ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » Лешек Бальцерович. Главный реформатор девяностых
Лешек Бальцерович. Главный реформатор девяностых
  • Автор: Malkin |
  • Дата: 30-03-2015 13:24 |
  • Просмотров: 2885

Лешек БальцеровичКак-то раз в середине 2000-х гг. один из авторов сих строк по­пал в составе делегации российских жур­налистов в одно из северных польских воеводств. Впечатление было тяжелое — как на родине. Заброшенные поля, низ­кий уровень жизни. Не то чтобы дерев­ня вымирала, но увиденное оказалось трудно воспринять как уголок (пусть даже отдаленный) Евросоюза.

Нельзя было не задать вопрос высту­пившему перед делегацией заместителю воеводы о том, как дошли они до жизни такой. Ответ официального лица еще больше напомнил «родные осины», чем даже вид унылых осин польских: «Во всем виноват Бальцерович».

В России знаменитая фраза Бориса Ельцина о том, что во всем виноват Чу­байс, была известна как роющимся в помойках бомжам, так и засевшим в го­рах Кавказа террористам. Даже тот, кто о Чубайсе вообще ничего больше не знал, привык объяснять все беды — про­шлые, настоящие, будущие — ошибками известного реформатора. Услышать в Польше нечто подобное было, с одной стороны, удиви­тельно, но с другой — вполне объяснимо. Людям ведь вне зависимости от национальной принадлежности свойствен­но формировать в сознании образ врага, а затем сваливать на него все свои многочисленные неудачи.

Впрочем, фраза, услышанная в Польше, если быть точ­ным, звучала чуть-чуть не так, как написано выше, и в этом, пожалуй, отразилось существенное различие между мента- литетами двух народов. Это различие во многом объясня­ет, почему Польша в ходе реформ начала 90-х гг. довольно быстро преодолела спад и высокую инфляцию, а сейчас уже находится в Евросоюзе, тогда как Россия затянула кризис на много лет и сегодня все более жестко противопоставля­ет себя Западу.

Зам. воеводы сказал тогда: «Во всем виноват профессор Бальцерович». И это уважительное дополнение «профес­сор» означало довольно много. К реформатору относились как к оппоненту, но не как к врагу. Как к уважаемому чело­веку с высоким университетским статусом, а не как к недо­учке, по недоразумению лишь попавшему во власть.

В подвале

В сентябре 1978 г. молодой польский экономист Марек Домбровский возвращался на поезде в Варшаву из Вроцла­ва, где выступал на научной конференции. В вагоне к нему подошел коллега, также возвращавшийся с конференции, и сказал, что есть возможность организовать проект по изу­чению проблем реформирования польской экономики. Скорее всего, это будет просто научный семинар. И не факт, что результаты работы вообще кому-нибудь понадобятся. Но все же...

В то время действительно трудно было поверить в воз­можность добиться каких-нибудь изменений. Польшу зах­ватила эпоха безвременья. Если в первой половине деся­тилетия у руководства страны существовали иллюзии того, что можно добиться успехов, развивая промышленность с помощью западных кредитов, но без серьезных реформ (эко­номических и, тем более, политических), то после 1976 г. иллюзии развеялись, оставив в наследство крупный внеш­ний долг.

Требовалось искать новые пути, но желала ли этого по- настоящему партийная верхушка во главе с Эдвардом Те­реком?

Тем не менее семинар организовали. Возникла коман­да: 12-15 человек. Неформальным лидером стал тот самый человек, который и пригласил Марека Домбровского к со­трудничеству. Звали его Лешек Бальцерович.

В то время Бальцеровичу было немногим за тридцать. В 1970 г. он с отличием окончил факультет внешней тор­говли Главной школы планирования и статистики (ГШПС) в Варшаве. Сам по себе этот вуз был не лучше и не хуже других, однако факультет считался элитным. Что неудиви­тельно: международная деятельность в странах, находив­шихся за «железным занавесом», привлекала многих.

Впрочем, немногие стремились к большему, чем просто возможность часто ездить за рубеж и покупать недоступ­ные для стран социализма товары. Но Бальцерович, похо­же, к большему стремился. Два года он расширял свое об­разование в Нью-Йорке, а затем защитил диссертацию. Марек Домбровский говорит, что Бальцерович овладел пятью иностранными языками. И надо признать, по тем временам это было чрезвычайно важно. Ведь для того, что­бы готовить реформы, требовалось как следует разобрать­ся в зарубежном опыте преобразований — в том, например, как протекали венгерские реформы, каких успехов добился югославский рыночный социализм, какими оказались по­следствия советского НЭПа, как вытащил Германию из пос­левоенной пропасти Людвиг Эрхард, как преодолевали ин­фляцию в Латинской Америке, и — самое главное — что обо всем этом думают ведущие экономические умы англо­язычного мира.

Почему именно Бальцерович стал неформальным ли­дером маленькой команды экспертов? Трудно сказать. Боль­шими материальными ресурсами для организации работы он не обладал. Мог собрать немного денег, мог выделить зал для заседаний... Важнее, пожалуй, было другое. Марек Дом­бровский отмечает, что помимо семинара у каждого из чле­нов группы имелись другие дела, другие проекты, другие планы на будущее. А Бальцерович полностью концентриро­вался на главном, на анализе тех польских реформ, которые казались тогда перспективой совершенно несбыточной.

Команда, сформированная и организованная Бальцеровичем, собиралась для заседаний в основном в подвале ГШПС (почти в подполье!). Она, по словам Домбровско­го, образовалась из трех источников. Во-первых, люди, при­шедшие с Бальцеровичем из ГШПС. Во-вторых, знакомые самого Марека. В-третьих, некоторые специалисты из Ин­ститута планирования при польском Госплане.

Институт этот отличался по тем временам особым сво­бодомыслием. Его директор поддерживал людей, постра­давших после волнений 1968 г., и покровительствовал на­учному семинару, функционировавшему в стенах института. Кстати, именно на этом семинаре еще в первой половине 70-х гг. встречались Домбровский с Бальцеровичем. Имен­но оттуда проистекал их взаимный интерес друг к другу.

В новой стране

Новый семинар, созданный Бальцеровичем, носил уже несколько иной характер. Работал он пару лет, и к середине 1980 г. его участники выработали свой профессиональный взгляд на реформы. Впоследствии результаты исследований оказались изданы за рубежом на английском языке, что явно превзошло ожидание участников. Ведь в стране с жесткой цензурой трудно было поверить в возможность хоть какой- либо публикации неортодоксальных научных взглядов.

Впрочем, как это ни парадоксально, к тому моменту, ког­да ученые вернулись с летних каникул 1980 г., даже вопрос об академической публикации уже мало кого интересовал. За несколько месяцев Польша стала другой. Забастовочная активность и образование независимого профсоюза «Со­лидарность» открыли, как виделось тогда, большие возмож­ности практической деятельности.

«Солидарность» была в тот момент довольно левой по своим взглядам организацией, но и кружок будущих рефор­маторов в начале 80-х гг. еще не отличался либерализмом. В качестве радикального варианта возможных реформ им виделось что-то вроде югославских преобразований сере­дины 60-х гг. Домбровский отмечает: тогда он по своим взглядам еще оставался социалистом и полагал, что было бы неплохо довести до конца на польской земле идеи юго­славского рыночного социализма или планы чехословац­ких реформаторов времен Пражской весны. Бальцерович, правда, уже тогда, по всей видимости, думал о возможнос­тях настоящей рыночной экономики, хотя полагал, что на первом этапе преобразований единственный политически осуществимый вариант — это рыночный социализм.

Экономическим взглядам еще предстояло утрясаться, но переходить от теории к практике следовало немедлен­но. Правящий режим смягчил цензурные ограничения, и появилась возможность пропагандировать свою модель реформы в средствах массовой реформации. Выступления шли не только на научных конференциях, но в газетах, на радио, телевидении. Внезапно оказалось, что проект, зате­вавшийся в 1978 г. в качестве скромного, почти маргиналь­ного семинара, пришелся теперь как нельзя более кстати. Партийно-правительственная комиссия, созданная осенью 1980 г., взяла разработки группы Бальцеровича на рассмот­рение в качестве одного из трех-четырех основных вари­антов преобразований.

Это был явный и совершенно неожиданный успех. Ус­пех, показавший, как важно заниматься тем делом, в необ­ходимости которого ты уверен, и не думать о том, сможешь ли «продать» кому-нибудь уже завтра результаты своего труда. «Покупатель» может явиться совсем неожиданно.

Впрочем, той осенью ни власть, ни оппозиция не при­няли в конечном счете разработки группы Бальцеровича в качестве своего официального экономического проекта. Для руководства страны реформаторы все же были еще слишком молодой и малоизвестной группой, а в «Солидар­ности» доминировало направление, которое представлял Рышард Бугай — политик слишком уж левых взглядов.

Тем не менее Бальцерович нашел себе союзника среди экспертов «Солидарности». Им оказался Вальдемар Кучин- ский — диссидент 60-х гг. и ученик легендарного экономис­та Влодзимежа Брюса.

Кучинский был большим рыночником, чем Бугай. А кро­ме того, он стал заместителем главного редактора еженедель­ника, издававшегося «Солидарностью». Главным же редак­тором был Тадеуш Мазовецкий, которому десять лет спустя оказалось суждено возглавить первое посткоммунистичес- кое польское правительство и пригласить туда Бальцерови- ча на пост министра финансов.

Но это было еще не скоро. До правительства следовало дорасти. В начале 80-х гг. задача была более скромной. Тре­бовалось найти ту политическую силу, которая сделает став­ку именно на эту группу молодых экономистов.

Бальцерович продолжал работать. Весной 1981 г. появил­ся новый доклад. Скорее уже не коллективный, а авторский. Он, по словам Домбровского, процентов на 70-80 был ре­зультатом труда Бальцеровича. Если в первом исследова­нии, представленном к лету 1980 г., речь шла в основном о разработке общей модели преобразований, о том, что тре­бовалось создать, то во втором докладе Бальцерович уже намечал конкретные пути перехода. Теперь у него имелась не просто теоретическая разработка, а практическое руко­водство к действию.

А летом появился и первый шанс вписаться в практичес­кую политику. Внутри «Солидарности» возник серьезный конфликт. Не все оппозиционеры соглашались с левыми политическими подходами, предлагавшимися руковод­ством. Сформировалась структура, получившая сложное название «Сеть организаций “Солидарности”». И эта «Сеть» взяла наконец на вооружение программу, предложенную группой Бальцеровича.

Поначалу казалось, что шансы на успех достаточно ве­лики. Осенью 1981 г. на фоне полного развала социалисти­ческой хозяйственной системы Польшу охватил дефицит такого масштаба, которого раньше еще не знали. Левый радикализм в этой ситуации оказывался бессмысленным. Лидеры «Солидарности» постепенно становились на более ответственные позиции. «Сеть» усилилась. Старые экспер­ты отошли в сторону. Понадобились новые люди, новые имена, новые взгляды.

Трудно сказать, состоялось бы вхождение Лешека Баль- церовича в большую политику уже в начале 80-х гг., если бы ситу ация оставалась благоприятной для осуществления серьезных реформ. Но в декабре 1981 г. она переменилась столь же резко, как летом 1980 г. Только на этот раз маят­ник качнулся в обратную сторону. Войцех Ярузельский ввел военное положение. Лидеров «Солидарности» интерниро­вали. Любые планы проведения реформ, более радикаль­ных, чем те, на которые готовы были пойти Ярузельский и другие коммунистические лидеры, оказались отложены в долгий ящик.

Во власти

В середине 80-х гг. польские лидеры пытались в меру своего понимания делать кое-какие реформы, однако все больше сталкивались с недоверием общества. Наконец, в феврале 1989 г. власть и оппозиция сели за круглый стол для того, чтобы решить вопрос, как жить дальше.

Бальцерович не участвовал в переговорном процессе. Ведь этот экономист, по сути дела, никого не представлял, кроме узкой группы экспертов. Причем он был даже не со­ветником «Солидарности», а лишь экспертом «Сети».

Закончился «Круглый стол», прошли выборы, проде­монстрировавшие феноменальный успех «Солидарности», готовилось формирование правительства, а про команду Бальцеровича практически даже не вспоминали. Еще в се­редине июля, отмечает Домбровский, коллеги говорили, что все им написанное достаточно интересно, но с поли­тической точки зрения совершенно нереализуемо.

Но вот настал переломный момент. Поздно вечером в последних числах августа у Марека зазвонил телефон. Это был Кучинский. Во время военного положения он эмигри­ровал во Францию, но теперь вернулся и тесно сотрудничал с Мазовецким. Кучинский сказал, что ему срочно нужен Баль­церович. Меньше чем через две недели сейм должен был ут­верждать новое правительство во главе с Мазовецким, и воп­рос о том, кто возглавит экономические реформы, перехо­дил в практическую плоскость. Требовались не просто жест­кие оппозиционеры и тем более не популисты леворадикаль­ного плана, а специалисты, способные создать эффективные механизмы работы рынка в условиях охватившей Польшу гиперинфляции.

Надо сказать, что эксперты не сильно стремились в та­ких условиях брать на себя ответственность за реформы. Бальцерович был не первым, кому предложили пост мини­стра финансов. В какой-то момент обеспокоенный Мазовец- кий даже сказал Кучинскому, что если тот не найдет доста­точно быстро подходящую кандидатуру, то вынужден будет взяться за реформы сам.

Бальцерович был кандидатурой вполне подходящей, однако его оказалось не так-то просто найти. Перспекти­вы политического продвижения казались настолько при­зрачными, что он вообще не рассматривал в тот момент вопрос о том, чтобы заниматься политикой в Польше. Баль­церович буквально через пару дней собирался отправить­ся на научную стажировку в Англию, серьезно готовился к отъезду и даже отключил телефон.

Буквально в последний момент его все же удалось най­ти. И уже 12 сентября 1989 г. он стал вице-премьером, ми­нистром финансов[1] и лицом, фактически ответственным за переход страны к рыночной экономике. Пожалуй, даже быстрый взлет российского реформатора Егора Гайдара, совершившийся через два года после описываемых собы­тий, не был столь внезапным. Гайдар осенью 1991 г. рабо­тал директором солидного института и готовился вести обсуждение политических перспектив с Ельциным, тогда как за Бальцеровичем стояла по сути дела лишь неформаль­ная группа экспертов.

Зато, придя во власть, Бальцерович оказался членом правительства, которое пользовалось значительно боль­шей поддержкой народа, нежели правительство Ельцина 1991-1992 гг. При всех разногласиях и конфликтах, имев­шихся в польском обществе, при всей идейной и организа­ционной неоднородности «Солидарности», при всей не­очевидности стремления широких масс к радикальным рыночным преобразованиям власть все же получила пра­вительство, опиравшееся на победителей парламентских выборов. Нравилось правительство кому-то или не нрави­лось, но оно бесспорно было легитимным, тогда как в Рос­сии 1991-1993 гг. остро конфликтовавшие между собой Ельцин и народные депутаты фактически не признавали легитимности противоположной стороны.

Различие исходных условий определило и различие результатов. Бальцерович оказался успешным реформато­ром. Он осуществил быструю либерализацию цен и, хотя инфляция на первых порах оказалась высокой, сумел при­нять эффективные антиинфляционные меры. Несмотря на серьезный экономический спад, вызванный либерализаци­ей, Польша уже через пару лет после начала преобразова­ний смогла добиться ощутимого роста ВВП, тогда как Рос­сия перешла к устойчивому развитию лишь в 1999 г.

Более того, можно, наверное, сказать, что реформа, осуществленная Бальцеровичем, во многом стала образцом для реформаторов тех стран, которые переходили к рын­ку в 1991-1992 гг. Понятно, что в каждом из государств име­лась своя существенная специфика, да и успехи оказались различны, но общая схема быстрого построения рынка была впервые опробована именно Бальцеровичем, а затем внимательно изучалась всеми его зарубежными коллегами.

В борьбе

Впрочем, несмотря на успех его реформаторской дея­тельности, Бальцерович продержался во власти не слишком долго. Первую смену правительства, произошедшую в кон­це 1990 г., он пережил сравнительно благополучно. На сме­ну Мазовецкому пришел гданьский либерал Ян Кшиштоф Белецкий, сохранивший за Бальцеровичем его полномо­чия. Но в конце 1991 г. очередное польское правительство было сформировано уже без главного реформатора.

Некоторое время Бальцерович занимался наукой, но за­тем вынужден был вернуться в политику. В отличие от рос­сийской польская политическая жизнь не была вождисткой. Для формирования правительства многое значили партии, количество голосов, которыми они располагали в парламен­те, и те коалиции, которые различные политические силы заключали между собой. Политики либерального направле­ния с самого начала 90-х гг. имели свою партию — Демокра­тический союз. Руководил ею Мазовецкий. Однако действо­вала она не слишком успешно.

В середине 90-х гг. возникла потребность в создании но­вой партии, способной бороться за большее количество го­лосов, чем те, которые доставались Мазовецкому. Эта партия получила название Союз свободы (Unia WolnoH>ci). Возгла­вил ее Бальцерович. Весьма характерно, что в процессе борь­бы за формирование новой партии он выступил с критикой Мазовецкого, что фактически предопределило конец поли­тической карьеры первого посткоммунистического премье­ра Польши. Мазовецкий, однако, в этой ситуации повел себя весьма достойно. Разногласия по вопросу формирования но­вой партии не вылились в жесткий конфликт, раскалываю­щий демократов, как это имело место в России.

Нельзя сказать, что польские либералы под руковод­ством Бальцеровича добились больших успехов, однако третье место на парламентских выборах 1997 г. они все же заняли, что позволило Союзу свободы войти в новую пра­вительственную коалицию на правах младшего партне­ра. Этих прав хватило для того, чтобы Бальцерович вновь занял пост вице-премьера и министра финансов. Конец 90-х гг. был периодом осуществления второго этапа эконо­мических реформ, затронувших в основном социальную сферу. Увы, в начале нового десятилетия власть в Польше ушла к левым и Бальцерович окончательно расстался с пра­вительственным постом.

Но вот парадокс. Левый президент страны Александр Квасневский назначил Бальцеровича главой Центрально­го банка. Этот пост он занимал с 2001 по 2007 г. Более того, в 2005 г. Квасневский вручил Бальцеровичу высшую награ­ду страны орден Белого орла. В России трудно представить себе подобное признание заслуг человека, находящегося в противоположном политическом лагере.

Как государственный деятель и реформатор Бальцеро­вич был признан даже своими политическими противни­ками. Однако как политик он в конечном счете оказался не более удачлив, чем Егор Гайдар. С поста председателя Сою­за свободы он ушел в связи с назначением на пост главы Центробанка, однако в начале 2000-х гг. было уже вполне очевидно, что ему так и не удалось сделать свою партию более сильной и более пользующейся народной поддерж­кой, чем Демократический союз Мазовецкого.

Любопытно сравнить политическую карьеру Бальцеро­вича с карьерой Вацлава Клауса — главного чешского ре­форматора, начавшего осуществлять преобразования в сво­ей стране через год после того, как рыночную экономику сформировали в Польше. Клаус, как и Бальцерович, тоже начинал с поста министра финансов. Однако он сразу же сформировал свою собственную Гражданскую демократи­ческую партию и после разделения страны стал премьер- министром Чехии. Более того, в 2003 г. он был избран (а в 2008 г. переизбран) президентом страны, что в общем-то является уникальным достижением для политиков либе­ральных взглядов, которые даже в самых развитых странах мира разделяются лишь меньшинством населения.

Если польский Союз свободы, так же как российский Союз правых сил, всегда рассматривался в народе в качестве представителей столичной интеллигенции и некоторой ча­сти бизнеса, то чешская Гражданская демократическая партия смогла, не брезгуя в известной степени популизмом, представить себя силой, отражающей интересы более ши­роких кругов народа. Клаус всегда умело маневрировал, тогда как Бальцерович и Гайдар, даже находясь в оппози­ции, поддерживали непопулярные решения властей, если считали их нужными для страны.

Политическая карьера шестидесятилетнего Бальцеро­вича оборвалась в 2007 г. Но польский либерализм вместе с ним из политики не ушел. Прагматики из Союза свободы еще в начале десятилетия образовали новую политическую силу под названием «Гражданская платформа». В 2007 г. она добилась небывалых для либералов успехов, став домини­рующей в сейме партией и сформировав свое правитель­ство. Бальцеровичу, впрочем, места в этом правительстве уже не нашлось.

Дмитрий Травин, Отар Маргания

Из книги "Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара"



[1] Марек Домбровский получил пост заместителя министра финансов.

Читайте также: