Показать все теги
Могильник Ак-Алаха I состоит из шести курганов и одного поминального комплекса (рис. 4). Он расположен на высоком сухом месте, на левом берегу одноименной реки, в центре долины, раскинувшейся между рекой на юге и грядами морен на севере. Планиграфически могильник делится на две группы. Северная состоит из трех небольших каменных курганов диаметром около 20 м, высотой не более 50 см над уровнем современной дневной поверхности. Восточнее одного из курганов стоят два небольших камня-балбала. Исследована южная группа, которая включает один большой и вплотную примыкающий к нему с севера маленький курганы, а также расположенные в 25 метрах к западу от них поминальный комплекс и курган-поминальник на юге. К северо-востоку от большого кургана на расстоянии примерно 10 м от края насыпи находятся два балбала из черно-серого плитняка. В поминальный комплекс входят семь примыкающих друг к другу слабо задернованных каменных колец диаметром в среднем 2 м. Каждое кольцо сложено из семи больших камней, все они составляют цепочку, вытянутую с северо-запада на юго-вос- ток. К ней с юго-запада примыкает кладка диаметром около 5 м из небольших камней, выложенных радиально в один слой (рис. 5). При раскопках поминальника обнаружены несколько костей животных и следы от небольших кострищ. При раскопках маленького курганчика, ограничивающего весь погребальный комплекс с юга, были найдены мелкие фрагменты неорнаменти- рованной керамики. Точнее, это был не курган, а круглая выкладка диаметром 8,5 м из небольших камней, плотно сложенных на уровне дневной поверхности в один слой (рис. 6).
Рис. 4. План могильника Ак-Алаха I.
а - раскопанные курганы, б - раскопанные поминальные сооружения, в — нераскопанные курганы, г — дорога, д — система из колючей проволоки, е — балбалы
Рис. 5. План и разрез поминального комплекса кургана. Ак-Алаха I.
а — камни, б — дерн, в — почвенный слой, г — материк.
Поминальные сооружения такого рода являются неотъемлемой частью пазырыкских могильников [Кубарев, 1987, с. 11 —12]. С запада от небольших курганов рядовых пазырыкцев обычно одно за другим располагались один — три каменных кольца. Курганы знати, отличающиеся большими размерами, сопровождались поминальными сооружениями несколько иной конструкции: комплексами из каменных колец и круглых выкладок, что дает основание предполагать большие масштабы культовых действий во время поминок. Если одно кольцо можно считать свидетельством поминовения каждого из погребенных в небольшом кургане одной семьей, его ближайшими родственниками, то наличие семи колец (как у кург. 1 могильника Ак-Алаха I) может быть доказательством того, что здесь одновременно совершали поминки семь отдельных групп, связанных узами родства и находившихся в подчинении у погребенного в большом кургане. Как справедливо отмечал С.С. Сорокин, специфика кочевой жизни с начала I тыс. до н.э. предопределила необходимость разрыва во времени между собственно погребальными действиями и большими поминками [1982, с. 23]. О поминальных торжествах у кочевников существуют многочисленные письменные свидетельства и данные этнографии. Эти материалы получили достаточное свещение в работе С.С. Сорокина, посвященной олкованию внекурганных памятников ранних очевников Азии [ 1981, с. 23—39]. Система по- [инальных сооружений рядом с кург. I могиль- [ика Ак-Алаха I указывала на более высокий оциальный статус погребенных в нем по срав- [ению со всеми другими захоронениями в мо- ильнике. По размеру насыпи курган можно от- [ести к средним. Его диаметр с запада на восток 8 м, с севера на юг — 17,5 м, высота насыпи над ровнем современной дневной поверхности около О см. До -раскопок курган представлял собой круглое гладкое возвышение — каменную на- роску из мелкого руслового галечника и кусков литняка. Большие камни находились только в центральной части, где от проседания грунта над могилой образовалась неглубокая яма диаметром около 3 м. Полы кургана сильно задернованы (рис. 7). Насыпь разбиралась вручную, по двум секторам. Контрольная бровка А—Б ориентирована по направлению север — юг. Сначала по всей площади кургана был снят дерн и обнажены три ряда больших камней, врытых в погребенную почву по периметру насыпи (причем в некоторых местах встречались упавшие плиты) (рис. 8) и укрепленных мелкими камнями. Под галечником и мелкими камнями в насыпи оказались большие валуны, из которых и был сложен курган. Выкид из могильной ямы находился главным образом в западной части сооружения. Он был невелик, так как большую часть грунта засыпали в яму. Этим отчасти объясняется небольшая высота кургана (см. рис. 8, 9). В западном секторе между камнями, составлявшими кольцо вокруг насыпи, найдена часть бронзовых удил хорошей сохранности. В центре кургана было впущено погребение (на глубину 24 см от нулевой отметки). Для этого были разобраны камни насыпи и в образовавшуюся каменную узкую яму положен умерший. Он лежал вытянуто на спине, головой на запад, руки согнуты в локтях, кисти сложены в районе таза, череп раздавлен (рис. 10). Справа у пояса находились одни железные кольчатые удила и два наконечника стрел (двухлопастный плоский с длинным насадом и бронебойный). В районе стоп обнаружены железный крючок и несколько костей барана. В заполнении найдена маленькая железная пряжка (рис. 11). Погребение было засыпано камнями. По комплексу вещей оно датируется XIV в. н.э.
Рас. 6. План и разрез кургана-поминальника.
Puc. 7. План кург. 1 могильника Ак-Алаха I
Могильная яма основного погребения расположена в центре кургана под насыпью. Она имела почти правильную четырехугольную форму и ориентирована по линии северо-восток — юго-за- пад. Ее размеры 4,80 х 4,75 м. Северо-восточная часть ямы была заполнена крупными камнями до самых погребений на глубину 2*60 м (рис. 12). В остальной части сначала шла засыпка, представлявшая собой выкид из могилы (аллювий), и только на глубине примерно 1 м стали появляться отдельные крупные камни. Мерзлотный слой находился примерно в 50 см от уровня материка. Мерзлый грунт выбирался по мере его естественного оттаивания. Поскольку яма была сравнительно неглубокой (290 см), процесс оттаивания шел довольно быстро. К сожалению, орудий, с помощью которых была выкопана могильная яма, найти не удалось; исключение составляет толстая палка со сработанным концом, которая могла использоваться для рыхления грунта (такие же орудия найдены в Пазырыкских курганах). Палка обнаружена под полом погребальной камеры, на дне.
Рис. 8. План кург. 1 могильника Ак-Алаха I после снятия каменной наброски. В центре — могильная яма.
а — камни, б — могильная яма, в — впускное погребение
Рис. 9. Стратиграфия кургана 1
Рис. 10. План впускного погребения XIV в. в кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
Стенки могильной ямы почти с самого верха укреплены тонкими плахами, почти досками, на девять венцов вниз (см. рис. 12). Длина плах около 4,60 см и толщина около 9 см. Стенки в аллювии сохранялись пока были промерзшими, при оттаивании они осыпались. Столкнувшись с этой проблемой, мы были вынуждены укрепить осыпающиеся стенки ямы железными листами.
Рис. 11. Железные предметы из впускного погребения XIV в.
Рис. 12. Разрез могильной ямы в кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
а — камни, б — бревна срубов и перекрытий, в — береста, г — мерзлый грунт, д — лед, е — деревянный сосуд с костями барана, ж - блюдо, и — материк, к — конское погребение
На глубине 180 см от уровня материка на дне ямы оказался лиственничный сруб размерами 3х 4,10 х 1 м. Он был сложен из неошкуренных бревен, в которых сделаны специальные пазы, и состоял из семи венцов (см. рис. 12), диаметр бревен 16—20 см. Сруб перекрыт бревнами от разобранного многоугольного жилища: бревна, будучи короткими, были положены по два в длину, пазы на концах бревен сделаны под углом и никак не связаны с конструкцией погребальной камеры. Всего оказалось 38 бревен диаметром 15—20 см. В промежутках между бревнами лежали толстые жерди с сучками (рис. 13). Ни в одном из известных пазырыкских курганов бревна жилищ не использовались для перекрытий срубов.
Факт использования дерева уже готового строения может быть истолкован как забота о последующей жизни в потустороннем мире: мужчине и женщине, похороненным в кургане, как и в их земной жизни, необходимы жилища.
Деревянное перекрытие отсутствовало в северо- восточной части ямы, там находились большие камни. Они забутовывали конские погребения, которые, как ив 1, 4 и 5-м Пазырыкских курганах, располагались на дне могильной ямы, но в исследуемом нами погребении кони лежали внутри внешнего сруба. Размеры отсека для коней 3,70 х 0,90 м. Всего было захоронено девять лошадей, что соответствует количеству зафиксированных черепов животных (рис. 14). Полные скелеты не сохранились. Осталась шерсть, найдено восемь заплетенных хвостов. Наиболее хорошо сохранившийся череп коня обнаружен в восточном углу ямы, он был засунут между стенками камеры и сруба, вмерзшим. На нем осталась рыжая шерсть. Конь был убит чеканом, отверстие от удара которого находится на теменной части. Уложить девять коней в столь узком пространстве было довольно сложно, поэтому их сложили в два яруса, семь головами на запад, два — на восток. Трупы оказались буквально втиснутыми в яму. Они лежали непосредственно на каменном грунте и были засыпаны камнями и утрамбованы в пласт толщиной примерно до 0,74 м. По срезу лошадиных зубов методом Г.А. Клевезаль (см. [1988 ]) И.Е. Гребневым установлено, что захоронение в кургане произведено весной. Может быть, именно поэтому совершенно не сохранились кожаные изделия, а также трупы лошадей и людей: за лето все исчезло в процессе активного разложения.
Рис. 13. План верхнего перекрытия погребальной камеры в кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
камни, б — неошкуренные бревна внешнего сруба, в — бревна перекрытия и внутреннего сруба, г — береста, ό — вертикально врытые бревна
Рис. 14. План погребения коней.
а — черепа лошадей, б — деревянные щиты, в — седлаКони захоронены с упряжью и другим снаряжением. Четверо были взнузданы с железными удилами в зубах. Найдено семь полных наборов украшений конской упряжи, пять из них были на мордах коней, остальные, вероятно, просто сложены рядом с лошадью. Упряжь представлена только деревянными изделиями: круглыми налобными бляхами, простыми и со вставными головками грифонами, фигурками гусей с выпуклыми головками и грифонов самых разнообразных типов, пальметками, S-образными псалиями с гри- фоньими головками и др. Вместе с конями обнаружены три небольших деревянных щита, вероятно, притороченных, как в 1, 2 и 4-м Пазырыкских курганах, к седлам (см. рис. 14). Седла такой же конструкции, как и найденные в больших Пазырыкских курганах [Руденко, 1952, с. 125,# 126 ]: сшитые вместе две подушки, набитые травой и шерстью, но худшей сохранности. Удалось снять части седел, лежавших на спинах лошадей, — сохранившие форму остатки спрессованной травяной набивки подушек и все войлочные детали, включая украшенные аппликациями покрытия седел. Сохранились также деревянные дужки, укреплявшие седельные луки, как в 3 и 5-м Пазырыкских и Башадарских курганах. На покрытиях седел были прикреплены войлочные фигуры рыб и волков, которые удалось снять целиком или фрагментарно.
После снятия перекрытия обнажился второй, внутренний, сруб, занимавший юго-западную часть камеры. Его размеры 2,40 х 3,20 м (рис. 15). Верхняя часть сруба в четыре слоя сплошь покрыта листами бересты. Края некоторых берестяных листов были аккуратно подогнуты. Это покрытие частично распространялось и на внешние стены сруба. Оно вмерзло в бревна крыши.
Погребальная камера сложена из пяти венцов неошкуренных лиственничных бревен диаметром в среднем 15—20 см, ее общая высота составляла 0,70 см. Перекрытие состояло из 14 плотно подогнанных бревен длиной 3,3 м, диаметром 16— 22 см (см. рис. 15), пол — из 13 плах, гладко обработанных только с внутренней стороны (рис. 16). В западной и восточной стенках сруба внизу лежали не бревна, а аккуратно затесанные лиственничные плахи, в них сделаны специальные ступеньки, на которые были положены подрубленные концы досок пола. Точно так же были устроены настилы в нескольких срубах могильников пазырыкской культуры Юстыд XII и Улан- дрык [Кубарев, 1991, с. 28]. В южной стенке, внизу, лежала четырехугольная в разрезе плаха (рис. 17). В этой части ямы, между внутренним и внешним срубами, было вкопано вертикально почти по углам два коротких бревна высотой 1,20 м, диаметром 20 см (рис. 17). Они должны были, вероятно, поддерживать часть первого перекрытия, бревна которого завалились между стенками двух срубов.
Вся камера оказалась заполненной льдом. В ее южной части вплотную друг к другу и к стенкам сруба стояли две лиственничные колоды, закрытые крышками (рис. 18). Длина первой 2,70 м, второй — 2,60 м. По размерам они близки колодам из 4-го Пазырыкского кургана — 3 и 2,5 м. Колоды оказались плотно забитыми деревянными клиньями, для которых были сделаны специальные отверстия: в первой колоде — пять в головах и одно в ногах, во второй — по одному. На крышке второй колоды имелись ручки. Под действием льда колоды слегка деформировались, появились трещины. Но первоначально они были сделаны без дефектов, очень тщательно, красиво и с большим мастерством. Нужно учитывать, что изготовление колод из лиственниц — очень трудное дело. Даже в так называемых царских, 1, 2 и 5-м, Пазырыкских курганах на крышках колод были трещины и надломы, образовавшиеся в процессе изготовления, остались следы починки [Руденко, 1953, с. 44 ].
Pиc. 15. План погребальной камеры на уровне второго перекрытия над срубом.
а — камни, б — неошкуренные бревна внешнего сруба, в — бревна перекрытия и внутреннего сруба, г — грунт, д — вертикально врьггые бревна, е — щит, ж — имитация кабаньих клыков, з — фигурка гуся, и — распорки с седла (с, ж, з, и — дерево).
В свободной, северной, части погребальной камеры находилась сопровождающая погребенных пища (см. рис. 18). В восточном углу стояли два сделанных довольно небрежно глиняных плоскодонных кувшина, два деревянных блюда на гладких коротких ножках, два круглодонных деревянных сосуда и два сосуда из рогового чехла какого-то животного (после оттаивания они распались на мелкие кусочки). На блюдах лежали кости курдючной части барана и кости лошади. Колоды были заполнены льдом.
Погребение 1. В большой колоде, стоявшей у южной стенки, был похоронен мужчина 45—50 лет европеоидного типа (рис. 19, 2). Он лежал вытянуто на правом боку, руки согнуты в локтях, головой на северо-восток. Под головой погребенного находилась деревянная “подушка“ в виде валика с плоским основанием. Ее размеры48 х 23 см, высота 8,5 см, это одна из самых больших “подушек“ из всех известных. Деревянные “подушки“ найдены в 1—5-м Пазырыкских [Там же, с. 86—88] и в 1-м Туэктинском курганах, их форма и размеры варьируют. На одной из “подушек“ (из 2-го Пазырыкского кургана) имелся специальный чехол-наволочка из кожи и меха. Наиболее древнее из найденных в пазырыкских курганах изголовье (1-й Туэктинский курган) отличается интересной формой: оно с вырезами для головного убора или прически [Руденко, 1960, с. 114, рис. 65].
Рис. 16. План (У) и схема сборки (2) пола погребальной камеры.
а — неошкуренные бревна, б — бревна внутреннего сруба, в — вертикально врытые столбы.
Рис. 17. План южной стенки погребальной камеры.
а — неошкуренные бревна внешнего сруба, б — бревно внутреннего сруба, в — завалившиеся бревна первого перекрытия, г — вертикально врытые столбы.
Рис. 18. План погребальной камеры в кург. 1 могильника Ак-Алаха I. Лиственничные колоды.
а — неошкуренные срубы внешнего сруба, б — бревна внутреннего сруба, плахи пола, колоды, в — вертикально врытые столбы.
Пазырыкские деревянные изголовья, упростившись за период с VI в. до н.э. до III в. до н.э., по-прежнему использовались для сохранения сложных головных уборов с навер- шиями. Известные в древних культурах Египта, Японии и Китая деревянные или каменные валики-изголовья также предназначались главным образом для сохранения сложных причесок с украшениями [Кес, 1981, с. 25, 41; Ли Цин-Чжао, 1974, с. 44, 88]. В кург. 1 могильника Ак-Алаха I на черепе, деревянной “подушке“ и на площадке за ней находились части войлочного головного убора с деревянными, обклеенными золотой фольгой фигурками оленя и коней. Навершием служило стилизованное изображение птичьей головы, в макушку которой в специальный паз крепилась фигурка коня. Войлочный шлем украшен вырезанными из золотой фольги стилизованными фигурками птиц и спиральным орнаментом. На шее мужчины была сложносоставная гривна. Передняя часть гривны — вырезанные из дерева фигурки барсов, в отверстие между раскрытыми пастями которых вставлена объемная головка оленя. Эта часть гривны покрыта золотой фольгой. В ухе была серьга-лепесток, к деревянной основе которой приклеена золотая фольга. У шеи найдено 14 шерстяных витых шнурков красного цвета, на их концах имелись “балабошки“, нанизанные на нитку по семь штук. Сохранились войлочные части верхней одежды с аппликацией и мех. На поясе — две парные деревянные пряжки, покрытые золотой фольгой, с изображением барсов и еще несколько меньших по размеру пряжек с резным орнаментом в золотой фольге, а также деревянный гребень и пуговица. Вдоль костей правой ноги боевым концом вверх лежал железный чекан с длинной деревянной ручкой и железным втоком. На правом бедре был железный кинжал в деревянных ножнах очень плохой сохранности, а вдоль левого бедра — деревянная часть несохранившегося колчана. Рядом найдены пять костяных наконечников стрел с древками, а также части сложносоставного лука. На погребенном были красные длинные штаны из плотной шерстяной ткани, состоящие из шести деталей, войлочная обувь, отделанная сверху мехом и широкой красной тесьмой.
Рис. 19. Планы женского (У) и мужского (2) погребений в колодах в кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
Рис. 20. Костяные наконечники стрел (1—5), деревянная бляха для крепления колчана к поясу (6) и части древков (7) из погр. 1 кург. 1 могильника Ак-Алаха I
Погребение 2. Во второй, меньшей, колоде на правом боку лежала девушка европеоидного типа 16 лет вытянуто, головой на северо-восток (рис. 19, 2). Вероятно, в результате неоднократного оттаивания положенная под ее голову деревянная “подушка“ (по размерам она значительно меньше, чем “подушка“ из мужского погребения: 35 х 19,5 см, высота 7 см) несколько сместилась. Она довольно плоская, с мягко закругленными углами. Войлочная часть головного убора не сохранилась, однако, судя по составным частям (на- вершие в виде головы птицы в золотой фольге, фигурки оленя и коней (см. рис. 19, 2)), он был таким же, как и убор, найденный в мужском погребении. На шее погребенной была сложносоставная гривна, ее лицевая деревянная часть украшена деревянными изображениями двух волков, покрытых золотой фольгой, а задняя бронзовая часть была зашита в кожаный чехол. В районе грудной клетки найдено пять красных шнурков с “балабошками44, такие же, как в мужском погребении, но меньших размеров. В области таза — россыпь раковин каури (34 экз.) и две деревянные пуговицы: круглая и прямоугольная. Вдоль костей правой ноги лежал железный чекан на деревянной ручке. У пояса находились круглое бронзовое зеркало с петелькой в кожаном футляре и кожаная сумочка. На правом бедре обнаружен железный кинжал в деревянных ножнах очень плохой сохранности с остатками кожаных ремней. Вдоль левого бедра лежала деревянная основа колчана. На ней были вырезаны сцены "терзания" кабанов барсами. Рядом найдено семь костяных наконечников стрел, древки от них и части сложносоставного лука. Женщина была одета в штаны из красной грубой ткани; их остатки найдены в районе таза и костей ног. Две деревянные пряжки с обкладкой из золотой фольги лежали в районе пояса, там же найдено круглое железное изделие, инкрустированное золотом. Сохранились меховые и войлочные фрагменты одежды и обуви.
Рис. 21. Деревянная основа колчана из женского погребения
Погребальный инвентарь. Курган 1 могильника Ак-Алаха I, пожалуй, первый в истории изучения пазырыкской культуры, в котором представлен почти весь погребальный инвентарь знатных умерших, находившийся в основном в тех же местах, где он и был положен первоначально.
Набор предметов вооружения, включающий лук, стрелы, деревянные части от колчанов, кинжалы, чеканы, был одинаковым в мужском и женском погребениях. От луков, лежавших слева от погребенных, сохранились лишь некоторые деревянные детали, позволяющие говорить, что ни были сложносоставными, полностью деревян- ыми и не отличались от известных по рядовым азырыкским погребениям могильников Уланд- ык, Юстыд, Барбургазы [Кубарев, 1987, с. 69; 991, с. 83; 1992, с. 69—71]. Их расположение в цном месте с деталями колчана может свидетель- гвовать в пользу предположения В.Д. Кубарева том, что лук помещался в колчан вместе со грелами.
Наконечников стрел найдено немного — пять в цном и семь в другом. Все они костяные, од- отипные — черешковые, трехгранные, длиной от до 6,5 см (рис. 20, V). Древки стрел сохранились ишь частично, главным образом нижние части с рочным вырезом для тетивы. На некоторых из их остались метки в виде белых полосок, сгруп- ированных по три (рис. 20, 2). Таким образом, аходки из кург. 1 могильника Ак-Алаха I под- *ердили одну закономерность, выделенную для ззырыкских погребений Алтая: немногочисленные (до 10 экз.) костяные наконечники стрел преобладали над бронзовыми (см., напр., [Кубарев, 1992, с. 76—77; Кочеев, 1987, с. 57 ]).
В погребениях из кург. 1 могильника Ак-Алаха I, как в 1-м Туэктинском кургане, колчаны, вероятно, были кожаными. От них сохранились только деревянные пластины-каркасы. К ним через специальные отверстия пришивали кожаный чехол и деревянные бляхи в форме усеченного конуса со сквозным отверстием в центре, с помощью которых колчан крепили к поясу (рис. 20, 5).
Деревянная часть колчана из женского погребения представляет собой уникальное художественное произведение (рис. 21). В погребениях пазырыкских культур известно довольно много таких дощечек, являвшихся основой легкого расходного колчана. Они стандартны по форме и лишь немного варьируются по размерам (от 56 до 74 см) [Кубарев, 1987, с. 72 ]. Длина основы колчана из женского погребения кург. 1 могильника Ак-Алаха I 64 см, т.е. на 8 см короче, чем из мужского. Резные изображения имеются только на деревянных пластинах колчана из 1-го Туэктинского кургана и из рассматриваемого памятника. На туэк- тинской находке имеется тонкий растительный орнамент красного цвета [Руденко, 1960, с. 123, табл. X,
1—3; CXXVII, 3]. Изделие из кург. 1 могильника Ак- Алаха I также со следами красной краски, на нем искусно прорезана сцена “терзания“, являющаяся центром композиции, которую венчают с одного конца — головка орла (рис. 22), с другого — кабана (рис. 23). Заданная форма изделия, определяемая функционально, диктовала и построение всей композиции, в центре которой находится фигура кабана, по обе стороны от него симметрично расположены набросившиеся на него барсы с очень крупными головами (рис. 24). Они изображены с раскрытыми пастями, поджатыми лапами. На правой фигуре задняя лапа (а у барсов их изображено по две) вообще не проработана. На лапах показаны когти, в раскрытых пастях — клыки. Уши круглые, хвосты поджатые. Вся сцена выглядит довольно мирной: кабан представляется воплощением спокойного упрямства, и растерзать его, очевидно, не так просто. Это изображение не имеет прямых аналогов в искусстве пазырыкской культуры, как, впрочем, и в скифском искусстве в целом. Отметим, что экстерьер изображенного животного, в частности его прямая спина без рельефно выделенного столь характерного для кабана загривка, задан, как отмечалось, формой изделия. Кабан выглядит очень мощным, сильным животным, его четыре толстые ноги с рельефными полосками создают впечатление устойчивости и несокрушимости. Достаточно реалистично передана удлиненная морда с огромным клыком, слегка заостренное ухо. Интересно показана шерсть на загривке; она напоминает длинную лошадиную гриву. Такими же параллельными линиями выделена “челка“. Небольшой хвост закрыт мордой барса (см. рис. 21).
На пластине представлена распространенная в скифском искусстве сцена “терзания“ хищниками травоядного, однако последний выглядит не совсем обычно: кабан занимает промежуточное положение [Переводчикова, 1986, с. 12], сочетает в себе признаки не только травоядного, но и хищника, и исход изображенной борьбы не предрешен. Мастер ввел в композицию еще одного агрессивно оскалившегося кабана с головой, повернутой назад, к барсу. Туловище животного изображено неполностью, частично оно закрыто кожаной частью колчана. В повороте головы чувствуется экспрессия, зверь готов к бою. Изображена борьба равных. Голова орла, вписанная в острый конец пластины, удачно завершает композицию.
Рис. 22. Голова орла - деталь основы колчана из женского поребения
Рис. 23. Кабан — деталь резьбы на деревянной основе колчана из женского погребения.
Рис. 24. Барс — деталь резного украшения деревянной основы колчана из женского погребения.
Кабан — довольно редкий персонаж в искусстве пазырыкцев, хотя, конечно, это животное они знали и охотились на него. Кабаньи клыки, а также их имитация из дерева были очень распространенным, массовым, украшением конской упряжи, которое появилось еще в раннескифское время. В кург. 1 могильника Ак-Алаха I насчитывается больше 60 таких украшений. Охота на кабанов носила, возможно, спортивный, состязательный характер и считалась боевой забавой, позволявшей показать доблесть, смелость, силу. Сцены охоты запечатлены на нескольких замечательных произведениях скифской золотой торевтики, найденных в Сибири: на двух парных пластинах “Охота на кабана“ из Петровской коллекции [Руденко, 19626, с. 15, табл. I, 5; IV, 5; XXIV, 4 ], навершиях кинжала из Балгазына (Тува) [Грач, 1980, рис. 117] и железного кинжала из долины Ачик (Юго-Западный Горный Алтай) [Суразаков, 1979, с. 265—269, рис. 1, 2]. Во всех сценах с охотниками кабан показан агрессивным, он в нападении, и исход борьбы неясен. Поразить кабана можно было только кинжалом или копьем, что требовало немалого мужества, физической силы и умения. Действительно, это были “богатырские“ игры, так как грудь, шея и бока животного были защищены так называемым калканом — очень крепким кожным образованием [Ермолов, 1980, с. 159—160]. Два резных изображения кабанов на Башадарской колоде, хотя стилистически несколько отличаются от ак-алахинских фигурок, передают тот же образ агрессивного, несдающегося животного. На крышке колоды они запечатлены в нижнем ряду вместе с копытными, которых “терзают“ изображенные в верхнем ряду тигры [Руденко, 1960, рис. 21, 27]. Покорности лосей и баранов в кабанах нет, наоборот, как пишет С.И. Руденко, один из кабанов “выполнен в позе напряженно сжавшегося, ощетинившегося животного, приготовившегося к прыжку“ [Там же, с. 50 ]. Кабан на ак-алахинской пластине при сходстве в передаче морды, ушей, ног с животным на башадарском резном изображении позой и экстерьером напоминает кабана на серебряном зеркале из Келермеса (VII—VI вв. до н.э.) [Максимова, 1954, с. 298; Кузнецова, 1991, с. 39—40]. Изображение кабана в сцене “терзания“ на пластине принадлежит к оригинальным образцам па- зырыкского искусства. Все изделие — это часть парадного вооружения воина.
Чекан сохранился неплохо в женском погребении. Длина его овальной в разрезе деревянной рукояти вместе с насаженным втоком составляет 65 см. На одной из сторон нижней части рукояти нанесен резной орнамент — косая сетка (рис. 25). Вток и чекан железные, плохой сохранности. В погребальном инвентаре пазырыкцев чеканы обычно отлитые из бронзы и являются уменьшенной копией настоящего. В кург. 1 могильника Ак-Алаха I с погребенными были положены, вероятно, настоящие чеканы, о чем можно судить не столько по размерам изделий, в общем-то небольшим, сколько по тщательности изготовления — оружие пригодно для использования. Так, по наблюдению В.Д. Кубарева, у копий чеканов рукоять обычно круглая в разрезе, неудобная для использования, а у настоящего оружия овальная или сведенная на угол. Чекан крепился на правом боку, боевой частью у пояса, рукоятью вниз. Он являлся атрибутом пазырыкского воина, применявшего это грозное оружие не только в бою, но и при ритуальных убийствах коней, а возможно, и людей.
Рис. 25. Чекан из женского погребения кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
Рис. 26. Деревянные ножны из женского погребения кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
Железные кинжалы в деревянных ножнах лежали справа от погребенного, вдоль бедренных костей. Как установлено В.Д. Кубаревым [1987, с. 60—65], эти кинжалы с помощью специальных ремешков крепили к ноге. Такой способ ношения был удобен именно для воинов-всадников. Деревянные ножны двойные, что очень редко бывает в погребальном инвентаре пазырыкцев, самых простых форм. В мужском погребении представлены ножны с округлым расширенным нижним краем общей длиной 20 см. В женском погребении ножны с заостренным концом, ровно срезанным верхним краем, внутри сделаны выемки длиной 19,5 см в форме клинка (рис. 26). Сами железные кинжалы сохранились очень плохо, и форму рукояти установить невозможно. По мнению В.Д. Ку- барева, все кинжалы до 22,5 см длиной — уменьшенные копии, причем длина 19,5 см — своего рода стандарт, только в могильнике Уландрык было найдено пять кинжалов таких размеров [Там же, с. 56]. В рядовых погребениях населения Алтая деревянные ножны имеют, как правило, по две пары округлых выступов, имитирующих концы охватывающих обойм. У ножен из кург. 1 могильника Ак-Алаха I обоймы настоящие, кожаные. Они частично сохранились в женском погребении. Скорее всего, и здесь мы имеем дело не с вотивными предметами, а с настоящим боевым оружием.
Защитное вооружение пазырыкских всадников представлено преимущественно щитами. Они сохранились в неограбленных “конских“ отсеках притороченными к седлам. Пока известно два вида щитов, различающихся по материалу: кожаные со вставленными деревянными палочками и деревянные. Впервые деревянный щит был найден в 1-м Туэктинском кургане. В связи с этим С.И. Руденко отмечал: “... деревянный щит, сделанный наподобие кожаных с палочками, не оставляет никаких сомнений в том, что для горноалтайцев были характерны кожаные щиты, а не деревянные“ [1960, с. 111, табл. XI, 4 ]. В последние годы найдено еще три целых деревянных щита (могильник Ак-Алаха I) и два во фрагментах (могильники Ташанта и Бертек). Эти находки позволяют вернуться к вопросу об их назначении.
Из трех щитов из кург. 1 могильника Ак-Ала- ха I один представляет собой деревянную копию щита из палочек и кожи и аналогичен обнаруженным в погребениях могильников Ташанта [Кубарев, 1987, с. 75, рис. 26, 1] и Туэкта. Его размеры 27,5 х 38 см. Внутренняя сторона щита гладкая, внешняя представляет собой имитацию ряда из 28 палочек, окаймленных по всему периметру гладким бортиком шириной в верхней и нижней частях 1 см, по бокам — 2,5 см.
Два других щита, как и щит из Бертека, — оригинальные изделия. На их внешней стороне вырезаны вписанные друг в друга треугольники, вершины которых сходятся в центре (рис. 27). Этот орнамент копирует рисунок раскраски кожаных щитов, а не их конструкцию. Кое-где между резными полосами сохранились следы красной краски. Размеры щитов 28,5x37,5 см при высоте бортиков 3,6 см и 1,8 см; 24,5x35,5 см при высоте бортиков 5,6 и 2 см (это самый маленький из известных). Во всех трех щитах в центре проделано равное отверстие, которое служило для крепления ременной ручки. Эти щиты можно отнести к малым. Щиты больших размеров обнаружены, например, в Туэкте (42x50 см), Ташанте (44 х 35 см). В Пазырыкских курганах вместе с малыми кожаными щитами найдены и большие (53x69 см). В Уландрыкском могильнике В.Д. Кубарев обнаружил щит размерами 82 х 36 см, на нем лежал погребенный [1987, с. 74, рис. 26, 2, табл. XI ]. По мнению В.Д. Кубарева, все малые, а также деревянные щиты были изготовлены только для погребений.
Малые размеры щитов, а также их материал (дерево) вряд ли могут являться доказательством их вотивности. М.В. Горелик связывает размеры пазырыкских щитов с их назначением. Он пишет: “... все они небольшие, многие даже маленькие, что позволяет их использовать как пешему, так и конному воину“ [1987, с. 126]. Аналоги алтайским щитам М.В. Горелик находит на ассирийских изображениях IX—VII вв. до н.э. [Там же, с. 26 ]. Судя по торевтике (например, золотому гребню из Солохи), небольшие щиты были в этот период на вооружении у скифов. Щиты, аналогичные пазырыкским, изображены на некоторых оленных камнях в Западной Монголии [Нов- городова, 1989, с. 197 ]. Среди восточных аналогов З. А. Новгородова называет китайские щиты эпохи Чжоу, щиты на ханьских барельефах, на тан- ских изображениях пеших воинов и на рисунках позднего средневековья [Там же, с. 221 ].
Большой щит (82 х 36 см), фрагменты которого были обнаружены В.Д. Кубаревым в погр. 5 могильника Уландрык I, являлся, видимо, предметом защитного вооружения пешего воина. Среди сакских находок известен пока один похожий прямоугольный щит размерами 140 х 50 см из могильника Памирская I (Восточный Памир). М.В. Горелик считает возможным отнести его к так называемым щитам сакос, коный Памир). М.В. Горелик считает возможным отнести его к так называемым щитам сакос, которые античные авторы отмечали у саков, и предполагает, что такой щит мог использоваться пешим воином [1987, с. 26 ]. Щиты крупных размеров были у ахеменидских пехотинцев. Вероятно, у пазырыкцев были пешие воины, если учесть, что они имели капитальные бревенчатые постройки, возможно, небольшие поселки, которые приходилось защищать. Эта категория воинов была необходима при оборонительных военных действиях. Скорее всего, к ней принадлежала часть населения, не участвовавшая в сезонных перекочевках, не имевшая собственного скота. Может быть, в этих поселках жили резчики по дереву и кости, кузнецы, мастера, изготовлявшие конскую упряжь. Использование деревянных щитов как защитного вооружения известно, например, у кельтов. Образец такого большого овального щита, сделанного из разных пород дерева и оббитого войлоком, найден в Фаюме [Пругло, 1966, с. 211 ], его изображения часто встречаются на терракотах из мастерских Боспора “как некая эмблема, характеризующая воина“ [Там же, с. 208 J. Деревянные щиты были на вооружении и у сюнну. Ханьский сановник Чао-Цо, подчеркивая достоинства китайского оружия, отмечал, “что кожаные латы и деревянные щиты сюнну не выдерживали удара стрел, выпущенных арбалетом“ [Крюков, Переломов, Софронов и др., 1983, с. 107—108]. Эти примеры можно продолжить.
Представляется вполне вероятным использование пазырыкцами в качестве защитного вооружения малых деревянных щитов и деревянных поножей, известных по материалам 1-го Туэк- тинского кургана. Деревянные поножи М.В. Горелик считает локальным сакским, точнее пазы- рыкским, изобретением [1987, с. 26]. Отметим, что, судя по письменным источникам, конные воины динлинов также защищали руки и ноги деревянными “щитиками“ [Бичурин, 1950, с. 352]
Рассмотренные деревянные щиты — вероятно, пазырыкский вариант изделий этой категории.
Широкое использование пазырыкцами дерева при изготовлении самых разнообразных вещей объясняется наличием в этих местах лиственницы и кедра, имеющих особо качественную древесину. Деревянные щиты малых размеров являются вполне функциональными. Совместное нахождение таких щитов со щитами из кожи и палочек в 1-м Туэктинском кургане свидетельствует об их сосуществовании и одинаковом использовании.
Рис. 27. Деревянный щит из “конского“ отсека кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
Из украшений на погребенных были надеты гривны, серьги, пояса с пряжками. Кроме того, рядом с мужчиной был найден деревянный гребень, а около женщины — бронзовое зеркало. Гривны одинаковы по конструкции: бронзовый лист согнут в трубочку, обклеенную золотой фольгой, передняя часть гривны вырезана из дерева и также покрыта золотой фольгой. Ее концы вставлялись в металлическую основу. На деревянной части гривны из мужского погребения изображены два идущих навстречу барса с раскрытыми пастями, между которыми в специальное отверстие была вставлена объемная головка оленя. Под ней, у ног хищников, рельефно вырезана анфас морда зверя из семейства кошачьих с острыми ушами (рис. 28). Барсы изображены на четырех полусогнутых когтистых лапах. У левого хищника ухо заостренное, у правого — округлое. Следует отметить, что такие же отличия имеются на идентичных изображениях барсов на деревянных поясных пряжках из мужского погребения. На гривнах на опущенных вниз хвостах нанесены полукруглые полоски, а слегка отогнутые концы переданы “листиком“.
На гривне из женского погребения вырезаны, вероятно, волки. Лицевая часть очень плохой сохранности, поэтому можно привести изображение только правой фигуры (рис. 29, /). Зверь запечатлен с выгнутой спиной, длинным висящим хвостом. Тупая оскаленная морда, два ряда зубов, немного задранный кончик носа, острое, торчащее вверх ухо, втянутый живот соответствуют иконографии волка в пазырыкском искусстве. Показаны только две лапы с выделенными большими загнутыми когтями. Это изображение волка несколько примитивное и отличается от известных образцов пазырыкского искусства тем, что зверь запечатлен стоящим, а не “припавшим к земле“.
Эти гривны стилистически близки известным по уландрыкским и юстыдским курганам: то же деревянное резное оформление центральной части, тот же принцип противопоставления двух хищников (волков или барсов) с раскрытыми пастями. Использование в украшении гривны приставной головки (столь характерный для пазырыкского искусства прием) известно по гривне с изображениями двух повернутых друг к другу львиных грифонов из 2-го Пазырыкского кургана [Руденко, 1961, с. 51, рис. 47]. Пазырыкские гривны из рядовых курганов, композиционно идентичны некоторым золотым украшениям из Сибирской коллекции Петра I, в оформлении которых присутствует мотив противопоставления двух хищников [Артамонов, 1973, рис. 218—224 и др.]. Некоторые из этих гривн, как и ак-алахинские, сделаны из трубок [Там же, с. 168—169].
Рис. 28. Деревянная часть гривны из мужского погребения
Рис. 29. Реконструкция гривны (7) и деревянная серьга, пок¬рытая золотой фольгой (2), из женского погребения кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
Гривны, как стало известно, входили в погребальную атрибутику носителей пазырыкской культуры. В рядовых захоронениях вместо настоящих бронзовых гривн представлены их модели, сделанные из тальниковых прутьев [Кубарев, 1991, с. 125]. В кург. 1 могильника Ак-Алаха I найдена настоящая гривна, которую, возможно, носили при жизни. По одной оригинальной одинаковой серьге лежало с правой стороны черепа каждого погребенного. Серьги сделаны из дерева в виде лепестка, обклеенного золотой фольгой, с продетым через. дырочку колечком из золотой проволоки. По наблюдениям В.Д. Кубарева, сделанным на основании большого материала рядовых пазырыкских могильников Юго-Восточного Алтая, носить серьгу в правом ухе было принято у мужчин именно этого района Горного Алтая [1987, с. 122]. Любопытно, что две пары одинаковой формы серег с золотыми лепестками-подвесками были найдены в кург. IV памятника Юс- тыд XII, в погребениях женщины и девочки (матери и дочери?) [Кубарев, 1991, с. 131 —132, рис. 34 ]. Вероятно, одинаковые серьги какой-то особой формы в пазырыкских курганах принадлежали тем, кто был связан родственными узами.
Рис. 30. Бронзовое зеркало (У) и кожаная аппликация (2) на сумочке, в которой оно находилось.
Бронзовое зеркало диаметром 6,5 см так называемой медалевидной формы с каплевидной петлей было обнаружено в женском погребении (рис. 30, /). Оно находилось у пояса в кожаной сумочке, украшенной аппликацией стилизованного изображения птицы (рис. 30, 2). Полная информация о зеркалах и их моделях, найденных в погребениях рядовых пазырыкцев Горного Алтая, а также аналоги им приведены В.Д. Кубаре- вым [Там же, с. 98—106 и др. ]. Чтобы не повторяться, отметим лишь, что в настоящее время представляется доказанным центрально-азиатс- кое происхождение миниатюрных зеркал этого типа, носящих культовый характер (см., напр., [Варёнов, 1985, с. 54—55]). Время их бытования от V до II вв. до н.э.
Очень интересны данные, приводимые Д.С. Раевским, о том, что в широком ареале у родственных индоиранских народов союз жениха и невесты скреплялся посредством зеркала: “они смотрятся в него либо одновременно, либо по очереди, но в одно и то же зеркало; или же, наконец, невеста глядится в зеркало, принадлежащее жениху“ [1977, с. 98 ]. Таким образом, зеркала (или их модели), возможно, связаны с одним из главных событий в жизни человека — брачным обрядом, это может быть одной из причин их постоянного присутствия в мужских, а также женских погребениях скифо-сарматского времени в цент- рально-азиатском регионе.
Рис. 31. Деревянный гребень из мужского погребения кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
В погребении мужчины у пояса был найден изящный, тонкой работы деревянный гребень с основанием, оформленным в виде четырех фестонов (рис. 31). Роговые и деревянные гребни известны по находкам в рядовых пазырыкских погребениях (см. сводку [Кубарев, 1991, с. 95, рис. 24, 1—4 ]) и во 2-м Пазырыкском кургане [Руденко, 1953, с. 131, рис. 77]. Они имеют широкий круг аналогов в культурах Тувы, один гребень был найден в Улангомском могильнике в Западной Монголии, многочисленные находки костяных гребней происходят из тагарских могильников. Вещи этой категории также, вероятно, имеют местное, центрально-азиатское, происхождение и ведут начало от гребней карасукской культуры (см. [Кубарев, 1991, с. 96—97]). Похожие деревянные гребни, различающиеся по частоте зубьев, - частая находка в ханьских погребениях Китая (см. [Чуские могилы..., 1984, с. 184]). И гребни, и зеркала, найденные в погребениях, не были только утилитарно используемыми предметами, они считались обладающими магической силой. Так, в фольклоре угорских народов расчесывание лесной богиней волос гребнем символизирует изобилие зверей и рыб: “как одну сторону гребнем чесанет — белки бегут, другую чесанет — соболи валятся“ [Полосьмак, 1991, с. 38]. Семь гребней было традиционным атрибутом тюркской богини- матери Умай [Сагалаев, 1991, с. 63]. В.Д. Куба- ревым в Кош-Агачском районе республики Алтай у радоновых источников обнаружены десятки гребней, оставленных с целью избавления от болезней [Кубарев, 1991, с. 166]. В Древней Руси (XI—XIII вв.) бронзовые модели гребешков часто входили в комплекс подвесных оберегов. “Включение изображения гребня в состав оберегов вполне естественно, — пишет Б.А. Рыбаков, — так как этот предмет прямо связан с гигиеной, а следовательно, со здоровьем и жизнью человека“ [1987, с. 544]. Оформление края ак-алахинского гребня в виде фестонов по аналогии с древнерусскими гребнями может трактоваться как идеограмма воды.
Раковины каури (34 экз.) найдены только в женском погребении. Все они с обрезанной выпуклой частью. Раковины концентрировались в районе пояса и могли служить его нашивными украшениями, как, например, на поясах скифского времени из погребений Тувы и степного Алтая [Добжанский, 1990, табл. VII, 2, 7, 8; табл. VIII, 2]. Ими женщины того времени, как и современные алтайки, возможно, украшали косы. Раковины нашивали на накосники, причем их обилие было показателем богатства женщины [Алтайский национальный костюм, 1990, с. 9— 10]. Раковины считались символом тюркской богини Умай [Салагаев, 1991, с. 73]. Они иногда встречались в богатых пазырыкских погребениях [Руденко, 1953, табл. XCIX] и очень редко в рядовых [Кубарев, 1991, с. 94—95, рис. 23, 2]. Семантика этих раковин как символов женской плодовитости общеизвестна. В соседнем Китае еще в эпоху Чжаньго раковины каури использовались в качестве своеобразных денег, пока не бы ли вытеснены металлическими [Васильев, 1970, с. 48 ]. Раковины каури часто несли коммуникативную нагрузку. Так, у народа йоруба шнур с шестью раковинами, будучи переданным молодым человеком девушке, означает: я нахожу тебя привлекательной, я люблю тебя [Гельб, 1982, с. 16]. Вне зависимости от функции, которую выполняли раковины, их наличие в столь большом количестве в женском захоронении являлось свидетельством богатства и знатности погребенной.
Деревянные парные поясные пряжки, обклеенные золотой фольгой, найдены в мужском погребении. Они прямоугольные, с вырезанными одиночными фигурами барсов в выпуклой рамке (рис. 32, У). Хищники изображены с раскрытыми пастями, у одного из них (на правой пряжке) показаны зубы. Эти фигуры стилистически близки вырезанным на Башадарской колоде: звери показаны идущими, с четырьмя когтистыми лапами, крупной мордой, которая кажется непропорционально большой, с загнутым на конце полосатым хвостом, оканчивающимся “листиком“. Следует отметить большое сходство барсов, вырезанных на гривне и изображенных на пряжке. Множество мелких деталей свидетельствует о том, что фигуры выполнены одним мастером. Поясные пряжки с изображениями животных — большая редкость для пазырыкской культуры. Они известны только по находкам из 2-го Пазы- рыкского кургана (серебряные) [Руденко, 1960, табл. XXVII, 7, 2] и фрагменту деревянной пряжки с изображением лося из кург. 3 могильника Уландрык IV [Кубарев, 1987, с. 77, рис. 27 ]. Малочисленность пряжек объясняется прежде всего их принадлежностью людям только высокого социального ранга. Пояса даже с простыми наборами блях имела довольно узкая категория муж- чин-воинов. Так, лишь в 14 из 90 раскопанных В.Д. Кубаревым рядовых пазырыкских погребениях найдены наборные пояса. Поясные пряжки по форме и ажурности близки хуннским образцам, хотя вариант изображения одиночных фигур барсов из кург. 1 могильника Ак-Алаха I не находит прямых аналогов. На ак-алахинском поясе имеются две орнаментированные подпрямоуголь- ные бляхи с отверстиями внизу для крепления подвесных ремней. Заключенный в рамку резной орнамент из рядов чередующихся скобок сближает эти изделия с поясными бляхами из уланд- рыкских могильников [Кубарев, 1978, с. 80, рис. 28 ], а те близки по орнаментации железной обойме из Саглы-Бажи в Туве [Грач, 1970, рис. 30] и бронзовой бляхе-обойме из кургана в местности Каракуыс в Казахстане [Кадырбаев, Марьяшев, 1973, с. 144, рис. 12, 7].
Рис. 32. Деревянные поясные пряжки из мужского (7) и жен¬ского (2) погребений кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
Женский пояс выглядит более простым по сравнению с мужским, но если учесть, что никогда ранее в погребениях женщин наборные пояса не встречались и считались принадлежностью исключительно мужчин, то он уникален. Три гладкие прямоугольные бляхи, покрытые золотой фольгой, в высоту чуть больше 3 см, что равно ширине несохранившегося пояса. В каждой из блях с двух сторон проделаны по две пары дырочек для крепления к поясу и прямоугольная прорезь в нижней части для подвесных ремней, на которые крепились чекан, кинжал, возможно, сумочка. Здесь же найдены небольшие прямоугольные бляшки-пуговицы с двумя отверстиями в центре/они, вероятно, крепились к портупейным ремням (рис. 32, 2).
Уникальными находками в “замерзших“ могилах носителей пазырыкской культуры были, пожалуй, образцы одежды. Почти нигде в синхронных памятниках они не сохранились. Древняя одежда из пазырыкских курганов явилась объектом всестороннего исследования специалистов, в том числе авторов раскопок — С.И. Руденко и И.П. Грязнова (см., напр., [Руденко, 1952; Грязнов, 1950]). Одежда из “царских“ курганов Горного Алтая по богатству и степени сохранности эффектнее той, что найдена в погребениях кург. 1 могильника Ак-Алаха I. Однако последний памятник не был ограблен, и в нем сохранились вещи, не встречавшиеся прежде. Так, в женском и мужском погребениях кургана на р. Ак-Алахе впервые были найдены штаны из шерстяной ткани. Отсутствие штанов в “замерзших“ могилах, обследованных ранее, дало повод С.И. Руденко и В.Д. Кубареву усомниться в их наличии на погребенных [Руденко, 1953, с. 105; 1952, с. 91; Кубарев, 1987, с. 86—87 ].[1] В мужском погребении штаны сохранились полностью, они состояли из шести деталей. В женском погребении обнаружены их фрагменты. Штаны различались по крою и качеству ткани. Первоначально они были красными, как и штаны, по свидетельству А.К. Акишева, на “золотом“ человеке из кургана Иссык и на всаднике на войлочном ковре из 5-го Пазырыкского кургана. Поскольку аналогов найденным штанам пока нет (время не сохранило столь древней одежды), мы можем искать сходство, пожалуй, только в произведениях скифской и сакской торевтики. Тем более, что в описаниях Геродота многочисленных племен, живших в одно время со скифами, часто говорится: многие из них “одеваются, как скифы“ или “носят одежду, похожую на скифскую“. Поясной одеждой скифов были штаны двух типов: несшитые, которые представляли собой две длинные ноговицы, прикреплявшиеся к поясу вязками, и сшитые [Равдоникас, 1990, с. 30—31 ]. Судя по сохранившимся в 6-м Ноин-Улинском кургане шелковым и шерстяным шароварам, восточные всадники носили штаны также двух видов: сшитые и состоящие из двух самостоятельно одевающихся штанин [Руденко, 1962а, с. 39—41 ].
В кург. 1 могильника Ак-Алаха I на погребенных были надеты именно сшитые штаны. На это указывают два (прямоугольный и треугольный) куска ткани, обнаруженные вместе с четырьмя штанинами, по которым можно воссоздать фасон этого изделия. В мужском погребении детали штанов не были сшиты между собой (может быть, просто не сохранились нитки), а в женском погребении все части штанов были сшиты. Штаны, по крою близкие к ак-алахинским (со срединным клином, соединяющим две ноговицы), можно видеть на мужских фигурах золотой пекторали из кургана Толстая Могила.
Штаны из шести деталей, ставшие известными благодаря находкам на Ак-Алахе, возможно, являются местной особенностью и не найдут прямых аналогов. Широкие вверху и зауживающиеся внизу, под сапоги, они были идеальной одеждой для всадника. Следует, однако, отметить, что шерстяные штаны, найденные в погребениях, представляли собой вариант погребальной и парадной одежды, как и узкие штаны, в которых изображен всадник на войлочном ковре из 5-го Пазырыкского кургана. Для повседневной носки использовались скорее кожаные штаны, подобные использовавшимся до недавнего времени, например, алтайцами или киргизами*. В античной литературе ношение штанов стало одним из главных признаков “варваров“ [Рикман, 1986, с. 19, 28]. В IV в. до н.э. оседлое население Китая вынуждено было заимствовать вместе с конницей и варварскую одежду, в частности штаны и сапоги, но чего это стоило в моральном отношении! Так, правитель царства Чжао Улин-Ван, предлагавший реформировать армию, говорил: “Я не сомневаюсь, что заимствование варварской одежды необходимо, но боюсь, что Поднебесная будет смеяться надо мной!“ [Крюков, Переломов, Софронов и др., 1983, с. 336]. По поводу штанов при дворце развернулась целая дискуссия, и многие ближайшие сановники Улин-Вана были резко против заимствования “варварской“ одежды. И древние китайцы, и греки единодушно противопоставляли себя “варварам“, носящим штаны, кожаные тулупы, сапоги, войлочные шубы. Детали именно этих вещей (полный набор “варварской“ одежды) были найдены в ак-алахинских погребениях. В мужском захоронении обнаружены две войлочные детали от какой-то, вероятно наплечной, одежды: одна в виде лепестка, целиком, длина ее 42 см, ширина 31 см, другая, такая же, — в виде небольшого фрагмента. Каждая деталь состояла из двух разноцветных войлоков. Нижний войлок был, вероятно, первоначально белым, а верхний — красным у левого плеча и зеленым у правого. Края цветных войлоков вырезаны в виде четырехлепестковых розеток. Цветовое различие правой и левой сторон одежды, очевидно, имело особое значение. Цвет был всегда важным эмоциональным фактором в древних культурах, и каждый оттенок нес определенную семантическую нагрузку. Примером противопоставления двух цветов на двух частях одежды можно считать платье богини, изображенной на войлочном ковре из 5-го Пазырыкского кургана: правая половина его синяя, а левая красная. В ак-алахинских погребениях на мужчине и на женщине были найдены остатки меха, без мездры, сохранился только ворс. Покрой этой одежды и связь с войлочными деталями восстановить невозможно.
К отделке одежды относятся “балабошки“ на витых красных шнурках. Они были собраны по семь штук на одну нитку и представляли собой “клубок“ в форме овала намотанной на узелок непряденой шерсти красного цвета, перетянутой в центре ниткой (рис. 33). Такие шнурки с подвесками найдены в мужском и женском погребениях в районе плеч, возможно, они были вшиты в шов. Интересно, что такие же украшения одежды обнаружены и в погребении кургана Кутургун- тас, но не известны по другим пазырыкским курганам.
Рис. 33. “Балабошки“ — украшения одежды из мужского и женского погребений кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
Как видно, одежда из кург. 1 могильника Ак- Алаха I намного проще, чем из “царских“ погребений носителей пазырыкской культуры. В ней совсем не использованы привозные ткани и украния, которые, вероятно, были доступны только дой верхушке пазырыкского общества. Для во- яой аристократии, знатных воинов-всадников, хороненных в кург. 1 могильника Ак-Алаха I, л характерен простой набор одежды: войлочные [емы, штаны, короткие куртки, сапоги. Такая ^жда — одно из достижений культуры, в кото- л отразился образ жизни ее создателей в ус- виях Горного Алтая. Поэтому и много веков /стя одежда алтайцев в некоторых деталях или ке целых вещах повторяет костюм пазырыкско- всадника.
Известная одежда из Катандинского кургана, покрою похожая на фрак, но без разреза, еет, по мнению С.В. Руденко, единственный алог — мирэлен таежных эвенков [1953, 111]. По покрою этот “фрак“ напоминает че- <ек — верхнее платье алтаек: “спереди чегидек лчно спускается чуть ниже талии, сзади же до колоток свисает пола в два-три фута шириной, подобно полам фрака, только без разреза пос& редине. При верховой езде пола чегидека лежш на подхвостнике коня. Чегидек этот носят только замужние женщины, он как бы является символом замужества“ [Радлов, 1989, с. 132]. На погребенных обнаружены остатки одинаковой мягкой войлочной обуви с отдельно пришитой войлочной подошвой и швом сзади. Сохранились только ее нижние части, поэтому сказать, насколько эта обувь похожа на известный сапог из 2-го Башадарского или на женскую обувь из 2-го Пазырыкского курганов, не представляется возможным. Можно только отметить, что ак-ала- хинская обувь гораздо проще найденной в “царских“ курганах. Сверху войлок покрыт мехом, очень маленькие кусочки которого сохранились под лентой, сделанной из той же ткани, что и штаны. Лента, являвшаяся декоративным элементом, пришита широкими стежками к войлоку (вниз от щиколотки к носку и там косо подогнута). Эта войлочная обувь была скорее чулком,' подобным найденным внутри кожаных полусапожек из 2-го Пазырыкского кургана. Кожа, как отмечалось, практически не сохранилась в ак- алахинских погребениях. Войлочные чулки в кожаные, без каблуков сапоги носили до недавнего времени алтайцы. Сами зимние сапоги до колена делали из недубленых шкур мехом наружу, а голенища шили обычно из меха лапок горной козы [Там же, с. 130—131]. Будучи очень практичной, обувь горно-алтайских всадников, впервые обнаруженная в пазырыкских курганах, с незначительными изменениями дожила до XIX в.
Рис 34. Реконструкция головного убора мужчины из кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
Рис. 35. Способ сборки и крепления деревянных украшений на войлочном шлеме
Одной из самых важных и интересных находок из кург. 1 могильника Ак-Алаха I является головной убор, пока единственный из сохранившихся полностью. Головной убор найден в мужском погребении и представляет собой сшитую из двух частей красную войлочную высокую шапку- шлем, прикрывающую уши и щеки, с украшениями в виде деревянных фигурок животных (рис. 34). По покрою он более всего напоминает головные уборы саков на рельефе на лестнице в ападану в Персеполе, на Бехистунской скале: у всех уборов имеются два длинных “уха“, которые могли завязываться под подбородком. У саков были “остроконечные шапки“ из плотного войлока, “стоявшие прямо“; они отличались, например, от мужских головных уборов, запечатленных на пластинах из Амударьинского клада, у которых при общем сходстве деталей, конец башлыка не стоит, а висит. Как выяснилось благодаря находке из мужского погребения кург. 1 могильника Ак- Алаха I, вершина колпака приобретала стоячее положение за счет плотности материала, а также деревянной пластины, которая упиралась одним концом в макушку и являлась каркасом (рис. 35).
Ак-Алахинский головной убор украшен деревянными, обернутыми золотой фольгой фигурками животных и вырезанными из золотой фольги аппликациями. На вершину шлема надето изображение головы птицы, состоящее из двух одинаковых половинок. Внутри них имеются выемки для войлока. Через маленькие дырочки у основания половинки головы птицы соединяли между собой и закрепляли rfa головном уборе с помощью, вероятно, какого-то клеющего состава; им же, видимо, крепили и покрытие из тонкой золотой фольги. В макушке птичьей головы сделан паз, в который вставлялось специально вырезанное основание деревянной подставочки со скульптурой коня. Такую же фигурку крепили на шее, на теменной части шапки (рис. 36), с левой ее стороны пришивали большое барельефное изображение оленя на слегка изогнутой по форме головы пластине с объемной вставляющейся головкой (рис. 37). На головах всех животных имелось по четыре дырочки для того, чтобы вставлять уши и рога; у лошадок сделаны еще и отверстия для хвостов. Все вставные детали не сохранились, так как, судя по находкам из пазырыкских курганов и могильников Юго-Восточного Алтая, они были, скорее всего, кожаными. Имеются фрагменты их обкладки из золотой фольги, повторяющие форму изделий: рога козерога, такие же, как на протомах лошадей из кургана Иссык [Акишев, 1978, с. 24, табл. 9] и у грифономордых копытных на татуировке вождя из 2-го Пазырыкского кургана [Руденко, 1953, с. 312, 314]. За счет деревянных фигурок навершия высота стоявшей прямо войлочной вершины башлыка увеличивалась до 15 см. Вдоль переднего шва войлочного шлема были пришиты или приклеены одна под другой три вырезанные из золотой фольги стилизованные изображения птиц. Так же, вероятно, был украшен мужской головной убор из могильника Юс- тыд, на фрагменте которого зафиксировано пять “птицевидных“ нашивок из бронзы, крытых золотом и расположенных друг под другом. По окружности головы ак-алахинский войлочный шлем был обшит фигурками из золотой фольги, составлявшими растительный орнамент. На нем, как в траве, располагался олень.
По материалам рядовых погребений известно, что головные уборы типа ак-алахинских были распространены довольно широко у мужского населения Горного Алтая. Одинаковый устойчивый набор персонажей (два коня и олень, а также фигурки птиц) указывает на совершенно четко сложившийся тип оформления этой островерхой шапки. Сохранившийся войлочный головной убор из кург. 1 могильника Ак-Алаха I помог увидеть, как располагались на нем деревянные фигурки животных, и восстановить саму форму шлема. Эти фигурки (кони, олени, птицы) — одни из самых многочисленных и интересных находок в погребениях могильников Уландрык, Юстыд, Ташанта, Барбугазы и Малталу [Кубарев, 1987, с. 97—100; 1991, с. 107—109; 1992, с. 95—96]. По ак-алахинскому головному убору удалось определить место этих фигурок на войлочных и кожаных шлемах и несколько усомниться в правильности вывода К.А. Акишева о том, что “парность однотипных украшений — верный признак симметричного расположения их на головном уборе“.
На всех известных изображениях, воспроизводящих остроконечный головной убор саков, как правило, нет зооморфных наверший или фигурок. Вряд ли сложные головные уборы, как ак-ала- хинские, предназначались для постоянного ношения, хотя способы крепления деревянных фигурок были достаточно надежны, и в этой шапке можно было даже скакать на коне. Тем не менее это, скорее всего, парадный вариант войлочного башлыка, использовавшегося и в качестве погребального, для сохранности которого под голову умерших клали деревянные “подушки“.
Кто носил эти шлемы, которые, как и войлочные колпаки у скифов, были, вероятно, обычным головным убором воина? Шлемы в богатых погребениях, каким является ак-алахинское, в отличие от найденных в рядовых могилах имеют большие по размеру фигурки оленей и более сложной конструкции навершия (в виде головы птицы), состоящие из двух половинок. Если попытаться расположить головные уборы по принципу усложнения, то следующим за ак-алахинским будет шлем из 2-го Пазырыкского кургана, деревянное навершие которого в виде грифона с головой оленя в пасти является подлинным произведением искусства. Шлемы, подобные ак-алахинскому, в разных вариантах были характерны для воинов- всадников пазырыкского общества всех рангов.
Рис. 36. Деревянные фигурки лошадок, украшавшие женский войлочный шлем
Рис. 37. Деревянная фигурка оленя, украшавшая головной убор женщины из могильника Ак-Алаха I.
Рис. 38. Реконструкция головного убора девушки из кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
Повторяющийся из изделия в изделие набор признаков позволяет говорить о четко сложившейся семантике головных уборов. Однозначно определить ее невозможно. Сам головной убор многофункционален: его основа — обычная войлочная шапка совершенно определенной, “сакской“, формы — удобная часть одежды всадника, удерживающаяся на голове на любом скаку с помощью завязывающихся под подбородком длинных “ушей“; украшенная фигурками животных, она становилась парадной и погребальной, приобретала глубокое значение, манифестируя этническую, племенную, социальную принадлежность владельца (вместе со всем остальным костюмом). Возможно даже, что фигурки животных являлись и своего рода военными значками (как, например, у римских легионеров периода Республики), указывая на принадлежность их владельцев к определенной категории воинов. В мире мертвых люди должнщ были быть узнаваемы. Богатая племенная и родовая символика, украшавшая одежды человека при жизни, вероятно, после смерти приобретала б0дыпую значимость. Умерший имел при себе все, что могло дать исчерпывающую информацию о нем и о том обществе, которое он покинул. Головной убор был важной составной частью этой информации.
Во многих рядовых мужских, женских и детских погребениях найдены головные уборы, в основе которых лежала резная деревянная диадема. Войлочные и кожаные шлемы были принадлежностью не всего мужского населения, а, возможно, только определенной его категории — воинов-всадников — основы пазырыкского общества. Войлочный головной убор был на девушке из кург. 1 могильника Ак-Алаха I (рис. 38). Сам войлочный шлем не сохрахщлся, но остался весь набор деревянных фигурок и вырезанных из золотой фольги аппликаций, ничем не отличающихся от найденных в мужском погребении. На черепе погребенной лежал фрагмент тоненькой косички, на мужском черепе обнаружены длинные темно-каштановые волосы, при этом лоб и макушка оставались открытыми. Погребение молодой девушки, одетой по-мужски и прекрасно вооруженной, — явление уникальное для пазырыкской культуры. В так называемых царских курганах женщины похоронены в богатой, соответствующей полу одежде, без оружия, хотя, возможно, до прихода грабителей оно здесь имелось. С полным основанием можно утверждать, что оружия не было в инвентаре многочисленных рядовых женских погребений Горного Алтая. Погребение вооруженной женщины в одежде всадника в сопровождении коней не является чем-то неожиданным для времени, которым датируются многочисленные сведения о легендарных амазонках. М.О. Косвен, посвятивший амазонкам специальное исследование, отметил, что даже в Китае фиксируется древний очаг амазонской легенды, “представляющий, правда, весьма своеобразные версии“ [1947, с. 48]. Из китайских хроник известно о высоком положении женщин у юэджей в I в. н.э. [Толстов, 1948, с. 326], с частью которых отдельные исследователи отождествляют пазырыкцев [Артамонов, 1973, с. 79; Руденко, 1960, с. 339; Сарианиди, 1989, с. 167—168]. Женские захоронения с оружием или конской уздой довольно многочисленны у савроматов, саков и скифов. По мнению Т.В. Мирошиной, которая занималась проблемами матриархата, положение женщины было одинаковым у всех ираноязычных кочевников — они были равноправны с мужчинами, не более того [1990, с. 174].
Кстати, слово “Аντιανεφαι“ кроме обычного перевода “мужененавистницы“ имеет и иное толкование: “равные мужчинам“ [Косвен, 1947, с. 32]. В целом принимая этот вывод, отметим, что в каждой конкретной культуре общая тенденция могла проявляться в специфической форме. Так, на Алтае до сих пор не было обнаружено погребение столь ярко выраженной амазонки. Возможно^, на Ак-Алахе открыто захоронение представителей до сих пор малоизвестного элитного слоя пазырыкского общества, женщинам которого более, чем другим, в силу социальных и экономических причин была позволена или доступна такая воинственность. Как показывают данные этнографии, воинственностью отличались женщины из привилегированных сословий. Другое объяснение исключительности подобных захоронений можно предложить, исходя из наблюдений Гиппократа о савроматах. “Женщины их,
— писал он, — ездят верхом на лошадях, стреляют из лука, мечут копья с коня и ведут войну. Все это они делают, пока остаются девушками и не прежде вступают в брак, как убьют трех неприятелей“ (Цит. по [Там же, с. 34]). Как видно из приведенного отрывка, воинственность проявляли молодые девушки до замужества, т.е. они были амазонками очень короткий период своей жизни, поэтому погребения вооруженных женщин встречаются очень редко и должны принадлежать очень молодым девушкам, жизнь которых была прервана трагической случайностью.
Рядом с колодами на полу камеры в северо-за- падной части стояли два деревянных блюда, одно из них менее 65 см в длину, другое несколько больше. Блюда были на ножках, которые вставлялись в специальные сквозные отверстия. На меньшем блюде лежали кости крестца барана, на большем — несколько позвонков лошади и крестец барана. Рядом с блюдами стояли два маленьких круглодонных деревянных сосуда и два глиняных кувшина, лежали роговые сосуды (?). Все это находилось в толще прозрачного льда, что позволило точно зафиксировать положение вещей. Однако по мере оттаивания происходила сильная деформация этих предметов. Так, сосуды из рогового чехла какого-то полорогого животного удалось достать лишь мелкими фрагментами. Фрагменты похожего предмета найдены В.Д. Ку- баревым в погребении кург. 5 могильника Юс- тыд XIII [Кубарев, 1991, с. 68, табл. XI, 4—7]. По мнению исследователя, это был сосуд с деревянным донцем. В кург. 1 могильника Ак-Алаха I роговые изделия представлены в виде ритона(?)
Глиняные кувшины одинаковой несимметричной формы в высоту достигали 39 см, диаметр горла составлял 13,5 см, диаметр дна — 12 см, толщина — 0,7 см. Наличие пары близких по всем параметрам сосудов в одном закрытом комплексе — общепазырыкская традиция [Там же, с. 43]. Среди глиняной посуды пазырыкцев преобладают большие кувшины. Они встречаются не только в погребениях в больших курганах, но и в рядовых захоронениях. Как видно по составу инвентаря из так называемого хозяйственного отсека, сопровождавшая погребенных пища была одинаковой во всех захоронениях. В склепе кург. 1 могильника Ак-Алаха I имелся набор посуды и еды в расчете на двух человек.
Рис. 39. Реконструкция войлочного покрытия седла
Рис. 40. Войлочный "медальон" с изображением двух грифонов, украшающих луки седла
Рис. 41. Войлочная рыба - подвеска к покрытию седла
Совместные захоронения мужчины и женщины известны в трех больших Пазырыкских и во 2-м Башадарском курганах. Однако только в 4-м Па- зырыкском и 2-м Башадарском курганах, как и в кург. 1 могильника Ак-Алаха I, мужчина и женщина находились в отдельных колодах. Во 2-м и 5-м Пазырыкских курганах они лежали вместе в одной длинной колоде. С чем связано такое различие в погребальном обряде, ответить однозначно в настоящее время вряд ли возможно. Тем более, что и по другим параметрам в больших курганах пазырыкской культуры нет двух совершенно одинаковых захоронений.
Обычай бальзамирования трупов, известный по большим Пазырыкским курганам, мог распространяться и на пазырыкцев более низкого социального статуса. Это определялось не столько стремлением сохранить труп до момента захоронения [Руденко, 1960, с. 39], сколько глубиной и широтой распространения в пазырыкском обществе представления о необходимости сохранения тела для существования в ином мире. Как известно, бальзамирование было обязательным для всего населения Древнего Египта, широкое распространение культ тела умершего получил и в Китае [Крюков, Переломов, Софронов и др., 1983, с. 260 ]. Найти доказательства, подкрепляющие наше* предположение, в материале пазырыкских курганов очень трудно, так как самые простые способы бальзамирования не предусматривали трепанацию черепа или другие механические воздействия на кости трупов, а скелет — это практически все, что осталось в погребении. Так, если бы не сохранились мумифицированные трупы мужчины и женщины во 2-м Башадарском кургане, на которых видны зашитые разрезы на животе, сделанные для изъятия внутренностей, то не было бы и оснований для предположения об их бальзамировании: черепа не трепанированы, и никаких следов бальзамирования нет [Руденко, 1960, с. 330]. Очень возможно, что таким же простейшим способом, с наименьшим числом операций, были бальзамированы и трупы похороненных в кург. 1 могильника Ак-Алаха I мужчины и женщины. Во всяком случае, та тщательность, с которой запечатывались колоды, сам склеп, наличие берестяных покрытий, покрывавших погребальную камеру, указывают на то, что все было направлено на сохранность подземного погребального сооружения и соответственно тех, для кого оно было воздвигнуто. Украшение деревянных колод в больших курганах пазырыкской культуры резьбой, кожаными аппликациями в виде фигур петухов и оленей, полосками бересты, вероятно, близко по смыслу украшению гробов в погребении Мавадуй-1 магическими изображениями “для предотвращения нежелательного воздействия на тело покойника со стороны потусторонних сил“ [Крюков, Переломов, Софронов и др., 1983, с. 260 ].
Рис. 42. Реконструкция войлочного покрытия седла с при¬шитыми фигурками рыб.
Рис. 43. Реконструкция войлочного покрытия седла.
Погребальное снаряжение пазырыкских коней из больших курганов отличалось особой красочностью и декоративностью. Оно представлено с гораздо большей полнотой, нежели погребальный инвентарь, так как “конские“ отсеки были либо не потревожены вовсе, либо разграблены лишь частично. Сохранность же снаряжения коней в разных курганах была различной. Так, в больших Пазырыкских курганах сохранились все кожаные детали узды [Руденко, 1953, с. 150—160]. Этими образцами мы и руководствовались в своих реконструкциях, поскольку в кург. 1 могильника Ак- Алаха I изделия из кожи не уцелели. Зато здесь сохранились полностью деревянные украшения и детали конской упряжи, войлочные изделия, а также две костяные подпружные пряжки. В анализируемом кургане помимо скелетов коней хорошо сохранились шерсть и хвосты (8 экз.). Как показало проведенное М.П. Грязновым детальное исследование конского отсека 1-го Пазырыкского кургана, хаотичность в расположении трупов коней кажущаяся [1950, с. 24 ]. Кони были уложены в могильную яму в определенном порядке и положении. В кург. 1 могильника Ак-Алаха I они лежали так же, как и в рядовых курганах: спиной вверх, с поджатыми ногами и опущенной вниз головой, ориентированные, как и погребенные люди, преимущественно головой на восток. Под тяжестью каменной забутовки и в результате сезонного оттаивания, а также разложения трупы коней, их упряжь и украшения неоднократно смещались. Поэтому, несмотря на то, что погресмещались. Поэтому, несмотря на то, что погребение не потревожено грабителями, установить точное расположение многих вещей, а, следовательно, связать все найденные детали снаряжения с конкретной лошадью не представляется возможным. То, что в данном кургане не сохранилась кожа, еще более усложнило задачу по изучению конской упряжи. Однако нам удалось зафиксировать непосредственно на конских черепах, под ними и рядом с ними семь наборов деревянных украшений оголовья, хотя точно восстановить всю экипировку (узда, седло) коней не удалось. Нужно отметить, что мотив грифона, доминирующий в украшении упряжи и седельных подвесок, может свидетельствовать о стилистическом единстве в оформлении всего снаряжения коней.
Рис. 44. Войлочный "медальон" - украшение луки седла
Рис. 45. Войлочная рыба - подвеска на покрытии седла
По устройству сёдла, фрагменты которых были найдены в кург. 1 могильника Ак-Алаха I, вероятно, не отличались от известных по Пазырык- ским курганам: они состояли из двух соединенных между собой набитых травой (не шерстью) кожаных подушек (см., напр., [Грязнов, 1950, с. 55— 57, рис. 22; Руденко, 1953, с. 161 —165 и др.]). Сами подушки в кург. 1 могильника Ак-Алаха I не сохранились, осталась лишь их плотно спрессованная набивка, позволяющая представить форму седла и сравнить его с найденными в Пазырыкских курганах. Принципиальных различий между седлами не установлено, но по одному фрагменту ак-алахинского седла видно, что его передние и задние луки формовали особо, из плотного толстого войлока, покрывавшего подушки. И только поверх него стелили нарядное войлочное покрытие и нашивали войлочные “медальоны“, которые укрепляли сверху деревянными дужками, а те прикрепляли через специальные дырочки к седлу тонкими шнурками. Под седло клали войлочный потник. Из ремней частично сохранился только один — плетеный из шерстяных шнурков. Судя по размерам “медальонов“ (20,5 х 15,5 см, 23,5 х 15,5 см, 21,5 х 14,5 см, 20 х 12 см, 19,5 х 12,5 см), луки седла делали довольно большими и высокими. По мнению М.П. Грязнова, пазырыкские седла были более совершенными по сравнению со скифскими и теми, что изображены на предметах из Аму-дарьинского клада [1950, с. 57]. С.И. Руденко отмечал отличие войлочных украшений седел из 2-го Башадарского кургана от седельных украшений из Пазырыкских курганов [1960, с. 89]. Многие ак-алахинские седельные украшения из войлока идентичны башадарским, но находят гораздо меньше аналогов среди изделий из Пазыыкских курганов.
Рис. 46. Реконструкция войлочного покрытия седла.
Рис. 47. Деревянные четырехлепестковые бляшки — нашивки на войлочном покрытии седла.
Сохранилось практически полностью одно из ойлочных покрытий, повторяющих форму седла. 1окрытие размерами 62 х 56,5 см сделано из онкого войлока желтоватого цвета. На него плошь нашиты вырезанные также из разноцвет- ого войлока четырехлепестковые розетки (рис. 39). Луки седла были украшены овальными войлочными “медальонами“: они нашиты прямо на орнаментированную поверхность покрытия, два спереди и два сзади. Войлочные “медальоны“ выполнены из войлока белого цвета, на который пришиты вырезанные из тонкого красного (?) войлока аппликации в виде двух головок грифона с распущенным крылом (рис. 40). К краю покрытия с двух сторон пришиты войлочные фигуры рыб, по две с каждой стороны. Сохранилась одна целая рыба и несколько фрагментов. Длина рыб 78 см, наибольшая ширина 20 см (рис. 41). На войлочную основу, вырезанную в форме рыбы, нашиты вырезанные из разноцветного войлока круглые глаза с отдельно пришитыми зрачками, ноздри в виде запятой, жаберные крышки в форме полумесяца, по две с каждой стороны. Точно такая же рыбья голова известна по фрагменту из 2-го Башадарского кургана [Там же, табл. CXVI ]. Спина рыбы покрыта разноцветной аппликацией, в которой можно усмотреть стилизованные головки грифонов. Раздвоенный хвост украшен “запятыми“ и двумя скобочками. К туловищу рыбы пришиты три пары плавников, каждый из которых выполнен в виде стилизованной грифоньей головки с хохолком и украшен системой скобочек (рис. 42).
Рис. 48. Войлочная фигура волка — подвеска на покрытии седла.
Рис. 49. Фигурка “крылатого“ козла — войлочная аппликация на покрытии седла.
Второе покрытие представлено крупными фрагментами. Вся войлочная основа сверху украшена пришитой аппликацией в виде фестончатых розеток с “запятой“ в центре (рис. 43). “Медальоны“, подчеркивающие луки седла, оформлены аппликацией в виде закрученных в S-видную композицию двух головок грифона (рис. 44). К покрытию прикреплены аналогичные вышеописанным изображения рыб длиной 80,5 см, шириной у головы 17 см, у хвоста — 21 см. Их войлочная поверхность была украшена вторым слоем резного войлока. Аппликацией изображались сдвоенные головки ушастого орла, разделенные традиционными для пазырыкского искусства квадратами с выпуклыми сторонами и треугольниками. Три пары изогнутых плавников сверху были покрыты вторым слоем войлока с вырезанными в нем скобками и “запятыми“ (рис. 45).
Рис. 50. Войлочный “медальон“ — украшение луки седла.
Третье покрытие сохранилось в мелких фрагментах, так как состояло из многих сшитых между собой разноцветных войлочных ромбов (рис. 46). Поверх них были пришиты четырехлепестковые деревянные бляшки (рис. 47), идентичные найденным во 2-м Башадарском кургане [Там же, табл. XXIIJ. К покрытию седла по две с каждой стороны прикреплены головой вниз войлочные фигуры волков длиной 85 см, шириной 25 см. Изображения волка сделаны тем же способом, что и рыбы: на нижний слой войлока, из которого вырезан силуэт животного, пришит еще один пласт войлока, на котором с помощью обычных для пазырыкцев приемов (системы завитков, “запятых“, треугольников) показаны глаз, ухо, зубастая пасть лежащего животного с когтистыми лапами, хвостом, выделен загривок и подчеркнута мускулатура сильного тела (рис. 48). Эти изображения волков идентичны показанным на войлочной подвеске из 2-го Башадарского кургана . “Медальоны“, пришитые к этому войлоку, были покрыты аппликацией в виде расходящихся от центра овальных скобок.
Рис. 51. Реконструкция покрытия седла с фигурками рыб
Рис. 52. Войлочная рыба — подвеска на покрытии седла.
Рис. 53. Войлочный “медальон“ с грифоном — украшение луки седла.
Четвертое войлочное покрытие седла дошло до нас в двух больших фрагментах. От всех остальных оно отличалось кроем, вероятно, на это покрытие не пришивались войлочные “медальоны“. На нем были нашиты аппликации в виде фигурок реалистично изображенного, но “крылатого“ горного козла — тау-теке с огромным рифленым рогом, хвостиком и бородой (рис. 49). Похоже, эти фигурки и являлись украшением седельных
Крыло на спине козла показано так же, как и на изображении фантастического крылатого зверя, вытатуированного на правой руке мужчины из 2-го Пазырыкского кургана [Руденко, 1953, рис. 179], зверей на Семиречинском алтаре, а также алтаре, найденном близ Алматы, бронзовых фигурках — случайных находках из Семиречья [Артамонов, 1973, рис. 44, 45, 49]. Кроме того, были найдены один целый и фрагменты трех “медальонов“, на которых аппликацией изображен, вероятно, закрученный рог (рис. 50). К одному из несохранившихся покрытий крепились большие фигуры рыб из красного войлока. На каждой из них были нашиты по четыре аппликации в виде грифонов (рис. 51). Последние композиционно напоминают грифонов на аппликации на седельной крышке из 1-го Пазырыкского кургана [Руденко, 1953, рис. 161 ]: ушастый грифон с хохолком и раскрытым клювом показан в профиль с повернутой назад головой, одним распущенным крылом, на двух когтистых лапах и с хвостом, оперение на груди показано традиционным пазырыкским приемом в виде серии под- треугольных фигур. Однако у грифона, помещенного на рыбе, нет гребня (рис. 52). Вместе с этими войлочными рыбами и их фрагментами на Ак- Алахе были обнаружены “медальоны“, нашивавшиеся на луки седла и составлявшие с подвесками ансамбль. На войлочных “медальонах“ в центре нашита точно такая же, как и на рыбах, аппликация, изображающая грифона (рис. 53).
Все войлочные фигуры-подвески, “медальоны“ с аппликацией обшиты по краю тонким витым шнуром, сплетенным из двухцветных шерстяных ниток. Он являлся лишь декоративной деталью, так как войлочные аппликации были пришиты к основе по всему контуру мелкими стежками тонкими нитками. Все войлоки, обнаруженные в Пазырыкских курганах, очень высокого качества (см., напр., [Руденко, 1952, с. 37]). Если рассматривать историю развития производства войлоков и изделий из них, то ранний железный век был, вероятно, периодом расцвета этого ремесла. Войлок на Алтае использовался для изготовления самых разнообразных вещей: он составлял основу костюма пазырыкца и экипировку его коней, из него делали большие объемные фигуры лебедей и огромные войлочные ковры с аппликациями, которые вешали на стены погребальных камер. Такая широта применения войлока основана на полной утилизации продуктов кочевничества. Именно те, кого М.П. Грязнов называл ранними кочевниками, достигли непревзойденного искусства в изготовлении и работе с войлоками в технике аппликации. Со временем войлоки были вытеснены тканями, но по-прежнему оставались важным материалом в быту кочевников, хотя по качеству и широте использования они уступали пазырыкским. В связи с этим можно привести пример из этнографии алтайцев (XIX — начало XX в.): “Заготовка войлочных пластин, используемых для покрытия юрты, связана с большими сложностями, которые объясняются как примитивностью техники изготовления войлока, что отнимало много физических сил, так и необходимостью располагать большим количеством шерсти. Для изготовления войлока на одну юрту, состоящую из пяти звеньев, требуется шерсть более чем с 50 овец. А это самая маленькая юрта. Поэтому войлочные юрты имели лишь зажиточные семьи“ [Тощакова, 1978, с. 85]. Из современных народов, близких по образу жизни к пазы- рыкцам, войлочные изделия наиболее широко бытуют у казахов и киргизов [Народы..., 1963, с. 306]. И, что особенно важно, в технике орнаментации войлоков у них, так же как и у пазырыкцев, используется аппликация. Она считается самой сложной техникой. “На войлочную основу нашивают орнамент, вырезанный из войлока, сукна или хлопчатобумажной ткани другого цвета. На кромку узора накладывают шнурок, свитый из двух нитей, и пришивают его к войлочному полю. Таким способом, изготовляют большие настенные ковры, чехлы для сундуков и другие вещи...“ [Там же, с. 460]. Как видно из приведенного описания, техника изготовления вещей из войлока у казахов и киргизов довольно близка пазырыкской, но орнамент на изделиях из войлока обычно крупнее, проще и четче пазырыкского, очень сложного, мелкого и изящного. Часто орнамент пазырыкцев составлен из искусно вырезанных силуэтов или голов животных, способом аппликации изображались целые сцены с участием не только зверей, но и людей. Искусство выделки войлока и красочных изделий из него достигло своей вершины во второй половине I тыс. до н.э., но позже было, вероятно, безвозвратно утеряно.
Рис. 54. Реконструкция украшений узды с фигурками грифонов.
Рис. 55. Фигурки грифонов из первого набора украшений упряжи коня
Рис. 56. Налобная бляха из первого набора деревянных укра¬шений упряжи коня.
Рис. 57. Плоская подвеска с грифонами — украшение из первого набора упряжи коня.
В кург. 1 могильника Ак-Алаха I обнаружена большая коллекция деревянных украшений упряжи коней. Найдены семь наборов украшений оголовья вместе с псалиями и украшения нагрудных ремней. Грифон — главный персонаж оформления упряжи ак-алахинских коней. В четыре набора входят только его изображения. Наборы состоят из псалиев, круглых налобных блях, развилок, плоских подвесных блях и подвесок со вставными объемными головками. На некоторых изделиях остались следы покрывавшей их оловянной фольги. Первый набор характеризуют вставные объемные головки грифов на длинных изогнутых шеях, вдоль которых идет гребень, который не сходит на нет, а плавно закругляется к основанию (рис. 54). Хохолок расчерчен бороздками, глаза миндалевидные. Гребень начинается с отдельно выделенного полукруга. Восковица показана прямой у основания. Рядом с гребнем — дырочки для вставных ушей (рис. 55, 1, 2). Эти головки вставлены в пластины, которые представляют собой два сложенных крыла. В одном наборе было две такие подвески, тонкими шнурками через специальные отверстия в пластинах они крепились на перекрестиях ремней оголовья. Такая же головка грифона украшала круглую налобную бляху. Она была вставлена в специальное отверстие в центре (рис. 56). Следует отметить, что все объемные головки грифонов в основании имели сквозные отверстия для тонкого шнурка, с помощью которого они самостоятельно крепились к ремню оголовья (см. рис. 55, 1—5). Рельефные головки грифонов с двух сторон украшали S- видные двудырчатые деревянные псалии (см. рис. 55, 4). Плоские подвески, на которых две вырезанные в рельефе смыкающиеся головки грифона образуют замкнутую композицию, были плотно пришиты одна к другой поверх ремней оголовья. Это профильные изображения того же грифона, что и на объемных фигурках. Дополнением является вырезанное острое ухо (см. рис. 55, 5; 57).
Рис. 58. Деревянные подвески (1,3) и псалий (2) из второго набора упряжи коня
Рис. 59. Деревянная подвеска — фигурка грифона из третьего набора украшений упряжи коня.
Рис. 60. Реконструкция четвёртого набора украшений упряжи коня.
Рис. 61. Деревянные подвески от четвертого набора украшений упряжи коня.
Второй набор украшений конской упряжи практически не отличается от первого (рис. 58).
В третьем наборе головки более массивные, с большим горизонтально вытянутым клювом, агрессивным выражением морды. У них короткая толстая шея с небольшой гривкой и маленьким острым хохолком. Глаза круглые, под хохолком имеются дырочки для вставных ушей. Основание, в которое вставлялись эти головки, представляет собой деревянную пластину в виде двух крыльев и хвоста между ними (рис. 59). Крылья по орнаментации отличаются от имеющихся в первых двух наборах.
Четвертый набор включал самых маленьких грифонов (рис. 60) с вставными объемными головками с очень короткой шеей и длинным клювом, круглыми глазками (рис. 6l) Основание для головок сделано в виде двух крыльев и хвоста из четырех больших “перьев“. Одна из пластин выполнена как бы неумелой рукой.
Изображения грифонов отличаются друг от друга, хотя выполнены в одном стиле. Особенности обусловлены тем, что наборы были сделаны разными мастерами, как минимум двумя. Первый делал наборы с “длинношееми“ грифонами, второй — с “короткошееми“. Создается впечатление, что пластины для грифоньих головок (крылья и хвост) изготовил кто-то третий, не обладавший навыками первых двух мастеров. Такое разделение труда представляется вполне закономерным: были мастера, были и ученики. Сохранение стиля на протяжении веков стало возможным благодаря непосредственной передаче опыта.
Еще одно изображение грифона сделано на плоской стороне подвески в виде кабаньего клыка, которая украшала, вероятно, нагрудный ремень (рис. 62). Морда грифона вписана в заданную форму. Не показаны грива и хохолок, но есть ухо, обозначенное завитком так же, как на бронзовом штампованном изображении грифона [Руденко, 1960, с. 61, рис. 37] и деревянных фигурках грифонов — украшениях лук седла из 2-го Башадар- ского кургана [Там же, с. 286, рис. 145]. Толстый конец деревянной подвески оформлен в виде стилизованного копыта лошади (см. рис. 62). Все грифоны из кург. 1 могильника Ак-Алаха I более всего близки к известным фигуркам из 1-го Туэктинского кургана (VI в. до н.э.) [Там же, рис. XCVII, 4, 6; XCIX, 1—6; С, 5]. Их объединяют такие стилистические особенности: всегда сомкнутый клюв, хохолок, идущий в отрыве от него вдоль шеи гребень, вставные деревянные или кожаные уши, миндалевидные, иногда круглые, глаза. Орлиноголовые грифоны из туэктинских курганов выделены JI.JI. Барковой в особый тип, наиболее древний и характерный только для па- зырыкской культуры [1987, с. 28 ]. Важно то, что в кург. 1 могильника Ак-Алаха I, так же как и в 1-м Туэктинском кургане, представлен грифон только этого типа. Ни одна из деревянных подве- :ок этих четырех наборов украшений не имеет прямых аналогов в известных образцах таких же изделий из больших или рядовых пазырыкских курганов.
Два ак-алахинских оголовья были украшены деревянными подвесками в виде лебедей (или гусей) (рис. 63). На каждом оголовье на перекрестиях ремней и в центре было по пять фигурок. Стилистически птицы выполнены одинаково: два крыла и хвост между ними так же, как грифоны. Гладкие головки на длинных шеях вырезаны вме- :те с туловом. Клюв не выделен, глаза круглые (рис. 64, 7—J). Образ гуся-лебедя известен в гсазырыкском искусстве. Встречается он и в украшениях конской упряжи. Его изображениями украшены псалии из 3-го Пазырыкского кургана [Руденко, 1952, с. 162, рис. 78, а]. В кург. 1 могильника Ак-Алаха I мы видим новую иконографию этого образа, специально приспособленную для подвески на оголовье. На одном из эголовий с фигурками птиц центральное место занимает изображение грифона с маленькими круглыми ушками, с показанным резьбой оперением на шее (см. рис. 64, 2). Так же изображено оперение грифов на золотых пластинах из Сибирской коллекции Петра I, на которых запечатлены сцены нападения на яка [Артамонов, 1973, :. 130, рис. 176] и схватка волка, тигра и грифа [Там же, с, 129, рис. 175].
Рис. 62. Деревянное изображение грифона на подвеске в виде клыка кабана.
Рис. 64. Деревянные фигурки лебедей (гусей) (V, 3) и грифона (2) из пятого и шестого наборов украшений упряжи коней из могильника Ак-Алаха I и их аналоги (4, 5) из могильника Сигоупань (Ордос).
Остальные подвески были одинаковыми — в виде лотоса. Одна из деталей упряжи украшена только ими (рис. 65). Деревянные изогнутые дву- дарчатые псалии имели резные окончания в виде трехлепестковой розетки (рис. 66, 5) и стилизованной головки грифона. Близкие аналоги им есть в 1-м Туэктинском кургане [Руденко, 1960, табл. XXVII ]. В разных местах, с разными лошадьми найдено более 60 деревянных подвесок в виде кабаньих клыков (рис. 67, 2), вероятно, они украшали нагрудные ремни. В 1-м Туэктинском кургане зафиксировано свыше 370 таких подвесок [Руденко, 1960, табл. XXVII, 6—9]. Настоящие кабаньи клыки, покрытые золотой фольгой, обнаружены во 2-м Башадарском кургане. Они служили украшением нагрудного седельного ремня [Там же, 1960, с. 73].
В кург. 1 могильника Ак-Алаха I найдено несколько деревянных пластинок-украшений конской упряжи, полукруглых в сечении, с рельефными валиками на наружной поверхности (рис. 67,7). Ближайшие аналоги известны по находкам из 1-го Туэктинского кургана [Там же, с. 141, табл. XXIV]. На Ак-Алахе найдено 26 деревянных четырехлепестковых “цветочков“ с рельефно выделенной сердцевиной, двумя отверстиями в центре для пришивания. Такие же деревянные “цветы“ были нашиты на покрытие седла из 2-го Башадарского кургана [Там же, табл. CXIX ].
В конском отсеке найдены две костяные подпружные пряжки, обе блоковидные, с неподвижным, выступающим наружу язычком. Одна пряжка имела два продолговатых отверстия для ремней (рис. 68). Пряжки этого типа широко распространены в материалах пазырыкских могильников Юго-Восточного Алтая (см., напр., [Кубарев, 1991, с. 52]).
Рис. 66. Виды украшений окончаний деревянных псалиев
Рис. 67. Деревянные пластинки — украшения ремней конской упряжи (У), деревянные подвески в виде клыков кабана — украшения конской упряжи (2).
Все обнаруженные в погребении удила (четыре пары) были железными. Они очень плохо сохранились, поэтому говорить о деталях невозможно. Можно отметить, что это были шарнирные однокольчатые удила. В ограде курганов обнаружено бронзовое звено архаичных удил прекрасной сохранности. Небольшое кольцо очень стерто от длительного употребления, на стержне видна имитация косого переплетения (рис. 69), которая считается довольно архаичным признаком. Такая же имитация есть на стремечковидных удилах из 26-й камеры кургана Аржан [Грязнов, 1980, с. 27, рис. 23, 6 ]. Бронзовые удила, идентичные ак- алахинским, были найдены в мог. 323 могильника Юйтайшань в уезде Цзянлин, датирующегося V— III вв. до н.э. и относящегося к Чускому царству [Чуские могилы..., 1984, с. 86, 1 ]. В поздних пазырыкских погребениях часто находят бронзовые удила, в том числе стремечковидные (см., напр., [Кубарев, 1987, с. 31—32; 1990, с. 43—44; 1991, с. 29]) и очень сработанные. Вероятно, бронзовые изделия даже после утверждения господства железа в хозяйственной жизни пазырыкцев в V в. до н.э. продолжали бытовать, становясь дорогой реликвией. Культура, существовавшая на протяжении почти шести веков на одной небольшой территории Горного Алтая, ничего не теряла из своего богатого наследия.
В целом набор украшений конской упряжи из кург. 1 могильника Ак-Алаха I ближе всего войлочным изделиям из 2-го Башадарского кургана и деревянным из Туэктинских курганов. По отдельным элементам он сходен с деревянными изделиями из конских погребений в рядовых курганах Юго-Восточного Алтая (см. [Кубарев, 1987; 1988; 1991; 1992]). Эти украшения, как и найденные в каждом нерядовом кургане пазырыкской культуры, совершенно уникальны. В искусстве пазырыкской культуры постоянно проявляются ярко выраженные индивидуальности мастеров-резчиков по дереву. Это связано со спецификой производства резных изделий, значительно отличающегося от процессов бронзового литья.
Рис. 68. Костяные подпружные пряжки из погребения коней
Рис. 69. Звено бронзовых удил из каменного кольца, окружавшего кург. 1 могильника Ак-Алаха I.
Материалы из кург. 1 могильника Ак-Алаха I позволяют составить представление о среднем слое пазырыкского общества, возможно родовой аристократии, воинском нобилитете, занимавшим промежуточное положение между рядовыми свободными членами общества и племенными вождями. От рядовых элитарные погребения носителей пазырыкской культуры отличаются наличием сложных поминальных сооружений на западе от кургана, ббльшими размерами курганной насыпи (свыше 18 м в диаметре) и самой могильной ямы, устройством погребального сооружения (двойной сруб, двойное перекрытие, деревянный пол в камере), захоронением в колоде-саркофаге, большим количеством лошадей, в том числе породистых верховых, в богатом убранстве, похороненных в специальном отсеке, настоящими, а не вотивными предметами вооружения. Эти же черты объединяют кург. 1 могильника Ак-Алаха I с так называемыми царскими курганами Горного Алтая. Отличием акалахинских курганов являются меньшие размеры каменной насыпи, что обусловлено главным образом количеством людей, занятых в возведении погребального сооружения, и соответственно меньшие размеры погребальной камеры.
Рис. 70.
Рис. 71
В неразграбленном кург. 1 могильника Ак-Алаха I сопровождающий погребенных инвентарь не отличался ни богатством, ни роскошью, если подразумевать под этим наличие изделий из драгоценных металлов, которые, как предполагают, были похищены из больших “царских“ курганов.
Рис. 72. Стратиграфия кург. 2 могильника Ак-Алаха I.
а — дерн, б — камни, в — вьпсид из могильной ямы, аллювиальный слой, г — глинистый слой, д — заполнение могильной ямы, е — погребение коня, ж — бревна сруба, з — материк.
Рис. 73. План первого деревянного перекрытия погребения в кург. 2 могильника Ак-Алаха I.
Здесь не обнаружены привозные иноземные вещи и ткани, простой была одежда. Ак-алахинские курганы являются непотревоженным захоронением знатных воинов-всадников, главное богатство которых составляли верховые кони. В конце XIX в. В.В. Радлов, наблюдая жизнь тюркского степного населения Западной Азии, писал об одной интересной особенности: “...лошадь — единственное животное, достойное того, чтобы определить по ней цену человека“ [1989, с. 282]. Именно конь был важнейшим показателем социального статуса всадника. Девять коней в кург. 1 могильника Ак-Алаха I (больше, например, чем во 2-м Пазырыкском кургане) — главный критерий в определении высокого социального статуса погребенных вместе с ними мужчины и женщины.
Курган 2 могильника Ак-Алаха I находился рядом с кург. 1, их насыпи в северной части смыкались. Курган был исследован в 1992 г. Диаметр каменной насыпи кургана составлял около 11 м. Его края были сильно задернованы. В центре образовался глубокий провал овальной формы. Верхняя часть каменной наброски состояла в основном из крупных галек (рис. 70). После разборки каменной кладки, зачистки поверхности выяснилось, что высота кургана формировалась преимущественно за счет выкида грунта из могильной ямы. Выкид находился непосредственно вокруг нее. В самом верхнем слое яма была забита крупными и мелкими камнями, ниже камни шли вперемешку с грунтом. Яму окружала кольцевая оградка овальной формы, диаметр которой достигал 9,40 м (рис. 71). Оградка состояла из довольно больших, забутованных более мелкими камнями валунов, которые лежали в несколько рядов на очищенной от дерна поверхности. Поскольку выкид из могильной ямы нигде не перекрывал эту каменную конструкцию, можно предположить, что сначала была вырыта могильная яма, а затем вокруг нее возведено каменное сооружение. Ряды больших валунов оградки определяются стратиграфически (рис. 72). Они были заметны сверху даже в еще не расчищенной каменной насыпи кургана.
Рис. 74. План погребения коня и второго перекрытия сруба в кургане 2 могильника Ак-Алаха I
Рис. 75. План погребения коня и ребенка в деревянном сооружении в кург. 2 могильника Ак-Алаха I.
Каменная наброска на этом кургане невелика по объему. За кольцами оградки она состояла из многочисленных мелких камешков, сплошь покрытых дерном. Этот слой из мелких камней шириной 1 м опоясывал по периметру все сооружение и, вероятно, представлял собой следы постепенного развала каменного сооружения над могилой. Внутри оградки, главным образом в центре, находилось много больших камней. Средняя высота кургана в современном состоянии до раскопок составляла около 40 см.
Могильная яма занимала ббльшую часть внутренней площадки кургана и была вытянута по линии северо-восток — юго-запад. Ее размеры в верхней части 3,95 х 2,70 м и в нижней — 3,16 х 1,90 м. В кург. 2, как и в кург. 1, могильника Ак-Алаха I могильная яма была вырыта в аллювие, ее стенки с наклоном, постоянно осыпались. Заполнение ямы: большие и средние камни, мелкий галечник, встречается материковый суглинок. На глубине около 80 см заполнение ямы стало влажным, ниже находился промерзший твердый грунт с вмерзшими камнями. Первое перекрытие из дерева обнаружено на глубине 176 см от края ямы. Оно состояло примерно из 12 бревен очень плохой сохранности. Размеры перекрытия 168 х 270 см (рис. 73). Скелет лошади зафиксирован на глубине 180 см от края ямы. Он лежал вдоль северной стенки ямы, на специальной ступеньке (рис. 74). Его основную часть перекрывало дерево первого перекрытия. Конь был положен на живот с подогнутыми ногами. В зубах сохранились железные удила. На черепе виден след от удара чеканом. На дне ямы находился небольшой сруб размерами 200 х 95 см (рис. 75). Высоту установить не удалось, так как тонкие бревна были раздавлены массой заполнения ямы. Судя по толщине смерзшегося слоя дерева, над погребенным находилось два перекрытия. Нижнее состояло примерно из семи бревен. Под этим перекрытием, на глубине 200 см от края ямы, на полу примерно из пяти плах обнаружен скелет ребенка 8 лет. Ребенок лежал на правом боку, головой на северо-восток, ноги слегка согнуты в коленях, правая рука вытянута вдоль тела, левая чуть согнута в локте (рис. 76). Над черепом находились детали головного убора, полностью повторяющие форму изделия, покрытия из золотой фольги. Это были, стилизованное изображение головы птицы и крепящаяся в ее макушку фигурка “рогатого“ бычка. Найдены нашивки на головной убор в виде двух крыльев грифона (рис. 77). Под черепом справа лежала золотая серьга, вырезанная из толстой фольги (рис. 78, 4). На шее погребенного была бронзовая гривна, покрытая золотой фольгой. В районе пояса сохранился мягкий песочного цвета мех средней длины. Под ним найдены фрагменты деревянных пряжек с изображением хищного зверя: хвост, когтистая согнутая лапа (рис. 78, 7). На правой бедренной кости лежал небольшой бронзовый кинжал в деревянных, обтянутых кожей ножнах (рис. 79, 2, 3), На ножны, внутренняя часть которых сделана из толстой кожи, были нашиты круглые деревянные пуговицы. Рядом лежал бронзовый проушной чекан. Сохранилась часть деревянной, оклеенной тонкой кожей рукояти, которая закреплялась во втулке с помощью деревянного клина. С помощью петли, сделанной из ремня с резным концом в виде стилизованной головки грифа, чекан крепился к поясу. В петлю была продета застежка из клыка кабана (рис. 79, 7). Пояс был кожаный, шириной 2,5 см. Его лицевая замшевая часть украшена продернутым крест-накрест кожаным шнуром. Бронзовый крючок (см. рис. 78, 2), крепившийся к поясу, мог быть связан с колчаном. Сам колчан не сохранился, но в погребении найдено восемь костяных черешковых трехгранных наконечников стрел, которые сконцентрировались у стоп, они, вероятно, лежали в колчане (см. рис. 78, 3). Перед лицевой частью черепа лежали фрагменты раздавленного глиняного кувшина с орнаментом из налепных валиков (рис. 80), недалеко от него — два крестца барана (деревянное блюдо, на котором они должны были находиться, вероятно, не сохранилось).
Рис. 76. План погребения ребенка в кург. 2 могильника Ак-Алаха I.
1 — навершие головного убора, 2 — золотые нашивки на головном уборе, 3 — сосуд, 4 — золотая серьга, 5 — бронзовая гривна, б — чекан, 7 — крестцы баранов, 8 — остатки меховой одежды, 9 — бронзовый кинжал в ножнах, 10 — костяные наконечники стрел.
Рис. 77. Золотая нашивка на войлочном головном уборе ребенка из кург. 2 могильника Ак-Алаха I.
Дно могильной ямы под деревянным полом было плотно выложено мелкой зеленоватой галькой. Пространство между тремя стенками сруба и стенками ямы плотно забутовано камнями средних размеров.
Курган 2 могильника Ак-Алаха I, судя по расположению насыпей, был сооружен несколько позже кург. 1, пристроен к нему. К курганам взрослых часто пристраивали детские погребения — это особенность памятников пазырыкской культуры.
Примерно в 30 м к югу от кург. 1 и 2 могильника Ак-Алаха I имеется едва заметная каменная кладка круглой формы. Вероятно, это было поминальное сооружение, связанное с погребениями обоих курганов. Оно в диаметре 8 м, состояло из одного слоя плотно уложенных камней небольших и средних размеров (см. рис. 6) и представляло собой довольно ровную, сильно задернованную каменную площадку. После разборки камней под выкладкой в одном месте обнаружены следы огня, а в другом — мелкие фрагменты неорнаментированной керамики.
Рис. 78. Инвентарь из детского погребений кургана 2.
1 - обломок поясной деревянной пряжки, 2 - бронзовый крючок, 3 - наконечники стрел, 4 - золотая серьга
Рис. 79. Оружие из детского погребения кургана 2
Поминальные сооружения, раскопанные в 1990 и 1992 гг., относятся к кург. 1 и 2 могильника Ак-Алаха I и подчеркивают высокий социальный статус похороненных в нем людей. Детские погребения пазырыкцев устроены так же, как и взрослые: их курганы включены в общую со взрослыми “цепочку“, в сопроводительном инвентаре нет специфических детских предметов. Только две категории пазырыкского населения — самые знатные и богатые и дети — удостаивались чести быть захороненными в колодах. Причем детские погребения в колодах обнаружены в могильниках рядового населения Юго-Восточного Алтая [Кубарев, 1987, с. 28]. Это объясняется, вероятно, традицией относиться к детям с определенного возраста (после выхода из младенчества) как к маленьким взрослым, занимающим определенное положение в общественной иерархии. Так, из этнографии казахов и киргизов известно, что в трехлетнем возрасте ребенка впервые сажали на коня. Это событие считалось праздником, и в богатых семьях мальчик мог получить в этот день в подарок жеребят, телят, верблюжат, барашков — целое хозяйство [Абрамзон, 1949, с. 137].
Ребенок, похороненный в кург. 2 могильника Ак-Алаха I, был связан узами родства со взрослыми, погребенными в кург. 1. На это указывает взаиморасположение курганов. Кроме того, весь обряд погребения в деревянном срубе с полом, с сопроводительным захоронением коня свидетельствует о том, что ребенок принадлежал к знатной семье. Подтверждают это и предметы, найденные с погребенным, — полный комплект боевого оружия пазырыкского воина. Бронзовый кинжал длиной 17,5 см, хотя являлся по размеру уменьшенной копией настоящего, для ребенка мог служить боевым оружием. Такую же функцию выполнял бронзовый проушной чекан (12,5 см длиной), который с помощью деревянного клина крепился на деревянной рукояти. Найдены также, как отмечалось, костяные трехгранные черешковые наконечники стрел.
Рис. 80. Реконструкция глиняного кувшина из погребения ребенка й. кург. 2 могильника Ак-Алаха I.
Рис. 81. Реконструкция головного убора ребенка из кург. 2 могильника Ак-Алаха I.
Головной убор ребенка аналогичен шлемам взрослых, найденным в погребениях кург. 1 могильника Ак-Алаха I. Сходство устанавливается по частям навершия, выполненного из золотой фольги в виде стилизованного изображения птичьей головы. Деревянные части, являвшиеся основой, не сохранились. К птичьей макушке крепилась фигурка “рогатого“ бычка, На войлочном шлеме имелись тонкие золотые нашивки в виде двух крыльев (рис. 81). Такого рода головной убор, форма которого восстановлена по сохранившемуся в кург. 1 могильника Ак-Алаха I экземпляру, был своего рода социальным и этническим знаком пазырыкцев, принадлежавших к воинской прослойке общества. Погребения мужчин в таких шлемах известны в уландрыкских, юстыдских, ташантинских и сайлюгемских курганах [Кубарев, 1987, с. 98—100; 1991, с. 106— 108; 1992, с. 101 ].
Другим важным показателем социального статуса ребенка, похороненного в кург. 2, являются фрагменты двух поясных деревянных пряжек с резными изображениями хищных зверей. Эти находки представляют особый интерес, поскольку пряжки с фигурками зверей — большая редкость в пазырыкских погребениях, а с детьми они не были найдены ни разу.
Как видно из приведенного материала, в погребениях отсутствуют предметы, по которым можно было бы определить конкретные даты сооружения ак-алахинских погребального и поминального комплексов. Поэтому в хронологических построениях мы будем основываться на сходстве, иногда полном тождестве, украшений конской упряжи, войлочных и деревянных изделий из кург. 1 и 2 могильника Ак-Алаха I и 2-го Башадарского и Туэктинского курганов — наиболее ранних памятников пазырыкской культуры на Алтае, датируемых второй половиной VI в. до н.э. Личные вещи погребенных имеют ближайшие аналоги среди инвентаря рядовых погребений Юго-Вос- точного Алтая (см. [Кубарев. 1987; 1991; 1992]), датируемых широкими временными рамками — от V до I вв. до н.э. Уже только присутствие железных вещей в кург. 1 могильника Ак-Алаха I свидетельствует о том, что он не древнее V в. до н.э. Вероятно, в хронологической шкале, которая была разработана на основе дендрохронологичес- кого метода для больших курганов пазырыкской культуры [Марсадолов, 1985, с. 1 —16], ак-ала- хинские курганы занимают место между Туэк- тинскими и Башадарскими, с одной стороны, и Пазырыкскими — с другой, в пределах V — начала IV в. до н.э.
Полосьмак Н.В.
Из книги «“Стерегущие золото грифы“ (ак-алахинские курганы)», 1994
[1] По мнению С.И. Руденко, в 1-м Туэктинском кургане были найдены фрагменты штанов, сшитых из кожаных лоскутков [1960, с. 119, табл. VII]. Специально занимавшаяся изучением одежды из пазырыкских курганов японская исследовательница древней одежды Садако Като считает, что это фрагменты не штанов, а какой-то другой верхней одежды.
