Показать все теги
Хозяйство и материальная культура чукчей
Авторы первых известий о чукчах XVII—начала XVIII в. делят их по роду занятий на оленных, «сидячих» и «пеших». Не трудно понять, что «чукчи оленные» — / Ж ікі это те, кто имел оленей, вел кочевой образ жизни. «Сидячими» называли группу оседлых чукчей, которые имели оленей лишь в количестве, необходимом для передвижения в целях охоты. Жили они на побережье моря, охотились на диких оленей и на морских млекопитающих.
«Пешие чукчи» — это оседлые охотники на морских зверей, которые, однако, не имели оленей и не использовали, по-видимому, и ездовых собак. Определение «пешие» чаще всего применялось к оседлым жителям Тихоокеанского побережья, т. е. к сибирским эскимосам. Уже в XVIII в. всех чукчей в отличие от эскимосов называли «чукчи оленные», а эскимосов — «чукчи пешие».
В 1711 г., возвратившись с «Чукотского носа» в Анадырский острог, Петр Попов рассказывал: «Оленные чукчи в Носу живут по каменям, ради оленных своих табунов кочуют по разным местам. А пешие чукчи по обе стороны Носу живут по коргам, подле море, в зимных юртах, где коротает морж. А кормятца они, чукчи, оленные и пешие: промышляют по каменям и рекам диких оленей и морскими китами, моржами, белугою (белухою. — И. В.), нерпами, корением и травою».1 Эта характеристика замечательна тем, что в ней предельно просто и отчетливо показан комплексный характер чукотской экономики. Несмотря на уже определившееся выделение из этого комплекса оленеводства, с одной стороны, и морского зверобойного промысла — с другой, для представителей того и другого направления хозяйственной деятельности было все еще весьма важно занятие охотой на диких оленей.
Фото www.nnm.me
Ежегодно весной стада диких оленей совершали переходы с юга на север, из полосы лесотундры к побережью моря. Насколько велико было количество оленей, можно судить по такому сообщению: «Дикие важенки проходят на север еще по льду (через р. Анадырь. — И. В.) так великими табунами, что тысяч по десять более в одном месте бывает».2
Охота производилась так: когда олени достигали середины реки, из засад выезжали чукчи на одноместных байдарках, окружали их и кололи специальными «поколюгами» на «плаву». По- колыциками были сильные и ловкие мужчины, тогда как другие, в том числе и женщины, ловили уносимые течением туши убитых и раненых оленей. Как сообщал Т. И. Шмалев, «хошаб тысячу оленей, то в полчаса 10 человек могут заколоть. . . Когда хорошая плавь бывает, то не выключая и младенцев, на каждого достается оленей по двадцати».3
По мере развития пастушеского оленеводства экономическое значение охоты на диких оленей падало. К 50-м 'гг. XIX в. резко сократилась численность этих животных не только на Чукотке, но также на Колыме и ее притоках Б. и М. Анюях, Омолоне.
Наряду с упадком промысла диких оленей шло развитие морского зверобойного промысла и оленеводства — ведущих занятий чукчей.
Оленеводство чукчей
Никаких статистических сведений о количестве оленей у чукчей в XVII—XVIII вв. нет. Наличие у основной массы лишь ездовых и небольшого количества воспроизводящих стадо оленей прослеживается по косвенным материалам. С начала XVIII в. усилились набеги чукчей на коряков и юкагиров с целью захвата их оленей и имущества. Сами себя коряки и юкагиры не могли защитить. Они просили защиты у гарнизона Анадырского острога. На протяжении первой половины XVIII в. были предприняты известные походы Павлуцкого по Чукотке. Из донесений о них мы и получаем некоторые сведения о состоянии чукотского оленеводства.
Первый поход Павлуцкого в 1731 г. продолжался в течение 8 месяцев. За все это время было взято 12 табунов оленей, «в коих было по тысяче и по две».4
Во время второго похода в 1744 г., продолжавшегося 6 месяцев, «в добычу было получено оленей 4620».5 Табуны оленей у чукчей были малочисленны. Так, из донесений отдельных команд узнаем: «чукчей было 157 человек . . . оленей 100»; «В стойбище чукотского тойона Киниама было мужчин 22. . . оленей 300»; в другом месте — «оленей 50».
В 1746 г. был совершен поход из Анадырска к р. Чаун и по побережью Чаунской губы, где было обнаружено всего 600 оленей. По материалам означенных походов на Чукотку прослеживается оленеводство и у «сидячих» чукчей. В показаниях сотников Ниже- городова, Попова и пятидесятника Русакова сообщается: «9 числа мая (1732 г. — И. В.), дошед до первой сидячих около того моря чукоч юрты, нашли оленей сто».6
В 1756 г. чукчи в количестве 43 юрт переселились к югу от Анадыря. У них было всего до 5000 оленей,7 т. е. в среднем около 100 голов на хозяйство.
Таким образом, чукотское оленеводство в конце XVII и первой половине XVIII в. еще далеко не сложилось в самостоятельную отрасль производства, оно еще было органически слито с охотой.
К началу 70-х годов XVIII в. чукчи разорили прианадырских юкагиров, захватив не только их оленей, но и территорию, где они кочевали. «Которые юкагиры прежде жительство имели от Анадырска к Яблоной речке между хрептами. . . все убиты чукчами», — сообщал в 1763 г. сибирскому губернатору Ф. Соймонову из Анадырска Ф. Плениснер.8
По данным канцелярии Анадырского острога, а после 1770 г. канцелярии Гижигинской крепости, с 1725 по 1773 г. чукчи захватили у коряков 239 000 оленей, угнали в плен несколько сот женщин и детей.9 Цифра эта явно преувеличена, что признавали еще в XVIII в., однако сам факт захвата является красноречивым свидетельством того, на какой базе складывалось чукотское пастушеское оленеводство.
К 80-м гг. XVIII в. набеги чукчей на коряков прекратились. С этого времени чукотское оленеводство развивается только за счет естественного прироста.
В экономике чукчей, начиная со второй половины XVIII в., становится заметным влияние русского торгового капитала. С ликвидацией Анадырского острога (1771 г.) чукчи потеряли ближайший пункт торговли с русскими. Они неоднократно обращались к представителям царской власти с просьбой о восстановлении его. В 1788 г. была основана Аиюйская ярмарка, которая сразу же привлекла большое количество чукчей. В том же году иркутский купец Александр Баранов получил разрешение основа! ь промыслы и торговлю на Анадыре.10 То обстоятельство, что торговые пункты русских оказались на границах территории, занимаемой чукчами, побудило последних перекочевать со своими стадами в районы более близкие к местам торговли. Так, в 60-х гг. XVIII в. началось переселение чукчей к югу от Анадыря, а в 70—80-х гг. — движение оленных чукчей к западу от Чаунской губы на притоки р. Колымы — Б. и М. Анюев, а затем и другие реки; к середине XIX в. значительная группа чукчей-оленеводов вышла уже к р. Колыме.
На протяжении конца XVIII и первой половины XIX в. торговля на Анюйской ярмарке развивалась успешно и привлекала значительное количество чукчей и чукотских торговцев кавральыт. Продукты оленеводства, особенно шкуры и одежда из них, находили большой спрос на Анюйской ярмарке, а на берегах Берингова пролива охотно скупались аляскинскими эскимосами, что также стимулировало развитие оленеводства. Кроме того, для перевозки грузов как на Анюй, так и к берегам Берингова пролива требовалось значительное количество упряжных, обученных оленей, которые готовились чукчами-оленеводами, особенно в тех местах, где проходили пути на Ашой. «На берегах Чаунской губы, — отмечал Ф. Матюшкин, — чукчи переменяют своих утомленных оленей у кочующих там племен и следуют далее».11
Так постепенно чукотское оленеводство выходило из рамок узкопотребительского натурального хозяйства. Формирование пастушеского оленеводства явилось важным шагом в развитии производительных сил чукотского общества.
В XIX в. количество оленей у чукчей возросло. «Бедные оленные чукчи имеют до 100, а богатые до 1000 оленей».12 Позднее имущественная дифференциация у оленеводов зашла еще дальше. Так, по наблюдениям А. Аргентова, хорошо знавшего анюйскую и чаунские группы чукчей, «некоторые хозяева содержат по 10 и даже по 12 тысяч голов, а по 3 и по 5 тысяч штук многие».13
К середине XIX столетия преобладающим занятием чукчей являлось оленеводство. По данным переписи 1897 г.,8869 человек чукчей были оленеводами, 2841 — охотниками на морского зверя и рыболовы, 18 — занимались преимущественно торговлей и кустарными промыслами, 67 — прочими занятиями.14
В XIX в.чукчи-оленеводы продолжали распространяться к западу от Колымы и к югу от Анадыря. В конце XIX в. 13 лагерей оленеводов уже кочевали в междуречье Индигирки и Алазеи.15 Таким образом, кочевья чукчей были разбросаны на огромной территории от побережья Тихого океана на востоке до правых притоков нижнего течения р. Индигирки на западе, а на юг — до Камчатского перешейка.
Исторически сложились две области расселения оленных чукчей: южная — по долине р. Анадыря с ее притоками и северная — от побережья Ледовитого океана до Анадырского хребта.
В свою очередь на территории южной и северной областей чукчи делились на более мелкие территориальные группы. Об их расселении, численности в них стойбищ, количестве оленей в хозяйствах подробно писал В. Г. Богораз.16 Его оценки весьма приблизительны, однако никаких других, более точных данных по этому вопросу к началу XX в. не было. Наиболее плотно оленеводы были расселены по М. Анюю и его притокам. Здесь их стойбища, по образному выражению чукчей, располагались ым нылгыл вытра («на расстоянии возможности видеть дым»).
Как бы промежуточное положение между оседлыми и оленеводами занимали чукчи, которые имели незначительное количество оленей, что принуждало их жить постоянно в непосредственной близости от берега моря, дабы возмещать недостающие продукты питания и другие средства к жизни за счет морского зверобойного промысла и рыболовства. В стадах таких оленеводов обычно выпасались также олени, принадлежавшие оседлым чукчам. Такие хозяйства насчитывали 150—200 оленей. Они кочевали и зиму, и лето недалеко от береговых поселков преимущественно Тихоокеанского побережья Чукотки.17
Во второй половине XIX в. начали переходить на постоянное жительство по р. Анадырю обедневшие оленеводы. Средствами к жизни им служили охота на диких оленей и рыболовство. Количество хозяйств оседлых чукчей на Анадыре не превышало двух десятков.18
Продукты оленеводства давали все необходимые средства к жизни чукчам-оленеводам: пищу, одежду и обувь, жилище и средства передвижения. Вся жизнь чукчей-оленеводов была тесно связана с выпасом оленей, с перекочевками и подысканием наиболее удобных пастбищ.
В летнее время стада находились на побережье океана, где благодаря постоянным ветрам, прохладе, идущей от воды и льдов, было меньше оводов и комаров. Пребывание на побережье океана давало возможность части чукчей заняться промыслом морских зверей и рыбной ловлей.
Около четверти оленных чукчей проводили лето со своими стадами в горах, где в лощинах по северным и западным склонам
гор сохранялся снег. Здесь было прохладно, меньше было «гнуса». Это были по преимуществу крупные стадовладельцы Летом их стада выпасались по притокам верхнего и среднего течения р. Анадыря, в верховьях Б. Анюя, на водоразделе рек Погынден и Б. Баранихи, в верховьях Олоя и других правых притоков Омолона.19 ц
С наступлением осени все группы чукчей оленеводов продвигались в глубь материка, к границе леса, на зимние пастбища, в места, более защищенные ог ветров. Стоянки оленеводы меняли по мере того, как стадо выедало моховища. Перекочевки обычно производились на расстояние 5—10 км в одном районе и с таким расчетом, чтобы к весне можно было снова выйти на то место, где находилось стойбище в прошлое лето. Годовой маршрут представлял собой замкнутую кривую.
Резко менялись районы кочевания при образовании гололедицы, что приводило к изнурительным дальним перекочевкам, а иногда к смене района обычного кочевания.
Чукчи не знали пастушеской собаки, поэтому вся тяжесть выпаса оленей ложилась на плечи пастухов. Они неотлучно находились при стаде, иногда сутками не приходили в стойбище, опасаясь потерять оленей.
Большой урон оленеводству причиняли волки, особенно в зимнее время. Весной и летом труд пастуха становился еще более утомительным, так как олени стремились быстрым бегом избавиться от назойливых преследований гнуса. Не менее трудной порой для пастухов было время отела и гоиа оленей, тогда на помощь пастухам приходили все жители стойбища.
Для удовлетворения жизненных потребностей семьи (в мясе, шкурах для одежды, жилищах, наличия достаточного количества упряжных оленей) требовался определенный минимум оленей — 200—250 голов на одну обычную семью. Количество оленей, необходимое для существования одной семьи, установлено на основании проведенного мною опроса оленеводов (в 1932—
1934 гг.). Однако на этот счет существуют разные точки зрения. Так, В. Г. Богораз считал, что средний размер стада, обеспечивающий существование семьи, — 300—400 голов.20 Н. Ф. Калинников полагал, что для сносного существования семьи оленевода достаточно иметь около 100 оленей.21 Впрочем, среднее число оленей в отдельных хозяйствах чукчей в разных районах их расселения было неодинаковым: «У чукчей Чаунской губы и групп Эрри и Тэлкэп стада в среднем состоят из 400- 500 важенок, на Чукотском полуострове стадо среднего размера имеет не более 100 важенок».22
Хозяйство абсолютного большинства чукчей во второй половине XIX в. сохраняло в основном натуральный характер Все необходимые средства передвижения, многие предметы домашней утвари, некоторые орудия труда — все это изготовлялось внутри хозяйства. В середине XIX в. чукчи сравнительно слабо были втянуты в товарно-рыночные отношения Из продуктов оленеводства поступали на рынок разные виды шкур и в очень малом количестве мясо оленей. Для средних и малооленных хозяйств большое товарное значение имела добываемая ими пушнина.
Вовлечение чукчей-оленеводов в товарно-рыночные отношения, которые стали более заметны с 70-х.гг. XIX в., способствовало развитию кустарных промыслов и усилению ручного труда женщин, изготовлявших на продажу одежду и обувь.
К концу XIX в. увеличился спрос на продукты оленеводства. По наблюдениям В. И. Иохельсона, «раньше вывоз оленьих шкур из Нижнеколымского округа был довольно ограничен, но за последние 6—7 лет эти шкуры занимают по стоимости вывоза их в Якутск то второе, то первое место в ряду более ценных мехов». С 1890 г. из Якутска начали вывозить оленьи выпоротки и на Ирбитскую ярмарку. «За период от 1886 по 1892 год было вывезено с Анюйской ярмарки 18 000 выпоротков, 4000 ровдуг, 200 пыжиков, 450 недорослей и постелей (шкуры оленя зимнего убоя. — И. В.)».23 '
Ровдуги выделывались жителями Нижнеколымска из шкур оленей, приобретаемых у чукчей. Значительная часть их поступала с Анадыря. На востоке шкуры и изделия из них интенсивно скупались аляскинскими эскимосами, американскими китобоями и контрабандистами. Потребителями их были золотоискатели Аляски.
Большое значение для дальнейшего вовлечения оленеводческого хозяйства Чукотки в товарно-рыночные отношения имело налаживание регулярного сообщения пароходами из Владивостока. С начала XX в. пароходы пошли и до Колымы.
Русское и обруселое туземное население р. Анадыря вело с чукчами оживленный обмен, променивая им предметы кустарного производства, товары, завозимые русскими купцами, главным образом на мясо и шкуры оленей. Н. Л. Гондатти подсчитал, что «с октября 1894 года по май 1895 года оседлым населением по Анадырю было приобретено у кочевого, на еду, 1986 голов оленей».24 Аналогичные отношения складывались в XIX в. и на Колыме.
Развитию чукотского оленеводства в районах обеих Анюев способствовал все увеличивавшийся спрос на оленье сырье (шкуры, кожи) со стороны якутских торговцев. Известное влияние на развитие чукотского оленеводства во второй половине
XIX в. оказали возраставшие потребности в его продуктах со стороны оседлых чукчей и сибирских эскимосов. По донесениям Анадырского окружного начальника, в 1896 г. «экономическое благосостояние оленных чукчей в общем увеличилось вследствие увеличения количества стад оленей и значительного спроса на оленье мясо со стороны оседлого инородческого населения».25
Постепенное расширение торговли с русскими и иностранцами во второй половине XIX в. способствовало дальнейшему разрушению натурального характера чукотского оленеводческого хозяйства.
В конце XIX—начале XX в. в чукотском оленеводстве можно отметить несколько социально-экономических процессов: во-первых, обеднение части оленеводов, в результате чего они попадали в разряд бедняков-батраков или переходили на оседлость; во- вторых, увеличение численности оленей у богатых стадовладельцев; в-третьих, обзаведение оленями зажиточной частью оседлых чукчей и эскимосов.
Большое влияние на обеднение чукчей имели частые падежи оленей. Начальник Анадырской округи в 1895 г. сообщал приамурскому генерал-губернатору, что «у многих инородцев погибло более половины стад».26 В 1915 г. из Анадырского уезда доносили, что «эпизоотии оленей не прекращаются». С 1897 по 1915 г. «погибло не менее 300 000 оленей».27 Разорение оленеводов охватило и Чукотский уезд. Как сообщал начальник уезда (1910 г.), «на востоке Чукотского полуострова олени почти совсем перевелись. Не так давно. . . в районе Мечигменской бухты стояли крупные оленеводы. Но гололедица и выкочевки обезоленили край и теперь там только изредка можно встретить маленькие стада».28 Большой урон оленеводству наносили нападения волков и гололедицы. Во время гололедицы зимой 1904—1905 г. около сорока малооленных хозяйств чукчей в районе Чауна потеряли всех своих оленей.29 Тот же процесс обеднения слабых хозяйств чукчей наблюдался и к востоку от Колымы. В результате гибели оленей у чукчей западной тундры «интенсивно распространяется. . . переход от кочевого скотоводства к полуоседлому рыболовству».3 Как чукчи приспосабливались к новым условиям, описывает С. А. Бутурлин: «Я был поражен той степенью духовной и бытовой эластичности, которую они... выказали, переходя без замедления от привычного бродячего пастушества к полуоседлому рыболовству. Всего несколько лет назад можно было проехать от Колымы до Чаунской губы, не встречая у моря чукчей, теперь же повсюду виднеются их руйды (юрты. — И. В ). Я видел стариков, в первый раз прикочевавших к морю с тундренных хребтов, чтобы приобрести рыболовные и нерпичьи сети и поучиться у русских их метать».3
Заметное влияние на разорение части оленеводов имела торговая эксплуатация их местными купцами, которые в целях обогащения не гнушались никакими средствами. «В некоторых мне известных случаях, — отмечал С. А. Бутурлин, — причиною разорения была. . . беспощадная эксплуатация торговцев или увлечение картами и спиртом».32 Были случаи злоупотребления чукотским гостеприимством.
Большой урон чукотскому оленеводству в конце XIX-— начале
XX в. нанесла политика американского капитализма. В 1891 г. представитель Департамента просвещения на Аляске Джексон Шелдон под предлогом налаживания разоренного хозяйства аляскинских эскимосов организовал закупку живых оленей на Чукотке. Американский конгресс утвердил специальный закон о финансировании предпринимателей, изъявивших желание заняться приобретением оленей на Чукотке и Камчатке. Американская печать пропагандировала ввоз оленей на Аляску как основание «прибыльной промышленности». Этот призыв имел успех. С 1896 г. начали вывозить оленей с Чукотки частные предприниматели. С 1892 по 1899 г. вывезено 1920 живых оленей, преимущественно самок, не считая того количества, которое вывезли частные предприниматели.33
Вывоз живых оленей, мяса и шкур с Чукотки особенно усилился после 1899 г., когда в Номе было открыто золото. Какое количество оленей было забито и вывезено на Аляску, никем не учитывалось. «Закупку оленей, — писал Гондатти, — американцы производят почти насильно, продают необыкновенно бедные иногда последних животных, соблазняемые ружьями: за 5 важенок двухлетнего возраста или трех важенок и трех быков того же возраста дают винчестер»34 с принадлежностями.
В. В. Солярский пришел к выводу, что в среде оленеводов «систематически умножается безоленный пролетариат».35
В то же время оседлые зверобои — зажиточные байдаро- владельцы, торговцы — скупали живых оленей и создавали свои стада. «Сидячие чукчи сами стараются завести оленей, — отметил К. И. Богданович, — так, чукчи селения Уныии (эскимосы,— И. В.) и на острове Ширлук имеют уже большие тысячные стада, которые пасутся ими на островах Аракам и Ширлук и на близлежащих берегах; имеются стада у жителей сел. Уэлен и других».36
Не только чукчи, но и эскимосы обзаводились оленями. «Некоторые эскимосы, — сообщалось в 1914 г., — содержат оленей под присмотром чукчей-оленеводов. У айванов — жителей с. Уны- ина и острова Итыграна имеются оленьи стада в 1000 голов и более».37 Эту тенденцию отметил еще Г. Дьячков, который писал: «Носовые чукчи торговцы „кавраляне“ кочуют вверх по Анадырю и покупают здесь оленей, обменивая их на лафтаки, ремни»,38
В то время как массы мелких и средних оленеводческих хозяйств разорялись, крупные стадовладельцы упрочали свое положение. По сведениям В. Г. Богораза, «в верховьях Омолона у Эйгэли было 5 стад, до 15 тыс. голов, у его соседа Рочгэлина — 2 табуна — 5 тыс. На западной тундре у Етыгына 2 табуна — 4 тыс., у Араро — 3 табуна — 8 тыс. оленей».39
Богатые стадовладельцы умножали свое состояние не только за счет размножения оленей: все они занимались торговлей, скупкой пушнины, перепродажей русских товаров, оленей и т. п.
Верную по социальным признакам характеристику богатым чукчам дал первый начальник Анадырского окружного управления Л. Гриневицкий: «Можно принять за правило, что все богатые чукчи всегда отличаются черствостью даже в отношении собратий своих, бедняки же и среднего достатка люди все, сколько мы не знаем их, ■— прекрасные люди».40
Во второй половине XIX—начале XX в. ведение оленеводческого хозяйства, орудия труда оленеводов, весь комплекс средств
передвижения оставались теми же, какими они были в XVIII— XIX вв. Никаких заметных усовершенствований в ведении оленеводства внесено не было.
Морской зверобойный промысел чукчей
К середине XVII в. морской зверобойный промысел оседлых чукчей достиг высокого уровня развития. Объектами охоты были тюлени, моржи и киты. От охоты на морских млекопитающих чукчи получали основные продукты питания. Кожи моржей шли на изготовление ремней, для такелажа байдар, для линей к гарпунам; использовались для кровли яранг, настилались на пол в спальных помещениях (пологах). Из кишок моржа шились дождевики. Шкуры тюленей (нерп, лахтаков) шли на пошивку некоторых видов одежды, обуви, мешков для хранения разных хозяйственных предметов и некоторых продуктов, бурдюки (пыг- пыг) использовались для хранения жира, из них же вырезались ремни разного сечения, которыми крепились части нарт, из них вязали сети для промысла тюленей и т. п.
Жир морских животных употреблялся в пищу, шел на освещение и отопление жилища. Из клыков моржа изготовлялись орудия охоты и их части (наконечники гарпунов, стрел, пешней), охотничьи санки (кэныр), части упряжи для собак и оленей (кольца, пуговицы), части парусного такелажа для байдар, некоторые предметы бытового обихода (черпаки, ложки, рукоятки) и т. д. Моржовый клык служил материалом для изготовления предметов искусства и культа. Из китового уса делали сосуды, им подбивали полозья нарт, из волокон его плели сети, лески для удочек. Кости китов употребляли в качестве строительного материала (на лабазы, вешала, перекладины, балки в землянках), из них делались подполозки для нарт и многое другое, использовали их как топливо. Шкуры и кожи морских млекопитающих, всевозможные ремни, жир, обувь — все это находило широкий спрос у чукчей- оленеводов в обмен на продукты оленеводства.
Охота на китов и моржей носила сезонный характер, что было обусловлено миграциями этих животных, появлявшихся в водах Берингова пролива в весенне-летний период. Охота на китов и отчасти на моржей производилась с байдары и носила коллективный характер, в то время как охота на тюленей и белых медведей была индивидуальной.
Орудия охоты состояли из разных по размерам и назначению гарпунов, копий, ножей и др. При использовании некоторых видов гарпунов чукчи применяли метательные дощечки.
