Показать все теги
Наибольшее влияние на ход дальнейшего изучения истории Февральской революции и ее предпосылок оказала, естественно, схема, выдвинутая крупнейшим советским историком того времени М.Н. Покровским в лекциях по истории революционного движения в России в XIX—XX вв., прочитанных в 1923—1924 гг. и опубли- кованныхв 1924 г. Схема Февральскойреволюции, предложеннаяМ.Н. Покровским, исходила из его концепции «торгового капитала». Из этой концепции прежде всего вытекало, что поскольку самодержавие являлось политической организацией торгового капитала, борьба против него была борьбой против капитализма и, следовательно, объективные задачи Февральской революции были задачами социалистическими. «Февральская революция, — утверждал М.Н. Покровский, — была не только рабочей революцией <...>, но неизбежно была и социалистической революцией, совершенно объективно»[1].
Вторым логическим следствием общей концепции М.Н. Покровского был вывод, что в основе конфликта либеральной буржуазии и самодержавия лежало столкновение интересов промышленного и торгового капитала. По мнению М.Н. Покровского, Россия вступила в мировую войну в интересах прежде всего торгового капитала, тогда как промышленная буржуазия первоначально отнеслась к войне без энтузиазма и «появилась на патриотической дороге лишь постепенно, когда выяснилось, до какой степени сама война является выгодным предприятием»[2]. Однако по мере продолжения войны отношение к ней торгового и промышленного капитала претерпело кардинальные изменения. С середины 1915 г. промышленная буржуазия «становится хозяйкой положения, хозяйкой тыла, хозяйкой снабжения армии <...> хозяйкой военной экономики и фактически руководящей силой»[3]. Она, поэтому, выступала за продолжение войны и мирилась с распутинщиной. Со своей стороны торговый капитал, лишившийся из-за затяжной войны сферы приложения своих сил, «начинал скучать и горько осуждать войну»[4].
Из противоположного подхода торгового и промышленного капитала к войне М.Н. Покровский выводил свою схему «двух заговоров» накануне Февральской революции. Первый заговор, заговор царизма («торгового капитала»), имел целью заключение сепаратного мира, а второй заговор — промышленного капитала и военщины — носил ответный характер и должен быш помешать выкоду России из войны. В этом столкновении интересов, вызванном различным отношением к войне, «опасность массового взрыва совершенно ушла из поля зрения <...> нашей империалистской буржуазии» и Февральская революция быша «облегчена в чрезвычайной степени тем, что на верхушке в это время происходила волосянка людей, совершенно забывших, что на свете есть рабочие, есть революционный пролетариат»[5].
Рассматриваемая в этом аспекте схема «двух заговоров» содержала в себе две существенные ошибки. Во-первык, она сводила противоречия между царизмом и либеральной буржуазией только к вопросу о продолжении войны, совершенно игнорируя при этом разногласия из-за методов борьбы с революцией, о которой ни царизм, ни в особенности буржуазия, вопреки запальчивому утверждению М.Н. Покровского, не забывали ни на минуту.
Во-вторык, эта схема игнорировала довоенные противоречия царизма и буржуазии, чтологически вело М.Н. Покровского кневерной в своей категоричности формуле: «Мы ничего не поймем в Февральской революции 1917 г., если позабудем, что ее исходной точкой (не «гигантским ускорителем», какписал В.И.Ленин,аисходнойточкой. — В.Д.) была война»[6]. Последняя ошибка подчеркивалась тем, что, как уже отмечалось, М.Н. Покровский считал, будто либеральная (промышленная) буржуазия стала уже в 1915 г. «фактически руководящей силой» и, следовательно, ее конфликт с царизмом быш вызван разногласиями исключительно внешнеполитического характера.
Схема «двух заговоров» имела и еще одну сторону, для уяснения существа которой необходимо привести обширную выдержку из лекции М.Н. Покровского.
«План Николая, — раскрывал М.Н. Покровский свою схему, — нам известен из записок Курлова, который приписывает этот план себе <...> План этот заключался в том, чтобы разогнать Думу, объявив манифестом прирезку земли крестьянам <...> и объявить одновременно равноправие национальностей в России <...> Равноправие евреев и прирезка земли крестьянам по мнению Николая и его камарильи должны были перебросить симпатии масс на сторону самодержавия. На этом фоне можно было разогнать Думу и заключить мир <...> Намечалось это, по-видимому, на март месяц. Знала ли в подробностях об этих планах противная сторона или нет, но она решила этот удар предотвратить контр-ударом. Контр-удар должен был заключаться в довольно решительном выступлении. В войне был заинтересован, конечно, не один промышленный капитал, но и делавшее на ней карьеру высшее офицерство. Поэтому промышленный капитал в лице прогрессивного блока без труда нашел себе союзников в рядах командного состава. В заговор были втянуты очень крупные силы, вплоть до начальника генерального штаба генерала Алексеева. Этот командный состав был руками формального заговора, образовавшегося в это время около прогрессивного блока, а мозгом его была кадетская партия»[7].
Несколько дальше М.Н. Покровский заявлял (и повторял это затем неоднократно в других работах), что «устранение Распутина было частью заговора»[8].
Вся эта детально выписанная картина приводилась фактически без доказательств. План Николая описывался по только перед тем изданным в СССР мемуарам бывшего директора департамента полиции генерала П.Г. Курлова «Конец русского царизма» (М.; Пг., 1923), хотя Курлов в этих мемуарах писал, что автором плана был он и что министр внутренних дел А.Д. Протопопов, которому он его предложил, даже не решился передать его Николаю[9]. В подтверждение того, что в заговоре Прогрессивного блока участвовал Алексеев (который, кстати сказать, был начальником штаба Ставки, а не Генерального штаба), и того, что убийство Распутина было частью такого заговора, вообще не приводилось никаких доказательств. Версия о заговоре Прогрессивного блока излагалась, по сути дела, на основании слухов, широко распространенных в годы войны и частью повторенных (именно как слухи) в книге А.Г. Шляпникова, на которую сослался М.Н. Покровский. Кроме того, М.Н. Покровский явно имел в виду белые мемуары, в которых упоминалось о существовании планов дворцового переворота и на которые ссылались уже С.А. Пионтковский, И. Вардин и Д.Я. Кин в названных выше работах, а также сам М.Н. Покровский в статьях, опубликованных в 1921 г. Однако ни в одной из этих книг не говорилось о существовании единого «формального заговора <...> прогрессивного блока», а, наоборот, речь шла о существовании различных кружков.
Странная аберрация зрения, вызванная всеобщим убеждением советских историков в существовании такого единого заговора, заставляла М.Н. Покровского и других авторов видеть доказательства его существования даже там, где прямо утверждалось противоположное. Так, участие Алексеева в заговоре доказывалось ссылкой на Деникина, рассказывавшего, что Алексееву было предложено участие в одном из планов переворота, но он выступил против такого плана[10]. Руководящая роль Прогрессивного блока и в частности кадетской партии в заговоре выводилась из слов Милюкова о том, что кружок из членов бюро блока и ряда других лиц в связи с широко распространившимися в обществе слухами о перевороте, «в виду очевидной возможности переворота, хотя и не будучи точно осведомлен о приготовлениях к нему (выделено мною. — В.Д.), обсуждал вопрос о том, какую роль должна сыграть после переворота Гос. Дума»[11].
Схема «двух заговоров», нарисованная М.Н. Покровским, включала в себя, таким образом, во-первых, соединение в «заговоре царизма» в единое целое планов подавления оппозиции внутри страны (разгон Думы) с попытками заключить сепаратный мир с Германией (доказать существование таких попыток М.Н. Покровский также не смог); во-вторых, утверждение о существовании единого формального «заговора прогрессивного блока», объединявшего в своих рядах буржуазных лидеров, высший генералитет и великокняжескую оппозицию (поскольку убийство Распутина объявлялось частью этого заговора).
Эта схема, которую М.Н. Покровский подтвердил в 1927 г., переиздав « Очерки по истории революционного движения в России» (хотя одновременно он выступил против характеристики Февральской революции как социалистической)[12], оказала огромное влияние на работы других советских историков, хотя никто из них и не принял ее во всех деталях.
Из работы «Историографическое введение к монографии «Русская буржуазия и царизм в годы Первой мировой войны 1914-1917».
Опубликовано в сборнике «Между двух революций 1905-1917» (Ежеквартальный журнал истории и культуры России и Восточной Европы «НЕСТОР» № 3, 2000)
[1] Покровский М.Н. Очерки по истории революционного движения России XIX и XX вв. М., 1924. С. 223.
[2] Там же. С. 185.
[3] Там же. С. 189.
[4] Там же. С. 201.
[5] Там же. С. 200—201.
[6] Покровский М.Н. Октябрьская революция. М., 1929. С. 109.
[7] Его же. Очерки по истории революционного движения. С. 206—207.
[8] Там же. С. 210.
[9] Нас в данном случае не интересует, так ли это было на самом деле. В соответствующей главе об этом плане будет идти речь. Здесь важно отметить, что у М.Н. Покровского не было иных материалов, которые давали бы ему возможность изображать план Курлова как план, принятый Николаем к исполнению. М.Н. Покровский сам ведь говорил, что этот план известен ему лишь «из записок Курлова».
[10] Деникин А.И. Очерки русской смуты. Париж, 1921. Т. I. С. 37.
[11] Милюков П.Н. История второй русской революции. София, 1921. Т. I. С. 36. Нас в данном случае опять-таки интересует не то, насколько правдиво изобразил Милюков события в своей книге, а то, что именно это его сообщение считалось доказательством руководящей роли блока и кадетов в подготовке переворота.
[12] Покровский М.Н. Октябрьская революция. С. 97,100.
