Показать все теги
В Смоленске Наполеон не нашел никаких заготовлении, даже гвардии его недоставало полных рационов; направился на Красный, занял его своею гвардиею и слабым корпусом маршала Даву в ожидании главных своих сил, которые медленно двигались по большой дороге, каждый корпус особенно, без всякой между собой связи, без взаимной обороны, в совершенном расстройстве, со множеством людей, бессильных владеть оружием, до невероятности изнуренных голодом.
Фельдмаршалу докладывал я, что из собранных от окрестных поселян показаний, подтвержденных из Смоленска выходящими жителями, граф Остерман доносит, что тому более уже суток, как Наполеон выступил с своею гвардиею на Красный. Не могло быть более приятного известия фельдмаршалу, который полагал гвардию гораздо сильнейшую, составленную из приверженцев, готовых на всякое отчаянное пожертвование. Выслушавши доклад мой, он предложил генералу Беннингсену завтракать с собою, и положивши на тарелку котлету, с обыкновенною приветливостию подал мне ее и вместе рюмку вина. С ними отправился я к окошку, ибо по тесноте негде было посадить меня. При сем случае барон Беннингсен представлял необходимость скорейшего движения армии на Красный. Он удивлен был грубою ошибкою Наполеона, который, если бы в Смоленске не потерял напрасно трое суток, успел бы по устроенному в местечке Дубровне мосту, перейти на правый берег Днепра, не только не преследуемый, ниже замеченный нашими армиями [[88]] .
Приказано составить под начальством генерала Милорадовича авангард из корпусов 1-го и 2-го кавалерийских, II-го и IV-го пехотных, сильной артиллерии и нескольких казачьих полков. На меня возложена обязанность находиться в авангарде.
Испрашивая снисхождение к чувству некоторого самодовольства со стороны моей, я должен объяснить, что оно произведено лестным одобрением генерала Беннингсена, когда изложил я ему соображение мое насчет предстоящих действий. Я полагал, что Наполеону выгоднее было выступить из Смоленска правым берегом Днепра. Морозы, скрепившие болота, сделали пути столько же удобными, как почтовая дорога. Направление на Смоляны оставляло в стороне город Оршу и Дубровну, сокращало расстояние и ускоряло сближение с маршалом Удино. Наполеону не могло быть известно, что город Полоцк уже в руках наших, и что происходит с войсками, защищавшими его, и теми, которые содействовали гарнизону по сдаче города. Много было причин, побуждавших к поспешности.
Генерал-адъютант граф Орлов-Денисов доносил, что по болезни не в состоянии заниматься бывшим в его распоряжении отрядом, просил о передаче его. Не скрывая негодования своего, он принимал за оскорбление, что при разбитии рекрутского депо генерала Ожеро и рассеянии других его частей, признано содействие наших партизанов, а не одному ему приписан весь успех. В командование отрядом его вступил генерал-майор Бороздин. Составлен новый отряд из 19-го егерского полка, шести орудий артиллерии и достаточного количества казаков под начальством генерал-адъютанта графа Ожаровского. Приблизившись к Красному, не соблюл он должной осторожности, полагая, что отступающий неприятель ничего не предпримет. Ночью граф Ожаровский атакован стремительно гвардиею Наполеона в больших силах. Велика была потеря в храбром егерском полку; особенным счастием уцелела артиллерия, и при общем замешательстве темнота была спасительным покровом. Молве о случившейся неудаче старались дать желанное направление, что впрочем не препятствовало самым подробностям сделаться известными. Государю описано происшествие с выгоднейшим истолкованием, и все остались довольными! Неприятель сам торжествовал победу в своем лагере. Итак, прославленному вождю открыт путь к возобновлению подвигов!
Генералу Милорадовичу с авангардом приказано уже было идти к городу Красному.
Атаман Платов по занятии Вязьмы и блистательном набеге на Духовщину, где овладел огромным парком артиллерии и другими важными предметами, явился пред укрепленным французами предместьем города Смоленска на правом берегу Днепра, когда Наполеон находился в городе. Следуя этим берегом, атаман полагал предупредить Наполеона в Дубровне или Орше и, затрудняя его при переправе, сколько возможно замедлить его движение, но узнав, что, спокойно перешедши Днепр, Наполеон находится в Орше. Не мог представить себе атаман Платов, чтобы армия наша, знавшая в подробности состояние неприятеля, с неимоверною поспешностию уходящего, не тронулась даже с места.
Ноября 3-го числа авангард генерала Милорадовича, не дойдя десяти верст до Красного, приблизился к идущей от Смоленска дороге. Место IV-го корпуса заступил VI-й корпус генерала Раевского. Часть кавалерии авангарда вступила в дело, неприятель скрылся в лес. Взяты пленные и в обозе богатая из Москвы добыча.
В этот день наша пехота мало была употреблена, и авангард отошел на ночлег в ближайшее, разоренное, селение, оставленное жителями. Передовые извещательные посты наблюдали дорогу.
Ноября 4-го числа вице-король италиянский, следовавший из Смоленска с остатками своей армии, к которой присоединено было несколько частей других войск, миновавши правую оконечность нашего авангарда, сошел с большой дороги и решительно атаковал VI-й пехотный корпус. Генерал Раевский со свойственною ему твердостию встретил неприятеля, которому картечный огонь нашей артиллерии, в количестве гораздо превосходном, наносил ужасный вред, но корпус Раевского потерпел значительный урон. Прежде прошедшая в Красный неприятельская колонна возвратилась на звуки выстрелов в тыл слабой части 4-й пехотной дивизии храброго принца Евгения Виртембергского, угрожая отличному Белозерскому полку. Горяча была схватка, но приспели полки I-го кавалерийского корпуса генерал-адъютанта барона Меллер-Закомельского, и колонна опрокинута в расстройстве.
В то время, когда атака вице-короля италиянского была отражена и он принужден был удалиться. Московский драгунский полк под командою неустрашимого полковника Давыдова (Николая Владимировича) врубился в отдалившуюся колонну пехоты из двух тысяч человек; но до того изнурены были лошади в полку, что из средины колонны не могли проникнуть до ее хвоста. В таковой же степени истощения и усталости была неприятельская пехота, что не имела сил не только защищаться, но даже двигаться, бросила оружие и сдалась в плен. Взят орел, принадлежавший одному из знаменитых полков. Успех оружия нашего в действии нынешнего дня мог иметь важные последствия, но наступившая темнота заставила войска отойти на отдохновение, для всех необходимое, на прежний ночлег. Расположенные сторожевые казачьи посты известили, что вице-король прошел ночью в Красный.
Ноября 5-го числа на рассвете авангард, возвратясь к большой дороге, стал параллельно ей, но к Красному ближе прежнего. Войска наши в этот день были очень умножены: присоединились дивизии гренадерская и 3-я пехотная, полки гвардейской легкой кавалерии и кирасирские.
Главной квартире фельдмаршала служила прикрытием гвардия. Из полков ее два пешие с артиллериею, два полка кирасирские и казаки составляли отряд генерал-майора барона Розена (командира лейб-гвардии Преображенского полка). Под начальством его находились отряды генерал-адъютанта графа Ожаровского и генерал-майора Бороздина. Состав этого войска наименован авангардом, и ему назначено быть у селения Доброе, весьма близко от Красного.
Усмотренный вдали неприятель в продолжение большей части дня проходил отдельными толпами, из которых редкие были свыше двух тысяч человек, в совершенном расстройстве. Под огнем батарей наших оставляли они орудия, бросали обозы и рассеянные, с огромною потерею, спасались в леса. Некоторые отважно прошли далее, но пали под штыками дивизии гренадерской графа Строганова и 3-й пехотной. Одну из колонн атаковали полки лейб-гвардии драгунский, гусарский и уланский, и хотя нанесли ей чувствительный урон, но глубокий снег во рвах по бокам дороги не допустил истребить ее, и, прикрываясь ружейным огнем, не отклоняясь даже с дороги, она прошла в Красный.
Против генерала барона Розена, ближайшего к городу, высланы из него колонны. Недолго и нетвердо противлялись они, бросили пушки и удалились пораженные. Упорно дрались части наполеоновской молодой гвардии и корпуса маршала Даву, но не выдержали они стремительного удара и лейб-гвардии егерского полка; когда барон Розен ворвался в город, он взял оставленные орудия, все тяжести, экипажи маршалу Даву, секретную его переписку и его маршальский жезл. Войскам досталась богатая добыча.
Подвигом этим заключилось 5-е число. Гвардия наша вошла в Красный. Армия, сосредоточенная, провела ночь у самого города. Барон Розен, имея подкрепление, мог следовать за неприятелем, наблюдая, по крайней мере, за его действиями, но ему приказано не выходить из города.
Ноября 6-го числа, с началом дня, замечен неприятель, идущий из Смоленска. Долго густой туман мешал определить его число, но схваченные пленные показали, что будет проходить маршал Ней с арриергардом, составленным из остальных людей всех вообще корпусов, довольно значительной артиллерии и конницы с девятьсот человек соединенных одиннадцати полков разных наций, всего до пятнадцати тысяч человек, из которых корпус самого маршала, весьма уже малолюдный, отличался примерным порядком.
Генерал Милорадович с VII-м пехотным и I-м кавалерийским корпусами занял позицию на самой дороге, пред Красным в четырех верстах. Позади его были резервы, фронт прикрывали сильные батареи, недалеко от спуска в долину, в которой переправа. Подходя к этому месту, маршал Ней поставил батарею на противоположной высоте, но недолго выдерживала действие нашей артиллерии. Тогда, выславши большое число стрелков, заставил наших стрелков отдалиться, исправил переправу и решил пробиваться. Долгое время расстилался густой туман по земле; скрываемые им три колонны подвигались под картечным огнем нашим с неимоверною твердостию в глубоком молчании, ни одного не делая выстрела. Батареи наши были уже свезены, и оставалось пехоте преградить путь их. Храбрый генерал-майор Паскевич, командующий дивизиею VII-го пехотного корпуса, с двумя полками оной стремительно ударил на одну из колонн, нанес ей ужасное поражение и разметал слабые ее остатки. На другую колонну бросался Павловский гренадерский полк и с не меньшим уроном ее опрокинул и рассеял. При третьей колонне шли пять орудий. Быстра была атака лейб-гвардии уланского полка на колонну. Орудия остались, не сделав выстрела, но согласно поддержанный ружейный огонь пехоты ограничил гораздо меньшим числом удары конницы, и колонна избегла истребления. Маршал Ней, сам предводивший войска[ми], убедившись в невозможности соединиться с своею армиею, принужден был, в крайнем положении своем, укрываться в лесу. Еще были у него войска, еще были артиллерия. Наполеон, хотя и недалеко был от Красного, ничего однако же не предпринял в помощь маршалу Нею. Ничто лучше не объясняло положения Наполеона, но армии нашей не возбудило деятельность. Непоколебим пребывал фельдмаршал, и занятием армии были одни остатки погибающего Нея.
В продолжение сражения генерал Милорадович для развлечения сил неприятеля приказал генерал-адъютанту барону Корфу [[89]] его кавалерийский корпус подвинуть вперед. Он представил, что охраняет правое крыло авангарда. Такое повеление другие войска исполнили без затруднения. Имея поручение наблюдать за действиями против скрывающегося в лесу Нея, лично мог я видеть, сколь неудобно было вдаваться в глубину леса по разбросанным тропинкам; приказал я, прекратив бесполезную перестрелку, действовать артиллериею в приличных случаях. Я донес Милорадовичу, что вышедшие из опушки леса неприятельские колонны, соединившись, взяли направление на нашу позицию, остановились недалеко от батарей наших и отправили от себя для переговоров офицера, который объявил, что число всех чинов, состоящих в колонне и сдающихся пленными, более шести тысяч человек; оружие у них далеко неравное числу людей, пушки ни одной.
Ужасен был вид на них близкого разрушения от города. Весьма немногих сохранить возможно было.
Фельдмаршал разрешил сделанное прежде генералом Розеном представление выступить с отрядом для наблюдения; в состав его назначены полки гвардейской пехоты, два полка кирасир и три казачьих полка Войска Донского. Не всем казалась чуждою всякого соображения мысль воспретить генералу Розену идти далее первой почтовой станции в селение Ляды.
Маршал Ней, после сдачи значительной части его войск, видя гибельное свое положение, решился на отчаянное предприятие: перейти Днепр как единственное средство спасения.
Генерал Милорадович, отделив часть войск для собрания в одно место разбросанного по лесам неприятеля, возвратился в Красный, и я сопровождал его.
Ноября 7-го числа сделал я представление фельдмаршалу: усилив отряд генерала Розена, приказать ему идти вперед, и просил поручить его мне.
С особенною благосклонностию выслушав меня, изъявил соизволение, и немедленно сделана перемена в составе отряда. По собственному назначению его поступили лейб-гвардии егерский и Финляндский полки, кирасирские полки его и ее величеств, гвардейская пешая артиллерия и батарейная рота конной артиллерии. Присоединенные батальоны пехоты в числе 12-ти имели при себе полевые орудия.
Долго не имевши случая видеть никого из лиц, обладающих главнейшим влиянием на дела, слышал я, что генерал-квартирмейстер Толь с настойчивостию доказывал необходимость наблюдения к стороне Днепра и селения Сырокоренья, но дежурный генерал Коновницын, далеко не равных способностей для соображений дальновидных и сложных, отверг его предложение, и, конечно, ему обязан маршал Ней своим спасением. Беспрепятственно дошедши до селения Сырокоренья, решился он на отчаянное предприятие: перейти Днепр по льду. Недостаточно сильны были морозы, и лед гнулся под ногами. Оставив на берегу десять пушек, мало весьма тяжестей, Ней пустился, сопровождаемый до полуторы тысяч человек; за ним вели верховую, его единственную, лошадь.
Нерешительные и медленные действия армии при Красном фельдмаршал в донесении государю представил баталиями, данными в продолжение нескольких дней, тогда как сражения корпусов были отдельные, не всеми их силами в совокупности, не в одно время, не по общему соображению. Робким действиям надобно было дать благовидное окончание, и какое может быть лучше баталий? А они составлялись по произволу. Вместе с тем поставлены на вид потери и расстройство неприятельской армии, готовые поражения и даже не отвергалась мысль совершенного его уничтожения при переправе чрез реку Березину, куда адмирал Чичагов обращен со всеми его силами.
Отправляясь к порученному мне отряду, получил я наставление фельдмаршала в следующих выражениях:
"Голубчик, будь осторожен, избегай случаев, где ты можешь понести потерю в людях!" - "Видевши состояние неприятельских войск, отвечал я ему, - которые гонит кто хочет, не входит в мой расчет отличиться подобно графу Ожаровскому". Светлейший воспретил переходить Днепр, но переслать часть пехоты, если атаман Платов найдет то необходимым. Ручаясь за точность исполнения, я перекрестился, но должен признаться, что тогда же решился поступить иначе. Его желание было, чтобы Наполеона полагали недалеко, и что он готов преследовать его.
Атаман Платов намеревался затруднить неприятеля при переправе чрез Днепр в Дубровне или Орше, но уже прошел он беспрепятственно.
С возможною скоростию прибыл отряд мой в Дубровну, но посланный вперед генерал-майор Бороздин, не помыслив об исправлении моста, переправился за Днепр. Узнав, что мост устроен был под руководством французского офицера, жителем города, я заставил его исправить мост по возможности. Ему выданы цепи и канаты от артиллерии, от всех полковых обозов выданы веревки. Сваи до поверхности воды были тверды. В продолжение полутора суток на малое время отлучался я от работ, и все приуготовлено было.
Пехота переведена без остановки, также артиллерия, подвигаемая людьми по толстым доскам, постланным вдоль моста. Большое затруднение представляли ее лошади, несмотря на принятые меры осторожности, ибо мост был потрясаем и грозил разрушением. Лошадей двух кирасирских полков не иначе переправили, как спутывая ноги каждой из них, и положивши на бок, протаскивали за хвост по доскам. Лошади казачьих полков перегнаны вплавь. Я поспешил соединиться с атаманом Платовым, который находился на том берегу и требовал пехоты. Средством сообщения служили нам две малые лодки. Он переслал мне захваченных значительных двух чиновников (non combattans), из которых одного отправил я при письме фельдмаршалу[[90]]. Усилившийся на Днепре лед разрушил мост, и остались на месте все вообще обозы, часть патронных ящиков и все провиантские фуры[[91]].
Фельдмаршал приказал отрядам графа Ожаровского и Бороздина следовать для наблюдения к городу Могилеву, полагая, что там войска польские генерала Домбровского. Партизаны: Давыдов, переправясь за Днепр вплавь, схватил депо кирасир, Сеславин оставлен в распоряжение атамана Платова.
Армия в видах удобнейших средств продовольствия из Красного пошла в город Копыс.
Отряд мой недалеко за Днепром имел ночлег при хуторе, принадлежащем одному из монастырей города Орши. Атаман сообщил мне, что удаляясь от Смоленска, когда Наполеон и его армия там еще находились, он с того времени не имел никаких известий и был чрезвычайно удивлен, когда захваченный пленный со всею подробностию рассказал ему, что маршал Ней с малым числом сопровождавших его, перейдя Днепр, с большою опасностию и слышав от поселян, что в окрестности появились казаки во множестве, скрывался в лесах недалеко от Дубровны, но высланные к нему из Орши полки, освободив его, дали возможность идти вперед с полною безопасностию. Я донес фельдмаршалу о переходе моем за Днепр и получил с нарочным приказание остановиться в местечке Толочне до прибытия авангарда Милорадовича. Это обнаруживало внушение окружающих его, дабы вместе с приходом авангарда могла быть допущена мысль, что и сама армия готова быть у реки Березины.
Здесь на первом ночлеге моем явился ко мне еврей с рапортом князю Кутузову графа Витгенштейна, что маршал Виктор стоит с корпусом в прежней позиции у местечка Череи, вероятно закрывая собою войска маршала Удино, и что кавалерия его много препятствует наблюдению за ним. Прочитав рапорт, я вложил в него записку с замечанием моим, что поставя часть войск пред графом Витгенштейном для сокрытия движения своего, мог неприятель дать войскам направление по внешней стороне озера Долгое, обращенной к реке Березине, и ускорить соединение с Наполеоном одним, по крайней мере, очень большим переходом[[92]].
Отряд мой заходил на короткое время в город Оршу, где незадолго пред тем был с частию конницы Мюрат король неаполитанский, и я поспешил соединиться с атаманом. Он согласился подтвердить донесение мое фельдмаршалу, что повеление его дождаться авангарда в местечке Толочне я получил пройдя уже его (хотя я находился за один еще переход), и представил с своей стороны, что, вступая в огромные леса Минской губернии, ему необходима пехота, почему и предложил он мне следовать за собою или сколь можно ближе. Мы находили в разных местах оставленную артиллерию и даже сброшенную в воду с такою торопливостию, что недоставало времени скрыть ее от глаз! Потеря в людях несравненно превосходила все другие. Тысячи были умерших и замерзающих людей. Нигде не было пристанища; местечки и селения обращены в пепел, и умножавшиеся пленные, все больные и раненые, большое число чиновников (non combattans) должны были ожидать неизбежной смерти. Ежеминутное зрелище страждующего человечества истощало сострадание и самое чувство сожаления притупляло. Каждый из сих несчастных, в глазах подобных ему, казалось, переставал быть человеком. Претерпеваемые страдания были общие, бедствие свыше всякого воображения! Не имея средств подать помощь, мы видели в них жертвы, обреченные на смерть.
Атаману Платову сообщено к сведению данное мне приказание, содействуя ему, исполнять по возможности его требования.
Обращенный к городу Могилеву с отрядом граф Ожаровский занял Могилев, взял немногих оставшихся поляков и гошпитали. Генерал Бороздин с отрядом наблюдал дороги в окрестностях, где неприятеля уже не было [[93]]! Назначением своим Бороздин обязан покровительству дежурного генерала Коновницына, которого не отказывал он человеку, имеющему способность льстить ему ловким образом. Дарованиям всякого другого имел он снисхождение способствовать не быть на видном месте.
Наполеон отступал с невероятною поспешностию, опасаясь быть настигнут нашею армиею прежде перехода за реку Березину. Но опасения его были напрасны, и хотя точные были сведения о неприятельской армии, фельдмаршал не трогался с места, правдоподобно, с тем расчетом, что далекий путь, усиливающаяся зима, свирепствующий голод и предстоящая борьба при Березине, без содействия главной армии, приведут французское войско в состояние, близкое к разрушению.
Если бы атаман Платов из главной квартиры имел вовремя извещение о выходе трех тысяч человек польских войск из Могилева, они были бы в руках наших, ибо вслед за ним шел весь отряд мой. Непонятно ему было равнодушие, с которым смотрели на важнейший тогда предмет соединения с армиею адмирала Чичагова и на необходимость усиления ее средств.
Поздно вечером, окончивши переход 15-го числа ноября, расположился я на ночлег у селения Лошницы, последней почтовой станции к городу Борисову. Здесь явился ко мне адъютант адмирала Чичагова поручик Лисаневич с предложением присоединиться к нему в городе Борисове с моим отрядом, о следовании которого узнал он от атамана Платова.
Адъютант рассказал мне подробно, что атаман, приблизившись к Борисову, имел впереди храброго партизана Сеславина, который, не замеченный в темноте, ворвался в город. Внезапность происшествия, тысячи появившихся казаков произвели общее смятение. Слабая дивизия французской пехоты генерала Пертуно поспешно удалилась в надежде пройти к войскам, стоявшим у переправы, но пресекли ей путь войска графа Витгенштейна, и она, равно как два кавалерийские полка Рейнской Конфедерации, принуждена была сдаться пленными, и город остался во власти нашей, и восстановлено сообщение с противоположным берегом реки.
Отправив обратно адъютанта, я представил чрез него строевой рапорт адмиралу и просил доложить ему, что войска, только что сделавшие переход, готовы охотно совершить новый, что я, находя нужным дать время на сварение каши, поправление обуви и отдых всего не более четырех часов, выступлю непременно.
Быстро шли войска, желающие боя, и задолго пред полуднем вошли в Борисов, не сделав на марше привала, и тотчас приступили к работам при переправе.
На переходе моем от Лошницы в ночное время следовавшие позади кони трех казачьих моих полков частию захвачены были скрывшимся в лесу неприятелем, многие толпы которого в добровольной сдаче находили расчет не умереть с голоду.
Прибывши в Борисов пред полуднем, явился я к атаману, который сообщил мне желание адмирала, чтобы я поспешил присоединиться к нему и приступил немедленно к устроению переправы. Чрез реку Березину и ее протоки сделаны были временные на козлах мосты, постланы соломою, поливаемы водою, скрепляемою морозом. Без затруднения прошла пехота, артиллерия и зарядные ящики перевезены не без опасности. Особенная способность и ловкость казаков отвратили все прочие препятствия; отысканы броды, два кирасирские полка переправились без потери времени.
Доходившие до нас смутные и тревожные слухи объяснились по прибытии в Борисов. Город весьма недавно занят был адмиралом с значительными силами, выслан авангард по направлению на Лошницы под командою генерала графа Палена (родственника знаменитого Петра Петровича). Неприятель, пользующийся лесистым местоположением, кавалерию нашу, шедшую впереди, опрокинул с уроном; она смяла невдалеке подкреплявшую ее пехоту, и не предваря о происшедшем, авангард в величайшем расстройстве явился у Борисова, и за ним преследующий неприятель ворвался в город. Адмирал отступил с войском за мост, и по его приказанию он сожжен. Потеряны обозы с лошадьми, вместе экипажи адмирала со всем имуществом, дорогими вещами и серебряным сервизом на столе, готовым для обеда. Прервано наблюдение на левом берегу Березины.
При переходе Наполеона чрез местечко Бобр к нему присоединились: свежий корпус маршала Виктора, все войска маршала Удино, защищавшие Полоцк (исключая Баварского корпуса, с которым генерал князь Вреде прямо из Полоцка отправился в Литву), равно и войска польские генерала Домбровского.
В Борисове был генерал граф Витгенштейн с его главною квартирою. Главные силы сего корпуса были в близком расстоянии; при нем находилась часть их, не допускаемая до переправы арриергардом маршала Виктора, а с ним и войска все время на правом уже берегу реки Березины.
Граф Витгенштейн по давнему знакомству [[94]] принял меня с особенным вниманием, и я нашел те же свойства рыцаря и ни малейшей гордости, хотя легко она могла выказаться при рассказе о соображениях и планах, им исполненных, о многих выигранных генеральных сражениях, о мужестве войск, которым ничто противостать не может. Он говорил мне, что адмирал Чичагов, имея средства возбранить переправу или нанести армии Наполеона сильное поражение, но оставя слабый отряд генерала Чаплица, со всеми войсками отдалился на большое расстояние. Графу отвечал я, что мне известен сообщенный ему общий план действий, государем императором начертанный, который доставлен фельдмаршалу флигель-адъютантом полковником Чернышевым в селение Красная Пахра в шестой день по занятии Наполеоном Москвы, когда армия наша правым берегом Москвы-реки совершила достопамятное фланговое движение до Подольска и перешла на Калужскую дорогу. Никто предполагать не мог, что после кратковременного пребывания в Москве Наполеон найдется в необходимости предпринять отступление, и потому большую еще основательность имело соображение государя направить значительные силы на линию неприятельских коммуникаций, где находились склады огромных заготовлений, расположены рекрутские депо, проходили к армии отряды и разного рода снабжения. Исполнение сего возлагал фельдмаршал на адмирала Чичагова, рассчитывая, что к тому приступил он не менее, как с шестьюдесятью тысячами человек. Предписание получено им, когда находился он против генерала князя Шварценберга, начальствующего австрийскими войсками, и корпуса саксонцев под командою французского генерала Ренье, ревностного исполнителя повелений Наполеона, требовавшего с настойчивостию от князя Шварценберга более решительных действий. Адмирал для удержания их, оставивши генерал-лейтенанта барона Остен-Сакена с двадцатью шестью тысячами человек, с прочими войсками взял направление чрез город Минск на Борисов, главную операционную линию неприятеля. В обязанности его было стараться войти в сношение с войсками под городом Полоцком, сопротивление которого не полагалось продолжительным, когда прибудут дружины С.-Петербургского и Новгородского ополчений, отряд генерал-адъютанта Кутузова и значительные подкрепления генерал-лейтенанта Штейнгеля, призванного из Финляндии. Итак, в тылу армии Наполеона, у которого нельзя было подозревать намерения скорого отступления, могли составиться силы, угрожающие гибельными последствиями. Графу Витгенштейну известно уже было, что причиною отдаления адмирала к городу Игумену был фельдмаршал, имевший неосновательные сведения, что Наполеон найдет там удобнейшую переправу. Сообщивши графу, что сего дня (16-го числа ноября) атаман Платов со всеми казаками и моим отрядом в течение ночи присоединится к армии адмирала, я с ним расстался [[95]] .
В позднее время ночи на 17 число ноября атаман с войсками присоединился к армии адмирала. Здесь узнали мы, что в следовании своем чрез город Минск адмирал овладел огромными в нем складами провиантских запасов, коммиссариатских, госпитальных и аптекарских вещей, для охранения которых оставлен небольшой отряд войск. Далее на пути авангард его [под] начальством храброго генерал-адъютанта графа Ламберта нашел перед городом Борисовом занятое неприятелем мостовое укрепление, нами прежде устроенное для прикрытия моста, длиною немного менее версты, чрез болота, прорезанные рекою Березиною и ее протоками.
Граф Ламберт дал приказание пехоте сомкнуться в колонны, немедленно атаковал укрепление и взял его штурмом. Упорна была защита, велик неприятеля урон. Генерал Домбровский отступил за реку и в городе не остановился. Досталось победителям шесть пушек и до двух тысяч пленных[[96]]. Адмирал пришел к реке Березине, имея менее тридцати тысяч человек, следовательно, не с половиною предполагаемого фельдмаршалом количества. Он не имел сведения о наших войсках; еще менее, где и с какими силами Наполеон. На левом берегу Березины, в городе Борисове, находился неприятель, где, по твердому сопротивлению и хорошему состоянию войск генерала Домбровского, заключил он, что и прочие части армии в равном устройстве.
Ноября 17-го числа с рассветом явился я к адмиралу. Благосклонно приняв меня, он говорил, что бывши извещен о появившейся неприятельской кавалерии на левом берегу реки Березины в 23 верстах ниже Борисова, он, оставивши с генералом Чаплицем отряд для прикрытия Зембинского дефиле, прошел мимо Борисова и далее по направлению на Игумен, но возвратился с возможною поспешностию, извещенный, что в селение Вытча прибыл неприятель в больших силах, занял возвышенный левый берег Березины огромными батареями, обстреливающими противолежащую низменность, устроил мосты, и уже значительная часть пехоты перешла с пушками. Генерал-майор Чаплиц, не имея средств удержать их, принужден истребить мост чрез речку Гойну, открыть Зембинское дефиле и отступить в лес, которого за ним вслед большое пространство захватил неприятель. Атаману Платову предложено адмиралом послать отряд казаков вверх по речке Гойне для того, чтобы, перейдя чрез нее, разрушить мосты и гати в Зембинское дефиле. Я осмелился представить адмиралу мои мысли, что "если бы Наполеон встретил невозможность идти на местечко Зембин, ему оставалось единственное средство овладеть дорогою на Минск, где при изобильных всякого рода запасах (которыми снабжается армия наша и все прочие войска) доставить своей армии отдохновение, призвав из Литвы подкрепления и восстановить в ней порядок". Адмирал отвечал мне, что, защищая Зембинскую дорогу, он исполнял в точности повеление фельдмаршала.
"В звании моем начальника главного штаба 1-й армии мне известны предположения его светлости князя Кутузова. Вы теперь изволите видеть, сколько не сходствуют с ними настоящие обстоятельства и сколько велика разность средств, состоящих в распоряжении вашем, когда с Наполеоном соединились корпус маршала Виктора и войска маршала Удино, вышедшие из Полоцка. Из них были пленные, взятые еще вчерашний день, следовательно, граф Витгенштейн не воспрепятствовал им присоединиться"[[97]].
Рано утром 17-го числа в лесу загорелась перестрелка и усиливалась чрезвычайно. Пехотою нашею, рассыпанною в стрелках, распоряжался храбрый и отличных способностей генерал-лейтенант Сабанеев, начальник главного штаба адмирала.
Не все еще собраны были войска армии. Составляющие резерв ее гренадерские отличные баталионы были на возвратном марше от Игумена. Кавалерия, в совершенном порядке сбереженная, по причине лесистого местоположения была бесполезною, и артиллерии часть ничтожная была употреблена, расположенная в в просеке леса на почтовой дороге: впереди легкие орудия в равном количестве с неприятельскими; сзади батарейные, стрелявшие навесно на столпившуюся в просеке пехоту. Войска моего отряда составляли резерв армии[[98]]. Замечено было, что число неприятеля умножилось; он заменял утомленные войска свежими, теснил наши. Атаки возобновлялись часто и усиленные. Не было в лесу поляны, где бы небольшие отряды кирасир не расстраивали нашей пехоты, даже нанося урон. Причину ожесточенного боя объяснили нам схваченные пленные, известив, что Наполеон переправился через Березину и находится при войсках.
На левом берегу бывшая пехота переходила по мостам, оставались во множестве тяжелые орудия, военные обозы и частные экипажи, заграждавшие доступ к реке. Но прежде десяти часов утра появились передовые войска графа Витгенштейна и ограничились перестрелкою из орудий. В первом часу пополудни соединился весь его корпус; недолго противостоял неприятель губительным его батареям; разметав препятствия, занимали они возвышенности правого берега реки, производя ужасное поражение в отступающих войсках по низменности правого берега. Все пришло в отчаяние, смятение было общее. Все вдруг бросились на мосты, тысячи безоружных людей открывали себе путь, сбрасывая повозки в воду. Мосты, не выдержавши напора, обрушились.
В десять часов утра того же 17-го числа Наполеон вступил в Дембинское дефиле. Стремительно бросилась за ним пехота его, с большим уроном изгоняемая из лесу войсками адмирала, и между пленными взяты многие чиновные офицеры[[99]]. Тогда уже замечен был большой беспорядок на мостах от опасения впасть в наши руки, когда берег занят будет нашими, овладевшими им, войсками.
Атаман Платов доложил адмиралу Чичагову о возвращении партии, посыланной им для истребления мостов и гатей по дороге на Зембин. Надобно было перейти речку Гойну незамерзшую, хотя повсюду неглубокую, но невозможно было ближе тридцати и более саженей подойти к ней по причине непроходимых болот, в которых увязают лошади на всем расстоянии до самого берега.
Итак, неприятельская армия в полном и решительном отступлении. Кончены на реке Березине все трудные и сложные соображения и расчеты!
Князь Кутузов имел точные сведения о гибельном положении неприятельской армии; со свойственной ему прозорливостию предусмотрел неотвратимые бедствия, непрерывно возрастающие и грозящие ей впоследствии. Ей предлежал далекий путь до границ наших, зима наставала лютая, и
[88] По окончании завтрака просил я генерала Беннингсена с настойчивостию объяснить необходимость предложенного им. "Если бы не знал я тебя, Ермолов, - отвечал он мне, - с самого ребячества твоего, впоследствии долгое время под начальством моим, я мог бы думать, что ты желаешь противного, ибо что предлагаю я, по мнению моему, полезное, по большей части оно приводится иначе в исполнение. Ты можешь не знать этого".
[89] Нередко, досадуя, слыхал я над бароном Корфом насмешки оскорбительные: будто в случае действий наступательных всегда находил он предлежащие ему пути трудными, неудобными, и те же самые пути казались ему весьма годными, когда неприятель делал движение вперед. Генерал барон Корф отличался вежливостью в обращении, постоянством в приязненных отношениях и пользовался большим уважением сослуживцев. Не подвергающийся сомнению в смелости генерал-лейтенант князь Долгоруков (Сергей Николаевич) вызвал заключение, что командиром корпуса мог он быть при князе Кутузове. Прозорливый царедворец не решится подозревать неспособности в человеке, имеющем у двора связи. Искусная классификация родов (фамилий) не бесполезным была для него соображением.
[90] Прося удостоить его полчаса разговора, ибо он имел точные сведения о состоянии армии Наполеона, бывши с нею в одно время в Смоленске. Впоследствии видел я сочинение в одном томе господина Puibusque, кавалера ордена Св. Анны второго класса, который получил, находясь при особе фельдмаршала. (А. П. Ермолов имеет в виду мемуарные записки виконта М. Пюибюска "Письма о войне с Россией в 1812 году; о городе Санкт-Петербурге, нравах и обычаях жителей России и Польши", вышедшие в Париже двумя изданиями-в 1816 и 1817 гг. - Puibusque М. L.G. Letlres sur la guerre de Russie en 1812, sur la ville de Saint-Petersbourg, les moers et les usages des habitants de la Russie et de la Pologne. Paris, 1816 et 1817. - Сост.)
[91] Некоторые подробности о переправе допустил я потому единственно, что она совершена необыкновенным способом, и в доказательство, что возможно с несравненным русским солдатом.
[92] В отсутствие мое из главной квартиры для особенных поручений фельдмаршала мне дано было приказание раскрывать посылаемые на имя его донесения, присоединяя к ним нужные сведения или подписывая просто: "Читал начальник Главного штаба такой-то".
[93] Задолго прежде вышла из Могилева дивизия польских войск генерала Домбровского равномерно, и последние от двух до трех тысяч человек разных частей войск выступили весьма недавно. Бороздин донесения свои отправлял непосредственно в главную квартиру. Если бы Бороздин не был прежде флигель-адъютантом, князь Кутузов, со всею проницательностию своею, затруднился бы найти назначение, в котором мог он быть на что-нибудь годным. Певец искусный и приятный!
[94] 1794 года состояли мы при генерал-аншефе князе Репнине, главнокомандующем армиею, расположенною в Литве. 1796 года в армию под начальством генерал-аншефа графа Зубова, действовавшую против Аги-Магмет-Шаха, прислан был курьером подполковник граф Витгенштейн с известием о кончине императрицы Екатерины II.
[95] В главной квартире в должности дежурного генерала нашел я артиллерии генерал-майора Бегичева (Ивана Матвеевича). При взятии Суворовым в 1794 году штурмом варшавского укрепления Праги он служил капитаном, старшим артиллерийским офицером в его армии и командовал артиллериею. Многие из нас в равном с ним чине имели в нем начальника строгого и взыскательного. На вопрос мои "что делаете вы здесь хорошего?" вот точный его ответ: "Ведем себя как ребятишки, которых надобно сечь розгами. Знаем, что авангард близко; первая и вторая линии ходят особенно каждая, и скоро ли придут, не знаем! Главные деятели у нас артиллерии и генерал-лейтенант князь Яшвиль и квартирмейстерской части генерал-майор барон Дибич". Я не мог их дождаться, и мы расстались с генералом Бегичевым.
[96] Граф Ламберт получил тяжелую рану, и в армии адмирала не стало одного из отличнейших и распорядительного генерала.
[97] Расположенному в окрестностях города Мозыря генерал-лейтенанту Эртелю с отрядом из пятнадцати тысяч человек [за]благовременно предписано прибыть к армии адмирала; но в ожидании разрешений на бессмысленные свои вопросы, потеряв время, он остался на своем месте. Генерал Эртель отличался особенными расторопностию и ловкостию; низкою угодливостию в должности московского обер-полицеймейстера приобрел он известность. Дежурный генерал Коновницын, зная враждебное расположение князя Кутузова к адмиралу, изыскал способ генерала Эртеля избавить [от] ответственности за ослушание и тем не раздражил фельдмаршала!
[98] Появление гвардейских полков егерского и Финляндского, гвардейской артиллерии, лейб-кирасирских полков его и ее величеств произвело на дух войск адмирала полезное действие. Кто бы не подумал, что и фельдмаршал с армиею находится в близком расстоянии!
[99] Пленный французский офицер, старый, весьма израненный командир полка легкой пехоты, живший у меня до выступления нашего за границу, сказывал, что в сражении при переправе погибло не менее пятнадцати тысяч человек собственно военного звания и множество людей разных наций, состояний и ремесел.
