиций: сейчас в Средней Азии работают американцы, немцы, французы, итальянцы, поляки. Это можно было бы всячески приветствовать, но, к сожалению, боль­шинство пришельцев не знает среднеазиатских материалов и специ­фики памятников, не владеет десятилетиями вырабатывавшимися едиными методами раскопок, что давало возможность сопоставле­ния материалов. Знакомство с чужими коллекциями стало невоз­можно. Публикации выходят на национальных языках республик и на разных европейских языках и недоступны большинству раскоп­щиков. Никакого единого плана исследований не только бронзового века всей Средней Азии, но и отдельных республик не существует.

В этих условиях всеобщей изоляции актуальной становится за­дача составления по возможности полного банка данных о культу­рах Средней Азии, накопленного к третьему тысячелетию.

В результате многолетних исследований в Средней Азии сейчас собран колоссальный материал по культурам степной бронзы и их взаимодействию с культурами земледельцев.

***

В начале II тыс. до н.э. в регионе Волго-Уралья на основе взаимодействия восточноевро¬пейских культур абашевской, позднекатакомбной и полтавкинской формируются две общности: срубная и андроновская, носителей которых многие исследователи считают индоариями.

Большинство отечественных археологов и лингвистов предполага­ет, что памятники типа Синташта отражают сложение на постямной основе индоиранской общности.

После периода билингвизма происходит обособление индоиран­ского праязыка. Этот процесс относится к концу III — началу II тыс. до н.э. Население знакомо с земледелием, скотоводством, разведени­ем лошадей. Оно возводит укрепленные поселения, сопоставимые с варой (Vara), изготовляет золотые и медные, а в конце эпохи — так­же бронзовые изделия. Главным достижением эпохи является введе­ние конных колесниц и привилегированное положение колесничих, которых погребают в больших курганах с конями, колесницами и богатым инвентарем, включающим все типы оружия, имеющие об­щеиндоиранские названия. Этот набор вооружения описан у ариев в Митанни и представлен в Ригведе и в Авесте в позднем гимне Мит­ре, видимо, отражающем древнюю индоиранскую традицию.

Эта картина хорошо согласуется с реконструкцией культуры прото-индоиранцев и надежно подкрепляет гипотезу Дж. Мэллори о происхождении индоевропейских народов и заключения Ж. Фуссмана и О. Скьярво о распаде индоиранской общности между 1700 и 1500 гг. до н.э. К сожалению, нет надежных данных для ответа на вопрос о времени распада индоиранской общности на три (или более?) группы: иранцев, индоиранцев и дардов и нуристанцев (только что опубликована работа А.И. Когана «Дардские языки. Генетическая характеристика» (М., 2005), в которой он выдвинул гипотезу, что нуристанскне языки выделились первыми, а дард­ские — позже).

Можно предположить, но нельзя доказать, что появление под воздействием Синташты памятников типа Потаповка на Волге и далее на Дону и Днепре знаменует начало деления общности на протоиранцев — срубников и прото-индоиранцев и дардов и нуристанцев-андроновцев. Причем различия отчетливо выступают только между крайними памятниками цепочки.

Судя по тому, что язык ариев, пришедших в Митанни около или ранее середины II тыс. до н.э., считают индоарийским, но имею­щим иранские черты, можно признать, что распад индоиранской общности начался ранее середины II тыс. до н.э. на прародине. (Впрочем, М.Т. Дьяконов видит в языке ариев Митанни нурисганские черты, что не исключает утверждения о распаде общности.)

В это время в степях Евразии сформировалось три больших культурных объединения. Срубная культура распространена на Украине и вплоть до Урала (гипотеза В.В. Отрощенко о двух сруб­ных культурах не общепризнана и касается лишь разной роли сла­гающих компонентов двух групп). В создателях срубных памят­ников большая часть ученых видит древних иранцев. Серьезным доказательством этого служит показанное С.С. Березанской (1972) совпадение границ срубной культуры с ареалом иранских гидро­нимов, выявленных Б.Н. Топоровым и О.Н. Трубачевым (1962).

От Урала до Центрального Казахстана простирается зона алакульского типа памятников. Причем между Волгой и Уралом проходит широкая территория смешанных срубно-андроновских комплексов.

От Центрального Казахстана до Енисея локализуется ареал па­мятников федоровского типа. Они же распространены на Урале чересполосно с алакульскими, а в Северном и Центральном Казах­стане господствуют смешанные памятники, сформировавшиеся в ре­зультате взаимодействия алакульских и федоровских племен. Говоря лингвистическим языком, эту нерасторжимую цепочку взаимосвя­занных комплексов можно характеризовать как область расселения носителей родственных диалектов индоиранской общности.

Памятники федоровского типа демонстрируют наибольшее сходство с реконструируемой культурой ведических ариев: соче­тание обрядов ингумации при господстве кремации, обычай сати, специфические типы культовой керамики. Это дает основание выдвинуть гипотезу об индоарийской принадлежности федоровс­ких племен.

В истории расселения степных племен в Среднюю Азию и даль­ше на юг выделяется три хронологических этапа.

Первый этап — XX—XVII вв. до н.э.: появление с Урала на Зеравшане в погребении Зардча-Халифа псалиев типа Синташта и культа коня, а позже керамики петровского типа на стоянке Тугай около земледельческого поселения Саразм. Данных о том, дошли ли они до Индии, нет.

Судя по материалам Джаркутана, пришельцы были малочислен­ны, но, используя коней и колесницы, они стали господствующей элитой, восприняв материальную культуру БМАК. Продвинулась ли часть этого населения южнее, входила ли она в состав тех, кто установил контакты БМАК в Белуджистане, — неизвестно. Тем бо­лее нет данных, чтобы предполагать, что ранние андроновцы были разрушителями цивилизации Хараппа и виновниками побоища в Мохенджо-Даро, как полагал М. Уилер (М. Weeler 1968). Его оп­поненты отмечали, что, во-первых, в других хараппских городах нет следов насильственного разрушения; во-вторых, судя по стра­тиграфии Хараппы, существует хронологический hiatus между ги­белью города и могильником Н. Это привело к выводу, что гибель центров цивилизации была обусловлена экологическими и соци­ально-политическими причинами (Бонгард-Левин, Ильин 1985).

Второй этап миграции пастушеских племен на юг охватывает XVI—XIV вв. до н.э. Из смешанной срубно-алакульской зоны рас­селяется население, которое создает самобытную земледельческую культуру Тазабагъяб. По всей Средней Азии фиксируются памят­ники андроновских племен. В Ташкентском и Самаркандском оа­зисах появляется срубное население, вступающее в контакт с андроновцами.

Федоровские племена достигают Амударьи, участвуют в фор­мировании культуры Тулхар и активно взаимодействуют с носи­телями земледельческой бактрийско-маргианской культуры. Куль­турные контакты между степняками могут характеризоваться как интеграция носителей родственных языков или диалектов.

Взаимодействия между земледельцами и скотоводами носят очень разный характер и осуществляются по разным моделям (см. часть II). Южный Таджикистан и Узбекистан демонстрируют раз­ные модели контактов: культурное влияние, сохранение культуры при смене погребального обряда (таджикский вариант андроновс­кой федоровской культуры); интеграция и формирование в резуль­тате постепенного синтеза андроновской федоровской культуры и БМАК новой культуры Бишкент.

Миграция и интеграция элитарная: проникновение андроновс­кого федоровского населения в среду БМАК и вероятное подчине­ние местного населения, прежде всего — в идеологической сфере. Эту интереснейшую модель демонстрируют материалы могильни­ка и особенно храма Джаркутан и могильников Бустан. Эти факты можно интерпретировать как постепенную арианизацию насе­ления юга Средней Азии и распространения здесь мирным путем индоарийского и дардско-нуристанских языков.

Если эта модель верна, то она хорошо согласуется с гипотезой Т. Барроу (Burrow 1973) о первоначальном расселении в Средней Азии индоариев и их последующей миграции отсюда в Индию и о приходе иранцев по их стопам, что объясняет отсутствие в иран­ских языках чужеродных заимствований, столь многочисленных в санскрите. Продвижение на юг в Афганистан и Индию создате­лей этих уже арианизованных культур, в разной мере сочетающих андроновские федоровские черты и черты ВМАС, демонстриру­ет предложенную Дж. Мэллори (J. Mallory 1998) модель арийской миграции Kulturkügel.

Весьма вероятно предположение Б. и Р. Оллчинов (В. and R. Allchin 1973), что пастушеские племена расселились по окраинам хараппских центров, переживающих кризис из-за экологических бедствий и внутренних социально-экономических катастроф. Ги­бель городов открыла дорогу пришельцам, и они не ордой, а от­дельными племенными отрядами стали расселяться на границах оазисов. При этом часть коренного хараппского населения про­двинулась на восток в Харияну и на юг в Гуджарат, где хараппские памятники, по мнению ряда ученых, более поздние, чем на западе.

Очень существенна установленная Дж. Джоши (J. jfoshi 1978) преемственность в культуре хараппской и постхараппской эпох на периферии хараппского ареала. Это доказывает медленный и пос­тепенный характер продвижения арийских групп. Первоначально пришельцы и аборигены расселились рядом, но не вместе. Взаимо­отношения с коренным населением отчетливо отражают ведичес­кие источники. Еще в XIX в. было установлено наличие заимство­ваний из местных языков (Kuiper 1991; 1997; Witzei 1999).

В Ригведе заимствованной лексики очень мало, но некоторые названия племен, включенных в арийскую общину, и имена не­скольких правителей и особенно жрецов явно не являются индо­арийскими. Это значит, что пришельцы установили контакты с элитой нескольких соседних племен, а часть жрецов перешла на их сторону, присоединившись к новой знати. {Этот процесс, как гово­рилось, начался еще в Северной Бактрии.)

В Брахманах количество заимствований из языков дравидского и мунда возрастает, причем меняется и состав лексики. Это назва­ния не только незнакомой ариям флоры и фауны, но также сло­ва, связанные с хозяйством и бытом. Они отражают то, что арии вступили в более тесные контакты с рядовым населением стра­ны — ремесленниками и общинниками-земледельцами. Именно с этого периода правомерно говорить о формировании новой куль­туры — культуры индийского народа, складывавшейся в результа­те органического синтеза пришлой культуры ариев, особенно про­являющейся в языке и духовной сфере, и аборигенной культуры, сохраняющей древние хараппские традиции.

Как показал Г. Поссел (G. Possehl 2002), образ жизни в Индии в эту эпоху кардинально изменился: на смену большим многолюдным городам пришли небольшие поселки — центры земледелия и силь­но деградировавшего ремесла. Исчезли хараппская письменность, печати, дорогие украшения, прекратилась международная торгов­ля, но сохранились древние способы хозяйствования и орудия зем­леделия, традиции домостроительства, типы транспортных средств, главное, традиции гончарства на гончарном круге. Поэтому мнение тех индийских ученых, которые подчеркивают сохранение хараппс­ких традиций в культуре последующих эпох, вполне справедливо.

Вклад арийцев составляли распространение коня и колесни­цы, что зафиксировано петроглифами Индии, погребальный об­ряд: сочетание ингумации при господстве кремации, обряд сати, жертвоприношение коня и принципиально новые мифологичес­кие представления и социальная структура общества, состоящего из трех групп: военной элиты с царем, жрецов и общинников. Все это родственно другим индоевропейским народам (Dumezil 1930; 1968—71:1—111).

Третий этап миграций — XIII—IX (VIII) вв. до н.э. — обуслов­лен культурной трансформацией в степях Евразии в результате внутреннего развития и наступившего экологического кризиса. В это время утверждается новый хозяйственно-культурный тип — подвижное (яйлажное) скотоводство, условием чего было появ­ление всадничества. Активизируются миграционные процессы: федоровцы уходят в Среднюю Азию и их место в Южной Сибири занимают носители культуры Карасук; с востока движутся в Казах­стан из глубин Азии дендыбаевские племена; часть срубных пле­мен из-за кризиса мигрирует на Северный Кавказ. Они уже раньше появлялись и оседали на Кавказе, и восприняли некоторые черты материальной культуры горцев. Миграцию потомков срубников с Кавказа в Иран М.Н. Погребова (1977) связывает с появлением за­падных иранцев в Иране. Другой их путь, вероятно, пролегал через Среднюю Азию. Это тип элитарной миграции и последующей асси­миляции пришельцами культуры аборигенов, восприятия послед­ними иранского языка.

Другая часть сруб ников приходит на Урал и движется в Сред­нюю Азию вдоль Каспия. Активизация культурных связей, под­вижность населения приводят к значительной унификации культу­ры, что проявляется особенно в появлении единого типа керамики с налепным валиком. Уход федоровцев и взаимодействие срубных и родственных им не только в культурном, но и в антропологичес­ком отношении алакульцев, особенно в контактной зоне Урала, приводят к тому, что яркая локальная специфика вариантов степ­ных культур периода расцвета бронзового века в эпоху финальной бронзы сменяется культурным единообразием на большой терри­тории степей. По-видимому, эти процессы можно связать с фор­мированием и распространением по всей степной зоне восточно-иранского праязыка.

Многочисленные культурные инновации эпохи финальной бронзы: взлет металлургического производства, приведший к изобретению железа, изобретение новых типов оружия и псалиев для управления верховым конем способствовали сложению в сте­пях культуры различных восточно-иранских племен саков, савромат, скифов и других.

В то же время в XIII—XI вв. до н.э. часть степных племен — но­сителей культуры валиковой керамики по уже проторенным ранее дорогам подходит к границам земледельческих оазисов, оставляя на стоянках на краю пустыни многочисленные черепки Ивановско-алексеевской керамики с валиком и единичные бронзовые вещи позднеандроновскиу типов. Они обменивают металл и про­дукты скотоводства на зерно и гончарную посуду типа Намазга VI, которая распространяется от Северного Казахстана до Тувы и Семиречья, а в верхнем слое на земледельческих поселках появля­ется степная керамика алексеевского типа и андроновский металл. Контакты с земледельцами то мирные, то враждебные. Для защиты от их набегов жители Елькен-тепе возводят крепостные стены. Но нарастающий упадок приводит к гибели культуру Намазга VI. На руинах поселков Теккем, Намазга появляются хибарки пришель­цев. Наступает кризис. Варвары расселяются на полузаброшенных поселениях. В эпоху варварской оккупации часть пастухов продолжает кочевать, совершать набеги на поселки, захватывать зерно и кот. Но часть живет бок о бок с аборигенами. Они делают свою традиционную посуду с налепным валиком; их внимание привле­чет расписная посуда, которую они находят на поверхности за­кошенных тепе. По их заказу аборигены возрождают утраченную технику росписи, но для себя они продолжают изготовлять высококачественную керамику на круге.

Варвары, благодаря военному преимуществу, заняли господствующее положение в обществе — пример элитарной миграции. Тодчинив себе местное население, пришельцы — носители валиковой керамики после периода билингвизма навязывают земледельцам свой восточно-иранский язык.

Медленно происходит консолидация аборигенов и части пришельцев, осевших на землю. Постепенно они вступают во враждебные отношения с продолжающими кочевать ближайшими восточно-иранскими родственниками. Чтобы защитить себя и от подчиненных местных жителей, и от кочевых племен, они начинают сооружать замки, строят новые поселки, роют каналы, используя опыт аборигенов. Наступает принципиально новый этап истории юга Средней Азии и Афганистана — эпоха постепенного расцвета культуры — теперь уже восточно-иранских народов. Она латируется X—IX (VIII?) вв. до н. э. Именно в этих исторических словиях мог прозвучать голос пророка Заратуштры, призывав­шего к отказу от разорения маздаянистских селений, к переходу : возделыванию земли, к защите скота. Недаром Заратуштра пот­ребовал отказа от кровавых жертвоприношений скота, обвинив в том самого родоначальника Йиму! Сначала пророк обратился к воим соплеменникам, продолжавшим кочевать; не найдя у них сочувствия, он пришел к князьку Виштаспе, вероятно, обитавшему в одной из описанных цитаделей.

(Обращение археолога к сложнейшему тексту — Гатам, — интерпретация которого представляет трудности для профессио- 1алов-религиеведов, конечно, весьма рискованно. Но совпадение :ультурно-исторической картины Гат с археологическими реалия- т слишком выразительно!)

Говоря об Авесте, нельзя не отметить, что предположение В.И. Сарианиди (Sarianidi 1998) о сложении некоторых ритуалов Авесты ia памятниках ВМАК еще в эпоху бронзы, заслуживает серьезного внимания, не взирая на суровую критику Ж. Фуссмана {}. Fussman) и многих русских ученых. Ярко выраженный культ огня, отмечен­ный, в частности, в Джаркутане, где выявлена ассимиляция БМАК с андроновцами (Аванесова, Ташбулатов 1999; Ширинов 1990; 2000; Burney 1999: 11, 12), позволяет полагать, что носители этого куль­та андроновцы восприняли некоторые черты огнепоклонников БМАК, которые сохранялись в Средней Азии на протяжении мно­гих веков.

В позднебронзовых материалах юга Средней Азии зафиксиро­ван также предзороастрийский обычай расчленения умерших и захоронения части костей и черепов в сосудах. (Впрочем, как гово­рилось, этот обычай был известен ведическим ариям и некоторым сакским племенам.) Эти факты позволяют думать, что процесс формирования Авесты протекал длительное время на основе ри­туалов и мифологии различных восточно-иранских племен, осо­бенно в эпоху варварской оккупации.

Дальнейшее развитие на обширной территории Афганистана и Средней Азии идет в одном направлении. В Михр-Яште фигури­рует страна Арьйошаяна (Aryosayana) — «страна ариев», включаю­щая Арею, Маргиану, Согдиану, Хорезм и горные области Гинду­куша. В этом ареале происходит развитие поселений, земледелия и ремесла, причем в гончарстве полностью побеждает гончарный крут. Складывается новая городская цивилизация. Зона распро­странения аграрной экономики постепенно расширяется. К ново­му хозяйству переходят жители тех областей, где раньше не было традиций ирригационного земледелия. Эти процессы в разных районах Средней Азии происходят очень неравномерно, и север­ные регионы сильно отстают от южных. В частности, ранний зем­ледельческий комплекс не выявлен в Хорезме и, что очень стран­но, на поселении Афрасиаб — арене действия героев, многократно описанных в поздних частях Авесты и в Щахнаме.

Следует подчеркнуть, что, как доказал А. Кристенсен (Christensen 1943), в Авесте очень устойчиво воспоминание о ге­нетическом родстве всех иранских народов: Сайрима, Тура и Ирадж — названы братьями-родоначальниками савроматов, туров (собирательный термин для народов севера Средней Азии и Казах­стана) и младший — предок иранцев Ирана.

Пастушеские племена были очень подвижны и очертить их пле­менные границы невозможно. Но этническое осознание древнего родства отражено не только в общем для всех индоиранцев само­названии — Агуа, но также в общем термине Saka, которое исполь­зует Страбон для описания области Сакасена в Западном Иране.

Когда распалась иранская общность? По косвенным данным это произошло на прародине в эпоху бронзы. В IX в. до н. э., когда в ассирийских источниках появляются иранские имена, они могут быть интерпретированы как индийские (Дьяконов 1956, Грантов­ский 1960; 1998), что касается восточных иранцев, то можно пред­полагать, что обособление некоторых языков также произошло в начале I тыс. до н. э. Важным свидетельством этого является ус­тановление В.А. Лившицем (2003: 10) этимологии упоминаемого античными авторами названия реки Сырдарьи — Яксарт (Jaksart) «текущая», «струящаяся». Слово принадлежит к одному из древне- сакских, уже обособленному согдийскому диалекту

Лейтмотивом дальнейшей истории Средней Азии были куль­турный обмен и военная борьба земледельцев и скотоводов. Те же процессы, ло-видимому, происходили в Иране. Там тоже пришед­шие иранские племена делились на кочевников и оседлых. Следу­ет подчеркнуть, что перешедшие к седентеризации иранцы были только воинами и администраторами. Как показал М.А. Дандама- ев (Дандамаев, Луконин 1980), в Ахеменидской империи земледе­льцами были древние жители Ирана, а ремесленниками — они же и специалисты, свезенные со всех концов империи: от греков до индийцев.

Долгие годы считалось, что городская культура Средней Азии была создана после завоевания ее Ахаменидами при Кире Вели­ком, воцарившемся в 558 г. до н. э. Исследование поселения Кала-и Мир в оазисе Кобадиан на юге Таджикистана, проведенные М.М. Дьяконовым (1954), позволило ему выделить керамический ком­плекс Кобадиан I и предположить, что он сформировался в эпоху до Ахеменидов. Дальнейшие исследования позволили выявить ряд памятников доахеменидского времени VIII — начала VII в. до н. э„ показать их генетическую связь с комплексами эпохи бронзы и существенные отличия от синхронных керамических комплексов Ирана.

Это служит археологическим подтверждением гипотезы, вы­сказанной В. Гейгером (Geiger 1906: 50—54) и возрожденной М.М. Дьяконовым (1954: 138; 1961: 64, 75) и отстаиваемой Ж. Ньели (G.

Noli 1980: 95); P. Фраем (Frye 1962: 64—65); B.A. Лившицем (ИТН 1963); И.В, Пьянковым (ИТН 1998) и многими другими.

Сведения о царстве Бактрии содержатся в Авесте и текстах гре­ческих авторов, прежде всего — Ктесия Книдского (430—354 гг. до н. э.), который жил при дворе Артаксеркса. Легенда отражена в сочинении Диодора (II: 2-7). В ней говорится о походе на Бактрию царя Ассирии Нина и его женитьбе на Семирамиде. Семирами­да — историческое лицо — Шаммурамат, правившая после 810 г. до н.э. При ней и ее сыне Ададнерари III в 802—788 гг. до н. э. было совершено несколько походов на восток (Дьяконов 1956: 167—169). Анализируя бактрийскую легенду, В.А. Лившиц (ИТН 1963: 156) приходит к выводу, что с конца IX—VIII вв. до н. э. «могущество Бактрии, наличие в ней многочисленных укрепленных поселений и столицы — Бактр...» — это достоверное ядро легенды.

Ксенофонт I (Cyr, I, 5, 2) считает, что война с Бактрией проис­ходила при мидийском царе Киакспре. Геродот (1:153), описывая завоевания Кира, упоминает бактрийцев как главных противников царя, наряду с Вавилоном, египтянами и саками, тем самым под­тверждая величие Бактрии.

Таким образом, основы современной цивилизации и в Средней Азии, и в Афганистане, и в Иране, и в Индии закладывались в глу­бокой древности не в результате войн и завоеваний, которые несли хаос и разрушение, а в результате мирного труда и взаимодействия разных народов, которые создавали новую культуру в результате взаимодействия и восприятия достижений древних и новых этно­сов, формирующих единый народ своей страны.

Как мы видели, в свете имеющихся материалов наиболее досто­верным представляется соотнесение с создателями пастушеских культур андроновской и срубной (так же, как бишкентской и таза- бпгъябской) с древними индоиранцами, мигрировавшими из сте­пей в Индию и Иран.

* * *

Конечно, чтобы продвинуться в решении проблемы происхож­дения индоиранских народов, понадобятся еще усилия многих и многих поколений археологов, лингвистов, мифологов, антрополо­гов. Их труд увенчается успехом, только если они будут работать сообща.

Кузьмина Е.Е.

Из книги «Арии - путь на юг», 2008

 

Читайте также: