ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » Луи Наполеон Бонапарт
Луи Наполеон Бонапарт
  • Автор: Malkin |
  • Дата: 13-01-2018 18:11 |
  • Просмотров: 4820

Как только не издевались интел­лектуалы над этим императо­ром. Виктор Гюго называл его подлым человечишкой, пигмеем, шакалом, нич­тожеством. Филологи по сей день с ин­тересом изучают текст писателя, посвя­щенный Луи Наполеону, поскольку в нем содержится множество весьма ха­рактерных французских ругательств. А экономисты отмечают, что два деся­тилетия его правления были столь ус­пешным периодом, какого раньше в ис­тории Франции не наблюдалось.

Луи Наполеон Бонапарт

Тюрьма - побег - тюрьма

Луи Наполеон родился в 1808 г. Он был сыном Луи - младшего брата На­полеона Бонапарта, и Гортензии Богарне - дочери императрицы Жозефины от первого брака. Будущий правитель Франции рос в эмиграции. Учился в во­енной академии в Швейцарии. Он был невысок, но энергичен и спортивен.

Все детство Луи Наполеона прошло под знаком поклонения своему велико­му дяде, и, думается, в этом своем покло­нении мальчик был вполне искренним.

Когда с острова Святой Елены пришло трагическое извес­тие о кончине императора, 13-летний Луи написал своей матери: «Если я в чем-либо ошибаюсь, то думаю об этом великом человеке и ощущаю, как его голос внутри меня го­ворит: “Неси достойно имя Наполеона”».

Его манера поведения в эмиграции качественным об­разом отличалась от манеры, которую ранее демонстриро­вал Луи Филипп. Задолго до того, как появились реальные шансы вернуться со славой во Францию, Наполеон стал серьезно работать над своим политическим будущим. Дваж­ды он пытался организовать государственный переворот, но оба раза оказывался в тюрьме. В первый раз его высла­ли в Америку, во второй - он бежал из заключения, пере­одевшись в костюм рабочего и взяв на плечо доску.

В свободное от переворотов время Наполеон жил сна­чала в Швейцарии, а затем в Лондоне, где тогда находили себе приют эмигранты самых разных мастей. Будущий им­ператор вставал в шесть утра и, за исключением времени дневной верховой поездки, а также вечерних светских дел, непрерывно работал, читая политическую и экономичес­кую литературу, занимаясь исследованиями.

Он, в частности, опубликовал книгу «Наполеоновские идеи», в которой великий император был представлен не просто как полководец, а как крупный социальный рефор­матор, вынужденный участвовать в военных кампаниях, на­вязанных ему врагами. Во Франции эта книга стала бестсел­лером. Меньше чем через десять лет после ее публикации сорокалетний принц Луи Наполеон смог попробовать на практике реализовать «заветы» великого предка.

В 1848 г. элита молодой французской республики, со­всем недавно созданной на развалинах Июльской монар­хии, оказалась совершенно шокирована. Провозгласив все­общее избирательное право, отцы демократии вправе были ожидать, что на президентских выборах французы отдадут голоса за одного из лучших представителей народа, за того, кто стоял у истоков его свободы. Лучшими из лучших были Альфонс де Ламартин - свободолюбивый поэт, гордость Франции, Александр-Огюст Ледрю-Роллен - журналист и социалист, друг народа, а также Луи-Эжен Кавеньяк - гене­рал, твердой рукой пресекший нарождавшуюся смуту.

Словом, кандидаты в президенты имелись на любой вкус. Однако все вместе они не набрали и половины голо­сов, которые избиратели отдали за человека, абсолютно ничего не сделавшего для революции. Но звали этого че­ловека Луи Наполеон, и был он племянником великого императора, одна лишь память о котором делала наслед­ника славного имени несоизмеримо более привлекатель­ным для толпы, нежели все остальные кандидаты.

Они создавали республику, а он возрождал героическую империю. Они апеллировали к разуму, а он взывал к чув­ствам. Они предлагали идеи, а он порождал любовь. Ту са­мую любовь, которой уже не нужны ни разум, ни идеи, ни оптимальное государственное устройство. Ту самую лю­бовь, которая лежит в основе авторитарной системы прав­ления и позволяет вождю делать с народом все что угодно.

Император-социалист

Как и основатель династии Бонапартов, Луи Наполеон апеллировал непосредственно к народу, причем не к его осоз­нанным интересам, а к иррациональным чувствам, к доверию, которым априори обладал харизматический носитель звуч­ного имени. «Свобода, - говорил император, как бы созда­вая теорию своей авторитарной власти, - никогда не служи­ла орудием к основанию прочного политического здания. Но она может увенчать это здание, когда оно упрочено време­нем».

Народу не требовалось развернутой программы дей­ствий нового политического лидера. «Имя Наполеона, - говорил этот лидер в 1848 г., - само по себе программа. Оно означает порядок, авторитет, религию и процветание внут­ри страны, а также поддержание чести нации в междуна­родных делах».

Народ исходил из того, что авторитарный лидер, сна­чала избранный президентом Второй республики, а затем ставший императором, знает их надежды и чаяния, а пото­му принесет счастье и успех людям, плохо понимавшим, почему надо в поте лица трудиться ради наживы обнаглев­ших финансовых нуворишей. Имея подобную поддержку, лидер мог попытаться сделать для страны то, что в крат­косрочном плане не устраивало ни пролетариат, ни буржуа­зию, но в долгосрочном - было жизненно необходимо для развития страны.

Часть французской элиты поначалу предполагала, что ей удастся управлять страной хотя бы из-за спины Луи Наполе­она. «Он должен будет предоставить нам руководить собой, и судно поплывет на всех парусах, - отмечал Тьер. - Благо Франции требует от него покорности и безграничного под­чинения советам, которые ему будут давать люди опыта, зна­ющие Францию лучше него». Однако, взяв власть в свои руки, Луи Наполеон не собирался отдавать ее никому.

Наполеон I в свое время использовал авторитарную власть не слишком разумно: обеспечив стабилизацию, он затем все силы бросил на войну, подорвавшую материаль­ное благосостояние страны, и на укрепление протекциониз­ма, нанесшего удар по промышленности. Новый император вряд ли был человеком более прозорливым, чем старый. Но он жил в другую эпоху и оказался под воздействием двух важ­ных интеллектуальных течений своего времени.

Во-первых, до своего возвращения во Францию он жил в Англии, встречался с Ричардом Кобденом и в итоге стал убежденным сторонником свободной торговли.

Во-вторых, во Франции на передний план выходили тогда идеи сенсимонизма. Последователи графа Клода Анри де Сен-Симона были увлечены развитием промыш­ленности, нуждавшейся, с их точки зрения, в современных формах централизованной организации, обеспечивающей экономический рост. А тот, в свою очередь, создавал усло­вия для решения материальных проблем рабочего класса.

Окружение Луи Наполеона в значительной степени со­ставили именно сенсимонисты. Да и сам император откры­то заявлял о своих политических устремлениях. «У меня странное правительство, - отметил он как-то. - Императ­рица легитимистка, принц Наполеон республиканец, Мор- ни орлеанист, сам я социалист. Единственный империалист среди нас Персиньи, но у него, признаться, не все дома».

Интересно, что переворот 2 декабря 1851 г., в результа­те которого президент Луи Наполеон стал императором, многими весьма образованными современниками - напри­мер, Гизо - воспринимался как «полное и окончательное торжество социализма». Но на самом деле мировоззрение императора было примерно следующим. Он полагал, что Франции нужны прежде всего Порядок и Прогресс. Авто­ритарная власть могла обеспечить развитие промышлен­ности, а поскольку вне международной конкуренции пос­ледняя развивалась вяло, требовалась свобода торговли. Протекционистски настроенная национальная буржуазия должна была поступиться своими интересами.

Однако, несмотря на то что император являлся фри­тредером, он не был либералом. Наполеон читал труды та­ких модных социалистических авторов, как Прудон и Луи Блан, вполне разделяя при этом их презрение к системе laisser-faire, laisser-passer, которая своим невниманием к нуждам широких трудящихся масс ставила под угрозу со­циальный порядок в обществе. Если либералы считали правительство неизбежным злом, то он, по его собствен­ному выражению, полагал, что оно, скорее, эффективно работающий мотор всего социального организма.

