ГлавнаяМорской архивИсследованияБиблиотека












Логин: Пароль: Регистрация |


Голосование:


Самое читаемое:



» » » Советская политическая бюрократия: от «военного коммунизма» к НЭПу
Советская политическая бюрократия: от «военного коммунизма» к НЭПу
  • Автор: Malkin |
  • Дата: 07-04-2014 18:59 |
  • Просмотров: 1828

Переход от «военного коммунизма» к нэпу затронул все слои советского общества, в том числе и правящие. Новые задачи требо­вали иных методов руководства, других принципов выработки ре­шений. Но и прошлое не исчезло бесследно. Что происходило с политической бюрократией во время переходного периода? Отве­тить на этот вопрос, анализируя петроградский материал, мы по­пытались в данной статье.

Сначала коротко об основных чертах системы власти, которая сло­жилась в России к концу гражданской войны. Структура советской власти строилась по вертикальному централизованному признаку: от ВЦИК и СНК до волостных советов. Верховными органами на каждом уровне по Конституции 1918 г. считались съезды советов. Не везде они собирались регулярно в силу разных причин. Петроград в этом отношении оказался заметным исключением: съезды советов и пере­выборы Петросовета в основном совпадали с требованиями Конститу­ции. Впрочем, уже довольно скоро после Октября 1917 г. выясни­лась практическая неработоспособность съездов, на которых присут­ствовали (в зависимости от уровня) десятки, сотни, тысячи представителей. Фактически нити управления оказались в руках ис­полкомов, а в больших городах, в том числе и в Петрограде, где в состав исполкомов входили несколько десятков человек, — в президиумах. В Петрограде, к тому же, президиум делился на большой и малый.

Хотя формальная власть принадлежала советам, пусть и в виде исполкомов, реально всеми сторонами жизни общества заправляли партийные организации. Они также строились по иерархическому принципу: от центрального комитета до волостного комитета РКП(б). О подавлении советов партийными структурами впервые открыто и с беспокойством заговорили на VIII съезде РКП(б) в мар­те 1919 г. Но в действительности этот процесс начался раньше и к весне 1919 г. в основном завершился. В Петрограде он проходил наиболее трудно, так как во главе Совета стоял Г. Е. Зиновьев, фигу­ра более значительная, чем менявшиеся секретари Петербургского комитета партии большевиков. Все же с избранием Зиновьева летом 1919 г. членом горкома1 и в городе на Неве партия стала довлеть над советами. К сказанному следует добавить, что не только Зиновьев, но и многие другие советские функционеры оказались в составе ПК, а партийные — в советских органах власти. Из 19 членов и кандида­тов в члены большого президиума губисполкома летом 1920 г. по крайней мере 15 (80 %) являлись членами губкома партии или его кандидатами.2 Тем самым произошло персонифицированное слия­ние партийных и советских органов.

В годы гражданской войны сформировался в общих чертах образ жизни советской политической бюрократии. В течение 1917—1920 гг. в Петрограде, впрочем, как и в Москве, бюрократия выделилась в особую касту. Основные учреждения города сосредоточились в Смольном институте, который одновременно являлся и домом для многих партийно-советских функционеров. Вторым центром рассе­ления стала бывшая гостиница «Астория», превращенная в 1-й Дом Советов. Оба здания охранялись специальными подразделениями, допуск горожан был ограничен. Лица, не работавшие в Смольном или не являвшиеся членами партии, выселялись как из Дома Сове­тов, так и из Смольного.

Внешние признаки обособления правящей верхушки от «низов» проявлялись не только в жилищном вопросе. Высшей бюрократии города принадлежало большее количество уцелевших в городе ав­томобилей, находившихся в ведении специального отдела. Для них были выделены персональные ложи, — места в ведущих театрах го­рода. В Смольном работали собственные парикмахерская, баня, прачечная, кинематограф, детский сад, сапожная и иные мастер­ские. Территориальная обособленность дополнялась автономно­стью обслуживания.

Ответственные политические работники составляли отдельную группу в ряду советских служащих при определении им заработной платы. Тарифные ставки для них были значительно выше, чем для остальных служащих, а также рабочих и интеллигенции. Кроме того, существовали и процентные надбавки к этим тарифам. Стоит отме­тить, что оплата труда разнилась не только в сравнении с другими категориями трудящихся, но и внутри данной категории. Существо­вала стратификация бюрократии. Она проявлялась и в пользовании услугами, и в питании.

Для эпохи гражданской войны различие в денежной оплате не играло исключительной роли вследствие непрекращающейся инф­ляции. И, тем не менее, выделение ответственных работников и по этому показателю — весьма симптоматично. Созданный прецедент получил развитие в последующие годы, когда его воспринимали как устоявшийся и безусловный факт. Все же в первые годы советской власти гораздо более важной была оплата натурой: продовольствием и товарами первой необходимости. Если для первых послеоктябрьс­ких месяцев мы не можем говорить о резком отличии бюрократии от остальных слоев населения в этом отношении, то к концу гражданс­кой войны разница была колоссальной. Причем эта льгота абсолют­но не афишировалась, а определением количества и объема различ­ных «комиссарских» пайков ведала Комиссия по рабочему снабже­нию, что еще больше камуфлировало данные льготы.

Несмотря на это, население по косвенным признакам догадыва­лось о существовании целой системы льгот и привилегий, которыми окружила себя высшая бюрократия. С одной стороны, это вызывало законное недовольство «низов», с другой — стремление части граж­дан пробиться на вышестоящие должности, чтобы быть поближе к «кормушке». Сделать это было неимоверно трудно. Если ротация Петросовета была и иногда значительной, то чем ближе к верхушке управленческой и властной пирамиды, тем меньше незнакомых имен можно было встретить на всем протяжении гражданской вой­ны. Все же и здесь не оставалось без изменений. Неоднократно пет­роградских работников высшего звена требовал ЦК. Небезынтерес­но отметить, что указания своего начальства ПК не всегда выполнял оперативно и безропотно. Одних отпускали легко, за других боро­лись — иногда ожесточенно. Лейтмотив борьбы — необходимость ос­тавления данного работника в Петрограде как незаменимого. На наш взгляд, с такой мотивировкой можно согласиться, но лишь отчасти. Смеем предположить, что были и иные причины. Зиновьев форми­ровал свое окружение, пестовал своих сторонников и всяческими способами стремился не отпускать их из Петрограда.

Еще три характерные черты функционирования властных кад­ров, проявившихся в годы гражданской войны, стоит отметить. Во- первых, рождается «перемещение по горизонтали». Попавший в «обойму» ответственных работников функционер уже из нее не вы­падал. Если он не справлялся с обязанностями на одном участке ра­боты или допускал прегрешения, его переводили на равноценную должность на этом же уровне власти. Во-вторых, неугодные ведущей группировке (в петроградском случае подразумевается Зиновьев «со товарищи») выживались, вытеснялись с ответственных ключевых постов. Все значительные личные конфликты заканчивались, как правило, удалением сторонников одной из противоборствующих сторон из города на Неве. Эту тактику изобрели не петроградцы, ее исповедовал ЦК РКП(б). Наконец, в-третьих, заметным явлением среди петроградских (как и московских) функционеров высшего звена была семейственность, что еще больше цементировало петрог­радский клан бюрократии.

Таковы основные характеристики власти и петроградской бю­рократии к началу нового этапа в жизни советского общества — пе­риоду новой экономической политики.

НЭП

В начале 20-х годов Петроградский Совет по-прежнему оставался властью в городе, еще раз подчеркнем — формальной. Тем не менее, его депутаты олицетворяли собой политическую власть. Количество депутатов превышало 2000 человек. Среди них преобладали рабочие. Численность служащих и интеллигенции составляла примерно пя­тую часть всего депутатского корпуса. Новым явлением с 1922 г. ста­ло отсутствие в составе Петросовета представителей иных полити­ческих партий помимо большевиков. Зато с того же года появилась новая категория — кандидаты в депутаты, насчитывавшие треть всех посланцев горожан в этом органе власти.

Начало нэпа не принесло изменений в категориях избирателей. По-прежнему действовали ограничения, зафиксированные Кон­ституцией 1918 г. Но и имеющие право голоса не полностью опре­деляли будущий состав руководящих органов. Все нити, как и прежде, находились в руках партийных органов Петрограда. При­мечательно, что к выборам в Совет в 1922 г., которые проходили в ноябре, коммунисты начали готовиться много загодя — с конца августа. 29 августа бюро губкома постановило образовать централь­ную «пятерку» и районные и уездные «тройки», задачей которых яв­лялась подготовка перевыборов. В состав этих органов входили представители партийных, советских и профессиональных структур соответствующих уровней, а их работа носила секретный характер.3 Гласная кампания началась лишь в середине октября. Но основные действия проходили не на предприятиях и в учреждениях, а за «ку­лисами» — на заседаниях бюро, губкома и исполкома. Для предста­вителей власти было важно не просто обеспечить послушный состав депутатов, но и провести в новый Совет конкретных лиц, имея в виду и себя лично. Как это делалось, показывают материалы заседа­ния бюро губкома от 25 октября 1922 г. На нем были персонально намечены составы президиума губисполкома (21 член и 3 кандида­та, председатель — Г. Е. Зиновьев, его заместители — А. Е. Василь­ев и Б. П. Позерн, секретарь — Н. П. Комаров) и самого губиспол­кома — 70 членов. В губисполком должны были войти все члены и кандидаты в члены президиума, все председатели районных и уезд­ных исполкомов, заведующие важнейшими хозяйственными и куль­турными подразделениями, представители от ведущих заводов горо­да. Обезопасить себя можно было и иными способами. Разрабаты­вая порядок выборов делегатов на губернский съезд советов, бюро губкома зафиксировало следующие нормы представительства: 1 де­легат на 10000 жителей от уездных советов и 1 делегат от 10 членов Петросовета. Причем через пленум Петросовета на съезд делегиро­вались все будущие члены губисполкома. Эти меры позволяли избе­жать нежелательных осечек.4

Сравнение списков членов губкома (сентябрь 1922 г.) и губис­полкома (октябрь 1922 г.) рисует впечатляющую картину: из 49 чле­нов губкома 18 (более одной трети) входили в президиум губиспол­кома, а 25 (51 %) — в состав губисполкома.5 Если несколько повер­нуть соотношение, то и с этой стороны цифры тоже примечательные. Из 24 членов и кандидатов в члены президиума 18 (75 %) входили в состав губкома. Правда, в 1920 г. этот процент достигал 80. Впро­чем, цифры отражают главное: слияние двух ветвей власти — партийной и советской, характерное для периода гражданской войны, продолжалось и стало стабильным привычным фактором. Среди лиц, занимавших ответственные посты в партийных и совет­ских органах, в основном знакомые петроградцам лица с прошлых лет: Бадаев, Бакаев, Евдокимов, Зиновьев, Куклин, Лобов, Ципе- рович... Таким образом, ведущая верхушка политиков Петрограда оставалась почти несменяемой в течение первого пятилетия (и даже дольше) советской власти.

Повестки дня управленческих органов разных уровней за один и тот же период разнились. С одной стороны, это естественно. Чем выше была инстанция (от малого президиума к пленуму Совета, от бюро к губкому), тем меньше вопросов она рассматривала. Вот под­счеты количества заседаний и числа вопросов, обсужденных совет­скими органами Петрограда за первую половину 1921 г.: малый президиум — 363 заседания и 733 вопроса; большой — 83 и 480; исполком — 19 и 102 соответственно. Пленум Совета собирался в этот период не каждый месяц и рассмотрел не более десятка вопро­сов. В принципе такая закономерность характерна для любой бю­рократической организации, и в этом советская власть не отлича­ется от своих предшественниц. Важнее выделить сферу компетен­ции каждого органа. Возьмем, к примеру, одну область — вопросы обеспечения бюрократии. Малый президиум обычно занимался санкционированием разовых требований ответственных работни­ков на продукты, зачислял конкретных лиц на тот или иной вид пайка или в столовую Смольного, решал вопросы, связанные с внутренней жизнью Смольного. На заседаниях большого президи­ума утверждались порядок и нормы выдачи продуктов для бюрок­ратии, правила пользования столовой исполкома. Иногда и он рас­сматривал индивидуальные ходатайства о назначении персональ­ных повышенных пайков. Большой президиум также утверждал тарифы оплаты труда ответственных работников. Исполком, в свою очередь, касался этих вопросов в общегородском масштабе, обсуждая плановые и неплановые выдачи предметов первой необ­ходимости, уравнение в привилегиях райсоветов с отделами Петро- губсовета.6 Дальше исполкома эти вопросы не уходили. Анализ по­весток дня пленумов Совета за 1921 г. показывает, что об ответ­ственных работниках вопрос не ставился ни разу. Говорили об огородах и товарообмене, в общем и целом о продовольствии, о белогвардейском заговоре и Кронштадтском мятеже, но только не об этом.7 Конечно, в прениях депутаты касались быта своих руко­водителей и в критическом плане, но их разговор не определялся повесткой дня. Объяснять «забывчивость» частностью проблемы, на наш взгляд, неверно. Вопрос о быте петроградской верхушки имел некий политический отзвук во время февральских событий 1921 г. в Петрограде.8 Налицо стремление бюрократии оградить себя от остального общества. Тенденция к кастовости, намеченная в годы гражданской войны, получает свое развитие.

Методы руководства приобрели с введением нэпа несколько иное звучание. Меньше стало экстренных заседаний, появилась упорядоченность в сроках созыва и количестве совещаний власт­ных структур. В ноябре 1921 г. появился новый регламент работы Совета и исполкома. Отныне пленум собирался один, а губиспол- ком — два раза в месяц, большой президиум — один, а малый — два раза в неделю.9 Была сделана повторная попытка более активного привлечения к работе депутатов Совета. Сам принцип необходимости работы был закреплен январской (1919 г.) инструкцией исполкома, по которой «каждый член Совета обязан нести определенную работу в Совете».10 Добиться выполнения этого и многих других парагра­фов данной инструкции не удалось. С 1921 г. петроградские власти пошли по иному пути. В составе Совета было образовано несколь­ко секций по различным направлениям работы (до этого существо­вали лишь рабочая и военная — выделение, так сказать, по профес­сиональному признаку. Иногда образовывались временные комис­сии, изучавшие и готовившие тот или иной конкретный вопрос). Каждый депутат должен был обязательно работать в одной из сек­ций и имел право участвовать в разработке общих положений, форм и методов работы соответствующих отделов исполкома, рассматри­вать на заседаниях секций все принципиальные вопросы своего участка работы. Но к концу 1922 г. наладить нормальную деятель­ность депутатов в секциях не удалось.11

По-прежнему много сил, времени и средств съедало ненужное бумаготворчество, вызывавшее справедливые нарекания со стороны жителей. Когда в июне 1921 г. старший инспектор Петроградского отделения РКИ И. А. Кондаков обследовал деятельность отделения по выдаче разрешений на выезд из города, он обнаружил, что люди стоят в очередях по несколько дней и что немалое количество лиц пытаются проникнуть в учреждение без очереди, имея на руках по­лученные неведомо какими путями распоряжения конкретных официальных лиц.12 Подобных примеров неразберихи и попыток воспользоваться «блатом» было немало.

Спустя месяц Петроградское отделение РКИ выработало специ­альную инструкцию для своих представителей в образованных по­становлением губисполкома комиссиях по обследованию и реорга­низации аппарата советских учреждений. В ней, в частности, пред­лагалось обращать внимание на проявление параллелизма в деятельности советских учреждений, на возможное упрощение структуры, порядка делопроизводства и сокращение числа и числен­ности самих учреждений.13

Результаты деятельности этих комиссий были заслушаны осенью того же года на заседании губисполкома, который принял решение сократить в советских учреждениях не менее 50 % служащих. К ап­релю 1922 г. комиссия подвела некоторые итоги. В учреждениях, подведомственных губернским земельному отделу, отделам народ­ного образования и здравоохранения, количество сотрудников уменьшилось на 25 %.14 Сложнее оказалось убавить бюрократичес­кий аппарат районных советов. В августе 1922 г. была установлена схема минимального штата служащих президиума и отдела управле­ния райисполкома, по которой численность сотрудников в районах определялась в 22—25 человек. К концу года это требование было выполнено, но количество сверхштатных сотрудников в разных рай­исполкомах резко возросло и колебалось от 3 до 18 человек. Сверх­штатными, как правило, состояли печники, рабочие, делопроизво­дители, то есть работники технического вспомогательного звена.15

Процесс сокращения замышлялся для улучшения работы совет­ских учреждений. На деле порой эффект получался противополож­ный. В секретной «Обзорной сводке политического и администра­тивного состояния Петрограда за апрель 1922 года» содержится зна­менательная фраза: «На работе районных советских учреждений отрицательно сказывается <...> чрезмерное сокращение штатов в связи с невысоким качеством работы советских служащих».16 По идее авторов сводки нужно было бороться не с низким качеством работы служащих, а компенсировать его увеличением штатов. Но предыду­щая деятельность раздутых штатов уже доказала свою неэффектив­ность. Получался некий замкнутый круг.

Еще одно заметное структурное изменение первых лет нэпа — отказ от коллегиальности управления и переход к единоначалию. Идея, которую настойчиво проводил В. И. Ленин на всех уровнях управления, впервые была реализована в декрете СНК от 17 марта 1921 г. «О преимущественном введении в исполнительные органы народных комиссариатов начала единоначалия и о деятельности не­которых ведомственных и междуведомственных комиссий».17 Впо­следствии принцип единоначалия был распространен и на советские учреждения. В 1922 г. петроградский губком рекомендовал губис- полкому заменить коллегии при отделах заведующими. Соответству­ющее решение было принято на заседании бюро 4 июля 1922 г. Примечательно, что освободившиеся члены коллегий не остались без работы. Их трудоустройством занялась распределительная орг- коллегия губкома.18 Система не бросала своих членов на произвол судьбы, что в условиях существующей безработицы приобретало дополнительное значение.

Введение единоначалия, по замыслу организаторов реформы, должно было более четко организовать деятельность советского ап­парата, повысить ответственность сотрудников за порученное им дело. Насколько этот расчет оправдался на практике? Судя по имею­щимся документам, бюрократизм не был изжит и при единонача­лии. Но отметим, что необходимо провести конкретные исследова­ния, чтобы подтвердить или опровергнуть этот тезис.

Замена коллегиальности единоначалием в советских органах не из­бавила их от опеки партийной бюрократии. Более того, эта зависимость еще больше возросла. На высшем уровне это проявилось в постановле­ниях политбюро ЦК РКП(б) от 2 февраля и 15 марта 1922 г. По первому из них наркомы передавали дела во ВЦИК лишь после решения их в ЦК, «для того, чтобы ВЦИКу не приходилось менять своих решений». По второму наркоматы давали ЦК отчеты о своей деятельности.19 Эта же схема вскоре распространилась и на более низкий бюрократический уровень. В апреле 1922 г. бюро петроградского губкома признало необ­ходимым предварительно заслушивать доклады заведующих отделами на бюро.20 Контролю подлежали действия не только советских орга­нов. В том же году, 29 сентября, бюро губкома «прижало к ногтю» ком­мунистов — руководителей хозяйственных органов, предприятий и со­ветских учреждений. Недовольные решениями президиума губиспол- кома, эти руководители пытались обжаловать их в центральных органах, то есть обратиться через голову местных партийных органов. Бюро губ­кома постановило: конфликты с губисполкомом руководители долж­ны решать сначала в губкоме. Уклоняющихся от этого решения было решено снимать с занимаемых ими постов.21

По-прежнему в руках партийных органов оставались и кадровые вопросы, ведь они были весьма действенным рычагом для управле­ния страной. Правильная, с точки зрения бюрократии, кадровая по­литика к тому же обеспечивала целостность и жизнедеятельность системы. По сравнению с периодом гражданской войны работа с кадрами получила некоторое упорядочение. Прежде всего четко фиксируется формулировка. Бюро губкома предлагало или рекомен­довало другим организациям, включая советский аппарат, утвердить имярек в такой-то должности.22 Слова сами по себе имели оттенок пожелания, но решение, выраженное этими словами, подлежало обязательному исполнению. Практика стала настолько привычной, что не вызывала никаких возражений со стороны советских органов. Решение одного из заседаний губисполкома в апреле 1922 г. гласило: «утвердить перемещение ответственных работников согласно по­становлению бюро ПК РКП». Кого же утверждали члены исполко­ма? В этом списке секретарь губисполкома, заведующие отделами управления, народного образования, юстиции, председатель губче- ка, члены отдельных коллегий.23

Само понятие «ответственный работник» тоже получило более четкое определение. К ним относились «профессиональные, партийные, кооперативные, советские и хозяйственные работники, принимающие ответственное участие в деле профессионального, партийного, кооперативного, советского и хозяйственного строи­тельства, несущие ответственность не только за техническое испол­нение возложенных на них обязанностей, но являющиеся ответ­ственными за идейное и политическое направление и проведение возложенных на них функций».24

Кадровые вопросы не всегда решались безболезненно и легко. И дело не только в противодействии назначению конкретных лиц. В Петрограде, например, очень ревниво относились к любым ве­домственным назначениям, не согласованным с местными партий­ными органами. 13 августа 1922 г. бюро губкома рассмотрело воп­рос «О смене правления Монетного двора без ведома петроград­ских органов». Принятое решение гласило: «Просить ЦК РКП обязать центральные ведомства договариваться при назначении на места работников с местными организациями, партийными, совет­скими и профсоюзными».25 Упоминание в этом решении совет­ских и профсоюзных органов, на наш взгляд, следует считать не больше чем данью большевистской демократии. Вышеизложенный материал уже показал «свободу» Советов (а профсоюзы ничем от них в этом смысле не отличались) от решений партийной бюрократии.

Отношение к определенной личности также сказывалось на ситу­ации внутри бюрократической системы. В 1922 г. политбюро ЦК ре­шило заменить на посту секретаря петроградского губкома И. Н. Смир­нова на П. А. Залуцкого. Зиновьев огласил решение политбюро на заседании бюро губкома 22 апреля. В протоколе в соответствующем пункте записано: «Принять к сведению». Однако обстановка была да­лека от идиллической. Следующим пунктом повестки дня значилось: «О созыве пленума губкома». Запись после него отражает ту обста­новку, которая создалась на бюро. Сначала в решении зафиксирова­но: «Бюро губкома постановило поддерживать кандидатуру т. Залуц­кого в секретари губкома». А вот дальше следовало еще одно предло­жение, в чистовом варианте протокола отсутствующее: «Обязать членов губкома в дискуссии на пленуме не вдаваться в разговоры о личностях, а останавливаться на методах к улучшению работы».26 За­весу над тайной приоткрывает стенограмма заседания губкома двумя днями позже. Фигура Залуцкого не устраивала определенную группу петроградских функционеров. Конфликт был застарелый. Оказыва­ется, на прошедшем незадолго до этих событий XI съезде партии петроградская делегация протестовала против выборов Залуцкого в члены ЦК. Тем не менее, решение политбюро было принято. И в этом уже есть отличие от времен гражданской войны, когда конфликтные ситуации разрешались много дольше и вызывали страстные обсужде­ния и переписку с Москвой.

Но важно обратить внимание на выступления иного рода на этом заседании. Ф. П. Грядинский: «Мы говорим, что нельзя вводить в сис­тему назначенство. Назначенство хотят сделать системой»; Г. Е. Зино­вьев: «Назначенство как система не годится». С ними оказался соли­дарным представитель 2-го Городского района Петрограда Кушин.27

Назначенство — понятие предыдущей эпохи, и означало оно на­правление по распоряжению Москвы работников на руководящие должности в другие регионы страны. Обычно этот способ применялся при чрезвычайных обстоятельствах, и само назначенство носило крат­ковременный характер. «Пока была война, назначенство было необхо­димо», — подчеркивал Л. Д. Троцкий, выступая в январе 1921 г. на общегородском собрании петербургской организации РКП(б).28

Переход к мирному времени, казалось, должен был отменить эту чрезвычайную практику, однако она не только не исчезла, но усили­лась. Назначение Залуцкого — один, но не единственный пример такого усиления. Почему это явление взволновало партийную вер­хушку города? Конечно, не из-за нарушения принципов выборно­сти. Демократичность процедуры выборов уже во время граждан­ской войны носила весьма символический характер. Нынешнее на- значенство подразумевало длительное пребывание присылаемого лица на какой-то «ключевой» должности. В сложившуюся систему вторгалось «инородное тело». Результатом могли стать конфликты и даже распад системы. И это очень тревожило бюрократов.

Изменение сущности назначенства вело и к другим переменам в жизни бюрократии. В своей книге о И. В. Сталине, который был одним из инициаторов «второй волны» назначенства, Троцкий пи­сал: «Перестали смотреть на назначенство как на временное, ко­роткое и почти случайное. Вопрос о назначениях стал больше свя­зываться с вопросом о личной жизни, об условиях жизни семьи, о карьере». И далее: «Более оседлая и уравновешенная жизнь бюро­кратии порождает потребность в комфорте».29 Замечание верное, но из него не следует делать вывод о том, что только назначенство стало толчком к привилегированному положению бюрократии в советском обществе.

Уже упоминалось о том, что система льгот и привилегий совет­ской политической бюрократии в основных своих чертах и компо­нентах сложилась еще в годы гражданской войны. В годы нэпа она лишь модифицировалась и дополнялась новыми элементами, по разным причинам не возникшими в предшествующий период.

Территориально жизнь партийных и советских работников Пет­рограда по-прежнему складывалась вокруг двух центров — Смольно­го и Дома Советов. Судя по «Книге записей о проживающих в д. 39 по Морской улице» (в 1-м Доме Советов), с конца 1920 г. в бывшую гостиницу «Астория» перебрался и Г. Е. Зиновьев.30 Жителями Смольного и Дома Советов могли быть только члены партии и лишь те лица, чья работа непосредственно была связана со Смольным. Но даже членство в партии не всегда давало такое право. В одном из протоколов бюро губкома конца 1922 г. в ответ на просьбу неко­его Семенова, члена РКП(б) с 1918 г. предоставить ему комнату в Доме Советов записано: «Ввиду отсутствия необходимого стажа для проживания отказать».31 Зато те, кто жил в «партийных апартамен­тах», находились на полном государственном обеспечении и не ис­пытывали неудобств по сравнению с другими горожанами. Это про­являлось даже в мелочах.

Вот, к примеру, два постановления малого президиума губиспол­кома, принятых в августе 1921 г. В первом предлагается Райпродукту (организации, ведавшей распределением предметов первой необхо­димости) отпустить необходимое количество ткани для изготовле­ния постельного белья для 1-го Дома Советов. В аналогичной просьбе, поступившей немногим позднее от судовых команд торго­вого флота Балтийского моря, президиум отказал.32

Наиболее выпукло разница в положении между рядовым петро­градцем и функционером проявлялась все же при оплате труда и в снабжении продовольствием. В 1920 г. ответственные работники были включены в тарифную сетку, но фактически оплачивались по ставкам политических работников.33 В 1921 г. ставки были повыше­ны. В конце того же года в связи с переходом на коллективную опла­ту сверхурочные, премиальные доплаты, 10-ти процентная фронто­вая надбавка исчезли, но одновременно появился дополнительный денежный фонд ответственных работников.34

По постановлению ВЦСПС с 1 февраля 1922 г. ответственных работников вновь включили в 17-ти разрядную тарифную сетку, оп­ределив минимальным разрядом 10-й. Отменив платное совмести­тельство и иные виды дополнительной оплаты за исключением го­норара за литературные произведения, постановление одновремен­но вводило надбавку к окладу, размер которой возрастал от 10-го к 17-му разряду с 10 до 50 процентов.35 Помимо деления по разрядам в это же время появляется разбивка по советской и промышленной группам. Разница окладов была значительной. В мае 1922 г. 17 разряд советской группы составлял 60 млн руб., промышленной — 105 млн. Примечательно, что все ведущие партийные и советские функционе­ры получали зарплату не по советской, а именно по промышленной группе.36 Конечно, инфляция съедала значительные прибавки. Но, во-первых, каждый месяц тарифы в стоимостном исчислении меня­лись, во-вторых, по сравнению с рабочими и служащими оплата была чрезвычайно высокой.

И, наконец, в-третьих. Деление по разрядам, группам и т. п. пре­дусматривало и разницу в количестве продуктов, получаемых по пайку. К разнообразным видам пайков, существовавших в Совет­ской России, с началом нэпа прибавился еще один: паек для ответ­ственных работников. Нормы его устанавливались в Москве, а обес­печение продуктами лежало на местных продовольственных орга­нах. Но сам паек для ответственных работников тоже не был единым. В Петрограде, например, существовали «нормы исполко­ма», «нормы отдела семейных» и т. д. С августа 1922 г. и они под­верглись дифференциации. Малый президиум губисполкома разде­лил ответственных работников на две категории. Ко второй были отнесены заведующие и заместители заведующих отделами и подот­делами, которые имели ставку ответственных работников по первой промышленной группе. К первой — председатели, заместители и секретари губисполкома и губэкосо, а также заведующий отделом управления и председатель военной секции. Для второй категории за основу был принят исполкомовский семейный паек, для первой — «тот же паек, увеличенный на 50 % и с добавлением диетических продуктов».37 На этом преимущества не заканчивались. Довольно распространенным явлением среди высших слоев петроградской бюрократии было получение продуктов по разным запискам. В ап­реле 1922 г. большой президиум губисполкома принял решение о прекращении этой практики.38 Но буквально сразу же родилась иная форма: индивидуальные выдачи продовольствия «по разреше­ниям ответственных товарищей». Практически ни одно заседание малого президиума второй половины 1922 г. не обходилось без ут­верждения таких выдач.

Как уже указывалось, основные привилегии, приобретенные бюрократией в годы гражданской войны, оставались незыблемы­ми. В период кризиса начала 1921 г. бюрократия пошла на некото­рые самоограничения, но успешное для нее окончание событий все вернуло на круги своя. В сентябре 1921 г. малый президиум принял решение о закреплении за исполкомом по две ложи (для членов ис­полкома и делегатов и районных работников) в Александринском, Мариинском и Михайловском театрах.39 Тем самым была упорядо­чена практика, возникшая в годы гражданской войны.

Немало хлопот доставляло власти использование транспорта не для служебных целей. Спорадические проверки, устраиваемые око­ло театров, в местах отдыха, выявляли немало любителей прокатиться за государственный счет по своим делам. Но власть пошла не по пути уничтожения явления как такового, а его дифференциации. В сен­тябре 1921 г. малый президиум постановил, что «за город в целях отдыха» на служебном транспорте могут ездить только те лица, «кои значатся в списках, утвержденных губкомом».40

Отметим еще одно явление, не присущее предшествующему време­ни. Когда в 1920 году Петроград впервые в стране создал дома отдыха для рабочих на Каменном острове, это известие облетело всю страну и долго использовалось властью как забота о творце революции и хозяи­не страны. Когда 22 апреля 1922 г. бюро губкома постановило органи­зовать для ответственных работников санаторий в Левашово,41 это ре­шение не афишировалось. Поначалу, видимо, условия в санатории были не очень хорошими, ибо в сентябре того же года заведывание санаторием было возложено на губернского продовольственного ко­миссара П. Л. Пахомова, которому предложили «улучшить доволь­ствие отдыхающих».42 Но, как уже подчеркивалось, даже среди ответ­ственных работников существовала стратификация и были, так ска­зать, «особоответственные» (термин, не придуманный автором, а взятый из документов того времени). Ими считались члены президиу­ма губисполкома и бюро губкома. На заседании бюро губкома партии, первом, которое вел новый секретарь губкома П. А. Залуцкий, было поручено «подыскать одну-две зимних дачи для отдыха во время от­пуска тт. из президиума губисполкома и бюро губкома».43 Возможно, напрасно петроградская бюрократия опасалась, что появление Залуц- кого нанесет вред существующей бюрократической системе.

Второй момент, который надо отметить в связи с организацией отдыха бюрократии, — это поездки на лечение или на отдых за гра­ницу. Война закончилась, дипломатическая блокада потихоньку прорывалась, отдых за границей — явление обычное для дореволю­ционной бюрократии — становилось доступным и для бюрократии советской. Своей властью Петроград не мог отправлять своих работ­ников за границу, но решения бюро: просить ЦК РКП(б) направить имярек для отдыха за границу — не редкость для 1922 г.44

Изучение советской политической бюрократии первых лет нэпа на петроградском материале показывает, что созданная в годы граж­данской войны бюрократическая система получила свое дальнейшее развитие, приспосабливаясь к новым внутренним и внешним усло­виям. Многие принципы, заложенные ранее, остались неизменны­ми или модифицировались.

А. Н. Чистиков

Из сборника «РОССИЯ В XX ВЕКЕ», изданного к 70-летию со дня рождения члена-корреспондента РАН, профессора Валерия Александровича Шишкина. (Санкт-Петербург, 2005)

Примечания

1   Петроград на переломе эпох: Город и его жители в годы революции и гражданской войны. СПб., 2000. С. 26.

2   Там же. С. 27.

3   ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 1. Д. 82. Л. 27.

4   Там же. Л. 61.

5   Там же. Л. 38 об., 59-60, 67-68.

6   ЦГА СПб. Ф. 1001. Оп. 3. Д. 997. Л. 1-178.

7   Там же. Д. 996. Л. 19-20 об.

8   Яров С. В. Горожанин как политик: Революция и военный коммунизм гла­зами петроградцев 1917-1921 гг. СПб., 1997. С. 60.

9   Вестник Петросовета. 1921, 19 ноября.

10 Цит. по: Гоголевский А. В. Петроградский Совет в годы гражданской вой­ны. Л., 1982.С. 102.

11 Зубарев В. И. Перестройка работы Петросовета в первые годы нэпа (1921— 1923 гг.) // Ленинградский Совет в годы гражданской войны и социалистичес­кого строительства 1917-1937 гг. Л., 1986. С. 176 -177.

12 ЦГА СПб. Ф. 8. Оп. 1. Д. 859. Л. 80.

13 Там же. Л. 383-383 об.

14 Там же. Ф. 1001. Оп. 3. Д. 1461. Л. 7.

15 Там же. Д. 1968. Л. 113, 151, 156, 158, 161, 176-178 и др.

16 Там же. Д. 1419. Л. 33.

17 СУ РСФСР. 1921. № 25. Ст. 143.

18 ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 1. Д. 82. Л. 1.

19 Гимпельсон Е. /.Формирование советской политической системы 1917— 1923 гг. М., 1995. С. 184.

20 ЦГА СПб. Ф. 1001. Оп. 3. Д. 997. Л. 144.

21 ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 1. Д. 82. Л. 45.

22 См., например: ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 1. Д. 81. Л. 3, 6, 8, 17, 41, 57 об. и др.

23 ЦГА СПб. Ф. 1001. Оп. 3. Д. 997. Л. 153-154.

24 Там же. Оп. 2. Д. 384. Л. 100.

25 ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 1. Д. 81. Л. 64 об.

26 Там же. Л. 43 об.

27 Там же. Д. 73. Л. 99, 104, 114.

28 Известия Петроградского Совета рабочих и красноармейских депутатов. 1921, 20 января.

29 Троцкий Л. Д. Сталин. Т. 2. М., 1990. С. 133-134.

30 ЦГА СПб. Ф. 7965. Оп. 1.Д. 391.

31 ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 1. Д. 82. Л. 87.

32 ЦГА СПб. Ф. 1001. Оп. 3. Д. 997. Л. 44-45.

33 Там же. Оп. 2. Д. 42. Л. 13 об.

34 Там же. Д. 266. Л. 14 об., 16.

35 Труд. 1922, 24 января.

36 ЦГА СПб. Ф. 1001. Оп. 2. Д. 384. Л. 87; Д. 390. Л. 26.

37 Там же. Д. 390. Л. 15-15 об.

38 Там же. Оп. 3. Д. 997. Л. 135.

39 Там же. Л. 55 об.

40 Там же. Л. 59.

41 ЦГАИПД СПб. Ф. 16. Оп. 1. Д. 81. Л. 43 об.

42 Там же. Д. 82. Л. 41 об.

43 Там же. Л. 46.

44 Там же. Д. 81. Л. 22, 64 об., 67 об.

Читайте также: