ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » Могильник VI—VII вв. у с. Картамышево Обоянского района Курской области
Могильник VI—VII вв. у с. Картамышево Обоянского района Курской области
  • Автор: Malkin |
  • Дата: 12-07-2014 14:42 |
  • Просмотров: 3797

Днепровской левобережной экспедицией в 1978—1991 гг. на Верхнем Пеле между г. Суджа и г. Обоянь Курской об­ласти было обследовано свыше 50 археологических памятников I тыс. Наиболее эффективными оказались работы, осуществленные под руководством Е. А. Горюнова на дюне в 0,3—0,4 км к югу от с. Картамышева Обоянского района[1], где при исследовании постзарубинецкого поселения II в. неожиданно выступил еще один «горизонт» памятника, который был связан с колочинской культурой (рис. 1, 2).

Ему принадлежат 44 грунтовых захоронения по обряду сожжения, урновых и безурновых, обнаруженных в преде­лах основной части раскопа площадью 1826 м2.

Могильник расположен на дюне, вытянутой вдоль поймы правого берега р. Пела. Длина дюны около 200 м при ширине 60—80 м и высоте над поймой 4,0—4,5 м. Вершина и склоны дюны в местах, подвергшихся эрозии, наруше­ны выдувами, некоторые из них тянутся на десятки метров и достигают глубины 1,5 м. Одна из таких впадин прореза­ет юго-восточный склон дюны, занимаемый могильником. Появление и постепенное разрастание ее под действием ветра привело к гибели 25—30, а может быть и более погребений.

Исследованные погребения имеют ряд общих черт. Все они ямные, не проявляющие себя на поверхности дюны. Контуры ям прослеживались в материковом песке на глубине 0,3—0,4 м от дневной поверхности. Лишь у небольшого числа погребений, выявленных в культурном слое II в., границы ям были не всегда четкими. В расположении погре­бений не наблюдалось хорошо выраженной систематичности. Расстояние между ними колебалось от 0,5—0,7 м до 8— 10 м, чаще же оно не превышало 2—3 м. В семи случаях удалось проследить, а в двух— предположить наличие по­гребальных оградок-частоколов, ограничивавших площадку, на которой совершалось захоронение. Все они прямоуго­льные в плане, почти одинаковых размеров. При описании этих конструкций использован термин «погребальное со­оружение». Следует также отметить, что погребения почти никогда не нарушают друг друга, и это позволяет пола­гать, что все они в свое время имели какие-то наземные знаки. Редкие случаи перекрывания свидетельствуют лишь о значтельном временном разрыве между погребениями, в течение которого утрата внешних признаков вполне естественна.

Погребальное сооружение I обнаружено на глубине 0,4 м от уровня современной дневной поверхности (рис. 4, Г). От него сохранилась прямоугольная площадка, ограниченная со всех сторон узкой канавкой. Она ориентирована по длинной оси с северо-востока на юго-запад и имеет размер 2,1X1,5 м. Ширина канавки 0,2—0,3 м, глубина от 0,1 до 0,16 м. Дно неровное, с неровными впадинками, не имеющими четкого контура, глубиной до 0,22 м. Заполнение ка­навки гумусированное песчаное, серого цвета, местами с включениями желтого песка. При разборке погребального комплекса найдено до 10 небольших обломков стенок лепных сосудов. Вход на площадку располагался с западной стороны, с которой разомкнута канавка. В центре площадки выявлено углистое пятно, возможно, от разрушенного по­гребения. Диаметр пятна 0,6 м.

Погребение 1. Располагалось в круглой яме диаметром 0,5м, глубиной 0,35м (рис.3, 7)~. Пережженные кости женщины[2] находились в верхней части ямы и были перемешаны с золой и мелкими углями. Среди костей у восточно­го края ямы находилось глиняное пряслице (рис. 6, 21) и обломок лепного сосуда. У северной стенки ямы лежал же­лезный нож, покрытый окалиной (рис. 6,16)

Погребение 2. Урновое. Сосуд-урна (рис. 7, 3) с пережженными костями ребенка, очищенными от углей, стоял в центре ямы диаметром 0,40 м, глубиной 0,15 м. Заполнение ямы — песчаное слегка углистое (рис. 3, 2).

Погребение 3. Обнаружено в овальной ямке размером 0,43X0,32 м, глубиной ОД м. В ямке лежало несколько мел­ких кальцинированных костей, перемешанных с золой и углями (рис. 3, 3).

Погребение 4. Находилось в яме в плане округлой формы, диаметром 0,40 м, глубиной 0,12 м (рис. 3, 4). Яма снизу доверху была заполнена очищенными пережженными костями, среди них некоторые определяются как человеческие. Между костей найдено десять кусочков оплавленных бронзовых украшений (рис. 6, 14), обломок груболепного сосуда с примесью шамота в тесте.

Погребение 5. Нарушено с северной стороны передвижением песка. Сохранилось основание ямы диаметром 0,5 м, глубиной 0,1 м (рис. 3, 5). В углистом заполнении ямы найдены пережженные кости (до трех десятков, в том числе человеческие), а также три мелких обломка лепной керамики и бронзовая заклепка (?) костяного гребня или какой-то другой поделки. В 0,4 м к северу от погребения 5 встречен фрагмент боковой пластины (?) костяного гребня, покры­тый циркульным орнаментом (рис. 6,10) Вполне вероятно, что он происходит из разрушенной части этого погребения.

Погребение 6. Урновое (рис. 3, 6). Урна, которой служил лепной горшок, стояла на дне овальной ямы размером 0,52X0,32 м, глубиной 0,20 м. Заполнение ямы углистое. Пережженные кости ребенка, среди которых попадались от­дельные угольки, едва покрывали дно горшка. Кости были прикрыты сверху фрагментом днища лепного сосуда (рис. 7, 4,5).

Погребение 7. Выявлено в культурном слое на глубине 0,3 м от современной поверхности. Располагалось в округ­лой ямке, контуры которой удалось определить по углистому заполнению. Последнее на всю глубину ямки включало мелкие кальцинированные кости, среди которых выявлены человеческие (рис. 3, Т).

«Погребение» 8[3]. Располагалось между погребениями 7 и 9 на той же глубине в овальной яме размером 1,0X0,6 м, глубиной 0,15 м (рис. 3, 8). Пережженные кости (несколько десятков) были ссыпаны в яму вместе с золой и углями. Определением выявлены кости копытного животного (лошадь?). Среди костей найдены три мелких фрагмента лепной керамики.

Погребение 9. Выявлено в овальной яме размером 0,50X0,38 м, глубиной до 0,20 м. Яма снизу доверху была запол­нена пережженными человеческими костями, сравнительно крупными, перемешанными с золой и углями (рис. 3, 9). В 0,4 м к югу от погребения на уровне материка встречен бронзовый наконечник ремня (рис. 6,12).

«Погребение» 10. Обнаружено в округлой яме диаметром 0,8 м, глубиной 0,2 м (рис. 3, 10). Имеет тот же характер, что и погребение 8. Пережженные кости, в общей массе довольно крупные, находились вместе с золой и углями. Най­дено несколько десятков костей, среди которых достоверно принадлежащих человеку не оказалось. Их анализ показал присутствие нескольких костей лошади и, возможно, овцы или козы. Найден также обломок лепного сосуда.

Погребение 11. Выявлено на глубине 0,3 м от уровня современной дневной поверхности (рис. 3, 11). Захоронение совершено в округлую яму диаметром 0,50 м, глубиной 0,15 м. Пережженных костей найдено около четырех десятков. Они лежали среди золы и углей. Определены кости человека. В погребении также оказались обгоревший зуб парноко­пытного (корова?), кости овцы-козы, коготь медведя. Найдены бронзовая трапециевидная подвеска, обломок пластин­чатого украшения (рис. 6, 7,13) и два фрагмента лепной керамики.

Погребение 12. В округлой ямке диаметром 0,25м, глубиной ОД м, заполненной углистым песком, находились единичные (4—5 шт.) пережженные человеческие кости (рис. 3,12).

Погребение 13. Разрушенное урновое. Обнаружено в культурном слое. Контуры погребальной ямы не прослежи­ваются (рис. 3, 13). Целая урна с очищенными от угля и золы костями ребенка была прикрыта перевернутым кверху дном более крупным лепным горшком. Оба сосуда, особенно урна, сильно повреждены при вызванных ветром пере­движениях песка (рис. 7, 7, 2).

Погребение 14. Располагалось в округлой ямке диаметром 0,36 м, глубиной 0,12 м (рис. 3, 14). Пережженные чело­веческие кости были единичными, перемешанными с углем и пеплом. Среди них находился фрагмент лепного сосуда. Погребение имеет тот же характер, что и погребение 12. Пятно погребения 14 выступило на глубине 0,36 м от совре­менной поверхности.

Погребение 15. Сильно разрушено, урновое (рис. 3, 75). Сохранились отдельные части лепного горшка-урны (рис. 8, 7) с 5—6 пережженными костями человека, очищенными от золы и углей (?). Размер ямки, в которую была опущена ур­на, определяется по углистому пятну. Его диаметр — 0,3 м.

Погребальное сооружение II с захоронениями 16, 17, 18 (рис. 4, 77). Погребения 16,17,18[4] выявлены на глубине 0,32—0,34 м от уровня современной дневной поверхности в пределах прямоугольной песчаной площадки, ограничен­ной со всех сторон узкой канавкой, заполненной гумусированным серым песком. Площадка имеет размеры 3,2—3,4X2,0 м, вытянута по длинной оси с востока на запад с небольшим отклонением. Ширина канавки 0,20—0,25 м, глубина в материке 0,13—0,16 м. Дно неровное. В пределах канавки прослежены нечеткие контуры трех ямок, в плане оваль­ных, глубиной одна 0,20 м, другая — 0,35 м, третья — 0,21 м. Из канавки происходят три обломка лепных сосудов.

Погребение 16 (восточное). Находилось в округлой ямке диаметром 0,50 м, глубиной 0,15 м. Несколько десятков пережженных костей, принадлежавших женщине (?) были перемешаны с углями и золой. В центре ямы на глубине 0,07 м была обнаружена уникальная литая бронзовая фибула (рис. 6, 17) с прямоугольным щитком и узкой ножкой, плавно изогнутой и выступающей вперед. На ножке — личина. Щиток покрыт решетчатым орнаментом. На разной глубине среди костей находились девять обломков лепных сосудов.

Погребение 17. Урновое. Лепной сосуд (рис. 8, §) с очищенными пережженными костями человека был помещен на дно округлой ямы диаметром 0,36 м, глубиной 0,30 м. Заполнение ямы состояло из гумусированного серого песка. С западной стороны урны, на уровне ее верха, лежал на боку небольшой лощеный лепной сосудик (рис. 8, 2), не со­державший костей. На дне ямы найдено бронзовое круглопроволочное кольцо. Другое такое же кольцо находилось в урне среди пережженных костей (рис. 6, 75).

«Погребение» 18 (западное). Совершено в большую округлую яму диаметром 0,67 м, глубиной 0,35 м. Яма была снизу доверху заполнена пережженными костями, перемешанными с углем и пеплом. Среди костей нет достоверно принадлежащих человеку. В то же время в погребении оказались два обломка лопатки и хвостовой позвонок лошади или, что менее вероятно, коровы. В центре ямы на глубине 0,04 м среди костей находился серебряный язычок поясной пряжки (рис. 6,18) и фрагменты от двух сосудов (рис. 8, 4, 6).

Погребение 19. Имеет тот же характер, что и погребения 12, 14. Оно содержало единичные пережженные кости че­ловека. Последние находились в верхней части округлой ямки диаметром 0,3 м, глубиной 0,2 м. Ямка была заполнена углистым песком (рис. 3,19).

Погребение 20. Единичные пережженные кости (6—8 шт.) находились в углистом заполнении округлой ямки. Диа­метр погребальной ямы 0,30 м, глубина 0,16 м. Кости (часть их?), видимо, принадлежали животному (рис. 3, 20).

Погребение 21. Урновое, во многом напоминает погребение 17 (рис. 3, 21). В центре округлой ямы диаметром 0,36 м, глубиной 0,20 м, заполненной серым песком, находился лепной горшок (рис. 8, 5). Внутри этого горшка лежал на боку маленький лощеный сосудик (рис. 8, 3), содержавший мелкие единичные пережженные кости человека (ребенка?) Не­сколько пережженных костей обнаружено на дне большой урны. На середине высоты последней, прикрывая сверху маленький сосудик, находился фрагмент придонной части еще одного сосуда. В центре он имел округлое отверстие диаметром около 1 см (рис. 8,1).

Погребение 22. Урновое разрушенное, в округлой ямке диаметром 0,4 м, глубиной 0,3 м (рис. 3, 22). Выявлено на глубине 0,5 м от уровня современной дневной поверхности. Лепной горшок (рис. 9, 3), наполненный очищенными пе­режженными костями девочки-подростка, находился на дне ямки и был прикрыт перевернутым вверх дном несколько более крупным сосудом (рис 9, 2). Оба сосуда оказались сильно деформированными. Заполнение ямы, в которой они находились, было углистым.

Погребальное сооружение III с захоронениями 23 и 24 (рис. 4, III). Последние подобны погребениям 16 и 18, об­наружены в пределах прямоугольной песчаной площадки, ориентированной по длинной оси с востока на запад и ог­раниченной со всех сторон узкой канавкой.

Размер площадки составляет 2,6X1,5 м, ширина канавки 0,2 м, глубина 0,15—0,16 м. Дно канавки неровное, с от­дельными впадинами глубиной 0,20—0,26 м. Канавка была заполнена серым, местами серо-желтым песком.

«Погребение» 23 находилось в западной половине площадки. Совершено в округлую яму диаметром 0,55 м, глуби­ной 0,4 м. Пережженные кости прослеживались в пределах всей ямы на всю ее глубину. Вместе с ними находились угли, зола и отдельные обломки лепных сосудов. Среди костей нет достоверно принадлежащих человеку, определя­ются кости лошади или, что менее достоверно, коровы.

Погребение 24 находилось в восточной половине площадки и занимало округлую яму диаметром 0,6 м, глубиной 0,2 м. Пережженные кости из этого погребения также многочисленны. Они определяются как человеческие. Кости на­ходились среди золы и углей.

Погребение 25. На дне овальной ямы, вытянутой с юго-запада на северо-восток, размером 0,62X0,40 м, глубиной 0,33 м (рис. 3, 25) находились два лепных горшка (рис. 9,1, 4), содержавшие единичные пережженные кости человека. Расстояние между урнами 15 см. Яма была заполнена серым песком.

Погребение 26. Урновое, разрушенное (рис. 3, 26). На дне округлой ямы диаметром 0,70 м, глубиной 0,36 м нахо­дился большой сосуд с поврежденной верхней частью (рис. 10, )). Он был заполнен золой и углем и содержал не­большое количество мелких пережженных костей человека. На дне урны найдено глиняное пряслице и отщеп кремня (рис. 6, 9, 23). Заполнение ямы на глубину до 0,15 м было серо-коричневым, ниже — черным углистым.

Погребение 27. Нарушено погребением 26 (рис. 3, 27). В овальной яме размером 0,5X0,4 м, глубиной 0,32 м, запол­ненной серым песком, на середине глубины найдены молочные зубы и кости черепа ребенка (от двух до шести-семи лет). Рядом лежали четыре стеклянные бусины — три круглые латинизированные и еще одна — глазчатая из темного стекла (рис. 6, 5). Контуры ямы четко не прослеживались.

Погребальное сооружение IV с захоронениями 28 и 29 (рис. 4, IV). Погребения 28 и 29 находились в пределах прямоугольной песчаной площадки, ограниченной узкой канавкой. Площадка размером 2,0X1,6—1,8 м вытянута с юго-запада на северо-восток. Вход шириной 0,6 м располагался с северо-восточной стороны. Ширина канавки 0,16— 0,2 м, глубина 0,15 м. Дно канавки покрывали ямки с нечеткими границами, глубиной от 0,2 до 0,3 м.

Погребение 28 занимало округлую ямку диаметром 0,64 м, глубиной 0,2 м. Пережженные кости человека, в общей массе мелкие, лежали в яме вместе с золой и углями. Среди них находились три мелких обломка лепной керамики и осколок кремня.

«Погребение» 29 располагалось на расстоянии 0,2 м от погребения 28 в округлой яме диаметром 0,9 м, глубиной 0,14м. Пережженные кости лошади (несколько десятков), перемешанные с углем и пеплом, находились в пределах всей ямы. Кроме них найдены отдельные мелкие обломки лепной керамики, один из которых от реберчатой миски II в.

Погребение 30. Урновое, разрушенное (рис. 3, 30). Лепной горшок (рис. 10, 4) с очищенными пережженными кос­тями человека оказался раздавленным землей. Он находился на дне округлой ямки диаметром 0,4 м, глубиной 0,2 м, заполненной гумусированным серым песком.

Погребение 31. Ямное, безурновое (рис. 3, 31). Пережженные кости находились вместе с углем и золой в округлой яме диаметром 0,7 м, глубиной 0,2 м. Костей сравнительно немного. Все они определяются как человеческие.

Погребение 32. Урновое, выявлено в культурном слое в пределах ямки с нечетким контуром, диаметр 0,4 м, глуби­на 0,2 м (рис. 3, 32). Урна (рис. 10, 3) содержала пережженные кости человека, перемешанные с углем и пеплом. Еди­ничные пережженные кости находились и на дне ямы в углистом песке.

Погребение 33. Ямное, безурновое (рис. 5, 33). По характеру идентично погребениям 12, 14. Единичные пере­жженные кости (3—4 шт.) находились в верхней части округлой ямки диаметром 0,32 м, глубиной 0,1 м, заполненной углистым песком.

Погребение 34 нарушило канавку сооружения V (рис. 4, V, 34). Обнаружено в округлой яме диаметром 0,6 м, глу­биной 0,2 м. Пережженные человеческие кости (около 20 шт.) находились среди угля и золы на дне ямы.

Погребальное сооружение V и погребение 35 (рис. 4, V). Погребение 35 обнаружено в пределах прямоугольной площадки, ограниченной со всех сторон узкой (шириной 0,2 м) канавкой. Площадка ориентирована с северо-востока на юго-запад, с юго-востока нарушена погребением первой четверти XX в., с севера — погребением № 34.

Глубина канавки 0,16—0,18 м, дно неровное, покрыто отдельными ямками глубиной от 0,26 до 0,38 м. Площадка имеет размер 2,1 XI, 2 м, она находилась на глубине 0,22—0,30 м от уровня современной дневной поверхности.

Погребение 35 — разрушенное урновое, обнаружено у восточного края площадки в округлой ямке диаметром 0,3 м, глубиной 0,1 м. В углистом заполнении ямки находилось днище от разбитой и не сохранившейся лепной урны. Костей нет.

В отличие от других погребальных сооружений это не содержало второго жертвенного погребения с костями животных.

Погребение 36 располагалось в округлой яме диаметром 0,6 м, глубиной 0,3 м (рис. 5, 36). Пережженные кости (около 15 шт.) находились среди углей и золы. Вместе с ними лежали отдельные обломки лепной керамики и около 10 мелких сплавившихся фрагментов бронзовых украшений, среди которых один принадлежал браслету с утолщенным концом (рис. 6,11).

Погребение 37 обнаружено на глубине 0,3 м от современной дневной поверхности (рис. 5, 37). Лепной сосуд-урна находился на дне округлой ямки размером 0,58X0,52 м, глубиной 0,22—0,24 м от уровня материка. Действительная глубина погребальной ямы примерно соответствовала высоте урны, т. е. 24—30 см. Это был крупный горшок с вы­пуклым туловом, на середине высоты которого находился максимальный диаметр (рис. 10, 2) Урна с одного бока не­сколько деформирована тяжестью земли. Погребение смешанное: пережженные кости находились и в урне и в яме. Причем и там и тут они оказались перемешанными с углем. В урне костей было примерно в три раза больше, чем в яме (350 против 120 шт.), В яме кости не образовывали компактной массы, хотя были сосредоточены главным обра­зом у её верха (до глубины 10—15 см). На эту же глубину прослеживались и угли. Ниже до дна ямы шел серо­коричневый песок, в котором найдены всего 2—3 пережженные кости. Вне урны среди пережженных костей лежали глиняное биконическое пряслице (рис. 6, 19) и два мелких фрагмента оплавленных бронзовых украшений (рис. 6, У).

Погребение 38. Урновое разрушенное (рис. 5, 38). Обнаружено в культурном слое на глубине 0,25 м от современной дневной поверхности. От него сохранилась нижняя часть лепного сосуда (рис. 11, 3) с единичными пережженными костями, очищенными от золы и углей. Ямка, в которой стояла урна, в плане была овальной, размером 0,40X0,34 м, в материк углублена всего на 7—8 см.

Погребение 39. Урновое, разрушенное (?). Обнаружено в культурном слое на глубине 0,3 м от современной днев­ной поверхности (рис. 5, 39). Сохранилась небольшая ямка, в плане округлая, диаметром 0,3 м, углубленная в материк на 0,1 м, заполненная слегка углистым черным песком. С пятном ямы связаны 2—3 мелкие пережженные кости и крупный фрагмент сосуда, возможно, принадлежавший разбитой урне (рис. 11, 2).

Погребение 40. Урновое, разрушенное (рис. 5, 40). Было выявлено на глубине 0,3 м от современной дневной по­верхности в яме округлой в плане формы диаметром 0,45 м, углубленной в материк на 0,26 м. Урна разбита. Все части урны находились в пределах пятна погребения. Яма была заполнена слегка углистым черным слоем. На середине глубины при разборке этого скопления были обнаружены мелкие единичные пережженные кости (4—5 штук).

Погребение 41. Обнаружено на глубине 0,45 м от современной дневной поверхности (рис. 5, 41). Урновое, разру­шенное (?), подобно погребению 39. Единичные пережженные кости (2—3 шт.), очищенные от угля и золы, находи­лись вместе с фрагментами лепного горшка (рис. 11, 5) в ямке, овальной в плане, размером 0,4X0,3 м, углубленной в материк на 0,1 м.

Погребение 42 было обнаружено на глубине 0,35 м от современной дневной поверхности (рис. 5, 42). Погребение совершено в лепном горшке (рис. 11,4), поставленном на дно округлой ямы диаметром 0,42 м, углубленной в материк на 0,1 м. Урна раздавлена тяжестью земли. Сохранилась только её нижняя часть на высоту 14 см, с двумя десятками пережженных костей, очищенных от золы и угля, среди которых найден оплавленный кусочек бронзы (рис. 6, 3). Про­странство между урной и стенками ямы заполнено углистым песком, в котором попадались отдельные пережженные кости. 2—3 кости находились под днищем урны вместе с углем. Углистый слой под урной составил 3—5 см.

Погребение 43 обнаружено на глубине ОД м от современной дневной поверхности (рис. 5, 43). Урновое, совершенное в яму диаметром 0,4 м, углубленное в материк на 0,2—0,22 м. Несколько сотен пережженных костей находились на дне реберчатого сосуда с валиком на середине высоты и отверстием диаметром 0,8—1,0 см (отверстие пробито наме­ренно) (рис. 12, 3). Внутрь этой урны был поставлен еще один (рис. 12, 2), перевернутый кверху дном, сосуд, который перекрывал пережженные кости, ссыпанные на дно первого сосуда. На краю погребальной ямки с юго-восточной сто­роны лежала нижняя часть третьего сосуда (рис. 12, 7), отдельные фрагменты которого были обнаружены внутри пер­вой реберчатой урны. Между урной и стенками ямы с южной стороны на середине глубины ямы находились переж­женные кости. Среди них лежало глиняное биконическое пряслице (рис. 6, 20) и фрагмент оплавленного бронзового украшения (рис. 6, 4). Угли и зола отсутствовали как в урне, так и в яме. В 0,08 м к северо-востоку от погребальной ямы была выявлена округлая ямка диаметром 0,2 м, углубленная в материк на 0,2 м. На дне ямы лежали фрагменты нижней части груболепного сосуда. По стенкам ямы, начиная от верхнего ее края и ко дну, полосой в 7—10 см, про­слеживалась глиняная крошка. Возможно, это след горловины лепного сосуда, перевернутого вверх дном и перекры­вавшего яму сверху.

Погребальное сооружение VI с захоронениями 44 и 45 (рис. 5, VI). Погребения 44 и 45 выявлены на глубине 0,36—0,40 м от современной дневной поверхности в пределах прямоугольной песчаной площадки, ограниченной со всех сторон узкой канавкой, заполненной серым песком, местами с включениями желтого песка. Площадка имеет размеры 2,45X1,60 м. Вытянута с запада на восток с небольшим отклонением к северу. Ширина канавки 0,20—0,22 м, углублена в материк на 0,10—0,12 м. Дно канавок неровное. В пределах канавки по углам площадки обнаружены столбовые ямки. Юго-восточная столбовая яма имела диаметр 0,3 м, глубину от уровня материка — 0,23 м, осталь­ные — диаметр 0,3 м, глубину — 0,15 м.

Погребение 44 совершено в округлой яме диаметром 0,45 м, углубленной в материк на 0,15 м. Углистое заполне­ние ямы содержало около четырех десятков пережженных костей. Кости лежали рассеянно, не образуя компактного скопления.

«Погребение» 45 находилось в округлой яме диаметром 0,68 м, углубленной в материк на 0,26 м. Пережженные кости лежали среди углей и золы в виде компактной массы на дне ямы. Количество их достигало нескольких сот. По­давляющее число, если не все, принадлежат животным. Здесь же обнаружены три небольших фрагмента керамики.

Погребение 46 обнаружено на глубине 0,35—0,40 м от современной дневной поверхности (рис. 5, 46). Совершено в яму размером 0,60X0,40—0,26 м, углубленную в материк на 0,16—0,18 м. Заполнение ямы углистое, содержало от­дельные пережженные кости и сосуд, раздавленный, лежащий на боку (рис. 11, У). В сосуде и под ним кости и угли отсутствовали.

Погребение 47 частично перекрывало хозяйственную яму № 23 поселения II в. Обнаружено на глубине 0,4 м от со­временной дневной поверхности в яме овальной формы, вытянутой с запада на восток, размером 0,6x0,3 м, углублен­ной в материк на 0,18 м. Пережженные кости в заполнении были единичны и перемешаны с углем (рис. 5, 47).

Погребальное сооружение VII с захоронениями 48 и 49 (рис. 5, VII). Погребения 48, 49 выявлены на глубине 0,32—0,40 м от современной дневной поверхности в пределах площадки, ограниченной со всех сторон канавкой, за­полненной серым песком. Площадка имеет размеры 3,90X2,90 м. Вытянута с запада на восток с отклонением к северо- востоку. Ширина канавок 0,20 м. глубина в материке— 0,16—0,20 м. На дне канавок обнаружены столбовые ямки, четыре из них расположены по углам площадки, одна — в середине северной канавки. Диаметр их колеблется в пре­делах 0,24—0,40 м, в материк они были углублены на 0,32—0,36 м. В заполнении канавок была обнаружена разноха­рактерная керамика, около 10 фрагментов. 34 из них раннего железного века, остальные — I—II вв.

Погребение 48. Пережженные кости (около двух десятков) лежали вместе с углями в округлой яме диаметром 0,48 м, углубленной в материк на 0,36 м. Среди угля и костей лежали три небольших фрагмента лепных сосудов. Пере­жженные кости находились на разной глубине погребальной ямы.

Погребение 49 совершено в яме диаметром 0,80 м, глубиной 0,28 м. Пережженные кости, перемешанные с углем, заполняли яму сверху донизу. Количество костей столь же велико, как и в погребении 45. Среди костей находились два невыразительных фрагмента лепной керамики. К востоку от погребения 48 выявлена округлая яма диаметром 0,30 м углубленная в материк на 0,26 м. В её заполнении найдено несколько фрагментов керамики эпохи раннего же­лезного века и невыразительные фрагменты груболепных сосудов II в.

Погребение 50 обнаружено на глубине 0,38—0,4 м от уровня современной дневной поверхности (рис. 5, 50). Урно- вое, разрушенное, совершено в округой яме диаметром 0,38 м. Яма сохранилась лишь в своей нижней, углубленной на 0,16 м в материк, части. Пространство между стенками ямы и урной заполнено углистым песком. Урна (рис. 13, 1, 2) раздавлена. Единичные пережженные кости и угли найдены под урной. Там же обнаружены три многочастные синие стеклянные бусы (рис. 6, 6). По-видимому, пережженные кости с углем были ссыпаны на дно ямы, а за тем перекрыты перевернутым вверх дном горшком.

Погребение 51 обнаружено на глубине 0,36 м от современной дневной поверхности (рис. 5, 5У). Пережженные, очищенные от угля и золы кости были ссыпаны на дно округлой ямы диаметром 0,5 м, сохранившейся на глубину 0,26 м. Сверху кости были прикрыты цилиндрическим горшком (рис. 13, 3), перевернутым вверх дном. Между стенками ямы и сосудом встречены единичные пережженные кости и биконическое пряслице (рис. 6, 22).

Следуя классификации Е. А. Горюнова способов погребения колочинской культуры (см. статью в настоящем сбор­нике), сожжения могильника Картамышево можно разделить на три вида: I — безурновые, II — урновые и III — сме­шанные, представляющие сочетание элементов первых двух видов или, как их еще называют в археологической лите­ратуре, «урновые с подсыпкой». Каждый из видов делится на группы в зависимости от того, какие кости содержат по­гребения: очищенные или не очищенные от остатков погребального костра[5].

Безурновые погребения (их 21). Численное преобладание таких погребений безусловно. Остатки сожже­ний ссыпались непосредственно в яму округлой формы диаметром 0,4—0,6 м, глубиной до 0,3 м. Типичными призна­ками безурновых погребений является наличие в них золы и угля (20 погребений), остатков тризны (в 12 случаях из 19 наблюдаемых), сопровождение большей их части инвентарем (12 случаев), как правило, побывавшим на костре. Не тронутые огнем вещи также сопровождают преимущественно этот вид погребений. Только в одном погребении на­блюдалось очищение сожженных костей от остатков погребального костра.

Особую группу составляют девять безурновых погребений, совершенных на площадках с деревянными оградками- частоколами, ранее неизвестными на фунтовых могильниках VI—VII вв. в Поднепровье.

Погребальные оградки Картамышева — прямоугольные, с несколько округленными углами. Они ограничивают по периметру площадки, ориентированные по длинной оси в направлении с запада на восток, чаще всего с небольшим отклонением. Следы оградок выступают в виде узких (шириной до 0,2 м) канавок глубиной 0,10—0,25 м, заполнен­ных гумусированным песком серого цвета, местами перемешанным с желтым песком. Дно канавок неровное, с не­большими впадинами, не имеющими четкого контура. Такие канавки могли быть оставлены, скорее всего, оградками- частоколами из нескольких бревен или плах. Срубная конструкция оградок менее вероятна, поскольку канавки в пла­не не образуют правильной прямоугольной фигуры. Канавки, как правило, ограничивают площадки по всему их пе­риметру, и только в двух случаях они разомкнуты с одной из узких сторон, там где, очевидно, был устроен вход на площадку, по ширине равный расстоянию между длинными сторонами площадки (0,3—0,5 м).

Необычен и сам характер погребений с оградками. Внутри большинства оградок прослеживались две, внешне во всем подобные друг другу, погребальные ямы. В обеих находились пережженные кости, перемешанные с золой и уг­лем. Ямы имели одинаково округлую форму и располагались по длинной оси площадки на расстоянии от 0,2 до 0,5 м одна от другой. Анализ костных остатков показывает, что кости человека помещались лишь в восточную яму (табл. I).

Что касается западных ям внутри оградок, то в них пережженные кости принадлежат жертвенным животным: овце, козе, преобладают кости лошади, в одном случае присутствовали когти медведя (табл. I). Кости жертвенных живот­ных, помещенные в обрядовую яму, вероятно, сжигались одновременно с умершим, возможно, на одном с ним костре. Как правило, эти ямы содержат также отдельные фрагменты керамики, изредка — вещи. Основная часть инвентаря сопровождает сожжение человека, помещенное в восточную яму.

Внутри двух оградок (I и V) не выявлены погребения, связанные с ними, можно предположить, что они не сохра­нились. В пределах погребальной оградки V были обнаружены два сожжения (№ 34 и № 35), но по расположению и по характеру они отличаются от остальных погребений в оградках и, следовательно, скорее всего не относятся ко времени их сооружения. На это указывает и стратиграфия объекта: погребение 34 частично выходит за пределы пло­щадки и перекрывает канавку частокола. Оба погребения не составляют единую линию, расположенную по длинной оси площадки.

Следует добавить, что имеются явно парные захоронения того же типа, что и выявленные в оградке, но не имею­щие следов ограждения (погребения 8—9; 10—11). Вполне возможно, что эти следы были утрачены в результате эро­зии верхнего покрова дюны.

Урновые погребения (их 11) в отличие от безурновых обычно содержали очищенные от угля пережжен­ные кости (10 случаев). Урны ставились в небольшие ямы, подобные тем, что использовались при безурновом погре­бении. Глубина ям соответствовала высоте урны и не превышала 0,3 м. Урновые погребения были почти исключи­тельно одиночными, лишь в одном погребении оказались две урны. Наряду с урнами без покрытий, стоявшими на дне в центре ямы в обычном положении (7), обнаружены урны, покрытые другим сосудом, перевернутым вверх дном. В двух случаях урна была помещена в более крупный сосуд, находившийся на дне ямы. Обнаружены также погребения, в которых урна, перевернутая кверху дном, покрывала кости, ссыпанные в яму (погребения 50, 51).

Как правило, урновые погребения — безынвентарные, за редким исключением. Погребение 17 сопровождалось миниатюрным лощеным сосудиком, помещенным в яме у верхнего края урны, и двумя височными проволочными кольцами, одно из которых лежало среди костей в сосуде, а другое — на дне ямы. В погребении 50 среди костей обна­ружены бусы темного стекла, а в погребении 51 за пределами урны — пряслице.

Смешанные погребения составляют самый малочисленный вид погребений Картамышевского могильни­ка. Они представлены всего четырьмя погребениями (№ 21, 32, 37, 43). Особенно хорошо сохранились и не вызывают сомнений в своем характере погребение 37, помещенное в вертикально стоящую открытую урну с очищенными кос­тями внутри неё и с неочищенными в присыпке, и 43, очищенное, помещено в урну и покрыто меньшим по размеру сосудом, опущенным внутрь погребального сосуда, подсыпка также очищена. Сопровождающий инвентарь, который наблюдается во всех без исключения смешанных погребениях, как правило, находится за пределами урны. Только в одном случае в неочищенных погребениях вещи помещались в урну (№ 26). Редкий случай сопровождения основного погребения сосудами-приношениями наблюдается также в рассматриваемом виде погребений (погребение 43).

Как показал анализ костных остатков из Картамышева (см. табл. I), различия в характере захоронений этого па­мятника определены в значительной мере половозрастной принадлежностью погребенных. Урновые погребения Кар- тамышева, как правило, содержат кости ребенка. Костей животных в этих погребениях нет. Безурновые погребения принадлежат взрослым женщинам или мужчинам и сопровождаются костями животных (см. статью Е. А. Горюнова в настоящем сборнике).

Таблица I

Анализ костных остатков из погребений могильника VI—VII вв. Картамышево II

(Материал раскопок 1979 г. Определение H. M. Ермоловой)

Kt

погребения

Пол

погребенного

Кост животных

Инвентарь

Безурновые погребения

1

Женское

Нож, пряслице (рис. 6,16, 21)

3

?

-

4

7

-

5

7

Бронзовая заклепка от костяного гребня

7

7

-

8—9

7

Копытное, вероятно, лошадь

Бронзовый наконечник ремня (рис. 6, 72)

10—11

7

Лошадь, овца (коза?), коготь медведя

Трапециевидная подвеска, обломок бронзовой пластинки (рис. 6, 7, 13)

12

7

14

7

- „

16—18

Женское (?)

Лошадь или корова, вероятнее лошадь

Литая фибула с прямым щитком, язычок поясной пряжки (рис. 6,17)

19

7

20

7

7

23—24

Женское (?)

Лошадь или корова, вероятнее лошадь

->с -JQ

9

 

 

 

 

 

 

31

7

-

334

7

36

7

Оплавленные фрагменты бронзовых браслетов (рис. 6,11)

 

Урновые, с очищенными костями

2

Детское

--

6

Детское

-

-

13

Детское

15

7

-

17

7

Миниатюрный лощеный сосудик (рис. $, 2), два кругло­проволочных кольца (рис. 6,15).

21

Детское (?)

-

22

Детское или женское

25

7

26

9

- -

Пряслице, отщеп кремня (рис. 6, 9,23)

30

7

Смешанные погребения

32

7

 

Половозрастные отличия между урновыми и безурновыми погребениями Картамышева подтверждаются составом вещевого материала. Орудия труда, украшения найдены, как правило, в безурновых погребениях. Разнообразие по­гребального обряда на Картамышеве, несомненно, кроме половозрастных причин, определялось еще и достаточно длительным периодом функционирования могильника. Об этом говорят, прежде всего, хотя и немногие, но совершен­но четкие стратиграфические наблюдения. В четырех случаях из девяти наблюдается перекрывание безурновых по­гребений в оградке урновыми (в двух случаях— погребение 35, 17), смешанным (в первом случае, погр. 26) и безур- новым (в двух случаях — погребение 34, 7). И если принять во внимание, что Е. А. Горюнов считал высокий процент урновых погребений свидетельством более поздней даты могильника, а безусловное преобладание ямных безурновых не очищенных от погребального костра захоронений ранним признаком, то представляется возможным сделать сле­дующее заключение. Группа безурновых двуямных погребений в оградках, несомненно, составляет наиболее древний пласт сожжений Картамышевского могильника. Безурновые сожжения продолжают древние традиции киевской куль­туры. Выделение древнейшего пласта погребений в Картамышеве тем более правомерно, что общие хронологические рамки памятника довольно широки — VI—VII вв.

Анализ вещевого инвентаря позволяет датировать прежде всего эту, древнюю, часть погребений. С погребением 9 связан прорезной наконечник пояса из бронзы (рис. 6, 12). Он имеет полукруглый верхний конец с двумя остроконеч­ными выступами, прорезь в виде буквы U. По этим признакам он может быть датирован второй половиной VI— первой четвертью VII в. [Амброз 1973: 293; Айбабин 1990: 52].

В парном погребении 16 в оградке II найдена уникальная литая бронзовая фибула с прямоугольным щитком и уз­кой ножкой (рис. 6, 17). Щиток имеет городчатую разделку, выполненную резьбой. На узкой ножке на ее нижнем конце изображены косо поставленные глаза. На обратной стороне ножки приемник для иглы не сохранился, хотя вид­ны его следы. Место, где должны были располагаться ушки для крепления пружины иглы, опилено при взятии пробы на спектральный анализ. Прямые аналогии данному экземпляру найти сложно, и лишь по деталям (сетчатая разделка щитка, его квадратная форма, личина на ножке) можно установить её близость к меровингскому кругу украшений VI в. Эта вещь, судя по стилю и декору, также связана с небольшой группой украшений из Верхнего Поднепровья, в кото­рой А. К. Амброз видит проявление местной ювелирной школы, сложившейся в VI в. в несомненном контакте с ре­меслом Среднего Подунавья [Амброз 1970: 70—74, рис. 1, 2—4]. Особую близость по стилю и технологии исполне­ния проявляют решетчатые пластинки из Посудичей и Борков. Незначительность серии подобных вещей создает за­труднения в выборе узких хронологических рамок, хотя ясно, что она существовала недолгий промежуток времени и широкого распространения в Восточной Европе не получил. Следует отметить особо, что сетчатая разделка в техно­логическом плане, вероятно, связана с предшествующей модой на эмалевые (стекловидные) вставки: разделка верхне­го щитка нашей фибулы, как и пластинки из Посудичей, как и щитков пряжек из Демидовки и Борков, по сути, явля­ется упорядоченной и более углубленной, получившей декоративное выражение насечкой на дне ячейки, предназна­ченной к заливке эмалью. Чисто технический прием перерождается в декоративное явление. Подобные предположе­ния заставляют нас также ограничиться VI в. с небольшим выходом в начало VII в. Хотя автор раскопок склонен был датировать эту фибулу концом VI и всем VII в. Тем более что тонкие круглопроволочные небольшие браслеты, имеющие утолщенные, но не массивные концы, с двумя-тремя рядами кольцевых линий (один из культурного слоя, второй из погребения 36, рис. 6, 2, 11), по материалам рязано-окских могильников датируются V—VI вв. [Кравченко 1974: 131]. Схема П. П. Ефименко была в свое время пересмотрена А. К. Амброзом, и с учетом его поправок можно ограничиться VI в. с небольшим выходом в начало VII в. Подобный браслет найден в могильнике Усох, погребальный обряд которого (преимущественно ямные сожжения) входит в разряд ранних признаков колочинской культуры (вторая половина V—VI в.)[6]

Итак, в ранний пласт сожжений Картамышева выделяется целый ряд ямных безурновых погребений (№ 36, № 1 — с уплощенным острореберным пряслицем) и прежде всего парные сожжения в оградках. Не исключено, что в это же время существовали и урновые захоронения, но в силу почти полной, за редким исключением, безынвентарности та­ких погребений им трудно дать более определенную хронологическую привязку.

Типология керамики (рис. 4).

Цвет керамики коричневый, реже — серый. Тесто подавляющей части сосудов содержит примесь крупного шамо­та. Поверхность из-за примеси шероховатая, бугристая, нередко со следами грубого сглаживания пальцами или щеп­кой, оставлявшего своеобразные расчесы. Изредка (урны из погребений 50, 51) к шамоту добавлен мелкий песок. По­верхность таких урн хорошо выглажена. Два маленьких сосуда из погребений 17 и 21 покрыты лощением. Орнамент на всех урнах отсутствует.

Основным критерием для типологического деления керамики погребальных комплексов могильника служат изме­нения общей профилировки, соотношение основных пропорций, а также форма венчиков сосудов.

Тип I. Открытые округлобокие сосуды-корчаги. Наибольшее расширение у них приходится на середину высоты или почти равно ей.

Тип II. Открытые тюльпановидные горшки вытянутых пропорций, с нечетко выделенным горлом и суженной нижней частью. Они разделяются на два варианта. Первый вариант представляют сосуды, у которых наибольший диаметр находится немного выше середины высоты. У второго варианта наибольший диаметр находится немного ниже середины высоты.

Тип III. Горшки, максимальный диаметр которых приходится на середину высоты, а диаметры горла и дна равны или почти равны друг другу. Вид имеет варианты, различающиеся по пропорциям. Для первого варианта характерны вытянутые пропорции: максимальный диаметр в полтора-два раза меньше высоты. Второй вариант образуют более приземистые широкие сосуды, высота которых ненамного меньше наибольшего диаметра сосуда.

Тип IV. Небольшие слабопрофилированные горшки с коротким вертикальным или слабо отогнутым венчиком. Наибольшее расширение приходится на верхнюю часть сосудов. По пропорциям (Hl: H = 0,6—0,8 и ДЗ: Д2 = 1,1— 1,4) и общей профилировке вид IV идентичен основному типу корчакской посуды в классификационной схеме И. П. Русановой [Русанова 1976: 1—18].

Тип V. Цилиндро-конические горшки. Изгиб стенок в средней части имеет вид хорошо выраженного ребра и укра­шен оттянутым валиком. Венчик прямой, невыделенный или очень короткий с чуть намеченным изгибом наружу (10 %).

Тип VI. Небольшие баночные приземистые сосуды, у которых наибольший диаметр равен высоте и расположен в верхней трети.

Несколько сосудов выпадают из общей типологической схемы. Один имеет эсовидную профилировку с хорошо выраженным отогнутым наружу венчиком, утолщенное дно с закраиной (рис. 7, 2). По общей профилировке близок славянским сосудам роменского типа или типа Луки Райковецкой. Второй, широко раскрытый, приземистый сосуд с выпуклыми боками и резко суженным дном имеет на венчике ногтевые отпечатки, а под венчиком сквозные проколы (рис. 11, 1). По форме оформления венчика близок скифской керамике, но по тесту (грубоватое, с крупным шамотом, а не песком) резко от нее отличается.

Два небольших сосуда покрыты лощением. Один из них, кувшинообразный миниатюрный, имеет узкое горло, по­логие плечики, мягкое ребро на середине высоты и добавку песка в тесте (рис. 8, 2). Второй — несколько большего размера, имеет выраженные плечики. Его наибольший диаметр почти равен высоте и расположен в верхней трети со­суда (рис. 8, 3).

И еще несколько замечаний по поводу керамического набора Картамышевского могильника. Если I, II, V типы и вариант 1 типа III с самого раннего времени и до конца существования колочинской культуры были наиболее харак­терными формами ее посуды (особенно это касается II типа, который к концу существования колочинской культуры становится преобладающим), то этого нельзя сказать о втором варианте III типа. Он практически отсутствует на са­мых разных памятниках колочинской культуры, его нет и в северных районах (Белоруссия, Подесенье). Исключение составляет Роище (жилища № 10, 17). Более половины этих форм в могильнике Картамышево найдены в группе сме­шанных погребений, которые нередко (два из четырех случаев) принадлежат явно женщинам, т. к. в состав сопровож­дающего инвентаря входят пряслица. И к тому же, судя по формам пряслиц (высокие биконические), эти погребения не составляют раннюю группу. Возможно, в данном случае мы имеем дело с внедрением какого-то этнически инород­ного элемента.

Итак, подводя итог, можно сказать, что из всех выделенных форм керамики претендентом на самые ранние урно- вые погребения могут служить те, что связаны с V типом посуды (погребения 50, 51 и 43). Эта группа посуды соста­вила на Картамышеве II неожиданно высокий процент. Во-первых, для южного региона колочинской культуры дан­ный тип посуды не характерен, это скорее ее северный элемент, причем достаточно ранний. Близкорасположенные одновременные могильники Княжий и Лебяжье I почти совсем не содержат подобных форм (одна урна в Лебяжьем). Такие сосуды характерны для северных районов колочинской культуры и более ранних комплексов. Прежде всего, наиболее близкие аналогии мы имеем на памятниках Юго-Восточной Белоруссии (Тайманово, Новый Быхов, Коло- чин). В Подесенье (Заярье, Целиков Бугор — 28 %, Смольянь — 35 % и др.) такой профилировки сосуды имеют слег­ка скругленное ребро без оттянутого валика.

Во-вторых, именно эти погребения отличаются очень редкой, но зато весьма архаичной особенностью. Погребения 50 и 51, строго говоря, можно и не называть урновыми, поскольку сосуды в них служили не вместилищем сожжения, а крышкой: перевернутые вверх дном, они покрывали прах ссыпанный на дно ямы. В погребении 43 кости, помещен­ные в большую реберчатую урну, покрыты опять же перевернутым горшком, а в нижней части сосуда-урны пробито отверстие для выхода души. Погребение сопровождалось сосудом-приставкой и тризной, которые были помещены в специальную ямку, расположенную рядом с погребальной ямой.

Наличие в керамическом комплексе могильника отдельных форм с эсовидной профилировкой (рис. 7, 2), на наш взгляд, связано с проявлением поздних тенденций в развитии колочинской культуры.

Следует особо остановиться на некоторых деталях погребального обряда Картамышевского могильника. Несо­мненное своеобразие ему придают выделенные в ранний пласт сожжения с не очищенными от костра костями, сопро­вождаемые захоронениями жертвенных животных и остатками тризны, окруженные столбовой оградкой. Подобные сооружения, по-видимому, имелись и на других могильниках VI—VII вв. в Поднепровье (см. статью Е. А. Горюнова в настоящем сборнике). И если в Картамышеве погребения в оградках — безурновые ямные неочищенные, то в Ле­бяжьем среди парных погребений есть не только ямные, но и урновые, и смешанные (т. е. урновые с присыпкой).

Е. А. Горюнов погребениям Картамышева в оградках приводит аналогии из курганных древностей VIII в. бассейна Оки и верховьев Дона [Бессарабова 1973: 78—88]. Но считать оградки Картамышева их прямыми предшественниками я не решаюсь, поскольку большая часть боршевских и им подобных подкурганных сооружений содержит, по- видимому, коллективные захоронения, причем не одномоментные, а связанные с неоднократным подзахоронением и по своей сути могут быть трактованы как своеобразный домик мертвых под курганной насыпью. Отсюда и конструк­тивная особенность — примыкание к поле кургана прямоугольного деревянного ящика, вход в который закладывала нередко плита или камень. Среди курганных древностей по своим конструктивным особенностям, пожалуй, ближе всего к картамышевским погребальным сооружениям стоят подкурганные погребения Кветуни, обнаруженные Арти- шевской Л. В. в двух курганах. Прямоугольные оградки размером 3,5X5,0 м были сооружены из вертикально постав­ленных бревен, от которых остались канавки шириною 0,2 м и глубиною до 0,4 м. Близки они также и по ориентиров­ке — длинной осью вытянуты с запада на восток [Артишевская 1963: 85—96].

В корчакской культуре известны как подкурганные (Корчак, курган 7), так и грунтовые трупосожжения (Тетерев- ка I — VII—VIII вв.), заключенные в оградку, ориентированную длинными сторонами по линии запад-восток. Внутри оградки кургана 7 стояли два сосуда: один — урна, другой — приставка. В Тетеревке оба сосуда содержали пере­жженные кости [Русанова 1973: 20—21]. В Верхнем Поднепровье известны четырехугольные ограждения, состоящие из столбов и горизонтально положенных бревен [Поболь 1969: 65—67], в Мирополе (курган 1, 2), а также Воронине, Закурье прослежены следы прямоугольных оградок, ориентированных по линии юго-восток — северо-запад [7].

Заканчивая обзор приведенных аналогий погребальным сооружениям могильника Картамышево, мы должны кон­статировать, что полного и точного соответствия мы им не имеем. Вышеперечисленные аналогии отличаются в дета­лях и часто весьма существенно: иные размеры, конструкция чаще не столбовая, ящики или оградки делались из плах (Воронино) и даже из каменных плит (Корчак), поставленных на ребро. По-видимому, сооружение оградок, особых площадок, вообще подготовка места под погребение — явление общего порядка, возможно стадиальное.

Среди раннего пласта погребений Картамышева обращает на себя внимание захоронение несожженного черепа ре­бенка (погребение 27). Оно было помещено в яму размером 0,5X0,4 м, углубленную в материк на 0,32 м и заполнен­ную серым песком. На середине ее глубины размещались раздавленные плохо сохранившиеся кости черепа. По зубам возраст определяется примерно до 6—7 лет. Рядом лежали четыре стеклянные бусины: три круглые сильно латинизи­рованные (цвет стекла не определяется), одна глазчатая из темного стекла. Погребение было отнесено к раннему гори­зонту существования могильника на том основании, что оно было слегка нарушено урновым погребением 26.

Аналогий этому явлению в синхронных раннеславянских могильниках мы не имеем. Но погребения отдельных че­репов — довольно распространенное явление. Прежде всего, следует вспомнить подобные захоронения, известные у поволжских финнов в XII—XIII вв. Причем некоторые из них имеют сопровождающий характер. Например, курган 3 в третьей группе на р. Черной в Кинешемском регионе содержал женский череп при мужском захоронении [Рябинин 1986: 39]. Самостоятельные захоронения черепов, связанные с ритуальной традицией расчленения умерших, зафикси­рованы в погребальных памятниках у волго-окских финнов [Горюнова 1953: 37; 1961: 119, 12].

Финноугорские племена практиковали погребение отдельных черепов и в более ранний, близкий нашему могиль­нику период. В Шатрищенском могильнике VI—VII вв. встречено три отдельных захоронения черепа: два — в специ­альных ямах размером 0,5X0,5 м на глубине 0,6—0,7 м от современной поверхности, без вещей; третий обнаружен сразу под дерном, он был ориентирован лицом на север, сопровождался бронзовым височным кольцом с заходящими друг за друга концами. Автор публикации указывает на жертвенный характер этих погребений [Кравченко 1974: 124]).

Хотя в самой колочинской культуре примеров подобного обряда мы не имеем, все же некоторые наблюдения, сде­ланные в последние годы, позволяют утверждать, что погребение 27 Картамышева — явление для славянской культу­ры не случайное. Известно ритуальное захоронение черепа в культурном слое поселения Ханска III под Кишиневом. Оно сопровождалось тремя реберчатыми сосудами пеньковского облика и было безынвентарным. Несомненно, что редкая практика подобных погребений говорит о каких-то очень древних полузабытых традициях. Дело в том, что в киевской культуре, предшествующей колочинской и пеньковской и послужившей для них основой, известен случай захоронения черепа. В могильнике Шишино 5 в овальной яме, ориентированной по линии север-юг, захоронена голо­ва с четырьмя позвонками, без вещей. По антропологическому определению, она принадлежала мужчине 35—40 лет грацильного средиземноморского типа (Обломский 1991: 61,201—202). Иноземное происхождение погребенного не вызывает сомнений, и это говорит о безусловно жертвенном характере данного захоронения.

Вопрос о происхождении и социально-культурном содержании отдельных захоронений черепов неоднократно об­суждался в российской археологической литературе в связи с подобными явлениями в зарубинецкой и черняховской культурах [Федоров 1968: 85—93; Максимов 1982: 108]. К единому мнению авторы не пришли, так как часто степень сохранности погребений не позволяет дать однозначного заключения, но, по-видимому, в этих культурах мы также сталкиваемся с явлениями обряда принесения жертвы на родовом кладбище. Древность этой традиции для Восточной Европы подтверждается находками позднескифского времени. Еще до революции в районе лесостепного Левобережья в одном из курганов этого времени, судя по сопровождающей керамике, было обнаружено ритуальное захоронение трех черепов, поставленных рядом с глиняной женской фигуркой. Приношение сделано выше основного почти безынвентарного трупоположения [Бобринский 1901: 143].

Присутствующее в Картамышеве покрытие урнового сожжения перевернутым сосудом (клешем) — чрезвычайно редкое проявление погребального обряда. Обычно встречается по одному-два случая на могильник: в Княжьем, Ака­тове, Узмени и Ревячке. В Лебяжьем (в качестве исключения) известно четыре таких случая. В киевской культуре это явление также относится к разряду исключений. Авторы раскопок поселения Гочево I (Курская область) обнаружив­шие подклешевое погребение в культурном слое поселения, отмечают уникальность такого способа погребения для киевской культуры [Тихомиров, Терпиловский 1990: 50, 51, рис. 9,17—22].

Итак, подводя итог анализу погребального обряда могильника Картамышево VI—VII вв., отмечаем следующие наиболее характерные черты:

Первое. Безоговорочное преобладание (21 из 38) безурновых неочищенных сожжений, часто сопровождаемых фрагментированной керамикой, инвентарем, побывавшим на огне, а также сожжениями жертвенных животных. Это общая, за редким исключением, для всех могильников колочинской культуры черта, перешедшая к ним из киевской культуры. Особую группу среди безурновых неочищенных погребений составляют сожжения в оградках, которые от­личаются весьма значительной жертвой, захороненной в отдельной яме. Обычно это сожжение лошади, иногда добав­лены еще и другие животные, в том числе присутствуют кости медведя.

Второе. Довольно значительный процент урновых очищенных от погребального костра сожжений, что является относительно поздним хронологическим признаком (см. статью Горюнова в настоящем сборнике).

Третье. Наличие довольно значительного числа архаичных обрядовых черт. Подклешевые погребения, ритуальное захоронение черепа, перевернутые вверх дном урны и пробитые намеренно отверстия для выхода души в дне или в нижней части сосуда — все это редкие, но постоянно встречающиеся элементы погребального обряда в подавляющем большинстве культур с рубежа н. э. Средней и Восточной Европы с обрядом погребения в виде трупосожжения.

B. M. Горюнова

Из сборника «Культурные трансформации и взаимовлияния в Днепровском регионе на исходе римского времени и в раннем Средневековье», 2004.

Ситуационный план поселения II—Ш вв. Картамышево II и могильника VI—VII вв

 Рис. 1. Ситуационный план поселения II—Ш вв. Картамышево II и могильника VI—VII вв.

Обший план могильника

 

Рис. 2. Обший план могильника.

Условные обозначения: I — погребальные ямы; 2 — погребальные сооружения-«оградки»; i — пердполагаемые парные погребения из разрушенных «оградок»; 4 — пятна могильных ям XX в.; 5 — углистое пятно разрушенного погребения; 6 — линия разрыва на плане

Планы и разрезы погребальных ям

 

Рис. 3. Планы и разрезы погребальных ям № 1—15, 19—22, 25—27, 30—32.

Условные обозначения: 1 — уголь, зола; 2 — пережженные кости; 3 — пятна могил первой трети XX в.; 4 — дерновый слой; 5 — черный гумусный слой; 6 — слабогумусированный слой с вкраплениями светлого песка; 7 — фрагменты бронзовых изделий; 8 — фрагменты керамики; 9 — нож; 10 — пряслице; 11 — трапециевидная подвеска; 12 — бронзовая пластинка; 13 — зубы, кости черепа погребения 27; 14 — бусы; 15 — фибула; 16 — язычок пряжки; 17 — височные кольца; 18—переотложенный слой

Планы и разрезы погребальных сооружений

 Рис. 4. Планы и разрезы погребальных сооружений I—V и погребальных ям № 17, 34, 35.

Условные обозначения см. на рис. 3

Планы и разрезы погребальных сооружений

 Рис. 5. Планы и разрезы погребальных сооружений VI—VII и погребальных ям № 33, 36—43, 46, 47, 50, 51.

Условные обозначения см. на рис. 3

Вещевой инвентарь могильника

 Рис. 6. Вещевой инвентарь могильника.

1,19 — погребение (далее — погр.) 37; 2 — кв. Е-22, шт. 2, около погр. 15, 20, 30; 3 — погр. 42; 4, 20 — погр. 43; 5 — погр. 27; 6—погр. 50; 7, 13 — погр. 11; 8 — кв. Е-21, шт. 2 около погр. 15, 20, 30; 9— погр. 26; 10 — кв. М-11, шт. 2, около погр. 5; 11 — погр. 36; 12 — кв. Н-18. материк, около погр. 8, 9; 74 — погр. 4; 75 — погр. 17; 76,27 — погр. 1; 77 — погр. 16; 18 — погр. 18; 22 — погр. 51; 23 — погр. 26. 7—4, 7—8, 11—15,17— бронза; 5—6 — стекло; 10 — кость; 9, 79—22 — глина; 76—железо; 18 — серебро; 23 — кремень

Керамика из погребений

 Рис. 7. Керамика из погребений: 1,2 — № 13; 3—№ 2; 4, 5—№ 6

Керамика из погребений

 Рис. 8. Керамика из погребений: 1, 3,5 —№ 21; 2,8 — № 17; 4,6 — № 18; 7 — № 15. 2, 3 — подлощенные

Керамика из погребений

 Рис. 9. Керамика из погребений: 1,4 — № 25; 2, 3—№ 22

Керамика из погребений

 Рис. 10. Керамика из погребений: 1 — № 26; 2 — № 37; 3 — № 32; 4 — № 30

Керамика из погребений

 Рис. 11. Керамика из погребений: 1 — № 46; 2 — № 19; 3—№ 38; 4—№ 42; 5 — № 41

Керамика из погребений

 Рис. 12. Керамика из погребения 43. 3 — тщательно заглажен

Керамика из погребений

 

Рис. 13. Керамика из погребений: 1,2 — N° 50; 3—№51. 1, 3—тщательно заглажен

Типологическая таблица керамики из погребений

 Рис. 14. Типологическая таблица керамики из погребений. Типы I—VI

Литература

Айбабин 1990: Айбабин А. И. Хронология могильников Крыма позднего римского и раннесредневекового времени// МАИЭТ. Вып. I. Симферополь. С. 5—86.

Амброз 1970: Амброз А. К. Южные художественные связи населения Верхнего Поднепровья в VI в. Древние славяне и их соседи // МИА. № 176. С. 70—74.

Амброз 1973: Амброз А. К. Рец. на кн.: Erdelyi J., Oitozi E., Gening W. Das Graberfeld von Nevolino. Budapest, 1969 // CA. № 2. C. 288—289. Артишевская 1963: Артишевская Л. В. Могильники раннеславянского времени на Десне // МИА. № 108. С. 85—96.

Бессарабова 1975: Бессарабова 3. Д. Славянские курганы второй половины I тысячелетия н. э. с трупосожжениями и с деревянными сооружениями на территории Восточной Европы // АСГЭ. Вып. 15. С. 31.

Бобринский 1901: Бобринский А. В. Курганы и случайные находки близ м. Смелы. Т. III. СПб.

Кравченко 1974: Кравченко Т. А. Шатрищенский могильник (по раскопкам 1966—1969 гг.)//Археология Рязанской земли. М. С. 116—183. Липкинг 1974: Липкинг Ю. А. Могильник третьей четверти I тысячелетия н. э. в Курском Посеймье// Раннесрсдневековые восточно­славянские древности. Л. С. 142—143.

Максимов 1982: Максимов Е. В. Зарубинецкая культура на территории УССР. К.

Минасян 1979: Минасян Р. С. Поселение и могильник на берегу озера Узьмень // Труды ГЭ. XX. 2. С. 169—185.

Никитина 1974: Никитина Г. Ф. Погребальный обряд культур полей погребений Средней Европы в I тысячелетии до н. э.—первой по­ловине I тысячелетия н. э. М. С. 5—132.

Обломский 1991: Обломский А. М. Этнические процессы на водоразделе Днепра и Дона в I—V вв. н. э. М.; Сумы.

Поболь 1969: Поболь Л. Д. Древности Туровщины. Минск.

Русанова 1973: Русанова И. П. Славянские древности VI—II вв. между Днепром и Западным Бугом // САИ. Вып. El—25. М.

Рыбаков 1953: Рыбаков Б. А. Древние: русы // СА. Т. XVIII. С. 23—104.

Рябинин 1986: Рябинин Е. А. Костромское Поволжье в эпоху Средневековья. Л.

Сухобоков 1975: Сухобоков О. В. Славяне Днепровского левобережья. Киев.

Тихомиров, Терпиловский 1990: Тихомиров Н. А., Р. В. Терпиловский. Поселение Гочево 1 на Пеле // Материалы и исследования по ар­хеологии Днепровского Левобережья. Курск. С. 43—77.

Федоров 1968: Федоров Г. Б. Работы Прутско-Днестровской экспедиции в 1953 г. // КСИА. Вып. 113. С. 85—93.

Шмидт/963: Шмидт Е. А. Некоторые археологические памятники смоленщины // МИА. № 108. С. 51—67.

Шмидт 1970: Шмидт Е. А. О культуре городищ-убежищ Левобережной Смоленщины // МИА. № 176. С. 63—69.

 



[1] Дюна у с. Картамышево впервые была обследована курским краеведом и археологом Г. П. Сосновским в начале нашего столе­тия. Характеризуя керамику, найденную при сборах, Г. П. Сосновский отмечал, что она в общей массе лепная, грубой выделки и лишена орнамента. Опубликованные Г. П. Сосновским сведения указывали на наличие близ с. Картамышева древнего поселения, это и подтвердили исследования 1979—1980 гг. [Сосновский 1911: 318; Сосновский, Архив].

[2] Определение костного материала было выполнено Н. М. Ермоловой. Работа была проведена только на материалах 1979 г. (по­гребения № 1—36). См. табл. I. В таблицу не внесены погребения, костный материал которых не поддавался определению.

[3] В кавычки взято обозначение тех объектов, где анализ костей выявил кости только животных.

[4] Судя по расположению погребения N° 17, оно не входило в комплекс погребального сооружения П. Оно почти перекрыло по­гребение N° 18 в оградке.

[5] Целый ряд погребений не получил достаточно четкого обрядового определения в силу плохой сохранности (погребения 40, 46, 39, 35, 15). Они лишь предположительно могут быть отнесены к тому или иному виду погребений: № 40 — к смешанным, № 46, 39, 35, 15—к урновым.

[6] Не во всех случаях обломки проволочных украшений с утолщением на конце можно определять в качестве фрагментирован­ных браслетов, какая-то их часть принадлежит либо височным кольцам (Шмидт 1963: 61, рис. 12, 4\ 1970: 68, рис. 3, 19, 20; Мина- сян 1979: 181, рис. 6, 70), либо это детские браслеты, диаметр которых не превышает 3 см (Шмидт 1963: 61, рис. 12, 1).

[7] На Волынцевском могильнике сосуды на погребальной площадке располагались в ряд с востока на запад. Причем урна с прахом помещалась на восточном конце ряда (Сухобоков 1975: 53), т. е. погребение с костями человека так же, как и в оградках Картамышева было восточным.

Читайте также: