Показать все теги
В позднеримское время территорию юга и юго-запада Восточной Европы занимали памятники черняховской культуры и культуры карпатских курганов. Безусловно, масштабы этих культурных явлений, как территориальные, так и по количеству открытых памятников, несопоставимы. Территория культуры карпатских курганов едва ли составляет десятую часть, по сравнению с пространством, занятым памятниками черняховской культуры, а счет открытых памятников — десятки в первом случае против тысяч — во втором. Однако вопросы соотношения и взаимовлияния этих граничащих между собой культур неоднократно привлекали внимание исследователей.
Следует сказать, что новые материалы, полученные в последние десятилетия прошлого века, заставляют пересмотреть выводы о территории распространения памятников культуры карпатских курганов.
В начале 50-х гг. XX в. М. Ю. Смишко впервые высказал мысль, что курганные могильники позднеримского времени, открытые в предгорных областях Украинских Карпат по обе стороны Карпатского хребта, составляют одну культуру [Смшко 1952: 315—336]. С тех пор представление о существовании в позднеримский период в Прикарпатье и в Закарпатье однокультурного и одноэтничного населения, археологическим воплощением которого является культура карпатских курганов, утвердилось в науке.
К тому времени в Прикарпатье было известно 18 курганных могильников позднеримского времени, а на территории Закарпатья— один, вблизи с. Иза [Смшко 1960]. Прикарпатские могильники широко исследовались начиная с 30-х гг. XX в. Тогда уже стало ясно, что речь идет о новой археологической культуре, которая выделяется, прежде всего, специфическим погребальным обрядом — трупосожжениями на месте погребения под курганом.
Погребальный обряд закарпатского могильника Иза был похож на обряд прикарпатских могильников. Именно это, а также расположение памятника в пределах карпатского предгорья, хотя и по другую сторону Карпатского хребта, стало основанием для объединения закарпатского могильника Иза и могильников в Прикарпатье в одну культуру. С тех пор прошло более 50 лет, количество курганных могильников, исследованных в Прикарпатье, возросло до 30. В Закарпатье же, несмотря на широкомасштабные полевые роботы, так и не было открыто ни одного подобного памятника. Правда, закарпатский археолог В. Г. Котигорошко кроме Изы относит к культуре карпатских курганов еще несколько курганных могильников, известных вблизи ее: Кальник, Ключарки, Лискове, Липче, Руське Поле [Котиго- рошко 1991: 154] Однако трудно сказать что-либо определенное относительно хронологии и культурной принадлежности этих памятников. В тех случаях, когда в прошлом некоторые из них были подвергнуты раскопкам, их материалы не сохранились. Приводимые В. Г. Котигорошко сведения о том, что при раскопках в курганах Лискового, Ключарков, Кальника были найдены римские монеты, не отвечают действительности. Старший научный сотрудник Ужгородского краеведческого музея И. В. Кобаль при изучении книг музейных поступлений обнаружил, что эти монетные находки хотя и происходят из окрестностей названных пунктов, однако были найдены совсем в других местах, на полях, отдаленных от курганов, и не имеют к ним никакого отношения [Kobal 2000: 29—43]. Не внесли ясности и более поздние исследования курганов в Закарпатье. Так, когда в 1977 г. В. Г. Котигорошко раскопал три кургана на могильнике вблизи с. Руське Поле, то в двух из них погребения не были найдены, а еще в одном кургане обнаружено кострище, вблизи восточного края которого находилась кучка кальцинированных костей, сверху присыпанных пеплом. Рядом лежали железные пружинные ножницы [Балагури, Котигорошко и др. 1978: 293—294]. Следует заметить, что железные пружинные ножницы являются одним из атрибутов снаряжения пшеворского воина. Они найдены в пшеворских погребениях Закарпатья в Арданове, Сваляве, Братове [Kobal 1997: 48], часто присутствуют среди погребального инвентаря мужских погребений пшеворской культуры как на территории Польши, так и в других регионах. [Godlowski 1976: 94—95; Budinsky-Kricka V., Lamiova-Schmiedlova 1990: 272; Козак 1985: 61, рис. 2, 2]. В то же время ножницы ни разу не были найдены на памятниках культуры карпатских курганов.
Очевидно, нельзя отнести к культуре карпатских курганов и курган в Братово [Котигорошко 1979: 153—162], несмотря на то что сожжение умерших совершено на месте, где был насыпан курган. Пять погребений (два урновых и три ямных), открытых в прямоугольной яме под курганной насыпью, следует признать пшеворскими, поскольку они сопровождались предметами вооружения и керамикой, характерными для пшеворских древностей.
Как уже было сказано, курганный обряд прослежен на могильнике в Изе, где раскопано 38 курганов. В 23 случаях имеются в наличии планы и сведения о характере погребений. Из других курганов частично сохранился вещевой материал [Смшко 1960: 51—59; Котигорошко 1980: 220—247]. В 13 курганах обнаружены кострища, свидетельствующие о трупосожжении на месте погребения. Тем не менее в целом погребальный обряд Изы отличает от курганных погребений Прикарпатья ряд существенных обрядовых деталей. В Изе отсутствуют погребения на горизонте, являющиеся наиболее распространенной формой прикарпатских захоронений, и резко преобладают урновые. Всего выявлено 42 урновых и 6 ямных погребений. Заметим, что в Прикарпатье именно урновые погребения являются наименее распространенными из трех типов (на горизонте, ямные, урновые) погребений. К тому же, если в Изе урнами в большинстве случаев служили лепные сосуды (36 лепных и только 6 — гончарных), в Прикарпатье для урн всегда использовалась гончарная посуда. Исключение составляют три кургана на могильнике в Нижнем Струтине, где урнами служили лепной горшок, лепная чаша и нижняя часть лепного маленького сосудика. Однако наибольшее отличие от прикарпатских комплексов прослеживается в керамике и вещевых находках из Изы. Различен сам набор форм гончарной посуды, найденной на могильниках Прикарпатья и Изы. Так, в курганах Прикарпатья наиболее часто встречаемой формой гончарной керамики являются миски. Обнаруженные в Изе немногочисленные экземпляры мисок представлены другими, отличными от прикарпатских, типами (рис. 2, 6). Только две маленькие мисочки с цилиндрическими плечиками, одна из которых украшена неизвестным на Прикарпатье штампованным орнаментом (рис. 2, 7), напоминают по форме изделия из прикарпатских комплексов. Не имеет аналогий в Прикарпатье и двуручная миска (рис. 2, 10). Если кувшины разных типов — частые находки в прикарпатских курганах, то из Изы происходит единственный экземпляр— маленький биконический кувшинчик высотой 13,5 см. В Изе отсутствуют часто встречающиеся в Прикарпатье вазы, трехручные вазы, керамические кубки, подражающие провинциальноримским стеклянным изделиям типа Ковальк. Различны формы гончарных горшков, найденных в курганах по разную сторону Карпат. Так, например, в Прикарпатье отсутствуют характерные для Изы биконические горшки с узкой шейкой и наибольшим расширением ближе к середине высоты (рис. 2, 1—3). Нет аналогий и для большинства других гончарных форм (рис. 2, 4, 5). Исключение составляют найденные в Изе четыре кухонных сосуда с профилированными венчиками и многочисленными мелкими примесями в тесте. Подобные изделия, восходящие к провинциальноримской керамике, часто присутствуют в прикарпатских комплексах. Не вдаваясь в подробный анализ, можно отметить наиболее бросающиеся в глаза отличия лепной керамики Изы от прикарпатской. В Прикарпатье не встречаются наиболее распространенные в Изе лепные горшки с расширяющимся в верхней трети корпусом и характерным сужением, отделяющим придонную часть (рис. 3, 1—4). В свою очередь, наиболее частая в прикарпатских курганах форма лепной керамики — толстостенные миски с плоским дном и расширенными кверху стенками — отсутствует в Изе. Нельзя сказать, что явные отличия изовского погребального обряда и погребального инвентаря не замечались ранее. Однако это явление были склонны объяснять более ранней хронологией памятника [Этнокультурная карта... 1985: 61—63].
Между тем в обобщающих работах, в иллюстрациях разделов, посвященных культуре карпатских курганов, всегда фигурирует керамическая посуда, найденная при раскопках курганов в Изе. Не в последнюю очередь это, вероятно, связано с тем, что в монографии М. Ю. Смишко (Карпатсью кургани першо! половини I тисячолгття нашо! ери. Кив 1960) находки из Изы даны в рисунках, а керамика, происходящая из прикарпатских памятников, в основном представлена фотографиями плохого качества. Так, в томе Археологии СССР на таблице XC, представляющей гончарную посуду культуры карпатских курганов, 16 (из 41) изображенных сосудов происходят из Изы [Русанова 1993: табл. XC, 5, 8, 10, 12, 16, 18—22, 26—29, 32, 33]. Если добавить еще характерную липицкую двуручную посудинку из многослойного поселения Гореча [Русанова 1993: табл. XC, 14], то станет ясно, что гончарный керамический комплекс культуры карпатских курганов представлен в сильно искаженном виде. Еще хуже обстоит дело с лепной посудой. В этом же издании содержится 41 рисунок лепных изделий, из этих изделий только 2 взяты из материалов закрытых погребальных комплексов Прикарпатья, а именно из могильника в Нижнем Струтине [Русанова 1993: табл. LXXXIX 11, 12], 12 происходят из Изы [Русанова 1993: табл. LXXXIX, 1—3, 6—10, 14, 18—20] и еще 12— из культурного слоя многослойных поселений Прикарпатья и Закарпатья. В частности, в свете последних исследований весьма сомнительна связь с культурой карпатских курганов таких поселений, как Гореча, Рогатка, Виноградове, Михальчэ (Русанова 1993: табл. LXXXIX, 15, 22, 25, 29, 35).
Не только материалы Изы, но в целом закарпатские и прикарпатские памятники позднеримского времени демонстрируют выразительные и стойкие дифференцирующие черты. Так, в Прикарпатье на протяжении всего позднеримского периода наблюдается исключительно курганный погребальный обряд, при этом в подавляющем большинстве случаев курган насыпался на месте сожжения покойного. В Закарпатье для этого времени зафиксировано три типа погребений: грунтовые (Арданово 1, Арданово 2, Свалява, Становэ, Квасово и др.), курганные (Братово, Руське Поле, Иза) и послойные (Солонцы). Таким образом, в Закарпатье, в отличие от Прикарпатья, курганный обряд с трупосож- жением на месте погребения не может определять этнокультурную специфику.
Различается не только керамическая посуда, но и инвентарь и украшения, найденные в погребениях Прикарпатья и Закарпатья. Оружие, ножницы, ключи, оковки шкатулок, присутствующие в комплексах закарпатских памятников, не встречаются в курганах Прикарпатья.
Особенное внимание привлекает тот факт, что железные одночленные фибулы с подвязной ножкой, которые были самым распространенным типом застежек у закарпатского населения на протяжении всего позднеримского времени, поскольку входили в комплексы как самых ранних памятников, таких как Братово, так и самого позднего — могильника в Солонцах [Вакуленко 2000: 137—145], отсутствуют в материалах курганных могильников Прикарпатья.
Характерно, что керамические комплексы этих регионов отличаются даже по соотношению гончарной и лепной посуды. В грунтовых могильниках типа Арданово—Свалява и в погребениях Братовского кургана встречена исключительно лепная керамика пшеворского облика. В курганах Изы, как было показано выше, большинство керамических изделий составляла лепная керамика. Только в Солонцах, памятнике, начавшем функционировать не ранее второй половины IV в. [Вакуленко 1999: 303—304], наблюдается резкое преобладание гончарной посуды, а также массово присутствуют миски и кувшины, в большинстве своем украшенные штампованным орнаментом (рис. 2, 8, 9, 11, 12). На Прикарпатье массовое употребление гончарных изделий началось раньше на 70—100 лет. Это, безусловно, свидетельствует о разном ритме культурного развития областей по обе стороны Карпатского хребта.
Таким образом, на памятниках позднеримского времени по обе стороны Восточных Карпат отсутствует общий предметный мир, что является обязательным условием существования одной археологической культуры. Сравнительное изучение комплекса определяющих этнокультурных признаков, связанных с бытом и идеологией древнего населения, показало, что Прикарпатье и Закарпатье в позднеримское время были абсолютно отдельными и разными этнокультурными областями.
Как известно, для зарождения и развития этнокультурного массива необходимо, чтобы его члены не только проживали на одной территории, но и находились в тесных хозяйственных отношениях. Внутренние экономические связи являются обязательным условием зарождения каждого этноса, объективной формой существования этнокультурной общности. Однако выявленные материалы показывают полное отсутствие каких-либо экономических связей между населением, жившим в северных и в южных областях Карпатских предгорий. Достаточно напомнить, что население Прикарпатья широко использовало импортные товары, поступающие в амфорной таре, целые экземпляры и обломки которой являются распространенными находками на прикарпатских памятниках позднеримского времени. Однако на памятниках Закарпатья не было найдено ни одного амфорного обломка.
Напротив, в Закарпатье получила распространение серая гончарная посуда, украшенная штампованным орнаментом. Изготовленная в производственных центрах Берегшурани, она непременно присутствует на позднеримских памятниках, датируемых после середины III в. Так, большая часть из имеющихся на могильнике в Солонцах (вторая половина IV—начало V в.) 15 265 обломков гончарной керамики принадлежала именно штампованным изделиям [Коти- горошко 1987: 177]. Однако ни одного обломка такой посуды не найдено при исследовании могильников и поселений на Прикарпатье.
Отсутствие культурных и экономических связей, что четко проявляется при сравнении археологических материалов позднеримского времени Прикарпатья и Закарпатья, иллюстрирует приведенная ниже таблица.
На археологических материалах хорошо прослеживается и различная внешнеэкономическая ориентация древнего населения этих регионов. Типы амфор и стеклянные изделия, найденные на памятниках Прикарпатья, и направление торговых путей указывают на экономические связи региона с восточными римскими провинциями. Внешняя же торговля жителей Закарпатья была налажена, напротив, с западными провинциями Империи. Основной торговый путь, который шел по р. Тиса, вел в римскую факторию, чьи остатки открыты на территории современного венгерского г. Сегед.
Таким образом, древности позднеримского времени в Прикарпатье и Закарпатье не могут быть объединены в одну археологическую культуру. Понятие «культура карпатских курганов» должно употребляться исключительно для определения прикарпатских памятников позднеримского времени, объединенных общей компактной территорией, погребальным обрядом, керамическим комплексом и другими материальными признаками.
Следует подчеркнуть, что отнесение закарпатских памятников, в частности, могильника в Изе, к культуре карпатских курганов сыграло фатальную роль при определении ее места в системе позднеримских древностей Европы. Искаженное представление о керамическом комплексе, как было показано выше, привело к тому, что к культуре карпатских курганов были отнесены хронологически более ранние селищные памятники с лепной керамикой гето- дакийского облика на территории Прикарпатья и Закарпатья. Это, в свою очередь, послужило основанием для выводов об этническом характере культуры. Более того, В. Котигоро-шко [Котигорошко 1991: 162—163] и, вслед за ним, В. Михайлеску-Бирлиба даже отодвигают нижнюю хронологическую границу культуры карпатских курганов к рубежу I—II вв. н. э., хотя в материалах культуры нет ни одной вещи, датированной этим временем. Карпатское сообщество из-за явного преобладания лепной керамики в Изе, а также из-за того, что было ошибочно отнесено к культуре хронологически более ранних поселений, выглядит более отсталым в своем социально-экономическом развитии, чем черняховское, что не соответствует действительности.
Итак, культура карпатских курганов занимает территорию к северо-востоку от Карпатского хребта. Ее памятники расположены вдоль северных и восточных склонов Карпатской дуги по верхнему течению Днестра, Прута и Серета. К северу и юго-востоку эту территорию окружают памятники черняховской культуры. Очень важно подчеркнуть, что территориальная граница между двумя культурами четко выдержана. На основании картографирования погребальных памятников обеих культур можно с уверенностью утверждать, что черняховцы не заходят на территорию, занятую населением культуры карпатских курганов (рис. 1). Во всем Прикарпатском регионе, включающем предгорные области Украины и Румынии, для позднеримского времени обнаружены исключительно курганы с сожжениями. Здесь никогда не встречаются ни Черняховские могильники, ни даже отдельные погребения. Хронология культуры карпатских курганов, так же как и черняховской, полностью укладывается в рамки позднеримского периода, захватывая начальный этап эпохи великого переселения народов, в целом, согласно общепринятой европейской периодизации, соответствуя периодам С и D [Вакуленко, Магомедов, Терпиловский 1990: 172—186]. Характерно, что в своем развитии культура карпатских курганов синхронно проходит те же хронологические этапы, что и черняховская культура, обнаруживая кульминацию своего развития после середины III—IV вв. н. э. Интересно отметить также, что археологически фиксируется некое продвижение прикарпатского населения к югу одновременно с Черняховским. Именно самые южные памятники культуры, обнаруженные на территории Румынии, являются наиболее поздними. Огромное сходство демонстрирует и материальная культура прикарпатского и Черняховского населения. На памятниках обеих культур присутствуют одни и те же типы двучленных подвязных фибул. В курганах и на поселениях встречены те же типы амфор, среди которых наиболее часты так называемые инкерманские [Вакуленко 1999: 303—304]. Хотя черняховская посуда превосходит и по количеству, и по разнообразию керамику культуры карпатских курганов, прикарпатский керамический комплекс имеет полный набор форм, выделяемых для черняховской культуры. Это миски закрытого и открытого типов разных вариантов (рис. 6, 4—8, 12—14; 7, 2, 4), одноручные (рис. 5, 1—9; 6, 1, 2) и двуручные (рис. 6, 3) кувшины, кружки (рис. 6, 9—11), вазы (рис. 4,1, 7—9; 7, 1, 3, 5—7), трехручные вазы (рис. 4, 2—6), горшки, сосуды для хранения припасов, кубки (рис. 6, 13, 15, 16) и др. Интересно отметить, что в составе гончарной посуды культуры карпатских курганов присутствуют изделия, считающиеся типично Черняховскими, т. е. определяющими специфику черняховского керамического комплекса. Это трехручные вазы (рис. 4, 2—6), которые представляют собой характерную особенность черняховской культуры [Магомедов 1998: 144; 1997: 39—44] и одноручные биконические кувшины (рис. 5,1—3), эталонные для черняховской культуры [Магомедов 1998: 144]. Имеет сходство и лепная керамика. Горшки стройных пропорций со слегка отогнутым венчиком, напоминающие славянскую раннесредневековую керамику, небольшие горшки баночного типа с одинаковыми диаметрами дна и венчика, лепные миски с расширенными кверху стенками, редкие в обеих культурах кружки с ручками. Хотя, безусловно, керамические комплексы обеих культур не идентичны. Например, несколько иная форма у прикарпатских двуручных кувшинов (рис. 6, 3), не имеют аналогий в черняховской керамике и некоторые типы гончарных ваз (рис. 7, 3, 5). Заметны отличия в гончарной кухонной керамике. Для Прикарпатья характерны тонкостенные кухонные горшки со сложнопрофилированными венчиками и обильными, выступающими на поверхность сосуда примесями (рис. 7, 8—10). У черняховцев они имеют другую форму, а главное, фактуру. Отличается ассортимент керамических кубков, подражающих провинциальным римским стеклянным изделиям.
И сам первооткрыватель культуры карпатских курганов М. Ю. Смишко, и другие исследователи обращали внимание на удивительное сходство гончарной керамики культуры карпатских курганов и черняховской. М. Ю. Смишко при этом справедливо отмечал, что прикарпатская керамика обнаруживает как бы большее влияние кельтского керамического производства [Смшко 1960: 104—106]. Поскольку явление кельтского ренессанса тогда еще не было выявлено и сформулировано, он полагал, что это следствие связей с кельтами, ранее пребывавшими на этой территории. Именно удивительное сходство гончарных керамических комплексов обеих культур дало основание М. Ю. Брайчевскому отнести прикарпатские памятники к черняховской культуре [Брайчевський 1964: 4—5]. Однако четко выраженная специфика погребального обряда культуры карпатских курганов, являющегося как бы ее визитной карточкой, а также компактная территория проживания не оставляют сомнений в том, что перед нами отдельная археологическая культура.
Культура карпатских курганов относится к кругу европейских древностей позднеримского периода. Ее образование, как и образование черняховской культуры, безусловно, связано с перемещением огромных масс варварского населения, что в позднеримское время привело к коренному изменению этнической карты Европы. Миграционные процессы играли главенствующую роль и при формировании этнической ситуации в Закарпатском регионе. Однако археологические материалы достаточно хорошо показывают, что внутри Карпатского региона роль и направленность этих процессов была неодинаковой, по-разному определяя судьбу древнего населения на территориях, расположенных на север и на юг от Восточных Карпат, что привело к созданию различной исторической ситуации на территории Прикарпатья и Закарпатья.
Л. В. Вакуленко
Из сборника «Культурные трансформации и взаимовлияния в Днепровском регионе на исходе римского времени и в раннем Средневековье», 2004.
Литература
Балагури, Котигорошка и др. 1978: Балагури Э. А., Котигорошко В. Г.. Ковач К. И., Петров С. Г. Работы Ужгородского университета// АО. 1977. М С. 293—294.
Брайчевський 1964: Брайчевсышй М. Ю. Бшя джерел слов'янсько! державност! Кшв: Наукова думка. 354 с.
Вакуленко 1977: Вакуленко Л. В. Пам'ятки пщпр'я Украшських Карпат першо! половини I тисячолптя н. е. Ки!в: Наукова думка. 142 с. Вакуленко 2000: Вакуленко Л. В. Затзт одночленна пщв'язт фйули та питания хронолог!! пам'яток п!зньоримського часу в Закарпатт // Давня i середньов!чна iсторiя Укра!ни. Кам'янець-Подтьський С. 137—145.
Вакуленко, /999: Вакуленко Л. В. Экономические связи населения Восточного Прикарпатья в IV в. н. э. // Na granicach antycznego swiata Rzeszow. C. 303—312.
Вакуленко, Магомедов, Терпшовский 1990: Вакуленко Л. В., Магомедов Б. В., Терпиловский Р. В. Хронология и периодизация //Славяне Юго-Восточной Европы в предгосударственный период. Киев. 485 с.
Кобаль 2000: Кобаль Й. Культурн! змни ни терен! Закарпаття в епоху римських вплив!в // Acta Beregsuenfes. I. Берег. С. 29—43.
Козак 1985: Козак Д. Н. Могильник пшеворсько! культури поблизу с. Грин1в на Верхньому Подн!стров'!// Археологи. С. 52—64. Котигорошко 1979: Котигорошко В. Г. Курган первой половины III в. н. э. у с. Братово // CA. 1979 (2). С. 153—162.
Котигорошка 1980: Котигорошко В. Г. Итоги изучения могильника Иза в Закарпатье // CA. 1980 (1). С. 220—247.
Котигорошко 1987: Котигорошко В. Г. Жертвенник Ш—IV вв. н. э. у села Солонцы // CA. 1987 (2). С. 177—191.
Котигорошко 1991: Котигорошко В. Г. Культуры римского времени //Древняя история Верхнего Потисья. Львов: Свит. С. 147—178. Магомедов 1997: Магомедов Б. К вопросу о влиянии культур Центральной Европы на Черняховский керамический комплекс// Kultura przeworska. Lublin 1997. III. C. 40-44.
Магомедов 1998: Магомедов Б. Вельбарские традиции в черняховской гончарной керамике // 20 lat archeologii w Maslomeczu. Lublin. II. C. 143—155.
Русанова 1993: Русанова И. П. Культура карпатских курганов // Археология СССР. Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н. э.— первой половине I тысячелетия н. э. М.: Наука. С. 171—181.
Смшко 1952: Смшко М. Ю. Два курганн! могильники в околицях с. 1зи, Закарпатсько! обласп // АП. Ш. Ки!в. С. 315—336.
Смшко 1960: Смшко М. Ю. Карпатськ! кургани першо! половини I тисячолптя нашо! ери. Ки!в: Вид. АН УРСР. 186 с.
Этнокультурная карта территории Украинской ССР в I тыс. н. э. Киев: Наукова думка, 1985. 184 с.
Budinskv-Kricka, Lamiovd-Schmiedlova 1990: Budinsky-Kricka V., Lamiova-Schmiedlova. M A late it century В. С. 2ml century A. D. ce- mentery at Zemplin // SLA. XXXVIII (2). P. 245—344.
Godlowski 1976: Godtowski K. Materialy do poznania kultury przeworskiej na Gornym Sl^sku // Materialy starozytne i wczesnosredniowieczne. T. IV. Warzava. S. 255—383.
Kobal 1997: Kobal I. V. Kultura przeworska na Ukrainie Zakarpackiej // WA. 1997. LIII (2). C. 31—56.
Mihailescu-BMiba 1997: Mihailescu-Birliba V. The carpatians Barrows Culture // Acta Musei Porolissensis. XXI. P. 833—841.
Mihailescu-Btrliba 1999: Mihailescu-Birliba V. Die Karpatiesche Hugelgraberkultur in Rumanien // Na granicach antycznego swiata. Rzeszow. S. 313—332.
Vakulenko 1999: Vakulenko L. Beitrage zur ethnischen Bestimmung des Graberfeldes von Solonzi/Kisselmenc (Karpatoukraine) // JAME. Nyiergyhaza. S. 161—172