Показать все теги
Т.А.Денисова
Из сборника «Восточное историческое источниковедение и специальные исторические дисциплины. Выпуск 6». 2004
Комплекс нарративных источников по истории Джохора XVII- XIX вв., известный в научной литературе под общим названием Джохорская историография, представляет собой сложное явление, включающее в себя множество направлений и аспектов.
Сведения об истории Джохора и Малайского архипелага XVII- XIX вв. содержатся в исторических произведениях как малайского, так и европейского происхождения, в записках современников, а также в сборниках официальных документов того времени[1].
Джохорские хроники, написанные на малайском языке в арабской графике (джави), принято делить на три основных направления, принципиально различающихся интерпретацией исторических событий в Джохоре и методами решения авторских задач. Имеются в виду историографические традиции минангкабау, джохорских малайцев и бугийцев[2].
Две первые традиции, т.е. малайская и минангкабау, достаточно близки друг к другу как по структуре произведений (в обоих случаях они написаны как изводы известной малайской хроники Седжарах Мелайу («Малайские родословия»), так и по стилевым характеристикам (в частности, сохраняется традиционный для старомалайской литературы стиль с красочными бытовыми описаниями, стихотворными вставками и обилием мифологических сюжетов). А различаются они прежде всего выбором главного героя и степенью идеологического накала повествования, в котором отразились реалии борьбы за власть в Джохоре между малайским султаном, бугийскими вице-правителями и знатью минангкабау.
Различия между бугийской и малайской традициями гораздо глубже. Учитывая это, а также тот факт, что круг малайских и бугийских хроник более обширен, мы делаем предположение, что сравнительный анализ произведений именно этих направлений позволил бы выявить как общие, так и оригинальные черты сочинений каждого направления, более рельефно высветить авторские приемы решения главной задачи — оправдание власти того политического клана, точку зрения которого выражал автор. Сравнение текстов двух хроник, бугийской — Тухфат ан-Нафис («Драгоценный дар») и малайской — Перингатан Седжарах Негри Джохор («Памятные записки об истории государства Джохор»), поможет ответить и на ряд существенных источниковедческих вопросов, в частности касающихся определения степени достоверности сообщаемых в них сведений.
Тухфат ан-Нафис — пример произведения бугийской историографической традиции Джохора
Подробный источниковедческий разбор хроники Раджи Али Хаджи Тухфат ан-Нафис уже опубликован автором в 1995 г.[3]. Поэтому здесь мы ограничимся лишь кратким изложением основных источниковедческих сведений: под названием Тухфат ан-Нафис известны два произведения бугийской историографии, написанные примерно в одно и то же время (около 1866 г.). Первая, более краткая хроника (88 тысяч слов) принадлежит перу представителя семьи бугийских вице-правителей Джохора Раджи Ахмада бен Раджи Хаджи (1779-1879), а вторая, более подробная (126 тысяч слов), написана его сыном — известным ученым и религиозным наставником Раджой Али Хаджи бен Раджой Ахмадом (1809-1872). Все известные в наше время рукописи этих произведений (один список «краткой» хроники и пять — «длинной») каталогизированы и хранятся в крупнейших библиотеках Лондона, Лейдена и Куала- Лумпура. В разное время они были использованы при издании текстов хроник, которые были предприняты Р.О.Винстедтом (1932), Энчи Муниром бен Али (1965) и В.Матесон (1982 г. — «краткая» хроника, 1991 г. — «длинная» хроника)[4].
Раджа Али Хаджи при создании своей хроники использовал труд своего отца в качестве первоначального наброска, значительно расширив его за счет обширных текстуальных вставок, т.е. цитат на арабском и малайском языках из Корана и трудов мусульманских авторитетов; пространных рассуждений из области мусульманской дидактики; обильного цитирования малайских хроник различных историографических традиций, которые сопровождены критическими замечаниями автора; сюжетов автобиографического характера. Все перечисленное, а также важнейшие новации, которые нашли свое отражение в хронике Раджи Али Хаджи, позволили сделать вывод, что перед нами два самостоятельных произведения под одним названием, а не просто, как считалось, две версии одного произведения.
Обе хроники Тухфат ан-Нафис представляют собой произведения бугийской историографии, а сочинение Раджи Али Хаджи по праву считается венцом этой традиции.
Все бугийские исторические произведения имеют единую концепцию изложения истории Джохора и общую задачу — доказать легитимность власти бугийских вице-правителей в Джохоре. Основные концептуальные особенности содержания Тухфат ан-Нафис, которые позволяют отнести это сочинение к бугийской историографии Джохора, состоят в следующем:
— бугийские правители, пришедшие в Малайю, изображаются как герои, готовые к самопожертвованию и полные благих намерений, именно они являются главными положительными героями хроники;
— достаточным и законным основанием пребывания бугийцев у власти в Риау, по мнению Раджи Али Хаджи, является сумпах сетиа («клятва верности»), которая закрепляет договор между малайским султаном и бугийским вице-правителем и гарантирует постоянное проживание бугийцев в Джохоре;
— бугийцы не узурпаторы, а спасители Джохора, поскольку их приход к власти означает победу мусульманского образа жизни, а их правление могло бы стать «идеалом» с мусульманской точки зрения. Сделав острова Риау и Пеньенггат центрами ислама в регионе, бугийцы обеспечили Джохору процветание и безопасность;
— сиакский правитель Раджа Кечил и его сторонники из клана минангкабау — главные конкуренты бугийцев в борьбе за власть в Джохоре — изображаются как злодеи и авантюристы, а победа над ними — как победа Добра над Злом;
— кризис и окончательное падение Джохора описано как следствие нарушения договора сумпах сетиа и разгула хава нафсу (страстей), которые по вине малайской знати взяли верх над нормами «идеального мусульманского правления».
В Тухфат ан-Нафис нашли свое отражение все этапы развития бугийской историографии: от бугийских хроник Южного Сулавеси (таких, как Хроника Боне (1641), Хроника Талло (1670), Хроника Ваджо (1650) и пр.), до новаций Раджи Али Хаджи. Поэтому в качестве объекта для сравнительного анализа мы сочли целесообразным использовать именно это произведение.
С одной стороны, в Тухфат ан-Нафис отчетливо просматриваются такие текстологические особенности древних исторических произведений Южного Сулавеси, как лаконичность стиля, отказ от традиционных мифологических сюжетов[5], сквозная датировка событий и прочие специфические черты, свойственные повествованию, основанному на хронологически последовательных дневниковых записях. По мнению И.Ноордейна, это обусловлено, в частности, тем, что бугийские хроники всегда имели «чисто практическое значение, особенно в периоды бугийской экспансии. Сведения о договорах, купцах, рынках и прочем, которые в них содержались, использовались в практической политике, а не в чисто историографических и иных престижных целях»[6]. Это обеспечивало исключительно высокий уровень развития историографической традиции и феноменальную популярность хроник в бугийском обществе. Именно поэтому, решая важнейшую для бугийского правящего клана задачу доказательства легитимности их пребывания у власти в Джохоре, бугийские интеллектуалы, в частности Раджа Али Хаджи, прибегали именно к форме хроник.
С другой стороны, при создании своей хроники Раджа Али Хаджи использовал значительные и принципиальные нововведения, которые позволили говорить о новом этапе в развитии бугийской историографии[7].
Источниковедческое значение бугийских хроник трудно переоценить. Они представляют собой не только источник для изучения деятельности бугийских вице-правителей в Джохоре, но содержат в себе информацию обо всех основных действующих силах, определявших историческое развитие Джохора и Малайского архипелага в целом на протяжении двух с лишним столетий, вплоть до начала XX в.
Наиболее наглядно продемонстрировать особенности произведений бугийской историографической традиции можно, сравнив тексты Тухфат ан-Нафис с сочинением другого направления — с малайской исторической хроникой Перингатан Седжарах Негри Джохор («Памятные записки об истории государства Джохор»)[8].
Перингатан Седжарах Негри Джохор — пример произведения малайской историографической традиции
Перингатан Седжарах Негри Джохор, составленная неизвестным автором в середине XVIII в., является сборником сообщений и документов о времени правления Султана Сулеймана (1699-1760).
Это сочинение относится к так называемому «Джохор-Риау-Лингга комплексу» малайских произведений, т.е. к группе малайских манускриптов, основной темой которых является история государства Джохор и правителей Риау — Лингга. Большинство этих рукописей легло в основу издания джохорских манускриптов И.Хусейна, известного в научной литературе под названием Hikayat Negri Johor («История государства Джохор»)[9]. Там же были упомянуты и рукописи, составляющие Перингатан Седжарах Негри Джохор.
Общепринятое в современной научной литературе название хроники— Перингатан Седжарах Негри Джохор — было введено в оборот Дж.Боттомсом в 1962 г. в его перечне малайских исторических текстов[10].
а. Рукописи и издания
В настоящее время известны два списка этого произведения:
- 1. Рукопись KL 24.В — хранится в библиотеке Лейденского государственного университета в собрании Х.К. фон Клингкерта. Отдельного названия не имеет. Переплетена с двумя другими рукописями под общим названием на голландском языке Ееп gedeelte van de Hikayat Atjih («Отрывок из Повести об Ачех»). Копия с копии. Предположительно создана на Риау между 1863 и 1866 гг.
- 2. Рукопись von de Wall 196. — хранится в библиотеке Института культуры Индонезии в Джакарте. Поступила туда в 1873 г. из собрания Н.С. фон де Валла. Копия с копии. Изготовлена по заказу фон де Валла в период с 1855 по 1873 г. Оригинального малайского названия не имеет. Каталогизирована под названием Hikayat Atjih.
Оба списка легли в основу первого и единственного издания этого произведения, предпринятого Э.У.Кратцем в 1973 г. в Висбадене: «‘Peringatan Sejarah Negri Johor’ — Eine malaische Quelle zur Geschichte Johors im 18. Jahrhundert». Текст хроники опубликован в латинской транслитерации; в нем сохранена авторская структура памятника и приведены разночтения в двух известных в настоящее время списках хроники. Издание снабжено переводом хроники на немецкий язык и обширным справочным материалом.
Однако издание имеет и существенный недостаток. Публикатор счел возможным исключить из издания значительные куски текста, которые, по его мнению, либо не связаны с основным повествованием, либо непонятны. В результате возникла некая «новая редакция» памятника, не соответствующая оригиналу".
Текстологический анализ Перингатан позволяет отнести время создания хроники примерно к 1750 г. Повествование охватывает период с 1672 по 1750 г.
Как произведению, относящемуся к малайской историографии Джохора, хронике Перингатан Седжарах Негри Джохор присущи следующие характерные для этой традиции черты:
— с точки зрения содержания центральное место в хронике отдано деятельности малайского Султана Сулеймана. По сути это аннотированное изложение его политической биографии. Все события даны только в контексте жизнеописания правящей династии;
— в тексте хроники отсутствуют авторские оценки при описании действий султана и его приближенных, тем более «мусульманская» мотивация их поступков. Здесь имеет место абсолютный детерминизм происходящего, изначально никак не связанный с личной «праведностью» персонажа или индивидуальным выбором героев между Добром и Злом;
— по своей структуре Перингатан написана как продолжение крупнейшего малайского анналистического произведения Седжарах Мелайу («Малайские родословия»), весь материал в хронике изложен в строго хронологическом порядке;
— с точки зрения лексики преобладают традиционная малайская титулатура и традиционные мифологические элементы при описании стихийных бедствий, затмений и пр. Практически полностью отсутствуют мусульманские формулы, за исключением упоминаний о кончине того или иного правителя. В основном они встречаются только во «вставленных» документах.
б. Вставки
Несомненный интерес представляют документы, включенные автором в хронику: текст договора 1725 г. между Султаном Сулейманом и правителем сиакского княжества Пагар Руйунг (Суматра) но итогам победы над Раджой Кечилом; послание Султану Сулейману от губернатора Малакки от 15.03.1745 г.; шаир-панегирик в честь бендахары, датируемый 1750 г. Существует еще одна вставка в текст — письмо теменггунга Пучата из Тренггану некоему Датуку Шахиду Абдаллаху. Письмо относится к 1743 г. и касается событий в княжествах Келантан и Патани. Однако Э.У.Кратц счел 12 возможным исключить данный документ из текста .
Каждая вставка, хотя и не связана стилистически с основным повествованием, тем не менее обладает несомненной источниковедческой ценностью и нуждается в отдельном изучении.
В частности, изучение текста договора 1725 г. (т.н. «клятвы верности») позволяет воссоздать реальную расстановку сил в Джохоре того времени. Оказывается, что третьей силой, участвовавшей в борьбе за власть в этом государстве (помимо бугийцев и малайской династии Султана Сулеймана), были правители княжества Пагар Руйунг, а не сиакский предводитель Раджа Кечил (Кечик). Именно они обладали значительным военным и экономическим потенциалом, тогда как Раджа Кечил, хотя и воспитывался при дворе в Пагар Руйунге, был, вероятно, лишь формальным главой антибугийского движения, фигурой скорее авантюрного плана, чем действительным харизматическим лидером.
Об этом, например, свидетельствует тот факт, что «клятва верности» между Султаном Сулейманом и минангкабау заключена не с Раджой Кечилом, а именно с «...господином Дедом Сери Султаном Халифат Аллах Мухаммадом Шахом — наместником правоверных, который [восседает] на троне власти в государстве Пагар Руйунг...»[11]. А по поводу Раджи Кечила говорится только то, что «господин Дед послал его в Бату Бахару, а Раджа Кечил в это время атаковал Риау...». Правитель Пагар Руйунга призывает Султана Сулеймана «не слушать клевету Си Раджи Наты (одного из сторонников Раджи Кечила. — Т.Д.) и остальных сынов минангкабау, которые [промышляют] в море. Никакого зла не было совершено с ведома или по приказу господина Деда, клянусь Аллахом! Все это наговоры [и интриги]...».
Кроме того, в данном договоре именно султан Пагар Руйунга подтверждает права Джохора как сюзерена над всеми минангкабау: «Все сыны [из числа] минангкабау — те, кто [кормится] в море, и те, кто живет в прибрежных и подвластных Джохору районах, отныне не признают ничьей власти, кроме власти внуков и правнуков государей Джохора. Они повелители для них...»
Деятельность Раджи Кечила и его сторонников расценивается как нарушение «клятвы верности». О них сказано следующее: «И если клятва верности будет нарушена кем-то из [числа] сынов минангкабау, то пусть поразит их Чудодейственное Железо и пусть на них падет проклятие по слову Аллаха. И если они восстанут в Пагар Руйунге, Гунунг Саилане или Джохоре, то не видать им успеха ни в каком деле, и пусть их желания никогда не осуществятся...»
Реальная роль Джохора в экономической и политической жизни региона, динамика борьбы за лидерство на архипелаге отражены и в другом «вставленном» документе — в послании от 15.03.1745 г. голландского губернатора Малакки правителю Джохора Султану Сулейману. Этот документ составлен на малайском и голландском языках. В текст хроники «вставлен» малайский вариант послания, а голландский вариант приводится в Примечаниях к изданию Э.У.Кратца. Послание на малайском языке являет собой помимо всего прочего и образец особого официального эпистолярного стиля, который был принят голландской администрацией в переписке с представителями малайских правящих династий.
Послание на малайском языке начинается с преамбулы[12], содержащей славословия и благопожелания в адрес малайского правителя Султана Сулеймана и заверения в неизменности любви и дружбы, которые царят между Султаном Сулейманом и голландской администрацией. Причем эта преамбула выполнена в чрезвычайно цветистом традиционном стиле, который характерен для переписки местных правителей:
«Любовь, украшенная [цветами] благоволения и верности, пусть дойдет от Компании из Малакки до Его превосходительства Ал-Хакана ал-Джалила Султана Сулеймана — Великого Солнца Султанов.
Он восседает на троне власти — Обители Державности в государстве Риау — Обители Мира, — столь достославном среди многих государств. [Ибо широко известно, что здесь] средоточие священного закона и справедливости для всех иноземцев [и торговцев]. Владеющий красноречивым языком, он обладает прекрасным нравом и полон сострадания ко всем слугам Аллаха в их болезнях и трудностях. И красноречие его [наполняет] сладостью и изысканностью каждую каплю его речи, [когда] он утешает всех слуг Аллаха, познавших мучения. Да увековечит Аллах царствие свое, и да пребудет вечной справедливость Его, и да сделает Он совершенным государство [сие]. Пусть ниспошлет Аллах — господин всех миров — каждому то, что [Им] предначертано; и пусть это исполнится. И да [упрочит] Аллах в [сем государстве] справедливость; и да пошлет ему Аллах счастливую судьбу и благоденствие, дабы стало оно (государство Риау) местом спасения для каждого, кто сотворен Аллахом. И пока день и ночь сменяют друг друга, да пребудет между нами спокойствие и процветание. Так будет. Амин. Он — Царь миров».
Сравнение этого послания, составленного на малайском языке, с текстами писем, которыми обменивались между собой малайские правители, подтверждает тот факт, что формальная стилистика писем голландской администрации была выработана на основе местных эпистолярных образцов.
Однако, даже несмотря на присутствие в послании голландского губернатора Малакки правителю Джохора Султану Сулейману традиционной благожелательной преамбулы, совершенно очевидно, что в нем отразилось жесткое экономическое и политическое противоборство между Джохором и голландской Ост-Индской компанией (ОИК). Письмо исполнено в откровенно приказном тоне и содержит элементы открытого политического шантажа, который был бы неуместен и невозможен, если бы ОИК не доминировала в регионе.
В Тухфат ан-Нафис упоминание об этом письме отсутствует, но есть описание политической и экономической ситуации в Джохоре на момент, когда оно было написано. Судя по содержанию и датировке, послание было получено 11 сафара 1158 г.х., незадолго до смерти вице-правителя Опу Даенга Челлака (17раби‘ ал-ахир 1158 г.х.), в период, когда экономический расцвет и мощь Джохора были уже подорваны борьбой за власть между малайской и бугийской знатью.
Еще одна вставка в текст Перингатан Седжарах Негри Джохор— шаир-панегирик в честь бендахары по случаю вступления в эту должность Туна Хасана в 1750 г. Этот шайр представляет несомненный интерес, поскольку в нем в традиционной стихотворной форме нашли свое отражение реалии новой историко-политической ситуации[13]. Хотя этот шайр следует сразу после сообщения о возведении в должность бендахары Туна Хасана, его трудно определить как панегирик в адрес именно этого человека, поскольку его имя в тексте этого поэтического произведения ни разу не упомянуто. Кроме того, новый бендахара Оранг кайа индера бунгсу Гун Хасан не сыграл, насколько это известно на данный момент, никакой особо выдающейся роли при дворе Султана Сулеймана. Нет ничего, что подтвердило бы некие особые отношения Туна Хасана с султаном или вице-правителями. В Тухфат ан-Нафис Тун Хасан вообще не упомянут.
Таким образом, напрашиваются два вывода: во-первых, включение в текст этого шайра может быть обусловлено тем, что анонимный автор хроники принадлежал к окружению бендахары Туна Хасана, а во-вторых, что данный шайр является восхвалением не конкретного нового бендахары, а института бендахар в целом — некоего «идеального» бендахары. Здесь содержатся и главные требования к кандидату на этот пост и перечисляются основные его полномочия. И уже благодаря этому шайр представляет несомненный источниковедческий и исторический интерес, поскольку позволяет уточнить реальные функции конкретного должностного лица.
Если судить по содержанию шайра, бендахара прежде всего представитель малайской аристократии: «[Он] светоч дворянства...», «[Он] светоч, происходящий из древнего рода». Кроме того, пост бендахары можно получить только по наследству, только «сменив своего отца». Однако о его верности исламу или о его праведности в мусульманском понимании этого слова ничего не сказано. Требования к «идеальному» бендахаре носят более абстрактный характер: он должен быть «открыт», «его лик в равной степени» должен отражать «и простоту, и красоту», в нем не должно быть «даже малого отблеска чванства», потому что именно эта «простота — средоточие [мудрости] всех министров». Все перечисленные выше качества позволят бендахаре осуществлять его главную функцию — быть «опорой державы государевой», «опорой Державности и столпом государства», «оплотом и гарантом закона в селениях». Для того чтобы последовательно выполнять данную функцию, «идеальный» бендахара облечен следующими полномочиями: он возглавляет всю придворную иерархию, т.е. «он средь великих становится верховным»; именно он предписывает, «[как] расставить министров и рассадить воевод», т.е. ведает распределением должностей и определяет их привилегии; его указы обязательны для
исполнения для всех придворных чиновников, а свою власть он осуществляет при помощи подчиненных ему старшин бентар, которые являются его полномочными представителями на местах и обязаны «блюсти его закон» и «являться не отлынивая» с докладом. Кроме того, одной из задач бендахары является разъяснение и популяризация официальной султанской политики, т.е. «он всегда готов наставлять и объяснять», чтобы никто из сограждан «не чувствовал себя униженным». А в последнем четверостишии шайра, по нашему мнению, есть намек на то, что бендахара выполнял и функции арбитра или судьи: «Те, кто послушен законам трона, / Их речи всегда до него доходят, / Другим же его обмануть не удастся, / [Ибо] таков закон благоденствия».
Однако, если сравнить шайр со сведениями из Тухфат ан-Нафис, оказывается, что практически все функции бендахары с момента введения поста вице-правителя при джохорском султане перекрываются полномочиями последнего. В период правления бугийских вице-правителей бендахара превращается в формальный титул, лишенный реальной власти.
Э.У.Кратц утверждает, что «с точки зрения содержания Перингатан Седжарах Негри Джохор нет никаких видимых мотивов включения в текст шайра и других текстовых вставок. Кроме того, обстоятельность этих отрывков противоречит лаконичной краткости остального текста. <...> Если шайр еще можно как-то привязать к основному тексту, то два остальных отрывка можно в полной степени понять только при помощи других текстов и европейской научной и критической литературы»[14].
Однако, на наш взгляд, все вставки могут быть объединены наличием в них некоторых существенных особенностей: они не нарушают хронологической последовательности изложения событий основного текста; все они обладают общей мотивацией, объясняющей их включение в основной текст хроники. Каждый из этих документов прямо или косвенно доказывает, что единственным законным и полновластным правителем Джохора является малайский султан — Султан Сулейман (а не бугийские вице-правители). Автор мог использовать эти вставки как прием для решения новой «задачи» малайской историографии — доказать реальность и полноту власти малайского султана как единственного «центра» принятия решений в Джохоре. Автор включил их в текст, вероятно, потому, что эти документы, с одной стороны, носят сугубо официальный характер и посвящены важнейшим государственным вопросам, которые являются прерогативой правителя только самого высшего уровня, а с другой стороны, они адресованы именно Султану Сулейману. Они содержат традиционные славословия именно в его адрес. Следовательно, таким высшим правителем является Султан Сулейман, а не бугийские вице-правители, которые в этих официальных документах даже не упомянуты.
Например, в уже приведенной выше цитате из текста «клятвы верности» содержится указание, что минангкабау подвластны именно малайскому султану, а не бугийским вице-правителям.
Шаир-панегирик в адрес «идеального» бендахары тоже можно расценивать как восхваление правящего дома Султана Сулеймана. Ведь отец Султана Сулеймана — Бендахара Сери Махараджа Ибн Бендахара Тун Хабиб взошел на престол в 1699 г. под именем Султана Абд ал-Джалила Риайат Шаха после смерти последнего представителя малаккской династии Султана Махмуда. Законность его восшествия на престол постоянно подвергалась сомнению Раджой Кечилом и его сторонниками. Раджа Кечил претендовал на джохорский престол, выдавая себя за волшебным образом зачатого сына Султана Махмуда, а бугийские хронисты, со своей стороны, акцентировали внимание на причастности бендахары Сери Махараджи к убийству последнего султана. Исходя из этого, включение в хронику шайра может быть связано не столько с принадлежностью автора к окружению бендахары Туна Хасана, сколько с желанием еще раз подтвердить, хотя бы косвенно, легитимность династии Султана Сулеймана — династии бендахар.
К сожалению, невозможно сказать, справедлива ли наша аргументация и в отношении письма Теменггунга Пучата, которое
Э.У.Кратц исключил из своего издания. Однако нам представляется, что автор действительно использовал все «вставленные» документы как особый прием с вполне определенной целью, общей для всех упомянутых случаев.
В результате сравнения текстов Перингатан и Тухфат ан-Нафис были выявлены и другие приемы, которыми воспользовался автор для решения новой «задачи».
Перингатан Седжарах Негри Джохор и Тухфат ан-Нафис: сравнительный анализ
Сравнение текстов «длинной» хроники Тухфат ан-Нафис (далее — TN) и Перингатан Седжарах Негри Джохор (далее — PSNJ) позволяет наиболее наглядно проиллюстрировать и продемонстрировать на примерах основные различия бугийской и малайской историографических традиций. Текстовой материал, который был привлечен для сравнения, чрезвычайно обширен, поэтому здесь мы ограничимся лишь несколькими примерами:
Пример 1. Вот как в двух сочинениях различных историографиеских традиций Джохора освещен один из важнейших моментов джохорской истории — гибель Султана Махмуда (последнего представителя старой малаккской династии) и приход к власти новой династии бендахар:
PSNJ:
Потом скончался Датук Бендахара Сери Махараджа по имени Тун Хабиб в двадцать седьмой день месяца мухаррама, в пятницу вечером в год хиджры тысяча сто девять в год «дал». После этого погиб Султан Махмуд. Он был убит в Кота Тингги в государстве Макам Таухид. И воцарился Султан Абд ал-Джалил Шах ибн Датук Бендахара. Он взошел [на престол] в восьмой день раби ал-аввал утром в четверг во время утренней молитвы «лоха» в год хиджры тысяча сто одиннадцатый в год «вав». Именно в тот год хиджры по воле Аллаха появился на свет Раджа Сулейман. Потом после этого прервалась династия знаменитых правителей Малакки, и власть перешла к Бендахаре Сери Махарадже ибн Бендахаре Тун Хабибу.
TN:
И поведал рассказчик. Последним в династии, исходящей от Сри Три Буаны, от раджей времен Сингапуры, Малакки и Джохора, был джохорский раджа по имени Султан Махмуд. Этот государь был влюблен, как говорят, в пэри, то есть в девушку из [рода] джиннов. И государь разлюбил и перестал проводить время со своими женами из рода людей. И далее: ...государь приказал позвать жену Мегата Сери Рамы. Затем он приказал разрезать ей живот и вытащить ребенка из ее живота. И умерла жена Мегата Сери Рамы. И когда весть об этом дошла до ее мужа Мегата Сери Рамы, то он заплакал и потерял разум от гнева. Затем он предстал перед Датуком Бендахарой и сообщил ему о том, что хочет отомстить за смерть жены. И он сказал:«Если господин Датук хочет стать правителем, то пришло его время. Я, ваш покорный слуга, подниму мятеж. Ничто не остановит меня». И тогда Мегат Сери Рама был одним из могущественных полководцев [своего времени], не знавшим поражений. [У него] было множество воинов. И велика была их сила. И Датук Бендахара стал советоваться о замысле Мегата Сери Рамы со своим братом, а также с теменггунгом и индера бунг- су. И все они объединились, [чтобы] поддержать Сери Раму, потому что все вельможи государства очень хотели, чтобы Датук Бендахара стал правителем. И все подтвердили это и выразили свое согласие.
...И тогда, в этом государстве был один отважный полководец, который никогда не расставался с этим государем. Он был к тому же очень сильным. Его звали Сери Биджа Вангса. Но Датук Бендахара обманул его и затем приказал убить. И он погиб, потому что, если бы этот воин был жив, Мега- ту Сери Раме было бы трудно осуществить задуманное... И тогда, когда государь скончался, все вельможи государства Джохор провозгласили Датука Бендахару правителем Джохора.
Как видно из данного примера, одно из важнейших отличий Тухфат ан-Нафис от малайской хроники Перингатан Седжарах Негри Джохор заключается в том, что в бугийской хронике содержится критика в адрес малайского султана, а также присутствуют сведения об участии представителя малайской знати, высшего государственного чиновника — бендахары в убийстве Султана
Махмуда, тогда как в малайском памятнике об этом не сказано ни слова. Кроме того, в Перингатан данное событие (т.е. убийство Султана Махмуда) упомянуто не само по себе, а в связи с тем, что именно в этом же году появился на свет Султан Сулейман — основной герой хроники.
Пример 2. В сцене убийства Султана Абд ал-Джалила Шаха, отца Султана Сулеймана, в тексте Перингатан, в отличие от Тухфат ан-Нафис, обращает на себя внимание отсутствие мусульманского антуража при описании места действия, с одной стороны, и некоторая мифологизация происходящего — с другой. Действительно, когда в убийстве принимают участие сорок человек, его жертву скорее можно признать мучеником, чем когда он погибает от руки четверых.
PSNJ:
И лаксмана, отбросив сомнения, позвал сорок слуг, одетых в кольчуги, и приказал им отправиться на гураб государя и напасть на него. И государь погиб как мученик, и Тун Нара Вангса тоже погиб.
TN:
И когда он все обдумал, он послал четырех воинов, одетых в кольчуги, и еще несколько человек, чтобы захватить корабль государя. И когда минангкабау пришли, чтобы схватить его, государь [сидел] на молитвенном коврике и, завершая чтение утренней молитвы, он восхвалял Аллаха (yvirid). И воины поднялись к нему.
Пример 3. Совершенно по-разному описано появление бугийцев в Джохоре:
PSNJ:
И вскоре после того, как Раджа Сулейман поселился в Риау у Раджи Качика, а к тому времени Раджа Сулейман провел там уже шесть месяцев, тогда свершилась воля Аллаха Всевышнего над всеми Его рабами — ибо это причина всему [происходящему]. Именно [тогда] и по этой причине Келана Джайа Путера и Даенг Менемпук пришли и напали на Риау. Но Раджа Качик выгнал их. И начались войны Раджи Качика с бугийскими раджами. Первая битва была при Пенгуджане, [продолжалась она] один день и одну ночь, а затем Раджа Качик отступил к острову Байан. На этом острове Раджа Качик и все его воины держали оборону. Сражение длилось два дня. Бугийские правители построили укрепление в Танджунг Пинанге. И здесь шли бесконечные бои. На третий день сражения пошел проливной дождь. И бугийские раджи уничтожили [все укрепления]. И весь флот [Раджи Качика] отступил и бросился наутек, а часть кораблей была захвачена бугийцами. Затем бугийские правители поднялись вверх по течению, а Раджа Качик остался один в своем укреплении на острове Байан <...>. Правитель минангкабау потерпел поражение от бугийцев в год хиджры тысяча сто тридцать четвертый, в год «ба». В то время многие малайские раджи были взяты бугийцами в плен, кроме тех, кто находился во дворце [Раджи Качика]. Только они не были пленены.
TN:
Что касается Раджи Сулеймана, то он был так безутешен, что [горе] каждый день жгло его сердце. И не мог он ни о чем больше думать, кроме как о [братьях] Опу. И когда он не смог больше терпеть, он посоветовался с Датуком Бендахарой о том, чтобы написать письмо пятерым братьям Опу.
И закончив [совет], он послал одного доверенного слугу отвезти письмо и велел ему найти их, где бы они [ни были].
И тогда люди сказали посланцу, что [братья] Опу [находятся] в Метане. И посланец отправился в Метан. И когда он приплыл в Метан, он встретился с [братьями] Опу и почтительно передал им послание Раджи Сулеймана. И тогда, когда Опу Даенг Парани услышал то, о чем говорилось в письме Раджи Сулеймана, его охватило волнение, запылавшее как огонь. И показал он это письмо Келане Джайа Путере Даенгу Мареваху и всем братьям. И все встали, и обнажили крисы, и закружились в танце «арук», произнося клятву на крисе «канджар». И Келана Джайа Путера сказал: «Пока я не возьму Риау со всеми подвластными территориями и пока я не передам [Риау] Радже Сулейману, я зарекаюсь ступать на землю бугов, иначе я умру».
Сообщение в Тухфат ан-Нафис соответствует бугийской концепции, согласно которой бугийцы пришли для того, чтобы оказать бескорыстную поддержку Султану Сулейману, который сам обратился к ним за помощью. Из сообщения в Перингатан (в отличие от Тухфат ан-Нафис) следует, что все беды государства Джохор были спровоцированы агрессивностью бугийцев, которые включились в войну по собственной инициативе. Упоминание о Радже Сулеймане лишено каких-либо оценочных подробностей. И если у Раджи Али Хаджи встречается критика в адрес султана, а судьбы героев определяются их «праведным» или «неправедным» поведением, то в малайской хронике Раджа Сулейман как будущий султан выше всего происходящего, он не поддерживает ни одну из сторон, он не принимает участия в борьбе за власть, поскольку его права на эту власть не подлежат сомнению. (Собственно, здесь в Перингатан даже нет речи о борьбе за власть, а только о неких военных действиях.) Все происходит по законам абсолютного детерминизма, столь характерного для описания событий в Седжарах Мелайу и других произведениях малайской историографии. Наступление бугийцев сопоставлено с силами стихии (здесь — с проливным дождем). И хотя в этом отрывке присутствует мусульманская формулировка для выражения предопределенности событий, это описание, по нашему мнению, выдержано в духе еще домусульманской традиции.
Пример 4. При всей лаконичности стиля Перингатан ее автор находит достаточно изобразительных средств при описании даже второстепенных событий, если они касаются малайского султана и жизни его двора. Примером, в частности, может служить подробное описание дворца Султана Абд ал-Джалила, который в Тухфат ан-Нафис упомянут лишь вскользь:
PSNJ:
Потом после этого Султан Абд ал-Джалил Шах переехал в Панчор и основал поселение. Переехав в Панчор во время утренней молитвы «лоха», Султан Абд ал-Джалил построил дворец: его длина 30 депа; его деревянные кровля и стены были покрыты росписью в малайском и китайском стилях, а его двери на петлях были украшены слоновой костью, а колонны выложены зеркалами, различными узорами с орнаментом «вьющийся папоротник» и знаками [верховного правителя]. Кроме того, было несколько точеных [деревянных] рам-решеток на окнах. [На этих окнах с частым переплетом] висели разнообразные занавеси унданг соответствующих размеров и расцветок.
TN:
Затем государь перебрался в Панчор и тоже основал там город и построил великолепный дворец, длина которого — 30 депа. [Дворец был украшен] резьбой и золотой росписью. Кровля [была вытесана] из дерева, а стены раскрашены и расписаны. Но в конце концов этот дворец сгорел.
Пример 5. Следующий пример демонстрирует различия в системе датировки событий, упомянутых в обеих хрониках. Обращает на себя внимание, что в Перингатан Седжарах Негри Джохор, в отличие от Тухфат ан-Нафис, использована нарочито подробная датировка событий. Создается впечатление, что автор стремится тем самым повысить степень доверия к достоверности хроники не только у малайцев, но и у бугийцев, традиционно придающих большое значение хронологии:
PSNJ:
Потом после этого вернулась к милости Аллаха Всевышнего Датук Пуан — мать Энгку Бунгсу. [Это произошло] в год арбих, в год ба, в одиннадцатый день месяца сафа- ра вечером в понедельник, в год хамсих, год алиф, в год хиджры тысяча сто пятьдесят восьмой.
TN:
Что касается Кембуджи, то, когда уже закончился совет в Селангоре, он прибыл на Риау, то есть семнадцатого мухаррама 1161 года хиджры. Потом первого сафара в понедельник умерла Тенгку Пуан Мандак, жена покойного вицеправителя Опу Даенга Челлака, ибо все мы принадлежим Аллаху и все мы к Нему вернемся. Ее похоронили во вторник.
Пример 6. Внимание авторов бугийской и малайской хроник привлекают совершенно разные события, хотя они и происходили в одно и то же время. Сравним, какие сведения, относящиеся к одному и тому же произвольно выбранному периоду времени (конец 1157 г.х.), оказались достойными упоминания с точки зрения автора Перингатан и Раджи Али Хаджи:
PSNJ:
И потом после этого Великий правитель отправился в развлекательное [путешествие]. Его сопровождали сыновья государя Раджа Мансур, и Раджа Сабту, и Раджа Исмаил, и Тун Хусейн, и Панглима Джих. [Это произошло] в год хиджры тысяча сто пятьдесят седьмой, в год дал аввал, в пятнадцатый день месяца зулкаедах, в понедельник во время молитвы ло-хор. И они отправились путешествовать на двух кораблях какап и на двух судах пенджаджаб. Потом после этого Тунгку Раджа Абд ар-Рахман [закончил] строительство дворца государя. [Это было] в том же году хиджры в двадцать третий день месяца зулкаедах в понедельник. Потом после этого из своего [плавания] по морю в свой дворец вернулся государь. [Он прибыл] в целости и сохранности в двадцать седьмой день месяца зулхиджах, в воскресенье в том же году хиджры.
TN:
В это время государство Риау было оживленным и многонаселенным. [Там] было много товаров из Явы, и приходили корабли из Бенгалии и привозили опиум и другие товары. И все торговые корабли [заходили] в Риау. И реки Риау были заполнены [большими и маленькими] кораблями кичи, селуб, сенат, джонками, тубами из Сиама и прочими. И кроме этого, на реке Риау беспорядочно сновали и швартовались рыбачьи лодки из прибрежных районов. Так было. В это время вице-правитель — Опу Даенг Челлак послал Пунгаву Тарума и Пенгулу Чадавана достать семена гамбир на Острове Каучукового Сока. И они привезли их на Риау. И приказал он сажать гамбир. И все буги и малайцы стали сажать гамбир. И в Риау устроили несколько сотен [сухих] плантаций гамбира. Его готовили кули, то есть китайцы, которые пришли из Китая. И когда гамбир появился, Риау [еще больше] оживился. И приходили корабли с востока, с Явы и от бугов. И товары с Явы обменивались на гамбир. Купцы с радостью прибывали в Риау, потому что там любые товары обменивались на товары, и купцы возвращались с большой прибылью. И тогда государь Султан Сулейман, и вице-правитель, и вельможи получали много прибыли от пошлин и таможенных сборов. И тогда в стране стало много богачей. И множество военных кораблей стояло наготове.
В данном случае налицо явная избирательность сообщаемых сведений. Автор бугийской хроники ни словом не обмолвился о путешествиях Султана Сулеймана и прочих подробностях жизни малайского двора, а автор Перингатан, в свою очередь, ничего не сообщает об активной хозяйственной деятельности бугийских вице-правителей и об экономическом расцвете Джохора.
Избирательный подход к сообщаемым сведениям является одним из важных авторских приемов, который косвенно влияет на формирование у читателей «правильной» промалайской или пробугийской точки зрения. При этом в Перингатан главным принципом остается, как уже говорилось выше, акцентированное внимание к деятельности малайского султана (в данном случае — Султана Сулеймана).
В отличие от Тухфат ан-Нафис, в Перингатан «неудобная» для автора информация не критикуется, а просто замалчивается. Например, обойдены вниманием значительная военная поддержка, оказанная бугийцами Султану Сулейману при его восшествии на престол, не нашли своего отражения попытки бугийских вице-правителей создать в Селангоре собственный центр власти, альтернативный султанскому.
Есть и другие примеры такого «замалчивания». Перингатан ни словом не упоминает о разногласиях между малайской и бугийской знатью во времена вице-правителя Даенга Кембоджи (1745—1777)1?. Одной из причин, по которой автор малайской хроники не сообщает о разногласиях, мог быть тот факт, что антибугийскую позицию Раджи Кечила поддержали бендахара и его сторонники. Учитывая же все усиливающиеся позиции бугийских вице-правителей, а также «неблаговидное» поведение Раджи Кечила, который воевал против самого Султана Сулеймана и по приказу которого в 1721 г. был убит Султан Абд ал-Джалил — отец Султана Сулеймана, можно предположить, что подобная информация была расценена автором как «неудобная» и подлежащая «замалчиванию».
Пример 7. Из приведенного ниже примера видно, как по-разному, в зависимости от поставленных перед авторами задач, освещено участие малайцев й бугийцев в военной кампании; каким образом «замалчивание» и избирательность информации влияют на общую картину освещаемого события и формируют у читателя нужные представления и отношение к информации:
PSNJ:
И тогда государь султан собрал совет, а затем приказал привести корабли пенджаджаб и джалур и [расположить их] в левом притоке реки [Тарум]. И когда со сборами было покончено, государь послал корабли в атаку из верховьев реки [Тарум] по протоку [вниз] к Танджунг Си Бадаму, потому что именно там скопилось много укреплений и кораблей [противника]. По повелению его Величества они отправились на бой ранним утром в шестнадцатый день месяца раби ал-ахир, в среду в год хиджры тысяча сто пятидесятый, в год ба.
TN:
И тогда вице-правитель приказал послать тайных агентов, чтобы они отвели все торговые корабли вверх по течению и собрали их во внутренних водах государства. И все торговые корабли были отправлены вверх по течению и расставлены рядами во внутренних районах Риау. Потом вицеправитель послал в бой все боевые корабли пенджаджаб и приказал в первую очередь напасть на Кампунг Буланг. И Раджа Алам, и Даенг Матекух, и Раджа Мае отступили к реке Тарум и построили [там] укрепление. И вице-правитель очень разгневался и сам вывел в бой лодки джалур и корабли пенджаджаб из Симпанг Кири. И корабли последовали в реку Тарум. Затем вице-правитель и предводитель пунгава Тарума напали на укрепление и на корабли [Сиака], расположенные рядом, и захватили их <...>. И тогда это сражение длилось до наступления ночи. Потом, когда наступило утро среды, то есть утро седьмого раби ал-ахира 1150 года хиджры, вице-правитель захватил Танджунг Себадам, а Раджа Алам вместе с Даенгом Матеккухом и Раджой Эмасом прыгнули каждый на свой корабль и бежали из Риау. И вицеправитель [в честь победы] приказал ударить в гонг «чабул», а также в большие барабаны. Он приказал играть на зурне серунай и выкрикивать [воинственные] кличи. И все буги надели гирлянды [и бусы], а все корабли пенджад- жаб стали салютовать друг другу. Все это громыхало, пока не пришло время послеполуденной молитвы асар.
Совершенно очевидно, что предметом спекуляции в данном случае является вопрос о центре принятия военных решений. Принадлежность этого центра к тому или иному лагерю политических сил является важнейшим показателем того, в чьих руках находится реальная власть в государстве — у бугийских вице-правителей или у малайского султана. Конечно, сделать окончательный вывод о том, какое из сообщений более достоверно, вряд ли возможно, но, исходя из косвенных данных (в частности, согласно свидетельствам современников, именно бугийцы представляли собой реальную военную силу в регионе, которая позволила им привести к власти Султана Сулеймана), мы полагаем, что таковой является все-таки информация из Тухфат ан-Нафис.
Некоторые выводы
Сравнительный анализ текстов бугийской хроники Тухфат ан-Нафис и малайского исторического произведения Перингатан Седжарах Негри Джохор позволил выявить основные отличия сочинений бугийской историографии от малайских исторических произведений, наметить новые тенденции в развитии обеих историографических традиций. Еще раз встал вопрос о необходимости комплексного подхода к изучению письменных источников для достоверной реконструкции истории Джохора.
Сравнительный анализ текстов двух хроник и приведенные выше примеры дали возможность заметить в Перингатан Седжарах Негри Джохор новые для малайской историографической традиции черты, свидетельствующие о значительном влиянии на нее бугийских исторических произведений.
Во-первых, это формирование нового для малайской исторической литературы жанра дневниковых записей peringatan, в основе которых, вероятно, лежит бугийско-макассарская традиция дворцовых дневников. Существование неких дворцовых записей, послуживших протографом для создания традиционных малайских хроник типа Седжарах Мелайу и пр., до появления бугийцев в малайском регионе можно только предполагать.
Во-вторых, обращает на себя внимание лаконичность основного текста малайской хроники; значительное сокращение мифологических вкраплений немусульманского содержания, поскольку последние уже потеряли свою убедительность в глазах читателей в новых условиях мусульманизации общественного сознания; практическое отсутствие героико-панегирических описаний правящего султана. Нет в тексте и традиционных стихотворных вставок. Единственным исключением является шайр, посвященный бендахаре. Однако он служит не для украшения текста, а несет вполне определенную «идеологическую» нагрузку — показывает «идеальность» бендахары как руководителя и тем самым косвенно подтверждает легитимность власти султана из семейства бендахар.
В-третьих, очевидной новацией является наличие в Перингатан точной, избыточно подробной датировки событий и строгой хронологической последовательности их описания. Ранее, до появления бугийцев в регионе, это не было свойственно малайским историческим произведениям. Известно, что именно бугийским хроникам, развившимся из дворцовых дневников, присущ особый интерес к хронологии. Вероятно, можно сказать, что это один из приемов, используемый малайским автором, в частности, для того, чтобы придать сообщаемым сведениям наиболее достоверный вид.
В-четвертых, в Перингатан отразилось концептуальное изменение задачи малайской историографии. Теперь хроника должна быть не просто хвалебным изложением политической биографии правящего султана или его династии. С появлением в малайском регионе новых центров силы и политического влияния, т.е. европейцев и бугийцев, стало необходимым доказывать приоритет власти именно малайского султана, а не бугийских вице-правителей или европейских резидентов. Отныне султан не просто главный положительный герой хроники-панегирика, он — единственный правитель Джохора, и именно в его руках вся полнота власти. Когда удалось сформулировать эту новую задачу, стала понятной и функция вставок (новый авторский прием), которые прежде представлялись случайно подобранными текстами, никак не связанными ни друг с другом, ни с основным повествованием хроники. Оказались очевидными и другие новые авторские приемы — избирательный подход к выбору событий, достойных упоминания, «замалчивание» невыгодной информации.
Результаты сравнительного анализа могут быть представлены в сводном списке особенностей Тухфат ан-Нафис и Перингатан Седжарах Негри Джохор с указанием задачи каждого памятника:
Тухфат ан-Нафис
(Задача: доказательство легитим ности правления бугийских вицеправителей)
Приемы:
— создание положительного образа бугийцев как миссионеров и проповедников ислама, призванных в Джохор, чтобы построить идеальное мусульманское государство;
— избирательный подход к событиям: акцентированное внимание к деятельности бугийских вицеправителей;
— использование обширных текстуальных вставок (повествующих
об одном и том же событии) из хроник различных направлений с целью создать видимость объективного подхода;
Перингатан
(Задача: доказательство полномочий малайского султана как единственного и полновластного правителя Джохора)
Приемы:
— создание образа малайского султана как единственного и полновластного правителя;
— целевой отбор информации: акцентированное внимание к деятельности малайского султана и жизни его двора;
— использование обширных вставок, т.е. официальных документов высшего ранга, адресованных султану как верховному правителю; включение в текст шайра, посвященного идеальному бендахаре как косвенного панегирика в адрес султана из рода бендахар;
— использование структурных принципов суфийских трактатов и мусульманских анналов;
— критические авторские комментарии по поводу достоверности сообщений из других хроник;
— использование мусульманской дидактики и атрибутики;
— включение бугийских родословий в генеалогические списки хроники.
— использование структуры дневниковых записей «перингатан» с целью повышения степени достоверности хроники;
— замалчивание информации, «неудобной» с точки зрения автора;
— нарочитое использование очень подробной датировки событий (в годах хиджры, в европейском летоисчислении, по лунному календарю), соблюдение строгой хронологической последовательности при изложении событий.
Сравнение и анализ признаков сходства и различия этих памятиков позволили сделать вывод, что, несмотря на «идеологическую» и концептуальную полярность произведений различных историографических традиций Джохора, налицо сближение позиций и некоторая унификация авторских приемов. Именно поэтому, в частности, можно говорить о джохорской историографии как о едином культурном явлении, при изучении которого необходим комплексный подход.
[1] Подробно об историографии Джохора см.: И.Ю.Перская. Источники по истории Индонезии с древнейших времен по 1917 год. (Библиография публикаций по фондам библиотек Москвы и Ленинграда.) Ч. 1. М., 1974; R.Kennedy. Bibliography of Indonesian Peoples and Cultures. New Haven, 1962.
[2] Подробная классификация джохорской историографии дается в: L. Y.Andaya. The Kingdom of Johor (1641-1728). Kuala-Lumpur, 1975, p. 8-15.
[3] Т.А.Денисова. «.Тухфат ан-Нафис» — два сочинения под одним названием. — в: ВИИ. Вып. 4. М., 1995, с. 74-94.
[4] Имеются в виду издания: R.O.Winstedt. Malay Text of “Tuhfat al-Nafis”.— in: JMBRAS. Vol. 10, pt. 2, 1932; “Tuhfat al-Nafis”. Sejarah Melayu dan Bugis / Ed. Ince Munir Bin Ali. Singapore, 1965; “Tuhfat al-Nafis”. Raja Haji Ahmad dan Raja Ali Haji / Ed. V.Matheson. Kuala-Lumpur, 1982; V.Matheson Hooker. “Tuhfat al-Nafis”. Sejarah Melayu — Islam. Kuala-Lumpur, 1991. Подробно об этих изданиях см. также: Т.А.Денисова. Об изданиях исторических произведений Джохора. — в: ВИИ. Вып. 5. М., 1996, с. 70-78.
[5] Подробно об особенностях исторических произведений Южного Сулавеси см.: J.Noorduyn. Origins of South Celebes Historical Writing. — in: An Introduction to Indonesian Historiography. Ithaca, 1965, p. 137-155.
[6] J.Noorduyn. Some Aspects of Macassar-Buginese Historiography. — in: D.J.E.Hall. Historians of South-East Asia. L., 1961.
[7] Подробнее о новациях в хронике Раджи Али Хаджи см.: Т.А.Денисова. «Тухфат ан-Нафис-» <...>, с. 93-94.
[8] Е. U.Kratz. «Peringatan Sejarah Negeri Johor». Eine malaische Quelle zur Geschichte Johors im 18. Jahrhundert. — in: Ver6ffentlichungen des Ostasiatischen Seminars der Johann-Wolfgang-Goethe-Universitat (Frankfurt/Main). Reihe A: Siidostasienkunde, Bd. 3. Wiesbaden, 1973.
[9] Ismail Hussein. “Hikayat Negri Johor”. — in: Dewan Bahasa, jil. VII, bil. 8, 1963.
[10] J.N.Bottoms. A Malay Historical Work. — in: Malaysian Historical Sources. Singapore, 1962.
[11] Здесь и далее переводы из Перингатан Седжарах Негри Джохор выполнены Т.А.Денисовой по изданию Е.У.Кратца. См.: E.U.Kratz. «Peringatan Sejarah Negeri Johor» <...>, 1973.
[12] В голландском варианте этого письма данная преамбула отсутствует. Там оно начинается непосредственно с существа дела, т.е. с изложения претензий ОИК и голландского губернатора к Джохору в связи с пиратством и, что самое главное, нарушениями монопольного права ОИК на торговлю оловом и опиумом в регионе.
[13] Приведем текст этого шайра полностью: «Бендахара Сери Махараджа, / [Он] светоч дворянства, [но] открыт [и доступен], / Его лик в равной степени отражает и простоту, и красоту, / Как закат, скрывающий [сияние] солнца. // Этот светоч славы и величия / Стал бендахарой, сменив своего отца. / И нет в нем даже малого отблеска чванства, / [Сей муж] — опора державы государевой. // [Он] светоч, происходящий из древнего рода, / Опора Державности, столп государства, / Его простота — средоточие [мудрости] всех министров / И оплот закона в селениях. // Закон, им воздвигнутый, предписал, / [Как] расставить министров, рассадить воевод. / Дабы свет благоденствия не померк, / Да будет закон непреложен для вас [всех]. // Не отступайте от закона, [несущего] мир и процветание. / Хорошо управляйте всеми старшинами, / А когда бендахара измолвит [свое повеление] — / [Да будет] его слово законом для старшин. // Достойно блюдите его закон. / Пусть старшины предстают перед Его Величеством, / Пусть являются не отлынивая, / Ибо таков закон, и он незыблем. // Незыблем древний закон, / И средь великих [бендахара] становится верховным, / Он всегда готов наставлять и объяснять, / И никто не чувствует себя униженным. // Те, кто послушен законам трона, / Их речи всегда до него доходят, / Другим же его обмануть не удастся, / [Ибо] таков закон благоденствия».
[14] E.U.Kratz. «Peringatan Sejarah Negeri Johor» <...>, с. 30-31.
