Показать все теги
С опубликованием письма И.В. Сталина в редакцию журнала «Пролетарская революция» «О некоторых вопросах истории большевизма»[1] положение начало изменяться. Наряду с принципиальной критикой меньшевистских и троцкистских искажений истории революционного движения, появляется тенденция рассматривать всякое инакомыслие в исторических концепциях как выступление против линии партии, как «полутроцкизм» и «полуменьшевизм». Возможности научной дискуссии по неисследованным историко-революционным проблемам сужаются и постепенно исчезают вообще. На смену различным точкам зрения приходит единственная общеобязательная концепция.
Важным этапом на пути выработки такой концепции было опубликование в 1935 г. первого тома «Истории гражданской войны в СССР», в состав Главной редакции которого входил И.В. Сталин, а техническим редактором являлся И.И. Минц. Вслед за опубликованием тома И.И. Минц в специальной статье всячески подчеркивал роль Главной редакции в формулировке основных положений книги[2]. Это обстоятельство ставило «Историю гражданской войны» вне научной критики, и рецензенты могли лишь заявлять, что они не в состоянии «исчерпать, хотя бы в малой доле, богатство этой книги» в своих рецензиях[3], поскольку этот том, который быш «тщательно проредактирован Главной редакцией и лично товарищем Сталиным, сделавшим ряд ценнейших замечаний и исправлений», является «ценнейшим документом нашей эпохи»[4].
Первая глава «Истории гражданской войны» — «Канун буржуазно-демократической революции» была явно написана И.И. Минцем и сохранила ряд буквальный совпадений с его главой из IV тома «Истории ВКП(б)» под редакцией Е. Ярославского. Глава в «Истории гражданской войны» являлась шагом назад по сравнению с тем, что было достигнуто в советской историографии ко времени ее написания. В ней была снята проблема группировок в буржуазном лагере, замененная краткой характеристикой октябристской и кадетской партий, причем отличие кадетов от октябристов было сведено лишь к «более оппозиционным фразам»[5]. Вместо периодизации политического кризиса верхов было повторено неверное противопоставление «бунта на коленях» в 1915 г. и «резко изменившейся» тактики буржуазии во втором полугодии 1916 г.[6]
Все изложение главы страдало нечеткостью и противоречивостью формулировок. Так, самодержавие было сначала правильно охарактеризовано как выразитель интересов крепостников-помещиков, и было отмечено, что с ростом экономической мощи буржуазии усиливалась ее неудовлетворенность своим политическим положением. Но вслед за тем выступления буржуазных лидеров в пользу ограничения самодержавия объявлялись делом «разгоряченных вином голов»[7], что смазывало объективный характер кризиса верхов. Кстати сказать, ни слова не говорилось о противоречиях между буржуазией, с одной стороны, и царизмом и помещиками, с другой, до начала войны, а из буквально понятого текста главы можно было сделать вывод, что эти противоречия возникли только после того, как «война резко изменила соотношение сил между господствующими классами»[8].
Недооценка разногласий между буржуазией и помещиками и небрежность формулировок вели к прямым неточностям характеристик политических групп и деятелей. О прогрессивном блоке в главе говорилось, что «в состав его вошли почти все буржуазные партии — октябристы, кадеты с прогрессистами, часть умеренно-правых, так называемая прогрессивная группа националистов и фракция центра. Не вошли только трудовики, меньшевики и крайне правые»[9]. По логическому смыслу этого определения не только вошедшие в блок прогрессивные националисты и фракция центра, но и крайне правые оказывались буржуазными партиями. Точно так же в подтверждение тезиса, что после октябрьской стачки 1916 г. буржуазия заговорила с правительством «более твердым голосом», приводилась в первую очередь речь в Думе В.В Шульгина[10], представителя помещичьего крыла блока.
