Показать все теги
Истоки восточной политики Рима были обусловлены стечением внутренних и внешних факторов. Подготовительным этапом к ее началу были Македонские и Сирийские войны: первые позволили Риму подчинить своему влиянию Грецию, на базе которой был создан стратегический плацдарм для продвижения в Малую Азию, а вторые - освободить политическое пространство Ближнего Востока от Селевкидской державы-конкурента, являвшейся сильнейшим государством Восточного Средиземноморья.
Вскоре политический вакуум Ближнего Востока стали быстро заполнять восточные державы новой волны - Понтийская, Армянская и Парфянская. При этом экспансия Понтийского царства, нагнетаемая Митридатом VI Евпатором, столкнулась с римскими великодержавными интересами в Греции и привела к Митридатовым войнам. Последние явились стартовым началом восточной политики Рима, т.к. именно они привели к непосредственному продвижению римлян на Ближний Восток и ярко продемонстрировали их имперские амбиции в данном регионе. Митридатовы войны вылились в крупномасштабный конфликт, в который были втянуты практически все государства и народы Ближнего Востока. Наращивание военных действий привело римлян в Закавказье, где местные государства от Черного до Каспийского моря - Колхида, Иберия, Армения и Кавказская Албания, - были превращены в вассалов Рима, став безопасной внешней окраиной его зоны влияния. Именно в это время римляне в лице Гнея Помпея предприняли попытку подчинения своей власти практически всего северо-восточного Средиземноморья и Закавказья.
Другой стороной Митридатовых войн, ставшей одним из факторов усиления римской экспансии на Восток, были средиземноморские пираты. Их действия ясно показали, как сильно Рим зависит от морских
коммуникаций и какую огромную роль играли морские поставки в удовлетворении его жизненных потребностей. Их нарушение автоматически вело к ухудшению жизни римского общества, обострению внутренних гражданских противоречий и другим социально-экономическим потрясениям. Для обеспечения безопасности жизненно важных морских коммуникаций римлянам необходимо было контролировать все Средиземное море и закрепиться на всей линии его побережья, другими словами - превратить его во внутреннее море. Это обстоятельство стало мощным фактором стимуляции экспансионистской политики Рима на Восток. В процессе ее реализации, римляне после победы над пиратами и Митридатом окончательно превратили Средиземное море в Римское.
Начало римской восточной политики, как и ее последующее многовековое продолжение, было масштабным, тяжелым и напряженным. Здесь проявилась одна из основных черт как внешнего, так и внутреннего политического процесса на Ближнем Востоке, которая актуальна и на сегодняшний день: все страны этого региона органично и тесно взаимосвязаны друг с другом в географических, политических, экономических, этнических и культурных плоскостях, поэтому если в одной стране начнется какой-либо процесс, он обязательно притянет к себе, как магнит, внимание соседних государств и небольшая политическая проблема обязательно разрастется как снежный ком. То же самое касается и Закавказья, которое постоянно затягивают в свое лоно имперские игры на Ближнем Востоке, превращая его из географической окраины в эпицентр ожесточенной политической борьбы. Поэтому в разрешении любого дела на Ближнем Востоке огромную роль играла и продолжает играть дипломатия и коалиционная политика.
Со времен Митридатовых войн внешняя политика Рима на Ближнем Востоке постоянно наращивала свои обороты. С одной стороны одной из главных причин этого ускорения, было автоматическое вмешательство Рима в ходе своей восточной экспансии в клубок острых межгосударственных и межэтнических противоречий ближневосточного региона, а с другой - столкновение Римской державы, расширявшейся на Восток, с Парфянским Ираном, который расширялся на Запад. Оба государства представляли собой сверхдержавы соответственно Западного и Восточного миров с огромным военно-политическим потенциалом, который необходимо было реализовывать в силу инерции имперского процесса. В итоге произошло столкновение двух мощных держав, а Ближний Восток превратился в арену длительного и тяжелого противоборства.
Основным театром этой борьбы стало Закавказье, а точнее Армения, располагавшаяся на пограничном стыке двух империй. Желая иметь между собой буферную зону, Рим и Парфия сохранили Армении формальную независимость в качестве вассала. Далее конфликты начинались по одинаковому сценарию: державы вмешивались во внутреннюю жизнь страны, желая возвести на армянский престол своего ставленника; из-за этого начинался конфликт, перераставший в открытую войну; на территорию Армении с запада вторгались римляне, а с востока парфяне (затем сасаниды), превращая ее в театр военных действий. Постепенно поле боя разрасталось, как снежный ком, затягивая в свое лоно Мидию, Месопотамию, Сирию и Каппадокию. Так повторялось на протяжении как минимум четырех веков. При этом Колхида, Иверия (Иберия) и Кавказская Албания, находясь на окраине пограничного стыка сверхдержав, избежали участи Армении. Они не превратились в поле сражений, но стали полигоном дипломатических и коалиционных маневров Ирана и Рима, т.к. стабильность в этих краях гарантировала безопасность тыла и флангов имперских армий.
В общем, римско-иранская борьба шла с переменным успехом, но римлянам не удалось окончательно сокрушить эту страну и закрепиться на ее территории, как и Ирану не удалось достичь аналогичных успехов. Максимальные успехи ограничивались только глубокими вторжениями во вражескую территорию и временным подчинением пограничных территорий, о чем ярко свидетельствуют блестящие походы императора Траяна и Каракаллы. Наиболее критической фазы римско-парфянское противоборство достигало в моменты внутренних междоусобиц в Риме или Иране, чем незамедлительно пользовалась одна из сторон. Таким образом, Парфянский, а затем Сасанидский Иран, будучи на фазе подъема своего могущества, стал главной силой, сдерживающей на протяжении столетий проникновение Рима, а вместе с ним и всей Греко-Римской цивилизации, в глубины Азии. Из-за него римлянам не удалось повторить грандиозный Восточный поход Александра Македонского, ибо в его времена Персия находилась в фазе упадка и сильного ослабления, чем удачно воспользовался великий воитель Греции.
В этих условиях, когда Закавказье превратилось в арену постоянных и ожесточенных столкновений Рима и Ирана, Северный Кавказ с его колоссальным воинственным потенциалом не мог оставаться в стороне. Нужно было только открыть шлюзы и выпустить свирепое аланское воинство на просторы Ближнего Востока, что и было сделано иберийскими (картлийскими) царями, выпустившими алан на международную арену через Дарьяльское ущелье. Таким образом, был запущен «маховик» аланских набегов, опустошавших Армению, Мидию, Месопотамию и Каппадокию. Для алан Закавказье превратилось в надежный плацдарм для вторжений в богатые страны Передней Азии, сулившие огромную добычу. Со временем аланы затянули в свои походы все северокавказские народы (зихов - предков черкесов, дурдзуков - предков вайнахов, леков - предков дагестанцев), что превратило их набеги в настоящие нашествия. Аланы стали новым серьезным участником имперских игр на Ближнем Востоке, нередко угрожавшим мировым державам.
В процессе наращивания римско-парфянского противостояния, а вместе с ним и внешней политики Рима на Ближнем Востоке, особую стратегическую роль приобрела Каппадокия. Римляне, создав на ее территории Кавказский лимес и разместив несколько легионов, превратили эту провинцию в главный военный плацдарм против Ирана. Кавказский лимес представлял собой вытянутую с юга на север кордонную линию крепостей от Мелитены до Питиунта и подразделялся на два территориально-функциональных участка - Каппадокийский и Понтийский. Каппадокийский (южный) участок предназначался для защиты одноименной провинции, а также всего северо-восточного пограничного сектора Римской империи. Его значимость постоянно возрастала в связи с усложнением обстановки в Армении, которой часто приходилось балансировать между Римом и Парфией, и усиливающимися аланскими набегами с Северного Кавказа. Понтийский (северный) участок представлял собой линию римских военных укреплений вдоль восточного Причерноморья, предназначенную для обеспечения контроля над Колхидой, ставшей закавказской римской провинцией Лазика, защиты северо-восточных границ империи от угрозы аланских нашествий, а также для запечатывания единственного морского окошка Закавказья и превращения Черного моря во внутреннее Римское море. Другими словами, Понтийская линия стала символом римского присутствия в Закавказье. Гарнизон Кавказского лимеса, а точнее его Каппадокийского участка постоянно наращивался и достигал нескольких легионов, чего не было ни в одной другой восточной провинции. Его ключевые узлы - Мелитена и Сатала - превратились в места базирования трех легионов: XII Громоносного, XVI Флавиева и XV Аполлонова. Во время военных действий они, вместе с другими легионами из внутренних римских провинций, активно участвовали в наступательных операциях на территории Армении, Месопотамии, Парфии, Сирии и Иудеи, а в мирное время - охраняли северо-восточные границы Римской империи. Таким образом, Кавказский лимес превратился в опору римского присутствия в Малой Азии и Закавказье, а также в стратегический плацдарм внешней политики Рима на Ближнем Востоке.
На Ближнем Востоке и Кавказе Азиатская цивилизация преградила дальнейшее продвижение Римской державы на Восток, поэтому эти регионы превратились в перманентную фронтовую линию, а Восточные войны Рима (римско-парфянские, римско-сасанидские, римско- сарматские) вылились в грандиозное столкновение двух совершенно разных военных систем - западной и восточной, в ходе которого каждая проявила свои преимущества и недостатки.
С одной стороны выступили римляне, несшие стяг Западной цивилизации. Но сначала военное могущество последней держалось на плечах греческих фалангитов, которые под руководством Александра Македонского принесли свои ценности и культуру в Азиатский мир Ближнего Востока. Римские легионеры стали олицетворением могущества Западного мира несколько позднее и повторно принесли ценности грекоримской культуры на Ближний Восток. Римляне продолжили процесс развития основ военного дела, заложенных еще греками и македонцами, и вывели его на качественно новый уровень. В итоге была создана новая военная система, отражавшая особенности Западной цивилизации и ставшая на протяжении столетий ее верным мечом и щитом. Ее основными чертами были: регулярный и профессиональный характер вооруженных сил, главенство тяжелой пехоты, приоритет ближнего боя над дистанционным, глубокая воинская специализация, многочисленные рода и виды войск, преобладание коллективных действий над индивидуальными, высокий уровень дисциплины и единоначалия, стандартизация вооружения и широкое применение боевого строя, наличие системы воинского обучения и подготовки. Легион, за счет расчлененного и трехлинейного строя, обладал куда большей мощью в отличие от неуклюжей греческой фаланги: он был значительно подвижнее, мог маневрировать на поле боя и действовать на пересеченной местности. Ударная мощь легиона была многократно выше, чем у фаланги: фаланга могла наносить только один сильный удар, после чего она расстраивалась и была недееспособна, а легион - как минимум три удара с возрастающей мощью. Все это дополнительно усиливалось благодаря римской системе воинского обучения, которая была более совершенной, чем спартанская. В итоге, все эти факторы позволили Риму, как фундаменту Западной цивилизации, стать властелином Античного мира и распространить грекоримский образ жизни на все Средиземноморье.
С другой стороны выступили парфяне, персы, сарматы и аланы, представлявшие собой мощнейшее воинство всей Азии. Их военная система носила другие черты: иррегулярный характер вооруженных сил, главенство кавалерии над пехотой, приоритет дистанционного боя над ближним, универсальный функциональный характер конницы, слабое деление армии на рода и виды войск, преобладание индивидуальных действий над коллективными, низкий уровень дисциплины и единоначалия, отсутствие унифицированного вооружения и слабое применение боевого строя.
Таким образом, произошло столкновение двух совершенно разных военных систем - западной и восточной, поэтому противоборство парфян, сарматов и алан с Римом было чрезвычайно напряженным, кровопролитным и затяжным. В этом противостоянии обнажились недостатки военной системы парфян, вызванные иррегулярным характером их армии. Парфяне пытались их устранить, но не успели этого сделать. За них это сделали Сасаниды создавшие регулярную армию, позволившую придать борьбе с Римом новый импульс и на равных сражаться с его легионами. Скорее всего, здесь присутствовало римское влияние: Сасаниды прекрасно осознали, что главное преимущество римлян заключается в регулярной основе их вооруженных сил, а недостатки военной системы парфян вызваны ее отсутствием. Поэтому одним из главных стимулов появления регулярной сасанидской армии является римский опыт.
В горниле этого многовекового межцивилизационного конфликта родилась катафрактарная революция, изменившая облик сначала восточного, а затем и западного воинства. Катафрактарная революция это не просто продукт длительной борьбы сверхдержав Античного мира, это продукт длительного контакта представителей западной и восточной цивилизаций в военной сфере. Катафрактарная кавалерия родилась у сарматов в столкновении с эллинистической фалангой, а у парфян - с римским легионом. Постепенно, усовершенствовав свою тактику, парфянские и сарматские катафрактарии стали давать римским легионерам суровый отпор. Сасанидские персы еще дальше продвинулись в деле их усовершенствования, превратив катафрактарную конницу в регулярное войско, ставшее серьезной угрозой для римского воинства. В итоге, это привело к обнажению недостатков военной системы римлян и вынудило их обзавестить собственными катафратариями. После римлян это достижение позаимствовали германцы, активно контактировавшие с сарматами. Сначала тяжелая кавалерия появилась у готов и вандалов, а потом и у других народностей. В долгом противоборстве с римскими легионами германская конница значительно усовершенствовалась, став полноценной тяжелой кавалерией, на базе которой появилось рыцарское воинство. Другими словами, катафрактарная революция явилась формой проявления межцивилизационного контакта и взаимообогащения сторон в военной сфере, в ходе которого произошло перевоплощение античного воинства и зарождение основ средневекового рыцарства.
Это обстоятельство Восточных римских войн четко демонстрирует тот факт, что Ближний Восток и Кавказ являются межцивилизационным фронтиром - линией, где происходит активное соприкосновение и контакт Западной (Европейской) и Восточной (Азиатской) цивилизаций, в ходе которого рождается новый синкретический «продукт», вобравший в себя наилучшие достижения двух совершенно разных пространств. В военной сфере этим «продуктом» стала катафрактарная революция, изменившая облик азиатского (парфянского, персидского, сарматского), а затем римского воинства и способствовавшая формированию европейского рыцарства. Но это было только в военной сфере, тогда как фронтир параллельно присутствовал в политической, экономической, социальной и культурной сферах, также порождая новые синкретические категории. Данная тема представляет большой научно-исследовательский интерес, а самое главное она актуальна в современных условиях мировой глобализации, поэтому требует отдельного глубокого исследования.
Не менее интересные выводы на базе данной работы можно сделать и в отношении кавказского региона. Восточная политика Рима и западная политика Ирана превратили Кавказ в геополитической центр Ближнего Востока, хотя географически он был расположен на его окраине. Но специфика ландшафта в виде Большого Кавказского хребта обусловила разделение функциональных ролей: Закавказье (Южный Кавказ) превратилось в поле боя и полигон для больших политических маневров сверхдержав, а Северный Кавказ - в активного участника этих игр, угрожавшего сверхдержавам.
Многовековое римско-иранское противостояние имело глубокие исторические последствия для государств и народов Закавказья. Так, Армения, расположенная прямо на стыке Римской империи и Парфянского царства, превратилась в главную арену борьбы, одновременно выступая полигоном политических игр сверхдержав с царским престолом и театром военных действий. Вследствие этого, Армения, недавно бывшая Великой, из-за хронических вторжений римлян, парфян, персов-сасанидов и алан превратилась в разоренную страну с призрачной царской властью. В таких критических условиях суверенная национальная армянская государственность не могла развиваться, поэтому, в конце концов, она погибла под натиском внешних завоевателей. Тогда как армянский народ смог выжить. Мало того, пройдя через это горнило, он выработал эффективный стереотип этнического поведения, который в будущем неоднократно помогал ему выживать и осваиваться в любых условиях. Интересным образом по этому поводу выразился А. Епифанцев: «Стереотипами армянского поведения являются - любовь к семье, к работе и к церкви - вот армянское триединство: три фактора, которые спасли нацию от уничтожения. В то же самое время фактор государственного поведения у армян развит слабо, т.к. на протяжении около 600 лет армянская нация не имела государственности, и сейчас современный армянин не особо ощущает своей принадлежности к Республике Армения либо к какому-то государству вообще - при необходимости он довольно спокойно меняет страну и место жительства. Он, скорее, ассоциирует себя с некоей условной, исторической Арменией, выразителем ценностей которой он себя считает».
Иберия (Иверия), благодаря своему геополитическому расположению, пошла по другому пути. Хоть эта страна и находилась рядом с Арменией, она располагалась не на прямом стыке Римской и Парфянской держав, а на его окраине. Поэтому Иберия не превратилась в поле боя и получила благоприятные условия для развития своей государственности. Другой выгодной стороной географии Иберии являлось близкое расположение Дарьяльского ущелья, позволявшего картлийским царям использовать колоссальный воинственный потенциал народов Северного Кавказа. Искусно направляя набеги алан на Армению, Парфию и римские провинции, или просто манипулируя угрозой их вторжения в ходе дипломатических игр, иберийские правители успешно решали внешнеполитические проблемы своего государства. В итоге, картлийские цари сконструировали высокоэффективное средство внешнеполитической борьбы, представлявшее собой органичное сочетание искусной игры на противоречиях сверхдержав (Рима и Ирана) и угрозы аланских набегов, которое позволило им не только сохранить суверенную государственность Иберии, но и усилить ее мощь. Таким образом, у иберов, в отличие от армян, выработался эффективный стереотип не этнического, а государственного поведения. Кстати, современные потомки иберов - грузины, весьма успешно пользуются этим наследием предков, что свидетельствует о его высокой эффективности и жизнеспособности.
Остахов А.А., Ильюшин Ю.В.
Из монографии «Кавказ в эпицентре внешней политики Рима на Ближнем Востоке (I в. до н.э. - ΙII в. н.э.)»
