Показать все теги
Значительная часть территории Калмыцкой Автономной Социалистической Республики (Калм. АССР) в давние времена входила в Калмыцкое ханство. После исторических перипетий в конце XVIII века Калмыкия была присоединена к Российской империи. Еще накануне революции 1917 г. большая часть коренного населения калмыцких степей вела кочевой образ жизни. Скотоводство было основным источником существования этого немногочисленного народа. Весьма сложным было положение Калмыкии после Октябрьской революции, так как калмыки оказались в центре белого движения, за которым пошла часть населения, прежде всего из зажиточных слоев. Кульминационным пунктом явилось восстание 1919 года во главе с националистическими элементами. После ликвидации восстания в Калмыкии наступила политическая стабилизация и началось хозяйственное восстановление.
В 1920 г. была образована Калмыцкая автономная область, преобразованная в 1936 г. в Автономную республику. Ломка старых патриархальных отношений с их традиционными отношениями (по родовому признаку) в период коллективизации происходила болезненно. К концу 1929 г. было экспроприировано 315 крупных скотоводческих хозяйств, к лету же 1931 г. экспроприированных насчитывалось около 1200 хозяйств. К 1937 г. коллективными хозяйствами было охвачено 95% всех хозяйств автономии[1]. Во время коллективизации в Калмыкии грубо нарушалась законность и совершались насилия. Они завершились массовыми репрессиями конца 30-х гг., жертвами которых стали также и бывшие руководители Калмыцкой автономии, проводившие в свое время коллективизацию. Попытки сломить в кратчайший срок веками укоренившиеся обычаи оказались не только неудачными, но и опасными. ”... Представления, обычаи, привычки прошлого оказывались значительно более живучими, чем условия, их породившие. К тому же в Калмыкии не все подкулачники, зайсанги, гелюнги[2] были выселены за пределы республики. Оставшиеся в степи представители ликвидированных эксплуататорских групп в какой-то мере сохранили свое влияние на отсталую, недостаточно утвердившуюся на позициях новой идеологии часть населения, не избавившуюся от религиозных и улусистских предрассудков”, - пишет известный калмыцкий исследователь M.Л. Кичиков[3]. Его заключение важно для нас, так как помогает понять причины сотрудничества некоторой части калмыков с немецко-фашистской армией.
Накануне войны все население Калмыкии и прилегающих районов составляло, согласно официальным данным переписи населения 1939 г., 220.684 чел. Калмыки составляли 48,6% от этого числа[4], т. е. около 107.250 чел.
Грамотность населения Калмыкии возросла с 2% в дореволюционное время до 91% накануне войны. Значительное количество школ, сеть здравоохранительных и ветеринарных учреждений, просветительные учреждения и пр. указывали на рост культуры калмыцкого общества.
В глазах центральной власти калмыки долгое еще время после восстания 1919 года считались ненадежными.
До 1927 г. калмыки в Красную Армию не призывались. В 1927 г. впервые было призвано 90 калмыков. Спустя 10 лет количество призванных калмыков возросло почти в 20 раз - 1746 (в целом по Калмыкии было призвано 2845 чел. всех национальностей); в 1938 г. сохранился примерно тот же уровень - 1728 калмыков из 2963 призванных. В 1939-1940 гг. по республике прошел призыв четырех возрастов - 4200 человек. M.JI. Кичиков, приводящий эти данные, сообщает затем, что общее количество находившихся в Красной Армии к началу войны калмыков превышало 5 тыс. чел.[5]
Война приблизилась к Калмыкии еще осенью 1941 г. в связи с боями за Ростов-на-Дону, переходившим из рук в руки, но затем отбитым Красной Армией.
Враг оказался на территории Калмыкии в начале августа 1942 г.
Часть территории Калмыкии была занята при незначительном сопротивлении со стороны Красной Армии, а некоторые улусы и вовсе не защищались. Это важно иметь в виду для того, чтобы оценить умонастроение населения, внезапно оказавшегося под чужеземной оккупацией.
Советские документы донесли до нас отзвуки этой трагической ситуации:
1-5 августа 1942 г. незначительные силы вражеских войск при отсутствии серьезного сопротивления со стороны наших воинских частей заняли Западный и Ямалтинский улусы. 10-12 августа 1942 г. были заняты Приютное и северная часть Малодербетовского и Сарпинского улусов и 12 августа 1942 г. - г. Элиста.
В течение 2-3 недель июля-августа вражеские самолеты безнаказанно совершали налеты на села указанных выше улусов и г. Элисту, обстреливали и бомбили их, зажигали степь и посевы хлеба. Отдельные разведывательные группы танков противника расстреливали население Западного, Малодербетовского и Сарпинского улусов. Этим самым противник дезорганизовал уборку урожая, вывоз хлеба, шерсти и кожсырья, перегон скота к Волге.
По железной дороге Ворошиловск - Дивное противник продвигался на Элисту безо всякого сопротивления, т. к. в этом районе отсутствовали части нашей армии...[6].
Еще до вступления гитлеровских войск на территорию Калмыкии в ряде улусов стали распространяться враждебные советской власти слухи, оказавшие вероятное влияние на умонастроение населения. Кичиков сообщает, что бывший гелюнг М. Базиров распространял, например, слух, что в 1942 г. победит Гитлер, иначе весь народ погибнет. Другие слухи варьировались вокруг неизбежности победы Германии, лояльного якобы отношения немцев к беспартийным и беспощадного по отношению к коммунистам и комсомольцам[7].
В докладной записке секретаря Приютинского улускома ВКП (б) в обком партии сообщалось, что в результате действий враждебных элементов в августе 1941 г. возник пожар в совхозе № 4 и восемь степных пожаров. Некоего бухгалтера Бабенко, в прошлом сына бывшего помещика, обвиняли в том, что пожары возникли не без его влияния, так как ”он открыто выражал свои антисоветские настроения”(!) [8]. Эта формула обвинения очень напоминает средневековые обвинения в колдовстве...
Партийная организация взяла ’’под наблюдение социально опасные элементы” - бывших кулаков, гелюнгов, белогвардейцев и националистов 1 Однако о количестве ’’социально опасных” не сообщается.
После первых отступлений Красной Армии в калмыцких степях появились и первые дезертиры. Они начали объединяться в небольшие банды, занимавшиеся грабежами и насилиями. Позднее появились и более крупные вооруженные отряды, такие, например, как банда Бассанга Огдонова, насчитывавшая от 70 до 90 человек[9].
В 1942 г. в связи с быстрым продвижением немецкой армии в южном направлении количество дезертиров возросло. Появились вооруженные группы в неоккупированных улусах: Юстинском, Приволжском, Черно- земельском, Уланхольском. Согласно официальному сообщению, эти группы нападали на партийных и советских работников. По мере отхода советских частей к Волге количество дезертиров продолжало расти. В том же документе руководства Калмыцкой АССР от 15 августа 1942 г. говорится, что "... в калмыцких степях, в камышах по Манычу и Куме и в Приволжском улусе скрываются дезертиры различных национальностей"[10]. Однако не упоминается, ведут ли они вооруженную борьбу против советской власти или нет. Скорее всего дезертиры в то время просто притаились, выжидали дальнейшего оборота событий, не желали рисковать и были озабочены исключительно сохранением собственной жизни.
Поздней осенью 1942 г. установилось сотрудничество банд с оккупантами. Бандиты останавливали население, уходившее за Волгу и угонявшее скот, и выдавали их немцам[11].
Несомненно, что банды были ободрены слабостью частей Красной Армии, оборонявших Калмыкию. Признаки этой слабости были налицо.
1 августа 1942 г., за пять дней до прихода гитлеровских войск, на станции Дивное были взорваны советскими подрывными командами нефтебаза и склады сырья и продовольствия; большое количество бензина было вылито на землю, вопреки возражениям руководства Калмыцкой АССР.
Правительство и обком Калмыкии пытались обратить внимание военных советов Северо-Кавказского и Сталинградского военных округов, что дорога на Элисту и Астрахань открыта для врага. В военные округа были посланы секретари обкома ВКП(б). Устные и телефонные просьбы дать оружие, вооружить коммунистов, беспартийный актив, местные истребительные отряды наталкивались неизменно на отказ. У военного командования не было резервов оружия[12].
Степная Калмыкия была обречена.
В этих условиях действия руководства республики были сбивчивыми и противоречивыми. С одной стороны, 2 августа было принято решение провести эвакуацию всего скота за Волгу1 Эвакуации подлежало население угрожаемых улусов. С другой стороны, первый секретарь обкома П.В. Лаврентьев, как сообщает Кичиков, требовал от секретарей улускомов ВКП (б) в Бешанту, Яшалту, Троицком, Приютном приостановить эвакуацию, чтобы продолжить уборку хлеба, и обвинил руководителей улусов в паникерстве и трусости. ’Такие противоречивые указания, - констатирует М.Л. Кичиков, - создавали неразбериху и неорганизованность, а тем временем моторизованные отряды противника и бандитские группы... пересекали трассы прогона скота, разгоняли гонщиков и забирали скот”[13].
Западный и Яшалтинский улусы были заняты немцами к 5 августа. К 1 ноября 1942 г. из 13 улусов 5 было оккупировано полностью, 3 частично и в 5 сохранилась советская власть[14].
Немецкая армия захватила 670 тысяч голов скота, 711 тракторов из имевшихся в Калмыкии 963, 410 комбайнов из 445, а также много неходовых машин, так как не было горючего, чтобы их вывезти. Немцам досталось также 4 млн. пудов хлеба, большая часть запасов шерсти и кожсырья[15].
Свое господство в оккупированной части Калмыкии гитлеровцы отметили прежде всего уничтожением немногочисленного еврейского населения. Евреи были собраны в Элисте, вывезены за город и расстреляны, все, включая женщин, детей и стариков.
Учитывая незначительное количество немецких подразделений на обширной территории Калмыкии, оккупанты старались вести на территории Калмыкии политику, которая бы обеспечила безопасность для немецких войск и коммуникаций. Ставка делалась на то, чтобы посеять антагонизм между калмыками и русскими, перессорить их между собой, заставить и тех, и других видеть друг в друге непримиримых врагов.
При штабе дислоцированной в Калмыкии 16 моторизованной пехотной дивизии состояло несколько лиц, владеющих калмыцким языком: профессор барон фон Рихтгофен, офицер генштаба оберлейтенант Хальтерман и, наконец, свободно владеющий русским языком офицер абвера Отто Долль, вокруг которого современная историография Западной Германии пытается создать образ Лоуренса калмыцких степей, якобы почитаемого местными жителями как ’’полубога ’’. Отто Долль (настоящее его имя Отмар (Рудольф) Верба или Врба), выходец из Судетской области, бывший кавалерийский офицер, служивший во время гражданской войны в России у Петлюры. Позднее Долль был представителем абвера в германском консульстве в Одессе. В середине августа 1942 г. Долль был отправлен во главе небольшого отряда в Калмыкию для установления контактов с местным населением[16].
Доллю удалось повлиять на некоторую часть населения и склонить ее к сотрудничеству. В отличие от оккупационной политики гитлеровцев на русских и украинских территориях здесь, в Калмыкии, немцы обещали создать ’’свободное калмыцкое государство”[17]. С этой целью в Элисту был доставлен князь Н. Тундутов в качестве главы предполагаемого марионеточного "правительства”. Но в то же время в Элисте предполагалось разместить резиденцию рейхскомиссара "Калмыцкой области". Это не очень-то вязалось с обещаниями "свободного Калмыцкого государства’.’ Городским головой Элисты был назначен Б. Цуглинов, в прошлом белоэмигрант, возвратившийся затем в Калмыкию, бухгалтер автоуправления, а его помощником - некто Труба, работавший до того агрономом в одном из колхозов. Активно помогали оккупантам и эмигранты, группировавшиеся вокруг организации "Калмыцкое знамя", во главе с эмигрантом Ш. Балиновым. В 1942 г. ими был создан т. н. "национальный комитет", являвшийся придатком немецких учреждений, ведавших захваченными советскими территориями. Вопреки утверждениям Гоффмана[18], ни этот "национальный комитет", ни подобные ему другие никакой самостоятельностью не пользовались. Его действия полностью контролировались немецкими властями.
С начала 1943 г. "комитет" начал выпускать журнал ’’Хальмаг" ("Калмык"). Для населения оккупированных улусов печатались листовки и пр.. Было открыто несколько школ, но обучение в них сводилось к минимуму. Опасаясь инфекционных заболеваний, гитлеровцы приняли ряд профилактических мер, отправив в Элисту группу медработников[19].
Гитлеровцы повели в Калмыкии хорошо продуманную политику. Ставка была сделана на оживление кочевых инстинктов. Так, они декларировали право калмыков разводить столько скота, сколько они сумеют, и пользоваться пастбищами, какими и где угодно. Был брошен весьма доходчивый и соблазнительный лозунг: "Мы за то, чтобы у каждого было по 100 овец и по 20 голов крупного рогатого скота"[20]. Одновременно было объявлено о роспуске коллективных хозяйств. Калмыков фактически призывали к захвату бывшей колхозной собственности. Гитлеровцы прибегли и к прямому подкупу населения, делая подарки "бедным
Однако режим, установленный немцами на оккупированной территории Калмыкии, мало чем отличался от режима в других занятых немецкой армией советских областях и районах. Передвижение между населенными пунктами было ограничено системой специальных пропусков, штрафов и наказаний, включая телесные[21]. Действовала широко разветвленная система доносительства[22]. В каждом населенном пункте был не только "избранный" бургомистр, но и назначенный оккупационной властью начальник полиции, имевший под рукой вооруженный отряд полицаев в количестве 15 человек[23] .
Гитлеровцам удалось склонить часть населения к сотрудничеству[24]. Об этом говорится, например, в докладной записке представителей Центрального штаба партизанского движения, ознакомившихся с обстановкой на месте[25]. Факты сотрудничества отмечаются и в докладной записке Калмыцкого обкома ВКП (б) в ЦК ВКП (б) от 2 апреля 1943 г. В документах констатировался рост бандитских групп и усиление их активности: Труппы бандитов возвращали колхозный и совхозный скот и население, направлявшиеся за Волгу, и выдавали их немцам”[26]. В документах отмечалось также, что часть завербованных была принуждена согласиться на участие в бандах под угрозой смерти или путем шантажа. Но отмечалось также и ’’одурачивание” отсталой части коренного населения[27], т. е. фактически признавалась действенность вражеской пропаганды.
Какая часть населения Калмыкии была вовлечена в сотрудничество с оккупантами? Вопрос этот не простой. Председатель Совета Министров КАССР Гаряев утверждал, что с немцами сотрудничал 1% населения, т. е. 2200 чел., если речь идет обо всем населении, и чуть больше 1 тыс. чел., если речь идет о калмыках. Цифра эта весьма сомнительна, явно преуменьшена. Кичиков осторожно замечает по поводу 1%, что это - по ’’подсчетам Гаряева”, а не его, Кичикова[28]. Сам исследователь в своих работах приводит противоречивые данные.
С другой стороны, в последние годы в западногерманской историографии появилась явная тенденция к преувеличению фактов сотрудничества с гитлеровцами нерусских народов СССР, и в частности калмыков. Некоторые западногерманские историки пытаются представить оккупационную политику немцев в Калмыкии чуть ли не как благо, а само сотрудничество - в виде некоей идиллии. Характерно, однако, что в этих работах заодно предпринимается попытка поставить под сомнение преступления гитлеровской армии, совершенные на территории оккупированной части СССР. В лучшем случае признаются преступления, совершенные против еврейского населения СССР. Характерной в этом плане является уже упоминавшаяся выше книга Иоахима Гоффмана.
Гоффман утверждает, что дружественные чувства к немцам проявляло будто бы большинство калмыцкого населения, о чем свидетельствуют
немецкие военные документы того времени[29]. Однако другой немецкий исследователь Патрик фон Мюлен считает утверждения, будто половина калмыцкого населения сотрудничала с оккупантами, неправдоподобными[30].
Попытки представить калмыков как настроенных в своем большинстве дружественно по отношению к немцам (эта версия была пущена в оборот Доллем и Хальтерманом) опровергаются фактами. Прежде всего при подходе немцев около 25% населения республики ушло в неоккупированные улусы и за Волгу[31]. Затем многие из тех, кого немцы пытались завербовать в контролируемые ими калмыцкие военные формирования, бежали в неоккупированные улусы.
Одной из причин бегства населения в неоккупированные улусы были многократные случаи ограбления местного населения военнослужащими румынских частей и вермахта. Гоффман, который стремился изобразить немцев ’’благонравными” оккупантами, приводит документы, которые открывают возможность свалить все случаи грабежей на немецких союзников - румын. Однако из этих же документов вытекает, что и немецким военнослужащим отнюдь не был чужд дух грабежа и насилия. В частности, в приказе командующего немецким 52 армейским корпусом генералом пехоты Отта от 20 августа 1942 г. признаются факты грабежа со стороны солдат его корпуса. В ряде немецких приказов говорится о грабежах населения со стороны солдат 6 и 7 румынских армейских корпусов. В связи с этим было созвано специальное совещание, поскольку насилия, чинимые солдатами, вызывали возмущение калмыцкого населения[32]. Германское командование прекрасно отдавало себе отчет, что неузаконенное ограбление и насилие ведут к разложению армии и сеют ненависть к оккупантам среди местного населения.
Как и повсюду, с недовольными расправлялись жестоко. На территории Калмыкии гитлеровцами было расстреляно около 2 тыс. мирных жителей и военнопленных[33].
Конечно, правильное представление о масштабах и формах сотрудничества с немцами могли бы дать сведения о социальном лице калмыцких коллаборантов. Но такие данные фактически отсутствуют как в работах советских авторов, большинство из которых калмыцкие историки, так и в работах западных зарубежных исследователей. В работах калмыцких историков говорится, согласно установившемуся трафарету, что с немцами сотрудничали бывшие кулаки, белогвардейцы, часть ламаистского духовенства. Гоффман говорит, например, о том, что большая помощь была оказана Доллю со стороны части ламаистского духовенства, которая выступала как бы посредником между оккупационной властью и населением. Существовал план отправки в Тибет к далай-ламе делегации для получения его одобрения сотрудничества с немцами.
Крайне скудны сведения о социальном лице даже ближайших сотрудников Долля по "Калмыцкому кавалерийскому корпусу”, сформированному осенью 1942 г. Полностью отсутствуют данные о социальном происхождении среднего офицерского, унтер-офицерского и рядового состава корпуса. Кое-что известно лишь о профессиях лип из ближайшего окружения Долля. Главным образом это были педогоги - одна из наиболее распространенных специальностей среди интеллигенции малых народов СССР. Большинство из них служило ранее в рядах Красной Армии и затем дезертировало. Среди старшего командного состава лишь один, командир эскадрона Бассанг Огдонов, явно крестьянского происхождения [34].
Формирование гитлеровцами калмыцких кавалерийских эскадронов началось в сентябре 1942 г. По сообщению Калмыцкого обкома ВКП (б) от 18 ноября 1942 г., за два месяца было завербовано 200-250 человек, г В том же документе дается и стандартная социальная характеристика завербованным, проверить правильность которой невозможно, - бывшие гелюнги, зайсанги, кулаки и подкулачники, буржуазные националисты, дезертиры и уголовники[35].
В том же документе говорится, что фашисты пытаются опереться на бывших кулаков, попов, белоэмигрантов и дворян[36].
В другом, более позднем, документе Калмыцкого обкома партии[37] указывается, что ”в ходе оккупации численность бандитских групп увеличилась и усилилась активность их действий”.
М.Л. Кичиков в своих опубликованных работах не приводит больше никаких данных о численности "бандитских групп” и ККК. Однако в рукописи диссертации он ссылается на докладную записку Калмыцкого обкома партии в ЦК ВКП (б) от декабря 1942 г., в которой говорилось следующее: ’’Большинство бандитских групп фашисты свели в так называемый ’’калмыцкий добровольческий легион” (10 кавалерийских эскадронов - всего 1500 человек)[38]. В документе упоминаются также и разведывательные группы. Исследователь приводит данные, почерпнутые им, как он пишет, из немецкого трофейного документа, согласно которому к лету 1943 г. "Калмыцкий кавалерийский корпус” состоял из 4 кавалерийских дивизионов, каждый из них в свою очередь имел 5 эскадронов, а также другие подразделения[39]. М.Л. Кичиков не указывает общего количественного состава. Это делает Гоффман, который приводит в своей книге ряд документов, одним из них является, очевидно, и использованный Кичиковым. Согласно этим документам, первоначальная численность ККК - 2200 солдат. После ухода из Калмыкии корпус насчитывал 3000 человек. Кроме того, в корпусе было 92 чел. немецкого военного персонала[40]. В июле 1944 г. корпус насчитывал 2917 рядовых, 374 унтер- офицера и 147 офицеров, калмыков по национальности. Гоффман полагает, что к концу войны в корпусе было не менее 5 тыс. человек[41]. Однако следует иметь в виду, что после ухода из Калмыкии в корпус влились разнородные враждебные советской власти элементы и они не обязательно были калмыками.
В январе 1943 г. ККК прикрывал отступление с Кавказа части фашистской армии. Затем - охрана и переправа через Днепр и участие в карательных операциях против партизан. На Украине ККК зверствовал, особенно "отличился” Огдонов. Позднее он руководил немецкой диверсионной группой в тылу советских войск и был убит при ликвидации этой группы. Свой бесславный путь ККК завершил в Люблине: там грабил, убивал, насильничал в таких масштабах, что немецкое военное командование решило расформировать ККК и поставило во главе полковника немца (Долль к тому времени умер). После разгрома ККК в середине января 1945 г. советскими войсками и польскими партизанами в районе Радом-Кельце остатки его эвакуировались в Баварию .
Вместе с ККК на запад двигались и семьи личного состава, а также часть насильственно угнанного населения (только из Элисты и Сарпинского улуса было угнано 4 тыс. чел.)[42]. Перед отступлением из Калмыкии гитлеровцы и коллаборанты распространяли слухи о жестокой расправе, которая ожидает всех калмыков со стороны Красной Армии. Некоторая часть населения в страхе и смятении оставила свои дома и подалась на запад. Подавляющее большинство из них возвратилось позднее на свою родину, в Калмыкию. Незначительная кучка эмигрантов, многие из которых обвинялись советскими войсками в различного рода преступлениях, создали в Мюнхене т. н. "Калмыцкий комитет по борьбе с большевизмом"[43].
Сразу же после освобождения началось восстановление экономики Калмыцкой АССР и залечивание ран, нанесенных войной. Все материалы свидетельствуют об исключительно дружной и интенсивной работе на протяжении всего 1943 г.
Началась и чистка партийного и государственного аппарата, охватившая без исключения все слои населения, все звенья; выявлялись изменники, лица, сотрудничавшие с оккупационными властями; проводилась замена старых кадров, в улусы были посланы доверенные лица, чтобы разъяснить "отсталой части населения” действительное положение и получить от него помощь в ликвидации еще действовавших на территории автономии банд. Для их разложения были посланы в банды родственники бандитов.
Чистка коснулась всех. 26-27 февраля 1943 г. пленум обкома партии освободил от обязанностей первого секретаря П.В. Лаврентьева. В решении указывалось, что Лаврентьев не обеспечил партийного руководства как в период эвакуации населения, скота и имущества, так и в период оккупации части территории. Ему также вменялись в вину недостатки и просчеты в организации подпольной работы и партизанского движения[44].
В решении пленума далее говорилось, что ’’многие руководители улускомов, горкома ВКП (б), первичных организаций, не имея достаточной теоретической подготовки, проявляя политическую близорукость и беспечность, в самый ответственный момент военной и политической борьбы запустили массовую политическую работу, особенно среди коренного населения и женщин. Это привело к тому, что вражеская агентура, враги советской власти пытались повлиять на незначительную часть крестьянства, возродить былую национальную рознь, возбудить шатания и неуверенность среди политически отсталой части населения”[45].
В партийной организации Калмыкии была проведена индивидуальная проверка поведения во время оккупации каждого члена и кандидата ВКП (б). На июньском (1943 г.) пленуме ВКП (б) были доложены результаты проверки. Они были ошеломляющими.
В 1939 г. калмыцкая парторганизация насчитывала 5574 коммуниста и 1981 кандидата в члены ВКП (б). По социальному составу они представляли 1433 рабочих, 2255 крестьян и 2085 служащих. Калмыков среди них было 60,5%[46], т. е. около 4500 чел.
Оказалось, что 78 коммунистов были расстреляны гитлеровцами, 125 коммунистов ушли вместе с оккупантами (!), 478 остались в улусах после освобождения, остальные переменили место жительства (большинство находилось в действующей Красной Армии).
До 5 мая 1943 г. было рассмотрено 430 персональных дел и исключено из партии 181 ее членов как не оправдавших доверия. Формулировка эта несколько туманная, под ней может подразумеваться все что угодно. Однако к этим цифрам имеется очень существенное примечание калмыцкого историка: " Среди исключенных из партии оказались лица, не избавившиеся от мелкобуржуазных взглядов, поддавшихся пропагандистской демагогии национал-социалистов"[47].
Выходит, что гитлеровская пропаганда оказалась в Калмыкии довольно действенной...
Это подтверждается и фактом продолжающейся вооруженной борьбы в ряде улусов, особенно опасной в Кетчмеровском, Черноземельском, Троицком и Юстинском. Пленум Калмыцкого обкома ВКП (б) (12-15 июня 1943 г.) признал, что, увлекшись восстановлением хозяйства, партийные организации устранились от борьбы с бандами, ошибочно полагая, что это дело лишь НКВД. Со своей стороны, на пленуме резко критиковались и органы НКВД за недостаточно эффективные действия. Борьбу с бандитизмом пленум призвал сочетать с усилением политико-воспитательной работы среди населения, подчеркнув, что она должна проводиться дифференцированно с учетом "этнических, социальных, возрастных и других особенностей"[48]. В результате целого комплекса оперативных и идеологических мероприятий вооруженные группы были осенью 1943 г. в основном ликвидированы[49].
Но трагическая развязка неотвратимо приближалась. Еще осенью 1942 года, вскоре после занятия немецкими войсками ряда улусов, поползли слухи о массовом бандитизме на территории Калмыкии и о якобы массовом активном сотрудничестве калмыцкого населения с оккупантами. Реакция руководства Калмыцкой республики была быстрой: "Необходимо сообщить Центральному комитету ВКП (б), что вопрос о бандитизме в Калмыкии сильно раздувается вражескими шпионами", - сообщалось в Москву. Приводился пример со слухом, будто 2 тыс. чел. из личного состава 110-й Отдельной Калмыцкой кавалерийской дивизии ушли в банды. На самом же деле дивизия в это время в полном составе сражалась на фронте"? Конечно, выражение ’'вражеские шпионы" вполне было в духе времени, но вряд ли соответствовало действительности. Эти слухи, назовем их информацией, поступали в Москву через разнообразные каналы: партийные, государственные, военные, госбезопасности. Ответственность была позднее возложена на Берию. Неясной остается роль командования военных округов и фронтов.
Вряд ли, однако, расформирование 27 января 1943 г. 110-й дивизии могло произойти без непосредственного участия военного командования. Ведь одновременно были ликвидированы и другие национальные и региональные военные формирования кавказских народов. Хотя официальной причиной было выдвинуто резкое сокращение основного национального состава дивизии, легко представить себе беспокойство, охватившее калмыцких руководителей.
Отражением этого беспокойства явилась упоминавшаяся выше суровая чистка партийных рядов и государственного аппарата сразу же после ухода оккупантов, резкая критика и самокритика на пленумах обкома в январе, феврале, апреле, июне 1943 г. Завершение операции по ликвидации бандитизма на территории Калмыкии не предотвратило рокового развития событий.
Летом 1943 г. некалмыцкая часть руководства КАССР начала проявлять недоверие к калмыкам вообще. Кичиков витиевато характеризует это как "одностороннее нездоровое отношение к недостаткам и трудностям и к проявлению политической и культурной отсталости среди калмыцкого населения"[50].
В августе 1943 г. секретарь Калмыцкого обкома партии по кадрам П.Ф. Касаткин направил в ЦК ВКП(б) докладную записку, в которой, судя по изложению ее в диссертации Кичикова, связывал в один узел выступления части калмыцкого населения во время гражданской войны на стороне белых и сотрудничество части населения Калмыкии с гитлеровцами. При этом, по словам Кичикова, он не проводил никакой классовой дифференциации между белой контрреволюцией и трудящимися Калмыкии, выступившими с оружием в руках против внутренней и внешней контрреволюции во время гражданской войны. Касаткин не делал различия между сотрудничеством с гитлеровцами "антисоветских, кулацких, националистических и уголовных элементов" в отношении основной массы калмыцкого населения, оставшегося верной советской власти[51].
В изложении Кичикова П.Ф. Касаткин интерпретировал пережитки, связанные с особенностями быта и исторического развития калмыцкого общества, как проявление "буржуазного национализма"[52]. Докладная записка Касаткина была положена в основу обвинения, выдвинутого вскоре правительством СССР и ЦК ВКП (б) против калмыцкого народа в целом.
Калмыцкий историк обвиняет бывшего секретаря обкома в том, что он ставил вопрос о политической неблагонадежности калмыков и о политической и деловой неполноценности большинства руководителей калмыцкой национальности. Кичиков обвиняет Касаткина также и в искажении фактов. Касаткин в своей докладной записке умолчал, например, о том, что планы некоей фашистской диверсионной организации были сорваны при помощи калмыцкого населения
Слухи о том, что в Москве принято или предполагается принятие решения об общегосударственной репрессии против калмыков в целом, достигли Элисты. 25 декабря Калмыцкий обком ВКП (б) обратился с письмом в ЦК ВКП (б), в котором сообщал о мерах, принятых для борьбы с бандитизмом и о фактической ликвидации последнего[53]. Однако неизвестно, попал ли этот документ в ЦК до выселения калмыков, поскольку он датирован всего двумя днями ранее.
27 декабря партийным и советским работникам калмыкам было сообщено в устной форме о переселении калмыцкого народа безо всяких изъятий и исключений. Причем, согласно утверждению Кичикова, мотивы упразднения "Калмыцкой АССР соответствовали основному содержанию негативной части" докладной записки Касаткина[54].
В течение четырех дней, с 27 по 30 декабря, войска МВД провели насильственное выселение всего калмыцкого народа. Потянулись эшелоны в Сибирь и Среднюю Азию...
Однако дело не ограничилось лишь территорией Калмыкии. На всех фронтах солдат и офицеров калмыков стали вызывать из частей на сборные пункты, а затем направлять в трудовые батальоны. Исключение, однако, было сделано для генерального инспектора кавалерии Красной Армии, героя гражданской войны, генерал-полковника О.И. Городовикова, и для его племянника - командира 184-й стрелковой Духовищинской дивизии генерал-майора Б. Б. Городовникова[55].
Заканчивая этот раздел, необходимо сказать о вкладе калмыцкого народа в войну против гитлеровской Германии.
О том, что большинство калмыков осталось не только лояльными советской власти, но и с оружием в руках защищало ее, свидетельствуют следующие факты.
К 30 июня 1941 г. в военкоматы Калмыкии поступило до 2000 заявлений добровольцев. Было сформировано ополчение, в котором на 30 июля 1941 г. числилось 8664 чел. (из них 3458 коммунистов и комсомольцев)"!
В сентябре 1941 г. был сформирован 189 калмыцкий кавалерийский полк (1200 сабель) 70-й кавалерийской дивизии[56]. За первые 8 месяцев войны в армию было отправлено 20.032 чел. К началу 1943 г. в армии насчитывалось 23 тысячи солдат из Калмыцкой АССР[57].
С июля 1942 г. по январь 1943 г. в боевых операциях принимала участие 110-я Отдельная калмыцкая кавалерийская дивизия, сражавшаяся на Дону и на Северном Кавказе. Многие воины калмыки воевали на различных фронтах советско-германского фронта. Калмыки были также участниками подпольных групп и партизанских отрядов как на территории самой автономии, так и за ее пределами.
Калмыки считались в Красной Армии хорошими солдатами, и когда в начале 1944 г. последовал приказ о снятии с фронтов военнослужащих калмыцкой национальности, то находились командиры, которые быстро меняли национальность своим солдатам и офицерам и таким образом оставляли их в своей части. (Кичиков пытается интерпретировать это как проявление дружбы народов и интернационализма, якобы благодаря которым ’’значительная часть офицеров и некоторая часть младших командиров калмыков” осталась в действующей армии.) Объяснение, конечно, более простое - нежелание расстаться с хорошими солдатами их командиров, в иных случаях личная дружба людей.
Калмыцкий историк называет цифру около 4 тыс. калмыков, находившихся в Красной Армии к концу войны[58], но не указывает источника этой цифры.
Были случаи, когда солдаты-калмыки, отправленные в строительные батальоны, бежали на фронт и там вновь становились в ряды армии[59].
Несколько сот калмыков были награждены за доблесть орденами и медалями СССР, некоторые стали Героями Советского Союза[60].
Если даже принять как достоверную цифру, приводимую во многих работах западных исследователей, 5 тысяч калмыков, служивших в военных формированиях гитлеровской армии, то окажется, что подавляющее большинство калмыков, проживавших на территории СССР — их насчитывалось в 1939 г. 134 тысячи - остались верными советской власти.
После второй мировой войны неоднократно предпринимались попытки идеализировать политику фашистских оккупантов на Кавказе и в Калмыкии. На самом же деле сущность германской оккупационной политики оставалась неизменной повсюду, где устанавливалась оккупационная власть гитлеровцев. Коротко ее можно было бы охарактеризовать так: массовые зверства, насилия, угнетение и порабощение местного населения, организованное ограбление национального богатства.
Александр Даллин, историк высокого профессионального класса, писал в своем исследовании:
Несмотря на специальную политику, было бы исторически неверным изображать германское управление на Кавказе как идиллию, незапятнанную плохим обращением и жестокостью. Грабеж, физическое насилие и дикриминация были широко распространены. Экономическая эксплуатация была предпринята в широком масштабе. В сомнительных случаях военные требования имели приоритет над местными интересами. Германские репрессии за убийство или ограбление армейских складов были столь же быстрыми и кровожадными, как и повсюду в оккупированной Европе[61].
Если преступления, совершенные гитлеровцами на территории Кавказа, и были количественно меньшими, чем, скажем, на Украине, в Центральной России и в Крыму, то это объяснялось лишь их кратковременным там пребыванием. Гитлеровцам не удалось завоевать на свою сторону кавказские народы.
Александр Некрич
Из книги «Наказанные народы», издательство «Хроника», Нью Йорк, 1978
[1] Очерки истории Кабардино-Балкарской организации КПСС. Указ. соч., стр. 242.
Зайсанги - родовая знать; гелюнги - местное ламаистское духовенство.
М.И. Кичиков. Советская Калмыкия в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук. Ленинград. 1972, стр. 58.
Там же. Приложение № 3. Данные из материалов переписи населения 1939 г., стр. 393.
М. Л. Кичиков. Диссертация, стр. 57, 97.
Калмыкия в Великой Отечественной войне 1941-1945. Документы и материалы. Элиста. Док. № 90, стр. 141-143. Из докладной записки СНК Калмыцкой АССР и обкома ВКП (б) в ЦК партии и СНК СССР о военном и хозяйственном положении Калмыкии на 15 августа 1942 г. Астрахань. 16 августа 1942 г.
M.J1. Кичиков. Диссертация. Указ. соч., стр. 92.
[8] Там же, стр. 92.
[9] Muehlen. Op. cit., S. 188.
[10] Калмыкия в годы Великой Отечественной войны... Указ. соч. Док. № 94, стр. 151.
Там же, № 140, стр. 226. Из докладной записки Калмыцкого обкома партии в ЦК ВКП (б) об итогах партизанского движения в Калмыкии.
2 апреля 1943 г.
[12] Калмыкия в Великой Отечественной войне... Указ. соч., стр. 143.
[13] Там же, стр. 218.
[14] Калмыкия в Великой Отечественной войне... Указ. соч., Док. № 94, стр. 149-150.
[15] М.Л. Кичиков. Диссертация, стр. 222.
[16] Muehlen. Op. cit., S. 126.
[17] Калмыкия в Великой Отечественной войне... Указ. соч. Док. № 94, стр. 151.
[18] Hoffman, Op. cit. S. 76.
[19] Ibid. S. 27-28; Muehlen. Op. cit., S. 122.
[20] МЛ. Кичиков. Диссертация. Указ. соч., стр. 234.
[21] M.JI. Кичиков. Диссертация. Указ. соч., стр. 233.
[22] Hoffman, Op. cit., S. 180.
[23] Ibid., S. 179.
В докладной записке Калмыцкого обкома ВКП (б) в ЦК ВКП (б) от 12 января 1943 г. указывается: ’’Чрезвычайно своеобразной была демагогическая политика фашистов в городе и районах...” См. M.J1. Кичиков. О некоторых вопросах истории Калмыкии в годы Великой Отечественной войны. Калмыцкий научно-исследовательский институт языка, литературы и истории. Ученые записки. Выпуск 6. Серия историческая. Элиста, 1968, стр. 174.
[25] Там же, стр. 174-175.
[26] Калмыкия в Великой Отечественной войне... Указ. соч., Док. № 94, стр. 150.
[27] Указ. соч., Док. № 140, стр. 226.
[28] М.Л. Кичиков. Во имя победы над фашизмом. Очерки истории Калмыцкой АССР в годы Великой Отечественной войны. Элиста, 1970, стр. 121.
[29] Hoffman Op.cit., S. S. 23, 28, 29.
[30] Muehlen. Op. cit., S. 188-189.
[31] Калмыкия в Ьеликой Отечественной войне... Указ. соч., Док. № 94, стр. 150.
[32] Ibid. S. 65.
[33] М.Л. Кичиков. Указ. соч., стр. 233.
[34] Hoffman. Op. cit., S. S. 130-134 .
[35] Калмыцкий научно-исследовательский институт языка, литературы и истории. Ученые записки. Вь пуск 6. Серия историческая. Элиста, 1968 г.; М.Л. Кичиков. О некоторых вопросах истории Калмыкии в годы Великой Отечественной войны, стр. 173.
[36] Калмыкия в Великой Отечественной войне 1941-1945...Указ. соч., Док. № 94. Из докладной записки Калмыцкого обкома ВКП (б) в ЦК партии о военно-политическом состоянии Калмыцкой АССР. г. Астрахань. 18 ноября 1942 г., стр. 151.
[37] М.Л. Кичиков. Диссертация, стр. 241.
[38] Там же.
[39] Hoffman. Op. cit. S.,136; 187-188.
Ibid., S. S. 188. Заметки о беседе с Долл ем генерал-лейтенанта Шар- това, полковника Хана и др. 20. 6. 43 в Днепропетровске : относительно Калмыцкого соединения д-ра Долля. 21. 7. 1943.
[41] Ibid. , S. 136.
[42] Калмыкия в Великой Отечественной войне..., стр. 227.
[43] Hoffman. Op. cit,S. 168.
[44] М.Л. Кичиков. Диссертация. Указ соч., стр. 312.
[45] М.Л. Кичиков. О некоторых вопросах истории Калмыкии... Указ. соч., стр. 177.
[46] М.Л. Кичиков. Диссертация. Указ. соч., стр. 66.
[47] Там же, стр. 320.
[48] М.Л. Кичиков. Указ. соч., стр. 190.
[49] Очерки истории Калмыцкой АССР..., стр. 306.
* М.Л. Кичиков. Диссертация. Указ. соч., стр. 324. Архивные данные этого документа - ОПА КАССР, ф. 1. оп. 3. д. 456. лл. 166-194. Кичиков крайне лаконично излагает этот 28-страничный документ.
[51] Там же, стр| 324-325.
Там же, стр. 325.
[53] Там же, стр. 326 (ОПА КАССР, ф. 1. оп. 3. д. 456. л. 274).
[54] Там же, стр. 333.
[55] Там же, стр. 334.
[56] Там же, стр. 90.
[57] Там же, стр. 152.
[58] Там же, стр. 335.
М.Л. Кичиков. Указ. соч., стр. 334.
[60] Очерки..., стр. 309.
[61] БаШп. Ор. ей. р. 248.
