Показать все теги
Схема «двух заговоров», одобренная Сталиным в качестве члена Главной редакции «Истории гражданской войны», странным образом не вошла в полном виде в «Историю ВКП(б). Краткий курс». Там говорилось о «заговоре буржуазии», но не упоминалось в категорической форме о «заговоре царизма», хотя и повторялось утверждение, будто хозяйничавшие при дворе «пройдохи вроде Распутина» «явно вели линию на заключение сепаратного мира с немцами»[1]. Тем не менее «История гражданской войны в СССР», и ее первая глава в частности, стала для всех писавших о Февральской революции и ее предпосылках источником не только основных выводов, но и фактического материала, и ссылка на «Историю гражданской войны» стала подтверждением неоспоримости того или иного факта.
Уже в 1937—1938 гг. схема «двух заговоров» была полностью принята и повторена в брошюре Е. Фокина «Февральская буржуазно-демократическая революция 1917 г.», который распространил период подготовки «заговора царизма» на весь 1916 г.[2], в статье Б. Волина «Партия большевиков в феврале-марте 1917 г.»[3], в статье и брошюре А. Кучкина[4]. Наиболее активным пропагандистом этой схемы оставался И.И. Минц, продолжавший дополнять ее новыми деталями. В марте 1938 г. он выступил в Высшей школе пропагандистов при ЦК ВКП(б) с лекцией, которая в том же году была издана отдельной брошюрой.
Настаивая на версии о «заговоре царизма», И.И. Минц говорил, что на основании новых данный австрийских и немецких архивов «мы смело можем утверждать, что буквально накануне февральского взрыва все было подготовлено для заключения сепаратного мира между Австро-Венгрией и Россией, в первую очередь, и, возможно, между Россией и Германией — во вторую очередь»[5]. В своем стремлении доказать наличие реальный шагов в сторону выгода России из войны И.И. Минц, не заметив того, опроверг сам себя, поскольку заключение мира России с Австро-Венгрией (и только потом, возможно, с Германией) означало бы не готовность России на сепаратный мир с центральными державами, а ее стремление расколоть эти державы, вывести из войны второстепенного противника — Австро-Венгрию. При этом И.И. Минц не указал, о каких «новый данный» австрийских и германских архивов идет речь. Здесь следует отметить, что германские документы о «мирных» инициативах воюющих сторон были опубликованы лишь в 1962 г. и доказывают противоположное тому, что утверждал И.И. Минц. Какие-либо публикации австрийских документов на эту тему нам неизвестны.
Еще более решительно настаивал И.И. Минц в лекции 1938 г. на версии о «заговоре буржуазии». Этот заговор, по его словам, зашел настолько далеко,
«что в самые дни переворота вдруг выяснилось, что в подвалах Зимнего дворца находится один из гвардейских полков. Оказалось, что еще 23 февраля, повинуясь приказу из засекреченной буржуазной группы, под Зимний должны были пройти два полка. Эти полки, выполняя приказ, прошли под Зимний в полной уверенности, что происходит тот самый дворцовый заговор, к которому они готовились. Каково же было их удивление, когда 27-го к ним явился командующий гвардией с красным бантом и сообщил о народной революции»[6].
По-видимому, в основе этого рассказа лежал слух, имевший хождение в февральские дни, поскольку о нем в 1921 г. упоминал и М.Н. Покровский. Однако элементарный критический анализ вскрывал полную несостоятельность этого слуха. Представить себе, что целый полк (кстати, превратившийся через фразу, как число нападавших на Фальстафа, в два полка) мог незаметно пройти в подвалы Зимнего дворца, совершенно невозможно. К тому же это было бессмысленно, ибо в Зимнем был размещен госпиталь, тогда как царская семья жила в Царском Селе, а правительство располагалось в других зданиях Петрограда. Наконец, совершенно нелепо утверждение, что 27 февраля командующий гвардией — т. е. великий князь Павел Александрович явился к солдатам «с красным бантом». Это сделал на следующий день Кирилл, вызвав недовольство всех членов императорской семьи и, кажется, в особенности — Павла Александровича, еще 2 марта пытавшегося сохранить трон для Николая.
Если использование недостоверных слухов о сепаратном мире и о полках, спрятанных в подвалах Зимнего, имело целью доказать правильность схемы «двух заговоров», то совершенно необъяснима версия похода генерала Иванова, изложенная И.И. Минцем все в той же лекции. Этот поход был достаточно хорошо освещен в предшествовавшей литературе. Вопреки общеизвестным фактам И.И. Минц рассказывал, будто Иванов со своим отрядом дошел лишь до станции Дно (в действительности — до Вырицы, из которой он приезжал в Царское Село) и, так как путь дальше был разобран, распустил часть отряда, «а с остатками вернулся обратно. Там он не увидел никого, кроме встречавших этот отряд агитаторов, уже выехавших из Петрограда навстречу карательному отряду»[7]. Если вспомнить, что Иванов выехал со своим батальоном георгиевских кавалеров из Ставки (Могилев), то «вернуться обратно» он мог только туда же. Следовательно, по мнению И.И. Минца, именно в Ставке Иванова не встретил никто, кроме агитаторов, выехавших «навстречу» ему из Петрограда по разобранным путям!
Отказавшись от бросавшихся в глаза своим неправдоподобием рассказов о походе Иванова и полках, проведенных под Зимний по приказу «засекреченной буржуазной группы» (И.И. Минц, кстати, не рассекретил ее и в своей лекции), И.И. Минц дословно повторил остальное изложение «двух заговоров» в своих лекциях в Высшей партийной школе, опубликованных в 1940 и 1946 гг.[8]
Схема «двух заговоров» оказывала и до сих пор оказывает очень большое влияние почти на всю литературу учебного и популяризаторского типа[9], обрастая рядом дальнейших бездоказательных заявлений и фактических ошибок. Широкое распространение получили муссировавшиеся в 1914—1917 гг. слухи об измене Сухомлинова и «царицы-немки», повторенные не только А. Панкратовой (что могло быть понятным в обстановке 1942 г.), но и В.М. Веселовым, С.В. Воронковой и в книге Г.А. Фавстова и В.А. Шварева. А.Я. Грунт в своей главе из «Очерков истории СССР. 1907 — март 1917» повторил ошибку «Истории гражданской войны», датировав убийство Распутина «поздним вечером» 17 декабря 1916 г.[10] Г.А. Фавстов и В.А. Шварев, а вслед за ними М.Е. Соловьев запутались в маршруте Николая 28 февраля — 1 марта 1917 г., написав, будто его поезд доехал из Ставки до станции Дно и вынужден был оттуда повернуть на Псков[11], тогда как в действительности Николай через Лихославль доехал до Малой Вишеры и лишь оттуда повернул назад, на Бологое — Дно — Псков.
В главе А.Я. Грунта из «Очерков истории СССР», а затем в его совместной с В.Н. Фирстовой книге, почти дословно повторявшей соответствующие страницы « Очерков», попытка завязать переговоры с Австро-Венгрией была перенесена с февраля 1917 г. (как ее датируют авторы, опирающиеся на мемуары Чернина) на осень
1916 г., причем ссылка давалась на слухи, которые «просочились в буржуазную прессу», без попытки проверить достоверность таких слухов[12]. Тот же А.Я. Грунт, придавая большое значение высказываниям видного кадета В. Маклакова, начинали историю «заговора буржуазии» с осени 1915 г.[13], а вслед за ним то же самое сделали Г.А. Фавстов и В.А. Шварев[14]. Последние, кстати, писали, будто указ об отсрочке сессии Думы до 14 февраля 1917 г. был издан в ответ на убийство Распутина и тогда был заготовлен указ о роспуске Думы[15], хотя такой указ находился в распоряжении председателей Совета министров уже с конца октября, а решение об отсрочке сессии было принято лишь в январе 1917 г.
Видимо, для вящего усиления контрреволюционности «заговора царизма» С.Л. Сукач писал, что в планы царизма входило не только заключить сепаратный мир с немцами, но и «при их помощи» подавить революцию. Он же утверждал, что в поддержке буржуазных планов дворцового переворота «особую активность проявляли американские монополисты»[16].
Целый ряд ошибок непонятного происхождения содержится в вышедшем в 1964 г. вторым изданием учебнике для пединститутов «История СССР. Часть 2» под редакцией П.И. Кабанова и Н.Д. Кузнецова, соответствующие главы которого написаны Н.Д. Кузнецовым, полностью следующим схеме «двух заговоров». Иллюстрируя кризис верхов на примере разногласий в некоей «монархической партии» (в России все буржуазные, не говоря уже о помещичьих партиях били монархическими), Н.Д. Кузнецов считает, что «монархисты Пуришкевич, Шульгин и многие другие настойчиво стали добиваться расширения социальной базы царизма, удаления из правительства всех темных дельцов, группировавшихся вокруг Распутина и царицы, и большего привлечения к управлению страной буржуазных деятелей из октябристской партии»[17]. Позиции Шульгина и Пуришкевича, входивших в разные партии, значительно отличались друг от друга. И если Шульгин готов был пойти на создание правительства с участием не только октябристов, но и кадетов, то о «настойчивый» требованиях Пуришкевича включить в правительство хотя бы октябристов в литературе до Н.Д. Кузнецова ничего не бышо слышно.
Неожиданно большую роль в «заговоре царизма» приписал Н.Д. Кузнецов последнему царскому премьеру князю Голицыну, сделав его автором плана борьбы с революционным движением (имелась в виду т. н. записка Говорухо-Отрока) и заявив, что «Голицын, став во главе правительства, начал последовательно осуществлять свою программу»[18]. Общепринято считать, и на это есть убедительные основания, что Голицын играл очень незначительную роль в проведении политики царизма, а того, что можно бышо бы назвать его собственной «программой», осуществить как раз и не смог.
Несколько особняком в этой группе литературы стоит глава Г.М. Деренковско- го и С.А. Залесского (соответствующие параграфы написаны Г.М. Деренковским) в «Истории СССР. Т. 2» под редакцией А.Л. Сидорова. Хотя в ней также говорится о существовании «заговора буржуазии», но убийство Распутина не изображается как составная часть этого заговора. Гораздо менее категорично говорится и о планах заключения сепаратного мира[19]. К сожалению, в издании 1959 г. говорилось о вооружении полиции пулеметами незадолго перед Февральской революцией, но в 1965 г. это утверждение было из главы убрано.
Характерной чертой многих из перечисленных выше работ является существовавшая у ряда авторов уже в 1920-е гг. и усиленная «Историей гражданской войны» тенденция смазывать противоречия среди эксплуататорских классов России. Не случайно в этих работах отсутствует ленинское указание о наличии в России трех лагерей — лагеря монархии, буржуазного и революционного. Так, в « Очерках истории СССР», в главах, посвященных предвоенному периоду, об этих противоречиях говорилось и мало, и глухо. Поэтому фраза из главы А.Я. Грунта, указывающая, что «поражения на фронтах и неуклонный рост революционного движения вызвали определенный перелом в отношениях между самодержавием и русской буржуазией»[20], звучит как утверждение, будто до войны разногласий между буржуазией и царизмом почти не существовало. Это впечатление еще больше усиливается от того, что А.Я. Грунт в своей главе, следуя устаревшим взглядам В.П. Семенникова, пишет, что «вся политика царизма направлялась небольшой группой германофильски настроенных финансовых тузов, политических проходимцев и авантюристов»[21], игнорируя в этом определении помещичью сущность самодержавия.
Еще более отчетливо такая же тенденция проявилась в книге Г.А. Фавстова и В.А. Шварева. Не дав вообще четкой характеристики социальной сущности самодержавия, эти авторы утверждали, будто только в годы войны «нараставшее революционное движение в стране и поражения на фронте создали (выделено нами. — В.Д.) кризис верхов и изменили взаимоотношения царского самодержавия и буржуазии»[22], но что и тогда буржуазия «была недовольна не самодержавным строем в целом, а только царем Николаем II, как руководителем государства»111. В последнем заявлении спутано отношение буржуазии к монархии и к самодержавному строю.
Непродуманность концепции и нечеткость формулировок вообще служили плохую службу этим авторам. «Поскольку, — писали они, например, — буржуазия не ставила задачу уничтожения самодержавия, а лишь хотела смены одного монарха другим, постольку она являлась контрреволюционной силой»[23]. Либеральная буржуазия, как известно, хотела замены самодержавия конституционной монархией, но ни это, ни даже выступление ее за республику, если бы она встала на такую позицию, еще не означало бы, что либеральная буржуазия не была контрреволюционной.
Недооценка разногласий в правящем лагере явно прослеживается в статье М.Е. Соловьева, которую он с большой претензией оценил как попытку «наметить, главным образом в плане общественно-политическом, основные исходные положения для оценки февральского переворота как первого этапа в развитии русской революции 1917 года»[24]. Определив самодержавие как выразителя интересов «наиболее оголтелых реакционеров: крепостников помещиков, корпорации чиновничества и верхов армии», М.Е. Соловьев заявил далее, что самодержавный строй «оказался в период войны (выделено нами. — В.Д.) в глубоком кризисе». Однако суть этого кризиса он свел к «грызне» между правительством и буржуазией «на почве споров о методах управления»[25]. Ни о борьбе за власть между буржуазией и крепостниками-помещиками, ни о слиянии в Февральской революции «совершенно разнородных потоков, совершенно разнородных классовых интересов»[26] в статье М.Е. Соловьева не говорится вообще.