Наибольшее значение в экономике приморских чукчей имел промысел моржей, которые, помимо мяса и жира, давали высокой прочности шкуры. Кроме того, моржовые головы служили одним из наиболее распространенных культов.41 Около древних населенных пунктов, таких как м. Шелагский, Рыркайпыян (м. Шмидта),
Энурмин (м. Сердце-Камень), Ванкарема.Мечигмен и др., до недавнего времени можно было увидеть расположенные по кругу черепа моржей и других морских млекопитающих.
Промысел моржа в осенне-летний период был наиболее легким и добычливым. В известных местах моржи выходили на лежбища. Охотники свободно подходили к ним и, пользуясь копьем на длинном древке, кололи этих малоподвижных и почти беспомощных на суше животных. Охотились на моржей также и на плавающих льдинах, на которых те находились.
Добыча других морских млекопитающих была сопряжена с большими трудностями. В XVII—XVIII вв. и в начале XIX в. широко практиковалась зимой и весной охота на тюленей около «продуха». Нужно было обладать большим упорством и ловкостью, чтобы подползти к греющемуся на солнце тюленю, часто просыпающемуся и наблюдающему за окрестностями, на расстояние, с которого безошибочно можно было метнуть в него гарпун. Такая охота производилась с маскировкой. Охотник надевал на голову снятую целиком шкуру с головы тюленя. Вооружившись гарпуном он ползком, подражая движениям животного, приближался к зверю. Приблизившись на нужное расстояние, охотник бросал гарпун с прикрепленным к нему ремнем.42 При охоте на тюленей и белых медведей иногда использовались собаки. На ледяной поверхности моря они отыскивали лунки, занесенные снегом, останавливали белого медведя, защищали человека.
Важным объектом охоты были киты. «С ранней весны и до октября оседлые чукчи ловят китов. .. Гарпун обычно делается целиком из моржовой кости, иногда острие из железа. К нему прикреплен прочный ремень, на расстоянии 30 сажен от гарпуна привязано три целых надутых тюленьих шкуры в виде пузырей (пыппи), затем через 20 сажен еще два таких же поплавка и через такое же расстояние в конце ремня еще один. Эти поплавки, всплывая на поверхность воды, показывают им (охотникам. — И. В.) дорогу, они следуют за китом, а когда он утомится, добивают его, закалывая копьями, как раненых тюленей».43
До появления в Беринговом проливе иностранных китоловов чукчи добывали значительное количество китов. Так, Ф. П. Врангель писал, что жители острова Колючин добыли за лето 50 китов.44
Необходимо отметить, что не во всех районах расселения прибрежных чукчей были одинаково благоприятные условия для промысла моржей и китов. Наиболее интенсивно и с большими результатами морской зверобойный промысел велся населением побережья Берингова моря и отчасти побережья Ледовитого океана, особенно в районах, примыкавших к проливу. Чем далее на северо-запад от Берингова пролива, тем суровее ледовый режим океана, тем меньше проходило туда моржей и китов. Не случайно мыс Шмидта по-чукотски называется Рыркайпыян, что значит «Место закрытия прохода моржам».
Для населения побережья Ледовитого океана большее значение имела охота на тюленей. Как следует из сообщений К- Мерка,
Ф. П. Врангеля, Ф. П. Литке, в XVIII и в начале XIX в. морской зверобойный промысел чукчей не претерпел заметных изменений. Огнестрельное оружие еще только начинало проникать к ним. Исследователи, посещавшие Чукотку в первой четверти XIX в., зафиксировали единичные случаи наличия огнестрельного оружия у чукчей.45
Проникновение огнестрельного оружия в морской зверобойный промысел, по-видимому, нужно относить ко второй половине XIX в. Не следует, однако, забывать, что в разных районах расселения чукчей огнестрельное оружие появилось в разное время. Так, на Чукотском полуострове ружья стали входить в обиход морских зверобоев раньше, чем около Чаунской губы. На Чукотку китолозы и американские контрабандисты начиная с 20-х годов XIX в. завозили ружья и огнеприпасы к ним.
Применение ружей потребовало изобретения специального орудия для извлечения добычи из воды, так называемый акын (закидушка, кошка). К одному из концов тонкого длинного линя прикреплялась деревяшка грушевидной формы. В утолщенную часть ее забивалось несколько железных крючков (3—5), обращенных остриями к вершине акын, за которую крепился линь.46 После удачного выстрела охотник бросал акын с таким расчетом, чтобы он упал дальше убитого тюленя. Когда охотник начинал выбирать линь на себя, крючки акын цеплялись за шкуру тюленя, и таким образом добыча подтягивалась к кромке льда, на которой стоял охотник.
К началу XX в. огнестрельное оружие в морском зверобойном промысле чукчей применялось уже повсеместно. Ежегодно на Восточное побережье Чукотки завозилось от 300 до 500 штук винчестеров с соответствующим снаряжением.47
Начиная с 90-х гг. XIX в. русское правительство через своих официальных представителей на Анадыре снабжало чукчей преимущественно винтовками системы «Карле».48 И все же не все чукчи имели возможность приобрести ружье, в достаточном количестве иметь порох, свинец, патроны. По сообщению Н. Ф. Калинникова, в 1909 г. у м, Шмидта и дальше к Чаунской губе, «где патроны и ружья встречаются не так часто», еще сохранялся старый способ охоты при помощи гарпуна.
В начале XX в. появились китобойные ружья, гарпуны с бомбами.49 В 1915 г. на 667 хозяйств приморских чукчей имелось 1150 штук нарезного оружия разных систем, 207 малых китобойных пушек.50
^Основным средством передвижения чукчей по морю были байдары. Однако уже в конце XIX в. у байдары появился конкурент— вельбот. В 1909 г. почти в каждом селении, начиная от мыса Беринга на юге до мыса Сердце-Камень на северо- западе, имелись вельботы, а в Чаплино их было 15.51
В 1915 г. чукотские зверобои имели 101 вельбот и 523 байдары. 2 Однако вельботы не вытесняли байдар, так как последние имеют свои преимущества. Они легки и очень удобны при высадке на берег во время прибоя или на льдину, для плавания по мелким лагунам и рекам. Кроме того, их можно было изготовить своими силами из своих материалов.
Богатые чукчи и эскимосы начали приобретать у американцев шхуны с газолиновыми двигателями. Как сообщал Камчатский губернатор в 1911 г., «в последнее время местное население стало обзаводиться от американцев собственными небольшими шхунами, которых в настоящее время пять: в Уэлене, Нуукане, Чаплине, Эстигэте и на м. Беринга».53
Шхуны применялись на морском промысле и использовались для каботажных плаваний с целью торговли. Команда на них состояла из местных жителей.
Во второй половине XIX—начале XX в. условия для дальнейшего развития частной собственности стали более благоприятными. Резко возрос спрос на моржовые клыки, китовый ус, жир морских животных, а с конца XIX в. — на тюленьи и моржовые шкуры, а также на изделия из них. Все это шло на вывоз, преимущественно на Аляску. По далеко не полным данным, в 1895 г. американскими судами вывезено с Чукотки 1240 пластин китового уса, 658 моржовых клыков, 67 пар нерпичьих штанов, 403 пары нерпичьих торбазов, 82 пары нерпичьих рукавиц, 66 нерпичьих мешков, 14 фуражек из шкур нерпы и т. п. 64
В 1905 г. вывезено в Америку 9850 нерпичьих шкур, моржовых клыков 8200 фунтов, китового уса 8000 фунтов, 230 лахтачьих шкур, 15 моржовых шкур.65
В 1906 г. торговая станция Северо-Восточного Сибирского общества на мысе Дежнева отправила на Аляску закупленного у чукчей сырья на 15 тыс. долларов, со станции Владимир (пост Провидения) мехов, моржовой кости, кож и китового уса на 34 тыс. долларов.56
Одновременно с развитием частной собственности на орудия и средства охоты шло разрушение первобытнообщинных принципов уравнительного распределения добычи. При сохранении коллективных видов охоты, например на китов, в общинное распределение шло только мясо и жир кита, а китовый ус делился по определенным правилам лишь среди участников промысла. Установились также правила раздела шкур и клыков моржа между участниками охоты, тогда как мясо и жир по-прежнему составляли общее достояние. Однако и при дележе мяса моржа действовали установленные правила.57
Продукты охоты на лахтаков также распределялись неравномерно. Шкуры, которые шли на ремни и подошвы, ценились особенно высоко, так как составляли один из главных предметов при обмене с оленными чукчами. Их распределение было не менее строгим и производилось в соответствии с установившимися традициями.
С конца XIX в. обозначился спрос на внешнем рынке на шкуры морских животных, обувь из них. Эти товары скупались в значительном количестве американскими китобоями-контрабандистами.
Иностранцы не только скупали продукты промысла, но и сами охотились на китов, моржей, тюленей, часто в водах и на лежбищах Чукотского полуострова. Уже в конце 60-х гг. XIX в. начало ощущаться уменьшение промысловых животных у берегов Чукотки. «От Прибрежных жителей со всех сторон слышались жалобы, что прежде морские промыслы были много прибыльнее.. . в достаточном количестве для того, чтобы выменивать их чукчам- оленеводам на необходимый материал для зимней одежды; но с тех пор как американцы начали ловлю тюленей и моржей у самого берега, добыча, выпадавшая на долю чукчей, стала много беднее, а нужда сильно возросла».58 О. Нордквисту чукчи неоднократно говорили о шхунах, которые истребляют китов и моржей, отчего сами чукчи терпят нужду.59 А в 1886 г. чукчи и эскимосы всех поселков жаловались полковнику Ресину: если русское правительство не защитит их от американских хищников, «их ожидает в будущем голодная смерть». 0
В «Правительственном вестнике» за 1890 г. сообщалось: «В Беринговом море истребление китов идет параллельно с уничтожением тюленей, моржей и некоторых других зверей, и если против такого истребления не будут своевременно приняты меры, то и киты также выведутся, как тюлени и моржи. Известно уже, что только из Сан-Франциско и Виктории ходят ежегодно в Берингово море 10 больших шхун, но значительное количество американских судов, занимающихся незаконным промыслом у русских берегов, остается неизвестным».61
Жалобы чукчей и эскимосов были небезосновательны. В 1885 г. «близ селения Уныин на Чукотском полуострове был убит 21 кит, из них четырех убили чукчи, а остальных — 5 партий китобоев». В 1900 г. в Беринговом море было добыто всего 63 кита, в 1901 — 39, в 1902 — 52, в 1903 — 38.62 Уже в 1914 г. в Чукотском уезде было добыто лишь 11 китов, а в 1915 — только шесть.63
И не только киты, но и моржи были объектом хищнического истребления иностранными китобоями. «Чукчи давно уже жалуются русскому правительству на это истребление», поясняя, что «когда морж кончится, и чукчи кончатся».64
В 1910 г. генерал-губернатор Приамурского края П. Ф. Унтер- бергер имел возможность лично выслушивать жалобы чукчей. Жители с. Энмыльын «жаловались начальнику края, что американские шхуны выбивают вдоль берегов морского зверя. Раньше его было много, теперь становится все меньше и меньше, и они опасаются, что моржей сильно истребят, и чукчи будут терпеть острую нужду в продовольствии». В с. Нунлыгран чукчи также «жаловались на американцев, уничтожающих морского зверя, и просили защиты».66
Браконьерство усилилось еще больше после 1914 г., так как охрана берегов в связи с войной значительно ослабла. Население почти ежегодно испытывало недостаток в моржовом мясе, местами был просто голод. В зиму 1915/16 г. жители побережья Берингова пролива оказались в крайне тяжелом положении. В феврале 1916 г. губернатор Камчатки Мономахов сообщал генерал-губернатору Приморской области: «По побережью от бухты Провидения до мыса Дежнева в 25 селениях с половины ноября по случаю упадка промысла моржей начался голод, питаются ремнями, кожами. Главная причина ухудшения промысла моржей — массовое хищническое истребление моржей у наших берегов американскими шхунами. В 1915 г. каждая шхуна промышляла до двух тысяч моржей, пользуясь клыками, кожею, жиром, выбрасывая мясо в море».66
Браконьеры выбивали моржей и на лежбищах,67 следствием чего явилось угасание лежбищ. Многие из них так и не восстановились. Из двадцати моржовых лежбищ Чукотского полуострова к началу XX в. осталось только пять, на которые еще выходили моржи.
Во второй половине XIX—начале XX в. хищническое истребление китов и моржей иностранными китобоями подорвало промысловую базу оседлого населения Чукотки.
Рыболовство и другие промыслы чукчей
Рыболовство для чукчей было сопутствующим промыслом. Им, как уже говорилось, занимались и оленные, и приморские чукчи, но запасов рыбы в виде юколы они не создавали.
Подробно ознакомившись с жизнью и бытом чукчей в конце
XVIII в., К- Мерк отмечал: «Что касается рыбной ловли, то местные жители занимаются ею лишь мимоходом, поедая рыбу сырой, но не сушат ее. Для этой цели они пользуются сетями из китовых жил или ременными из тюленьей кожи (Jginhi). Небольших рыб ловят также на костяную удочку».68 «На р. Чауне, — писал далее тот же автор, — встречаются полыньи и в них водятся в очень большом числе форели. . . Чукчи ловят эту рыбу в декабре и январе сетями из жильных ниток. Они также без труда добывают ее из воды багром (очевидно, мариком. — И. В.) в виде железного крюка, укрепленного на конце жерди. Они замораживают эту рыбу, укладывают на грузовые нарты и увозят с собой».69
Неразвитость рыболовства у чукчей, слабое его оснащение орудиями и средствами лова — свидетельство того, что в прошлом у них не было этого промысла.70 К рыболовству вынуждены были прибегать бедняки. Однако и они впрок рыбы не заготовляли, питались ею лишь в отдельные периоды года.71
Несколько большее значение имело рыболовство для чукчей, переселившихся в середине XVIII в. на южный берег р. Анадыря. Здесь они постепенно усвоили технику и способы добычи рыбы коряками, а также и заготовку ее в виде юколы на зиму
Во второй половине XIX в. значение рыболовства для оседлых чукчей заметно возрастает. Упадок добычи морских млекопитающих побуждал население более интенсивно заниматься рыболовством. «Побережные жители Чукотского полуострова еще мало интересуются рыбой, хотя и там уже заметен переход к этому источнику довольствия, который в будущем, по истреблении зверя, должен и для них стать главным». 2
Чем дальше на юг и на северо-запад от Берингова пролива, тем большее значение в жизни оседлых чукчей играло рыболовство. Промысел рыбы носил индивидуальный характер. Часто чукчи не могли заняться более продуктивно промыслом рыбы, так как не имели необходимых орудий лова (ни индивидуального, ни коллективного пользования). Еще в 1916 г. отмечалось, что «вследствие невозможности получения прядевого материала для сетей, некоторыми из чукчей применяются при рыболовстве небольшие сети, сплетенные из оленьих сухожилий».73 Чтобы создать такую сеть нужно было несколько месяцев напряженного труда женщины. ц ц
Систематически занимались рыбной ловлей малооленные чукчи, проводившие лето на берегах Анадырского лимана, в низовьях р. Анадыря. «Чукчи, которых я видел, — писал Олсуфьев,— знали только один способ ловли рыбы, именно — с помощью неподвижной сети, связанной из кожаных ремней. Сеть эта имеет форму клина, длиною до 3-х сажен, при ширине основания 2 аршина. Один конец укрепляется на берегу, а другой, с помощью длинной жерди, выставляется вперед. Через несколько минут сеть ремнем притягивается к берегу, каждый раз приносит от 2—4 рыб».74
При таких несовершенных средствах добычи чукчи не создавали запасов рыбы. «Красная рыба чукчами и ламутами ловится только на их текущую потребность».7
Сообщая о чукотском рыболовстве побережья Тихого и Ледовитого океанов Калинников писал: «Они не охотно переходят к рыбе, потому что для этого промысла у них нет ни опыта, ни приборов, ни уменья заготовлять ее впрок».76 По-видимому, это обобщение справедливо лишь относительно чукчей, которые жили к северу от бухты Провидения и по побережью Ледовитого океана.
Промышленного рыболовства, которое оказало бы влияние на развитие хозяйства местного населения, на Чукотке не было. Лишь с 1908 г. началась промышленная эксплуатация рыбных богатств Анадыря, .когда на лимане была основана первая рыбалка.77 Рыболовство имело первостепенное значение лишь для оседлого населения по Анадырю.
Незначительное место в экономике чукчей занимала охота на горных баранов, лосей, на белых и бурых медведей, росомах, волков, лисиц, песцов. А. Аргентов дал описание охотничьего промысла чукчей и орудий, какими они пользовались в середине XIX в. «Лисиц, песцов и росомах осенью по глубокому снегу травят собаками. Челибухой (стрихнином. — И. В.) окармливают волка и лисицу зимой в стужу. Белых медведей стреляют из лука или колют копьями. Диких оленей стреляют винтовкою летом, тоже баранов».7®
Чукчи в прошлом не пользовались ни капканами, ни черканами, зато они применяли ряд оригинальных ловушек, созданных из местных материалов. На песца или лисиц часто употреблялось улюкэ, или нора во льду, при входе в которую устанавливалась потайная петля с подвесной тяжестью. В норе оставляли приманку-кусочек мяса. Как только песец касался его, петля затягивалась и давила зверя. Примечательна также ловушка эвкэв. Она представляла собою ледяную яму с отвесными стенами. Устье ямы выкладывалось гладким льдом, здесь укреплялась вертящаяся доска с примороженным куском мяса. Когда песец касался наживы, доска поворачивалась и зверь падал в яму. Доска опять выравнивалась.7 Однако эти оригинальные способы добычи пушных зверей вскоре чукчами были забыты.
Занимались чукчи охотой и на водоплавающую дичь с помощью особого орудия эплыкытэт (бола). В зимнее время охотились на зайцев, куропаток при помощи петель, лука и стрел. Эти промыслы носили всегда вспомогательный характер.
По мере развития, с одной стороны, оленеводства, а с другой — морского зверобойного промысла сухопутные виды охоты на мясного зверя теряют свое значение. Вместе с тем с налаживанием регулярных торговых связей чукчей с русскими усиливается охота на песцов, лисиц. Н. Ф. Калинников встречал в тундре оленеводов, которые в течение зимы добывали до 80 песцов. Из оседлых чукчей больше и успешнее занимались пушным промыслом те, которые жили к западу от мыса Шмидта.
На смену исконным орудиям охоты пришло огнестрельное оружие, фабричные капканы и пасти, которые чукчи переняли от русских жителей. Последние применялись там, где был выкидной лес в районе м. Шелагского, по берегу Чаунской губы и далее к западу, вплоть до Колымы, по берегам рек Анадыря, Колымы.
Охота была делом мужчин. Среди чукчей не было людей, которые существовали бы только за счет пушного промысла: охота была подсобным занятием, но имела важное значение в экономике. Пушнина служила валютой, на которую приобретались привозные и местные товары.
Некоторые из чукчей уделяли большое внимание этому промыслу. Они вносили в него усовершенствования, пытались сделать промысел, в частности песца, регулярным. Для этого они в летнее время, когда был удачным промысел морского зверя, часть мяса закладывали на приманку песцам.80
О размерах пушного промысла чукчей можно в известной мере судить по количеству закупленных на Чукотке американцами песцовых шкурок. В 1894 г. в с. Уэлен было закуплено 45 шкурок песца, в 1895 — 1 18.81 В 1905 г. на всем побережье Берингова моря (к северу от м. Беринга) было закуплено 560 шкурок песца.82
Приморские чукчи, подобно оленным, заготовляли ягоды (шикшу, морошку), коренья некоторых клубней растений, а также листья кустарников, которые употреблялись в пищу зимой. Калинников записал около 20 видов различных растений, употребляемых чукчами в пищу.83
В весеннее время поедали некоторые виды моллюсков, а осенью вылавливали в море особым орудием листья морской капусты, которые шли в пищу в сыром виде.
На базе морского зверобойного промысла и «на почве оленеводческого хозяйства развились кустарные промыслы: выделка ровдуги (замши) и изготовление для продажи кухлянок, одеял, ковров, кукулей, перчаток, рукавиц, торбазов и пр.».84
Особым способом чукчи выделывали нерпичью кожу, пропитывали ее жиром, благодаря чему она делалась эластичной, водонепроницаемой и темного, почти черного цвета. Из такой кожи делались чемоданы для продажи на Колыме и Анадыре русским, для сбыта на Аляску — шились торбаза в виде сапог. «Кроме сапог, рукодельницы этой местности готовят в течение долгой зимы много ковриков разнообразной величины из белой и разноцветной нерпичьей кожи, вырезанной разнообразными фигурами, с опушкой из какого-либо меха, вышитых сумочек, поясов, ружейных чехлов, патронташей и прочей мелочи».85
«Наряду с женщинами, мужчины режут из кости незатейливые цепочки, ножи для бумаг, мундштуки, трубки, пуговицы, модели пароходов и шхун, просто полируют красивые моржовые клыки. Некоторые достигают в своих работах большого изящества, приобретают в Америке специально для этой цели токарные станки».86 Почти все эти предметы предназначались для сбыта.
Зачатки кустарного производства, обслуживавшего внешний рынок, возникали лишь на восточном побережье Чукотки. В этот вид новой деятельности (все процессы производства от начала и до конца носили ручной характер) в большей степени были вовлечены женщины.
Скупщики кустарных изделий в соответствии с требованием рынка заказывали чукчам предметы по образцам, которые отступали от традиционных форм, часто это были совершенно новые предметы, изготовлявшиеся из местных материалов (коврики, скульптуры Пеликенов и др.).87
С развитием китобойного промысла в Беринговом море капитаны китобойных шхун предпочитали нанимать на свои суда матросами чукчей и эскимосов. Они были не только самой дешевой рабочей силой, но и легко переносили тяготы СурОЕЗОЙ жизни на маленьком суденышке в водах бурного и холодного океана. «По окончании плавания с таким работником рассчитываются ружьем, ящиком табаку и сухарей». 8
Известно, что некоторое количество чукчей трудилось на золотых приисках на р. Надо в 1907—1908 гг.,80 на разработках графита в Пуутыне, в услужении у торговцев и т. п. Однако за исключением единиц, они не отрывались окончательно от своего основного занятия — морского промысла.
Орудия охоты и оружие чукчей
Наиболее распространенными орудиями охоты на сухопутных животных в XVII—XVIII вв., отчасти в XIX в., служили лук со стрелами и копье. Последнее использовали при охоте на белых медведей, моржей. Орудия охоты на морских млекопитающих конструктивно отличны от орудий сухопутной охоты. В большинстве своем это разные по размерам метательные гарпуны с отделяющимися наконечниками, к которым прикреплены длинные лини.
Материалами для изготовления орудий и оружия служили камень, дерево, кость морских и сухопутных животных, китовый ус и железо. На протяжении XVII и XVIII вв. чукчами широко использовался камень (обсидиан, кремень, сланец), из которого делали вкладыши к гарпунам, наконечники копий, стрел и другие орудия. Из дерева изготовлялись луки, стержни для стрел, древки для гарпунов, копий, дротиков, копьеметалки. Дерево применялось в качестве основы для щитообразных открылков чукотского панциря, обшивавшихся сверху кожей моржа. Наиболее широкое применение имели кости и рога (преимущественно оленей), моржовые клыки и китовые ребра и челюсти. Из рога оленей делали наконечники стрел, проколки, части упряжи, рукоятки, копылья для нарт оленьих и собачьих, вытрясалки снега (с одежды и полога), ложки, крючки для подвешивания. Из ребер оленя делали ножи, пластинки для панцирей и т. п. Китовый ус применялся как материал для вкладышей в наконечники стрел. Им крепили деревянную основу луков. Волокна китового уса шли на лески, из них плели сети, сачки.
В XVIII в. каменные топоры (гаттэ), наконечники копий и стрел, костяные ножи были почти вытеснены металлическими. К середине XIX в. железо, медь проникли во все уголки Чукотки и прочно вошли в обиход чукчей, стали незаменимым материалом для орудий и оружия. Покупая медные и железные котлы, чукчи разрубали их и делали наконечники для стрел и даже латы. Однако следует отметить, что главным образом чукчи получали металлические ножи, наконечники копий, котлы, иголки в виде готовых изделий. Оружие чукчей, средства защиты воинов подробно и обстоятельно описаны в работе В. В. Антроповой.90
Лук со стрелами и копье составляли вооружение чукотского воина. Как можно понять из сообщения Т. И. Шмалева, луки у чукчей были сложные, т. е. состояли из нескольких слоев, склеенных вместе — «луки к тому ж с наклейкою».91 Иногда для упрочения лука применялся китовый ус. Для оперения стрел использовались маховые перья гусей, ворон, чаек и сов.92 В отличие от коряков и юкагиров чукчи прикрепляли к стреле два пера, а не три.93 Известно, что чукчи нередко выменивали луки и материал для них у коряков и аляскинских эскимосов.94
Из средств защиты воина в XVII—XVIII вв. в обиходе были два типа панцирей, отличающихся по материалу и форме. Панцирь из моржовой кожи или китового уса, очевидно, был выработан охотниками на морского зверя (эскимосами), панцирь из костяных или металлических пластинок известен и у других народов Азии.95
Попадаются у чукчей и железные кольчуги, весьма ценимые ими, из продолговатых четырехугольных кусков железа, скрепленных ремешками, а также такие же шлемы с забралом на лбу и с наушниками.96
Капрал Г. Шейкин, служивший в Анадырском остроге в 50-х гг.
XVIII в., так описывает панциры и стрелы чукчей: «Чукчи ж место панциря во время баталии надевают куяки однобоки, деланы из железа и из китовых усов, и на голову от куяка открылок — доска деревянная и обитая кожей морской, лафтаком называется, из-за которой доски, выглядывая, стреляют из деревянного лука стрелою, которая подобна татарским стрелам. . . копье вставлено костяное и то присажено не крепко, оно же с зазуброй, дабы есть ли потрафит в человека, то стрела выдернетца, а копье оста- нетца в человечьей ране. Перья ж к стрелам не приклеивают, а привязывают жилками только по концам».97
Казак Кузнецкий в 1756 г. рассказывал о чукотском вооружении следующее: «А к томуж те стрелы со обеих сторон мажут из травы называемой лютика соком, от которой человек, получа стрелою язву в скором времени опухнет и умрет. . ,».98
Как оружие чукчи применяли также «каменные шибалки» — пращи. «А бой у них каменный и лушной», ■— отметил в 1660 г. К. Иванов.90 То же подтверждается рядом других свидетельств
XVIII в.100
Описанное выше вооружение чукчей просуществовало у них в основном до конца XVIII в. Однако кое-какие изменения наметились уже тогда. Несмотря на строгие запреты продажи чукчам металлических изделий и в первую очередь оружия, оно все же проникало к ним.
В 1778 г., будучи около м. Шмидта, Д. Кук отметил, что «стрелы их вооружены костьми или каменьями, а копья, железные или стальные европейской работы, висели на кожаном ремне через правое плечо, а на левом кожаные же красные красивые колчаны, наполненные стрелами».101
В качестве средства охоты и «оружия» чукчи применяли иногда и арканы. Использование того или иного оружия зависело от решения тактических задач в данный момент. Описывая вооружение чукчей в первой четверти XIX в., капитан Шишмарев отметил, что колчаны — «очень красивые, сшитые из оленьей кожи, раскрашенные и вышитые».102 Обязательным оружием каждого воина и охотника были ножи. «Главнейшее их оружие, в аршин длиною нож, всегда носимый при себе и сохраняемый в чехле, у некоторых еще по одному или по два меньших ножа, обыкновенно спрятанных в кармане или за рукавом».103
Коцебу, посетивший чукчей в 1818 г., писал: «Оружие их состоит из луков, стрел, ножей и копий; сие же последние суть сплошь железные с медными украшениями. Они имеют ножи трех родов: первый, длиною в аршин, носят в ножнах на левом боку; другой, немного короче, прячут они под одеждой на спине, так что рукоятка видна на один дюйм выше левого плеча; третьего рода ножи, длиною в полфута, засовывают в рукав, и употребляют только для работы».104
В конце XVIII в. военные столкновения чукчей со своими соседями прекратились, и вооружение уже не развивалось — панцири, луки, копья, боевые стрелы стали предметом реликтового характера.
Средства передвижения у чукчей
Основным средством передвижения по суше были олени. Чукчи запрягали оленей в нарты. При этом они использовали несколько видов нарт. Нарты для легковой езды, нарты для перевозки груза, нарты для перевозки посуды кукиинэн (букв.- котлогрузовые), кибитка, крытая оленьими шкурами, для перевозки детей — таран, нарты для перевозки жердей остова яранги. Чукчи использовали оленей в упряжи лишь по санному пути. «Легкие свои санки, — писал К. Мерк, — они изящно вырезывают из березового дерева, весной разбирают их, а к зиме снова собирают, причем к зиме всегда выскабливают их добела и обивают полозья китовым усом. Грузовые нарты тяжелы и за отсутствием леса обычно покрыты заплатами. Соединительные дуги полозьев делаются обычно из рогов диких оленей. . . Для связывания частей грузовых нарт они пользуются китовым усом, а ездовые сани связывают по большей части замшей. . . От дождя и снега нарты (груженые. — И В ) укрываются моржовыми шкурами. Кроме того, женщины имеют особые крытые нарты, по большей части из березового дерева, очень кропотливой отделки, которые покрыты пологом из низкошерстного белого или пестрого меха, сшитого в виде покрышки и натянутого на круглые стойки или узкие досочки. По краям эта покрышка обычно обшита полосой ручной вышивки и обвешана бахромой из замшевых ремешков. Кроме того, для украшения они на задке нарт также укрепляют круглый большой кусок вышитого меха, к которому посредине подвешивается несколько длинных кисточек из красных шерстинок молодых тюленей. В таких нартах перевозят роженицу, маленьких детей. . . В них едут также жены, сопровождая мужей при поездках в гости. В такие нарты, а также в легкие ездовые, впрягают по два оленя, в грузовые нарты лишь по одному».106 По-видимому, никаких принципиальных изменений оленья упряж чукчей с XVIII в. и по наше время не претерпела.
Каждое хозяйство, каким бы экономически слабым оно ни было, имело хоть пару упряжных оленей и нарты. Только одинокие женщины и сироты не имели оленей.
Отправляясь в дальнее путешествие с грузами, чукчи передвигались медленно, делая в день максимум 10—12 км, так как олени быстро утомлялись.
Если чукча отправлялся куда-нибудь далеко налегке, он предпочитал проехать много лишнего расстояния, лишь бы не ночевать с оленями в тундре. Обычно такой путник ехал от стойбища к стойбищу. В первом же стойбище он оставлял своих оленей, ему давали свежих, которых в свою очередь он оставлял в следующем стойбище и т. д. На обратном пути он возвращал хозяевам тех оленей, которых они ему давали. При таком способе передвижения и замены утомленных оленей свежими, путник быстро преодолевал большие расстояния.
Для передвижения по снегу и льду чукчи пользовались ступа- тельными лыжами-ракетками — вэлвыегыт (букв.: вороньи
лапки),106 они сохранились до настоящего времени. При ходьбе по льду и неровной поверхности к ним привязывались шипы, сделанные из рога оленя, бивня мамонта или моржового клыка.
Из средств передвижения по воде чукчи пользовались одноместными байдарками и многоместными большими байдарами. «А лотки у них кожаные, — сообщал в 1660 г. Анадырский приказчик Курбат Иванов, — а подымают человек по 20-ти и по 30-ти».107 «Лодки их обтянуты моржовой кожей, остов закрепляется поверху двумя шестами, образующими острый, выдающийся вперед нос, а сзади концы шестов выдаются за тупую корму. В лодке четыре скамьи для гребцов: на передней сидит один, на прочих по 2—3 гребца, и 1 на руле. Гребут короткими однолопастными веслами. При дальних плаваниях в середине байдары, немного ближе к носу, укрепляют два поперечных шеста с надутыми тюленьими шкурами в виде поплавков. Этим они предупреждают опрокидывание байдары волной. В открытое море они не осмеливаются плыть без таких пузырей. Кроме того, поплавки удобны при втаскивании убитых животных и при разделке туш в воде. Тогда оба пузыря подвязываются к одному борту для сохранения равновесия судна. Замшевый парус лодок называется у них е1ет-Меип, а весла — ^еиело».108
По-видимому, размеры байдар были разными, что зависело от количества людей, объединявшихся для совместного промысла.
В конце XIX в. наряду с байдарами стали использоваться вельботы и шхуны. В случае необходимости оленные чукчи строили плоты тмитым (от тунгусского «тым»). Есть указания в фольклоре, что при переправах через большие реки чукчи сплачивали нарты, обтягивали их покрышкой шатра, получалась своеобразная ладья, на которой перевозили имущество и переезжали сами.
Известны случаи, когда оленные чукчи пользовались байдарами морских зверобоев. В свою очередь оседлые чукчи, когда возникала необходимость дальних переездов, пользовались оленями кочевых чукчей. «Оленные чукчи к сидячим чукчам на оленях приезжают и в зимние походы на коряк подымают тех сидячих на своих оленях, а, напротив того, сидячие чукчи оленных возят на своих байдарах по морю и по реке и дают им во взаимное дружество свои байдары, а от них оленных вместо байдар своих берут на платье себе разного звания кожи оленей».109 Так в XVIII в.
между оленными и оседлыми чукчами проявлялась взаимопомощь средствами передвижения.
Еще одним средством передвижения по суше служили собачьи упряжки, начало использования которых относится, по-видимому, к недавнему времени. Ни в одном известном нам документе
XVII в. нет указаний на употребление в упряжи собак. Не обнаружено также остатков упряжи собак ранее XVII в. и при археологических раскопках на Чукотке. Весьма показательно также, что вся терминология, связанная с упряжью собак и ездой на собаках, идет от упряжи и езды на оленях. Следовательно, использование собак как средства передвижения возникло позднее использования в упряжи оленя. Такое положение вполне закономерно и соответствует общему пути развития хозяйственных форм чукчей.
Заимствуя от эскимосов культуру морского зверобойного промысла, чукчи позаимствовали также использование собак в упряжи по эскимосскому образцу. В это заимствование они внесли и свое, в частности запрягали собак в нарты оленьего типа.110 Как отмечал И. Биллингс, «сидячие чукчи ездят на собаках, запрягая их от 4 до 6 рядом и управляя плетью».111 «Зимой оседлые чукчи ездят на собаках, — писал К. Мерк, — нарты их длиною 51 /2 футов, высотой 8—10 дюймов, а шириной 1 фут 4 дюйма или немного больше. Полозья узкие и обиты китовым усом, на них поставлено 7—8 дужек из оленьих рогов. В отдельные, привязанные к передку нарт, ремни они впрягают от 3 до 7 собак в один поперечный ряд».112 Сообщаемые К. Мерком подробности не оставляют сомнений в том, что конструктивно и по внешнему облику эта нарта мало чем отличалась от оленьей легковой.
Веерный тип упряжи собак у них сохранялся и в первой половине XIX в., о чем писали Ф П. Врангель 113 и Кибер.”4 В начале
XIX в. зарегистрировано использование «собак для бечевания байдар» вдоль берега.115
Таким образом, у чукчей в XVIII и первой половине XIX в. был распространен эскимосский тип упряжи собак веером. Лишь позднее они заимствовали от русских и тип нарты,и способ упряжи — цугом, и управление при помощи остола. По-видимому, этот способ упряжки собак начал распространяться среди чукчей с середины
XIX в.116
Во второй половине XIX и до начала XX в. у чукчей еще практиковались два способа упряжки собак: старинный — веером и новый — цугом. Соответственно каждому способу упряжки использовались разные виды нарт. В упряжку цугом запрягали обычно 8—12 собак, в веерную — 5—6. Однако Норденшельд отметил, что чаще всего чукчи запрягали собак пара за парой в один длинный общий ряд. Уже, видимо, тогда новый тип упряжки значительно вытеснил прежний.118
В начале XX в. старинный способ упряжки собак веером сохранился у чукчей только при 'состязаниях в быстроте езды. Такой способ упряжки применялся чукчами и позднее, как это удалось наблюдать автору в с. Лорино в 1932 г.
В каждом хозяйстве чукчей, в котором имелись работоспособные мужчины, была упряжка собак. Однако их количество и качество находилось в прямой зависимости от состоятельности семьи, морского промысла. На побережье Ледовитого океана, к западу от с. Ванкарем, собак было у чукчей меньше, так как морской промысел здесь был менее продуктивный, чем к востоку, и поэтому обычная упряжка состояла из 6—8 собак. Жители побережья Ледовитого океана вследствие частых голодовок лишались тех немногих животных, которые у них были. «Хроническое бессобачье» чукчей этого побережья отмечалось почти всеми, кому доводилось бывать у них.119
Часто собаки гибли не только от бескормицы, но и от болезней. Только у обруселого населения Анадыря погибло из 1800 собак около 1 ООО.1 «Болезни вырывают собак сотнями, потому что население не умеет бороться с ними, никакой ветеринарной помощи здесь не существовало».121
Чукчи не очень умело занимались разведением и отбором лучших собак. Они предпочитали покупать ездовых собак у русских жителей Колымы и Анадыря. Некоторые из жителей Колымы специально занимались разведением и скупкой собак, с тем чтобы перепродавать их чукчам. Стоимость средней собаки •— 15 р. или 2 песца. Лучшие собаки ценились 20, 25 и 30 р., т. е. по 4 песца за голову. Ни охотничьих, ни пастушечьих собак у чукчей не было.
Кормили собак мясом и жиром морских млекопитающих. На Анадыре — рыбой и нередко оленьим мясом.
Жилище чукчей
У чукчей было два типа жилищ: переносное и постоянное. «Сидячие», или оседлые, чукчи имели два рода жилищ: зимнее и летнее. Зимой жили в полуземлянках, тип и конструкция которых были заимствованы от эскимосов.
Наиболее подробные сведения об устройстве полуземлянок оседлых чукчей сообщает К- Мерк: «Принятые у оседлых чукчей зимние жилища называются у них МшцН (эскимосское. — И. В.), у оленных же чукчей сЫгаЬ. . . . Снаружи юрты покрыты дерном, закруглены и возвышаются над уровнем почвы на несколько футов. Сбоку расположено четырехугольное отверстие, через которое можно войти внутрь.
Вокруг входа поставлены стоймя по всей окружности землянок, кроме только места для прохода, китовые челюсти... высотой до 7 футов. Сверху они прикрыты китовыми ребрами, а поверх того — дерном. Через упомянутый вход попадаешь сперва в коридор, длиной во всю землянку, высотой около 6 футов, шириной около сажени или больше и немного углубленной по сравнению с уровнем пола землянки. Сама землянка имеет всегда четырехугольную форму, ширина и длина ее составляет 10—14 футов, а высота 8 футов и больше. Ближе к стенам высота помещения вследствие изгиба потолка уменьшается. Землянка углублена в землю на 5 футов, а сверх того на три фута высоты уложена земляная стенка, поверх китовые челюсти, установленные по всем сторонам На упомянутых китовых челюстях покоятся четыре отдельных одинаковых китовых челюсти, уложенные вдоль от самого входа на некотором расстоянии друг от друга и образующие потолок юрты. Поперек них по всему потолку уложены китовые ребра На высоте трех футов от уровня пола по четырем углам юрты прикреплено по одному ребру, которые по середине своего изгиба покоятся на подпорках, а на них вдоль всех четырех стен уложены доски. Они и представляют собой нары, на которых спят и сидят чукчи. Пол также покрыт досками, а под нарами взамен настила положены моржовые шкуры Близ входа в потолке имеется решетчатое отверстие, затянутое пузырем китовой печени. . Около окна имеется в потолке еще одно небольшое отверстие в виде вдавленного в крышу позвонка, оно предназначено для выпуска наружу дыма от ламп, расположенных по четырем углам юрты Некоторые из китовых ребер, образующие крышу, окрашиваются по бокам в белый цвет и на них изображаются фигуры, как то: киты, байдары и прочее, что ими делается при празднествах. Сени освещаются таким же окном, вделанным в потолок близ самой землянки. В другом конце сеней расположены входы в две—три кладовые, иногда у двух землянок имеется лишь один общий наружный ход с сенями».123
Эти данные дополняются сведениями Ланганса: «В одной юрте живут много семейств, из коих каждая отделяется только своим особливым пологом, сделанным из оленьих кож. У них днем и ночью горит огонь в плошках, налитых жиром разных морских зверей и имеющих вместо светильни мох».124
При сопоставлении этих описаний с материалами археологических раскопок С. И. Руденко обнаруживается поразительное сходство планов землянок пунукского времени (VII—XVII в. н э.) с вышеописанными. Руденко отмечает наличие кладовых, расположенных около коридоров, иногда один общий вход для двух землянок. Совпадает также и материал, из которого строились землянки в пунукское время и в XVIII в.125
В народной памяти современного населения Чукотки сохранились представления о том, что раньше было два типа полуземлянок. вал/саран («жилище из челюстей») и клерган («мужское жилище») Клерган, несмотря на такое, казалось бы, специальное название, местное население считает просто зимним коллективным жилищем, в котором селилось несколько семей ближайших родственников. Валкаран тоже зимнее жилище, но для одной семьи. По свидетельству информантов, в валкаран жили сироты или посторонние, которых могла поселить около себя большая семья
Летние жилища оседлых чукчей в XVIII в. отличались от зимних тем, что обитателями яранги обычно были члены одной семьи. Вблизи зимних юрт «стоят их летние яранги». «Зимних юрт всегда приходится одна на несколько летних яранг», — замечает К- Мерк.126
В Уэлене было «летних юрт 26, зимних 7». Такое соотношение количества зимних и летних жилищ было характерно для всех оседлых поселений чукчей. Г. Сарычев отметил, что селение «Янданай (Янранай. — И. В.) имеет две землянки и шестнадцать летних шалашей. . . Лугрень (Льурэн. — И. В.) состоит из четырех землянок и семнадцати шалашей». «Селение Ме- чигмы. . . имело двенадцать шалашей и три земляные юрты. Летнее жилище сидячих чукчей есть ничто иное, как шалаши, поставленные сверх земли; сделаны из китовых ребер и жердей и покрыты кожами морских зверей. К зиме шалаши сии разбирают и переходят жить в землянки» 128
Яранги прибрежных чукчей по внешнему виду и внутреннему устройству напоминали яранги оленных чукчей. Сохраняя конструктивную основу яранги оленеводов, летнее жилище оседлых чукчей имело и некоторые отличия. Оно не имело дымового отверстия наверху. Там, где не было леса, чукчи не устраивали даже очага. Пищу готовили на жировых лампах или в специально устроенных «кухнях» около яранги, где жгли кости морских животных, обливая их жиром.
В XVII—XVIII вв. чукчи пускались в дальние плавания (на реки Колыму, Амгуему, Анадырь и др.) со всем своим имуществом, с семьями, и на этот период жильем им служили яранги. Однако во время остановок в пути и при необходимости укрытья от непогоды, они вытаскивали на берег байдары, опрокидывали их вверх дном и располагались под их укрытием.
Уже в конце XVIII 'В. некоторые чукчи на зиму оставались жить в ярангах, крытых моржовыми кожами с пологами из оленьих шкур внутри. Позже А. П. Лазарев отметил: «Зимних юрт мы у чукчей не видели; летние же делаются книзу довольно круглыми, в диаметре-от 21 /2 до 4 сажен, а кверху выпуклыми, отчего издали походят на стопсена. Нам говорили, что чукчи живут и зимой в сих юртах, чему мы сначала не верили, но нас уверяли, что зимой в них не холодно».129
В XIX в. окончательно исчезают полуподземные жилища вал- каран и клегран. Вместо них используются и в зимнее время яранги со спальными пологами из шкур оленя. Ф. П. Врангель, проехавший на собаках от м. Шелагского до Колючииской губы, видел лишь развалины старых землянок, но нигде не говорит о том, что чукчи живут в них. «Оседлые чукчи живут малыми селениями, — писал он. — Хижины их делаются на шестах и китовых ребрах, обтягиваемые сверху оленьими кожами».130
Оленные чукчи и зимой, и летом жили в ярангах. Отличие их заключалось лишь в качестве шкур, из которых была сделана покрышка и полог.
Описания жилища чукчей-оленеводов XVIII в. свидетельствуют о том, что с развитием производства и изменением общественных отношений претерпела изменение и яранга, прежде всего — ее размеры.
«В ярангах объединяются в летнее время, а также зимой, при длительных стоянках на одном месте, все связанные хотя бы дальним родством. Такие яранги вмещают по несколько пологов из оленьих шкур и имеют поэтому значительные размеры.. . Просторная яранга, вмещающая 6 оленьих пологов, имеет в окружности 20 сажен; длина поперек, от двери до двери, составляет 5 сажен, ширина 4 сажени. Высота в середине равняется 9 футам». Описанный Мерком тип общинной яранги оленных чукчей бытовал еще кое-где в первой четверти XIX в.131
Интересна еще одна подробность устройства части яранги, отмеченная К- Мерком: «Двойной полог — мехом наружу и мехом внутрь». Такой тип пологов не сохранился в более позднее время.
У чаунских чукчей-оленеводов «полог имел 21 /г аршина от пола до потолка, 23/4 аршина от порога до переда, 4'/2 аршина между боковыми стенами. .. Шатер имел 61 /2 аршин вышины от основания и в окружности 22 аршина».132 Это было жилище зажиточного оленевода.
К 40-м и 50-м гг. XIX в. отдельная семья становится основной хозяйственной единицей чукотского общества; произошло, по-видимому, полное ее обособление и в быту. В этой связи коллективное жилище утратило свое значение.
Домашняя утварь чукчей
У чукчей она отличается простотой и немногочисленностью предметов. Глиняный жирник (светильник) давал тепло и свет. Необходимые для варки пищи котлы изготовлялись из глины с примесью песка, Как рассказывается в чукотских преданиях, глина и песок замешивались на крови добытых животных, для большей вязкости в эту смесь добавлялась собачья шерсть. Чукчи, как показывал в 1756 г. Кузнецкий, «имеют в пологах. . . жирники, выдолбленные из камня и сделанные из глины на подобие плошки. А за неимением во всей той земле упоминаемого лесу едят мясо оленье, рыбу, нерпу и протчих морских зверей, каких упромыслить могут, сырое и мерзлое и всякое из земли мягкое коренье, а хотя со временем варят себе еду в сделанных из глины горшках. . но и то очень редко».133
И в конце XVIII в. чукчи еще пользовались глиняной посудой. Они собирают молодые листья ивняка, «варят в глиняном горшке (йакуканенг). Эти горшки, а также деревянную посуду получают они из Америки».134 Вряд ли справедливо это утверждение Мерка применительно ко всем чукчам. Скорее всего глиняной и деревянной посудой изготовления аляскинских эскимосов пользовались чукчи, обитавшие на побережье Берингова пролива.
Капитан Шишмарев, посетивший залив Лаврентия в 1821 г., отметил: «В каждой юрте видели котлы: медные, железные, чугунные и глиняные».
Уже на первых порах знакомства с русскими чукчи весьма высоко оценили преимущества металлических котлов перед глиняными. И поэтому при всяком удобном случае обзаводились ими. Деревянное блюдо кэмэны, несколько жестяных и фаянсовых чашек с блюдцами дополняли скромный набор посуды чукотской семьи.
В домашнем обиходе чукчей долгое время использовались некоторые виды каменных и костяных орудий. Кибер писал: «Чукчи прежде довольствовались каменными топорами, таковые и теп.ерь еще находятся у бедных, острый кремень служил им ножом, рыбная кость иглою».136
Находили применение также каменные молоток и наковальня (плита) для дробления оленьих костей, размельчения мерзлого мяса и кусков жира, каменные скребки для выделывания кожи, костяные лопаты и мотыги для выкапывания съедобных корней и т. п, В XVII и отчасти в XVIII в. огонь чукчи добывали трением с помощью специального лучкового снаряда. Такой же снаряд, вооруженный каменным острием или сколком костей, служил сверлом.
По мере упорядочения отношений с русскими, особенно после установления регулярных торговых связей, деревянный снаряд для добывания огня был повсеместно заменен стальным огнивом. Вместо трута они использовали сухие листья ивы. Серу, необходимую для получения огня, чукчи добывали сами. С этого времени деревянное огниво вошло в домашние святыни, им пользовались для добывания огня лишь в случаях, когда требовался огонь для жертвоприношений и т. п.
Одежда чукчей
Все виды одежды чукчей шились из шкур и кож оленей и некоторых морских млекопитающих, они были прочны, теплы. Обувь и некоторая часть мужской верхней одежды (штаны летние и для охоты на море) шились из шкур нерпы. До развития пастушеского оленеводства, особенно в XVIII в., некоторые из оседлых чукчей побережья Берингова пролива изготовляли себе одежду из шкурок морских птиц (гагар, топорков), еврашек (вид суслика), котиков, куниц и др. Шкуры котиков и куниц они выменивали у жителей американского материка: «Предлагая железные изделия и бусы и получая в обмен парки из куньего и мышиного меха, волчьи, рысьи, росомашьи, лисьи и выдровые шкуры».137
Некоторые приморские чукчи имели верхнюю одежду «из морских утечьих шкурок», а иные — «собачьи парки».138 На протяжении XIX в. этот вид одежды чукчей исчез почти совершенно и заменился одеждой из шкур оленей.
Весьма подробное описание одежды чукчей находим у К. Мерка: «Одежда мужчин плотно прилегает к телу и отлично греет. Они, обычно, возобновляют ее к зиме. Штаны, опускающиеся до ступни, называемые скопаНе (конагтэ. — И. В.), как и у американцев, не имеют завязок, а закрепляются продетой по верху кругом тесемкой из сухожилий. По низу пришивается широкая полоса стриженого пушистого меха, по цвету отличного от самих штанов, а через нее продевается сухожильная тесемка.
Пока позволяет время года, они большей частью носят штаны из тюленьих шкур, реже — из выделанной оленьей кожи, а под ними — штаны из другого меха, чаще всего бараньего. В начале зимы и ранней весной носят наружные штаны большей частью из белого меха оленьих ног (рапга), который лучше защищает от ветра и пурги Зимой носят более теплые наружные штаны — из шкур годовалых оленей, которых они убивают для этой цели не позднее августа. Иногда носят штаны из меха волчьих лап, на которых оставляют висеть когти. . . Короткие меховые чулки (рага'аг1) выделывают в теплое время года из тюленьих шкур, мехом внутрь: они не пропускают влаги. Зимой носят чулки из самых пушистых кусков густого меха с оленьих бедер, реже из меха молодых оленей (пыжиков).
Летом носят короткие сапоги из тюленьих шкур, мехом внутрь, а также из выделанной оленьей кожи, или непромокаемые сапоги из дубленых тюленьих шкур. Они завязывают сапоги под верхними штанами, а снизу обвязывают их еще кругом ремешками из белой или красной выделанной тюленьей кожи. Кроме того, носят они высокие сапоги из тюленьей кожи, иногда высотой по колено, а иной раз до верхней части бедер. Зимой чаще всего носят короткие сапоги из меха оленьих ног. Иногда, хотя и реже, в холодное время года носят сапоги до колен. В том и другом случаях сапоги украшаются. Подошвы сапог делаются обычно из моржовых шкур, мехом внутрь. Подошвы к зимним сапогам сшиваются из кусочков меха, взятых между копытами оленей волосами наружу. Будучи плотно сшиты, эти сапоги прекрасно греют ноги. Внутрь сапог (без чего они совсем не греют) закладывается сухая мягкая трава, а иногда — скобленая рыбья кость.
Тело покрывают две меховые рубашки. Летом обе из поношенного меха или меха оленят, зимой нижняя рубашка — такая же. Осенью и ранней весной верхняя рубашка делается из короткошерстного меха молодых оленей. Зимняя рубашка делается из меха годовалых оленей. Эти парки имеют сверху лишь небольшой круглый вырез на груди, доходят внизу до середины бедер и подвязываются кожаным ременным поясом, застегиваемым спереди костяными застежками. По подолу и рукавам они оторочены собачьим или волчьим мехом, по вороту — большей частью собачьим мехом, а иногда — узкими полосками меха росомахи.
Если только позволяет погода, летом, а также осенью и весной голова остается непокрытой. В прохладную погоду покрывают голову повязкой вроде венка с отделкой из волчьего меха на лбу, а иногда с круглыми наушниками из мягкой, выкрашенной в красный цвет, тюленьей кожи, изнутри тепло подбитыми, а снаружи вышитыми щетинками самцов-оленей. Иногда они для этого употребляют выбеленные собачьи горловины. Зимой часто надевают на голову малахай: он делается обычно из шкурок пыжика, подбит изнутри такими же шкурками и оторочен собачьим или волчьим мехом. Иногда малахаи шыотся из меха оленьих ног, к ним пришивают круглый воротник, закрывающий затылок, закругленная часть воротника покрывается зубчатыми украшениями из замши. Некоторые чукчи, в особенности оседлые, летом носят на лбу четырехугольный широкий козырек из усаженных рядом птичьих перьев. Кроме того, особенно зимой, они покрывают голову поверх малахая верхней шапкой (таагИа), круглые концы которой ниспадают на плечи, грудь и спину. Такие шапки делают из густых оленьих шкур, а для прочного закрепления затягиваются подмышками ременной петлей. Они защищают не покрытую ничем шею от ветра и непогоды, а так как оторочены волчьим мехом, то защищают и лицо. Их надевают мехом внутрь. Иные вместо шапки носят шкуру, содранную с головы волка, оставляя в целости ее морду, торчащие уши и глазные впадины, к ней для защиты от ветра сзади подвешивается узкая полоска оленьего меха.
При дожде и сыром тумане они носят поверх одежды дождевики, имеющие капюшоны. Шьются дождевики из продолговатых четырехугольных небольших кусков тонких китовых кишок, соединенных зубчатым поперечным швом. Рукава и ворот завязываются вшитыми жильными тесемками, а внизу затягиваются прошитым по подолу кругом китовым усом. Дождевики эти носят название рапйдп. При длительных дождях эти дождевики начинают промокать, а потому под ними надевается второй дождевик, как правило, женский, называемый оког^эИт.
Летом, в ветреную сухую погоду, а зимой в бурю и пургу они надевают поверх одежды еще рубашку из замши (е(етаиШ- яс/гт), у которой по плечам нашито два кружка с нанизанными бусами.
Мужчины редко носят зимой при дальних поездках широкие верхние парки из короткошерстных оленьих шкур, хотя большинство их и имеет. Русские называют их кухлянками, оленные чукчи — utitschgin. Парки бывают одинарные, а также двойные, тогда вторая надевается мехом наружу.
Рукавицы (И И) делаются из оленьих лап. Они просторны, длинны, заходят глубоко в рукава парки, изнутри ничем не подбиваются, носятся мехом наружу. При всей их кажущейся легкости, они достаточно греют и не портятся от потения рук. Кроме того, чукчи носят нагрудник из сшитых, немного подстриженных оленьих лап, который они надевают вокруг шеи при помощи двух пришитых к верхнему краю меховых ремней. Один из них застегивается концом на пуговицу. Этот нагрудник защищает шапку или парку от образующихся при дыхании в стужу заледенелых влажных испарений. Зимой необходимо ежедневно перед заходом в полог выколачивать одежду от набивающегося в нее снега колотушкой из оленьего рога (tewitschgin), которую приходится возить с собой, при переездах с места на место». 39
«Одежда их сегсег (женщин. — И. В.) обтягивает тело и переходит в широкие мешковидные шаровары, завязанные ниже колен. Одежда эта надевается снизу и для облегчения надевания на груди сделан вырез, более короткий вырез есть на спине. Спереди рукава широки и обшиты, также как и вырезы, собачьим мехом. Такая одежда носится двойная: нижняя — из бараньего меха, а верхняя — из шкур оленей, убитых поздней осенью, одевается мехом наружу.
У мужчин и женщин оседлых чукчей нижняя часть тела до ляжек покрыта короткими нижними штанами, а женщины носят еще и другие штаны из тюленьих шкур, мехом наружу с нашитой по бокам оторочкой из собачьего меха, доходящие до колен, где и остаются открытыми.
Это — подражание одежде, принятой в Америке. Сапоги (р1а- !ге1) доходят до колен, где заправляются под штаны и завязываются. В теплое время года сапоги делают из тюленьих шкур, зимой же из оленьих лап, а под ними надеваются меховые чулки. Поверх этой одежды они носят просторную меховую рубашку с капюшоном, доходящую до колен, одевают ее при празднествах, при поездках в гости, а зимой и при походах. По обе стороны шеи сзади они имеют круглый вырез, который от середины сужается и выклинивается, а спереди закругляется. Надевают ее мехом внутрь, но зажиточные чукчи носят еще одну, мехом наружу, поверх нее, делают ее из белопятнистых коротковолосых оленьих шкур. Оторочка из волчьего меха, у иных только вокруг капюшона, а по подолу — из белого длинношерстного собачьего меха, с шеи свисают черные собачьи лапы, касаясь когтями груди. На плечах и по спине с обеих сторон нашиты отдельные небольшие куски волчьего меха, с некоторых из них свисают замшевые ремешки с нашитыми кое-где бусами. У рубашек, носимых шерстью наружу, эти ремешки заменяются кисточками из шерсти молодых тюленей, окрашенной в черный или красный цвет. Более богатые щеголяют широкой оторочкой волчьим мехом, а собачьи лапы заменяют лапами росомахи.
Старухи носят вместо описанных верхних парок простые длинные, а зимой носят также накидку. Рукавицы и нагрудник они носят такие же, как и мужчины. В дождливую погоду женщины носят обыкновенные дождевики, кроме того, имеют еще и дождевики из белых кишок, которые, однако, служат больше для украшения, чем для защиты от дождя».140
В XIX в. вышла из употребления одежда из бараньего меха (штаны, женские комбинезоны), штаны из волчьих шкур, четырехугольные широкие козырки, усаженные рядом птичьих перьев, которые носили на голове, и некоторые другие.
Начинает проникать, хотя и очень медленно, одежда из тканей. Однако широкого распространения этот вид одежды не получил. По мнению очевидцев XVIII—XIX вв., одежда и обувь чукчей
весьма практичны и вполне приспособлены к суровым условиям климата, производству и бытовой обстановке.
Из сборника «История и культура чукчей. Историко-этнографические очерки», под общей редакцией чл.-корр. АН СССР А. И. Крушанова, Л., 1987
Примечания
1 Памятники Сибирской истории XVIII в. Кн. 1 (1700—1713). СПб., 1882. С. 459,
2 ЦГАДА, ф. 199, № 528, т. 1, тетр. 19, л. 31.
3 Там же, л. 32.
4 Там же, тетр. 17, л. 5.
5 Там же.
6 Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке в XVIII в.: Сб. архив, материалов. Л., 1935. С. 159.
7 ЦГАДА, ф. 199, № 528, т. 2, тетр. 7, л. 46.
8 ЛО ААН СССР, ф. 3, оп. 10, л. 137, тетр. 6.
9 ЦГАДА, ф. 199, № 528, т. 2, тетр. 9, л. 49.
10 ЦГАВМФ СССР, Дела графа Чернышева, д. 414, л. 360.
11 Врангель Ф. П. Путешествие по северным берегам Сибири и Ледовитому морю. 1820—1824. М., 1948. С. 179.
12 Записки, издаваемые Государственным адмиралтейским департаментом. СПб., 1827. Ч. 13. С. 197.
13 Аргентов Л. Путевые записки священника миссионера А. Аргентова в приполярной местности // ЗСОРГО. 1857. Кн. 4. С. 97.
u Серебренников И. И. Инородцы Восточной Сибири // ИВСОРГО (Иркутск), 1914. Т. 43. С. 166.
15 Богораз В. Г. Краткий отчет об исследовании чукоч Колымского края. Иркутск, 1899. С. 6.
16 Bogoras W. The Chukchee. 1. Material culture. New York, 1904. P. 26— 27.
17 Майдель Г. Путешествие по СевероВосточной части Якутской области в 1868-1870 гг. СПб., 1894. Т. 1. С. 5, 120, 213, 214, 271, 507; Дьячков Г. Анадырский край. Владивосток, 1893. С. 40; Гондатти Н. Л. Состав населения Анадырской округи //ЗПОРГ'О, 1897. Т. 3, вып. 1. С. 166—178; Богораз В. Г. Чукчи. Л., 1934, Ч. 1. С. 12—17; Паткшов С. Статистические данные, показывающие племенной состав населения Сибири, язык и роды инородцев. СПб., 1912. Т. 1. С. 118—122.
18 Гондатти Н. Л. Анадырские очерки. Сведения о поселениях по Анадыру. Хабаровск, 1897; ЦГА ДВ РСФСР, ф. 702, оп. 3, д. № 414, л. И.
19 Богораз В. Г. Краткий отчет. . . С. 6
20 Богораз В. Г. Очерки материального быта оленных чукчей, составленные на основании коллекций Н. Л. Гондатти. СПб., 1901. С. 37.
21 Калинников Н. Ф. Наш крайний Северо-Восток. СПб., 1912. С. 163.
22 Солярский В. В. Современное право
вое и культурно-экономическое положение инородцев Приамурского края. Материалы по изучению Приамурского края. Хабаровск, 1916. Вып 26 С. 127. '
2.1 Иохельсон В. И. Очерк зверопро- мышленности и торговли мехами в Колымском округе // Вестник СОРГО (СПб.), 1898 Т. 10, отд 3 С. 35, 127, 129.
24 Г ондатти Н. Л. Анадырские очерки. .. С. 71.
25 ЦГА ДВ РСФСР, ф. 702, оп. 1, д. 259, л. 35.
26 Там же, оп. 3, д 160, л. 28.
27 Там же, д. 563, л. 147.
28 Там же, ф. 702, оп. 1, д. 682, л. 13.
29 Бутурлин С. А. Отчет уполномоченного Министерства внутренних дел по снабжению продовольствием в 1905 году Колымского и Охотского края. СПб., 1907. С. 47.
30 Там же. С. 52.
31 Там же. С. 71.
32 Там же. С. 69.
33 Богданович К. И. Очерки Чукотского полуострова. СПб., 1901. С. 35.
3.1 Г ондатти Н. Л. Поездка из с. Маркова на р. Анадыре в бухту Провидения (Берингов пролив) // ЗПОРГО. Хабаровск, 1897. Т. 4, вып. 1. С. 24.
зя Солярский В. В. Укал. соч. С. 17.
111 Богданович К. И. Очерки Чукотского полуострова. С. 209.
37 ЦГА ДВ РСФСР, ф. 702, оп. 1, д, 1401, л. 65.
18 Дьячков Г. Анадырский край. С. 51.
111 Богораз В. Г. Чукчи. Ч. 1. С. 115.
4.1 ЦГА ДВ РСФСР, ф. 702, оп. 1, д. 116, л. 104.
11 ДАИ, 1848. Т. 3. Док. 24.
42 Архив ЛЧ ИЭ АН СССР, кол. 3, оп. 1, п. 2, с. 35.
43 Там же. С. 36.
44 Врангель Ф. П. Указ. соч. С. 308.
45 Лазарев А. П. Записки о плавании военного шлюпа «Благонамеренный» в Берингов пролив и вокруг света.
М., 1950. C. 303; Врангель Ф. П. Указ. соч. С. 306; Коцебу О. Е. Путешествие вокруг света. М., 1948. С. 96; Литке Ф. П. Путешествие вокруг света на военном шлюпе «Сенявин». М., 1948. С. 221; Аргентов А. Описание Николаевского Чаунского прихода // ЗСОРГО. 1857. Кн. 4. С. 100.
48 Bogoras W. The Chukchee. 1. P. 121.
47 Калинников H. Ф. Указ. соч. С. 117.
48 ЦГА ДВ РСФСР, ф. 702, on. 1, д. 116, л. 68.
49 Калинников Н. Ф. Указ. соч. С. 115.
50 Куликов М. И. Характер экономических (производственных) отношений у чукчей в конце XIX и начале XX в. // Сб. статей по истории Дальнего Востока. М., 1958. С. 159.
61 Калинников Н. Ф. Указ. соч. С. 115.
52 Куликов М. И. Указ. соч. С. 159.
53 ЦГА ДВ РСФСР, ф. 702, on. 1, д. 720, л. 10.
54 Гондатти Н. Л. Поездка. . . С. 23.
55 Тульчинский К Н. Из путешествия к Берингову проливу. СПб., 1906. С. 30.
56 ЦГА ДВ РСФСР, ф. 702, оп. 2, д. 206, л. 333.
57 Калинников Н. Ф. Указ. соч. С. 138— 139; Богораз В. Г. Чукчи. Ч. 1. С. 157.
58 Майдеяь Г. Указ. соч. С. 183.
59 Нордквист О. Заметки о численности и нынешнем положении чукчей, живущих по берегу Ледовитого океана // ИРГО. 1880. Т. 16. С. ЮЗ- 104.
60 Ресин А. А. Очерк инородцев Русского побережья Тихого океана. СПб., 1888. С. 70.
81 Торгово-промышленные сношения приморской окраины Восточной Сибири с иностранцами (по сообщению русского генерального консула в Сан- Франциско А. Э. Олоровского) // Правительственный вестник. 1890. № 255.
62 Кириллов Н. В. Аляска и ее отношение к Чукотскому полуострову. СПб., 1912. С. 14—15.
63 ЦГА ДВ РСФСР, ф. 702, оп. 2, д. 347, л. 579.
1,4 Солярский В. В. Указ. соч. С. 124.
65 Унтербергер П. Ф. Приамурский край 1906—1910 гг. СПб., 1912. С. 281 — 282
66 ЦГА ДВ РСФСР, ф. 702, оп. 2, д. 229, л. 278.
67 Солярский В. В. Указ. соч. С. 124.
('8 Архив ЛЧ ИЭ АН СССР, кол. 3,
on. 1, п. 2, с. 37.
60 Там же. С. 107.
70 Литке Ф. П. Указ. соч. С. 223.
71 Аргентов А. Путевые записки священника миссионера А. Аргентова в приполярной местности. С. 98.
72 Калинников Н. Ф. Указ. соч. С. 133
73 Солярский В. В, Указ. соч. С. 129.
74 Олсуфьев А. В. Общий очерк Анадырской округи, ее экономического состояния и быта населения. СПб., 1896. С. 129.
75 Калинников Н. Ф. Указ. соч. С. 130.
7Ь ЦГА ДВ РСФСР, ф. 702, оп. 1,
д. 651, л. 30.
77 Калинников Н. Ф. Указ. соч. С. 131.
78 Аргентов А, Описание Николаевского Чаунского прихода, С. 99.
74 Там же. С. 99—100.
80 Калинников Н. Ф. Указ. соч. С. 148.
81 Гондатти Н. Л. Поездка. .. С. 14, 23.
82 Тульчинский К. Н. Указ соч. С. 30.
83 Калинников Н. Ф. Указ. соч. С. 92.
84 Солярский В. В. Указ. соч. С. 128.
85 Калинников Н. Ф, Указ. соч. С. 123.
86 Там же. С. 124.
87 Иванов С. В. Чукотско-эскимосская гравюра на кости //СЭ. 1949. № 4. С. 107—124.
88 ЦГА ДВ РСФСР, ф. 702, оп. 6, д. 6, л. 55.
89 Оводенко С. Д. Отчет о поездке на Чукотский полуостров и на устье реки Анадырь в июне—августе 191 1 года // Горный журнал. 1913. Т. 3. Июль. С. 6.
90 Антропова В. В. Вопросы военной организации и военного дела у народов Крайнего Северо-Востока Сибири//Сиб. этнограф, сб. М.; Л., 1957. II. С. 186—225.
41 ЦГАДА, ф. 199, № 528, т 2, тетр 3, л. 11 об.
92 Архив ЛЧ ИЭ АН СССР, кол. 3, оп. 1, п. 2, с. 81.
93 ЦГАДА, ф. 199, № 528, т. 2, тетр. 3, л. 11 об.
94 Архив ЛЧ ИЭ АН СССР, кол. 3, оп. 1, п. 2, с. 32.
95 ЦГАДА, ф. 199, № 528, т. 1, тетр. 17, л. 4; Окладников А. П. К истории этнографического изучения Якутии: Сб. материалов по этнографии якутов. Якутск, 1948. С. 35—36.
96 Архив ЛЧ ИЭ АН СССР, кол. 3, оп. 1, п. 2, с. 32—34.
97 ЛОИИ АН СССР. Собрание Воронцовых. Кн. 950: Материалы для истории Российской. Т. 2. Л. 585.
98 Колониальная политика царизма на Камчатке. . . С. 183
|)!1 Русские мореходы в Ледовитом и Тихом океанах. М.; Л., 1952. С. 269.
100 Сочинения и переводы, к пользе и увеселению служащие. СПб., 1758. Генварь. С. 203; Цветущее состояние Всероссийского государства... М., 1831. Кн. 2. С. 99; Миллер Г. Описание морских путешествий по Ледовитому и по Восточному морю, с Российской стороны учиненных; Сочинения и переводы. . . СПб., 1758. Ч. 1. С. 199.
11)1 Кук Д. Путешествие в Северный Тихий океан. .. на судах «Резолюции» и «Дискавери» в продолжение 1776—1780 гг. СПб., 1810. Ч. 2. С. 188,
|ог Сведения о чукчах капитана Шиш- марева // Зап. Гидрограф, департамента Морского министерства (СПб.). 1852. Т. 10. С. 183.
103 Там же.
104 Путешествие в Южный океан и в Берингов пролив. . предпринятое в 1815, 1816, 1817 и 1818 годах на корабле «Рюрик» под начальством флота лейтенанта Коцебу. СПб., 1821. Ч. 1. С. 146.
105 Архив ЛЧ ИЭ АН СССР, кол. 3, оп. 1, п. 2, с. 30—31.
100 Окладников А. П. К истории этнографического изучения Якутии. С. 34.
107 Русские мореходы. . . С. 269.
108 Архив ЛЧ ИЭ АН СССР, кол. 3, оп. 1, п. 2, с. 37—38.
109 ЦГАДА, ф. 199, № 539, тетр. 13, л. 26.
Ратцель Ф. Народоведение. 4-е изд. СПб., 1895. Т. I. С. 588.
111 Сарычев Г. Путешествие напитана Биллингса через Чукотскую землю от Берингова пролива до НижнеКолымского острога в 1791 г. СПб., 1811. С. 125.
112 Архив ЛЧ ИЭ АН СССР, кол. 3, оп. 1, п. 2, с. 38—39.
111 Врангель Ф. Указ. соч. С. 339, 327.
114 Кибер. Извлечения из дневных записок, содержащих в себе сведения и наблюдения, собранные в болотистых пустынях Северо-Восточной Сибири // Сибирский вестник. 1824. Ч. 1. С. 125—126.
115 Замечания о чукчах //ЖМВД. 1835. Ч. 16. С. 359.
116 Аргентов Л. Описание Николаевского Чаунского прихода. С. 97,
117 Норденшелъд А. Е. Плавание на «Веге». Л., 1936. Т. 2, С. 172, 308.
118 Свердруп Г. У. Плавание на судне «Мод» в водах морей Лаптевых и Восточно-Сибирского. Л., 1930
С. 243, '
113 Калинников Н. Ф. Указ. соч. С. 156
1211 ЦГА ДВ РСФСР, ф. 702, оп. 3, д. 563, л. 151,
121 Калинников Н. Ф. Указ. соч. С. 158.
IJ3 Там же. С. 156.
123 Архив ЛЧ ИЭ АН СССР, кол. 3, оп. 1, п. 2, с. 15—17; Кук Д. Путешествие.., С. 188; Сарычев Г. А. Путешествие по Северо-Восточной части Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану. М., 1952. С. 237
124 ЦГИА СССР, ф. 1264, Первый сибирский комитет, оп, 54, д. 2, л. 79.
125 Руденко С. И. Древняя культура Берингова моря и эскимосская проблема. М.; Л., 1947. С. 69, 108.
126 Архив ЛЧ ИЭ АН СССР, кол. 3, оп. 1, п. 2, с. 14.
127 Этнографические материалы Северо-Восточной географической экспедиции. 1785—1795. Магадан, 1978. С. 155.
128 Сарычев Г. А. Путешествие по северо-восточной части Сибири. .. С. 237, 242, 249.
129 Лазарев А. П. Указ. соч. С. 302.
13.1 Врангель Ф. П. Указ. соч. С, 311 —- 312.
131 Архив ЛЧ ИЭ АН СССР, кол. 3, оп. 1, п. 2, с. 5—14; Перевод с рукописного сочинения доктора НижнеКолымского отряда Северной экспедиции Кибера от 1823 года//Сиб. вести. 1824. Ч. 2. С. 101.
1,12 Аргентов А. Путевые записки священника миссиоиера А. Аргентова в приполярной местности. С. 36.
13.1 Колониальная политика царизма. .. С. 181—182.
134 Архив ЛЧ ИЗ АН СССР, кол. 3, оп. 1, п. 2, с. 50.
135 Сведения о чукчах капитана Шиш- марева. С. 181.
- i. u> Перевод с рукописного сочинения доктора Нижне-Колымского отряда Северной экспедиции Кибера от 1823 года // Сиб, вести. 1824. Ч. 2. С. 121.
137 Архив ЛЧ ИЭ АН СССР, кол. 3, оп. 1, п. 2, с. 42.
1 лн ЦГИА СССР, ф. Первого сибирского комитета, оп. 54, д. 2, л. 79—80.
ш Архив ЛЧ ИЭ АН СССР, кол. 3, оп. 1, п. 2, с. 17—23.
но Там же. С. 45—46.