Путано излагалась тактика буржуазии в годы войны. Сначала 1915 г. и второе полугодие 1916 г. противопоставлялись в том смысле, что в 1915 г. «дальше “бунта на коленях” буржуазия не пошла. Однако положение резко изменилось во второй половине
1915 года»[11]. В дальнейшем, однако, это «резкое изменение» характеризовалось противоположным образом: «Буржуазия, предчувствуя нарастающую грозу, постучалась в дверь к самодержавию <...> Недавние оппозиционеры говорили уже не о борьбе с правительством во имя войны, а о помощи ему в борьбе с революцией»[12]. Сведя к этому все решения кадетской конференции в октябре 1916 г., И.И. Минц на следующей странице уже писал, что сразу после конференции «буржуазия заговорила другим, более твердым голосом». Вся эта путаница была порождена стремлением найти простую и однозначную формулу, под которую можно было бы подвести тактику всех течений буржуазной (а вернее, буржуазно-помещичьей) оппозиции, абстрагироваться от неразрешимых внутренних противоречий целей и тактики буржуазных лидеров.
Основным стержнем, вокруг которого строилась глава, была концепция «двух заговоров». Но если М.Н. Покровский, говоря о «заговоре царизма», видел в сепаратном мире с Германией цель этого заговора, то в «Истории гражданской войны» выход из войны рассматривался как средство для осуществления главной цели самодержавия — «обрушиться против революции». Под тем же углом зрения рассматривался и «заговор буржуазии». «Два заговора» царизма и буржуазии друг против друга превратились в заговоры против революции. Подобная трактовка содержала в себе рациональное зерно, поскольку сосредотачивала внимание на действительно основном вопросе тактики и царизма, и буржуазии в конце 1916 — начале 1917 г. — попытках предотвращения надвигающейся революции. Но тактика эксплуататорских классов не укладывалась в схему «двух заговоров», и если М.Н. Покровский создавал эту схему, не имея фактов, говоривших в ее пользу, то И.И. Минц поддерживал схему «двух заговоров» вопреки накопленным к тому времени фактам, которые говорили против нее.
Фактически И.И. Минц сам признал это обстоятельство в статье «Подготовка великой пролетарской революции (К выходу в свет первого тома “Истории гражданской войны в СССР”)». «Обычно, — писал он в этой статье, — при изучении Февральской буржуазно-демократической революции историки довольно много останавливались на попытке со стороны дворянско-буржуазных верхов осуществить так называемый дворцовый переворот». Упомянув в этой связи о планах переворота, вынашивавшихся Гучковым, И.И. Минц продолжал: «Ближайшее изучение материалов, связанных с этой попыткой дворцового переворота, развеяло как дым кадетскую легенду о “подготовке” революции»[13]. Если учесть, что и кадеты, и другие буржуазные деятели в один голос твердили о полной неожиданности для них февральского выступления трудящихся масс, а те из буржуазных лидеров, которые стремились преувеличить роль буржуазии в подготовке революции, имели в виду именно подготовку дворцового переворота, то очевидно, что «ближайшее изучение» коллективом авторов «Истории гражданской войны» материалов о деятельности Гучкова и других могло и должно было «развеять как дым» именно легенду о едином и всеохватывающем «заговоре буржуазии». Тем не менее несколькими строками ниже И.И. Минц, упрекнув историков за недостаточное подчеркивание «заговора царизма», заключал: «Накануне Февральской буржуазно-демократической революции 1917 года существовало, таким образом, два заговора»[14]. При этом в статье И.И. Минца не содержалось никаких указаний на то, что эта схема исходила не от авторского коллектива тома, а от Главной редакции.
Неверная схема с неизбежной закономерностью вела к использованию некорректных в научном отношении приемов изложения. Целый ряд важных для существа схемы утверждений оставался совершенно бездоказательным. По-прежнему важным элементом «заговора царизма» объявлялись шаги в сторону сепаратного мира, причем говорилось, что «пути к миру с Германией нащупывались уже давно»[15]. В обоснование этого тезиса приводились попытки Германии прощупать пути к миру с Россией (что совсем не одно и то же!) в 1915 г. и говорилось: «В 1916 г. снова было сделано несколько (выделено нами. — В.Д.) попыток начать переговоры о мире с Германией»[16]. Названа, однако, была лишь одна «попытка» — переговоры Варбурга и Протопопова.
Осуществление «заговора царизма» внутри страны излагалось так: «17 декабря самодержавие прервало занятия Думы до 12 января. За это время надеялись закончить все мероприятия по выборам в новую Думу»[17]. Доказательств того, что за 3—4 недели правительство могло надеяться подготовить выборы в новую Думу, не приводилось, естественно, никаких, ибо это было абсолютно невыполнимо. Убийство Распутина заставило, как об этом говорилось в первой главе «Истории гражданской войны», организаторов «заговора царизма» заново рассмотреть свой план, причем было решено в основном продолжать его осуществление. «Внесли только по предложению Протопопова одно изменение: Думу пока не разгонять»149. В обоснование этого утверждения, противоречившего общепризнанному факту, что именно Протопопов настаивал на разгоне Думы, опять-таки не приводилось никаких доказательств.
В ряде случаев И.И. Минц брал для доказательства своей схемы сведения, которые сами в свою очередь нуждались в доказательстве, или такие, недостоверность которых была уже установлена. Так, в описании «заговора царизма» вновь всплывал опровергнутый Е.И. Мартыновым слух о вооружении полиции «пулеметами, взятыми в полках гарнизона»150, а убийство Распутина снова рассматривалось как часть «заговора буржуазии»151. Для подтверждения тезиса о том, что царизм перед Февральской революцией решился на активные шаги в сторону сепаратного мира, вновь использовался рассказ Чернина. Но если В.П. Семенников проводил связь между совещанием правых 24 февраля и полученной Черниным в этот самый день второй из телеграмм неясного происхождения, то И.И. Минц утверждал, что первая из этих телеграмм, переданная Чернину 13 февраля, явилась следствием письма Н. Маклакова Николаю от 9 февраля, в котором Н. Маклаков говорил о необходимости борьбы с «внутренним врагом», становящимся опаснее «врага внешнего»152. Единственным основанием для установления связи между этими двумя фактами являлась классическая в логике ошибка: «после, значит — вследствие». В качестве доказательства того, что дипломатия Антанты, не доверяя Николаю, подталкивала буржуазию к цареубийству, вновь, как и в «Истории ВКП(б)» под редакцией Е. Ярославского, И.И. Минц приводил сомнительный рассказ Палеолога, не имевший к буржуазии вообще никакого отношения. Еще более очевидной была неправомерность использования для доказательства того, что заговорщики обсуждали у английского посла Бьюкенена вопрос о перевороте, отрывка из воспоминаний самого Бьюкенена, где говорилось, что один из его друзей — министр передавал за обедом в посольстве слухи о готовящемся, якобы, убийстве Александры и Николая153. Небрежность в изложении фактического материала вела к элементарным ошибкам. Убийство Распутина, совершенное в ночь на 17 декабря 1916 г., было датировано в «Истории гражданской войны» ночью с 17 на 18 декабря.
Из работы «Историографическое введение к монографии «Русская буржуазия и царизм в годы Первой мировой войны 1914-1917».
Опубликовано в сборнике «Между двух революций 1905-1917» (Ежеквартальный журнал истории и культуры России и Восточной Европы «НЕСТОР» № 3, 2000)
[1] Пролетарская революция. 1931. № 6.
[2] Борьба классов. 1935. № 12. С. 32—45.
[3] Книга и пролетарская революция. 1936. № 1. С. 23.
[4] Там же. 1937. № 2. С. 135—136.
[5] История гражданской войны в СССР. М., 1935. Т. I. С. 18—19.
[6] Там же. С. 27.
[7] Там же. С. 16.
[8] Там же.
[9] Там же. С. 25.
[10] Там же. С. 53.
[11] Там же. С. 27.
[12] Там же. С. 52.
[13] Борьба классов. 1935. № 12. С. 33.
[14] Там же.
[15] История гражданской войны в СССР. Т. I. С. 55.
[16] Там же.
[17] Там же. С. 56.