Впрочем, как фритредерство Наполеона не доходило до либерализма, так и его сенсимонизм, если можно так выразиться, не доходил до последовательного социализма. Действия правительства не должны были, с его точки зре­ния, подменять собой рыночные силы в той мере, в какой эти силы оказывались способны эффективно работать. Поэтому в эпоху Второй империи государство скорее со­действовало развитию частного бизнеса в том направле­нии, которое считало нужным, нежели само занималось организацией производственного процесса.

Кроме того, государство содействовало организации систем соцстраха. Именно при Наполеоне появились пер­вые во Франции системы пенсионного и медицинского страхования, а также правовой помощи. Тем самым импе­ратор стремился сделать рабочих элементом сложившей­ся системы и увести их из-под влияния радикальных идей, приводивших к одной революции за другой.

Быстрый старт

Особую роль в сенсимонизме (и, соответственно, в хо­зяйственной системе Второй империи) играли банки. С точ­ки зрения теоретиков этого учения, они брали на себя функ­цию обеспечения перехода от стихийной экономики, чре­ватой кризисами, к экономике полностью организованной, централизованной, а значит, подчиненной уму и таланту луч­ших представителей французской элиты.

Ликвидировать частное предпринимательство сразу было невозможно. Гизо напрасно волновался. Но посте­пенно усиливать организующее начало через использова­ние банковской системы сенсимонисты могли, посколь­ку, как отмечалось в их основном труде, «по своим навыкам и связям банкиры гораздо больше в состоянии оценить и нужды промышленности, и способности промышленни­ков, чем это могут сделать праздные и обособленные част­ные лица».

Мировоззрение Наполеона и сенсимонистов из его ок­ружения было очень близко многим этатистам XX века, желавшим совместить рынок и конкуренцию, планирова­ние и социальное обеспечение. Фактически именно Напо­леон III может считаться основоположником практики го­сударственного регулирования экономики. Этатисты предпочитают сегодня возводить свою идеологию к Фран­клину Делано Рузвельту, благо он скончался в период рас­цвета американской экономики, почитаемый и даже люби­мый всем демократическим миром. Однако, положа руку на сердце, следовало бы вспомнить и про Луи Наполеона, применившего государственное регулирование значитель­но раньше, но закончившего свои эксперименты отнюдь не так блестяще, как Рузвельт. Император запутался в про­тиворечиях своей системы и породил очередную револю­цию, покончившую с его режимом.

Начиналось, однако, все довольно неплохо. Наполеон предоставил значительно больше свободы для развития частного бизнеса, нежели Июльская монархия, и хозяй­ственные результаты не заставили себя ждать.

Во-первых, государство принципиально изменило под­ход к выдаче железнодорожных концессий. Этот процесс стал меньше зависеть от случайностей политической борь­бы и от симпатий отдельных чиновников. Уверенность ча­стного бизнеса в получении отдачи от вложенного капита­ла заметно возросла.

Во-вторых, государство отказалось от непосредственно­го участия в работах по сооружению железных дорог, сни­зив таким образом возможности для хищений. Все работы были возложены на частный бизнес.

В-третьих, государство содействовало укрупнению компа­ний, занятых железнодорожным строительством. К 1857 г. ни одна линия в стране уже не находилась в руках правитель­ства. Все они были распределены между шестью крупными компаниями, которые и не конкурировали друг с другом. Фак­тически было осуществлено принудительное картелиро­вание.

В-четвертых, при новом режиме создались благоприят­ные условия для развития акционерного капитала. Моло­дые волки стали создавать гигантские финансовые струк­туры, кредитовавшие промышленность и строительство, в первую очередь - железнодорожное.

Наконец, в-пятых, при Луи Наполеоне произошла эман­сипация евреев, которые стали активно выдвигаться в пер­вый эшелон экономической, да и политической, жизни страны.

Сенсимонисты братья Эмиль и Исаак Перейра создали в 1852 г. общество Credit Mobilier, аккумулировавшее по­средством размещения ценных бумаг колоссальные капита­лы для строительства железных дорог, каналов, заводов. Несмотря на то что через 15 лет общество лопнуло, его вклад в развитие экономики был весьма значителен. Компания участвовала во всех видах деятельности государства - от финансирования Крымской войны до перестройки боль­ших городов.

Новые французы

Если можно говорить о появлении новых французов, как мы сейчас говорим о новых русских, то это были имен­но люди поколения братьев Перейра. Они приехали в Па­риж из провинции и экономического опыта набирались, работая в чужом бизнесе - Исаак в банке, Эмиль - на бир­же. Поначалу Эмиль, как и многие ведущие сенсимонисты, занимался журналистикой, пропагандируя идеи, зарождав­шиеся в их кругу. Однако в 1835 г. он покинул газету, заявив коллегам о том, что «хватит писать гигантские программы на бумаге, пора реализовывать идеи на практике».

С первым предложением о создании крупного банка но­вого типа братья вышли в правительство сразу после уста­новления Июльской монархии. Однако в тот момент такие идеи были еще непопулярны. Поскольку братья считали необходимым действовать только через власть, полностью определявшую тогда возможности развития крупного биз­неса, им пришлось ждать своего времени еще 20 лет.

Идея была реанимирована в начале 50-х гг. С самого начала братья четко осознали, как следует действовать в новых условиях. Эмиль вступил в непосредственный кон­такт с герцогом Персиньи, который возглавлял Министер­ство внутренних дел, сельского хозяйства и торговли. Все­сильный министр был личным другом Наполеона и обладал колоссальным влиянием. В предложенном ему деле он по­чувствовал личный интерес, как коммерческий, так и по­литический, а потому охотно пошел на контакт со «скром­ным евреем», нисколько не смущаясь тем, что раньше так делать было не принято. Борис Березовский, работавший в середине 90-х гг. XX века через высокопоставленных спо­движников и родственников президента Ельцина, можно сказать, лишь копировал опыт Эмиля Перейра.

Дело было поставлено на широкую ногу, а потому при­глашение участвовать в бизнесе получила вся государствен­ная и деловая элита страны. Таким образом братья Перей­ра обеспечили себе множество влиятельных и материально заинтересованных сторонников. Первым президентом нового финансового общества стал брат Персиньи. Впро­чем, он был не более чем зиц-председателем. Реальные браз­ды правления держал в своих руках Исаак.

Фактически именно за годы Второй империи была сформирована вся железнодорожная сеть Франции. А бра­тья тем временем стремились к тому, чтобы поставить под свой контроль всю финансовую деятельность страны, что вполне укладывалось в сенсимонистские представления о планомерном развитии экономики.

Какое-то время казалось, что идеи сенсимонизма вос­торжествуют и Франция будет управляться по единому пла­ну из конторы крупнейшего банка. Однако сделать послед­ний рывок к экономическому господству Credit Mobilier не удалось. Соотношение политических сил со временем из­менилось. Постепенно растерял свое влияние Персиньи. Новая финансовая группировка, связанная с влиятельным герцогом де Морни, получила разрешение на создание вто­рой финансовой компании точно такого же типа.

Акции Credit Mobilier были вследствие возникшего вок­руг этой компании ажиотажа сильно переоценены. И когда в 1866 г. разразился серьезный экономический кризис, на­чалось их быстрое падение. К 1870 г. компания полностью прекратила свою деятельность.

Восемнадцать дротиков

В те же годы двигалась к развалу и вся система Луи На­полеона.

Поначалу императором делались серьезные шаги в на­правлении создания современной эффективной экономики. К 1867 г. были сняты все ограничения на создание аноним­ных акционерных обществ. Французское законодательство стало даже более удобным для быстрого роста частных ком­паний, чем английское и, тем более, германское. Таким образом, период Второй империи оказался наиболее бла­гоприятным временем с точки зрения мобилизации капи­талов для нужд французской экономики. Если в первой половине века сбережения привлекались лишь в государ­ственную казну, а в конце столетия - уходили за границу, то во времена Второй империи дело обстояло принципи­ально иным образом.

Темпы роста экономики ускорились по сравнению с вре­менами Июльской монархии. Настала эпоха бума. Улучшалось постепенно и положение широких слоев населения. В 50-е гг. реальная зарплата рабочих выросла на 6,7%, а в 60-е - еще на 9,5%. Доходы крестьянства с 40-х по 80-е гг. примерно уд­воились. Люди стали лучше питаться. Потребление мяса вы­росло со времен Реставрации примерно в два раза. Однако на фоне внешнего успеха нарастали серьезные проблемы.

Аппетиты правительства постепенно стали превосхо­дить финансовые возможности даже сравнительно успеш­но развивающейся экономики. Как следствие этого, импе­ратор стал играть с бюджетом в опасные игры. Более того, Луи Наполеон мог открывать чрезвычайные кредиты по­средством простых декретов. Таким образом, возникали сверхбюджетные расходы.

Один из близких императору людей - банкир и сенси­монист Ашилл Фульд, занимавший в течение некоторого времени пост министра финансов, пытался остановить раз­вал бюджета. Какое-то время казалось, что Наполеон под­держивает его, но бремя расходов, от которых никак не уда­валось отказаться, давило все сильнее. Попытка осуще­ствления финансовой стабилизации провалилась.

Увлеченность идеями в сочетании с бесконтрольностью развалили финансы. За первые 10 лет сумма госрасходов возросла с 1,5 млрд франков до 2 млрд. В такой же пропор­ции увеличились и налоги. Надо сказать, что Франция во­обще на протяжении всего XIX века имела самое высокое в Европе фискальное бремя. В этих условиях всякое повы­шение налогов было особо чувствительно для бизнеса.

Но несмотря на рост налогов, все равно ежегодно обра­зовывался бюджетный дефицит в размере примерно 100 млн франков. Для того чтобы справиться с этой проблемой, правительству пришлось прибегать к крупным займам. К концу 1861 г. госдолг достигал почти 1 млрд франков, уве­личившись со времен Июльской монархии примерно в че­тыре раза. Понадобились новые займы. В 1868 г. одолжили сразу 450 млн франков.

Думается все же, что средства, направляемые на соци­альные нужды и общественные работы, не могли бы подо­рвать положение империи, если бы экономические проб­лемы не осложнялись проблемами политическими. Напо­леон III в отличие от своих предшественников постоянно влезал в международные авантюры, требовавшие ведения дорогостоящих войн.

Поначалу они хотя бы заканчивались успешно и прино­сили императору политические дивиденды. Россия потер­пела поражение в Крымской войне, Пьемонт при поддерж­ке Франции приступил к объединению Италии, вызывав­шему симпатии либеральных сил. Но в 60-х гг. Наполеон попытался посадить в Мексике своего ставленника импе­ратора Максимилиана. Экспедиция закончилась провалом, мексиканцы Максимилиана расстреляли, а армия оказалась совершенно обескровлена на фоне резкого усиления объе­диняющейся Германии.

В 1866 г. правительство вынуждено было вдвое увели­чить свои расходы на оборону. Военные расходы вместе с обслуживанием созданного ими долга составляли до поло­вины бюджета страны. Финансы разваливались. А с ними разваливался и бонапартистский режим. В конечном сче­те Луи Наполеон потерял свою империю по той же причи­не, что и его великий предшественник, - милитаризация страны съела плоды экономических успехов.

Конец династии Бонапартов был красивым и трагиче­ским одновременно. В ходе Франко-германской (прусской) войны 1870-1871 гг. империя пала. После бегства из Фран­ции император с императрицей и принцем Наполеоном жили в Лондоне. Глава династии протянул недолго и скончался в 1873 г., не перенеся хирургической операции на почках. Принц империи остался один с матерью.

Когда англичане затеяли очередную военную операцию на юге Африки, Наполеон-младший отправился сражаться. Однажды небольшой отрад, в который входил принц, был окружен превосходящим числом зулусов. Пришлось отсту­пать. Наполеон хотел на ходу вскочить в седло, что ему не­однократно приходилось делать ранее. Но в этот раз стре­мя сломалось и принц упал на землю. С трудом поднявшись, он двинулся навстречу аборигенам и успел несколько раз вы­стрелить из пистолета. Когда на следующий день его тело было найдено, на нем остались следы от 18 дротиков.

Дмитрий Травин, Отар Маргания

Из книги "Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара"

 

Читайте также: