Показать все теги
Семья Зарудных очень броско «смотрелась» в России на протяжении шести последних десятилетий нашей дореволюционной истории. Сенатор и тайный советник Сергей Иванович Зарудный (1821—1887) был одним из творцов и главных деятелей Судебной реформы 1864 г. — самой демократической из всех «великих реформ» Александра II. Слава его — как прижизненная, так и посмертная — была общепринятой и устойчивой при всех режимах[1]. И сегодня о нем уважительно отзовется каждый историк или юрист.
Иначе сложилась судьба его старшего сына — Александра Сергеевича Зарудного[2]. При жизни он был даже более знаменит, чем его отец. Имя Александра Зарудного как адвоката, а потом и государственного деятеля, министра юстиции, с 1904 по 1917 г. громко звучало в России и за границей. В советское же время он сразу оказался не у дел, а после смерти вообще был забыт и ныне известен лишь узкому кругу специалистов. До последнего времени о нем не было ни одного специального исследования или хотя бы биографического очерка, если не считать фрагмента из книги А.Г. Звягинцева и Ю.Г. Орлова[3], где освещается недолгая (с июля до сентября 1917 г.) служба Зарудного на посту министра юстиции Временного правительства и генерал-прокурора. Лишь в 2002 г. молодой исследователь Ю.В. Варфоломеев защитил кандидатскую диссертацию о Зарудном и опубликовал по материалам диссертации небольшую монографию[4].
Вскоре после смерти А.С. Зарудного его коллега и друг Н.К. Муравьев говорил о нем: «Как «истинно-русский» человек он не написал о себе ни одной строчки, нет ни автобиографии его, ни, вообще, биографических заметок»[5]. В печати — да, до сих пор ничего этого нет, исключая опять-таки недавно опубликованное Ю.В. Варфоломеевым интереснейшее письмо товарища министра юстиции А.С. Зарудного министру Временного правительства А.Ф. Керенскому от 26 марта 1917 г.[6] Но архивы хранят и автобиографию Зарудного, и биографические заметки о нем, и многое другое. Вполне доступны исследователям два его личных фонда, хранящиеся в крупнейших архивах России — РГИА (Санкт-Петербург) и РГАЛИ (Москва).
В РГИА среди множества различных материалов (1778 единиц хранения за 1868—1934 гг.!) наиболее интересна автобиография Зарудного[7], а в РГАЛИ — тетрадь его стихотворений 1889— 1933 гг.[8], воспоминания его сестры Зои Сергеевны с перечнем выступлений Александра Сергеевича на судебных процессах в качестве адвоката[9], биографический очерк Н.К. Муравьева «Семья А.С. Зарудного», написанный после смерти А.С.[10], воспоминания присяжного поверенного В.В. Беренштама «Адвокаты»[11]. Ряд выступлений друзей и коллег Зарудного на вечере его памяти 13 декабря 1934 г. во Всесоюзном обществе политкаторжан и ссыльнопоселенцев записан и хранится в ГАРФ[12].
Итак, Александр Сергеевич Зарудный родился 19 (31) августа 1863 г. в Царском Селе. Отец его, Сергей Иванович, был тогда и. о. статс-секретаря Департамента законов Государственного совета Российской империи (через год станет тайным советником). Судя по всему, Александр Сергеевич очень дорожил своими семейными связями. Они обогащали и украшали его жизнь, хотя не всегда благоприятствовали его карьере. Разумеется, безупречная репутация его отца помогала ему утвердиться в юридическом мире. Через родную сестру, художницу Екатерину Сергеевну Зарудную-Кавос (1861—1917)[13], он был связан с миром искусств, через двоюродную сестру Наталью Егоровну Старицкую (1860—1943), которая в 1886 г. стала женой будущего академика В.И. Вернадского, — с научным миром. Но с другой стороны, младший брат Александра Сергеевича Сергей Сергеевич был арестован и сослан в Сибирь за причастность к делу о покушении террористической фракции партии «Народная воля» А.И. Ульянова — ПЛ. Шевырева на цареубийство 1 марта 1887 г., а племянник (тоже Александр Сергеевич) предан военному суду за участие в революции 1905 г.[14] Сам наш герой в 1887 г. пострадал вместе с братом, отбыв несколько месяцев тюрьмы из-за того, что в записной книжке Александра Ульянова оказались зашифрованные адреса братьев Зарудных (к счастью для старшего брата, других улик против него не нашлось)[15].
С террористической фракцией (несмотря на личное знакомство с А.И. Ульяновым) Зарудный не имел ничего общего, но в 1885—1887 гг. он действительно участвовал в оппозиционном, либерально-демократическом кружке, который, между прочим, нелегально издавал запрещенную литературу, включая сочинения А.Н. Толстого, «Сущность социализма» австрийского социолога А. Шеффле, «Историю революционного движения в России» немецкого историка А. Туна и др. «Склад этой литературы находился в квартире Зарудного»[16]. Состав кружка по именам сегодня выглядит чрезвычайно внушительным: тогда еще студенты, а впоследствии литераторы и ученые, двое из которых станут академиками (В.И. Вернадский и С.Ф. Ольденбург), трое (тот же Вернадский, А.А. Корнилов, Д.И. Шаховской) — членами ЦК Конституционно-демократической партии и двое (Ольденбург и Зарудный) — министрами.
Как бы то ни было, при столь мудреном переплетении семейных связей Александр Зарудный пошел все-таки по пути отца — стал юристом, причем далеко не сразу адвокатом. Окончив весной 1885 г. привилегированное Училище правоведения в Петербурге[17], он два года стажировался при Петербургском окружном суде и еще три года нес рутинную службу чиновника в Министерстве юстиции, а с весны 1891 г. долго, почти десять лет, служил прокурором, но до весны 1895 г. вдали от столицы (по-видимому, власти не вполне доверяли ему после ареста 1887 г.).
Сначала, 9 апреля 1891 г., Александр Сергеевич получил назначение товарищем прокурора окружного суда в Полтаву, а там почти шесть месяцев прослужил даже прокурором в уездном городе Полтавской губернии Кременчуге. Полтавщина была родиной его предков. Один из них, генеральный судья Самойло Богданович Зарудный, был посланником от Богдана Хмельницкого к царю Алексею Михайловичу с просьбой принять Украину в российское подданство[18].
Впрочем, на прародительском юге Зарудный служил недолго, и уже в апреле 1894 г. был откомандирован на север — в качестве члена Петрозаводского окружного суда. Там он провел, возможно, самый скучный год в своей жизни, а 21 апреля 1895 г. был назначен товарищем прокурора Петербургского окружного суда.
С прокурорами Зарудный не уживался — в частности, из-за их карьеристских вожделений. В рукописной тетради его стихов есть насмешливые строки об этих вожделениях:
Важный я пост занимаю в надежде Более важный еще получить[19].
Прослужив пять лет в столичной прокуратуре, Зарудный к весне 1900 г. вернулся на службу в Министерство юстиции. Там, в должности юрисконсульта, он пользовался расположением начальства, успел за 2,5 года получить чин статского советника (равный воинскому званию полковника) и два ордена (Св. Станислава II ст. и Св. Анны III ст.), но
1 июля 1902 г., «когда до следующего, генеральского чина оставался всего лишь один шаг»[20], Александр Сергеевич неожиданно для всех уволился с государственной службы и перешел в адвокатуру. 27 сентября 1902 г. он был принят в присяжные поверенные при Петербургской судебной палате[21].
Зарудному шел тогда уже сороковой год. В этом возрасте он стал начинающим адвокатом и почти тут же возглавил (вместе с Н.Д. Соколовым) один из самых авторитетных в России кружков т. н. «молодой адвокатуры». «Зарудный сразу занял место в первом ряду, — вспоминал знаменитый О.О. Грузенберг, — словно его дожидалось вакантное место»[22].
Под условным названием «молодая адвокатура» сложился к началу XX в. небольшой, по сравнению с общей численностью российской адвокатуры, отряд защитников, которые создавали особые группы (кружки) политической защиты. Как правило, это были уже адвокаты нового, сравнительно с «первым призывом», поколения, хотя и не всегда молодые в строгом смысле слова по возрасту. В преддверии революции, когда страну захлестывал небывалый ранее шквал массовых (рабочекрестьянских) волнений, росла антиправительственная оппозиция в обществе, начали формироваться нелегальные политические партии со- циалистов-революционеров, социал-демократов, освобожденцев (т. е. членов Союза освобождения, будущих кадетов), — в таких условиях нарастала и политическая активность адвокатуры, особенно «молодой». Энтузиасты «молодой адвокатуры» занялись организацией коллективных защит по политическим делам с разъездами буквально вдоль и поперек всей Российской империи от Варшавы до Якутска и от Вологды до Тифлиса (Тбилиси).
Полтора-два десятка таких энтузиастов (среди них были два будущих министра юстиции А.А. Демьянов и П.Н. Переверзев и будущий премьер-министр А.Ф. Керенский, Б.Г. Барт — сын выдающегося народовольца Г.А. Лопатина, А.Н. Андроников — отец народного артиста СССР, писателя Ираклия Андроникова и др.) объединились в кружке Зарудного—Соколова[23]. «У нас не было членства, не было устава, — вспоминал о кружке Керенский. — Согласно неофициальному соглашению, наш гонорар сводился к стоимости проезда во 2-м классе и суточным в размере 10 руб. Такие процессы требовали особого, глубокого сострадания к обвиняемым и осознания политической значимости этих процессов»[24].
Как явствует из списка судебных процессов, на которых Зарудный выступал защитником (список этот был составлен самим Александром Сергеевичем, но сохранился он в копии, которую сделала сестра А.С. Зоя Сергеевна)[25], за свою сравнительно короткую адвокатскую карьеру до 1917 г. он провел 159 только «записанных» дел, «кроме многих других» (неясно, каких именно), вместе с которыми число защит Зарудного достигает 300.
Дебютировал он в качестве политического защитника 24 октября 1903 г. на процессе в Ковенской судебной палате по делу о политической демонстрации и о сопротивлении полиции в местном театре 21 марта того года. Поначалу держался Зарудный скромно, заметно волнуясь. «Он все время молчал и даже почти не допрашивал свидетелей, — вспоминал очевидец, присяжный поверенный В.В. Беренштам. — Лишь изредка подавал реплики прокурору или заявлял ходатайство суду...» Но защитительная речь Зарудного потрясла всех присутствующих, не исключая судей. «И все исчезло — его старенький, плохонький фрак, его неприметная фигура, его чрезмерно длинные руки... Остались одни вдохновенные глаза... Говорил он три часа, а мы, шестьдесят слушателей, начиная с судей, сидели, боясь двинуться»[26].
Дебют политического защитника удался Зарудному как нельзя лучше: все 7 подсудимых были оправданы. Судя по докладу министра юстиции Н.В. Муравьева, сам император Николай II выразил «неудовольствие» таким приговором суда[27].
За первым делом последовали десятки и сотни других — из года в год, из месяца в месяц, тринадцать лет кряду. «Словно карета «Скорой помощи», носился он по слякоти и бездорожью политической юстиции»[28], — вспоминал о нем О.О. Грузенберг.
В том же, 1903, и в следующем году Зарудный принял участие в двух «погромных» делах (т. е. о еврейских погромах в Кишиневе и Гомеле), которые вызвали, мало сказать, всероссийский — международный резонанс.
Погром в Кишиневе, жертвами которого стали только убитыми 41 человек (из них — 10 женщин), происходил 6—7 апреля 1903 г. «на глазах бездействующей и своим бездействием содействующей власти», как показалось вначале корреспонденту журнала «Освобождение»[29]. Вскоре, однако, выяснилось, благодаря усилиям независимых журналистов и адвокатов, что погром был организован молдавскими юдофобами и агентами кишиневской охранки[30]. Граф С.Ю. Витте свидетельствовал: «Когда министром внутренних дел сделался Плеве, то он, ища психологического перелома в революционном настроении масс, искал его также в еврейских погромах, а потому при нем разразились еврейские погромы, из которых был особенно безобразен дикий и жестокий погром в Кишиневе. Я не решусь сказать, что Плеве непосредственно устраивал эти погромы, но он не был против этого, по его мнению, антиреволюционного противоядия»[31]. Под напором общественного мнения страны, Европы и мира[32] власти вынуждены были осенью 1903 г. предать суду кишиневских громил, но сделали суд закрытым.
Зарудный и еще целый ряд выдающихся адвокатов (Н.П. Карабчевский, О.О. Грузенберг, Л.А. Куперник, Н.Д. Соколов и др.) выступили на кишиневском процессе[33] в качестве поверенных гражданских истцов, т. е. потерпевших от погрома евреев. Едва начался процесс, они потребовали доследовать дело, а именно — привлечь для допроса губернатора, начальника охранки, полицмейстера. Суд отказал им. Тогда Зарудный отправил вдоль скамьи адвокатов записку: «Не пора ли нам по моде[34] всем подумать об уходе?» Подумав, все поверенные гражданских истцов ушли с процесса[35].
Суд не был огорчен адвокатской забастовкой. Он вынес подсудимым снисходительный приговор, после чего Николай II вообще помиловал осужденных[36].
11 октября 1904 г. начался и продолжался по 29 января 1905 г. гомельский процесс. Его вела в Гомеле Киевская судебная палата под председательством известного своей жестокостью Н.А. Котляревского. Этот процесс был крупнее кишиневского (80 подсудимых, 20 адвокатов, около 1000 свидетелей), и шел он при открытых дверях.
Две причины побудили власти открыть двери гомельского процесса. Во-первых, сказалось после убийства В.К. Плеве в июле 1904 г. конъюнктурное смягчение карательной политики при новом министре внутренних дел князе П.Д. Святополке-Мирском (т. н. «эпоха доверия»), а кроме того, «верхи» рассчитывали использовать с выгодой для престола оригинальную диспозицию обвинения. Дело в том, что собственно еврейскому погрому в Гомеле 1 сентября 1904 г. предшествовала драка на местном рынке 29 августа, которую обвинение квалифицировало как «русский погром», будто бы и повлекший за собой, в отмщение, еврейский погром 1 сентября[37].
В соответствии с такой диспозицией на скамью подсудимых были посажены и громилы из христиан (44 человека, не только русских), и участники драки 29 августа из евреев (36 человек): «христиане обвинялись в погроме евреев, а евреи — в погроме христиан»[38].
Защитники евреев (Зарудный, А.А. Куперник, М.Л. Мандельштам, Н.Д. Соколов и др.), не доверяя обвинению, «решили произвести собственное следствие». Поручили его Зарудному и молодому петербургскому адвокату М.И. Ганфману. К ним присоединился старый революционер (народоволец) и ученый-этнограф В.Г. Богораз-Тан. Они «единогласно пришли к заключению», что гомельский погром 1 сентября (как ранее кишиневский) был организован властями[39]. Однако суд беспардонно мешал адвокатам предъявлять доказательства такого заключения: все, что противоречило официальной версии погрома, «пресекалось или устранялось самым категорическим образом. <...> Процесс о погроме превращался в процессуальный погром»[40].
В таких условиях защитники евреев отказались от участия в судебном разбирательстве и 21 декабря ушли с процесса. Памятуя о том, что их предыдущая, кишиневская «забастовка» не получила должной огласки, они на этот раз подготовили и опубликовали в еженедельнике «Право» специальное заявление с изложением мотивов своего отказа от защиты: «Нам воспрещалось исследовать общие причины погрома, воспрещалось в течение большей половины процесса касаться вопроса о бездействии войск и полиции (хотя в этом бездействии — весь узел процесса)».
В заявлении особо подчеркивалось: «Уход наш состоялся с согласия всех подсудимых»[41].
Гомельская «забастовка» адвокатов встретила понимание и поддержку общественности в разных концах страны[42]. Многие россияне, благодаря столь необычной адвокатской акции, убедились тогда в том, что сильные мира сего играют в погромах «гнусную роль сообщника и подстрекателя»[43].
В послужном списке Зарудного-адвоката были самые громкие политические процессы начала XX в.: якутских ссыльнопоселенцев (1904), Боевой организации социалистов-революционеров (1905), лейтенанта П.П. Шмидта (1906), Петербургского Совета рабочих депутатов (1906), о подготовке покушения на Николая II (1907), всемирно известное дело М.Т. Бейлиса (1913).
Одним из самых ярких в адвокатской карьере Зарудного было его выступление на процессе ссыльнопоселенцев. Процесс шел с 30 июля по 8 августа 1904 г. в Якутском окружном суде и (после апелляции) 5—6 апреля 1905 г. в Иркутской судебной палате. Суду были преданы 59 человек (среди них — видные социал-демократы В.К. Курнатовский и А.А. Костюшко-Валюжанич). Они обвинялись в том, что 18 февраля 1904 г. заявили коллективный протест против самодурства иркутского генерал-губернатора И.П. Кутайсова и оказали вооруженное сопротивление полиции и солдатам. Защищали подсудимых А.С. Зарудный и
В.В. Беренштам. Поскольку в Якутск они приехали из Петербурга, можно согласиться с наблюдением Ю.В. Варфоломеева: «Это, несомненно, был своеобразный рекорд дальности выездной политической защиты в начале XX века не только в России, но и, судя по всему, в мире»[44].
Защитительная речь Зарудного в Якутске, как вспоминали о ней очевидцы, «прекрасная по форме, спокойная по содержанию, неотразимая по своей аргументации, <...> была в полном смысле слова шедевром»[45]. Зарудный построил защиту на доказательстве незаконности тех требований со стороны власти, которым воспротивились обвиняемые. «Были ли эти требования законны или нет, — заявил он, обращаясь к судьям, — вот вопрос, который прежде всего должен разрешить ваш приговор, ибо признак законности распоряжений, которым оказано неповиновение, есть первое условие квалификации преступления»[46]. Доказав, что циркуляры Кутайсова об отмене свиданий, отлучек, казенных выплат ссыльным нарушают закон о ссыльных 1882 г., Зарудный подчеркнул, что протест обвиняемых правомерен («Можно ли вменять подсудимым в преступление их обращение к властям с просьбой соблюдать действующий закон?»), а их «сопротивление» квалифицировал как «необходимую оборону»: «против подобных незаконных действий солдат и полиции подсудимые имели право защищаться»[47].
Особо впечатляющей была концовка защитительной речи Зарудного: «Со всем убеждением, на которое я только способен, со всей моей верой в конечное торжество добра, со всей моей беспредельной любовью к Родине я прошу присоединить и мою подпись к протесту ссыльных от 18 февраля»[48]. Подсудимые вспоминали: это заявление «своей неожиданностью, смелостью и фанатичной убежденностью привело нас в неописуемый восторг и волнение. <...> Мы вскочили со своих мест и бросились пожимать ему руки»[49].
Одна из обвиняемых по якутскому делу Мария Зеликман много лет спустя, 13 декабря 1934 г., на вечере памяти Зарудного во Всесоюзном обществе политкаторжан и ссыльнопоселенцев вспоминала об этой сцене: «Александр Сергеевич превзошел все наши ожидания»[50].
Осенью (18 сентября) 1904 г. Зарудный вместе с В.В. Беренштамом и местным адвокатом П.И. Кусковым выступил в Иркутской судебной палате защитником по делу о типографии Сибирского социал-демократического союза. Оперируя тремя секретными документами охранки, добытыми конспиративным путем, защитники доказали, что один из шести обвиняемых, Иван Бойцов, на показаниях которого построен обвинительный акт, является агентом-провокатором. При этом Зарудный, судя по изложению его речи в газете «Искра», буквально восславил подсудимых: «Это все честные труженики. Они проводят в жизнь идег.лы будущего, несут свет в окружающую нас тьму. Защитник питает особо глубокое уважение к этим людям. Тут председатель остановил его замечанием, что об особом уважении к обвиняемым он может не говорить»[51].
Судьи не без труда и с ущербом для своей репутации вышли из неловкого положения, в каковое поставила их защита: дело о Бойцове они постановили отложить, одного подсудимого оправдали и четверым вынесли умеренные наказания — не более 2 лет тюрьмы[52].
Следующей, после сибирских процессов, весной, в марте 1905 г. — на другом конце Российской империи, в Севастополе — Зарудный так же вдохновенно выступил перед военно-морским судом по делу солдат, обвинявшихся в революционной пропаганде. Александр Сергеевич защищал их лидера А.С. Гриневского (известного впоследствии писателя Александра Грина). Прокурор требовал для главного обвиняемого 20 лет каторги, но, как вспоминал позднее сам Грин, к счастью для него, уже павшего духом, «Зарудный произнес блестящую речь»[53], и будущий автор «Алых парусов» «отделался» десятью годами ссылки в Сибирь, где вскоре попал под октябрьскую амнистию 1905 г.
Выдающуюся роль сыграл Зарудный и на судебном процессе, взволновавшем всю Россию в 1906 г. С 7 по 18 февраля в Очаковской крепости Севастопольский военно-морской суд рассматривал дело лейтенанта П.П. Шмидта и 40 его сопроцессников. Обвинение («военный мятеж» осенью 1905 г. на крейсере «Очаков» с целью «ниспровержения существующего строя») было чревато для каждого из подсудимых неизбежно смертным приговором. Из четырех членов суда трое были командирами кораблей, которые расстреливали «Очаков», а из 115 свидетелей — 100 были вызваны со стороны обвинения[54]. Сам император Николай II торопил морского министра адмирала А.А. Бирилева и главкома Черноморского флота вице-адмирала Г.П. Чухнина судить Шмидта «наискорейшим образом» и «покончить с этим изменником». В письме к императрице-матери от 17 ноября 1905 г. император упомянул Шмидта: «Его, конечно, придется расстрелять». Императрица в ответном письме поддакнула сыну: с этим «подлецом» и «канальей» «церемониться не надо»[55].
В таких условиях защищать Шмидта и его товарищей взялись присяжные поверенные А.С. Зарудный, А.М. Александров, Ф.С. Врублевский, А.В. Винберг (зять Н.П. Карабчевского), С.А. Балавинский и военный юрист капитан В.К. де Виесон. Все они защищали обвиняемых коллективно, но, пожалуй, наибольшую активность проявлял Зарудный[56]. Как только начался суд, он заявил мотивированный отвод трем судьям-офицерам на том основании, что они участвовали в подавлении «мятежа» и, следовательно, заинтересованы в осуждении подсудимых[57], а в защитительной речи, обличая деспотизм и произвол, «настолько солидаризировался с обвиняемым (Шмидтом. — Н. Т.), что по требованию прокурора слово его было прервано председателем и едва не был составлен протокол по поводу «ниспровергающей самодержавие» речи защитника»[58].
Лейтенант Шмидт и трое матросов (С.П. Частник, Н.Г. Антоненко, А.И. Гладков) были приговорены к смертной казни. Примечательно, что из четырех судей двое проголосовали за казнь Шмидта, а двое — за пожизненную каторгу. Суд запросил Г.П. Чухнина: как быть? Тот прислал телеграмму: «Если вы все желаете, чтобы негодяй Шмидт был в мае морским министром, то даруйте ему жизнь. Мне же думается, что этого негодяя надо как можно быстрее повесить»[59].
Спасти от смертной казни Шмидта адвокатам не удалось, хотя Зарудный попытался добиться смягчения его участи путем ходатайства перед Николаем II через посредство председателя Совета министров С.Ю. Витте[60], но все же 27 подсудимых-моряков получили, вместо виселицы, разные сроки каторги и ссылки, а 10 из них были даже оправданы. На пути в Сибирь моряки-каторжане 2 апреля 1906 г. прислали Зарудному открытку с благодарностью (цитирую) «за то сердечное отношение к нам, которым Вы скрасили сумрачные дни очаковского процесса»[61].
Лейтенант Шмидт и трое его матросов были расстреляны 6 марта 1904 г. на острове Березань[62]. Вскоре после этого Зарудный и сестра Шмидта Анна Петровна Избаш приезжали из Петербурга в Очаков и долго собирали там сведения о подробностях последнего дня жизни «красного адмирала», как называл тогда Шмидта простой люд. В дальнейшем Зарудный помогал и Анне Петровне и сыну Шмидта Евгению Петровичу в хлопотах по делам наследования и другим правовым формальностям[63]. К сожалению, нет данных о каких-либо связях Зарудно- го с Зинаидой Ивановной Ризберг — «дамой сердца» Шмидта, для которой он нарисовал во время речи прокурора по своему делу зал суда с обозначением всех находившихся в зале[64].
В том же 1906 г., с 19 сентября но 19 октября, в Петербурге слушался громкий процесс по делу первого в России Петербургского Совета рабочих депутатов. Вел процесс председатель Петербургской судебной палаты Н.С. Крашенинников. Прокурором был В.А. Бальц — позднее (с августа 1916 г.) товарищ министра внутренних дел. Защищать подсудимых здесь собрался звездный состав «молодой адвокатуры»: А.С. Зарудный, Н.К. Муравьев, О.О. Грузенберг, П.Н. Малянтович, Н.Д. Соколов, Л.Н. Андроников, А.Ф. Керенский, П.Н. Переверзев и др. «Этот процесс стал своего рода «семейным» для Зарудных, — подметил Ю.В. Варфоломеев. — Александр Сергеевич выступил на нем в качестве адвоката, а его любимая сестра Е.С. Зарудная-Кавос — в качестве художника-до- кументалиста»[65]. Ее портретные зарисовки подсудимых, судей, свидетелей воспроизвел в своей книге «1905 год» Л.Д. Троцкий, судившийся на том процессе[66].
Процесс начался сенсационно. Едва Крашенинников объявил, что суд будет рассматривать дело в отношении не 52 (как значилось в обвинительном акте), а 51 подсудимого, поскольку обвиняемый по этому делу А.М. Тер-Мкртчанц... уже казнен по другому обвинению, как все подсудимые и защитники, а заодно с ними и часть публики, встали, чтобы почтить память казненного. Мало того, «присутствовавшие в зале полицмейстер, полицейские приставы и их помощники, а также и многие другие официальные лица, не поняв, в чем дело, тоже встали и стояли вместе со всеми до тех пор, пока Крашенинников не закричал: «Прошу сесть!»[67]
Все адвокаты (а Зарудный среди них был, как всегда, на виду) защищали подсудимых искусно и героически[68]. Прежде всего, естественно, они вскрывали юридическую несостоятельность обвинительного акта. Так, опубликованную в «Известиях Советов рабочих депутатов» от 17 октября 1905 г. статью по поводу изуверского приказа генерала ДФ. Трепова «Патронов не жалеть и холостых залпов не давать!» обвинение квалифицировало как постановление Петербургского Совета. Зарудный юридически аргументированно доказал: «Статья является не постановлением Совета, а обычной газетной статьей»[69].
Добившись, с юридической стороны, значительного смягчения участи подсудимых, сравнительно с требованиями прокурора[70], защитники вместе с тем разоблачали и политические инсинуации обвинительного акта, о котором один из главных обвиняемых по этому делу ЛД. Троцкий сказал так: «Революция отразилась в нем, как солнце в грязной луже полицейского двора»[71].
Особого мужества потребовало от адвокатов их участие в качестве защитников на процессе по делу о подготовке покушения на Николая II. Дело это слушалось в Петербургском военно-окружном суде 7—16 августа 1907 г.[72] В числе защитников здесь, наряду с лидерами «молодой адвокатуры» А.С. Зарудным, Н.К. Муравьевым, Н.Д. Соколовым, В.А. Маклаковым, выступал и блистательный адвокат «первого призыва» С.А. Андреевский.
Зарудный защищал горничную главного из обвиняемых лейтенанта Б.Н. Никитенко[73] Марию Алексеевну Прокофьеву. Защита была нелегкой, поскольку Мария «на протяжении всего процесса находилась в какой-то прострации и не проронила ни одного слова». Зарудный построил свою защитительную речь в двух частях. В первой части он опроверг коренной тезис суммарного обвинения, доказав, что «по настоящему делу не могут быть применены ни ст. 101 Уложения о наказаниях (приготовление к цареубийству), ни ст. 102 (сообщество для цареубийства), а возможно применение лишь ст. 126 (образование сообщества с целью ниспровержения существующего строя)»[74]. Во второй части своей речи Зарудный привлек внимание суда к тому, что Прокофьева «была просто горничной у Никитенко и никаких других данных о виновности ее в деле нет», и, стало быть, она не может обвиняться в столь тяжком государственном преступлении, как приготовление к цареубийству. Наконец, Александр Сергеевич трогательно обрисовал личность Прокофьевой, сравнив ее с «тихой лампадой, от которой расходятся во все стороны теплые, спокойные лучи»[75], и воззвал к милосердию.
Суд вынес спасительный для Марии Прокофьевой приговор: за невольное и несущественное пособничество преступлению она была отправлена в ссылку на поселение.
Заметной была роль Зарудного и на большом процессе по делу армянской демократической партии «Дашнакцутюн» в Особом присутствии Правительствующего сената (январь—март 1912 г.). Александр Сергеевич выступал здесь защитником вместе с «молодыми адвокатами» Н.Д. Соколовым, В.А. Маклаковым, А.Ф. Керенским, П.Н. Пере- верзевым и вновь с С.А. Андреевским[76]. Именно он уличил в подлогах следователя И.Н. Лыжина[77], которого властям пришлось наказать за лжесвидетельство и, в результате, смягчить приговор обвиняемым, вопреки требованиям прокурора.
А в следующем, 1913 г., с 25 сентября по 30 октября, Зарудный очень громко заявил о себе как защитник на всемирно известном процессе М.Т. Бейлиса в Киеве[78]. И здесь он оказался в «звездной» компании адвокатов — с Н.П. Карабчевским, О.О. Грузенбергом, В.А. Маклаковым. Корифеи адвокатуры сообща разоблачили провокацию организаторов дела о якобы «ритуальном убийстве» евреем Менделем Бейлисом православного мальчика Андрея Ющинского. Присяжные заседатели оправдали Бейлиса. Победную точку в деле поставил Зарудный. Он выступал на процессе последним из адвокатов и заслужил особую благодарность публики: его осыпали цветами, а студенты на руках понесли до кареты[79]. Но, пожалуй, больше всего порадовал Александра Сергеевича многозначительный подарок от высшего в то время авторитета российской адвокатуры Карабчевского — большая Библия с надписью: «Главному цадику[80] среди страстотерпцев Бейлисова процесса Александру Сергеевичу За- рудному от душевно преданного Н. Карабчевского. 27 октября 1913 г.»[81]
«К уголовным защитам его не влекло, — вспоминал о Зарудном О.О. Грузенберг, — он весь ушел в политические, общественные и, частью, литературные защиты»[82]. Кстати, литературные дела Зарудного тоже были и общественно и даже политически значимы. Так, 17 августа 1906 г. в Петербургской судебной палате он защищал друга своей юности, теперь уже члена ЦК неонароднической партии «Трудовиков» В.В. Водовозова, обвиненного в «противоправительственной» пропаганде; трижды (в 1907—1909 гг.) — редактора журнала «Всемирный вестник» С.С. Сухонина, привлеченного к суду за публикацию запрещенных сочинений Л.Н. Толстого («Две войны» и «Николай Палкин»), ав1910г. — радикального публициста А.В. Пешехонова, судившегося за напечатание собственных «вредных» статей[83]. Из двух громких литературных дел 1913 г. Зарудный одно выиграл, а другое проиграл. Защищая редактора «Библиотеки рабочего» В.А. Поссе, которому инкриминировалось нелегальное издание произведений Л.Н. Толстого «Исповедь» и «В чем моя вера?», Александр Сергеевич добился не только оправдательного приговора для обвиняемого, но и снятия ареста с «богохульных» сочинений Л.Н. Зато помочь историку (будущему советскому академику) М.Н. Покровскому, который был предан суду за издание 5-го тома своей «Русской истории» с главами о революционном движении в России, Зарудный не смог; по приговору суда тираж 5-го тома был уничтожен[84].
По компетентному мнению 0.0. Грузенберга, Зарудный как адвокат «оратор был превосходный, божьей милостью. <...> Диапазон его ораторских возможностей был широк, но неровен: Зарудному случалось трепыхаться на земле, но нередко он подымался на такую высоту, которая впору только орлам. Отсюда — разнобой в оценке его сил: те, кому не довелось слышать его орлиного клекота, не знали подлинного Зарудного»[85].
Наглядно представляют нам Зарудного воспоминания его близких коллег — присяжных поверенных Н.К. Муравьева и В.В. Беренштама. «Небольшого роста, невидный человек» («Поглядеть — ничего особенного. Надо присмотреться»), Зарудный в момент защитительной речи обычно испытывал душевный подъем и на глазах слушателей преображался: фигура словно вырастала, «несколько глуховатый» голос обретал звонкость и силу, слова и жесты — красочную выразительность; особенно же впечатляли его «вдохновенные глаза, дивные глаза пророка»[86].
Коллеги отмечали сентиментальную особенность Зарудного-адвока- та: больше всего удавались ему «речи в защиту женщин. В них была подлинная любовь и нежность. <...> Зарудный поочередно влюблялся (это точное слово) в своих подзащитных женщин, ходил к ним в тюрьму, как на любовное свидание, и с артистичностью природного контрабандиста приносил им цветы, конфеты и разные безделушки»[87]. Специалисты признают не случайным тот факт, что именно при Зарудном как министре юстиции летом 1917 г. впервые в России на «классную» должность помощника секретаря Петроградской судебной палаты была назначена женщина — Ю.М. Гудацкая-Финикова[88].
Любое свое выступление по любому делу Зарудный готовил очень тщательно, изучая до тонкостей обстоятельства дела, все «за» и «против» его подзащитных[89]. Но тексты своих защитительных речей он никогда не писал. О.О. Грузенберг с огорчением констатировал: «Его речи не изданы, даже не собраны. Они умерли в душных залах судов»[90]. Полностью опубликован текст только одной речи Зарудного — по якутскому делу 1904 г.
Среди корифеев «молодой адвокатуры» Зарудный был едва ли не самым авторитетным. Одно его имя (сын С.И. Зарудного!) «сразу приковывало внимание судей, внушая уважение одним и вызывая негодование других»[91]. Главное же, он воздействовал на окружающих исключительной порядочностью, бескорыстием, «кристаллической чистотой — в побуждениях, в целях, которые он себе ставил, и в способах их достижения»[92]. В его последней записной книжке был запечатлен девиз Анатоля Франса, которому он следовал всю жизнь: «Настоящее счастье на земле состоит не в том, чтобы получать, а в том, чтобы давать»[93].
Даже политически враждебный к Зарудному советский юрист Б.С. Утевский признавал: «Он был скромным в жизни, лишенным честолюбия человеком. Он не гнался за гонорарами, не думал о заработке и весь отдавался защите на политических процессах. <...> Уважением он пользовался и у старых адвокатов»[94]. Диссонирует с такими отзывами о Зарудном только полная классовой ненависти оценка его большевиком Ф.Ф. Раскольниковым как «тюремщика и палача»[95].
Раскольников уже имел дело с Зарудным как политическим деятелем, министром, а не юристом, не адвокатом. Подчеркну, что политическая карьера Зарудного была недолгой. Вся она уложилась в шесть месяцев, с марта до сентября 1917 г. Ранее, вплоть до Февральской революции, Зарудный не вступал ни в какие партии, но был тогда — именно как юрист, адвокат — «полезен всем партиям, служа идее права»[96]. Впрочем, оставаясь вне партий, он отнюдь не сторонился политики, — напротив, в революционных событиях 1905—1907 гг. проявил «антиправительственную» активность.
На I съезде адвокатов России 28—30 марта 1905 г. Зарудный был избран членом ЦК оформленного здесь всероссийского Союза адвокатов, а после того как II адвокатский съезд 5—6 октября того же года высказался в поддержку всеобщей политической стачки, Александр Сергеевич принял инициативное участие в небывалой до тех пор адвокатской политической забастовке. Обвинительный акт по делу об этой забастовке гласил, что адвокаты-забастовщики во главе с Зарудным образовали из сочувствующих «многолюдную толпу» и «начали последовательно проникать в судебные канцелярии, в камеры судебных следователей и старшего нотариуса и, наконец, в залы, где происходили судебные заседания, требуя везде немедленного прекращения служебных занятий, а в присутственных залах — закрытия судебных заседаний»[97].
За это Александр Сергеевич и пятеро его коллег были арестованы и преданы суду. 4 августа 1906 г. Петербургский окружной суд приговорил их к лишению свободы... на 7 дней[98]. Сверх того, весной 1910 г. дисциплинарный суд Петербургской судебной палаты лишил беспартийного фрондера Зарудного права в течение года исполнять обязанности присяжного поверенного[99].
Лишь в марте 1917 г. Зарудный примкнул к неонароднической «Трудовой группе» («Трудовики»)[100], когда принял (5 марта) должность товарища министра юстиции Временного правительства с намерением «вправить в революционную законность вывихнутую царским режимом из всех суставов даже старой законности российскую юстицию»[101].
Лестное предложение занять пост товарища министра юстиции Зарудный получил сразу после победы Февральской революции от своего коллеги, присяжного поверенного А.Ф. Керенского, ставшего министром. «Адвокаты всюду преобладали»[102], — вспоминал о том времени Н.П. Карабчевский. Да, Керенский стал министром (а вскоре и главой правительства), Зарудный — товарищем министра (а потом и министром), В.А. Маклаков — комиссаром Государственной думы в Министерстве юстиции, Ф.И. Родичев — комиссаром Временного правительства по делам Финляндии, А.А. Демьянов — директором 2-го департамента Министерства юстиции (а затем и министром), 0.0. Грузенберг, Л.Н. Андроников, Н.Д. Соколов, М.М. Винавер — сенаторами, а Н.К. Муравьев — председателем по расследованию преступлений царского режима.
Кресло товарища министра оказалось Зарудному не по душе. Он был шокирован повальными арестами людей, включая совершенно безвинных и близко ему знакомых, как, например, офицер лейб-гвардии Гусарского полка Георгий Таль — сын генерала от кавалерии Александра Яковлевича Таля, давнего друга семьи Зарудных. В результате уже 26 марта Зарудный обратился к Керенскому с просьбой об отставке[103].
Тогда Керенский смог убедить Зарудного остаться, но 6 июня Александр Сергеевич все-таки уволился.
«Потом, — вспоминал о Зарудном В.Д Перазич, — ему пообещали, что не будут мешать, и 25 июля он вернулся в правительство уже министром юстиции»[104] (Керенский к тому времени стал министром-предсе- дателем). В качестве министра юстиции Зарудный вместе с Керенским как премьер-министром 1 сентября 1917 г., после подавления Корниловского мятежа, подписал манифест Временного правительства о провозглашении России республикой[105].
Однако «второе пришествие» Зарудного в правительство оказалось еще короче первого: он окончательно разочаровался в Керенском, 3 сентября оставил должность министра и навсегда устранился от политической борьбы. Мотивы своей второй (тоже добровольной!) отставки он объяснил в речи на Демократическом совещании 16 сентября 1917 г.: «личный режим» Керенского бесперспективен; «правительство ни на что не опирается и не на что ему опереться, оно бесконтрольно топчется в Зимнем и ничего не делает для страны»[106].
В 1917 г. родилась и до недавних пор оставалась еще живучей версия о том, что министр Зарудный «засадил в тюрьму» многих большевиков, а главное, отдал приказ об аресте Ленина[107]. В действительности, этот приказ был отдан Кабинетом министров 7 июля, за три недели до возвращения Зарудного в правительство после первой отставки[108]. Гораздо ближе к истине версия сенатора Н.Н. Таганцева (сына выдающегося ученого-криминалиста Н.С. Таганцева): именно слабостью Зарудного как министра юстиции, не принявшего «экстренных мер против Ленина и его товарищей, объясняется быстрый и успешный рост большевизма»[109]. Ведь Зарудный лично содействовал освобождению арестованных в июле Л Д. Троцкого, А.В. Луначарского, А.М. Коллон- тай, а прокурора Петроградской судебной палаты Н.С. Каринского, печатно обвинившего большевиков в шпионаже, уволил как дезинформатора[110].
Октябрьскую революцию Зарудный (вероятно, по своей склонности к идеям народовластия и Советов) принял и в первое время пытался, по его выражению, «примирить мою партию с Советской властью». Поскольку это не удалось, он 3 апреля 1918 г. официально вышел из «своей» партии народных социалистов и более уже принципиально не вступал ни в какие партии, оставаясь, как он говорил о себе, «околопар- тийным» юристом.
В советское время Зарудный занимал разные должности в сфере юстиции[111]: служил в Ленинграде юрисконсультом местного отделения Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, побыл какое- то время, как в далеком прошлом, и обвинителем (при Нарсуде), и загцитником (в Ревтрибунале), а с образованием Ленинградской коллегии адвокатов (летом 1922 г.) вступил в нее и оставался ее членом до конца своих дней, — был избран даже членом Президиума коллегии.
С 1923 г. Александр Сергеевич стал часто выступать с лекциями на историко-революционные и юридические темы в разных концах страны: только за три года (1923—1926) объездил весь Советский Союз «от Мурманска до Краснодара, от Минска до Владивостока и прочел 282 лекции в 159 городах»[112]. Чаще всего он выступал на такие темы: «1905 год», «1917 год», «Дело лейтенанта Шмидта», «Дело Бейлиса», «Якутское дело», «Временное правительство и его ошибки». 22 ноября 1923 г. вдова писателя В.Г. Короленко Евдокия Семеновна писала из Полтавы в Берлин старому сподвижнику (и другу) Зарудного О.О. Гру- зенбергу: «<...> Был здесь Зарудный, он в Полтаве читал лекцию о своих подзащитных по политическим делам, излагал свои взгляды на интеллигенцию за 40 лет. Говорили мне, что лекция была хорошая. <...> Вторая была у Зарудного про дело Бейлиса. <...> Он очень постарел, почти белый, но хороший»[113].
Удивительно, что при такой занятости Зарудный и в последние годы своей жизни не расставался с увлечением юности — писал стихи. Из 85 «единиц хранения» его поэтического багажа, которые с большим трудом могла собрать Зоя Сергеевна Зарудная, 50 — относятся именно к последним годам[114].
В конце жизни Зарудный, по всей видимости, старался приспособиться к коммунистическому режиму, веруя (или заставляя себя поверить) в декларированные большевиками идеалы социальной справедливости: в 1933 г. 70-летним стариком вступил в кружок но изучению ленинизма при Ленинградском отделении Общества политкаторжан[115].
Умер Александр Сергеевич Зарудный от воспаления легких в Ленинграде 30 ноября 1934 г., за считаные дни до начала массовых репрессий (в ответ на убийство С.М. Кирова), жертвами которых стали его друзья и коллеги: П.Н. Малянтович, М.Л. Мандельштам, Б.Г. Лопатин-Барт, семья Н.К. Муравьева. Кстати, главную вину Малянтовича, арестованного в 1937 г. и через два года расстрелянного на Лубянке, сталинские каратели усмотрели в том, что он был когда-то (после Зарудного) министром юстиции Временного правительства2. Проживи Зарудный двумя-тремя годами дольше, он, весьма вероятно, тоже, как и его преемник по министерскому креслу, стал бы жертвой сталинского террора, тем более что с его именем связывали приказ об аресте Ленина.
Н.А. Троицкий
Из книги «Корифеи российской адвокатуры»
[1] См. о нем блестящий очерк в кн.: Кони А.Ф. Отцы и дети судебной реформы. М., 1914. С. 76—90.
[2] С.И. Зарудный имел восемь детей: трех сыновей (Александра, Сергея, Ивана) и пять дочерей (Зою, Анну, Марию, Варвару, Екатерину). Известная артистка оперы и вокальный педагог, профессор Московской консерватории Варвара Михайловна Зарудная (1857— 1939), жена композитора М.М. Ипполитова-Иванова, принадлежала к другой ветви дворянского рода Зарудных.
[3] См.: Звягинцев А.Г., Орлов Ю.Г. В эпоху потрясений и реформ. Российские прокуроры...
1906—1917. М., 1996. ' ’ ‘ ' *
[4] См.: Варфоломеев Ю.В. А.С. Зарудный: юрист и общественный деятель. Саратов, 2002. 120 с.
[5] ГАРФ. Ф. 533. On. 1. Д. 283. Л. 3.
[6] См.: «эта чисто полицейская мера не должна исходить от министра правосудия» (Письмо А.С. Зарудного А.Ф. Керенскому). Публ. Ю.Б. Варфоломеева // Отечественные архивы. 1999. № 5.
[7] См.: РГИА. Ф. 857. Оп. 1.Д. 1.
[8] См.: РГАЛИ. Ф. 210. On. 1. Д. 1.
[9] См. там же. Д 32.
[10] См. там же. Д. 13.
[11] См. там же. Д. 39.
См.: ГАРФ. Ф. 533. On. 1. Д. 283.
[13] Художественный талант Екатерины Сергеевны еще в детстве ее приметил И.Н. Крамской («с семьей которого Зарудные давно были знакомы»). Она окончила с серебряной медалью Академию художеств, где ее учителем был Павел Петрович Чистяков (учитель великого И.Е. Репина!). Кстати, Репин считал Екатерину Сергеевну одной из выдающихся женщин-художниц (РГАЛИ. Ф. 210. On. 1. Д. 33. Л. 3,15 об.).
[14] Подробно см.: Муравьев И.К. Семья А.С. Зарудного (РГАЛИ. Ф. 210. On. 1. Д. 13). Сергей Сергеевич Зарудный после 4 лет ссылки в Сибири умер 25 декабря 1897 г., оставив вдову и пятерых детей. Александр Сергеевич (племянник) был убит в Киеве в 1919 г.
[15] См.: РГАЛИ. Ф. 210. Oil 1. Д. 13. Л. 2. Подробно об этом см.: Варфоломеев Ю.5. Указ. соч. С. 35-38.
[16] Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 34.
[17] Напомню читателю, что это училище окончили ранее такие знаменитости российской юстиции, как Д.В. Стасов, К.К. Арсеньев, В.И. Танеев, В.Н. Герард, K.II. Победоносцев, а также композитор П.И. Чайковский, поэт А Н. Апухтин, искусствовед В.В. Стасов.
1 См.: Варфоломеев Ю.В. У каз. соч. С. 6.
[19] См.: РГАЛИ. Ф. 210. On. 1. Д. 1. Л. 3 об.
[20] Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 30.
[21] См.: Список присяжных поверенных округа Петербургской судебной палаты и их помощников к 31 января 1914 г. СПб., 1914. С. 47.
[22] Грузенберг 0.0. Вчера. Воспоминания. Париж, 1938. С. 205.
[23] См. об этом кружке: Мошинский И.И. (Конарский Ю.) Политическая защита в дореволюционных судах // Девятый вал. М., 1927. С. 45—46; Мандельштам М.Л. 1905 год в политических процессах. Записки защитника. М., 1931. С. 53; Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 44—46.
[24] Керенстш А.Ф. Россия на историческом повороте. Мемуары. М., 1993. С. 53.
[25] См.: РГАЛИ. Ф. 210. On. 1. Д. 32. Л. 1—5 об.
[26] Беренштам В.В. Адвокаты. В огне защиты. Из воспоминаний политического защитника. СПб., 1909. С. 132.
[27] См.: Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 69.
[28] Грузенберг 0.0. Указ. соч. С. 205.
[29] Кишиневский погром. Stuttgart, 1903. С. 14.
[30] См.: Кишиневский процесс // Революционная Россия. 1903. № 38. С. 9; Урусов С.Д. Записки губернатора Berlin, 1908. С. 111—112.
[31] Из архива С.Ю. Витте. Воспоминания. СПб., 2003. Т. 2. С. 79.
[32] См. обзор возмущенных откликов на кишиневский погром во Франции, Германии, Италии, Австрии, США, Австралии (!): Кишиневский погром. Stuttgart, 1903. С. 30—40.
[33] Процесс по делу об апрельском 1903 г. погроме евреев вела Кишиневская судебная палата с 6 ноября по 7 декабря того же года.
[34] Зарудный напоминал здесь об адвокатской «забастовке» 1902 г. на процессе по делу о крестьянских беспорядках в Харьковской судебной палате (г. Валки).
[35] См.: Мошинский И.И. (Конарский Ю.). Указ. соч. С. 53; Кишиневский процесс. С 14.
[36] См. там же.
[37] См.: Гомельский процесс. Подробный отчет, составленный Б.А. Кревером. СПб., 1907. С.5—9, 12, 14.
1 Мандельштам М.Л. Указ. соч. С. 135.
[39] См. там же. С. 132.
[40] Там же. С. 144.
[41] Письмо в редакцию // Право. 1904. № 52. С. 3595—3600.
[42] О сотнях «телеграмм с выражением сочувствия», которые получали тогда гомельские защитники отовсюду, «от русской и еврейской интеллигенции одинаково», cmj Мандельштам М.А. Указ. соч. С. 148—149.
[43] [Плеханов Г.В.] Полицейский антисемитизм // Искра. Л., 1927. Вып. 7. № 1—52. С. 149.
[44] Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 46.
[45] Якутская история. Женева, 1904. Вып. 3. С. 20.
[46] Материалы к якутскому процессу. Женева, 1904. С. 6, 8.
[47] Там же. С. 11-12, 18—19.
[48] Якутская история. Вып. 3. С. 21.
[49] Там же. Якутский суд вынес обвиняемым суровый приговор (по 12 лет каторги), Иркутская судебная палата смягчила ею, а 26 октября 1905 г. все осужденные были амнистированы.
[50] ГАРФ. Ф. 533. On. 1. Д. 283. Л. 7 об.
[51] Искра. 1904. №76. С. 7.
[52] См.: Политические процессы в России 1901—1917 гг. / Под ред. А.И. Гольдмана. Ч. 1 (1901—1905). М., 1932. С. 70.
[53] Грин А.С. Автобиографическая повесть // Избранное. М., 1987. С. 139.
[54] См.: Гернет М.Н. История царской тюрьмы. М., 1963. Т. 5. С. 73.
[55] Цит. по: Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 80.
[56] Подробно см. там же. С. 80—86.
[57] Суд отклонил это заявление.
[58] Муравьев Н.К. Семья А.С. Зарудного (РГАЛИ. Ф. 210. On. 1. Д. 13. Л. 8).
[59] Теряет М.Н. Указ. соч. Т. 5. С. 75. 29 июня 1906 г. матрос Я.С. Акимов, друг казненного С.П. Частника, выстрелом из охотничьего ружья убил Чухнина.
[60] Подробно об этом см.: Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 84.
[61] Цит. в кн. Ю.В. Варфоломеева (С. 85—86).
[62] В апреле 1917 г. их останки были торжественно перезахоронены в Одессе при стечении десятков тысяч горожан и матросов.
[63] См. об этом: Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 84—85.
[64] О взаимоотношениях П.П. Шмидта и З.И. Ризберг см.: Аейтенант Шмидт. М., 1922; Избаш А.П. Лейтенант П.П. Шмидт. Воспоминания сестры. Л., 1925. В 1970 г. кинорежиссер Е.С. Матвеев снял о них художественный фильм «Почтовый роман». А 7 июня 2005 г. телеканал «Россия» показал документальный фильм «Дело лейтенанта Шмидта», в котором «красный адмирал» изображен как «злобный террорист», мошенник и трус. Автор пасквиля — некто Олег Стрижак, назвавшийся «писателем».
1 Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 76.
[66] См.: Троцкий Л.А 1905 год. М., 1922. С. 173, 240, 288, 307, 311, 320, 328, 332, 340, 348.
[67] Глазунов ММ, Митрофанов Б.А. Первые Советы перед судом самодержавия (1905— 1907 гг.). М., 1985. С. 141.
[68] Подробно о процессе см. в указ. соч. М.М. Глазунова и Б.А. Митрофанова (С. 131—159).
[69] Право. 1906. №44. С. 3419.
[70] Прокурор ВА. Бальц подводил большинство обвиняемых под ст. 102 Уложения о наказаниях, чреватую каторжными сроками за намерение «ниспровергнуть существующий строй путем насилия». Однпко никто из подсудимых на каторгу не попал: суд приговорил их к тюремному заключению и ссылке, а 12 человек оправдал (Балыj В.А. Суд над первым Советом рабочих депутатов. Воспоминания прокурора // Былое. 1926. № 3. С. 95, 100).
[71] Троцкий А.А Указ. соч. С. 302.
[72] См о нем: Маркелов К. Покушение на цареубийство в 1907 г. (Процесс Никитенко, Синявского, Наумова, Прокофьевой и др.) // Былое. 1925. № 3.
[73] Борис Николаевич Никитенко (1885—1907) — свояк Н.П. Карабчевского (был женат на родной сестре его первой жены) — казнен по делу, о котором идет речь, 21 августа 1907 г.
[74] Маркелов К. Указ. соч. С. 167.
[75] Маркелов К. Указ. соч. С. 173, 175.
[76] Подробнее об этом процессе см в очерке «СА. Андреевский».
[77] См.: Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 65.
[78] Подробно см.: Дело Бейлиса. Стенографический отчет. Киев, 1913. Т. 1—3; Тагер А.С. Царская Россия и дело Бейлиса. М., 1934.
[79] См.: Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 66.
[80] Цадик (др.-евр. saddik) — духовный наставник особой, чудодейственной силы.
[81] Цит. по: Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 67.
[82] Грузенберг 0.0. Указ. соч. С. 205.
[83] См.: Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 88—89.
[84] См.: Покровский М.И. Избр. произведения: В 4 кн. М., 1966. Кн. 1. С. 17.
[85] Грузенберг 0.0. Указ. соч. С. 205. Это замечание Грузенберга объясняет, почему холодно отозвался о Зарудном-ораторе классик «старой» адвокатуры Н.П. Карабчевский (см.: Карабчевский И.П. Что глаза мои видели. Берлин, 1921. Ч. 2. С. 20). Впрочем, Зарудного Карабчевский ставил выше А.Ф. Керенского, Н.Д. Соколова, Ф.И. Родичева («был бы недурным оратором, если бы в голове его мысли и аргументы строились правильными рядами, а не в шахматном порядке»: Там же. С. 18—19, 20).
[86] РГАЛИ. Ф. 210. On. 1. л 13. Л. 9 об.-10; Д 39. Л. 1, 3.
[87] Грузенберг 0.0. Указ. соч. С. 206.
[88] Cmj Звягинцев Л.Г., Орлов Ю.Г. В эпоху потрясений и реформ. Российские прокуроры 1906—1917 гг. С. 310—311.
[89] См.: РГАЛИ. ф. 210. On. 1. Д. 13. Л. 6—8 об. (воспоминания Н.К. Муравьева: «Семья А.С. Зарудного»).
[90] Грузенберг 0.0. Указ. соч. С. 205.
[91] РГАЛИ. Ф. 210. On. 1. Д. 13. Л. 3 (воспоминания Н.К. Муравьева). О том же см. отзыв присяжного поверенного ВА. Плансона (Судебные отчеты. Забастовка адвокатов // Право. 1906. №32. С. 2595).
[92] РГАЛИ. Ф. 210. On. 1. Д 13. Л. 5 (воспоминания Н.К. Муравьева).
[93] Цит. по: Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 118.
[94] Утевский Б.С. Воспоминания юриста. М., 1989. С. 200.
[95] Раскольников Ф.Ф. О времени и о себе. А., 1989. С. 220, 221.
[96] ГАРФ. Ф. 533. On. 1. Д. 283. Л. 14 (воспоминания присяжного поверенного С.Е. Каль- мановича).
[97] Судебные отчеты. Забастовка адвокатов // Право. 1906. N° 32. С. 2590.
[98] См.: Судебные отчеты. Забастовка адвокатов // Право. 1906. № 32. С. 2595. Защитник адвокатов на этом суде В.А. Плансон восклицал: «Какая злая ирония в том, что на скамью подсудимых посажен сын С.И. Зарудного, создателя наших судебных уставов, гордость нашей адвокатуры и магистратуры!» (Там же).
[99] См.: Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 53.
[100] См.: РГИА. ф. 857. On. 1. Д. 1. Л. 3 (автобиография А.С. Зарудного). В июле 1917 г. трудовики объединились с народными социалистами (энесами) в одну Народно-социалистическую трудовую партию, членом которой стал и Зарудный.
[101] РГАЛИ. Ф. 210. On. 1. Д. 12. Л. 11—12 (воспоминания о Зарудном его друга, видного социал-демократа В.Д Перазича).
[102] Карабчевский Н.П. Указ. соч. Ч. 2. С. 124.
[103] См.: «Эта чисто полицейская мера не должна исходить от министра правосудия» (Письмо А.С. Зарудного А.Ф. Керенскому). Публ. Ю.В. Варфоломеева // Отечественные архивы. 1999. № 5.
[104] РГАЛИ. Ф. 210. On. 1. Д. 12. Л. 12.
[105] См.: Збягищсв А.Г., Орлов Ю.Г. Указ. соч. С. 326.
[106] Цит. по: Суханов Н.Н. Записки о революции. М., 1923. Т. 3. Кн. 6. С. 184—185.
[107] См., например, статью об А.С. Зарудном в 1-м издании Малой советской энциклопедии. Б.С. Утевский в его указ. соч. 1989 г. (С. 200) тоже винил Зарудного в «грязной стряпне процесса против В.И. Ленина».
'5 См.: Рабинович А.Е. Большевики приходят к власти. Революция 1917 г. в Петрограде. М., 1989. С. 56.
[109] Таганцсв Н.Н. Из моих воспоминаний // 1917 год в судьбе России и мира. Февральская революция. М., 1917. С. 247.
[110] Подробно см.: Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 101—102
[111] См. Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 113—114.
[112] РГИА.Ф. 857. Оп. 1.Л. 14.
[113] Грузенберг 0.0. Указ. соч. С. 203.
[114] См.: Варфоломеев Ю.В. Указ. соч. С. 14.
[115] Подробно об этом см. в очерке «П.Н. Малянтович».