В этой же связи приходится назвать и статью В.В. Комина «Контрреволюционная деятельность Государственной думы после свержения самодержавия», являющуюся частью подготовленной им монографии о деятельности буржуазных партий в марте-октябре 1917 г. Указав совершенно справедливо, что IV Дума «представляла интересы блока кре- постников-помещиков и верхушки буржуазии», В.В. Комин не упоминает ни слова о разногласиях внутри этого блока и пишет, что лишь экономические и политические условия 1915 г. «вызвали у русской буржуазии патриотическую тревогу и дали первую трещину (выделено нами. — В.Д.) в союзе царя с капиталистами»[27].
Значительный шаг вперед в учебно-популярной литературе представляет собой статья И.М. Пушкаревой «Победа буржуазно-демократической революции в России»[28], в которой наряду с более всесторонним и правильным освещением роли соглашательских партий и причин их влиянии в Петроградском Совете в первый период после Февральской революции, более четко освещен и политический кризис верхов. Хотя И.М. Пушкарева, на наш взгляд, несколько преувеличила круг лиц, участвовавших в разработке планов дворцового переворота, она признала, что эти планы были оставлены самими заговорщиками из-за боязни усиления революционного кризиса в стране. Точно так же И.М. Пушкарева отметила в своей статье, что царское правительство не предприняло никаких ощутимых шагов в сторону сепаратного мира.
Если в статье И.М. Пушкаревой отчетливо проявляется тенденция к углублению научного анализа, то, к сожалению, приходится констатировать, что за последние годы у ряда авторов популярных статей проявилась и противоположная тенденция. За последние годы чрезмерное внимание было уделено фигуре Распутина. Опубликование материалов ЧСК Временного правительства о Распутине имело определенный научный резон, но уже статья М.Е. Соловьева «Как и кем был убит Распутин»[29], пересказывающая давно известные мемуары Пуришкевича и Юсупова, не вносила ничего нового в этот вопрос. Опубликованные же в журналах «Наука и религия» и «Знание — сила» статьи А. Волжанина «Распутинщина» и А. Ваксберга «История царского лампадника»[30] представляли собой набор бульварный сплетен, распространявшихся в буржуазных кругах в годы Первой мировой войны. Недалеко от этого ушел и «Огонек», поместивший без критических комментариев рассказ Юсупова об убийстве Распутина[31].
Примером того, как нельзя популяризировать историю, является и статья Ю. Юрова «Репортаж из 1917 года», напечатанная в № 4 и 7журнала «Москва» за 1965 г. Написанная в залихватском тоне, она повторяет многие безосновательные легенды, вроде «протопоповских пулеметов» и рассказа «одной швейцарской газеты» о сепаратных переговорах между Германией и Россией, содержит ряд фактических ошибок и свидетельствует о непонимании автором того, о чем он пишет. В качестве примера научного и литературного уровня статьи можно привести следующий отрывок, в котором рассказывается об опубликовании 10 февраля 1917 г. в органе кадетов газете «Речь» призывов командующего Петроградским округом Хабалова и лидера кадетов Милюкова против проведения забастовки: «Милюков не только с искренней готовностью поместил приказ Хабалова в газете “Речь”, которую сам редактировал, но и сдобрил это генеральское блюдо кадетским гарниром. Рядом с приказом Милюков тиснул собственное письмо в редакцию, благо своя рука владыка»181. «Искренняя готовность» Милюкова быша в данном случае ни при чем, поскольку все газеты быши обязаны печатать распоряжения военный властей, а для того, чтобы Милюков смог «тиснуть» свое письмо, потребовалось специальное вмешательство председателя Думы Родзянко, ибо цензура отказывалась разрешить его опубликование. Право же, для того, чтобы разоблачить бесспорно контрреволюционную роль буржуазный лидеров, можно было бы найти более достоверные факты. Подобного рода «популяризация» только вредит нашей науке.
Из работы «Историографическое введение к монографии «Русская буржуазия и царизм в годы Первой мировой войны 1914-1917».
Опубликовано в сборнике «Между двух революций 1905-1917» (Ежеквартальный журнал истории и культуры России и Восточной Европы «НЕСТОР» № 3, 2000)
[1] История ВКП(б). Краткий курс. М., 1946. С. 167. Зато в «Краткий курс» попали обвинения в измене и шпионаже по адресу военного министра В.А. Сухомлинова и Александры Федоровны.
[2] Фокин Е. Февральская буржуазно-демократическая революция 1917 г. М., 1937. С. 50.
151 Исторический журнал. 1937. № 2. С. 13—29.
[4] Большевик. 1937. № 5—6. С. 63—78; КучкинА. Февральская буржуазно-демократическая революция в России. М., 1938.
[5] Минц И.И.Февральская буржуазно-демократическая революция в России. М., 1938. С. 17.
[6] Там же.
[7] Там же. С. 22.
[8] Его же. Империалистическая война и вторая русская революция. М., 1940; Его же. История СССР (1912 — март 1917 г.) М., 1946.
[9] Панкратова А. Двадцатипятилетняя годовщина свержения самодержавия //Исторический журнал. 1942. № 3—4. С. 3—15; Василенко К.С. Февральская революция в России в 1917 г. М., 1954; Очерки истории СССР. 1907 — март 1917 г. М., 1954. (Глава
А.Я. Грунт); Сукач С.Л. Опыт построения лекции на тему «Февральская буржуазно-де- мократическаяреволюция в России» // Вестник высшей школы. 1955. № 2. С. 21—29; Фав- стов Г.А., Шварев В.А. Февральская революция 1917 г. в России. М., 1956; Веселов В.М. Февральская буржуазно-демократическая революция в России. Л., 1957; Соловьев М.Е. Февральская революция 1917 г. в России — решающая предпосылка Великой Октябрьской социалистической революции//Ученые записки МГПИим. В.И. Ленина. М., 1958. Т. 112. Вып. I. С. 3—47; Студенцова Э.Е. Петроградский пролетариат в борьбе за победу Февральской буржуазно-демократической революции //Труды ЛПИ им. М.И. Калинина. Л., 1959. № 205. С. 26—51; Грунт А.Я., Фирстова В.Н. Россия в эпоху империализма (1907—1917). М., 1960; Воронкова С.В. Февральская буржуазно-демократическая революция в России. М., 1961; История СССР. / Под ред. П.И. Кабанова и Н.Д. Кузнецова. М., 1964. Ч. 2. (Главы Н.Д. Кузнецова); см. также юбилейные статьи в общественно-политических журналах в 1947, 1952 и 1957 гг.
[10] Очерки истории СССР. 1907 — март 1917 г. С. 318.
[11] Фавстов Г.А., Шварев В.А. Указ. соч. С. 64; Соловьев М.Е. Указ. соч. С. 17.
[12] Очерки истории СССР. С. 315; Грунт А.Я., Фирстова В.Н. Указ. соч. С. 136.
[13] Очерки истории СССР. С. 316.
[14] Фавстов Г.А., Шварев В.А. Указ. соч. С. 33—34.
[15] Там же. С. 35.
[16] Сукач С.Л. Указ. соч. С. 24.
[17] История СССР / Под ред. П.И. Кабанова. Ч. 2. С. 458.
[18] Там же. С. 458—459.
[19] История СССР / Под ред. А.Л. Сидорова. М., 1959. Т. 2. С. 646; тоже. М., 1965. С. 610.
[20] Очерки истории СССР. С. 278.
[21] Там же. С. 315.
[22] Фавстов Г.А., Шварев В.А. Указ. соч. С. 33.
111 Там же. С. 31.
[23] Там же. С. 66.
[24] Соловьев М.Е. Указ. соч. С. 5. Всю предшествующую литературу за 40 лет он отнес к другим категориям — «враждебной» (Шляпников А.Г. и Яковлев Я.) и «весьма и весьма скромной популярной». Там же. С. 4.
[25] Там же. С. 18,19.
[26] Ленин В.И. Соч. Изд. 4. Т. 23. С. 296.
[27] Ученые записки Калининского Педагогического института им. М.И. Калинина. Т. 34. Калинин, 1963. С. 207, 211.
[28] Преподавание истории в школе. 1966. № 1. С. 15—26.
[29] Вопросы истории. 1965. № 3. С. 211—217.
[30] Наука и религия. 1962. № 2. С. 40—44; Знание — сила. 1964. № 2. С. 44—46.
[31] Огонек. 1965. № 22.
