Показать все теги
Этногенез
Решение проблемы этногенеза чукчей на широкой научной базе начато лишь в советское время, но имеет уже свою историю.
По мере выявления и накопления данных по археологии и антропологии, а также в результате привлечения языковых, фольклорных, этнографических и исторических материалов появилась возможность на более широкой источниковой основе подходить к решению данной проблемы.
Интенсивные археологические и антропологические исследования последних десятилетий дали много нового материала. Значительно отстают в этом отношении исследования этнокультурной специфики аборигенов, их фольклора, особенно языков, а также этнографии со всем комплексом ее предмета применительно к проблеме этногенеза. Указанное обстоятельство заметно сдерживает возможности системного подхода к исследованию этногенеза и этнической истории чукчей.
К вопросу этногенеза чукчей в связи с древней историей эскимосов одним из первых обратился А. М. Золотарев, считая эскимосов непосредственными предками чукчей и коряков. По его мнению, на Северо-Востоке Азии последовательно сменились две ступени материального производства и культурного развития аборигенов. Первая ступень — оседлая культура морских охотников. Носителями ее были древние эскимосы. Вторая ступень — комплексное хозяйство, совмещающее морской зверобойный промысел с малочисленным оленеводством.1 На этой ступени сложились чукчи и коряки, культура которых возникла на основе оленеводства, а сами они — потомки древних эскимосов, превратившихся в оленеводов.2 Автор статьи не дает никаких объяснений, как могла произойти трансформация эскимосского языка, из которого появились чукотский и корякский языки, материально и типологически совершенно отличные от своего источника. Такие явления в истории не известны.
Опираясь на данные чукотского фольклора, языка, этнографические материалы, автор этих строк пришел к заключению, что предки чукчей издавна были бродячими охотниками на диких оленей и обитали в континентальной части Чукотки. Лишь в результате соприкосновения с азиатскими эскимосами часть из них стала постепенно переходить к оседлому образу жизни на берегах Чукотского и Берингова морей. При этом они заимствовали от эскимосов уже хорошо специализированную культуру морского зверобойного промысла.
В археологическом отношении внутриматериковая часть Чукотского полуострова и Камчатки изучена слабо. Однако имеются, хотя и немногие, но определенные указания на следы обитания человека в глубине Чукотского полуострова, в частности на р. Эки- тнкивээм (букв.: «Незамерзающая река») — притоке р. Амгуэмы. Здесь обнаружены остатки древнего жилища с неолитическими орудиями, значительно отличающимися по своему характеру от орудий древнеэскимосского типа (древнеберингоморского), в том числе наиболее ранних. «Геоморфологические условия обнаруженной стоянки, — замечает Н. Н. Левошин, — и характер найденных в ней предметов свидетельствуют о том, что стоянка относится к весьма древним временам».4 Комментируя сообщение Н. Н. Левошина, А. П. Окладников отметил, что находки эти выделяются «как древнейшие, известные в настоящее время, следы человека на Чукотском полуострове, предшествующие распространению на его берегах поселков оседлых морских зверобоев».5
Находки на р. Экитикивээм датируются временем не ранее второй половины II тысячелетия до н. э.,6 тогда как самые ранние предметы древнеберингоморских культур определяются рубежом и началом I тысячелетия н. э.7 Не только хронологически, но и типологически это разные культуры. Внутриматериковая культура принадлежала охотникам на диких оленей и рыболовам — предкам современных чукчей и коряков, в то время как приморская — морским охотникам — предкам эскимосов.
Несколько отличные по своему характеру орудия и остатки глиняной посуды на берегу оз. Чирового обнаружил Н. А. Граве. Они также датируются второй половиной II тысячелетия до н. э.8
Сказанное выше подтверждается новыми археологическими находками, обнаруженными И. А. Некрасовым в 1955 г. в истоках правого притока р. Белой — Энмывээм («Скалистая река»), на берегу оз. Эльгытгын (правильно Ы'лгыкэгытгын — «Нетающее озеро»). Эти археологические материалы позволили А. П. Окладникову сделать вывод о том, что «по крайней мере около четырех тысяч лет назад неолитические племена, следы деятельности которых уцелели на оз. Эльгытгын и в других местах Чукотского полуострова, уже прочно и широко освоили эти северные места. , .».9 Обитатели этих мест были бродячими охотниками на диких оленей и лосей. Выдвинутое положение о'более раннем заселении человеком внутренних районов Чукотского полуострова в сравнении с прибрежными подтверждается также данными археологических раскопок Н. Н. Дикова.10
Проблемой этногенеза чукчей занимались и антропологи. В 1945 г. Г. Ф. Дебец провел антропологические исследования на Северо-Востоке. При этом он пришел к весьма важному выводу о дифференциации арктической расы на локальные варианты: берингоморский (эскимосы) и камчатский тип, который был распространен,как и ныне,«преимущественно во внутренних районах среди племен, вероятно, еще не оленеводческих, а живущих охотой на дикого оленя».11
Вопросы этногенеза северо-восточных аборигенов получили подробное освещение в работе М. Г. Левина.12 По его мнению, берингоморский арктический тип в наибольшей степени характерен для эскимосов, к ним близки береговые чукчи. Коряки и оленные чукчи представляют камчатский антропологический тип.13
Вместе с тем он отмечает, что у оленных и отчасти береговых чукчей прослеживаются некоторые черты, свидетельствующие о примеси байкальского антропологического типа, — результат смешений с юкагирами. «Глубинные районы Чукотки, — писал М. Г. Левин, — первоначально не входили в пределы этнической территории чукчей. . . Еще в XVII в. эти области были заняты юкагирскими племенами, которые предшествовали здесь чукчам... Продвижение чукчей и коряков в глубинные районы было связано с распространением у них оленеводства, которое они заимствовали от северных тунгусов, по-видимому, через юкагиров».14
Предположение Левина о том, что континентальные области Чукотки первоначально были заселены юкагирами, не находит подтверждения в исследованиях последних лет.15 Череп, найденный в Усть-Бельском могильнике Н. Н. Диковым, был всесторонне исследован палеоантропологом И. И. Гохманом, по мнению которого, череп близок к черепам оленных чукчей и резко отличается от древних черепов Якутии, т. е. юкагирских.
«Население позднего неолита и ранней бронзы северо-восточной азиатской Арктики, — резюмирует сказанное Гохманом Диков, — не может больше рассматриваться как исключительно древнеюкагирское».17 Если бы юкагиры действительно предшествовали чукчам в континентальных областях этой территории, то в материальной и духовной культуре, а также в языке чукчей и коряков неизбежно остались бы какие-то элементы языка и культуры юкагиров. Попытки выявить такие следы не дали почти никаких результатов. Е. А. Крейнович отметил всего три слова, корни которых можно считать общими для чукотского, корякского и юкагирского языков. «Отсутствие значительных языковых связей, — отмечает Крейнович, — между юкагирским языком и языками чукотским и корякским особенно интересно в свете тех связей, которые устанавливаются между юкагирским языком и языками народов, обитавших далеко от них. Это обстоятельство также является одним из доказательств того, что юкагиры не являются аборигенами крайнего Северо-Востока Азии, что в эти районы они пришли из каких-то иных мест. . . Из современных народностей, живших и живущих в соседстве с юкагирами, самыми древними обитателями Северо-Востока Азии несомненно являются чукчи».18
Показательно также и то, что ни в чукотском, ни в корякском фольклоре почти не упоминается о юкагирах. «Чукотские сказки, — отмечал В. Г. Богораз, — почти совсем не упоминают о юкагирах».19 В исторических преданиях юкагиров имеются прямые указания на то, что когда они пришли на Колыму, ее берега были заселены чукчами.20
Н. Н. Диков полагает, что нет никаких оснований сближать культуру Приохоться с континентальной культурой Чукотки.21 Нет также убедительных оснований утверждать, что оленеводство чукчами и коряками заимствовано от тунгусов через юкагиров.22
Несколько упрощенно, по схеме А. М. Золотарева, решал вопрос этногенеза чукчей Б. О. Долгих, полагая, что «расселение чукчей и коряков в 17 в. отражает „береговое происхождение“ этой этнической группы».23
Такая трактовка не учитывает исторической действительности и имеющихся археологических, историко-этнографических и языковых источников. Приобщение чукчей к морской зверобойной культуре является более поздним, чем преимущественное занятие охотой на диких оленей и бродячий образ жизни. Более того, к тому времени, когда чукчи начали переходить к оседлости на побережье океанов, у них уже было оленеводство, о чем свидетельствуют данные языка. Половозрастные названия морских млекопитающих образованы от половозрастных названий, существующих для оленей.24 Ко времени первых контактов с эскимосами чукчи уже имели прирученных оленей. Об этом говорит то, что эскимосы называют чукчей куйил’ык ‘оленний’ (человек, «владеющий оленями», от слова куйник — домашний прирученный олень).
Несмотря на очевидную ограниченность возможности решать проблему этногенеза на базе одного источника, попытки такого подхода все еще имеют место.25
Согласованное использование комплекса археологических, антропологических, этнографических, фольклорных, языковых источников с учетом природно-климатической и фаунистиче- ской истории Крайнего Северо-Востока, сравнительный анализ, сопоставление и сочетание всех этих данных позволяют подойти к решению проблемы этногенеза чукчей на более надежной основе.
Следы проникновения людей на Север Сибири относятся к верхнему палеолиту — 35—30 тыс. лет тому назад.21’ Около 10.5 тыс. лет назад произошли кардинальные изменения в природе. Климат, растительный и животный мир на Северо-Востоке Сибири принимают облик, близкий к современному. В лесной зоне стали преобладать лоси, косули, в лесотундре и тундре — северные олени. Охота на этих животных составляет основной источник существования появившихся здесь обитателей. Как полагают археологи, это были пришельцы с верховьев Енисея.27
Исторические изыскания известного языковеда А. П. Дульзона вполне согласуются с выводами археологов.28
Приблизительно 9 тыс. лет назад в Восточной Сибири формируется и широко распространяется новая культура палеолитического типа, получившая название «сумнагинская». Следы деятельности носителей данной культуры зафиксированы на Алдане, Лене, Вилюе, Витиме, Олекме, Индигирке, Колыме, Амге, Мае, Улье. Сопричастность с ней находят и на Камчатке.
Следы человека на Чукотке относятся к мезолиту или раннему неолиту.29 Однако в верхнем течении Малого Анюя и на берегу озера Тытыль в 1977 г. было обнаружено несколько ранних стоянок. На основе типологии найденных изделий, как полагают исследователи, «в данном районе представлены все голоценовые культуры, характерные для Якутии,— от сумнагинской до ымыях- тахской включительно». Эти же исследователи считают, что большая часть Чукотки на различных этапах каменного века входила в ареал приленских культур.30
По мнению А. П. Окладникова, исследовавшего археологические материалы из континентальных частей Чукотки, «древняя охотничья культура в глубинной части Чукотского полуострова по своему происхождению связана с континентальными областями заполярной Якутии и Колымского края и что, таким образом, заселение Чукотки происходило с Запада».31 Этот важный вывод подтверждает глубокие исторические связи Чукотки с древними культурами Якутии, по всей видимости, и палеолитическими.
Новый период в жизни аборигенов Северо-Восточной Сибири наступил на рубеже 5—4 тыс. до н. э. В результате притока населения с юга сумнагинцы пережили значительные изменения в культуре. По-видимому, они были частично оттеснены, оставшиеся — ассимилированы пришельцами, которые принесли шлифованные орудия, лук и стрелы, костяные наконечники гарпунов, глиняную посуду. Эта ранненеолитическая культура (сыалах- ская), впитавшая в себя элементы сумнагинской, распространилась по всей северо-восточной окраине Азии.32 Однако новопри- шельцы и аборигены остались охотниками.
На Чукотке остатки неолитических поселений сосредоточены главным образом в долине р. Амгуэмы, на Анадыре и его притоках.33 Географы называют это место «Чукотскими воротами». Именно здесь проходили основные пути миграции диких оленей. Расселение неолитических охотников было продиктовано сезонным постоянством промыслов.
Исследования истории материального производства, материальной и духовной культуры чукчей с учетом определения их места в современной лингвистической и антропологической систематике дают основания полагать, что чукчи являются древнейшими насельниками Чукотки. Их предки обосновались здесь, вероятно, на рубеже 4—3 тыс. до н. э.34 С того времени жизнь людей в этом регионе протекала в относительно постоянных природно-климатических условиях, в одном и том же окружении животного и растительного мира. Почти неизменными оставались источники существования. Лишь часть чукчей постепенно стала совмещать сухопутную охоту с морским промыслом, что, однако, прослеживается не ранее начала нашей эры.
В этих широтах и в этой естественно-географической среде формировались материальная и духовная культура чукчей, их мифология, мировоззрение, язык, развивались и закреплялись расовые особенности, складывались своеобразные общественные отношения, социальные нормы, характер бытового уклада.
Чукчи вместе с коряками, ительменами, эскимосами и алеутами выделяются антропологами в особую арктическую расу.3 При этом чукчи, коряки и ительмены имеют между собой больше общих черт, чем с эскимосами. Антропологические исследования на Чукотке показали своеобразие арктической расы по сравнению с внутриконтинентальными монголоидами. У чукчей и эскимосов Т. И. и В. П. Алексеевы находят ряд специфических признаков: интенсивную теплорегуляцию, высокий показатель содержания гемоглобина, обмена веществ, «комплекс», который характерен для представителей арктической расы вообще и формирование которого происходило, по-видимому, не без влияния экстремальных условий в районе Берингова и Чукотского моря.36 Формирование арктической расы, сохранение ее признаков могло осуществиться лишь в результате изоляции и весьма длительного пребывания ее носителей в этом регионе. Таким образом, антропологические данные вполне могут быть увязаны с археологическими свидетельствами появления человека в центральных областях Чукотки в 4—3 тыс. до н. э. Длительное и обособленное формирование чукотского этноса именно в арктических условиях подтверждается древними чертами комплекса их культуры.
Чукотский язык входит в особую чукотско-камчатскую группу так называемых палеоазиатских языков. По своей структуре чукотско-камчатские языки «резко отличаются от других языков не только частными грамматическими признаками, но также наличием особых грамматических разрядов слов и даже, вероятно, своеобразных языковых единиц».37 Чукотский язык отличается цельностью своей системы, что свидетельствует о самостоятельности его развития. Эскимосские наслоения в нем (в лексике) — результат исторических контактов уже нашей эры.
У чукчей, коряков, ительменов и эскимосов распространен весьма своеобразный, известный только в регионе расселения этих народностей, вороний эпос. В мифах ворон действует то как творец тех благ, какие дает природа людям, то как устроитель жизни. Он — создатель оленей, других животных, рек, гор, он добыл людям солнце, научил их жить в этих природных условиях. Следовательно, сложение мифов с их реалиями у чукчей протекало в арктической природной среде. Даже в мифах о сотворении светил, земли и всего живого на ней фигурирует только арктическая природа, ее флора и фауна.
В полном соответствии со сказанным находятся и астрономические представления аборигенов Чукотки, сформировавшиеся опять-таки на Крайнем Севере. Название ряда созвездий и отдельных звезд связано с главным жизнеобеспечивающим занятием — охотой на оленей. Звезда Капелла из созвездия Возничего — это олений бык, привязанный к саням человека, едущего на двух оленях. Две звезды, находящиеся поблизости от созвездия Орла, называются «Оленья самка с теленком». Полярная звезда — Унпэнэр («Воткнутый кол звезда»). Все остальные звезды ходят вокруг, как олени на привязи. Кастор и Поллукс — два лося, убегающие от двух охотников, каждый из которых едет на оленьей упряжке. Млечный путь — песчаная река со многими остуовами, на одном из которых пасется группа диких оленей и т. д. Совершенно очевидно, что истоки и этих представлений находятся все в том же древнейшем занятии — охоте на оленей.
Как известно, названия месяцев отражают жизненно важные занятия людей и связанные с ними природные явления. Названия месяцев чукотского календаря связаны с жизнью дикого оленя в этих широтах, с его миграционными и биологическими особенностями.40
Охота на диких оленей и соответствующий образ жизни определили содержание всех форм общественного сознания чукчей, в том числе и религиозного. Их религиозные представления и культы формировались на базе тех условий материального производства, которое было ведущим с глубокой древности. Даже представление о месте нахождения главного божества связано с севером: это — Полярная звезда, ей приносили жертвы. В качестве главных жертвоприношений чукчи выделяли жертвоприношения благодарственно-просительного характера: убой тонкошерстных оленей (совершался в августе, во время миграции оленей с севера, когда их добывали на переправах через реки); жертвоприношение созвездию Пэгиттин (звезды Альтаир и Тара- ред из созвездия Орла), которое появлялось на северном небосводе после зимнего солнцестояния (с этого времени дикие олени меняли направление движения с юга на север, Пэгиттин представлялось чукчам владельцем неисчислимых стад оленей); весеннее жертвоприношение (после отела важенок). Все культовые отправления чукчей связаны с решающими в жизни охотников сезонами промыслов, во время которых люди обеспечивали себя запасами продовольствия, необходимыми материалами для одежды, жилища, обуви, освещения и т. п.
Чукчей вместе с коряками и эскимосами объединяет и в то же время выделяет из среды всех сибирских народов их изобразительное искусство.41 Пляски-пантомимы известны только у этих народов. В их содержании, приемах и средствах пластики, голосовых сопровождениях лежат все те же охотничьи наблюдения за поведением в разных ситуациях оленей и других животных. Особенно выразительны пляски-пантомимы, изображающие бег запыхавшихся оленей. И эта область культуры чукчей подкрепляет тесную, устойчивую связь их с Севером, с основным источником существования.
Все вышеизложенное перекликается и согласуется с материалами из наиболее древних стоянок охотников на Амгуэме, Анадыре, Анюе, подтверждает автохтонность чукчей в континентальных областях Чукотки, глубокую историческую древность освоения их предками этой территории, на которой они сложились как этнос, где сформировалась их материальная и духовная культура. Этническая история чукчей ввиду недостаточной изученности может быть рассмотрена подробно лишь с середины XVII в. Этнические процессы раннего периода можно восстановить на основе антропологических, археологических и комплекса этнографических данных. Поэтому периодизация этнической истории чукчей до XVII в. носит условный характер и определяется известными в историко-этнографической науке фактами.
Чукотско-эскимосские этнические связи
В начале I тыс. н. э. чукчи вошли в контакт с эскимосами. Степень глубины взаимовлияния этнических систем чукчей и эскимосов отчетливо выражается в их современной расовой близости. Оседлые чукчи и сибирские эскимосы — типичные представители арктической расы ее бериигоморского типа. По мнению В. П. Алексеева, «древность расового варианта, получившего наименование арктического, устанавливается, . . минимум в 2000 лет».42 Это положение согласуется с комплексами других данных.
С появлением эскимосов чукчи получили образец нового для них способа добывания средств к существованию, который стимулировал более интенсивное развитие их собственной экономики и способствовал переходу части населения к оседлости, преимущественному занятию морским зверобойным промыслом. Столкновение двух разных культур, находившихся на приблизительно одинаковых уровнях развития производительных сил и производственных отношений, сыграло прогрессивную роль в истории чукотского и эскимосского обществ, положило начало разносторонним этническим и экономическим связям.
Процесс взаимосвязей эскимосов с чукчами протекал при явном количественном преобладании последних. Эскимосское население побережий Тихого и Ледовитого океанов иод напором устремившихся к берегам морей континентальных охотников частью было вытеснено, частью ассимилировано и органически вошло в состав пришельцев, поселившихся в обжитых эскимосами местах. По-видимому, на первых порах тундровые охотники — чукчи не образовывали своих постоянных поселений, а приселялись к эскимосским. Справедливость этого соображения подтверждается тем, что значительное количество поселений по побережьям обоих океанов, ныне заселенных чукчами, имеет в основе своей эскимосские названия, что было отмечено еще Ф. П. Врангелем,43 более подробно В. Г. Богоразом.44
Следы приселения чукчей к эскимосам прослеживались до недавнего времени. Наряду с эскимосскими патриархально-семейными общинами в эскимосских селениях имелись общины с чисто чукотскими названиями, что несомненно свидетельствует об их чукотском происхождении. Так, в с. Чаплино была община Арма- рамкыт ‘сильный народ’ (от чукотского эрмэ/арма — основа слова «сила» и рэмкын— «народ»). На острове Св. Лаврентия также имеется община Аймарамкыт. Это, очевидно, филиация чаплинской общины того же происхождения. Переселения на о. Св. Лаврентия и обратно на азиатский материк были довольно обычными в прошлом. Южнее с. Чаплино был поселок Униирэмкыт (от чукотского Униин — с. Чаплино и рэмкын/рамкын — «народ» — Чаплинский народ, люди). В поселке Сиреники обитала община под названием Валвырамкин — «Вороний народ» (от чукотского вэлвы/валвы — «ворон» и рэмкын/рамкын — «народ»). Там же одна из общин носила название Илвантаг’мит — от чукотского ылвэ/ылва — «дикий олень», нтэ/нта — суф. со значением «ходить за чем-нибудь», т. е. ходить, охотиться за дикими оленями, и эскимосского суффикса г'мит, указывающего на принадлежность лица к какой-либо местности, национальности или стране.
Перечисленные общины этнически уже считались эскимосскими. Видимо, некогда приселившиеся чукчи постепенно слились с эскимосами, но сохранили свои исконные названия общин. В то же время (конец XIX—начало XX в.) зарегистрировано несколько эскимосских населенных пунктов, в которых жили чукчи, например, Кивак, Чечин и др. И. И. Крупник и М. А. Членов выяснили, что науканские общины Кыпынныг’мит и Майог’мит — переселенцы из некогда существовавшего поселка Нунаки —• говорили на чукотско-эскимосском жаргоне.45 В конце XVIII в. ныне чисто чукотское селение Уэлен было частично эскимосским, частично чукотским. Жители его говорили на двух языках — чукотском и эскимосском. Об этом убедительно говорят записи слов чукотского и эскимосского наречий, сделанные К- Мерком.46
Взаимовлияние чукчей и эскимосов нашло широкое отражение в языке. Значительная часть терминов, связанных с морским зверобойным промыслом, в языке чукчей — эскимосского происхождения, а термины, отражающие оленеводство, оленеводческий быт в языке сибирских эскимосов, — чукотские.47
У эскимосов, как и у чукчей, бытовало представление о реин- корнации, видимо, поэтому и закрепились чукотские личные имена у эскимосов, а эскимосские у чукчей. Такие примеры многочисленны в особенности у эскимосов, что также может быть объяснено приселением чукчей в эскимосские поселки, вступлением в брак с эскимосками.
Устное народное творчество сибирских эскимосов содержит много сказок, преданий, отображающих оленеводческий быт, с разными подробностями, не свойственными быту приморских охотников. Эти сюжеты пришли к ним от чукчей.48 В свою очередь эскимосские сюжеты сказок вошли в фольклорный фонд чукчей.
Чукотские заимствования из эскимосского языка
|
Эскимосский язык авлыках’так — бола (орудие для ловли птиц) камгыт — торбаза (всякая обувь из кожи тюленей) калю — сачок для ловли рыбы манан — удочка _ накаг’ья — северо-восточный ветер палюх’так — бобр пинака •— амулет пураля — батрак, работник, слуга таг’ьюк— соль, соленая морская вода тувак — прибрежный ледяной припай тухкак — костяное или металлическое основание наконечника гарпуна улг’ак — сивуч юваю, югваю — гагара канг’ак—санки, полозья которых сделаны из моржовых клыков пухзак — белуха кипукак — кит-горбач
|
Чукотский язык эплыкытэт — бола кэмыгэт — мужские летние торбаза из тюленьей шкуры, кожи кэлюнгин — сачок для ловли рыбы мэнэмэн — нажива удочки никээйэн — северо-восточный ветер пэльутэн — бобр (речной) п энакалгын — амулет на одежде, кисть из шерсти молодого тюленя, прикрепленная к одежде для украшения пурэл — раб тъэйутъэй — соль, соленая морская вода туквэн — прибрежный ледяной припай туккэн — наконечник гарпуна отлек (осн. улуъул) — сивуч ёкваё — гагара кэныр — санки, полозья которых сделаны из моржовых клыков пуурэк — белуха кыйпук — кит-горбач |
Эскимосские заимствования из чукотского языка
|
Чукотский язык агран — зимний полог вапак — гриб (мухомор) ватап — мох (ягель) кэйньгн — бурый медведь кораны — домашний олень мгурэл — олений кочевой обоз нэлвыл — стадо оленей пити’и — тонкие кишки прэрэм — кушанье из толченого оленьего мяса с жиром (в форме колобков) рэтэмиръын (рэтэм/ратам — покрышка шатра+- иръын — кухлянка) — летняя кухлянка из ровдуги рэтэмйэгыт (рэтэм/ратам — покрышка шатра Н-йэгыт — ступни ног, лап) — обувь из ровдуги човыргын — передняя пола полога из оленьих шкур
|
Эскимосский язык агра — зимний полог в'апака — гриб (мухомор) в’атапа — мох (ягель) кайна — бурый медведь куйник — домашний олень мугу — караван, олений обоз нилвыл — стадо оленей п ития - - вареные оленьи кишки прара--кушанье из толченого оленьего мяса, смешанного с жиром ратамирак -- верхняя одежда из ровдуги ратамйагык — обувь из ровдуги сюгыриа - передняя пола оленьих шкур н др. |
Существенным оказалось чукотское влияние па мировоззрение и некоторые черты религиозных представлений сибирских эскимосов. Оно особенно рельефно проступает в отправлении праздников, связанных с оленеводством и оленеводческим бытом. Например, сибирские эскимосы, подобно чукчам, отмечали праздник рогов Килвэй.49
Вместе с материальной культурой, бытовой обстановкой приморских охотников чукчи восприняли значительное количество черт мировоззрения эскимосов, сложившегося на базе морского зверобойного промысла. В. Г. Богораз отметил ряд элементов духовной культуры чукчей, особенно приморских, идентичных эскимосским. По его заключению, «обряды, связанные с рождением, браком и смертью обеих групп чукоч и азиатских эскимосов, в основном одинаковы».50 Все главные праздники приморских чукчей, сопутствующие производственной деятельности морских охотников в разные сезоны года, соответствуют аналогичным праздникам сибирских эскимосов и проводятся почти так же, как у эскимосов.5 К числу таких праздников относились: осенние жертвоприношения морю для получения удачи в предстоящем промысле; главный годовой праздник (в начале зимы), посвященный Кереткуну,52 который иногда делали благодарственным праздником «духам» морских зверей, убитых в течение осени; весной справлялся праздник спуска байдар на воду; в середине лета—праздник «Голов»—праздник благодарности «духам» морских зверей, добытых в весенний сезон охоты, праздник Кита.
Материальные предметы, используемые в качестве амулетов и охранителей, одинаковы у чукчей и сибирских эскимосов.53
Бубен оленных и приморских чукчей той же конструкции, имеет те же формы и размеры, как у сибирских эскимосов.54 Как известно, этот тип бубна резко отличается от типов бубнов других сибирских народов.
Идея помазания для чукчей и сибирских эскимосов была общей.55 Помазания применялись теми и другими как средство защиты от заразных болезней. При этом материал, которым пользовались при помазании (кровь жертвенного животного, сажа с жирника), и формы знаков помазания были общими. Игры в мяч и подбрасывание на моржовой шкуре у чукчей и эскимосов также одинаковы.
Татуировка, особенно женщин чукчанок и эскимосок, была идентичной по формам рисунка, по способам ее нанесения
Много общего в плясках-пантомимах приморских чукчей с эскимосами и сопровождающем их характере музыки. Само название — путурэн — от эскимосского путугакук — танцевать без песен под бубен.
Процессу языковой ассимиляции способствовало то, что эскимосы оказывались экономически зависимыми от оленеводов-чук- чей, от которых они приобретали крайне необходимые им шкуры оленей для одежды и жилища, а также оленье мясо. Поэтому многие эскимосы в той или иной мере владели чукотским языком.
Наиболее существенное последствие чукотско-эскимосских связей — возникновение общественного разделения труда, оказавшего устойчивое влияние на весь ход дальнейшего экономического и этнического развития этих этносов. На Чукотке оно произошло не на основе выделения пастушеских племен (классический пример),57 а на основе пришедших в соприкосновение двух охотничьих культур — сухопутной (чукчей) и культуры охотников на морских млекопитающих (эскимосов).
Вся материальная культура, орудия охоты, жилища, средства передвижения и быт сухопутных охотников резко отличались от комплекса культуры морских зверобоев, что порождало благоприятные условия для развития обмена продуктами охоты, Появилась потребность к усилению и совершенствованию тех сторон производственной деятельности пришедших в соприкосновение этносов, которые находили наибольший спрос у партнеров обмена. Эскимосам нужны были шкуры и кожи оленей и изделия из них, а чукчам — ворвань, шкуры морских животных и ремни из них, отличавшиеся значительно большей прочностью, чем ремни из кожи оленей.
Таким образом, возникновение общественного разделения труда на Чукотке произошло посредством установления обмена между ранее независимыми друг от друга сферами общественного производства, носителями которых генетически и этнически были разные племена, пришедшие в соприкосновение.
Ко времени прихода русских на Северо-Восток отношения между чукчами и азиатскими эскимосами носили устойчивый мирный характер. Очевидно, давно уже на Чукотке сложились местные рынки (ярмарки). В августе—-сентябре в определенных местах встречались прибрежные охотники с оленеводами. Такие пункты обмена были известны на р. Курупке, куда съезжались эскимосы, в Мечигменской губе, на р. Амгуэме, около мыса Шмидта, в районе мыса Биллингса, в Чаунской губе и других местах. По традиции такие ярмарки функционировали на Чукотке еще в 30-х гг. В 1932 г. в Мечигменской губе группа богатого оленевода Папылё забила свыше 400 голов оленей в обмен на продукты морского зверобойного промысла, готовые изделия из них, которые были доставлены оседлыми чукчами из сел Уэлена, Нунямо, Янраная, Лорино и эскимосами из с. Чаплино.
По-иному развивались отношения чукчей с эскимосами Аляски. По-видимому, наиболее ранние связи между ними носили неустойчивый характер, так как довольно часто чукчи организовывали набеги на побережье Аляски. Однако к концу XVIII столетия набеги прекращаются, уступая место широким торговым связям, в развитии которых были заинтересованы обе стороны.
Существование двух видов связей между чукчами и аляскинскими эскимосами отчетливо прослеживается по документам того времени. Так, документы начала XVIII в. отмечают нападения чукчей на население Аляски, захват имущества и угон в плен женщин и детей.58 Приблизительно с середины XVIII в. появляются указания на то, что чукчи наряду с грабительскими набегами ведут обмен товаров с эскимосами Аляски. В «Собрании известий о разных племенах иноверцев, обитавших в Иркутской губернии», составленном в 1789 г., говорится: «Летом в тихую погоду на байдарах, зимою же по льду на оленях на лежащий почти в середине пролива, остров Имоглин (остров Ратманова. — И, В,), а оттуда в Америку в один день переезжать можно; те чукчи нередко ту часть света посещают и торг там, а иногда и грабежи там производят».59
Весьма любопытные подробности о торговых отношениях чукчей с американскими эскимосами сообщает сотник И. Кобелев. Ему удалось уговорить «увеленского острожка лутчево пешего человека Опрею» свозить его «через проливы на американскую землю». Поездка состоялась в июне 1789 г. Чукоч собралось около 150 человек на 10 байдарах. С остановкой на острове Ратма- нова переплыли Берингов пролив и прибыли к американскому берегу, где было селение «юрт до пятидесяти». Отсюда чукчи поплыли на юг «к устью реки Хеверен», откуда повернули в море «на Укипень остров» (о. Кинг современных карт. — И. В.). Подъезжая к острову, чукчи остановили байдары, «оделись в куяки, в руках копье, луки и стрелы на тетивах так, как ратница должно». То же проделали и «укипанцы на берегу», однако все это, как полагает И. Кобелев, было только «для примера». «Того самого дни сделались между ими торговля, укипанцы променивают куньи парки, лисицы, волки, росомахи, выдры, рысьи и оленьи постели небольшою частью, которые все достают с Америки, а с нашей стороны променивают же копья, ножи, топоры, пальмы, котлы, железки (видимо, к теслам. — И. В.), корольки всякие, бисер».60
Рассказывая об островах и жителях Американского побережья Берингова пролива, И. Кобелев сообщил, что «прежде чукчи на ту землю ходили походами».61
Это замечательное по выразительности и фактам сообщение И. Кобелева подтверждает, что торговые мирные связи только налаживались. Ни та, ни другая сторона не доверяли вполне друг другу, поэтому и чукчи и эскимосы-укипанцы были вооружены. Не случайно сама церемония встречи напоминала подготовку к сражению, однако, по образному выражению И. Кобелева, все это было только «для примера».
Впрочем, в 1793 г. в Сенате обсуждался рапорт капитана Биллингса, в одном из пунктов которого сообщалось, что «северо-восточные американцы, изъявив желание, имели дружественное с россиянами обхождение, испрашивают защищения от нападения и грабежа чукчей».62
К началу XIX в. отношения между чукчами и эскимосами Аляски приняли исключительно мирный характер. Через Берингов пролив шел оживленный обмен. Кавральыт — чукотские торговцы — стали регулярными поставщиками товаров русского и чукотского производства на американское побережье Берингова пролива, а оттуда вывозили пушнину, дерево и моржовые клыки. Эта торговля охватила глубинные районы Аляски и распространилась далеко на юг, в нее оказались вовлеченными не только прибрежные эскимосы, но также обитатели рек Пастола, Юкона, отчасти Кускоквима с их притоками.
На протяжении первой четверти XIX в. чукчи не только прекратили свои набеги на побережье Аляски, но и вообще постепенно отказались от торговых поездок к берегам Аляски. Торговля с аляскинскими эскимосами сосредоточилась на нейтральной почве, на островах Диамида в Беринговом проливе. Посредниками чукчей в торговле с побережными американцами, расположенными далее к югу, выступали жители острова Азиак (sledge Island), зовущиеся азиагмютами, сметливостью и способностью к торговым оборотам превосходящие всех своих соседей.
Яркую картину чукотско-эскимосской торговли в первой половине XIX в. нарисовал Ф. П. Врангель.
«За русскими товарами и теплою одеждою приезжают азиагмюты к чукчам на Имаклит (о. Ратманова. — И. В.), один из Гвоздевых островов, и получив, что дадут им чукчи, отправляющиеся ежегодно, в начале июля на 10 байдарах, в числе 100 хорошо вооруженных человек, вдоль извилин материка на юг, променивая у прибрежных жителей, на означенные товары .,. меха разных животных. Таким образом, достигают они, наконец, устья реки Пастол, куда стекается большое количество мехов и моржового зуба, добываемых охотою как внутри страны, преимущественно по рекам Квихпаку и Кускоквиму, так и по морскому берегу, до острова Нунивока и даже до устья Кускоквима: постольмюты скупают в течение года эти товары у обитателей помянутых мест с тем, чтобы перепродать их азиагмютам, а эти, нагрузив байдары полученным здесь товаром, возвращаются обратно на Имаклит, где сдают их чукчам. . .
Далее на юг торговля чукоч не заходит: там уж производят ее фактории Российско-Американской компании; но довольно и того, что они снабжают своими и русскими товарами пространство американского берега на протяжении почти 1000 итальянских миль, или 1700 верст, тогда как оно отделено от них морем, и когда, для получения большей части этих товаров должны они совершать еще сухопутные переходы по своей земле, верст в 500 и более!» 63
Из этого сообщения Врангеля видно, какой широкий размах имел обмен на берегах Беринг.ова пролива и как далеко по побережью Тихого океана Америки распространилось торговое влияние России, проходившее с запада через Чукотку и чукчей.
Итак, к середине XIX в. население северо-западных берегов Аляски и островов Берингова пролива получало большое количество металлических орудий, оружия, посуды и т. п., что способствовало преодолению неолитических традиций в производстве и быту этого населения, приобщению его к современной культуре.
Таким образом, отношения чукчей и сибирских эскимосов с населением северо-западных берегов Америки развивались по пути постепенного увеличения обменных связей.
Русское влияние на хозяйственно-экономическое, политическое и общественное развитие чукчей и сибирских эскимосов объективно содействовало успешному развитию мирных отношений между населением восточного и западного побережий Берингова пролива, налаживанию регулярного торгового обмена.
Эти связи и отношения целесообразно рассмотреть в двух аспектах: генетическом и историческом. Чукчи и коряки связаны общностью происхождения, антропологического типа, единством характера материального производства, общими чертами материальной и духовной культуры, едиными основами фонетики, грамматики и лексики их языков. Наряду с этими общими, сближающими их чертами существуют и отличия, которые развивались на протяжении длительного времени и привели в конце концов к этническому и языковому обособлению, к территориальной разобщенности, к появлению этнического самосознания у них как отдельных народностей.
Определенную роль в процессе обособления двух этносов сыграли юкагиры. Их появление в долине р. Анадыря отделило территориально коряков от чукчей. Произошло это, по всей вероятности, в XIV—XV вв., тогда, когда юкагиры вынуждены были двигаться на восток под давлением тунгусов и якутов. Они вошли в долину р. Анадыря клином с ее верховий. К югу от р. Анадыря оказались коряки, к северу — чукчи.64 Можно предполагать, что появление юкагиров привело и к каким-то перемещениям некоторых групп ныне оседлых коряков. Исторические перипетии последующих веков способствовали дальнейшему сложению и формированию особенностей, отличающих чукчей от коряков.
В XVII в. юкагирский клин, разъединивший чукчей и коряков, был, видимо, еще достаточно прочным. Наиболее вероятным местом непосредственного соприкосновения чукчей с коряками следует считать устье р. Анадыря, на южной стороне которого еще С. Дежнев сталкивался с коряками.65 В. И. Огородников вообще считал, что на устье Анадыря жили коряки.66
К началу XVIII в. появляются первые сведения о чукотско- корякских отношениях, которые развивались в основном в двух направлениях: на оленных коряков чукчи нападали, а с оседлыми коряками вели обмен.
В марте 1777 г. отряд чукчей, шедший «для поиску и разорения оленных коряк», прибыл к оседлым апукским корякам, «чукчи с ними имели дружество и мену».67
У приморских чукчей побережья Берингова пролива до сих пор сохранились предания о том, как их предки плавали в залив Мэйны-пилгын, к устью р. Хатырки, где они вели обмен с коряками.68 Оживленную торговлю чукчи также вели с коряками Охотского побережья. Так, в одном документе 70-х гг. XVIII в. отмечается, что коряки Жирового острожка «всегда с чукчами и олюторцами и камчадалами приезжающими торгуют».69
Начало XVIII в, в истории чукчей совпадало с коренными изменениями в развитии производительных сил и производственных отношений. Чукчи вступили на путь формирования отношений военной демократии. Внешним толчком, содействовавшим ускорению этого процесса, послужило нарушение равновесия в их промыслах, сокращалась охота на диких оленей.
Распространение русских и юкагиров по Анадырю, захват ими охотничьих угодий на переправах диких оленей поставило северо-восточных чукчей перед необходимостью искать разрешения создавшегося кризиса в их экономике. Начиная с 1720 г. на протяжении почти шестидесяти лет чукчи с исключительным упорством преследуют оленных коряков. По сведениям, поступившим в Сенат, «чукчь, которые разоряют коряк, будет военных людей человек до 2000».'°
На протяжении 30—70-х гг. XVIII в. зарегистрировано около 50 случаев нападения чукотских отрядов на оленных коряков.
Лишившись домашних оленей, коряки, кочевавшие в бассейнах рек Олюторки (Ынпываям), Пахачи, Апуки, вынуждены были перейти к оседлости, охоте и рыболовству.
В свою очередь коряки предприняли ряд походов в Чукотскую землю с целью возвращения захваченного чукчами имущества и пленных. Однако их действия в этом отношении были организованы слабо, а сами коряки не были такими закаленными и настойчивыми воинами, какими были чукчи. Известно всего несколько случаев ответных действий коряков.71
В отношениях чукчей с оленными коряками наблюдались неуравновешенность и противоречивость. Даже в самые критические периоды наибольшего обострения их отношений наблюдались случаи примирения отдельных групп чукчей и коряков. Однако связи эти были непрочными и часто нарушались как чукчами, так и коряками.
Набеги чукчей на ясачных коряков вызывали беспокойство властей. Уже в 1740 г. Сенат и Кабинет министров занимались обсуждением создавшегося положения во взаимоотношениях чукчей с коряками. Было принято решение одновременно с усилением гарнизона Анадырского острога в целях защиты ясачных коряков «велеть Иркутскому вице-губернатору, чтоб он обстоятельно наведался, за чт01 у помянутых народов между собою такие ссоры происходят».72 На эту «резолюцию» Кабинета министров, по сообщению Сената, последовали с мест ответы. «Ссоры и бои у них чукчей с ясашными коряками, — писал Д. Лаптев, — от начала жития их за то, что в их чукотской земле для оленей их дворовых скудно кормом и лесу во всей их чукоцкой земле никакова роду нет и в том им крайняя нужда, . . а у ясашных коряков земля привольная к житию их и к содержанию оленей, лесами и кормом и для того те чухчи всегда ищут чтоб их коряк искоренить, а местами их завладеть и тут жить. А их чукоч как впустить^ корякам в свою землю, неможно».7,1 Как видно, основной причиной нападения чукчей на коряков Лаптев считал «скудость кормами и лесом» чукотской земли.
^Сами чукчи следующим образом объясняли причины своих войн с коряками. В 1775 г., при встрече отряда чукчей с русскими, на вопрос последних: куда и зачем идут чукчи, те ответили: «За поиском оленных коряк, для их разорения, смертного убойства и отгону у них оленных табунов». 4 На вопрос, хотят ли чукчи идти в подданство, платить ясак, а равно жить в мире не только с русскими, но и с «подданными оленными коряками», ответили, что быть в подданстве и платить ясак они готовы, а с оленными коряками мирно жить и дружбу иметь они, чукчи, не будут, а всегда на них, оленных коряков, «за поиском походами для разорения и отгону у них оленных табунов ходить не оставят».75
Следовательно, сложившиеся отношения между чукчами и южными соседями в XVIII в. определялись стремлением чукчей к увеличению оленных стад. Нападение на соседей с целью захвата их имущества составляли важное звено процесса перехода чукчей к новым общественным отношениям.
Нападения чукчей повторялись почти ежегодно, до тех пор, пока не произошло известного «насыщения» оленями отдельных групп чукчей, пока, собственно, не сложилось чукотское пастушеское оленеводство. После ликвидации Анадырского острога практически никаких препятствий к проникновению чукчей на юг от Анадыря не осталось. Чукчи обосновались на Анадыре и к югу от него, но уже не как охотники на дикого оленя и рыболовы, а как оленеводы, обладатели больших стад.
В 1781 г. между чукчами, кочевавшими около Анадыря, и начальством Гижигинской крепости была достигнута договоренность о том, что чукчи не будут нападать на коряков.76 Чукчи соблюдали этот пункт договора, не нарушая его, так как сами искали мирных условий жизни. Налаживалась торговля чукчей с русскими и коряками через Гижигу и поселки оседлых коряков (Каменское, Парень и др.). Жизнь входила в новое русло. Уже в 1787 г. чукчи приходили в Гижигу для торговли с русскими.77
К началу XIX в. отношения чукчей и оленных коряков окончательно умиротворились. Исчезли недоверие и подозрительность. Налаживанию хороших отношений между чукчами и коряками содействовали ярмарки, организованные русскими. В. первые десятилетия XIX в. действовали Гижигинская и Анадырская ярмарки, на которых встречались оленные чукчи, коряки и ламуты.78
В условиях разрешения новых социально-экономических задач по-новому сложились отношения чукчей со своими соседями, в первую очередь с коряками-оленеводами. К середине XIX в. экономические и культурные связи с ними упрочились. В местах соприкосновения оленеводов исчезли границы, отделявшие ранее чукчей от коряков. Чукчи проникли далеко на юг, вглубь корякской территории.
Юкагиры пришли в соприкосновение с чукчами не ранее XIII— XIV вв. Заселив р. Колыму и ее правые притоки, они проникли и далее на восток в бассейн р. Анадырь, захватив значительные охотничьи угодья. В нижнем течении р. Колымы юкагиры разъединили чукчей. Территориальное соседство юкагиров не оказало непосредственного влияния на экономику, культуру и язык чукчей. Сами юкагиры — бродячие охотники на диких оленей и лосей — не внесли ничего нового в развитие производительных сил аборигенов. Они же подверглись сильному влиянию культуры и языка своих новых соседей, стоявших на более высоком уровне развития производительных сил и производственных отношений. Вскоре после прихода юкагиров начался процесс постепенной физической, культурной и языковой их ассимиляции коряками, чукчами и в еще большей степени — эвенами.
В разные периоды по-разному складывались чукотско-юкагирские отношения. Появление русских на Северо-Востоке не одинаково было воспринято отдельными группами юкагиров. Одни из них, ослабленные в результате межплеменных и межродовых столкновений, искали у русских покровительства и защиты. Эти группы (роды) поддерживали русских, оказывали им содействие в продвижении, в освоении новых районов Крайнего Северо- Востока, были аккуратными плательщиками ясака. Другие, наоборот, противодействовали продвижению русских, отказывались вносить ясак, преследовали ясачных юкагиров. Такое поведение этих групп объясняется тем, что с приходом русских они теряли возможность безнаказанно грабить и разорять ослабевшие роды единоплеменников или соседей чужеплеменников. То же прослеживается в отношениях чукчей и юкагиров. С одними чукчи выступали совместно, на других нападали. Поэтому в отношениях между чукчами и юкагирами в XVII—XVIII вв. наблюдается некоторая противоречивость.
При первых встречах русских с юкагирами западные чукчи выступали на стороне последних. Так, летом 1642 г. отряд казаков во главе с Димитрием Ерило, прибывший с Индигирки на Алазею, стал призывать юкагиров «под государеву высокую руку» и требовать ясака. Но «юкагиры и чухчи в государеве ясаке отказали и по обе стороны Алазейские реки обошли, и учали нас они алазеи с обеих сторон стрелять».76
Во второй половине XVII в. отношения между чукчами и юкагирами заметно начинают изменяться. Отчетливо обозначается два враждующих лагеря. Неприязнь чукчей проявилась по отношению к ясачным группам юкагиров.
Занимаясь рыболовством, охотой и оленеводством, юкагиры жили по берегам больших рек, по которым проходило продвижение русских на север Сибири. Поэтому большинство юкагиров очень скоро было обложено ясаком. Юкагиры служили первыми проводниками промышленных людей и казаков на новые места.
Кроме того, они являлись поставщиками оленьего транспорта, продовольствия и зимней одежды. Все это способствовало осложнению отношений между чукчами и юкагирами. Однако не только чукчи, но и соплеменники — неясачные юкагиры преследовали ясачных, громили их стойбища, забирали их имущество и оленей. Вообще с приходом русских отношения между чукчами и юкагирами, коряками и юкагирами, а также между самими юкагирами, внутри племени начинают определяться тем, подчинены или не подчинены те или иные роды юкагиров самодержавию.
В целом во второй половине XVII и первой половине XVIII в. юкагиры были очень ослаблены. Это уже не было многочисленное и сильное племя. Набеги соседей, внутриплеменной разлад, эпидемии оспы опустошили их стойбища. Ни одна из народностей Северо-Востока не подверглась такому дружному нападению соседей, как юкагиры. В 1678 г. алазейские ясачные юкагиры просили Якутского воеводу Фому Бибикова послать к ним служилых людей для защиты от «немирных и неясачных чукоч». «Во 184 году, — говорится в их челобитной, — немирные и неясачные иноземцы чюхчи побили наших многих лутчих людей и улусных, и жен и детей в полон взяли и оленишек отгонили, приходя в наши ясачные промыслища. . . А топере мы холопи ходим на соболиные ясачные дальние промыслища, боячись тех чюхочь и иных посторонних орд».80
Взаимоотношения чукчей с юкагирами на Анадыре также носили неустойчивый характер. Здесь, с одной стороны, известны частые нападения чукчей на юкагиров и, с другой — то, что юкагиры были весьма активными посредниками в торговле между чукчами и русскими.
С присоединением Камчатки Анадырск стал узловым пунктом, в котором сосредоточивалось много народу. Потребовались большие запасы рыбы и оленьего мяса, так как в Анадырск практически никакого провианта не завозили, и питание русских зависело от промысла рыбы и диких оленей. Все места перехода оленей через р. Анадырь от верховьев до устья р. Красной использовались командой Анадырского острога и другими его жителями. Это также служило одной из причин ухудшения чукотско-юкагирских отношений. Однако, как и на Колыме, на Анадыре ясачных юкагиров преследовали в первую очередь неясачные коряки и чукчи. В 1685 г. Василий Тарасов, ясачный сборщик Анадырского острога писал в Якутск: «Которые иноземцы ясак платят и те у ясачного платежу говорят: ясак с нас просите, а от неясачных коряк и чюхоч не обороняете, те коряки и чухчи многих родников их на соболиных промыслах побивают и жен и детей и родников их в полон емлют и оленей грабят, из их жилищь сбили».81
В 1732 г. командир Охотского порта Скорняков-Писарев приказал Д. Павлуцкому «строить остроги: один на устье р. Анадыря, или р. Березовой, для защиты русских, коряк и юкагиров от немирных чукоч, мешающих последним заниматься здесь промыслом диких оленей».82
К середине XVIII в. преследование юкагиров чукчами приняло, особенно жестокий характер. В 1754 г. «на речке на Луче восемь юрт князца Ядачи Соболькова в 17 человеках, да трех женок смертно убили, да в плен взято мужеска полу 25, да женска полу 56, да пограблено оленей 912, куяков железных два, шишак один, копей железных 4, котлов медных и железных 23, да кроме оного собственных их пожитков всего на 8114 р. 77 коп.».83
Особенно опустошительным было нападение чукчей на юкагиров в 1756 г., когда чукчи забрали 120 человек юкагиров в плен и захватили все их имущество.84
Несмотря на частые случаи нападения чукчей на юкагиров, между ними существовали и другие формы отношений. По-видимому, юкагиры издавна были посредниками в обмене чукчей с Югом и Юго-Западом. Можно предполагать, что через них осуществлялась связь с Охотским побережьем и Якутией. Они же оказались посредниками в торговле между чукчами и русскими, по крайней мере в XVII и первой половине XVIII в. Подтверждение этому имеется в ряде документов того времени.85
Одна из бухт с впадающей в нее небольшой речкой в Заливе Креста называется по-чукотски Этэлкуем, что означает «Юкагирская бухта». Возможно, где-нибудь на этой речке или на берегу бухты и было прежде «юкагирское торговище».
После ликвидации Анадырского острога все местное и пришлое оседлое население было вывезено большей частью в Нижне-Колымск и частично в Гижигинск. На Анадыре юкагиров не осталось. Однако с конца XVIII в. Анадырь снова начали заселять пришельцы с Колымы и Гижиги. К середине XIX в. возникло несколько поселков с оседлым населением, которое вело свое происхождение от юкагиров, чуванцев, ходынцев, русских. Наиболее крупными поселениями были Марково, Усть-Белая, Еропол.86
Между чукчами и оседлыми жителями Анадыря установились хорошие деловые отношения. На Анадыре снова начала развиваться торговля. Местное оседлое население содействовало этому, доставляя на своих собаках товары гижигинских купцов на Анадырь. Кроме того, среди местного оседлого населения возникло кустарное производство некоторых предметов нужных в хозяйстве и быту чукчей-оленеводов (легковые нарты, ножи, тесла, табакерки и др.).
На Колыме и к востоку от нее в конце XVIII в. нападения чукчей на юкагиров также прекратились. Со времени основания Анюйской ярмарки между чукчами и коренным населением При-колымья (юкагиры, эвены, эвенки, коряки) наладился оживленный обмен. В местах наиболее близкого соприкосновения чукчей с юкагирами шел процесс ассимиляции юкагиров. А. Аргентов в середине XIX в. отметил значительное количество смешанных браков чукчей с юкагирами.88
И. С. Вдовин
Из сборника «История и культура чукчей. Историко-этнографические
очерки», Л., 1987
Примечания
1 Золотарев А. М. Из истории этнических взаимоотношений на Северо- Востоке Азии // Изв. Воронеж, пед. ин-та. 1938. Т. 4. С. 81.
2 Там же. С. 86.
3 Вдовин И. С. К истории общественного строя чукчей // Учен. зап. Ле- нингр. гос. ун-та. 1950. № 115. С. 73— 100.
4 Левошин Н, Н. Древняя стоянка в верховьях р. Якитикнвеема (Чукотский полуостров) // КСИИМК. 1950. Вып. 31. С. 193.
5 Окладников А, П. Первый неолитический памятник Чукотского полуострова // КСИИМК. 1950. Вып. 31. С. 197—198; История Якутии. Якутия до присоединения к русскому государству. М; Л., 1955. Т. 1. С. 124.
0 Окладников А. П. О первоначальном заселении человеком внутренней части Чукотского полуострова // ИВГО. 1953. № 4. С. 411; Диков Н. Н. Древние культуры Северо-Восточной Азии. М., 1979. С. 134, 139, 147.
7 Арутюнов С. А,, Сергеев Д. А. Древние культуры азиатских эскимосов. М., 1969. С. 28; Диков Н. Н. Древние культуры. . . С. 176, 201.
8 Окладников А. П. О первоначальном заселении. . . С. 411.
11 Окладников А. П., Некрасов И. А. Новые следы континентальной неолитической культуры па Чукотке (находки у оз. Эльгытгын) //СА. 1957. №2. С. 114.
Диков Н. Н. Древние культуры. . . С. 129.
11 Дебец Г. Ф. Антропологические исследования в Камчатской области // ТИЭ. Новая серия. 1951. Т. 7. С. 114.
12 Левин М. Г. Этническая антропология и проблемы этногенеза народов Дальнего Востока. М., 1958. 359 с.
|л Там же. С. 300.
14 Там же. С. 301
15 Вдовин И. С. Юкагиры в этнической истории коряков и чукчей//Этническая история народов Азии. М., 1972. С. 99—113.
16 Диков Н. Н. Предварительные данные о работе археологической экспедиции Чукотского краеведческого музея в 1958 году // Краевед, зап. (Магадан). 1959. Вып. 2. С. 93.
17 Там же; Диков Н. Н. Древние культуры. . . С. 157.
18 Крейнович Е. А. Юкагирский язык. М.; Л., 1958. С. 245 246.
19 Богораз-Тан В. / Ч\,чи. Л., 1934.
Ч. 1. С. 175. '
20 Березкин Н. Н. Юкагиры (рукопись) //Архив ЛЧ ИЭ, К-5, оп. 1, № 6, с. 8.
21 Диков Н. Н. Древние культуры. . . С. 152.
22 Василевич Г. М., Левин М. Г. Типы оленеводства и их происхождение // СЭ. 1951. № 1. С, 63—87; Вайнштейн С, И. Роль экологических факторов в этнокультурогенезе (на примере генезиса оленеводства у народов Тихоокеанской зоны Северной Азии). М., 1979. С. 71—73; Гур- вич И. С. Проблемы происхождения чукчей, коряков и ительменов // Этногенез народов Севера. М., 1980. С. 223—225.
23 Долгих Б. О. Расселение народов Сибири в 17 в. // СЭ. 1952. № 3. С. 81; Историко-этнографический атлас Сибири. М.; Л., 1961. С. 9.
24 Вдовин И. С. К истории общественного строя чукчей. С. 78.
24 Алексеев В. П. Антропологические исследования на Чукотке в 1970 г. // Итоги полевых работ Института этнографии в 1970 г. М., 1971. С 22.
26 Верещагин Н. К., Мочанов Ю. А. Самые северные в мире следы верхнего палеолита//СА. 1972. № 3. С. 332—336; и др.
27 Мочанов 10. А. Древнейшие этапы заселения человеком Северо-Восточной Азии. Новосибирск, 1977. С. 250.
28 Дульзон А. П. О древних связях енисейских народов с чукотско-камчатскими по данным языка //Материалы конференции «Этногенез Северной Азии». Новосибирск, 1969 С. 31.
29 Диков Н. Н. Древние культуры. . . С. 129.
30 Мочанов 10. А., Багынанов II. Г., Кистенев С. П. Первая археологическая разведка в верховьях Малого Анюя (Центральная Чукотка) // Археология, этнография Восточной Сибири: Тез. докл. Иркутск, 1978. С. 63.
,и Окладников А. П. История Якутской АССР. М.; Л., 1955. Т. 1. С. 174— 175.
12 Мочанов Ю. А. Древнейшие этапы заселения. . . С. 250—253; Федосеева С. А. Ымыяхтахская культура Северо-Восточной Азии. Новосибирск,
- С. 155.
33 Диков Н. Н. Древние культуры. . . С. 108, карта «Неолитические памятники Камчатки, Колымы и Чукотки».
ч Диков H. Н. Археологические памятники Камчатки, Чукотки и Верхней Колымы. М., 1977. С. 242; Федосеева С. А. Ымыяхтахская культура. .. С. 160; Кистенев С. П„ Михалев В. М. Родингское погребение в низовьях Колымы // Сибирь в прошлом, настоящем и будущем. Новосибирск, 1981. Вып. 3. С. 47.
35 Дебец Г. Ф. Антропологические ис
следования в Камчатской области. М., 1951. С. 108; Левин М Г. Этническая антропология и проблемы этногенеза народов Дальнего Востока. М., 1958. С. 248; Очерки общей этнографии. Азиатская часть СССР. М., 1960. С. 294—295; Золота
рева И. М. Юкагиры (антропологический очерк) // Проблемы антропологии и исторической этнографии Азии. М., 1968. С. 165; Глад
кова Т. Д., Хить Г. Л. Материалы по дерматоглифике некоторых народов Сибири // Там же. С. 146; Чебоксаров H. H., Чебоксарова И. Л. Народы, расы, культуры М., 1971. С. 118; Алексеева Т. И., Алексеев В. П. Антропологические исследования на Чукотке//ЗЧКМ. 1973. Вып. 6. С. 6—7.
36 Алексеева Т. И., Алексеев В. П. Антропологические исследования на Чукотке. С. 7.
37 Скорик П. Я. Чукотско-камчатские языки // Языки народов СССР. Монгольские, тунгусо-маньчжурские и палеоазиатские языки. Л., 1968. Т. 5. С. 246.
38 Вдовин И. С. Эскимосские элементы
в культуре чукчей и коряков //Сибирский этнограф, сб. М.; Л., 1961. III; Меновщиков Г. А. Грамматика языка азиатских эскимосов. Л., 1967. ц О С 9RQ______________ 979
39 Богораз В. Г. Чукчи. Л., 1939. Ч. 2. С. 23—25, 28—29.
40 Вдовин И. С. К истории общественного строя чукчей. С. 77—78.
41 Иванов С. В. Орнамент народов Сибири как исторический источник. М.; Л., 1963. С. 243.
42 Алексеев В. П. Антропологические исследования на Чукотке в 1971 г. // Итоги полевых работ Института этнографии в 1971 году. М, 1972, II. С. 307.
43 Врангель Ф. П. Путешествие по северным берегам Сибири и но Ледовитому морю. 1820—1824. М., 1948. С. 298.
44 Богораз В. Г. Чукчи. Ч. 1, С. 10, 15, 19
45 Крупник И. И., Членов М. А. Динамика этнолингвистической ситуации у азиатских эскимосов//СЭ 1979 № 2. С. 23—24.
46 Вдовин И. С. Предисловие редактора к книге В. Г. Богораза «Материалы по языку азиатских эскимосов», Л 1949. С. 12—14
47 Подробнее см.: Вдовин И. С. Эски
мосские элементы в культуре чукчей и коряков // Сиб. этнограф, сб. М • Л., 1961. III. С. 27—63. ’
48 Рубцова Е. С. Материалы по языку и фольклору эскимосов. М.; Л., 1954 (ср. тексты № 1, 11, 12, 16 и др.).
49 Богораз В. Г. Чукчи. Ч. 2. С. 100 и др.
50 Там же. С. 46.
51 Там же. С. 66.
52 Там же. С. 84, 95—97.
53 Там же. С. 46, 66, 68.
54 Там же. С. 61.
55 Там же. С. 69.
58 Замечания о чукчах // ЖМВД. 1835. № 5. С. 337.
67 Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государ
ства //Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 2. С. 160.
58 См. подробнее: Вдовин И. С. Очерки истории и этнографии чукчей. М.;
Л., 1965. С. 55—56.
69 ЦГИА СССР, ф. 1264, 1-й Сибирский Комитет, д. 2, л 77.
60 Этнографические материалы СевероВосточной географической экспедиции. 1785—1795. Магадан, 1978. С. 162-164; ЦГАВМФ СССР, фонд экспедиции Биллингса (214), д. 28, л, 403-406.
61 Там же, д. 12, л. 104.
2 Архив Государственного Совета. СПб., 1869. Т. 1, ч. 2. С. 260.
88 Врангель Ф 1) О торговых отношениях между туземцами северовосточного берега Азии и северо- запада Америки//ЖМВД. 1851. Кн. 7, ч, 35. С. 108- 1 10; 2) О торговых отношениях пародов СевероЗападной Америки между собою и с чукчами//Телескоп. 1835. № 8. С, 604—613; Лазарев А. П. Плавание вокруг света военного шлюпа «Благонамеренный». М., 1950. С. 308—309; Вдовин И. С, Торговые связи населения Северо-Востока Сибири и Аляски (до начала XX в.) // Летопись Севера. М., 1964. 4. С. 117—127;
Ray D. J. The Eskimos of Bering Strait, 1650—1898. Seattle and London, 1975. P. 87—102.
64 Вдовин И. С. Юкагиры в этнической истории коряков и чукчей // Этническая история народов Азии. М., 1972. С. 99—113.
66 ДАИ. Т. 4. Док. 7.
66 Огородников В. И. Из истории покорения Сибири. Покорение юкагирской земли // Тр. Гос. Ин-та народного образования в Чите. 1922. Кн. 1. С. 268.
67 ЦГАДА, ф. 199. № 528, т. II, тетр. 9, л. 142 об.
68 Там же, л. 51; № 539, тетр, 13, л. 25.
69 Там же, № 539, тетр. 1, л. 10 об.
70 Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке в XVIII в.: Сб. архивных материалов. Л., 1935. С. 161.
71 См. подробнее: Вдовин И. С. Очерки истории и этнографии чукчей. С. 66.
72 Полное собрание законов Российской Империи. Собрание 1-е, 1830. Т. XI. Ст. 548.
73 ЦГАВМФ СССР, ф. 116, д. 2, л. 251.
74 ЦГАДА, ф. 199, № 528, т. 1, тетр. 19, л. 54.
75 Там же, л. 55.
76 Шаховской А. Известия о Гижигин- ской крепости // Северный архив. СПб., 1822, Ч. 4. С. 288.
77 Лесеепсово путешествие по Камчатке и южной стороне Сибири. М., 1801. Ч. 2. С. 114.
78 Замечания о чукчах //ЖМВД. 1835. № 5. С. 365.
79 Оглоблин Н. Н. Восточно-сибирские полярные мореходы XVII в. // ЖМНП. 1903. Май. С. 60; Токарев С. А. Несколько данных XVII в. о якутах и их соседях; Сб. материалов по этнографии якутов. Якутск, 1948. С. 10.
80 ДАИ. Т. 4. С. 69.
81 ЛО ААН СССР, фонд 21, оп. 4, кн. 32, л. 124.
82 Сгибнев А. Исторический очерк главнейших событий в Камчатке // Морской сборник. 1869. № 4. С. 130.
83 ЦГАДА, ф. 199, № 528, т. 1, тетр. 17, л. 16; Гурвич И. С. Юкагиры чуваи- ского рода в середине XVIII в. // Сибирский сб., II. М.; Л., 1957 (ТИЭ. Новая серия; Т. 35). С. 250—262.
84 ЦГИА СССР, фонд Сената, Секретная экспедиция, д. 1558. л. 300.
86 Там же, ф. Сената, Секретная экспедиция, № 1552, л. 12.
66 Дьячков Г. Анадырский край// ЗОИАК (Владивосток) 1893. Т. 2.
С. 67.
87 Врангель Ф. П. Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю. С. 176, 389.
Аргентов А. Первая народная перепись чукчей, населяющих Чаванский край//Архив Географ, общества в Ленинграде, разряд 64, оп. 1, № 32
