ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » Наполеон Бонапарт
Наполеон Бонапарт
  • Автор: Malkin |
  • Дата: 04-10-2015 22:35 |
  • Просмотров: 3288

Наполеон БонапартО великом императоре написа­ны сотни книг и тысячи ста­тей. Миллионы людей в разных странах мира любят читать о его многочислен­ных военных победах и редких, но поистине трагических поражениях. Од­нако в этой статье речь пойдет не об Аустерлице и Бородино, а о финансовой стабилизации и Гражданском кодексе. «Моя истинная слава, — говорил Напо­леон, — не в том, что я выиграл сорок сражений: Ватерлоо изгладит воспоми­нания о всех этих победах. Но, что не может быть забыто, что будет жить веч­но — это мое гражданское уложение».

«Мы хотим режима, при котором едят»

За годы революции Франция устала от политики. Инфляция, развал произ­водства и коррупция всех утомили. «Каз­нокрадов было так много, — иронично замечал Е. Тарле, — что у историка иног­да является искушение выделить их в особую прослойку буржуазии».

Один из администраторов времен Директории отмечал, что правительство на всех осуществлявшихся для государ­ственных нужд поставках переплачивало около 50%, по­скольку поставщики вписывали в финансовые документы фиктивные расходы, а чиновники сами становились соуча­стниками махинаций. В результате государство оставалось еще в долгу за то, чего реально не получало.

Наполеон возглавил страну в результате переворота, осуществленного 18 брюмера (9 ноября 1799 г.). Этот ар­тиллерийский офицер достиг к моменту прихода во власть всего лишь 30 лет. Тем не менее он склонен был обратить серьезное внимание на такую скучную длямолодого чело­века материю, как экономика.

«Мы хотим такого режима, при котором едят», — все чаще говорили в народе. Когда произошел переворот, с На­полеоном никто не спорил о размерах захваченной власти. От него ждали успокоения. И сам Наполеон прекрасно осоз­навал, какова его реальная функция. «Слабость высшей вла­сти — самое ужасное бедствие... Когда в деятельности власт­ных структур проявляются слабости и непостоянство... в обществе распространяется смутная тревога, им овладева­ет потребность в самосохранении, и обращая взор на само­го себя, оно, видимо, ищет человека, который бы мог при­нести спасение».

Под спасителем генерал Бонапарт, естественно, подра­зумевал себя. Только он один имел возможность образовать сильное правительство. И генерал действительно намере­вался сделать это. По сути дела, не было никакой узурпа­ции. «Я взял себе меньше власти, чем мне предлагали», — отмечал сам император.

Несмотря на такое упоение Наполеоном, никто в мо­мент переворота не знал ничего о том, как тот будет уп­равлять Францией. Все лишь гадали, революционер ли он, роялист ли, а может, кто-то еще? Как тонко заметил А. Ван- даль: «Каждый сочинял о нем свой собственный роман. Эта общая неуверенность относительно его намерений шла ему на пользу, позволяя возлагать на него самые про­тивоположные надежды». Точно так же в нашей стране люди самых разных взглядов возлагали свои надежды сна­чала на Бориса Ельцина, а затем на Владимира Путина, со­здавая тем самым почву для утверждения авторитарного режима.

Рынок государственных бумаг сразу же позитивно от­реагировал на 18 брюмера, что было лучшим свидетель­ством доверия, которое буржуазия испытывала по отноше­нию к новой власти. Об этом прекрасно свидетельствует диалог, состоявшийся как-то между Наполеоном и князем Ш.-М. Талейраном. «Господин Талейран, что вы сделали, чтобы так разбогатеть?» — неблагосклонно спросил Напо­леон. «Государь, средство было очень простое: я купил бума­ги государственной ренты накануне 18 брюмера и продал их на другой день», — ответил тонкий льстец. И действитель­но, с 17 брюмера по 24-е государственная рента выросла поч­ти в два раза.

Ведь дамы совершенно голые

По словам Бурьена — секретаря Наполеона — тот сразу же после прихода к власти проводил больше всего време­ни, планируя пути и средства для возрождения денежного обращения. Однако его увлечение хозяйственными вопро­сами было столь значительным, что, как правило, перехле­стывало через край и наносило немалый ущерб именно тем, кого брали под покровительство.

Наполеон был антилибералом в самом глубоком смыс­ле этого слова. Он не только закрывал газеты и придавли­вал оппозицию, но даже вообще не признавал того, что жизнь (хозяйственная, в частности) может устраиваться сама собой, т.е. благодаря действию управляющих ею есте­ственных законов. Этим он, кстати, очень хорошо вписы­вался в устоявшуюся во Франции дирижистскую традицию.

Идеи, идущие от Тюрго, были отвергнуты Наполеоном полностью, хотя на практике он смог разгрести многие оставшиеся от революционеров завалы, действуя именно по тому сценарию, который предлагался либералами.

Император был прагматиком, сумевшим продвинуться вперед настолько, насколько позволял его врожденный здравый смысл. Однако выше той планки, которая была установлена ему эпохой, Наполеон подняться так и не су­мел.

Порой поддержка отечественной экономики была ско­рее курьезна, нежели масштабна. Вот как, например, он решал проблему застоя в производстве дорогих тканей, связанную с переменой моды и стремлением аристократок одеваться в античном стиле.

Однажды на приеме в Люксембургском дворце Наполе­он заставлял лакея усиленно топить камин, подкладывая в него неограниченные порции угля. В ответ на опасения гостей относительно возможного пожара, первый консул заметил, что присутствующие в зале дамы, включая Жозе­фину, совершенно голые. На следующий день патриотки бросились в магазины скупать платья, юбки, шали и про­чие предметы одежды, производимые отечественной про­мышленностью.

Однако подобными милыми сценками дело не ограни­чивалось. Вот лишь некоторые примеры поистине сумасшед­шей активности императора, приводимые в обстоятельном труде Е. Тарле «Континентальная блокада». «Готовится но­вая огромная и отчаянная борьба с Австрией — но Наполе­он среди приготовлений находит время гневливо указать министру внутренних дел, что нужно выписывать баранов- мериносов, а не овец, ибо этого требуют нужды акклимати­зации, нужды шерстяной промышленности... Очень часто он лично возбуждает дела и требует докладов. Не нужно ли запретить ввоз шелка-сырца из Италии в Германию, чтобы лионские мануфактуры не нуждались в сырье? Почему так медленно происходит засев полей свекловицей, хватит ли сырья для сахарных заводов? Чем именно пернамбукский хлопок выше того, что приходит из Джорджии?».

До чего же вся эта суета похожа на деятельность круп­ных советских хозяйственников, мечущихся по полям и заводам с раннего утра до позднего вечера, а потом конста­тирующих массу «объективных» причин, по которым хлеб не родится, а телевизоры воспламеняются непосредствен­но при включении!

Деньги видел только во сне...

И все же трудно усомниться в том, что вклад Наполео­на в развитие страны был огромен. Несмотря на всю огра­ниченность своих взглядов, именно он создал ту базу, на которой впоследствии стало возможным динамичное раз­витие страны.

Деятельность Наполеона можно подразделить на три основных направления: во-первых, стабилизация финан­сов, во-вторых, успокоение страны и защита собственни­ка, в-третьих, выработка стройного хозяйственного зако­нодательства.

Что касается состояния государственной казны, то, по словам наполеоновского министра финансов Годена, «20 брю­мера VIII года финансов фактически не существовало». А один из его предшественников времен Директории отмечал, что «деньги ему доводилось видеть только во сне».

Когда 26 брюмера (то есть через неделю после перево­рота) консулы вскрыли государственные сейфы, они обна­ружили в них всего 60 ООО ливров — сумму, которой оказа­лось недостаточно даже для покрытия почтовых расходов на оповещение населения Франции о смене правительства.

Велик был соблазн выпустить для пополнения бюдже­та какую-нибудь очередную разновидность бумажных денег. Однако первый консул не стал идти по такому скользкому пути. «Пока я жив, — отмечал он, — я не выпущу ни одной обесцененной денежной ассигнации, ибо политический кредит основан на доверии к деньгам».

Чтобы решить финансовые проблемы, Наполеон не погнушался «распродажей Родины». За 80 млн франков он уступил американцам Луизиану. Но это, конечно, была лишь временная мера.

Наполеон пошел по пути строительства эффективно работающей фискальной системы. Францию надо было научить снова платить налоги. Была учреждена налоговая инспекция, имевшая подразделения в каждом департамен­те страны. Особое внимание уделялось механизмам (порой курьезным) стимулирования работы этой новой государ­ственной службы. В частности, Наполеон пообещал назвать одну из самых красивых площадей Парижа именем того департамента, который быстрее других выплатит всю сум­му налогов. Так в столице Франции появилось название «Площадь Вогезов».

В период консульстваг Наполеону удавалось ежегодно собирать 660 млн франков налогов, что на 185 млн превы­шало поступления в казну французского королевства в пос­ледний предреволюционный год. Подобный рост доходов позволил в конечном счете сократить государственный долг. Причем добиться подобного порядка в финансовой сфере Наполеону удалось даже несмотря на то, что он по­стоянно вел широкомасштабные и дорогостоящие войны.

Конечно, финансы не могли быть благополучными в ат­мосфере общего неблагополучия. Ситуация во Франции за­метно ухудшалась по мере того, как Наполеон втягивался в противостояние со всей монархической Европой. В 1807 г. на военные нужды шло примерно 60% государственных средств, а в 1813 г. — уже 80%. С 1811 г. бюджет опять стал дефицитным. И тем не менее финансы страны находились по европейским меркам того времени в относительно приличном состоянии.

Еще одним важным шагом в финансовой политике На­полеона стало установление своеобразной системы разде­ления финансовых властей. Наполеон сформировал наря­ду с министерством финансов генеральное казначейство, отвечающее непосредственно за поступление доходов. «Мой бюджет, — отмечал он — будет спасен лишь при усло­вии, если министр финансов будет постоянно враждовать с генеральным казначеем... Один говорит: “Я обещал вып­латить столько-то денег и должен это сделать”, а другой возражает, говоря: “Мы собрали всего такую-то сумму”. Только оценив и сопоставив эти требования, я смогу обес­печить безопасность финансов от разорения».

Библия нового общества

Не меньше внимания, нежели финансам, уделял Напо­леон защите частной собственности. «Настоящие граждан­ские свободы, — отмечал он, — существуют там, где уважа­ется собственность».

Правда, Наполеон не воспринимал собственные краси­вые заявления как догму и мог в некоторых случаях весьма решительно расправиться с отдельными олигархами, не вписавшимися в созданный им авторитарный режим. «Рав- ноудаление» олигархов от власти, чрезвычайно близкой им во времена Директории, было повторено через 200 лет в России Владимиром Путиным.

Иногда Наполеон даже нарушал принцип неприкосно­венности собственности. Так, например, он наложил сек­вестр на имущество Уврара — одного из финансовых стол­пов периода Директории — за то, что тот отказал ему в крупном кредите.

Подобный волюнтаризм, конечно, не укреплял автори­тета власти, но все же он представлял собой явное исклю­чение из общего правила. В целом же Бонапарт создал в стране принципиально иное отношение к частной соб­ственности, нежели то, которое установилось в революци­онные десять лет, когда реквизиции и принудительные зай­мы были нормой, а не разовым мероприятием.

Важно было не только прекратить новые поборы, но и защитить имущество, приобретенное гражданами в годы революции путем приватизации. Иначе говоря, важно было легитимизировать новых собственников. Уже в кон­ституции VIII года, утвердившей власть Бонапарта в каче­стве первого консула, провозглашалось, «что каково бы ни было происхождение национальных имуществ, законно заключенная покупка их не может быть расторгнута и за­конный приобретатель не может быть лишен своего вла­дения». Впоследствии даже режим реставрации не смог пересмотреть наполеоновские принципы отношения к собственности, хотя среди роялистов было много людей, пострадавших от перераспределения имущества.

Впрочем, помимо общих деклараций для Наполеона важен был конкретный договор с формальными претенден­тами на спорное имущество. Эта задача в основном была решена уже в июле 1801 г. посредством подписания кон­кордата с папой. Церковь, оговорив себе определенные права, отказывалась от претензий на конфискованные и распроданные владения. Кроме того, Наполеон принимал еще и специальные меры для облегчения возврата эмигран­тов, которые вкладывали капиталы и способствовали тем самым развитию французской экономики.

Кроме формальной защиты собственности требовалась еще и неформальная. В годы революции никто не мог чув­ствовать себя защищенным от разбоя, реквизиций, прину­дительных займов и т.п. Наполеон же сделал ставку на обес­печение гражданского мира, предоставляя каждому воз­можность заниматься своим делом.

Он обеспечил правопорядок, прибегая для этого и к нестандартным средствам. В частности, выдвинул на роль руководителя уголовной полиции рецидивиста Видока. За один только год Видок всего с двенадцатью подобранны­ми им сотрудниками смог арестовать 812 бандитов, а так­же ликвидировать в Париже все притоны.

Однако практические меры по защите собственности значили бы не так уж много, если бы Наполеон не пред­принял мер для выработки всеобъемлющего хозяйствен­ного законодательства. Принятый в марте 1804 г. Граждан­ский кодекс (составивший основу знаменитого кодекса Наполеона) стал образцом для многих хозяйственных за­конодательств в разных странах мира, поскольку то, что было сделано во Франции, не делалось ранее нигде. «Граж­данский кодекс стал библией нового общества», — заметил историк Жорж Лефевр.

Если можно в двух словах выразить сущность Кодекса, то она сводится к защите собственника. «Право собствен­ности, — отмечал Жозеф Порталис, один из авторов этого документа, — основное право, на котором покоятся все об­щественные учреждения, столь же драгоценное для чело­века, как и его жизнь».

Уже в первые годы консульства во французскую эконо­мику стали вкладываться средства, припрятывавшиеся ка­питалистами на протяжении всего периода революцион­ных смут. И все же при всей важности этой созидательной работы надо сказать, что воздействие Наполеона было весь­ма противоречивым.

Континентальная блокада

Стремление защитить французскую экономику от кон­куренции иностранных, прежде всего английских, товаров появилось отнюдь не при Наполеоне. Можно сказать, что идеи протекционизма владели массами.

Наполеон в данном вопросе остался на уровне людей своего времени. В 1806 г. император установил континен­тальную блокаду Англии (т.е. ввел полный запрет на тор­говлю с этой страной для всех зависимых от него государств континентальной Европы) с целью подорвать ее экономи­ческую мощь. Но, как отмечал Е. Тарле, «континентальная блокада оттого и сделалась любимой его идеею, основной пружиной его политики, что она, как ему представлялось, в одно время и губила английскую мощь, и способствовала развитию французской промышленности».

Позднейшим дополнением к континентальной блокаде стало принятое в 1810 г. решение о резком повышение та­моженных тарифов на колониальные товары с тем, чтобы окончательно добить ненавистных англичан. С формальной точки зрения положение последних было безнадежно. Од­нако на практике в гораздо более тяжелой ситуации оказа­лась Франция. Законы рынка, основанные на стремлении людей к свободе, доказали, что они сильнее воли импера­тора.

Уже в октябре 1809 г. в Министерстве иностранных дел констатировали самые безотрадные для Франции резуль­таты применения политики континентальной блокады и настойчиво указывали на сильное вздорожание товаров. Дело в том, что национальная промышленность не смогла полностью заменить изгнанный императором импорт. Кон­куренция сократилась, и цены выросли.

После того как Наполеон нанес удар по колониальным товарам, положение французов еще более ухудшилось. Как докладывал императору министр внутренних дел в середи­не 1810 г., «Франция теперь потребляет, несомненно, не­сравненно меньше колониальных товаров, чем прежде, но платит за них она настолько больше, что даже абсолютно сумма, истрачиваемая на покупку колониальных товаров, почти та же, что тратилась прежде».

Несли ли потери наряду с французами и англичане? Наверное, да. Однако у них нашлось множество лазеек для того, чтобы обойти континентальную блокаду.

Во-первых, хотя формально весь континент дрожал перед Наполеоном и клялся ему в верности, практически нигде в Европе не соблюдали блокаду столь строго, как в самой Франции. Об этом, например, свидетельствуют цены на сахар. Если в Париже фунт сахара стоил в 1812 г. 5 фран­ков, то в Лейпциге и Франкфурте — лишь 2,5. Иначе гово­ря, предложение в этих городах было значительно более широким, скорее всего за счет обхода таможни.

Во-вторых, негласный бойкот континентальной блока­де объявили не только подчиненные Наполеоном народы, но и сами практичные французы, стремившиеся всегда ку­пить товар подешевле. Поэтому контрабандистам часто даже не приходилось подделывать штемпели, используе­мые чиновниками для обозначения национальной продук­ции, разрешенной для продажи. Население втайне от кон­тролеров с радостью приобретало товары без штемпеля.

В-третьих, постепенно сам Наполеон вынужден был от­ступать от им же сформулированных жестких правил. Уже с 1810 г. он стал все чаще допускать выдачу так называемых лицензий, позволяющих определенному лицу привезти из Англии определенное количество товаров с обязательством вывезти из империи на том же корабле эквивалентный объем продукции согласно специально согласованному с чиновниками списку. Подобные вольности давали дополни­тельный доход французской казне (за счет взимания тамо­женных пошлин), что в период ведения напряженных войн было для Наполеона чрезвычайно важно, а потому высо­кие принципы протекционизма были нарушены.

Однако любое исключение из правил сразу порождает массу возможностей для многочисленных злоупотребле­ний. Коммерсанты привозили дорогие английские товары и вывозили из Франции всякий дешевый хлам, давая чи­новникам взятки за признание «истинной ценности» это­го груза. Затем хлам сбрасывался в море, поскольку англи­чане Наполеона «в упор не видели» и французские товары к себе не пускали. Для обеспечения большей стабильности торговых связей в Лондоне даже возникла целая сеть кон­тор, подделывающих наполеоновские лицензии.

Рост цен, вызванный континентальной блокадой и ог­раничением иностранной конкуренции, стал одной из важ­нейших причин широкомасштабного экономического кри­зиса, поразившего французскую экономику в 1810-1811 гг. Издержки производства выросли, спрос (в связи с военны­ми бедствиями и обнищанием) сократился. Товары стало трудно реализовывать.

Трудности сбыта подвигли Наполеона на еще большее усиление государственного вмешательства в экономику. Он стал давать субсидии и льготные кредиты предприятиям, страдающим от отсутствия спроса. Однако, как всегда бы­вает в подобных случаях, реальный результат государствен­ной поддержки был далек от ожидаемого.

Очень характерен в этой связи случай, относящийся еще к 1807 г. 27 марта Наполеон издал декрет, согласно ко­торому ассигновывались крупные суммы на поддержку французских мануфактур. Заключение о том, кто был дос­тоин получения кредита, давали префекты, а окончатель­ное решение принимал министр внутренних дел. В итоге 25 промышленников получили от государства в общей сложности порядка 1,2 млн франков. Залогом служили не­проданные товары, которые по стоимости должны были на треть превосходить сумму кредита.

Казалось бы, государство все предусмотрело: и конкурс- ность, и залог, и контроль со стороны высших властей. Но результат этой акции оказался плачевен. Государство не только не смогло помочь промышленности, но и потеряло значительную часть своих денег. Лишь пять человек смог­ли полностью вернуть долг. Одиннадцать заемщиков вер­нули деньги частично. Девять промышленников не верну­ли ничего. Чиновники стали реализовывать залог, но оказалось, что они далеко не всегда могли таким образом выручить государственные деньги.

Немалый вред нанесла экономике континентальная блокада. Но все же самый главный удар по зарождающему­ся национальному хозяйству был связан с беспрерывными войнами. Император не желал прислушиваться ни к каким советам. Впоследствии, находясь уже в ссылке и отвечая на вопрос о причинах своего поражения, Наполеон сказал: «Их было множество, но главное состояло в том, что я от­вык выслушивать мнения, противоположные моему соб­ственному».

Дмитрий Травин, Отар Маргания

Из книги "Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара"

 

Читайте также: