Показать все теги
Первый лист газеты «Правда». Фотография Молотова и Гитлера в имперской канцелярии
Я уверен, что в обеих странах сегодня такой режим, который не хочет вести войну и которому необходим мир для внутреннего строительства.
Адольф Гитлер Вячеславу Молотову, 12 ноября 1940
В СССР и Германии много аналогичного, так как обе партии и оба государства нового типа.
Вячеслав Молотов Рудольфу Гессу, 13 ноября 1940
80 лет назад – 12–13 ноября 1940 года в Берлине прошёл коммунистическо-нацистский зондаж на самом высоком уровне. Делегацию "мирового пролетариата" возглавлял председатель совнаркома Вячеслав Молотов, немецкую сторону представлял Адольф Гитлер. Их встречу принято считать прологом советско-германской войны.
Эти беседы и их последствия неоднократно описаны в мировой историографии. Тексты разговоров запротоколированы и опубликованы как на Западе, так и в России. В научных кругах по инерции господствует следующая точка зрения: переговоры были комедией, которую Гитлер ломал перед нападением на СССР, чтобы усыпить бдительность Сталина.
Открывшиеся в последние три десятилетия документы и факты заставляют существенно пересмотреть эту позицию.
Стратегическая ситуация для Германии в тот момент была патовой. Рейх уже захватил ряд стран Европы, но в самом разгаре шла воздушная битва за Англию, которую люфтваффе проигрывали, при этом немецкие подлодки наносили успешные удары по английским коммуникациям, ведя хищническую подводную войну. СССР оккупировал половину Польши, завоевал Карельский перешеек, занял Бессарабию, страны Балтии, то есть продвинулся почти до всех границ, очерченных советско-германскими договорами 1939 года. Гитлеровская Германия, покорив огромные территории, остро нуждалась в сырье для экономики разросшегося Рейха: Англия душила своего противника морской блокадой. Частично германскую потребность в сырье удовлетворял Сталин.
Вячеслав Молотов с Иоахимом фон Риббентропом и фельдмаршалом Вильгельмом Кейтелем обходят почётный караул, 12 ноября 1940 года, Берлин
Поэтому неудивительно, что Молотова принимали в Берлине с невероятной помпой: на вокзале его встречала нацистская верхушка, включая Гиммлера, Кейтеля и Риббентропа. На кинозаписи видны огромные корзины цветов, ряды откормленных бонз в фуражках с высокими околышами, блеск касок и винтовок у шеренги бойцов почётного караула, а также военный ансамбль – трубы, огромный барабан и тарелки. Когда просматриваешь кадры хроники, не веришь, что этот праздник происходил в стране, которая вот уже более года вела схватку не на жизнь, а на смерть. Вечером в честь высоких гостей был дан приём в роскошном отеле "Царский двор" (Kaiserhof), где в своё время австриец Гитлер получил немецкий паспорт, чтобы иметь возможность участвовать в выборах и победить.
Перед отъездом в Германию твердокаменный наркоминдел получил подробные инструкции от своего начальника, о чем не преминул сообщить противоположной стороне: "Я выражаю позицию лично Сталина!"
Участник советской делегации Валентин Бережков свидетельствовал, что глава Рейха не отличался личным обаянием – возможно, из-за скрываемого чувства собственной неуверенности: "…Гитлер держался высокомерно и заносчиво. Здесь он представлял полную противоположность Сталину, который всех поражал своей показной скромностью и полным отсутствием стремления к эффектам…
Когда мы вошли, Гитлер был один в кабинете [имперской канцелярии]. Он сидел за огромным письменным столом над какими-то бумагами. Но тут же поднял голову, стремительно встал и мелкими шагами направился к нам. Мы встретились в середине комнаты. Мы – это Молотов и его заместитель Деканозов, а также Павлов и я – оба в роли переводчиков. Фюрер подал каждому руку. Его ладонь была холодной и влажной, что вызывало неприятное ощущение – как бы прикосновение к рептилии. Рукопожатие было вялым и невыразительным".
Основные предложения Гитлера состояли в том, чтобы определиться со сферами влияния уже не в Европе, а во всём мире. Он хотел делить шкуру ещё не добитого медведя – Британии, точнее, в первую очередь – её колоний.
В перекройке карты планеты должны были участвовать Италия, Германия, Япония и СССР, который получал бы в таком случае возможность экспансии на юг – в Иран, Ирак, Афганистан, Индию. В Восточной Азии Сталин должен был сам договориться с Японией. Это позволяло образовать союз тоталитарных держав на бескрайних просторах Евразии и Африки.
Гитлер хотел направить движение СССР на юг, чтобы Сталин не мешал ему заняться европейскими проблемами. Правда, еще с июня 1940 г. германский Генштаб планировал возможную войну против СССР, но эти разработки шли исключительно на бумаге, поэтому их можно было прекратить в любой момент.
Рудольф Гесс и Вячеслав Молотов в Берлине, 12 ноября 1940 года, Берлин
Молотов, которому не впервой было вести переговоры об империалистическом дележе суверенных государств, в общем, выразил интерес к азиатским предложениям Гитлера, но заявил, что сначала надо прояснить ситуацию в Европе в соответствии с буквой и духом договорённостей 23 августа и 28 сентября 1939 года. Конкретнее, он предложил вывести немецкие войска из Финляндии и Румынии, а также упрочить влияние СССР в Турции и Болгарии.
Переговоры шли два дня по одной и той же схеме: Гитлер со товарищи упорно предлагали поделить Евразию, а нарком иностранных дел упрямо повторял европейские претензии СССР. В беседе с журналистом Феликсом Чуевым Молотов охарактеризовал фюрера как дурака: "Невысокое понимание советской политики, недалекий человек, но хотел втащить нас в авантюру, а уж когда мы завязнем там, на юге, ему легче станет, там мы от него будем зависеть…". А не наоборот.
Но главное, что Молотов вспоминал о своей непреклонности: "Вот вы, мол, нам хорошие страны предлагаете, но, когда в 1939 году к нам приезжал Риббентроп… мы и договорились, что границу с Польшей проводим так, а в Финляндии и Румынии никаких иностранных войск. "Зачем вы их держите?" – "Мелочи". – "Как же мы с вами можем говорить о крупных вопросах, когда по второстепенным не можем договориться действовать согласованно?" Он – своё, я – своё. Начал нервничать. Я – настойчиво, в общем, я его допёк".
Молотов вспоминал о напряжении фюрера: "Когда мы прощались, он меня провожал до самой передней, к вешалке, вышел из своей комнаты. Говорит мне, когда я одевался: "Я уверен, что история навеки запомнит Сталина!"..."
Чувствовалось, что он не только побаивается нашей державы, но и испытывает страх перед личностью Сталина".
Хлебосольные русские вечером 13 ноября позвали нацистов на ужин в советском посольстве, откуда дипломаты переместились в бомбоубежище из-за налёта английской авиации. В подземелье Риббентроп продолжал уламывать Молотова – разделить колонии Британии, на что Вячеслав Михайлович ответил здравомыслящей колкостью: если Англия уже повержена, то как объяснить нахождение собеседников в бункере?
Молотов уехал домой несолоно хлебавши, но через две недели в Кремле заявил немецкому послу Шуленбургу о готовности СССР принять проект четырех держав о политическом сотрудничестве и экономической взаимопомощи при условии урегулирования обозначенных им ранее европейских проблем. Гитлер отклонил предложение, а 18 декабря 1940 г. подписал директиву №21 – ввел в действие план "Барбаросса".
В связи с этим имеет смысл остановиться на требованиях Сталина.
Одно из них заключалось в признании интересов СССР в Финляндии и выводе оттуда германских войск. В дополнение к этому Сталин устами своего зама выразил желание, чтобы были признаны интересы СССР в Швеции и районе Шпицбергена. В этом случае рудники на севере Швеции, где Германия черпала незаменимое стратегическое сырье – железную руду, должны были оказаться либо под прямым контролем СССР, либо в зоне действия их фронтовой, не говоря уже о стратегической, авиации. Из этой страны Рейх также получал продукты металлопромышленности, в частности шарикоподшипники.
Советские стратеги проявляли повышенный интерес к шведским рудникам. Например, в связи с увеличением мощи Балтийского флота во второй половине 1930-х годов среди его задач в случае войны появился удар по транспортам с железной рудой, идущей из Северной Швеции в Германию, – как следует из статьи шведского историка Гуннара Аселиуса, соответствующее предложение Ворошилов послал Сталину и Молотову в сентябре 1937 года.
Маршал Советского Союза Борис Михайлович Шапошников
Вспомним также, что на переговорах военных миссий СССР, Великобритании и Франции 15 августа 1939 года в Москве советский уполномоченный Борис Шапошников заявлял, что в случае войны с Германией флот Британии и Франции должен добиваться "перерыва подвоза в Германию из Швеции руды и другого сырья". По словам Шапошникова, одним из вариантов действий советского флота были аналогичные операции: "Подводные лодки Балтийского флота СССР мешают подвозу промышленного сырья из Швеции для главного агрессора".
17 апреля 1940 года Сталин на совещании с военными заявил, что одной из целей прошедшей финской кампании было "создать плацдарм для того, чтобы, когда подвезем побольше войск, они имели плацдарм для прыжка вперед и продвижения дальше".
Приведем также фразу Михаила Калинина – председателя Президиума Верховного Совета СССР, то есть номинального главы государства, – из речи о грядущей войне с Германией 22 мая 1941 года: "Если бы, конечно, присоединить Финляндию, то положение еще более улучшилось бы с точки зрения стратегии".
Ясно, что в ходе переговоров ноября 1940 года Сталин надеялся сделать Германию зависимым от него "колоссом на глиняных ногах".
Второе по важности требование: вывод частей вермахта из Румынии, признание советских интересов в Румынии и Болгарии. Из Румынии Германия и Италия получали необходимые углеводороды, которых фашистско-нацистской "новой Европе" в 1939–1941 гг. едва хватало даже с учётом этих поставок. Вот что записал генерал-майор Маркс в проекте операции плана "Ост" – война против СССР – от 5 августа 40 г.: "Ведение войны со стороны Советской России будет заключаться в том, что она присоединится к блокаде. С этой целью вероятно вторжение в Румынию, чтобы отнять у нас нефть".
То есть постановка ещё и этого района под контроль СССР – или как минимум увод из этих стран немецких войск – давала возможность задушить Германию и ее союзницу едва ли не голыми руками – даже без крупномасштабной войны непосредственно с вермахтом.
Вдобавок Сталин в ноябре 1940 года захотел получить контроль над Босфором и Дарданеллами. Личный посланник главы германского МИДа Пауль Шмидт вёл запись беседы, согласно которой глава совнаркома лукаво спрятал далеко идущие устремления в оборонную форму: "…Молотов завел речь о морских проливах, которые он, ссылаясь на Крымскую войну и события 1918–1919 гг., охарактеризовал как исторические ворота агрессии Англии против Советского Союза".
В действительности советские военные базы в проливах, помимо возможности выхода Красного флота в Средиземноморье, то есть к Суэцу и Гибралтару, предоставляли СССР контроль над турецко-германскими экономическими связями. А из Турции Рейх получал хром. Министр вооружений Альберт Шпеер в самый разгар войны в аналитической записке Гитлеру отмечал жизненную важность этого сырья: "Если прекратятся поставки из стран Балканского полуострова и Турции, то наши потребности в хроме могут быть обеспечены только на протяжении чуть больше пяти с половиной месяцев. Это означает, что после расходования наших запасов заготовок для труб, которых должно хватить на два месяца, придётся приостановить производство самолётов, танков, грузовиков, бронебойных снарядов, подводных лодок и артиллерийских орудий". То есть воевать станет просто нечем.
А ещё Кремль хотел от Берлина признания своих интересов в Иране и некоторых других уступок...
При этом на момент переговоров в СССР уже больше года был запущен мобилизационный процесс. ВПК производил горы снарядов и патронов, штамповал десятками подводные лодки, тысячами – танки и самолеты. На производство военной продукции в массовом порядке переходили обычные заводы. С нуля разворачивались сотни новых дивизий. Военные училища готовили десятки и сотни тысяч командиров армии, флота и НКВД. Проводилась пропагандистско-идеологическая подготовка населения к "великой войне". Многие мобилизационные приготовления приняли необратимый характер.
Об этом немецкая разведка кое-что знала. Неизвестной для неё оставалась работа генштаба, где еще с октября 1939 г. разрабатывался план войны с Германией. 14 октября 1940 г. советское руководство утвердило этот документ. То есть все решения были приняты еще до переговоров и вне зависимости от их исхода.
Отъезд Вячеслава Молотова из дворца Бельвю, гостевого дома правительства Германии. 14 ноября 1940 года
Поэтому беседы в Берлине являлись попыткой Сталина выторговать у Гитлера превосходные условия для "освободительного похода" Красной армии. Своеобразную остроту визита в Берлин московской делегации добавляло то, что в неё входил генерал-майор Александр Василевский – непосредственный создатель оперативного плана по разгрому Рейха. Спустя годы он вспоминал о тяжёлых буднях мозга армии в те осенние месяцы: "Работали мы очень дружно и напряженно. Оперплан занимал в те месяцы все наши мысли. Наиболее вероятным и главным противником в нем называлась гитлеровская Германия. Предполагалось, что на стороне Германии может выступить Италия, но она, как отмечалось в плане, скорее всего, ограничится боевыми действиями на Балканах… По всей видимости, на стороне Германии могут выступить Финляндия… Румыния (типичный "сырьевой придаток" Германии с 1939 года…) и Венгрия…" Приличия ради Василевский приехал в Берлин в штатском.
Твёрдая линия на переговорах и стала главной ошибкой Сталина.
Ведь в результате получения СССР ряда плацдармов в 1939–1940 гг., а также увязания Германии в войне возможности стремительного захвата оставшейся части Европы (а следовательно, позже – и мира) стали и так к концу 1940 года просто великолепными. В этот момент Сталин забыл собственный афоризм "лучшее – враг хорошего". Изготовившись к уничтожающему удару, хладнокровный тактик имел возможность убаюкивать Гитлера долгими переговорами и ограниченными уступками. Подвело его головокружение от успехов. Сталин, загнав своего партнёра в стратегический тупик, уверовал в его дальнейшую покладистость и продолжил выкручивать ему руки.
А в Британии и США эти переговоры вызвали большое напряжение, которое, по свидетельству Молотова, ушло лишь частично даже после начала советско-германской войны: "Когда нас фотографировали, Гитлер меня обнял одной рукой. Меня в 1942 году в Канаде спрашивали, почему я на этом снимке улыбаюсь? Да потому, что у нас ничего не получилось и не получится!" Вероятно, Вячеслав Михайлович уже в ноябре 1940 года предвкушал парад Красной армии на Унтер ден Линден, а также своё присутствие в этих же залах для приёмов, но уже одним из хозяев ГДР.
Начальник Генштаба вооруженных сил Германии Вильгельм Кейтель на допросе 17 июня 1945 г. показал, что беседы Молотова с Гитлером стали судьбоносным моментом: "Первоначально я относился к возможности начала войны на Востоке весьма скептически, о чем может свидетельствовать мой меморандум на имя министра иностранных дел от сентября 1940 года, в котором я считал войну с Советским Союзом маловероятной. Однако в ходе развития событий зимы 1940–[19]41 годов это мнение подверглось значительным изменениям, в первую очередь под влиянием разведывательных данных о сосредоточении русских войск.
Для нас было очевидно, что аналогичная подготовка ведется Советским Союзом и по дипломатической линии. Я считаю, что решающим событием в этом отношении явился визит Молотова в Берлин и его переговоры с руководителями германского правительства.
После этих переговоров я был информирован, что Советский Союз якобы поставил ряд абсолютно невыполнимых условий по отношению к Румынии, Финляндии и Прибалтике. С этого времени можно считать, что вопрос о войне с СССР был решен. Под этим следует понимать, что для Германии стала ясной угроза нападения Красной армии".
В Берлин пришло осознание того, что если Сталин выдвигает такие требования уже сейчас, то долгого добрососедского мира с ним не будет. А раз так, то лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
С середины и до конца 1940 года постепенно нарастало недружественное советское давление на Рейх, что его верхушкой нередко воспринималось болезненно. Не стала ли требовательность Сталина на ноябрьских переговорах последней каплей, побудившей Гитлера напасть на Советский Союз?
Александр Гогун
Радио Свобода
